Картина выглядела знакомо, но я никак не мог вспомнить, где её видел. Она казалось такой невероятной и вместе с тем такой настоящей, что парадоксальностью своей вызывала головную боль. И всё же я не мог оторвать от неё глаз.

Я словно оказался в самом центре звёздного неба — как тогда, у Оракула, только на сей раз под ногами не оказалось даже крохотной каменной площадки. В голове, откуда ни возьмись, всплыло слово: космос. Вот что я видел и тогда, и сейчас. Но у Оракула космическая бесконечность казалась пустой и холодной, а здесь напротив, густой, насыщенной, живой. Звёзды больше не были разбросанными по чёрному полотну белыми точками — они скапливались в громадные туманности, кружились, меняя цвет и яркость, вспыхивали и гасли, сменяя друг друга в бесконечном движении. И снова слова: орбита, сверхновая, галактика, астероид, квазар — они приходили будто из ниоткуда, я просто смотрел на играющую светом вселенную, а названия её составляющих сами приходили в голову. Это было как… вспоминать. Вспоминать то, чего никогда не знал.

Я не знал, но вспоминал, что именно здесь, в этом самом месте, всё началось. И, спрашивается, что — всё? Я изо всех сил напрягал память, но внутри себя ответа найти не мог. Зато увидел: тут и там панорама стала искажаться. Словно по мириадам сотканных из разноцветного пламени светил пробегали волны. Со временем искажения усиливались, в конце концов вызывая надломы в самом пространстве, которые на мгновение вспыхивали и затем постепенно гасли. Всё, что попадало в них, погибало: звёзды взрывались, планеты сгорали или же крошились, астероидные пояса размётывало, как пыль. А зловещих изломов становилось всё больше.

— Вот ты где, — раздался голос Отражения совсем рядом.

— Я помню это, — сказал я.

— Нет. Это не ты помнишь, — я обернулся на голос и увидел привычную ухмылку на его лице.

— Кто же тогда?

— Я. Это — мои воспоминания.

Мы замолчали, наблюдая за чередой беспорядочных вспышек. Происходящее завораживало и не давало сосредоточиться на разговоре.

— Тогда почему я их вижу?

— Ты встретил Бессмертного, — вздохнул двойник. — Это его появление вызвало просачивание моих воспоминаний в твои.

На язык просился вопрос — каким образом? — но вместо этого я почему-то сказал другое:

— Значит он — не ты.

— Спорный вопрос. Он в той же мере я, в какой и ты.

— Мы же с тобой одно целое, — сказал я, поразмыслив. — Как у нас могут быть разные воспоминания?

Отражение почему-то невесело усмехнулось и ответило:

— Подумай сам. Как поймёшь — значит, созрел.

— Для чего?

Двойник не ответил.

Из разрывов в пространстве стали вырываться облачка светящегося вещества, однако через мгновение пролом закрывался, а свечение гасло.

— Кто он такой, этот Бессмертный? А главное — кому служит?

— О! — воскликнул мой собеседник. — Я не стану тебе говорить. Будь уверен, ты с ним ещё встретишься, — на этих словах в его улыбке мелькнуло что-то особенное, чего мне не удалось понять, — пусть он сам скажет.

Мне было жутко интересно, что значат все его слова, но при этом полностью отсутствовало желание задавать вопросы и выслушивать ответы. Голова не хотела принимать эти знания. Может, оно и к лучшему — нет ничего хорошего в том, чтобы узнать всё и сразу. Вселенная, которая заглядывала мне прямо в глаза, всем своим видом говорила: всему своё время.

— Ладно, — сказал я и решил спросить о том, что меня сейчас по-настоящему интересовало. — Что происходит?

Несмотря на расплывчатость вопроса, двойник отлично понял, что я имел в виду. Наверное, попросту залез в мои мысли.

— Это? — он указал на один из гаснущих разломов. — Просто так не объяснишь. Зависит от того, кто задаёт вопрос. Один решил бы, что это — конец всего. Другой сказал бы, что это трагедия. Третий ничего бы не сказал, потому что для него это — норма.

— А для тебя?

— Меня это не касается. Теперь.

Я обернулся и прочёл на его лице отрешённую скорбь. Это были первые его эмоции, в истинность которых я поверил. Это и вправду были его воспоминания, яркие, самые яркие из всех.

В глубине космоса полыхнули вспышки — одна, вторая, третья. Каждая из них затмила даже самые яркие из звёзд, вселенная будто на несколько мгновений утонула в свете, но не обычном: он проходил сквозь всё и вся, не оставляя никаких следов. А потом волнения в пространстве пошли на убыль.

— А свою ненаглядную девчонку ты всё-таки вызволил.

— Говорил же, что не брошу её.

— Говорил, говорил. Выживи только теперь, — сказал он и замолчал.

Судя по всему, в этот раз двойник не был настроен донимать меня. Это удивляло и настораживало. У него в загашнике всегда имелась тема для поучений, всегда находилось, к чему придраться, даже когда я действовал более осмотрительно. Сейчас-то ему сам Явор велел до меня докопаться. Так чего же он тушуется?

— Не смотри на меня так, — сказало Отражение в ответ на мой недоумённый взгляд. — Я уже тебе говорил, что ты простуженный на всю голову?

— Да ты мне ни на минуту не даёшь об этом забыть.

— Мне надоело это повторять.

— Серьёзно?

— Нет. Но с тобой это всё равно не работает. Ты упрям, как целое стадо баранов, — двойник махнул рукой.

Мы замолчали, возвращаясь к любованию видом. Разломы в нём возникали всё реже, а потом и вовсе исчезли. Космос, хоть и изрядно пострадал, возвращался к норме. Я вглядывался в его необъятное многоцветие и, сам того не замечая, искал мирок, который стал мне домом. Разумеется, у меня не было ни шанса — ведь это всё равно что отыскать нужную пылинку во время песчаной бури. Пылинку, для который ты сам — пылинка… Да, настолько мы малы — появляемся и исчезаем в вечности, а та, небось, и не замечает.

Впрочем, так ли это? Ведь всё большое состоит из малого, и никак иначе. Из отдельных людей складывается человечество, из отдельных звёзд — галактика, а из мгновений — вечность. Мелочами нельзя пренебрегать, потому что, по сути, существуют только они. И ничто, даже самая крохотная пылинка, не исчезает бесследно.

Малое, большое, живое, мёртвое — всё участвует в бесконечном круговороте. Мы рождаемся не из ничего, мы — плоть от плоти мира. Мы растём, продолжая вкушать его плоть, а затем умираем и сами становимся его пищей. Невозможно выделить себя из Всеобщего Процесса, из Великого Сущего, потому что мы начинаемся с него, живём в нём и растворяемся в нём, когда приходит наш час. Это ли не бессмертие? Не наше как живых существ, конечно, но того, из чего мы состоим. Бессмертное вещество, которое течёт во времени, преобразуется, принимая бессчётное число форм — вот он, космос. Вот они — мы.

Отражение молчало, а меня не покидало дурацкое чувство, что в том-то и заключается сегодняшний урок. Что, если менторство двойника вышло на новый уровень, и теперь ему вовсе не надо открывать рта, чтобы заразить мою голову своими мыслями? Как если бы он наконец подобрал ключи к моему разуму. Но — хоть и странно, конечно, — тогда это не имело для меня никакого значения.

Ведь то, о чём я думал, было не ново. Все эти истины были давно постигнуты, переварены, записаны сотнями других людей. Чтобы не утратить это знание, они облекали свои идеи в десятки разных учений, религий, научных трудов. Благодаря им, если всмотреться, можно обнаружить, что всё вокруг нас пропитано этими фундаментальными истинами. Что вся информация, необходимая для понимания природы бессмертия, уже лежит перед нашим носом. Проблема только в том, что каждый должен разуть глаза и дойти до этого понимания сам, иначе никак, иначе будет только извращение чужих пониманий…

Пока я размышлял, космос вокруг нас с Отражением продолжал своё бесконечное путешествие внутрь себя самого. Мириадами искорок двигались сквозь пустоту небесные тела, в глубинах туманностей вспыхивали сверхновые, переливались линзами пятна абсолютной черноты. Вселенная оправилась от таинственного катаклизма, и всё в ней вернулось на круги своя.

— Какая же она… — я запнулся на выдохе, не в силах подобрать слово.

К счастью, двойник и в этот раз прекрасно меня понял, и тем же тоном отозвался:

— Да.

Мы висели так ещё долго — я совершенно утратил чувство времени. В какой-то момент мысли просто понесли меня прочь, сквозь переполненную смыслом вселенскую пустошь, в поисках границ необъятной громады космоса. Но, конечно же, достичь их мне так и не удалось — воспоминание, подходя к концу, померкло, и я погрузился в обычный сон.

— Надеюсь, нас не окружат, пока мы тут прохлаждаемся, — сказал Арджин.

— За нами нет погони, — возразил твёрдый женский голос, который прежде мне не приходилось слышать.

— С чего ты так уверена? — проворчал Кир. — Твои Херитари едва не прибили вас в казематах! Они знают, куда мы ушли, дверь-то обратно не запечатали!

— Они сбились со следа. Не обсуждается, — резко ответила женщина, и гном тут же осёкся. — По праву сильного я смогла замести следы, — сказала она уже спокойнее. — Никто в Ордене не способен почувствовать мою магию. Да и подозреваю, что они не будут особо увлекаться погоней.

— С чего бы это?

— Это бесполезно, — вклинился Рэн. — Литесса в состоянии спрятаться от всех, кто слабее её, и там это понимают. Они не найдут нас до тех пор, пока не привлекут не менее сильного союзника.

— И он у них есть, к сожалению, — тихо сказала Литесса, но её прервала Лина:

— Ребята, Эн очнулся!

На самом деле я уже слушал их какое-то время, мне просто надоело притворяться спящим. Кроме того, правый бок саднил и жутко чесался, поэтому первым же движением я запустил пятерню под повязку, но никакой раны там не обнаружил. Открыл глаза, недоумённо оглядел себя, не обращая внимания на сбежавшихся друзей. На коже не было ничего даже приблизительно напоминающего рубцы, чего уж говорить о ране от осколка.

— Живой? Как себя чувствуешь? — озвучил общие вопросы Кир, на лбу которого пылал красный след от чего-то круглого.

Пока лежал, я уже успел пересчитать голоса и успокоиться. Все были живы, а значит мой дерзкий план удался. Пусть и с некоторыми оговорками. Бывает же!

— Хорошо чувствую, — отозвался я, пальцем тыкая в место, где перед потерей сознания видел рану. — Чья работа?

— Моя.

Сгрудившиеся вокруг меня друзья немного расступились. За их спинами я увидел сидящую в кресле Литессу, которая смотрела на меня с толикой уважения и вместе с тем немного свысока. Она снова неузнаваемо изменилась — в чистой, приличной одежде, с заплетенными в косу серебристыми волосами и чистым, целым лицом. Незнающий человек не дал бы ей на вид больше тридцати пяти. Разумеется, ошибся бы при этом лет на сто. Если не на сто пятьдесят. Однако, глядя на эту властную, красивую женщину, я не мог не признать, что они с Линой и впрямь похожи. Даже голосами — разными были только интонации.

— Спасибо, — сказал я, но прозвучало это слово отнюдь не как благодарность.

Чародейка проигнорировала мой тон и сдержанно кивнула.

— Где мы?

— На постоялом дворе, — ответил Арджин. — В дне пути к северу от Лотора.

— Как выбрались? Ничего не помню после ранения…

Оказалось, Рэн, Кир и Арджин нашли нас как раз в тот момент, когда я свалился без сознания. Куница сдержал слово: чистильщики проводили их до двери в подземелья Башни и удалились. Рэну удалось справиться с магическим замком, даже не подняв тревоги, чему я немало удивился. Мне это как раз-таки не удалось…

Троица вошла во владения Меритари и спустя каких-то пятнадцать минут наткнулись на нас — Рэн застрелил единственного оказавшегося на пути адепта из лука. Взяв меня и Литессу на закорки, они бросились обратно, в катакомбы, где пришлось немало подраться с выродками. Из-за спешки на середине пути мои друзья потеряли ориентиры и заблудились, но тут ко всеобщей радости очнулась Литесса. Быстро разобравшись в происходящем, она взяла на себя командование. Спорить с ней оказалось бессмысленно, да и незачем. «Пуляла своей магией направо и налево! К нам больше и подойти-то не смогли!» — выпучив глаза, рассказал Кир. «Однако та химера таки до тебя добралась», — с усмешкой заметил разведчик, и гном насупился. Они вышли к подземной реке, в которую сливались нечистоты из канализации, и Рэн тут же заявил, что по ней можно выйти на воздух. Он не ошибся, но у самого выхода они проглядели сидящую на потолке химеру, которая, прежде чем её испепелила решительная Литесса, от души хлестнула идущего впереди Кира щупальцем, оставив на его лбу след от присоски.

