Неспокойный утренний сон не принёс отдыха. Просыпаться не хотелось. Когда в комнате заиграл «Полёт валькирий», Рун проклял себя за идею использовать эту мелодию как будильник. Эпично-торжественные трубные переливы сделали и без того неприятное утро совсем невыносимым — теперь историку казалось, что музыка Вагнера звучит как его личный реквием.

С трудом уговорив себя встать, Этингер принял душ и выпил кофе, но легче не стало. От недосыпа болела голова, мысли путались, Рун не мог успокоиться и сосредоточиться на своей легенде, а оттого раздражался ещё больше. Из дома он вышел взвинченным до предела и смог взять себя в руки только когда дошёл до берега — бриз и утреннее солнце подействовали. А может дело было в том, что он подошёл вплотную к месту, куда отчаянно не хотел заходить.

Первое, что бросилось Руну в глаза — на парковке у фермы стояло несколько незнакомых электромобилей. Они не отличались друг от друга ничем, кроме идентификационного знака. Покосившись на подозрительный транспорт, Этингер подошёл к двери и едва не столкнулся с человеком в форме: тот вышел так быстро, что чуть не сбил историка с ног, но даже не извинился. Чуть позже то же самое произошло у лифта. Рун видел этих людей впервые, как и их форму, но выглядели они внушительно и даже устрашающе.

Историк вёл себя как обычно — или очень старался так себя вести. Спустился, переоделся, запер шкафчик. Ему даже стало казаться, что он справляется, пока не пришла пора войти в рабочий сектор. Там, едва открылись двери, навстречу Этингеру шагнул андроид службы безопасности.

— Пожалуйста, подтвердите свою личность, — прошелестел он, активируя сенсорный экран.

Рун знал, что в ПО этой модели специально встраивали упрощённые речевые модули, но даже с «пожалуйста» фраза прозвучала, как приказ. Возмущаться в любом случае было бы опрометчиво, поэтому историк как мог скорчил изумление и коснулся ладонью сенсора.

— Доктор Этингер, пожалуйста, следуйте за мной, — сказал металло-пластиковый болван и зашагал по коридору.

Рун усилием воли подавил волнение и пошёл за роботом.

По дороге он отметил, что внешне центр выглядит как всегда — большинство рабочих на своих местах, оборудование работает в штатном режиме, и даже вооружённые люди в коридоре попадаются не так уж часто. С одной стороны это обнадёживало, с другой — Рун не знал, куда его ведут и для чего.

Он попытался расспросить андроида, но тот отмолчался. Этингер чувствовал, как потеют его ладони. Что, если Амину выследили? Что, если его ведут, чтобы арестовать за соучастие?

Они покинули сначала сектор, а потом и ярус. Вскоре перед ними открылась гермодверь с надписью «Служба безопасности» — и Руна бросило в жар.

«Спокойно. Главное — не накручивать себя раньше времени».

Несколько шагов по коридору. Поворот. Двое офицеров безопасности проходят мимо. Вежливые кивки. Ещё несколько шагов. Андроид останавливается. Дверь. «Старший офицер службы безопасности Ноа Валттери».

Сердце подкатывает к горлу и проваливается в пятки.

— Пожалуйста, входите, — бесстрастный синтетический голос скрипит у самого уха.

«Была не была».

Рун легко толкнул дверь и вошёл.

Прямо напротив него за столом сидел начальник службы безопасности. Он смотрел на историка спокойно, как всегда, и ни один лицевой мускул не выдавал его намерений.

— Садитесь, — ледяным тоном сказал он.

И тут Этингера будто окатили из ведра. Он отчётливо понял: Валттери ничего не знает. Этот жутковатый финн — явно бывший военный, и сейчас он использует одну из мягких техник допроса. Неожиданная встреча у входа, молчаливый андроид, кабинет, в котором любой нормальный человек будет чувствовать себя неуютно, холодный приём — всё это делается, чтобы выбить собеседника из равновесия. Вращающееся кресло, в которое Руну предложили сесть, стояло ровно через стол от старшего офицера, будто тот вёл приём в порядке живой очереди. Историк был почти уверен, что Ноа сегодня заставил понервничать каждого вошедшего сюда сотрудника.

