Пам Уилсон обещала отцу, что никогда в жизни не пойдет по его стопам и не станет инспектором по делам условно-досрочно освобожденных, что бы с ней ни случилось. В детстве, наблюдая каждое утро, как он уезжает на работу около семи утра, иногда попозже, в половине восьмого, как заводит свой рахитичный «воксхолл» и потом тащится через холмы в соседнее графство, из Тодмордена в Хаддерсфилд, а вечером возвращается примерно в тот же час, волоча с собой кучу разных бумаг, Пам пришла к выводу, что никто в здравом уме никогда не выберет карьеру такого инспектора, вечно перегруженного работой, не находящей в обществе достойного признания и отнюдь не щедро оплачиваемой.

Вместе со своей лучшей подругой Джули Уокер они поклялись – когда совместно отмечали свой пятнадцатый день рождения, – что всю жизнь будут покупать одежду только прямо от дизайнеров, встречаться только с мальчиками из итальянских семей, пить только бакарди и подыщут себе такую работу, за которую будут платить достаточно, чтобы позволить себе пентхаус в центре Лидса еще до того, как им исполнится по двадцать пять. Получив степень бакалавра экономики управления, Джули была теперь – в весьма зрелом возрасте тридцати семи лет – менеджером по маркетингу во второй по товарообороту из всех компаний страны, занимающихся продажей разнообразных картофельных чипсов, с годовым доходом более семидесяти тысяч, не считая премиальных, с машиной, предоставленной в рассрочку фирмой, и роскошными апартаментами на воде, прямо на Темзе, в районе доков. Пам считала, что это было уже чересчур, когда увидела в журнале «Хелло!» фото Джули, сидящей на белой кожаной кушетке рука об руку с этим Дарреном Как-его-там, который сделал себе имя на футбольном поле стадиона «Хайбери», а потом перешел в «Уэст-Хэм юнайтед» и был счастлив, если его хоть изредка вызывали со скамейки запасных.

Сама же Пам между тем еще на первом году обучения в университете перешла на другой факультет, поменяв историю на психологию с социологией, успела поиграть с идеей сделать быструю карьеру в полиции и в итоге отбросила ее к черту, временно отступила и подалась на телевидение, в отдел по продажам рекламного времени, для работы в котором оказалась совершенно непригодной по причине неподходящего темперамента, потом девять месяцев пробыла ученицей менеджера в универсальном магазине, прежде чем подписать контракт на прохождение курса подготовки преподавателей «английского как иностранного» с целью потом преподавать его «где-нибудь, где потеплее»; потом, подцепив в Барселоне какую-то ужасную крапивницу и еще кое-что похуже, более интимного характера, совершенно без денег и полностью подавленная, вернулась домой, в свою детскую комнату, и согласилась на должность практикантки в инспекции по условно-досрочным освобождениям.

Итог был весьма впечатляющий, над чем ее папаша не уставал потешаться и издеваться. По большей части по утрам, на автостоянке в Хаддерсфилде, когда она приезжала туда следом за ним на своей заржавленной «тойоте».

И вот теперь, в возрасте тридцати семи лет, она потребляла горькое пиво вместо бакарди, ограниченные познания ее нынешнего бойфренда в итальянском не выходили за пределы «эспрессо» и «капуччино», а жила она через улицу от родителей, в узком стандартном террасном домике, в районе Хебден-Бридж. Если не считать всего этого, в чем сама она не часто готова была признаться, работа в качестве инспектора по делам условно-досрочно освобожденных приносила ей некое удовлетворение. Проблем, конечно, было предостаточно; не меньше и разочарований; и все же это приносило ей какое-то странное удовлетворение.

Пам вряд ли назначили бы инспектором к Шейну Доналду; не то чтобы у нее не хватало необходимого опыта, но, учитывая характер его преступления и историю его актов насилия в отношении женщин, предпочтение скорее всего отдали бы инспектору-мужчине. Однако за несколько месяцев до освобождения Доналда, в тот момент, когда было необходимо подготовить для него программу испытательного срока, Деннис Робсон был в отпуске по болезни, вызванной постоянными стрессами, а Терри Смит повредил себе спину, играя в бадминтон. В результате «ребеночек» оказался на руках у Пам.

В первый раз, когда они только познакомились с Доналдом, ее поразило, насколько юным он выглядит, гораздо моложе своих тридцати; она даже незаметно проверила по бумагам, когда он родился. После этого, со щетиной на щеках, которую он не брил несколько дней, вкупе с короткой стрижкой, он уже смотрелся не то чтобы старше, но явно более зрелым, более замкнутым. На вопросы Пам он отвечал почти без уверток, коротко и по делу, ворчливо, но вежливо. Вполне осознавая, что он натворил. Раскаиваясь. Серьезно намереваясь начать жизнь заново. Пам считала, что приобретенный опыт уже научил ее, кому можно верить, а в ком сразу распознавать стремление навешать лапши на уши. Но с Шейном Доналдом никакой уверенности у нее не было.