Дальше пошло лучше. Река вывела их в лог на севере от столицы. По нему отряд вышел на дорогу, где леди Фиорана в прах разнесла патруль совершенно ни в чём не виноватых дозорных. На отвоёванных конях мои спутники припустили по тракту, остановившись только на следующий вечер на постоялом дворе, где мы и пребывали по сей час. Над моей раной Литесса поколдовала ещё в логе. Этим я весьма впечатлился. За неполные сутки исцелить такое ранение — это выдающийся целительский навык. Не зря, видимо, её сделали архимагессой, не зря…

Пока товарищи наперебой рассказывали о наших приключениях, я умял обед и переоделся в свежую, купленную тут же, одежду. Рэн вернул мне завёрнутые в дрок мечи. Лина молчаливо наблюдала за мной, с нежностью улыбаясь. Литесса отстранённо смотрела в одну точку, о чём-то задумавшись.

— Так, — сказал я, едва Кир закончил последнюю фразу, — с этим всё ясно. Спасибо, парни, без вас пропали бы. Теперь твоя очередь.

Литесса очнулась от раздумий и встретила глазами мой взгляд.

На какое-то время в комнате повисла напряжённая тишина, прерываемая только потрескиванием камина.

— Лилиана, будь добра, принеси чаю, — сказала бывшая архимагесса, обращаясь к дочери. — Разговор будет долгим.

Лина молча вышла из комнаты, наверное, самой дорогой в корчме. «Её решение, не иначе, — подумал я, глядя в бледно-зелёные глаза Литессы. — Скромности от таких не жди. Она привыкла всем управлять железной рукой, и теперь наверняка будет пытаться подмять нас под себя. Посмотрим, чего она стоит».

— Полагаю, начать нужно с самого начала, — не отводя взгляда, спокойно сказала Стальная Леди. — А именно с моего знакомства с квислендским магом.

Все расселись по своим местам и приготовились слушать. Убедившись, что её не перебивают, чародейка продолжила:

— Итак, двадцать три года назад, когда я стала архимагессой, настал мой черёд как-то решать вопрос с могущественным колдуном, обитающем в замке на юге страны. Он был главной головной болью всех архимагов Ордена, начиная с самого основания Меритари. Как острый камень в башмаке. Могу я задать вопрос? — вдруг прервалась она.

— Если только один, — ответил я. — Чтобы разговор уж слишком не затягивался.

— Сколько ему лет? Было. Просто праздное любопытство.

Я усмехнулся. Разумеется, они голову сломали по поводу того, кто такой Дисс. Живёт в Нирионе с незапамятных времен, но ничуть не изменился. Впрочем, теперь Старый Маг погиб, и уже не было смысла скрывать.

— Мне сказал, что больше шестнадцати тысяч, по счету Нириона, — после этих слов все слушатели выпучили глаза, и лишь во взгляде Стальной Леди вспыхнул огонёк интереса. — Но не думаю, что он сам знал, сколько. В одном Нирионе он прожил семьдесят веков. Я ответил на вопрос? Тогда продолжай.

Литесса точно не отказалась бы развить эту тему, но сдержалась. Моё откровенное хамство она будто бы не заметила.

В комнату вернулась Лина с пузатым чайником в руках, наполнила две кружки, подала их нам с Литессой и села ко мне на колени. Я приобнял её за талию, девушка положила руку мне на плечо — и нам обоим тотчас стало тепло и спокойно.

Литесса посмотрела на дочь, потом прожгла меня взглядом, но от комментариев воздержалась. Я отхлебнул из кружки, продолжая нахально смотреть ей в глаза. Любопытно было, надолго ли хватит выдержки этой ведьме. Но с каждой минутой я всё отчётливее понимал, что добрые отношения с нами ей важнее собственной гордости.

— Я рассчитывала, что уж мне-то удастся либо присоединить его к Ордену, либо уничтожить, — вздохнула Архимагесса. — Изгнать, на худой конец. Но не тут-то было. Он не вёлся ни на какие уловки, будто знал о них заранее. Избегал ловушек, как дипломатических, так и банальных засад. Сильно меня этим бесил. После пяти лет бесплодных попыток решить дело хитростью я не выдержала и попыталась сделать это силой. Мы осадили замок и выдвинули жёсткий ультиматум — или сдаётесь, или мы вас… В общем, это была далеко не первая попытка захватить замок, не знаю, на что я надеялась. Ответом нам стала контратака смехотворно малочисленного гарнизона. Простых людей, в которых отсутствовала даже самая крохотная искра Дара. Некоторые из них были даже не вооружены. Несмотря на это, их не брали ни заклинания наших чародеев, ни мечи наёмников. Мы несли потери, но не смогли убить ни одного врага. Такой магии я не видела больше нигде, ни до, ни после. Тогда я поняла, что Дисс знает нечто такое, что сводит на нет наше численное и ресурсное превосходство. Оставалось только отступить, чтобы поискать другую тактику. Но отшельник, не убирая «войск» с поля боя, вышел вперёд и потребовал переговоров с лидером. То есть со мной.

Я не выдержал и улыбнулся. В этом был весь Дисс — алогичный, чудаковатый, странный. С очень специфичным чувством юмора. Ведь он мог просто обрушить на атакующих небеса, но вместо этого выгнал против чародеев и вооружённых до зубов солдат обычных крестьян. Шутник, чтоб его.

— Я приняла вызов. Мы встретились на середине поля. Хорошо помню тот разговор: Дисс первым делом вежливо поздоровался и спросил, хорошо ли мне сегодня спалось. А спалось мне действительно плохо, я в больших муках родила на прошлой неделе. Забеременеть оказалось невероятно сложной задачей… Конечно, я ему не ответила. Спросила, чего он хочет. Он сказал: «мира». Я сказала, не будет никакого мира, пока на либрийских землях живёт никому неподконтрольный чародей. Он легко улыбнулся и сказал, что в таком случае ему придётся выдвинуть встречный ультиматум. Или мы оставляем его в покое, или он сотрёт Орден с лица земли.

Я хохотнул. Литесса улыбнулась уголками губ и продолжила:

— Проделав такой сложный фокус во время боя, он не выглядел даже чуть-чуть уставшим. Я была в смятении. Нет, я не боялась его, но и не видела ни одного способа его одолеть.

— Если бы он хотел, то захватил бы весь мир. Для него это стало бы забавным развлечением, — сказал я, и Архимагесса кивнула.

— К такому выводу я и пришла. Он не хотел власти над миром и не посягал на неё. В то же время сделать с ним хоть что-то не представлялось возможным. Поэтому я приняла единственное логичное решение, которое оставалось. Заключить с ним союз. Хотя бы на словах. Знаешь, почему Орден тебя боится? Потому что если бы Дисс раскрыл тебе свои тайны, вас таких «неподконтрольных» стало бы уже двое. Но он этого, видимо, так и не сделал. А жаль. Возможно, сейчас мы не оказались бы в такой поганой ситуации.

— В какой это?

— До этого ещё дойдём. То, что Дисс владеет какой-то тайной, стало для меня очевидным, но выудить из него этот секрет не стоило и пытаться. Я стала копать под него и максимально осторожно шпионить. Безуспешно. Ничто не ускользало от его взгляда, ни одно самое простое заклинаньице не оставалось незамеченным. Ещё через несколько лет я плюнула на все попытки, отложив разгадку этой головоломки в долгий ящик.

Я задумчиво покусал щёку изнутри.

Туманные намёки белоглазого обретали плоть. Дисс обладал колоссальной властью, и не просто потому, что был Магом. Несмотря на происхождение Магов силы их не безграничны. А он тем временем действительно был способен подчинить себе всё, до чего мог дотянуться, но я не придавал этому значения, привыкнув к такому положению вещей. Где-то внутри поселилось очень нехорошее предчувствие. Такое, словно скоро узнаешь, что тебя водили за нос.

— И, чтобы быть до конца откровенной, была ещё одна причина, — продолжила Литесса, и черты её лица окаменели, а голос, напротив, обрёл больше интонаций. — Напали на дом, где жила моя дочь. О её существовании вообще никто не должен был подозревать, я приложила столько усилий, стольким пожертвовала, чтобы спрятать её… Но охранявшего её человека убили, а сама Лина пропала. Это меня подкосило, стало не до Квисленда. Я бросила всех, кому могла доверять, на поиски…

— И при этом Лина понятия не имела, кто её мать, — перебил я. — За девять лет ты ни разу не показалась ей на глаза, а потом бросилась искать? Хороша мамаша!

Прозвучало это достаточно жестоко. Это было не моё дело, но я хотел, чтобы Литесса понимала, кем я её считаю. Коварной, бесчувственной ведьмой, которой она и являлась.

Рука Лины успокаивающе легла мне на грудь.

— Это уже в прошлом, — сказала девушка. — Между нами нет обид.

По её тону я понял, что обиды как раз есть, но говорить о них никто не будет. Мол, кто былое помянет, тому и глаз вон.

Однако лицо Литессы исказила мука пополам с яростью. Мои слова её ранили, а ровный голос Лины — добил. Я даже не поверил своим глазам, когда увидел это беспомощное выражение на властном, точёном лице архимагессы. Либо она мастерски притворялась, либо не притворялась вовсе.

— Такова была цена, — ледяным тоном обронила чародейка. — Девять лет у неё было детство, которого не было бы вовсе рядом со мной. Я пошла на это только ради её благополучия, — Литесса перевела взгляд на Лину, и в голосе её зазвучала мольба. — Я не переставала искать все эти годы, Лилиана. Перерыла всю Либрию, а потом взялась и за окрестности. У меня руки опускались, как только я представляла, что…

Голос Стальной Леди дрогнул, и она осеклась. Прикрыла глаза, вздохнула. Когда её веки поднялись, эмоции снова исчезли, а их место заняли прежние уверенность и твёрдость.

— Я сама себя обманула. Укрыла дочь от всех заклинаний, которые только могла вообразить, сделала всё, чтобы через меня мои враги не смогли выйти на неё. И мне это удалось. Поэтому и сама не смогла ничего сделать, кроме как рыть землю носом. Но сейчас не об этом.

Литесса отхлебнула из кружки, отставила её и продолжила:

— Два с лишним года назад начали приключаться странности, которые заставили меня вернуться к тайнам Дисса. Орден обладает прибором, который тонкой магической сеткой опутывает Нирион. Мелочь не улавливается, но самые крупные магические всплески прибор отслеживает и регистрирует. В один прекрасный день я посмотрела в записи и ужаснулась. Две мощных вспышки за неделю, в очень отдалённых друг от друга точках. Причём характер их очень напоминал использованную Диссом силу. К тому времени отношения между нами наладились и стали больше походить на сотрудничество. В тот же вечер я отправила ему шифрованное послание с вопросом — не проводит ли он каких-нибудь испытаний? Мол, мы заметили кое-какие странности и обеспокоились. На столь откровенный вопрос он не мог не отреагировать. Ответ пришёл сразу же — «нет, ни к чему такому я непричастен. Где вы их заметили?» Я ответила: там-то и там-то. Через несколько часов пришёл ещё один ответ: «отправляюсь туда, всё разузнаю и сообщу». И он пропал на несколько месяцев.

Я припомнил одно из долгих отсутствий Старого Мага в замке и подумал, что рассказ Литессы выглядит очень правдоподобным. Время совпадает. Факты совпадают. Она раскрывает тайны своего Ордена — например, этот таинственный прибор. На это у неё должны быть действительно веские причины. А если учесть, как она старается давить в себе гордыню, можно сделать вывод, что у неё всё очень плохо. Точнее, она в ужасе.

— В это же время внезапно пропал Вернон, в то время уже ставший моим заместителем. Он объявился ближе к зиме, и на вопрос, где он был, ответил, что улаживал дела на юге. Я сразу поняла — это ложь. И тем это удивительнее, что прежде он мне не лгал. Он стал подозрительным, нервным, на вопросы отвечал неохотно. У меня был вариант потребовать ответа напрямую, но я решила действовать тоньше и сделала вид, что не придала странностям никакого значения. Как оказалось, не зря. В середине прошлой зимы мне удалось его выследить — уехав от Башни на значительное расстояние, он разговаривал через магическое окно с человеком в сером.

