Вокруг клубился такой туман, что я не мог разглядеть и пальцев на вытянутой руке. Тишина и темнота укутывали меня, а из-за сырости казалось, что я нахожусь в затхлом склепе, в который никто не заходил веками, и застывший в вязкий студень воздух никак не хотел протискиваться в лёгкие, недовольно свистя в дыхательных путях.

— Я знаю, что ты здесь. Выходи уже, — сказал я в туман.

Отражение вышагнуло из белёсой завесы и остановилось, вперившись в меня тяжёлым взглядом. Его лицо выражало какую-то странную скорбь, чего никак нельзя было ожидать от этого вечно ухмыляющегося и гримасничающего лица. Моего лица.

— Ты сегодня не в настроении? — усмехнулся я, категорически сбитый с толку его поведением.

Двойник медленно вздохнул, не отводя взгляда. И снова промолчал.

— Ты пришёл, чтобы молчать? — спросил я резче. И вроде бы, ну вовсе не нуждался я в его привычных уже насмешках и поучениях, но сейчас мне стало сильно не по себе от их отсутствия.

Второй я наконец отвёл взгляд и двинулся вокруг меня настоящего, разгоняя мглу неспешными движениями. Под нашими ногами обнаружились небольшие холмики явно искусственного происхождения, рядом, закутанный в туман, сидел, прислонившись к большому валуну, скелет с запрокинутым назад черепом. Будто неведомый человек привалился к камню, чтобы отдохнуть, да так и задремал, и умер во сне, лишь бы никогда больше не просыпаться.

— Где мы? — я снова подал голос, правда, уже не рассчитывая на ответ, но Отражение вдруг ответило:

— В ещё одной реальности. Альтернативной.

— Что на этот раз?

Наверное, мой вопрос прозвучал чересчур нервно, потому что двойник вскинул на меня печальный взгляд и махнул рукой:

— Да не переживай ты так. Просто одна из возможностей.

Настало моё время молчать. Пусть сам говорит.

— Ты задумывался, почему тебе так нужно вернуть Лину? — словно прочтя мои мысли, спросило Отражение.

Я кашлянул, припоминая собственные размышления по этому поводу.

— Много раз.

— И как выводы?

Я не захотел отвечать, заподозрив очередную издёвку.

— Да брось, — двойник со скучающим видом повёл рукой, оставляя в тумане узкую дорожку из заледеневших капель. — Давай варианты. Подумаем вместе.

Меня все ещё терзали сомнения, стоит ли отвечать на столь очевидную провокацию, но я все же сдался:

— Хотя бы потому, что нельзя её просто бросить после того, как я сам втянул её в авантюру.

— Кодекс чести? — вяло улыбнулось Отражение. — Хорошо, но этого явно недостаточно. Ты прекрасно понимаешь, что обоим гибнуть ни к чему. Давай следующий вариант.

Я вздохнул.

— Потому что я к ней неравнодушен, — это скорее прозвучало как вопрос, несмотря на то, что я пытался придать фразе утвердительную интонацию.

— Любовь? Уже ближе. Развивай мысль в этом направлении.

Не понимая, к чему он ведёт, я снова не стал отвечать. Видя, что я не могу дать вразумительного объяснения, Отражение ответило само:

— Привязанность. Страх потери. Это инстинкт. Всё остальное — чувства, мораль — просто верёвочки, за которые тянет подсознание. Это всего лишь твоя человеческая природа. Человек ведь — существо социальное.

— И чего в этом плохого? — не понял я.

— В чем, в природе? — двойник задрал голову, и с неба тут же не спеша полетели хлопья снега. — В социальности? Хотелось бы тебе напомнить о том, к чему иногда приводит человеческая природа, но… В данном случае — ничего. Категорически плохого — ничего. Но нужно с чего-то начинать борьбу.

— Чего? — не понял я. — Какую борьбу?

— Со своей природой.

— И бросить всех, кто мне дорог? — обалдел я.

— Не бросить, — помотал головой двойник. — Я не предлагаю тебе отказываться от твоих ценностей, коими в том числе являются честь и добросовестность. Просто ты должен понимать.

— Что именно?

Отражение снова уставилось на меня печальным взглядом.

— Ты всех потеряешь.

Его глаза сверлили мой зрачок, а я от негодования даже забыл, как выдыхать, не то, что говорить.

— Рано или поздно они все уйдут. Все, кто тебе дорог. Малой ли, большой ли кровью, но ты потеряешь их, просто потому что не сможешь удерживать вечно. По твоей воле, по их, по чьей-то ещё — не важно. Они перестанут быть рядом и больше никогда не вернутся.

Я смотрел исподлобья, пытаясь сопротивляться его словам, но в итоге лишь сильнее ощущал, как тяжелеет голова и опускаются плечи. Противоречить не хотелось. Не имело смысла.

Отражение, видя моё смятение, продолжало вкрадчиво говорить, стараясь растолковать мне свою мысль:

— Ты идёшь за ней, потому что нашёл в ней лекарство. Она — твоя панацея. А придумал ты это потому, что почувствовал рядом с ней облегчение и по наивности решил, что это навсегда. Но на самом деле это тоже временно, как и всё на свете. Так что если ты лишишься её сейчас, получишь боль. Если спустя время — разочарование. Сам решай, что из этого хуже.

— Если бы всё было так, ни один человек никогда не был бы счастлив.

— Ты прав, — кивнул двойник. — Счастье на свете, конечно, есть. Не все страдают, не все разочаровываются. Не для всех связь с другим человеком означает заведомую трагедию. Но в твоём случае это именно так.

Он замолк ненадолго, наслаждаясь падающими на его лицо снежинками. Я не прерывал паузы.

— Для тебя Лина — великий источник силы. Ты готов идти за ней хоть на край света. Но там, где великая сила, всегда и великая слабость. Отбери у мудреца ум, у силача силу, и что от них останется?

Туман стал плавно рассеиваться, открывая бесконечное поле небольших холмиков, краешки которых я увидел в начале сна. Отражение плавно таяло вместе с завесой и говорило, не переставая глядеть мне в глаза:

— Чем сильнее ты сопротивляешься потере, тем обширнее она окажется в итоге. И даже если твоих сил хватит на подвиг, он будет лишён смысла. Ты только понапрасну взвалишь на себя ношу героизма. Так что иди, иди за Линой. Это правильный поступок, и однажды тебе лично придётся иметь дело с его возвратом. Главное, помни, что когда-нибудь ты всё равно всех потеряешь. И тогда…

Он истаял, не договорив, и забрал с собой туман, что висел над нами и давил на плечи. Дышать стало легче, но открывшаяся картина заставила меня замереть.

Тяжёлая серая хмарь вместо небес, угрюмо нависающая над бессчётными холмиками одинаковой формы и размеров. Сначала я не мог понять, что они мне напоминают, но потом вдруг осознал, что эти горки бурой земли идеально соответствуют размерам человеческого тела.

Три из них, самые ближайшие, были ухожены, подровнены и украшены — не чета остальным. На одной в изголовье лежал заржавевший шлем со змеиными глазами, во вторую был воткнут красивый стилет со стёртой рукоятью. Третья — усажена неувядающими цветами, самыми разными, и оставалось только гадать, каких усилий стоило принести и заставить их расти в этой мрачной неродящей пустыне.

Прямо напротив них сидел, прислонившись к огромному камню, будто сильно устал, скелет, а в ногах у него лежали небрежно завёрнутые в полуистлевшую ткань мечи со знакомыми замками на рукоятях.

В полной тишине.

Ноги сами собой подкосились, и я рухнул на колени, не в силах справиться с внезапно навалившейся слабостью. Точно простреленный, я стал заваливаться набок, но всего за мгновение до соприкосновения с землёй проснулся, обливаясь холодным по̀том, в промозглых болотах Чернотопья.

— Ну, слава Великой Тверди! Хоть распогодилось.

— Ага. И дичи больше стало.

— Вот-вот! Понятно теперь, почему её раньше не было.

Ноги утопали во мху, который, в свою очередь, утопал в воде. Мошкара с назойливым жужжанием лезла в уши, нос, да и вообще везде, куда только могла залезть, что сначала нервировало, потом бесило, а в итоге перестало волновать. Осеннее солнышко, хоть и подрастерявшее жар, в этот день палило так, словно собиралось высушить нас вместе с активно парящим болотом.

После ночи в болотном замке минуло шесть дней. Как только воды вокруг стало меньше, а туман рассеялся, мы немного оправились от увиденного. Разве что Рэн стал чаще хмуриться и уходить в себя, но это как раз ничуть меня не удивляло. Удивило бы, если б он был весел и беззаботен, как Кир. С гнома-то всё как с гуся вода, а вот пуэри — существо значительно более тонко организованное.

— Местность повышается, — сказал Рэн как бы между прочим. — Думаю, завтра-послезавтра болота кончатся.

— Слава Богам!

— Кир, из твоих уст это звучит как богохульство.

Гном только хмыкнул, нисколько не смутившись.

Я усмехнулся. Следить за языком наш копатель не умел и не хотел. Это даже немного настораживало, ведь если бы он брякнул нечто подобное на людях, неприятностей мы бы огребли по самое не хочу. Ну не любят почему-то люди, когда смеются над их богами…

Я верил, что гному хватит ума вовремя заткнуться, но на всякий случай сказал под видом шутки:

— Значит, когда доберёмся до людей, разговаривать придётся мне.

— Да на здоровье, — отмахнулся Кир. — Я и так не пылал желанием. А нашего друга из прошлого подведёт акцент. Это если он прикроет вот эту штуку, — он указал на аниму.

Рэн задумчиво наклонил голову, словно пытаясь увидеть сияющее пятно между ключиц.

— А он прав, — сказал я, поразмыслив. — Тебе придётся каким-то образом прятать её. Чтобы поменьше выделяться.

— Можно закрыть платком, — сказал Рэн. — Только где его взять?

— Раздобудем где-нибудь, — махнул рукой гном. — Доберёмся до ближайшей деревни, какой-нибудь старушке дров наколем, и будет тебе платок. А до того времени лучше никому на глаза не показывайся. Очень уж ты… приметный.

— На северянина похож, — добавил я, склонив голову набок.

— Маловат для северянина, — поморщился Кир. — И смугловат.

— И что? — не понял Рэн.

— Как, что? Не будешь же ты каждому представляться: здрасьте, я Рэн, последний из пуэри, прибыл к вам через портал прямиком из далёкого прошлого! Легенда нужна. Чтобы не травмировать шаткую людскую психику.

— Ты о своей психике лучше беспокойся, борода. Но легенда и правда нужна.

— Будешь как настоящий шпион — замаскированный и глубоко внедрённый в ряды противника, — сказал Кир Рэну полушёпотом и для убедительности судорожно покивал.

— С глазами только что делать? Не бывает у людей таких глаз.

