Средоточие медленно вращалось, бросая бесчисленные блики на стены своей каменной гробницы. Балконы Хранилища пустовали: Грогган отправил всех островитян на поверхность, сказав, что ему с Верноном требуется полная тишина и концентрация. Бывшие имперцы не посмели оспаривать приказ, но самые проницательные из них точно поняли, что к чему. Однажды они попытались прикоснуться к Сердцу Мира, и одним лишь прикосновением замкнули Нирион, породив возвраты. Теперь они как огня боялись любых манипуляций со Средоточием, и, надо полагать, хотели бы находиться как можно дальше, когда слуга Тринерона начнёт с ним играться.

Разумеется, они не знали, что разрушение мира и есть его главная цель, иначе вряд ли подчинились бы ему. Сначала тут правил Дисс, могущественный Маг, потом на его место пришёл Грогган — для населения Одинокого Вулкана это была лишь смена одного лица на другое. За долгие столетия дрессировки они привыкли к подчинению, разумно полагая, что быть приближёнными правителя мира не так уж плохо. Уж всяко лучше, чем стать трупами в результате восстания против сильнейшего. А в том, что сильнейший — слуга Тринерона, никто из них не сомневался. Уж об этом-то он позаботился.

К островитянам у Гроггана довольно быстро выработалось равнодушие, замешанное на презрении. Что взять со стада овец? Но совсем другое дело — Вернон. Его презирать не получалось. Несмотря на совсем ещё юный возраст — сто шестьдесят лет, ерунда какая — он обладал всеми задатками великого человека. Умный, целеустремлённый, безжалостный, упрямый и неутомимый. Пожалуй, таким когда-то был и сам Грогган — тысячи две лет назад. Конечно, архимаг Меритари ещё неопытен в делах управления мирами, но, тем не менее, он почти не ошибается и делает всё для достижения цели. Пожалуй, это даже достойно небольшого уважения со стороны господина.

Грогган вздохнул. И что бы он делал без этого человека? Шанс найти такого уникума ничтожно мал, так что можно считать везением то, что он оказался одним из первых, на кого наткнулся только прибывший в Нирион слуга Хранителя. Даже немного жаль, что Вернон не переживёт операцию преобразования.

— Готов? — спросил Грогган, глядя на верного слугу, стоящего под Средоточием.

Вернон не ответил. Он волновался, и его волнение было более чем понятным. Операция преобразования очень сложна и требует колоссальных усилий, но слуга Тринерона почти не сомневался, что архимаг справится.

— Соберись. Я рядом и буду внимательно следить за процессом. Если ты всё ещё сомневаешься в том, что для тебя это небезопасно, то посмотри на меня. Мне не уйти отсюда. Если погибнешь ты, погибну и я. Главное, не волнуйся и следи за потоками, и мы оба останемся живы.

Вернон взглянул на наставника и глубоко вздохнул.

— Я справлюсь.

Гроггана его тон вполне удовлетворил.

— Приступай. Аккуратно.

Эссенции, разложенные вокруг архимага, поднялись в воздух и начали медленно вращаться, оставляя за собой разноцветные нити-индикаторы. После того, как мир замкнулся, возле Средоточия стала возможна только первичная магия, магия эссенций, и теперь Вернон запустил каскадное заклинание связывания Начал. После того, как они сольются в единый поток энергии, его нужно будет пропустить через Средоточие.

Сферы вокруг архимага завращались быстрее, и вдруг одна из них слегка отклонилась от назначенной траектории.

— Держи ровнее! — тут же приказал Грогган.

— Потоки не выравниваются, — ответил Вернон, глядя в пустоту. — Что-то колеблет их. Будто какой-то эфирный ветер.

— Возьми упреждение и продолжай.

Движение эссенций снова ускорилось, и на этот раз всё прошло как нужно. Нити-индикаторы начали ветвиться, чтобы показать не имеющему возможности видеть эфирное пространство Гроггану точки сплетения первичной энергии.

— Давление растёт, — сказал Вернон. — Я нарастил упреждение уже до трёх астральных позиций.

«Что-то не так, — подумал Грогган. — Не должно быть таких искажений».

— Перепроверь формулы скольжения.

— Уже. Они точно такие, как мы с тобой высчитали. Давление внешнее. Поток идёт от Средоточия.

— Высчитай формулу наращивания упреждения и добавь её к формуле каждой эссенции.

— Делаю.

Через какое-то время сферы завращались ещё быстрее, и слуга Хранителя с удовлетворением заметил точки слияния индикаторов в единый поток.

— Отлично, так и держи. Остальные показатели?

— Большинство в норме. Завихрения чуть выше нормы. Упреждение выросло до десяти астральных единиц. Ближние узлы кажутся смещёнными, но это, скорее всего, параллакс…

— Что?! — Гроггана прошиб пот. — Не должно быть никакого параллакса! У тебя ближние узлы уехали, быстро выравнивай!

— Каким образом? Упреждение гасит смещение дальних узлов, если я начну корректировать ближние, дальние могут пойти в обратную сторону!

Сферы, набравшие уже приличную скорость, подпрыгнули, дав непозволительную волну.

— Вводи второе смещение и синхронизируй с первым, быстро!

— Не могу! Упреждение уже пятнадцать единиц, если добавить второе, будет рывок и нас порвёт!

— Так добавляй плавно, сожри тебя Бессмертный!

Сферы снова вздрогнули, на этот раз с ещё большей амплитудой. Нити-индикаторы, едва начавшие сращиваться, с оглушительным треском порвались и хлестнули в разные стороны, слуге Хранителя едва удалось отпрыгнуть.

— Потоки взбесились!

— Останавливай, Вернон, останавливай! Тормози!

Архимаг скривился и стиснул зубы, сферы на какое-то время выровнялись, индикаторы сгладились, но всего через несколько секунд новый скачок нарушил порядок, и эссенции, потеряв направляющие, хаотично завращались в разные стороны.

Грогган чуть не задохнулся, широко распахнув глаза и пытаясь уследить за тем, чтобы ни одна сфера не столкнулась с другой, хотя повлиять на это не мог никак.

— Вернон! Рви стержень!..

Наконец, архимаг послушался. Индикаторы с хлопком исчезли, а эссенции, враз утратив центростремительное ускорение, разлетелись по Хранилищу точно шрапнель, слуге Хранителя пришлось упасть ничком, чтобы его не сбил несущийся на огромной скорости ослепительно белый шар.

Уже лёжа Грогган наблюдал, как эссенция Тверди взлетает вверх и проходит в какой-то пяди от Средоточия, тем самым едва не распылив всю сушу Нириона.

И только когда последняя сфера упала на пол и замерла, он позволил себе выдохнуть. В Хранилище воцарилась тишина.

— Ничего не говори, — бросил слуга Тринерона, видя, что Вернон хочет что-то сказать. — Дай подумать.

Глава Меритари закрыл рот, но потом, подумав, всё же сказал:

— Я вижу только два объяснения. Первое — мы ошиблись в расчётах. Очень хотелось бы надеяться именно на него, но ты сам знаешь, расчёты были точными. Поэтому я склоняюсь к второму варианту.

Грогган вздохнул, оглядывая разбросанные по Хранилищу эссенции.

— Энормис не блефовал.

— Как не жаль, похоже на то. Но даже если мы что-то упустили, лучше перестраховаться и поискать седьмую эссенцию.

Слуга Хранителя задумчиво нахмурился и, заложив руки за спину, начал прохаживаться по залу. Он допускал такое развитие событий, но не хотел в него верить, полагая, что загнал ученика Мага в угол. Это предположение оказалось ошибочным, а значит, от него следовало отказаться как можно скорее. Настаивать на собственной непогрешимости может лишь полный глупец. Свои ошибки следует признавать и исправлять.

— Внимательно перепроверь расчёты, — сказал Грогган, повернувшись к своему слуге. — Я тоже перепроверю. Ошибка всё же возможна, и она может крыться в самой маленькой детали. Но если мы оба ничего не найдём, лучше больше не терять время и взяться за поиски седьмой эссенции. Думаю, в этом нам помогут.

— И кто же?

— Тот, кому она нужна не меньше нашего, — Грогган задумчиво уставился в пустоту. — Сам Энормис.

Вернон скривился в своей обычной довольной полуулыбке, поняв, что у хозяина уже есть план.

— Сомневаюсь, что он будет так добр, что сам себе выкопает могилу.

Слуга Хранителя подобрал лежащую у его ног сферу, и, глядя в непроглядную черноту протоэлемента Тьмы, ответил:

— Но он-то будет думать, что это могила для нас.

Рэн сидел на валуне, отполированном прибоем, и наблюдал за тонущим в море солнцем. Заходящее светило покраснело и покрыло волны тысячами бликов, которые вспыхивали посреди колышущихся отражений розоватых облаков. Охотник испытывал гармонию и умиротворение, но знал, что это ощущение такое же мимолётное и обманчивое, как иллюзия огненного диска, потухающего в глубине Бирюзового моря. Разуму требовался отдых, поэтому пуэри просто смотрел в горизонт, изо всех сил стараясь не думать о том, что ему, возможно, выпал последний случай сполна насладиться зрелищем заката.

Ветер принёс обрывки голосов, по которым охотник понял, что Энормис наконец проснулся. Благостное настроение, едва не перешедшее в медитативное состояние, мгновенно улетучилось. С той встречи с Грогганом в сердце Великого Лабиринта чародей не желал отвечать ни на чьи вопросы. Как только белоглазый с его прихвостнем исчезли, Эн создал Тропу, ведущую сюда, на западные отроги Бурых Гор, а по прибытии, не говоря ни слова, завалился спать. С тех пор прошло почти двое суток.

Бросив последний взгляд на темнеющее небо, Рэн нехотя поднялся и направился в лагерь.

Пламя костра, набирающее яркость в сумерках, осветило расположившихся вокруг людей: Хелия, в задумчивости похожая на сомнамбулу, медленно нарезала круги вокруг стоянки, на неё чуть нервно поглядывала Литесса, привалившаяся к одному из камней, Энормис же, игнорируя обеих, быстро поглощал свой ужин прямо в лежачем положении.

— Ты и сейчас намерен молчать? — в голосе архимагессы явственно слышалась злость.

Чародей, бросив быстрый взгляд на подошедшего Рэна, поскрёб по дну чашки и отправил в рот последнюю порцию каши.

— Что вы хотите услышать?

— Начни с новости о седьмой эссенции, — спокойно проговорил пуэри.