При упоминании белоглазого я вздрогнул. От Литессы это движение не укрылось, но она не стала заострять на этом внимание.

— Суть разговора мне уловить не удалось, да и слышимость была так себе. Одно стало очевидно — Вернон ведёт какие-то дела на стороне, и всё это было как-то связано с Диссом. Я решила проявить осторожность и продолжила наблюдать. Странностей становилось всё больше. Дисс, едва вернувшись, прислал магическую записку: «Что-то затевается. Выяснить почти ничего не удалось. Возможно, нам потребуется объединить силы. Держите в курсе». Я удивилась — ему, всемогущему, потребуется моя помощь? Каких же масштабов тогда катастрофа?

— Я думал, Меритари со своей жаждой тотального контроля в курсе всего происходящего в мире, — сказал я.

— Я тоже так думала. Но оказалось, что в Нирионе есть куда более могущественные силы, нежели Красный Орден. Весной они пришли ко мне. Вернон и тот самый человек, с которым он разговаривал. Я не успела ни приготовиться к этой встрече, ни предотвратить её.

— Ты знаешь, кто этот человек? — перебил её я.

— О, теперь знаю. Этот разговор мне запомнился до мелочей.

Архимагесса находилась в своём кабинете, изучала магическую карту, которую составил аналитический отдел с учётом последних событий. Не успела она просмотреть и половину, как в дверь постучали.

— Войдите, — бросила она, не отрывая взгляда от схемы.

Чуть слышно щёлкнул пружинный замок, и раздался голос ученика:

— Литесса.

Стальная Леди подняла глаза и увидела, что кроме Вернона в комнате стоит ещё один человек — тот самый, которого она видела пару месяцев назад в магическом окне. Только на сей раз его пустой взгляд был направлен на неё. Он пробирал до костей. Одного присутствия человека в сером хватало, чтобы понять: сейчас произойдёт нечто решающее.

Но виду Литесса, конечно, не подала.

— Это ещё кто? — спросила она холодно. — Почему ты тащишь в мой кабинет посторонних, Вернон?

— Пожалуйста, выслушай его, — заместитель поднял руки в примирительном жесте. — Это очень важно.

Леди Фиорана надменно подняла бровь и перевела взгляд на посетителя.

— Ну что ж, меня зовут Грогган, — человек говорил будто нехотя, равнодушно глядя по сторонам. — Я здесь только потому, что Вернон за вас поручился. Он считает, что вы можете помочь в нашем деле.

— Каком ещё деле? — Литесса пожирала взглядом своего зама. Тот сжал губы, но глаз не отвёл.

— Мне нужен этот мир, — ответил Грогган так, словно говорил о покупке башмаков. — И я его получу в любом случае.

— Да ну? — деланно удивилась архимагесса, медленно поднимаясь с кресла.

— Только давайте не будем терять время попусту, — с еле уловимой, но оттого чрезвычайно убедительной просьбой в голосе продолжил человек в сером. — Я в курсе вашего характера. Не нужно мне его демонстрировать. Пропустим все возмущения, гнев и угрозы, они всё равно ничего не стоят. Кроме слов вам мне противопоставить нечего. Если не верите — убедитесь сами, я не закрываюсь.

Литесса и без того уже увидела сквозь Эфир, что этот голем в обличии человека колоссально силён. Она бы даже не поверила, что такие бывают, если бы он не стоял перед ней, нахально тыча в лицо своей мощью. Нет, он не был богом, но архимагессу превосходил во много раз.

И всё же она не была бы собой, если бы молча проглотила угрозу.

— И ты думаешь, что я тебя боюсь? — бросила она, закипая. — Кто ты вообще такой?

— Солдат на службе самой могущественной силы во Вселенной, — ответил Грогган, не моргнув глазом. — А вы — кто?

В голосе его не было бахвальства или бравады. Он просто озвучивал известный ему факт, и не более. Литесса уже приготовила новую колкость в ответ, но Грогган её опередил:

— Хватит, леди Фиорана. Не расстраивайте Вернона, он так в вас верит. Я могу раздавить вас одним ногтем, как блоху, — сказал он и посмотрел так, что даже непрошибаемой Стальной Леди стало дурно. — Лучше сядьте и послушайте.

Литесса молча вернулась в кресло.

— Благодарю, — бесцветным голосом обронил человек в сером. — Я понимаю вас. Бояться перемен не стыдно. Они ведь как лавина, которая сметает привычный уклад. Может даже показаться, что ваш мир рушится, но на самом деле он просто… преобразуется. И тот, кто бежит от перемен, сам себя лишает возможности эволюционировать. Понимаете, к чему я клоню?

Архимагесса смотрела на незваного гостя исподлобья.

— По глазам вижу, что понимаете, — сказал Грогган, неспешно прохаживаясь по её кабинету. — Я — часть той силы, что несёт перемены. И людям, даже таким как вы, неподвластна. Как наступление новой эры. Как прогресс. И выбор здесь очень простой: или подстроиться, или кануть в прошлом. Вернон оказался достаточно умным, чтобы это понять. Он — способный ученик, и я надеюсь, что его учитель окажется не глупее.

— И терпеливее, — процедила Литесса — Слишком длинное у тебя вступление.

— Я его как раз завершил. Слышали о протоэлементах?

В голове архимагессы поднялся настоящий вихрь мыслей, вращающийся вокруг единственного вопроса — как выйти из ситуации? Любой сценарий, рождавшийся в уме чародейки, заканчивался не в её пользу. Однако Литесса не сдавалась и понимала, что пока человек в сером говорит, у неё есть время подготовиться.

Поэтому вопрос Гроггана она проигнорировала.

— Нет? Хорошо, восполню этот пробел в ваших знаниях, — сказал Грогган, снова устремляя взгляд на оформление кабинета. — Как и большинство миров второго типа, ваш Нирион основан на нескольких протоэлементах. Именно они являются родителями материи, коей мир заполнен. Это — своего рода эссенции. Вам они должны быть известны как «первоначала». Звучит знакомо? Вместе с так называемым Средоточием протоэлементы участвовали в акте творения мира, после чего в нём и остались, обзаведясь разумными оболочками. Это самые первые элементали, самые чистые, если можно так выразиться. Судя по Эфиру, в Нирионе их должно быть шесть. Средоточие я уже нашёл, но оно, к сожалению, оккупировано горсткой людишек, во главе которых стоит весьма хитрый чародей по имени Дисс. Первое, что мне нужно — избавиться от этого надоеды, потому как сотрудничать он не намерен. Второе — найти все протоэлементы. Тут мне очень пригодились бы связи вашего Ордена. И, в общем-то, мне всё равно, кто будет стоять в его главе.

— Что будет, когда всё необходимое окажется в ваших руках? — стараясь не терять самообладания, спросила Литесса.

— Все, кто мне в этом помогал, получат награду. Хозяин скупиться не станет, обещаю. Кто знает, может, особо выделившихся он даже приблизит к себе.

— Нет, что будет с миром?

— Он перейдёт во владение хозяина. Как он им распорядится — не могу знать.

Литесса не могла даже предположить, насколько всё сказанное правда. Но только на последних словах чутьё встрепенулось и шепнуло — это ложь. Всё он прекрасно знает. Просто говорить об этом ему невыгодно.

Как бы то ни было, архимагесса уже точно знала, на какой стороне находится.

— Стало быть, выбора действительно нет, — сказала она.

— Да, — Грогган смотрел на неё с ленивым равнодушием. — Если вы не станете мне помогать, Вернон станет. Правда ведь, Вернон?

Ученик Литессы, до сей поры стоявший тихо, с холодной решимостью кивнул. В его взгляде не осталось и следа былого тепла и уважения, словно он разом перечеркнул всё, что объединяло его с наставницей. На миг архимагесса даже засомневалась — он ли это? Но потом усилием воли заставила себя поверить: он, конечно, он. Вшивый предатель. Ведь он знал её, а потому понял: Литесса не станет помогать порабощать мир, на который и сама имела далеко идущие планы.

«Чем же тебя соблазнили, Вернон? — подумала чародейка, медленно поднимаясь со своего места. — Иллюзией власти? Думаешь, тебя и впрямь ждёт награда, которую обещает этот… пришелец? Он посадит тебя на моё место, точно цепного пса, а как только станешь не нужен — смахнёт, как былинку. Ты же всегда был умницей, так что же теперь случилось? Или просто надеешься протянуть подольше? Жалкий трус!»

Архимагесса закипала от гнева. И этому человеку она доверяла больше остальных?

— Никогда, — сказала она, упёршись кулаками в стол и глядя на Гроггана исподлобья, — никогда вы не увидите меня на своей стороне. Лучше я сдохну, лучше разорвите меня на кусочки, но никогда перед вами двумя я на колени не встану. Отбираете у меня то, во что я вложила всю свою жизнь, и ещё требуете повиновения? Да мочилась я на такие предложения!

Под конец она сорвалась на крик, но человека в сером это нисколько не смутило. Он повернулся к Вернону и невозмутимо обронил:

— Как я и говорил, пустая трата времени. Отныне будем поступать по-моему.

Вернон шумно выдохнул и с редким для себя напором в голосе бросил:

— Значит, я в ней ошибся.

Грогган снова повернулся к Литессе, и она поняла, что тот сейчас атакует. Чародейка уже приготовилась защищаться, собираясь продать свою жизнь как можно дороже. Но Вернон опередил их обоих.

Его заклинание шипованной плетью обвилось вокруг вспыхнувшего щита архимагессы, и закрутилось, заелозило, словно стремясь распилить защитный кокон на кусочки. Будучи сильнее на ступень, Стальная Леди без труда отразила эту атаку, окружив себя непроницаемым тёмно-лиловым куполом. Предатель тут же атаковал снова, ещё более сильным плетением, вложив в него все доступные силы, щит Литессы затрещал, но не прогнулся, и тут поверх грохота и треска магии раздался спокойный голос Гроггана:

— Давай-ка я тебе помогу.

Напор чужой магии сразу же усилился настолько, что у Литессы потемнело в глазах. Щит продержался ещё пару мгновений и лопнул, перенасыщенное энергией пространство натянулось, ударило в грудь, и…

— И что потом?

— Потом я очнулась на берегу безымянной речушки за сотню вёрст к югу от столицы. Не знаю, что за плетение использовал Фельедер. Видимо, просто не рассчитал силу. Вместо того, чтобы расплющить, заклинание протащило меня по какой-то старой эфирной тропе.

— Странноватый он выбрал способ от тебя избавиться, — сказал я с сомнением.

— Этот предатель, — Литесса поджала губы, — заранее знал, что в одиночку со мной не справится. Он знал, что этот Грогган вмешается и против них обоих мне уже не устоять. Но он всё равно атаковал первым, чтобы доказать преданность новому господину. Отрезал себе все пути к отступлению. Теперь у него просто нет выбора, кроме как уничтожить меня, потому что я собираюсь поступить с ним намного хуже.

— Ладно, что было дальше? — я оторвал архимагессу от мыслей о мести.

— Дальше… Меня сочли погибшей, а сладкая парочка преспокойно завершила переворот в Башне. Многих, кто оказался достаточно смел, чтобы высказаться против нового архимага, казнили на месте. Правда, большинство вовремя сообразило, откуда дует ветер и поддержало Вернона. В конце концов, он — второй после меня по силе. А при поддержке такого человека, как Грогган, ни о каком соперничестве и речи нет. Мне стоило огромного труда найти оставшихся в живых людей, в верности которых не приходилось сомневаться. Их оказалось трое. Всего трое! Они втайне примкнули ко мне, но соваться в Башню в таком смехотворном количестве, пока за спиной Вернона стоит Грогган… Глупее некуда. Пришлось притаиться в тенях. Я решила, что Дисс сможет мне помочь, но через какую-то неделю после того разговора узнала, что Квисленд превратился в кратер. Мои последние надежды рухнули. Я даже не сомневалась, что за уничтожением замка стоит Грогган, и единственный, кто способен был ему противостоять, мёртв.

Я нахмурился. Мне до сих пор не верилось, что Дисс дал застать себя врасплох. Это выглядело так же невероятно, как если бы вместо солнца утром взошёл второй Нир. Старый Маг всегда заглядывал на много ходов вперёд. Тут же получалось, что он знал о грозящей опасности. И ничего не сделал? Ну нет, уж скорее я чего-то не знаю. Не может же быть так, что Грогган во всём оказался умнее Мага. Если так, то надежды у нас просто нет.

