КОГДА НА ДВЕРИ магазина «Сокровища Секонд-Сэндза» звякнул колокольчик, его хозяйка, Конни Бонин, едва оторвала взгляд от телевизора. Ее муж, Вилли, погиб во время войны в Персидском заливе, оставив после себя три шкафа с разным хламом. Джип Вилли врезался в бронированный «Хаммер» на базе в Афганистане – не спецоперация, просто дурацкая случайность, – и в городке, лишенном стоковых магазинов, Конни учуяла золотую жилу.

На пенсию мужа она арендовала пустое помещение с витриной и принялась распродавать унаследованное старье. Много выручки она с него не получила, но магазин держался на плаву благодаря тряпью, которым наполняли склад Конни все жители Корал-Сэндза, преставившиеся после 1992 года. Теперь большинство контор, оказывавших ритуальные услуги, имели с ней специальное соглашение. Через неделю после похорон ржавый фургончик Конни подкатывал к дому усопшего, чтобы безвозмездно забрать у родственников разный оставшийся от него хлам. Обычно убитые горем люди так не хотели с ним возиться, что не возражали, чтобы Конни перепродала его и получила с этого небольшую выгоду. С их точки зрения, это была честная сделка.

Возможно, прежние хозяева всей этой одежды и лежали в могиле, но дух гаражной распродажи был неубиваем: нафталиновые шарики из бабушкиного шкафа, резиновые подошвы старых туфель, длинные бархатные портьеры, пропитавшиеся запахом сигарет до такой степени, что казалось – сними их с петель, и они продолжат висеть сами по себе. Это был запах мусора, которому никогда не стать «сокровищами»; мусора, который благополучно сгнил бы через пару десятков лет.

Прическа миссис Бонин представляла собой взрыв седых кудряшек, жестких, как проволока. Наверное, они забавно рассыпались бы у нее по плечам, если бы она не собирала их наверх и не перетягивала ярко-синей флибустьерской банданой. Это всегда ужасно раздражало мою маму. Где‐то раз в год, выдержав с Уиллом бой за каждые раздолбанные кроссовки и джинсы, из которых он вырос, мама оттаскивала в магазинчик Конни баул с пожертвованиями – а потом всю обратную дорогу ворчала, почему та «не подстрижет это безобразие» или хотя бы «не закрасит седину, боже ты мой».

За прилавком виднелся старый черно-белый телевизор с 13‐дюймовым экраном. Создавалось впечатление, будто миссис Бонин смотрит новости по микроволновке. Я так увлеклась фантазиями, как экран разражается характерным «бип!», являя миру подогретые спагетти, что не сразу узнала знакомый голос. В реальность меня вернуло лицо Слоан Китинг. Она делала анонс «полного пятичасового репортажа» об «изнасиловании в Корал-Сэндзе». Что‐то в последовательности этих слов, выстроенных наподобие костяшек домино, заставило меня замереть.

Рэйчел и Кристи уже перебирали вешалки с древними платьями. Уилл и Тайлер нашли старую барабанную установку. Бен и Линдси дружно подались вперед, прислушиваясь к новостям, и миссис Бонин наконец оторвала взгляд от экрана. В ту же секунду ее губы изогнулись, как ленивая кошка на солнцепеке, и все лицо осветила искренняя улыбка. Миссис Бонин вскочила со стула за прилавком.

– Ого, к нам заглянул флибустьер! Погоди, не подсказывай. – Она торопливо вскинула руку и прикусила губу. – Начинающий форвард. Номер… Семь? – Конни снайперски прищурила один глаз. – Нет! Семнадцать. Коди. А зовут тебя… Барри? Нет! Сейчас, сейчас… Бен!

Бен улыбнулся и кивнул.

Конни просияла. Затем вспомнила про телевизор, схватила пару плоскогубцев и сунула их в маленькое отверстие под экраном, где полагалось быть ручке. Резкий поворот – и силуэт Слоан Китинг вспыхнул, прежде чем превратиться в крохотный прочерк света, который начал таять… Таять… И совсем погас.

– Ужасные новости. Эти парни – твои друзья? Бен медленно кивнул.

