Дэвид Нордли (р. в 1947 г.) живет в Калифорнии. В свое время он учился на астронома, однако в 1967 г. поступил на службу в американские Военно-Воздушные силы, чтобы избежать призыва во Вьетнам. Главным образом Нордли занимался расчетами для запуска спутников. В этот период он познакомился с физиком и писателем Робертом Л. Форвардом, во многом повлиявшим на его дальнейшую судьбу. В 1989 г. Нордли вышел в отставку в звании майора, а год спустя начал публиковать рассказы. В 2002 г. появился электронный сборник его малой прозы под названием «После викингов. Истории о Марсе будущего» («After the Viking: Stories of a Future Mars»). Произведения Нордли посвящены освоению космоса, а главная их тема, как правило, — драматические аспекты жизни людей в далеком будущем. Нордли считает, что термин «твердая» применительно к научной фантастике следует понимать как «точная» в смысле фактов и описаний. Сам он предпочел бы термин «научный реализм», и, по его мнению, даже если писателю-фантасту приходится изобретать новые законы природы, все же необходимо придерживаться правдоподобия, а не жертвовать им ради эффектности. Нордли утверждает, что фантастам следует ориентироваться на традицию Дж. Оруэлла, Жюля Верна и Артура Кларка, на фантастику-предсказание, которая заставляет читателя думать о том, что может быть. Кроме того, Нордли полагает, что наука в научной фантастике играет такую же роль, как юриспруденция в детективе или история в историческом романе.
«В пещерах Миранды», как и «Олимп» Бена Бовы, — рассказ об освоении космоса. Особенно любопытно в произведении представлено то, как природа чужой планеты заставляет человека менять поведение и влияет на закономерности выживания.
I
К тому времени, когда начинается мой рассказ, мы прошли, проползли, процарапали себе пятьдесят три километра по извилистому пути в недрах Большой Расселины Миранды и находились на глубине семнадцати километров под основной поверхностью. Я начал писать потому, что сильнейшая встряска только что замуровала нас здесь, а у этих записок гораздо больше шансов на выживание, чем у меня; теперь необходимо создать нечто большее, чем просто заметки к статье. Я пишу потому, что верю в человеческое упрямство, проявляющееся даже в самых безнадежных ситуациях, и думаю, что в конце концов спасатели найдут нас. Меня зовут Войчич Бубка, и это мой дневник.
Миранда, спутник Урана, — космический представитель тех вещей, что созданы из несовместимых элементов, подобно второй попытке в браке, законам об этнической интеграции или поэту, пытающемуся писать для научного журнала. Миллиард лет назад какой-то взрыв разрушил ее, и с тех пор отдельные части путешествуют по космосу, держась более или менее вместе. Здесь есть дыры. Расселины. Пустоты, в которые попадают предметы, которым здесь не место, предметы, не принадлежащие к этому мирку.
Как и множество великих открытий, существование расселин было очевидно само по себе. Однако нашему геологу, Нихилу Рэю, пришлось десять лет терпеть насмешки, получать обратно статьи из редакций, развестись с женой, которая не желала жить с посмешищем, и подвергаться публичным унижениям в научно-популярных передачах, прежде чем геологический истеблишмент наконец признал, что исследования сейсмологов на поверхности Миранды подтверждают его теорию.
Нихил всего лишь заметил, что хотя Миранда состоит из тех же пород, что и все остальные планеты системы Урана, но плотность ее выше плотности воды лишь в один и три десятых раза, в то время как другие спутники примерно в два раза плотнее воды. Это могло объясняться тем, что планета образована из небольшого количества горной породы и значительной массы льда. Другое объяснение, на котором терпеливо настаивал Нихил, заключалось в том, что внутри просто мало вещества; что там, под поверхностью, находится совокупность пустот или пузырей.
Итак, согласно извращенной логике, которой мы все подчиняемся, после того как открытия сейсмологов показали, что Миранда состоит из значительного количества пустого пространства, Нихил превратился в знаменитость малой Солнечной системы, обзавелся постоянным креслом в Кориолисе и красивой, нервной, молодой и стройной женой в качестве трофея.
Но боюсь, что к тому времени в душе Нихила также образовалась довольно значительная пустота.
Как и в случае с Мирандой, это не было заметно по его изысканным и в то же время энергичным манерам. Он был высок для бенгальца, и из-за недостатка солнца кожа его имела лишь слабый оттенок бронзы; узкое лицо указывало на арабских или британских предков; похоже, у него были и те и другие. Он двигался быстро, решительно, энергично, что прекрасно сочеталось с манерами терпеливого добряка, приписываемыми, по традиции, аристократам от академической науки. Если он теперь и не доверял людям, обращаясь с ними вежливо, но держа на почтительном расстоянии, если он и питал тайное презрение к человеческому роду, то Кэтрин Рэй, доктор медицины, по-видимому, не заметила этого, когда выходила за него замуж после восстановления его академической репутации.
Думаю, что позднее она обнаружила эту пустоту у него в душе, и часть ее отдалилась от него, тогда как другая, трезвомыслящая часть не нашла никаких объективных причин разрушать брак, позволяющий мелькать в высших академических кругах Солнечной системы. Возможно, из-за этого Кэтрин решила отправиться в двухнедельную экспедицию с человеком, которого, по ее словам, терпеть не могла; о, она могла наговорить вам что угодно. Возможно, в этом крылась причина ее цинизма. Возможно, и нет.
Мы вошли в большую расселину три долгих дня тому назад, перебравшись через огромную гряду; здесь встречались два разных геологических образования, которые удерживались вместе слабой гравитацией Миранды и какими-то еще силами. Под испещренной кратерами, покрытой пылью поверхностью большая расселина представляла собой череду пустот между гребнями, образовавшимися при сжатии; необработанные деревяшки, кое-как слепленные ленивым плотником воскресным вечером. Нихил считает, что сеть эта пронизывает всю планету. Есть другие узлы, другие расселины, другие системы пустот, но эта одна из самых больших.
Ах да, эти огромные пустые пространства. Как поэта меня завораживают контрасты, и для меня есть что-то привлекательное в исследовании пустоты, скрытой под внешней оболочкой, какой бы та ни была.
Я, так сказать, чувствителен к пустоте. Я — явный мятежник в определенно импрессионистском литературном мире, полном мрака и притворства, которому недоступна настоящая поэзия. Здесь поэтам дают понять, что они занимаются чем-то вроде интеллектуальной мастурбации, — и платят им соответственно. Миранда заинтересовала меня как метафора; под пылью и льдом скрывалась эпическая поэма. Там, в самой большой подземной системе пещер, известной человечеству, должны таиться чудеса. В моем воображении мелькали статьи, интервью, телешоу. Все, что от меня требовалось, — попасть туда.
У меня появилась отличная идея, как воплотить свою задумку в жизнь. Ее звали Миранда Лотати. Четыре года назад эта девушка, спелеолог-любитель, дочь главы проекта «Астрография Солнечной системы», изучала под моим руководством литературу в университете Кориолиса. Когда я услышал о загадочных пещерах, открытых Нихилом, мне ничего не стоило возобновить знакомство, и на этот раз нас не сковывали университетские условности. К тому времени она могла похвастаться впечатляющим списком исследованных пещер, гор и прочих труднодоступных мест — благодаря деньгам и связям своего папаши, как я подумал тогда.
В бытность студенткой она казалась мне грубоватой и вспыльчивой. Сочинения ее содержали сухо и немногословно изложенные банальности, никогда не превышали требуемого объема, но в достаточной мере отвечали требованиям, так что честность повелевала мне принимать их.
Теперь, вооруженный сведениями о недавно открытых пещерах Миранды, я решил, что ее имя — это знак судьбы. Я навел справки и не удивился, узнав, что у нее нет мужчины. Итак, я решил стать ее мужчиной и склонить ее к своей цели. К моему небольшому удивлению, это сработало. Сработало до такой степени, что теперь мне было не совсем ясно, кто кого направляет — я ее или она меня.
Рэнди, как я называл ее, была в некотором смысле похожа на черную дыру: туда попадало все, но обратно не появлялось ничего. Вещи и люди каким-то образом переходили на ее орбиту и склонялись перед ее волей без видимых словесных усилий с ее стороны. Она могла целый вечер не произносить ничего, кроме «угу».
— Тебе нравится Бах? У тебя симпатичная квартирка. Тебе удобно? Хочешь еще? Тебе понравилось? Хочешь завтра повторить?
— Угу.
— Скажи, если отправляться в недра Миранды, нужно сделать что-то еще, кроме фотографий, как тебе кажется? В свое время я замолвил кое-кому словечко, так что, возможно, я смогу предложить свои услуги и составить отчет об экспедиции. Как ты думаешь?
— Угу.
Наш договор не выражен словами, и, следовательно, условия ставит она. Выхода нет. Но мы дополняем друг друга. Я стал ее агентом. Я уговорил ее отца финансировать Нихила, уговорил Нихила принять помощь от одного из своих старых врагов. Рэнди организовывала людей и вещи, которые начали стекаться к нам в процессе подготовки к экспедиции.
Рэнди невнятно выражается, но она неглупа. Она обращается со своими хитрыми штуковинами очень деловито. К словам она прибегает для составления списков: «Батареи, рециклизаторы углекислого газа, кирки, робот, тросы, запасные костюмы, сети, вакуумные палатки, медикаменты, мешки для мусора и т. д.».
Все это она получала из грантов, в качестве пожертвований, от друзей по прошлым экспедициям, благодаря своему отцу и удаче. Она немало потрудилась, чтобы упорядочить все это. Иногда я чувствовал, что нахожусь среди этого «и т. д.», где-то между «т.» и «д.», и считал, что мне повезло. Если бы она включила в свой список «Черный ход», нам наверняка удалось бы найти и его.
Сейчас, когда я пишу, она лежит рядом со мной в нашей палатке, измученная тревогой. Я тоже устал.
Мы потратили день, сидя на подобных сосискам поддонах, на которых мы везли оборудование, беседуя и убеждая себя двигаться дальше.
Нихил объяснил, в чем состоит проблема: тезка Рэнди сотрясается, подпрыгивая вверх-вниз на своей несовершенной орбите, которая настолько же непохожа на другие орбиты, как и сама планета — на другие планеты. Напряжения накапливаются внутри планеты веками, они нарастают и в конце концов ломают все вокруг. Мы обнаружили, говорил он, что Миранда продолжает сжиматься из-за постепенного обрушения пещер, происходящего во время этих «землетрясений». Кроме того, из-за низкой гравитации серия землетрясений и следующих за ними слабых толчков может затянуться на годы. Опасность эта будет существовать еще долгое время после того, как мы спасемся отсюда или погибнем.
Нам необходимо было убедиться, что главный вход закрыт. Да, он был закрыт — захлопнут: широкая галерея, по которой мы прошли, прежде чем добраться до этой пещеры, теперь превратилась в шов, в щель. Лишь шрам и различие в цвете камня указывали на то место, где соединились два прежде отдельных слоя клатратов.
Сэм втиснул все четыре руки в стену, закрепил их пальцами-крючьями, прижался своим брюхом, набитым замысловатыми потрохами, к новому шву и гудел до тех пор, пока не выдал изображение заваленного прохода.
— Завал тянется вглубь по меньшей мере на километр, — объявил он.
Оптико-волоконный кабель, который мы тянули последние три дня, тоже больше не связывал нас с поверхностью. Сэм выдернул бесполезный провод из своего узла связи и присоединил его к лазерному радару.
— Разрыв находится примерно в пятнадцати километрах отсюда, — сообщил он.
— Как ты узнал? — удивился я.
— Частичное зеркало, — объяснила Рэнди вместо Сэма. — Внутреннее отражение.
«Пятнадцать километров», — задумался я. Не то чтобы мы могли прокопать ход длиной хотя бы в километр, но мы притворялись, что сумеем что-то предпринять. Теперь притворству пришел конец, и мы столкнулись с реальностью.
Я не боялся внезапной смерти, а в космических экспедициях редкие смерти обычно происходят внезапно. К нашему предприятию я относился так: если я добьюсь успеха, то награда будет велика, а если погибну, все уже будет не важно. Я должен был получше обдумать возможность мучительной медленной смерти в каменной могиле.
Затем мы надолго замолчали. Что касается меня, то я перебирал способы безболезненно лишить себя жизни прежде, чем природа сделает это за меня, не заботясь о том, как сильно я страдаю.
Затем тишину нарушил голос Нихила:
— Друзья, мы понимаем, что нам грозит. Если это может послужить каким-то утешением, то мы наблюдали самые сильные колебания с тех нор, как на этой луне были установлены измерительные приборы. По силе они превосходят предыдущие в десять раз. Эта подгонка, — он махнул рукой в сторону щелей в стенках пещеры, — должна была закончиться сотню миллионов лет назад. Боюсь, нам крупно не повезло.
— А может быть, проход снова откроется? — спросила его жена; лицо ее, скрытое прозрачным щитком шлема, было искажено от волнения.
Нихил не заметил иронии в ее тоне и ответил на вопрос, в свою очередь, насмешливо:
— Может быть. Еще через сто миллионов лет. — И он улыбнулся.
Рэнди негромко заговорила:
— Двадцать дней. Катализатор для переработки углекислого газа закончится через двадцать дней. Еды у нас на две недели, если брать обычные порции, то мы сможем растянуть ее на четыре недели, даже больше. У каждого из нас есть запас воды примерно на месяц, в зависимости от того, сколько мы будем пить. Мы всегда сможем раздобыть еще, откалывая лед и пропуская его через аппараты для переработки отходов. Но без катализатора мы не сможем регенерировать воздух.
— И мы не можем перестать дышать, — добавила Кэти.
— Кэти, — вмешался я, — думаю, для поэтов такой ход мысли обычен, так что я задам этот вопрос. Есть ли какой-то способ, так сказать, закончить все это изящно, когда придет наш час? И когда именно он придет?
— Несколько найдется, — пожала она плечами. — Сначала я могу вырубить вас с помощью наркотика. Потом убить.
— Каким образом? — уточнил я.
— Разве это имеет значение?
— Для поэта — да.
Она кивнула и улыбнулась.
— Тогда, Войчич, я воткну вам в сердце крюк, чтобы вы не восстали из мертвых и не обесценили таким образом свои заметки, которые к тому времени будут продаваться за миллионы. — Кэти улыбалась редко, но показывала при этом зубы.
— Дорогая, — начал Нихил, и передатчики в наших шлемах честно воспроизвели его снисходительный тон, — для врача, сидящего у постели больного, твои манеры несколько необычны.
— Дорогой, — пробормотала Кэти, — что ты можешь знать о вещах, имеющих отношение к постели?
Выстрел и ответный выстрел. Возможно, подобные перепалки скрепляли их брак, подобно тому как глюон скрепляет мезон, пока тот не аннигилирует.
Сэм вернулся от «главного входа».
— Мы не можем выбраться этим путем, а спасателям при помощи современного бурового оборудования за двадцать дней до нас не добраться. Предлагаю отправиться ку-да-нибудь еще.
У робота есть преимущество: в подобных ситуациях он сохраняет способность логически мыслить.
— Вот именно. Если мы будем ждать здесь, — сказал Нихил, — Миранда может и отнять у нас возможность медленной смерти, с посторонней помощью или без. Думаю, последуют новые толчки.
— Толчки, обвалы, смерть от удушья, — перечислила Рэнди, — или еще что-нибудь.
Нихил пожал плечами и указал в противоположную сторону пещеры:
— Идем?
— Я последую за тобой хоть в ад, дорогой, — отозвалась Кэти.
Мы с Рэнди обменялись взглядами, означавшими: «Спасибо звездам, что у меня есть ты».
— Карты, какие есть, — начала Рэнди. — Рацион, вахты, руководство и так далее. Решайте сейчас, пока мы в состоянии думать. — И она посмотрела прямо в глаза Нихилу: — Пока нам еще не все равно.
— Очень хорошо, — пожал плечами Нихил. — Сэм немного медлителен при столкновении с неизвестным, Кэти и Войчич мало разбираются в этом деле, так что, может быть, мы с Рэнди поведем отряд по очереди? Я предлагаю не урезывать свои порции за ужином, но в остальное время обходиться минимальным количеством пищи…
— Мой дорогой дурачок, нам нужен белок, чтобы вырабатывать энергию для работы, — перебила его Кэти. — Нам необходимо хорошо завтракать, даже за счет обеда.
— Может быть, найдем компромисс за ланчем, — предложил я.
— Это зависит от пройденного пути, нашего состояния и длительности напряжения.
— С другой стороны, — поправился я, — умеренность во всем…
Когда мы наконец отправились в путь, близилась «ночь» — время сна, и Рэнди все превосходно устроила. Мы шли гуськом за вожаками, которые время от времени менялись. Я тащил один поддон, Кэти — второй, а Сэм замыкал колонну.
Между нашей пещерой и следующей существовал короткий коридор, более узкий, чем все остальные.
— Мне кажется, я вижу признаки эрозии! — воскликнул Нихил, шедший впереди, и в голосе его прозвучало удивление.
— Ветер? — изумился я. — Откуда на Миранде ветер?
— Во время катаклизмов, преобразовавших планету, высвободилось огромное количество газов, причем за короткое время. Газ должен куда-то деваться. Проходя здесь, обратите внимание на полосы.
Да, подойдя ближе, я заметил полосы — словно кто-то обработал стены коридора пескоструйкой. Миранда дышала — когда-то.
— Я думаю, — продолжал Нихил, — что существует равновесие между газом, находящимся в пещерах Миранды, и кольцом газа, окружающим всю систему. Гравитации Миранды вряд ли достаточно, чтобы сжать его в нужной степени. Но совокупность пещер действует как охлаждаемая ловушка и грубый диффузионный барьер… хм… возможно.
— И сколько в этих пещерах газа? — поинтересовался я.
Он покачал головой:
— Находясь здесь, трудно сказать, верно?
Мы шли еще полчаса после того, как наступило время запланированной остановки, пока не обнаружили монолитный участок, на котором можно было не опасаться толчков. Коридор был как раз достаточной ширины, чтобы вместить уложенные вплотную надувные палатки. Мы поужинали в нашей с Рэнди палатке. Ужин был скудным, было тесно, сильно пахло едой. Мы ели молча. Даже Нихил выглядел подавленным. Когда мы надели шлемы и выпустили воздух, чтобы Рэй с женой могли вернуться к себе, я решил, что больше мы вместе есть не будем. Хождения туда-сюда по вакуумным палаткам отнимают слишком много времени и энергии.
Мы снова накачали воздух, и я погрузился в нехитрое наслаждение — наблюдал, как Рэнди снимает одежду и обтирается мокрой губкой в дальнем углу палатки. Она махнула мне, чтобы я отвернулся, пока она пользуется удобствами, и я раскрыл свою электронную записную книжку, надел очки и сосредоточился на дневнике, стараясь как можно вернее преобразовать мелькающие передо мной образы в слова.
Она прикоснулась к моей руке, давая понять, что пришла моя очередь, быстро поцеловала меня и, спрятавшись между эластичными простынями, мгновенно уснула. Теперь моя очередь.
