— Что случилось, Чарли? Чем вы кормите их? Сырыми бифштексами, что ли?

Резник снял капельку майонеза, которая каким-то образом попала на лацкан его пиджака. Оказаться на ковре у начальника во второй раз за двенадцать часов? Это не вызывало у него восторга.

— Может быть, они обошлись несколько сурово и резко, сэр, слишком быстро поставили точки над «i».

— Они сделали вот что, Чарли. Вначале повели расследование, как хорошие полицейские, затем занялись этими детскими штучками, которые дадут любому судье шанс вышвырнуть дело из суда.

— Существует только слово Килпатрика и больше ничего.

— Вы не верите ему?

Резник не ответил.

— Запугивание, естественно, словесное, но почти доходившее до физического, отказ в просьбе связаться с адвокатом, а вы знаете, я полагаю, кто это?

Резник знал: он и Сьюзан Олдс часто бывали соперниками, что, впрочем, не мешало им иногда выпить вместе по чашечке кофе «эспрессо» в небольшом заведении. Они относились друг к другу с завидным уважением и никогда не упускали возможности заполучить лишнее очко.

— Мисс Олдс теперь потирает руки, подсчитывает, сколько она заработает, и не может поверить, что мы преподнесли ей готовенькое прямо на тарелочке.

— Это все-таки только слова Килпатрика против наших слов.

— И чьи слова мы примем?

Резник посмотрел мимо головы Скелтона в окошко. Небо приобретало ту синюю черноту, которая никогда не бывает действительно черной, эта чернота больших городов. Прошел еще один день, а Эмили Моррисон так и не найдена. Разве так трудно понять его офицеров, почему они так действовали, их разочарование?

— Не трудно понять, что произошло, Чарли. Дни скучной работы, потом тупик и теперь это. Адреналин берет свое. Здравый смысл? Счищается, как грязь с подошвы ботинок.

Резник кивнул в знак согласия.

— То, что Дивайн, я не удивлен. Но Грэхем… Для полицейских в положении Миллингтона, следующая ступенька в служебной лестнице кажется похожей на начало радуги.

Все, что они могут видеть, все, что, по их мнению, им требуется, это один удачный результат, одно крупное дело, которое покроет их славой. А теперь, так или иначе, но вам придется прочистить его мозги, и негодование будет таким сильным, что вам с трудом удастся выдержать его.

Некоторое время они сидели молча. Машины спускались с холма и проносились мимо с такой скоростью, что дрожали стены здания. Неподалеку, у подножия того же холма, располагался дом Моррисонов. Резник представил себе, как Лоррейн в своей кухне смотрит на часы, определяя время, когда появится ее муж, а также пытаясь предугадать его состояние. Может быть, он выпил лишнюю банку пива в поезде, две порции шотландского виски вместо обычной одной. О чем они будут говорить до обеда и после него, заполняя тишину, которая совсем недавно нарушалась криками и смехом их дочери?

— А что, если они правы, сэр? В отношении Килпатрика?

Скелтон покачал головой.

— Вы видели рабочих на строительной площадке, Чарли. Каждый раз, когда школьница проходит по улице, они прекращают работать. Мою Кейт освистывали и даже хуже, с тех пор как ей исполнилось двенадцать, причем чаще всего, когда она была в школьной форме. Лишь Богу известно, что их привлекает в этих носках до колен и плиссированной юбочке, и я рад, что они не оказывают на меня никакого воздействия, но, если мы будем привлекать к ответственности каждого мужчину, у которого от этого разыгрывается фантазия, нам пришлось бы посадить за решетку половину мужского населения. Даже больше. И если этот Килпатрик тратит хорошие деньги, чтобы заполучить женщин, которые изображали бы перед ним маленьких девочек, то это вовсе не говорит о том, что именно его мы ищем.

Резник кивнул, подумав, что Скелтон одолжил где-то пару книг о сексуальном поведении или же просто прочел журнал своей жены — «Компани» или «Космополитен».

— Его машина была припаркована около дома Моррисонов, сэр. Примерно в то время, когда исчезла девочка.

— Если я не ошибаюсь, нет ничего, что связывало бы его с этой девочкой.

Резник подергал себя за нос, глаза его стало щипать. Он не мог припомнить, когда в последний раз провел ночь без того, чтобы его не побеспокоили.