– Ужас, что эта Сталлард натворила, конечно. Втоптала таких славных мальчиков в грязь. Будь моя воля, я бы ее мамашу отдала под суд, а эту бедную девочку пристроила в хорошую христианскую семью.

– Они назвали ее имя по ТВ? – удивилась Линдси.

– Что? – Конни обернулась к темному экрану, как будто желая проверить. – Нет. Нет-нет. Не хотят полоскать ее имя. Но мы же не слепые. Лиэнн постоянно ко мне заходит за рубашками для смен. Я ей раньше припасала какие получше, но не сомневайтесь – этому больше не бывать. Ее девочка тоже ко мне заглядывала. Да вот совсем недавно, в ту субботу. Перед вечеринкой, из‐за которой теперь столько шума. Ныла маменьке, что не хочет донашивать одежду с чужого плеча. А я так скажу: у нищих выбор небольшой, можешь задницу прикрыть – и слава богу.

Наконец монолог Конни иссяк. Она привычно окинула Бена оценивающим взглядом.

– На Весенний бал собрались?

– Как вы узнали? – усмехнулся Бен.

Я могла поклясться, что он наслаждается вип-обслуживанием. И не только в магазине у Конни. Возможно, жители Корал-Сэндза и не знали, кто представляет их в Конгрессе, но помнили всех членов местной баскетбольной команды по номерам.

Бен приобнял меня за талию, и миссис Бонин снова расплылась в улыбке.

– Ага-ага! А это, надо понимать, твоя избранница? Что ж, с такими девочками и стоит встречаться. – Она схватила Бена за руку и заговорщицки мне подмигнула. – Я украду его лишь на минутку, дорогуша.

С этими словами она потащила Бена в заднюю часть магазина – вылитый бульдозер в теннисных туфлях.

– Идем-идем! Ты, конечно, будешь подлинней моих обычных покупателей, но есть у меня кое‐что на складе, что должно на тебя налезть…

На Весенний бал полагалось наряжаться смешно, но не переходя границу абсурда. Пока мы копались в образчиках моды прошлого века, Кристи приложила к моей груди темно-зеленый топ с бретелькой через шею. Крючок вешалки уперся мне в подбородок.

– Ничего не напоминает?

– А должно? – откликнулась Рэйчел.

Кристи перевела удивленный взгляд с нее на меня и обратно.

– Да ладно! Похоже, вы и правда набрались в ту субботу. На Стейси был точно такой же топ, только красный.

Туман, по‐прежнему скрывавший мои воспоминания о вечеринке, слегка рассеялся. Красный верх, крохотная черная мини-юбка. Я шатаюсь по кухне Дуни, рука Стейси приобнимает меня за плечи. Да ты даже не пила, Кейт. Пара шотов не повредят! Дуни льет текилу в стакан, пьяные выкрики Стейси доносятся словно издалека. Рэйчел со смехом слизывает соль с запястья. В руках у Стейси шейкер. Жидкость обжигает язык, потом горло. Вкус лайма. Стейси отворачивается, но я хватаю ее за руку и притягиваю обратно. Эй, не так быстро! Еще один шот! Не будь тряпкой.

– Вы разве не помните? – Кристи растянула на мне тонкую ткань кофточки, но та даже не достала до подмышек. Кристи рассмеялась. – Боюсь, этот топ нарушает законы штата.

– Я помню, – пробормотала я.

– А я бы лучше забыла, – сказала Рэйчел.

– Да ладно! Где ваше чувство юмора? – Кристи вернула топ на место и снова принялась рыться в вешалках, с горящими глазами перекидывая через руку понравившиеся варианты. Казалось, ее ничуть не беспокоят ни аресты, ни обвинения. Я всегда завидовала ее способности не принимать плохие новости близко к сердцу. Надо понимать, она и на палубе тонущего «Титаника» влезла бы на поручень и призывала всех не падать духом.

– Меня тошнит от всей этой истории, – призналась я.

Кристи пожала плечами и нырнула в одну из двух импровизированных примерочных. С локтя у нее свисала целая радуга брючных костюмов из яркого полиэстера. Кристи свалила их на стул перед зеркалом и рывком задернула штору. В магазинах она придерживалась той же стратегии, что и на воротах: разделяй и властвуй.