«Он пугает людей, потому что на самом деле у него нет зацепок, — догадался Рун, садясь напротив Валттери. — Значит, Амина и впрямь крутой хакер?»

— Я до сих пор не знаю, что делаю здесь, — сказал Этингер, пряча облегчение поглубже. — Я спрашивал андроида, но…

— Ночью сервера «Миллениума» подверглись атаке, — прервал его Ноа. — Вы знаете что-нибудь об этом?

— Нет, — Рун широко раскрыл глаза и негодующе добавил: — Вы думаете, это я?! Я не владею навыками… взлома. Я же историк, а не хакер!..

Даже он сам понимал, что эта сцена выглядела жалко.

Валттери затянул с ответом, не моргая глядя на собеседника, и Этингера вполне натурально передёрнуло.

— Я не говорил, что это вы. Но вы можете знать того, кто это сделал, — с нажимом сказал военный. — Кого-то, кто обладает навыками взлома. И это вовсе не обязательно посторонний хакер.

У Руна перехватило дыхание; он решил отмолчаться, воспользовавшись отсутствием вопроса. Ему показалось, Валттери доволен его реакцией, и это не предвещало историку ничего хорошего.

— Вы же понимаете, что это обычная в таких случаях процедура, — медленно сказал военный, не сводя глаз с лица Этингера. — Мы должны в первую очередь проверить всех своих. Потому что если кто-то в центре саботирует исследования, то мы обязаны от него избавиться.

— Что вы имеете в виду? — внезапно охрипнув, спросил Рун.

— Увольнение, разумеется, — губы офицера дрогнули в подобии улыбки. — С последующей передачей дела в суд. Нарушивший подписку о неразглашении обязан будет понести наказание. А если учесть суммы, которые затрачиваются на «Хронос», то под удар попадёт и вся семья нарушителя. Если у него будут сообщники, наказание понесут все, кто хоть как-то с ними связан.

— Я понял вас, — сказал Рун твёрдо. — Извините, если выразился слишком резко. Мне ничего не известно.

Валттери снова помолчал, прежде чем ответить.

— Если что-то узнаете…

— Да, — быстро вставил историк, которому не терпелось оказаться подальше от этого кабинета. — Непременно. Я знаю свои обязанности.

— Вот и отлично, — Ноа моргнул, кажется, впервые за весь разговор. — Тогда не смею больше задерживать. Хорошего дня.

Рун едва сдержался, чтобы не вскочить и не броситься к двери бегом. Он чувствовал тяжёлый взгляд Валттери у себя на затылке до тех пор, пока не оказался в коридоре. Андроида-провожатого и след простыл, но Этингер был вовсе не против найти обратный путь самостоятельно.

«Корпорация ревностно хранит свои тайны, — думал он по дороге. — „Эйдженс“ не останавливается даже перед запугиванием собственного персонала. Они ищут среди своих, потому что иначе им придётся признать, что их секреты — уже вовсе не секреты».

По мере того, как отступал страх, в душе Руна нарастала злоба. Каменное лицо Валттери всё ещё стояло перед глазами пугающей маской, но теперь историк уже не замирал перед ним, как кролик перед удавом.

«Он даже не пытался воззвать к моей порядочности, сразу перешёл к завуалированным угрозам. А это его „избавиться“? Увольнение, как же! Как вы уволили Крипалани? Интересно, за какие такие заслуги он получил разрыв аневризмы в качестве выходного пособия? И чем всё кончится для Амины, если правда вдруг всплывёт?»

От последней мысли на сердце Этингера заскребли кошки. Ему стало до того жаль подругу, что он не устоял и изменил маршрут, чтобы пройти через IT-отдел. В тот миг для Руна это было жизненно необходимо — убедиться, что с Аминой всё в порядке.

Историк миновал сектор, который отделял его от вычислительного центра, и, притворившись, что заблудился, остановился в кабинете, где согласно каталогу персонала работала Канзи.

Её место оказалось в углу, но Рун без труда разглядел хакершу, сидящую к нему спиной. На голоэкране перед ней с невероятной скоростью мелькали какие-то данные — очевидно, Амина была поглощена работой. Этингеру этого хватило. Он спросил у проходящего мимо инженера дорогу до своего сектора и ушёл, едва дослушав ответ.

