Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями.

Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

 

Пролог

Исчезли.

Близнецы исчезли. Их забрали. Увезли.

Дина никак не могла это осознать. Отказывалась в это верить, несмотря на тишину в доме, несмотря на пропавшие из шкафа детские вещи, даже несмотря на записку мужа. Наверное, он решил так подшутить. Наказать Дину. Она кинулась в кухню, бросила взгляд в сторону стола — словно надеялась, что сейчас все встанет на свои места и она увидит Сюзанну и Али, которые сидят и с нетерпением ждут угощения, которое она принесла.

 

Глава 1

В Нью-Йорк пришла весна. День выдался чудесный — в такой день хотелось верить, что город сумеет оправиться от ужасного удара, полученного осенью 2001 года.

Дина проснулась рано. Взглянула на спящего мужа и вспомнила, как ночью они занимались любовью. Карим давно не любил ее с такой ненасытной страстью. Она отвечала тем же. Словно вернулись те далекие дни, когда они только поженились, любовь была еще пылкой и всепоглощающей.

— Я люблю тебя, Дина, — шептал он снова и снова. — Что бы ни случилось, помни, я люблю тебя.

До чего же он красив, подумала она и легонько погладила его по щеке. В утреннем свете его кожа была цвета кофе с молоком, в темных курчавых волосах поблескивала седина, в полных, красиво очерченных губах таилась улыбка. У него были пушистые — как у кинозвезды — ресницы, высокие скулы и благородный профиль — скорее римский, чем арабский. Когда она сказала ему об этом, он расхохотался. «Ради тебя я готов стать римлянином, — сказал он. — Или древним греком — как пожелаешь». Он, разумеется, шутил: за долгие годы брака он все больше и больше становился арабом. И все больше придерживался традиций. В отличие от нее.

Она надела халат и тапочки, приготовила кофе и принесла ему в постель, чего не делала уже давно. Карим открыл глаза и посмотрел на нее так нежно и страстно, что она едва не решила прогулять работу. Едва… Но в «Мозаике» ее ждали важные дела, ждал ее бизнес, который она создала и столько лет пестовала. Нужно было выполнить крупный заказ для Даниэля Булуда, а еще встретиться с владельцем нового роскошного отеля. Если бы Дина прогуливала работу, рекламу «Мозаики» не печатали бы в каждом номере журнала «Нью-Йорк». Многие бы с радостью заняли место «Мозаики», получившей репутацию лучшего манхэттенского бутика, занимающегося флористикой.

Она быстро надела костюм от известного дизайнера — на работу она появлялась только тщательно и изысканно одетой. Даже родив троих детей и прожив в браке двадцать лет, Дина оставалась стройной; каре из густых каштановых волос окаймляло безупречный овал лица. У нее были ясные карие глаза и гладкая, почти без морщин кожа — наследство от мамы.

Когда она снова спустилась вниз, Фатма, няня близнецов, уже суетилась на кухне. Фатма, незамужняя кузина Карима, была пунктуальна, как железнодорожник старой закалки. По заведенному в доме распорядку завтрак для восьмилетних близнецов, Сюзанны и Али, уже должен был быть приготовлен. Поскольку Дина не спустилась вовремя, Фатма сама взялась за дело, что вызвало возмущение близнецов.

— Мамочка, ты должна была накормить нас завтраком, — жалобно протянула кареглазая Сюзанна, — а ты все спала и спала.

Али, как две капли воды похожий на сестру, только стриженный короче, тут же громогласно с этим согласился.

— Ну да, да, извините. — Дина покорно приняла их обвинения. Упреки сыпались на нее постоянно, всего лишь потому, что она пыталась, не всегда удачно, быть и женой, и матерью, и деловой женщиной. — Раз уж я проворонила ваш завтрак, может, встретимся за ленчем? Давайте я попрошу Фатму привести вас в парк. Поедим хот-догов, погуляем. Как вам такая идея?

Громкий радостный крик только подтвердил, что близнецам эта идея по душе, и Дина мысленно поблагодарила Господа за то, что дети так быстро все прощают и забывают. Ах, если бы и взрослые обладали теми же качествами…

Она обернулась к Фатме и повторила, что хочет, чтобы та забрала детей из школы и привела в парк. Няня нехотя согласилась. Фатма жила у них в семье уже пятнадцать лет, однако Дина так и не сумела найти с ней общий язык. Дине всегда казалось, что Фатма не одобряет ее поведения, а сама Дина считала ее слишком угрюмой и неприветливой. Впрочем, несмотря на тяжелый характер Фатмы, те приятельницы Дины, которые вынуждены были все время менять нянек, завидовали Дине — потому что у нее нянька была постоянная.

Когда Дина появилась на работе, ее помощница Эйлин уже была без сил. Булуд потребовал, чтобы в его букетах было побольше орхидей, но утром ни одной орхидеи не доставили. Значит, придется звонить поставщику и ругаться с ним, а он будет доказывать, что ошиблась Дина; затем нужно будет звонить в другие цветочные магазины и умолять уступить «Мозаике» орхидеи.

Но этим проблемы не исчерпывались. Дину не замедлили ввести в курс дела. Редактор одного известного журнала хотела, чтобы Дина оформила античный стол, фотография которого пойдет на обложку. Для «Мозаики» такой заказ был большой удачей, но на его исполнение отводилось всего три дня.

Она хотела было отменить ленч с детьми, но не могла устоять перед искушением провести час в парке, забыв обо всех неотложных делах и заботах.

Дина пришла на место встречи заранее. Села на скамейку, прикрыла глаза и подставила лицо ласковому апрельскому солнцу. А когда снова открыла глаза, то увидела приближающихся Фатму в длинном платье и темном платке и двух пышущих энергией кудрявых ангелочков. Они росли не по дням, а по часам, и Дина всегда с грустью думала, что уделяет им слишком мало времени.

Дина, как и обещала, купила хот-догов, и дети их с аппетитом умяли. Фатма от хот-дога отказалась, достала принесенную с собой питу и съела ее без видимого удовольствия.

— Мамочка, здесь так здорово! Давай завтра снова сюда придем! Можно? — заверещала Сюзанна.

Это же такая мелочь — постараться чуть больше времени уделять детям, которых она любит больше жизни. Она потрепала Сюзанну по голове, заглянула в огромные темные глаза, такие же, как у Дининой свекрови Махи. Маха, должно быть, в юности была настоящей красавицей, но Дина была рада, что сходство ограничивалось лишь глазами: ей было трудно искренне любить женщину, которая так до конца ее и не приняла.

— Завтра не получится, — сказала Дина. — Но обещаю, скоро, очень скоро мы это повторим.

Фатма, сидевшая на соседней скамейке, встала: детям пора было возвращаться в школу.

