К утру в голове Руна худо-бедно оформился план дальнейших действий, хоть историк и не был в нём уверен: во-первых, потому что план получился рискованным, а во-вторых, потому что придумывался он в тревожной дрёме, которая заменила Этингеру сон. Сказывались нервное напряжение и отсутствие полноценного отдыха — Рун просто не смог успокоиться и сосредоточиться.

Этингер не преодолел и половины пути до «фермы», а его уже начало знобить. Напряжение подкатывало к горлу волной тошноты, вчерашнее намерение не поддаваться паранойе пошло прахом. Все вокруг казались лжецами: Флагстад, молчавший о своём предшественнике; Амина, которая без труда взломала базу Миллениума, якобы проникшись воодушевлением Руна в отношении проекта; Лебронн, так удачно «подслушавший» — или всё же придумавший? — в случайном разговоре имя какого-то агента.

«Синклер. Ну да, ну да. А есть ли вообще этот Синклер? И „он“ ли это…»

Рун крепко зажмурился и открыл глаза, шумно выдыхая. Мысли свернули к самому болезненному из подозрений. Подруга юности, весёлая и задиристая девчонка Амина Канзи, которая, даже повзрослев и став мягче, не утратила ни одну из своих озорных улыбок, ни один из запомнившихся Руну и присущих только ей жестов; которая всегда просто сходилась с людьми и так же легко принимала сложнейшие решения, бросаясь в омут с головой. Вернее, это Руну всегда казалось, что она кидается во всякие авантюры очертя голову, а на самом деле она, может, успевала мгновенно просчитать все варианты и выбрать верный ход…

Если Амина ведёт двойную игру, то зачем ей так понадобился Рун, что она постаралась расположить его к себе с первой же встречи в Миллениуме? Какой ей прок от историка? Проблему «Хроноса» Этингер так и не раскусил, и у него почти не осталось идей; то есть, видимо, он уже и не расколет этот орешек, не доберётся до ядра. Если вообще есть до чего добираться.

«Стоп. А с чего ты решил, что Амина копает под тебя одного?» — Рун сглотнул, поражённый простой мыслью.

С тем же успехом она могла быть милой с любым из полезных ей сотрудников центра. С каждым из приглашённых экспертов в том числе. Этингер так явно представил себе Канзи, с улыбкой говорящей тому же Воронцову: «Они тут все гики, только о работе и твердят», — что у него даже дыхание спёрло. К щекам прилила кровь, когда он вспомнил себя, в мальчишеском запале вещавшего хакерше о потенциале проекта. На мгновение обида захлестнула его, и Рун со злостью пнул подвернувшийся под ноги камешек.

«Ложь, кругом ложь! — думал он, не зная куда девать взгляд. — Наш мир состоит из неё на сто один процент. Куда ни ткни пальцем, всюду, присмотревшись, обнаружишь враньё — потому что именно на нём, вечном и незыблемом, всё держится. Как же это осточертело! Мы лжём из злости и лжём, когда желаем добра, а правду, самую что ни на есть, никто и не знает. Ещё бы — ведь суть лжи в том, чтобы прикидываться правдой; спустя все тысячелетия, прожитые человечеством, можно быть уверенным только в одном: если ты поверил, то ты уже обманут. Да, история — вот подлинная королева вранья! Не потому, что в ней нет ни слова правды, а потому, что реальность и фальсификации в ней совершенно — ну никак! — нельзя отделять друг от друга, иначе она просто осыплется ворохом бессмыслицы. Ох, как прав был Оруэлл… Тот, кто получит власть над „Хроносом“ и всеми его возможностями, станет повелителем будущего — потому что сама ложь будет служить ему беспрекословно. И тогда он либо станет править миром, продолжая лгать, либо попытается очистить его от лжи — и разрушит до основания».

Взвинченный до предела, Этингер достиг парковки, и здесь — по какому-то издевательскому замыслу вселенной, не иначе — увидел Амину. Та стояла в стороне от входа и с кем-то разговаривала по комму, перебирая вещи в сумке. С тех пор, как изобрели беспроводные переговорные устройства, а после и импланты, люди стали до того замкнуты на себе и безучастны к окружающему, что, если лет триста назад вид человека, говорящего в никуда, вызвал бы у наблюдателя беспокойство, то теперь — ничуть. Даже если по улицам станет бродить настоящий псих, бросаясь обрывками случайных фраз, никто не заподозрит неладного.

