— За такое его точно казнят, — констатировал я после нескольких минут размышлений. — За измену и разглашение государственной тайны.

— Если поймают, — кивнул Кир, лежащий рядом. — Хотя меня больше беспокоит охрана.

— Какая охрана?

— Вот и я о том же! А твой приятель сказал, что она есть!

— Рэн, видишь что-нибудь?

Пуэри приподнялся на локтях и внимательно огляделся.

Мы залегли в двух вёрстах к северу от Лотора, посреди полуголого леса. Холмы мешали хорошему обзору, а подниматься на высоту было слишком рискованно. Пришлось притаиться прямо в куче листвы под раскидистым деревом, вокруг которого возвышались каменные глыбы, добытые дождями из-под земли.

— Всё тихо. Как будто нет никого.

— Может, всё-таки сняли охрану? — предположил я, цепляясь взглядом за каждую мелочь в пейзаже.

— Если охрану сняли, значит прохода больше нет, гений, — проворчал Кир. — Никто не оставит тайный ход в столицу без присмотра, особенно во время войны.

— Арджин сказал, что охранники здесь из Соколов, — сказал Рэн. — Подозреваю, они просто очень хорошо спрятались.

— Как думаете, среди Соколов есть чародеи? — спросил я.

— А что? — насторожился Кир.

Вместо ответа я встал в полный рост и уверенно пошагал туда, где, по словам Арджина, находился вход в тайный тоннель. Рэн, который понял мою задумку, тут же направился следом. Гном только испуганно икнул — видимо, решил, что мы рехнулись, но шум поднимать не стал.

Выйдя на полянку, окружённую несколькими каменюками, мы остановились, чтобы оглядеться. Если здесь и впрямь был какой-то проход, то ничто об этом не говорило. Совершенно ничем не примечательная глушь.

— Вон они, — охотник указал на восток.

Там, в небольшой ложбинке на склоне холма виднелась землянка с окошками для наблюдения за окрестностями. Оттуда, где мы лежали раньше, это место не просматривалось, так что вряд ли наблюдатели нас заметили. А теперь было уже поздно — нас троих надёжно укрывал созданный мной «покров».

В землянке явно кто-то был.

— Значит, ход не завалили, — сказал я и сделал знак Киру, чтобы присоединялся.

— По башке бы тебе настучать за такие выходки, — прошипел гном, подойдя ближе. — А если бы тут ловушки были, м?

— Это вряд ли. Ловушки скорее будут в самом проходе.

— И что, эти ребятки нас совсем не видят?

— Пока действует заклинание, им будет интересно смотреть только в другую сторону. Но лучше всё-таки не наглеть. Давай спрячемся вон за тем камнем.

— А я сильно обнаглею, если пошарю тут на предмет входа в тоннель? — спросил Кир. — Лучше спрятаться внутри.

Я думал ровно секунду.

— Пошарь. Я подержу заклинание. Рэн, пойдём.

Мы с пуэри укрылись в указанном мной месте, а гном остался на полянке. Он бродил туда-сюда, то притопывая ногой, то припадая к земле чуть ли не всем телом. В общем, применял своё обычное гномское шаманство, которое я вообще не понимал, как работает.

— Полдень уже миновал, — заметил пуэри, глядя на небо, — а его всё нет.

— Арджин сказал, что будет здесь, значит будет. Не нагнетай.

— Он сказал, что проходил по этому тоннелю только раз, причём почти двадцать лет назад. Многое могло поменяться за это время. Нам нужен запасной план.

— А я тебе говорю — не нагнетай! Если здесь пройти не получится, тогда и будем думать над альтернативой.

Охотник только пожал плечами.

— Я нашёл, — тихо сказал Кир, присоединяясь к нам. — Там железное кольцо торчит прямо из земли. Под ней — люк, но он не открывается. Видимо, заперт изнутри.

— Значит, ждём Арджина, — подвёл итог я. — Если у него…

Договорить я не успел, потому что неподалёку раздался скрип ржавых петель. Мы дружно высунулись из-за своего укрытия.

Пласт земли на противоположном краю полянки поднялся на пару ладоней. Под ним из темноты отчётливо вырисовывалось бородатое лицо моего давнего приятеля.

— Эй! — громким шёпотом позвал Арджин, пока не заметивший нас. — Вы тут?

Кир звонко клацнул языком, привлекая внимание разведчика.

— С охраной разобрались? — тем же тоном спросил сокол.

— Всё путём, — отозвался я. — А у тебя как?

— Давайте бегом сюда!

Мы трусцой перебежали к люку. Сразу под крышкой брала начало узкая лесенка, которая уходила в глубину на пару саженей. Мы один за другим спустились по ней. Арджин вернулся и снова запер люк, а потом подобрал брошенный на пол тоннеля факел и поманил нас за собой. На нём был грузный доспех и зелёная форма, которую я раньше не видел.

Коридор напоминал штольню — такой же прямой, низкий и грубый. Через равные промежутки потолок подпирали деревянные балки, лежащие на деревянных же столбах. Освещения здесь не только не имелось, но и вообще не было предусмотрено. Всюду висела паутина и пахло сыростью.

— Что сделали с охранниками? — спросил Арджин, не оборачиваясь.

— Ничего, я отвёл им глаза. У тебя как всё прошло?

— На той стороне тоннеля склад, его охраняет обычная стража. Я велел ребятам погулять часок.

— Сверкнул бумажками?

— Лучше. Я оделся офицером, — разведчик сверкнул улыбкой через плечо. — Так на них наехал, что они были рады смениться пораньше. Так, тут осторожно, — он указал на натянутую над полом леску. — Ловушка.

Мы перешагнули препятствие и с опаской посмотрели на несколько брёвен, подвешенных под потолком.

— И много тут таких тайных ходов? — спросил Рэн.

— В столице — шесть. Один ведёт из дворца, и даже я не знаю, где у него второй конец. Сугубо для королевской семьи, все дела. Остальные в разных частях города. Два выходят из внутренней части, где сплошь богатеи живут. Один из района ремесленников. Ещё один из храмовой площади. А по этому мы придём в Благолепье.

— Благолепье?

— Трущобы, — коротко пояснил Арджин.

Идти по тоннелю пришлось долго. Один участок подтопило: пришлось идти по колено в воде. Коридор забирал то влево, то вправо, но в целом сохранял направление. Ещё несколько раз мы обходили ловушки, то перепрыгивая их, то ступая вдоль стенки. Я вслух поразился тому, что Арджин спустя столько лет помнит расположение всех капканов. Тот с видом полного превосходства усмехнулся, а гном возмущённо цокнул языком и сказал:

— Да тут перед каждой ловушкой камень лежит в одном и том же месте. Тоже мне безупречная память.

Улыбка разведчика тут же увяла. Гном, конечно, оказался прав.

В конце концов тоннель вывел нас к массивной стальной двери, сейчас распахнутой настежь.

— Из-за неё и задержался, — сказал сокол. — Новый замок поставили. Пока вскрывал, изматерился весь. Руки уже не те.

Сразу за проёмом находилась глухая комната с очень высоким потолком. Часть стен была такой ветхой, что кладка мало чем отличалась от скалы. Другие секции, напротив, выглядели достаточно новыми. Я догадался, что мы оказались в катакомбах, оставшихся, видимо, ещё со времён Трон-Гарада. Ненужные ответвления заложили, оставив только путь наверх: туда вела верёвочная лестница.

Две сажени вдоль стены, ещё три — по круглой трубе, похожей на колодец, и мы оказались в тёмном сухом помещении, заваленном ящиками и мешками. Арджин тут же добыл из стоящей рядом коробки накидки с капюшонами и бросил нам.

— Надевайте, — прошептал он. — И держитесь позади меня.

Мы повиновались. Разведчик тем временем прокрался к двери и уже собирался её открыть, когда она вдруг распахнулась, и в темноту склада хлынул дневной свет. По ту сторону стоял донельзя удивлённый стражник в таком же доспехе, что и Арджин. На миг все замерли от неожиданности.

Разведчик сбросил оцепенение первым. Он враз оказался рядом с охранником и ударил тому точно в кадык. Мужик захрипел и схватился за горло. Арджин схватил его за шкирку, втащил в проём, повалил и взял бедолагу в удушающий захват. Я тем временем метнулся к двери: за ней оказалось лишь помещение со столом, стулом и двумя шкафами.

— Никого, — сказал я тихо.

Арджин кивнул и коротким движением сломал охраннику шею.

От едва слышного хруста позвонков у меня вдруг заложило уши. Словно оглушённый, я перевёл взгляд на Рэна. Тот смотрел на обмякшее тело стражника так, будто на его глазах снова рушился мир, и снова пуэри не мог с этим ничего поделать. Потом он посмотрел на меня и сказал, не сдерживая злости:

— Это тоже защита от людей?

Я очень хотел что-нибудь ответить, но в голову лезла только банальщина. Оправдания, насмешки и фразы, которым самое то звучать свысока. Если бы я сказал хоть что-то из этого, меня бы стошнило. Поэтому я промолчал.

— Говорил же тебе, не возвращайся сегодня, — сказал разведчик с досадой, переворачивая труп. — Зараза! Кир, помоги, что ли…

Они оттащили тело к колодцу и сбросили его вниз. Тупой стук, донёсшийся снизу, наводил на мысли о падении мешка с мукой, но никак не того, что минуту назад было человеком. Затем Арджин закрыл колодец валявшимися поблизости досками и ветошью.

— Пойдёмте, — сказал разведчик хмуро. — Если задержимся здесь, трупов может стать больше.

Он первым покинул склад. Рэн прошёл мимо меня молча, он выглядел расстроенным, но не настолько, как в прошлый раз. Зато я почему-то чувствовал себя ужасно. Просто-таки отвратительно. Десятки убийств, совершённых ранее, меня не сильно тронули, а теперь одна смерть выбила из колеи. И ведь даже не я убил этого стражника. Так какого же огра мне стало так погано?

Я смутно чувствовал, что ответ на поверхности, но не стоит мне извлекать его на свет. Потому что от него станет ещё хуже.

Следуя этому предчувствию, я подхватил свой мешок и вышел из склада вслед за Киром.

Столица встретила нас пасмурным осенним днём.

Рэн устало опустился в кресло и с удовольствием вытянул ноги. Комната, которую нашёл им Арджин, казалась тесной и мрачной из-за единственного окна на северную сторону, которое к тому же почти всегда держалось занавешенным. В ней не было ничего, что придавало бы ей хоть какой-то характер: невзрачная мебель стояла вдоль голых стен, на столе стояла масляная лампа, а в сундуке обнаружилось топливо для неё да несколько свечей. И всё. Из-за серости и пустоты помещение казалось мёртвым.

Впрочем, временное жильё не так уж угнетало пуэри — после того, что он повидал. Когда они втроём пробирались по дремучим захолустьям, он удивлялся, как люди могут жить в такой грязи и изоляции. Там не было грамотности, а о культуре и говорить не приходилось. Рэн точно знал, что не смог бы так жить — запертым в собственной ограниченности, глядящим на мир сквозь замочную скважину обывательского кругозора. Он видел и слышал слишком много прекрасного, чтобы отказаться от всего этого. Разве можно так жить — видя в небе лишь небо? А люди — жили…

Однако, попав в столицу, Рэн удивился ещё больше. Благолепье оказалось грязнее, чем самый захудалый хутор в три двора — и намного. Притом чем дольше пуэри наблюдал за жителями трущоб, тем сильнее ему казалось, что грязь эта берётся прямиком из самих людских душ. Словно люди не могли или не хотели навести порядок у себя в головах и вместо этого превращали окружающий мир в подобие мира внутреннего. На какое-то время в пуэри даже проснулась брезгливость: он испугался, что может и сам замараться обо всё это «благолепие».

Но потом Рэн вспомнил, что застрял здесь. Что он — не сторонний наблюдатель, а самый что ни на есть участник происходящего. Что отныне вся эта грязь и ограниченность — его мир, и лучше бы ему поскорее с этим смириться. Никому нет дела до последнего пуэри и его богатого духовного багажа — и к лучшему. Нет ничего хорошего в том, чтобы стать объектом пристального внимания человечества. Один Творец знает, во что тебя может превратить это внимание…

После осознания этого факта на душе чуть-чуть полегчало. Вместе с тем и окружающий мрак немного рассеялся — Рэн стал замечать и хорошее, даже в таком месте, как Благолепье. Он понял: здесь, в человечестве, можно жить. Оставалось только придумать способ, как не потерять при этом себя.

Охотник вздохнул и откинул голову на спинку. Взгляд его упал на занавеску. Отодвинув её, Рэн посмотрел вниз, туда, где в лучах яркого, но уже не тёплого солнца сновали люди, оставляя на выпавшем вчера снегу неровные цепочки следов.

«Прятаться у всех на виду, — подумал пуэри. — Чтобы выжить, мне придётся в совершенстве овладеть этим навыком».

Такая перспектива, разумеется, нисколько не прельщала свободолюбивого пуэри, но разве кто-то спрашивал его мнения? Рэн уже научился гнать от себя неприятные мысли: если бы не научился, уже давно отказался бы от надежды. А мысли эти в основном касались будущего. Выходило, что пуэри шёл изо дня в день вслепую, но для него это был единственный способ жить дальше.

Чтобы расслабиться и отвлечься, Рэн закрывал глаза и вспоминал свою жизнь до вторжения людских богов. Память услужливо распахивала перед ним умиротворяющие картины прежнего мира, по которым пуэри проходил точно по сказочным тропинкам, в такие моменты он попросту отбрасывал настоящее и будущее, чтобы искренне порадоваться прошлому. К тому же, это помогало засыпать.

На этот раз удалось лишь задремать — было ещё светло, да и кресло удобностью приближалось к колченогой расшатанной табуретке. А разбудил Рэна щелчок отпираемого замка.

В комнату вошли Энормис и Арджин, один мрачнее другого.

Их обоих было не узнать. Ради маскировки Эн, как и разведчик, отпустил бороду, от чего состарился внешне на добрую дюжину лет. Чтобы немного скрасть рост, чародей одевался паломником, которых в столице было полно из-за храмов со святыми мощами. Они носили длинные балахоны с капюшонами, что, разумеется, тоже играло незваным гостям на руку. Правда, именно паломников пристальнее всего разглядывала стража, но кто из них знал Энормиса в лицо?

Арджин притворялся работником красильной мастерской, и как оказалось, это было его постоянное прикрытие. За ту неделю, что компания провела в столице, Рэн ни разу не видел сокола в чистой одежде: всё какие-то старые фартуки да робы, измазанные в краске. Кроме того, разведчик отлично прикидывался дурачком, в один миг превращаясь из хитрого разведчика в недалёкого жителя трущоб. В образе у него менялись не только речь и повадки, но и будто бы даже цвет глаз.

Кир, чтобы не отставать от остальных, нанялся в строители и теперь что ни день пропадал на площади Святого Иеремея, где его сородичи возводили новую капеллу. Рыжая борода слишком выделялась, так что Арджин добыл для гнома чёрную краску, которая легко смывалась мылом. Хоть копателю и не нравились ежедневные подкрашивания, перспектива лишиться головы ему нравилась ещё меньше, так что он смирился с наименьшим злом.