— Поцелуйте маму на прощание, — велела она им. По-английски Фатма говорила с сильным акцентом.

Странно, подумала Дина, прежде Фатма никогда не ратовала за прилюдное проявление чувств. Может, и на нее подействовала красота весеннего дня. Близнецы чмокнули маму в обе щеки. Дина отправилась на работу, унося в душе воспоминание о чудесной прогулке.

Встреча с владельцем гостиницы прошла успешно. Договорились как можно скорее составить и подписать договор.

Вскоре после совещания позвонила Динина мать. Отец Дины недавно перенес операцию — у него был рак прямой кишки, — и дочка, услышав мамин голос, всегда волновалась.

— Мама? Что-то случилось? — спросила она встревоженно.

— Нет, радость моя, все в порядке. Я просто хотела поблагодарить вас с Каримом за подарок, который вы прислали.

— Подарок?

— Да, дорогая. За сухофрукты. Карим сказал, что купил их в Бруклине, на Атлантик-авеню. Он же знает, как твой отец любит курагу и инжир. И решил, что они пробудят в нем аппетит.

— А-а-а… Да-да.

Почему Карим не рассказал об этом ей? — удивилась Дина. После очередного курса химиотерапии Джозеф Хилми совсем потерял аппетит. Как мило, что Карим о нем вспомнил. Последние несколько недель он был очень занят.

Она позвонила ему на работу.

— Дина?! — удивился он. — Какой сюрприз!

Что правда, то правда. Теперь она редко ему звонила. А ведь когда они поженились, то обязательно созванивались хотя бы раз в день.

— Спасибо, — сказала она, — что послал моему отцу угощение.

— Ну что ты, какие пустяки! Ты же знаешь, как я его люблю.

— Все равно спасибо. И еще, Карим…

— Да?

— Хочешь я вернусь сегодня пораньше? Эйлин и без меня все закончит. Могу разморозить виноградные листья — помнишь, я их месяц назад заготовила? Куплю свежую питу, что-нибудь особенное на десерт. Проведем чудесный вечер… — Она подумала, что здорово было бы закрепить те нежные чувства, которые проявились вчера ночью.

— Да я…

— Что такое? Ты сегодня работаешь допоздна?

— Нет, Дина.

— Вот и отлично! Я действительно хочу проводить больше времени с тобой и детьми.

В трубке стояла тишина.

— Карим?

— Да, Дина, я здесь.

— Ну ладно, увидимся вечером. Пока.

— До свидания, Дина.

Дина, как и обещала, купила свежую питу, йогурт, огурцы на салат и пять пирожных. Она всегда покупала с расчетом на Фатму, но та всегда отказывалась от угощения.

С Фатмой в последнее время стало совсем трудно общаться. Она была какая-то… угрюмая. Она никогда не отличалась жизнерадостностью, во всяком случае на протяжении пятнадцати лет, прошедших с тех пор, как Карим привез ее из Иордании — скорее из чувства родственного долга, а не затем, чтобы у Дины была помощница по хозяйству.

Быть может, Фатма заскучала по родине, по привычному укладу жизни, думала Дина, ища в сумке ключи. Или у нее начался климакс. А может, это связано с одиннадцатым сентября и всем, что началось потом. Как бы то ни было, но общаться с Фатмой становилось все тяжелее.

Дина даже думала, не поговорить ли об этом с Каримом. Но не стала: слишком много у них возникало споров по другим вопросам, в основном касавшимся различия культурных традиций.

Дина вошла в дом и крикнула:

— Я пришла!

Ответа не последовало. Она подошла к лестнице и крикнула еще раз — в доме было три этажа и подвал, роскошь по нью-йоркским меркам. Дома никого не оказалось. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Фатма, наверное, после школы снова повела детей в парк. Значит, они вернутся с минуты на минуту.

Она заподозрила, что что-то не так, лишь когда не обнаружила записки. Как бы с Фатмой ни было трудно, она всегда была крайне пунктуальна во всем, что касалось детей. Сама она по-английски не писала, но обязательно просила кого-то из близнецов написать записку о том, где они и когда придут. Записку оставляли под деревянной мельницей для перца на кухонном столе.

Дина почувствовала первый укол беспокойства, но сама себе объяснила, что причин переживать нет. Она проверила автоответчик. Сообщений не было.

Может, Карим пришел пораньше и куда-то их повел? Например, поесть мороженого… Нет, вряд ли. Она же сказала, что хочет приготовить семейный ужин. Она позвонила ему на работу.

— Мистер Ахмад недоступен, — сообщил незнакомый женский голос. Дина хорошо знала секретаршу Карима Хелен.

— Это говорит его жена. Вы не знаете, он уехал домой или нет?

— Его нет в офисе. Больше я ничего сказать не могу. — Женщина говорила холодно и сдержанно, как с какой-нибудь навязчивой посетительницей.

— А Хелен на месте? Могу я с ней поговорить?

— Хелен недоступна.

— Что значит «недоступна»?

— Ее здесь нет. И мистера Ахмада тоже. Вы хотите что-то передать?

— Попросите его позвонить мне. При первой же возможности. Это… это очень важно.

Наверняка у всего этого было простое и логичное объяснение. Возможно, срочная встреча, которая потребовала присутствия не только Карима, но и Хелен. Она велела себе успокоиться. Надо немного подождать. Минут пятнадцать. Потом можно будет справиться у соседей. У Энди, который торгует газетами на углу. Он видит все, что происходит у них на улице.

Дина пошла в спальню — переодеться в любимый домашний костюм. Вот она его наденет и сразу успокоится.

На кровати она увидела записку — точнее, письмо.

Оно начиналось со слов «Дорогая Дина», а дальше Карим сухо и формально извещал ее:

«Я хочу, чтобы ты знала: это решение я принял после долгих размышлений и считаю, что нашел наилучший выход.

Как ты помнишь, мы с тобой много раз говорили о том, как меня заботит влияние, которому подвергаются Али и Сюзанна…»

Боже, о чем он? Сердце ее рвалось из груди, дыхание перехватило.

«…и в особенности, как тебе известно, я беспокоюсь за Али: я не хочу, чтобы с ним случилось то же, что с его братом. Но и о будущем Сюзанны я беспокоюсь…»

Далее он пускался в рассуждения на свою излюбленную тему: о недостатках американского общества. Но потом…

«По этим причинам и для того, чтобы они узнали другие традиции и культуру, я решил увезти Али и Сюзанну к себе на родину, в Иорданию».

— Нет! — бормотала сквозь рыдания Дина. — Нет! Нет! — Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться и дочитать письмо.

Дальше он писал про деньги: на их совместном счете есть средства, и она ни в чем нуждаться не будет. Но это ее совсем не интересовало.