Мне вдруг стало нехорошо — голова закружилась, желудок сжался в спазме, но уже через пару секунд всё прошло как не бывало. Я, недолго думая, списал это на последствия ранения.

Пока размышлял и приходил в себя, я не заметил, как потерял нить рассказа.

— …за несколько месяцев мне удалось кое-что разузнать о том, что говорил Грогган и о нём самом, — продолжала Литесса, отхлебывая подогретого магией чая. — Он не лгал — в мире действительно есть протоэлементы и Средоточие. Множество древних сказаний различных народов напрямую говорит о шести светочах, богах или началах, которые, сойдясь, породили твердь, воду и воздух. Я никогда не пренебрегала подобным фольклором, но только сейчас истинная основа этих легенд обрела для меня смысл. Мне даже удалось вычислить местонахождение Средоточия.

— Где он? — спросил Рэн, доселе стоявший молча.

— Почти уверена, что на Одиноком Вулкане, — ответила Литесса. — Я знала, что поиск эссенций идёт полным ходом. Но мой человек в Ордене сказал, что, несмотря на перемены, ни о каких протоэлементах никто и словом не обмолвился.

— Сомневаюсь, что они стали бы это афишировать, — вставил я. — Гроггану незачем посвящать в свои замыслы ещё кого-то. Ему достаточно архимага, что стоит у власти.

— Так и есть, — кивнула Стальная Леди. — Лишь под самое лето ко мне просочилась информация о череде странных сделок, о которых никто ничего не знал. Фельедер скупал какие-то артефакты, нисколько не торгуясь. Оказалось, половину Первых элементалей уничтожили ещё до распада Трон-Гарада, а их протоэлементы кочевали по миру, переходя из рук в руки, хотя никто из владельцев понятия не имел, что за вещь к нему угодила. И вот теперь Вернон, владеющий тайной их предназначения, собрал эссенции у себя.

— Сколько ему удалось собрать? — спросил я.

— Чтобы вычислить это, у меня ушло пару месяцев. В руках Вернона — точнее, Гроггана — Земля, Вода, Воздух и Свет. Готовые эссенции найти труда не составило — их странности бросались в глаза. А вот с поиском оставшихся Первых у Фельедера возникли трудности. Они обитают в потайных уголках мира, никто не видит их тысячелетиями. Первым ему попался водный протоэлементаль, и тот случайно. Теперь предатель ищет оболочки эссенций Тьмы и Огня. К счастью, пока безуспешно.

— А что Средоточие?

— О, с ним отдельная история, — сказала Литесса, мрачно усмехнувшись. — Именно из-за него Нирион стал замкнутым миром.

— Вот как? — удивился я.

— Да. Точнее, не только из-за него. Ты ведь знаешь, когда начались первые возвраты?

— Перед самым развалом Трон-Гарада, — ответил я, и тут же стал понимать. Литесса, подтверждая мою догадку, продолжила рассказ:

— За пару веков до этого развала имперцы задались целью исследовать все берега, которые омывает Дальнее море. Ведь Южное море — внутреннее, как и Бирюзовое, и пересекая любое из них, их эмиссары видели тот же континент. Но Дальнее море — это часть огромного океана. Так что первым делом разведчики направились на юг.

— А откуда ты, госпожа моя, всё это разузнала-то? — встрял Кир. — Столько тысячелетий уже прошло!

— Я навестила одного очень скрупулёзного коллекционера и пристрастно с ним поговорила. У него в закромах оказалось столько вещей времён Империи, что у тебя, уважаемый гном, борода бы отвалилась от удивления. Всё, что я сейчас рассказываю, мне удалось почерпнуть именно в его библиотеке.

— Документы пережили девять тысячелетий? — усомнился я.

— Лучше, — Литесса улыбнулась одними губами. — Резные таблички. Снятые с какого-то незавершённого памятника. Плюс сопоставление с некоторыми историческими трудами, не очень часто встречающимися. Так вот — исследователи направились на юг. Спустя какое-то время — продолжительное — один из кораблей попал в шторм и разбился. Обломки и выживших вынесло на небольшой остров с горой посередине. Той же ночью оказалось, что это не гора вовсе, а вулкан, который начал извергаться. Выжившие в панике попрятались в пещерах, коими там изрыта вся твердь. По этим пещерам они и вышли к Средоточию. Спустя несколько месяцев на острове уже был выстроен имперский аванпост.

— Быстро, — удивился Арджин.

— Видимо, поняли, что наткнулись на нечто очень важное. Они явно изучали Средоточие, но об этом никаких сведений, увы, не сохранилось. Я знаю только, что в итоге имперцы нашли несколько Первых элементалей и вырвали из них эссенции. Корабль с последней из них прибыл на Одинокий Вулкан незадолго до начала гражданской войны. После этого и началось. В итоге мир замкнут, Империя истекает кровавым гноем и разваливается на части, а в болотах, горах и лесах начинают появляться выродки.

— Хочешь сказать, развал империи — дело рук горстки имперцев?

У меня снова помутнело в голове, и снова ненадолго. Я прислушался было к своим ощущениям, но Литесса меня отвлекла.

— От невежества все беды человеческие, — развела руками она. — Люди решили воспользоваться, возможно, могущественнейшим в мире артефактом, но совершенно не знали, как с ним обращаться.

— С тобой невозможно спорить, — сказал я, отпив из своей кружки.

— В любом случае, других вариантов нет. Узнав, что наделали, люди, видимо, страшно перепугались. Возвращаться на материк стало опасно. Поэтому они остались там, устроились как смогли, и с тех пор сидели тихо, надеясь, что о них никто не вспомнит. И про них и вправду забыли. Во время гражданской войны не то, что не до далёких аванпостов — день бы пережить, и то хорошо.

«Да уж, — подумал я. — Если смотреть на историю распада империи в таком разрезе, то в ней нет ничего странного. В тот день весь мир буквально сошёл с ума, потому что его замкнули. Сама природа начала перестраиваться. Взбесившиеся энергетические потоки посеяли хаос в человеческих умах. А на империю, которая в то время напоминала бочку с гремучим порошком, это подействовало как брошенный сверху факел. Вот она и взорвалась».

— На этом мои познания о Средоточии и протоэлементах заканчиваются, — вздохнула Литесса. — Знаю только, что Дисс давным-давно завладел Средоточием. Скорее всего, именно благодаря этому с магом ничего не могли поделать многие поколения меритаритов. А теперь на Одиноком Вулкане новый хозяин. И если твой учитель больше защищал артефакт, чем пользовался им, то Грогган явно преследует совершенно иные цели.

Я мрачно кивнул. Стальная Леди рассказала много нового интересного и не очень. Но я верил, что она и впрямь рассказала всё, что знала. Или почти всё. Со временем все её недомолвки всё равно выплывут, потому что я с неё глаз не спущу. Но пока, как говорится, враг моего врага…

— Хорошо, — сказал я. — Теперь расскажи, что ты делала в Глубинах.

Литесса с готовностью кивнула и сказала:

— Это тоже важная тема, потому что касается дальнейших моих планов. Они звучат просто. Во-первых, вышвырнуть пришельца прочь из нашего мира. Желательно, предварительно заставив его сожрать собственные потроха. Во-вторых, прибить предателя Фельедера. В его случае поедание собственных потрохов обязательный пункт. Это не обсуждается.

— Замысел, прямо скажем, обширный. Только как он тебя привёл на Глубины?

— Я пыталась по мере сил противодействовать Вернону. Но сил моих хватало только на то, чтобы наблюдать за его успехами. Ни людей, ни ресурсов у меня не было. О противостоянии как таковом даже речи не шло. И вот однажды, словно подарок без повода, на меня свалилась удача. Один из верных мне людей сообщил, что помог прорваться через границу ренегату, которого не раз видели в Квисленде, да ещё в компании с девчонкой, похожей на меня! Тут-то я и вспомнила донесения о парне, которого Дисс пригрел в замке несколько лет назад, — глаза Литессы чуть улыбнулись. — После нескольких месяцев неудач я вцепилась в эту весть, как в последнюю соломинку. Мне нужно было срочно вас найти. Вот только вы ускользнули с той заставы очень шустро, поэтому я потеряла след, как и Орден. Этот болван Гэтсон Бардо переполошил все окрестности, перекрыл все дороги, но, к счастью, вас так и не нашёл. Я начала следить за ним, благо он не мог этого заметить.

— Мне до сих пор очень интересно, как они снова вас нашли, — сказал я, глянув на Лину.

— У меня есть ответ на этот вопрос, — кивнула Литесса. — Проходя к кантахарским Вратам, вы что-то сделали с постовым чародеем. Из него высосали почти весь Дар, и за всю мою жизнь такое произошло, пожалуй, впервые. Но факт есть факт. Единственной проблемой стало то, что между тем пареньком и Лилианой образовалась особая эфирная связь — ведь кусочек его Дара застрял в её ауре. Через него, мальчика по имени Мацхи, Бардо и выяснил, что вы ушли на Глубины. Но…

— Постой, — напрягшись, перебил я. — Если они нашли Лину через этого парня, то что мешает им повторить это сейчас?

— В казематах у меня было достаточно времени подумать над этим. Находясь неподалёку, я могу экранировать частицы Дара Мацхи, делая Лили невидимой для поисковых заклятий Ордена.

— Прекрасно, — выдохнул я. — Но тебе придётся научить меня этому трюку. На всякий случай.

Леди Фиорана подозрительно дёрнула бровью и без особого восторга ответила:

— Хорошо. При первой же возможности.

— Что было дальше я и сам могу додумать, — сказал я. — Поправляй, если где-то ошибусь. Меритари не стали рисковать и решили подождать нас наверху. Ты в свою очередь решила, что это твой шанс добраться до нас раньше них, пусть и рискованный. Увы, на Глубинах мы разминулись с твоим отрядом, а потом и друг друга потеряли из виду. Ты же потеряла много сил, поэтому решила возвращаться — и тут наткнулась на Лину. Или даже не так — ты попросту переняла поисковое заклинание у меритаритов и с его помощью нашла её. Вот только Орден вас выследил, а отбиться тебе не хватило сил.

— Почти так. Когда один из сопровождающих нас копателей погиб, второй наотрез отказался идти дальше. Ни уговоры, ни подкуп, ни запугивание не помогли. Пришлось повернуть назад. На Лили мы натолкнулись совершенно случайно, когда я уже на это не рассчитывала. А Гэтсон просто застал меня врасплох, встретив совершенно не там, где я ожидала его увидеть. Дальше, думаю, рассказывать нет смысла.

Она была права. Картинка у меня в голове сложилась. Хоть и не полностью.

— Я тебе верю, — сказал я, нарушая затянувшееся молчание. — Но не доверяю. От того, что мы с тобой спасли друг другу жизни, ничего не меняется. Как и от того, что ты поделилась со мной полезной информацией, которую, кстати, ещё надо проверить. Тем не менее, я ничего не имею против вынужденного временного союза. Если ты ответишь на ещё один вопрос.

— Какой?

— Я понимаю, почему они не тронули Лину. Она была нужна им, чтобы выловить меня. Но ты-то почему осталась в живых?

Литесса немигающе посмотрела мне в глаза и пожала плечами.

— Не знаю. Как вариант, Вернон планировал принудить меня к сотрудничеству, используя дочь в качестве заложницы. Да и в оковах с жёлтым виртулитом я не больше, чем просто женщина. Может, Вернону показалось мало предательства, и он захотел сгноить меня в подземелье. Меня много раз допрашивали и даже пытали, но как-то без фанатизма. Я ничего им не сказала. Один раз передо мной вроде бы стоял Грогган, но я не уверена, что мне не привиделось. Теперь Фельедер наверняка получит от него по шапке за мой побег, — архимагесса злорадно усмехнулась.

Не могу сказать, что её ответ полностью меня удовлетворил. То, насколько удачно завершился мой самоубийственный план, вообще вызывало лёгкое недоумение — мне удалось не только вытащить Лину, но и освободить самую опасную заключённую Ордена. Я печёнкой чуял подвох, но понятия не имел, где именно он притаился. И Литесса тут вроде бы была не при чём.

— И что теперь? — пробормотал я себе под нос, задумавшись, но чародейка меня услышала.

— Теперь мы с тобой главная угроза для их предприятия. Нас будут стараться убить все, потому что Грогган захапал всю возможную власть: Орден, людей с Одинокого Вулкана, среди которых тоже есть сильные чародеи, вплоть до стражи. Ориентировки на нас троих наверняка висят на каждом углу.