И только Рэн всю неделю маялся от скуки. Во-первых, кто-то должен был стеречь комнату и поглядывать в окна. Во-вторых, появляться в самом людском из всех городов со светящимся пятном между ключиц и серебряными глазами было слишком рискованно. Даже днём. Даже в нашейнике. Поэтому пуэри оказался надолго предоставлен самому себе и с нетерпением ждал новостей от друзей.

По выражению лица Энормиса он понял, что на этот раз новости не очень хорошие. Чародей скинул балахон, оставил у двери посох. Арджин сел за стол, взял из тарелки сухарь и, хмыкнув, захрустел им.

— Незамеченными проскочить не получится, — Энормис завалился на свою кровать и закрыл глаза предплечьем. — Даже к дверям не подойти.

Рэн потёр лицо, прогоняя сонливость. Мысленно прикинул: Энормис уже шестой день наблюдал за Башней Меритари, отираясь то с одного угла, то с другого. Настроение у него портилось с каждым днём, но только сегодня он, наконец, признал очевидное.

— Что мы в итоге имеем, — сказал Арджин, глядя в пустоту перед собой и продолжая грызть сухари. — Обзор вокруг Башни идеальный. Народу вокруг неё ходит немного. Охрана почти на каждом углу. Я говорил, туда так просто не пролезть.

— А слуги?

— Живут прямо в Башне. Я выследил одного до рынка и там с ним как бы невзначай поговорил. Парень оказался разговорчивый, но по итогу я понял, что изнутри нам никто помогать не станет. Никакого запасного входа в Башню тоже нет, только главный. Там все крупные грузы проверяются магией.

Рэн задумался. Он никогда не продумывал проникновения в стан врага, но изо всех сил напрягал воображение. Если бы понадобилось спасти из Башни кого-то из семьи, как бы он поступил?

— А если использовать отвлекающий манёвр?

— Какой?

— Не знаю, я в этом не силён. Но идея в том, чтобы кто-то посторонний отвлёк внимание охраны, пока остальные проскользнут внутрь.

Арджин помотал головой.

— Башня огромная, а у нас ни планов, ни представления, где искать Лину. Да и там ли она — тоже вопрос…

— Она там, — уверенно сказал Энормис, не меняя позы. — Я чувствую, что она там.

— Как скажешь, — буркнул разведчик и снова повернулся к Рэну. — Я могу придумать сценарий, по которому твой план удастся. Для этого нам понадобятся: подробные планы Башни, информация о точном местонахождении Лины, расписание караулов, карта магических часовых — они там есть, я знаю — потом ещё нужен способ обойти этих часовых… Ничего не забыл? Ах, да! Ещё нужен человек, который согласится добровольно сунуться в Башню и устроить там сцену. На подготовку такой операции уйдут месяцы, если не годы, Рэн. Уж скорее мы проколемся на какой-нибудь ерунде и нас всех повяжут.

Пуэри только с досадой развёл руками — мол, больше идей нет.

— Мы можем пойти подменышами, — вдруг сказал Энормис, глядя в потолок.

Охотник и сокол переглянулись.

— Поясни, — проговорил разведчик.

— Ты сам говорил, что слуги выходят в город. Нам нужно перехватить их, стать ими и вернуться в Башню вместо них.

— Всё ещё мало деталей, дружище.

Энормис резко сел, потёр колени и начал жестикулировать, словно раскладывал нечто по полочкам:

— Слуги выходят за покупками. Мы их быстро перехватываем и тащим в укромное местечко. Берём у них по образцу плоти, с помощью чего я изготовливаю нужные зелья. Это займёт с полчаса, так что времени на ошибки у нас не будет. Пока я готовлю зелья, вы выбиваете из ребят максимум полезной информации. Затем пьём зелья и, грубо говоря, превращаемся в копии этих слуг. Идём к Башне.

— Продолжай, — потребовал Арджин через паузу.

— Зелья действуют не так, как мороки, так что магические проверки ничего не дадут. Если будем вести себя правильно, нас не раскусят. Там уже надо будет плясать от того, что нам скажут слуги. Либо идти туда, где Лина, либо туда, где знают, где Лина. В любом случае, быстренько её вызволяем. Главное при этом не поднять тревогу.

— А выйти как? — спросил Рэн. — Если слуги выйдут второй раз за день, это не будет подозрительно?

— Конечно, будет! — одновременно сказали Энормис и Арджин. Чародей жестом велел не перебивать и продолжил: — Это самое интересное. Кира провести туда в любом случае не получится, зелье просто не сможет превратить его в человека. Так что идём втроём. Я изготовлю три зелья для того, чтобы войти в Башню, и возьму с собой ингредиентов на ещё четыре, чтобы выйти оттуда.

— Дважды за день пить зелья? — поморщился сокол.

— Та ещё отрава, но мы выдержим. Как у слуг у нас будет доступ к кухне. Найдём четырёх чародеев поглупее и проделаем с ними то же, что и со слугами, разве что без расспросов. Магов придётся глушить сразу, чтобы не подняли тревогу. Спрячем их в какой-нибудь глухой кладовке. Я изготовлю четыре зелья, и с ними уже пойдём за Линой. Как только она окажется с нами, «переодеваемся» в чародеев и выходим. Им точно на выходе вопросов не задают. Когда в Башне разберутся, что произошло, мы будем уже за тридевять земель.

В комнате повисла тишина, нарушаемая разве что скрежетом извилин.

— Нагло, — подытожил Арджин. — Так нагло, что может и сработать. Пока что в этом плане много пробелов, но они, вроде, заполняемы. Придётся много импровизировать… Не знаю, Эн, не знаю.

— Это лучшее, что у нас есть, — чародей склонил голову набок. — И подготовки потребует значительно меньше. Уложимся самое большее в неделю. Рецепт зелья я уже знаю, нужно будет только предварительно проверить, как оно подействует на Рэна. Мне кажется, так же, как и на нас.

Пуэри не успел ничего возразить, потому что в дверь постучали. Троица мгновенно повернулась на звук.

— Ужин вам в комнату принести или вниз спуститесь? — приглушённый голос молодой служанки.

Чародей повернулся к Рэну и прошептал:

— Ты заказал?

Пуэри кивнул и громко ответил:

— В комнату, любезная!

За дверью послышались удаляющиеся шаги.

— Где носит нашего гнома? — спросил Арджин, подходя к окну. — Вечереет уже.

— Он обрадуется, что его с собой не берём, — пробурчал Энормис.

— Да, повезло ему, — ещё тише сказал сокол — так, чтобы чародей не услышал.

Словно почувствовав, что говорят о нём, в коридоре затопал гном. Рэн легко различал шаги каждого из спутников: у Энормиса — твёрдые и уверенные, у Кира — частые и пришаркивающие, у Арджина — мягкие, едва слышные. Так что если бы к комнате подошёл кто-то посторонний, пуэри узнал бы об этом первым.

После особого четырёхкратного стука Кир вошёл в комнату и осмотрелся.

— О, все уже тут. У меня ничего нового, — сообщил он и повалился на свой матрас.

— Как строительство?

— Полным ходом. Оказывается, маги принципиально не нанимают гномов для работ в Башне. Хотя у них там ремонт. Привозят каких-то бабоподобных назирских зодчих, а чернорабочих набирают из столичных ремесленников. Расисты, чтоб их предкам век в гробах вращаться.

За дверью послышалась возня. Разведчик открыл дверь и принял из рук служанки большой поднос, уставленный тарелками с гороховым супом и кружками с элем. В неглубокой плошке было налито варенье. Рядом лежала большая круглая булка.

Рэн расплатился со служанкой. Остальные принялись за еду.

— Это ещё что такое? — Кир достал из-под своей тарелки сложенный вдвое листок бумаги.

Арджин встрепенулся:

— Прочти-ка!

Кир развернул записку и какое-то время читал, после чего удивлённо поднял брови:

— Бредятина какая-то. Это тебе, наверное. Тут про краску.

Энормис взял из рук гнома листок и прочёл вслух:

— «Запрошенная вами краска на складе имеется. Кошениль в необходимом количестве отсутствует, можем предоставить только три четверти, оливковая „ремесленная“ в количестве семнадцати четвертей, зелёная в количестве одной четверти, требуется разбавить, охра около семи четвертей. Индиго около одиннадцати четвертей, но уже загустевшая, употребить в покраску в течение одного дня. Зав. складом Куница».

Сокол вдруг поднялся и задумчиво прошёлся по комнате из угла в угол.

— Ты чего? — Кир посмотрел на него как на припадочного.

— Это какой-то шифр, — пояснил Энормис. — Что тут сказано, дружище?

— Не спеши меня благодарить, но будь к этому готов, — сказал Арджин, вернувшись за стол. — Куница — это мой старый друг, бывший офицер Соколов. Сейчас у него свой отряд чистильщиков. Я сегодня оставил ему шифрованное сообщение у секретаря, спросил, знает ли он как проникнуть в Башню. А это, — он ткнул в записку, — утвердительный ответ и приглашение на встречу.

— Где и когда? — быстро спросил чародей.

— Ремесленная улица, семнадцатый дом, подвал. Сегодня за час до полуночи Куница будет ждать нас там. Прежде, чем войти, нужно семь раз ударить в дверь. Но тут говорится, что ответа на мой вопрос у него нет, но есть кое-что похожее.

— Ему можно доверять?

— Ему — можно. Он разошёлся с Соколами, на дух не переносит Меритари. Да и не в курсе он, зачем мне эти знания.

— Надо идти, — сказал Энормис, пристально оглядывая друзей. — Предварительно придумав, что мы ему скажем.

— Куница — очень прозорливый человек. Дока в своём деле. Ему лучше врать как можно меньше.

— Тогда говорить будешь ты.

В назначенный час мы стояли через дорогу от указанного адреса. Кира оставили дома, чтобы не создавать толпы и не привлекать лишнего внимания. Я хотел оставить и Рэна тоже, но тот заявил, что вдоволь насиделся без дела. Мои увещевания не возымели эффекта. Пришлось уступить.

На улице уже давно стемнело. Окна домов давали очень мало света, а фонари зажигались через один в целях экономии. Все лавки закрылись, дневная толчея рассосалась как не бывало. Мало кто осмеливался ходить по городу в столь поздний час. Люди просто разбредались по домам: припозднившиеся рабочие, пьяницы, уличные девки — все спешили скорее оказаться за надёжными стенами, будь то собственный дом, ночлежка или бордель. Лихой народ исподволь высматривал, за чей бы счёт поживиться перед сном. И все, все без исключения горожане старались держаться на свету.

Даже хорошо вооружённые стражники, группками по двое-трое завершающие вечерний обход, старались лишний раз не останавливаться. Сейчас их можно было не опасаться — солдаты редко смотрели на шатающихся по улицам людей. Их взгляды привлекали пустые подворотни и переулки, которые с наступлением темноты становились опаснее толпы головорезов. Уж кто-кто, а эти ребята знали, что после заката не стоит бродить по улицам, поэтому спешили поскорее пробежать зону патруля, дабы не нарваться на лишние проблемы. Почему?

Потому что существовал так называемый список «без вести пропавших», который вела городская канцелярия. Люди там оседали в виде строк: «вышел оттуда-то и тогда-то, о пропаже заявил такой-то». Каждый житель столицы боялся оказаться в этом списке, и всё же тот пополнялся каждое утро. В хороший день одним именем. В плохой — десятками. Этих «пропавших» давно никто не искал: все знали, что в городе хватает тварей, которые не прочь полакомиться человечиной.

Днём они редко объявляются — молодые химеры не очень-то любят свет — но вот ночью вылазят в поисках пропитания. В огромном городе за день накапливается достаточно возвратной энергии, чтобы породить десяток-другой таких тварей. А уж места для житья им здесь и вовсе сколько угодно: канализация, древние катакомбы, на которых стоит город, грязные тёмные подвалы — любое из этих мест запросто может превратиться в гнездовище.

На химер то и дело объявляли облавы, созывали народ в дружины, но поутру стража всё равно находила чьи-нибудь останки. Если человеческие, верхнее имя из списка «без вести пропавших» вычёркивалось. Если имена в списке кончались, то останки заносили в другой список, «неопознанных жертв». Вот такая вот борьба с возвратами в славной столице Либрии.

Химере всё равно, что жрать — растения, животных, людей — лишь бы живое. Благодаря этому, как ни странно, они помимо очевидного вреда приносили и пользу — сомнительную, конечно, но всё же. Например, в Лоторе не было бездомных. Ни людей, ни животных. Даже крысы множились медленнее обычного. На улицах по ночам тоже царило относительное спокойствие. Погибали самые глупые либо самые невезучие — чем не естественный отбор? А иногда, когда наплыв тварей становился слишком сильным, горожане сплочались против общей беды. Их эгоизм временно притухал, массовое сознание одерживало верх, и количество возвратов значительно уменьшалось. Жаль только, что всё это было временно. Стоило горожанам ощутить себя в относительной безопасности, как они снова начинали творить, что хотят — и выродки возвращались.

Впрочем, Лотор не единственный город с подобными проблемами. Просто он самый большой и, как следствие, самый энергетически загаженный. Поэтому именно здесь процветают службы Чистильщиков. Число профессиональных борцов с чудовищами в столице достигало полутора сотен. Для сравнения: в их керистской квартире, где я некогда работал, даже двадцати бойцов не набиралось. Там просто больше не требовалось. Да и, насколько я мог представить, приключений у тамошних чистильщиков было намного меньше, чем у здешних. Даже в бытность свою чистильщиком я частенько слышал что-то типа: «в столице вывели новую формулу горючей жидкости от химер» или «изобрели трёхчелюстной капкан».

Исходя из того же опыта могу сказать, работа чистильщиков — самая неблагодарная работа, независимо от места. Хотя бы потому что им в самый же первый день рассказывают, что такое возвраты и откуда они берутся. Даже если новобранец пришёл лишь благодаря налёту героизма, покрывающего профессию борца с выродками, после осознания истины любой энтузиазм, любое рвение из них вылетает навсегда. Они быстро понимают: чистильщик — это тот же уборщик отхожих ям. Разница лишь в смертельной опасности и том, что отходы нематериальные. Грязная работёнка, которую кто-то должен делать. И если ты не охотник на возвратных тварей, то ты их добыча. Вот почему чистильщики чаще погибают на работе, чем уходят со службы. У них и семей-то зачастую нет, потому что семьянин не так смел и безрассуден, как холостяк. А без смелости и куража охотник на химер, как ни странно, долго не протянет.

Платят им неплохо — особенно частные клиенты — но много ли можно потратить из могилы? Это если она ещё будет, могила. Так что чистильщикам нет дела до богатств. Они живут сегодняшним днём. Это для них единственный способ существования, ведь трудно строить планы, не зная, переживёшь ли ты очередной день — как на одной сплошной бесконечной войне. А раз ты не загадываешь наперёд, то вряд ли тебе доведётся увидеть свет в конце тоннеля. Те, кто думает иначе — наивные, мечтательные — быстро гибнут. Выживают или бесстрашные, или бесчувственные. Иногда одно и вовсе подразумевает другое.