Жалея, что встретил не одного из них, Этингер прошёл к дверям. Впрочем, Канзи его, казалось, вовсе не замечала, стоя вполоборота и продолжая разговор. Всего два дня назад Рун подошёл бы к ней, не раздумывая, но сейчас не мог и головы повернуть в её сторону Он не умел разыгрывать добродушное настроение, когда хотелось плевать ядом от досады и разочарования. Его таким трюкам не обучали.

Уже шагнув в холл, историк услышал за спиной: «Рун! Подожди минутку!» — и поморщился, оборачиваясь. Амина, спешно попрощавшись с собеседником, махнула Этингеру рукой.

— Привет, — она улыбнулась, подходя. — Рада тебя наконец-то увидеть.

— Ты вся прямо светишься, — стараясь удерживать ровный тон, отметил Рун. Вышло у него отменно, потому что Канзи, не заметив обвиняющего подтекста, заулыбалась ещё шире:

— Это был Надим.

— Мгм.

— Мой брат, Рун… Не помнишь? — её лицо снова приняло фирменное уморительно удивлённое выражение.

— Я помню всё, — отрезал историк и пояснил уже мягче: — Ты не говорила, как зовут твоих братьев.

— А. Ну, может быть. — Амина опустила глаза и заправила алую прядь за ухо. — Как ты?.. — спросила она, посерьёзнев, и торопливо добавила: — В смысле, как работа?

— Ничего нового. Пойдём, нам пора, — Рун отвернулся и зашагал прочь, не проверяя, идёт ли Амина следом.

Возле лифта уже собралось несколько человек. Двери как раз открылись, Рун пропустил всех и вошёл последним. Оглянувшись на Канзи, он хотел было посторониться, но понял, что она не собирается заходить. Наверное, надо было что-то ей сказать, только Этингер не смог разжать зубы. Когда створки сомкнулись и скрыли его от вопросительного взгляда, он ощутил почти облегчение.

По дороге к смотровой Рун машинально кивал, не заостряя внимания на лицах. Хотелось поскорее запереться и в тишине вновь обдумать дальнейшие действия. Остановившись перед дверью, Этингер едва начал набирать код, как та открылась, и из смотровой вышел Рэми Гренье — аналитик, которого Рун не видел с того дня, как получил от него подробные инструкции по работе. Нацепив дежурную улыбку и увидев на лице мужчины точно такую же, историк ответил на ничего не значащий вопрос «о делах» ничего не значащей репликой про «полный порядок»; и лишь когда зашёл, задался вопросом поважнее: «Зачем этот Гренье приходил? Неужели „Хронос“ запустили и сделали новые слепки?» Проснувшийся азарт вытеснил все посторонние заботы, и Рун поспешил к терминалу.

Спустя четверть часа он в недоумении откинулся на спинку кресла. Ничего нового в архивах не появилось. Мысли о том, что тут делал аналитик, мгновенно обрели другой окрас. Рэми мог просмотреть данные о работе Этингера, что-нибудь из истории поисковых запросов — а там было немало натоптано вокруг имени Крипалани — или добавить что-то, чего раньше не было, что-то, чем заинтересовалась бы служба безопасности. Если это вообще не сам Валттери подослал человека, чтобы слепить пресловутого козла отпущения из самого бесполезного эксперта. Да. Рун уже допускал мысль о своей несостоятельности на фоне других, привлечённых к проекту специалистов. Из всех он единственный ни на йоту не разбирался в «Хроносе»: ни в принципе работы, ни в механической, ни в программной начинке. Задачей Руна было просматривать снимки и думать. Судя по тому, что ничего путного он до сих пор не надумал, уникальность его, как эксперта, в глазах Корпорации, должно быть, сошла на нет. И вообще, Рун уже почти разуверился в том, что «Хронос» заставят работать как надо. Более того, ему стало казаться, что приближение к разгадке белых пятен напрямую сопряжено с риском попасть под увольнение а-ля Эйдженс. Бывший главный инженер знал о «Хроносе» очень много; возможно ли, что в один прекрасный день он узнал о нём больше, чем нужно?

Когда-то Рун посмеялся бы над собой, таким дёрганным и подозрительным, но сейчас было не до смеха. Человек, которому везде мерещатся враги и заговоры, внушает жалость и опасение. К несчастью, Этингер не мог по щелчку пальцев перестать быть этим человеком.

Запустив пятерню в волосы, он привычным жестом растормошил серебристые вихры, склонил голову влево, вправо — потягивая шею — и выдохнул. В конечном счёте, нет смысла переживать о том, на что ты не в силах повлиять. Можно лишь попытаться не двигать ручками-ножками так, как хочется кукловоду. Как вариант — не двигать вообще. Не вестись на сплетни, ни с кем не сближаться, ничего не обсуждать… и покинуть ряды сотрудников центра, едва представится возможность.