Когда брак Элдера развалился, он постарался, чтобы между ним и обломками его семейных отношений образовалась как можно более значительная дистанция. Первые несколько месяцев Джоан жила в своего рода чистилище, почти открыто встречалась с Мартином Майлзом, даже оставалась иногда у него на ночь, но по большей части возвращалась по вечерам домой, где ее встречала нетронутая постель и осуждающий взгляд Кэтрин. Какая-то часть ее, как она осознала позднее, все еще ждала, что Элдер вернется, они поспорят, придут к согласию, найдут выход из создавшегося положения и все наладится. Такое уже бывало прежде.

Когда этого не случилось, она выставила дом на продажу, а Мартин поменял свою квартиру на другую, побольше, в том же районе, в новом доме, построенном по индивидуальному проекту, – сплошной шик и блеск на фоне окружающей полинявшей роскоши девятнадцатого века. С фасада дом смотрел на прохожих безликим белым бетоном, а с тыльной стороны стена сплошного стекла отделяла его от стометрового ландшафтного парка, на который открывался вид из гостиной высотой в два этажа, с винтовой лестницей и дорогими гравюрами на стенах.

Как-то раз, много лет назад, Мартин коснулся ее руки – это произошло в салоне, которым он владел, через несколько минут после их первой встречи, – и ее тут же пронзил разряд тока, что немедленно отразилось в ее глазах. И в тот же момент она поняла, что если немедленно не повернется и не уйдет, то рано или поздно будет с ним спать, как бы она ни старалась убедить себя в том, что это невозможно. Конечно, никуда она не ушла. Осталась. Мартин, словно соблюдая негласное соглашение с ней, не нажимал, не ускорял события – их отношения не выходили за рамки чисто профессиональных и не вызывали ничьих нареканий. Элдер между тем все чаще и все дольше задерживался на службе, занимая все меньше и меньше места в жизни Джоан, и жизнь их становилась все более скучной и однообразной, обыденной, как когда лежишь в постели спиной друг к другу. В конце все было почти банально – вечеринка, чуть-чуть больше вина, чем надо, и то, что началось на заднем сиденье машины, закончилось в огромной овальной кровати напротив зеркальной стены, отражавшей и передразнивавшей все метания их потных тел.

После этого было дано и нарушено множество обещаний – обещаний Фрэнку, обещаний самой себе. Иногда они с Мартином не встречались месяцами, не оставались наедине, не прикасались друг к другу; когда он пытался развить свой бизнес в Америке, они не виделись почти год. У него были другие женщины, она знала это, и девушки – а она ведь все еще была замужем, у нее в постели все-таки был собственный муж, чего ей было жаловаться? А со временем горевший в них обоих огонь поугас, как это всегда бывает.

К тому времени, когда она перебралась в Ноттингем, они с Мартином были уже деловыми партнерами и добрыми друзьями. Он руководил работой своих салонов в Лондоне, остальное все в большей степени переходило в ее ведение. Когда он иногда наезжал к ней и оставался ночевать, они лишь ужинали вместе, и ничего более. Но затем, как будто повернули выключатель, все изменилось. Она вдруг захотела его – это было как болезнь. Лихорадка. И Мартин ответил тем же, возбужденный этой переменой. Они стали видеться все чаще, готовые идти на риск; однажды она позвонила ему среди ночи, тайком выбралась из дому, и они занялись любовью прямо на дорожке в соседском саду, совершенно голые, лишь укрывшись старым плащом Фрэнка, который она прихватила с собой.

Элдер в конечном итоге все равно должен был обо всем узнать. Некоторое время она даже была уверена, что он уже знает, но по каким-то причинам не хочет об этом говорить. Она все чаще и чаще намекала ему, но он не обращал на это никакого внимания. А потом она вдруг все ему рассказала, во всем призналась, и выглядело это так, как будто он никогда ни о чем не подозревал. Ее слова, холодные и тяжелые, как камни, режущие, как осколки стекла… Фрэнк, я опять с ним встречаюсь…

Он никогда раньше не бывал в этом доме. Знал о нем, знал, где он расположен, не раз проезжал мимо; однажды, листая журнал о новых архитектурных изысках, который кто-то забыл в кафе в Корнуолле, он даже наткнулся на статью об этом доме – цветные фото, интервью с архитектором. На одной из фотографий – очередной вид роскошного интерьера – был и сам Мартин, руки в карманах свободного белого костюма, стоит босиком возле винтовой лестницы. На другом фото они с Джоан сидят рядышком на кожаном диване, держась за руки.

В тот день его познакомили с другими членами их розыскной группы, и он не заметил с их стороны никакого особого возмущения. Некоторых он помнил по прежним временам, другие лица были незнакомыми. Он просмотрел все протоколы допросов зрителей, что присутствовали на выступлениях в тот субботний день, потом уединился с видеодвойкой, в которую вставил кассету с камеры слежения, установленной в магазине сувениров в Раффорд-парке. Кадры, на которых были засняты Эмма, Элисон и Эшли, помечены и выделены: вот они, все трое, смеются, переходят от прилавка к прилавку, хватают то одну вещь, то другую, примеряют, пробуют. Потом еще несколько кадров, снятых позднее, – Элисон и Эшли, очень спешат, почти бегом обходят все отделы в последней отчаянной попытке найти Эмму, пока автобус еще не ушел.