— Да ну! За серые вполне сойдут. К свету главное пореже поворачиваться. А так… Ну, пожалуй, можно сказать, что мать-северянка согрешила с кантернцем.

— А акцент?

— Да, акцент не северный… Он вообще непонятно на что похож. Может, эльфийский?

— Очень смешно. Ты когда-нибудь видел живого эльфа?

— Нет. Но драконов тоже никто не видел, однако рыцари ваши их ищут из года в год, чтобы убить. Ладно, эльфийский не подходит, конечно. Слишком экзотично…

Рэн молча переводил взгляд то на меня, то на гнома, наблюдая за тем, как мы приспосабливаем к нему словесный грим, и наконец не выдержал:

— Так, стойте! Вы хотите, чтобы я всем лгал?

Мы, одновременно замолчав, даже остановились, чтобы посмотреть на него как на идиота.

— Не просто хотим, но и настоятельно рекомендуем, — подчеркнул я. — От этого напрямую зависит твоё выживание. И наше, между прочим.

— Знаешь, как люди любят жечь всех подряд на кострах? — добавил Кир. — Чуть что, сразу тычут пальцем: «колдун!», или там: «еретик!» Повод у них найти вообще не проблема. А тебе с твоей историей можно даже к гадалке не ходить. Ещё ладно, если дурачком сочтут, а то ведь можно и у столба позагорать…

— Это не шутка, — подтвердил я. — Лучше соврать, чем привлечь к себе ненужное внимание. Да и меня, вообще-то, ищут Меритари. Этой своре лучше не попадаться. Если засветимся…

— Ладно, я понял, — раздражённо отмахнулся Рэн. — Как скажете.

Даже не глядя на нас, пуэри пошёл дальше. Мы с Киром ещё раз переглянулись. Гном пожал плечами и тоже двинулся вперёд. Я вздохнул им вслед.

Мне почему-то казалось, что дальше настроение пуэри будет только ухудшаться.

Вечером следующего дня, когда мы зашли в изрядно пожелтевший лес, широкой дугой огибающий последние озерца, Рэн вдруг остановился и указал пальцем на север:

— Смотрите. Что это?

Уже подступали сумерки, свет дня пошёл на убыль, поэтому я далеко не сразу разглядел замшелые камни старого строения.

— Руины, — пожал плечами я. — Похоже на развалины дозорной башни. Насколько я знаю, некогда здесь было порядочно селений, а в паре десятков лиг к северу жили орки, пока их не выбили оттуда бравые северяне. Наверное, тут был пост.

— Мне показалось, я видел там огонь.

Я внимательно посмотрел на остатки стен ещё раз, но не увидел ни единого блика.

— Скорее всего, действительно показалось.

Пуэри настороженно посмотрел в ту сторону, но не стал спорить.

В эту ночь я спал хорошо и крепко. Должно быть, потому, что лежал на сухом, от настоящего костра веяло настоящим теплом, а нос щекотал приятный запах зелени, а не вонь болотной воды. Все выспались, кроме Рэна, который вызвался дежурить первым. Когда мы с Киром проснулись, оказалось, что он так и не сомкнул глаз. В ответ на наши недоуменные взгляды пуэри сообщил, что совсем не хотел спать.

Позавтракав, мы отправились на поиски тропы, которая вывела бы нас к какому-нибудь селению — требовалось пополнить запасы еды и добыть нормальную одежду.

Вообще, если бы кто-то взглянул на нашу компанию со стороны, то непременно сказал бы, что по нам плачет балаган — настолько пёстро она выглядела. Рыжебородый гном со странным шлемом на голове. Высокий человек в старом балахоне явно не по размеру, с двумя мечами в самодельных ножнах. И в довершение картины неведомый персонаж с самодельным же луком, с виду похожий на обычного парня, но со светящимся пятном между ключиц. При этом вся троица с различными шкурами, мешками, сшитыми из звериных внутренностей, грязная и помятая. Цирк, да и только.

Мы довольно быстро набрели на просеку, которая, в свою очередь, влилась в сельскую дорогу со свежими колеями. Судя по всему, мы вышли поблизости крупной деревни. Телеги, оставившие такие глубокие борозды в земле, были нагружены чем-то тяжёлым, из чего я сделал вывод, что где-то неподалёку находилась деляна, в которой селяне заготавливали дрова на зиму. Лес уже активно желтел, но листвы опало пока немного.

— Как-то тихо здесь, — сказал Рэн, оглядываясь по сторонам.

— О чём это ты, дружище?

— Птицы. Их нет.

Его тон заставил меня насторожиться. Действительно, был слышен лишь лёгкий шелест высыхающей листвы да отдалённые постукивания дятла.

— Не нравится мне всё это, — сказал пуэри, и тревога ещё отчётливее отразилась на его лице.

— Да ладно тебе! Это же отшиб цивилизации, что тут может случиться? — беспечно махнул рукой Кир и повернулся, чтобы поправить лямку сумки.

Это его и спасло.

Гном не успел произнести больше ни слова, потому что в грудь его ударила стрела. Копателя развернуло, и от мгновенной смерти его спасло только то, что стрелок перенервничал, поторопился с выстрелом и не взял упреждение. Если бы Кир не сделал это случайное движение, снаряд угодил бы прямо в сердце.

Мы с Рэном моментально оказались на земле. Рядом просвистела ещё стрела, но предназначалась она точно не мне. За густыми кустарниками, растущими вдоль дороги, раздался многоголосый вопль и отовсюду стали появляться бородатые рожи с дембрийскими саблями наголо.

— Не трогать длинного! — раздался крик откуда-то сзади.

— Рэн! — крикнул я, вскакивая, и приготовил к бою мечи. Но пуэри уже был на ногах, сжимая в одной руке взятый в доме некроманта нож, а в другой уже знакомый по бою со скорпикорой теневой щит. Один из нападавших навёл на него заряженный арбалет.

Мне удалось вовремя отследить траекторию болта, чтобы подставить под него клинок, снаряд лязгнул и отскочил. У наших ног Кир поливал зловредного стрелка отборнейшими проклятиями, а землю — кровью. Я скрипнул зубами и затравленно огляделся: нападающие взяли нас в кольцо, но приближаться не торопились. Хорошая новость состояла в том, что стрелять они больше не собирались. Плохая — в том, что их оказалось около двух десятков, хорошо вооружённых решительных головорезов, а где-то за их спинами я чувствовал двух чародеев, которых по необъяснимой причине не заметил раньше.

— Сдавайся, Энормис! Тогда я обещаю сохранить твоим друзьям жизнь! — сказал высокий косоротый мужичок в потёртой одежде, выходя вперёд. Один из магов. Девятая ступень.

— Завали едальник, дерьмохлёб пучеглазый! — орал Кир, плюясь кровью. — Подойди-ка сюда, я тебе так жизнь сохраню!

Но подняться, несмотря на браваду, он не пытался. Рэн встал со мной спиной к спине. Я едва слышно шепнул ему:

— Есть идеи?

— Есть.

Интересно, какие, подумал я, но не стал уточнять. Вместо этого я опустил оружие, неспешно шагнул к адепту и спросил, прищурившись:

— Ты кто такой вообще?

Тот злобно раздул ноздри и гаркнул в ответ:

— Стоять! В твоём положении не задают вопросы!

Я усмехнулся, нарочито небрежно вскинув бровь, притворяясь спокойным, хотя на самом деле внутри все так и клокотало.

— Ты назвал моё имя, а я твоего что-то не расслышал. Как же я буду сдаваться незнакомому дяденьке?

— Заткнись! Ещё слово, и я прикажу сделать из вас чучела! Бросай оружие!

— Эн! — завопил Кир, который наконец поднялся на четвереньки. — Чего ты с ним треплешься?! Мочи его!

— И правда, — сказал я и с места прыгнул к меритариту. Никто не ожидал этого, все решили, что в таком окружении у нас нет шансов, а потому я не рискну драться. Вопреки их уверенности мой кулак с размаху врезался в челюсть чересчур нервного тупицы, надолго отправив того на землю.

Это стало сигналом к атаке. На меня ринулись со всех сторон, один напоролся животом на вовремя подставленный меч и заверещал, остальные попытались навалиться сверху, но я вовремя отскочил, парировав удар сбоку. Их оказалось слишком много, чтобы отбежать на безопасное расстояние, поэтому пришлось запустить круговое заклинание, которое разбросало нападавших мощным порывом ветра. Я воспользовался передышкой, чтобы оглядеться.

Рэн держал позицию рядом с раненым Киром. Гном изо всех сил пытался встать и помочь, но какая-то сволочь воткнула ему клинок в бедро, поэтому копатель только харкал кровью и ругался, зажимая раны. Не сказать, чтобы пуэри чувствовал себя неудобно, отбиваясь от шестерых противников, но надолго ли это?

Двое молодцев подошли слишком близко и упали с разрубленными коленями. Третий заскочил мне за спину, намереваясь, видимо, оглушить ударом по голове, но не успел увернуться от пинка, поэтому временно оставил меня товарищам, снова выстраивающим кольцо. Не дожидаясь, пока оно замкнётся, я собрался напасть первым, но ноги внезапно увязли в земле. Пришлось быстро плести контрзаклинание, теряя драгоценные мгновения.

— Рэн! — завопил я, едва вязкая земля согласилась меня отпустить. — Давай уже!!! — на меня напали двое, одного удалось оттолкнуть, второму рассечь сонную артерию. — Хватит с ними нянчиться!

Один из наёмников всё же зацепил мою голень низким ударом, и я взвыл, снова раскидывая врагов магической волной. Сразу же, почти не думая, взял пример с нападавшего чародея и сплёл заклинание, не дающее наёмникам вновь подняться. Затем ощутил направленное в меня плетение и рефлекторно выставил щит.

Огнешар взорвался, натолкнувшись на препятствие. Тех головорезов, что оказались поблизости, раскидало, а некоторым даже поотрывало руки-ноги. Воздух наполнялся криками раненых.

— А как же взять живым?! — крикнул я, но тут же отразил следующее заклинание, которое должно было пробить меня ледяным копьём. Я не видел атакующего, поэтому не мог ответить, едва успевая отбивать сыплющиеся магические удары. Заклинания летели с разных точек, но явно сплетались одним и тем же чародеем. Чтобы успевать отражать их, пришлось рассеять своё, державшее врагов на земле.

И вдруг атаки прекратились. Я снова обернулся к друзьям — и остолбенел.

Гном лежал уже без сознания. Пуэри стоял неподвижно, вонзив ногти в ладони, а вокруг метался его тёмный двойник, которого я видел каждый раз, когда смотрел на охотника сквозь Эфир.

С этим существом определённо не стоило связываться. Он пробивал собой пространство, вырастал как из-под земли рядом с очередным противником и рвал, ломал, бил — насмерть, без всякой жалости. Кровь так и хлестала из открытых ран. Воинственные крики быстро сменились воплями ужаса: головорезы поняли, что драться с этой молнией в обличье человека нет смысла, и бросились врассыпную. Но никого из них это не спасло.