Риск. Насколько рискованным было решение о его досрочном освобождении? Это неприятное ощущение где-то внизу живота вряд ли можно было рационально объяснить, еще меньше положиться на него. Да и остальные, другие профессионалы уже все проанализировали, взвесили и решили, что в данном случае самое правильное и самое подходящее.

По дороге к общежитию для условно освобожденных и к своей третьей за нынешнее утро беседе с подопечным Пам купила кофе и пончик и решила дать себе десятиминутный отдых на парковочной площадке и еще раз просмотреть дело Доналда. Слабые успехи в учебе, отвратительная семья, сам – жертва насилия, легко поддается чужому влиянию. На суде адвокат Доналда заявил, что его клиент некоторым образом сам является жертвой, в такой же степени, в какой и та девушка, которую они с Маккернаном изнасиловали и убили. Пам не была в этом так уж уверена. В деле не имелось особых подробностей, но и без особого воображения нетрудно было заполнить все пробелы и представить, что именно Доналд со своим подельником вытворяли с этой девчонкой, которую они держали в плену; от этого у нее мурашки поползли по спине, и она в холодном ужасе оглянулась по сторонам – одна в машине, одинокая женщина, не принявшая никаких мер предосторожности, даже двери не заблокировала.

К тому времени, когда Пам подъехала к общежитию и приткнула «тойоту» на стоянке рядом с ним, она уже вновь полностью владела собой. Посмотрев в зеркальце и убедившись, что вокруг рта не осталось следов сахарной пудры от пончика, она направилась к парадной двери: рост пять футов и десять дюймов, вес почти сто пятьдесят фунтов, сильные плечи и натренированные на волейбольной площадке руки, свободно сидящий светло-серый костюм и черный свитер с высоким воротом, волосы, которые когда-то были светлыми, но с возрастом потемнели, острижены коротко, кожаная папка размером с лист бумаги формата А4 под мышкой.

– Привет, Пам! – Питер Гриббенс, по обыкновению, приветствовал ее у самого входа, протянув руку. – Рад тебя видеть.

– Привет, Питер!

– Пойдем ко мне в кабинет, можешь побеседовать с Шейном там.

– Если мы тебе не помешаем.

В первый раз, когда они встретились, Гриббенс спросил ее, какого она вероисповедания. Во второй – пригласил вместе с ним и его женой совершить однодневный поход по Пеннинской дороге. Вытянув в обоих случаях пустышку, отгородился обычной для него, несколько показной маской добродушия.

– Как он себя ведет?

– Кажется, вполне нормально. Хорошо, в общем. Спокойный, замкнутый. Пока что по крайней мере. Никаких признаков агрессивности. Но ведь он только поступил к нам…

– Ну, чем скорее ты его направишь на путь истинный…

– Да, конечно. Несомненно.

Когда Доналд вошел в кабинет, Гриббенс закрыл за ним дверь.

– Проходи, Шейн. Садись.

Тот сел, как ему было сказано, быстро оглядев Пам и тут же переведя взгляд на окно позади нее, на стены, на избитые носки своих ботинок.

– Ну как устроился? Все нормально?

– Да все в порядке вроде…

– Проблем с другими здешними обитателями не возникло?

Доналд отрицательно мотнул головой.

– А с персоналом?

Доналд моргнул и принялся грызть ноготь.

– Шейн!

– Нет, никаких проблем. Все отлично.

– Точно? Потому что если тебя что-то беспокоит, самое время сказать об этом.

– Нет, я же сказал, все о'кей.

– А с твоим товарищем по комнате? Вы ведь вдвоем живете?

– Да, с Ройялом. Нормальный парень. Не пристает.

– Ну хорошо. Нам с тобой сейчас нужно будет еще раз пройтись по всем условиям твоего освобождения, просто чтобы убедиться, что ты все понял. Если есть вопросы, задавай. О'кей?

Доналд кивнул. Правила и установления. Он знал правила, хорошо разбирался во всех этих играх. Делай то, делай это. На этот раз он почти сразу же обратил внимание на тихое тиканье часов, сопровождавшее каждое движение стрелок. «Регулярно отчитывайся мне, – твердила ему Пам. – Старайся нигде не задерживаться по вечерам. Соблюдай расписание, по которому живет общежитие. Если что-то серьезно беспокоит, сообщи воспитателю, а потом мне. Хорошо, Шейн? Ты все понял?»