Но Элдер хотел увидеть нечто другое. Шейна Доналда.

Спустя почти два часа он, просмотрев все, вернулся к одному кусочку записи, который стал прокручивать вновь и вновь: мужчина, стоит у самого края кадра, почти выпадая из рамки, и виден всего несколько секунд, можно заметить только руку, смазанное лицо и снова руку, а затем спину, когда он поворачивается – темная рубашка, короткая стрижка, и ничего более, – поворачивается на чей-то зов или окрик. Секундное изображение, опознать по нему невозможно. А в центре кадра – ее лицо, очень оживленное, тоненькая девушка со светлыми волосами, что-то держит в руках, какую-то ювелирку, бусы или браслет, трудно определить, держит, высоко подняв, словно хочет сказать: «Эй, смотри!» – но тут камера отворачивается в сторону, а когда возвращается в это же положение, ни девушки, ни мужчины там уже нет.

Неужели Доналд? Элдер попросил одного из техников перевести эти кадры на диск, чтобы их можно было увеличить, усилить четкость изображения и распечатать. Он все еще думал об этом какой-то частью мозга, когда стоял перед дверью в дом Майлза и ждал, пока ему откроют.

На лице Джоан отразилось удивление, потом она улыбнулась:

– Мог бы и позвонить, Фрэнк.

– Чтобы дать тебе время уехать?

– Мартина нет.

– Какая жалость.

Джоан секунду поколебалась и отступила, впуская его в дом:

– Заходи.

Холл был весь отделан светлым деревом, солнечные зайчики прятались по углам. В конической вазе – единственный цветок.

– Проходи внутрь.

Он последовал за ней в гостиную, высоченный потолок и голубые стены которой создавали впечатление полета в открытом пространстве. С внешней стороны, во внутреннем дворике, на равном расстоянии друг от друга сияли огни, горевшие в посеребренных фонарях, хотя еще не было темно.

– Принести тебе выпить? Хочешь вина? Или пива?

– Пиво было бы кстати.

Элдер неотрывно следил за своим отражением в раздвижной стеклянной двери, словно сам не представляя, что он сейчас сделает.

– Надеюсь, тебе понравится. – Джоан передала ему открытую бутылку, холодную на ощупь, с уже образовавшимся на стекле конденсатом. – Любимое пиво Мартина. Французское, кажется.

Элдер ничего не ответил.

Она стояла напротив, в руке бокал с белым вином, немного напряженная, и изучающе на него смотрела.

– А раньше ты заметно лучше выглядел, Фрэнк.

– Ничего, бывало и похуже.

На ней была юбка кремового цвета, который, кажется, принято называть бежевым или светло-коричневым, и синий верх, обтягивавший ее чуть плотнее, чем следовало бы, и Элдер вдруг почувствовал к ней ненависть – за то, что она такая красивая.

– Итак, Фрэнк, чему мы обязаны такой честью?

– Мы?

– Мартина нет, у него какая-то встреча…

– Ты уже говорила.

– Кэтрин еще не вернулась с тренировки. Она часто задерживается с друзьями.

– Стало быть, мы тут с тобой только вдвоем.

– Как в старые времена.

– Нет.

Джоан вздохнула, словно уже устав от этой игры, которую они тут затеяли.

– Так в чем дело, Фрэнк?

– Дело в этой девушке, которая пропала несколько дней назад…

– Да-да, это было в «Новостях». Эмма…

– Харрисон.

– И что?

– Я занимаюсь расследованием. Консультант. С сегодняшнего дня.

– Почему именно ты?

– Потому что я этим занимался раньше, а эти дела, возможно, связаны друг с другом. Ничего определенного пока.

– Ох, Фрэнк, – она чуть отвернулась в сторону, – я уж думала, с этим покончено.

– Так, наверное, не бывает.

Джоан села на софу, опустив голову и держа бокал с вином обеими руками.

– Я решил, что надо тебе сообщить, – продолжал Элдер. – Это значит, что я некоторое время буду в здешних местах. Дольше, чем рассчитывал.

– И что?

– Это же не очень большой город, Джо, сама понимаешь.

– Понимаю.

– Я хотел, чтобы ты знала, это из-за Кэтрин, вот и все.

– У тебя будет возможность чаще с ней видеться.

– Да.

– Она будет рада.

– Надеюсь.

Джоан попыталась улыбнуться, но у нее это плохо получилось.

– Еще пива хочешь?

– Я и это едва пригубил.

– А я еще вина выпью.