К добру или к худу, нам как раз предстояло встретиться с одним из таких людей.

На часовой башне ещё не пробили одиннадцать раз, так что мы ждали на скамейке под фонарём. На ремесленной улице почти каждый дом имел свою вывеску: мастера сами торговали тем, что производили. Над семнадцатым домом висела выцветшая покосившаяся табличка без надписи. Арджин пояснил, что там раньше было написано «склад», но вот что там хранилось, вряд ли кому-то удавалось выяснить.

— Лет двадцать назад здесь была квартира Соколов, — сказал он, — но её прикрыли ещё при мне. Надпись закрасили, а внутри посадили тугоухого старика, который толком не мог ответить ни на один вопрос. Дед давно помер, а здание оказалось заброшенным. Куница, наверное, выкупил его — место-то хорошее, удобное.

На башне ударили в колокол.

— Пора, — сказал разведчик и вытряс недокуренную трубку.

Наша троица поднялась и нырнула в переулок, обходя дом с тыльной стороны. Тут обнаружились дверцы подвала, со временем вросшие в землю, но по-прежнему запертые на замок.

— Нам точно сюда? — засомневался Рэн, оглядываясь по сторонам.

— Сюда, сюда, — Арджин извлёк из потайного кармана набор отмычек. — Куница знает, что замок — не проблема.

Взломав простенький механизм, он дёрнул на себя створки. Под ними оказалась лестница, круто уходящая под здание. В самом низу обнаружилась ещё одна дверь — добротная, обитая железом, явно новая.

— Тишина, — шикнул сокол и стукнул семь раз через равные промежутки времени.

Спустя несколько долгих мгновений дверь дрогнула, послышался щелчок ключа, лязг засова, ударившегося об ограничитель, а потом всё снова стихло. Разведчик уверенно толкнул дверь.

Небольшая комнатка. В середине — стол и два пустующих стула, над ними фонарь столь же яркий, сколь плотны тени у стен. Идеальное место для засады.

Мы вошли и остановились, оглядываясь. Всего за пару секунд воздух загустел от напряжения, но потом справа, из темноты, раздался чуть охрипший голос:

— Кхе-кхе, дружище, тебя не узнать.

Я тотчас обернулся: из тени, едва заметно улыбаясь, вышел невысокий человек, крепкий, с густой шевелюрой и пышными усами. Если бы не рост и отсутствие бороды, его вполне можно было принять за гнома. Подбородок мужчины украшал длинный тонкий шрам.

Арджин, завидев незнакомца, шагнул ему навстречу, и они с чувством пожали друг другу предплечья.

— Приму за комплимент, — сокол занял один из стульев. Куница сел напротив, смерив нас с Рэном подозрительным взглядом. Я ответил ему тем же.

— Ты постарел, — сказал Арджин, чуть улыбнувшись.

— Кхе, да и ты не первой свежести. Теперь, небось, не можешь уже свинью пополам разрубить? — на лице чистильщика улыбались только глаза.

Разведчик усмехнулся и только махнул рукой.

Я встал там же, где прежде стоял Куница, и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. Рэн принял точно такую же позу у двери.

— Рад, что ты дожил до этого дня, — сказал чистильщик, глядя на Арджина. — Ну и создал же ты себе ситуацию, кхе-кхе.

— Ты, как всегда, обо всём в курсе.

— Знание — не наказание. Так что вам понадобилось в Башне?

Мы с Арджином переглянулись, я кивнул.

— Нужно кое-кого там навестить, — тон сокола стал деловым. — В казематах.

— Кхе… То есть вы хотите избавить кого-то от излишнего гостеприимства Ордена. Так? Ну, тогда я смогу тебе помочь, наверное. А по старой дружбе даже подробности выспрашивать не стану — так оно всем лучше будет. В общем, своих людей в Башне у меня нет. Но есть один, кхм, сомнительный способ проникнуть туда. Если рисковать не боитесь, конечно. Как-то так.

Бывший сокол замолчал, выжидательно переводя взгляд с Арджина на меня и обратно. Он уже сообразил, кто здесь принимает решения.

— Мы внимательно слушаем, — сказал я.

— Значит так, — Куница сцепил пальцы в замок. — Магики глубоко вкопались в землю под своей башней. У них там настоящие, кхм, лабиринты, многоярусные. В прошлом году мои ребята проводили чистку в Верхнем Городе, спустились в канализацию, чтобы разорить гнездо трупоедов. Почти всех перебили, вожак сбежал. Они преследовали его до самых катакомб. Спустились туда саженей на двадцать вниз, загнали тварь в тупик и там порешили. Давай возвращаться, а тут раз — коридорчик, чистенький такой, да ещё и упирается в запертую магическим замком дверь. Как раз где-то под Башней. Огляделись ребятки хорошенько, нашли много интересного. Похоже, наши балахонистые друзья нет-нет да спускаются в катакомбы, ловят обитающих там выродков и волокут к себе. Зачем не знаю, но догадываюсь. Мои ребятки, не будь дураки, взяли и путь до этой странной двери вешками обозначили. Правда, с прошлого года так глубоко никто из наших не ходил — уж больно много работы было на улицах. Но вешки, думаю, никуда не делись. Вот, кхе, как-то так.

Мы втроём снова переглянулись.

— Нам это подходит, — ответил за всех Рэн.

Куница посмотрел на него чуть внимательнее, чем обычно, и изрёк:

— Какой-то он странный у вас.

— Он издалека, — махнул рукой Арджин.

— Как скажешь, — пожал плечами чистильщик. — Что я, значит, имею вам предложить. Организовать новую чистку в Верхнем Городе — не проблема. Богатеи, кхе, хоть и без удовольствия, но платят нам за спокойные ночи. На это уйдёт дня три-четыре. Снаряжу пяток людей. Вас сколько будет?

— Четверо.

— Итого, девять. Как говаривал покойный командор, толпа народу. Кхм… Ничего. Форму и снаряжение выдам.

— Отлично.

— Доведут вас до той двери. Дальше сами. Ждать тоже никто не будет. Про вешки вам расскажут, это не тайна королевского клозета. Если в Башне всё нормально пройдёт, по ним выйдете. Как-то так. Подходит?

Я мысленно сравнил этот план с собственным. Моя задумка хоть и вышла изящной, по сравнению с планом Куницы она выглядела бесшабашной до беспомощности. Нам предлагали просто войти, забрать Лину и выйти. Всё, что нужно — пробиться через выродков в катакомбах, взломать магический замок и не поднять тревогу в Башне. Ну разве не подарок?

— А достать три красных балахона получится? — уточнил я.

— Хоть десять. Так как?

— Вполне.

— На том и порешим, — сказал Куница, вставая со стула. — Записку с информацией пришлю так же, туда же. Вы меня не видели, я вас не знаю.

— Само собой.

Чистильщик открыл было рот, чтобы ещё раз сказать своё «как-то так», но осёкся и только махнул рукой.

— Счастливо, дружище, — Арджин на прощание хлопнул его по плечу. — И спасибо за понимание.

— Да не за что, не за что, — пробормотал Куница, выходя в маленькую неприметную дверцу, которую я прежде не заметил. — Как будто я что-то особенное сделал, кхе-кхе…

Едва мы снова оказались на улице, разведчик закрыл дверцы подвала и снова запер на замок.

— Спасибо, — сказал я, глядя Арджину в глаза.

Тот кивнул и сказал:

— Согласись, два зелья за день — это был бы перебор.

— За неимением лучшего я бы на это пошёл, ты же знаешь.

— Знаю, знаю…

Возвращались мы через пустые переулки, прислушиваясь к каждому шороху. Молчали. Все обдумывали новый план, я прикидывал, что потребуется взять с собой и где всё это достать, воображал возможные ситуации, готовил козыри на тот или иной случай. В уме всё складывалось неплохо, перспективы обнадёживали, так что я воспрянул духом и целиком погрузился в мысленную работу.

Опомнился только у входа в ночлежку. Окно нашей комнаты, выходящее на лицевую сторону здания, едва заметно светилось — Кир ждал нашего возвращения. Все остальные постояльцы будто бы спали, время подходило к полуночи, и на нашей улице воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими вскриками ночных птиц. С неба медленно опускались редкие снежинки.

Мы поднялись на второй этаж. Кир открыл дверь ещё до того, как я успел постучать.

— Ну, как? — нетерпеливо выпалил он.

Я в ответ лишь усмехнулся.

— Вижу, успешно, — осклабился гном. — Ну, задери вас черти, рассказывайте!

Пока Арджин пересказывал наш разговор с Куницей, я выпотрошил свою сумку и задумчиво уставился на её содержимое, разложенное на столе. «Докупать придётся прилично». Рэн отошёл к окну, через щель в занавесках наблюдая за усиливающимся снегопадом. Разведчик закончил рассказ и закурил трубку, расположившись в единственном кресле. Кир задумчиво теребил крашеную бороду.

— Значит, канализация, — наконец констатировал гном. — Я почему-то даже не сомневался, что нам опять придётся лезть в дерьмо. У нас по-другому не бывает.

— Таков наш удел, — задумчиво отозвался я.

— Кадар! — гном возвёл очи горе. — Прости меня, если по прибытии в Тор я буду слишком сильно вонять! Так сложился мой нелегкий земной путь!

Арджин, услыхав такой поворот темы, поперхнулся дымом. Я ещё раз усмехнулся, сортируя имеющийся инвентарь.

И только моё настроение поднялось, а в голове сложился вполне детальный план действий, как всё полетело в Бездну.

Рэн отпрыгнул от окна, на ходу прошептав на орумфаберском:

— Проклятье!

От этого сердце моё сразу же ухнуло вниз.

— Что стряслось?

Пуэри ткнул пальцем в занавески:

— Проблемы.

Я одним скачком оказался рядом с ним и осторожно выглянул на улицу.

Там, смыкая кольцо вокруг нашей ночлежки, медленно приближалась цепь одетых в красное фигур.

— Твою мать! — вскрикнул я, повторяя движение Рэна. — Меритари!

Копатель разразился тирадой, сплошь состоящей из гномских ругательств. Сокол бросился к окну.

— У нас несколько минут, — я спешно собирал сумку. — Они только готовятся, но скоро пойдут в атаку. Выйти нам уже не дадут. Хотя…

Я замер, не донеся руку до стола. Мой разум в невероятных темпах просчитывал дальнейшие действия. Как там говорят — кто не рискует, тот рискует ещё больше?

Мои друзья тоже собирались, так быстро, как только могли. Слушал меня, похоже, только Рэн. Он и спросил, не дождавшись окончания фразы:

— Что «хотя»?

Вместо ответа я снова бросился к окну, на этот раз глядя в другую сторону, вдоль стены нашего здания. Там, совсем близко, торчал угол одноэтажной постройки.

— Кир, дай свой виртулит! — выпалил я.

У Арджина глаза на лоб полезли, он потрясённо пробормотал: «у вас есть виртулиты?!», а Кир настороженно спросил:

— Зачем это?

— Давай! — рявкнул я, теряя терпение. — Нет времени объяснять!

Копатель полез в потайной карман. Он недобро на меня смотрел и бормотал что-то про возврат, но я плевать хотел. Как только красный камень перекочевал ко мне в ладонь, я добавил к нему свой, синий виртулит, и замер, морщась от мысли о том, что собираюсь сделать.

— Чего это ты удумал? — всё больше тревожился гном.

Собравшись с духом, я выхватил нож и аккуратно надрезал ладонь рядом с большим пальцем — сначала на одной руке, потом на другой. Не обращая внимания на боль, затолкал под кожу оба камня. Тут же наложил витамагическое заклинание: порезы затянулись, не оставив даже шрамов. Бугорки в основании больших пальцев были едва заметны — если не знать, что там виртулиты, их можно было принять за сходящие мозоли.

Спутники, замерев, наблюдали за действом. Рэн — в замешательстве, Арджин — в ужасе, Кир — в гневе.

— Совсем рехнулся?! — прошипел гном. — Ты что творишь?

— Слушайте внимательно, дважды повторять и разжёвывать некогда, — зачастил я. — Сейчас вы возьмёте все наши вещи. Рэн, держи мои клинки. Не потеряй их, — пуэри хмуро кивнул. — Мы разделимся. Я отвлеку Меритари, а вы…

— Точно рехнулся! Тебя же…

— Заткнись и слушай! — заорал я, прерывая копателя. Наверное, я был страшен, потому что он тотчас послушался. — Я отвлеку их, а вы уйдёте по крышам. Меня они будут брать живьём, это точно. За вами гнаться вряд ли станут, для них главное — я. Будете действовать по плану Куницы. Виртулиты — это козырь в моём рукаве, с ними я смогу выбраться. Не перебивать! Сомневаться в моих словах нельзя, понятно? Не сейчас. Если я не выберусь за эти три дня, вам придётся вытаскивать нас обоих. Только постарайтесь не опаздывать — меня там пытать будут скорее всего. Всё ясно?

— Нет, — отозвался Рэн. — Как мы попадём на соседнюю крышу, не привлекая внимания?

— Пошли, — скомандовал я.

Коридор пустовал. Меритари должны были вот-вот появиться, поэтому я бегом направился к противоположному от входа концу коридора. Там, к счастью, имелось окно. Я сильно толкнул раму, выламывая наружную задвижку, и в открытую створку увидел крышу другого дома.

— Как только начнётся представление, выпрыгнете отсюда и скроетесь. Арджин, поведёшь ты. Найдите укрытие понадёжнее этого.

— Найдём — кивнул разведчик. — Но ты уверен, что всё сложится именно так?

— Одной уверенности мало. Я просто сделаю так, чтобы план удался, и при этом не умру. Другого исхода быть не может. Всё, удачи, — и я в последний раз оглянул друзей.

На их лицах читалась мрачная решимость.

— Это тебе удачи, — неожиданно спокойно сказал гном.

Развернувшись, я пошагал к выходу.

«Об этой ночи горожане будут помнить до-о-олго».

Адепт седьмой ступени торопливо поднимался по лестнице. Именно ему выпала сомнительная честь наблюдать за коридором, поэтому он сильно нервничал — меритариту вовсе не улыбалось оказаться на острие атаки. Особенно после рассказов о пограничном отряде, поголовно истреблённом этим треклятым квислендским изгоем…

Не успев подняться до конца, адепт увидел, как на него надвигается долговязая фигура, и тут же вскинул перед собой магический щит со словами:

— Именем Ордена приказываю тебе сдаться! Мы повсюду, тебе уже не уйти!

Фигура даже не дёрнулась — изгой шёл на адепта как ни в чём не бывало.

— Стоять! Или я атакую! — уже намного менее уверенно выкрикнул меритарит.

— А ну с дороги, щегол. Или я тебя размажу.

Адепт начал сплетать магическую ловчую сеть, но не успел: в грудь ему ударила твёрдая, как латный кулак, волна. Воздух со свистом вылетел из лёгких, затрещали рёбра, меритарита отшвырнуло вместе со щитом, словно тростинку. Мгновение спустя незадачливый чародей со всего маху ударился о стену — и потерял сознание.

