– КАК ДУМАЕШЬ, слухи про видео – правда?

Рэйчел едва ли проронила пару слов за день. Мы обе валялись перед ноутбуками на ковре в моей комнате. После церкви Рэйчел заскочила ко мне, чтобы вместе подготовить доклады про английских поэтов – домашнее задание по литературе. Ей достался Роберт Браунинг, а мне – его жена, Элизабет Барретт Браунинг.

Я чуть было не сказала ей, что хочу сегодня позаниматься одна. Зачастую наши воскресные занятия становились скорее поводом ознакомиться с новинками «Нетфликса» или посплетничать о симпатичном парне, с которым Рейч флиртовала за трапезой после службы. Но сегодня меня распирали новости. Я в подробностях пересказала ей почти все события прошедшего вечера – остановившись незадолго до эпизода в спальне Бена. Пока что мне хотелось сохранить это в тайне. Я не была уверена, как Рэйчел отнесется к известию, что ее подруга переспала с парнем до свадьбы. Лично я относилась к нему с восторгом.

В груди с самого утра разрастался золотистый шар счастья. Мне казалось, что если я расскажу кому‐нибудь про секс с Беном, этот шар слегка сдуется – будто я собственными руками выпущу часть воздуха из прекрасных воспоминаний, которые сейчас принадлежали только мне. Наверное, я бы все равно рассказала Рэйчел – если бы не опасалась ее осуждения. Пока что я не была готова столкнуться с чужой оценкой произошедшего. Я еще не прожила эти чувства сполна, не насладилась ими как следует.

Стоило мне задуматься про вчерашнюю ночь, как по лицу расползалась глуповатая улыбка. В глубине души я была даже рада отвлекающим факторам в виде доклада и лучшей подруги. Если бы не они, я бы точно слала Бену эсэмэски каждые двенадцать секунд – а такое поведение никак не соответствовало моему намерению «держать себя в руках».

Мы где‐то час молча стучали по клавишам ноутбуков, поэтому вопрос Рэйчел застал меня врасплох. Когда я повернула голову, на лице подруги читалась тревога. Я не нашлась с ответом, и Рэйчел решила развить свою мысль:

– Я хочу сказать, если это видео правда существует, мы бы о нем уже знали, верно? Не может быть, чтобы кучка феминисток его нашла, а мы нет.

Она произнесла «феминистки», в точности как Уилл вчера вечером – с презрением и насмешкой, будто выплюнула.

– Почему все говорят о феминистках в таком тоне?

– В каком?

– Ну, примерно как Дуни говорил про герпес на биологии в прошлом году. Будто это что‐то грязное и стыдное.

Рэйчел равнодушно пожала плечами.

– Феминистки – женщины, которые свихнулись на эволюции и бесятся, когда кто‐то указывает им, как жить. Они выступают за убийство своих еще не рожденных детей.

Рэйчел заявила это так, будто озвучивала самоочевидные вещи – которые только я умудрилась каким‐то образом пропустить. Я нахмурилась, вбила в поисковик «феминизм» и, когда на экране выскочило определение, развернула его к Рэйчел.

– Движение, направленное на достижение равенства политических, экономических, личных и социальных прав для женщин, – зачитала я вслух.

Рэйчел вздохнула.

– Все, что я знаю, – нельзя быть феминисткой и жить по Библии.

– В Библии говорится о феминизме?

– Там говорится о семьях, – ответила Рэйчел. Она с каждым словом все больше и больше напоминала свою маму. – Бог создал женщин в помощь мужчинам. Для семей так лучше.

– Элизабет Барретт Браунинг с тобой не согласилась бы.

– Хм?

– Отец лишил ее наследства, когда она вышла замуж за любимого человека, которого он не одобрил. Ей пришлось порвать с семьей. В те времена отец мог выдать дочь замуж, не интересуясь ее мнением, а если она отказывалась – выставить на улицу без гроша в кармане.

Рэйчел покачала головой.

– Это было в позапрошлом веке. И больше нас не касается.

Еще как касается, чуть не ответила я. Причем всего. Даже нашей дружбы. Я хочу иметь возможность рассказать лучшей подруге, что впервые занималась сексом с парнем, которого люблю, – и не опасаться при этом, что она начнет нудеть, как ужасно потерять девственность до свадьбы. Как будто это преступление, которое непременно должен рассмотреть суд присяжных, состоящий из нее, ее мамы и их пастора. Мне вообще казалось не очень разумным брать за моральный ориентир книгу бронзового века, по которой женщины были созданы исключительно «в помощь» мужчинам. Но я промолчала.