Четвертый день мы провели, пробираясь сквозь череду просторных, почти горизонтальных пещер. Оказывается, Миранда все еще дышит. Разумеется, это едва уловимое дыхание, его можно зафиксировать лишь с помощью чувствительных инструментов Сэма. Но здесь, видимо, существует какая-то разность давлений; газы продолжают просачиваться через эти пещеры на поверхность. Сэм может найти следующий проход, измеряя молекулярный поток.
Мы продвигались вперед, помогая себе руками, словно дайверы с тяжелым снаряжением в подводной пещере; да, вполне подходящее сравнение. Мы тащились так медленно, что отсутствие силы тяжести было незаметно.
Пока мы ползли, я забыл о нашем несчастье и с удивлением разглядывал ледяные стены, похожие на мрамор. Рэнди ползла впереди меня, и я представлял себе, что на ней нет пыльного комбинезона, мысленно видел ее тугое, гибкое тело в облегающем нижнем костюме. Я представлял себе, как сокращаются и расслабляются мускулы ее рук — рук гимнастки, видел перед собой твердые очертания ее шеи и локтей. Она сама поэтесса, думал я, хотя с трудом подбирает выражения, но она словно пишет поэму языком своего тела и его движений.
Сэм напомнил нам, что наступило время очередного прощупывания пути и смены ведущего. На следующем километре проход сузился, и нам пришлось протискиваться сквозь щели, едва пропускавшие наши скелеты.
От подобных упражнений все мое тело покрылось синяками, но я не боялся, что костюм порвется: ткань была скользкой и практически неуязвимой. В первый день Рэнди напугала меня до смерти — взяла покрытый льдом, острый, как нож, обломок камня и попыталась сделать себе харакири, воткнув его в живот с такой силой, что камень сломался. Глядя на мою реакцию, она рассмеялась и сказала, что меня нужно было убедить в надежности снаряжения.
Синяк у нее до сих пор не прошел — виден темный след среди более светлых, старых пятен на ее много испытавшем теле. Я целую его, когда мы занимаемся любовью, а она отвечает: «Ну что? Я же тебе говорила». В тринадцать лет Рэнди взбиралась на гору Гилберта у полюса Меркурия со своим отцом и братом, таща полный комплект вакуумного снаряжения. От напряжения у нее сломалась локтевая кость, но она никому не сказала, пока не добралась до вершины.
Щель расширилась и, к нашему облегчению, вывела нас в другую пещеру, которая перешла в очередной узкий коридор. Рэнди шла впереди, за ней — Нихил, затем я, Кэти и Сэм.
Сэм напоминает мне краба, нарисованного кубистом, или небольшую газонокосилку без рукоятки, на тараканьих ножках вместо колес. Он умеет ясно выражать свои мысли и весьма остроумен, снабжен полным набором искусственных эмоций и заранее записанных юмористических диалогов. Сэм служит нашим экспертом по известным вещам. Но он с большим трудом разбирается в том, чего раньше не видел, и не может вообразить того, что не хранится в его памяти, так что обычно он идет в хвосте колонны.
К концу дня мы преодолели двадцать восемь километров и приблизились к центру маленькой планеты еще на восемнадцать километров. По-видимому, дорога наша вела именно туда, хотя, по мнению Нихила, мы шли по хорде, проходящей примерно в пятидесяти километрах от центра, где миллиард лет назад соединились две основные глыбы.
Я говорил себе, что это бесполезная затея, не имеющая шансов на успех. Но насколько все-таки лучше, насколько человечнее бороться с судьбой, вместо того чтобы просто ждать смерти.
Этим вечером мы ели парами, в своих палатках.
II
На пятый день мы застряли.
В то утро Рэнди разбудила меня, ощупывая мое тело, устраиваясь поудобнее рядом со мной среди эластичных простыней, которые крепко прижимали нас друг к другу. Каким-то образом эротический сон, который мне снился, перешел в реальность, и я лишь на миг удивился ее приходу.
— У тебя появились новые синяки, — сказал я, посмотрев на нее.
Ее глаза оставались закрытыми.
— Доброе утро, — пробормотала она и снова обняла меня.
Время замедлило ход, когда я проник в ее неумолимое, жадное естество.
Но время, разумеется, нельзя остановить. В наушниках наших шлемов запищал утренний звонок Сэма, к счастью, он не успел помешать части моего тела стать частью Рэнди. Сэм напомнил мне, что если мы хотим выбраться из пещер Миранды, то придется наверстать упущенное время.
Рэнди покинула постель, вращаясь, проплыла по воздуху и медленно опустилась на свою койку, стоявшую напротив моей. Во всем блеске своей наготы, она сладко потягивалась, словно кошка, глядя прямо в мои зачарованные глаза.
— Женщины воплощают в себе инстинкт; они безобидны, здоровы и приносят удовольствие.
Безобидны? Я ухмыльнулся и напомнил ей:
— Однако нам пора ползать по пещерам.
— Вас поняла, — рассмеялась Рэнди, выхватила свой костюм из кучи одежды в конце палатки и принялась натягивать его. Штаны надевались, словно пара колготок, с той разницей, что были скользкими изнутри и легко принимали форму тела. Ее тела. Я последовал ее примеру, и мы быстро выпустили воздух из палатки и упаковали ее.
Сэму потребовался час, чтобы найти вход в пещеру. Это оказалась всего лишь щель, в которую мы едва могли протиснуться. Час мы потратили на то, чтобы убедить себя, что других вариантов нет, затем, извиваясь, вползли в щель, словно муравьи, толкая перед собой снаряжение и верхние костюмы, прижимаясь к стенкам изо всех сил.
Думаю, мы не делали и ста метров в час. При такой скорости положение наше представлялось безнадежным, но Сэм уверял, что впереди еще будут пещеры.
Возможно, лучше было бы, если бы нас вел Нихил. Он крупнее Рэнди и менее склонен пренебрегать неудобствами, он полз бы медленнее и откалывал бы больше камня от стенок, и, как мы убедились, в этом случае дело продвигалось бы быстрее.
Когда я медленно протискивался вперед, поглощенный разгадыванием загадки Рэнди, Миранда застонала — по крайней мере, стон раздался в наушниках моего шлема, прижатого к узкому потолку щели, в которую превратился наш коридор. Я почувствовал что-то. Неужели мне на ребра давит сильнее? Я справился с паникой, сосредоточившись на окружающих меня людях и их фонарях, освещающих промежутки между стенками расщелины и нашими телами.
— Я не могу пошевелиться. — Это голос Кэти. — И мне холодно.
Наши костюмы были лучшими из серии «Исследовательских» — двадцать слоев тончайшей ткани, склеенной эластичным полимерным составом. Хотя они были тонкими, они хорошо сохраняли тепло, а окружающее нас безвоздушное пространство Миранды изолировало еще лучше.
Обычно потери тепла ограничиваются участками ладоней или ботинок, прикасающимися к поверхности льда, и главная проблема состоит в том, чтобы избавиться от тепла. Поэтому наши костюмы преимущественно бывают темно-серого или угольно-черного цвета. Но если почти квадратный метр вашего тела прижат к ледяной поверхности, даже лучший материал толщиной в миллион атомов, который может приобрести Астрографическое общество, не предотвратит охлаждения.
Старое выражение «холоднее, чем ведьмина грудь», возможно, даст вам представление о положении Кэти.
— Я мало что могу сделать, — ответил я. — Я сам почти застрял. Попробуй еще протиснуться.
— Сэм, — выдавила Кэти, по ее голосу ясно было, что в ней происходит борьба между паникой и самообладанием, — стань между стенками, как клин. Удержи их, чтобы они не сближались.
— Это не поможет, Кэти, — ответил он. — Меня раздавит, и я буду уничтожен совершенно напрасно.
— Вспомни о своих законах! — взвизгнула Кэти. — Ты обязан мне подчиняться. А теперь действуй, пока мне не сломало ребра! Нихил, заставь этого робота повиноваться мне!
— Кэти, дорогая, — произнес Нихил, — я тебе сочувствую, но не могла бы ты немного помолчать. Давай подумаем, что молено сделать.
— Я через несколько минут превращусь в сосульку, а ты хочешь подумать! Пропади все пропадом, Нихил, мне больно. Пожертвуй роботом и спаси меня. Я ваш врач.
— Кэти, — сказал Сэм, — мы постараемся вытащить тебя, но ведь с момента землетрясения мы прошли всего сто километров, а нам, возможно, придется одолеть еще тысячу. Если мы будем каждые сто километров встречаться с подобными трудностями, нас может ожидать еще десять таких случаев. А у вас есть только один робот, которым можно «пожертвовать», как ты выразилась. Если сейчас вы лишитесь меня, то рискуете в дальнейшем остаться без помощи. Сейчас толчков нет, так что размышление не ведет к непосредственному риску.
Провались ты со своей логикой! Мне холодно. Вытащите меня отсюда!
После этой вспышки наступила смущенная тишина, и, казалось, на целую минуту все задержали дыхание. Затем Кэти начала коротко, испуганно всхлипывать, и, по крайней мере, мы поняли, что она еще жива.
Тишину нарушила Рэнди:
— Остальные могут двигаться вперед?
— Да, — ответил Нихил, — немного.
— Я тоже, — добавил я.
— Сэм, — приказала Рэнди, — телемодуль. Трос.
— Это у меня есть.
— Ага. Пусть твой телемодуль принесет мне сюда конец троса, обойдя Кэти. Когда конец будет у меня, поставь на трос зажим сразу за ногами Кэти.
— Хорошо, Рэнди, — ответил Сэм. — Но зачем? — Ему тоже нужно было больше информации.
— Чтобы Кэти могла ногами… ухватиться… э… упереться в него. — По голосу Рэнди чувствовалось, что ей трудно подбирать слова, но она не паниковала. — Можешь себе это представить? Создать образ? Видишь, что получится?
— Могу представить, как Кэти стоит на зажиме троса, затем вращается вокруг своей оси, стенки окружают ее… Ясно! — воскликнул Сэм. — Телемодуль движется к тебе.
— Прошу вас, поторопитесь! — всхлипывала Кэти, теперь уже немного спокойнее.
Я чувствовал, как крошечное, похожее на краба устройство бежит между моим телом и камнем. Мимо меня двигался канат, сплетенный из фулереновых нитей толщиной в миллиметр, который мог бы выдержать динозавра при земной гравитации, — словно цепочка муравьев ползла у меня по коже. Я передернулся — цифры на щитке моего шлема, указывавшие температуру, предупреждающе загорелись красным. Ножки модуля, проползавшего мимо, застучали по шлему. Я ждал, и мне казалось, что прошли часы.
— Беритесь за трос, — скомандовала Рэнди, и мы повиновались. — Упираешься ногами, Кэти?
— Не могу… не могу найти зажим.
— Хорошо. Я натяну немного, трос ослаб… Теперь нашла, Кэти?
— Вот он. О боже, надеюсь, это сработает.
— Отлично, — ответила Рэнди. — Все сразу. Хватайте. Тащите.
Я уперся в пол шипованными ботинками и потянул изо всех сил. Никакого результата.
— Черт! — пробормотала Рэнди.
— Воспользуйтесь роботом, я замерзаю, — плакала Кэти.
Дорогая, — буркнул Нихил, — она и пользуется роботом. Она же сама не робот.
Я сам начал мерзнуть. Пальцы шевелились, но я не мог согнуть колени, так что дело было в икрах. «Если бы я только мог пошевелить ими, — думал я, — если бы только я мог встать». Разумеется, все дело в этом.
— Рэнди, — окликнул я. — А что если Кэти схватится за канат руками, встанет на Сэма и упрется ногами? Может быть, это поможет?
Она ответила немедленно:
— Угу. Сэм, ты можешь, гм, подвинуться под ноги Кэти и… э… укрепиться?
— Ты имеешь в виду стать под ней или сзади, чтобы она могла отталкиваться от меня ногами?
— Сзади, Сэм. Э-э… — Рэнди снова не могла найти слов, — э… ну смоделируй, как она вращается, чтобы ноги оказались внизу, и ты поймешь, что я имею в виду, ну… э… представь себе.
— Да… я могу это представить. Да, я это сделаю, но Кэти не может согнуть колени.
— Поняла, Сэм. Ей и не нужно сильно сгибать. Ну что, Кэти, ты поняла?
— Д-да, Рэнди. — Несколько секунд царапания, затем: — Все, я поставила ноги на Сэма.
— Тогда попробуем. Тяните на счет три. Раз, два, три.
На этот раз мы все немного продвинулись вперед, но не сильно. И все же это было уже что-то по сравнению с тем, сколько мы прошли за последние полчаса.
— Давайте еще.
Я почувствовал, что Рэнди подбирает провисший канат.
— Раз, два, три.
И мы вылетели, словно пробка из бутылки.
В течение следующего часа мы проползли на животе что-то около ста десяти метров. Затем Рэнди отколола последний кусок, загораживавший нам дорогу, и ахнула.
Я измучен и ужасно устал, и я не в силах описать словами чувства, которые нахлынули на меня, когда я выполз из узкой трещины, словно из горизонтального дымохода, на наклонный, усыпанный гравием край первой большой пещеры. Я невольно застонал: переход от клаустрофобии к открытому пространству был слишком резким. Внезапно перед нами возникла эта невообразимая пустая полость, стены тонули в адской тьме, которая поглощала свет наших фонарей, не давая ни единого отблеска.
По моему дисплею побежали красные цифры, сообщавшие, как далеко мне падать — около шестисот метров, как долго я буду падать — чуть больше двух минут; и с какой скоростью я буду падать — почти десять метров в секунду. Скорость эта была смертельной в отсутствие сопротивления ноздуха: представьте себе олимпийского чемпиона в беге на стометровую дистанцию, который на полном ходу врезается в кирпичную стену. Я отшатнулся от края слишком поспешно и потерял равновесие в ничтожной гравитации Миранды.
Медленно осознавая свое отчаянное положение, я подпрыгнул; я не мог достать ботинками до поверхности, не мог дотянуться до нее руками. «Спокойно, — сказал я себе, — сможешь оттолкнуться и полетишь в сторону стенки пещеры, когда приблизишься к обрыву в следующий раз». Я подождал, пока не начал медленно опускаться вниз, и попытался дотянуться до обрыва рукой, но меня увлекало не только вниз, но и прочь от него. Взглянув на обрыв, я понял, что не смогу дотянуться до него. Я ничего не мог предпринять, чтобы спасти себя, — мой реактивный пистолет остался в багаже. В мозгу пронеслась картина — Хитрый Койот машет лапами в воздухе, пытаясь зацепиться за уступ, и я невольно попытался поплыть в вакууме. Это несправедливо; по крайней мере, у койота был воздух.
Я парил над уступом, и цифры на дисплее снова стали красными. Я впал в отчаяние, мне было не до стеснения, и я, открыв рот, издал какое-то гортанное мычание. Я снова втянул воздух, но, прежде чем я успел что-то прокаркать, Кэти схватила меня за руку и прицепила к моему поясу канат. Она слегка пожала мне руку, когда я, надежно удерживаемый крюком, прижался спиной к скале и постарался отползти от края как можно дальше. Меня трясло. Слишком, это уже слишком.
Я совершенно изменил свое мнение о Кэти. Надо судить о человеке по тому, сколько он прошел, а не по тому, как он это сделал. Сэм сообщил, что пещера тянется на двадцать семь километров и круто уходит вниз. Наш уступ находился на вершине шестисотметрового обрыва. Мы предусмотрительно разбили лагерь на уступе, с легким сердцем укрылись в палатках, закрепленных крючьями, и молча поглотили двойные порции пищи, ни на минуту не забывая об огромной подземной пещере, которая простиралась на многие километры за тонкими стенками нашего искусственного укрытия.
Как хочется уснуть поскорее.
День шестой. Тьма беспамятства поглотила мои мысли подобно тому, как тьма пещеры поглощала свет наших фонарей, и, очнувшись, я не вспомнил ни одного сновидения. Прошла минута — горячая, всклокоченная, полубессознательная, — а затем наступило холодное осознание безвыходности положения, и я содрогнулся. На то, чтобы пройти последние десять километров, понадобился целый день, включая пять часов тяжелого забытья под эластичными простынями. Сегодня придется поторопиться.
Этим утром Рэнди умудрилась выглядеть испуганной и решительной одновременно. Сегодня никакого любования друг другом — мы быстро оделись, упаковали груз и спустя считаные минуты после пробуждения уже сдували палатку. Позавтракали горстью сухарей — прямо в шлемах.
Я уложил палатку на грузовой поддон и, обернувшись, увидел, что Рэнди молча стоит у обрыва. В одной руке она держала катушку фулеренового каната, в другой — его конец, туго натянула его и кивнула. Я вспомнил, что у нас имеется пятьдесят километров этого троса.
— Рэнди, неужели ты думаешь…
Она обернулась и улыбнулась мне улыбкой паука, увидевшего муху. Да она такой и была.
— Абсурд! — только и ответил Нихил, когда Рэнди объяснила, что она придумала. Кэти, покорная и смущенная после вчерашнего потрясения, только некстати захихикала — коротко, испуганно.
И мы начали готовиться к самому длинному в истории спуску с тросом, надеясь преодолеть всю пещеру за один бросок. Нихил просверлил дыру в участке стены, казавшейся относительно монолитной, и прикрепил к ней катушку. Сэм, снабженный собственным двигателем, должен был дожидаться здесь, пока мы благополучно не достигнем цели, затем присоединиться к нам.
Рэнди натянула небольшой кусок троса между двумя крючьями и показала нам, как пользоваться им, чтобы не отлететь от стены в отсутствие тяготения. Мы легко приняли позы сидящих мух, согнув ноги, словно пружины.
— Реактивные пистолеты? — спросила Рэнди.
— Есть, — ответил Нихил.
— Ноги держатся?
Три «да».
— Трос держится?
— Да, — ответил Сэм.
Рэнди откашлялась.
— Тогда на счет три. Раз, два, три.
Мы прыгнули вперед и вниз, в направлении центра Миранды. Прошла секунда иррационального страха, и мы собрались с духом и принялись размышлять о чудесах теории относительности, сидя в свободном полете, а «потолок» пещеры летел мимо нас. Это было странное ощущение: закрыв глаза, я мог представить себе, что парю рядом с космической станцией. Но я открывал глаза, и в свете моего фонаря в нескольких десятках метров от меня проносилась зазубренная стенка пещеры. Я заметил, что она приблизилась.
Благоразумно подобрав провисший канат, Нихил, который разбирался в скалолазании, с помощью реактивного пистолета увеличил нашу скорость и направил нас слегка в сторону от потолка. Лес ледяных зубьев, искривленных, словно слоновьи бивни, тысячелетиями изменений гравитации, проносился мимо слишком близко, чтобы я мог чувствовать себя комфортно, а ничтожная сила тяжести и мягкие толчки реактивного пистолета направляли нас вниз, в центр пещеры.