— Если учесть могущество Гроггана, мы не то, чтобы способны сильно ему помешать, — заметил я. — Видела, что осталось от Квисленда?

— Видела, — Литесса поморщилась от досады. — Но если мы объединимся, у Гроггана появится повод для беспокойства. Два чародея восемнадцатой ступени — всё равно не один…

Вопрос «а кто второй?» застрял у меня в горле.

Эти помутнения, донимающие меня с самого пробуждения. Так бывает после асессионного рывка — когда силовой порог увеличивается, а организм ещё не привык к приросту энергии. Обычно всё ограничивается лёгкими головокружениями, но тут случай особый…

Я проверил себя специальным плетением и, поражённый, нервно сглотнул. Восемнадцатая ступень.

«Каких-то двое суток назад я был в самом начале двенадцатой, а теперь сразу на восемнадцатой. Причём, судя по всему, Литесса не знает о том, как я вырос. Значит, это случилось… когда?»

«И ведь не в первый раз уже, — перебил я сам себя. — Тогда, после прорыва на заставе, рывок продвинул меня на полторы ступени. А теперь на все семь. Так вообще бывает?»

«Нет, так не бывает, — пришло понимание. — Это не нормально».

Я закрыл глаза и откинулся назад, чтобы не показать остальным своего смятения. Не хватало только поднимать панику, когда все более-менее почувствовали себя в безопасности.

«Единожды — странность, дважды — закономерность. Рост моей силы зависит не только от времени, но и ещё от чего-то. Это симптом, но вот только какой болезни? И болезни ли? Может…»

Я открыл глаза и оглядел друзей. Пока мы с Литессой разговаривали, они по очереди вставали, уходили, приходили, перебрасывались короткими фразами вполголоса и создавали еле заметный фон, но теперь все как один смотрели на меня. Арджин и Кир — задумчиво, Лина — с молчаливым удивлением, Рэн — подозрительно.

— Заседание окончено, — возвестил я, поднимаясь на ноги. По телу бродила слабость, но ничего не болело. — Неплохо бы поужинать.

Все тут же зашевелились. Арджин с Киром, обмениваясь колкостями, направились на маленькую кухоньку, что примыкала к главной комнате. Литесса подозвала Лину, и они тоже о чём-то заговорили. Рэн устроился в кресле с книгой и уткнулся в неё, попутно выковыривая кинжалом грязь из-под ногтей. Я же, окинув взглядом их всех, подумал, что такой идиллической картины не видел уже давно. Чтобы не нарушать её своей тревогой, я тихонько выскользнул за дверь — захотелось подышать свежим воздухом и спокойно поразмыслить над всем, что принёс этот день.

Холодный, уже совсем зимний вечер встретил меня голубоватым светом Нира и точками звёзд, тонущих в непроницаемо-чёрном океане неба. Под сапогами скрипнул недавно выпавший снег, от хлопка двери с карниза сорвалась сосулька, которая разбилась вдребезги о сложенную у двери поленницу. Лёгкий ветерок порывом забрался за шиворот. Я плотнее укутался в накинутую шубу, пряча пальцы в складках — морозец, хоть и несильный, ощутимо кусал лицо и руки.

Оказалось, я вышел через заднюю дверь, поэтому перед собой увидел лишь несколько хозяйственных построек и за ними неровную полосу леса, что сплошным ковром покрывала холмы. С западной стороны небо всё ещё не потемнело до конца, поэтому мне удалось разглядеть вдали силуэты вершин Синих гор.

Здесь было тихо и спокойно. Буквально на миг я смог представить, что нет в моей жизни никаких Орденов, Грогганов, мытарства и бесконечного бегства, а есть тихая размеренная жизнь в глубинке, где ровным счётом ничего не происходит. И от этой мысли даже в груди защемило — так захотелось, чтобы выдумка оказалась правдой, а правда — выдумкой, которая родилась от скуки.

Я не торопясь обошёл корчму и вышел на обширный двор, который вполне мог претендовать на звание площади. С одной его стороны притулилась искусственная берёзовая рощица, где стояло несколько скамей, я уселся на одну из них, даже не потрудившись очистить сиденье от снега.

Кроме рощи двор по периметру обступали конюшня, сам постоялый двор, его боковое крыло, внушительных размеров склад и ещё какое-то строение, назначение которого мне так и не удалось опознать. С восточной стороны к площади вела дорога, вливающаяся в тракт. Судя по всему, летом здесь разворачивался настоящий рынок, а на постоялом дворе нередко останавливались важные персоны — иначе зачем в захолустной корчме такие удобства? Но сейчас площадь пустовала, за исключением пары телег да простенького экипажа. На улице, несмотря на не такой уж поздний час, не было ни души. Кто-то пел и хохотал в общей зале, откуда из окон лился ровный свет. Кто-то до сих пор возился и переговаривался в конюшне. Но снаружи сидел только я.

Именно поэтому я резко обернулся, когда услышал за спиной скрип снега.

— Это я, — сказал Рэн и сел рядом.

Пуэри оделся куда легче, чем я, но холод его будто бы не трогал. Сквозь тёплый нейратский нашейник едва заметно просвечивала желтоватыми отблесками анима — теперь заметить её представлялось возможным лишь в темноте.

— Восемнадцатая ступень, значит, — без вступления сказал он, разглядывая стоящий перед нами экипаж.

Я хмуро кивнул.

— Откуда такая бешеная асессия? Дай-ка посчитаю, — пуэри замолчал на несколько секунд. — Твоя сила увеличилась минимум в семьсот двадцать девять раз. За сутки. — Рэн перевел взгляд на меня и сделал многозначительную паузу. — Ничего не хочешь мне сказать?

— Очень хотел бы. Сам не знаю, как это объяснить, — ответил я, соображая, как бы повыгоднее сменить тему.

— Да как же тут объяснишь? — продолжал пуэри, усмехнувшись. — Так же просто не бывает. По всем законам так быть не должно.

— Знаешь, — мне вдруг стало смешно, — с тех пор, как мы с тобой встретились, и ты истолковал мне реакцию Оракула, нас такое уже удивлять не должно. Чего с меня взять, если я даже появился на свет непонятно как?

— Это да, — согласился охотник. — Но ты что, просто закроешь глаза на это невероятное изменение?

— А что ещё мне прикажешь с этим делать? У меня версий нет. А у тебя?

Пуэри вздохнул, отвернулся и долго смотрел в звёздное небо. Я последовал его примеру. Спустя пару минут он снова заговорил:

— Какое-то событие, произошедшее за последние сутки, спровоцировало тысячекратную асессию. Надо понять, какое.

«Ты ещё не знаешь, что это не первый случай, — подумал я, решив пока не раскрывать своих догадок. — И что тогда тоже случилось нечто, заставившее меня прыгнуть выше головы».

— Когда-нибудь всё разъяснится, — изрёк я, сам поразившись туманности фразы.

— У меня для тебя есть новости, — сказал пуэри, и я понял, что речь сейчас пойдёт о чём-то совершенно ином.

— Надеюсь, не плохие.

— Тут как посмотреть, — уклончиво отозвался Рэн, блуждая взглядом перед собой.

— Не томи уже, — вздохнул я.

— Ты часом не знаешь, кто отец Лины?

Моя голова сама по себе повернулась в его сторону.

— До сегодняшнего дня думал, что это тот человек, которого упомянула Литесса. Но, судя по её же словам, он просто был приставлен к девочке в качестве охранника.

— Тут ты, скорее всего, прав, — охотник поморщился. — Но настоящего отца Литесса мне так и не назвала.

— Ты спрашивал? — я удивился.

— Да, — пуэри опустил глаза. — Я наблюдаю за Линой с момента нашей встречи. Сначала я не мог понять, что меня настораживает, но когда понял, молчать уже не смог. Спросил. Литесса только посмотрела на меня и сквозь зубы выдавила: «Не твоё дело». Мне показалось, эта тема ей вообще неприятна. Тогда я спросил: «Он хотя бы человек?». Вместо ответа на меня посмотрели, как на идиота.

— Не пойму, к чему ты клонишь? — спросил я, начиная закипать. — Ты можешь мне нормальным языком сказать, что не так с Линой?

— Ты не заметил, что ли? — удивился Рэн. — Она же наполовину пуэри!

— Чего? — теперь я посмотрел на охотника как на идиота. — Нет, исключено. Прости, друг, я знаю, что ты хотел бы в это верить, но пуэри тут не при чём.

— Да ну?

— Она обычная девчонка с Даром, — сказал я с нажимом. — И была ей с момента нашей встречи.

— Обычная дочь архимагессы Ордена, — усмехнулся охотник. — Да ты просто посмотри на неё! Цвет глаз. Необычная для человека сила. Даже в чертах лица есть что-то нечеловеческое! Может она и казалась тебе обычной, но теперь-то разуй глаза!

— Да обычная она, — повторил я менее уверенно, перебирая воспоминания о Лине начиная с самой встречи. — Была. Пока мы не попали в тот храм. Кстати! — меня осенило. — Может ты мне объяснишь, что там произошло?

Пришлось подробно рассказать ему о событиях той ночи, когда Лина обзавелась пятном на ауре, а я — головной болью, с ним связанной. Рэн слушал не перебивая, но лицо его то мрачнело, то бледнело, то выражало радость, и я отчётливо видел, что ему есть, что сказать.

— Тогда всё понятно, — бросил он, стоило мне закончить. — Хорошие новости, очень хорошие.

Он едва не прыгал на месте от нетерпения. Никогда не видел его таким.

— Ну и?!

— Это был не храм, — сказал он, безуспешно пытаясь задавить лезущую на лицо улыбку. — То, что ты описал, очень похоже на усыпальницу, построенную моим народом.

— Поясни, — поторопил я, плотнее кутаясь в шубу.

— Наши храмы строились не на земле, а на самых высоких из воздушных островов, потому что там мы ощущали себя ближе к Творцу. Усыпальницы, напротив, строились как можно ближе к поверхности земли или даже под ней — потому что там спокойнее душам, отдыхающим после жизни в теле.

— Э-э-э… извини… «после жизни в теле»?

— Для вас это звучит странно, я знаю, — кивнул Рэн. — Каждый орумфаберец готовился к смерти заранее. Нам хватало прожитых лет, поэтому, когда телу наставало время умирать, пуэри спускался в усыпальницу, ложился на алтарь, где Говорящий-С-Душами извлекал его душу и погружал в сон. Тело после этого сжигали, а души оставались в блаженной неге на сотни и тысячи лет.

— И зачем это?

— Затем, что будучи правильно извлечённой, душа способна жить и дальше, пусть не в теле, пусть в постоянных грёзах, но жить, и вполне счастливо. Это такое… посмертие, если я правильно подобрал слово. С возможностью вернуться к жизни.

— Даже так?

— Душа могла проснуться и захотеть вернуться в тело — например, чтобы завершить какое-то дело. Для таких «беспокойных» создавали гомункулов в полный рост, которые могли существовать до нескольких месяцев. Этого хватало с головой — однажды вкусившая неги душа всегда стремилась в неё вернуться. Иногда душа просыпалась просто чтобы узнать последние новости…

— Ладно, это всё очень интересно, — перебил я, — но причём тут Лина?

Рэн ненадолго задумался.

— Я думаю, некрот расшифровал ту часть записей, которая описывала ритуалы перемещения душ. Скорее всего, не полностью. Он планировал переместить душу из одного тела в другое, но у него всё равно бы ничего не вышло. Эти два процесса — извлечение души и её вселение — просто нельзя производить одновременно. Так что, прервав его заклятье, ты спас от смерти душу Лины и его разум тоже. Но он успел разомкнуть её ауру — и, наверное, туда успела просочиться одна из спящих душ пуэри. Нет, я ничего не утверждаю, не думай. Я не знаток в этой области. Но Лина точно меняется под влиянием того случая в усыпальнице. Судя по тому, что её тело перестраивается, а душа осталась в неприкосновенности, дыру в её ауре залатала магия алтаря, в котором и хранятся души пуэри.

— И что это значит для неё? — встревожился я.

— Скорее всего, ничего страшного, — пожал плечами охотник. — Но, опять же, я не знаток. Из того, что я успел увидеть, пока изменения исключительно полезные. Не удивлюсь, если Лина проживёт пару-тройку лишних веков. Ведь она, по сути, гибрид человека и пуэри, причём полученный не скрещиванием, а сращиванием.