Мы вернулись к своим докладам, однако я всей кожей ощущала повисшее между нами напряжение. Мы словно ускользали друг от друга, сидя при этом бок о бок. Где‐то через минуту я не выдержала, захлопнула ноутбук и заключила Рэйчел в крепкие объятия.

– Отпусти меня, – пропыхтела она.

Я только сжала ее сильнее. Она принялась вырываться. Я вцепилась в Рэйчел, как утопающий в спасательный круг, повалила на ковер и держала так до тех пор, пока она не устала отбиваться и не расхохоталась.

Еще с минуту мы лежали, просто глядя в потолок и пытаясь отдышаться.

– Что бы ты ни думала про «УльтраФЕМ», – сказала я наконец, – а у них все‐таки есть какое‐то видео.

– Я знаю, – ответила Рэйчел тихо, будто издалека. – Но лучше бы не знала.

Когда я проснулась на следующее утро, за окнами было еще темно. В голове у меня крутилась единственная мысль: что‐нибудь изменится, когда мы увидимся сегодня с Беном? Я никак не могла отделаться от этого вопроса. Заснуть тоже больше не получалось. Внизу послышался шум – это папа заваривал кофе, собираясь на работу. Я спустилась к нему и пристроила ноутбук на углу стола, чтобы распечатать доклад.

– Доброе утро, ранняя пташка. – Папа улыбнулся, разливая кофе в свою огромную автомобильную кружку и термос. – Если хочешь, можешь заморить червячка на клумбе, но у меня есть кое‐что получше.

– Давай. – Я улыбнулась в ответ, прикрывая ладонью зевок.

Принтер неторопливо выплевывал теплые страницы. Папа поставил передо мной кружку кофе, поперек которой шла надпись «ЛУЧШИЙ ПАПА В МИРЕ», и многозначительно указал на эти слова. Я рассмеялась, и он вернулся к намазыванию бутербродов с арахисовым маслом. Когда его завод смыло наводнением и мама снова вышла на работу, она поставила лишь одно условие: теперь ланч каждый себе собирает сам.

Пока принтер давился страницей номер пять, папа остановился у меня за спиной и легко чмокнул в макушку.

– Сегодня первая тренировка?

Я кивнула, приятно удивленная, что он до сих пор помнит такие мелочи.

– Захвати мне пиццы.

Это традиция, которая установилась у нас с девчонками еще в средних классах. После первой тренировки мы с Рэйчел, Кристи и Линдси отправляемся в пиццерию и празднуем открытие нового футбольного сезона. До прошлого года нас развозили по домам родители, но теперь все обзавелись своими машинами.

Я заверила папу, что без пиццы он не останется. Он упаковал термос в серую коробку для ланчей и направился к гаражу – но прежде положил на стол рядом со мной хрустящую двадцатидолларовую банкноту. Я обернулась, чтобы его поблагодарить – но он уже закрыл за собой дверь. Через минуту я услышала ворчание его «Додж Рама», купленного в прошлом году.

Я забрала ноутбук, распечатанный доклад, двадцатку и поднялась в свою комнату. Понедельник начинался неплохо.

* * *

Зря я боялась, что после субботы в наших отношениях с Беном что‐то изменится. Когда я припарковалась возле спортивного зала, он уже ждал меня, прислонившись к своему пикапу; рюкзак небрежно свисал с одного плеча.

Они с Уиллом стукнулись кулаками, и брат с видом Капитана Америки умчался на урок. Мы с Беном остались вдвоем.

– Вот и ты.

– Ждешь «Ти-Бердс»?

– Нет. Я хочу только тебя.

Я рассмеялась цитате. Бен поцеловал меня, мы взялись за руки и, обогнув новостные фургоны, направились к боковому входу.

Дуни, Дикон, Рэнди и Грег так и не вернулись в школу. Педсовет опасался новой шумихи в СМИ, а потому временно перевел парней на домашнее обучение. Стейси тоже отсутствовала, и я украдкой вздохнула с облегчением. Мне не хотелось, чтобы Бен вспомнил о моем странном поведении перед мюзиклом.

При этом Дуни был буквально повсюду. Его присутствие ощущалось в каждом уголке школы – хотя место на уроках пустовало. Парни из баскетбольной команды начали носить толстовки с его номером, 12, и вышитыми на рукавах каравеллами. Девочки из команды поддержки сделали значки – синие кругляши с желтой цифрой 12 – и раздавали всем желающим у входа в школу. Вскоре они поселились на каждом свитере, футболке и рюкзаке.