Он знал, что ни нервами, ни ссорой, ни тем более силой от чародея ничего не добиться. Кроме того, накал обстановки никак не поможет отряду, хотя Энормис будто именно этого и добивался своим молчанием. Можно было предположить, что он подавлен, расстроен тем, что упустил ещё одну эссенцию, но утверждать этого никто бы не стал, потому что его лицо сейчас напоминало каменную маску, совершенно нечитаемую. Оставалось только спокойно задавать вопросы и надеяться, что он соизволит дать ответы.

— Нам бы хотелось знать, уверен ли ты в том, что сказал Гроггану.

— Теперь уверен, — отозвался чародей. — Если бы я ошибся, нас бы уже не было.

— То есть ты дал ему уйти с предположительно последней эссенцией, а потом спокойно заснул, в то время как весь мир мог разлететься на маленькие кусочки? — уточнила Литесса, подняв бровь.

— Я был истощён. Если бы я был в состоянии отобрать у него протоэлемент, я бы это сделал. Больше никак повлиять на ситуацию мы не могли. Я не вижу смысла истощаться и дальше, если я не могу ни на что повлиять. Поэтому да, я лёг спать. Я не спал несколько суток, если ты забыла. В отличие от вас.

— Был один безотказный вариант, — Стальная Леди сверкнула глазами. — Ты мог напасть на него и умереть в схватке.

Хелия даже остановилась, услышав последнюю фразу. Рэну тоже не нравился настрой архимагессы — похоже, она была готова не глядя пожертвовать жизнью любого из отряда, лишь бы добиться цели. Принцип меньшего зла во плоти.

Однако Энормис нисколько не оскорбился таким пренебрежением к собственной персоне и даже ухом не повёл.

— Он скрутил бы нас, ты сама знаешь. Вернее, меня скрутил бы, а вас наверняка напластал бы на ломтики. Поэтому я рискнул. Цифры, которые я привёл в качестве доказательства, настоящие. Вероятность ошибки была крайне мала.

— У тебя плохо получается оправдываться.

— Я оправдываюсь только потому, что ты хочешь, чтобы я оправдывался.

На несколько секунд взгляды чародеев столкнулись. Зелёные глаза Литессы метали молнии, выцветшие карие Энормиса не выражали ничего. Наконец, архимагесса со злостью хлестнула настоящей молнией в ближайшее дерево и отвернулась. Мужчина невозмутимо потушил вспыхнувшую древесину другим заклинанием и сказал:

— Ты можешь беситься, а можешь взглянуть на ситуацию отстранённо, как я. Во втором случае мы сможем сделать что-то полезное и навредить Гроггану. В первом будут страдать только деревья.

— Давайте сменим тему, — резко вставил Рэн, пресекая дальнейшие споры. — Эн, почему ты не сказал нам о существовании седьмой эссенции?

— Я высказывал это предположение уже давно, ещё когда мы шли к Одинокому Вулкану. Тогда ко мне не прислушались. Да я и сам не был уверен, чтобы внушать вам ложную надежду.

— Ага, — кивнула Хелия. — Один мой капитан частенько умалчивал о том, что после предполагаемого конца плавания будет ещё одна остановка. Так матросы были уверены, что скоро можно будет напиться и это поднимало их боевой дух. Правда, со временем его перестали уважать и наниматься к нему тоже перестали.

— Не тот случай, — покачал головой Энормис.

— У меня есть ещё вопросы, — сказала Литесса, рассматривая носки своих сапог. — Как по-вашему, как Гроггану удалось нас опередить?

Рэна этот вопрос тоже интересовал. Но, как оказалось, у Энормиса имелся ответ и на него.

— Он вполне мог догадаться самостоятельно. Я догадался, значит и он мог. К тому же, с его возможностями добраться до центра Лабиринта вряд ли было так уж сложно. Он мог догадаться позже нас, но добраться до эссенции всё равно раньше. Нам не повезло, это самый вероятный расклад.

— А если нет?

— Если нет, то слушаю ваши предположения, — чародей пожал плечами.

Если у кого-то и были предположения, то вслух их всё равно никто не высказал.

— Что он имел в виду, когда сказал про подарочек в Башне? — задала Литесса следующий вопрос.

— Я уничтожил ваш прибор, — ответил чародей таким тоном, будто говорил о приготовлении ужина.

— Ты что сделал? — то ли опешила, то ли возмутилась Стальная Леди. — Каким образом?

Энормис вздохнул, явно не желая вдаваться в подробности.

— Долго объяснять. Скажу лишь, что мне удалось найти способ воздействовать на него, так сказать, напрямую. Наши перемещения больше не смогут отслеживать, и нам не нужно использовать для перемещения хитрые плетения. По крайней мере, в ближайшие несколько недель.

Рэн и Литесса переглянулись. Этими словами чародей ничего не объяснил, и архимагесса явно была за то, чтобы вытрясти из него всю правду. Поэтому охотник, глядя ей в глаза, красноречиво покачал головой и сказал, обращаясь уже к Эну:

— Почему-то мне кажется, что у тебя есть идеи, где искать протоэлемент Материи, — сказал Рэн, пытаясь разглядеть в Энормисе хоть тень какой-нибудь эмоции.

Бесполезно. Он будто специально давил в себе любые проявления чувств. Или просто перестал притворяться, что испытывает их?

— Есть. Я уже говорил, что он частично блокирует возвратную энергию. Это может говорить о том, что он уже находится недалеко от Средоточия.

— Вряд ли. Тогда его бы уже обнаружили, — Литесса покачала головой.

— Судя по всему, его нельзя обнаружить по проявлениям, как другие Эссенции. Понятно, что там, где необычный свет, будет находиться эссенция Света. Там, где самый жаркий огонь, будет эссенция Огня. А какой должна быть материя, чтобы походить на первородную?

— Литесса права, — сказал Энормис. — Первое объяснение маловероятно. Но есть и другое. Как может эссенция влиять на потоки энергии, не находясь рядом с точкой их слияния?

— И действительно, как?

— Находясь в Эфире.

Повисла тишина. Рэн с Литессой переглянулись. Хелия, не понимая тонкостей разговора, недоуменно смотрела то на одного спутника, то на другого, и в итоге не выдержала:

— Может, объясните, что это значит?

— Если вы ищете неувязки, то я уже сделал это за вас, — сказал Энормис. — Каждый протоэлемент — сильный энергетический магнит. Первые шесть не являются частью материального мира, но хранятся в нём. Они могут влиять на потоки энергии, заставляя их изгибаться, но на этом их влияние на Эфир заканчивается. Подозреваю, что, попадая в свободное энергетическое пространство, протоэлемент «раскрывается» и начинает преобразовывать энергию в материю определённого типа. Примерно так возникла вся материя Нириона при его рождении. Но седьмая эссенция — не стихийная. Она тоже является магнитом, но иного рода. Эта эссенция создаёт сложную систему направляющих, по которым идут энергетические потоки. Говоря простыми словами, это протоэлемент упорядочивания, связующее звено между пространством и временем. Благодаря ему невообразимые объёмы вторичной материи складываются в видимый нами мир, — чародей повёл рукой вокруг себя. — Это больше не хаос, порождённый стихийными эссенциями, а система, подчинённая миллионам правил. Поэтому вещества меняют агрегатные состояния, а брошенный камень падает вниз, а не улетает в небо. Да и полёт камня сам по себе возможен, потому что без эссенции Материи он просто застрял бы в воздухе.

— В таком случае её нельзя трогать, — сказала Литесса. — Слишком велик риск дестабилизации Эфира.

— Риска нет. Работа седьмой эссенции, так же как и первых шести, завершена — она упорядочила материю и создала все необходимые законы её взаимодействия. Теперь всё держится на Средоточии, которое можно вполне заслуженно назвать сердцем мира, а эссенция Материи просто пребывает в покое, как и остальные шесть. До вмешательства Гроггана, разумеется. Это всё только мои предположения, но если они верны хоть наполовину, то с помощью седьмого протоэлемента мы сможем менять самые базовые законы бытия, такие как тяготение, инерция и даже искривлять само время. Гроггану, при всём его могуществе, будет нечего нам противопоставить. Кроме того, вытащив седьмой протоэлемент из Эфира, мы освободим путь для больших объёмов возвратной энергии, что в нынешних условиях станет серьёзным подспорьем в борьбе с выродками.

— Прямо-таки лекарство от всех болезней, — с сомнением проговорила Хелия, но на неё снова никто не обратил внимания.

— Важно помнить, что сейчас для нас отсутствие действия равносильно поражению, — Рэн обвёл взглядом всех присутствующих. — Если этот путь действительно существует, нужно ему следовать.

— Поддерживаю, — кивнула архимагесса.

— Есть идеи, откуда начать поиски? — пуэри повернулся к чародею.

Тот помолчал, оглядывая спутников исподлобья, а потом ответил:

— Есть. Но заниматься поисками я буду один. Нет, Рэн, помолчи. Подозреваю, что искать придётся там, где потребуются все мои силы. Спутники станут обузой. К тому же, тактика разделения неплохо себя показала, за полгода мы нашли два протоэлемента. Сейчас будет то же самое. Чтобы добраться до последней эссенции раньше Гроггана и Вернона, нам потребуется как-то их затормозить. Литесса, в Ордене ещё остались верные тебе чародеи?

— Меньше, чем пальцев на одной руке.

— Этого хватит. Ты будешь саботировать поиски наших врагов. Не вступая в открытое противостояние, по возможности вообще себя не обнаруживая. По принципу партизанской войны, ударами из-за угла. Убивай соглядчиков, рви шпионскую сеть. У меня нет никаких сомнений в том, что ты справишься, ведь совсем недавно это был твой Орден и твои соглядчики.

— Ясно.

— А что будем делать мы? — подала голос Хелия, очевидно, приготовившись получить не менее важное поручение.

— Не путаться под ногами, — отрезал Энормис. — Лучше всего вам залечь в каком-нибудь тихом месте и не казать оттуда носа. Этим вы сильно меня обяжете. В мире сейчас станет очень, очень неспокойно. Если совсем не лукавить — население планеты начнёт сокращаться невиданными темпами. Мне будет спокойнее, если вы будете держаться подальше от любых заварушек.

— Кажется, я только что говорил, чем нам грозит бездействие, — сказал Рэн, нахмурившись.

— Я не могу диктовать вам, что делать, — пожал плечами чародей. — Можете попытаться помочь мне или Литессе, но реальная помощь лежит за границами ваших возможностей. Вы только зря подставитесь.

— Совсем недавно чуть башку мне не снёс, а тут такая трогательная забота, — фыркнула Хелия.

— Эн, я не стану сидеть на месте и ждать, когда всё закончится, — покачал головой пуэри. — Просто скажи, что нам искать.

Чародей снова замолчал, не моргая уставившись на охотника. Но тот и бровью не повёл.