Рэйчел вздохнула и покачала головой. Впервые за годы нашей дружбы она хранила молчание дольше пяти минут подряд. Мне тоже не хотелось возвращаться к этой теме, но воцарившаяся в магазинчике тишина была отнюдь не уютной. Как если бы нас осыпали зудящим порошком, а мы притворялись, будто все в порядке, и очень старались не чесаться. Я слышала, как Кристи стремительно примеряет наряды и вертится перед зеркалом. В зависимости от результата из‐за занавески доносились то смешки, то разочарованные стоны.

– Нашла что‐нибудь? – спросила я Линдси.

Она покачала головой.

– Странно выбирать шмотки на вечеринку, когда в школе творится такое.

– Ну, мы не знаем точно, что там творится, – заметила Рэйчел, снимая платье с плечиков где‐то у меня за спиной.

– Вот-вот. – Стоило этому короткому словцу соскользнуть с губ, как меня посетило странное ощущение. Согласие горчило. Разве мы не знали, что произошло? Я неловко улыбнулась Рэйчел и продолжила копаться в вешалках. Плечики так и мелькали под пальцами, но я не видела ни одного платья. Перед глазами стояла Стейси в том злополучном красном топе.

Кристи отдернула занавеску.

– Та-дам!

На ней красовался нежно-голубой костюм с брюками-клеш, словно похищенный из реквизита какого‐нибудь киномюзикла. Кристи вышла из примерочной, пританцовывая, и нас буквально сложило от хохота.

Наконец Линдси отсмеялась и в восхищении покачала головой:

– Идеально.

– Скажи? – Кристи открыто наслаждалась нашей реакцией. – Хотите мое мнение? Если бы Стейси оделась так к Дуни, сейчас была бы в полном порядке.

Это еще одна особенность Кристи: если уж она оседлала какого‐то конька, то не слезет с него так просто. Я на секунду задержала дыхание, надеясь, что Рэйчел не станет развивать тему, – но увы.

– Подожди… Что? – Она в недоумении склонила голову к плечу.

Кристи принялась рыться в ящике с туфлями на платформе.

– Да брось, Рейч. Стейси сама пришла на вечеринку за проблемами.

Линдси нахмурилась, и Рэйчел повернулась ко мне. В ее широко распахнутых глазах так и читалось: ну давай, выскажи свое мнение. Однако я предпочла промолчать. Пожалуйста, не надо обсуждать это здесь. Я надеялась, что Рэйчел как‐нибудь без слов уловит мою мысль – но, к сожалению, в телепатии она была не сильна.

– Я думала, она пришла на вечеринку за тем же, за чем и мы, – заметила Рэйчел. – Чтобы повеселиться.

– И откуда мы знаем, что она не повеселилась? – пожала плечами Кристи. – Возможно, она даже переборщила с весельем. А наутро об этом пожалела и решила сдать назад.

– Не похоже, что на том фото ей было весело, – возразила Рэйчел.

– На одном снимке из десятка! – простонала Кристи. – Зная ее, она вполне могла позировать на камеру.

– А потом подала в суд?

Кристи сделала вид, что не слышала вопроса, и продолжила рыться в туфлях. Я уже повернулась к Рэйчел, чтобы спросить ее мнения по поводу пышного желтого платья, когда в разговор вступила Линдси:

– Не знаю, что и думать.

– Лично мне все предельно ясно, – ответила Кристи. – Стейси целый год пыталась замутить с Дуни. Возможно, под конец вечеринки она стала вешаться уже на всех парней подряд, а когда получила того, кто ей нужен, быстренько пересмотрела взгляды на полигамию.

Линдси нахмурилась, поглаживая пальцем вышитого на платье шоколадного марабу.

– Что‐то мне в это не верится.

– И мне, – откликнулась Рэйчел. – Откуда нам знать, что парни на самом деле к ней не приставали?

– На чьей вы стороне? – нахмурилась Кристи. – То есть я не спорю, что Дуни и Дикон – придурки. Но они наши придурки. Родные. Не какие‐нибудь там животные.

– Знаю-знаю, – быстро сказала Рэйчел. – Просто… почему мы не допускаем, что Стейси тоже может говорить правду?

