Флагстад не обманул — на следующее утро в хранилище данных действительно появился новый слепок. На нём стоял заголовок: «22.12.2264 / 03.09.2265 / GT192D0012&OG26V74909&EL884RE5455». На последний параметр историк даже не посмотрел — всё равно не знал, как его расшифровать — и проверил даты. Выходило, что снимок сделали несколько часов назад, а изображался на нём прошлогодний день рождения Хелге Этингера. Рун тогда приехал в фамильное имение, чтобы поздравить отца, и целый день не выходил из дома.

Историк специально выбрал локацию, в которой прожил много лет, знал каждый уголок и каждого человека, который там бывал. Даже с учётом неточности координат и временного сдвига Рун наверняка попал бы в точку, которую помнил сам. «Хронос» в очередной раз не разочаровал его: снимок пришёлся на гостиную, где сервировался праздничный стол.

Сам Рун не попал в стереоизображение, но он находился в той же комнате и видел, как андроид-гувернёр расставлял блюда, а отец разливал сливовое вино по бокалам; над столом парил воздухоочиститель, который в тот день наполнял домашнюю атмосферу запахами хвойного леса после дождя, хотя снимок, конечно, их не передавал. Только сейчас историк заметил, что «Хронос» делает слепок несколько больше, чем пять на пять метров, а потом масштабирует, чтобы границы изображения казались мягче.

Этингер вошёл в комнату с проекторами и стал прохаживаться по в точности воссозданной комнате, изучая самые тонкие её детали. Родинку на руке отца. Потёртый фартук андроида. Скол краски на старом деревянном стуле, оставшийся ещё со времён проказливого детства Руна. Настенный органайзер, часы которого показывали двадцать одну минуту третьего пополудни. Едва заметный узор на столешнице. Историк увидел сотни знакомых мелочей, но чего ему не удалось найти — так это отличий от своих воспоминаний.

Не успел он разобраться с первым слепком, как в углу голограммы появилось оповещение: «Банк экспериментальных данных пополнен». Рун полез в соответствующую директорию и обнаружил второй снимок из отправленного Флагстаду списка: «08.08.2260 / 03.09.2265 / TS881E8911&LO092V7154&Y10801A150». Тут же забросив снимок отчего дома, Этингер взялся за новое изображение.

Здесь Рун рассчитывал именно на точность «Хроноса», потому что надеялся увидеть конкретное мгновение: он шёл по улице и как раз посмотрел на часы, когда позади него раздался взрыв — разгерметизировался генератор в одном из зданий.

Снимок оказался засвеченным чуть больше, чем наполовину. Большое белое пятно сожрало середину снимка, несколько пятнышек поменьше было разбросано по краям — словно кто-то взял лазерные ножницы и вырезал всё, что не хотел видеть. Рун снова вошёл в голограмму и осмотрелся изнутри слепка. Он узнал нескольких прохожих, которых видел в тот день, фрагмент тротуара, уцелевшие от засветки рекламные щиты, и заключил, что тут ошибки тоже нет — «Хронос» запечатлел верную точку пространства-времени. Единственное, что мешало как следует проанализировать картинку — проклятое белое пятно в центре, формой похожее на…

Этингер вздрогнул. Он догадался, что перед ним не что иное, как несколько расплывшийся силуэт обернувшегося человека. Человека, который только что услышал взрыв.

С некоторой долей паники в голове Руна пронеслись мысли о том, почему он стал причиной засветки снимка. Ведь после того, как историк узнал на снимке себя, стало очевидно, что белое облако просто пошло в стороны от его фигуры: оно словно тянулось к ближайшим предметам и начинало пожирать их. У прохожего, оказавшегося ближе всех, белизна откусила верхнюю половину туловища и почти полностью поглотила собаку, которую мужчина вёл на поводке; с другой стороны она растеклась по тротуару и зацепила основание разметочного столбика. А Рун был её сердцевиной. Теперь он совершенно точно восстановил в памяти то мгновение и понял, что на сей раз это не его паранойя — это факт.

Он пялился на бесцветную кляксу до тех пор, пока не зарябило в глазах. Потом, резко опомнившись, растерянно потёр лицо, вернулся к терминалу и упал в кресло. Азарт, разыгравшийся во время просмотра первого снимка, перемешался со смутной тревогой и поутих. Чтобы снова не надумать себе лишнего, историк решил пообедать — тем более что на часах доходило четыре часа вечера, а он с самого завтрака не ел.