«За детей не беспокойся, им там будет хорошо. И я, и мои родные — все будут о них заботиться. Работу в Иордании я нашел, мне предложили очень хорошую должность…»

Работу? Карим нашел работу в Иордании? Значит, он все это планировал, знал, что заберет детей. Неужели это тот самый Карим, который уверял, что любит ее?

«Когда ты получишь это письмо, мы уже будем в пути. Я позвоню тебе, когда мы доберемся до места, но прошу, пойми: я своего решения не изменю. Много лет назад я мечтал совсем о другом, но понял, что должен это сделать ради детей. Я вовсе не хотел причинить тебе боль, хотя ты, боюсь, воспримешь это именно так…»

Дина бросила письмо на покрывало. Она не могла поверить, что все это происходит на самом деле.

Шатаясь, она добрела до комнаты детей. Исчезла часть одежды. Любимые книги. Игрушки.

В комнате Фатмы не осталось ничего из ее вещей. Естественно, она уехала с ними.

Иордания… Нет, это какая-то ошибка! Наверное, Карим просто решил ее проучить.

Много лет назад она прочитала статью о мужьях-иностранцах, которые бросали своих жен и увозили детей к себе на родину — в Грецию или Саудовскую Аравию. Она и вообразить не могла, что эта проблема коснется ее. С ней и с Каримом такое просто не могло случиться — несмотря на все разногласия и трудности.

Нужно было что-то делать. Позвонить кому-нибудь? Маме? Нет… Отец слишком слаб, это известие может его доконать. А если Карим все-таки одумается? Он же столько лет уверял, что любит ее.

— Господи, ну пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, пожалуйста…

И тут она подумала о старшем сыне. Ей придется рассказать об этом ему. Как он отреагирует? Будет во всем винить себя? Нет, нужно оградить его от подобных чувств.

Это будет непросто, ведь история с Джорданом (Карим назвал первенца в честь своей родины) во многом повлияла на решение Карима. Можно пока что ничего не рассказывать Джордану — он все равно в трехстах километрах от Нью-Йорка. Ему незачем знать, что семья распалась, что они остались вдвоем.

Но что же предпринять?

У нее есть друзья. Семейные пары, с которыми они с Каримом общались, вернее было бы назвать знакомыми. По-настоящему она может положиться только на двух человек.

Она потянулась к телефону.

 

Глава 2

— Кажется, получилось, — сказала Эммелин Леблан, звезда и продюсер телевизионного шоу «Эм — Нью-Йорк». — Согласитесь, ведь получилось!

Арни Стерн был директором шоу, Том Ву — редактором. Они просматривали сделанную днем запись очередного выпуска. Тема — безопасность жилища — в Нью-Йорке актуальна всегда. На шоу были приглашены два эксперта.

— Получилось, получилось, — успокоил Эммелин Арни. Том энергично кивнул. Оба мужчины были неравнодушны к своей начальнице. Иногда Том едва сдерживался, так ему хотелось дотронуться до ее руки, погладить по щеке — убедиться в том, что ее шоколадная кожа и на ощупь такая же мягкая, какой кажется.

Эммелин встала.

— Ну ладно, — сказала она. — А об остальном я подумаю завтра.

Эти слова она произнесла, пародируя Вивьен Ли в «Унесенных ветром». На завтра была запланирована съемка следующего шоу — о нью-йоркском такси. Тема не самая острая, но, как и все шоу Эммелин, оно получится живым и занимательным. Поэтому у ее программы были стабильные и постоянно растущие рейтинги.

В дверь заглянула ассистентка Селия:

— Эм, тебя к телефону. Дина Ахмад, по важному делу.

Эммелин вошла к себе в кабинет, сняла трубку.

— Привет, подруга, — сказала она радостно. Но, когда услышала ответ, нахмурилась. — Что? Ты не тараторь так. Повтори еще раз. Что он сделал? — Несколько секунд она напряженно слушала, а потом сказала: — Ладно, детка, ты продержись еще немного. Я еду. Да, я сама ей позвоню.

Она повесила трубку и уставилась на аппарат.

— Вот ублюдок! — сказала она. Она лет десять не употребляла этого слова и говорила так только о самых низких людях. Сейчас оно относилось к Кариму Ахмаду.

Сара Гельман услышала, как запищал пейджер, но не стала смотреть сообщение. Сейчас ее внимание было сосредоточено на больной девочке по имени Лаквинта Томас. Она отметила в карте, какие лекарства надо заменить, объяснила это дежурной медсестре и только после этого взглянула на пейджер.

И удивилась, увидев, что с ней хотела связаться Эммелин. Что-то срочное? Скорее всего, подруги решили устроить девичник. Вот и отлично. Она совсем заработалась, пора расслабиться. Почистить перышки, приодеться, выпить несколько коктейлей, обсудить знакомых, сослуживцев, мужей прошлых (ее бывшего, Ари), настоящих (Дининого Карима) и будущих.

Она зашла в ординаторскую и оттуда позвонила Эммелин. Через пять минут, абсолютно ошарашенная, она повесила трубку. Карим Ахмад что, с ума сошел?

Сара набрала номер Дины.

— Сейчас приеду, — сказала она.

Она сняла халат и стала переодеваться в уличное платье. На долю секунды мелькнула мысль: а может, остаться в халате, явиться так в аэропорт и сказать: «Остановите самолет! Я — врач!»?

Как же трудно жить на свете, когда твой рост даже на каблуках не дотягивает до метра шестидесяти. Люди не хотят принимать тебя всерьез. Она замечала, что Эммелин, у которой рост был метр восемьдесят, все воспринимали всерьез, с первого взгляда. Впрочем, Эм жаловалась, что всю жизнь страдала оттого, что к ней относились как к жирафу.

Сара выехала с больничной стоянки, думая о том, что в этой ситуации она должна представлять голос разума: поддержать подругу и постараться хоть немного ее успокоить.

Звонок в полицию был глупым ходом. По крайней мере наивным. Дина поняла это, когда пыталась объяснить дежурной Фрэнсис Мэлоун, что случилось.

— Вы говорите, дети с отцом?

— Да.

— И у вас нет причин полагать, что они в опасности?

— Нет, но…

— Их отец — ваш муж, я правильно поняла, мадам?

— Да.

— Вы не разведены? Нет никакого судебного предписания и так далее?

— Нет.

— Насилия не было? Угроз?

— Нет. Он просто забрал их из школы. Перед тем как позвонить вам, я разговаривала с директором школы. Она сказала, что детей забрали он и няня. Сейчас он уже летит в Иорданию. Это страна…

— Я знаю, где она находится, — оборвала ее Мэлоун.