Одного за другим тень настигла и убила. Последний упал со сломанным хребтом — и только тогда убийца исчез, а Рэн как подкошенный рухнул рядом с гномом.

Такой быстрой и эффективной расправы мне прежде не доводилось видеть, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Но задумываться об увиденном было некогда.

Я бросился к друзьям. Изорвав одежду одного из убитых, начал перевязывать раны Кира. Рэн сидел рядом с остекленевшим взглядом и дышал надсадно, будто через силу. Неподалёку в корчах умирали немногочисленные раненые. Их хрипы и крики неприятно отдавались где-то у задней стенки черепа, но я даже не посмотрел в их сторону. Воняло вскрытыми потрохами и кровью.

Пуэри вдруг начал трясти головой.

— Ты как? В порядке? — спросил я его, не отвлекаясь от перевязки.

— Нет, — сказал он неожиданно низким голосом.

— Зацепили?

Я создал исцеляющее плетение, чтобы остановить кровь и срастить хотя бы часть повреждений гнома.

— Нет, — в том же тоне ответил пуэри.

Он смотрел на трупы.

Я зло усмехнулся, но сдержал рвущиеся наружу откровения. Оставил их при себе.

«Нельзя смотреть на трупы, оставленные тобой. Первое правило убийцы. Если ты не совсем бесчувственный, сниться будут. Даже если вот такие вот сволочи. А уж такому, как пуэри, точно нельзя на них смотреть…»

Позади испуганно взвыли. Я обернулся: это был чародей, которого я уложил в самом начале. Теперь он пришёл в себя и отчаянно пытался сплести что-нибудь защитное, но получалось у него не очень.

Зря он очухался.

— Присмотри за Киром, — сказал я охотнику и, припадая на раненую ногу, направился к последнему оставшемуся в живых ублюдку.

Охотник изо всех сил боролся с навалившейся слабостью. Сказать, что он чувствовал себя гадко, означало безобразнейшим образом соврать. Не так он представлял себе первую встречу с людьми. Ему казалось, что он где-то свернул не туда, допустил ошибку, и поэтому всё покатилось в Бездну. Словно он оказался в тупиковой ветви истории, в которой всё пошло не по плану.

Кир лежал неподвижно, но выглядел он уже лучше, чем несколько минут назад. Энормис создал какое-то сложное целительское плетение, которое охотник не мог бы воспроизвести при всем желании — не хватило бы сил. Рэн смотрел в спину удаляющемуся чародею и чувствовал, что сейчас случится что-то нехорошее. Возможно даже хуже бойни, которую охотник сам только что устроил.

Не чувствуя под собой ног и спотыкаясь на каждом шагу, он побрел следом.

Когда он догнал Энормиса, тот уже сидел верхом на последнем из нападавших, заломив руки пленника за спину. Последний, несмотря на явную боль, всё ещё пытался освободиться. Правда, Рэн не дал бы и волоска за то, что ему это удастся.

— Давай-давай, попробуй поколдовать. Я тебя заблокировал, — в голосе Энормиса лязгала сталь. — Теперь мои вопросы уместны? А, тварь? — он перехватил кисти пленника одной рукой, а второй схватил несчастного за волосы и с силой грохнул лицом о землю. — Кто такой? Отвечай!

— Я из Ордена, баран! — выкрикнул скрученный маг, брызгая слюной. Из его носа сочилась кровь.

— Ну да, как же я не догадался. Только в Меритари так дерьмово учат Искусству.

— Ты ответишь! Отпусти меня, верзила безмозглый! Орден всё равно тебя зажарит, рано или поздно!

— Уверен? — рыкнул Энормис. — Ты не забыл часом, кто сейчас пыль глотает? Угрожать он вздумал. Ты хоть понимаешь, что если гном умрёт, я твои кишки по всей полянке развешу, как гирлянды?

— Да пошел ты!.. — крикнул в ответ пленник.

Эну это явно не понравилось. Он, недолго думая, схватил меритарита за палец и дёрнул. Раздался противный хруст и вопль боли. Рэн от этого звука даже дёрнулся. Палец теперь торчал под совершенно неестественным углом, а на лице Энормиса не отразилось и тени эмоции.

— Не тот ответ. Говори, как нас нашли?

— Ничего не скажу, козёл!

Ещё один сломанный палец и крик.

— А ты не самый сообразительный, да? Попробуй ещё разок. У тебя осталось восемь попыток.

— Мы наблюдали за болотом! — сдался человек. — Там в глубине… замок. Там куча нестабильной энергии… Поэтому на краю болот у нас пост, в старой сторожевой башне.

— Так, уже лучше. Дальше.

— Вчера мы неожиданно увидели вас троих. Вы не прятались, поэтому тебя без труда опознали по ориентировке. Искали только тебя и гнома, но третий был нам незнаком и выглядел странно, поэтому мы решили не рисковать и стянуть побольше сил. Устроить засаду. Когда вы свернули к югу, мы сразу поняли, что вы пройдёте здесь.

— Почему сначала хотели взять меня живьем, а потом передумали? Какой был приказ?

— За живого давали вдвое больше, дурень! Мы знали, что с тобой будут проблемы, но… — пленник осёкся. Он так и не понял, что именно случилось.

— Почему ждали только меня и гнома?

Пленник вдруг закрыл рот и засопел. Он, видимо, понял, что сболтнул лишнего, и теперь лихорадочно придумывал ответ. Но Энормис уже ухватился за ниточку.

— Не вздумай врать мне, — выдавил он сквозь зубы, дёрнув орденского мага за руки, — не то твои попытки начнут сокращаться с удвоенной скоростью. Отвечай, почему не ждали девушку?

Рэну всё больше становилось не по себе от происходящего. Он узнавал друга с новой стороны. Крайне неприятной.

Несмотря на явную зыбкость, угроза подействовала.

— Потому что её давно сцапали вместе с Литессой!

— Что?

Энормис явно растерялся. Казалось, на секунду он даже забыл о своей злости, но потом в его глазах мелькнула такая ярость, что молодого пуэри передёрнуло.

— Где Лина? — прошипел разъярённый чародей.

— Она давно в Башне! — поспешно ответил скрученный маг, чувствуя, что висит на волоске.

— Так, дружочек, — тихим, невероятно убедительным голосом проговорил Энормис. — Сейчас ты мне расскажешь все, что знаешь о ней, иначе…

— Иначе что? — неожиданно осмелел пленник. Рэн тут же подумал, что бедолага от страха тронулся умом. Убьёшь меня?! Я не боюсь смерти, понял? Вот так! Можешь убить меня, я тебе ни слова не скажу!..

— Все так говорят, — прервал его Энормис. — Но это враньё. А в твоём исполнении оно звучит особенно жалко. Но если хочешь, упирайся. Вынуди меня тебя пытать. Поверь, мне долго не надоест. Сломанные пальцы тебе покажутся соринкой в глазу по сравнению с тем, что ты выдержишь перед тем как умереть. А когда ты сдохнешь, я вытащу твою душонку с того света, засуну её в любой из этих трупов и спрошу ещё раз. Раз плюнуть. Так что усвой, да поскорее: мои друзья для меня очень важны, а на тебя — плевать. Чуешь, к чему клоню?

Скрученный меритарит взвыл и задёргался, но ещё один сломанный палец быстро угомонил его.

— А-а-а, ладно!!! Забери тебя Бездна, ладно! Я слышал, что Гэтсон схватил где-то под Небесным Пиком Литессу, которую все считали мертвее ходяка. А с ней была спутница ученика квислендского изгоя. Тебя, то есть!

— Как их выследили?

— Понятия не имею! Меня там не было! Но ему, должно быть, сильно повезло, потому что иначе Стальная Леди его в порошок бы растёрла!

— Ладно, пока верю. Дальше.

— А что дальше? Он взял их обоих в охапку и тропой доставил в Башню. Девчонку точно держат для того, чтобы выйти на тебя. А с Леди Фиораной у Архимага старые счёты, — несмотря на дикую боль, пленник усмехнулся.

— Что ещё?

— Ничего, больше ничего не знаю! Чем хочешь поклянусь! Я торчу на этом посту уже полгода, до меня долетают лишь обрывки слухов! Слушай, — орденский чародей взволнованно облизнул губы, — ты же не всерьёз всё это говорил, правда? Ты же не убьёшь меня?

Энормис молчал.

— Слушай, ну не надо, будь человеком! — голос несчастного сломался, казалось, он вот-вот зарыдает. — Оставь меня здесь! Я уберусь и больше никогда не встану у тебя на пути, клянусь! У меня дочке полтора годика! Меня же теперь поджарят в Ордене, если узнают, что я тебе всё выболтал, так что я туда не сунусь, тебя не сдам!

— Это вряд ли, — сухо ответил чародей.

— Почему? — растерялся пленник.

— Буду человеком, — сказал Энормис и отпустил руки бедолаги, а через секунду одним коротким движением сломал ему шею.

Меритарит умер, даже не успев понять, что происходит. Его голова безвольно упала на землю, а лицо, под неестественным углом повёрнутое в сторону, удивлённо смотрело куда-то в недосягаемые дали.

Рэн стоял, как громом поражённый. Ему вдруг вспомнился разговор с Муалимом — и теперь тезисы некроманта уже не казались охотнику преувеличением. Глядя, как Энормис буднично поднялся и направился к Киру после совершённой казни, Рэн понял, как сильно заблуждался относительно чародея. А ведь с недавних пор только на этом человеке держалась вся вера пуэри в человечество.

— Ты его убил, — больше для себя, чем для кого-то ещё, произнёс охотник.

— Я знаю, — Энормис выглядел усталым, но сосредоточенным.

— Точнее, казнил. Безоружного.

— Он бы нас сдал, Рэн. Не задумываясь. Будь уверен.

— И это причина ломать ему шею? — пуэри закипал. — Что за дикость?

Энормис вскинул голову и встретился взглядом с охотником. На лицо его медленно вползла змеистая усмешка.

— А я по-твоему кто? Рыцарь, чья честь дороже жизни?

— Я надеялся, что ты — человек, у которого есть хотя бы представление о морали!

— Да ты же сам только что напластал их больше десятка! На куски порвал, вон лежат, вон и вон! Я видел, как твой альтер оторвал башку одному из убегающих. В чём разница-то?

Рэну стало дурно от накатившей злости. Он и в самом деле не заметил, когда противники начали разбегаться, потому что слишком сосредоточился на поддержании альтера. Он просто не мог одновременно и следить за обстановкой, и удерживать энергетического двойника в материальном мире…

— Разница в том, что то было в драке! — пуэри сорвался на крик. — Я защищал себя, тебя и Кира!

— Так и я защищал. Такие уж способы защиты от людей.