Мы плыли. Ощущение веса пришло внезапно: ноги дергались где-то вверху, кровь прилила к голове, а слабина исчезла, и канат начал натягиваться. Рэнди, которая вращалась вверх ногами, по-прежнему держала радар направленным «вниз». Наверное, мы секунд двадцать провели в таком положении, и ноги наши тащило вверх все сильнее с каждым пройденным метром. А затем, на удивление неожиданно, стена пещеры, летевшая мимо нас, остановилась. Рэнди произнесла: «Все!» — и отпустила канат, и мы остались парить в пространстве всего в километре над полом пещеры.
Я включил фонарь поярче, чтобы рассмотреть степу пещеры, мелькавшую рядом с нами. Мы словно оказались внутри аметистовой жеоды: повсюду нагромождения остроконечных кристаллов лилового оттенка.
— Великолепно, — произнесла Кэти с фальшивым воодушевлением в голосе.
«Пытается наладить контакт с нами, хочет вернуться к нормальному общению после вчерашнего», — подумал я.
— Я бы сказал, сейчас самое время глядеть себе под ноги, — напомнил Нихил ей и всем нам. — Мы же не хотим снова все испортить, а?
Кэти не возразила, и я взглянул в ее сторону. Она повернулась к лесу кристаллов и, казалось, застыла. Выстрелив из реактивного пистолета, я оказался рядом с ней и, прикоснувшись к ее руке, привлек ее внимание. Она кивнула. Кристаллы были огромными, и я тоже удивился этому.
Я проверил дисплей своего шлема — инерционные датчики сообщали, что я нахожусь на глубине пятидесяти километров под поверхностью планеты, а ускорение свободного падения из-за слабой гравитации Миранды составляет менее семи сантиметров за секунду в квадрате. Если бы мы всего через три минуты долетели до покрытой зубьями поверхности в километре от нас, мы врезались бы в нее со скоростью одиннадцать метров в секунду. Я представил себе олимпийского чемпиона в беге на стометровую дистанцию, который на полном ходу врезается в кирпичную стену.
— Рэнди, мне кажется, мы слишком высоко. — Я пытался говорить ровным голосом. Обычно эта роль отводилась Сэму, но сейчас он был далеко.
И, словно в ответ, она выстрелила крюком с канатом в стену, которая понеслась мимо с волнующей скоростью.
— Развернитесь к стене ногами вперед, замрите, затем падайте снова, — велела она.
— Ногами к стене! — повторил Нихил, и канат начал натягиваться, давая обманчивое ощущение падения. В определенный момент качнуло к стене, а затем натяжение ослабло, и мы устремились по наклонной траектории прямо к лесу кристаллов. Пистолеты с крючьями занимают мало места, но им не сравниться с молотком.
— Никаких проблем, — сказал Нихил. — Мы делаем пару метров в секунду. Попробую еще раз.
Он выстрелил, а Рэнди ослабила свой трос.
В конце концов мы оказались у стены. Кэти выглядела напряженной и испуганной, но подогнула ноги, как нужно, и закрыла лицо руками, когда навстречу нам устремились гигантские кристаллы.
От наших прикосновений они рассыпались в пыль и даже не хрустнули, когда наши ботинки, сломав их, ткнулись в стену.
— Какого… — вырвалось у меня — я ожидал чего-то более жесткого.
— Осаждение, а не выступы? — предположила Рэнди, и вопросительная интонация явно предназначалась для Нихила.
— Именно. Иней, образовавшийся при низкой гравитации. А на вид не скажешь, правда?
— Ты, ты знал, да? — обвиняющим тоном воскликнула Кэти, голос ее прерывался.
— Подозревал, — ответил Нихил, и в голосе его не слышно было и следа эмоций, — но я чувствовал такое напряжение, как и вы все. На самом деле я был не совсем уверен, а?
— Всем привет, увидимся внизу, — окликнул нас Сэм, разрядив обстановку.
Трое из нас подняли головы, и в свете фонарей показался робот, падающий нам навстречу.
Стена, на которую мы приземлились, едва заметно изгибалась в направлении нижнего края пещеры, так что мы преодолели оставшееся расстояние стометровыми прыжками, при каждом гигантском шаге круша кристаллы, и получали какое-то вандалистское удовольствие от необходимости разрушения такой красоты. Догнав Сэма, мы смеялись.
— Здесь, — указал он одной из своих конечностей на сплошную стену, — находится еще одна большая пещера, она идет почти туда же, куда нам нужно. Кажется, что она уходит вниз наклонно, а не вертикально.
На дисплеях наших шлемов возникла модель, созданная с помощью его сейсмологических датчиков: множество помех, вдали вообще ничего не видно, но ход явно вел вниз.
Миновав пару ложных коридоров, мы обнаружили достаточно широкую щель, ведущую в новую галерею. Кэти, залезая в нее, содрогнулась.
Длина этой пещеры составляла всего три километра — мы видели противоположную стену. Мы выстрелили в ту сторону крюком и вскрикнули от радости, когда он вонзился в камень; теперь с помощью каната мы сможем преодолеть это расстояние за десять минут.
Кэти, приземляясь, сдвинула большой валун, и, покатившись на ледяные кристаллы, он породил звук — звон бьющихся льдинок.
— Эй, — воскликнул я, когда смысл происшедшего дошел до меня, — я слышал это!
— Здесь есть атмосфера, в основном метан и азот. Давление около десяти миллибар, температура — почти сто градусов по Кельвину, — ответил Сэм на мой безмолвный вопрос. Первоклассный робот этот Сэм.
И в эту минуту мне пришла в голову мысль: если мы все погибнем, Сэм может выбраться отсюда. Почти наверняка выберется. Так что кто-нибудь все-таки прочтет этот дневник.
Следующая пещера тоже вела вниз, как и та, что следовала за ней. Мы шли еще долго после того, как наступило время отдыха, почти засыпая на ходу. Теперь звук наших молотков порождал эхо, зловещее высокое эхо, разносящееся по пещерам, словно звон стального шарика, падающего на металлическую пластину.
Мы разбили лагерь всего в ста семидесяти километрах от центра Миранды, в восьмидесяти километрах от ее поверхности. Нихил сказал, что если расселина по-прежнему идет в этом направлении, по хорде, минуя центр, то мы уже преодолели более трети пути — значительно больше, чем рассчитывали. Когда я забивал в скалу крюк для веревки, чтобы закрепить палатку, Рэнди подошла ко мне и ухватила за локоть.
— Психическое напряжение; Кэти и Нихил, это опасно.
— Да уж. Но этому вряд ли поможешь, верно?
— А может быть, и можно помочь. Переночевать сегодня с Кэти. Пусть они побудут отдельно друг от друга. Небольшая передышка.
Я взглянул на Рэнди: она была серьезна. Говорят, что приливы и отливы поблизости от черной дыры могут быть смертельно опасны.
— Мальчики в одной палатке, девочки в другой?
— Нет. Я не могу дать Кэти то, что ей нужно.
— А почему ты думаешь, что я могу?
— Позаботься о ней. Заставь ее почувствовать себя человеком.
Если честно, то Кэти вела себя ничуть не лучше, чем Нихил. Хотя я снисходил до ее состояния, думая, что понимаю ее переживания, все же я смотрел на нее скорее как на помеху, чем на человека, о котором нужно заботиться. Просьбу Рэнди будет нелегко выполнить. К тому же у этого необычного обмена имелась и другая сторона.
— А ты? С Нихилом?
— Когда я училась в Стэнфорде, то как-то пропустила неделю занятий. Отправилась в Неваду, в один бордель. Любопытно. Хотела узнать, смогу ли я сделать это, если потребуется для выживания. Провела там четыре дня. Просто неплохой секс, ничего личного. — Она постучала по карману моего костюма, в котором хранилось устройство, записывающее все для моей будущей статьи, — Можешь воспользоваться этим, если мы выкарабкаемся. Секреты — лишняя головная боль. — Она пожала плечами. — Папа это сможет уладить.
— Рэнди…
Я понял, что, как это ни странно, от нее вполне можно ожидать подобного поступка. По-видимому, Рэнди все время восстает против комфорта, привычной жизни, действует на пределе возможностей, идет на риск, хочет доказать, что она может испытать все и все преодолеть. Но в отличие от какого-нибудь робкого технаря, который в свободное время сочиняет сексуальные триллеры, у Рэнди нет возможности облечь свои переживания в слова. Чтобы выразить себя, ей нужно испытать все самой.
— Рэнди, я могу понять, что Нихилу и Кэти нужно как-то помочь, но мне кажется — это слишком.
— Только один раз. Поверь мне. — Она улыбнулась и устроилась напротив меня. — Просто будь милым. Не волнуйся за себя. Пусть она задает тон. Может быть, нужно будет обнять ее, поцеловать, может быть, просто выслушать. Но как бы то ни было, подчинись. Всего одну ночь, ладно? Чтобы они не погубили друг друга. И нас.
Мне потребовалось около минуты, чтобы переварить эту идею. И еще одна мысль пришла мне в голову. Мы с Рэнди были свободны — даже не сожительствовали в обычном смысле слова, — но Нихил и Кэти…
— И какими словами ты собираешься предложить им это?
Рэнди испуганно покачала головой:
— Только не я!
Думаю, сегодня вечером мне не удастся закончить свои записи.
III
День седьмой. Прошлая ночь принесла разрядку. Нихил счел обмен занятной идеей, и на самом деле он явно испытал облегчение. Но Кэти… Когда нервное напряжение дошло до предела, она просто упала в мои объятия и разрыдалась, как ребенок. Я лежал рядом и слушал, а она говорила.
Она родилась на Марсе в семье богатого торговца и была интеллектуальной бунтовщицей, вступила в борьбу с авторитарным пасторальным движением, которое позднее дало начало Новой Реформации. В пятнадцать лет ее выгнали из школы за то, что она хвасталась, будто переспала с парнем. На самом деле это было не так, но «мне так были противны люди, которые говорили, что делать этого нельзя, что я всем стала рассказывать, что спала с ним».
Ее родители, оказавшись меж двух огней — с одной стороны, дочь, с другой — клиенты, разрешили проблему, отослав Кэти в космическую академию Международной Ассоциации Врачей на Венере L1. Там она познакомилась с Нихилом, который читал начальный курс палеонтологии. В двадцать два года она получила диплом врача и углубилась в исследовательскую работу в области археоиммунологии. Она снова встретилась с Нихилом на конференции по ископаемым следам болезней; он хотел уйти от полемики относительно внутреннего строения Миранды и при помощи антипротонного сканирования критиковал доказательства панспермии, обнаруженные в ядрах образцов с Тритона. Его статус изгоя привлек ее. Они начали встречаться.
Когда он внезапно стал знаменитостью, она отбросила осторожность и приняла его предложение. Но она обнаружила, что Нихил тщательно скрывает свои эмоции, а на месте чувства юмора в душе его зияет холодная, искусственная пустота. Кэти рассказала, что первая их словесная дуэль произошла во время медового месяца из-за ее купального костюма, состоявшего из одних трусиков, и с тех пор они продолжали перепалки в духе Вирджинии Вульф.
— Проклятый сухарь, напыщенный ублюдок, это его конек, — бормотала она в ту ночь, обвивая меня руками. — А здесь чем-то воняет, тебе не кажется?
И она заснула со слезами на глазах. Она была соблазнительна, привлекательна, и совесть не мучила меня.
Наутро, когда мы проснулись, обшаривая друг друга взглядами, я подумал: «А вдруг она ждет чего-то?» Возможно, мне следует во имя дружбы предложить себя? Но я решил не рисковать, боясь ошибиться, а она ничего не сказала — только улыбнулась. Так что, кроме этого быстрого взгляда, отношения наши остались исключительно дружескими.
Рэнди ничего не рассказывала о ночи с Нихилом; я и не ожидал от нее этого. Поговорив с Кэти, она горячо и надолго прижала меня к себе. Мы все были очень добры друг к другу, собираясь и начав свой путь по цепочке огромных пещер, двигаясь гигантскими шагами в условиях почти незаметной гравитации.
Этим утром Кэти раздала нам последние кальциевые таблетки. Через неделю или около того нам предстоит испытать обычные при низкой гравитации симптомы — ломкость костей и слабость. Мы не очень тревожились — если мы выживем, это можно будет вылечить.
К концу дня я не слишком устал, но мысли мои были поглощены загадкой чудесных кристаллов. Откуда они берутся? Или, скорее, откуда они взялись? Сэм и Нихил пришли к выводу, что имеющийся поток газов, удивительный по своей интенсивности, не проходит настолько близко, чтобы за несколько сотен миллионов лет, миновавших после разрушения Миранды, образовать эти кристаллические леса.
Теперь мы находились в ста пятидесяти километрах от поверхности, и Нихил сказал, что эти стены должны выдерживать давление более девяноста атмосфер, чтобы пещеры не обрушились. Неудивительно, что больших пещер встречается все меньше, а стены у них в основном силикатные, а не клатратные — каменные глыбы вместо грязного льда.
Прошлой ночью мне показалось, что я слышу, как они стонут тонкими голосами.
— Сейчас уже за полночь по универсальному времени, — объявила Кэти. Она, казалось, уже оправилась от своего приступа паники и была готова снова играть роль врача. Но в голосе ее слышался какой-то надлом. — Мне кажется, сейчас нам следует немного поспать.
Она сказала это, когда мы пропихивали наши вещи в очередную узкую щель между галереями расселины, которую Сэм нашел при помощи своего локатора, так что мы с Рэнди усмехнулись, подумав о невозможности выполнить ее пожелание прямо сейчас. Но в ее словах был смысл. Мы прошли половину пути сквозь Миранду за пять дней из двадцати — значительно быстрее, чем планировали.
Нихил, шедший впереди, воспринял ее слова как шутку и ответил:
— Да, дорогая, мне кажется, это очень хорошая мысль. Может быть, в следующей галерее.
— От вас, людей, было бы гораздо больше толку, если бы вы не нуждались в отдыхе, — заметил Сэм юмористическим тоном, который делал честь создателям его медицинского программного обеспечения.
Однако мне показалось, что этот фальшивый шовинизм робота не понравился Кэти.
— У нас, — возразил я, — в сердце нет ни миллиграмма антиводорода, который поддерживал бы наше существование.
— То, что ты завидуешь моему превосходству, — само по себе прекрасная черта, потому что это говорит о…
— Ах, Шива! — выкрикнул Нихил, возглавлявший колонну.
— Что там? — спросили мы трое почти в один голос.
— Гигантская. Гигантская пещера. Я… вам лучше взглянуть на это самим.
Присоединившись к нему, мы обнаружили, что он находится на уступе, нависающем над очередной пещерой. Сначала она не показалась особенно большой: в свете наших фонарей мы могли разглядеть противоположную сторону — просто еще один хрустальный собор. А затем я взглянул вниз — и увидел звезды. К счастью, после приключения в Пещере Рэнди я научился контролировать свои телодвижения. Я быстро уцепился за ближайший канат.
— Попробуйте выключить фонари, — предложил Нихил, когда мы снова высунулись из-за обрыва.
Звезды исчезли, мы снова включили свет, и они вернулись. Человеческий глаз не приспособлен для того, чтобы различать такие маленькие промежутки времени, так что, возможно, все это было лишь плодом моего воображения. Но все же мне показалось, что «звезды» загорелись вновь сразу после того, как вспыхнули фонари.
— Девяносто километров, — сказал Сэм.
— Девяносто километров? — в бешенстве воскликнул Нихил — спокойствие изменило ему. — Как это возможно? Клатрат не выдержит такого давления.
Рэнди пристегнулась, покопалась в моем багаже и вытащила геологический молоток. Она качнулась над обрывом, на котором мы стояли, пользуясь небольшой силой тяжести, дающей ускорение свободного падения в три с половиной сантиметра в секунду, и в ушах у меня прозвучал резкий звон, возможно донесшийся через ботинки.
— Железо и никель? — спросил Нихил.
— Угу. Думаю, да, — ответила Рэнди. — Там сплошные разломы, отсюда и дальше вниз.
— Может быть, именно из-за этого Миранда впервые раскололась, — предположила Кэти.
— Это чистый домысел, — возразил Нихил. — Друзья, нам нужно идти.
— Я знаю. Возьмем образцы, проанализируем потом, — сказала Рэнди. — Пора идти.
— Через пещеру или вниз? — спросил я.
Вопрос был непростой. По плану мы должны были следовать вдоль главного разлома, который, вероятно, продолжался на другой стороне. Путь вниз представлял собой свободный проход длиной девяносто километров, ведущий к самому центру маленькой планеты. Я вспомнил романы Жюля Верна.
— Нам необходимо выбраться из этих недр меньше чем через две недели, — напомнил нам Нихил. — Мы всегда можем вернуться.
— Центральный газовый резервуар, трубы, это связано, — пробормотала Рэнди.
Поразмыслив минуту, я все понял. Если мы двинемся вниз по этой трубе, то покинем хорду и будем приближаться к центру. Расселина идет вдоль хорды; Сэм установил это при помощи своих измерений. Но поскольку через нее не происходит утечка газов, она вряд ли может вывести нас на поверхность. Нужно найти еще один черный ход.
— О, разумеется, — сказал Нихил. — Все дороги ведут в Рим — и, что также верно, все они ведут прочь от Рима. Утечка газов, ветер из ядра — вот что соединило все эти пещеры и пробило коридоры, в которые мы можем протиснуться. Она хочет сказать, что наш самый верный шанс — это найти другую трубу, а это можно сделать только у ядра, верно?
— Угу, — подтвердила Рэнди.
Никто не произнес ни слова, и могу поклясться, что в тишине я услышал звук падающих капель, а затем — какой-то глухой стук, возможно, это был мой пульс. В любом случае, мертвой тишины верхних пещер как не бывало. Я рискнул еще раз наклониться над обрывом. Что находится там, внизу?
— У нас есть проблема, — вступила в разговор Кэти. — Ядовитый газ. Давление азота составляет почти одну двадцатую бара, а это больше, чем было когда-то на Марсе. Достаточно, чтобы нести с собой опасное количество пахучих соединений — не просто метана, но такой штуки, как циан. Я не знаю, заметил ли еще кто-нибудь из вас, но эта дрянь начинает конденсироваться на нашем снаряжении, и от этого пахнет в палатках. У ядра положение может ухудшиться, и я не знаю подходящего способа избавиться от загрязнения.
— Э, ракеты, — нарушила молчание Рэнди. — Ракеты Сэма. Наши реактивные пистолеты. Попробуем сперва их.
Так мы и сделали. Мы рассчитали, на каком расстоянии от сопел следует стоять и как долго — достаточно долго для того, чтобы весь осадок испарился с наших костюмов и снаряжения, но не настолько долго, чтобы повредить их, — и как часто это следует делать. У Сэма хватило бы топлива на сто двадцать подобных процедур — больше, чем могло понадобиться за оставшееся нам время. Кэти вызвалась быть первой, встала под струю, затем скрылась в палатке и, выйдя, объявила, что пахнет от нее нормально.
Мы решили двигаться к ядру.
