Надежда умирает последней, но иногда это происходит очень быстро. Сгоревшие остатки разбитой четырехлетней «хонды-цивик», угнанной с привокзальной стоянки в Ретфорде за день до исчезновения Эммы Харрисон, были обнаружены в старом кемпинге для автопутешественников между Трентом и шоссе А1, к северу от Ньюарка. В ее багажнике была найдена обгоревшая сандалия, похожая на ту, что принадлежала Эмме. Вторая сандалия.

После тщательного осмотра дороги, ведущей к сараю, где держали Эмму, криминалисты пришли к выводу, что следы шин принадлежат среднего размера мини-вэну, который приехал туда, а потом уехал; следы соответствовали, насколько это можно было определить, следам шин белого микроавтобуса, угнанного от одного дома в Ньюарке. Автомобиль был похищен, когда его хозяин находился в доме, демонтируя устройство для раскладывания огромного дивана-кровати, и до сих пор не был найден.

Около десяти утра в субботу двое мальчишек, двенадцати и четырнадцати лет, остановившиеся вместе с родителями в кемпинге возле Мейблторпа на побережье Линкольншира, поехали кататься на велосипедах по окрестным песчаным пляжам. Возвращаясь через дюны назад в кемпинг, старший из мальчиков, желая продемонстрировать свою ловкость, заложил крутой поворот с заносом, и заднее колесо его велосипеда, глубоко завязнув в песке, провалилось в неглубокую могилу, в которой была закопана Эмма Харрисон.

– Мейблторп, – сказала Морин Прайор, услышав это сообщение. – Это же там…

– …где нашли тело Люси Пэдмор, – закончил за нее Элдер. – Четырнадцать лет назад.

– Закопанное в дюнах.

– В дюнах, – эхом откликнулся Элдер с закаменевшим лицом.

Для воскресных выпусков газет это стало настоящим праздником: все они, начиная от общенациональных крупнотиражных и кончая последними таблоидами, заполнили свои полосы фактами и предположениями; репортеры состязались в своих статьях, щедро выдавая чересчур богатые подробности и похотливые предположения. Публиковались интервью с мальчишками, которые нашли могилу, карты с указанием места, где было обнаружено тело, и нанесенными на них предполагаемыми передвижениями Эммы в последние шесть дней. Фото Эммы, собранные из самых разных источников, фото ее родителей, закрывающих лица от фотоаппаратов на пути в больницу, куда они приехали на опознание тела дочери. Бесконечные газетные колонки, посвященные воспоминаниям об Эмме, собранным среди ее друзей. Она всегда была такая энергичная, полная жизни; все ее любили, все-все. «Мы будем поминать ее в своих молитвах», – уверял местный викарий любого, кого это интересовало.

«Следует задуматься, – заявил архиепископ, – а не собираем ли мы теперь урожай с поля, засеянного нашим обществом, в котором секс и коммерция ныне связаны столь тесно, в котором сексуализация наших детей и молодых людей все в большей мере воспринимается как нечто само собой разумеющееся, без каких-либо сомнений или замечаний».

В полной мере разгорелись спекуляции и споры о том, кто же ее убил. Обычная тактика выявления и шельмования педофилов триумфально торжествовала во всей своей кричащей убогости. Наличие Элдера в оперативной группе дополняло интерес, возникший в результате совпадения места захоронения двух юных девушек на одном и том же участке побережья. Самые ужасающие подробности похищения и убийства Люси Пэдмор вновь появились в газетах, освежая эту историю в памяти. Те газеты, что начали складывать из разрозненных частей историю Шейна Доналда, когда он бежал из-под надзора полиции, ушли теперь в хороший отрыв от конкурентов. «НЕ ЭТО ЛИ ЛИЦО УБИЙЦЫ ЭММЫ?» – вопила одна из них огромным заголовком, набранным трехсантиметровым шрифтом. Отец Люси Пэдмор предложил награду тому, кто поможет поймать убийцу, причем одна из национальных ежедневных газет тут же последовала его примеру, еще более увеличив сумму.

Элдер стоял у края дюн, уставившись в серое и холодное пространство моря.

– Ты думаешь, это он? – спросила Морин.

– Не знаю. – Голос его звучал резко, резче, чем ему хотелось. – Извини…

– Ладно, ничего.