По пути напряжение и тревога понемногу отступили. Амине каким-то чудом удалось отвертеться. Сам Рун тоже отделался лёгким испугом. Корпорация теперь вряд ли найдёт кого-то подходящего на роль преступника — разве что Валттери выберет козла отпущения, чтобы отчитаться перед начальством. И как бы то ни было, Рун крайним становиться не собирался. «Главное — придерживаться того же курса. Вести себя как остальные и ни во что не ввязываться… хотя бы в ближайшее время».

Зайдя в смотровую, историк откинулся на кресле и глубоко вздохнул. Мысли наконец перестали метаться как мячик в трёхмерном арканоиде и потекли более стройно. Он даже заставил себя поработать — посмотрел и запомнил несколько новых слепков — но настрой на научные подвиги быстро иссяк. Внимание начало рассеиваться, перелистывание файлов превратилось в чисто механическое действие. Со стороны могло показаться, что историк пристально вглядывается в проекции в поисках зацепок, но на самом деле всё было не так.

Этингер смотрел на снимки и не видел их. Ему хотелось забыть всю эту историю с мёртвым инженером, как страшный сон. Никогда он не любил корпоративные интриги, никогда не жаждал стать соучастником преступления. Сегодняшние события пугали историка и вызывали отторжение, если не сказать — отвращение. Он бы дорого дал за то, чтобы просто взять и навсегда выкинуть их из головы. Была лишь одна проблема.

Рун просто не мог ничего забыть.

Многие считают, что помнить каждую секунду своей жизни — это величайший дар, доступный лишь избранным. Их можно понять. Ведь обладая такой памятью, ты никогда не забудешь про чей-нибудь день рождения или про назначенную встречу. Не нужно ничего записывать или снимать — любое событие, любой однажды увиденный пейзаж доступны тебе во всех красках и в любой момент. Самые приятные воспоминания никогда не сотрутся и не померкнут, ты можешь просматривать их как кино, даже не закрывая глаз, стоит только захотеть…

Всё это так. Но на деле в гипертимезии плюсов ничуть не больше, чем минусов.

Дни рождения не забываются, они пропускаются умышленно: то, чего не делает милосердная память, совершает разум. Вперемешку с прекрасными пейзажами лежат грязь и ужасы, от которых бросает в дрожь, и запоминаются они ничуть не хуже. А что до приятных воспоминаний… Убегая от реальности, ты прокручиваешь их так часто, что они набивают оскомину и перестают быть особенными. Просто потому что каждая их деталь со временем превращается в ничем не примечательную серость.

Рун не питал иллюзий относительно своей избранности. Его исключительная, въедливая, жадная до каждой мелочи память ни разу не дала ему поблажки. Этингер точно знал: стоит хоть раз переступить через свои убеждения, и память будет при каждом удобном случае нахально тыкать в лицо: «На, полюбуйся! Вот что ты за человек!».

Так и в деле с Крипалани. Если Рун закроет глаза на убийство, то каждое утро он будет просыпаться с мыслью, что корпорация может убить любого, и любой — в том числе и сам Рун — может промолчать. А жить с этим станет… слишком омерзительно.

Нет, Этингер не был настолько глуп, чтобы развязывать войну с могущественной корпорацией. Он отлично знал историю и понимал, что такое противостояние закончится, не успев начаться. Но и просто сделать вид, что ничего не случилось, он тоже не мог.

Так и не сумев сосредоточиться на работе, Рун ушёл на обед. По дороге в столовую он заметил, что встречные странно смотрят на него — будто знают, что именно Этингер повинен в сегодняшнем переполохе. Поначалу историк пытался не замечать этого, но потом в мозгу холодными червячками зашевелились сомнения: вдруг произошло что-то, о чём не знает он один?

Едва эта мысль оформилась, Рун одёрнул себя и заставил не коситься на прохожих. «Я превращаюсь в параноика. Так и выдать себя недолго… Но ведь я не вор и не преступник, даже не злоумышленник, так почему на мне вот-вот шапка загорится?»

Как ни странно, эти мысли немного отрезвили Этингера. Он присмотрелся: люди в принципе казались чем-то озабоченными и косо смотрели не только на историка, но и друг на друга.