— Извините, но вы никак не хотите понять, в чем дело! — продолжала Дина в отчаянии. — Он забрал моих детей. И не собирается их возвращать.

— Я вас понимаю, миссис Ахмад, — сказала Мэлоун сочувственно. — У нас была пара таких случаев. Я бы очень хотела вам помочь, но это вне компетенции полиции. Ваш муж не нарушал закон.

— Но…

— Миссис Ахмад, при всем к вам уважении могу посоветовать вам только одно: наймите адвоката.

Дина тупо смотрела на телефон. Разве адвокат вернет ей детей? Карим пользовался иногда услугами одного адвоката. Как бишь его? Ах да, Карлтон Харрис. Стоит ли ему звонить? Это же не ее адвокат, а Карима. Но что-то делать надо. Должно быть, это и есть ад: когда ждешь, ничего не знаешь и всего боишься.

Она налила стакан воды, села и перечитала письмо Карима, теперь медленно, вчитываясь в каждое слово — словно это могло помочь найти выход. Он не хотел, чтобы близнецы страдали от предвзятого отношения — как страдал он. Разве она забыла, что творилось после трагедии одиннадцатого сентября? Они пришли из школы и, рыдая, сообщили, что не хотят носить арабские имена, потому что арабы плохие. Она должна наконец понять, почему он не хочет, чтобы они росли в Нью-Йорке. Но Дина это понимать отказывалась.

В конце концов, ее собственный отец родился в Ливане. Эмигрировав в Америку в шестнадцать лет и женившись на американке ирландского происхождения, он все равно сохранил традиции, в том числе и кулинарные. Несмотря на культурные различия, а иногда и благодаря им Джозеф и Шарлотта сумели создать крепкую семью.

Дина любила своих ливанских родственников, любила страну, национальные блюда, но считала себя американкой. Арабская часть ее души была как любимая тетушка, которая живет далеко и к которой Дина иногда наведывается, а потом возвращается домой, к своему американскому «я».

Да, Дина очень расстроилась, когда близнецы пришли и расплакались. Она поговорила с ними, объяснила, что некоторые люди ведут себя плохо, когда напуганы. Потом она побеседовала с учительницей близнецов и с директором школы, после чего всему классу, а затем и всей школе прочли лекцию о национальных предрассудках. Дина сделала все, что могла, чтобы защитить своих детей, и разве это не доказательство того, что она любит их не меньше, чем Карим? И даже больше, ведь он никогда не задавался вопросом, каково им будет в Иордании. Ведь эта культура для них чужая…

«…и в особенности, как тебе известно, я беспокоюсь за Али: я не хочу, чтобы с ним случилось то же, что с его братом».

А вот это — истинная причина его поступка, подумала она с горечью.

В дверь позвонили. В домофоне раздался голос Сары.

Они бросились друг к другу, обнялись. А затем Сара, отступив на шаг, внимательно оглядела подругу. Дина знала этот взгляд доктора Гельман: что с этим ребенком и чем я могу ему помочь?

Как же приятна такая дружеская забота.

Дина разрыдалась.

 

Глава 3

На высоте одиннадцать тысяч метров небо оставалось светлым, хотя земля внизу уже погрузилась во тьму. Скоро принесут еду, а потом покажут кино. Карим знал, что они пролетают над восточной оконечностью Ньюфаундленда. Он много раз летал этим маршрутом.

Но хотя путь был знакомый, этот полет никак не походил на все предыдущие. В течение последнего часа, пока они удалялись все дальше и дальше от Нью-Йорка, от Америки, напряжение мало-помалу оставляло его. Завтра в это время они уже будут в Иордании.

Он начал успокаиваться, но тут навалилась усталость. Как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию.

И еще он чувствовал себя вором.

Он этого ожидал. На самом деле он начал мучиться виной, когда только задумал этот план. Но решил, что это неизбежный побочный эффект и это надо пережить, иначе не удастся достичь результата. Необходимо было, забыв о личных удобствах, двигаться вперед и вперед.

Он не считал себя образцом для подражания, но полагал, что он человек порядочный и разумный — это привил ему его отец. Он бы предпочел все обговорить с Диной и убедить ее, что для Али с Сюзанной так будет лучше, даже для них, Карима и Дины, это будет лучше. Но это было совершенно невозможно.

Они давно уже разошлись во взглядах на жизнь. Он все еще любил ту чудесную девушку, на которой женился, но ему казалось, что они уже много лет не могут договориться ни о чем даже мало-мальски существенном. Дина бы никогда не согласилась переехать в Иорданию. Сколько раз в разгар споров — например, о том, как воспитывать детей, — она настаивала, что они не арабы, а американцы. Точка. Конец дискуссии. Конец доводам рассудка.

Нет, он выбрал единственно возможный способ. Вот только…

Двадцать лет улетали прочь — семейная жизнь, мечты юного Карима Ахмада.

Да, конечно, он понимал, как поступил с Диной. Но он пообещал себе, что никогда не будет противиться ее встречам с детьми. И все же…

Он точно знал, что бы чувствовал, если бы оказался на месте Дины. Он бы был готов… На что? На убийство? Да на все, что угодно. И Дина чувствует то же самое. Она теперь будет ненавидеть его до конца жизни.

Но у меня не было другого выхода, в тысячный раз повторил он себе.

Разве можно совершить правильный поступок по неправильной причине? Или неправильный по правильной?

— Пап, у тебя голова болит?

Сюзанна смотрела на него озабоченно. Почти каждую ночь его мучили головные боли, с тех самых пор… С каких? Когда он узнал про старшего сына? Или раньше? Во всяком случае, дочка переживала за него и за его боль. Дома она всегда играла в медсестру.

— Нет, дочурка, — ответил он, хотя уже чувствовал, как стучит в висках. — Я просто немного устал. Но спасибо, что спросила.

Она сидела рядом с ним, такая маленькая в огромном кресле салона первого класса. За ними сидели Али и Фатма. Время от времени дети менялись местами.

— Мы скоро прилетим? — Сюзанна спрашивала это уже во второй раз. Али тоже спросил два раза. Вот они, близнецы.

— Скоро, драгоценная моя. Ты заснешь, а когда проснешься, мы уже будем на месте. — Он надеялся, что дети скоро заснут. И Фатма тоже.

— А мамочка там будет?

— Драгоценная моя, я же тебе все объяснял по дороге в аэропорт. Помнишь? Мама прилетит потом. Но зато ты скоро увидишь джиддо и тайту, дедушку и бабушку. А еще дядю Самира и тетю Сорайю. И своих кузенов. Ты их помнишь?

Удивительно, но Али и Сюзанна, которые бывали в Иордании только раз в год, отлично помнили своих кузенов, чему Карим был очень рад. Пока они будут вспоминать детей Самира и Сорайи, они не будут расспрашивать про мамочку.