Энормис всё ещё ухмылялся, хоть и не так гадко. Охотник даже понял его мысль, но уже просто не мог остановиться.

— Да чушь всё это, — выплюнул он. — Вам просто нравится быть дикарями. Такая уж ваша расовая традиция, видимо. Режете друг друга, бьёте в спину, истребляете — женщины ещё нарожают, не вымрем! Зачем вести себя цивилизованно, если можно просто делать всё, что вздумается, правда? Почему бы не решить проблему самым простым способом? Свернуть ей шею!

Энормис молчал, глядя пуэри в глаза.

— Я думал, что мой мир погиб потому, что был слишком несовершенен, — в голосе Рэна звенела обида. — И что я вижу здесь? Кровожадную беспощадность, возведённую в абсолют! Вижу возвраты, которых вообще как явления не существовало при нас! Что было в том замке, Эн? Ты можешь мне с рациональной точки зрения объяснить то, что мы там видели? Я тебе скажу, что там было. Одна сторона свернула шею другой! Для этого, что ли, ваши боги уничтожили мою расу? Мой дом? Моих родных?

Энормис больше не улыбался. Его взгляд будто налился свинцом, а губы сжались — словно сдерживая рвущиеся наружу слова.

— Да не молчи же ты! — крикнул пуэри человечеству, сжатому сейчас в одном лице. — Объясни мне, во имя всего святого, как это получилось? Как на место пуэри пришли люди? Почему вы лучше нас, кто так решил? А? Это не мы напали на вас! Мы не вторгались в чужие миры, не выжигали их дотла, не устраивали геноцид! Никогда! Так почему твоя раса сломала шею моей?! Ради чего, Эн?! Ради того, чтобы вам было где без конца убивать друг друга?

Ответа не последовало. Ветер шумел в кронах деревьев и срывал с них листву. Стонал, умирая, последний из раненых наёмников. Рэн слышал своё шумное дыхание, чувствовал грохочущее в груди сердце и думал, что его, наверное, слишком занесло. Сказанного не воротишь, но пуэри и не сожалел, что выговорился. Он искренне желал получить ответы на свои вопросы — чтобы снова обрести почву под ногами.

— Можешь ты сказать, ради чего жить последнему на свете пуэри? — спросил охотник тихо, растерянно оглядывая залитую кровью просеку. — Во что ему верить… здесь?

Энормис снова молчал, но Рэн видел — тот понял. Это было написано у чародея на лице. У него явно было что сказать, и на каждый из заданных вопросов имелся ответ. Но почему-то вместо того, чтобы ответить, человек подошёл, хлопнул охотника по плечу и сказал:

— Добро пожаловать в мир людей.

А потом вернулся к Киру и начал менять ему повязки.

Я мог обнадёжить Рэна, сказать, что всё не так, как кажется на первый взгляд. Но всё было именно так. Оправдания привели бы лишь к новым разочарованиям. Поэтому я попросил пуэри соорудить носилки для Кира, а сам, давя в себе отвращение, обошёл всех наёмников. Добил умирающих. Собрал кошельки.

Повезло, что головорезы взяли плату авансом — сумма набралась приличная. У второго чародея, не того, кому я свернул шею, обнаружился кожаный подсумок с лекарственными травами. Я сразу же обработал ими раны копателя. А потом мы ушли, бросив трупы на поживу птицам.

В других обстоятельствах я ни за что не поступил бы так — ведь после этой резни из-за нас где-то появится злобная химера или случится ещё какой возврат. Но только наивный думает, что всегда сможет поступать хорошо. Выбор между хорошим и плохим поступком даётся не всякий раз. Порой перед тобой есть только грязь разного цвета, и в какую-то из них хоть как придётся вляпаться. В конечном итоге жизнь никого не оставляет чистеньким.

Рэн, который не хотел этого принимать, не разговаривал со мной и сторонился. Иногда на его лице застывала гримаса омерзения, которую он сам, кажется, не замечал. Я не лез к нему, понимая, что нарыв, который беспокоил пуэри с момента нашей встречи, наконец вскрылся. Конечно, трудно было не понять его чувств. Если бы не засада, Рэн бы так и носил в себе эту отчаянную безнадёжность, отравляющую его каждый божий день изнутри. Да и какой смысл теребить душевные раны, обнажая их перед другими? Всё равно ничего от этого не изменится. Но я всё-таки надеялся, что когда-нибудь злость и бессилие отпустят охотника. Время ведь не только убивает. Иногда оно всё-таки лечит.

Мы сошли с дороги, забирающей всё больше к югу, и свернули в лес. Так я надеялся сбить Орден со следа — пусть думают, что мы собираемся смыться куда-нибудь в Кан-Терн. Нам это только на руку. После допроса меритарита я лишь укрепился в мысли, что нам прямая дорога в Лотор. Правда, как именно попасть в самый укреплённый город королевства, резиденцию Ордена, я не представлял. Пока.

Кир очнулся через день, и первым делом съел двойную порцию обеда. Пока я рассказывал ему, как мы выбрались, Рэн отрешённо ковырялся палкой в костре. В той части повествования, где альтер пуэри перебил всех оставшихся врагов, гном сказал: «Брешешь». Но потом, видя, что я не шучу, так пристально посмотрел на Рэна, что тот встал и ушёл. В тот же день копатель сказал, что может идти сам, но вечером мы всё равно остановились намного раньше обычного, потому что он буквально валился с ног.

Ещё через пару дней пути по глуши нам попался небольшой городок под названием Жатовник. Появляться там всем вместе было равносильно самоубийству, поэтому следующим утром мы заслали туда Рэна, повязав ему на шею кусок ткани на манер шарфа. Я отдал ему все деньги, несколько раз повторив список того, что нужно купить. Жатовник не имел даже намёка на стены и отличался от большого села лишь наличием ратуши да кое-каких городских служб. Незаметно проникнуть в него смог бы и огр.

Пуэри проходил там весь день, чем заставил нас немало понервничать. Когда же он вернулся, на наши вопросы ответил, пожав плечами:

— Я заходил в церковь. Пообщался с людьми.

Я от бешенства чуть язык себе не откусил.

— Немного?! Тебе же было сказано, как можно меньше разговоров! Что, холодно стало, на костёр захотел?!

— Не переживай, — отмахнулся охотник. — Я общался с крестьянами. Многие из них показались мне вполне милыми… людьми. Приятно было для разнообразия встретить и таких.

Мне оставалось только вздохнуть, а шпильку пропустить мимо ушей. Совсем не хотелось возобновлять разговор на тему «с волками жить — по-волчьи выть».

Рэну удалось достать больше половины списка. Теперь у нас появилась нормальная одежда и обувь, пара старых кинжалов, настоящий охотничий лук с колчаном стрел, баночка целебной мази от местного знахаря, вещевые мешки, съестные припасы и ещё кое-какие мелочи вроде оселка и кривой иглы. Лошадей он брать не рискнул, и я его вполне понимал.

— Все говорят о войне, — рассказал пуэри.

— Что говорят?

— Жалуются, в основном. На цены, на лихие времена. На власть. Только мне толком так и не удалось понять, о какой войне идёт речь.

— Либрия с Прибрежьем сцепились, — сказал я. — Но подробности мне и самому хотелось бы узнать.

Как следует отдохнув, наш маленький отряд направился дальше через леса и равнины, где зелень высыхала и желтела день ото дня. Становилось холоднее, но теперь холод не казался нам препятствием — после путешествия по обледеневшим, занесённым снегом горам и промозглым болотам, без нормальной одежды и снаряжения, это казалось сущими пустяками. Начался октябрь, через месяц-полтора в этих местах уже должен был выпасть снег, но к этому времени, как я надеялся, мы уже будем в столице.

Двигались быстро, но осторожно, старательно обходя крупные селения и посты чуть ли не за версту. Благодаря лекарствам и моей магии Кир быстро оправился от ран, и через неделю уже не испытывал неудобства при ходьбе. Рэн немного отошёл после происшествия на лесной дороге, но держался холоднее, чем раньше. Из-за этого атмосфера в отряде установилась не очень дружественная, но зато спокойная и собранная. Я был этим более чем доволен.

Дни проносились один за другим, не оставляя после себя ничего. Мы глубоко продвинулись в либрийские земли, погони за нами не наблюдалось и не ощущалось. Осторожность не мешала нам время от времени останавливаться на постоялых дворах — таких захолустных, что порой мы были единственными постояльцами за неделю. Топчаны в них были жёсткие, иногда с клопами, а ужины заурядные, но даже гном ни разу не пожаловался. В одной из деревень нам встретился бродячий торговец. Благодаря этой встрече Рэн обзавёлся нейратской кожаной накидкой с меховым подбоем, которая закрывала шею и плечи. С ней пуэри мог спокойно показываться на глаза людям, не опасаясь ввести их в ступор сиянием анимы.

Я мысленно искал способ проникнуть в Лотор. Чем ближе мы подбирались к столице, тем отчаяннее и немыслимей становились варианты. Дело осложнялось тем, что никто из нас не был там, и никто даже примерно не мог сказать, как именно город расположен и охраняется. Кир разводил руками и говорил: «там видно будет». И как не прискорбно, он был прав. Единственным выходом оставалось сориентироваться на месте.

Точнее, так я думал до одного чудесного дня, избавившего меня от этой проблемы.

Заросший многонедельной бородой мужчина в жёсткой путевой одежде задумчиво курил трубку. Дым плотными облаками поднимался к низкому потолку и там рассеивался, прогоняемый сквозняком. Угасающего дня не хватало, чтобы осветить комнату через окно, поэтому на столе горела старая масляная лампа. Её тоже не хватало, и угольки в трубке при каждой затяжке бросали тусклое зарево на лицо мужчины, отражаясь в его полуприкрытых глазах. На колченогом столике перед ним стояла тарелка с остатками ужина, деревянная кружка и полупустой кувшин с вином. Сосуд прижимал собой грубую карту, самой примечательной частью которой был жирный крестик, нарисованный угольным карандашом. Рядом лежали другие бумаги. Одна из них красовалась большой синей печатью с эмблемой тонкой работы: на ней сокол, развернув крылья, как бы прикрывал собой летящую ласточку.

В Либрии эта печать открывала без малого любые двери, развязывала любые языки. Но чаще всего предъявлять её не требовалось. Те, кто носил этот знак, и без него умели добиваться своего.

Комнату человек с трубкой выбрал себе под стать: не самую большую, не самую тёплую, но и не самую плохую — словом, непримечательную. Не потому, что не хватало денег. Служба обязывала. Да и когда каждую ночь ночуешь под новой крышей, отвыкаешь обращать внимание на убранство. Эти комнаты, как и лица встречных людей, затираются и исчезают из памяти, стоит только отвернуться.

Дым стал горчить, и человек вздохнул. Вытряс трубку, поднялся, подошёл к окну.

Сгущались сумерки. Тракт опустел, лишь на востоке виднелось несколько пеших фигурок. На западе, даром что обзор открывался удачнее, не было ни души.