Это решение оказалось правильным. Вернувшись в смотровую, Этингер обнаружил в хранилище третий слепок из своего списка. «09.10.2263 / 03.09.2265 / VS88T09122&L43A6763E2&N00337A72501». На нём пятен не было, а Рун — был. Он сидел в холле лондонского филиала «Свободной информации», ожидая своего выступления, и самым беспардонным образом зевал во весь рот. Нет, историк не хотел попасть именно в то мгновение, когда любой желающий мог без труда рассмотреть его миндалины — просто часы в его коммуникаторе, видимо, несколько отставали от атомных часов «Хроноса».

В тот день Этингер читал лекцию о рассекречивании исторических тайн: о времени, которое должно пройти перед тем, как правда станет известна широким массам и о последствиях утаивания ключевых исторических событий. Из-за организационных накладок его выступление перенесли, так что Рун успел здорово утомиться ничегонеделанием. В холле было полно народу: сновали репортёры и верстальщики, слонялись слушатели, ходили от экрана к экрану простые прохожие, желающие утолить информационный голод. Первым делом историк начал изучать людей, сверяя картинку с воспоминаниями — и снова не обнаружил ничего интересного. Обратился к окружению — и там ничего. Даже пристальный осмотр себя ненаглядного не дал никаких результатов: всё выглядело точно так, как запомнилось Руну.

Начиная всерьёз опасаться, что так и не сможет предоставить Флагстаду хоть сколько-нибудь значимые результаты, Этингер ещё раз внимательно прошёлся по предыдущим двум снимкам. Всё без толку: зацепки, которые старательно изобретало его воображение, не тянули даже на отдалённо правдоподобные.

Уже поздним вечером, когда большинство сотрудников «Миллениума» разошлись по домам, Рун, борясь с желанием всё бросить, снова взялся за третий снимок. Он досадовал на промах с выбранными снимками и ругал себя за самонадеянность. От отчаяния он даже начал читать новости на экранах холла — и тут заметил нечто интересное.

«Космическая станция Сириус-1 уничтожена в результате неудачной бомбардировки астероида SAT67. Данные получены с крейсера „Навуходоносор“, производившего бомбардировку…»

Дальше Рун прочитать не смог, потому что упёрся взглядом в край экрана. Новость имела рейтинг С — критическая — и выглядела очень тревожно. В основном потому, что всего пять месяцев назад прошла новость о том, что с Сириуса-1 успешно стартовал исследовательский зонд, имевший целью систему Проциона.

Не веря глазам, Этингер перечитал новостную строку. Разве мог зонд стартовать со станции, которая к тому времени уже полтора года, как не существовала? Но главное — разве такая новость прошла бы незамеченной?

На снимке Рун сидел спиной к экрану, а потому и не мог помнить, что на нём было. Другие люди поблизости тоже не смотрели в ту сторону. «Во имя всего святого, этого что, никто не заметил?! — лихорадочно подумал историк. — Сириус-1 была ключевой станцией в том направлении, на ней завязан столетний план освоения космоса! Да об этом должны были на каждом заборе писать!»

«А может, — перебил он сам себя, — новость была ошибочной? Её быстро опровергли, потому и шумихи не случилось? Да нет, бред. „Свободная информация“ ни за что бы не выпустила такую статью без стопроцентной уверенности, это уничтожило бы их репутацию».

«Пошутили? — зазвучала в голове новая версия. — Выпустили утку, чтобы послушать, закрякает ли в ответ народ? Если бы такие шутки не были запрещены со времён Орсона Уэллса, наверное, стоило бы рассмотреть эту версию. И, опять же, почему не было никакого резонанса?»

«Потому что новость изъяли, — прошептал кто-то внутри, и к горлу подкатил ледяной ком. — Как иначе? „Свободная информация“ публикует новости без цензуры, но если сильные мира сего чего-то захотят…»

Сорвавшись с места, Этингер направился к выходу.

Он даже не заметил, как пролетел всё расстояние до дома — потому что старался ни о чём не думать, хотя получалось не очень.

Размышляя о лжи, Рун даже не предполагал, что ему доведётся с ней столкнуться в настоящем. Этингер жил историей и слишком хорошо её знал, чтобы хотеть по-настоящему вернуться в прошлое. Его вполне устраивал моральный рывок, который совершило человечество, отказавшись от сопернических стратегий и бесконечных гонок. Более того, заглядывая в пучину прошлого, он сплошь и рядом видел подтверждения своему мнению, которое десятки раз озвучивал на выступлениях: «Современный строй — это единственное, что может хоть как-то оправдать багровые реки прогресса, текущие сквозь века».