— Как знаете. Я думаю, эссенция находится не очень глубоко в Эфире. Скорее всего, её магнитное поле влияет на какой-то участок нашего пространства. Нужно искать слабые места эфирной прослойки или любые аномалии, имеющие отношение к энергетическим потокам. Ты, как дуальное существо, должен чувствовать такие вещи особенно хорошо.

— Если мы что-то найдём, я знаю, как с тобой связаться, — кивнул пуэри.

— Хорошо. Сегодня уже никуда не двинемся. Завтра я выброшу вас ближе населённым местам, но не слишком близко, просто на всякий случай. Спрашивайте, прикидывайте, проверяйте, но ради всего святого, соблюдайте осторожность.

— И что бы мы делали без таких полезных советов? — окончательно обнаглев, буркнула пиратка.

К счастью, её то ли не услышали, то ли проигнорировали.

На этом разговор закончился.

Готовясь ко сну, Рэн внезапно осознал, насколько всё изменилось в их компании. Всё стало не таким. С нарастающим чувством досады пуэри понял, что у него больше нет друзей. И что самое грустное — окружающие его люди никогда ими не являлись. Так лишь казалось недолгое время, пока существовал взаимный интерес и впереди не маячили перспективы одна хуже другой. А теперь всё встало на свои места. Правда, совсем не так, как хотел Рэн.

Грустно было это признавать, но всё же их компания — всего лишь несколько совершенно разных людей, объединённых общей целью. Кроме неё у членов отряда уже не осталось ничего общего. Энормис, некогда показавшийся охотнику достойным человеком, ушёл в себя и держал остальных на расстоянии вытянутой руки, всё глубже погружаясь в собственное безумие. То, что у него, по выражению Кира, «зашаталась крыша» уже не вызывало никаких сомнений. Литесса, на всё имеющая собственное мнение, подвергала сомнению любое слово и ради достижения цели готова была пожертвовать чьей угодно жизнью. Она и не думала ни с кем сближаться, потому что видела остальных лишь в качестве ресурсов или возможностей, но не живых людей. А Хелия… что ж, как ни странно, ей Рэн мог доверять больше всего, но только лишь благодаря её прямоте и бесхитростности. Да и кто поручится, что со временем и это доверие не сойдёт на нет?

В таких обстоятельствах он оценивал шансы на победу как нулевые. Пуэри как никто понимал важность сплочённости борющихся за что-либо единомышленников. И чем сложнее достижение цели, тем сплочённей должна быть команда. В их ситуации они должны стать единым организмом, каждая клетка которого сознаёт собственное назначение и обязанности. Но чем они являются на деле? Разобщённой группой не доверяющих друг другу одиночек…

Рэн не верил, что план Энормиса сработает. Чародей дал каждому задание, но какова будет их общая эффективность? Если взглянуть на ситуацию отстранённо, то план не тянул даже на сомнительный — на взгляд пуэри, в нём начисто отсутствовала логика. Энормис не мог этого не видеть, насколько бы безумным он не был.

И всё же Рэн не стал спорить. Как бы то ни было, самостоятельно он не мог сделать ровным счётом ничего. И поэтому призрачный шанс того, что Эн знает, что делает, представлялся единственной путеводной нитью, позволяющей хотя бы надеяться на то, что выход найдётся.

Время покажет, стоило ли верить этому фантому.

Мы проснулись, как только солнце подсветило пики горного хребта, что возвышался с востока. В молчании позавтракали. В молчании собрались. Литесса открыла свою тропу и, не прощаясь, скрылась в круговерти подпространственного перехода. Спустя несколько минут я, Рэн и Хелия исчезли точно так же, но уже в другой Тропе.

Я переместил нас дальше на север, в середину Рудной долины, где могучий Красс совершал последний свой поворот на пути к устью. Вдоль широкой, в полверсты, реки пролегал тракт, ведущий в Нанторакку — единственный город кочевников, по совместительству являвшийся самым крупным восточным портом и рынком. Горизонт, по счастью, был чист — степь, простиравшаяся во все стороны, насколько хватало глаз, казалась полностью необитаемой, хотя здесь нельзя было пройти и десятка лиг, не наткнувшись на какого-нибудь странствующего торговца или конный отряд кочевников.

— Одно из этих путешествий меня прикончит, — упав на четвереньки, выдавила Хелия. — Я как будто прошла весь пищеварительный путь гигантской акулы, от пасти до клоаки.

— Полагаю, сравнить ты не сможешь, — сказал я, извлекая из пространственного кармана их с Рэном рюкзаки. — Здесь я вас и оставлю. На юго-восток — Нанторакка, на юго-запад — Илиавия. Решайте сами, куда вам больше хочется.

Рэн посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал.

— Плетение помнишь? — спросил я.

— Помню. Я свяжусь с тобой, если мы что-то найдём.

— Рэн. Я не уверен, что смогу сразу же примчаться в случае чего.

— Понимаю, — пуэри кивнул. — Мы сами сможем о себе позаботиться.

— Надеюсь, — сказал я, и, не теряя больше времени, создал ещё один переход.

Рудная долина с замершими фигурами моих сподвижников исчезла, скрытая полотном энергетического вакуума. Привычные недра Эфира распахнулись передо мной, принимая в себя, круговерть силовых потоков, расступаясь, зашумела и снова превратилась в хаотичное мельтешение красок. Мои глаза и уши настолько привыкли к этому явлению, что я даже перестал замечать тряску, а контроль над перемещением осуществлял периферией сознания, основную часть его ресурсов используя для того, чтобы поразмышлять. Что и говорить, скоро обитатели Эфира начнут принимать меня за своего…

Тоннель резко кончился, выбросив меня в материальное измерение. Те времена, когда я кубарем вываливался из отверстия в пространстве, давно прошли — тормозящее заклинание плавно опустило меня на шикарнейший ковёр из листьев. Он лежал здесь всегда и всегда казался только что выпавшим. Всё потому, что исполинские деревья, растущие только в этом уголке Нириона, роняли листву круглый год. Листья, достигающие максимального размера, почти сразу начинали желтеть и через несколько недель опадали, укрывая выбивающиеся из земли могучие корни сплошным покрывалом. Верхний слой всегда был оранжево-жёлтым, нижний слёживался и начинал перегнивать, образуя уникальный гумус, в котором очень хорошо росла только местная флора. Всё остальное не приживалось и погибало.

Таким был Ниолон, также называемый Лесом Вечной Осени. Под раскидистыми кронами талинатов — тех самых огромных деревьев — любой травник мог найти образцы растений, обладающих самыми различными свойствами, от свечения в темноте до удивительной целебной силы, способной помочь телу победить множество болезней. Здесь же обитала довольно экзотическая фауна. Например, печально известные мне каматы, уходящие на охоту порой до самого Аль-Назира, редчайший вид древорогих оленей, истреблённый на прочих территориях из-за чрезвычайно ценной кости, грифоны, гнездящиеся помимо Ниолона только на самых высоких горных пиках планеты. Поговаривали, что под сводами этого леса жили даже легендарные каркаданны, хотя лично я в это не особо верил. Но надо признать, в здешнем климате мог жить кто угодно — зимой среди талинатов не случалось морозов, а летом — жары, ветер дул редко и робко, точно боялся разозлить вековые деревья, кронами достающие едва не до неба. Иными словами — сущая сказка, и любой человек точно не отказался бы пожить здесь пару-тройку лет, а то и всю жизнь. Существовала лишь одна, но очень существенная проблема.

Эльфы. Вряд ли кто-то смог бы сказать, когда и как именно они здесь появились, но случилось это точно до прихода людей в Нирион. Свои границы вечно молодой народ стерёг очень ревностно, и любой их нарушитель почти наверняка обратно бы не вышел. Ходило множество разговоров о том, что это из-за их не знающих промаха луков, бьющих на целую версту, но Дисс развеял этот миф ещё в самом начале моего обучения. Дело было в магии эльфов, и только в ней. Они входили в очень тесную группу обитателей Нириона, способных использовать магию Материи. И, если верить моему учителю, пользовались они ей весьма искусно. Именно она позволила лесным владыкам выиграть все войны прошлого и со временем превратить Ниолон в настоящий заповедник, куда не было хода больше ни одному двуногому, кроме них самих. Люди по большей части либо завидовали эльфам, либо восхищались ими, либо и то, и другое, но уже почти тысячу лет никто даже не пытался проникнуть в Лес Вечной Осени. Все понимали — себе дороже.

И сейчас я стоял на самой опушке обители лесных затворников. За последние полгода я был в этой точке уже дважды, используя её как перевалочный пункт, чтобы оторваться от погони. Но на этот раз цель моего визита кардинально отличалась от прежней.

— О, мы снова здесь, — сказало Отражение и прицокнуло от восхищения. — Красотища-то какая!

Посмотреть и впрямь было на что, но я слишком торопился, чтобы тратить время на любование видом, поэтому молча ступил под сень раскидистых деревьев. Ноги слегка проваливались в податливое одеяло листвы.

— К эльфам намылился? — не отставал двойник, идя следом. — Не проще было Тропой переместиться прямо в их город?

— Я понятия не имею, где он, — ответил я. — К тому же они вряд ли оценили бы подобное нарушение их драгоценного уединения, а мне сейчас нужно их расположение. Так что я лучше пройдусь и подожду, пока они сами выйдут на контакт.

Вокруг уже сгустился приятный полумрак, порождённый необычайной густотой лиственной крыши Ниолона. Пространство заполнила тишина, только жёлтые и оранжевые летуны, крутясь, медленно приземлялись, чтобы вскоре зашуршать у меня под ногами.

— На контакт с тобой выйдет разве что убийственное заклинание из их арсенала, — фыркнул мой спутник.

— Можно подумать, они такие глупцы, чтобы атаковать чародея Вне Лестницы, окружённого щитом Материи. Они, может, и свихнулись, но не настолько.

— Надейся.

Двойник хотел сказать что-то ещё, но вдруг не своим голосом выдавил:

— Я лучше пойду, — и исчез.

Поначалу я вообще не понял, что значит эта фраза, но спустя всего пару секунд увидел впереди скрытую полумраком фигуру. Лишь подойдя на расстояние нескольких шагов, мне удалось узнать в прислонившемся к дереву человеке своего давнего знакомого.

— Снова ты, — сказал я, глядя в карие глаза Бессмертного. — Никогда бы не догадался, что ты — эльф.

Парень посмеялся, подошёл ко мне и жестом предложил продолжить прогулку. Мы не торопясь двинулись дальше — по направлению к центру Ниолона.

— Зачем ты пришёл сюда? — спросил он. — Здешние обитатели не любят незваных гостей.