У Кристи расширились глаза.

– Прости? Ты видела, в какой юбке она заявилась на вечеринку? У меня трусы и то длиннее.

Рэйчел кивнула и направилась к примерочной с несколькими вешалками. Впрочем, лицо у нее при этом было такое, будто она учуяла запах гнилых яиц.

– Наряд у нее и правда был не то чтобы пуританский, – донеслось до нас через занавеску. – Мама меня в таком на кухню бы не пустила.

– Погодите, – вмешалась Линдси. – То есть вы не верите Стейси насчет домогательств просто потому, что на вечеринке она была в откровенной одежде?

– Стоп-стоп-стоп. Все, что у нас есть, – слово Стейси против слова парней. Обвинения выдвинула она. – Кристи взгромоздилась на пару платформ и обернулась к нам с Рэйчел. – Слушайте, это не ракетостроение. Это здравый смысл. Не хочешь, чтобы цветы твоей невинности срывали, – обнеси клумбу заборчиком.

На «заборчике» я сломалась и захихикала. Из примерочной донесся смех Рэйчел. Линдси тоже улыбнулась – хотя явно не одобряла идею свести все к шутке и тем закончить. Какая‐то часть меня хотела метнуться к ней и зажать рот рукой. Пожалуйста, давайте уже оставим Стейси в покое.

– Ну не знаю. – В голосе Линдси слышалось сомнение. – Посмотрите на Бейонс или Майли Сайрус. Они одеваются примерно так же. А иногда еще откровеннее, чем Стейси. Это же не значит, что они хотят, чтобы их трахнули, даже если они будут отбиваться?

Рэйчел отдернула занавеску.

– Так, все! Быстро заткнулись и посмотрели на меня.

Она стояла в позе модели с журнальной обложки – запустив руки в волосы и приподняв их над плечами. На ней было темно-красное платье с асимметричным вырезом родом прямиком из восьмидесятых. Короткая блестящая юбка идеально облегала бедра; треугольный топ оставлял плечи открытыми – кажется, его поддерживал изнутри какой‐то каркас. Картину довершал бант на талии с огромным фальшивым хрусталем по центру. В таком наряде Рэйчел напоминала героиню допотопного фильма, на который мы с Уиллом наткнулись как‐то раз по телевизору – кажется, «Смертельное влечение».

– Отпад, – лаконично прокомментировала я.

– Бери, – еще лаконичнее согласилась Линдси. Рэйчел вышла из примерочной и сунула ноги в пару самых высоких шпилек, которые я вообще видела в своей жизни. На носках у них красовались кокетливые бантики. Рэйчел выпрямилась и тут же схватилась за мое плечо, чтобы не сверзиться с высоты всего этого великолепия.

– О боже! – Она рассмеялась. – А я ведь еще даже не пила.

Кристи подхватила Рэйчел под другую руку, помогая удержать равновесие.

– Лично меня все это вымораживает, – призналась Рэйчел.

– Перспектива танцевать на таких каблуках? – спросила я, надеясь, что она поймет намек и не станет возвращаться к неудобной теме.

Рэйчел сделала пару неуверенных шагов.

– Нет. То, что случилось на вечеринке. – Она, пошатываясь, доковыляла до центра магазина и вернулась ко мне. – Я не так уж хорошо знаю Стейси. Но я знаю, что если ты надеваешь сексуальные шмотки, парни не будут закрывать на это глаза. И что если вы все выпили, стоит быть очень, очень осторожной.

– Да ну? – нахмурилась Линдси. – Там была толпа девчонок в сексуальных шмотках. И все они пили.

Мы с Рэйчел переглянулись, и я поняла, что она думает о том же, о чем и я. Мы тоже пили. Невысказанная мысль заметалась между нами, словно душок от всех этих тряпок, чьи прежние хозяева давно лежали в могиле. Возможно, это призрак чьей‐нибудь прабабушки возмутился, что мы обсуждаем такие вещи прилюдно? Я отчасти разделяла его негодование.

– Просто я не верю, что Дуни и Дикон стали бы домогаться девчонки, которая им отказала, – заметила Кристи. – За ними и так любая побежит. Они не идиоты.