Некоторое время ни один из них не произносил ни слова. Оба знали, что действуют сейчас на основании одних догадок и предположений, не более: заключение патологоанатома еще не было готово, точная причина смерти не установлена. Кропотливое исследование судмедэкспертами тела и места его захоронения, сарая и сожженной машины могло принести данные о ДНК преступника, неопровержимо связывая Доналда с этим убийством. Были и другие версии, другие улики. Точно так же полиция могла обнаружить схожие моменты в почерке других известных ей преступников, которых все еще методически проверяли – это оставалось частью продолжающегося расследования. Компьютеры будут проверять и сравнивать поступающую информацию с помощью системы КЭТЧИМ, в которой собраны данные обо всех преступлениях против детей за последние сорок лет. Но все это требовало времени, и ожидание создавало некий вакуум, в который все время просачивались всякие мысли.

– Когда Доналд и Маккернан похитили Люси Пэдмор, – в конце концов заговорил Элдер, – это произошло здесь. В Мейблторпе. И все, что они с ней делали, они делали здесь же. Кто бы ни похитил Эмму, это произошло в восьмидесяти, нет, в ста милях отсюда. И пока он держал ее, это тоже было достаточно далеко, скажем, в семидесяти милях. А потом он, рискуя быть пойманным, привез ее сюда, хотя мог бы бросить в том сарае в Ноттингемшире. Зачем?

Морин подумала.

– Этот вопрос надо бы задать судебному психологу, он разрабатывает вероятный психологический профиль преступника. И зададим. Но если за этим скрыта какая-то модель поведения… Не знаю, может быть, он стремился что-то повторить… Ну, как бывает с фетишистами… – Она оглянулась по сторонам. – Что-то связанное с этим местом.

Элдер вспомнил, как стоял здесь прежде – перед ним был все тот же широкий песчаный пляж, тот же самый шум поднимающихся и падающих волн, то же самое место – или это ему просто так казалось?

– Если это Доналд, – сказала Морин, напрягая голос и стараясь перекричать ветер, – насколько велика вероятность того, что он сделает такое еще раз?

– Если это он, – ответил Элдер, – то, пока он на свободе, эта вероятность очень велика.

Это, конечно, чистый трюизм, что тюрьма меняет любого, кто прошел через эту систему, – охранников, надсмотрщиков, заключенных, инспекторов по освобождению, всех; в то же время это утверждение только укрепляет в некоторых людях убеждения, которые не изменятся никогда. За время пребывания в тюрьме Гартри Алан Маккернан, как показалось Элдеру, превратился в восковую копию самого себя, прежнего; от того парня, что все время нагло улыбался со скамьи подсудимых, а потом был приговорен к пожизненному заключению, осталась одна внешняя оболочка, вроде как панцирь от черепахи. Ему сорок лет, а выглядит старше, можно сказать, вообще не имеет возраста; таким Маккернан вошел в маленькую и душную комнату – весь напряженный, под конвоем, высокий и тощий, одетый в серое с черным.

– Сигаретку дайте.

Элдер достал сигарету из пачки, прикурил и протянул ему.

– Не очень-то вы спешили, – сказал Маккернан. – Мальчик-то уже давно слинял. – Он рассмеялся, словно ржавое железо заскрежетало. – Большой мальчик, и теперь на свободе.

– Ты о нем беспокоишься? – спросил Элдер.

Глаза Маккернана, казалось, утонули где-то в глубинах его черепа.

– В твоем голосе прозвучало беспокойство, – настаивал Элдер.

– О Шейне? Нет.

– Он тебя тревожит? Заботит?

– Ко мне это не имеет никакого отношения.

– Это ж твой приятель, ты сам говорил.

– Теперь уже нет.

– Но ты несешь ответственность за него.

– Я? А что я могу сделать, сидя здесь?

– Ты уже все сделал, много лет назад.

Маккернан уставился на него своими темными, безжизненными глазами.

– Тут убили девушку, – напомнил Элдер.

– Ага. У нас тут есть телевизор. Иногда смотрим. «Скай ньюс», Си-эн-эн, Би-би-си, «Ньюс-24». Вертухаи смотрят, во всяком случае. Помогает им коротать время.

– Тогда ты знаешь, о ком я говорю.

– Ага. Шестнадцать лет, кажется? Кошмар. И хорошенькая к тому же.

– Тебе известно, где ее нашли?

– Ага. Там, на берегу, где всегда такой холод, что яйца можно отморозить.

– Как думаешь, мог Шейн вернуться туда, на то же место?

Маккернан отвернулся.

– Мог Шейн вернуться на то же место? – повторил Элдер.

– Мог.