— И получается, что она и впрямь наполовину пуэри, — закончил я его мысль, крепко задумавшись.

Версия Рэна выглядела пугающе убедительной. Она объяснила все странности, которые я замечал, но не мог увязать между собой. Изменения в Лине не были вызваны банальным взрослением. Просто природа пуэри, видимо, оказалась сильнее человеческой, и тело стало перестраиваться. Хотя анимы, например, у неё по-прежнему нет, как и альтера. Но надолго ли?

— Знаешь, что, — сказал я, сделав для себя необходимые выводы. — Помалкивай пока об этом. Не говори никому о том, что мы сейчас с тобой выяснили. Особенно Лине и Литессе — этим двоим вообще ни слова.

— Хорошо, — кивнул Рэн. — Но у меня тоже есть к тебе просьба.

— Конечно. Какая?

— Пообещай, что приведёшь меня в ту усыпальницу.

Глядя в его глаза, я понимал, зачем ему это и почему он просит этого так настойчиво — хотя никогда ничего не просил. И потому у меня даже не возникло сомнений по поводу ответа.

— Обещаю, ты туда попадёшь.

— Спасибо, — сдержанно сказал охотник, но я почувствовал, как огромный камень падает с его бесконечно одинокой души, которая, если я выполню обещание, станет не столь одинока.

И я всерьёз намеревался его выполнить.

Потому что никто во всей вселенной не должен быть так одинок.

Вернувшись с улицы, мы застали друзей за поглощением ужина, в котором особое место занимал кувшин с вином. Судя по подобревшим лицам Арджина и Кира, они начали ещё за готовкой, кружка Лины опустела лишь наполовину. Голоса звучали оживлённо, звонко и перемежались искренним смехом. Шутки и взаимные шпильки сыпались как из ведра. Несмотря на то, что компания подобралась пёстрая, она чудесно проводила время.

— Где вы ходите? — добродушно прогудел гном, завидев меня и Рэна. — Всё уже остыло!

Арджин поймал мой взгляд и, приблизившись, заговорщически спросил:

— Вина?

Я с готовностью кивнул.

Ужин и вправду оказался еле тёплым, но от того не менее вкусным. Я умял полновесную порцию и запил её кисловатым, но терпким напитком. На душе тотчас полегчало.

Кир, раскрасневшись и уже едва заметно шепелявя, принялся рассказывать одну из многочисленных историй, приключившихся с ним во времена юности. Лина смеялась. Арджин приправлял рассказ комментариями, так как слышал его уже не впервые, не забывая при этом всех спаивать. Рэн разжёг камин, и вскоре по комнате под уютное потрескивание дров поплыли тепло и лёгкий запах смолы.

Я собрался было спросить, куда подевалась Литесса, но она опередила меня, вернувшись из своей комнаты — оказалось, в нашем распоряжении их целых три, а не одна, как я подумал вначале. Архимагесса опустилась в одно из кресел у камина и настойчиво посмотрела на меня, явно требуя приватного разговора.

— Нужно решить, что мы будем делать дальше, — сказала она, когда я сел рядом. Рэн присоединился к нам, прихватив с собой кружку.

— Прямо сейчас? — спросил я нехотя.

От сытости и тепла меня так разморило, что о важном и серьёзном даже думать не хотелось. Разум после многонедельного напряжения плюнул на всё и самовольно устроил себе выходной.

— Да, сейчас.

— Я согласен с Литессой, — вставил пуэри. — Чем скорее, тем лучше.

— Мы не можем хотя бы раз перенести головную боль на завтра? — я схватился за последнюю соломинку. — Давайте отдохнём, на свежую голову думаться будет лучше.

— Мальчик, — вкрадчиво произнесла Стальная Леди, сверля меня взглядом, — у нас нет такой роскоши, как «завтра». Если ты думаешь, что с побегом из Башни всё закончилось, то у меня для тебя плохие новости.

— Хватит уже плохих новостей, — перебил я, чувствуя, как портится настроение. — Их уже было предостаточно. Знаешь, скольких усилий мне стоил этот побег? Не знаю, как вам с Киром, — я повернулся к Рэну, — а мне приключений хватило выше крыши. Один раз меня уже занесло, и я сполна расхлебал последствия. Всё, больше такого не будет. В Бездну эти изыскания, в Бездну риск. Я устал. Я хочу залечь на дно, именно сейчас, когда всё более или менее устаканилось. Хочу спокойствия и безопасности для Лины, в конце концов. Мне и так до конца жизни перед ней извиняться за те месяцы, которые она по моей милости провела в темнице.

— Ты решил всё бросить? — Литесса подняла бровь. — Сейчас, когда мы наконец можем действовать?

— Это не моя война, — сказал я, глядя в огонь. — Тебе нужна твоя власть в Ордене, но мне она до свечки. То, что мне нужно, у меня уже есть. И сейчас я собираюсь сосредоточиться на том, чтобы всё это не потерять. Я могу спрятаться так, что меня не найдут и считаю, что так и следует поступить.

Литесса поджала губы и на какое-то время замолчала. Рэн тоже не торопился влезать, хотя я видел, что ему не по душе моя позиция.

«Чего они от меня ждут? — подумал я раздражённо. — Что я отправлюсь спасать мир? Ввяжусь в войну с Грогганом? Думается мне, пока я белоглазому не мешаю, ему и дела до меня нет. Пусть себе захватывает власть — мне-то что в этом? Нет, я очень хочу призвать его к ответу за смерть Дисса, но вряд ли месть, особенно в данном случае, можно назвать взвешенным поступком. А для меня настало время поступать взвешенно. Если это значит отказаться от кровной вражды ради безопасности близких, то так тому и быть. Точно, решено! Отныне я — пацифист. Драться буду только за своё. За Лину, за Кира, за Арджина, Рэна — буду, но за эфемерные понятия, такие как мир во всём мире — увольте. Это, во-первых, утопия, а во-вторых — оголтелое геройство. Я уже вдоволь погеройствовал. Пора бы и повзрослеть».

— Твой учитель был принципиальным человеком, — процедила Литесса. — За это я его уважала. Надеялась, что хотя бы характером ученик ему не уступит. А вместо этого получила несусветного глупца. Возможно, ещё и труса вдобавок. Который оправдывает свою трусость соображениями осторожности. Смотреть тошно.

С этими словами она встала и направилась в свою комнату.

— И плевать, — пробормотал я ей в спину.

Я ждал, что Рэн тоже что-нибудь скажет, но тот лишь отхлебнул из кружки и пошёл к остальным. Этим он мне всегда нравился — говорил только по необходимости. Именно поэтому его слова всегда весили больше, чем оскорбления и угрозы всевозможных Литесс.

Я протянул руки к огню, стараясь как можно скорее выбросить из головы этот разговор. Да, было у меня некое тревожное чувство — оно звенело чуть слышно над ухом, как надоедливый комар, но на этот раз я решил его игнорировать. Наверное, хоть раз в жизни нужно себе позволить проснуться утром без малейшего плана действий в голове.

Я вернулся к столу под взрыв смеха — Кир отмочил очередную шутку. Судя по всему, он сегодня был в ударе. Хотя, возможно, дело было в том, что гном опустошил уже полтора кувшина и на самом деле не пытался казаться смешным, но коварное вино не оставило ему выбора. С ног его такая доза не свалила, но язык развязала как следует.

Я сел рядом с Линой, она встретила меня улыбкой и сразу прижалась ко мне, положив голову на плечо. Я обнял её и к своему величайшему удивлению осознал, что именно об этом всегда мечтал.

Не так уж много мне, оказывается, требовалось для счастья. Уютное жилище, весёлые голоса друзей и тепло той, ради которой всё. И даже не важно, где, как, надолго ли — главное, что это есть, именно так, именно сейчас. Я неспешно попивал вино, постепенно хмелея, вдыхал запах волос Лины, вполуха слушал россказни гнома и старался до мельчайших подробностей запомнить происходящее, вобрать его в себя, присвоить навечно, чтобы никто и никогда не смог отнять у меня это воспоминание.

— Это ещё что! Как-то раз по пути в Нанторакку, — Кир перескочил к новой истории, ворочая основательно заплетающимся языком, — мы остановились в одном городке. Стоит он в землях кочевников, но на хорошем отшибе. Даже не знаю, можно ли это городом назвать, как по мне — просто огромная деревня. Так…

Гном прервался, чтобы опрокинуть в себя очередную порцию вина. Кружка оказалась пустой. Тогда он схватился за кувшин и присосался было к нему, но и тот показал дно. С выражением почти детской обиды на лице копатель уставился на пустой сосуд и, кажется, весь мир для него перестал существовать. На выручку пришёл Арджин, который движением опытного фокусника извлёк откуда-то ещё один кувшинчик и поставил его у Кира перед носом. Гном в момент оживился и влил в себя несколько глотков, после чего продолжил:

— Так вот, приехали затемно и сразу спать. Толком даже по сторонам не глядели. А утром, такие все отдохнувшие и в хорошем настроении, выходим мы пополнить запасы провизии. Громли, товарищ мой, успел только открыть дверь и сделать шаг. Всего один шаг! И тут — хрясь! Матерясь, падает он спиной в вот такенную лужу. Поскользнувшись на дерьме. Прямо перед дверью! Перед самым входом! Мы с парнями, естественно, начинаем ржать. Я смотрю на Громли, он пытается встать, и тут мимо пробегает стадо домашних свиней. Похрюкивают, повизгивают, довольные такие. А грязнющие! Один боровчик, видно, сильно спешил по своим поросячьим делам, да в спешке не заметил Громли. Тот только поднялся — и тут же снова в луже, только теперь лицом. Чтобы было понятно: лужа эта воняла так, словно вышла из мочевого пузыря главного дерьмодемона, а потом все твари Глубин ещё неделю в неё пердели. Клянусь бородой, словечки, которыми Громли покрыл потом этих свиней, даже мне ни разу в голову не приходили! Мы с приятелями его поднимаем сквозь смех, осторожно так, чтобы самим в навозе не изгваздаться, и все вместе идём дальше. Но с каждым шагом нам становилось всё больше не до смеха. Поняли — что-то не то творится в этом городишке. Везде грязь, вонь, сапоги скользят и разъезжаются, того и гляди сам в эту супесь навернёшься. Свиньи на каждом шагу, а людей что-то не видно. Кто-то из наших говорит: «Может, это свинячий посёлок?». Ему отвечают, мол, а дома они тоже для себя сами выстроили? Да и трактирщик, хоть и неприятный тип, а вроде без пятачка. В общем, похмыкали, почесали в затылках, пошли дальше. А когда дошли до поворота, встали, как вкопанные. Вот представьте: городок этот стоит в центре долины меж двух высоких гряд. В центре городка стоит церковь кочевников, ну, знаете, которая ещё как-то там по-другому называется. Перед ней — площадь, саженей сорок в поперечнике. В центре этой площади — вонючая лужа. А в самой середине этой лужи лежит, аки пуп земли, невообразимых размеров свин.

Арджин, который до этого лишь тихо посмеивался, заржал в голос. Мы с Линой напротив, тряслись от смеха почти беззвучно. Даже Рэн широко улыбался — интонации гнома, помноженные на его заплетающийся язык, невозможно было слушать невозмутимо.

— Я вам горами клянусь, если его забить — пир на сто человек закатить хватит! — для пущей убедительности копатель принялся размахивать руками. — Он и лежал там поди только потому, что ходить уже не мог! Представляете? В самой серёдке городка! Вот вам смешно, а у нас тогда глаза на лоб полезли. Мы ведь ещё подошли посмотреть! Глазеем стоим, а эта животина на нас ноль внимания. Громли зашёл к нему в лужу — чего ему терять, коли весь уже в дерьме — и отвесил архисвину душевного такого пинка. Хряк только морду чуть приподнял и так посмотрел на него — мол, дурак, что ли? Честное слово, так и было! Видали вы когда-нибудь таких наглых свиней? Вот и мы не видали. А знаете, что выяснилось, когда мы всё-таки выловили на улице одного местного мальчишку? Оказывается, в их городе свинья — священное животное, — гном со страшным видом поднял палец, — а потому пятачковым разрешается ходить везде, где им только заблагорассудится и делать всё, что придет в их священные головы. Вот где законы! Вот где торжество здравого смысла! Понятное дело, хрюшки в таких условиях вконец обнаглели и всё, что могли, загадили. И столько там этой вони и дерьма, что не удивлюсь, если у тех селян в головах вместо мозгов тоже перегной. Представляете, как они живут? Я вот так представляю: выходишь из дому с утра — валишься в грязь, разбавленную мочой, обнимаешь лежащую рядом свиноматку с выводком поросят, и спрашиваешь — кушать хочешь, маленькая моя? А она даже рыла в твою сторону не повернёт, потому что знает, что всё равно накормишь. И ты кормишь, а потом работать спокойненько идёшь. А если ей в голову взбредёт у тебя на крылечке понежиться, то вечером ты в дом полезешь через окно, потому что нельзя святую свинодушеньку беспокоить!