— Сейчас не те времена, чтобы гнать от себя потенциальных союзников, — ответил я. — С каждым днём мир всё глубже погружается в хаос. Грядут большие перемены. Те, кто думает, будто их они обойдут стороной — просто глупцы. Нынче идеальное время для новых альянсов.

— Так ты собираешься заручиться поддержкой короля эльфов? Чтобы вести войну?

Я пожал плечами:

— У Гроггана повсюду союзники. Добровольные или подневольные, но они есть. На моей стороне лишь несколько человек. Согласись, укрепление позиций — не самый глупый план в моём положении.

Бессмертный с усталой улыбкой оглядывал светящиеся стебли, пробивающиеся из-под слоя листвы и озаряющие подножия талинатов. В тёплом зеленоватом свете этих растений лес казался сказочным, я подсознательно ждал, что из-за гигантских стволов вот-вот появятся стайки мифических фей.

— Однако ты здесь всё же не для этого, — Бессмертный не спрашивал, он утверждал.

Я, покосившись на него, ответил:

— Не только для этого.

Парень помолчал, будто что-то вспоминая.

— Ищешь эссенцию. Седьмую эссенцию.

— Я даже не надеялся, что эта информация пройдёт мимо тебя.

— У каждого свои способы добывать её, — улыбнулся он.

— Удивляюсь, как ты с такими возможностями до сих пор сам не расправился с Грогганом. Ты же бессмертный. Буквально. Мог бы заплевать его до смерти, а он на тебе и царапины не сможет оставить.

— На это ушло бы слишком много времени! — хохотнул он, но веселья в этом смехе не было и близко. — А если серьёзно, на то есть две причины. Во-первых, устранение Гроггана ничего не даст, пока его хозяин у руля.

— Тринерон? — я гадливо скривился и пожал плечами. — Да. Это задачка посложнее. Что ты знаешь о нём?

— Кое-что знаю. Главное — что он живее всех живых и продолжает набирать силу.

— Если помнишь, его пёс хвастался, что служит самой мощной силе во Вселенной.

— Так и есть. И в этом нет ничего удивительного. Он же Хранитель. Это в его природе. Прочие существа априори не могут тягаться с ним в силе.

Мы спугнули животное, похожее на косулю — оно, сверкнув копытами, с треском скрылось в зарослях кустарника. Сидевший неподалёку белолапый заяц, испугавшись шума, во всю прыть дёрнул в другую сторону.

— Мне прямо полегчало от этих слов, — сказал я, проводив животное взглядом. — Значит, он прибьёт меня быстро.

— Ты же сказал Гроггану, что знаешь, как одолеть его хозяина! — глядя на меня с прищуром, сказал Бессмертный.

— Конечно, сказал, — я с досадой отвернулся. — Так какая вторая причина?

Парень презрительно фыркнул, показывая мне, насколько неуклюже я меняю темы, но всё же ответил:

— Вторую я тебе уже называл. Я не твой союзник и не союзник Тринерона. Сила, что надо мной, на нейтральной стороне.

— Так меня как раз и удивляет существование нейтральной стороны. Нет, если хочешь — можешь снова промолчать или уйти от ответа, мне по барабану. Я просто скажу, как есть.

Я остановился и встал рядом с Бессмертным, нависнув над ним так, чтобы он смотрел на меня снизу вверх.

— Дружище, я догадываюсь, что это над тобой за «сила». Твои слова абсурдны. Абсурдны настолько, что я какое-то время им даже верил. Но после нашего последнего разговора меня осенило — а ведь он ни разу не сказал ничего конкретного! Одни недомолвки. Ты появляешься, слушаешь меня, говоришь несколько противоречивых фраз и исчезаешь…

Я осёкся, не договорив. Бессмертный моргнул, мгновенно изменившись в лице, и по его взгляду я понял, что мои выпады ему надоели. Страшный взгляд, если честно. И тем он казался страшнее, что никак не вязался с внешностью желторотого юнца.

— Дальше можешь не продолжать, — сказал он, и голос его был пугающе спокоен. — Ты решил, что я — ещё один пособник Тринерона. Выведываю твои планы и снабжаю дезинформацией.

Он выдержал паузу, ожидая подтверждения, но я промолчал, поэтому ему пришлось продолжить:

— Твоя дедукция дала сбой. Ты решил, что раз речь идёт об уничтожении Вселенной, то есть только две стороны — те, кто за и те, кто против. Поэтому ты мне не веришь. Так? — Я снова промолчал. — Доношу до твоего сведения: третья сторона существует. И она намного больше, чем ты можешь предположить. Из этого я могу заключить, что тебе ничего неизвестно о расстановке сил. В прошлый раз мне показалось — ты на верном пути. Сейчас я вижу, что ошибался. Ты блуждаешь впотьмах. У тебя нет плана, дающего хоть какую-то вероятность выигрыша. Скорее твои враги сдохнут сами по себе. Грогган не знал о седьмой эссенции? Повезло. У тебя есть план по уничтожению его хозяина? Блеф. В него могли поверить лишь те, кто привык тебе верить. Но рано или поздно твоя удача закончится, а блеф раскусят. Что касается меня — я здесь лишь наблюдатель. Можешь мне не верить, мне всё равно. Твоя подозрительность понятна — тебе кажется, что враг повсюду. Я даже не сержусь, я лишь расстроен, что всё так вышло. Ты перестал доверять всем. Даже своей интуиции. Поэтому сейчас я говорю тебе — расслабься. Я больше не буду смущать тебя своими появлениями. Разве что тебе каким-то чудом удастся победить. Тогда мне точно придётся тебя поздравить.

Он отошёл к ближайшему дереву, словно намереваясь спрятаться за ним, но вдруг остановился и сказал:

— И вот ещё что. Если бы кто-то вроде меня встал на одну из противоборствующих сторон, у другой не осталось бы ни шанса. Я ведь бессмертный.

С этими словами он шагнул за дерево и подозрительно затих. Я обошёл талинат по кругу — так и есть, исчез.

Почесав в затылке, я сделал себе выговор за скоропалительные выводы. Но корить себя в этом не было смысла. Союзника я не потерял, врага не нажил. Начав высказывать Бессмертному всё, что думаю, я рассчитывал на эффект неожиданности, который бы вынудил его хоть чем-то себя выдать. Случись это, бессмертность этого паренька была бы мной тотчас проверена ещё раз. Но его поведение и слова сбили меня с толку. По всему выходило, что третья сторона и впрямь существует. Не имею понятия, кто способен оставаться в стороне, но они точно душевнобольные, все до единого. Может, и к лучшему, что я спугнул одного такого.

И вопрос «почему Отражение отчаянно бежит перед каждым его появлением?», похоже, так и останется без ответа. От самого двойника правды ведь не добьёшься.

Ещё раз осмотревшись, я с наслаждением вдохнул аромат растений Ниолона и пошагал дальше вглубь леса.

Как бы то ни было, от своих планов я отказываться не собирался.

Леди Фиорана с отвращением на лице ступила в вязкую супесь. На этой долготе рассвет ещё даже не начинался, кроме того лил дождь, поэтому вокруг было темно, как в могиле. В грязной, холодной, промокшей насквозь могиле.

Эфирная Тропа, как и планировалось, выбросила волшебницу на просёлочную дорогу лигах в пяти от Лотора. Координаты этой точки хранились в её памяти как раз на такой случай — если понадобится пробраться в город незамеченной. Подобная предусмотрительность, возможно слегка параноидальная, в очередной раз себя оправдала. Никогда не знаешь заранее, в какой момент парадный вход для тебя закроется.

Не теряя времени, Стальная Леди сошла с дороги и направилась к спрятавшемуся в глуши домику лесника. Ей предстояла долгая и вдумчивая подготовка.

Чтобы противодействовать налаженной и проверенной временем организации вроде Ордена, требовались ресурсы. В данном случае, прежде всего человеческие. В результате свержения с поста архимага Литесса потеряла почти всех сторонников. Многие чародеи Ордена никак не возражали против смены руководства — потому что им было, по большому счету, всё равно. Другим, чтобы признать нового архимага, потребовался стимул — им стала жестокая расправа над оппозицией, решительно отказавшейся подчиняться захватившему власть предателю и взявшемуся ниоткуда чужаку. Стальная Леди нисколько не жалела казнённых. Они — глупцы, наивные дуралеи, если решили, что смогут противостоять второму по могуществу человеку в Ордене. Преданность такого сорта в конечном счёте оказалась (как и в большинстве подобных случаев) бесполезной и бесславной. Лишь у немногих достало ума сохранить верность своим принципам под масками повиновения. Некоторых из них с тех пор поймали на лжи, другие погибли во время памятного похода на Глубины. Так что теперь в распоряжении Литессы имелось лишь четыре человека, на которых она до сих пор могла рассчитывать.

Томве, Норлан, Сорелл и Лей. Нет никакой гарантии, что хоть кто-то из них дожил до сегодняшнего дня, но именно эти четверо были последними, кто мог оказать изгнаннице хоть какое-то содействие. Требовалось разыскать их и убедить пойти против необоримой силы в лице Вернона и его нового хозяина.

В Томве и Сорелле она даже не сомневалась. Эти двое были достаточно умны, чтобы не попасться, и достаточно последовательны, чтобы придерживаться строгих правил передачи власти в Ордене. Тихий и спокойный Томве к тому же был безнадёжно влюблён в Литессу уже много лет. С Норланом Стальная Леди съела пуд соли ещё до того, как стала архимагессой, он же активно участвовал в её продвижении на этот пост. Почти наверняка за год с небольшим он не изменил своих позиций.

Что касается Лея… с этим не всё так просто. Он совершенно непредсказуем и почти неуправляем. С его выходками совету Ордена приходилось мириться отчасти из-за того, что выскочка приходился давним родственником королю, а отчасти из-за его выдающихся магических способностей. Невозможно вспомнить и недели, в которую нахальный неугомонный Лей не выкинул бы какой-нибудь фортель. При этом он никогда не совершал серьёзных ошибок, бесил, досаждал, но не более. Уж в чём-чём, а в изворотливости и остроумии этому отпрыску благородной семьи не откажешь. Поэтому совет опасался Лея, причём скорее из-за его независимости, чем нерадивости. Всё это делало молодого чародея худшим кандидатом в сподвижники, но он имел одну положительную особенность, уравновешивающую все отрицательные.

Он никогда не любил Орден. При каждом удобном случае Лей заявлял, что только проявившийся Дар вынудил его работать на это сборище скотоложцев в балахонах, и бросал это в лицо любому, хоть члену совета, хоть самому архимагу — без разницы. В свои тридцать четыре он уже дорос до ранга Волшебника и прекрасно осознавал свою исключительность. Кроме того, так уж сложилось, что Литесса являлась едва ли не единственным членом совета, ни разу не вступившим в открытую конфронтацию с молодым выскочкой. Поэтому она рассчитывала, что если предложит Лею как следует насолить Ордену, тот не откажется.