К тому времени, как мистер Джонстон отпустил нас с первого урока, коридоры облетела оглушительная новость: Фиби порвала с Дуни. Бен ничего от него не слышал, но Кристи клялась и божилась, что это правда. Когда мы с ней, Рэйчел и Линдси пробивались через толпу к кабинету истории, я вдруг заметила Фиби у шкафчиков. В руках у нее была стопка учебников. Я даже не заметила, откуда вынырнули две Трейси.

Первая Трейси с размаху – и явно нарочно – врезалась в Фиби. Книги полетели во все стороны. Вторая Трейси нахмурилась и закатила глаза, якобы собираясь переступить упавший тетрадный блок. При этом ее каблук смачно впечатался в спираль, та щелкнула, и листы веером рассыпались по линолеуму. Первой Трейси и в голову не пришло извиниться. Вторая лишь воскликнула «Упс!», они хором рассмеялись и пошли дальше. Фиби опустилась на четвереньки и принялась собирать учебники и бумаги. Никто не остановился, чтобы ей помочь. На самом деле никто вообще не остановился.

Я схватила Рэйчел за локоть.

– Что за чертовщина?!

Кристи пожала плечами.

– Бывает.

Я уже хотела спросить, что она имеет в виду, когда увидела Лерона. Он врезался в Фиби, которая все еще ползала на карачках, собирая вещи, – в точности как Трейси перед этим. Фиби завалилась на бок. В следующую секунду Кайл опустил на тетрадные листы свою кроссовку сорокового размера и возил им до тех пор, пока на полу не остались одни обрывки.

– Отстаньте от меня, кретины! – в бессильной ярости закричала Фиби.

Лерон обернулся к Кайлу.

– Ты что‐нибудь слышал?

– Не-а, чувак. Ничего.

Реджи склонил голову к плечу, будто прислушиваясь.

– Погодите‐ка… А, нет! Показалось.

Фиби стукнула Кайла по ноге, пытаясь вытащить тетрадь из‐под его кроссовки.

– Уроды!

– Это мы‐то уроды? – удивился Реджи. – Мы не бросали Дуни. В отличие от тебя.

– Чего еще ждать от такой сучки, – выплюнул Кайл и подпнул тетрадь, так что она отлетела к противоположной стене.

– Точно сказано, чувак. – Реджи положил руку Кайлу на плечо, и они с Лероном направились прочь.

С меня было довольно. Я сунула свои книги Рэйчел, она неуклюже их подхватила и что‐то прошипела мне вслед, пытаясь задержать, – но напрасно. Я уже бросилась по коридору.

– Оставьте ее в покое! – крикнула я Реджи, опускаясь рядом с Фиби и принимаясь собирать листы.

Кайл обернулся и смерил меня равнодушным взглядом.

– Ой, боюсь-боюсь. И что ты мне сделаешь?

– Она тебе не сделает ничего.

Я подняла голову на знакомый голос. Над нами возвышался Бен.

– А вот я, если ты скажешь еще хоть слово, подправлю тебе челюсть.

Кайл заметно струхнул.

– Бро… Я не…

– Не видел меня? Не думал, что я замечу? – услужливо предложил ему варианты Бен. – Ну, теперь увидел. И знаешь ли, я тоже не слепой.

Трое этих дуболомов тут же забормотали извинения и «все норм, все норм», после чего драпанули от яростного взгляда Бена с такой скоростью, будто им жгло пятки. Я вернула Фиби последний лист из выпотрошенного блока. Она прижала к груди неровную стопку книг и бумаг и побрела прочь, так и не подняв взгляда. Бен протянул мне руку, и я с благодарностью ее приняла.

– Откуда ты выскочил?

Он показал мне учебник по истории.

– Взял не ту книгу.

– Что это вообще было?

– Люди выбирают стороны, – ответил он, сверяясь с наручными часами.

Рэйчел подошла к нам и вернула мне учебники. Нужно было торопиться. Бен быстро поцеловал меня в губы и подмигнул.

– Постарайся не оказаться посередине.

Тренер Льюис – настоящий армейский сержант с секундомером и планшетом.

До финала Кристи доползла на последнем издыхании, но, стоит отдать ей должное, ни разу не остановилась. Когда она наконец шлепнула ладонью по линии ворот, тренер щелкнула секундомером и кивнула:

– Неплохо, Миллер.

Она протянула Кристи бутылку воды, и та, прежде чем сделать глоток, многозначительно отсалютовала ей в мою сторону.

– Можем сделать еще пару пробежек или устроить схватку.

Все тут же заорали «Схватку! Схватку!», и тренер отбросила планшет с записями на траву.