Принесли ужин, и это было новое развлечение. У них были свои телевизоры, и они могли сами выбрать фильм. Карим поставил им фильм про Гарри Поттера. Близнецы некоторое время, борясь со сном, смотрели его, но потом мирно засопели.

Но перед тем, как заснуть окончательно, Сюзанна сказала:

— Как же хочется, чтобы мамочка была с нами, когда мы проснемся!

— Ты скоро ее увидишь, дочка. Обещаю. А сейчас — спать!

Вскоре Карим услышал, как стала тихонько похрапывать и Фатма.

«Сжигать мосты», — подумал он. Эти слова донеслись эхом из прошлого. Армия, идущая в наступление, сжигала за собой мосты, чтобы не было соблазна отступить, бежать с поля боя. Но Карим все-таки чувствовал, что отступает. Бежит. Бежит от врага, которого сам толком не знает, сжигает мосты, чтобы этот враг его не нагнал.

Что это за враг, он стал осознавать только несколько лет назад: он понял, что дело в самой американской культуре, даже в тех ее аспектах, которые он в юности восхвалял и превозносил. Вот в чем, как понимал он теперь, все коварство: нужно достичь зрелости, чтобы научиться различать, когда свобода превращается во вседозволенность и безответственность, а зрелость — последнее, что ценится в Америке.

Трудно было собрать все в одно целое. Но некоторые образы все-таки особенно кололи глаза. Например, девочки-поп-певицы, Сюзанна их уже боготворит, а там — девчонки-подростки, которые словно соревнуются, которая из них больше смахивает на проститутку. А спортсмены, из которых Али делает идолов: наглые, безмозглые юнцы с крашеными волосами, проколотыми ушами и все в татуировках. Да в такой обстановке Али вполне поверит, что жизнь, которую выбрал его брат, вполне нормальная, даже похвальная.

С Джорди уже ничего не поделаешь, и Карим даже себя винил в этом. Но Али и Сюзанна должны этого избежать.

Самое главное, они никогда не станут полноценными членами даже этого общества, не признающего корней. Он почувствовал это на себе после одиннадцатого сентября. Прежде в банке, где он прослужил десять с лишним лет, к нему неизменно относились с уважением. Он неофициально считался «арабским отделом» и вел дела со всеми крупными компаниями на Ближнем Востоке. Но после того, как рухнули башни Всемирного торгового центра, он обнаружил, что и он сам, и его клиенты стали объектами тщательной проверки — спецслужбы выясняли, не причастны ли они к террористическим организациям.

И для детей наступило тяжелое время — они терпели нападки одноклассников, видели, что показывают по телевизору.

Нет! Америка их никогда не примет. Уж лучше он, пока не поздно, переселит их на новое место. А что касается Дины — что ж, рано или поздно все как-то устроится. Он приложит к этому все усилия.

Проснулся он, когда в иллюминатор попал первый луч восходящего солнца.

 

Глава 4

В лифте Эм надела темные очки — на случай, если внизу, в холле, караулит какой-нибудь любитель автографов. К Дине в Верхний Вест-Сайд она поехала на такси.

Она позвонила по мобильному домой. Коротко рассказала, что стряслось с Диной, а когда вернется, не сказала.

Ее сын Майкл устроил вечеринку — пригласил нескольких одноклассников, так что беспокоиться было не о чем.

Но после того, как она поговорила с сыном, до нее вдруг окончательно дошел ужас случившегося. Ведь Дина, может статься, увидит Али и Сюзанну только через много лет.

Она попыталась представить, что бы с ней было, если бы отец Майкла увез ребенка, но не могла. Габриэль Леблан при всех его недостатках был человеком неплохим, хотя и довольно безответственным. Изредка звонил, переводил деньги, посылал открытки — вот и все. Да и куда бы он мог увезти Майкла? Да она бы их везде нашла. Да, зайдеко — стиль, в котором он играл за несколько долларов и бесплатное пиво в захолустных танцзалах южной Луизианы, — сейчас снова вошел в моду настолько, что Габриэль мог получить контракт и в Монреале, и в Париже — городах, которых он, когда они с Эм познакомились, даже не знал. Но он бы никогда не стал там жить. Нет, дальше Луизианы он никогда не забирался.

Такси остановилось у особняка Ахмадов. Машина Сары уже стояла на обочине.

Дина с Сарой обосновались на кухне. Сара быстро прочитала письмо и сказала только:

— Каков подлец! — а потом заварила им с Диной крепкого чая, перечитала письмо и повторила: — Законченный подлец!

— Я и сама так подумала, — сказала, попытавшись улыбнуться, Дина. — Но вы же понимаете, доктор, как важно проконсультироваться со специалистом.

Сара расхохоталась: то, что Дина даже в такой тяжелый момент пыталась шутить, было хорошим знаком.

Больше они ничего обсудить не успели, потому что раздался звонок в дверь и в дом ворвалась решительная, как кавалерийский полк, Эм. И снова — объятия.

— Деточка моя, я понимаю, ты не можешь не психовать, но мы этого так не оставим. У нас все получится. Обязательно получится.

— Прочитай вот это, — сказала Сара и протянула Эм письмо.

Эм пробежала его глазами и отложила в сторону. Подруги переглянулись.

— Ну что ж, — сказала Эм, — начать надо с адвоката. Мой адвокат Мэнни в таких вещах ни черта не понимает, но я попросила его найти кого-нибудь подходящего. Надеюсь, он позвонит сегодня же вечером.

— Адвокат действительно понадобится, — согласилась Сара. — Это — первый шаг. Но мы должны продумать и другие варианты.

— Какие? — спросила Дина.

— Мы рассмотрим любые предложения, — сказала Эм.

— Ну, например, госдепартамент, — сказала Сара. — У Карима на родине серьезные связи, так ведь?

Дина задумалась. Вспомнила членов королевской фамилии и важных сановников, которые присутствовали на их свадьбе в Аммане.

— Да, у его семьи есть связи. А там семья — это все. Главное — иметь нужные знакомства…

— Вот именно, — сказала Сара. — Так, может, мы до него и доберемся? Ведь есть еще твой отец, Дина. По-моему, важным людям совершенно ни к чему международный скандал.

Когда в Ливане, на родине Дининого отца, начались беспорядки, ему была поручена почетная роль посредника. Но это было много лет назад.

— Нет, — покачала головой Дина, — не хочу впутывать в это отца. Он и так многое пережил и еще не вполне оправился.

— Ну ладно, — сказала Эм. — А твоя мама?

— Я ей еще не звонила. У нее и так забот хватает.

— Все равно они рано или поздно узнают.

— Уж лучше поздно. А вдруг мы к тому времени успеем все решить?