— Все бегут в столицу, — посетовал мужчина окну. — А меня куда отправили? В глушь, куда даже кобольды умирать не ходят.

И, помолчав немного, добавил:

— И что им там засвербело?

Он снова вздохнул и уже собирался уйти, как вдруг его намётанный глаз уловил какую-то несуразицу. Дело было в компании, которая приближалась к корчме с востока.

«Первый, низкорослый и широкоплечий — наверняка гном, — размышлял мужчина. — Второй повыше и похлипче, белобрысый, одет как северянин, но слишком мелкий для него. Третий высокий, крупный, темноволосый — тоже не северянин, хотя похож. А в свёртке за спиной у него оружие, как пить дать. Вот так компашка».

Заинтригованный, мужчина снова набил трубку и закурил. Троица шла быстро, будто спешила преодолеть открытое место, хотя на дороге кроме них никто так и не появился. Гном размахивал руками, словно что-то втолковывая приятелям. Белобрысый то и дело запускал руку под меховой нашейник, и неудивительно — было ещё слишком тепло для такой одежды. Высокий шагал уверенно, но не расхлябано, как гном, путник будто скупился на движения, и эта черта хорошо была знакома человеку у окна. Прежде он знавал кое-кого с точно такой походкой.

Внезапная догадка заставила наблюдателя буквально прилипнуть к стеклу щекой, но он тут же себя одёрнул. Высокий подошёл к калитке, открыл её пропустил вперёд спутников и на мгновение повернулся лицом к привратному фонарю. Всего на мгновение, но человеку у окна хватило и его.

— Быть не может!

Выроненная трубка покатилась по полу, разбрасывая пепел и угольки. Грохот от её падения, казалось, разнёсся на сотни вёрст. Мужчина потрясённо проследил за тем, как троица скрылась из виду в стороне входа в корчму, и бросился к двери. На середине дороги остановился, чертыхнулся, вернулся за трубкой, вытряс её, затоптал тлеющие остатки табака и только потом выскочил в коридор.

Комнаты постояльцев находились в крыле, а единственный ничем не освещённый коридор упирался прямо в главный зал, куда вот-вот должны были войти трое путников. Человек с трубкой быстро и бесшумно скользнул туда, но не успел: входная дверь зала уже открылась. Пришлось отпрянуть и нырнуть в первую попавшуюся дверь. По счастью, эта комната оказалась главной кладовкой, которая как раз имела одну общую стену с главным помещением.

Выглянув из-за угла, мужчина увидел, как троица подошла к стойке трактирщика. Высокий достал несколько монет из кошелька и вполголоса заговорил с хозяином. Тот выслушал, несколько раз кивнул и достал из-под стойки ключ. Всё это время худощавый внимательно оглядывал немногочисленных посетителей, а гном бросал томные взгляды на бочку с элем, висящую на стене за стойкой.

Забрав ключ, высокий направился к лестнице, ведущей на второй этаж крыла. Наблюдатель тут же спрятался за косяком, опасаясь быть замеченным. Пошарив по карманам куртки, он извлёк маленькое зеркальце и выставил его так, чтобы видеть верхний край лестничного пролёта. Путники поднимались всего в паре саженей от притаившегося в темноте мужчины, поэтому он без труда разобрал несколько слов:

— Эн, я задержусь тут, — говорил, судя по всему, худощавый.

Наблюдатель сглотнул. Ему снова захотелось курить.

— Зачем?

— Хочу понаблюдать за людьми, — усмехнулся худой и передал свой мешок спутникам.

— Смотри не напейся, — буркнул гном, и они с высоким скрылись наверху.

Человек с трубкой убрал зеркало и, выждав минуту, выглянул в зал. Худощавый сидел к нему вполоборота, и служанка как раз поставила перед ним кружку и кувшин. Худой не торопясь налил себе тёмной жидкости и отпил.

Стараясь держаться в тени, бородатый мужчина направился в свою комнату. Там он быстро собрал вещи и поставил их у двери. Проверил засапожный нож, повесил на пояс ножны с кинжалом. Задумчиво посмотрев на меч, он оставил его рядом с вещевым мешком.

— Ну и дела, — пробормотал он и снова вышел из комнаты.

В коридоре он наткнулся на служанку: она запирала кладовку, в которой воину только что довелось прятаться. Выглянув из темноты, он удостоверился в том, что худощавый никуда не ушёл, и, дождавшись, пока уйдёт служанка, подошёл к двери кладовки. Оглянулся — коридор был пуст. Сунув нож в изрядно разношенную щель между дверью косяком, человек осторожно отжал щеколду простого пружинного замка и скользнул внутрь.

Пришлось прождать около часа, прежде чем худощавый поднялся из-за стола и направился наверх. Терпеливый наблюдатель тихо покинул укрытие, прикрыв за собой дверь. Главный зал уже пустовал, лишь за стойкой тихо посапывал хозяин корчмы. Бесшумно взбежав по лестнице, воин успел заметить, как в дальнем конце коридора закрылась дверь. Он тихонько прокрался к ней и застыл в нерешительности.

Он все ещё не придумал, как поступить, поэтому для начала попытался заглянуть в замочную скважину. Там было темно. «Сразу лёг спать», — подумал мужчина и легонько толкнул дверь. Последняя тут же отворилась, но больше ничего воин предпринять не успел.

Кто-то дал ему подсечку со спины и так сильно толкнул, что наблюдатель кубарем влетел внутрь, распластавшись на полу. Хлопнула дверь.

— Стой! — успел крикнуть он, но чья-то сильная рука тут же схватила его за шкирку и швырнула назад, к двери, опрокинув на спину.

Над воином тут же нависла крупная фигура высокого. Одной рукой верзила прижал незваного гостя к полу, а другую, объятую ярким синим пламенем, угрожающе занёс над ним так, чтобы ярко осветить его лицо и запугать одновременно.

— Эн! Остановись! — крикнул воин, испуганно глядя в глаза своему давнему знакомому.

Лицо чародея сначала имело решительно-ожесточённый вид, но стоило ему заметить, кого он столь бесцеремонным способом схватил, как угрожающее выражение сменилось растерянностью, а потом и безмерным удивлением.

— Арджин?!

У меня чуть глаза не выпали.

— Это ты?!

— Я! Ты, может, отпустишь меня уже? — сдавленно проговорил разведчик.

Я поспешно погасил заклинание, одним рывком поставил приятеля на ноги и тут же едва не раздавил его в объятиях. К вящему моему удивлению он был тёплым и совсем не походил на восставший труп. Впрочем, какой труп? Если учесть, что его должно было уничтожить вместе с Квислендом, от него даже пепла бы не осталось! А раз он здесь, то…

— Кто-нибудь ещё выжил? — чересчур резко спросил я, встряхнув приятеля за плечи.

Радость с лица Арджина тут же исчезла. Он отстранился и молча покачал головой.

— Тогда как ты выбрался?

Разведчик вздохнул и, хлопнув меня по плечу, сказал:

— Давай-ка присядем.

Мы зажгли лампу. Я представил старому другу новых двух и попросил Кира принести вина.

— Мы думали, нас нашёл соглядатай Меритари, — сказал я. — Прости уж, что помяли.

— Да, засада получилась чудненькая, — протянул Арджин, потирая ушибленный локоть. — Что меня выдало?

— Рэн заметил тебя внизу и подал нам знак, чтобы дожидались здесь.

Разведчик покосился на пуэри и обронил уважительно:

— Глазастый.

Табуретов в комнате оказалось всего два, поэтому мы подвинули стол к кровати. Гном вернулся с двумя кувшинами вина и кружками. По первой выпили молча. Я с нетерпением поедал Арджина глазами: с одной стороны мне до сих пор до конца не верилось, что он жив и сидит передо мной, а с другой очень хотелось услышать историю, которую он всё никак не начинал. Остальные тактично молчали.

Наконец разведчик криво усмехнулся и сказал, глядя на меня:

— В последний раз я тебя видел, когда ты кривой выходил из трактира.

— Я кривой? — возмутился я. — Это тебя там в дугу сворачивало!

— Ну, конечно. Ты хоть до Глубокого Ручья-то доехал?

— Конечно. А тебя, небось, спасло то, что ты заночевал под кустом?

Улыбка сошла с лица Арджина.

— Нет, я как раз добрался до постели. У меня намечался свободный денёк, если помнишь. Я собирался выспаться и со спокойной душой поболеть с похмелья.

— Потому мы и засиделись до полного окривения.

— Да… в общем, не дали мне поспать. Чуть свет пришла Аглая, растолкала меня и сказала, что Старый Маг требует меня к себе. Я кое-как расправил лицо на черепе и с жуткой головной болью явился в его кабинет. Старик, как всегда, словно и не ложился, но в то утро с ним явно было что-то не то. Он нервничал, ходил из угла в угол и на ходу лепил какую-то магическую фигуру. Меня заметил не сразу, а когда заметил, сделал вид, что всё нормально. «Мне нужно кое-что доставить в столицу», — говорит, — «дело особой важности, поэтому поедешь именно ты и прямо сейчас».

— Что это было?

— Конверт. Внутри, вроде бы, было письмо.

— Письмо? — усомнился я. — Это такое обычное, бумажное? Ты уверен?

— Я тоже удивился, — пожал плечами Арджин и раскурил трубку. — За пятнадцать лет не припомню ни одного письма от него.

— Если ему нужно было с кем-то связаться, он делал это через Эфир.

— Именно. Но в тот раз он вручил мне конверт и запечатал его сургучом. Печать, все дела. Я не вскрывал, сам понимаешь. Не моего ума дело. Но поверь, там внутри было что-то лёгкое и гибкое. Шуршащее.

— И что дальше?

— Он велел отправляться как можно скорее и настаивал на том, чтобы ни одна душа не знала об этом задании. Ты меня знаешь, я ему лишних вопросов никогда не задавал. Сказано — сделано. Попил кваску на дорожку, прыгнул в седло и помчал в Лотор.

Разведчик остановился, чтобы затянуться, выпустил облако дыма.

— Я успел ускакать вёрст на сто, — сказал он через паузу, — поэтому отдалённый грохот с похмелья принял за раннюю весеннюю грозу. А потом, вечером, когда уже на ночлег остановился, меня догнал гонец на чуть живой кобыле. От него-то я и узнал, что Квисленд вместе со всеми его обитателями растёрли в порошок.

Над столом повисло молчание. Я собирался с мыслями, разведчик курил, мои спутники ждали продолжения рассказа.

— Я сразу смекнул, что теперь-то за меня точно возьмутся Меритари. — продолжил Арджин. — Пока жив был Дисс, мы все были как у Явора за пазухой, но без него…

— У него было слишком много секретов, — кивнул я, глядя в свою наполовину пустую кружку. — Те же Меритари ни перед чем бы не остановились, чтобы завладеть ими. Так что все, кто был в окружении Старого Мага, обзавелись мишенями на спине. Я в том числе.

