Марк и Сьюзен Армстронг уезжали на одну из близлежащих плантаций под Новый Орлеаном, приглашенные на помолвку дочери своих друзей, и договорились взять с собой Джейка и Тори. Празднование должно было занять субботу и воскресенье в доме Алекса и Эмелины Драммонд. Кульминацией торжества предполагался грандиозный бал, какого не видывали со времен войны между штатами.

Тори пришла в восторг. Она никогда раньше не бывала на плантации, а Сьюзен уверяла, что Мшистая Заводь ее не разочарует. Дом и прилегающий парк оставались точно такими, как до войны. Как-то получилось, что, несмотря на то, что Драммонды потеряли в войну двух сыновей, а Алекс свою ногу, сама Мшистая Заводь избежала ужасов войны. Эта плантация сахарного тростника снова процветала.

Самым быстрым и удобным транспортом до нее оказалось речное судно. Уже одно это было новинкой для Тори, и она получила от поездки огромное удовольствие. Они прибыли на место в пятницу, их встретили на пристани Мшистая Заводь и в экипаже отвезли в главный дом.

С первого же мгновения Тори была очарована Мшистой Заводью. Место выглядело живым воплощением всего того, что ей воображалось, когда она представляла себе южную плантацию. Длинная изогнутая подъездная аллея вела к широкому портику фасада, который поддерживало восемь изящных белых колонн. Сам дом был построен из кирпича, но не обычного красно-коричневого или песочного цвета, к которым Тори привыкла, а необычайного, серовато-розового. Зрелище было удивительно красивым. Позже ей объяснили, что такие кирпичи изготовлялись особым способом — с добавлением для цвета толченых морских раковин.

Кованые железные решетки с затейливыми узорами украшали окна и многочисленные балконы второго этажа, окаймлявшие широко раскинувшийся дом. А вокруг, защищая здание от резкого солнечного света и жары, росло двенадцать огромных дубов, облепленных клочьями мха, что и дало название плантации Мшистая Заводь.

Внутри дома было прохладно и чудесно. Для Тори, привыкшей к меньшим семейным постройкам, Мшистая Заводь казалась поместьем, каким в сущности и была. Внутри было множество красивых комнат, в том числе невероятная по размерам бальная зала, оранжерея и много спален. Всюду висели великолепные хрустальные люстры, элегантная кованая ажурная лестница подымалась вверх величественным изгибом и выглядела каким-то сказочным чудом.

Несомненно, это был самый замечательный дом из тех, какие Тори когда-либо видела, и Драммонды оказались обаятельными хозяевами. Вся их семья и куча слуг изо всех сил старались, чтобы гостям было хорошо и удобно. Если тем хотелось покататься верхом, лошадей подавали немедленно. Ежедневно менялись в комнатах свежесрезанные цветы в хрустальных вазах. Утром Тори просыпалась от легкого стука в дверь спальни, и перед ней появлялся на постели поднос со свежеиспеченными булочками и горячим кофе. Затем, пока она неторопливо просыпалась, слуги готовили ей утреннюю ванну и раскладывали одежду. Была приставлена даже отдельная служанка, чтобы причесывать ей волосы.

Тори никогда не знала такой роскоши. В сравнении с суровой жизнью, которую она вела в монастыре, эта казалась почти греховной!

— Наслаждайся, Тори, — сказал ей Джейк со снисходительной улыбкой. — Только не слишком привыкай, потому что, когда вернемся домой, я тебе горничной не буду.

— Не волнуйся, Джекоб. Такая роскошная жизнь хороша лишь на время, но она не для меня. Я уже испытываю угрызения совести, что так ленюсь. Я прекрасно провожу время, но начинаю скучать по занятиям в приюте, по тамошним детям. Скучаю по маме и Розе и все думаю, как там поживает без меня олененок.

Джейк откинул ей со лба влажные локоны и поцеловал.

— Я уверен, что с ним все хорошо, Тори, иначе уже получил бы известие от Блейка.

Так как большая часть гостей ожидалась на другой день, первый вечер в Мшистой Заводи прошел непринужденно в тесной компании После вкусного обеда дамы перешли в музыкальную комнату послушать музицирование. Большинство мужчин предпочло искусству более волнующую игру в карты. Джейк и Марк шутили и забавлялись, как двое мальчишек, а Тори потешалась над ними обоими. Давно уже, думалось ей, Джейк не участвовал в подобных мужских компаниях, и пускай повеселится в свое удовольствие в обществе мужчин. Все эти тревоги на ранчо, подозревала она, чересчур отдалили его от такого времяпрепровождения.