Доналд беспокойно задвигался на своем стуле.

– К чему все сводится, – продолжала Пам, – так это к тому, что тебе надо будет избегать любых действий, противоречащих условиям твоего освобождения. Любых.

Что-то она слишком активно на него насела, поняла она вдруг; не самый лучший способ добиться, чтобы он ей доверял, далеко не самый лучший, но всякий раз, когда она смотрела на него, на это хилое личико, как у собачонки, на обгрызенные до крови заусенцы вокруг ногтей, она не могла избавиться от стоящих перед глазами видений. Что же это он сделал со своими руками!

– Шейн, тебе все понятно?

– Да. Конечно. – Тут он улыбнулся, мимолетно раздвинув тонкие губы, и Пам пришлось первой отвести глаза.

– Мы поможем тебе найти работу, – сказала она, взяв себя в руки. – Поможем вернуться к нормальной жизни, но многое зависит от тебя самого. Тебе дали шанс, шанс выбраться из прежней жизни. И от тебя самого зависит, как ты его используешь.

Доналд пробормотал что-то, она не смогла разобрать и не поняла ни слова.

Пам перевернула лежавшую перед ней страницу.

– Твоя сестра Айрин… Ты уже с ней связался?

Отрицательный жест.

– А собираешься?

– Да, вечером. Нынче вечером. Позвоню ей нынче вечером.

Старшая сестра Доналда, как выяснила Пам, жила со своей семьей неподалеку от Марсдена. Небольшой городок, через который Пам не раз проезжала по пути из Олдема в Манчестер, чуть больше, чем деревушка, тянется по обеим сторонам шоссе А62. Айрин была единственным членом семьи, кто более или менее регулярно навещал Доналда в тюрьме, а то, что она проживает в этом районе, было одной из причин, почему Хаддерсфилд был назначен местом его пребывания в течение испытательного срока.

– Мы ведь уже говорили об этом, не так ли? – заметила Пам. – Что тебе было бы совсем неплохо побыть у нее, в ее семье. Провести у них целый уик-энд.

Доналд вспомнил мужа Айрин, Невилла, выражение яростного презрения на его лице, когда они виделись в последний раз.

– Думаю, Айрин сумеет убедить твою мать навестить тебя здесь. Что ты об этом думаешь?

Доналд ничего не ответил.

– Шейн?

– Ага, наверное, это будет неплохо.

Мать навещала Доналда в тюрьме раз пять-шесть, не более, вспомнила Пам. Может, ей было стыдно, стыдно за то, что он натворил. Может, она винила себя за то, что произошло.

– И еще одно, о чем я хотела сказать, – продолжила Пам. – Проинформировать тебя. Несколько местных газет, что выходят в районе, где жила Люси Пэдмор, опубликовали серию материалов в связи с твоим освобождением. Боюсь, их тон был в основном враждебный. Отец Люси выступал с угрозами, что он с тобой сделает, если узнает, где ты находишься.

Доналд прижал ладонь ко рту, дергая зубами розовый заусенец возле ногтя большого пальца.

– Если эта шумиха не приобретет общенациональный характер – а я не вижу причин, почему она может принять такой размах, – у нас нет оснований опасаться, что кто-то узнает. Но на твоем месте я бы с большой осторожностью выбирала себе собеседников. Вообще поменьше рассказывай о своих прежних делах, на всякий случай. Понятно?

Быстрый кивок в ответ.

Пам сложила свои бумаги и убрала дело в папку.

– Тогда через неделю жду тебя у себя в кабинете, Шейн. В одиннадцать тридцать. Адрес указан на моей карточке.

Когда Доналд вышел, Гриббенс все еще ошивался в коридоре. Покончив с этой беседой, Пам хотела поговорить с ним еще о некоторых здешних обитателях, а потом можно будет ехать прямо домой. Перекусить быстренько и обратно в офис – там у них будет совещание по поводу одного воришки-рецидивиста, которому впаяли два года. Согласившись когда-то делить квартирку в Хебдене с принципиальной противницей курения, Пам пошла на это в надежде и самой бросить курить. Пачка «Мальборо лайт» в бардачке «тойоты» предназначалась именно для таких чрезвычайных ситуаций. Проехав с четверть мили, Пам съехала с шоссе, выключила двигатель, опустила стекло передней дверцы и закурила сигарету, первую за почти два месяца. Больше всего в связи с этой беседой ее тревожило отнюдь не то, что Шейн Доналд по большей части избегал смотреть ей в глаза, а то, что единственный раз, когда его глаза остановились на ее лице, рот его скривился в ухмылке.