– Почему? Почему именно туда?

– Там он стал совершеннолетним.

– Считаешь, что это мог быть он?

– Он сейчас один?

На лице Элдера мелькнула тень, и Маккернан понял, что Шейн не одинок.

– В одиночку он никогда такого не сделает, – сказал Маккернан.

– Откуда ты знаешь?

– Если хотите узнать что-нибудь еще, это будет стоить денег.

Элдер достал из кармана вторую пачку сигарет и положил ее на первую.

– Да нет. Я же сказал – деньги. Большие деньги.

– Никакого торга, – заявил Элдер.

– Тогда с чего вы взяли, что я стану тратить время на таких, как вы?

– Потому что Шейн на свободе. Твой приятель. Твой протеже. Потому что он на свободе, а ты – нет.

– Так пусть ему повезет, – сказал Маккернан, поднимая воображаемый стакан.

Элдер отодвинулся вместе со стулом, поднялся на ноги.

– Погодите, – сказал Маккернан, протягивая руку. – Минутку погодите.

Элдер медленно сел обратно.

– Скажите, – продолжал Маккернан, наклонившись вперед и понижая голос, – скажите мне, что он с ней сделал, с этой девушкой. Тогда, может быть, я скажу вам, что вы хотите узнать.

Элдер мрачно уставился прямо ему в глаза:

– Пошел ты к черту, Маккернан!

А тот снова рассмеялся – все тем же скрипучим, скрежещущим смехом.

* * *

Парк аттракционов закончил свою работу в Ньюарке сразу после уик-энда; один день все отдыхали, потом собрались и двинулись на север, в Гейнсборо, малопривлекательный городок сразу за границей графства, уже в Линкольншире. И снова грязный пустырь, еще один день на разгрузку и установку аттракционов. Доналд ходил, низко опустив голову, закрывая лицо, и делал только то, что полагалось, не больше. По вечерам он сидел тихо, о чем-то думая. Однажды утром, когда Эйнджел проснулась, место Шейна на кровати оказалось пустым – это был уже второй случай, когда он исчезал, никому ничего не сказав, не оставив ни записки, ни каких-либо объяснений. После стычки с Броком, после того как он пырнул того ножом, он отсутствовал целых два дня.

Пока Шейна не было, Делла, очень мрачная и серьезная, зазвала Эйнджел к себе в автофургон и усадила рядом. На маленьком столике лежала развернутая газета, с которой на них смотрела смазанная фотография Шейна.

– Вот, гляди, – сказала Делла, ухватив Эйнджел за плечо и не давая ей упасть. – Давай-ка сядь. Выпей вот это.

Эйнджел несколько раз прочитала все, что было на обеих развернутых полосах, все статьи, все колонки, все спекуляции и споры о том, что произошло с Эммой Харрисон, – сплошь рассуждения и почти никаких фактов.

– И какое отношение все это имеет к Шейну? – спросила Эйнджел шепотом.

Делла перевернула страницу и зачитала краткую справку о суде над Шейном, о том, каким истязаниям подверглась Люси Пэдмор, попав в руки Доналда и Маккернана. Что-то внутри Эйнджел перевернулось и сломалось. Когда она вышла из фургона Деллы, лицо ее было бледно, кожа стала цвета савана. Первые несколько шагов дались ей с трудом: ноги заплетались, подламывались.

Поздно вечером, когда Шейн наконец вернулся, Эйнджел, лишь взглянув ему в лицо, прикусила язык.

Ночью, вместо того чтобы заняться любовью, он прижался к ней, и она, лежа в темноте, почувствовала, что он все время чуть шевелит губами; если бы она не знала его так хорошо, то, наверное, решила бы, что он молится.

Настало утро, он снова был тих и спокоен, словно погружен в свои мысли, но от этого казался более похожим на самого себя.

Благодарная ему за это, Эйнджел наклонилась и поцеловала его в шею, когда проходила мимо, направляясь к выходу.

Она все еще дожидалась момента, когда они с Доналдом снова останутся наедине, подальше от подглядывающих и подслушивающих.

– Вот, посмотри, – сказала она, пододвигая к нему ту газету. – Это ведь ты, правда? Это ты ее резал. Ты ее пытал. Ты делал с ней все это… все эти гадости… А потом убил ее.

Доналд выхватил у нее газету, зарылся в нее лицом. Потом газета упала на пол.

– Да, – сказал он.

– О Господи! – простонала Эйнджел. – Господи!

На следующее утро они оба исчезли.