На следующее утро за завтраком стало ясно, что дружеская игра в карты внезапно вылилась в безобразный скандал, когда еще один из гостей Драммондов, креол, обвинил Марка в том, что тот смошенничал в покер. Случилось это после того, как Шарль Ревено проиграл значительную сумму не только Марку, но и Джейку, и нескольким другим участникам.

Однако поскольку Марк выиграл больше, именно на нем Ревено сорвал гнев. Понадобилось вмешательство Алекса, Джейка и еще нескольких мужчин, чтобы успокоить креола, хотя злость у него явно не прошла. Он пытался вызвать Марка на дуэль, требуя удовлетворения. Только авторитетное вмешательство хозяина дома предотвратило поединок.

Сьюзен была потрясена и испытала огромное облегчение, когда благоприятные обстоятельства и приличия помогли разрядить обстановку. Даже теперь, когда дуэли были официально запрещены, бывало, что противники встречались как бы «ненароком» на Эспланаде под Дуэльными Дубами, чтобы уладить свои разногласия.

Джейк поймал взгляд Тори и подмигнул:

— Видишь, дорогая? Не так уж отличается цивилизованная часть мира от гадкого дикого Запада.

— Пожалуй, что нет, — задумчиво согласилась Тори.

Она поняла, что ей придется несколько изменить свои представления. Оказывается, даже здесь, в таких довольно культурных краях, мужчины все равно разрешают свои противоречия силой. Всегда ли так будет, размышляла она, или когда-нибудь мужчины поймут, что кровопролитие не лучший способ решения споров.

Последующие два дня прошли изумительно. На субботу был назначен пикник у реки, а на воскресенье барбекю — жарение мяса на воздухе, над углями. В воскресенье вечером должен был состояться бал. Кроме того, проводились всякие игры для молодых и старых, а еще для развлечения гостей устроены были скачки. В ответ на многочисленные вопросы Джейка о ведении хозяйства на плантации Алекс Драммонд провел его по полям сахарного тростника и показал рафинадную фабрику, расположенную неподалеку на территории поместья. Он даже подарил Джейку бутылку самодельного рома, неплохого и прибыльного побочного продукта при очистке сахарного тростника.

Вот когда Тори порадовалась, что Джейк настоял на покупке красивых платьев! Она взяла их с собой на всякий случай, не очень представляя, чего ждать от жизни на плантации. Сейчас она точно знала, какое из них будет самое подходящее для бала по случаю помолвки.

Выбор ее пал на платье из мерцающего атласа персикового цвета, отделанного рядами широких рюшей шоколадно-коричневых тонов, идущих от подола струями сзади вдоль юбки и по бокам. Вокруг присобранного выреза на широкой персиковой оборке лежало просвечивающее кружево цвета какао. Эта двойная рюшь оборки окаймляла низкий вырез, образуя лиф, едва прикрывавший вершины ее грудей. Наверху, на почти совсем обнаженных плечах, эти рюши сходились в очаровательных маленьких бантиках. Тонкую талию подчеркивала узкая персиковая лента, усыпанная по всей длине мелкими цветочками, также шоколадного цвета.

Тори едва могла дождаться, когда наденет его и увидит, как оценит ее Джекоб в этом платье.

Такой наряд уж точно взволнует ему кровь, впрочем, куда уж больше. Но после стольких лет, когда она считала его братом, Тори получала особое удовольствие от любовной стороны их отношений. Кроме того, вскоре ее талия так округлится от ребенка, что она не сможет надеть это платье, и Тори поклялась себе, что не упустит такой возможности.

— М-м-м. Ты пахнешь так же хорошо, как выглядишь, дорогая моя. Как чудный маленький спелый персик, просто напрашивающийся, чтобы кусочек откусили от него. — Слова Джейка щекотали ее шею и ухо, когда он кружил ее под музыку по паркету бальной залы.

Дрожь пробежала по ее телу, она затрепетала в его объятиях и кокетливо ответила:

— Неужели, сэр! Вы слишком смелы на людях!

— Тогда почему бы нам не найти какое-нибудь укромное место, например, моя постель, — протянул он, улыбаясь ей дьявольской усмешкой.

Поигрывая кружевным веером, Тори взглянула на него с лукавой улыбкой.

— Скорее подошла бы прогулка по саду или оранжерее, — предположила она.