Так близко к центру Миранды ускорение свободного падения составляло всего пять сантиметров на секунду в квадрате — примерно в триста раз меньше, чем на Земле. Пять тысячных от земной гравитации. Отпустите какую-нибудь вещь прямо перед собой, отвернитесь и сосчитайте до тысячи одного, затем взгляните на вещь снова: она упадет, может быть, на два пальца. Вы забываете о ней, занимаетесь чем-то другим и оглядываетесь через десять минут. Вещь исчезла. Она пролетела десять километров и движется в три раза быстрее, чем может бежать человек, — со скоростью тридцать метров в секунду. Если она еще не наткнулась на что-нибудь. Низкая гравитация, повторяю вам снова и снова, может быть опасна.
Это в вакууме, но мы были теперь не в вакууме. Даже распределив между собой груз, мы весили меньше десяти ньютонов — почти как литр водки там, в Польше, с тоской подумал я, — и каждый из нас имел площадь поверхности, равную площади небольшого воздушного змея. Нам повезет, если мы сможем падать со скоростью три метра в секунду в начале пути, а у дна мы будем парить, словно снежинки.
Почему-то я вспомнил о бабочках.
— А мы не можем сделать себе крылья? — спросил я.
— И в самом деле, крылья! — Нихил был настроен скептически.
— Крылья! — возбужденно воскликнула Кэти.
— Простыни, скобы для палаток, клейкая лента, канаты. Все сойдет, — предложила Рэнди.
— Мы об этом очень, очень пожалеем, — предупредил Нихил.
Четыре часа спустя мы были готовы и выглядели как существа из кошмара Бэтмена.
Рэнди полетела первой. Она с кажущимся безразличием оттолкнулась от обрыва и начала постепенно дрейфовать вниз. Закусив губу, я не без дрожи прыгнул за ней. За мной со стоическим видом последовал Нихил, следом — притихшая Кэти.
Через десять минут после прыжка я почувствовал, что позади меня образовалась зона пониженного давления и я почти могу планировать — или, по крайней мере, контролировать высоту. Поэкспериментировав, Рэнди обнаружила, что, взмахивая крыльями, словно бабочка, она может продвигаться вперед.
Через полчаса мы установили, что можем лететь со скоростью идущего человека, прилагая примерно столько же усилий. Вскоре мы и в самом деле планировали и научились при желании набирать высоту.
Проплыв в воздухе еще час, мы наткнулись на источник капающих звуков, которые я слышал вчера вечером. На стенках пещеры конденсировалась какая-то жидкость, образуя капли размером с шары для боулинга. Капли со временем отделялись от стены и, пролетев примерно километр, падали в лужу, образовавшуюся в трещине. Этот «водопад» на Миранде выглядел, как в замедленной съемке: здесь были капли и круги на воде, но все было гораздо большего размера и происходило в реальном времени.
— В основном этан, — сообщил нам Сэм.
Робот, более плотный и обтекаемый, чем мы, летел с постоянной скоростью и лавировал, время от времени включая заднюю ракету: он называл это «изредка пукнуть». Если я выберусь из этой переделки, надо будет побеседовать с создателями его программного обеспечения.
— Войчич, идите сюда, посмотрите на это! — окликнула меня Кэти, находившаяся у дальней стены трубы.
Я подгреб к ней, за мной Рэнди и Нихил.
— Хорошо, если это действительно важно, — заметил Нихил, напомнив нам о времени.
Я нуждался в подобном напоминании — меня заворожили капли, падавшие по несколько минут, и пруды, которые, казалось, непрерывно мерцали.
Кэти парила рядом со стеной, сохраняя неподвижность взмахами крыльев каждые три-четыре секунды. Когда мы присоединились к ней, она указала ногой на открытое пространство на стене. Примерно посредине торчал грязный предмет в форме буквы «Т» с дырками на концах перекладины.
— Это скальный крюк. Наверняка он.
Она не упомянула, что крюк был явно не наш.
— Сэм, можешь ты сказать, сколько ему лет?
— Он моложе, чем стена. А стена, похоже, является частью древней поверхности одного из фрагментов Миранды. Видите кратеры?
Теперь я тоже заметил их. Их было несколько — обычные небольшие кратеры, какие покрывают изрезанную трещинами корку любой небольшой планеты. Только между этими кратерами и поверхностью лежали двести километров скалы и клатрата. У меня возникло такое же неприятное чувство потери ориентации, какое посетило когда-то в детстве, когда я лазал по вершинам скал на северном краю Большого Каньона в Колорадо, на Земле, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, — и обнаружил в скале окаменевшие раковины.
— Крюк, — добавил Сэм, — моложе, чем кристаллы инея, потому что эту площадку вычистили, прежде чем воткнуть его.
И тут у меня в мозгу что-то щелкнуло. Все кристаллы, окружавшие чистую площадку, были почти метр в длину.
— Посмотрите на длину кристаллов вокруг! — воскликнул я, возбужденный своей догадкой. — Кто бы ни очистил это место, он должен был также убрать зародыши кристаллов. Но на самой границе чистой площадки он просто сломал их и оставил основания, на которых кристаллы выросли заново. Так что высота кристаллов на границе раздела поможет нам вычислить, сколько прошло времени.
— Но какова, по вашему мнению, скорость роста кристаллов? — спросил Нихил. — Этого мы не знаем, можно лишь сказать, что сейчас они растут медленно. Мне жаль говорить это, потому что я заинтересован не меньше остальных, но нам пора. Сэм все зарегистрировал. Если мы доберемся до поверхности, эту вещь исследуют другие экспедиции. Если нет — это не имеет значения. Так что, идем?
Не ожидая нашего согласия, Нихил отвернулся и, решительно взмахивая крыльями, направился к центру Миранды.
— Черт бы его побрал, — прошипела Кэти и, подлетев к крюку, вытянула одну руку и ухватилась за инопланетный предмет. Вцепившись в него покрепче обеими руками, она уперлась ногами в стену, из которой он торчал, и потянула. Как и следовало ожидать, крюк не поддался.
— Другие экспедиции. Мы вернемся, — сказала ей Рэнди.
Со вздохом Кэти оставила свои попытки и поплыла вниз, прочь от стены. Мы плыли рядом с ней, пока она не начала работать крыльями. Мы не сделали попытки догнать Нихила, который к этому времени опередил нас на километр.
В воздухе — теперь мы могли пользоваться этим словом — появился какой-то туман. Нихил, сигнал которого по-прежнему отображался на дисплее моего шлема, скрылся из виду. Для Сэма, оснащенного радаром, сонаром, фильтрами, обладающего большим диапазоном зрения, туман не был помехой, и он продолжал порхать от одной стены гигантской вертикальной пещеры к другой, собирая образцы. Потеряв из виду стены, мы собрались в центре. Невероятно, но, несмотря на увеличивающееся давление на стены, туннель расширялся.
— Эта штука смертельна, — заметила Кэти. — Всем следует убедиться, что в костюме поддерживается большее давление, чем снаружи, но не слишком большое, чтобы не возникло утечки; в этой среде кислород может загореться. Если бы подобный туннель существовал на Земле, экологическая служба уничтожила бы его.
Быстро проверив свой костюм, я убедился, что с ним все в порядке, но давление поддерживалось на таком уровне, что я дважды подумал бы, прежде чем пролететь мимо самого жалкого огонька. Наши костюмы были разработаны и созданы для вакуума, а не для защиты от химического оружия; мы и так пользовались ими не совсем по назначению.
— Этой пещере нужно дать имя, — сказала Рэнди. — Угу. Задача для поэта, как мне кажется.
Намек предназначался мне. Но самым лучшим, что я мог предложить, было «Дымоход Нихила». Я хотел увековечить имя первооткрывателя и слегка намекнуть на мрачное настроение, в котором он пребывал. Кэти, по крайней мере, засмеялась.
Смотреть было не на что, и я попросил Сэма показать трехмерную модель пещеры, которую тот любезно отправил на мой дисплей. На прозрачном щитке, закрывающем мое лицо, возникло трехмерное изображение Миранды в разрезе, и казалось, что оно плывет в нескольких метрах от меня. Наша пещера шла почти точно вдоль северного полюса Миранды, и, по-видимому, именно здесь столкнулись два огромных, изогнутых стокилометровых куска камня. Представьте себе две толстые деревянные ложки, сложенные вместе.
Куски эти состояли из твердого материала, подобно железо-никелевым и силикатным астероидам. Существует множество теорий относительно причин появления здесь этой породы; радиоактивность и имеющиеся напряжения вполне могли нагреть даже небольшие небесные тела, и состав их изменился; гравитационный хаос в молодой Солнечной системе должен был вышвырнуть наружу множество астероидов из главного пояса, некоторые могло занести в гравитационную яму Урана. А может быть, некое воздействие, благодаря которому Уран вращается почти «лежа на боку», вырвало из него небольшие куски, образовавшие ядра его лун.
Тело мое двигалось словно на автопилоте, взмахивая крыльями каждые десять секунд, чтобы не отстать от Рэнди, а сам я грезил, представляя себя астрогеологом, так что не заметил, как туман начал рассеиваться. Казалось, что облако тумана разделилось и укрыло обе стены коридора, оставив центр относительно чистым. Затем туман стал реже — и сквозь разрывы я увидел нечто вроде реки, бегущей… рядом? Вверху? Внизу?
— Рэнди, мне кажется, я вижу реку.
— Понятно, Войчич.
— Но как такое может быть? Как она может оставаться на одном месте?..
— Приливы.
— Да, — подтвердил Нихил. — Здесь ширина трубы составляет почти три километра. Одна сторона находится ближе к Урану, чем центр массы Миранды, и вращается вокруг большой планеты с меньшей скоростью. Предметы стремятся упасть внутрь, на эту сторону, словно с апоапсиды — точки, наиболее удаленной от центра вращения Миранды. Противоположная сторона дальше от Урана, движется с большей скоростью. Предметы, находящиеся там, стремятся наружу.
— Масса Миранды сейчас окружает нас, словно гравитационная эквипотенциальная яма, которая уравновешивает саму себя, так что здесь действуют только эти приливно-отливные силы. Они невелики — несколько тысячных от земной гравитации, — но этого достаточно, чтобы для жидкостей возникли «верх» и «низ». В какой-то степени это напоминает поверхность Титана, хотя здесь немного теплее и давление неизмеримо ниже.
— А это вода там, внизу? — спросила Кэти.
— Нет, — ответил Сэм. — Температура там всего двести градусов по Кельвину, это примерно на семьдесят градусов ниже температуры замерзания воды. Вода здесь была бы твердой, как камень.
На дне — или в конце — Дымохода Нихила мы обнаружили скалу высотой в три километра, имевшую свое собственное микроскопическое гравитационное поле. Согласно вычислениям, центр Миранды находился в ста тридцати метрах под нами. Довольно близко: мы практически ничего не весили. Сэм осветил для нас место, и мы разбили палатки. Очистка костюмов прошла немного нервно, но большая часть ядовитых газов скопилась на противоположной стороне границы приливов, а здесь воздух состоял почти исключительно из чистого холодного сухого азота.
Тем не менее устройство на ночлег затянулось до полуночи, и мы все сразу же улеглись спать.
Это был очень длинный день.
Прошлой ночью Нихил и Кэти забыли, что, хотя они и находятся в вакуумной палатке, палатка стоит теперь не в абсолютном вакууме. Слава богу, большая часть их разговора доносилась в виде приглушенного бормотания, но ранним утром восьмого дня мы услышали примерно следующее:
— …неблагодарная, высокомерная свинья…
— …у тебя выдержки не больше, чем у перегревшегося на солнце шимпанзе…
— …такой холодный и бесчувственный, что…
— …дурацкие развлечения, когда на карту поставлены наши жизни…
Рэнди открыла глаза и взглянула на меня почти в ужасе, затем резко придвинулась ко мне и сжала меня в объятиях. Может показаться странным, что эта стальная женщина, которая могла плевать в лицо самым могучим природным стихиям, содрогалась при ссоре, которая разрушала чужой брак, но раннее детство Рэнди было заполнено родительскими скандалами. Затем последовал развод, и, как я понял, шестилетнему ребенку он показался отвратительным, но никаких подробностей она мне не рассказывала.
Я кашлянул так громко, как только мог, и вскоре сердитые голоса стихли, сменившись далеким ревом порогов этановой реки.
Рэнди пробормотала что-то.
— А?
Неужели она хочет предложить очередную передышку?
— А мы не могли бы пожениться? Мы с тобой?
Она впервые заговорила на эту тему. Я вступил с ней в близкие отношения исключительно с целью организовать эту экспедицию и написать о ней статью и никогда, никогда прежде и намеком не давал ей понять, что имею виды на ее руку и состояние. Я был полностью уверен, что она это отлично знает.
— Э, Рэнди. Послушай, я не думаю, что нам стоит заводить речь об этом. Умирающие с голоду поэты, пытающиеся притворяться журналистами, не подходят к тем кругам, где ты вращаешься. А кроме того, — я кивнул в сторону соседней палатки, — после этого у меня нет настроения для подобных разговоров. Почему…
— Потому что ты так не делаешь, — перебила меня Рэнди. Это было необычно; она никогда не перебивала никого, разве что в экстренных случаях, — она была самым молчаливым человеком из всех, кого я знал.
«Хорошо», — подумал я. Наверное, это в своем роде экстренный случай. Я поцеловал ее в лоб и подавил смешок. Какой странной женой для поэта была бы она! Она сидела, борясь с собой, пытаясь облечь какие-то мысли в слова.
— Почему… Потому что мы занимаемся сексом, работаем вместе, ищем приключений, и об этом не страшно вспомнить, мы не ссоримся.
У моих родителей случались, как это обычно бывает, и ссоры, и разногласия, но они очень редко повышали голос. После громкого спора Рэев у Рэнди, видимо, открылись какие-то старые раны. Я обнял ее и утешил, как мог. Но в конце концов любопытство взяло надо мной верх.
— Твои родители ссорились?
— Папа не ходил на вечеринки. Не любил всей этой толчеи. Не любил маминых друзей. Но у него были деньги. — Рэнди взглянула мне в глаза с выражением одновременно гневным и умоляющим. — Ну вот. Она захотела убить его. Наняла кого-то.
Я никогда не слышал ничего подобного, а ведь любое событие из жизни папы Гейлорда Лотати стало бы крупной сенсацией.
— Что?
— Кто-то из маминых знакомых знал кого-то. Но этот парень оказался растяпой. Легкое ранение в грудь. Частный врач. Частный детектив. Все в тайне. Денежная компенсация. Развод по взаимному согласию. Мне было шесть. Я тогда знала лишь, что папа неделю провел в больнице. А потом мама просто не вернулась из путешествия. Приехал грузовик и увез… увез кое-какие вещи. Один из грузчиков играл со мной в мяч. Приехал другой грузовик, и мы переселились в дом поменьше. И больше не было криков, никогда, и маму я тоже больше не видела. Так что теперь ты знаешь. Когда ты обнимаешь меня, я забываю обо всем этом. Я чувствую себя в безопасности, и я хочу всегда чувствовать себя так.
Что полагается отвечать на это в ледяном углеводородном аду? Я просто нежно качал ее, уставившись в стенку палатки, словно надеясь прочесть там ответ.
— Послушай, я люблю тебя, действительно люблю, — наконец сказал я ей. — Но мне нужно найти свои собственные «потому что». Иначе это будет неравный брак. — Я ухмыльнулся. — Мы должны быть скорее похожи на Плутон и Харон, чем на Уран и Миранду.
— А кто из нас будет Плутоном, и кто — Хароном? — шаловливо спросила она, глаза ее сверкали сквозь выступившие слезы, и она обняла меня.
Из черной дыры убежать невозможно, и когда я упал на ее горизонт событий и мы слились в одно существо, вопрос о том, кто Плутон, а кто — Харон, для всей вселенной уже ничего не значил. Как и то, слышал ли нас кто-нибудь.
Мы вернулись в реальный мир, к поискам запасного выхода, с опозданием; Кэти и Нихил почти закончили укладывать свой груз, когда мы спустили палатку и вышли. Мы все смотрели друг на друга с некоторым смущением. Нихил положил руку на плечо жене.
— Простите. Просто большое напряжение, все уладится. — Он махнул на камни Миранды, окружающие нас. — Ну что, сделаем новый бросок?
— Есть какие-нибудь соображения насчет того, где искать? — спросил я.
— Выход этана? — предположила Рэнди.
«Да, — подумал я, — эти реки должны куда-то течь». Однако я надеялся, что удастся избежать плавания по ним.
Сэм объявил:
— На другой стороне этой сидерофильной конкреции есть большая пещера.
— Этой чего? — вздрогнула Кэти.
— Этой треклятой трехкилометровой железо-никелевой скалы, на которой ты стоишь, — фыркнул Нихил, прежде чем Сэм успел ответить, потом спохватился и неловко добавил: — Дорогая.
Она коротко кивнула.
Рэнди сделала пару пробных шагов по валуну, скорее, как мне показалось, чтобы унять раздражение, чем сомневаясь в словах Сэма.
— Отверстий здесь нет. Лучше проверить края, — предложила она.
Все согласились.
После пятичасовых поисков стало ясно, что единственный выход лежит по течению этановых рек.
— Вы меня простите, но сейчас я жалею, что не настоял на пути вдоль расселины, — сказал Нихил.
Кэти была поблизости, и я похлопал ее по руке. Она пожала плечами.
Нужно было решать, куда идти — направо или налево, и оставалось только бросить жребий. На каждой стороне от границы зоны приливных сил текла своя этановая река, и обе они исчезали в пещерах. Сэм снова и снова прощупывал стены вокруг этановых озер в конце Дымохода Нихила. Оказалось, что внутреннее озеро, расположенное ближе к Урану, впадало в пещеру длиной пять километров на противоположной стороне Скалы Кэти, как мы назвали центральный утес. Другое тянулось на семь километров, прежде чем достичь достаточно большого отверстия, но это отверстие, по-видимому, вело в направлении расселины. На этот раз никто и не подумал спорить с Нихилом.
Теперь, когда вопрос о маршруте был решен, оставалось придумать, как преодолеть его.
— Все просто, — заявила Кэти. — Сэм протянет через реку веревку, затем мы все заберемся в палатку, и он потащит нас.
— К сожалению, я не могу находиться в среде этана такое продолжительное время, — возразил Сэм. — А вам в любом случае понадобится мой источник энергии, чтобы продолжить путешествие.
— Кэти, — спросила Рэнди, — этан, гм, насколько это плохо?
— Нельзя вдыхать его — он сожжет тебе легкие.
— Внутри костюма давление.
— Но кое-что может просочиться сквозь поры в ткани костюма.
Она была права. Если влага и газы с поверхности кожи могут постепенно просачиваться наружу сквозь поры костюма, то этан, скорее всего, может проникнуть внутрь.
Рэнди кивнула.
— А если заблокировать поры в костюме?
Когда я понял, что она предлагает, у меня вырвалось громкое: «Что?» Мы можем носить эти костюмы потому, что они позволяют коже дышать — пот и газы медленно проникают сквозь набухающую пористую ткань. Если этот процесс прекратить, последствия будут очень неприятными, если не смертельными. Но Кэти Рэй, доктора медицины, казалось, это не беспокоило. Видимо, какое-то короткое время подобное можно было вынести.
— Большие молекулы. У тебя есть что-нибудь, Кэти?
