Роб Лоук здорово располнел, даже слишком здорово, средняя пуговица на его синем пиджаке застегивалась с трудом и все время грозила оторваться. Он сидел за своим столом, в светло-голубой рубашке с полосатым галстуком и со страдальческим выражением человека, у которого вся жизнь сосредоточена вокруг кучи незакрытых дел.

– Вы понимаете, что то, о чем вы просите, – нарушение правил?

Элдер чуть переступил с ноги на ногу, почти незаметно.

– Ни хрена из этого не выйдет.

– Тогда зачем меня сюда пригласили?

Снаружи доносился шум уличного движения.

– Дон Гайзли – мой приятель. Хороший был начальник. Он всегда считал, что вы стоящий парень. Что до меня, то, думаю, вы все равно что кусок дерьма, прилипший к ботинку.

Элдер кивнул, не произнеся ни слова. Когда зазвонил телефон, Лоук схватил трубку еще до второго звонка. Разговаривал он резко, потом вскочил:

– Тут кое-что стряслось, мне надо заняться… Можете пока подождать здесь.

Элдер постоял несколько секунд после того, как закрылась дверь, потом обошел стол. Папка с делом Сьюзен Блэклок стояла на полке, точнее, это были три папки, и каждая набита битком. Где-то в области желудка у Элдера все сжалось и напряглось, когда он начал перелистывать дело, пропуская то, что представлялось второстепенным, и выискивая основные детали.

Длинное заявление, полученное от Тревора Блэклока, расшифровка серии его допросов – полицейские пытались определить, не было ли напряженности в его отношениях со Сьюзен, отношениях отца, то ли слишком далекого от своей взрослой дочери, то ли, наоборот, слишком близкого. Тревор Блэклок иной раз отвечал зло, иной раз уклончиво, и было ясно, что некоторое время его рассматривали в качестве подозреваемого. И все же Элдеру казалось, что чувства, которые Блэклок испытывал по отношению к Сьюзен, были того же рода, что и у большинства отцов к их дочерям-подросткам: замешательство, раздражение, любовь. А его алиби – после того как они разделались с ленчем, он помог жене управиться по хозяйству в их автофургоне и смотался на машине в Уитби, чтобы поменять почти совершенно лысую шину перед их возвращением домой, – было проверено и перепроверено и теперь представлялось, насколько это вообще возможно, неопровержимым.

Элдер посмотрел на часы. Ладони у него вспотели, на лбу тоже выступил пот. В коридоре раздались шаги, потом замерли за дверью.

Женщина, продавщица одного из магазинчиков в парке развлечений, сообщила на допросе, что Сьюзен в тот день показалась ей очень озабоченной, даже нервной. Чем-то встревоженной.

Элдер записал себе в блокнот это имя – Кристина Харкер, и несколько минут спустя добавил еще одно – Келли Джеймс, местная девушка, с которой Сьюзен была знакома еще по прошлым приездам сюда во время каникул.

Он все еще читал дело, когда Роб Лоук вернулся в кабинет, не до конца прикрыв за собой дверь.

– Сами знаете, как это бывает, задержался дольше, чем думал…

– Да, так оно обычно и бывает. – Закрыв папку, Элдер вышел из-за стола.

– Времени нет толком поговорить.

– Это точно.

– Дорогу к выходу сами найдете?

– Да.

Дыхание Лоука было кислым от табака.

Иногда случается, думал Элдер, пересекая парковочную площадку, что ты подошел слишком близко, чтобы как следует разглядеть то, на что смотришь, и не можешь понять, что именно у тебя перед глазами. И с полной готовностью веришь тому, что тебе кто-то сказал. Думаешь, что сам это видел.

Он знал, что следует делать в таких случаях: вернуться на исходные позиции, взглянуть на все свежим взглядом.

Если повезет, он доберется до побережья еще к полудню.

* * *

Келли Джеймс теперь была Келли Тод.

По понедельникам, средам и пятницам она работала в салоне красоты косметичкой – питательные маски, маникюр, педикюр, восковая эпиляция. Когда Элдер зашел в салон, она как раз заканчивала эпиляцию ног, подмышек и зоны бикини помощнице дантиста, собирающейся на отдых – «десять дней полупансиона на Ибице».

– Присядьте вон там, – сказала она. – Через десять минут освобожусь.