«Конечно! — осенило Руна. — Сегодня ведь у всех день начался не очень. И почему я сразу об этом не подумал? Ох, пора брать себя в руки…»

Отчитав самого себя за излишнюю нервозность, Этингер взял обед и повернулся к ближайшему столу. За него, как назло, как раз садился Венсан. Меньше всего Рун хотел попадаться ему на глаза — если излишне ответственный лаборант свяжет их вчерашний разговор с сегодняшними проверками и доложит куда следует, доказать что-либо питбулям из службы безопасности будет очень трудно. Историк уже отвернулся, чтобы уйти в другой конец столовой, но его тут же настиг возглас старика:

— А, доктор Этингер! Садитесь к нам, здесь как раз есть место.

Мысленные проклятия на голову слишком внимательного деда не испортили добродушную улыбку, расплывшуюся по лицу Руна. Он коротко поздоровался со всеми, кто собрался за столом, и сел рядом с лаборантом, заняв последний свободный стул. Напротив историка расположился Этан Лебронн, по левую руку от него — Юрий Воронцов. Оба выглядели хмуро и неприветливо, но если для русского это было в порядке вещей, то физик явно был сам не свой.

— Сегодня всё с ног на голову, — пожаловался Венсан, покачав головой. — С этими проверками напрочь сбивается рабочий ритм.

— Вот уж не говорите, — проворчал Лебронн. — Я уже шесть часов на ногах, а поработать успел — чуть. То с тем поговори, то с другим. То одно отключи для проверки, то другое. В моём отделе каждого допросили! Я думал, что проработал здесь достаточно, чтобы не подвергаться подозрениям!

Пожилой физик вонзил зубы в синтетическое мясо и оторвал от него кусок так, будто ел настоящую конину, хотя стейк буквально сам таял во рту. Мужчина явно хотел высказать что-то ещё, но, пожевав немного, только раздражённо махнул рукой.

«Ого, — подумал Рун, глядя на соседа. — Да мне ещё повезло».

— А долго вы здесь работаете? — спросил он.

— Семь лет. Долгих семь лет, за которые я ни разу не нарушил корпоративных правил!

— Эх, голубчик, — вздохнул Венсан. — Я здесь вдвое дольше, но и меня проверяют. Право, не думаю, что стоит из-за этого так переживать. Службе безопасности должно быть виднее, как вести расследование.

— Я не против расследований, — буркнул Лебронн. — Мне не нравится, что они мешают тем, кто уж точно не причастен к нарушениям.

— То есть вы уверены, что это кто-то из «Миллениума»?

Физик, как раз отправивший в рот новый кусок, перестал жевать и посмотрел на Этингера так, будто тот спросил, холодно ли в космосе.

— Чтобы взломать сервер «Миллениума», нужно знать устройство его виртуального щита, — пояснил Юрий. — Система уникальна, так что её особенности знают только те, кто здесь работает.

— А как насчёт тех, кто спроектировал её и запустил в эксплуатацию?

— Они все работают здесь.

— Насколько я слышал, тех инженеров подняли прямо посреди ночи и к утру всех уже отпустили, — сказал Лебронн, успокаиваясь. — Да и вряд ли кто-то из них решился бы… так поступить. Все понимали, что на создателей подумают в первую очередь.

Рун собирался спросить ещё кое-что, но, побоявшись завраться, промолчал. И не напрасно: не озвученный им вопрос тут же задал лаборант:

— Тогда получается, что это один из наших коллег? Но кто вообще способен на такое?

«Амина способна», — с какой-то злорадной гордостью подумал Рун, не забыв изобразить на лице тревогу. Над столом повисло молчание.

— Я сегодня случайно услышал диалог двух агентов, — вдруг сказал физик. — Они упоминали некоего Синклера.

Лебронн замолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. Три пары глаз уставились на него, и когда тишина стала совсем неудобной, её нарушил Юрий:

— И?

— Из их разговора выходило, что это — агент другой корпорации, — тихо сказал физик и уткнулся носом в тарелку. — И что он работает в «Миллениуме».

Эта новость озадачила собравшихся ещё больше. Всех, кроме Юрия — тот пожал плечами и продолжил есть.

— Речь о промышленном шпионаже? — на всякий случай уточнил Рун.

Лебронн досадливо поморщился, будто произошло как раз то, чего он пытался избежать. Венсан удивлённо покачал головой и тоже ничего не сказал.