На первом этаже стояли ещё двое: смелые, жадные до драки близнецы в красном. Они услышали сначала грохот, а затем тяжёлые шаги, заставляющие хлипкую лестницу стонать. Взгляды их были прикованы к выходу из лестничного пролёта. Тёмный силуэт вылетел оттуда быстро, но братья оказались быстрее: они скольцевали силу для оглушающего заклинания и попали им точно в цель. У их ног распласталось тело — ушедший вверх по лестнице адепт седьмой ступени.

Вдруг у пролёта мелькнула тень, и братья снова ударили, но заклятие ушло в стену. Не понимая, куда целиться, братья начали озираться в полутёмном зале, они так и не заметили, как тень зашла им в спину. Их головы со стуком столкнулись, а сознания одновременно погасли.

Четвертый маг, опытный охотник на ведьм и инквизитор, как раз стоял перед дверью в ночлежку и собирался войти, когда его смело с ног мощным взрывом. Чародей отлетел на противоположную сторону улицы и даже не успел вступить в бой, оставшись лежать под сорванной с петель дверью.

Воздух на грязной Малюжной улочке тотчас затрещал от возводимых магических щитов, а поверх этого шума раздался властный голос главного ловца ведьм и колдунов:

— Приготовились!

Из облака дыма, окутавшего дверной проём ночлежки, вышагнула высокая фигура — ученик квислендского изгоя собственной персоной. В его руках горел демонический фиолетовый огонь.

— Ну что, это всё?! — крикнул колдун, и пламя с его пальцев потекло на брусчатку, оплавляя её. — Дилетанты! Криворукие неумехи!

Он вышел уже почти на середину улицы, когда на него обрушилась слаженная атака сил Ордена. Магия Меритари устремилась к отступнику ливнем зелёных игл, стремясь дотянуться до кожи, глаз, чтобы обездвижить, смести сопротивление — но без толку. Квислендский изгой вскинул руку, мгновенно соткав вязкий туманный купол, и в этом куполе заклинание Ордена засело, как стрела в дереве.

«Он что, неуязвим?» — в испуге подумал один из адептов при виде столь уверенного отпора.

А отступник уже второй рукой раскручивал перед собой огненную воронку. Вокруг него на десяток шагов было пусто — отчего-то никто не спешил вступать с ним в рукопашную.

— Убожества! — проорал чародей и забросил огненную воронку в туман.

Когда тот взорвался, зелёные иглы хлестнули во все стороны: бились стёкла, крошился камень, несколько адептов повалилось наземь, не успев защититься — их поразило собственное парализующее заклятие.

И вдруг отступник упал на одно колено, а из носа у него брызнула кровь. Увидев слабину врага, меритариты воспрянули духом, но изгой, случайно показав свою уязвимость, вовсе взбесился. Он вытер нос рукавом, сплюнул под ноги красным и взревел, точно сотня демонов. От этого крика не только маги Ордена, но и оказавшиеся неподалёку горожане вжали голову в плечи. Отступник же, отражая одиночные атаки, на глазах обрастал чешуёй и увеличивался в размерах, из его плеч выросла ещё одна голова, а руки и ноги обратились в мощные лапы с длинными острыми когтями.

Не веря своим глазам, адепты Ордена атаковали снова и снова — парализующими, оглушающими, усыпляющими плетениями, но призрачный щит отступника отражал их все. Спустя всего несколько секунд посреди улицы стояло чудовище высотой с трёхэтажный дом, всё покрытое толстой чешуёй, хвостатое, двухголовое, каждая из голов носила по костистой короне, а в широких безгубых пастях поблескивали плотные ряды игл-зубов. Эта неправильная, небывалая химера вдохнула полной грудью и обрушила на щиты атакующих два ярких пламенных потока прямо из зевов.

Грязная трущобная улица превратилась в поле битвы. И тем эта битва была хуже других, что в ней столкнулись не столько люди, сколько магические силы. Слепая мощь, которую так щедро разбрасывали сражающиеся, крошила стёкла, рамы, ограды и хрупкие постройки. Особо сильные удары корёжили даже брусчатку. На самой обычной улице города кипел небывалый магический бой, и всё живое — даже прячущиеся в темноте химеры — спешило убраться оттуда подобру-поздорову.

Спустя пару минут магического хаоса в щит чудовища ударил очередной луч света, призрачное поле вдруг вытянулось и исчезло. Следующий удар подхватил и проволок его по дороге, ударив в деревянный угол ближайшего дома. Отступник попытался встать, но его тут же ударило новой силовой волной. Изгой совсем по-человечески вскрикнул и после нового удара об стену обмяк. В довершение его фигуру окутало плотное сизое облако — и всё тут же стихло.

Уцелевшие маги Ордена переводили дух, внимательно наблюдая за рассеивающимся усыпляющим облаком. Самые смелые подошли ближе, чтобы осветить поверженного врага. Тот снова выглядел как человек, хоть и значительно хуже прежнего: лицо разбито, правая рука вывернута под неестественным углом, волосы сильно обгорели. Да и одежда теперь больше напоминала лохмотья.

Над телом склонился пожилой Волшебник с рябым лицом.

— Живой ещё, — резюмировал он. — Давайте в Башню его, да побыстрее. Жеверр, головой отвечаешь за доставку. И следи, чтобы не сдох. Если что, сдохнешь следом. Подельничков его нашли?

— Ищут, — ответил другой чародей, с крючковатым носом и холёной бородкой. — Советник, могу я доложить о поимке колдуна Архимагу?

Названный советником усмехнулся, стрельнув глазом в подчинённого, и покачал головой.

— Нет, Бардо, у тебя шанс уже был. Ты его прошляпил. Я поймал эту тварюгу, я и доложу. Ты лучше займись-ка поиском беглецов. Как найдёшь — на второй ярус их. Если найдёшь, конечно…

Худощавый Бардо отчётливо скрипнул зубами, но пререкаться не посмел и удалился выполнять приказ. Советник посмотрел ему вслед, а потом снова перевёл взгляд на добычу.

— Наконец-то с квислендским шабашем разобрались. Знать бы ещё, зачем они замок разнесли…

Голоса. Не знаю, слышал я их, или мой воспалённый разум их выдумал. Мир слился в мутную кляксу, а голоса гудели, заставляя эту муть дрожать, и мешали сосредоточиться на чём бы то ни было.

Было трудно дышать, хотелось пить, но ни один мускул не повиновался. Даже веки то открывались, то закрывались сами по себе. О том, чтобы подняться не было и речи — я не чувствовал тела, а боль словно заняла всё сущее, разбрызгалась по воздуху, по холодному твёрдому полу, на котором я лежал, по запахам, звукам и даже по свету, иногда обжигавшему глаза. Порой сознание возвращалось ко мне: я ощущал гнилостный запах и слышал равномерный стук, доносящийся откуда-то неподалёку. Потом всё смазывалось и снова растворялось во тьме.

То и дело перед глазами всплывали образы то Лины, то Дисса, то некроманта Муалима, державшего в руках наточенный до блеска серп. Временами всё заполнялось светом, и мне становилось так дурно, что даже вездесущая боль куда-то проваливалась вместе с остальными чувствами, и приходила блаженная не-жизнь.

Когда же я начал приходить в себя, но ещё не успел нырнуть в новый океан боли, появилась Она. Словно из ниоткуда приблизилась, коснулась моего лба ледяной рукой — и я ненадолго снова обрёл способность мыслить.

— Здравствуй, безымянный.

— Здравствуй, Малика.

— Мы встретились снова, — девушка в сером платье улыбалась мне.

— Как ты и говорила, — проговорил я. — Я всё ещё не могу пойти с тобой.

— Для этого трудно найти время, — Малика заглянула мне в глаза с нежностью, словно лучшему своему любовнику. — Но рано или поздно оно найдётся.

— То есть?

— Ты сам придёшь, когда настанет пора.

— Тогда зачем ты здесь? — растерялся я.

— Чтобы ты не забывал обо мне, — снова улыбнулась девушка и тряхнула волосами.

— Кто ты? — спросил я в недоумении, но Малика лишь весело, мелодично засмеялась и растворилась в мутнеющем зеркале уходящего видения.

Меня разбудила правая рука, которую простреливало болью от каждого вдоха. Эта боль казалась знакомой, привычной, и именно она сообщила мне, что я жив, а не барахтаюсь остаточной энергией в верхних слоях Эфира.

Окружающие холод и сырость также говорили в пользу того, что моё выступление на сцене жизни ещё не окончено — по крайней мере, пока. Руки были стянуты за спиной, тело затекло от долгого лежания в одной позе. Больших трудов мне стоило повернуться так, чтобы кровь снова разошлась по конечностям. Ещё больше усилий потребовалось, чтобы не закричать от боли в правом плече. Словно сустав напрочь раскрошился — такие примерно были ощущения.

Как только онемение чуть отступило, я сел, простонав сквозь зубы ругательство. Лицо опухло так, что один глаз заплыл и не видел вовсе. Язык прошёлся по губам — разбиты, но зубы на месте. Первый же глубокий вдох известил меня о сломанном нижнем ребре, а может и двух. Ноги — по какой-то нелепой случайности, не иначе — остались целы.

Разумеется, меня бросили в каземат. Два шага в длину и полтора в ширину — шкаф, а не камера. Потолок лишь немногим выше моего роста. Три грубых стены и прочная стальная решётка, сквозь которую руку-то до конца не высунешь. Снаружи — коридор, откуда на меня падал свет тусклого магического огонька. Решёток наподобие моей в этом коридоре было много — я не мог разглядеть, где он кончается.

«Вот скоты, — подумал я с досадой. — Бросили как обычную шваль. Даже особой камеры не удостоили».

Не успел я как следует отойти от онемения, как меня начал бить озноб. И неудивительно, потому что раздели меня до самых портков, а подземелье никто и не думал отапливать. Вывихнутое плечо — а после осмотра я не сомневался, что это был именно вывих — напротив, горело. Хотелось сделать уже хоть что-нибудь, лишь бы согреться и избавиться от боли.

После боя, а точнее концерта, который я устроил для Меритари, сил у меня не оставалось даже на люмик. Теперь же я чувствовал, что какое-то количество энергии вернулось ко мне — значит, прошло немало времени. Я тут же попытался сплести обезболивающее заклинание, но ничего не вышло. Зато стену, к которой я прислонился, озарила тусклая вспышка.

«Понятно. Кандалы с жёлтым виртулитом».

С третьей попытки мне удалось встать. О колдовстве можно было забыть — камень глотал всю нестабильную энергию вокруг себя. Оставалось согреваться традиционными способами.

Я хотел попрыгать на месте, но при первом же прыжке ударился головой о потолок. Плечу это тоже не понравилось, от двойной вспышки боли я зашипел и вернулся в сидячее положение.

В камере напротив послышалось шевеление. Сначала я подумал, что там копошатся крысы, но потом услышал кашель.

«Значит, я тут не один. Если повезёт, этот заключённый видел, как меня бросили сюда».

— Эй, дружище! — позвал я негромко. — Живой?

Ответом мне была тихая ругань на незнакомом, но понятном языке.

— Тебя за что сюда? — я продолжал настаивать на диалоге.

В камере снова закашлялись, завозились, и к решётке прислонилось худое лицо молодого парня с тёмными глазами и рыхлым носом. Я разглядывал лицо, лицо разглядывало меня. Что-то в нём было не так, но мне некогда было в этом разбираться.

— Не твоё дело, — вымолвил парень на чистом Локуэле и с интересом спросил: — А ты что, отступник что ли?

— Он самый. Как узнал?

— Ну, у меня обычные кандалы, — он позвенел цепями, — а у тебя с виртулитом. Значит, маг.

— Верно, — выдохнул я и поморщился. — Давно меня притащили?

— Не знаю. Солнца отсюда не видно. Давненько, может, сутки.

— Где мы?

Парень усмехнулся, и в глазах его мелькнул странный огонёк:

— В казематах, сам что, не видишь? Под Башней Меритари.

— Отлично, — сказал я. — Это я по адресу.

Мой собеседник ничуть не удивился такому повороту и ещё раз усмехнулся. Он вообще пребывал в подозрительно хорошем настроении. И чем больше я на него смотрел, тем больше настораживался от его вида. Уж слишком чистый и непобитый. Даже подбородок гладко выбрит.

«Неужто Меритари бросили сюда своего, чтобы вытянуть из меня какую-нибудь информацию? Ну что ж, пусть попробуют».

— Да ты не переживай, ты тут ненадолго, — сказал парень. — В этих камерах дольше недели не сидят. Обычно три-четыре дня — и на костёр.

— Откуда знаешь?

— Застал твоего предшественника.

— А сам-то давно сидишь?

— Не шибко.

— Не очень-то ты обеспокоен, — заметил я.

Узник вздохнул и отстранился от решётки, скрывшись из виду.

— А меня они не смогут убить.

— Почему это? В огне не горишь?

— Угу. И в воде не тону. Я бессмертный.

Я засмеялся его шутке и зашипел, потому что снова прихватило бок.

— В отличие от тебя, — добавил мой невидимый собеседник. — Тебя тут боятся. Слышал, ты устроил им хорошую трёпку. Так что тебя наверняка скоро прикончат. Вон, послушай, уже кто-то идёт.

В коридоре раздались шаги. Быстрые, уверенные, чёткие. Хозяйские.

Я вздохнул и прикрыл глаз. Истощение давало о себе знать — захотелось спать.

Посетитель остановился перед моей решеткой и замер. Никто меня не окликал, не открывал замок и вообще ничего не происходило. Заинтригованный, я снова открыл глаз.

В коридоре стоял невысокий человек в балахоне из хорошего материала, с непропорционально большой головой, высоким лбом и маленьким носом. Я с некоторым трудом, но узнал его — это был Вернон Фельедер, бывший ученик Литессы Фиораны, нынешний архимаг Ордена. До этого мне удалось увидеть его лишь один раз, но эта физиономия хорошо мне запомнилась.

Немало удивившись посещению такой важной персоны, я приготовился к чему-то необычному.

Всё оказалось ещё необычнее.

Увидев, что я в сознании, Архимаг задал только один вопрос:

— Где Дисс? — тихий, чуть осипший голос.

— Погиб, — ответил я.

Архимаг никак не отреагировал. Он постоял несколько секунд, словно пытаясь понять, вру ли я, а потом развернулся и ушёл. Вряд ли он смог прочесть по месиву, в которое его прихвостни превратили моё лицо, хоть какие-то эмоции.

Я хмыкнул архимагу вслед. Не знаю, зачем — наверное, чтобы хоть как-то его уязвить. Но он, по всей видимости, не услышал — эхо его шагов вскоре стихло. Мне оставалось только повернуться поудобнее и надеяться, что усталость окажется сильнее боли и холода.

Тело просило отдыха, мысли стали обрываться — резерв сил, пущенный в ход после пробуждения, исчерпался. Я несколько минут подбирал позу, в которой травмы бы не чувствовались так сильно, и наконец нашёл её: вжавшись в угол, склонив голову на грудь. Как только мои глаза закрылись, всё на свете сразу перестало быть важным.