Элдер стал листать старый номер «Вэнити фэр». Десять минут плавно перешли в пятнадцать. Радио, кажется, играло одну и ту же мелодию, все повторяя ее и повторяя.

– А вот и я. Извините, что так долго. – Она была в зеленоватой накидке, на лице – великолепный макияж, просто верх совершенства. – Вы сказали, что вы по поводу Сьюзен Блэклок?

– Да.

– Значит, ее так и не нашли, верно?

Элдер кивнул.

– Бедняжка. Это ужасно, я знаю, но я про нее уже несколько лет как не вспоминала.

Они сели на ступеньках у задней двери салона, выходящей в узкий переулок – въезд для коммунальщиков, как решил Элдер: несколько мусорных баков, герань на окнах, неизбежные чайки. Келли принесла две порции растворимого кофе и теперь в одной руке держала свою чашку, а в другой – сигарету.

– Ее ведь убили, не правда ли? Иначе ее бы уже давно нашли. А тут исчезла – и ни ответа ни привета. Наплевать, что там у тебя раньше было – ссоры, скандалы, от которых ты переживала и расстраивалась… Прислала бы хоть открытку. Или позвонила, в конце-то концов… Не беспокойтесь, со мной все в порядке. – Она сильно затянулась сигаретой и долго держала затяжку, не выдыхая.

– А у нее было что-то? – спросил Элдер. – От чего она расстраивалась, я имею в виду.

– Ну, обычные вещи. Карманные деньги. Шмотки. С кем можно встречаться, с кем нельзя. – Келли отпила кофе. – Парень этот у нее был, за год до того. Там, у них, где она жила. Грубоват малость, насколько можно судить. Старше ее. Обычное дело – в пятнадцать лет кому охота тратить время на обжимания с каким-нибудь мокрогубым прыщавым сопляком? Ну, ее мамаша с папашей вроде как взбрыкнули – может, дело еще и в том, что она была единственным ребенком в семье. Запретили ей это дело. Особенно ее папочка, он после этого всю дорогу за ней следил, контролировал, придирался по любому поводу. Все допрашивал, где была, с кем была…

– И вы думаете, этого могло оказаться достаточно, чтобы она захотела убежать из дома?

Келли наблюдала за почти идеальным кольцом дыма, пока оно не растворилось в воздухе.

– Ну, не совсем. Как я уже говорила, обычная ситуация, как у всех тинейджеров. Можно поплакать, порыдать, себя пожалеть… Она ничем от других не отличалась, Сьюзен. Ну, немножко все драматизировала, по-своему. Нет, вовсе не вопила и не визжала на всю округу, вы не думайте. Нет, спокойная она была. Что я хочу сказать, она просто вроде как любила все усложнять, представляла себе все в более мрачном свете, чем есть на самом деле.

– А этот парень, тот, из-за которого родители подняли шум, она с ним тогда все еще встречалась, как вам кажется?

– Нет, я уверена. Она бы мне сказала.

– А она о ком-нибудь еще рассказывала? Может, о каком-нибудь еще своем приятеле?

– Да нет, не особенно. Был там какой-то тип, может, даже увивался за ней, они в этой драматической студии встречались. Не думаю, чтоб они… ну, знаете, до чего-то дошли… Сьюзен ждала, ну, типа, чтоб он сделал первый шаг. Вы ж понимаете, девчонки – они такие. – Она улыбнулась и добавила: – Некоторые девчонки.

– Имя его не помните?

Келли уставилась на свои длинные пальцы, державшие сигарету.

– Нет, извините, не помню. Не знаю даже, называла ли она мне его. – Она улыбнулась и покачала головой. – Не очень-то я вам помогла, правда?

Элдер пожал плечами:

– Раз не знаете, значит, не знаете.

– Да уж…

Элдер оставил свой кофе почти нетронутым, поблагодарил Келли за то, что уделила ему время, и сказал, где остановился, – на случай, если она что-то потом вспомнит.

– Бедная ее мама, – сказала Келли. – Так и не знает, я хочу сказать, не знает наверняка… Это как-то несправедливо, вам не кажется?

– Точно, это несправедливо.