— Зато мясо не переводится, — просмеявшись, сказал Арджин.

— В том-то и дело, что не едят они свинину! — возопил Кир, схватившись за голову. — У них там целый культ на этой почве! Мол, свинья очень близка к человеку, а братьев своих есть нельзя. Они у них своей смертью помирают! Если, конечно, зверьё лесное не задерёт или приезжие втихушку не уведут. А за покушение или паче того убийство свиньи там знаешь какие штрафы? Да за человека так не везде наказывают! Прикинь — ты поросю на хвост случайно наступил, а тебя в петлю за это!

— Друг, — заметил я, — это ты уже загнул.

— Ну вера у людей такая, — пожал плечами Рэн, то ли решив занять нейтральную сторону, то ли просто подтрунивая над гномом. — Ну да, она немного… странная… но вера же.

— Странная?! — Кир выглядел потрясённым до глубины души. — Сранная! Святые черти, да они бы ещё комаров священными сделали! Они же сами там как свиньи живут!

Сказав это, гном вдруг осёкся, и в глазах его мелькнул огонёк понимания.

— Так может у них там со свиньями и правда… — проговорил он значительно тише, — ну это… общие корни?

Придя к каким-то умозаключениям, гном замолчал и надолго присосался к кувшину. Мы с Линой смеялись, стараясь не упасть под стол. Рэн поперхнулся вином и пытался бороться с напавшей на него икотой, но из-за смеха получалось у него так себе. Арджин вытирал выступившие слезы, второй рукой держась за соседний стул.

В другой день я бы даже слушать эти россказни не стал, не то, что веселиться. Но сегодня мне — и не только мне — требовалась разрядка, требовалась позарез, поэтому мы смеялись. Не из-за смешной истории, а потому, что нам это было нужно, как воздух.

Мы сидели ещё долго, и, кажется, успели прикончить всё, что Арджин купил у хозяина. Кир куда-то пропал, я даже не заметил, когда именно. Рэн и Арджин, обнявшись, пели какую-то песню, и совершенно непонятно, откуда пуэри знал слова, если даже я их не знал. Мы о чём-то говорили с Линой, о какой-то ерунде, которую я тут же забывал. Помню только её голос, звучащий слаще любой музыки, и как касался щекой её щеки.

Потом один из голосов перестал петь. Оказалось, что Арджин более не в силах бороться с усталостью и откровенно клюёт носом в тарелку. Пуэри, который раскачивал их обоих в такт рифмам, заметил потерю товарища далеко не сразу и пропел ещё два куплета, пока мотающаяся голова сокола не смела со стола пустой кувшин. Рэн осоловевшим взглядом осмотрел черепки, потом потормошил за плечо Арджина, тот не отозвался. «Пора бы нам по койкам», — пробормотал охотник со вздохом. Мы с Линой переглянулись и согласились. Пока он тянул спящего товарища к кушетке, мы пожелали ему спокойной ночи и направились в последнюю свободную комнату.

Однако стоило нам лишь открыть дверь, как нас едва не смёл с ног знаменитый гномский храп. Кир лежал как упал: в одежде, поперёк двуспальной кровати, со свешенными вниз ногами.

Лина подошла к нему и аккуратно потрясла его за плечо.

— Кир, просыпайся…

— Вставай, косматая морда, — я добродушно пошлёпал Кира по щекам. — Ты спишь не здесь.

Не знаю, чья техника пробуждения подействовала, но гном, всхрапнув в последний раз, разлепил краснючие глаза:

— А? Кто?..

— Вставай, говорю, твоя кушетка в другой комнате, — повторил я, зажигая масляную лампу.

Наш доблестный копатель застонал и перевернулся на бок, явно намереваясь снова заснуть.

— Хоть разок… — пробубнил он. — На нормальной кровати…

— Там нормальная кровать, топай давай.

— Можно я лучше тут, с краешка…

— Нельзя, — ответил я. — Свалишься.

Гном промычал нечто нечленораздельное голосом, полным безнадежности, но всё же сполз с кровати и, прихватив покрывало, двинулся в сторону двери.

— Кир, — позвал я.

— М?

— Топор забери, — я кивнул на прислоненное к прикроватной тумбочке оружие.

Гном в очередной раз чертыхнулся, вернулся за своим драгоценным топором, с которым предпочитал вообще не расставаться, и с шумным сопением закрыл за собой дверь, оставив нас с Линой наедине.

Девушка тотчас повалилась на постель и, закрыв глаза, проговорила:

— Не хочу шевелиться.

Я улыбнулся, сев на край кровати.

— Понимаю. Но если ты не подвинешься, я не смогу лечь рядом.

Лина тотчас подвинулась, и мы улеглись: я — полусидя на подушках, она — положив голову мне на грудь.

— Даже не верится, — прошептала девушка. — Мы снова вместе. Знаешь, что? Я даже рада, что всё так сложилось.

— Несмотря на то, что тебя три месяца держали в заточении? — удивился я. — Тебе нравится, когда тебя избивают?

— Да со мной, вообще-то, хорошо обращались, — с легким недоумением сказала Лина. — На удивление.

— Я видел синяк у тебя на лице… — попытался возразить я, но Лина меня прервала:

— Это потому, что я пыталась бежать. Причём не в первый раз. После каждой попытки двое суток сидела в том карцере. В последний раз меня вообще даже в комнату не успели вернуть. Я напала на адепта и чуть его не покалечила. Вот он и не выдержал. Так его после этого куда-то отослали, приставили другого. А вообще меня и пальцем лишний раз не трогали.

— Действительно, на удивление, — сказал я, проведя пальцами по её руке. — Судя по всему, ты под приятным впечатлением от своего нахождения в Башне.

— Ну, чушь-то не мели. Были дни, когда я думала, что ты не придёшь — тогда я всё на свете проклинала. Но могло быть и хуже. Должно было быть хуже.

Мы задумчиво помолчали. Я чувствовал подвох, но просто не хотел его искать. Мне хотелось наслаждаться Линой, её присутствием и каждой её маленькой деталью, и это всё, что мне было нужно в тот вечер.

— Зато ты наконец сообразил, что к чему, — Лина подняла голову и, наткнувшись на мой непонимающий взгляд, добавила: — Перестал держать дистанцию.

— Да уж, было время поразмыслить, — улыбнулся я и обнял её крепче.

— Если бы я не угодила в плен, мы бы до сих пор только за ручки держались. Да, мыслитель?

— Я тебе говорил, что ты маленькая стерва?

— А зачем? Я это и сама знаю. Не за это ли ты меня любишь?

Я вздохнул, не ответив, и Лина злорадно хихикнула. На какое-то время воцарилось молчание, и полную тишину нарушало лишь подвывание ветра за окном.

— Как-то всё перепуталось, — сказала Лина изменившимся голосом. — Я ведь была обычным ребёнком. Жила с отцом. Потом его убили, и я стала бродягой. Потом научилась воровать. Потом проявился Дар, и моя жизнь уже стала походить непонятно на что. Потом появился ты, и всё опять перевернулось. Я стала ученицей чародея. А теперь выясняется, что отец мне вовсе не отец, а моя мать — тоже чародейка. Причём больше чародейка, чем мать… Даже не сказала мне, кто настоящий отец. И всё это накапливается, накручивается, как какой-то клубок, который уже не распутать. Да и многовато было перемен. Они даже по большей части хорошие, но я перестаю что-либо понимать в этой жизни.

— Не думай об этом. Всё к лучшему, — сказал я и крепко обнял прижавшуюся ко мне растерянную девочку, в которую вдруг превратилась Лина.

«Я буду обо всём этом думать, — пронеслось у меня в голове. — А у тебя больше не должно быть причин для печали. Ты больше не останешься одна, и всё, что нам преподнесёт жизнь, мы вынесем вместе. Это отныне моя главная цель. И я как никогда намерен её достигнуть».

— С ума сойти, — сказала Лина, будто сама не верила в то, что говорит. — Ты ради меня сдался Меритари. В саму Бездну нырнул, вытащил нас обоих.

— А как иначе, — ответил я то, что крутилось у меня в голове долгие месяцы. — Я ведь без тебя дышать не могу.

Лина резко поднялась и села на меня сверху, положив ладони на мои щеки, её губы улыбались.

— Всё ты можешь, глупый.

Мои руки скользнули под её рубашку и прошлись по спине. Чуть улыбнувшись, я тихо возмутился:

— А я-то надеялся на нечто взаимное в ответ.

— Мне нужно ещё над этим поразмыслить, — девушка хихикнула, дразнясь.

Мои пальцы, как раз спустившиеся к её бокам, ущипнули кожу.

— Мерзавка.

— Ай! — Лина напружинилась и ударила меня ладошкой по груди, а потом засмеялась. — Ещё какая!

Не в силах терпеть больше ни секунды, я притянул её к себе. Девушка изогнулась и с готовностью прильнула ко мне. Её губы были мягкие и нежные, на миг мне показалось, что меня целует богиня — настолько чистое и прекрасное внутри меня взорвалось чувство. Затем она немного отстранилась, наклонилась и прошептала мне на ухо:

— Ты теперь навсегда со мной.

Я был всеми руками за.

Больше мы ни о чём не говорили — нас ждало занятие куда важнее и приятнее. И это не было похоже на обычную страсть, которая приходит и уходит, как наваждение. На нас спустилось больше, чем счастье, больше, чем неутолённое желание. Я не знал до той ночи, что человеку может быть настолько хорошо, что он попросту не сумеет вместить в себя достигнутое блаженство. Мы лишились разума, потерялись друг в друге, перемешались, как две жидкости, влитые в общий сосуд, перестали существовать по отдельности. У нас всё стало общим, и чувство это стало всеобъемлющим.

Мы — единое целое. Это — предел. Желать большего невозможно и незачем. Нас двое, и мы — одно.

Хотя на следующее утро всё снова стало как прежде, кое-что всё же изменилось. И мир из-за этого казался совсем другим.

Я проснулся, ощущая тепло её тела, согревающее лучше всякого одеяла. От него даже стало жарко, но я не смел шелохнуться, не желая прерывать это непривычное ощущение родства, которое не мог раньше вообразить при всей своей фантазии.

За окном давно рассвело, ясное зимнее утро заканчивалось, и робкое солнце краешком уже заглядывало в окно соседней комнаты, бросив яркую полосу света под дверь. День обещал быть чудесным.

Однако, как бы ни хотелось растянуть некоторые моменты до бесконечности, время всё же неуклонно двигает мир вперёд шажками-секундами, и остановить его, увы, не в силах никто.

Я осторожно поднялся, стараясь не потревожить спящую Лину и оделся. Однако бесшумно выскользнуть мне всё же не удалось.

— Что, уже пора? — пролепетала девушка, блаженно потягиваясь.

— Ты лежи, — я с улыбкой подошёл к двери. — Я сейчас принесу завтрак.

— Удачная мысль, — Лина тоже улыбнулась и снова закрыла глаза.

Я уже взялся было за ручку, но тут же замер. Услышал нарастающий гул, который быстро вылился в мощный грохот — от него задребезжали оконные стёкла.

Лина резко села на кровати, распахнув глаза. Я бросил быстрый взгляд на окно, но за ним всё так же светило солнце. Потом раздался ещё один взрыв, куда сильнее предыдущего — от него не только стёкла, но и стены заходили ходуном.

Тревога заполнила меня за одно мгновение.

— Будь здесь, — бросил я и выбежал в общую комнату, где спали мои друзья.

Однако на местах никого не оказалось — все давно поднялись и куда-то подевались. Постоялый двор тем временем продолжал вздрагивать, до меня донеслись приглушённые крики, и среди них мне послышался вопль Арджина.

Схватив клинки, я рванулся к двери и едва не столкнулся с Киром, выскочившим мне навстречу:

— Эн, скорее! На нас напали!

— Кто? — крикнул я, бросаясь за ним туда, откуда доносились взрывы и рёв огня.

— Понятия не имею, они не назвались! Сразу стали пулять магией! Литесса пока их сдерживает, но сказала, что надолго её не хватит!