— У меня есть пленка для заклеивания ожогов и ссадин, полуинтеллектуальное волокно. Называется «Экзодерм», знаешь такое, Сэм?
— Покрытие «Экзодерм» не пройдет сквозь поры ткани. Но у него есть свои собственные поры, как у костюма, и через некоторое время оно начнет пропускать этан. Несколько тысяч молекул в секунду на квадратный метр.
Рэнди пожала плечами:
— А если заклеить поры костюма, то он не сможет просочиться. Слишком мало, не стоит беспокоиться.
— Я пойду с тобой, — заявил я, удивляясь сам себе.
Рэнди покачала головой:
— Ты попробуешь пробраться через внешний проход, если у меня сейчас ничего не выйдет. Давай сюда эту дрянь, Кэти.
Кэти открыла грузовой поддон и достала баллончик. Я начал распаковывать вакуумную палатку.
— В палатке это будет нелегко сделать, — предупредила Кэти.
Ничего. Ты готова? — спросила Рэнди.
Кэти кивнула и пустила пробную струю ей на руку. Какое то время рука выглядела так, словно ее облепили сахарной ватой, но вата быстро опала и превратилась в плоскую блестящую кляксу. Кэти оторвала кляксу от рукава и осмотрела ее.
— Работает как надо. Теперь тебе следует раздеться.
Рэнди вместо ответа учащенно задышала, и, прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, спустила давление в костюме, ловко сняла шлем, распечатала застежки костюма и уже парила перед нами обнаженной.
Кэти, к ее чести, не поддалась потрясению.
— Только выдыхай, не вдыхай, как бы сильно тебе ни хотелось, — велела она Рэнди и начала опрыскивать ей спину, пока Рэнди еще снимала ботинки.
Меньше чем через минуту Рэнди уже была покрыта жирной серой пленкой. Спокойными, точными движениями Рэнди натянула костюм поверх липкой штуки, запечатала его, проверила и надела шлем. На все это ушло менее трех минут. Нихил не мог вымолвить ни слова, я чувствовал себя немногим лучше.
— С тобой все в порядке? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
Рэнди пожала плечами.
— Одна десятая атмосферы, нет ветра, влаги, конвекции, воздух немного пощипывает. Кожу стягивает. Ничего — ожоги можно вылечить. Могу задержать дыхание на пять минут.
— Ты… тебе лучше поторопиться, — сказала Кэти, с усилием сохраняя профессиональный тон. — Этан не может проникнуть внутрь, но твоя кожа не дышит.
Рэнди кивнула:
— Катушку троса. Крюк.
Я взял себя в руки и нашел все эти вещи в мешке, где Кэти хранила «Экзодерм». Рэнди пристегнула свободный конец троса к поясу, сняла, дважды проверила застежку и снова пристегнула.
— Дерну три раза, договорились? Жду пять минут, пока вы соберетесь, затем начинаю тянуть. Ясно?
Мы кивнули. Тогда она ухватилась за мой шлем и притянула его к своему.
— Я сделаю это. А если нет, не ставь меня в неудобное положение, хорошо?
Я сжал ее руку при этом непривычном прощании. Рэнди отстегнула крепления на ботинках, схватила реактивный пистолет и, выстрелив, полетела к берегу этанового озера, находившегося в полутора километрах от нас.
Мне пришло в голову: а почему бы не встроить оптиковолоконный шнур в трос и использовать его не только для перетаскивания, лазанья, прыжков, но и для связи? Но наши тросы были самыми обыкновенными, и мы потеряли радиоконтакт с Рэнди вскоре после того, как она бросилась в озеро. Трос продолжал подергиваться, но, напомнил себе я, это потому, что ее тело покачивает течение. Я гадал, был ли когда-то трос привязан к чужому крюку, который мы обнаружили наверху, и долго ли он висел там.
Надеясь на успех, мы приготовились к «подводному» путешествию в этане. Вытащили палатки, герметично упаковали грузовые мешки. Я открыл еще одну катушку троса и привязал ее к блоку, укрепленному на Скале Кэти; просто на всякий случай, если придется возвращаться сюда.
— Думаю, это вряд ли понадобится, — заметил Нихил, — но мы будем благодарны, если трос пригодится. Вы становитесь настоящим профессионалом, мистер Бубка.
— Спасибо.
Я не отрываясь смотрел на катушку, борясь с иррациональным желанием смотать ее.
Кэти подхватила багаж и подтащила его ближе к берегу. Там ориентация гравитационного поля менялась, и женщина теперь стояла под прямым углом ко мне и Нихилу. Она уселась там, глядя на озеро, в котором скрылась Рэнди.
Я стоял и теребил свой блок.
Нихил подошел ко мне.
— Знаете, я не думаю о себе как о бенгальце, — ни с того ни с сего начал он. — Когда мне было десять, моих родителей вышвырнули из Бангладеш. Думаю, дело было в политике, хотя подробностей я так и не понял. Как бы то ни было, я учился в Австралии и Кембридже, а докторскую степень получил в Джовис Толусе.
Я все это знал, но ответил, чтобы поддержать разговор:
— Там придерживаются доктрины Новой Реформации, верно?
— Официально они не поддерживают секты, это государственное учреждение, как вам известно. Совет, может быть, и склоняется к этому, но влияние Реформации неявно. А кроме того, нет реформатской геологии, если вы, конечно, не раскапываете «Лицо на Марсе». — Нихил снисходительно махнул рукой. — Так что, как видите, я жил в двух мирах: холодном, дисциплинированном, глубокомысленном британском академическом мире и в эклектичной, шумной, суеверной бенгальской теплице.
Было ясно, какой мир он предпочитал. Но я решил найти щель в его броне.
— Значит, вы последователь Аристотеля?
— Не буду возражать против такого определения, но дело этим не ограничивается.
— Тогда вас привлекает идея золотой середины, избегания крайностей.
— Именно.
— Хорошо, Нихил. Но подумайте, ведь и в пределах рационального мира непредсказуемые вещи могут быть полезны. Предохранительный клапан для требований эволюции. Быстрый способ коммуникации и обмена мыслями. Творчество, искусство. Мотивы для добрых дел, сочувствие, сострадание.
— Возможно. — Он холодно улыбнулся. — Я не робот. Эти вещи… — слово «вещи» он произнес с явным отвращением, — …присущи мне, как и любому другому. Но я стараюсь удержаться от необдуманных поступков, слушать и анализировать шум внутри себя, прежде чем реагировать. И я нравлюсь себе таким.
— А как насчет Кэти?
Не успев произнести эти слова, я уже пожалел о них, но Нихил лишь покачал головой.
— Кэти не знает ничего иного. Я вырос в мире, где жизнь мучительна и ценится дешево, там это обычное явление. Я был в Дум-Думе, я видел страшные вещи… но эти вещи, несмотря ни на что, странным образом привлекали меня. — В его немигающих карих глазах застыло непонятное выражение — возможно, из-за щита взрослых софизмов на меня глядел семилетний мальчик. Но защищает ли этот щит его от нас, или нас от него? Какую ночь провели они с Рэнди?
— Так что, — продолжал он, — Кэти никогда не испытает подобного, пока я держу себя в руках. Она слишком много для меня значит, я ей очень обязан. — Он покачал головой. — Если бы только она не просила меня о том, чего я не могу ей дать… Но это между нами, ладно?
Не знаю, что я на это ответил бы, но в этот момент Сэм сообщил, что канат перестал разматываться, и я быстро кивнул Нихилу, а затем мы полетели «вниз» к берегу этановой реки ждать трех рывков — сигнала к отправлению.
Но канат был неподвижен. Мы потянули за него. Он провис. И мы снова ждали, не желая осмысливать произошедшее. Я делаю записи в дневнике, пытаясь не думать о настоящем.
IV
День заканчивался, когда я наконец попросил Кэти приготовиться к обработке меня «Экзодермой». Возражений не последовало: мы, наверное, и так ждали дольше, чем должны были. «Не ставь меня в неудобное положение», — сказала Рэнди. Я мрачно решил спрятать подальше свое горе и не ставить ее в неудобное положение. Я помнил, что такова судьба многих пропавших экспедиций — терпеть неудачи, одну за другой. Черт возьми, мне будет не хватать ее.
Согласно плану сейчас нужно было исследовать другой проход, но мы молча отказались от этого; я собирался отправиться вслед за Рэнди, на тот случай, если ее еще можно спасти. Чтобы не сдаваться, я нуждался в этой последней надежде.
Но, конечно, по закону Мерфи, когда я стоял, замерзая, в этаново-азотной реке, покрытый гадостью, трос Рэнди натянулся. Три раза. Кэти и Нихил помогли мне выбраться на берег. Меня сильно трясло, от облегчения я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Нам пришлось изо всех сил торопиться, размещая Сэма, Кэти и Нихила в ненадутой палатке. Поскольку я мог войти в реку, а Рэнди, по-видимому, осталась жива после такого погружения, мне следовало оставаться снаружи и следить за тем, чтобы палатка во что-нибудь не врезалась. Я как раз проверял изоляцию во второй раз, когда Рэнди снова начала дергать за трос. По какой-то милости небес я не забыл прикрепить канат, который оставил на скале, к багажному мешку, и мы погрузились в этановое озеро.
Там было холодно — словно голышом ныряешь в Берингово море. Вокруг меня кипел этан, и пространство между моим герметичным костюмом и верхним комбинезоном заполнилось слоем этановой пены. Окруженный этой пеной и блестящей изоляцией, мой костюм сохранял внутри терпимую температуру, когда снаружи было что-то около девяноста двух градусов по Кельвину. Пока мы плыли, я дрожал и намеренно напрягал и расслаблял все мышцы, какие только мог вспомнить.
Смотреть было не на что, коридор был широким — его выточила река, текущая здесь миллионы лет. В свете фонаря я различал вокруг пузырящиеся водовороты, а дальше простиралась тьма.
Канат вел нас — вверх? вниз? — внутрь коридора, прочь от реки. Я ухватился за него и без труда пошел вдоль, словно спускался на веревке в мире с низкой гравитацией. Палатку с моими спутниками и наш багаж, таким образом, не пришлось волочить по твердой поверхности.
Время на дисплее указывало на то, что мы провели «под водой» час.
Завернув за угол, мы оказались в намного более узком проходе. Я был настолько поглощен огибанием разных препятствий, что забыл о холоде. Но я заметил, что кожу начинает пощипывать. Затем впереди мелькнул свет. Может быть, мне показалось?
Нет. Скорее, чем я ожидал, вспышка повторилась, осветив окруженную пеной дыру в жидкости вверху, над нами. Затем мы всплыли на кипящую поверхность, и Рэнди, взмахнув рукой, подтащила нас к берегу.
Я выбрался из потока, оттолкнувшись ногами и руками, и очутился в ее объятиях. Наверное, прошло не меньше минуты, прежде чем я вспомнил об остальных, запертых в палатке-субмарине.
— В конце главного коридора нет твердого участка. Я оказалась в кипящем море, полном пены и пузырей, и ничего не видела вокруг. Даже потолка. Пришлось возвращаться и плыть в обход. — Она задрожала. — Мне нужно в палатку, быстро.
Но из-за процедуры очистки нам не удалось разбить палатки быстро, и, когда мы наконец снова оказались в своих коконах, было уже три часа по универсальному времени. Рэнди стонала, дрожала и почти потеряла сознание. Когда я стянул с нее костюм, «Экзодерм» отвалился, и показалась ярко-красная воспаленная кожа, только пальцы рук и ног были страшного желто-черного цвета. Я включил медицинскую установку и позвал Кэти, которая назначила общую регенерацию тканей, стимулятор и велела получше заизолировать палатку.
К пяти часам Рэнди уснула, дыхание восстановилось, краснота немного спала. Кэти заглянула и предложила присмотреть за аппаратурой, чтобы я мог поспать.
Засыпая, я задавал себе вопрос: а смог бы я сделать это, если бы на карту были поставлены наши жизни?
Десятый день был коротким. Мы были утомлены до предела и отправились в путь только в три часа дня. Рэнди выглядела ужасно, особенно руки и ноги, но натянула запасной костюм без единой жалобы. Должно быть, она прочла мои мысли по лицу, потому что во взгляде ее светился вызов.
— Я пойду впереди, моя очередь.
Но Кэти, ожидавшая нас, снова надула палатку и увела Рэнди обратно. Мы с Нихилом пожали плечами и занялись упаковкой других вещей. Когда женщины вышли, Кэти заявила очень решительно, что Рэнди необходим покой и неподвижность.
Рэнди возражала:
— Я пойду… Это мой долг.
Моя очередь.
— Настало время дать шанс кому-то другому, Рэнди. Например, мне. А кроме того, если ты навредишь себе еще больше, ты станешь нам обузой.
Рэнди покачала головой:
— Согласна. Но я не знаю, что делать. Я не хочу… не хочу быть грузом.
— Я бы не стал называть это «быть грузом», — фыркнул Нихил. — Вынужденный отдых по предписанию врача. А теперь, если вы хотите быть профессионалом, а не избалованной дочкой своего папочки, вы взбодритесь, последуете медицинским указаниям и перестанете тратить время.
— Нихил, дорогой, — прорычала Кэти, — заткни свой проклятый рот и не нервируй мою пациентку.
«Нихил был прав, черт бы его побрал», — подумал я, но готов был ударить его за то, как он выражался.
— Очень хорошо, — спокойно ответил Нихил, не обращая внимания на эмоции жены, — мне жаль, что я перешел на личности, Рэнди, но тема не закрыта. Прошу вас, не упрямьтесь.
Рэнди, не встретив ни у кого поддержки, пришлось сдаться. Она позволила нам примотать себя к носилкам, наспех сооруженным из тех же креплений для палаток, простыней и ленты, которыми мы воспользовались раньше, чтобы сделать крылья.
Закончив, Нихил обернулся ко мне:
— Вы что-то говорили о том, чтобы идти первым?
К счастью, нам предстояло пройти нечто вроде Дымохода Нихила, только уменьшенного в три раза. Это была не одна труба, а цепь вертикальных пещер, немного отклоняющихся от прямой линии. Сэм летел впереди с прицепленным канатом и тащил нас всех. Короткие проходы между пещерами представляли собой типичные широкие трещины с низкими потолками, и я шел сквозь них без большого труда, хотя меня удивило, сколько камня и льда нужно отколоть, чтобы расчистить путь. В костюме это было нелегко, и мое уважение к Нихилу и Рэнди сильно возросло.
В конце последней пещеры проход поворачивал на север, постепенно сужаясь в виде воронки. Мы слышали, как вокруг воет ветер. Неподалеку находилась большая горизонтальная пещера, сухая, но полная кристаллов. Расселина была хорошо видна — трещина в потолке. Но это мы оставили на завтра.
Концентрация этана значительно снизилась, и мы отказались от очистки, и, прежде чем разойтись по палаткам, поздравили себя с тем, что оставили позади шестьдесят процентов пути меньше чем за половину расчетного времени.
Когда мы ложились, Рэнди сказала, что снова чувствует пальцы ног и рук. Из этого следует, что, требуя пустить ее вперед сегодня утром, она их не чувствовала.
Она спит спокойно, сейчас только полночь, и мне предстоит впервые за долгое время хорошо выспаться.
Слава богу, одиннадцатый день закончился, мы измучены и пережили горькое разочарование.
День начался с открытия, которое при других обстоятельствах оправдывало бы всю нашу экспедицию: мумифицированные останки инопланетян, предположительно тех самых, что оставили странный крюк. Там было два больших тела и одно маленькое, они лежали навзничь на полу пещеры, на какой-то куче — должно быть, это были их костюмы. Может быть, у них кончилась пища и воздух и они завершили свой путь здесь? Или они умерли по какой-то другой причине и были похоронены собратьями, которых мы, возможно, найдем где-то в другом месте?
Это были двуногие существа, с четырьмя руками, выше нас и, вероятно, легче, хотя по мумии об этом судить трудно. Верхние руки у них были намного крупнее и сильнее нижних, а лицами они напомнили мне панд. Насколько я мог припомнить, они не принадлежали ни к одной из пяти известных рас, населяющих Вселенную, так что при других обстоятельствах подобное открытие стало бы важным событием. Но сейчас эта загадка вызвала у меня лишь смутное раздражение. Либо мое любопытство еще не пробудилось, либо я оставил его где-то позади, в одной из хрустальных пещер.
— Сколько им лет? — спросила Кэти у Сэма, понизив голос. Она, по крайней мере, была заинтригована.
— Если принять за постоянную величину теперешнюю скорость оседания пыли, то им примерно двести тридцать тысяч лет, плюс-минус десять тысяч.
— Они не оставили никакого снаряжения, кроме костюмов, — заметил Нихил. — Из этого, по моему мнению, следует, что эта пещера — не конец пути, если, конечно, у нас, есть силы идти дальше. Сфотографировал, Сэм? Отлично. Идем?
Мы повернулись к Нихилу, оставив трупы.
— Отдушина, — сказал он, подняв голову, — вероятно, находится там, вверху.
— Я легко могу допрыгнуть до этой расщелины, — предложил Сэм. — А потом вытащу вас отсюда.
Мы продолжили путь, но Миранда обманула нас.
Оказавшись в верхних пещерах, мы поняли, что в том направлении, где, согласно сейсмологическим данным Сэма и нашим собственным глазам, находилась расселина, нет утечки газа. Но мы все же решили испытать судьбу, однако проход быстро сузился, и двигаться стало ужасно тяжело. Пройдя три километра, мы обнаружили, что коридор наглухо завален, и вынуждены были вернуться обратно, в пещеру. Другая трещина в потолке также вела в тупик.
— Сильные толчки, — объяснил Нихил. — Должно быть, расселина закрылась в этом месте — ну, скажем, сто миллионов лет назад, если судить но отложениям пыли.
Итак, в то время, когда на Земле хозяйничали динозавры, Миранда запутала свой лабиринт — без сомнения, с намерением расстроить нашу предполагаемую экспедицию.
В конце концов Сэм отыскал направление утечки газа. Поток устремлялся обратно, на север.
— Сим крещу эту пещеру Пещерой Тупиков, — объявил я, когда мы уходили, и, надеюсь, мне удалось придать голосу юмористическое выражение.
К моему удивлению, Нихил, да благословит его Бог, ответил на это коротким «Ха!».
Рэнди не захотела сегодня оставаться в стороне и, чтобы облегчить задачу Нихилу, вызвалась идти первой. Но вскоре она утомилась — так сказала Кэти, наблюдавшая за ней. Я принял у нее эстафету и повел отряд дальше.
Пол плавно понижался, а сам коридор был достаточно широким, и нам не пришлось тратить много времени на обтесывание препятствий, так что мы развили неплохую скорость, подтаскивая себя на канате, укрепленном на каком-нибудь выступе, или просто скользя вниз. Мы устроили вечерний привал в тесной пещерке диаметром в десять метров и расправились с дневной порцией крекеров, настояв, чтобы Рэнди съела двойное количество. Никто не заговорил о том, чтобы разбить лагерь, и это означало молчаливое согласие на еще один вечер лазанья и скольжения.