Этингеру нравилось расстояние в годах, которое отделяло его от последней войны. Нравилось, что годовая статистика убийств по всей планете теперь умещается в трёх-четырёхстраничный документ. Нравилось, что на Земле не осталось места, где дети вынуждены тяжело работать или воровать, чтобы не умереть с голоду. Да и вообще — что нет больше Голода и Нищеты. Но если существует большая наглая Ложь, то так ли далеко ушло человечество от своего тёмного прошлого?

Едва оказавшись в квартире, Рун бросился искать информацию по Сириусу-1. Поисковик выдал полную хронологию за семнадцать лет, с самого выхода станции на орбиту. По дате 09.10.2263 записи отсутствовали. Согласно официальным данным, Сириус-1 и по сей день нормально функционировал. Можно было даже посмотреть недавние снимки его экипажа.

Новости со снимка, разумеется, тоже нигде не было. Как и её опровержения. Если она и возникала на том экране, то никаких информационных следов не оставила.

Тогда историк полез в раздел спонсоров и застройщиков станции.

«FireGate systems и Agens corp.»

— Понятно, — сказал Рун, вставая с кресла. — Теперь всё понятно.

Этингер в задумчивости налил себе чаю, опустился на диван, отхлебнул, поперхнулся — вместо чая в кружке оказался чистый ром. Рун вздохнул, отхлебнул снова, поморщился.

«Переживать не стоит. Обе корпорации — мастодонты индустрии, им просто нет смысла лгать, потому что трудно вообразить силу более колоссальную и авторитетную, чем они. Одна специализируется на освоении космоса и занимается этим уже более ста лет. Вторая — флагман прогресса, почти каждый день патентует новые технологии, большинство из которых быстро выходит в массы. Взять, к примеру, единый банк информации: там же хранятся почти все знания, накопленные человечеством за многие тысячелетия. А ещё есть Ассистент, имплант, который подводит информацию единого банка прямо к мозговым синапсам носителя и порой даже преподносит её как личные воспоминания. Люди набивают свои мозги статьями из облака ежедневно, ежеминутно, иногда даже не осмысливая скачанное. Обновил персональное хранилище — и всё, „я в курсе последних событий“.

Нет, никто не говорит, что имеет место чудовищная, всеобъемлющая ложь, просто если бы составители банка вдруг захотели прибегнуть к обману, у них бы наверняка получилось. Но вряд ли стоит из-за этого переживать. Ведь и раньше обманывали, утаивали, манипулировали фактами — века напролёт, из эпохи в эпоху. Просто при нынешнем технологическом уровне делать всё это значительно проще. Ведь если подумать, сейчас можно пропихнуть на страницы истории — или наоборот, вырезать оттуда — любое событие, достаточно лишь придать результату налёт правдоподобности и залить на сервер. Разумеется, при склейке где-то могут остаться огрехи, которые не ускользнут от дотошного взгляда мирового сообщества. Вокруг ошибочной статьи тут же повиснут тонны комментариев от обеспокоенных пользователей: „Как же так, у меня совсем другая информация!“ На что владельцы сервера преспокойно ответят: „Информация, полученная вами ранее, ошибочна, за это приносим свои извинения. Верить нужно тому, что написано сейчас“. Кто же не поверит столь авторитетному источнику? Встревоженный пользователь успокоится, а если нет — заглянет в смежные статьи и убедится в том, что теперь факты и вправду сходятся. Выявлять нестыковки в писаной истории — долг любого сознательного гражданина, делать это можно и нужно. А переживать… переживать не стоит».

Бутылёк рома показал дно, а Этингеру так и не удалось избавиться от ощущения, что он попал в худший свой кошмар. Мутный взгляд упал на открытый бар, где стоял непочатый бурбон. Пить больше не хотелось, но как будто было необходимо. Рун взял бутылку, упал на диван, включил развлекательный канал. Смысл происходящего на экране сначала улавливался, потом постепенно смазался, поблёк; стеклянные глаза тупо пялились в мельтешение объёмных фигур, лишь изредка опускаясь проверить, сколько осталось в бутылке.

Рука механически поднималась, горлышко ударяло по зубам, и по языку тёк жидкий огонь, который, казалось, растворял в себе все внутренности. Совсем скоро плавающий в алкогольном супе мозг не выдержал и отключился — чего Рун как раз и добивался.