Проходя обратно через салон, Элдер понял, что радио играло вовсе не одну и ту же песню, даже при том, что все нынешние песни звучали одинаково. Именно такое замечание, дошло до него вдруг, его собственный папаша мог бы сделать по адресу «Битлз» или «Роллинг стоунз».

Кристина Харкер все еще стояла за прилавком, – теперь это был магазин товаров повседневного спроса.

– Я тут просто помогаю немного. Знаете, как это бывает, поможешь иной раз… А вообще-то у меня хорошая работа в центре города. Овощи-фрукты. Работаю вторую половину дня. Немного лишних деньжат в карман. Вот только телевизор по вечерам не смотрю, а очень хотелось посмотреть «Обратный отсчет».

Она была маленького роста, с пышными формами. Далеко за пятьдесят, решил Элдер, и с этим перманентом на седых волосах будет выглядеть вполне прилично еще лет двадцать. Глаза ее, едва он упомянул имя Сьюзен Блэклок, сразу вспыхнули.

– Она нашлась, значит?

Надежда тут же сменилась разочарованием, когда она увидела выражение лица Элдера.

– Мне всегда казалось, что она отыщется, понимаете… Глупость, конечно. Никаких, понимаете, шансов, но мне всегда хотелось это услышать. Что она куда-то уехала, может, в Лондон. И устроилась там. Детишек завела. – Она улыбнулась. – По телику такое видела, про эту Сару Ланкашир, так, кажется, у нее тоже дочка пропала, а потом в конце концов все оказалось в порядке, все хорошо. Слезы и объятия. Только в жизни-то все не так, правда? В реальной жизни. Забываешь иногда об этом. А жизнь, она такая, убегают они и пропадают навсегда.

Элдер подождал в сторонке, пока она обслужила нескольких покупателей – сигареты, банка кока-колы, салфетки, пластиковый мячик. Слушая шутливые замечания Кристины Харкер, он думал о печали и горечи, которые только что тенью промелькнули по ее лицу, и о том, что произошло с ее собственными детьми, когда те выросли.

– Когда вы говорили с полицейскими, – сказал Элдер, когда магазинчик снова опустел, – вы упомянули, что Сьюзен в тот день выглядела не такой, как обычно.

– Да, помню. Именно так и было, еще раз могу подтвердить. Какая-то озабоченная. Как будто мысли ее где-то далеко-далеко. Вроде как сны наяву видит, так мне показалось.

– И вы не представляете…

– Нет.

– А что она говорила?

– Да в том-то и дело, что она и слова не произнесла. Ни единого. Просто дала мне шоколадный батончик, что выбрала, и протянула деньги. Подождала, пока я дам сдачу. Я, кажется, сказала ей что-то о том, что она скоро опять сюда приедет. А она вроде кивнула в ответ и пошла себе. Я еще подумала, может, она опять с папашей своим разругалась, но я не люблю про это спрашивать. Кроме того, спрашивать-то было уже поздно – она ушла.

– Вы сказали, она опять разругалась? – спросил Элдер.

– А-а, да это так, ничего особенного. Ничего общего с тем, что у нас тут бывает. Нет, это за пару дней до того произошло, они вдвоем оказались здесь неподалеку, ну и разругались, сцепились как кошка с собакой. Она плакала и говорила, чтоб он оставил ее в покое. «Ты не имеешь права так со мной разговаривать! Никакого права!» А он ей: «Нет, имею! Пока ты живешь под моей крышей, у меня все права!» Не знаю, что он имел в виду, наверное, что ей можно, а что нельзя. В конце концов она убежала на стоянку фургонов, а он пошел за ней, ругаясь и проклиная все на свете. А на следующий день я их снова видела – вроде помирились. – Она на секунду отвела взгляд. – Ни к чему хорошему это все равно не приводит, верно? Ругаться с ними. Когда они подрастают, что бы вы им ни говорили, они все делают по-своему, и приходится с этим мириться. Надеясь, что все закончится благополучно. – Она чуть улыбнулась и покачала головой. – У вас дети есть?

– Есть. Дочь.

– Сколько лет?

– Шестнадцать.

– Тогда вы понимаете.

Элдер поблагодарил ее за беседу и купил батончик «Марс», чтобы было веселее возвращаться в город. Там, где тропинка сворачивала в сторону от одного из отрогов Солтуик-Нэба, он заметил в траве несколько лепестков ириса, отливавших синевой.