— Скоро, — сообщил Сэм, демонстрируя свою карту на экранах наших шлемов, — мы пройдем очень близко от верхнего конца Дымохода Нихила.
Никто ничего не сказал, но мы понимали, что возвращаемся назад, теряя время.
Показалась последняя горизонтальная пещера, и поток воздуха был направлен в сторону оси вращения планеты. Мы без труда догадались, что это означает, но отложили принятие решения до утра. Когда-то я читал классический роман одного древнего писателя по имени Вэнс, где описывался вымышленный мир. В этом мире был принят такой способ самоубийства: человек входил в лабиринт и бродил там кругами, пока не погибал от голодной смерти. Там люди гибли оттого, что забывали, где находится выход. А мы даже не знали, существует ли этот выход.
Итак, утро двенадцатого дня застало нас снова в начале Дымохода Нихила, на уступе, похожем на другой, в километре отсюда, с которого мы впервые увидели эту пещеру. Мы говорили мало, отлично понимая, сколько времени мы потратили зря и как мало его осталось. Нам все еще предстояло преодолеть значительную часть пути сквозь Миранду, а из отпущенного нам времени прошло больше половины.
Сэм снова обошел потолок Дымохода Нихила в поисках других отдушин. Но их не было. Нашей единственной надеждой оставался путь вниз.
— Что лучше, — спросил я, — попробовать пойти вдоль внутренней реки или по другому ответвлению реки Рэнди и попытаться переплыть Кипящее море?
Хотя мы весили менее трех ньютонов, Нихил растянулся на уступе и задумался. Несмотря на то что по радио до меня доносился его голос, неподвижное тело по какой-то жуткой ассоциации напомнило мне об останках инопланетян из Пещеры Тупиков.
— Кипящее море, — сказал он. — Туда попадает основная масса жидкости из реки, так что оно должно иметь выход на поверхность. Очевидно, оно находится в пещере, а в пещере есть крыша. Может быть, нам удастся забросить туда крюк — наугад.
Но я подумал о Дымоходе Нихила — в подобных местах расстояния слишком велики, и выстрелом наугад не обойдешься.
— Может быть, Сэм сможет долететь до потолка, — предложил я. — Если мы защитим его, когда доберемся до Кипящего моря, то он, возможно, выдержит кратковременный контакт с этаном. Оказавшись на потолке, он вытащит наверх нас всех.
Кэти кивнула и швырнула камень в Дымоход Нихила, и он на наших глазах довольно быстро скрылся из виду. «Плотная порода, и камень тяжелый», — подумал я. Оказалось, эта мысль пришла в голову не только мне.
— Смотрите, что у меня здесь, — позвала нас Рэнди.
«Что» оказалось массивным валуном диаметром, наверное, метра два. Рэнди легко катила его, несмотря на то что весил он не меньше пяти-шести тонн.
— Бьюсь об заклад, это не будет парить, как снежинка, — сказала она и забила в него крюк.
Даже при такой низкой гравитации нам пришлось действовать вдвоем, чтобы перекатить его через обрыв.
Двумя часами позже, находясь примерно в километре над Скалой Кэти, мы прыгнули вслед за валуном и увидели, как он упал. Он ударился об пол пещеры с глухим стуком, породившим эхо, раскололся на тысячу кусков, большая часть которых разлетелась во все стороны и вонзилась в стены пещеры. Вскоре мы достигли постоянной скорости и поплыли, словно перышки, в клубах пыли к тому месту, которое покинули три дня назад.
Кэти решила, что Рэнди не в состоянии перенести еще одно «купание», и считала, что мне также не стоит этого делать. У меня действительно осталось несколько красных пятен на коже, хотя я провел в среде этана несравненно меньше времени, чем Рэнди. Мы посмотрели на Нихила, и он нахмурился.
Кэти покачала головой.
— Думаю, сейчас моя очередь. — Но голос ее дрожал. — Я хорошо плаваю, а Нихилу, наверное, несколько лет не доводилось этого делать. Обрызгаете меня, Войчич. Не нужно покрывать каждый кусочек тела, волокна сами заполнят пустоты, но убедитесь, что вы нанесли достаточно пены. Обрызгивайте непрерывно по меньшей мере пятнадцать секунд. Рэнди, я не могу удерживать дыхание так же долго, как ты. Тебе придется помочь мне быстро надеть костюм.
Когда все было приготовлено, она несколько раз глубоко вздохнула, выпустила воздух из шлема и разделась почти так же быстро, как прежде Рэнди. «Неужели это та самая женщина, которая в панике рыдала, застряв в расщелине всего неделю назад», — думал я. Вся операция заняла меньше двух минут.
Блок, оставленный мной, еще действовал, но с его помощью мы могли добраться лишь до ответвления коридора, который вел в Пещеру Тупиков. Начиная с этого места Кэти придется тащить нас.
Не очень-то приятно было просидеть более часа в непрозрачной, ненадутой палатке, в то время как тебя тащат и бьют обо что-то, а сам ты совершенно ничего не можешь предпринять. Когда Сэм с помощью лебедки поднял нас к потолку пещеры Кипящего моря и мы снова обрели крошечный вес, я почувствовал огромное облегчение.
Рэнди, Нихил и я выползли из палатки с кряхтением, но обрадованные, и оказались на полу пещеры, которую Сэм обнаружил в двухстах ярдах от центра куполообразного потолка. Пол уходил вниз, но не очень сильно, а в отсутствие сколько-нибудь заметной силы тяжести это не имело значения. Я помог Нихилу укрепить палатку, и вскоре ее уже можно было герметизировать. Сэм перезарядил батареи грузовых поддонов, а Рэнди прикрепила к стене фонарь. Кэти скрылась, чтобы счистить с себя «Экзодерм», а мы занялись установкой другой палатки.
Закончив работу, мы вытянулись и стали молча парить в нашей маленькой комнате.
Я выглянул из пещеры; включив фонарь, я мог разглядеть лишь белое озеро внизу и лес желтых и белых сталактитов на потолке — многие из них достигали сотен футов в длину. Дальняя стена — по данным радара Сэма, до нее было всего два километра — скрывалась в тумане.
Затем я заметил кое-что еще. Например, то, что мой костюм не так плотно прилегал к телу, как раньше.
— Каково здесь давление воздуха?
— Полбара, — сообщил Сэм. — Я настроил ваши костюмы так, чтобы давление внутри было минимальным. В основном это азот, метан, этан, пары аммиака и еще кое-какая летучая органика. Кстати, Кипящее море состоит в основном из аммиака; здесь температура выше двухсот двадцати градусов по Кельвину. При столкновении с аммиаком этан испаряется — вот почему там все кипит.
Гравитации Миранды было недостаточно, чтобы создать такое давление, и я удивился: что же происходит?
— Войчич, — прошептала Рэнди, словно боясь разбудить кого-то, — посмотри на стены.
— Ну и что? — Стены были такого же грязно-коричневого цвета, как и в других пещерах, но только не на Миранде. — А, здесь нет инея.
Она потерла стену рукой и показала мне бурую грязь.
— Я хочу взглянуть на это в микроскоп. Сэм?
Робот быстро приблизился и поднес образец поближе к своему нижнему ряду глаз. Я увидел на экране внутри своего шлема то, что увидел он.
— Этот образец имеет явную клеточную структуру, но внутри клеток образований мало, если они вообще есть. Органические молекулы и аммиак в каком-то геле.
У меня на глазах одна из клеток раздвоилась. Я был так захвачен этим зрелищем, что не заметил, что Кэти присоединилась к нам.
— Они должны поглощать вещества прямо из воздуха, — теоретизировала она. — Кстати, воздух этот токсичен, но только в высоких концентрациях. Видимо, что-то поглощает циан и другие сильно ядовитые газы. Может быть, эта штука.
— На стенке их полно, — заметила Рэнди. — Как ты?
— Кожа не так сильно воспалилась, как у тебя, но есть раздражение в нескольких местах. Физически я истощена. Надеюсь, мы остановимся здесь на ночь.
— Это одна из отдушин, через которую газы выходят из Пещеры Кипящего моря, — добавил Сэм. — Кажется, здесь имеется неплохая возможность продолжить путь. Насколько я могу видеть, коридор свободен от препятствий, кроме этих наростов, которые мой радар не видит.
— Они препятствуют воздушному потоку, — заметил Нихил, — и, наверное, поэтому здесь такое высокое давление. Думаю, теплота конденсации дает им энергию.
— Как это? — Мои воспоминания о школьной науке давно стерлись.
— Войчич, когда пар конденсируется, он подвергается фазовому переходу. Пары этана, превращаясь в жидкий этан, отдают столько же тепла, сколько поглотили, чтобы испариться. Этого тепла должно было хватить, чтобы начались некоторые химические реакции, необходимые этим организмам.
— Они живые? — спросил я.
— Трудно сказать, — ответила Кэти. — Но это вопрос семантики. Наделены ли жизнью кристаллы инея? От камней до людей пролегает непрерывная цепь организмов и их взаимодействия с окружающей средой. Любая линия, которую ты захочешь провести, произвольна и пройдет через несколько переходных зон.
— Хм, — фыркнул Нихил, — Некоторые разграничения все же более полезны, чем другие. Думаю, эта штука размножается. Давайте возьмем несколько образцов, но нам нужен отдых.
— Да, дорогой. — Кэти невольно зевнула.
Оказавшись в палатке, Рэнди и я устроили себе последний приличный ужин: восстановленного цыпленка и блюдо из спагетти, которые мы сберегли, чтобы что-то отпраздновать. В палатке пахло немытым телом и углеводородами, но мы уже привыкли к этому, и еда казалась нам превосходной, несмотря на неприятный запах. Отныне нам придется есть только крекеры. Но сейчас мы уже на пути к выходу. Здесь должен быть выход. Рэнди чувствовала себя полностью здоровой и улыбнулась мне, устраиваясь на ночлег среди эластичных простыней.
Должно быть, хороший ужин, съеденный впервые за несколько дней, придал нам сил. Она разбудила меня в середине «ночи» и ласково перетянула на свою койку, чтобы заняться любовью; скорее, это был вызов судьбе, чем удовольствие. Я ответил на ее призыв, удивляясь сам себе, и мы ласкали друг друга все неистовее, — возможно, это страх подгонял нас.
Поблизости от горизонта событий Рэнди действуют приливные силы; она не просто сильна для женщины, она вообще очень сильная — сильнее большинства мужчин, которых я знаю, включая меня самого. Мне пришлось наполовину в шутку, наполовину всерьез предупредить ее, чтобы она не сломала нам ребра, ставшие хрупкими в отсутствие силы тяжести. При этих словах она хихикнула и сжала меня в объятиях так сильно, что у меня на миг перехватило дыхание, отчего она захихикала снова.
Когда мы разжали руки, она сделала жест в сторону потолка палатки, выставив средний палец, и неудержимо засмеялась. Я присоединился к ней, но на миг мне стало жаль Нихила и Кэти.
Последовало еще одно полное любезностей утро, и мы собрались в путь с рекордной скоростью. Мы огляделись в поисках отдушины, и Сэм указал прямо на коричневую массу в задней части пещеры.
— Газ уходит туда, прямо сквозь это, — сказал он.
Мы назвали организм «криогрибами». Они росли по краям большой, расширившейся иод действием эрозии вертикальной трещины в стенке пещеры и встречались в середине. Однако колонии грибов, росших на противоположных стенках, не сливались, просто прижимались вплотную друг к другу. Мы обнаружили, что, приложив усилие, можно наполовину плыть, наполовину протискиваться вдоль этого шва.
Когда мы прошли пять километров по заросшей грибами трещине, мне в голову пришла зловещая мысль. Упругие бурые грибы поглощают органические вещества сквозь стенки клеток.
— А обязательно ли эти вещества должны быть газообразными? — спросил я у Кэти.
— Я проделала эксперимент. Скормила своему образцу крошку от крекера.
— И что?
— Крекер как бы растворился в грибах. Видимо, осуществляется транспорт молекул.
Я поразмыслил мгновение.
— Кэти, если бы на нас не было костюмов…
— Думаю, вода для них оказалась бы немного горячей, но, с другой стороны, аммиак растворим в воде. Если хочешь испытать неприятные минуты, представь, что твой костюм пористый. Может быть, — я мысленно видел ее белозубую улыбку, — это поможет тебе двигаться быстрее.
— Прекрасно, дорогая, — буркнул Нихил. — Это придает совершенно новый оттенок нашим блужданиям по внутренностям Миранды.
Истерический смех избавил нас от напряжения, и мы ощутили почти что духовное единение. Возможно, чтобы достичь его, нужно взглянуть смерти в лицо — ну что ж, если иначе нельзя, пусть будет так.
После десяти километров грибы постепенно начали становиться менее эластичными. На двенадцатом километре они при прикосновении рассыпались в бурую пыль, словно кристаллы инея. Пыль плыла, увлекаемая током воздуха, словно какой-то коричневый туман. Я ничего не видел, и Сэму пришлось двигаться рядом со мной.
Сэм три километра служил «собакой-поводырем»; после этого пыль наконец унесло прочь, и воздух очистился. Снова было поздно, давно пришла пора разбивать лагерь. Мы находились под землей уже тринадцать дней, и, по расчету, нам оставалось еще восемь. Если верить Сэму, до поверхности требовалось пройти сто пятьдесят километров. Мы решили идти еще час-два.
Коридор имел форму трубы и относительно ровные стены, сцепления с поверхностью не было почти никакого. Мы выстреливали крючьями в очередной поворот и подтягивались на канате.
— Сильное выветривание, — заметил Нихил, крутя крюк за ушко, чтобы вытащить его. — Должно быть, ветер дул здесь тысячелетиями, прежде чем грибы заблокировали трубу.
В свете фонарей мелькала череда искривленных фигур, петель и источенных ветром камней, многие из которых напоминали зловещие статуи: святые и горгульи. Коридор вывел нас в пещеру длиной в километр, пол ее слегка поднимался. Пещера образовалась под двумя валунами-мегалитами, которые склонились друг к другу, наверное, после того, как выходящий газ расшатал их. В отличие от прежних пещер, густо поросших кристаллами, здесь было голо и сухо. Сэм рассчитанным движением перелетел к противоположной стенке, захватив трос. Мы начали подтягиваться за ним. Мы удалялись от центра планеты, и вес наш снова возрос до двадцати ньютонов — да, это немного, но попробуйте размахивать двадцатью ньютонами вверх-вниз восемнадцать часов подряд.
— Я больше не могу, — заявила Кэти, — Руки не двигаются. Остановитесь вместе со мной или похороните меня на этом месте, — Она отпустила веревку и медленно опустилась на пол.
Там было тихо, ни капель, ни посвистывания, это напоминало о вакууме, который был далеко, наверху. Я попытался снять напряжение, дав пещере имя.
— В любом случае, эта пещера наверняка предназначалась, чтобы стать могилой. Можем назвать ее Египетской Гробницей.
— Не смешно, Войчич, — огрызнулся Нихил. — Простите, старина, я сам немного устал. Да, можно разбить лагерь, но, может быть, мы потом об этом пожалеем.
— Надо остановиться. Мы шли дольше намеченного времени и достигли, достигли максимального результата, — вступила Рэнди. — Вы должны доверять нам. Будет хуже, если мы свалимся сейчас от переутомления.
— Хорошо, — уступил Нихил и тоже опустился на пол.
Потянувшись к Кэти, он на мгновение обнял ее, и я отмстил его жест потому, что это было первое проявление физического влечения между ними. Рэнди и я выпустили багаж и сами упали на землю. Приземляться оказалось больнее, чем мы ожидали. «При крошечной гравитации так же трудно предсказать это, как и в свободном падении», — подумал я. А может быть, даже труднее, потому что, хотя здесь имеются реальные «верх» и «низ», кажется, что «низ» не имеет значения.
Устанавливая палатки, мы были осторожны и спокойны. Но каждый из нас мысленно пытался заранее смириться с одной мыслью: учитывая встреченные до сих пор препятствия, нам не удастся добраться до поверхности за оставшуюся неделю.
Прежде чем разойтись по палаткам, мы быстро обменялись рукопожатиями. Это получилось само собой — раньше мы этого никогда не делали. Но сейчас нам почему-то показалось важным подбодрить друг друга таким образом.
V
Предыдущая запись относится к тринадцатому дню, сейчас я опишу события четырнадцатого и пятнадцатого дней. Да, я уже не так прилежно веду свой дневник.
Мы привыкли считать Рэнди машиной — почти такой же неуязвимой и стойкой, как Сэм, но вчера, вечером четырнадцатого дня, эта машина дрожала и плакала.
Теперь мы все ощутили влияние плохого питания и переутомления. Сэм тащил нас через попадавшиеся изредка пещеры, но в основном приходилось, извиваясь, ползти сквозь трещины под руководством кого-то одного. Мы менялись местами каждый раз, как натыкались на достаточно широкое место, но однажды пришлось ползти без передышки шесть часов. Это произошло, когда первой была Рэнди. Она не выказывала слабости, но, когда мы наконец добрались до небольшой пещеры, откатилась к стене и отвернулась, стоило мне подойти к ней. Следующие несколько часов мы не слышали от нее ни слова.
Вечер застал нас в конце большой овальной пещеры в ста шестидесяти километрах от поверхности; почти на такой же глубине, как и верхняя часть Дымохода Нихила, Мы, шатаясь, оборудовали лагерь, и Сэм дважды проверил все. Мы просто повалились на кучу растянутых простыней прямо в комбинезонах и поспали час-другой, прежде чем наши организмы потребовали внимания к себе. Сон немного освежил нас, мы помылись, справили свои нужды, и Рэнди свернулась в моих объятиях, а затем разрыдалась. Ее тело сплошь было покрыто синяками, старыми и свежими. Как и мое.
— Ты можешь дать себе волю, ты знаешь это, — говорил я ей. — Когда Кэти плохо, она сразу сообщает нам об этом. Нихил становится сварливым. Я веду себя глупо и отпускаю плоские шутки. Тебе не нужно притворяться перед нами.
— Это не для вас, для себя, для себя самой. Я должна делать вид, что все могу, иначе меня бросят, как маму.
Я поразмыслил над этим. Женщина, пытавшаяся убить мужа, чтобы сохранить положение в обществе, наверняка была способна на многое.
— Рэнди, что это значит? Ты не хочешь рассказать?
Она покачала головой:
— Я не могу объяснить.
Я поцеловал ее в лоб.
— Думаю, что мне с родителями повезло.
— Да. Приятные люди. Приятная ферма. Никаких скандалов. Так зачем же тебе нужно все это?
Действительно, зачем?
— Чтобы испытать настоящее приключение, чтобы связать свое имя с чем-то еще, кроме туманных поэтических изысков. Мама унаследовала от своего отца ферму, и это было лучше, чем жить на государственную ренту в Польше, и они переехали. Они действительно начали делать полезные вещи, разрабатывать сельскохозяйственных роботов. Но они смертельно боялись потерять ферму, потому что хорошую работу было очень трудно найти, и множество неглупых и способных людей готовы делать все что угодно, лишь бы получить работу на Земле. Так что они сделались очень, очень приятными. Они никогда не раскачивают лодку. Думаю, мне нужно было что-то еще, кроме «приятного».