Очнулся снова в промозглом полумраке, и снова без малейшего представления, сколько часов провёл в забытьи. Усталость, свалившая меня, никуда не делась, а только ослабила хватку — на время, чтобы дать мне возможность ещё раз полюбоваться на свою клетку.

Подржавевшие железные пруты словно насмехались надо мной: для меня, чародея и тренированного воина, они — смешная преграда, но не теперь. Магические кандалы и травмы превратили меня в самого обычного узника, жалкого в своей беспомощности. От этого сохранять присутствие духа становилось всё сложнее. Очень хотелось увидеть солнечный свет, хотя бы ненадолго. Главным желанием было уже не столько выбраться, сколько просто согреться и вправить плечо. Страх и отчаяние точно стервятники вились над моей головой, выжидали, когда я дам слабину, чтобы накинуться и добить. Но пока ещё я был им не по зубам — уверенность, что так глупо я не умру, не покидала меня ни на мгновение.

И чтобы уж вовсе не давать мрачным мыслям шанса, я решил отвлечь себя действием.

— Эй, — позвал я.

— Что? — раздался голос из темноты соседней камеры.

— Как думаешь, насколько мы глубоко под землёй?

— Тебя не это должно сейчас беспокоить.

— А что же?

— То, как ты собираешься осуществлять свой план.

— А у меня есть план? — усмехнулся я.

— Ну, как-то же ты собираешься выбираться из камеры, искать девчонку и вместе с ней сматываться отсюда.

Мне сразу стало не до смеха. Первой мыслью было: «Это меритарит, и он меня провоцирует». Но потом здравый смысл подсказал — нет, будь он подосланным меритаритом, он не стал бы так нагло выдавать себя. Однако если это не провокация Ордена, то встаёт вопрос — откуда мой товарищ по несчастью знает о Лине?

— Ты кто такой? — спросил я, разом растеряв всю вежливость.

— Я же говорил. Я — Бессмертный, — ответил парень из темноты.

— И что это значит?

— Значит, что я не могу умереть.

«Понятно, прямыми вопросами от него правды не добиться, — подумал я. — Нужно действовать иначе».

— Если ты не чародей, какого лешего ты делаешь в камере смертников?

— Это я тоже говорил. Не твоё дело, — парень усмехнулся. — Не переживай, я тебе скорее друг, чем враг.

— Где только не встретишь друзей, однако.

— Что тут скажешь — жизнь умеет удивлять!

По сравнению с прошлым разговором этот тип намного больше хамил, и потому нравился мне всё меньше. Я что, проспал что-то важное?

— Так, — твёрдо сказал я. — Выкладывай, откуда меня знаешь. Хватит юлить.

— Не сейчас.

— Сейчас!

— К тебе сейчас придут, так что не сейчас.

— Чего?! — не понял я, но уже через пару мгновений увидел перед своей камерой нового человека.

Он словно соткался из воздуха — мгновенно, без каких-либо признаков эфирного перехода.

— Вы, Меритари, совсем охренели уже! — с перепугу ляпнул я. — Стучаться надо!

Человек словно меня не услышал. Вопреки моему предположению он не носил красного — вся его одежда была серая и не отличалась изысканностью, хоть и выглядела опрятно. Причислить незнакомца к Ордену было нельзя хотя бы потому, что в нём не было присущего меритаритам лоска и заносчивости. На первый взгляд этот человек вообще не производил никакого впечатления. Он был обычен с ног до головы, не выделялся ни ростом, ни одеждой, ни позой. Но потом я разглядел его глаза — беззрачковые буркалы — и от одного их вида меня взяла оторопь.

В первые же мгновения я понял — случай подкинул мне очень интересную встречу.

Белоглазый разглядывал меня, я — его. Внутри зашевелилось что-то нехорошее. Чутьё подсказывало, что передо мной человек, который сам себя создал. Он знал, кем хочет стать, и стал им в точности — ведь недаром вся эта серая одежда, заурядная внешность и потусторонний взгляд. Эта способность к тотальному самоконтролю пугала, хоть и была всего лишь моим домыслом. Но на этом заканчивались даже домыслы — больше я не смог прочесть по своему визави ничего. Судя по пристальному взгляду, незнакомец что-то обо мне знал — и я терпеливо ждал от него действий, любых, чтобы эта странная встреча стала хоть чуть-чуть понятнее.

Однако прежде, чем он заговорил, прошла целая вечность молчания.

— Так вот ты какой, ученик Мага, — бесцветно сказал он. — Переживать, видимо, не стоило.

— Уж какой есть, — отозвался я как можно равнодушнее. — А ты-то кто такой?

Белоглазый не ответил. Ему, похоже, было наплевать, отвечу я, не отвечу или прямо сейчас скопычусь. Такое хамство я терпеть не собирался, так что продолжил беседу словно бы с самим собой:

— Никто не называл моего учителя Магом. Нет, он, конечно, им и был, но ни одна чародейская душонка его почему-то так не называла. Всё больше «изгоем» или «ренегатом», или «колдуном». Хотя никто его ниоткуда не изгонял. Да и никогда он не был в стане Ордена, чтобы зваться ренегатом… Но это ведь не главное, правда? Главное — дать врагу обидную кличку. А Орден ведёт такую политику, что все, кто к нему не присоединяется — враг. И раз уж прогнуть Мага под себя они не смогли, так хоть полили грязью — лаяли на него с безопасного расстояния обидными кличками… Вот только плевать он хотел, как его называют. И правильно. Пускай себе пёс брешет, раз на большее смелости не хватает.

— Я был с ним знаком, — уронил человек в сером, не сводя с меня застывшего взгляда. — Недолго. Действительно, прозвища его мало волновали.

— Что-то сомневаюсь, что вы были добрыми приятелями.

— Нет, не были. Он был камнем, а я — сапогом. И у меня хватило смелости убрать его с дороги.

Я вскипел буквально за секунду.

— Это ты сравнял Квисленд? — прорычал я, через боль дёрнувшись вперёд.

— Пришлось, — пожал плечами белоглазый.

Борясь с желанием вскочить и хотя бы плюнуть в его равнодушное лицо, я выдавил сквозь зубы:

— Зачем?

— Даже если бы я захотел ответить, — человек в сером, кажется, впервые за разговор моргнул, — тебе этого не понять. Я существую в иной реальности, мои действия и побуждения лежат в иных плоскостях. Силы, с которыми я имею дело, не укладываются в человеческое понимание мира. Твой учитель не захотел встать на мою сторону, а занял противоположную. Я смёл его. Это всё, что тебе нужно знать.

— Это было глупо с твоей стороны.

На лице белоглазого появилась полуулыбка — неискренняя, будто вынужденная.

— Это просто бравада, Энормис, и ты выглядишь жалко, угрожая мне. С уходом Дисса все карты легли ко мне в руки. Я предполагал, что ты, как его ученик, тоже можешь доставить неприятности, но ошибся. Ты ничего не знаешь. Учитель не доверил тебе главного знания, ключевого для понимания ситуации. И, как я вижу, сил у тебя тоже катастрофически недостаёт для полноценного сопротивления. И никогда не будет доставать.

Я молчал. Человек в сером, сделав паузу, добавил:

— Ты уже сдался. Покорно пришёл в расставленную для тебя ловушку. С тобой даже играть неинтересно. Твой учитель был крупной фигурой, поэтому я попытался склонить его на свою сторону. А ты даже не пешка. И мне, конечно, не враг.

Я мерзко улыбнулся и буквально почувствовал, что выгляжу сейчас в точности как Отражение, только побитое.

— Интересно, зачем ты тогда вообще тратишь на меня время, — усмехнулся я. — Отводишь душу? Хочешь меня сломить?

— Ты и так сломлен, — безразлично ответил белоглазый. — А что до траты времени, то я считаю этот разговор продуктивным. Я прояснил для себя кое-что. И раз ненависти к тебе я не испытываю, то просто объясняю, почему не имеет смысла ненавидеть меня. Ты никогда ничего не сможешь с этим поделать.

— Сколько гонора, — усмехнулся я и наклонился к решётке, насколько позволяла боль в боку. — Лучше убей меня сейчас, чтобы наверняка. Потому что иначе я до тебя доберусь. Так или иначе, рано или поздно. Плевать мне, кем ты меня считаешь, хоть пешкой, хоть пустым местом. Мне есть, за что с тебя спросить, и ты уж поверь, я достаточно целеустремлённый, чтобы вынуть из тебя душу.

— Как скажешь, — вздохнул белоглазый. — Если хочешь тратить на это свои последние часы, ненавидь, угрожай, строй планы мести. Но учти, что у всего Ордена давно руки чесались до тебя добраться. Так что теперь они отведут душу, а потом избавятся от тебя. Так что если хочется — злись на меня. С меня не убудет.

— Я не умру, — сказал я с вызовом.

— И почему же?

— Я бессмертный.

Не знаю, что сподвигло меня повторить слова сидящего в камере напротив паренька. Это было очень глупо, по-детски, и не тянуло даже на адекватный ответ. Наверное, это во мне заговорила безысходность, от моего плачевного положения, от зыбкости шанса на спасение и от того, что мои предыдущие слова не возымели эффекта.

Вот только лицо моего врага вдруг перестало быть равнодушным. Готов поклясться, что всего на секунду, но я увидел в его жутких глазах испуг. И это было лучшее, что я видел за последние месяцы.

Натянутая улыбка снова скривила губы человека в сером, и он, покачав головой, сказал:

— Как несерьёзно. Я даже не ожидал. Браво.

— При следующей встрече удивлю тебя ещё больше, обещаю, — сообщил я с учтивой улыбкой.

Белоглазый улыбнулся ещё чуть шире, кивнул и исчез, как не бывало.

В камере напротив раздался тихий смешок.

— Круто ты с ним, — сказал парень. — Я бы на его месте испугался.

— Заткнись, — бросил я.

— Так держать.

Я не стал отвечать. Мне нужно было хорошенько обдумать всё случившееся.

Начиная с того, кто вообще этот белоглазый и откуда взялся. Кто такой Бессмертный. Откуда он знал, что человек в сером заявится через несколько мгновений у самой моей камеры. Почему белоглазый испугался его имени, хотя тот сидел прямо за его спиной. Он что, не знал, кого держат в подвластных ему казематах? А вот ещё интересный момент: архимаг спрашивал меня о Диссе, в то время как его хозяин (кем ещё он может быть?) заявил, что это он уничтожил Квисленд. Как это вышло?

Всё это никак не срасталось у меня в голове. Была только гора вопросов, под которой меня погребло. Как ни грустно, человек в сером оказался прав — у меня действительно недоставало информации. Зато одно я теперь знал точно: что белоглазый — мой враг, и я не смогу спокойно жить, пока не выполню данное ему обещание. Ох уж он мне ответит…

«Это всё лирика, — прервал я себя. — Можно ломать голову над необъяснимым, а можно заняться чем-то более полезным. Например, придумать план побега. Пора бы уже. Если белоглазый не соврал, времени у меня осталось не так уж много. Кир, Рэн и Арджин, судя по всему, успешно скрылись. Это значит, что они войдут в катакомбы примерно через двое суток. Хорошо, если палачи не явятся за мной раньше. Чего бы этакого придумать…»

Я погрузился в решение этой задачи и бился над ней несколько часов, пока усталость снова не подмяла меня под себя. Увы, ничего из того, что я придумал, не гарантировало успеха даже близко.

Наверное, именно поэтому забытье накрыло меня бархатной чернотой, в которой я словно бы задыхался, а над самым ухом звучал спокойный голос белоглазого, который произносил непрерывно, точно мантру:

«Ты уже сломлен».

Проснулся я от того, что Бессмертный в своей камере тихо пел какую-то песню. Слов было не слышно, улавливался лишь рваный, живой ритм, совсем не сочетавшийся с атмосферой казематов.

Я сел, стараясь сосредоточиться на том, что знаю об этом месте. Как ни странно, ужасный сон принёс мне если не отдых, то некую ясность в голове — мысли уже не так зависели от боли и меньше путались.

Итак, за всё время пребывания в камере я не слышал других узников, кроме себя и соседа. Если учесть, что Бессмертный оказался в камере непонятно как, то меня, скорее всего, попросту изолировали в этом крыле темницы. Спертый воздух нёс в себе сладковатый запах разложения, словно в одной из камер гнил труп. В отдалении иногда слышалась возня и крысиный писк. Выходило, что где-то неподалёку есть жилое помещение или склад.

Дальше, к моей боеспособности. Опухоль на лице уменьшилась, заплывший глаз чуть приоткрылся. Плечо по-прежнему болело, но вправить его самостоятельно я не мог. Браслеты с топазовым виртулитом перехватывали предплечья и держали крепко, так что протащить руки вперёд не представлялось возможным. Это очень бесило, поскольку за двое суток со стянутыми за спиной руками я почти перестал их чувствовать. Размять их как следует не представлялось возможным, и онемение в случае чего могло помешать мне драться.

Перспектива складывалась не очень, но кое-какие придумки у меня всё же имелись. Я вертел их так и эдак, стараясь использовать максимум из того, что имел. Так прошло несколько часов.

Дрожать от холода уже вошло в привычку. Очень хотелось есть, а ещё больше — пить, но никто не собирался переводить пищу на смертников, поэтому оставалось лишь облизывать пересохшие губы, слушая, как за одной из стен капает вода. Временами эти приглушённые всплески буквально сводили с ума, я пытался отвлечься, но мучимое жаждой тело не позволяло мыслям уходить в другое русло. В казематах было достаточно влажно, чтобы на холодных стенах оседали мутные капли, я попытался слизать их высохшим языком, но напиться, понятное дело, не смог.

Бессмертный большинство времени сидел тихо, не шевелясь, лишь изредка до меня доносились позвякивания цепей и вздохи, иногда он что-то бормотал или напевал. Он больше не пытался заговорить со мной и вообще вроде бы забыл о моем присутствии. Это сбивало меня с толку, ведь он наверняка знал меня, знал мои планы и вообще был не так прост, как мне показалось вначале. Чёрт знает почему, но мне стало казаться, будто он играет в моей жизни важную роль, а я по какому-то досадному упущению узнал об этом только сейчас.

Время не то летело, не то ползло со скоростью улитки. Меня не отпускала мысль, что моя девочка совсем рядом, сидит в этой проклятой темнице уже не первый месяц, а я по-прежнему её не вызволил. Где-то в городе мои друзья готовились к обещанной Куницей чистке, чтобы вытянуть меня из мной же выкопанной ямы. Не раз я задумывался и о том, что не стоило мне вовлекать их во всё это, ведь они ради меня рисковали собственными жизнями. Они давно могли бы разойтись кто куда: Кир — в подгорные чертоги, Арджин — продолжить службу, а Рэн — уйти странствовать, искать выживших соплеменников. Но несмотря на это они собирались — наверное — сунуться за мной в казематы Меритари. И, говоря откровенно, без их помощи у меня практически не было шансов.