— Я понятия не имел, где ты был тогда и выжил ли вообще, — покачал головой разведчик. — Поэтому не стал терять времени. Нужно было доставить это треклятое письмо и обеспечить себе новую защиту.

— Ты вернулся к Соколам? — догадался я.

Мой приятель кивнул:

— Из всех дерьмовых перспектив, которые у меня тогда были, эта воняла меньше всех. Я примерно представлял, что со мной сделают Меритари, попади я к ним, и точно знал, что Соколы со мной такого делать не станут. Боялся только, что из-за какого-нибудь подковёрного гамбита меня выдадут Ордену. Но обошлось. Командор по-прежнему хранит верность королю и только королю.

— И как тебя встретили Соколы?

— С распростёртыми. Не в лучшем смысле, разумеется. Все ведь понимали, кто я такой и где был последние пятнадцать лет. Пару недель меня держали взаперти и подробно допрашивали обо всём, что случилось со мной после того, как я ушёл в отставку. Тёмная комната без окон, яркий фонарь, все дела. Я понимал, что если хочу обзавестись новой протекцией, нужно расставлять приоритеты. Да и в целом выбор был такой: либо выложить всё Соколам, либо Меритари. Сам понимаешь, что я выбрал.

Арджин опрокинул в себя остатки вина из кружки. Я тотчас подлил ему ещё.

— А про письмо? Тоже сказал?

— Отбрехался, — разведчик поморщился. — Сказал, что выжил по чистой случайности. Последняя воля старика как-никак…Надо было выполнить. Да и вообще, где можно было без риска о чём-то умолчать — я умалчивал. Хотя многое пришлось рассказать. Такова была стратегия. Я знал, что между Соколами и Меритари давно дружбы нет. На том и сыграл: сказал, что раз мой контракт с Квислендом, так сказать, завершился, решил вернуться в ряды королевской тайной службы. Соскучился, все дела.

— И тебя приняли?

— Не сразу. С месяц проверяли то, что я им наговорил. Приглядывались. Но в итоге здравый смысл взял верх. Ведь заполучив меня, Соколы могли в очередной раз утереть нос Ордену. Я был слишком ценным приобретением, чтобы просто так мной разбрасываться. Взяли обратно, хотя к важным делам и по сей день не подпускают.

— А что с письмом-то? — не выдержал Кир. — Для кого оно было?

— Этого мне узнать так и не удалось, — Арджин с досадой поджал губы. — Я сделал всё, как велел Дисс. По прибытии в город оставил знак связному, на следующий день в полдень пришёл на базар и встал рядом с лавкой ткачихи. Ко мне подошла старуха, точно как сказал Старый Маг. Я передал ей конверт. Та проверила, что его не вскрывали и, кряхтя, направилась сквозь толпу. Я попытался за ней проследить, но потерял уже через десяток шагов. Кто бы ни был получатель, на него работают настоящие мастера.

Мне рассказ разведчика тоже ни о чём не говорил. Просто ещё одна таинственная история, коими Дисс был окружён, сколько я его помню.

— Меритари, конечно, всё-таки добрались до меня, — продолжил Арджин с усмешкой, — но поздно. Однажды ко мне заявился их адепт — здоровый такой детина с лучным запашком изо рта — и попытался припереть к стенке. Я, не будь дурак, тут же показал бумаги о восстановлении в должности и намекнул, что если к обеду не появлюсь, вопросы будут именно к Ордену. Тот попсиховал и ретировался. А на следующий день меня вызвал к себе командор и сказал, что к нему пришли люди в красных халатах и потребовали моей выдачи. Они сочинили занимательную историю, в которой я выглядел как угроза какой-то страшной магической тайны Ордена.

Услышав это, я посмеялся. Такие выходки были вполне в духе Меритари. Иногда создавалось впечатление, что в Башне все сплошь скользкие, как угри.

— В общем, послал их командор подальше вместе с их пописульками, — кивнул Арджин. — А мне говорит: если вдруг станешь угрозой для их магических тайн, я тебя к награде представлю. Только со мной ими, говорит, поделись. Я говорю — да не вопрос, командор. На том покушения со стороны Ордена и закончились.

— Рано или поздно они всё равно до тебя доберутся.

— Когда-нибудь, но пока им меня не видать, как собственных ушей. Тайная служба короля — это тебе не кружок по вышиванию. С Соколами даже такие ушлые типы как Меритари вынуждены считаться.

— Ты ловко выкрутился, спору нет. Но тут-то ты что забыл?

Арджин выпустил колечко дыма, осушил кружку и проговорил, давя отрыжку:

— Задание.

— Секретное?

— Разумеется. Я разведчик или почему? Ладно, ладно, расслабь лицо, я расскажу. Птичка напела, что Меритари что-то затеяли. Что-то крупное. Сами они, конечно, прикидываются дурачками, но движения уж больно странные совершают. Архимаг то исчезает, то снова появляется, дела Ордена ведёт их внутренний совет старейшин-пердунов. Да и вообще с момента смены архимага там полная неразбериха творится. Я тебе много чего могу рассказать интересного про то, что Соколам удалось узнать, но об этом не сейчас… Так вот, какая-то неприятность постигла Орден на востоке страны, недалеко от Чёрных Топей. Кто-то вроде как накрошил там орденских адептов вперемешку с наёмниками. Целую толпу. Причём Меритари не закричали на весь мир о столь вопиющем преступлении, а попытались всё замять. Вот меня и отправили разузнать, что к чему. Расследование, официальные бумаги, все дела.

Мы с Киром и Рэном бегло переглянулись, но чуткий разведчик, даже будучи под мухой, сразу заподозрил неладное.

— Так, вам что-то известно?

Я опрокинул в себя кружку и ответил:

— Конечно, известно. Мы и накрошили.

Арджин изо всех сил скрывал рвущееся наружу удивление. Рэн сидел с каменным лицом.

— Кто — мы?

— Ну… — я обвёл рукой участников побоища. — Мы.

— Втроём?

— Вдвоём, строго говоря, — гном кашлянул. — К моему великому сожалению.

Разведчик перевёл взгляд на меня. В нём так потрясающе сочетались смятение и озабоченность, что мне стало весело.

— Поведаешь, почему?

— Долгая история, — отмахнулся я.

— Я уже никуда не тороплюсь, — сказал разведчик, пожав плечами.

Пришлось рассказывать с самого начала, а именно с того момента, когда мы с Арджином выкатились из квислендского трактира. История, затянулась за полночь, но все трое моих друзей внимательно слушали. На месте, где мы начали спуск к Глубинам, к рассказу присоединился Кир. Арджин большую часть времени вздыхал, привычно сдерживая эмоции, но нет-нет да в ужасе прикладывал руку к лицу. Кое-что вовсе оказалось сложновато для его понимания. Не думаю, что он до конца понял, откуда взялся Рэн.

— То есть сейчас вы ломитесь в столицу, я правильно понял? — спросил Арджин, когда я произнёс финальное «и вот мы здесь».

Наша троица угрюмо кивнула.

— Сейчас? — переспросил разведчик.

Видимо, на этот раз он надеялся на другой ответ. Но получил точно такой же, что и раньше.

Сокол откинулся на спинку стула, и какое-то время молчал, докуривая трубку. Остальные сосредоточенно пили, и каждый думал о своём. Наконец Арджин выбил трубку и снова спросил, без особой надежды в голосе:

— Отговаривать бесполезно?

Я помотал головой.

Арджин вздохнул, поставил локти на стол, упёрся лбом в ладони и какое-то время сидел так, о чём-то раздумывая.

— Расклад, прямо скажем, удивительно дерьмовый, — изрёк он, поднимая голову. — Вы сейчас как кабанчики на королевской охоте. Если не пристрелят, так собаками разорвут. Друзей у вас там нет, а врагов — навалом. Из-за войны сейчас все на нервах. Стража реагирует на любого подозрительного хмыря, на любого человека в капюшоне. Соколы рыщут без устали, про Меритари и не говорю. Так что вам проще пойти об стенку убиться, чем соваться в столицу.

— Расскажи чего нового, — проворчал Кир.

— Но так как ты упёртый, как баран, — продолжил Арджин, глядя на меня, — кое-что можно сделать. Один друг у тебя там всё-таки есть, и это я. В город я вас проведу, жильём обеспечу. Будем надеяться, что мы провернём все дела и уйдём быстрее, чем нас найдут.

— То есть ты хочешь с нами? — уточнил я.

— Ну, моё задание, считай, выполнено. Из того, что ты рассказал, я смогу состряпать прекрасный отчёт. Командор очень рад будет узнать, что есть на свете люди, которым Меритари не нравятся больше, чем ему самому.

Я вздохнул.

— Дружище, я тебе очень признателен за порыв, но ты только-только добился относительной безопасности для себя. А со мной про всё это можешь сразу забыть. Так что…

— Так что захлопни-ка рот и пошевели мозгами, — прервал меня Арджин. — «Относительная безопасность» — это, считай, не безопасность вовсе. Это тростинка, которая рано или поздно порвётся. Короне на меня плевать на самом деле, а к Соколам меня взяли, как я уже сказал, только потому что я ценное приобретение. На самом деле моя шея в петле, и как только я стану неудобен, из-под меня вышибут табуретку. Хорошо ещё, если я успею заблаговременно слинять. А если нет? Вот то-то же. Нет никакой безопасности. А раз её нет, то зачем горбатиться на тех, кто может меня в любое время отправить в застенки? Я уж лучше буду рисковать головой за то, что сам считаю правильным.

Он замолк и вылил остатки вина себе в кружку.

— Не поспоришь, — сказал я. — Ну, раз уж ты считаешь наше дело правым, я тебе только рад.

— Любое дело правое, если оно против этих орденских ублюдков, — отчеканил разведчик. — Они мне ещё за Дисса не ответили. Прекрасная у меня жизнь была, Эн. Там, в замке. От Соколов ушёл из-за всей этой политической грязи, не по душе она мне. Только при Старом Маге я получил всё, что хотел. Даже больше. А эти скоты взяли и…

Арджин не закончил и только махнул рукой.

Я не стал разубеждать его в том, что в уничтожении Квисленда виновен Орден. Во-первых, вероятно, Меритари и впрямь были причастны. Во-вторых, и это более важно, мне позарез нужны были союзники. Всё-таки когда кажется, что весь мир против тебя, когда прячешься от всех и вся по захолустьям, хочется видеть, что хотя бы кто-то в тебя верит.

Да и совесть становится на удивление гибкой.

На следующее утро наш увеличившийся отряд спешно покинул место ночёвки. Мы хотели, чтобы уход наш остался незамеченным, поэтому встали затемно и рассвет встречали уже в дороге.