— Обычное дело для таких проектов, — ответил Юрий с набитым ртом. — Проявление здоровой конкуренции.

— И вас это нисколько не беспокоит?

— От нас мало что зависит. Мы можем только держать ухо востро и соблюдать правила.

— Юрий прав, — кивнул Лебронн. — Соблюдающий правила сотрудник не пойдёт на поводу у злоумышленника — такова политика службы безопасности. Корпорация не может объявить во всеуслышание: «Среди вас прячется шпион». Если они расскажут об этом, начнутся ненужные волнения, а Синклер улизнёт. — Физик замолчал и ворчливо добавил: — Им стоило действовать увереннее. Может, тогда и взлома бы никакого не было.

— Получается, никому нельзя доверять, — с печалью в голосе сказал лаборант.

— Определённо не стоит доверять тому, кто просит вас нарушить правила или сам их нарушает, — с видом знатока сказал Лебронн. — Остальные вполне заслуживают доверия. Разве не очевидно?

— А вот и нет, — флегматично возразил Юрий. — Подыграть злоумышленнику можно и не нарушая правил. Если этот Синклер — опытный манипулятор, ты незаметно для самого себя выроешь яму, спустишься в неё, а очнёшься только когда тебя начнут закапывать.

— Говоришь со знанием дела! — огрызнулся физик, который явно не ожидал, что с ним не согласятся.

— У меня был опыт работы с тренированными агентами, — невозмутимо ответил инженер. — Поверьте, вы даже представления не имеете, на что они способны. Это совсем не тот уровень, что был двести-триста лет назад. Судя по тому, что Синклера до сих пор не поймали, он как раз из профи. Хитрый, хладнокровный мастер-лжец. Если бы такие же хитрецы из нашей службы безопасности не мешали ему действовать…

Юрий махнул рукой, не договорив.

— Что-то они не сильно помешали ему взломать наши сервера, — вздохнул Венсан.

— Значит, он ещё опытнее, — Воронцов пожал плечами. — Если он смог обойти спецслужбу «Эйдженс», мы при всём желании не сможем ничего ему противопоставить. Любое действие, даже направленное против лазутчика, может выйти для вас боком. Так что, как я уже сказал, мы можем только держать ухо востро и соблюдать правила.

На этом разговор заглох. Учёные уткнулись в свои тарелки, обдумывая положение, в котором оказался каждый из них. Пребывание в постоянной опасности при полной невозможности что-либо с этим поделать. Вряд ли кто-то из присутствующих — кроме непробиваемого Юрия, конечно, — при зачислении на работу был готов к такому повороту событий. А ведь уволиться теперь — значит навлечь на себя дополнительные подозрения.

«Никуда не денешься, — думал Рун по дороге к рабочему месту. — Все, кто здесь работает — лишь беспомощное стадо, в котором бродит замаскированный хищник. Даже пастухи не могут разглядеть его среди остальных. Венсан прав — никому нельзя верить, ведь Синклером может оказаться даже тот, кому ты веришь больше всех. Даже Амина».

Этингер усмехнулся своей последней мысли, настолько глупой она ему показалось. Но уже в следующую секунду стало не до смеха.

Вчера Амина взломала базу «Миллениума». Она рассказала об этом так, будто не сомневалась, что ей поверят — и Рун поверил. Больше того, он по своей воле встал на её сторону и сегодня солгал в лицо Валттери, чтобы её защитить.

«Вы даже представления не имеете, на что они способны».

Между тем ей каким-то чудесным образом удалось отвести от себя подозрения и продолжить работу в комплексе, где спецслужбы с ног сбились, пока искали хакера. Здесь только два варианта. Или ей невероятно повезло, или всё было спланировано заранее.

Она сказала, что искала информацию по Крипалани, но кто знает, что было её целью на самом деле? Неужели то, что Рун вчера принял за проявление симпатии, — это всего лишь хитрый ход опытного манипулятора?

Историк вдруг осознал, что стоит перед дверью в свой кабинет и тупо смотрит на неё уже какое-то время. Он поспешно вошёл, сел в кресло и глубоко вздохнул. В памяти пронеслась вчерашняя встреча — от звонка в дверь и до короткого прощания на пороге. Ни одним жестом, ни одним словом Канзи не выказала скрытых намерений. Она была на сто процентов искренна.