— Хм-хм, — подняв одну бровь, он обдумывал ее слова. — Не припомню, чтобы когда-нибудь занимался любовью в таких местах. Но это может оказаться интересным, прекрасная мысль.

Тори закрыла веер быстрым движением запястья и резко хлопнула его по руке.

— Джекоб Бэннер, ты неисправим.

— И тебе это нравится, признайся, — продолжал он ее дразнить. — Ну так что же выберем: сад или оранжерею?

— Исходя из твоих интересов, — прошептала она, шевеля губками в каком-нибудь дюйме от его рта, — я предлагаю оранжерею. Там меньше москитов.

Его глаза смешливо округлились.

— Ах ты маленькая хитрая соблазнительница! — рассмеялся он и, взяв ее за руку, повел прочь из бальной залы к дверям оранжереи. — Только потом не говори, что не сама напросилась. Особенно если нас поймают!

Занятые только друг другом, хихикая, как школьники, убегающие с уроков, они вошли во дворик со стеклянным потолком.

— Ш-ш-ш, — прошипел он. — Тише, глупышка, или нас действительно поймают!

— Тебя поймают со спущенными брюками? — фыркнула она, торопливо прикрывая рукой рот, чтобы сдержать хихиканье.

— Нет, тебя с юбками, поднятыми к шее, и турнюром вместо подушки! — возразил он, подавляя собственный смешок.

Пробираясь между двумя кадками с крупными, ростом с большое дерево растениями, Джейк заметил в углу теплицы большую кучу опилок.

— Вот, кажется, хорошее местечко. Не на виду, довольно чистое, и музыка слышна.

— О Джекоб! А надо ли? Что, если нас и вправду заметят? Может, не будем? — Теперь, когда порыв завел их сюда, у Тори появились сомнения.

— Поздно отступать, любимая, — произнес Джейк голосом, оревшим от желания. — Не тревожься. Здесь, в полумраке, слишком темно, чтобы кто-то разглядел нас, даже если наткнется. Кроме того, единственное, что будет заметно, это твоя голая попка и длинные ножки, а их, черт побери, никто, кроме меня, узнать не сможет.

В тусклом свете Тори видела блеск зубов на его загорелом лице, сверкавших в дьявольской ухмылке. Он смотрел на нее сверху вниз, и глаза его светились с ободряющим вызовом, как две золотые монеты. Эта его усмешка в сочетании с соблазном, лихорадочно манящим отведать запретного, вдобавок страх, что их обнаружат, заставили Тори совсем потерять голову. Сердце ее забилось часто и неровно. Еще до того, как губы его, приникшие к ее губам, захватили их в жарком сладком поцелуе, выпившем ее дыхание, она ощутила головокружение.

— Если нас найдут, Джекоб, — прошептала она, когда он медленно опускал ее на землю, — клянусь, я тебя пристрелю!

— Теперь я точно испугался, милая, — усмехнулся он, и его теплые губы огнем пробежались по ее шее, а пальцы нашли под юбками шелковистые бедра. — Особенно, когда мы оба знаем, что ты и с трех футов не попадешь даже в сарай.

Если б она могла говорить, а к тому времени дар речи ей отказал, она бы ответила ему, что ее умение попадать в цель стало неизмеримо лучше с тех пор, как она попрактиковалась под руководством Мегэн. Но слова эти остались невысказанными, только низкий стон желанья вырвался у нее из уст, когда его тело накрыло ее.

Спустя короткое время, раскрасневшаяся, с кудрями, полными опилок, Тори возвращалась с Джейком в бальную залу. Их никто не увидел, хотя они натерпелись страха, потому что это чуть не произошло. Был момент, когда они застыли в ужасном ожидании: в оранжерею забрела какая-то парочка и прошлась почти рядом с их уединенным уголком. Только губы Джейка, прижавшиеся к ее рту, удержали Тори от внезапного взвизга. Гуляющая пара прошла мимо, не заметив их, хотя Тори не могла понять, как они не услышали безумного стука ее сердца.

Незаметно разглаживая свои помятые юбки, Тори пыталась — правда, безуспешно — яростным взглядом усовестить мужа. Но при виде того, как он старается исподтишка избавиться от колючих опилок, попавших ему под жилет, свирепое выражение ее лица перешло в лукавую улыбку.

— Больше никогда, Джекоб! — шепотом предупредила она его. — Никогда, пока я буду жить, не позволю уговорить себя на подобную нелепость!

— Никогда — это слишком долго, дорогая. И, если мне не изменяет память, идея была твоя. Я-то готов был подняться наверх в нашу комнату.