— Постучи лучше по дереву, — сказала Сара, что все трое и сделали.

— Джорди знает? — спросила Эм.

— Пока нет.

— Нет смысла ему говорить — пока мы не узнали подробностей, — кивнула Эм. — Этот подлец, — она имела в виду Карима, — обещал позвонить. Может, позвонит?

Сара кивнула. Подруги знали о конфликте Джорди с отцом, и сейчас не время было вмешивать мальчика в это дело.

— Ты звонила в полицию? — спросила Сара. — Что тебе сказали?

— Сказали: «Желаем удачи!» — ответила Дина с горечью. И пересказала свою беседу с женщиной-полицейским.

К десяти часам они обсудили все возможные варианты. Дина в конце концов расплакалась.

Сара тут же обняла ее и зашептала ей на ухо:

— Ничего, Дина, ничего, все устроится. Мы что-нибудь придумаем. — Она словно разговаривала с одним из своих пациентов, успокаивала, сама не будучи уверенной в исходе.

В сумке Эм что-то замурлыкало. Она вытащила мобильный, несколько раз сказала в трубку «угу» и жестом попросила подать ей бумагу и ручку.

— А он достаточно опытен? — спросила она, записывая что-то. — Настоящий специалист? Ну хорошо. Спасибо, Мэнни. Вечно буду вам благодарна. — Закончив разговор, она объявила подругам: — Что ж, похоже, адвокат у нас есть.

Звонок раздался ровно в семь утра — Карим будто дожидался, когда будет прилично позвонить.

— Дина! — сказал он спокойно, даже чуточку устало.

— Карим!!! — Это было даже не приветствие, а крик души. — Господи, что же ты наделал? — зарыдала она в телефон. — Как ты мог, Карим? Как ты мог так со мной поступить?

— Дело не в тебе, Дина, — ответил он со вздохом, — и не во мне. Я сделал это ради детей. Сколько раз я пытался тебе объяснить…

— Объяснить? — закричала она. — Как можно объяснить то, что у матери забирают детей?

— Дина, прошу тебя… Я не могу обсуждать это сейчас. Я просто хотел тебе сообщить, что с детьми все в порядке и…

— Дай мне поговорить с ними, — взмолилась она. — Я хочу…

— Не сейчас, Дина. Они устали, и Фатма уложила их спать. Я скоро снова позвоню, обещаю. И ты с ними поговоришь.

Почувствовав, что он собирается закончить разговор, она стала умолять его:

— Карим, не вешай трубку! Пожалуйста, не вешай трубку! Не станешь же ты притворяться, что это обычный визит к родителям. Я с ума схожу от беспокойства.

— Понимаю, — сказал он, — поэтому и позвонил. Уверяю тебя, с Али и Сюзанной все в порядке.

— Ты не можешь так со мной поступить! — всхлипнула Дина. — Я не позволю, Карим, не позволю…

— Дина, прошу тебя… Дело сделано, — сказал он. — До свидания.

Она еще долго держала трубку в руке, словно через замолчавший телефонный аппарат осуществлялась ее связь с детьми. Потом набрала номер родителей Карима. Несколько минут слушала протяжные гудки, но никто так и не подошел. Она уткнулась влажной от слез щекой в подушку.

 

Глава 5

С виду человек хороший, подумала Дина, увидев Дэвида Калласа, который вышел из кабинета в крохотную приемную. Он был худощав, одет в темно-синий костюм. Судя по морщинкам у глаз, ему было уже за сорок, но в манере держаться проглядывало что-то мальчишеское.

— Миссис Ахмад? — спросил он, обведя взглядом трех женщин, уставившихся на него.

— Дина Ахмад — это я.

— А…

— А это — Сара Гельман и Эммелин Леблан.

— Может быть, пройдем в кабинет?

Сара и Эммелин встали одновременно с Диной — словно много раз репетировали это движение.

Дэвид вопросительно посмотрел на Дину.

— Все в порядке, — кивнула она. — Я хочу, чтобы они присутствовали при нашем разговоре.

— Это довольно необычное желание, но раз вы так хотите… Прошу вас!

Кабинет был немногим просторнее приемной, но здесь было удобно и даже уютно. Шкафы темного дерева, такой же старинный стол, мягкие кресла.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил он. — Чай? Кофе? Минеральная вода?

Дина попросила воды, ее подруги тоже.

— Ребекка, будьте добры, принесите три бутылки «Пеллегрино», — обратился Дэвид к секретарше, сидевшей за столом в приемной.

Ребекке, судя по всему, эта просьба начальника не понравилась, поэтому Дэвид вышел сам и вернулся с тремя бутылками на подносе.

— Ребекка учится на юридическом факультете и работает на полставки у меня. И часто отказывается делать то, что не входит в ее прямые обязанности, — объяснил он.

— А почему вы ее не уволите? — спросила Сара.

— Моя тетя пожалуется моей маме, а та накинется на меня. Ребекка — моя двоюродная сестра, поэтому я должен терпеть ее еще два месяца — пока она не получит диплом.

Дине он с каждой минутой нравился все больше и больше.

— Мой друг Мэнни говорит, что вы хорошо знаете Ближний Восток, — вступила в разговор Эммелин.

Дэвид на мгновение задумался.

— Точнее будет сказать, что я знаком с арабской культурой. Мои родители родились в Сирии. Как большинство сирийских евреев, сорок лет назад они эмигрировали в Штаты. Обосновались в Бруклине. Я говорю по-арабски и в Колумбийском университете изучал Ближний Восток. Так что, думаю, можно сказать, что я имею представление об этом регионе.

— А вы специалист по разводам? — спросила Эммелин.

Дэвид улыбнулся и покачал головой:

— Я не считаю себя специалистом в какой-нибудь области. Но половина дел, которые я веду, — это дела о разводах. Я ответил на ваш вопрос?

— Возможно, — уклончиво сказала Эммелин.

Каллас уселся поудобнее и обратился к Дине:

— Быть может, вы расскажете, что привело вас сюда, миссис Ахмад?

Дина поведала свою печальную историю, правда, пару раз ей приходилось собираться с силами, чтобы не заплакать.

Дэвид дал ей закончить, а потом заговорил сам, уже без тени улыбки:

— Боюсь, мне нечем вас порадовать, миссис Ахмад. Поскольку вы с мистером Ахмадом не разведены, это нельзя считать похищением. Если вы поднимете этот вопрос в Иордании, вы мало чего добьетесь, поскольку вы там иностранка и суд будет на стороне вашего мужа. Если у его семьи действительно имеются связи, тогда… — Он развел руками.

— Прошу вас! — воскликнула Дина. — Сделайте хоть что-нибудь!