— Тогда отпустить его?

— Пусть Миллингтон продолжает говорить с ним. Он может раскопать кое-что, как я полагаю. И, если он это сделает, я возьму свои слова обратно — с удовольствием. После этого уберите его отсюда как можно быстрее и вежливее. Надеюсь, что сорок восемь часов, проведенные в участке, достаточно успокоят его, так что он забудет о своем намерении, если оно у него и возникло, подавать на нас жалобу на причиненное ему беспокойство и незаконный арест.

— А Миллингтон? Дивайн?

Скелтон позволил себе нечто близкое к улыбке.

— Цепочка приказаний, Чарли. Сверху вниз.

«Правильно, — подумал Резник, — я знаю очень хорошо, как она действует. Вы впадаете в панику и кричите на меня за то, что ничего не делается, я, в свою очередь, даю разгон своей команде, и, как результат, они все начинают бегать, как безголовые цыплята, чтобы добыть результат».

Он встал и повернулся в сторону двери.

— Жаль, что так получилось при опознании, — добавил Скелтон.

— Я все-таки думаю, что он был там, сэр. В тот день. Стивен Шепперд.

— Ну и что, если и был, Чарли? Что он делал? Сунул ребенка под мышку и убежал с ней?

— Может быть.

— Чарли.

— Кто-то это сделал. Схема примерно такова. У него была машина, помните? Поехал в бассейн. Передумал и решил побегать. Должен был припарковаться. Если он схватил девочку, ему не надо было уезжать слишком далеко или тащить ее до машины.

— Вторая половина воскресного дня, Чарли. Люди сидят дома. Она бы кричала, боролась. Кто-нибудь бы услышал.

— Нет, если она знала его. И нет никакого сомнения, что она знала его. Она могла его видеть, приходя и уходя из школы, в классной комнате, когда он помогал своей жене. Шепперд мог говорить с ней множество раз. Что могло помешать ему заговорить с ней снова в то воскресенье? Ее родители в доме, дверь закрыта, занавеси опущены. Вполне возможно, она устала, ей стало скучно и тому, кого она знала, было нетрудно заманить ее посмотреть что-либо. Он вполне мог уйти с Эмили Моррисон, держа ее за руку.

Пока Резник говорил, Скелтон несколько раз кивал головой, но теперь он откинулся назад в своем кресле, засунув руки в карманы брюк, и покачал головой.

— Единственный свидетель, которого мы отыскали, единственный человек, который мог бы привязать Шепперда к месту происшествия, не смог опознать его. Таким образом мы не можем даже доказать, что он был там.

— Почему он лгал, говоря, что ездил плавать?

— Если он лгал.

— Я уверен в этом.

— Даже если мы знаем, что он не был в бассейне, даже если бы мы знали, что он лжет, мы не можем с полной уверенностью сказать, что он делал в это время. Все, что у нас есть, это предположения и слухи. Никого не интересует, что придумаем мы сами — так бывает довольно часто?

— Согласен. — Скелтон кивнул. — Но прежде, чем мы сможем сделать что-либо, нам нужно нечто более существенное. Потому что, если вы правы, мы не можем позволить себе такой роскоши, какую применили к Килпатрику, позволив ему уйти как ни в чем не бывало.

Резник кивнул и поднялся на ноги.

— «Лайковые перчатки», сэр.

— Лучше пусть будет так.

В коридоре курила Сьюзан Олдс, высокая женщина, на которой был светло-серый костюм от модного портного, с дорогой сумкой, висящей на плече, она с интересом следила за приближением Резника. Одна ее бровь была вопросительно изогнута. Опустив голову, Резник прошел мимо. Он услышал, как Сьюзан Олдс спокойно произнесла:

— Я вижу, уроки запугивания невиновных включены в служебные инструкции.

Резник даже не обернулся. В комнате детективов он оставил инструкцию, чтобы Грэхем Миллингтон ни при каких условиях не покидал участок, не повидавшись с ним. Чайник был теплым, он сделал кофе и направился к себе в кабинет, намереваясь вновь просмотреть текст своих бесед со Стивеном Шеппердом. Против своего желания он обнаружил, что его мысли заняты Вивьен Натансон и поэмой, которую она читала. Неохотно он выдвинул ящик стола и достал книгу, развернув ее на той самой странице.

«Безграничные, необъяснимые желания».