– А что, если она не могла им отказать? – тихо спросила Линдси. – Что, если она была так пьяна, что вообще не могла сказать ни слова?

Кристи пожала плечами.

– И чья это вина?

Линдси открыла рот, собираясь что‐то добавить, – но тут в магазин ворвалась Конни Бонин. Одной рукой она тащила за собой Бена.

– Весь склад перебрали! – с гордостью отчиталась она.

– Что думаете? – Бен распахнул полы спортивного клетчатого пиджака. Тот имел такой ядерный салатовый оттенок, что у меня слегка зарябило в глазах. Атласные отвороты были не просто огромны – они закрывали почти всю грудь.

– Черт возьми, да! – заорала Кристи и ударилась с Беном ладонями. Рэйчел и Линдси рассмеялись.

Я, не удержавшись, провела рукой по гладкому лацкану. Бен тут же ее перехватил и закружил меня на пятачке, свободном от вешалок.

– К танцам готовы!

– Слава богу, что ты пришел. – Рэйчел взяла несколько платьев, которые я присмотрела, и лично отнесла их к зеркалу. – Она еще даже ничего не примерила!

Я со вздохом скрылась за занавеской и, быстро покопавшись в плечиках, влезла в обтягивающую винтажную «трубу» из шелка цвета слоновой кости. Платье было без рукавов, зато до самого пола, с высокой талией и двумя верхними слоями органзы. Плечи прикрывали два отреза той же прозрачной ткани, которая шлейфом струилась по спине и принималась трепетать, стоило мне пошевелиться. Я невольно почувствовала себя Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани». Наверное, глупо любить такой стиль, но чего уж теперь.

Стоило мне отдернуть занавеску, как Рэйчел судорожно вздохнула – а потом заверещала с такой громкостью, будто я примеряла свадебное платье. Я решила не говорить ей про пару пятен от доисторического спагетти, которые слегка омрачали это воздушное облако сзади. Оставалось надеяться, что мама поможет отстирать их до танцев.

– Детка, ты просто мечта. – В голосе Конни Бонин слышались одновременно торжественность и теплота. – Я сделаю вам всем пятидесятипроцентную скидку. Мы, флибустьеры, должны держаться вместе!

Конни прошествовала к кассовому аппарату – вылитый гранд-маршал маленького парада, – и мы полезли за кошельками. Даже со скидкой мое платье обошлось почти в тридцать долларов, которыми я и ограничила свой бюджет. Я заметила, что ни на одной вешалке нет ценников – только разноцветные ярлычки, – и задумалась, уже не придумывает ли Конни их стоимость на ходу. Здравый смысл подсказывал, что шестьдесят долларов за такой наряд – немного чересчур, зато жилет она отдала Бену бесплатно.

– А вам – за счет заведения, молодой человек. Все заулыбались такому великодушному жесту.

Бен принялся настаивать на оплате, но Конни покачала головой и оттолкнула его бумажник.

– Ни цента не возьму со своих флибустьеров.

Бену оставалось только рассыпаться в благодарностях. Когда мы уже собирались уходить, Конни взяла плоскогубцы и снова вернула телевизор к жизни.

– Не принимайте новости близко к сердцу, – посоветовала она. – И дураку ясно, что все это поклеп.

Бен пожал плечами.

– Даже если так. Дикона все равно могут лишить стипендии.

– Не может быть! – завопил Уилл, наконец выныривая из закутка со старыми музыкальными инструментами.

– Какой позор, – покачала головой Конни. – И все из‐за глупого слуха! Всегда проверяйте источник, вот что я вам скажу. – Она успокаивающе похлопала Бена по руке. – Не волнуйся. И не высовывайся пока. На следующей неделе нам понадобятся все флибустьеры до единого.

Бен еще раз ее поблагодарил, и мы направились к выходу. Конни начала прилаживать к крышке телевизора серебристую антенну. Я вспомнила о папиной видеокамере с откидным экранчиком и задумалась, скоро ли она присоединится к этому хранилищу забытых вещей.

Когда мы усаживались в машину Адель, я бросила последний взгляд через витрину магазина. Конни Бонин неподвижно сидела перед крохотным телевизором, на котором беззвучно раскрывала рот зернистая Слоан Китинг.