Я ворочался так и эдак в своей крохотной камере, чтобы разогнать кровь по жилам. По телу бродила предательская слабость, но я всё же поприседал и даже попробовал выбить решетку ногой, только куда там! Даже в лучшей форме мне не удалось бы вывернуть эти толстенные прутья из каменной кладки. Тут требовался хороший таран. Другое дело, если замок откроют…

Я как раз сел на пол после весьма болезненной разминки, когда в коридоре раздались шаги и на стенах заплясали отблески магического огонька. Сначала я подумал, что это, наверное, пришли за Бессмертным (его время как раз должно было подходить к концу), но вскоре убедился, что посетитель снова явился по мою душу.

Перед решёткой остановился невысокий сгорбленный человечек с жиденькой бородёнкой, сморщенным лицом, но богато одетый, его сопровождал верзила явно бандитской наружности, со шрамом на шее и глубоко посаженными глазами. Над головой у богатого порхал тусклый люмик. Тюремщик (я понял это по связке ключей, оттягивающей его пояс) держал в руках металлическую миску и смотрел на богатого, изредка кидая в мою сторону недружелюбные взгляды.

Сгорбленный маг кивнул, глядя на меня, и верзила просунул миску с похлёбкой в щель между полом и решеткой.

Я внимательно посмотрел на тарелку с едой, неимоверным усилием воли задавив в себе желание немедленно накинуться на пищу, и поднял взгляд на чародея.

— Ешьте, не стесняйтесь, — вежливо сказал Меритари и сделал знак тюремщику, чтобы тот оставил нас. Тот отвесил неловкий поклон и удалился.

Видя, что пленник не желает притрагиваться к угощению, чародей (имеющий ранг Волшебника, судя по нашивке) потерянно скользнул взглядом вниз и заговорил, нервно перебирая в руках чётки:

— Собственно, я имею честь говорить от лица Совета Ордена. Сегодня вечером будет решаться вопрос о возможности привлечения тебя как консультанта по вопросам блокирующих плетений… Эм-м-м… И, собственно… от этого, как ты понимаешь, будет зависеть твоя дальнейшая судьба… Вот. Отсюда, собственно, возникает вопрос… готов ли ты пойти навстречу такому предложению, если тебе будет обещана жизнь?

Чародей волновался. Не от страха и не от нетерпения — так волнуются люди, которые борются за свою идею. Привлечь меня как консультанта, видимо, его инициатива, но Совету она вряд ли по душе. Понятно, почему. Изгой — он и есть изгой, и содержать такого в Башне значит рисковать. Но каким-то образом этому меритариту удалось убедить остальных дать мне шанс. Если он и впрямь руководствовался желанием учиться, то это весьма похвально.

Впрочем, меня мало беспокоили его мотивы. Я наблюдал за порхающим над его головой огоньком и прикидывал расстояние. Выходило около двух саженей. Он пользовался магией в двух саженях от меня, а топазовый виртулит в моих оковах не поглощал её. Вот это действительно полезное знание.

Вместо ответа я на коленях подполз к решетке и, наплевав на стоящего передо мной члена Совета Меритари, ткнулся лицом в миску. Раз он явился с подобной просьбой, можно не опасаться — еда не отравлена.

Суп уже остыл, но показался мне в тот момент и без того очень вкусным и сытным. Если вы никогда не пробовали есть совсем без рук, могу вас уверить — это очень неудобно, но после двухсуточной голодовки неудобства чудесным образом испаряются. Не переставая чавкать и хлюпать, как свинья в корыте, я поднял глаза. Люмик всё ещё светился. А ведь осталось около полутора саженей, не больше.

Чародей молчал и прятал глаза, ожидая, пока я доем. Покончив с похлебкой, я откинулся назад и пнул миску пяткой. Та с жалобным звоном вылетела обратно в коридор.

— Вы хотите, чтобы я научил вас, — констатировал я.

— Да-да! — оживился Волшебник. — Я внимательно ознакомился с отчётами адептов, которым довелось вступить с тобой в магическое противостояние. И… эм-м-м… это впечатляет. Твои знания могли бы пригодиться нам. Собственно, это многое бы для нас упростило.

— И насколько это удлинит мою жизнь?

— Это и будет решаться сегодня на совете, — чародей развёл руками. — Собственно, от тебя сейчас требуется только согласие на сотрудничество. Если Совет решит, что ты будешь полезен, тебя переведут в другое… эм-м-м… помещение, намного более удобное. Если будет принято противоположное решение, из тебя попытаются вытянуть нужные знания раскалёнными клещами. Я понимаю, что это не лучший выход, так что хотел бы этого избежать и найти… хм-м… другие варианты.

Он старался быть деликатным и в то же время говорил открыто. Я же про себя думал, что ничего у него не выйдет. Он наивный учёный. Такие не плетут интриги и не грезят властью. Возможно, он — один из немногих, кто старается вернуть былое величие людской магии, какой она была во времена Трон-Гарада, руководствуясь не тщеславием, не жаждой могущества, а чем-то другим. Чем-то бо̀льшим. Это мне в нём нравилось, но у него не было шансов. Его голос утонет на совете среди более практичных голосов. Тех, которые за раскалённые клещи.

Так что мне не оставалось ничего, кроме как сказать ему правду.

— Если бы вы хотели учиться, — сказал я, — вы бы не вылавливали тех, кого называете отступниками, и не сжигали бы их в холодном пламени. Вы не истребляли бы некромантов и самоучек, опираясь на закостенелую «правильность» вашей магии. Вам не нужны знания, вам нужна власть. Поэтому вы допустили деградацию Дара и нисколько не беспокоитесь, видя, как магия хиреет, и год от года становится всё примитивнее и практичнее. Слишком сильно ваш Орден был занят подковёрными играми. В погоне за властью вы превратили высокое Искусство в фарс, в костыль, и используете великий Дар только как грубый инструмент. А самое печальное, что вам кажется, будто всё так и должно быть. Так что нет тут никаких вариантов. Мне нечему вас учить.

Советник терпеливо выслушал мою речь, по ходу становясь всё грустнее. На него жалко было смотреть — этот человек не привык упираться или давать сдачи. Скорее всего, он и в бою-то ни разу не участвовал. А возразить ему, видимо, было нечего.

На этот раз мои слова попали точно в цель, а я представил вдруг, как над ними смеялся бы любой другой Меритари, более приземлённый и практичный. Они думают, что мои знания сделают их магию ещё разрушительнее, ждут, что я вручу им более прочный и тяжёлый мелкоскоп, чтобы им можно было не только походя забивать гвозди, но ещё и колоть дрова. Им и в голову не приходит, что предназначение магии заключается вовсе не в том, чтобы пользоваться ей как грубой силой.

Потоптавшись ещё какое-то время, советник ушёл.

«Наверное, он рассчитывал, что я захочу купить себе жизнь любой ценой. Что ж, надеюсь, мой отказ наведёт его на какие-нибудь полезные мысли».

— Любой другой на твоём месте ухватился бы за эту соломинку, — сказал Бессмертный из темноты.

— Значит я — не любой другой, — ответил я, поднимаясь на колени.

Встреча с чародеем наполнила меня жаждой действия. Теперь я ясно понял, что нужно делать.

Я подполз к решётке и внимательно её осмотрел. Прутья толстые, плотно сплавлены, не погнутся и не сломаются. Дверные петли снаружи. Сверху решётка упирается в балку — не поддеть.

— Потому-то я и здесь, — сказал парень, странно вздохнув.

Занятый другим делом, я не уловил ни малейшей логической связи между его нахождением в камере смертника и моём отказе советнику. Переспрашивать не стал — слишком увлёкся изучением коридора.

Полторы сажени в ширину, сажень в высоту. Каменный пол, каменные стены, каменный потолок. Освещён слабо. Сухой.

— Я бы согласился, хотя бы чтоб потянуть время, — продолжал мой сосед по камере. — К завтрашнему дню твои друзья могут и не успеть.

Я застыл на месте. Он и про это знает. Да какого же?..

— Я понял, — сказал я, ногами измеряя расстояние от решётки до противоположной стены. — Ты — моя галлюцинация, поэтому всё про меня знаешь.

Улыбающееся лицо Бессмертного появилось на свету:

— Такое твоё объяснение происходящего?

— Больше никакое не подходит, если только ты не читаешь мои мысли.

— Увы, ты ошибаешься в обоих случаях. Всё намного сложнее.

— Так просвети меня наконец, — сказал я, упираясь ногой в стену и прикидывая силу толчка.

Зря они не связали мне ноги. Большая ошибка.

Узник помолчал какое-то время, а потом устало ответил:

— Ладно. Раз ты уже готовишься к побегу, думаю, я могу тебе рассказать. Всё равно бежать придётся вместе.

— Неужели?

Я вернулся к решётке и принялся за осмотр замка. Массивный, открывается большим ключом. Под ним — столь же прочный засов.

— Без меня у тебя ничего не выйдет, — усмехнулся парень. — Так вот. Существует Сила, заинтересованная в том, чтобы ты выжил. Я… э-э-э… служу ей. И на этот раз меня отправили сюда, дабы помочь тебе выбраться. Это рискованно, не скрою, но ты всё равно сейчас не поймёшь, чем рискует мой господин.

— Что же твой господин не воспрепятствовал моему пленению?

— Ты всё равно бы сюда попал. Ты же спасаешь девчонку.

Я хмыкнул и пожал здоровым плечом. Действительно, не поспоришь. Откуда вот только они всё это знают?

— Я так понял, Меритари и не подозревают, что ты тут сидишь, — высказал я одну из догадок.

— Тут ты прав.

— Это означает, что они вообще как сила для тебя угрозы не представляют. Зачем же ты кандалы нацепил?

Бессмертный снова улыбнулся:

— Хотел познакомиться в независимой обстановке. Но зря ты думаешь, что они не способны мне помешать. Убить-то они меня не могут, но вот задержать — вполне. Если наш побег не удастся, я снова окажусь здесь, только уже действительно в качестве узника. Вечного, надо полагать, — добавил он с сожалением.

Изучив всё, что хотел, я уселся на своё привычное уже место.

— Не нужна мне ничья помощь. Ещё в долгу у кого-то непонятного останусь. Нет, сиди лучше тут, я сам.

Разумеется, я ни на волосок ему не поверил.

Бессмертный пристально смотрел на меня.

— Зря ты не воспринимаешь всерьёз мои слова. Но ничего, скоро передумаешь.

Сказав это, узник снова скрылся в темноте, звякнув цепями.

Кульминация моего пребывания в застенках Ордена близилась, нервы были натянуты точно струны на лютне, но мне всё же удалось немного подремать. Снилась какая-то муть, совершенно не запомнившаяся. Все мои мысли занимал просчёт возможных вариантов, цепочек действий и тому подобное. Поэтому первым делом после пробуждения я ещё раз всё отрепетировал.

Похлёбка, которой меня столь щедро угостил учёный меритарит, однозначно пошла впрок — силы немного восстановились, жажда мучила уже не так сильно, да и есть не так уж хотелось. Бок перестал болеть — должно быть, отёк спал. «Ну, теперь повоюем», — подумал я со вздохом.

Бессмертный молчал и вообще не издавал ни звука. Не знай я о его присутствии, подумал бы, что вокруг никого нет.

— Эй, — позвал я, чтобы убедиться.

— Что?

— Анекдот расскажи, что ли.

Бессмертный от души захохотал, и эхо его голоса разлетелось по всему коридору.

— Вся жизнь — сплошной анекдот, — изрёк он, появившись на свету. — Кому как не тебе это знать.

— Ага, — я сел и поморщился от боли в плече. — Животики надорвёшь.

— А что, нет? — искренне удивился Бессмертный. — Тебе вот, здоровенному детине, восемь лет от роду. Ты бьёшься головой о потолок, в то время как твой жизненный опыт пешком под стол ходит. Не смешно, что ли? Тогда слушай дальше! Ты считаешь, что раз никогда не был ребёнком, то у тебя не было детства. Тебя аж корёжит от того, что тебя никогда не кормили кашей с ложечки и не ставили в угол. Ты чувствуешь себя ущербным без этих воспоминаний, тебе без этого плохо. Ох, как много людей захотели бы с тобой поспорить! Но дело не в этом. До тебя не доходит, что детство может быть не только если ты маленький. Хочешь кое-что по-настоящему смешное? Ты ещё не вышел до конца из этой чудной фазы!

Я посмотрел на Бессмертного и рассеянно подумал, что Отражение всё-таки нашло способ выбраться из моих снов. Оно вылезло оттуда и вселилось в плюгавого паренька. Уж больно манера умничать знакомая.

— Сейчас описаюсь для достоверности, — вяло отозвался я.

— Вот именно, — кивнул узник. — Хохмить и кривляться — это ведь так по-взрослому.

— К чему ты клонишь? — я начал терять терпение.

— Да ни к чему, — паренёк пожал плечами. — Ты просил анекдот — вот он. Думаешь, что не было детства — а оно было, но не такое, как представлялось. Тебе посчастливилось избежать всех самых унизительных его составляющих. Не пришлось учиться ходить, говорить, контролировать испражнения. Всё потому, что твоё тело родилось взрослым — большинство необходимых навыков уже сидели в нём, а те, которых недоставало, выработались очень быстро. Ну, знаешь, потому что ты родился не с желеобразным мозгом, как обычный младенец, а с полностью развитым мыслительным механизмом.

— Бросаю всё и начинаю радоваться.

— Начинай, начинай. Это ещё не всё, — усмехнулся Бессмертный. — Твоё тело родилось взрослым, но вот разум… Он формировался с нуля. Правда, совсем иначе, чем у обычных людей. Представь себе ситуацию с переселением. Обычному человеку нужно сначала построить дом на новом месте, чтобы он смог нормально жить. У тебя же с самого начала имелось решающее преимущество. Тебе не пришлось тратить время на строительство, потому что ты въехал в уже готовое жилище. Оставалось только привести его в порядок, обустроить по своему вкусу. Поэтому твоё младенчество закончилось в считанные дни. Ещё пару недель формировались психика и характер. Затем началась фаза социализации — и вот она длилась долго, по твоим меркам. Она, наверное, до сих пор длится в какой-то мере…

Чем дальше, тем больше смехотворная версия с воплотившимся Отражением наполнялась смыслом. О существовании Бессмертного не подозревал никто, кроме меня. Он знал обо мне такое, что по-хорошему должен знать только я сам. Словно он жил у меня в голове. И при этом он вряд ли был галлюцинацией — иначе зачем ему прятаться в темноте от каждого моего посетителя? Существовало только одно фундаментальное различие между Отражением и Бессмертным. Первый всегда заставлял меня самого доходить до нужного вывода, а второй преподносил информацию готовой, на блюдечке. Или обретение тела помогло двойнику избавиться от каких-то запретов?

Так или иначе, рассуждения соседа меня здорово раздражали — такие логичные, неспешные, с привкусом непреложной истины. Мне отчаянно хотелось противоречить треклятому незнакомцу, который возомнил, что знает меня лучше меня самого. К сожалению, я пока не видел опоры, на которой мог бы выстроить контраргументы. Но и молчать в тряпочку тоже больше не мог.