Раньше архимагессе достаточно было отправить сообщение через эфирное пространство, но не теперь. Орденом заправлял Грогган, по праву сильного способный почуять волшбу более слабого чародея. По этой же причине она не переместилась сразу в Перекрёсток — специальный зал в башне Ордена, предназначенный для перемещений Эфирными Тропами. Нет, на этот раз придётся попотеть.

Через окна домика лесничего пробивался свет свечи — несмотря на предрассветный час, хозяин не спал. Успевшую основательно промокнуть Литессу это нисколько не остановило. Заглянув в окно, она увидела сидящего на стуле мужчину и тут же накинула на него петлю усыпляющего заклятия. Лесничий, покачнувшись, мешком свалился на пол.

Отчего-то нынешний король не желал ездить на север страны, где зверь был крупнее и разнообразнее, поэтому охотился здесь, в нескольких вёрстах от городских стен. Именно для этого и содержались лесничие — они присматривали за пятью квадратными лигами леса и лугов, прикармливая зверя и отпугивая (а чаще — отстреливая) прочих охотников.

Архимагесса вошла в дом и, перешагнув через недвижимое тело, огляделась. Проникать в столицу безопаснее было ночью, поэтому у неё были почти сутки на то, чтобы как следует подготовиться и выспаться.

Первым делом Литесса взялась за подготовку контуров. Суть их создания заключалась в зачаровании какого-либо предмета: в нём сохранялись фигуры заклинания и закладывался необходимый запас энергии. При активации контур высвобождал хранящуюся в нём стабильную энергию и преобразовывал её по заранее заготовленной формуле, имитируя плетение заклинания чародеем. В обычных обстоятельствах такой способ колдовства ужасно непрактичен: выброс энергии постоянен и не регулируется, скорректировать формулу после запитки контура невозможно, а предмет, высвобождая заклинание, разрушается. Последнее обстоятельство к тому же делало создание контура весьма затратным — материалы, способные сохранять в себе большие объёмы энергии, встречались редко и стоили немало. Но для нынешних целей именно контуры подходили больше всего.

Волшбу чародея может почувствовать более искусный чародей, так как процесс преобразования внутренних запасов энергии вызывает определённые колебания в эфирном пространстве. Когда же заклинание высвобождается контуром, это выглядит как простой выброс энергии, а активировавший его чародей остаётся незамеченным. То, что нужно, если хочешь остаться инкогнито в городе, кишащем чародеями.

К счастью, необходимые материалы у архимагессы тоже имелись, поэтому она остановилась только когда её силы стали походить к концу, а день уже перевалил за половину. Перекусив припасами лесничего, Литесса несколько минут расслабленно полежала на кровати, давая отдых разуму. Ей редко хватало времени подумать об этом, но сейчас она чётко почувствовала накопившуюся усталость. Архимагесса уже не помнила, когда в последний раз ей удавалось порадоваться чему-то, не оглядываясь на гору проблем, множащихся по принципу гидры. С каждым днём Стальной Леди всё меньше верилось в то, что ей под силу разрешить их все. Будущее представлялось ей вечной борьбой, которая просто прервётся смертью, так и не завершившись. И чтобы окончательно не раскиснуть, оставалось только продолжать двигаться, чтобы успеть сделать как можно больше.

С тяжёлым вздохом Леди Фиорана открыла глаза и поднялась. Следующий этап — маскировка.

Самые редкие ингредиенты для зелья чародейка взяла из личных запасов, остальные — в основном травы и коренья — без зазрения совести позаимствовала у лесничего. Образ она себе выбрала как можно более обычный — женщина средних лет, чуть полноватая, с не слишком пропорциональным лицом и не слишком густыми волосами. На случай встречи с чародеями Ордена она заготовила красный балахон и легенду — чародейка седьмой ступени, вернувшаяся из командировки с дембрийской границы. Рядовых меритаритов Литесса не опасалась, но чем меньше вокруг неё будет шума, тем больше вероятность, что она не столкнётся с Грогганом. О том, что будет, если это случится, архимагесса старалась не думать.

Когда с варкой было покончено, настало время для второго захода на создание контуров — силы немного восстановились, что позволило чародейке добить необходимый минимум заклинаний. Теперь в её арсенале имелись мелочи вроде поисковиков или маскировщиков, с полтора десятка огнешаров и ледяных шипов, несколько серьёзных боевых заклятий вроде «испепеляющего света», и ещё несколько сверхтяжёлых плетений — на крайний случай. В случае чего подобными заклинаниями она могла мгновенно уничтожить несколько десятков врагов или проложить себе путь через толпу. Немного подумав, архимагесса добавила к имеющимся ещё и заклинание кольцевого взрыва — чтобы иметь возможность быстро выбраться из окружения. В этом случае маскировку уже должны будут раскрыть, но перед тем как задать дёру, она сумеет хорошенько всех удивить и при этом не потратит сил.

Закончив приготовления, Литесса с удивлением отметила, что за окном начали сгущаться сумерки. Дождь так и лил не переставая, за весь день через серую хмарь не пробилась ни одного солнечного луча. На сон чародейке осталось от силы три часа, если ещё не меньше — за полночь она должна была уже идти по улицам столицы. О том, чтобы выспаться, и речи не шло, но архимагесса всё же прилегла, надеясь хотя бы немного восстановить силы. Тяжёлые мысли и стучащие в окна капли никак не способствовали расслаблению, но с большим трудом чародейке всё же удалось провалиться в тревожную дрёму — ровно до тех пор, пока не сработало пробуждающее заклинание.

Снова наступила ночь. Как вчера, как на прошлой неделе, как тысячелетия назад, тёмная пелена наползла на мир, и как всегда была готова спрятать под своей паранджой всё, чему нет места при свете дня. И, как всякий раз с момента сотворения мира, настало время для того, что люди не хотят показывать солнцу. Время для дел постыдных и наказуемых. Ночь — время истинных лиц. Что ж, сегодня лицом Литессы должна стать маска.

Собрав всё необходимое и надев висящий тут же непромокаемый плащ, архимагесса снова перешагнула через всё ещё спящего лесничего. Он проснётся только к утру и с удивлением обнаружит пропажу некоторых вещей. Вещи — они ведь намного заметнее, чем целый день жизни, пропавший неизвестно куда.

Чародейка точно знала направление, куда нужно идти. До Лотора по дорогам было не больше трёх часов ходьбы, но она пошла напрямую, через лес, чтобы не утопать в грязи и не терять даром время. Дождь из крупного превратился в гадкую изморось, висящую в воздухе скоплениями крошечных капель. Если бы не магический фонарь, Литесса не разглядела бы и собственного носа.

Она просчитывала варианты. Путь через город до башни должен пройти гладко. Встречи со стражей и рядовыми меритаритами — самое страшное, что может случиться на этом отрезке. А вот дальше начинается серьёзный риск.

Служебные защитные заклинания Башни, имея восемнадцатую ступень, обойти нетрудно. Беда в том, что после громкого побега прошлой зимой Вернон наверняка усовершенствовал и ужесточил защиту. Он вполне мог создать сеть, впускающую и выпускающую чародеев только после проверки слепка Дара. Чтобы обойти такое комплексное плетение даже Литессе пришлось бы начать колдовать, поэтому она понадеялась на то, что его обманет дополнительный маскировочный контур. Далее, если ей удастся проникнуть в Башню, то всё ещё остаётся вероятность, что там она наткнётся на Вернона или Гроггана. С последним всё и так понятно, но стоит ли недооценивать действующего архимага? Вернон, в силу своей скрупулёзности, всегда был крайне внимателен и наблюдателен. Прямо-таки до жути. Случалось, он разоблачал даже самых искусных лжецов, просто наблюдая за тем, как те ведут себя при разговоре. Ходили даже слухи, что он поимённо знает всех меритаритов — а ведь это не много ни мало, а больше шести сотен человек! Нет, это вовсе не значит, что его нельзя обмануть, но рисковать и попадаться ему на глаза не стоило.

Хотя, Боги свидетели, как же хочется его убить. Большего, чем бесславная смерть, он и не заслуживает. Паршивый предатель, вероломная тварь, беспринципный детоубийца. Предательство себя Литесса, возможно, ещё могла бы ему простить. Но не смерть их дочери.

Впереди замаячили привратные огни города. Оторвавшись от размышлений, Литесса присмотрелась к ним — и тут же поняла: что-то не так. Рядом с воротами стояло два больших магических светильника в виде статуй — подарок одному из королей прошлого от Ордена. Помимо них всегда были видны факелы стражников, стоящих в карауле на барбакане и стенах. Но в этот раз светились только статуи.

От удивления архимагесса едва не забыла погасить фонарь. Стражи оставили пост?

Чем ближе к стенам подходила чародейка, тем отчётливее до неё доносились крики, исходили они из распахнутых настежь ворот. Стража и в самом деле отсутствовала, и это могло объясниться только тем, что в городе происходит что-то из ряда вон выходящее. Выходящее настолько, что на памяти Литессы такого не случалось ни разу. А ведь прожила она не так уж мало!

Леди Фиорана в нерешительности остановилась прямо в створках ворот. Вокруг — ни души, мост опущен, решётка поднята. Из темноты ворот вылетают какие-то вопли, перемежающиеся с рыданиями. При этом стены в полной неприкосновенности. Что же там творится?

Вдруг среди криков проскочил не то рык, не то хрип — и через секунду Литессу осенило. Возвраты! Это то, о чём говорил Энормис! Количество выродков перехлестнуло допустимый порог, и на грехопадший Лотор, словно какая-то кара, обрушилась смерть в виде толп отвратительных тварей. И как она сразу не предусмотрела такой сценарий?

В голове чародейки быстро пронеслись все плюсы и минусы сложившегося положения. Как ни прискорбно, но плюсов оказалось больше. Химер бояться ей не пристало, а вот добраться до Башни в суматохе значительно проще, чем в тишине. Кроме того, большинство чародеев, если только они не полные кретины, сейчас вовсю помогают страже и чистильщикам справиться с ситуацией.

Множество людей погибнет в ближайшее время. Как плохих, так и хороших. Литесса передёрнула плечами. Если Энормис прав, то и впрямь близится конец эпохи. И вполне может быть, что эта эпоха — последняя.

— Всё лучше и лучше, — пробормотала она и уверенно вошла под арку ворот.

— Ну, и что ты думаешь делать?

— Доберёмся до Нанторакки.

