А меж тем у нашей милой одинокой Кэт дела обстоят не лучшим образом.

Она все еще грустит по Тому. Представьте, каков наглец! Сладкоречивый, двуликий, упрямый наглец! И при том — он высок, удачлив, очарователен, начитан и подтянут. Кэт видит причину его душевной ущербности в том, что Тому никогда в жизни никто не делал больно — что было бы совсем нелишним, дабы придать мерзавцу хоть какое-то сходство с человеком. Она все больше склоняется к мнению — душевные недоросли среди мужчин вовсе не редкость. Поэтому, благополучно вымахав до своих шести футов трех дюймов и удачно вписавшись в безупречные контуры своих деловых костюмов, в глубине души они остаются истинными младенцами, которые не замечают ничего, кроме собственных физиологических потребностей.

Человеческая душа куется молотом судьбы. Вынеся страдания и лишившись чего-то дорогого, человек становится добрым, чутким, понимающим и по-настоящему взрослым. Душа по большому счету соткана из рубцовой ткани на сердце. А вот наш Том всю жизнь счастливо избегал душевных мук. (Он сам похвастался, будто всегда бросает девушек первым.) А значит, и сердце его сохранило изначально младенческие, зародышевые размеры, оставаясь функционально зрелым, но эмоционально — вроде ноля без палочки.

Но больше всего Кэт причиняет страданий то, что, хотя она и видит этого окончательно и бесповоротно испорченного мужчину насквозь, какая-то маленькая частица ее души по-прежнему безумно любит Тома. Кэт злится, не понимая, что с ней происходит, и впадает в затяжное уныние. С одной стороны, ее мучит та предательски жалостливая частица души, что все еще страдает по любовнику, а с другой — некая разумная половина рассудка пытается ее уверить, что мучения бессмысленны, поскольку, во-первых, объект страсти того не стоит, а во-вторых, его все равно не вернуть. Ну как, как может эта сентиментальная и такая зависимая кроха (являющаяся воображению Кэт в виде писклявого девчачьего голоса, который с мазохистским упорством шепелявит: «Ну позялуста, Том, позялуста, забери меня обьятно. Я буду все для тебя делать, буду все тебе прощать, волочись за кем хочешь, — мне все равно. Только, позялуста, мозно я снова буду с тобой?» ФУ-У!), как она может до сих пор по нему страдать? Вспоминать об этой гадине? Неужели у нее такой дурной вкус?

Кэт тридцать четыре года: одинокая белая женщина, привлекательна и остроумна. Занимает неплохую должность, стройна, курит, одинока. Третий размер лифчика. Одинока, одинока, одинока…

— Да забудь ты о нем, — говорю я. — Просто возьми и выброси из головы. Кошку заведи. Или собачку.

Кэт угрюмо смотрит на меня.

— Да, я смотрю, ныне общественное мнение склоняется к тому, что у одиноких владелиц котов вопрос о муже отпадает сам собой.

Недавно, когда я вечером ушел «по делам», Кэт поставила на видео кассету и открыла бутылку шоколадно-кремового ликера. Тягучий сладкий ликер распространял по телу приятное тепло и негу, в то время как градусный компонент подарил хоть временное, но столь желанное забытье. Впрочем, когда бедолага разделалась с большей частью содержимого бутылки, в голову ударила невыносимая грусть, совпав по прихоти судьбы с печальной кульминацией фильма. Поэтому в скором времени моя незадачливая домовладелица, лепеча что-то безнадежно заплетающимся языком, уже пробиралась к буфету за бутылочкой чего-нибудь покрепче.

Проснувшись, она обнаруживает, что уже светло. Фильм давным-давно закончился, кассета перемоталась, а с экрана льются приукрашенные банальности утреннего телевидения. Блондинка-ведущая сообщает точное время: 8.45, и Кэт усаживается на кровати.