— Но ты, э, такой же приятный, как и они.
— Хорошая тренировка, привычка. — О да, это защитная реакция, которой учится нонконформист после того, как его снова и снова давят весьма социально корректными, внешне мягкими способами, иссушающими душу. — Кстати, Рэнди, я ненавижу это слово.
— А?
— Приятный.
— Но ты пользуешься им.
— Да, и ненавижу себя за это. Послушай, ты ведь устала не меньше меня? — Я собрался извиниться и искать утешения во сне.
— Нет. Еще нет. У меня достаточно сил.
— В самом деле…
— Может быть, это последний раз, и больше нам не придется.
Мы оба знали, что она права, но тело не слушалось меня, и мы просто крепко прижались друг к другу, словно пытаясь выжать друг из друга еще немного жизненных сил. Я не помню, как уснул.
Пятнадцатый день был похож на предыдущий, за исключением того, что самая длинная вахта выпала на долю Кэти. Она почти не в силах была идти. В течение семи часов она то и дело останавливалась, затем, начав замерзать, снова двигалась вперед, пока не уставала. Кое-как мы добрались до места, где я смог сменить ее.
Больше всего во всем этом меня удивило поведение Нихила. Не было ни словесных дуэлей, ни фальшивой веселости. Замерзнув, он просто спрашивал ее, готова ли она идти дальше.
Когда мы закончили переход, было далеко за полночь. Почему-то мне было трудно заснуть.
Сегодня газовая отдушина наконец-то вывела нас к цепи небольших пещер, похожих на расселину, по которой мы шли, прежде чем попасть в Дымоход Нихила. Большую часть пути Сэм тащил нас, и пришлось лишь два раза переползать через длинные трещины. Есть хорошая новость: катализатор переработки углекислого газа расходуется меньше из-за того, что мы мало двигаемся, и у нас, возможно, есть в запасе еще один день.
Плохая новость заключается в том, что Рэнди пришлось снова немного урезать наши порции. Мы не заботились как следует о том, чтобы беречь продукты, думая, что скорее погибнем от удушья, чем от голода, и с едой проблем не будет. Но проблема появилась. Винить было некого — виноваты были мы все. Мы там и сям съедали лишний крекер и допустили значительный перерасход.
Мы остановились на ночлег, смертельно усталые, как всегда, в пятисотметровой галерее, заваленной обломками. Я назвал ее Мусорной Ямой. Сэм не смог сразу найти выход, но мы продвинулись так далеко, что решили наверстать упущенное прошлой ночью и как следует отдохнуть.
Где мы? Сегодня восемнадцатый день. За прошедшие два дня мы поднялись к поверхности на пятнадцать километров. Мусорная Яма оказалась тупиком, по крайней мере для путешественников размером с человека. Газ просачивался вверх сквозь расщелины в клатрате, но было уже ясно, что это не основной выход и что эта отдушина закрылась после сотрясения Миранды миллионы лет назад.
Пришлось возвращаться на развилку, которую Сэм не заметил, когда тащил нас через трубу средних размеров. Логика и опыт подсказывали, что выход должен находиться в верхней части трубы, и там действительно обнаружилась дыра, ведущая дальше. К Мусорной Яме. Миранда рушит подобную логику.
Мы отыскали настоящую отдушину на противоположном конце трубы, когда спускались вниз на канате.
— Человеческое существо, — сказала Кэти, заметив большую вертикальную трещину, которая и была выходом, — проявило бы любопытство и обследовало бы это. Она глубокая.
— Не знаю, дорогая, — возразил Нихил, думая, как я понимаю, защитить Сэма, — если бы время поджимало, я бы сам пропустил ее.
Услышав, как Нихил невольно отождествляет себя с роботом, мы смолкли. Затем Рэнди хихикнула, и скоро мы все опять разразились истерическим смехом. Настоящие знатоки юмора, вспомнил я, говорят, что от смеха недалеко до слез. Потом Нихил, к нашему изумлению, изменил своему самообладанию настолько, что снова обнял жену. И она ответила на его объятие. Я протянул руку и поймал их, прежде чем канаты, пристегнутые к их поясам, успели натянуться. Итак, к концу семнадцатого дня мы покрыли шестьдесят километров пещер и трещин и только на пятнадцать километров приблизились к поверхности.
К вечеру восемнадцатого дня мы проделали еще пятнадцать изнурительных километров по щелям, нашли только одну большую пещеру и свалились от усталости, расположившись лагерем в широком участке коридора, где хватило места только на то, чтобы надуть палатки.
То, что сегодня произошло, — это не ссора. У нас не осталось сил для ссор.
Мы только что вышли на широкий отрезок галереи, по которой ползли; высота, ширина и длина пещерки составляли десять метров. Кэти возглавляла группу и продолжала идти дальше по коридору, когда Нихил поддался приступу пессимизма.
— Кэти, — крикнул он, — стой! Проход впереди слишком сильно сужается, это еще один чертов тупик. Нужно вернуться обратно в последнюю большую пещеру и поискать другую отдушину.
Кэти не ответила, но остановилась.
Рэнди раздраженно произнесла:
— Нет времени, — и двинулась к коридору вслед за Кэти.
Нихил зевнул и презрительно фыркнул.
— Прошу прощения, маленькая леди. Я геолог и старший из вас, и, хотя мне не слишком это нравится, я за все отвечаю. — Здесь он, казалось, потерял нить и смутился. — Ты права насчет времени — нет времени на споры.
Никто не произнес ни слова, но Рэнди не сдвинулась с места.
Нихил взвыл:
— Я говорю, возвращаемся, и на этот раз мы вернемся!
Я был в растерянности; у нас остается еще четыре, возможно, пять дней. Если мы отыщем нужную цепь пещер, мы еще можем выбраться на поверхность. Если дело и дальше так пойдет, мы в любом случае не успеем. «Возможно, он прав», — подумал я. Но Рэнди была непоколебима.
— Нет, Нихил. Ты кое-что задолжал мне, Нихил, две недели назад. Я собралась с силами. Сейчас нужно идти вперед. Воздушный поток, полосы на стенах, замеры Сэма и… и мои деньги, черт бы их побрал.
Вот и верь своим мыслям. Я вынужден был вспомнить о своем положении в аккреционном диске Рэнди.
— Деньги твоего папочки, — фыркнул Нихил, а затем произнес громко, с фальшивой веселостью: — Но это неважно. Давайте снова положим Рэнди на носилки, пока она не… придет в себя.
Он неуклюже потянулся было к Рэнди, странно мыча. Она обернулась и приготовилась к обороне, упершись ногами в камень и освободив руки.
— Нихил, отойдите, — предупредил я. — Вы же не серьезно.
— О, я ценю ваше искусство слова, старина. — Голос его определенно звучал неразборчиво. — Но я сказал то, что сказал, и я серьезен. Я больше не потерплю, чтобы со мной спорили любители. Мы возвращаемся. Иди обратно, Кэти. А что касается тебя…
Он снова двинулся к Рэнди. В этот момент я понял, что он не в себе, и мне показалось, что я знаю причину.
Рэнди, видимо, тоже поняла это — вместо того чтобы отшвырнуть его прочь и, возможно, ранить, она просто увернулась от тянущихся к ней пальцев.
И громко вскрикнула от боли.
— Что? — воскликнул я, отшвырнув в сторону Нихила и подойдя к Рэнди.
— Проклятая нога, — всхлипнула она. — Забыла отстегнуть крепеж на ботинках. Устала. Кости стали хрупкими. Слишком маленькая сила тяжести. Чертовски болит.
— Сломала?
Она, сжав губы, кивнула, немного овладев собой. Но я видел у нее в глазах слезы. Я ничем не мог помочь ей в тот момент, только дать обезболивающее. Но я подумал, что для Нихила сделать кое-что можно. Где же Кэти?
— Нихил, — сказал я как можно спокойнее, — сколько у вас кислорода?
— Прошу прощения?
— Просите прощения у Рэнди. Я спросил, сколько у вас сейчас кислорода.
— Я немного экономлю. Вы знаете, меньше кислорода, меньше углекислого газа. Пытаюсь растянуть время.
— Какой у вас уровень? — произнес я с расстановкой.
— Одна десятая. Все нормально. Мне приходилось много работать на большой высоте…
— Пожалуйста, повысьте его до двух десятых на пять минут, и тогда мы поговорим.
— Одну минутку. Вы что, хотите сказать, что…
— Будьте разумным человеком, Нихил. Прошу вас, верните его обратно ненадолго, пожалуйста. Сделайте мне одолжение. Пять минут ничего не изменят.
— Ну, может быть, и не изменят. Хорошо. Ну и что теперь?
— Подождите немного.
Мы молча стали ждать. Рэнди сопела, пытаясь вытерпеть боль. Я смотрел, как лицо Нихила медленно становится все более и более озабоченным. Наконец я спросил:
— Теперь вы снова с нами?
Он кивнул:
— Думаю, да. Мои извинения, Рэнди.
— Я стала неуклюжей. Слишком сильной для своих собственных костей. Забудь об этом. И еще, ты ничего мне не должен. Я сказала глупость. Это был мой выбор.
О чем она говорит? Две недели назад, в его палатке?
— Очень хорошо, — ответил Нихил, изо всех сил изображая достоинство.
Кто, кроме Рэнди, мог сказать о сломанной щиколотке «забудь», и кто, кроме Нихила, покончил бы на этом? Я покачал головой.
Рэнди, вытянув правую ногу, сказала с нескрываемой болью в голосе:
— С этим нужно что-то делать. В палатке. Кэти.
Разумеется, снаружи трудно судить о тяжести перелома.
— Совершенно верно, — отозвался Нихил. — Что ж, ты была права насчет направления. Наверное, нам следует продолжить путь.
Я жестом попросил его подождать немного и нашел в багаже обезболивающее для Рэнди, и она проглотила его через замок шлема, слегка подавившись.
— Здесь еще есть немного этана. — Она коротко рассмеялась. — Разбудите меня. Все будет хорошо.
— Дай мне знать.
Я находился так близко от ее горизонта событий, что все, что осталось снаружи, казалось мне искаженным ее присутствием. Это были последние минуты моей свободы, последние минуты и секунды, когда я смотрел на наши взаимоотношения со стороны. Теперь никакая сила не могла снова вернуть мне независимость. Наши судьбы соединились, и мы стали одним целым.
Голод и усталость довели меня до того, что я серьезно подумывал, как бы устранить Нихила; холодно, словно размышлял, как прихлопнуть таракана. Пистолет с крюком отлично подойдет. Но я решил, что Кэти тоже нужно дать право голоса. Возможно, она захочет оставить его себе в качестве домашнего животного. Кэти, разумеется, сейчас шла первой. А это означало, что на самом деле за нас отвечает она, и Нихил об этом забыл.
— Кэти, — позвал я, отбросив иронию. — Рэнди сломала ногу. А в остальном мы готовы следовать за тобой.
Ответа не было, но в этом месте радио работало плохо — тропа изгибалась слишком часто, и какая-то составляющая в клатрате просто съедала наши частоты, как покрытие самолетов «Стеле». Так что я дважды дернул за трос, связывающий нас, что означало: «Все в порядке, мы идем».
Трос безжизненно повис.
Кэти, скорее всего под влиянием гнева на Нихила, попыталась утвердить свой авторитет самым надежным способом: отправилась дальше одна. По крайней мере, я от всей души надеялся, что дело только в этом. Я подполз к началу коридора и заглянул внутрь. Ничего.
— Сэм, пройди по канату к Кэти и попроси ее подождать, скажи, что мы идем.
Сэм протиснулся мимо меня и поспешил прочь. Вскоре его сигнал, отражавшийся на моем дисплее, погас; мы потеряли контакт и с ним…
И снова мы недали рывка каната в тишине, которая походила на крик отчаяния. Нихил делал вид, что изучает стену, Рэнди глядела прямо перед собой, словно в трансе. Я смотрел на нее, хотел до нее дотронуться, но у меня не хватало сил, чтобы подползти к ней, на другую сторону маленькой пещеры.
Время шло, мои надежды и страхи усиливались. Свободный трос может означать, что Кэти прошла гораздо больше, чем мы предполагали, и это была бы хорошая новость. Но это могло также значить, что с ней и Сэмом случилось какое-то несчастье. В этом случае нас также ждала гибель. Или, как в случае нашей переправы через Кипящее море, это могло значить нечто третье, чего мы не в силах вообразить.
— Войчич, Нихил, — окликнула Рэнди тихим, предупреждающим голосом, — выключите фонари.
Я оглянулся на Нихила, но тот смотрел в никуда, всем своим видом словно показывая, что ему все равно. Но фонарь его погас. Я кивнул и выключил свой. Сначала тьма казалась абсолютной, но затем, когда мои зрачки расширились, я понял, что могу различить нечто серое, какой-то контраст, тень. Свою тень.
Я обернулся к источнику свечения. Конечно же, свет исходил из трещины за моей спиной, в которой исчезли Кэти и Сэм. Когда мои глаза привыкли к темноте, свет стал почти ярким. Он был белый, с оттенком зеленого. Трещина, окруженная тенями от камней и ледяных наростов, выглядела словно пасть какого-то чудовища, готовящегося пожрать нас.
— Есть ли у нас причины оставаться здесь? — спросил я.
Мы тронулись в путь. Трещина быстро расширялась, и после часа вполне терпимого пути ползком мы смогли вернуться к более быстрому способу передвижения и подтягивались по канату. Мы прошли десять километров, двигаясь почти по прямой. Со внезапностью, обычной в подобных местах, трещина превратилась в туннель с такими ровными стенками, что он походил на творение человеческих рук, а туннель, в свою очередь, привел нас в каплевидную пещеру диаметром сто метров, со скользкими обледенелыми стенами и ярким кругом в центре потолка. Я собрался выстрелить туда крюком, когда Рэнди, потянув меня за руку, указала на лестницу из крюков с двумя петлями в трех метрах от нас, ведущую вверх, к кругу.
Итак, мы собрались вскарабкаться к Сфере, когда канат Кэти снова натянулся.
Это случилось в конце девятнадцатого дня. Мы были одновременно переутомлены и перевозбуждены и не могли заснуть.
Пещера, обнаруженная наверху, имела почти идеальную сферическую форму, отсюда и имя, которое мы дали ей; диаметр ее составлял почти пятнадцать километров. По вертикальной оси от пола до потолка шла спираль, утыканная, словно рождественская елка, какими-то консолями, что возможно при тяготении семьдесят пять тысячных от земного.
Теперь от поверхности нас отделяло сорок километров, так что мы находились почти в полном вакууме, но некоторые признаки указывали на то, что так было не всегда.
— Кэти? — позвал Нихил. Это были первые слова, которые он произнес после ссоры.
— Боже милосердный, вы уже здесь. Мы ждали столько, сколько нам показалось разумным.
— Мы увидели свет.
— Он возник, как только я оказалась здесь. Сэм ищет другие автоматические системы, например защиту от воров.
— По-видимому, — перебил ее Сэм, — здесь ничего такого нет. Источник питания двухступенчатый: урановый радиоэлектронный модуль длительного действия и что-то вроде твердотопливной ячейки, которая включается при нагреве. Последняя, кажется, способна вырабатывать почти киловатт.
— Хорошо, — сказал я, удивляясь: неужели программное обеспечение Сэма не распознает раздражения в моем тоне. — Кэти, у Рэнди сломана нога.
Даже при гравитации менее одной сотой земной Рэнди не следовало наступать на нее.
— О нет! Нужно немедленно разбить палатку. Сэм, бросай все и иди сюда, ты мне нужен. И ты! — Она указала на Нихила. — Сейчас экстренный случай, и все должны слушаться меня. У тебя с этим проблемы? — В голосе Кэти слышались истерические нотки.
Нихил просто отвернулся, не говоря ни слова, и начал раскладывать палатку.
Рэнди дотронулась до Кэти.
— Кэти, Нихил слишком сильно снизил потребление кислорода, пытаясь сэкономить катализатор для всех нас. Он был не в себе. Щиколотка горит как в огне, но я сама виновата. Мне было бы лучше, если бы ты, гм, не сердилась на него. Ладно?
Кэти пару секунд стояла молча, затем пробормотала:
— Хорошо, хорошо. Дай мне минуту, чтобы собрать все необходимое, и мы пойдем в палатку. Я посмотрю, что можно сделать. Войчич?
— Да, Кэти?
— Я накричала на своего мужа, но сейчас мне некогда его утешать, потому что нужно наложить Рэнди повязку. Нихил в панике. — Она отстегнула липучку на одном из своих карманов и достала маленькую плоскую коробочку. — Дай ему одну таблетку и скажи, что я сожалею.
Я взглянул на нее. Мне показалось, что она близка к обмороку или истерике, но держит себя в руках каким-то невероятным усилием воли. Может быть, именно это и привлекало меня в ней.
— Прости, Войчич, — прошептала она. — Это самое большее, что я могу сделать.
Я сжал ее руку.
— Мы справимся, верно? Просто продержись еще немного, док.
Она улыбнулась мне мимолетной, грустной улыбкой, затем схватила медоборудование и вслед за Рэнди скрылась в палатке, которую быстро надули.
Нихил сидел на грузовом поддоне, и я уселся рядом с ним.
— Послушайте, Нихил, я смотрю на это так: вся эта чепуха не имеет значения. Единственное, что важно, — это чтобы мы четверо убрались с этой планеты живыми.
Он бросил на меня быстрый взгляд, затем снова опустил голову.
— Нет, нет, Войчич, это имеет значение. Вы знаете, каково быть живым мертвецом? Когда тело продолжает жить, но все, во что ты вложил душу, уничтожено? Моя репутация… Будут говорить, что Нихил Рэй сломался, не выдержал напряжения. Это оказалось слишком для старины Нихила. Нихил избивает женщин. Да, это действительно будет чертовски неприятно.
Я вспомнил о коробочке, которую дала мне Кэти, достал ее и открыл.
— Предписание доктора, Нихил. Она думает о вас, действительно думает.
Он улыбнулся мне жуткой улыбкой, взял капсулу, развернул ее и проглотил через шлем.
— He могу сказать, что одобряю лекарства, воздействующие на мозг, но нельзя больше разочаровывать доктора, а? Я был ее преподавателем в медицинском колледже, вы знаете. Когда мы познакомились, ей было восемнадцать. Студентка-биолог, изучающая эволюцию, а я вел курс палеонтологии. Черт побери, она была красавицей, а такие красавицы никогда… — Он воздел руки, словно в каком-то жесте, затем уронил их. — Я нарушил собственное правило: сначала подумай, а потом делай. Теперь я никогда не забуду о том, что случается, когда нарушаешь правила.
— Послушайте, Нихил. Она не хотела причинить вам боль. — Я попытался как-то отвлечь его, заставить подумать о чем-то другом. — Так вот, у нас есть несколько минут. Почему бы не осмотреться здесь, возможно, это нагл единственный шанс. Как только Кэти закончит с Рэнди, нам нужно будет немного поспать, затем продолжить путь наверх. Осталось сорок километров, и катализатор кончится всего через два дня.