— И дальше что?

— Поищем там какого-нибудь колдуна. Будем расспрашивать о странностях в Эфире.

— Ты же понимаешь, что это пальцем в небо?

— Слушай, чего ты ко мне пристала? Я не лучше твоего знаю, что нам делать. Но не сидеть же на месте! Будем делать хоть что-то. Ты знала, на что подписываешься!

Хелия злорадно хихикнула и тут же совершенно серьёзным тоном произнесла:

— Я свято верила, что у тебя есть план, о котором ты умолчал перед Эном.

Рэн сердито зыркнул на неё и предпочёл не отвечать.

Они уже час шли по тракту, плавно загибающемуся вдоль реки. Утреннее солнце разошлось и начало припекать. Могучий Красс бесшумно нёс свои воды к устью, его волны поблёскивали в ярких лучах, делая воду похожей на искрящуюся синюю ленту, размотавшуюся по зелёной равнине. Ветра почти не было, становилось душно, поэтому совсем неудивительно, что бредущие по дороге путники несколько разомлели и шли не особо торопясь.

— Так мы долго будем идти, — поглядев на солнце, сказала Хелия.

— Вряд ли мы где-то сможем найти лошадей на продажу.

— Да ну их, — пиратка махнула рукой. — Я всё равно верхом передвигаться не умею. Вот экипаж бы, или хотя бы телегу… Не мог он нас поближе к городу высадить?

— Мог, — кивнул Рэн. — Но лучше не рисковать.

— Да тут дня два пути!

— Три. Поровну до Илиавии и Нанторакки. Так у нас хотя бы есть выбор.

— Да мы всё равно идём наугад, не какая ли разница?

Пуэри в ответ только пожал плечами.

Несколько минут они шли молча, пока до слуха охотника не донёсся едва различимый стук. Он тут же резко вскинул руку и замер.

— В чём дело? — Хелия тоже попробовала прислушаться. — Что ты слышишь?

Вместо ответа пуэри распластался на дороге, приложив ухо к земле.

— А вот и телега, — сказал он спустя несколько секунд. — Даже несколько. К нам приближается крупный отряд.

— Откуда?

— Нагоняют, — Рэн поднялся и указал на небольшой холм, из-за которого они сами недавно пришли. — Медленно, но верно.

Хелия тут же окинула взглядом окрестности:

— А тут и спрятаться негде… Эй, что ты делаешь?

— Мы не будем прятаться, — сказал Рэн, застёгивая нашейник. — Судя по всему, это обоз. Прикинемся путешественниками, попытаемся к ним пристать.

— Уверен, что нам по пути?

— Эта дорога ведёт на полуостров. Куда ещё они могут ехать, кроме как в Нанторакку?

Ждать пришлось недолго: вскоре из-за холма показались первые всадники. Кони шли быстрым шагом, временами переходящим на рысь, их наездники даже издалека не вызывали сомнений о роде своих занятий. Рэн разглядел короткие луки и копья, куртки и шлемы поблёскивали на солнце — мужчины явно были воинами. В авангарде пуэри насчитал десять всадников, едущих по двое, а за ними начинались запряжённые двойками повозки. Когда обоз подъехал ближе, охотнику удалось разглядеть содержимое повозок: они до самых бортов были заполнены тканями, коробами, посудой и прочим скарбом. Владельцы всего этого добра сидели там же — в основном старики, женщины и дети.

— Степняки, — констатировала пиратка, приложив руку козырьком. — А, нет, не только. Народ всякий, даже парочку либрийцев вижу. Куда это они такой компанией?

— Сейчас узнаем.

Процессия растянулась на пару сотен саженей, поэтому когда передовые воины уже подъезжали к вставшей на обочине парочке, замыкающие ещё только выезжали из-за холма. Угрюмые всадники в остроконечных шлемах только пристально оглядели Рэна и Хелию, но не остановились и даже не замедлились — так и проехали мимо. Едущие в повозках обратили на них ещё меньше внимания — судя по взглядам, людей куда больше занимал следующий изгиб тракта.

Рэн уже хотел окликнуть кого-нибудь, чтобы задать интересующие его вопросы, но тут с одной из телег к ним спрыгнул кучерявый мужчина лет тридцати и, добродушно улыбаясь, что-то невнятно протараторил.

Хелия, не сводя взгляда с чернявого незнакомца, наклонилась к самому уху пуэри:

— Что он сказал?

— Я тоже не понял.

— О, так вы не здешние? — мужчина заговорил на Локуэле, но с незнакомым Рэну акцентом. — Простите мне недогадливость. Я спросил — как получилось, что вы оказались здесь вдвоём? Сейчас опасно путешествовать вдвоём. Да и вообще опасно путешествовать!

— Мы идём в Нанторакку и хотим… — начал было пуэри, но незнакомец его прервал.

— Туда же, куда и все эти люди! — он обвёл рукой проезжающий мимо обоз. — Позвольте мне пригласить вас с нами. У вас нет лошадей, а с обозом вы доберётесь до Светлого Города быстро и безопасно.

Не ожидав такого радушия от незнакомца, Рэн и Хелия переглянулись, и пиратка тут же, не давая ему передумать, выпалила:

— Мы с радостью!

Мужчина на мгновение просиял ещё более радостной улыбкой и поклонился, приложив руку к груди:

— Меня зовут Рахим. В нашей повозке ещё есть свободное место, и я буду счастлив разделить с вами дорогу. Но нужно поторопиться, идёмте! — и он первым побежал за удаляющейся телегой.

Всё ещё удивлённым спутникам не осталось ничего, кроме как снова переглянуться и последовать за ним.

Несмотря на то, что движение обоза было довольно-таки неспешным, останавливаться, похоже, никто не собирался. Ни одна повозка и ни один всадник даже не замедлились — пришлось заскакивать вслед за Рахимом прямо на ходу.

Здесь, помимо новоприбывших, ехало ещё три человека. Впереди, откинувшись на куче тряпья, явно что-то под собой скрывающего, сидела полноватая женщина средних лет. Смуглая, большеглазая, вся увешанная различными фенечками и оберегами, она более всего напоминала растрёпанную сову. Рахим представил её как госпожу Сенерию, гадалку, и та медленно кивнула, разглядывая новых попутчиков.

Вдоль левого борта разлёгся бородатый великан, облачённый в тяжёлый доспех — и, судя по его позе, ему не было даже хоть сколько-нибудь неудобно. «Господин Хальсет, странствующий рыцарь» — и воин коротко махнул рукой в приветственном жесте. Хелия тут же уставилась на него во все глаза.

Последним их попутчиком оказался лысый, заросший щетиной мужчина лет пятидесяти. Он представился сам:

— Колт. Путешественник.

Что-то в этом человеке насторожило Рэна. Голос прозвучал глухо, надтреснуто, но пуэри этим было не обмануть: за якобы пропитыми связками явно скрывался хорошо поставленный баритон. Колт, не отрывая взгляда, перебирал чётки, и, казалось, ему нет никакого дела до новых спутников. Однако лишь немного понаблюдав за ним, Рэн догадался, что чётки — лишь повод, чтобы не встречаться взглядом с другими пассажирами повозки. Лицо путешественника выглядело грубым, обветренным, даже несколько осунувшимся, но, тем не менее, некоторые из его черт показались молодому пуэри смутно знакомыми.

— Что до меня, — сказал Рахим, усаживаясь напротив Хелии, — то я — тоже странствующий рыцарь. В некотором роде.

Хальсет громко фыркнул, но чернявый мужчина нисколько на него не обиделся.

— Я менестрель, — улыбнулся он, достав из кожаного мешка укороченную теорбу. — К вашим услугам!

Он проиграл несколько аккордов, явно взяв их из вступления к какой-то песне, и, под неодобрительные взгляды присутствующих, ещё раз поклонился.

Рэн и Хелия коротко представились, следуя своей легенде. Судя по взглядам гадалки и рыцаря, те не очень-то в неё поверили, а Колт снова не соизволил оторваться от своих чёток. Один лишь Рахим казался дружелюбным в этой компании. Порой даже чересчур дружелюбным.

— Счастлив нашему знакомству! — воскликнул он. — Однако простите мне любопытство и настойчивость, откуда вы всё же держите путь?

— Так почему ты говоришь сейчас опасно путешествовать? — проигнорировав вопрос, спросил Рэн. — Мы действительно не местные.

— Да вы никак прямо с Нира свалились, — пробасил великан в доспехах.

— Вы разве не слышали последние новости? — продолжил за него менестрель. — Они уже целую неделю гуляют по всему миру. Сейчас только и разговоров, что об этом.

— Мы шли через глушь, — отмахнулась пиратка и переключилась на рыцаря. — Господин Хальсет, а вы — настоящий рыцарь? В жизни не видела ни одного странствующего рыцаря…

Бородач посмотрел на неё, как на дуру, и уже собирался что-то ответить, но пуэри не собирался сбиваться с темы:

— Что за новости такие?

— Последние Дни, — сказала гадалка, и Рэн вздрогнул, то ли от интонации её голоса, то ли от неожиданности.

— Бррр, дамочка, ну зачем так нагнетать-то? — рыцаря пробрало ещё сильнее, и он сел. — С чего вы взяли? Вас послушать, так лучше прямо сейчас на меч броситься!

Сенерия, одарив Хальсета равнодушным взглядом, пожала плечами, мол, дело твоё, хочешь — бросайся, а факт есть факт.

— Друзья, не будем ссориться, — примирительно сказал Рахим. — У нас нет повода для такого пессимизма, но…

— То есть легионы отродий — не повод? — так же холодно спросила гадалка.

— Легионы? — Хелия даже забыла про саженную диковину в доспехах. — Это сколько? И где?

— Новости пришли с севера, — пояснил бард. — Никто не знает, откуда они взялись, но их там стало намного больше, чем в Острохолмье. И они идут сюда.

— Да вы шутите! — с сомнением бросила пиратка, но на неё даже не обратили внимания.

— Говорят, эти орды начисто истребили народ пустынников, — хмуро сказал Хальсет. — И это за какую-то неделю! Расправившись с ними, отродья вроде бы хлынули одновременно на запад и юг. Движутся они быстро, так что на северо-западе вполне могли дойти до Орк-Дуг-Дара, а на северо-востоке — перейти на этот берег Красса.

— И никто не смог дать им достойный отпор?

— Их числу нечего противопоставить. Надеюсь, северяне успели заключить союз с орками. Если так, то вместе они смогут удержать отродий у Хребта Бурь. На какое-то время.

— Так значит, всё вот это, — Хелия обвела пальцем обоз, — беженцы?

Вместо ответа последовал мрачный кивок.