Большинство сумок свалили на спину лошади Арджина, поэтому идти стало легче. Холодный осенний воздух бодрил, заставляя теплее кутаться в одежду. Никто из нас, конечно же, не выспался, поэтому сейчас все кроме пуэри зевали во весь рот.

Разведчик почти сразу после отбытия тихо поинтересовался у меня, что не так с Рэном. Я, в очередной раз удивившись внимательности приятеля, вкратце объяснил ему ситуацию, так как вчера не углублялся в детали.

Арджин не делал страшное лицо, не задавал глупых вопросов и не переспрашивал. Всё-таки пятнадцать лет прослужил Диссу — это вам не тут, что там. С таким опытом если вам рассказывают про божественные вмешательства, порталы и застывшее время, вы это воспринимаете, как должное. В Квисленде даже прислуга знала, что такое множественность миров, а уж разведчик, будучи человеком сообразительным, даже немного разбирался в теории магии.

— Ты уверен, что ему можно доверять? — спросил он, дослушав до конца. — Парень, считай, из другого мира. Кто знает, что у него в голове?

— Если я всё верно понял, он скорее даст себя убить, чем предаст, — успокоил я приятеля.

— Я это вижу несколько иначе, — выгнул шею Арджин. — Похоже, пока ему просто удобно следовать за тобой.

— Значит, когда станет неудобно, он уйдёт, — отрезал я. — Хватит, дружище. Имей хоть немного веры.

Разведчик задумчиво помолчал и пожал плечами.

— Как скажешь.

Ближе к полудню нам навстречу попался небольшой отряд дружинников местного князька. Я уже хотел скрыться в лесу, пока не заметили, но Арджин остановил меня, хитро подмигнув. Конные дружинники быстро окружили нас, недобро разглядывая из открытых шлемов. Их старшой выехал вперёд, задал обычные вопросы про «кто такие?» и «куда путь держите?». Я изо всех сил сдерживался, чтобы не схватиться за оружие. Кир, очевидно, тоже. Арджин неспешно открыл цилиндрический футляр и извлёк оттуда бумагу с печатью Соколов. Старшой впился глазами в пергамент, но, убедившись в подлинности документа, махнул своим молодцам, и дружинники сразу потеряли к нам интерес.

— А с тобой удобно, — сказал я, глядя вслед удаляющейся кавалькаде.

— Это патруль, — сказал Сокол, пряча бумаги обратно в тубус. — Из-за войны стало больше разбойников. А так как войско короны оттянуто на юг, здесь порядок поддерживают местные. Ну и из них так себе охранители, сам понимаешь. Всё равно грабят вовсю.

— Разве по закону военного времени разбой не карается виселицей?

— А толку? Голодающему виселица не страшна. Потанцевать на конце верёвки минутку — это тебе не подыхать неделями от голода. Виселица хороша только тем, что сокращает количество ртов.

Мы двинулись дальше.

— Как, кстати, война идёт?

— Таны недавно захватили Керист, и теперь потрёпанная восточная армия пытается отбросить их назад за Виеру.

— Вот как? Стало быть, всё серьёзно?

— А вы что, ничего не знаете? — разведчик удивлённо обернулся.

— Мы несколько месяцев по горам да по долам шаримся, — буркнул гном. — Откуда нам было новости узнавать?

— Первые бои начались ещё в последний месяц лета. Кто-то вырезал лагерь либрийских дозорных у самой границы с Прибрежьем. После этого и понеслось. Восточная армия, стоявшая наготове, перешла Виеру и заняла Чистое Поле. Не без крови, конечно. Да и ненадолго. Западные таны прислали подкрепления пострадавшим соседям. Наши покатились назад, к границе. Уже в конце первого месяца осени шли бои за Керист, а в начале второго месяца наши отступили, чтобы объединиться с маддонским гарнизоном. Таны попытались закрепить успех и продвинуться дальше, но крепко завязли в боях с егерским полком, который плотно засел в лесах. Так что таны укрепились в Керисте.

Я с тревогой вспомнил об Алонсо. Как бы мой кантернский друг не попал в немилость одной из армий. Хотя, зная его, логичнее было бы предположить, что он вывез всё имущество на следующий же день после нашей последней встречи. Хоть в тот же Кан-Терн.

— Что на восточной границе?

— Король купил преданность нейратских наёмников. «Саблезубые», «Реннские мечи», «Мантикоры», кто-то там ещё, не помню. Получилось больше двух тысяч солдат. Их поставили недалеко от Закатных Врат. Дембрийские бароны, конечно, попробовали их на зуб, но северяне задали им хорошую трёпку, и те утихомирились.

— И после этого, наверное, отправились в сторону Кан-Терна.

— Чёрта с два. Кан заключил союз с янгварами.

— Даже так? — я снова удивился. — Чем же он их купил?

— Понятия не имею, но сомневаться в мудрости нынешнего Кана бы не стал. Он очень талантливый дипломат и политик. Так что и Прибрежью, и Либрии, и Дембри не осталось ничего, кроме как скрипеть зубами и смотреть, как Кан-Терн продолжает торговать и с первыми, и со вторыми, и с третьими.

Я вздохнул, подумав, что это война долго не продлится. Скорее всего, даже враждующие стороны останутся при своём. Так, подерутся, поубивают друг друга и успокоятся на какое-то время. А всё ради чего? Ради того же, ради чего и всегда.

Несколько дней мы шли по дороге, а затем пришлось снова уходить в леса. Начались густонаселённые края, в которых велик был шанс натолкнуться на сильного чародея. От него чудо-бумаги Арджина, понятное дело, не помогли бы. Так что мы продвигались в основном просёлочными дорогами, которые с приходом осени хоть и опустели, но вели более длинными путями.

Так закончился второй месяц осени и наступил третий, который местные не называли иначе как «предзимник». Впрочем, заслуженно. В Квисленде — на южном краю королевства — в это время года обычно было ещё тепло, а вот здесь, на севере, холод уже кусался, и не только по ночам. Листва облетела, зелёными остались только ельники. Над лугами одиноко возвышались зароды, слегка оплывшие от последних в этом году дождей, и дожидались переправки к деревенским сараям. Убранные поля покрывала бледная щетина стерни. Погода почти всё время стояла сырая, туманная, серое небо нависало над душой, словно обозлившись на всех на свете. По ночам землю то и дело сковывали заморозки. Надо ли говорить, что всё это нисколько не способствовало хорошему настроению?

В один из дней мы остановились в холмах, за которыми, по словам Арджина, в нескольких часах ходьбы текла Пая — первый крупный приток Виеры. До столицы оставалось несколько дней, от силы неделя пути. Тот факт, что меня там поджидают Меритари, беспокоил и успокаивал одновременно. Беспокоил, потому что я собирался выступить против целого Ордена. Успокаивал, потому что пока меня не поймали, Лина оставалась ценной заложницей. Всё сводилось к одному из двух: либо я сумею извернуться и вытащить её, либо мы оба погибнем.

То ли из-за погоды, то ли из-за усталости к вечеру у меня разболелась голова. Рэн ушёл на поиски ручья или озерца, чтобы пополнить запасы воды. Кир собирал сушняк для костра. Арджин взялся за готовку ужина. Каждый нашёл себе работу, а я, вконец обнаглев, завалился на походное одеяло. Надеялся прогнать мигрень.

Молчаливая возня товарищей убаюкивала не хуже колыбельной, но пульсирующая боль в висках не давала уснуть. Какое-то время я морщился и скрипел зубами. Потом, намаявшись, наплевал на всё и попытался прогнать боль целительским заклинанием. Эффект от него получился никакой. Тогда я решил запустить усыпляющее плетение, но вовремя вспомнил, что самого себя им усыпить нельзя.

«Да чтоб тебя… — мысленно сплюнул я. — Чародей, ученик Мага! Даже головную боль унять не в состоянии».

А потом до меня дошло, что боль может быть и мнимая.

Раз магия не помогала, оставалось ещё одно средство — медитация. Я лёг поудобнее и, чтобы отвлечься от боли, начал бормотать обычную мантру: «Кромешный мрак ведёт на свет». Сначала текст, как всегда, вязал язык, спотыкался об зубы, скользил щекоткой по губам, но недолго. Вскоре слова и их суть разделились, первые, точно шелуха, осыпались и обратились в бессмысленную череду звуков, тогда как вторая вознеслась и засияла тёплой звездой, парящей в мягкой темноте. Я стал этим мраком и этим светом, поэтому боль, которой негде было больше гнездиться, постепенно ушла.

Как обычно, покой меня слишком расслабил, и медитация перешла в дрёму. Это было неправильно, поскольку цель медитации состояла совсем не в том, чтобы нагнать сон, а чтобы очистить разум во имя чистейшей концентрации. Но мне было всё равно. К тому же совсем уснуть мне так и не удалось: едва сосредоточение рассеялось, в голове снова заметались мысли, одна бредовее другой.

Сначала мне пригрезился усердный стук молотка о наковальню. Приоткрыв один глаз, я убедился, что никакого молотка нет и в помине, а стучит ложка, которой Арджин помешивал варево в котелке. Запахло табаком. Повернувшись набок и сунув ладони под мышки, я подумал, что разведчик, должно быть, решил сварить табачный суп. Язык почти сразу вспомнил табачную горечь, и я поморщился. Табачный суп — это же невкусно. Это даже есть нельзя. Так зачем он его варит?

Окончательно потеряв стройность мыслей, я задумался о том, что повара, готовящие подобные супы, наверное, долго не живут. С таким же успехом можно поджарить полено или сварить кашу из топора. Интересно, каково на вкус жареное полено?

В нос попал новый запах, и я тут же сомкнул глаза, опасаясь увидеть торчащую из котелка аппетитную деревяшку. Однако оказалось, что это Кир подкинул в костёр дров, а потянуло всего-навсего смолой. Смола — это уже лучше. Это уже съедобнее.

Гном бросил рядом свой мешок, и я проснулся. Есть всё-таки хочется. Иначе зачем мне думать о жареных поленьях и кашах из топора? И вообще, с чего я взял, что в котелке — табак?

Я сел и потёр лицо руками, сгоняя дрёму.

— Эн! — окликнул меня пуэри.

Я промычал сквозь ладони нечто невнятное, чего даже сам не понял.

— Тебе нужно взглянуть, — добавил Рэн, подойдя ближе.

— Ты же за водой пошёл. Не нашёл ручья? — мне очень не хотелось подниматься и куда-то идти.

— Нашёл.

— Так в чём дело?

— Сам увидишь.

Тягостно вздохнув, я перевалился на четвереньки, встал и потянулся.

— Ну, веди, показывай.

— Сильно не задерживайтесь, ужин почти готов, — буркнул Арджин, когда мы уже уходили.

Сумерки уже перешли в ту фазу, когда кажутся ночью, но ещё ей не стали. Споткнувшись о торчащий из земли корень, я засветил люмик. Рэн вёл меня в обход одного из холмов и в свете явно не нуждался: под его ногами даже сушняк не хрустел.