— Так что же я, по-твоему, ребёнок? — спросил я, скептически подняв брови.

— Подросток, — совершенно серьёзно ответил Бессмертный. — Ты ищешь своё место в мире, противопоставляя себя ему.

— Чушь, — фыркнул я. — Это не я противопоставляю себя миру, это те, кто вертят этим миром, противопоставляют меня ему. А сам мир мне не враг. Ему просто всё равно.

— Ой ли?

— Хорошо, ему не всё равно. Если бы мир был единым живым существом, я мог бы так сказать. Но на деле мир — это просто совокупность не связанных между собой частностей. Считать, что ему всё равно, это всё равно что обвинять воду в том, что она не камень. Скажем так: какая-то часть мира меня ненавидит, какая-то терпит. Ну и самой большой части действительно всё равно.

— …и вот оно, противопоставление, о котором я говорил, — вклинился Бессмертный. — Деля мир на части, ты не включаешь себя ни в одну из них. — Он выдержал паузу. — Подумай над этим на досуге. А сейчас приготовься. За тобой идут.

Он, разумеется, оказался прав — буквально через несколько мгновений в коридоре раздались отдалённые шаги. Я тут же подобрался, в последний раз прогоняя в голове план действий.

Как говаривал мой приятель Алонсо, кан или пропал. Если я не сумею сбежать сейчас, больше шанса у меня не будет. Именно этого момента я дожидался с тех самых пор, как расстался с друзьями в ночлежке. Настало время действовать.

Их оказалось трое. Уже знакомый тюремщик, за ним — охранник ростом выше даже меня и бородатый субъект в красном балахоне. Волшебник. Я внимательно изучал их, прикидывая, как справиться со всеми тремя.

«Не успеваю. Проклятье, никак не успеваю!»

— Встать! — рявкнул тюремщик, останавливаясь перед замком. — Лицом к той стене!

Я послушно выполнил приказ — медленно, корчась от воображаемой боли. Сам в это время старательно изгонял из головы все лишние мысли, всё волнение, оставляя только цель: выбраться.

Вдох. Выдох.

Я становлюсь спиной к решётке. Голова пуста, сердце бьётся ровно. Энормиса нет. Его боли, эмоций, стремлений — тоже. Нет сломанных рёбер и вывихнутого плеча. Есть только холодный расчёт и готовое к броску тело.

Время замедляется. Позвякивает связка ключей, пока главный из них движется к замочной скважине. Тихо скрипит подржавевший металл, щёлкает пружина: раз, второй, третий. Шелест и звон вынимаемого ключа. Приглушённый кашель одного из конвоиров. Тихий стук — тюремщик взялся за засов. Шорох скольжения… Удар щеколды о металлический упор.

Камера отперта.

Не дожидаясь, пока решетка откроется, я упираюсь ногой в стену и изо всех сил отталкиваюсь от неё. Мгновение полёта. Удар лопатками в металлические прутья. Плечо взрывается болью, но воля тут же комкает её и отбрасывает на периферию восприятия. Сзади, сметённый распахнувшейся решёткой, с громким всхлипом падает тюремщик. Не теряя ни мгновения, я бросаюсь вплотную к чародею — и заклинание, которое он успел сплести, проглатывает виртулит в кандалах. Глаза меритарита расширяются от страха, и я бью головой ему в переносицу. Волшебник валится на пол. Я пытаюсь зацепить ногой охранника…

Охранник оказался проворнее. С быстротой, которой я не ожидал от человека его габаритов, он заскочил мне за спину и взял мою шею в удушающий захват, при этом надавив на вывих. От боли зрение и слух на какое-то время отказали, крик застрял в сдавленном горле. Чтобы хоть что-то сделать, я попытался лягнуть его, но не попал. Попробовал перебросить через себя — снова неудача.

Я дёргался и извивался, но верзила вцепился в меня поистине стальной хваткой, ожидая, пока мои силы иссякнут. Перед глазами поплыли цветные пятна, сопротивляться становилось всё труднее, но приходилось бороться, потому что иначе — смерть. Мышцу на одной ноге свело судорогой от напряжения — сказалось долгое лежание в камере. Но боли я уже толком не ощущал. Сознание помутнело и…

Я упал на пол, а сверху повалился обмякший охранник. Голова загудела от удара и хлынувшей в неё крови. Хрипя и жадно хватая воздух, я сбросил с себя неподъёмную тушу, перевернулся на спину. Надо мной склонился Бессмертный с дубинкой тюремщика в руках.

— Неплохо для галлюцинации, а? — спросил он, поднимая меня на ноги.

На полу лежало три недвижимых тела. Чародея удалось вырубить мне, остальных, видимо, оприходовал Бессмертный. Его камера стояла открытая нараспашку.

— Ты вообще был заперт?.. — прокашлял я. — Не мог раньше меня выпустить?

— Мог, — руки парня шарили по карманам поверженных конвоиров. — Но, знаешь ли, чем меньше я вмешиваюсь, тем лучше… Так, ключа от кандалов нет. Зато есть шило.

— И что? — не понял я.

— Повернись.

Я повернулся. Покопавшись какое-то время в оковах, Бессмертный сказал:

— Может быть больно, — и сильно ударил чем-то тяжёлым по моим рукам. Раздался звон. Я зашипел.

— Всё, — на его ладони лежал добытый из кандалов виртулит. Парень отошёл от меня подальше. — Колдуй.

Дважды просить не пришлось. Я уже запустил плетение и почувствовал, как разогретые оковы становятся мягкими. Несколько мгновений — и я с облегчением потёр освобождённые предплечья. Правда, длилось это облегчение недолго.

Снова зашипев от боли, я рявкнул своему бывшему соседу:

— Вправь мне плечо!

Не говоря ни слова, тот схватился за мою руку и ловко дёрнул. Я думал, что от боли снова упаду, но только пошатнулся и зарычал сквозь стиснутые зубы. Мышцы страшно гудели, вернувшись в ставшее непривычным положение. Отвратительное ощущение, доложу я вам. Но рука стала повиноваться намного лучше, так что жаловаться не приходилось.

— Как говорится, надо рвать когти, — задорно сказал парень, поглядывая вдоль коридора. Он пребывал в состоянии странного веселья, словно не сбегал из камеры смертников, а играл в салочки.

Поморщившись от нехорошего предчувствия, я кивнул.

Тюремщика и охранника, предварительно позаимствовав их одежду, мы заперли в камере Бессмертного, мага я затащил в свою камеру, вбив ему в глотку жёлтый виртулит. Потом я разрезал ладони, извлёк оттуда собственные камни и закрепил их на отобранной у сообщника дубинке, чтобы не получить ожогов. Форы у нас появилось достаточно — пока моих конвоиров не хватятся.

А потом навстречу нам понеслись коридоры подземелья Башни. Крыло смертников упиралось в ещё более широкий проход, ветвящийся на другие секции. Оттуда иногда доносились стоны и крики: в казематах сидело порядочно народу. Мы не сворачивали. Чтобы найти Лину, мне требовалось заглянуть в записи тюремщиков — бестолковая беготня по подземельям могла отнять слишком много драгоценного времени.

По пути нам не встретилось ни одного охранника: видимо, выход был только один, и все они сидели там.

— Кажется, нам сюда, — сказал Бессмертный, задержавшись у широкой железной двери.

— С чего ты взял?

— Там кто-то хохочет. Вряд ли это заключённые.

Секунду спустя плетение, пропущенное через синий виртулит, буквально вынесло массивную дверь вместе с косяком. Камни усиливали заклинания, так что сил уходило немного. К счастью, за двое или даже трое суток они успели восстановиться почти наполовину.

Едва грохот от падения двери стих, Бессмертный скользнул в помещение вперед меня и тут же скрылся из виду. Я шагнул следом, краем уха уловив сухой щелчок. Почти сразу пришлось отступать — из-за колонны на меня с рёвом бросился толстый тюремщик с булавой. Утихомирив неповоротливого мужика быстрым ударом, я нашёл взглядом второго охранника: тот как раз направил на меня арбалет. Прыжок в сторону, бросок ледяного шипа.

Незадачливого стрелка пригвоздило к стене, убив на месте. Арбалет оказался разряженным, а болт, ещё недавно покоившийся в его ложе, к большому моему неудовольствию торчал из груди лежащего в углу Бессмертного.

Чертыхнувшись, я подбежал к пареньку, несколько минут назад спасшему мою шкуру. Болт торчал чуть слева от центра грудины: скользнув по кости, он нырнул между пятым и шестым ребром и разорвал сердце. Глядя на рану и думая о том, что проклятущий охранник оказался на удивление метким, я совершенно не обратил внимания на лицо бывшего соседа по камере.

— Чего ты уставился? — недоуменно крикнул Бессмертный, чем навсегда разрушил мои представления о человеческой анатомии. — Вытащи болт!

С непривычки я шарахнулся в сторону. Когда видишь на теле раны, не совместимые с жизнью, поневоле предполагаешь, что видишь мертвеца. Этот юноша, как оказалось, нисколько не шутил насчет своего бессмертия, но одно дело, когда человек говорит тебе, что его нельзя убить, и совсем другое, когда предполагаемый труп начинает указывать тебе, что делать.

— Чтоб ты провалился!.. — вскрикнул я. — Да не может этого быть!

— Потом будешь удивляться! — перебил меня парень с болтом в сердце. — Вытаскивай! У меня самого не получится!

На язык просились самые отборные ругательства, какие мне только приходилось слышать, но я промолчал и одним движением вырвал зазубренный наконечник из его груди. На нем не оказалось ни единого пятнышка крови, а рана моментально затянулась.

— Ты — нежить?!

— Сам ты нежить! — обиделся Бессмертный, схватив мою руку и приложив пальцы к шее. — Пульс чувствуешь?

Я чувствовал.

— Но…

— Потом! — прервал он меня, поднимаясь на ноги, как ни в чём не бывало. — Ищи записи!

Спохватившись, я вскочил и постарался выкинуть из головы не лезущий ни в какие рамки случай воскрешения. Когда-нибудь потом, если доживу, я буду рассказывать эту байку всем и каждому, но сейчас не до удивления. Сейчас нужно быть бесчувственным големом, который следует плану.

Мы перерыли всю комнату, но кроме тряпья, сухарей и бочонка прокисшего вина, тщательно запрятанного в груде барахла, так ничего и не нашли.

— Здесь их нет, — констатировал мой спутник.

— Попробуем по-другому.

Толстый тюремщик всё ещё лежал ничком без сознания. Схватившись за воротник фуфайки, я приподнял его и отвесил звонкую оплеуху. Увы, она не возымела эффекта. Тряхнув толстяка посильнее, я ударил по другой щеке, больно отбив ладонь. Тот заворочался и приоткрыл мутные глаза, совершенно не сознавая, где находится.

— Где Лина? — крикнул я ему в лицо.

— Кто? — не понял охранник. Его взгляд блуждал по моему лицу и никак не мог сфокусироваться.

— Перефразируй, — подсказал Бессмертный.

— Девушка, спутница ренегата из Квисленда, где она?

— А… В карц-цере, — с трудом выдавил охранник, видимо вообразив, что общается с одним из своих. — На втором ярусе.

— Отлично, — удар в челюсть снова отправил толстяка в объятия сна.

— Держи! — Бессмертный бросил мне найденный в комнате старый меч дембрийской ковки. Сам он вооружился арбалетом, который пару минут назад едва не прошил его насквозь. Я задержал взгляд на парне — вид у того был совершенно невозмутимый. «Ну и выдержка!» — удивился я про себя.

Из каморки имелся ещё один выход. Пройдя через дверь, мы прошли сырой замшелый коридор и попали на винтовую лестницу, которая против солнца вкручивалась в каменное основание Башни. Напротив входа красовалась табличка с цифрой «5».

— Глубоко они меня засадили, сволочи, — пробормотал я, бросаясь вверх по ступеням.

Не слишком крутая лестница сделала шесть полных витков, прежде чем число на стене уменьшилось до двойки. Ни секунды не колеблясь, я толкнул дверь напротив неё. Там оказался пустой коридор, упирающийся в ещё одну дверь — очевидно, тоже каморку тюремщиков. Перестраховки ради я скатал в руках клубок сжатого тумана и, на мгновение приоткрыв дверь, забросил его внутрь. По ту сторону послышался испуганный вдох, звон разбиваемой посуды и стук падающего тела. «Угадал», — подумал я и распахнул дверь, прижав рукав к носу, чтобы не надышаться созданным мной же усыпляющим газом.

На полу, в черепках разбитого кувшина, распростёрся бесчувственный адепт. Перешагнув через тело, мы с Бессмертным поспешили дальше, чтобы поскорее покинуть задымленную комнату, и вышли в следующий коридор.

— Стоять! — раздалось справа, слева тотчас сухо щёлкнул арбалет.

Незамеченный мной охранник медленно завалился набок, держась за торчащее из груди древко.

— Внимательнее, — сказал мой спутник, укладывая в ложе следующий болт.

Он казался хилым и тощим, одежда плотного тюремщика висела на нём мешком, парню стоило большого труда снова дотянуть тетиву до спускового механизма. «Казалось бы, соплёй перешибить можно, — подумал я, заглядывая в попадающиеся по пути ответвления секций. — Однако же на поверку его даже болт в упор не берёт. Странный, странный субъект».

Я дал себе мысленный зарок обязательно разгадать эту загадку, как только появится свободное время.

За одним из поворотов, сидя на стульчике подле большой стальной двери, скучал ещё один дежурный адепт. Он заметил нас, но не предпринял никаких попыток остановить — принял за охранников. Новичок, подумал я, уверенно подходя к молодцу в балахоне Меритари. Он даже не услышал крика убитого нами охранника.

— Где спутница ренегата из Квисленда? — резко спросил я.

Меритари подозрительно оглядывал нашу парочку и, судя по всему, мучительно вспоминал, видел ли нас раньше.

И вдруг из-за охраняемой им двери раздался знакомый голос, приглушённый слоем стали:

— Эн?

Едва услышав её, я потерял к сбитому с толку чародею всяческий интерес.

— Лина!

— Я здесь! — крикнула девушка и затарабанила в дверь со своей стороны.

Только сейчас до адепта дошло, кого он видит перед собой. Расширившимися от испуга глазами он вперился в меня и попытался что-то сплести, но предусмотрительно поставленная мной блокировка разорвала связки его заклинания. Бессмертный был уже тут как тут: он с разбегу повалил чародея на пол, и между ними завязалась борьба.

Полагая, что парень справится и сам, я прислонил рубиновый виртулит к замку и стал нагревать его.

Возня за моей спиной прекратилась.

— Блин, — разочарованно сказал Бессмертный, склонившись над поверженным адептом. Под ним медленно расползалась лужа крови, вытекающая из разбитой головы несчастного. — Убил-таки.

Размякший металл подался. Я просто выдавил его внутрь вместе с замком и с нетерпением дёрнул не запертую более дверь на себя.

Из карцера, словно птица из клетки, выпорхнула моя девочка, она прыгнула, обвила шею руками и повисла на мне, в одно мгновение стерев из реальности абсолютно всё — даже само время.