— Понятно, чего тут все такие кислые.

— Мы — одни из последних, — с сожалением развёл руками Рахим. — Кто-то ушёл в восточные земли, искать пристанища у Костяных Людей, другие, как мы — на запад. Но тут ближайший город, имеющий хоть какие-то стены — это Нанторакка. Там уже собрались те кланы кочевников, что оказались неподалёку. Несколько кланов мужественно отправились навстречу опасности, дабы сойтись с нею в смертном бою…

— Тупицы, — гадалка прервала внезапно прорезавшуюся в барде патетику. — Вместо того, чтобы сосредоточить все силы в одном месте, они хотят погибнуть по отдельности.

— Это же такая тактика, госпожа Сенерия! — воскликнул бард. — Они ценой своей жизни тянут время, дают возможность таким, как мы, спрятаться за стенами! Хотя бы потому, что со стен воевать удобнее!

Сенерия прикрыла глаза и тихо, на грани слышимости, сказала:

— Нас не спасут стены. То, что я видела в гуще, не превозмочь никакими армиями, никакой магией, никакими хитростями. Видения ясны и однозначны, как никогда.

Все, кроме неё и Колта, переглянулись.

— Нанюхавшись ваших благовоний ещё не такое можно увидать, — с сомнением проворчал Хальсет.

Глаза гадалки открылись, на какое-то мгновение она утратила над собой контроль, и её надменное спокойствие сменилось ужасом и обречённостью. Рэн слышал, что большинство гадалок — шарлатанки, но в тот миг лицо Сенерии буквально кричало: «Я сама была бы рада не верить тому, о чём говорю». Эта горечь выглядела настолько правдиво, что пуэри поневоле поверил ей. Женщина тем временем взяла себя в руки и ответила:

— Обычно видения настолько разные, что по ним невозможно ничего предсказать. Они показывают то один вариант развития событий, то другой, то третий. Иногда видений вообще нет, потому что будущее слишком неопределённо. Но последние несколько недель я вижу одно и то же. С каждым разом всё ярче. Детали повторяются, их становится больше. Эти видения открылись мне не потому, что я обнюхалась, а потому что так и будет, и изменить мы ничего не можем.

На какое-то время над повозкой повисло молчание. Скрипели старые колёса, постукивали копыта лошадей, изредка то с одного конца обоза, то с другого доносились короткие выкрики — сопровождающие его воины докладывали обстановку. Сидящий на козлах старик задремал, но лошадям его вмешательство и не требовалось — они просто следовали за другими телегами.

— В такое трудно поверить, — проговорила гадалка, ложась поудобнее. — Даже я предпочитаю надеяться, что где-то ошиблась и нас всех пронесёт. Потому что иначе не на что надеяться.

— А что было в этих видениях? — спросил Рэн.

— Зачем тебе это знать?

Пуэри поймал на себе внимательные взгляды всех присутствующих, даже Колта. Всех интересовало, зачем ему нужны детали. Одни верили в предсказание, но надеялись, что их разубедят. Другие считали предсказание чушью, но боялись, что их каким-то образом заставят поверить. А всё потому, что даже если эти видения — плод воображения гадалки, это ещё не значит, что Последние Дни не настанут.

Поэтому, понимая, насколько важна в таких обстоятельствах надежда на лучшее, даже если основана она на лжи, Рэн ответил:

— Я не верю во всякие там концы света. Их уже много раз предсказывали. Просто интересно, с чем мы столкнёмся на этот раз. Нужно же к чему-то готовиться.

Было заметно, что этот ответ всех вполне устроил. Сенерия пожала плечами, поправила побрякушки на груди и вздохнула, собираясь с духом.

— Первый раз я увидела это чуть больше года назад. Точнее… Некоторые мои видения стали прерываться белыми вспышками. Я не смогла это истолковать, но не придала этому значения, потому что в видениях может быть всё, что угодно. Потом видение посетило меня во время сна — я увидела город, медленно погружающийся в булькающую грязь. Но и этому я не придала значения. До тех пор, пока совсем недавно отродья не стали появляться повсюду. Я попыталась вызвать видение судьбы мира.

— Я слышал, искусством толкования таких видений не владеет ни один ясновидящий, — внезапно подал голос Колт.

— Верно, — кивнула гадалка. — Потому что они настолько сложны, что выделить из них хоть что-то конкретное человеку не под силу. Но послушайте, что я увидела, и решайте сами, — она снова вздохнула. — Всегда по одному сценарию. Сначала — пылающие города. Их много, они разные, и люди в них тоже разные. Их огромные толпы. Им очень тесно, они, как обезумевшие, толкают и бьют друг друга, те, кто падает, уже не поднимаются. Их тела превращаются в грязь. Люди начинают бросать эту грязь на огонь, надеясь таким образом потушить его, но пламя от этого только ярче. Вскоре оно затапливает города изнутри. Потом другой образ — мерзкая жижа, в которой что-то шевелится. Как тысячи змей или личинок, барахтающихся в слизи, но что это на самом деле — не разобрать. Третий образ — океан, густой, как тесто, с волнами бурого цвета. В нём барахтаются уже люди. Они пытаются сражаться с океаном, рубят его на части оружием. Всё бесполезно. Они тонут один за другим, лишившись сил. Но все они утонуть не успевают, потому что всё вдруг вспыхивает неистовым светом и исчезает. Не остаётся ничего. Видение обрывается.

Сенерия замолчала, а Рэн с Хелией тревожно переглянулись.

— И вы решили, что это видение означает Последние Дни? — спросил Рахим, который явно ожидал чего-то похуже. — Мне кажется, это слишком расплывчато, чтобы так скоро судить о значении видения.

— Чтобы заявить о Последних Днях, нужно что-то повесомее, дамочка, — согласился Хальсет.

Гадалка и не ожидала другой реакции.

— Надеюсь, вы правы. Потому что образы очень яркие. И являются не только мне.

— Но почему тогда молчат Видящие? — спросила Хелия. — Разве не их дело круглый год сидеть в своих кельях и пытаться увидеть знак от Богов? Может, тогда и нет никакой угрозы, раз они молчат?

Судя по выражению лица гадалки, она ещё многое могла сказать и объяснить, но отчего-то сдержалась и лишь снова пожала плечами.

На этом разговор прервался. Каждый задумался о своём.

Мимо медленно проплывали безмятежные пейзажи, Рэн смотрел на них, но не видел. Все его мысли были заняты разговором со случайными попутчиками. И чем больше он думал, тем сильнее крепла паника внутри.

Ожили его давние страхи, перед глазами всплыл Небесный Город — и армии Ванитар, стирающие его в пыль. Он вспомнил, как бежал вниз, уклоняясь от падающих каменных глыб и огненных струй, почти не надеясь выжить. Он не мог найти ни одного выхода, ни одного шанса спастись, потому что в его голове с оглушительным треском лопнула иллюзия благополучия. Нет ничего обманчивее, чем благополучие. Кажется, что вот оно, его можно потрогать: погладить сытую кошку, разлёгшуюся на солнце, или потрепать по волосам увлечённого игрой ребёнка, но на самом деле это — глупейший самообман. Прожив какое-то время в более-менее комфортных условиях, человек начинает думать, что и завтра ничего особо не изменится. В этом-то и заключается самая страшная ошибка. В надежде на устойчивость карточного домика, которому для разрушения достаточно одного тычка пальцем… Разве можно привыкать к настолько зыбким вещам? Но люди рады привыкнуть к своему благополучию, потому что оно настойчиво подсовывает уверенность в завтрашнем дне. И винить в этом некого. Иллюзии каждый создаёт себе сам.

Однажды Рэн уже позволил себе обмануться благополучием — и его мир погиб. Попав в мир людей, он думал, что больше не совершит такую ошибку, но всё же успел привыкнуть к новому порядку. Из-за Гроггана разговоры об уничтожении мира ходили уже давно, но теперь факты говорят сами за себя.

Предсказание Сенерии слишком похоже на то, о чём говорил Энормис.

Вероятность сговора ученика Мага с обычной гадалкой крайне мала.

Вероятность простого совпадения их слов и происходящего в мире — ещё меньше.

Значит, предсказание почти наверняка правдиво.

Уже сейчас можно с уверенностью сказать: существующий миропорядок доживает свои последние дни. Вопрос лишь в том, идёт ли ему на смену новый, или в итоге не останется ничего.

Видение и впрямь довольно прямолинейно, если знать кое-какую подоплёку. «Грязь» — это почти наверняка возвраты. Их стало так много, что человечество уже не может игнорировать их последствия. После того, как Грогган в короткие сроки захватил ещё две эссенции, прямо из ниоткуда возникли огромные армии отродий, маршем идущие по владениям людей и уничтожающий всё на своём пути. И ведь это только начало. Что будет, когда возвраты войдут в полную силу? Останется ли в Нирионе место, способное укрыть хоть какое-то количество выживших?

Впрочем, это не так уж важно. Сенерия сказала, что её видения стали заканчиваться вспышками чуть больше года назад. Примерно тогда в этом мире объявился Грогган и стал собирать протоэлементы. Совпадение? Вряд ли. Скорее всего, «видение судьбы мира» делится на два потока. Первый — это фрагменты с «грязью». Они иллюстрируют то, к чему мир подошёл вплотную — борьба людей друг с другом, возникновение орд отродий, борьба людей за выживание. Это уже свершившиеся факты, поэтому исход ясен — люди погибнут. Полностью. Как вид. Но есть ещё и второй поток — «вспышка, после которой не остаётся ничего». Она не привязана к первому потоку, она просто его прерывает. Если это не из-за расщепления мира, которое задумал Грогган, то Рэн — не пуэри. Итак, самый главный вопрос: который из концов света должен настать раньше?

Охотнику стало казаться, что нашейник душит его, и с трудом сдержался, чтобы не сорвать проклятый кусок кожи. Его аккуратно тронули за рукав: это Хелия, явно заметившая, что с её спутником творится что-то неладное. Совершив над собой титаническое усилие, Рэн улыбнулся ей и сел поудобнее, сделав вид, что его клонит в сон. Он не мог позволить себе паниковать, поэтому срочно требовалось направить мысли в нужное русло.

Уповать на то, что удастся предотвратить предначертанное, не приходится. Получается, любые усилия — тщетны? Как бы не так. Остаётся ещё вопрос точности трактовки. Нужно пойти по порядку. Однозначна ли трактовка первого потока? Пожалуй, однозначна. Люди породили грязь, которая, расплодившись, вот-вот убьёт своих создателей. Но погибли ли они в видении? Нет. Концовки у видения нет. Её заслоняет вспышка, вызванная вмешательством Гроггана в судьбу Нириона. Как пришелец из другого мира, он играет роль внешнего фактора, и потому идёт отдельным потоком. Отсюда вытекает банальный набор из двух новостей.