– Хорошо. Будете бороться за мяч, пока я не увижу, что кто‐то волынит. Кто станет топтаться на месте – побежит еще один круг.

Мы с Рэйчел вечно задаем друг другу жару. Она берет скоростью и бесстрашием, я – быстрыми ногами и инстинктами. Вместе нас не остановить. В схватках мы сходимся лоб в лоб и от души мутузим друг друга. Рэйчел даже на тренировках играет всерьез – за это я ее, в частности, и люблю.

Мы встали лицом к лицу в центре поля.

– Готовься молить о пощаде, Уэстон.

– Не зарывайся.

Рэйчел усмехнулась:

– Просто предупреждаю.

Стоило тренеру подкинуть мяч, как Рэйчел метнулась за ним в стремительном выпаде; однако я уже перехватила его и увела в сторону, чтобы сделать пас Рисби – десятикласснице с неправильным прикусом и ногами, по сравнению с которыми молот Тора показался бы пушинкой. Ей еще предстояло поработать над точностью и скоростью, но в потасовке она была наилучшим кандидатом, чтобы одним мощным пинком отправить мяч на другой конец поля.

Мы с Рэйчел плечо к плечу наблюдали, как мяч летит к штрафной площадке. Там на него с диким воплем набросилась Линдси и снова отправила в зону полузащиты. Было здорово вернуться на поле и почувствовать себя частью команды – пускай нам сейчас и приходилось тренироваться друг против друга. Я скучала по этому ощущению – когда мы с Кристи, Рэйчел и Линдси играли на одной стороне. В памяти опять всплыли слова Бена.

Люди выбирают стороны… Пока я пыталась увести мяч из центра поля, у меня в груди словно расслаблялся тугой узел. С самого дня арестов между мной и подругами повисло неуютное, непроговоренное напряжение. Нас будто притягивало к разным полюсам правды. Но в чем заключается правда? В обвинениях Стейси? С ней действительно сделали что‐то, на что она не давала согласия? Она сказала, что потом ничего не могла вспомнить. Значит ли это, что на том снимке в инстаграме она и вправду была без сознания?

Рисби попыталась сделать мне пас через поле. По эффекту он больше напоминал ракету, отклонившуюся от курса. Хьюстон, у нас проблемы с траекторией. Я бросилась за просвистевшим мимо мячом, пытаясь выкинуть из головы образ Стейси в голубом полотенце. У нее на руках или ногах были какие‐то отметины? Царапины? Синяки? Я ничего такого не заметила – но, может, их и не должно было быть?

Мяч подпрыгнул один последний раз, и я занесла ногу для паса. Тренер Льюис что‐то кричала мне через поле, но ее слова заглушал гул крови в ушах. В следующую секунду напротив меня материализовалась, выкинув ногу в ударе «ножницами», Рэйчел. Шипованная бутса взлетела в воздух, и на меня словно обрушилась кирпичная стена. Я сперва упала на спину в траву, а уже потом почувствовала боль. Над правым ухом ощутимо набухала шишка. Когда я поднесла к ней руку, пальцы уткнулись во что‐то горячее и мокрое. Отлично, еще и кровь.

Я не плакала. А вот Рэйчел – да. Порез оказался пустяковым – чтобы закрыть его, хватило одного пластыря. Боль почти сразу утихла. Пока тренер осматривала место удара, решая, не стоит ли отправить меня в медкабинет, Рэйчел извинялась как заведенная:

– Господи, Кейт, прости! Ты меня вообще не слышала? Я же кричала «Сверху»!

Это было стандартное предупреждение. Рэйчел все сделала правильно – просто голова у меня была занята чем угодно, только не игрой. Наконец тренер решила, что я обойдусь без врача, и сурово посоветовала «включаться в игру».

– За эту неделю на нас вылилось немало дерьма. Это не повод расслабляться, дамы. Следите за мячом.

Затем она указала на боковую линию и велела мне немного отдохнуть. Тренировка возобновилась. Пока я наблюдала за игрой, в груди у меня нарастала слепая ярость. Не на Рэйчел или тренера. Нет, я злилась на себя. Зачем задавать вопросы, на которые не хочешь знать ответа? Почему нельзя просто выбросить их из головы? Что бы ни случилось – или не случилось – со Стейси, меня там не было. И Бена не было. И моих подруг.

У меня наконец‐то появился парень, я с начала года впахивала как проклятая, мне светила национальная стипендия. Может быть, даже вузовский грант. Мои самые лучшие в мире друзья играли со мной за одну команду. Так почему я не могу быть просто на их стороне? Тренер Льюис права. Пора включаться в игру.