Ни один из них не сдвинулся с места. Снаружи донесся звук автомашины, проходящей поворот улицы. Что-то – может, кошка? – переместилось в дальнем конце патио, отвлекая внимание Элдера. Когда он вернул взгляд в комнату, Джоан уже стояла, держа в руке пустой бокал. Передняя дверь открылась, потом захлопнулась.

– Фрэнк! А ты какого черта здесь делаешь?

Мартин Майлз, широко улыбаясь, стоял у самого порога, пиджак наброшен на одно плечо, указательный палец продет в вешалку у воротника, удерживает его на месте. Волосы взъерошены, словно он ехал, опустив верх машины, щеки пунцовые.

– Вы с Джо – прямо как в старые времена!

– Я уже это говорила, – заметила Джоан.

Элдер не сказал ни слова.

– Извините, что вернулся домой раньше времени и нарушил ваш маленький тет-а-тет. – Мартин бросил пиджак на спинку плексигласового стула, опустился на край дивана, сбросил мокасины и скрестил ноги.

– Полагаю, милая, кофе у вас нет.

Джоан секунду смотрела на него, немного враждебно, потом отвернулась.

– И парочку таблеток аспирина прихвати.

Элдер отпил еще пива.

– Да сядь ты, ради Бога, – сказал Мартин. – Ты меня нервируешь. Наверное, в этом все дело.

Элдер повернул стул к дивану и сел.

– Ты, несомненно, приехал повидаться с Кэтрин, – сказал Мартин.

– Вообще-то я заехал, чтобы сообщить, что некоторое время пробуду здесь, в городе.

Мартин внимательно посмотрел на него:

– Вот и отлично. Приходи к ужину.

– Скорее всего не сумею.

Больше они не обменялись ни словом, пока не вернулась Джоан с подносом в руках: кофе, минералка, аспирин для Мартина, вино для себя.

– Я тут как раз говорил, что Фрэнку неплохо бы как-нибудь с нами поужинать. В ближайшие дни. Ты не против, что я зову тебя Фрэнком?

– То, что ты трахаешь мою жену, дает тебе некоторые привилегии.

– Ага, только она больше не твоя траханая жена.

– Фрэнк, – сказала Джоан, – думаю, тебе лучше уйти.

– Мне вообще не следовало приходить.

– В следующий раз ты предварительно позвони, ладно? Так будет лучше.

– Во-во, – сказал Мартин, чуть растягивая слова. – Или пошли сообщение по электронной почте. Ты уже знаешь, как обращаться с электронной почтой?

Ни Мартин, ни Джоан не двинулись с места, пока Элдер шел через гостиную к выходу.

В конце короткой подъездной дорожки, возле кабриолета «ауди» Мартина Майлза, стоял древний «Ситроен-2 CV», рядом, прислонившись к нему спиной, стояла Кэтрин – целовалась с высоким молодым человеком в темно-синем спортивном костюме, обняв его одной рукой за шею.

Элдер покашлял и замедлил шаг.

– Шпионишь, папочка? – осведомилась Кэтрин, чуть отступив в сторону.

– Ну, не то чтобы…

– Пап, это Стюарт. Стюарт, это мой папа.

Они пожали друг другу руки.

– Стюарт меня иногда тренирует.

– Понятно.

– Ладно, мне надо ехать, – сказал Стюарт. У него был местный акцент, но не слишком заметный.

Заработал двигатель, и «ситроен» отъехал с обычным для него перестуком, как от работающей швейной машинки.

– Это у вас всерьез? – спросил Элдер, мотнув головой вслед уехавшей машине.

Кэтрин улыбнулась:

– С его стороны, кажется, всерьез.

– Тогда мне его жаль.

– Не жалей, – сказала Кэтрин. Потом спросила: – Ты ездил к маме?

– Да.

– Давно пора.

– Не думаю.

– Вы не поссорились?

– Ну, не совсем.

Кэтрин медленно покачала головой.

– Мартин там?

Элдер кивнул.

– Ну что же, хоть какое-то разнообразие…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Так, ничего.

– Кэт…

– Ничего. Ничего я не хочу этим сказать.

Вдоль противоположной стороны улицы медленно проехала машина с зажженным дальним светом. Вокруг постепенно сгущалась темнота, заполняя все пространство.

– Я заехал, чтобы сказать твоей матери, что некоторое время буду жить рядом, в городе, и помогать в расследовании дела об исчезновении этой девушки.

– Я знаю.

– Откуда?

– У нас в машине радио было включено. И мы слышали обзор новостей.

– Бог ты мой!

– Ты у нас знаменитым стал, папочка, надо признать. Или, скорее, печально знаменитым. – Улыбнувшись, она приподнялась и поцеловала его в щеку. – Я тебе позвоню.

– Непременно позвони.

Он обнял ее и отступил на шаг. Волосы ее после душа пахли свежестью и немного лимоном. Теперь он поедет к себе, и если Уилли Белл отсутствует, он почитает немного «Дэвида Копперфилда» и ляжет спать, чтобы завтра приняться за дело пораньше.