Он внимательно посмотрел на трех подруг:

— Я постараюсь разобраться, поговорю с людьми, которые сталкивались с подобными ситуациями. Но что из этого выйдет…

Дина вынула из сумочки чековую книжку:

— Мне нужно оставить залог или…

Дэвид покачал головой:

— Давайте я сначала пойму, что конкретно я могу сделать. А пока что позвольте мне поблагодарить вас. Визит трех прекрасных дам — истинное удовольствие для старого холостяка вроде меня.

Дина была очарована его галантностью.

— Какой милый человек, — сказала она, когда они вышли. — Разговор с ним только подтвердил первое впечатление.

Она больше не могла это откладывать. Придется рассказать маме, что близнецов увезли. Она вошла в роскошный вестибюль дома постройки начала двадцатого века, дома, в котором ее родители прожили почти полвека, поздоровалась со старушкой-консьержкой, которая, сколько Дина ее помнила, всегда была старушкой, и прошла к лифтам. Дина выросла в этом доме и всегда с удовольствием приходила сюда, где за каждой колонной таились детские воспоминания. Зимнее утро — она, совсем малышка, идет, укутанная в шерстяную шаль, связанную ливанской бабушкой; семейные праздники — обильное угощение, радостный смех родственников — и американских, и ливанских. Но сегодня все было иначе.

Она поднялась на десятый этаж, позвонила в дверь квартиры 10А. Через секунду дверь открыла Шарлотта Хилми и, увидев Дину, заулыбалась. Шарлотта, несмотря на свои шестьдесят восемь лет, все еще была красавицей — зеленоглазая, с нежным румянцем и некогда золотыми кудрями, всего чуточку тронутыми сединой. Шарлотта часто шутила, что ее муж-араб влюбился в нее именно потому, что она была ослепительной блондинкой.

— Мама!

Шарлотта заключила дочь в объятия, и Дина на миг почувствовала себя надежно защищенной.

— Дина, деточка моя, как я рада тебя видеть!

Они с Шарлоттой вошли в огромную гостиную, заставленную обитыми шелком диванами и столиками, инкрустированными перламутром.

— Что случилось? — спросила Шарлотта, как только они уселись.

— С чего ты взяла, что что-то случилось? — спросила Дина, выдавив из себя улыбку.

— Дина… — В голосе матери послышался упрек.

— Мама, пообещай, что ты не проговоришься папе.

— Это настолько серьезно? — насторожилась Шарлотта. — Что-то с детьми?

— С детьми все хорошо, мама. Но они… они в Иордании. Карим их забрал и не хочет возвращать. Джорди здесь. Он Кариму не нужен, — с горечью добавила она.

— Как же это? Почему… — ошарашенно спросила Шарлотта.

Дина рассказала, что произошло, — почти теми же словами, что и Дэвиду Калласу.

— Просто в голове не укладывается, — сказала Шарлотта. — Как такое могло случиться? Я и не подозревала, что у вас такие серьезные проблемы.

— Я об этом тоже не подозревала, — сказала Дина. — Мне казалось, что обо всем можно договориться. — Она помолчала. — Но Карим считает, что он должен спасти детей, иначе Америка развратит их. Как развратила Джорди. — Она горько усмехнулась.

Шарлотта молчала — переваривала услышанное.

— Как ни примитивно это звучит, — вздохнула Дина, — но Карим считает, что дело в двух образах жизни — американском и арабском.

— М-да…

— Ты находишь в этом смысл?

— Не то чтобы нахожу смысл. Но могу это понять.

Дина посмотрела на мать так, словно та заговорила на незнакомом языке.

— Не смотри на меня так, детка. Ты что, забыла? У нас с твоим отцом были те же проблемы, что и у вас с Каримом.

— Да, но вы с отцом всегда так замечательно ладили, что этих проблем будто и не существовало. Для меня они были даже плюсом. В День святого Патрика все ели солонину, пели песни. А на день рождения папы танцевали ливанские танцы и ели его любимые ливанские блюда. Я многому научилась от тебя, мама. Поэтому и была так уверена, что мы с Каримом сможем все преодолеть.

— И ты считала, что у нас с отцом никогда не было проблем?

— Ну, вы иногда спорили. Но ваш брак всегда казался таким… правильным.

Шарлотта улыбнулась:

— Дети не обращают внимания на проблемы родителей.

— Ты хочешь сказать, тебе было трудно с отцом?

Шарлотта покачала головой:

— Я хочу сказать, что каждый брак требует компромиссов. А когда оба супруга — представители разных культур, то приспособиться друг к другу еще сложнее.

— Но ведь папина семья тебя обожает.

— Поначалу это было далеко не так, — улыбнулась Шарлотта. — Они всегда были со мной вежливы — просто потому, что не умеют вести себя иначе. Но когда мы поженились, сестра Джозефа дала мне понять, что я прохожу… испытательный срок, так сказать. Да, конечно, со временем все изменилось, и теперь… теперь мы очень близки.

Дина даже представить себе не могла, чтобы кто-то не любил ее мать. В родном доме она видела только любовь. Наверное, поэтому и рассчитывала на то, что ее семейная жизнь будет такой же. В тот вечер, когда она впервые увидела Карима — это было на каком-то культурном мероприятии, где собирались американские арабы и куда пришла и ее семья, — она была очарована его красотой. Симпатия оказалась взаимной — Карима тоже с первого же мгновения потянуло к ней. А когда они побеседовали, она была восхищена его умом. Он мог рассуждать на любую тему — от литературы до политики.

— Помнишь, как мы с Каримом начали встречаться? — спросила Дина. — Помнишь, как он называл себя представителем нового поколения? Что люди вроде него способны соединить лучшее из того, что может предложить Запад, с традиционными арабскими ценностями?

— Помню, — ответила Шарлотта. — Это-то и произвело на нас с Джозефом впечатление. Твоему отцу понравились страстность и искренность Карима, хотя… — Шарлотта замолчала, припоминая то, что случилось много лет назад.

— Что — хотя?

— Понимаешь, твой отец считал, что наш брак удался прежде всего потому, что он стал американцем: он сохранил арабские традиции, но стал полноценным американцем. Но он подозревал, что Карим, даже прожив в Америке всю жизнь, так и останется иорданцем. — Она помолчала. — В этом нет ничего плохого, — добавила она. — Просто мы не были уверены, что это подойдет тебе. Ты была воспитана иначе.

— Но вы мне ничего этого не говорили.

Шарлотта улыбнулась и легонько пожала дочери руку:

— Говорили, радость моя, ты просто забыла. Я беседовала с тобой о свободе, к которой ты привыкла с рождения. О том, что тебя никто не учил чувствовать себя существом второго сорта лишь потому, что ты женщина.

Дина попыталась вспомнить этот разговор. Но не могла.