Как следует выругавшись в адрес злобной твари-судьбы, я выбежал вслед за гномом в общий зал. Здесь в ужасе жались по углам перепуганные постояльцы: кто-то с перепугу залез под стол, плакал ребёнок, за стойкой громко молилась пухлая женщина. За окнами, сопровождаемые самыми разными звуками, мелькали разноцветные магические вспышки.

— Проклятье! — взревел я, понимая, что бой идет не на жизнь, а на смерть.

Присутствующие испугались ещё больше, но мне стало не до них. Я отшвырнул с дороги попавшегося на пути аристократа и бросился к двери.

И только выйдя наружу, я осознал всю тяжесть положения.

Конюшни больше не существовало. Всюду валялись горящие обломки и куски мяса, что ещё недавно стояли в стойлах и жевали корм. Прямо у двери лежал мертвец — судя по всему, кто-то из гостей. За повозкой, стоящей посередине площади, сидел, зажимая рану в боку, Арджин, а рядом с ним неистово вращала магические экраны Литесса, которая отражала, разбивала, отклоняла многочисленные сыплющиеся на неё атаки.

Противники по широкой дуге обступили площадь, их оказалось много, больше двух десятков, и все они носили красные балахоны.

Отбивая летящие в мою сторону заклинания и стараясь не задерживаться на одном месте, я перебежками добрался до друзей. Арджин сильно побледнел и еле шевелился, но вполне внятно ругался сквозь зубы, и я решил, что его жизнь пока вне опасности. Подскочив к Литессе, я принял на себя часть ударов и прокричал сквозь рёв разбушевавшихся стихий:

— Это Меритари?

— Нет! — крикнула Литесса, подтверждая мои предположения. — Это другие прихвостни Гроггана!

— Бездна! Где Рэн?

— Он на том углу!

Я бросил взгляд в указанном направлении и увидел одного из врагов, который схватился с пуэри в магическом поединке. Охотник изо всех сил пытался не пропустить ни одной атаки, но дела его явно были плохи.

«Нужно дать охотнику зайти им в спину! — подумал я. — Уж я-то знаю, какие разрушения он может посеять, если ему не будет мешать магия».

Отразив ещё несколько атак, я выбрал время и выстрелил ледяным шипом в мешающего ему мага, но мой снаряд разлетелся на полпути, натолкнувшись на магический щит.

Посылая проклятья на головы чересчур продуманных врагов, я начал озираться, и мой взгляд тут же упал на заряженный арбалет, выпавший из повозки. Едва я схватил его, над головой в очередной раз громыхнул взрыв, заставив меня инстинктивно прижаться к земле.

— У меня кончаются силы! — яростно крикнула Литесса, но я не обратил внимания, сосредоточившись на выстреле.

Не было никакой уверенности в том, что болт сумеет преодолеть магическую преграду, но других вариантов не осталось.

Щёлк! Тетива выбросила болт, и тот, успешно пролетев через всю площадь, впился чародею в плечо. Рэну хватило пары мгновений, чтобы подскочить и добить раненого врага.

Однако мой план всё равно провалился. Нападающие заметили смерть товарища и сосредоточили огонь на образовавшейся бреши. Пуэри не осталось ничего, кроме как бежать в нашу сторону, прямо за его спиной в стену здания врезались магические снаряды самых разных стихий. Рэну удалось — он добежал до нас за считанные секунды, и на подходе я прикрыл его тёмным щитом.

— Рвать их мать! — прохрипел Кир, перебежавший от двери.

Согнав нас в одну кучу, атакующие отчего-то ослабили напор, и я уже понадеялся — может, силы стали заканчиваться? Но нет: взглянув через Эфир, я увидел, что они готовят какое-то сверхмощное заклинание, наподобие того, что в щепки разнесло конюшню.

— Хотят покончить с нами одним ударом!

— Кольцо! — крикнула Литесса, и мы вместе создали самый мощный щит, который только могли.

— Держитесь! — рявкнул я и зажмурился в ожидании атаки.

Но в этот момент в моей голове пронеслось нечто, заставившее меня снова открыть глаза. Что-то было не так. Что-то…

Пуэри, стоявший позади всех, ощутил мощный толчок в спину и осознал, что летит. Оглушённый, он упал за опрокинутой повозкой и только потом понял, что прямо за ними взорвалось здание. С трудом воспринимая происходящее, Рэн наблюдал за падающими с неба головнями, которые сыпались на превратившийся в огненный столб постоялый двор. От тех, кто находился внутри, остались лишь воспоминания.

И лишь спустя несколько секунд сквозь писк в ушах прорезался грохот.

Энормис, едва придя в себя и узрев ту же картину, издал такой вопль, что пуэри захотел провалиться сквозь землю — настолько страшным и полным боли оказался этот не то хрип, не то вой. Один только этот крик, проникая в уши, обдирал душу до крови. Человек кричал так долго, насколько хватило дыхания, а потом в бессилии хватил по стылой земле кулаком и снова завыл — надрывно, сквозь зубы, другой рукой судорожно стискивая рукоять бесполезного меча.

Но погоревать ему, конечно, не дали.

Рядом просвистел ещё один магический снаряд, и чародей во мгновение ока переменился в лице. Выражение муки и отчаяния сменилось гневом, да таким, что человека стало не узнать. Глядя на него, пуэри понял, что сейчас произойдёт нечто такое, чего ему лучше не видеть — и не ошибся.

Презрев опасность, а скорее просто забыв о ней, Энормис вышел из-за повозки и воздух вокруг него затрещал — то ли от магии, то ли от ярости. Рэн хотел было остановить обезумевшего от горя человека, но лишь взглянув на него пристальнее понял, что остановить его сейчас не смогла бы даже смерть. Поэтому всё, что осталось охотнику — это идти следом за другом и пытаться прикрыть его спину.

Нападающие послали в выскочившего на открытое пространство человека несколько снарядов, но воспаленный мозг Энормиса, видимо, стал работать иначе — он разбивал заклятия, когда те не успели преодолеть даже половину пути.

Атака распалила чародея ещё больше: он снова заревел, и в этот раз в его голосе уже отчётливо прорезалось нечто нечеловеческое. Энормис полоснул себя по запястью, выпуская на волю непроницаемо-чёрный огонь из собственных жил, а в следующее мгновение атаковал сам.

Что это было за заклинание, Рэн не знал и знать не хотел. Над полем боя сгустилась тьма, набухающая, точно грозовая туча, но вместо капель в ней стали появляться воющие трещины, из которых прямо на линию атакующих полезли жуткие на вид твари — безглазые, безносые, с одним только круглым ртом в полголовы. Вряд ли хоть кто-то из живущих мог сказать, из каких глубины Эфира они явились.

Люди в красном попытались было отбиваться, но куда там! Шесть голодных демонов глотали направленные в них заклинания, как конфетки, а подойдя вплотную, устроили резню. Они рвали людей на части, жадно ловили брызги крови, откусывали руки и головы, но как только жертва умирала, сразу теряли к ней интерес. Их интересовали только живые.

И даже этого Энормису показалось мало, потому что он, перетянув разрезанную руку лоскутом одежды, сам присоединился к бойне. Рэн, не в силах оставаться в стороне, вонзил ногти в ладони и вызвал альтера, который быстрой тенью метнулся в дерущуюся толпу, чтобы помочь победить чародеев в красном.

Оставшиеся нападающие, даже несмотря на такую страшную атаку, сумели отпрянуть и перегруппироваться, и обнажили клинки. Им удалось убить двух чудовищ, прежде чем до них добрался главный, жаждущий мести монстр, который ещё пару минут назад был человеком.

На пару с альтером Рэна он врубился в кучку теперь уже защищающихся чародеев. Когда их осталось четверо, они дрогнули и побросали оружие.

Двое с криками бросились прочь. Их быстро догнали и заживо обглодали демоны.

Один упал на колени и начал причитать на непонятном языке.

Последний остался на ногах, но высоко поднял руки — решил сдаться.

Пуэри отозвал альтера, так как не хотел убивать безоружных. Но Энормису было плевать. Он так и не остановился до тех пор, пока не истребил врагов всех до единого, с особой яростью втаптывая тела убитых в землю.

Лишь когда голова последнего мага, с уродливо разинутым ртом и выкаченными из орбит глазами, упала к его ногам, Энормис опустил руки и выронил меч. Оставшиеся демоны обступили его, обнюхали, но отчего-то не тронули — ушли обратно в Эфир. Чародея сильно качнуло из стороны в сторону, и он упал бы прямо среди им же нарубленных тел, если бы не подоспевший пуэри, который подхватил и аккуратно уложил человека на окровавленный снег.

Бой закончился всеобщим поражением.

Рэн не видел лица, но чувствовал, как крупной дрожью колотит его друга, и изо всех сил боролся с потрясением. У него в ушах до сих пор стоял тот вопль, который испустил Энормис, когда понял, что Лина погибла во взрыве. И то, что было позже, этот самоубийственный прорыв — пуэри пытался поставить себя на место друга и не мог. Не мог себе представить такого отчаяния.

А ведь он думал, что нет ничего хуже, чем то, что пережил последний оставшийся в живых пуэри. Что ничто не может быть страшнее, чем утрата целого мира. Но теперь смотрел на своего друга и сомневался: а вдруг может? Конечно, трудно сравнивать, ведь люди и пуэри устроены по-разному, и реакции у них в корне отличаются, но этот крик… Рэн понимал его. Это концентрированная боль, которая затапливает разум, перехлёстывает через все края. Да, Рэн понимал. Просто не способен был испытать такое. А Энормис — мог. И для пуэри этот факт сделал непостижимую человеческую природу чуточку понятнее.

Позади раздался чей-то голос, и Рэн далеко не сразу понял, что говорил Кир.

— Что? — ошеломлённо переспросил он, оборачиваясь к гному.

— Живой, говорю? — тихо повторил копатель, кивая на Энормиса.

Рэн снова опустил голову и собирался что-то ответить, как вдруг ощутил, что человек перестал трястись.

Эн шумно вздохнул. Замер на несколько секунд. Опёрся здоровой рукой о землю, поднялся, хоть и с явным трудом. Выпрямился.

Человек молча оглядел товарищей, как показалось Рэну — вполне осмысленным взглядом. Лицо его побледнело, кровь из рассечённого лба плавно стекала к подбородку, нос тоже был перебит, — но всё это ничто по сравнению с тем, что изменилось в его глазах. Они словно… опустели? Нет, глупое и неподходящее слово. Они выстыли. Как что-то неживое.

Чародей сделал несколько шагов и пошатнулся, Кир подскочил к нему, чтобы поддержать, но тот оттолкнул гнома, твёрдо намереваясь идти самостоятельно. В его неверной походке, тем не менее, сквозила мрачная решимость и непреклонность. «Он как будто идёт на войну, — подумал Рэн, плетясь вслед за ним. — Бесконечную войну для одного человека».

Они вернулись к повозке, возле которой по-прежнему истекал кровью Арджин, и Литесса, непробиваемая Литесса, целеустремлённая и жёсткая, рыдала, ткнувшись лицом в рукав.

— Встань. — потребовал Энормис, остановившись прямо перед расклеившейся архимагессой.

Литесса подняла голову и прошипела, прожигая человека взглядом:

— Пошёл прочь! Ты, выродок! — она перешла на крик. — Видел, к чему ты её привёл? Так ты обеспечил её безопасность? Моя единственная дочь погибла, а всё из-за тебя, мразь!

Вместо ответа Энормис нагнулся и дал женщине звонкую пощёчину.

— Встань. — повторил он, не изменив тона.

Это подействовало. Чародейка прерывисто вздохнула ещё пару раз, взяла себя в руки и поднялась.

— У тебя остались силы? — холодно спросил человек.

Литесса, уткнувшись лицом в ладони, сначала хотела отрицательно помотать головой, но в итоге кивнула.

— Помоги Арджину. Я пуст.

Архимагесса склонилась над потерявшим сознание разведчиком, чтобы наложить исцеляющие чары, а Энормис повернулся к Рэну и Киру:

— Соберите всё, что может пригодиться в пути. Нужно выдвигаться.

— Куда ты собрался? Бежать? — спросила Литесса злобно.

Но Эн только отвернулся, оглядывая на поле боя. Он молчал долго, пуэри даже подумал, что тот уже не ответит. Лишь спустя несколько минут чародей сказал:

— Бегство только что утратило всякий смысл.

И добавил, так тихо, что расслышал, наверное, только пуэри:

— Всё утратило.