Спустившись в сырой лог, мы перепрыгнули поваленное дерево, снова взобрались на склон и пошагали на запад, вдоль очередного вала.

— Вот, смотри.

Мы остановились у ручья, некогда стекавшего с большого пологого холма. Теперь вместо воды по руслу лениво текла чёрная жижа, чуть загустевшая от холода. На поверхности тут и там вспухали и лопались пузыри, обдавая нас непередаваемой вонью — точно все бездомные кошки Либрии сдохли в одном месте.

— Ну и дрянь, — поморщился я, присаживаясь на корточки, чтобы рассмотреть всё получше.

Травы рядом с «ручьём» не было. Ни старой, ни свежей. Даже деревья, которые когда-то подкопались корнями к руслу, погибли и начали трухляветь.

— Это не природное, — уверенно заявил Рэн. — Я чувствую. Это какая-то скверна.

— Ну, отрава-то точно, — я подобрал с земли ветку. — И зачем ты меня сюда притащил?

— Ты разбираешься в магии лучше меня, — пожал плечами пуэри. — Вот и скажи мне, что это.

Я ковырнул поверхность жидкости, разглядывая её на свету. За веточкой потянулось нечто похожее на соплю, только тёмное, как патока.

— А пойти вверх по течению не пробовал? — вяло съязвил я. — Понятно же, что это какой-то возврат.

— Понятно, — согласился охотник. — Но ты ведь понимаешь этот мир лучше меня. Вот я и надеялся уловить немного циничной мудрости, которую ты порой изливаешь.

Я глянул ему в глаза, но сарказм, сквозивший в словах пуэри, так и не нарушил спокойствия его лица. Мне оставалось только вздохнуть и первым пойти вверх по склону. На земле виднелись следы — охотник уже ходил туда и нашёл источник заразы. Теперь он хотел посмотреть на мою реакцию. Или что-то доказать.

— Когда начались возвраты? — спросил Рэн.

— Первое упоминание появилось незадолго до Великого Нашествия. Девять тысячелетий тому назад.

— И как думаешь, каким образом открытый мир вдруг оказался замкнутым?

— Без понятия.

— Но ты же понимаешь, что миры не замыкаются сами по себе. Они либо формируются в энергетически замкнутом пространстве, либо нет. Развёрнутые энергетические поля не сворачиваются в кольцо просто так. Кто-то сделал это, Эн.

— Дисс говорил что-то такое, — сказал я, не желая углубляться в тему.

— Отец рассказывал мне, — продолжил Рэн, игнорируя мой тон, — что в теории такое возможно, но это противоестественно. Как вот эта скверна. Он говорил, что при должных знаниях кто-то очень могущественный сможет закрыть мир. Потоки внутри него замкнутся, и он окажется отрезанным от вселенской энергетической сети. Только эффект от этого будет такой же, как если пересадить здоровое дерево в крохотную металлическую коробку. Мир станет неправильным, изменится сам принцип его существования. Нормальный жизненный цикл сам собой прервётся, уступая место постепенному разложению. Мир будет загнивать изнутри, а потом его останки тоже начнут перегнивать. И так до бесконечности. Как по мне такая судьба намного хуже смерти, но… Есть версии, кто и зачем замкнул Нирион?

— Не знаю, Рэн. Но точно могу сказать, что это был не я. На что бы ты не намекал, мне вся эта ситуация с возвратами нравится не больше твоего. Поверь.

Чем выше мы поднимались, тем шире становился поток вязкой жижи. Местами она скапливалась пузырящимися лужами, и дышать рядом с ними становилось уж совсем невозможно. По пути я также заметил несколько трупиков белок и мышей. Они влезли в отраву и не успели уйти от неё даже на десяток саженей.

Рэн ступал за мной тихо и безмолвно. Я чувствовал подступающий голод, но вонь напрочь убивала аппетит. Я надеялся, что смогу поесть после этой прогулки, но поведение пуэри говорило в пользу обратного. А у меня не было даже сил сердиться на него. Была только какая-то болезненная, свинцовая усталость.

Так, в молчании, мы и вышли к источнику скверны.

До вершины холма оставалось с полсотни шагов, и именно здесь нашёл выход ручеёк, который раньше спускался вниз по склону. Теперь же поперёк русла разлеглась здоровенная химера, напоминающая жабу с брюхом на спине. Весу в туше было явно больше сотни пудов. Из туловища росли и упирались в землю когтистые лапы, и на каждой из них имелось разное количество пальцев. Широкий лентообразный язык с хлюпаньем слизывал воду, текущую из-под земли, и отправлял в беззубую пасть. Округлый живот покрывала сетка крупных пор, через которые мутант шумно дышал и потел той самой чёрной слизью, утекающей прочь.

В ней в самом деле не было ничего естественного.

При нашем приближении тварь забеспокоилась, заворочалась, скребанула пару раз когтями землю, но трапезу так и не прервала. Чтобы вскочить и броситься на нас, не могло быть и речи: судя по объеденным растениям, химера не уходила от своей лежанки дальше пяти саженей. Вряд ли она могла хотя бы стоять.

Рэн по-прежнему молчал, явно ожидая моих действий.

— Да уж, гадость, — сплюнул я, обходя тварь на почтительном расстоянии. — Отожралась-то как!

Чудище всхрапнуло и переставило лапы.

— Отойди, моралист, — сказал я Рэну и сам отступил подальше. — Сейчас почищу тут…

В бытность мою чистильщиком магией пользоваться не получалось — потому что работал не один, а простым смертным про мой Дар знать не полагалось. Тем не менее, Дисс научил меня особому плетению, как раз для таких случаев: не самому простому, но работающему только с плотью мутантов.

Хорошо, что теперь меня не сдерживало присутствие посторонних.

Химера вспыхнула, как огромный факел. Зелёное магическое пламя набросилось на неё так же, как обычный огонь набрасывается на сухостой. От боли чудовище захрипело, да так низко, что задрожала земля. Вся туша дёрнулась и сумела отпрыгнуть на полсажени в сторону, но ей это никак не помогло. Над большой пастью открылось ещё две поменьше, и химера заверещала в три голоса — но в них не было естественного страха смерти. Только боль и безумие.

— Надеюсь, эта мерзость не успела попасть в реку или какой-нибудь водоём, — сказал Рэн, глядя на агонию чудища.

— Скорее всего скопилась на дне лога. Тут всё-таки холмы.

Тварь дёргалась из последних сил, но лапы у неё уже сгорели, так что перемещаться она больше не могла. Вопль со временем тоже утих, слышалось лишь шипение сгорающей плоти. А спустя несколько минут на поляне и вовсе остался только толстый слой золы, которую тут же начал подхватывать ветерок.

Я, пошатнувшись, развернулся и побрёл обратно к лагерю. Сил на химеру ушло немало, но слабость навалилась не из-за этого. Просто я подумал про себя, что Рэн прав: Нирион разваливается изнутри, гниёт в собственном соку. Это происходит уже девять тысяч лет, и будет продолжаться ещё невесть сколько. И всё по чьей-то непостижимой воле.

В ночной тесноте мы спустились с холма, снова пошли вдоль гряды, миновали памятное поваленное дерево, и снова пошли в горку. Рэн молчал, очевидно сказав всё, что хотел. Впрочем, слова уже и не требовались. Он задал вопрос, на который у меня не было ответа.

Кто бы ни замкнул Нирион, призвать его к ответу всё равно не удастся. А значит незачем гадать, почему неведомый гигант поступил именно так. Может, Церковь права, и в этом был великий божественный замысел. Может, людские боги замкнули мир, чтобы научить паству нести ответственность за свои поступки. Ведь если бы все знали, откуда берутся возвраты, возможно, кто-то вёл бы себя осторожнее. А может, в замыкании не было никакого смысла, и всё это огромная катастрофическая случайность. Какая разница? Нам не осталось ничего, кроме как смириться с тем, что получилось.

Даже если некто могущественный решил перевоспитать человечество, он жестоко просчитался. Вместо того чтобы одуматься, люди просто… приспособились. Научились жить бок о бок с плодами своей деятельности. Привыкли жить в страхе перед катаклизмами, списали на волю божию детей, которые из-за возвратов рождаются мёртвыми или изувеченными. Перестали обращать внимание на болезни, становящиеся всё тяжелее, всё убийственнее с каждым годом. Привыкли соседствовать с чудовищами, мутирующими, жрущими всё вокруг, отравляющими воду, почву и воздух, с выродками, которые давно стали опаснее самого человека, и которым не хватает лишь разума, чтобы истребить другую разумную жизнь навсегда.

А ведь это лишь вопрос времени. Потому что Рэн прав — мы все здесь гниём заживо, и можно винить в этом того, кто замкнул мир, но сами мы виноваты не меньше. Потому что теперь, когда — не если, а когда! — эти противные самой природе твари поумнеют и переймут несовершенное человеческое мышление, в Нирионе развернётся небывалая бойня. Из каждой пещеры, из-под каждой коряги полезут химеры и покатятся сплошной массой на человеческие города. Элементали, окончательно обезумев, утопят все корабли, обрушат смерчи на заселённые берега, горы превратятся в действующие вулканы, поливая цветущую землю раскалённой лавой. Из Глубин под Тингар хлынет неиссякаемый поток тварей, а во главе их будет грузно переваливаться созданный некромантом Многощуп, который пожрёт прекрасную Укромную долину. Замок Чернотопья распахнёт свои ворота и поглотит Нирион, превращая его в подобие себя, где погибающие люди будут вызывать новые и новые возвраты, замыкая свою смерть в кольцо, и будут гибнуть снова и снова, и уже некому будет остановить эту бесконечную агонию. Останется лишь расплавить весь мир, чтобы он, не дайте Боги, не заразил своей гнилью другие…

Кто бы ни замкнул мир, он обрёк его на гибель, потому что человечество, как выяснилось, не в состоянии спасти свой дом. Оно не в состоянии даже спасти самое себя. Так что, возможно, просчитался не тот, кто замкнул Нирион, а тот, кто создал человека — самое приспосабливающееся существо, неспособное измениться.

У костра нас встретил только Арджин — Кир уже поужинал и завалился спать. Разведчик курил трубку и смотрел в костёр.

— Налетайте, — сказал он, кивнув на дымящийся котелок. — Где были-то?

Рэн молча прошёл к своему месту и лёг, повернувшись лицом к темноте.

— Химера, — отмахнулся я, падая на своё одеяло. — Есть что-то не хочется. Дружище, ложись спать. Я первый подежурю.

Сокол внимательно на меня посмотрел и, вытрясая трубку, сказал:

— Всю ночь не сиди. Завтра переходить Виеру.

— Не вброд же.

— Будешь клевать носом — спихну с парома.

Я улыбнулся и, глядя, как приятель устраивается в лежачем положении, сказал, будто самому себе:

— Договорились.