Плохая новость — потоки не синхронизированы по времени, так что Грогган вполне может расправиться с миром раньше, чем тот сгниёт в пучине возвратов.

Хорошая новость в том, что в концовке видения может быть всё, что угодно. Но откроется она только тогда, когда второй поток перестанет существовать.

Вывод: нужно как можно скорее расправиться с Грогганом, и тогда будет шанс, что Нирион всё же не прекратит своё существование.

«Вроде бы, это как раз то, с чего я начал», — подумал Рэн и хмыкнул про себя. — «Всё не так уж плохо».

Успокоив себя таким образом, он несколько расслабился. Предсказание свалилось на него, как снег на голову — хотя, казалось бы, такого следовало ожидать — но пуэри всё же оказался к нему не готов. Он тайком осмотрел лица спутников: те выглядели мрачными, задумчивыми, встревоженными, но ни в одном из них не угадывалась внутренняя паника, приступ которой только что случился с Рэном. Судя по всему, они не поверили в реальность угрозы, отказались принять собственную близость к пропасти. Пуэри до сих пор удивлялся этому людскому качеству: даже если на их глазах мир будет обращаться в пепел, они просто откажутся в это поверить, например, подумают, что им это снится. Поразительная непосредственность! Можно отгородиться от любой проблемы, попросту отказавшись её осознать. Жаль только, что проблема от этого не становится менее реальной.

До самого вечера разговоры не возобновлялись. Лишь на закате, когда воины-сопровождающие дали команду к привалу, всеобщая задумчивость стала сдавать перед дорожной предсонной суетой. Обоз остановился в уютной ложбинке между холмов. Телеги составили в большой круг, внутри него тотчас образовались круги поменьше, в центре каждого из которых вскоре заполыхал костёр. Люди готовились к ночёвке: брали из повозок припасы и одеяла, окликали знакомых, некоторые даже ставили небольшие шатры. Когда наступили сумерки, по лагерю уже вовсю плыли запахи приготавливаемой пищи.

Рэн, которому после такого ясного дня еда не требовалась, оставил Хелию с новыми знакомыми, а сам взобрался на ближайший холм, чтобы осмотреться. Благодаря своему чувствительному зрению он всё ещё мог видеть довольно далеко, но виды были однообразными: повсюду виднелись лишь поросшие дикой травой вершины холмов, лишь с одной стороны отчётливо различалась могучая река — её противоположный берег тонул в сумеречной дымке.

Вернувшись в лагерь, пуэри обнаружил Хелию кашеварящей на пару с гадалкой. Странствующий рыцарь разминался с щитом и мечом неподалёку, а Рахим сидел рядом с женщинами, и рот у него буквально не закрывался. Судя по всему, бард рассказывал о приключениях, выпавших на его долю во время странствий. Зная, что человек, зарабатывающий на хлеб повествованиями, может вести их хоть до утра, охотник разом утратил желание подсаживаться к спутникам. После сегодняшних откровений ему хотелось только одного — чтобы не трогали.

К счастью, Рэна ещё не заметили, поэтому ему удалось тихо уйти в сторонку. Он уже собирался лечь спать, но тут нечто странное привлекло его внимание. Вполоборота к нему, у собственного маленького костерка, сидел Колт. Глаза закрыты, руки сложены в молитвенном жесте, губы беспрестанно шевелятся.

И только теперь пуэри вспомнил, где видел этого человека.

Ошибки быть не могло, Рэн тут же решительно направился к «путешественнику».

Не дожидаясь, пока мужчина закончит молитву, охотник сел напротив и сказал:

— Без сутаны тебя не узнать.

Колт мгновенно открыл глаза и ожёг молодого пуэри пристальным взглядом. Молчаливый поединок продолжался какое-то время, но закончился ничьей — ни один из них так и не отвёл взгляда.

— И что теперь? — тихо спросил мужчина. — Убьёшь меня?

Такого вопроса Рэн не ожидал.

— Убью? Зачем?

Настала очередь Колта удивляться.

— Так значит, ты не наёмник Церкви?

Рэн покачал головой и ответил:

— Я просто узнал человека, что заставил людей сжечь собственного Мессию. Я здесь не для того, чтобы тебя убить. Но мне чрезвычайно интересно, что двигало тобой. И как ты оказался здесь.

— И зачем тебе это?

— Я страшно любопытный.

Назвавшийся Колтом епископ сел удобнее.

— Ты, наверное, как и остальные на той площади, ненавидишь меня?

— Скорее презираю, — немного подумав, ответил Рэн.

— Значит, твой гнев не так уж слеп, — мужчина вздохнул. — Но окажись я на месте Сарколы, ты бы не стал сожалеть. Так ведь?

— Разве это важно?

— Это важно, — с нажимом произнёс Колт. — Ибо каждому деянию в противовес должно совершаться другое, уравновешивающее деяние. Так творится справедливость. Но справедливо ли ненавидеть того, кто уже расплачивается за свои деяния?

— Нет никакой справедливости, — сказал Рэн, усмехнувшись. — Её придумали люди, чтобы иметь законную причину вершить месть и ненавидеть. Нет никаких уравновешивающих друг друга поступков. Если ты совершил зло, кто-то рано или поздно совершит зло в отместку и скажет, что это «справедливо». Так что сделал тебе Саркола? Неужели он был столь плохим человеком по-твоему, раз заслуживал такого воздаяния?

— Никто в Церкви не считал его плохим человеком, — покачал головой епископ. — У меня не было к нему личных счётов. Но его идея была настолько огнеопасной, что грозила развалом всей Церкви.

— И поэтому нужно было его сжечь заживо? — пуэри поднял бровь.

— Разве ты не знаешь, что такое Церковь для народа? — печально усмехнулся Колт. — Видимо, ты пришёл издалека, раз не понимаешь, как она работает. Она служит оплотом, опорой, но только до тех пор, пока едина.

— Примерно представляю, о чём ты.

— Тогда представь, что Сарколе было дано предостаточно шансов одуматься. Он отринул их все. Слишком верил своему наитию. Слишком хотел воплотить идею в жизнь. Мы никогда не узнаем, на самом ли деле с ним говорили Боги, или же он только убедил себя в этом. Но что касается меня — нет, я не верю, что Создатели способны бы внушить своему слуге такую крамольную мысль, как «Божественное Царство».

При слове «Создатели» Рэна передёрнуло, но он решил не поправлять человека, свято убеждённого в том, что всё вокруг было создано его богами.

— Даже если так, то способ вы выбрали явно не самый простой.

— Таково наказание для еретиков, кем он и являлся.

— Фальшивое нападение на дворец тоже было частью этого наказания?

Колт тяжело посмотрел на собеседника и снова вздохнул.

— У меня была своя церковь в Нейрате, — сказал он и прикрыл глаза. — Обычная церковь, с самыми обычными прихожанами. Разве что эти прихожане очень любили мои проповеди. Благодаря этому меня и посвятили в сан епископа. Когда Прокуратору стало ясно, что Сарколу не склонить к традиционному учению, он отдал приказ: разоблачить еретика и предать его очищению огнём. Инквизиция для такого дела не годилась. Тем не менее, какая-то подготовка к публичному разоблачению явно велась. Нападение на дворец — это идея короля, я почти уверен. Ему нужно было сохранить свою власть и свести к минимуму революционные настроения. Всё, что требовалось Церкви — человек с хорошими ораторскими способностями. Я вызвался сам, поскольку являюсь приверженцем традиционализма. Я прибыл в Энтолф и вызвал Сарколу на публичный спор. Он отказался. На следующий же день я вышел на площадь. Ты был там. Ты слышал меня. Я говорил то, что должен был сказать, что от меня требовал мой долг и моя вера. Я верил и продолжаю верить в свои слова. Они шли от сердца. Без этого мне бы не поверили все те люди.

— Ты запугал их.

— Я открыл им глаза на происходящее. Я показал им, как мыслит истинный явороверец.

— Твоя речь слишком напомнила мне метод кнута и пряника.

— Это ораторское искусство. Умение говорить. Я лишь научил тех людей правильно думать.

— Я где-то читал, что учить других думать по определённому образу и подобию — это преступление.

— Пусть так, — со смирением кивнул епископ. — Но тогда его совершает любой говорящий с трибуны, в том числе и Саркола. Просто я оказался убедительнее его. Сначала.

От Рэна не ускользнула нотка печали, проскользнувшая в голосе мужчины.

— Сначала?

— Да, — мрачно кивнул Колт. — Сожжение получилось… неординарным. Думаю, ты сам знаешь, что именно прошло не так. Начали искать крайних. Так уж вышло, что твой покорный слуга стал первым козлом отпущения. Чтобы избежать участи быть растерзанным толпой, мне пришлось уже на следующий день бежать из столицы. Я планировал вернуться в Нейрат. Но примерно на полпути меня нагнали наёмные убийцы. Только божественное провидение и добрые люди не дали мне отправиться к праотцам в ту же ночь. Действовали они явно по приказу Прокуратора.

— Не Церковь, а банка с пауками.

— Не надо, — сказал епископ и сжал губы. — Что хочешь говори о людях, но не тронь святое. В общем, в ту ночь я понял, что отлучён от Церкви. Оно и понятно — требовалось успокоить народ, сказать, что убийца их любимчика найден и предан суду… Вот только я уже не мог согласиться с таким результатом своих стараний. Всю жизнь я только и делал, что следовал Священному Писанию, каждой его букве. Я просто не мог поверить в то, что Боги могли так прогневаться на меня за то, что я так сильно их любил. К тому же, очевидно, что именно Они спасли мне жизнь… Поэтому я пустился в бега, — Колт провёл рукой по лицу. — Обрился наголо, отрастил бороду. Перестал носить сутану. Начал называться чужими именами. И вот я перед тобой.

Пуэри помолчал какое-то время, размышляя над рассказом бывшего епископа. По всему выходило, что тот не лжёт и не приукрашивает — он действительно верит в свои слова. Разность веры. Два человека верят в разные вещи. И один убивает другого, потому что считает, что его вера имеет больше прав на существование…

— Судя по всему, твоим Богам всё равно, что будет с людьми в этом мире, — сказал пуэри, вставая. — Ты слышал предсказание. Поверь, оно правдиво.

— Я знаю, — твёрдо отозвался мужчина. — И мы заслужили каждую секунду своей судьбы.

Рэн ушёл. А на следующий день, как ни в чём не бывало, сел в одну повозку с этим человеком, словно и не было между ними никакого разговора. Он больше никогда и никому не выдал тайны беглого епископа.