Ай как неосмотрительно! Во рту гадко и пахнет забродившим виски, в голове гремит барабан, и тело разбито, будто она всю ночь проспала под огромной свиньей-рекордсменкой темворской беконной породы. К щеке прилип сигаретный бычок; да еще и слюна текла на подушку во сне…

Кэт тупо глядит в телевизор — не может быть. Переводит тяжелый взгляд на бутылку бренди, содержимое которой убавилось больше чем на половину.

Черт, проспала!

Сломя голову мчится на работу, то и дело закидывая в рот продирающие насквозь мятные пастилки — только все впустую: едва оказавшись в дамской уборной, расстается с живительным лакомством. Наконец бедолага добирается до своего стола, падает в кресло и понимает, что опоздала почти на полтора часа и от нее нестерпимо разит алкогольным перегаром. Сьюзи, проходя мимо, похлопывает по плечу и сочувственно изрекает: «Тяжелая ночка выдалась?»

В одиннадцать с небольшим ее вызывает Хилари: на строгом лице читается озабоченность — зловещее предзнаменование. В пустом желудке волнами вздымается тошнота, на лбу и над верхней губой ледяными капельками выступает испарина, а общее состояние близко к обмороку.

— Кофе? — любезно осведомляется леди-босс.

— Да, спасибо, — глухо отвечает Кэт.

Хилари — собственноручно! — готовит кофе на двоих и предлагает подчиненной присесть. Затем приступает к разбору: в последнее время нередки были опоздания, хромает производительность, прослеживается явная неспособность сконцентрироваться на работе, а недавний эмоциональный срыв после обеда с клиентами вообще выходит за рамки приличия.

Кэт сидит и слушает начальницу, глядя на нее остекленевшими глазами и с трудом улавливая, что ей говорят. Не может она понять, зачем ей все это высказывают. Ведь она сама явилась непосредственной участницей всех этих бесчинств и ничего отрицать не собирается. Так бросьте же промывать мозги! Если хотите уволить меня, так сразу и скажите. Будем с Дэном вместе околачивать пороги в поисках работы.

А Хилари все говорит и говорит. Кэт всегда была прекрасной сотрудницей, с которой приятно работать. Она на хорошем счету в компании и так органично вписалась в коллектив. Но — ох уж эти зловещие «но» — в последние несколько недель стала заметно сдавать. На Кэт по-прежнему можно рассчитывать, она прекрасно справляется с заданиями и укладывается по времени, однако Хилари мучают подозрения, что очередной срыв — лишь вопрос времени. Уже сейчас у подчиненной возникают проблемы с опозданиями, и она все чаще отпрашивается по болезни — пять раз за прошлый месяц.

— К тому же, — Хилари прочищает горло, — нам кажется, что вы немного перебираете с алкоголем.

Кэт не отвечает.

Начальница спешит добавить, что она, конечно, не пуританка в подобных вопросах и сама любит пропустить бокальчик-другой.

— Хотя если бы мы придерживались той же политики, какой трепетно следуют некоторые компании, и ратовали за всеобщую трезвость, боюсь, что вы, Кэт… — босс колеблется, — мягко выражаясь, оказались бы не у дел. Чем вы сегодня побрызгались, дорогуша? «Знаменитой куропаткой»? Или, быть может, виски «Гленфиддик» ?

Кэт вежливо улыбается, стиснув зубы. От ненависти к Хилари по жилам потек живительный адреналин, и часть болезненных симптомов стала постепенно сходить на нет.

Губы начальницы растягиваются в ответной улыбке — она остроумно пошутила. Весь офис терзают противоречивые мнения: одни говорят, что у их «мамочки» есть чувство юмора, другие это отрицают, поскольку от ее приколов иногда хочется плакать.

— Одним словом, Кэт, мне очень жаль, но так продолжаться не может. Это несправедливо по отношению к коллективу, во-первых. А во-вторых, я думаю, вам не помешает немного отдохнуть и привести себя в порядок. Я сейчас скажу одну очень неприятную вещь, но ходят слухи… Похоже, у вас проблемы с мужчинами?