— Да, там было бы удобнее, — признала она. И вдруг, присев в реверансе, тихо ругнулась: — Проклятье! У меня в панталонах полно опилок!

Взрыв хохота, которым разразился Джейк, заставил несколько голов повернуться в их сторону.

— Наша постель была бы поудобней, но ты же не станешь отрицать, что мы там хорошо повеселились, ангельское личико… чертовски хорошо!

— Одно я знаю точно, — призналась она, опираясь на него и вытряхивая опилки из бальных туфелек, — больше никогда в жизни не смогу услышать слово «оранжерея» без того, чтоб глупо не улыбнуться. Искренне надеюсь, что Эмелина не спросит, получили ли мы удовольствие от ее прекрасных растений.

— Просто ответь ей, что они чудесно пахнут и что ее садовнику следует заменить опилки на траву.

Тори издала пристыженный стон и потянулась снять кусочек стружки у Джейка с лацкана.

— Сам ей скажешь. Она направляется к нам, а я умываю руки, для чего отправлюсь в дамскую комнату.

— Трусиха! — прошипел он, когда она сделала шаг прочь от него.

— Несомненно! — хихикнула она, торопясь улизнуть, пока не подошла Эмелина. — Я рассчитываю, что ты защитишь мою репутацию, дорогой. Хорошо жить за спиной такого большого, сильного, неотразимого мужчины.

Она оставила его купаться в тщеславии, навеянном сладкими ее словами, засомневавшись про себя, сумеет ли он выкрутиться, если Эмелина заметит опилки, застрявшие в его волосах и одежде.

Несмотря на всю роскошь, которой она наслаждалась в Мшистой Заводи, Тори была рада вернуться в Новый Орлеан. Им с Джейком оставалось пробыть здесь всего два дня, а она еще столько всего хотела посмотреть и сделать. И не последним из дел было ее желание заглянуть второй раз к ювелирам и купить свадебный подарок для Джейка. Еще она хотела подыскать себе ночную рубашку для их последней медовой ночи в Новом Орлеане. Она твердо намеревалась сделать так, чтобы эта ночь запомнилась ему на всю жизнь и чтобы в ту ночь исполнились все самые безумные его фантазии.

Вечером следующего дня, войдя в спальню, Джейк остановился в дверях, потрясенно, даже с каким-то ужасом глядя на прекрасную женщину, которую имел счастье называть своей женой. Он дал Тори время, чтобы принять ванну и приготовиться к их последней ночи в Новом Орлеане, а сам воспользовался возможностью сделать то же самое в другой спальне, с другой стороны холла.

Теперь он глядел на нее и не находил слов.

Просто не было таких слов, чтобы передать впечатление, которое она на него произвела.

Она выглядела неописуемо прекрасной, возможно, более уверенной в себе и пленяющей, чем обычно. Она всегда была красива, особенно для него, но сегодня в ней было что-то иное, что-то скорее дьявольское, чем ангельское мелькало в этих ее бледно-зеленых глазах. Тень улыбки чуть приподнимала кончики ее полных губ, и ощущалось что-то поистине грешное в том, как смело отвечала она ему взглядом на взгляд, а это ее зеленое платье было самым обольстительным нарядом, которое он когда-либо видел.

Она шагнула к нему, и его свистящий вдох громко раздался в тишине комнаты, единственным другим звуком было чувственное шуршание ее платья, зовущий шепот которого заполнил его слух. Каждый шаг обрисовывал сквозь почти прозрачную ткань ее длинные прелестные ноги. Было очевидно, что под платьем на ней ничего нет, и каким-то образом это делало ее еще более манящей, чем если бы она была совсем голой. Ее аромат, свежий и чистый, только что после ванны, пахнул на него чем-то ванильным, пряным и острым. Невольно ноздри его раздулись, вдыхая сладостный соблазн, а глаза преданно следовали за грациозным покачиванием приближающейся фигуры.

Под его жарким взглядом соски у нее затвердели, напрягли ткань, льнущую к грудям, едва прикрытым квадратным лифом платья. Донельзя возбужденное ее видом и запахом, его собственное тело тоже болезненно напряглось. Было ясно, что она решила изображать этой ночью соблазнительницу, и это ей прекрасно удавалось, судя по острой муке у него в паху.

Подойдя к нему на такое расстояние, чтоб он не мог дотянуться, Тори остановилась, затем круто повернулась, дав ему возможность хорошенько оценить смелый покрой ее платья.