«Хитрый, хладнокровный мастер-лжец».

Может ли ложь звучать натуральнее, чем правда?

«Да бред это всё, — пронеслось в голове Этингера. — Скорее всего, нет никакого Синклера, а Лебронн всё не так понял. Или того проще — выдумал. Я снова накручиваю себя на пустом месте. Хватит!»

И он заставил себя не думать обо всех этих взломах, шпионажах, службах безопасности и прочем. Паранойя так утомила его, что для этого почти не пришлось прилагать усилий. До самого вечера Рун сосредоточенно листал кадры, сделанные «Хроносом», и хотя ничего нового в них он так и не увидел, голова мало-помалу перестала пухнуть от напора мыслей.

Подходя к коттеджу, в котором жил, Этингер поймал себя на том, что вглядывается в окна Амины. Они были непроницаемо черны. Рун отвернулся, успокоив себя мыслью, что хакерша просто задержалась на работе или уже легла спать.

Вечер выдался приятным — прохладным, но безветренным — так что историк постоял ещё немного у крыльца, дыша полной грудью. Солнце уже кануло в океане, и на место контрастных дневных красок пришла сумеречная однотонность. Деревья постепенно теряли объём и силуэтами всё больше напоминали каких-то невиданных существ. На улицах городка зажглись тёплые ночные огни, а сверху, на темнеющем градиенте неба, одна за другой проявлялись мерцающие точки, холодные и вечные. «Сколько бы всего не менялось здесь, внизу, там всегда всё остаётся по-старому, — расслабленно подумал Рун. — Нам никогда не надоест смотреть на звёзды, ведь в них заключено постоянство, которого порой так не хватает на Земле».

Он нехотя развернулся и пошёл к себе, сожалея, что не может простоять так всю ночь — в тишине и безмятежности, вдыхая прохладный воздух с лёгким запахом моря. Историк как никто понимал, что вечность — роскошь не для людей, но не проходило и дня, чтобы он не мечтал прочувствовать её всю без остатка, хотя бы на мгновение.

Его благостный настрой улетучился без следа, стоило только открыть дверь в квартиру.

По гостиной неспешно перемещался механический уборщик — домРоботник. Влажные щётки скользили по полу, вычищая любое загрязнение, которое смог обнаружить сенсор. Одна механическая рука по очереди поднимала стоящие на столе предметы, пока другая мягкой губкой удаляла пыль со всех поверхностей.

Квартира выглядела чистой. Всё было на своих местах. Кроме одного: Рун помнил, что отключил робота ещё два дня назад, и своей памяти он доверял больше, чем науке, которой занимался. У этих домашних помощников есть настраиваемое расписание, согласно которому робот включается, выполняет заданную программу и выключается, поэтому в обычном случае никто бы и не заметил подвоха. Но Рун полностью очистил расписание, чтобы потом настроить под себя, да так этого и не сделал. Незваный гость включил робота принудительно, полагая, что тот работает в штатном режиме. Если бы не эта мелочь, историк не придал бы значения этому происшествию.

Обошёл все углы — никого. Этингер устало опустился в кресло и задумчиво уставился на хлопочущую по дому машину.

В квартире кто-то побывал. Кто бы это ни был, он спокойно вошёл, сделал что хотел, включил робота, чтобы замести следы, и ушёл. Чтобы попасть внутрь, неизвестный либо воспользовался заводским электронным ключом, либо взломал охранную систему настолько искусно, что не оставил никаких следов. Отсюда два варианта: либо это сделали «Эйдженс», у которых должен быть ключ, либо… взломщик, которому ничего не стоит взломать домашнюю сигнализацию.

Рун и раньше не чувствовал себя в безопасности в этом доме, но теперь он даже не сомневался, что здесь за ним внимательно наблюдают.

Этингер не спеша поужинал, разделся и лёг в постель, хотя сна не было ни в одном глазу.

Робот, подсвечивая себе ультрафиолетовым фонариком, всё ещё копошился в соседней комнате.

«Значит, остаться в стороне уже не получится, — подумал Этингер, прислушиваясь к едва слышному жужжанию сервоприводов. — Молодец, Рун, вляпался по самое не могу. Как вот теперь выбираться из этой заварушки? И спросить-то не у кого… Но выбираться нужно как можно скорее. Пока не стало ещё хуже».