Исчезли подземелья Ордена и их протухший воздух. Забылись недели и месяцы блужданий по горам, болотам и лесам. Испарились как не бывало сомнения и тревоги. Имело значение лишь то, что Лина жива, здорова и в моих руках, а я — в её. Как преданный пёс, который прошёл сотню лиг за своей хозяйкой и был вознаграждён сполна её лаской. Как дурачок, который верил в чудо, и тем самым сделал невозможное возможным. Как безнадёжный больной, который вместо того, чтобы умереть, внезапно исцелился — таким я чувствовал себя в те мгновения, когда вдыхал запах её волос. Именно он сказал мне: это не подделка из набившего оскомину сна, не обман коварного воображения, а та самая, которую я искал и жаждал, кажется, тысячи лет, и всё-таки нашёл.

А потом беспощадное время напомнило о себе деликатным покашливанием Бессмертного, и я тут же вернулся с небес на землю — так быстро, что ощутил почти физическую боль от удара о жестокую реальность.

— Я знала, что ты придёшь! — прошептала Лина. — Я тебя чувствовала. Мне говорили всякое, но я чувствовала…

— И я тебя чувствовал, — выдавил я вместе с комком, забившим горло.

— Ну, нашли время, — проворчал Бессмертный. — Давайте шевелиться, а то сейчас дочувствуетесь!

Как ни прискорбно, но он был прав. Вслед за облегчением пришёл животный страх: я представил, что будет, если мы не сумеем вырваться. Эта мысль скользнула по моему сознанию, точно едкий яд, и я тут же постарался выкинуть её из головы.

— Надо бежать, — сказал я, нехотя отстраняя девушку от себя. — У нас…

Только теперь мне удалось рассмотреть Лину получше. Её было не узнать. Она словно повзрослела: лицо, сейчас перемазанное грязью, вытянулось, черты утончились, глаза с момента нашей последней встречи будто обесцветились, стали светло-серыми, их взгляд удручающе посерьёзнел, с губ совершенно исчезла детская пухлость, нос слегка заострился. Я с недоумением разглядывал изящные изгибы бровей и тонкий подбородок. Она сильно изменилась, настолько сильно, что под нынешней внешностью с трудом угадывалась весёлая девчонка, с которой мы преодолели путь от Квисленда до Тингар, но в то же время это была она, Лина, без всяких сомнений. Просто… другая.

— … очень мало времени, — закончил я, немного смешавшись.

Глубокие как сама Бездна светло-серые глаза качнулись вверх-вниз. Тонкая рука схватила мою. Лина всё поняла без слов.

— Пошли.

Уже втроём мы бросились обратно. Мы с Линой впереди, следом — Бессмертный, снова безоблачно улыбающийся. Я остановился под магическим светильником и ещё раз бегло оглядел девушку, притворившись, будто оглядываюсь вокруг. Одежда на ней износилась и заросла грязью, руки покрылись синяками и ссадинами, на сломанных ногтях запеклась кровь. Увидев сходящий синяк на левой скуле, я со злостью скрипнул зубами. «Вы мне за всё ответите, скоты».

Уже перед самой задымлённой каморкой, в которой по-прежнему лежал спящий адепт, Лина дернула меня за руку:

— Эн! Подожди.

— Что такое?

— Мы должны забрать с собой ещё кое-кого.

— Кого?

— Литессу. Это…

— Кого?! — опешил я.

— Я тебе потом всё объясню, обещаю! — взмолилась девчонка. — Просто поверь мне, пожалуйста!

— На кой она нам? Нет, мне не жалко, но сейчас у нас должна быть очень веская причина, чтобы задержаться здесь хоть на миг!

— Она есть! — выпалила Лина, и я без промедления ей поверил.

— Хорошо, где она?

— На самом нижнем ярусе.

Я на секунду замер, размышляя.

— Возможно это даже по пути. Мы можем ей доверять?

— Конечно, она на нашей стороне! Это её человек помог нам на той пограничной заставе! Помнишь?

Я вспомнил свои сомнения насчёт правдоподобности нашего прорыва и понял. Четвертый адепт, который так себя и не проявил. Не иначе, её сторонник. Вот только с чего бы вдруг такая доброта?

— Жду не дождусь детальных объяснений, — проворчал я. — Ладно, бегом!

Мы вернулись на лестницу и побежали вниз, оставляя позади виток за витком. Ярусов оказалось ни много ни мало девять. Последние два встраивались уже в катакомбы: камень стен местами покрывала чёрная плесень, которая к тому же отвратительно пахла. Магические светильники, коими в достатке были оснащены подземелья, здесь заканчивались, и мне пришлось зажигать люмик. «Выход в катакомбы должен быть где-то здесь», — подумал я с возрастающей надеждой.

Лестница плавно перешла в закруглённый коридор с высоким потолком, который зигзагами и узкими переходами уводил нас всё глубже в древние катакомбы. В отличие от похожих друг на друга верхних ярусов, здесь был самый настоящий лабиринт с кольцами и тупиками. Иногда на стенах начинали мелькать отсветы огней — приходилось тушить люмик и красться. По какой-то причине Меритари не использовали здесь магическое освещение, а развешивали факелы.

Пару раз мы натыкались на простых охранников, сидящих возле двери, но каждый раз за ней оказывалось то хранилище, то рабочие комнаты, уставленные склянками и различными магическими приспособлениями. Однажды попалась комната с клетками, в которых сидели разномастные химеры, тут же стоял разделочный стол, растяжка, похожая на дыбу и верстак с инструментами.

«Да, наивно было бы полагать, что Орден не попытается извлечь пользу из возвратов, — подумал я с омерзением. — Вместо того, чтобы бороться с выродками, они их изучают. Хотят, видимо, подчинить. Совсем из ума выжили!»

— Кажется, мы пришли, — прошептал Бессмертный, когда перед нами в очередной раз замаячил свет.

Я даже не сомневался, что этот парень с самого начала знал, где держат бывшую архимагессу. Он вообще чувствовал себя в подземельях как дома, но вмешиваться предпочитал только в решающих ситуациях. Пока это шло на пользу делу, я ничего не имел против. Поэтому и прислушался к его словам.

В коридоре тихо переговаривались два адепта, которые, к счастью, не заметили мелькнувший за ближайшим углом свет. Я не стал убивать их, потому что всё ещё искренне надеялся, что наверху Меритари пока не подняли тревогу. Даже не поняв, что произошло, парочка уснула, повалившись друг на друга прямо перед дверью.

Подойдя ближе, я понял, насколько боится Орден свою бывшую главу. На сплошной стальной створке помимо мощного засова и двух механических замков имелся ещё и магический, превращающий дверь в единое целое со стеной. Её просто нельзя было открыть силой, не обрушив потолок на собственную голову.

— Ничего себе. Придётся повозиться, — пробормотал я.

Лина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, не решаясь встревать, а Бессмертный со скучающим видом оттаскивал в сторону тела адептов, один из которых начал громко храпеть. Усилием воли я заставил себя не отвлекаться и посмотрел на магический узел сквозь Эфир.

Как и любой магический замок, этот открывался секретной последовательностью движений. Ошибёшься — плетение поднимет тревогу. Открыть дверь после этого сможет только тот, кто замок поставил. И чем искуснее чародей, тем меньше шансов расплести его заклинание.

Этот был сработан на славу. Но, как и любой замок, он имел изъяны.

— Отойдите за угол. На всякий случай, — сказал я.

От замка к стенам тянулись магические нити, которые отвечали за цельность всей конструкции. В основании каждой из них я прикрепил по одному собственному плетению — чтобы они поглотили отдачу, когда нити лопнут. Если бы не умение плести эфирные заглушки, я провозился бы с замком неделю, а так всего-то и нужно было, что чуть-чуть доработать чужое творение.

Закончив работу, я мысленно помолился Великому Искусству и от души врезал по стене сжавшимся в тугой комок воздухом.

Магический замок взвыл так, что завибрировали стены, нити щёлкнули по моим плетениям, и вся эта конструкция схлопнулась, растворившись без следа. Я переглянулся с выглядывающими из-за угла спутниками.

Тревога поднята. Время пошло на секунды.

Механические замки я сломал так же, как и предыдущие — расплавил. Дверь распахнулась от пинка, и первым туда влетел мой люмик, а следом ворвался и я сам.

Голубоватые лучи выхватили из темноты обширное полупустое помещение камеры. В углу слева располагался пыточный стол с ремнями, под ним стояло ведро с помоями. Справа от входа темнела пустая оружейная стойка. По углам валялся мусор и какое-то тряпьё. Все острые предметы Меритари предусмотрительно держали в другом месте.

Прямо напротив двери, пригвожденная кандалами к стене, висела нагая женщина, избитая, истерзанная, грязная и, очевидно, без сознания. Лина, выглянув из-за моего плеча, крикнула:

— Мама! — и бросилась к Литессе.

А я встал как громом поражённый. «Мама?!» И тут же, словно в доказательство, память подсунула мне слова Тени Глубин: «… и женщина, похожая на вашу». Она была не просто похожа, а по-родственному. Тень сказал мне об этом уже давно, а я только сейчас допёр!

Бессмертный встал в сторонке и теперь от души веселился, разглядывая моё обомлевшее лицо.

— Ты и об этом знал? — бросил я чуть резче, чем хотелось.

— Конечно, — ничуть не смутился тот.

На этот раз я не сдержался и как следует выругался. Ну и новости! Лина — дочь бывшей главы Ордена, которую ещё недавно считали мертвее ходяка! Это что за сюжеты сказок восточных народов?

Этот день преподнёс мне больше удивлений, чем все предыдущие годы. И, как назло, у меня совершенно не было времени как следует удивиться.

— Бездна меня сожри, — выдохнул я и кинулся помогать девчонке.

Ничто в Литессе больше не напоминало хищную архимагессу Ордена, которую мне однажды удалось увидеть в Квисленде несколько лет назад. Сейчас перед нами была просто заключённая — без имени, без статуса, обречённая до конца своих дней на пытки и унижения. «Вот так и обращается с людьми уплывающая из рук Власть, — подумал я злорадно, — и они в большинстве своём об этом знают. Но всё равно к ней стремятся. Надеются, видимо, что от них-то не уплывёт…»

Лина подняла голову женщины — та не отреагировала. Я хотел было расплавить оковы, но моё заклинание поглотил желтый виртулит, вплавленный в железную полосу за спиной узницы.

— Нам пора сматываться, друзья, — сказал Бессмертный, оглядываясь через плечо. — Мы устроили переполох, и, кажется, сюда спешат хозяева сего курятника.

— Сам знаю, — сказал я и несколькими ударами рукояти меча разбил крепления оков, стараясь вместе с ними не сломать женщине руки. Литесса повалилась в объятия подоспевшей Лины.

Я бросил взгляд на виртулит и, решив, что лишним не будет, выбил его из ложа. Тот упал мне в ладонь, неожиданно тяжёлый и коварно поблёскивающий. Лина на удивление резво тащила свою мать к выходу — и я поспешил следом, надеясь найти выход в катакомбы раньше, чем за нами придут Меритари.

Но не успел.

Оба выхода из коридора перекрыли чародеи, только что подоспевшие на сигнал тревоги. Среди них я разглядел и адептов, и Волшебников — красных балахонов оказалось больше десятка. В меня прилетело несколько обездвиживающих заклятий, но зажатый в ладони камень поглотил их без остатка. Я решил сыграть на этом и замер.

— Стоять! — рявкнул один из магов, выходя вперед. — На этот раз ты от меня не уйдёшь. Вы там! Сложите оружие, не то поджаритесь!

После этих слов я его узнал. Тот самый Волшебник, от которого мы по счастливой случайности улизнули на пограничной заставе. Зубы сами собой сжались до хруста.

В коридоре повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием запыхавшихся магов.

— Кхм… ну так мы бежим или как? — деликатно осведомился Бессмертный, стоя за моей спиной с взведённым арбалетом.

— Извини, — я смотрел в глаза Волшебнику, — в этот раз я поддаваться не буду.

— Не страшно, — заявил тот в ответ.

— Как скажешь, — сказал я и швырнул ему в лицо топазовый виртулит, моментально создавая ледяной щит за своей спиной.

Виртулит ярко вспыхнул в полёте, проглатывая всю направленную в меня магию, в щит тут же врезалось несколько заклинаний от тех чародеев, что стояли с противоположной стороны. Не теряя ни секунды, я ударил по ним воздушной волной, усилив заклинание рубиновым камнем. К счастью, мне удалось опередить их всех: пятеро меритаритов взмыли в воздух и с размаху впечатались в стену.

— Бегом! — рявкнул я Лине и Бессмертному, но они уже и без того спешили к куче изломанных от удара тел, волоча на себе бесчувственную Литессу. Если бы только чародейка пришла в себя, насколько всё стало бы проще!

Меритари с другой стороны, наконец, разобрались с виртулитом, отбросив его подальше, и принялись расстреливать нас, кто во что горазд, я прикрылся щитом, расходуя последние силы. Едва мы забежали за угол, щит сломался — меня выпило досуха. В стену за нашими спинами тут же врезался огнешар. Тех чародеев, которые выжили после моей волны, теперь гарантированно разорвало в клочья.

Взрывом нас опрокинуло на пол, но, к счастью, никого не покалечило, поэтому, вскочив, я схватил оказавшуюся не такой уж легкой Литессу и забросил себе на плечо, а мои спутники побежали к следующему повороту. Лина нырнула за него первой, я, наступая ей на пятки, вбежал следом, нечаянно стукнув её мамашу бедром об угол. Бессмертный задержался. Оглянувшись, я увидел, как он нажимает на спусковой крючок арбалета, пуская болт в преследователей, а через секунду его сметает с ног чудовищным взрывом и бросает в проломившуюся стену. В нас полетела каменная крошка, старый потолок отозвался на удар грохотом и начал обваливаться. Я побежал, опасаясь, что нас зацепит обвалом, а за спиной всё гремело и выло, и что-то кричали оставшиеся по ту сторону Меритари. Повороты сменялись поворотами, мы с Линой бежали, не разбирая дороги и направления, оставляя позади камень коридоров, погоню и Бессмертного, заваленного обломками обвалившегося потолка.

На пути появилась развилка, мы, не сговариваясь, побежали налево, и я тут же споткнулся, ощутив внезапную слабость. Лина подхватила Литессу, неожиданно легко подняв её с пола. Девушка что-то сказала мне, но я не расслышал, проваливаясь в туман и сквозь него видя острый обломок камня, торчащий в левом боку. Меча при мне уже не оказалось: убегая, я не заметил, как потерял его. Вытащив поразивший меня осколок и зажав рану, я, ничего не видя, побежал на голос Лины, потом вдруг врезался в неё, и на секунду мои глаза поймали фокус.

Впереди стоял силуэт, который вскинул руки в пассе, а потом из его груди появился наконечник стрелы, украшая красный балахон тёмным пятном. Истощённый, я опёрся о стену, сполз по ней, в беспамятстве цепляясь за безвольную руку Литессы, и почти сразу потерял сознание.