— Тебе нравится? — спросила она низким голосом, звучавшим подозрительно похоже на мурлыканье.

Он хрипло хмыкнул, ощущая, что боль усиливается.

— Ты знаешь, что да, кокетка. Мужчине трудно скрыть свою реакцию.

Ее проказливый взгляд опустился вниз на твердую выпуклость в брюках.

— Это я вижу, — дразнящим голосом проговорила она, ее язык быстро высунулся смочить сочные губы, безмерно соблазняя его.

— Иди сюда, — прорычал он, но она только покачала головой и одарила его соблазнительной улыбкой.

— Еще рано, дорогой. — Говоря это, она лениво подняла руки и начала вынимать шпильки из зачесанной наверх прически. Одна за другой они беззвучно падали на ковер, и наконец темный водопад волос рассыпался уже по плечам, обдавая его облаком чудесного, греховного аромата ее духов. Она помотала головой, чтобы волосы распустились полностью, затем сделала шаг вперед и провела рукой по всей длине его рубашки, а потом снова вверх к первой пуговице. Медленно, дразнящими движениями она расстегнула все пуговицы по очереди, задерживаясь после каждой и прикасаясь к обнажаемому телу.

Джейк почти перестал дышать. Он ощущал прикосновения ее пальцев к своей груди, как маленькие раскаленные клейма. Когда же в конце концов она раздвинула полы рубашки и, пропуская сквозь пальцы темную шерстку его волос, нашла плоские соски и слегка поскребла их ногтями, он втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Женщина, если этим вечером в твои планы входит раздевать меня, лучше делай это поскорее, или я швырну тебя на спину прямо сейчас на ковер. — В эту минуту он был уверен, что им никогда не одолеть нескольких шагов до постели.

Ее улыбка была полна древней мудрости Евы.

— Просто наслаждайся, Джекоб. Сейчас моя очередь играть. Твое время еще придет.

— Скорее, чем ты думаешь, — пробормотал он сквозь сжатые зубы, в то время как ее руки стаскивали рубашку с его плеч и локтей. Белые зубки покусывали ему грудь, а пальцы уже искали застежку брюк. Ее рука задела его раздувшуюся плоть, он глухо застонал, и этот звук пророкотал в его груди.

Слепо двинулся он за ней, а она, подведя его к постели, усадила на край и, опустившись перед ним на колени, стала стягивать брюки. Ей не пришлось в этот раз возиться с сапогами — он пришел к ней после ванны босой, только в брюках и рубашке. Несколько сильных гладящих движений, и вот он предстал перед ее жадными глазами совершенно обнаженным.

— Ты такой красивый, — проронила она, вдыхая его мускусный мужской запах.

— Мужчины не бывают красивыми, — задыхаясь, проговорил он, чувствуя, как ее пальцы медленно поползли вверх по внутренней поверхности его ног.

— Ты красивый, — уверяла она. — О да! Поверь мне, ты очень красив!

Он чуть не взвился вверх с постели, когда внезапно ее язык прошелся по его подошве. Тори бесстыдно засмеялась и крепко придержала его за щиколотку, когда он громко запротестовал:

— Эй! Щекотно же! Кончай это!

Если так было щекотно, то все последовавшие за этим и вовсе оказалось агонией, правда, восхитительной! Теперь уже он попал в полную зависимость от ее милости. Он это понял, и по звуку ее смешка догадался, что она тоже это поняла. Она услышала, как он скрипнул зубами, невнятно бормоча и кидаясь из стороны в сторону на постели, но Тори, ощутив все свое женское всевластие, не была склонна к снисхождению. Слишком много раз лежала она так, как сейчас лежит он, и вот наконец они поменялись ролями. Прежде он пытал и мучил ее, пока ей не начинало казаться, что она вот-вот умрет, сегодня же все будет наоборот, она полностью использует свое преимущество. Пусть на себе испытает все, что так часто приходилось испытывать ей.

Языком, зубами и губами прошлась она вверх по его худощавому крепкому телу. Его руки вцепились ей в волосы, рванув их, когда ее рот сомкнулся на источнике его желания, горячем и атласно гладком, и она втянула его глубоко в себя. Руки и рот ее стали орудиями пытки, она пустила в ход свои волшебно долгие, шелковые, скользящие и гладящие удары, заставившие его обезуметь от яростного желания. Для Джейка это стало раем и адом, слившимися воедино, в одно удовольствие, яркое и сильное до боли.