Кэт вздрагивает и отрывает взгляд от стола. Подобные разговоры совсем не в характере ее руководительницы.

Хилари поворачивается в кресле, берет с проволочного подноса какие-то бумаги, выбирает пару листов и кладет их перед Кэт. Та смотрит на документы не мигая, а глаза постепенно застилает пеленой влаги.

— Значит, так просто? — поражается она.

Леди-босс сцепляет пальцы и опускает подбородок, пристально глядя на подчиненную.

— Вот именно, так просто. А что вас удивляет? По-моему, вы заслужили.

Бедняжка опускает глаза, дабы скрыть предательскую слабость, суетливо пытается отыскать в сумочке платок. Поздно: большая горючая слеза капает на бланк заявления об уходе…

И вдруг, присмотревшись, Кэт видит, что лежащая перед ней бумага — вовсе не то, что она подумала. Отирает слезы, вглядывается… В полном смятении поднимает заплаканные глаза на начальницу.

— Что это?

— Взгляните сами, — отвечает Хилари.

Кэт начинает читать, и что же она видит? Факс из туристической компании, подтверждающий, что на имя мисс К. Лакетт забронировано место в группе из двенадцати человек на недельный велосипедный тур «Виноградники Бордо». Окончательно сбитая с толку вышеупомянутая мисс поднимает глаза. Хилари продолжает смотреть на подчиненную как ни в чем не бывало, втайне наслаждаясь каждым мгновением происходящего. То же чувство она испытывала, видя светящиеся от радости глаза детей, когда они распаковывали рождественские подарки. Сидит и посмеивается в душе. «Современный руководитель в роли Санта Клауса, — думает она. — „Как выжать все из подчиненных“, неплохой заголовок для бестселлера».

Моя милая Кэт вновь опускает глаза и перечитывает письмо. Ее разум беспорядочно витает в какой-то неопределенности, крутится и щелкает, не приходя ровно ни к каким заключениям, точно логическая машина, которая безуспешно пытается обработать фразу: «Этот постулат ложен». Кэт переворачивает страницу и видит прикрепленный к обороту билет на рейс «Ватерлоо — Бордо». В третий раз возвращается к письму, и наконец до нее что-то доходит.

— Я хотела вложить немного денег на расходы, но потом передумала — у руководителя не должно быть любимчиков. Кстати, не думаю, что стоит распространяться коллегам. Как бы там ни было, — добавляет Хилари, — серьезные дополнительные расходы вряд ли возникнут. В стоимость путевки включены двухразовое питание и постель, поэтому…

Тут она начинает задумчиво помахивать руками, как простая валлийская девушка, что совсем не в ее стиле.

— Будете время от времени обедать в каком-нибудь маленьком уютном auberge  на берегу Жиронды или Иль… — Тут босс снова становится собой и с улыбкой говорит: — По берегам Дордони удивительно живописные виды, да и покататься на велосипеде небольшой компанией, думаю, будет весело и приятно. Сегодня четверг. Вы выезжаете в воскресенье вечером. Таким образом, у вас остается пара дней, чтобы привести себя в порядок, купить лимонные велосипедки… ну, сами разберетесь.

Кэт готова расплакаться, однако упорно удерживает слезу.

— Спасибо, — говорит она, хлюпая носом.

Хилари протестующе отстраняется:

— И не вздумайте благодарить. Желаю хорошо провести время.

Наша растроганная знакомая борется с искушением заключить в объятия — Хилари, эту горгону! — но из опасений упасть в глазах начальства, совершив столь непрофессиональный поступок, побеждает свой безумный импульс.

Неверной походкой она выходит из кабинета и стремглав бросается к выходу, сгорая от нетерпения поведать новости Дэну.