— Говорите как я, верно? Очень хорошо. — Он, казалось, едва заметно распрямился. — Но, видимо, посетители, прежде чем уйти, захватили все с собой. Эти платформы у центральной колонны — просто решетка. Разумеется, будет немного странно, если они забрали с собой все.
— Как это?
— Лагерь обычно представляет собой свалку. Все, что не нужно прямо сейчас, разбрасывается вокруг. Если неряхи знают, что экологической полиции поблизости нет, барахло обычно остается лежать около палаток — экспедиции, идущие следом, могут найти что-нибудь полезное для себя.
— Ясно. Вы думаете, что где-то здесь должна быть такая свалка.
— Видимо, у них был тайник. Почему бы не быть и свалке?
Я не знал, чем нам могут помочь технологии инопланетян. Чтобы сообразить, как ими воспользоваться, нам могло понадобиться намного больше двух дней. Но этот разговор, казалось, несколько оживил Нихила, так что я уступил ему.
Мы нашли мусорную кучу. Она находилась в сотне метров от основания центральной колонны. Выстрелом из реактивного пистолета я стряхнул с мусора пыль.
Это было именно то, что мы искали. Ненужные вещи. Ломаные строительные панели, несколько коробок с электрическими проводами. Нечто похожее на испорченный дистиллятор. Небольшая конструкция на колесиках, которую я принял бы за детский трехколесный велосипед, и вытянутый вакуумный шлем с треснувшим щитком. Еще какой-то мусор. Я копался пять минут, когда заметил, что внимание Нихила привлек дистиллятор.
— Нихил?
— У меня еще осталась возможность восстановить свое доброе имя. Взгляните на это.
Видимая часть представляла собой большой клубок каких-то трубок. Были также приспособления, похожие на электромоторы, и несколько емкостей для дистиллята.
— Эти трубки, Войчич.
— Не понимаю.
— Если мы будем дышать через них, при этой температуре углекислый газ, выдыхаемый нами, будет конденсироваться.
О! Мы сможем обойтись без катализатора.
— Их трудно будет нести.
— Вовсе нет. — Нихил кивал в такт своим мыслям. — Но их нести и не нужно. Кэти и Рэнди могут остаться здесь, пока вы, я и Сэм возьмем остатки катализатора и отправимся за помощью.
Неужели я не ослышался? Затем я обдумал его предложение. Рэнди была беспомощна, Кэти по своим возможностям и темпераменту меньше всего годилась для испытания, которое нам предстояло. В этом был смысл, но Рэнди… Нет, Рэнди придется согласиться, если в этом есть смысл. Она профессионал.
— Лучше сначала проверить, как это работает, — предложил я.
VI
Через час наш дистиллятор уже работал. Клейкая лента, лишние соединения, инопланетный источник света и способности Сэма к мгновенным расчетам позволили нам создать нечто, способное поддерживать жизнь двух относительно малоподвижных людей. Им придется каждый час нагревать его, возгонять осевший углекислый газ, чтобы аппарат не засорился, но он работал.
Нога Рэнди находилась в более плачевном состоянии.
— Рэнди сейчас отдыхает, — сообщила нам усталая Кэти, появившись наконец из палатки. — Перелом плохой, кость расщепилась. Думаю, кости стали ломкими от длительного пребывания в невесомости. Во всяком случае, пяточная кость тоже сломана, и нога сильно распухла, не помещается в вакуумный ботинок. Чтобы выйти из палатки, мне пришлось поместить ее в спасательный мешок. — Кэти бросила презрительный взгляд на мужа, который опустил взгляд. — Пройдет несколько дней, прежде чем опухоль спадет, и ей нужно гораздо больше пищи, чем мы можем ей дать.
— Я… — начал Нихил, а затем — эту минуту я запомню на всю жизнь — на лице его отразилось замешательство. — Я? — Руки и ноги его беспомощно повисли, и под действием едва заметной гравитации Миранды он упал, словно осенний лист, на пыльный пол пещеры. Оба мы были слишком сильно поражены, чтобы подхватить его, хотя падение продолжалось несколько секунд.
— Нет, нет, — задыхаясь, выговорила Кэти.
Я опустился на колени около Нихила и распрямил его конечности, не зная, что еще можно предпринять.
— Это удар? — спросил я у Кэти.
Она, казалось, снова взяла себя в руки и стала врачом. Я услышал, как она задержала дыхание.
— Возможно. Сердце бьется нормально. Может быть, он просто упал в обморок. Давай натянем вторую палатку.
Нам удалось справиться с этим только при помощи Сэма. Мы делали ошибки при установке, ошибки, которые стоили бы нам жизни, если бы Сэм не замечал и не исправлял их. Мы устали и в последнее время слишком мало ели. Это заняло час. Мы положили Нихила в палатку, и Кэти уже хотела пойти за ним, но обернулась ко мне.
— Основное медицинское оборудование в палатке Рэнди. Если нужно будет делать операцию, оно мне понадобится. Чтобы поспать, ей пришлось после моего ухода выбраться из спасательного мешка. Ты должен разбудить ее, положить обратно в мешок и спустить давление…
Я поднял руку.
— Я смогу с этим управиться, а если не смогу я, сможет она. Кэти, она повредила себе только ногу, но не повредилась в уме.
Кэти кивнула, и сквозь щиток шлема я заметил, как она слегка улыбнулась.
— Рэнди, — окликнул я, — мне не хочется будить тебя, но у нас есть проблема.
— Я слышала. Эти передатчики — тупая штука, друзья. Если говоришь о ком-то, то одновременно говоришь и с ним. Сейчас я выйду и вынесу медицинский набор.
— Что? — потрясение воскликнула Кэти. — Нет, Рэнди, нельзя надевать ботинок. Прошу тебя, не надо.
— Поздно, — ответила Рэнди.
Мы смотрели, как съеживается спускаемая палатка. Рэнди показалась в дверях с медицинским оборудованием и мешком для образцов. Мы с Кэти сразу посмотрели на ее ботинок — он выглядел совершенно как всегда, если не считать того, что Рэнди закрепила его какими-то скобами, крючьями и вакуумной лентой.
А затем мы посмотрели на мешок для образцов. В нем лежала раздутая сине-зеленая карикатура на человеческую ногу, аккуратно отрезанную над щиколоткой, очевидно, хирургическим лазером. Я не знал, что говорить, что делать.
— О нет, Рэнди! — вскричала Кэти и бросилась ей навстречу. — Я пыталась, Рэнди, я пыталась.
— У тебя не было времени. — Женщины обнялись. — Не говори ничего… — И после паузы добавила: — Ему. — Она кивнула в сторону палатки Нихила. — Пока мы не окажемся в безопасности. Пожалуйста, а?
Кэти застыла, затем медленно кивнула, взяла мешок и осмотрела срез ноги.
— Во всяком случае, выглядит чистым. Хотя бы дай мне посмотреть на ногу, прежде чем уйдешь, ладно?
Рэнди покачала головой:
— Размотать ее будет нелегко. Я прижгла лазером. Искусственная ткань поверх культи. Заклеила пластиком. Пропасть обезболивающего. Ничего не чувствую. Я хорошо поработала, Кэти.
Я наконец обрел дар речи:
— Рэнди… зачем?
— Нихил недееспособен. Придется идти. Ничего, Войчич. Мне вырастят новую ногу. Нам с тобой нужно идти дальше.
— Мне? Сейчас?
На миг я удивился, но понял, что иначе нельзя. Кэти должна остаться с Нихилом. К тому же я уже побывал во многих ситуациях, когда одному человеку оказывалось не под силу то, что могли сделать двое. Наш аварийный дистиллятор для углекислого газа был рассчитан максимум на двух человек.
— Немедленно. Будем идти, пока можем, потом спать. Есть все, что осталось. Чтобы как можно быстрее добраться до поверхности. Это единственный путь.
Кэти кивнула. Она отдала мне ступню Рэнди, почти не замечая, что делает, и пошла в палатку ухаживать за Нихилом. Рэнди рассмеялась, взяла у меня ногу и зашвырнула ее подальше, к мусорной куче. Учитывая невесомость, она, скорее всего, попала.
Я попытался не думать об этом, когда мы с Рэнди при помощи Сэма упаковывали наши вещи. Двигаясь медленно и обдуманно, мы избежали большей части ошибок. Откуда брала силы Рэнди, я не знаю. Я черпал силы у нее. Через час мы были готовы к отправлению и попрощались с Кэти.
Ей придется ждать здесь, возможно, в одиночестве, если Нихил не выживет, возможно, вечно, если мы потерпим неудачу. Каково ей будет? Может быть, когда-нибудь исследователи примуг ее за одно из существ, что построили в этой пещере станцию? А может быть, мы и сами уже совершили подобную ошибку с телами, найденными в Пещере Тупиков?
Я пожалел, что не занялся любовью с Кэти в ту ночь, что мы провели вместе, — я чувствовал, что наши отношения остались неполными, а чувства неразделенными. Сейчас я с радостью обнял бы ее на прощание, но она была в палатке, ухаживала за мужем, и нам с Рэнди, почти без пищи, имея в запасе мало времени, пришло время уходить, и уходить немедленно. В рывке к поверхности каждая минута была дорога.
Неутомимый Сэм исследовал пристанище инопланетян, обнаружил отверстие в великолепном, украшенном кристаллами куполе пещеры и сбросил нам трос. Меня окружали чудеса, но я так устал, что чуть не заснул, пока Сэм тащил нас вверх. Это было какое-то сюрреалистическое зрелище, не поддающееся описанию.
Я помню мало подробностей о следующих нескольких днях. Сэм тащил нас по коридорам, трубам, через отдушины и пещеры. Время от времени он останавливался, столкнувшись с какой-нибудь проблемой, и Рэнди ухитрялась заставить себя решать ее.
Однажды мы наткнулись на стену метровой толщины, в которой образовалась трещина, достаточная для выхода газа. Сэм с помощью акустического радара обнаружил за стеной большую пещеру, так что необходимо было проделать себе путь. Несмотря на все свои таланты, Сэм не умел обращаться с молотком. Эта информация предназначена разработчикам роботов для пещерных экспедиций.
Мы с Рэнди, меняясь каждые пять минут, три бесконечно долгих часа долбили стену, прежде чем в приступе истерической энергии я не пробил ее насквозь. Мы слишком устали, чтобы радоваться, — просто уцепились за трос, который тащил Сэм, и постарались не заснуть и не умереть, пока он волок нас через новые пещеры и новые трещины.
Пробираясь через череду усеянных кристаллами пещер, мы нашли еще один брошенный скальный крюк. Рэнди решила, что он отличается от виденного нами прежде, и приказала Сэму вытащить его и положить в мешок для образцов, который нес робот — как самый стойкий из нас.
Я упоминаю об этом потому, что смерть была близка, и мы знали это, но еще могли думать о будущем. Все умирают, думал я, так что каждый человек рожден для какой-то цели. Единственное, что имеет значение в конце, — это ответ на вопрос: зачем? Сохранив крюк, мы добавили еще несколько слов к этому ответу.
Это наверняка была наша последняя «ночь» в палатке. Думаю, от нас ужасно пахло, но я уже ничего не чувствую, так что не могу точно сказать. Мы шли без остановки тридцать семь часов. Сэм говорит, что до поверхности осталось три километра, но пещеры идут параллельно поверхности и никак не поднимаются.
Теоретически катализатор должен был уже закончиться, по мы еще дышим.
После очередного землетрясения я попал в ловушку.
Рэнди ползла впереди. Ей как-то удалось отодвинуться в сторону и пропустить Сэма, чтобы он помог мне. Сэм отколол куски клатрата вокруг моего шлема, что позволило мне разогнуть шею.
После этого началось новое движение, на этот раз обширное, но медленное, и сквозь шлем я ясно слышал стон раздираемой оболочки Миранды — голову мне снова зажало между стенками трещины. Я видел, как с каждым тошнотворным толчком трещина впереди меня смыкается все больше, хотя давление в том месте, где я стоял, немного ослабло. Но коридор! Если он замкнется, пока Рэнди еще на этой стороне, мы погибли.
— Иди! — велел я Рэнди. — Теперь все зависит от тебя. — Как будто раньше это было не так. Меня снова оттеснило вбок и назад очередной сейсмической волной. Лед трескался с резким звуком.
Сэм повернулся боком к стене, прижавшись своим хрупким содержимым к миллиону тонн породы.
Рэнди исчезла впереди.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Я сделаю это.
— Я знаю, что сделаешь. Эй, мы женаты, хорошо?
— Вот так просто?
— Я пользуюсь правом человека, находящегося в отчаянном положении.
— Хорошо. Женаты. Двое детей. Идет?
— Идет.
— Я люблю тебя.
Сэм треснул под давлением, и его электронные потроха рассыпались по полу. Я ничего не видел из-за его корпуса.
— Сэм? — позвал я.
Бесполезно.
— Рэнди?
Никакого ответа.
Непонятно почему, но я больше не ощущал давления. Я слишком сильно боялся за Рэнди, слишком сильно устал, чтобы бояться смерти, и я погрузился в дрему.
Когда я очнулся, то почувствовал, что в шлеме скопился углекислый газ. Было совершенно темно — система костюма отключила фонарь, чтобы сберечь бесполезные ватты. Я еле мог пошевелиться и решил перекатиться на спину, думая, что так будет легче дышать, смутно сознавая, что лишнее давление на легкие мешает мне. К своему удивлению, я смог перевернуться.
В кромешной тьме наверху появилась звезда. Всего на мгновение — затем я моргнул, и звезда исчезла.
Я несколько минут вглядывался в эту тьму, не осмеливаясь поверить в увиденное, а потом увидел еще одну. Да, на самом деле звезда.
Это могло значить лишь одно: надо мной образовалась трещина, выходящая на поверхность, очень узкая или очень глубокая, но открытая, и время от времени над ней проплывали звезды. Вскарабкаться было невозможно, но я подумал, что если фотоны попадают сюда, то и отсюда они могут выходить.
Весь дрожа, я заговорил, едва шевеля языком:
— Уран, Уран, говорит Войчич Бубка. Я нахожусь на дне трещины на поверхности Миранды. Помогите. Уран, Уран…
Что-то омывало мне лицо, разбудив меня. Воздух и влага.
Открыв глаза, я увидел, что к щитку моего шлема припаяна трубка, которая сверлит дыры для нескольких трубок поменьше. Одна из них пыталась добраться до моего рта. Я открыл рот, чтобы помочь ей, и сглотнул нечто теплое и сладкое.
— Спасибо, — прокаркал я, не выпуская трубки.
— Не за что, — ответил молодой женский голос, в котором звучало облегчение, подобное тому, что чувствовал я.
— Моя жена в этом коридоре, где-то в той стороне, куда направлена моя голова. Вы можете доставить ей такую же трубку?
Пауза.
— Ваша жена?
— Миранда Лотати, — выговорил я. — Она была со мной. Пыталась добраться до поверхности. Пошла туда.
Снова пауза.
— Мы постараемся, Войчич. Видит Бог, мы постараемся.
Через несколько минут уменьшенная копия Сэма приземлилась мне на грудь и, таща за собой трос, поползла мимо обломков робота в ту сторону, где исчезла Рэнди. Казалось, что трос полз мимо меня целую вечность. Я вспомнил прочитанное где-то: хотя объект, попадающий на горизонт событий черной дыры, неизбежно устремляется к ее центру, для наблюдателя из нашей вселенной это путешествие длится вечно.
Большинство людей при мысли о спасателях представляют себе землеройную машину; этакий огромный агрегат с поршнями, балансирами и стальными когтями, вгрызающийся в клатратную расщелину, как муравьед в поисках муравьев. Но уверяю вас, когда лежишь прямо под этой штукой, она выглядит гораздо более впечатляюще.
Я уже находился в госпитале, на корабле, когда они нашли Рэнди, в одиннадцати километрах от меня, в трещине, которая все сужалась, и сужалась, и сужалась.
В конце Рэнди сломала себе кости, протискиваясь вперед. Таз, обе ключицы, оставшаяся щиколотка.
Щиколотка заставила ее остановиться — когда Рэнди рухнула на землю, у нее не осталось возможности ползти дальше по этой роковой трещине.
И она лежала там, минута за минутой, несмотря ни на что, стремясь продержаться как можно дольше.
И, несмотря ни на что, она выжила.
Они ввели в костюм трубки через пустой ботинок и нашлепку на культе, потому что левая нога замерзла, как камень. Они сказали мне не сразу — только после того, как убедились, что она жива.
Когда спасатели нашли Кэти и Нихила, Кэти спокойно присматривала за своим парализованным мужем, но как только она убедилась, что он в руках профессионалов, она ввела себе успокоительное и начала кричать, пока не потеряла сознание. Несколько недель с ней невозможно было разговаривать. Но теперь она поправилась и вспоминает об этом со смехом. Они с Нихилом живут в большом университетском куполе на Тритоне, и мы встречаемся все вместе в их доме без крыши — они устроили так, что искусственный дождь идет везде.
Миранда, моя жена, три года провела с ампутированными руками и ногами и вернулась на Миранду еще без них, в костюме-роботе, чтобы отвести людей в Пещеру Тупиков. Сейчас не трудно заметить те места, где ее бронзовая, обветренная кожа заканчивается и начинается гладкая розовая плоть ее новых конечностей. Но если вы не обратите на это внимания, она с ухмылкой укажет вам на них.
Стали ли мы, побывав в царстве Аида и вернувшись обратно, лучшими друзьями? Для развлечений у нас имеются более подходящие товарищи. Нихил по-прежнему несколько высокомерен, и они с Кэти по-прежнему иногда перебрасываются колкими фразами, но чаще всего — с улыбкой. Я пришел к выводу, что в каком-то смысле это стимулирует их и заменяет Нихилу вещи, о которых он не хочет говорить.
Кэти и Рэнди по-прежнему особенно не о чем беседовать, это дает возможность вести разговор нам, мужчинам, которые якобы немногословны. Нихил говорит, что я выслушал столько лекций по геологии, что мог бы сдать экзамены на докторскую степень. Может быть, когда-нибудь я последую его совету. Он часто уговаривает меня сдать эти экзамены, но моя книга имеет такой успех, что до конца жизни я могу ничего не делать, разве только из любви к искусству. Но я не уверен, что люблю геологию.
Часто, когда мы приезжаем к ним в гости, мы просто сидим все четверо, молчим и ничего не делаем — только попиваем сок местного винограда, который нам всем нравится. Мы улыбаемся друг другу и предаемся воспоминаниям.
Но пусть это молчание вас не обманет. Нас четверых связывает нечто большее, чем дружба, нечто большее, чем любые пустые разговоры, моя глупая критика наших таких разных и экстравагантных характеров или прошлые ошибки во время путешествия через Большую Расселину на Миранде. Это крошки со стола величия, пусть ими питаются те, кто последует за нами.
Величайшая правда состоит в том, что когда я, моя жена, Нихил и Кэти собираемся вместе, я чувствую, что возвышаюсь над человеческой природой. Я нахожусь среди полубогов, которые вызвали на смертный бой саму Вселенную — и победили.