Когда его глубокие стоны перешли в томные мольбы, она наконец сжалилась над ним и повела свой ликующий и покусывающий путь вверх по вздымавшемуся ей навстречу телу. Пряди ее волос скользили по его ребрам, как нежные щекочущие пальцы, и, когда она затем, дюйм за дюймом двигаясь выше, оседлала его бедра, легкая свободная юбка ее платья, взлетев, опустилась колоколом, окутав их обоих. Губы Джейка тут же впились в нее в отчаянном жаждущем томлении.

На какую-то секунду он забыл, насколько силен, и стиснул ее в объятиях так, что у нее едва не треснули ребра. Вовремя опомнившись, он дрожащими длинными пальцами нырнул в лиф ее платья, оттягивая в стороны ткань, заслонявшую ее груди, освобождая, охватывая горстью шелковистые шары. Шершавые от мозолей пальцы тихонько потирали тугие соски, вызывая из глубины ее груди стоны, тут же заглушаемые его ртом, жадно терзающим ей губы. Жаркая огненная волна прокатилась у нее по телу, омыла каждую его частицу, заставляя кровь петь и стучать в жилах.

Когда его руки, оставив ее груди, сомкнулись на бедрах, она помогла ему поместить себя над ним. Затем одним мощным рывком тел друг к другу они соединились в жгучем и сладком блаженном союзе, перехватившем дыхание, зажавшем воздух в натруженных легких. Она взяла все, что он дал ей, и даже еще больше, когда, направляя ее движения над собой и на себя, он и сам стал двигаться — сначала медленно, а затем все быстрее и жестче, пронзая глубины ее сладостной темной пещеры своим огненным копьем.

Казалось, между ними посыпались искры, и огни заплясали у Тори перед глазами: приближался великолепный, победоносный, потрясающий всю сущность финал. Оторвав от него свои губы, Тори уперлась руками в его грудь и выгнулась дугой, запрокинув голову в покалывающем иголочками предвкушении. Хриплый отрывистый крик ожег ее напрягшееся горло, эхом откликнулся ему вопль восторга из груди Джейка, когда они вместе взлетели в ослепительную высь, в царство блаженства.

Обессиленный, выжатый, как лимон, Джейк трепетал и дрожал с головы до пят. Слишком ослабевший, полусонный, он едва мог говорить и только пробормотал:

— Дорогая, ты меня изумила. Где ты выучилась всем этим чудесным бесстыдным вещам, которые только что проделывала со мной? Уверен, что в монастыре тебя этому не учили.

Потирая носик о пружинистые волосы, покрывавшие его грудь, Тори хихикнула:

— Я научилась этому у тебя, мой глупыш. Где же еще?

— Господи! Я, должно быть, лучший учитель, чем думал! — воскликнул он, слегка присвистнув. — А как насчет той сцены с подошвами? Я тебя никогда не учил ничему подобному, Тори, и ты это знаешь.

Она подняла голову, чмокнула его в подбородок и с дразнящей загадочностью улыбнулась:

— У женщин тоже есть свои маленькие секреты, Джекоб.

— Тори? — прорычал он угрожающе.

— О, фи! Ладно, только ты не поверишь, когда я тебе скажу. — Он лишь поднял брови и ждал. — Мне подсказала Эмелина.

Вид у него был такой ошеломленный, словно она ударила его обухом по голове.

— Эмелина? — воскликнул он обалдело. — Эмелина Драммонд? Не верю.

— Я знала, что ты не поверишь, но именно она, и это сработало еще лучше, чем она говорила. Ну, что ты теперь скажешь, мистер Всезнайка?

Она самодовольно поглядела на него и громко рассмеялась, когда он в конце концов криво улыбнулся в ответ.

— По-моему, мне понадобится неделя, чтобы у меня разжались пальцы ног! И я дождаться не могу, чтобы попробовать это на тебе, дерзкая ты ведьмочка!

В порыве нового приступа энергии он рванулся к ней, пригвоздил к простыне и потянулся к ее ступням, не обращая внимания на ее вопли и дерганья.

Их смех зазвенел по комнате, раскатился в тишине ночи, вспугнув покой сонных соседей и пары бродячих кошек, встретившихся для своей уличной любви. С понимающими вздохами старые обитатели Джексон-сквер зарылись головой в подушки, благодаря Бога, что страстные молодожены завтра уезжают. Может быть, тогда наконец они смогут отоспаться. А более молодая чета французов понимающе улыбнулась друг другу, воображая, что именно происходит сейчас в апартаментах Пентальба, занимаемых мистером и миссис Джекоб Бэннер.