— И что я ответила? — спросила она.

— Ты только поморщилась. И заявила, что Карим — современный человек, как и ты.

Да, подумала Дина, когда-то я была в этом уверена на сто процентов. Но со временем Карим позабыл о своем желании соединить лучшие западные традиции с арабскими.

— К чему говорить о прошлом? — сказала Шарлотта. — Нужно что-то делать. Быть может, твой отец…

— Нет, мама, мы же договорились: не будем ничего рассказывать папе. Пусть думает, что Карим повез детей в Иорданию повидать родственников.

Шарлотта кивнула:

— Хорошо, Дина. Не люблю лгать Джозефу, но ты права. Он делает вид, что с ним все в порядке, но это совсем не так. Чем я могу тебе помочь?

— Не знаю, мама. Я была у адвоката. Он настроен довольно пессимистично. Я думала, может, ты знаешь тех людей из госдепартамента, с которыми общается папа.

— А вот это хорошая мысль. Большинство друзей твоего отца умерло, но ты можешь попробовать связаться с Даниэль Иган. Они с твоим отцом недавно разговаривали. Она сказала ему, что Америка у него в долгу — за неоценимую помощь, которую он оказал во время ливанских событий. Ему было очень приятно, что о нем не забыли.

— Его обязаны помнить! — с искренней убежденностью воскликнула Дина.

Благодаря своим ливанским родственникам он сумел провести тайные переговоры во время гражданской войны, которая чуть не привела его родину к полной разрухе. А когда война закончилась, отец, используя связи в финансовых кругах, помог направить инвестиции на реконструкцию отелей и туристических центров, потому что приток туристов мог благотворно отразиться на экономике Ливана.

Ее отец сделал много добра. Возможно, теперь кто-то захочет помочь и ей.

— Я дам тебе номер телефона Даниэль Иган, — сказала Шарлотта.

Карим больше не звонил. Дина сидела на кровати и ждала его звонка. И думала о прошлом. О том, что с самого начала должна была предвидеть многие трудности.

Карим был очень предан своей семье, а семья ее не приняла. Ее свекор Хассан, благородный отец семейства, был не очень разговорчив, но свекровь Маха открыто сомневалась в том, что их сыну-мусульманину нужна жена-христианка. У Махи было на примете несколько более подходящих кандидатур.

Поначалу Дина старалась не обращать внимания на Маху; влюбленная женщина многого не замечает. Но со временем оказалось, что Дина не замечала слишком многого.

Поначалу она старалась следовать примеру собственной матери, которой удалось навести мосты между двумя культурами. Несколько раз в неделю она готовила арабские блюда, с готовностью принимала родственников Карима, приехавших погостить, уважительно относилась к его религии и стремилась узнать о ней как можно больше. Детям она все время рассказывала об их иорданских дедушке и бабушке.

И все же, несмотря на то что Иордания — одна из самых прогрессивных арабских стран, многое в ее культуре Дина никак не могла принять. Например, то, что супругов детям часто подбирают родители, а еще то, что в стране разрешено многоженство. И то, что мужчина мог ужинать где пожелает, а женщине, если она без спутника, это запрещено. И главное, ее приводили в ужас так называемые убийства чести. Отцы, мужья, братья имели право убивать женщин, обесчестивших семью. Мужчины, заявившие, что совершили «убийство чести», либо получали полгода тюрьмы, либо вообще избегали наказания.

Когда Дина однажды заговорила об этом в доме родителей Карима, ее деверь Самир заявил, что, если бы такие убийства были запрещены, нравы здесь стали бы такими же распущенными, как в Америке.

Дина ждала, что кто-нибудь ему возразит, но Карим промолчал. Быть может, тогда она и заподозрила, что ее муж — совсем не тот человек, которого она полюбила. Именно тогда она поняла, что хочет как можно реже приезжать в Иорданию.

А Карим все больше и больше становился арабом. Стал критиковать ее «американские» манеры — ее стильные костюмы, слишком короткие юбки, то, что она была слишком «дружелюбной» как с мужчинами, так и с женщинами. Его брат, который полностью подчинил себе свою жену Сорайю, считал, что Кариму в семье не оказывают должного уважения — точнее сказать, считал, что его жена недостаточно покорилась супругу.

Когда Дина родила первого ребенка, многие проблемы отошли на задний план. Родился сын. Карим был в восторге. Его семья прислала щедрые подарки.

Да, когда она снова захотела заняться бизнесом, у них с Каримом начались споры. Он хотел, чтобы она продала «Мозаику». А она пыталась объяснить, что «Мозаика» — ее детище, что она занимается этим не столько из-за денег, сколько потому, что не хочет быть просто домохозяйкой. Карим ее не понял. Вот тогда-то в доме появилась Фатма.

А несколько месяцев назад случилась эта история с Джорди.

Началось со звонка психолога из школы, где учился Джорди. Выяснилось, что Джорди приписывают «недозволенное проявление физического влечения» по отношению к другому ученику. Мужского пола. Обоих на три дня отстранили от занятий.

Первым ее желанием было заявить, что это нелепая ошибка. Но Дина промолчала. Подозревала ли она нечто в этом роде? Она все время убеждала себя, что Джорди — из тех мальчиков, которые поздно взрослеют, что его больше интересует учеба, что дети теперь другие — они уже не гоняются за одноклассницами, как предыдущие поколения.

Она никогда не обсуждала это с Каримом. Он и так постоянно обвинял ее в том, что она растит нюню, что слишком опекает первенца.

Дина поговорила со школьным психологом, и результат беседы ее слегка ошеломил.

— А вы отстраняете учеников от занятий, если они «проявляют физическое влечение» к лицам противоположного пола? — спросила она.

Педагог держалась с сочувствием, но твердо:

— Миссис Ахмад, уверяю вас, мы стараемся избегать какой бы то ни было дискриминации. Все дело в том, что степень выражения физического влечения была недопустимой… вне зависимости от ориентации.

— Ориентации… — задумчиво повторила Дина. Какое странное слово… Она взяла себя в руки и с трудом довела беседу до конца.

Господи, думала она, неужели это правда? Ее умный, красивый, тонкий мальчик… Нет, она не станет верить какой-то учительнице. Она должна сама во всем разобраться.

Из школы она поехала домой. Джорди вернулся в обычное время. Дина все поняла с первого взгляда.

— Наверное, тебе звонили из школы, — сказал он. — Мама, я как раз…

— Джорди, объясни мне, в чем дело.

Он был уже готов разрыдаться. Но вдруг рассердился:

— В чем дело, мама? Что тебе сказать? Что я пидор? Голубой? Гей? Потому что все дело в этом!

— Джорди, это все так… Я хочу сказать, ты в этом уверен?

— Да, мама. Я это понял еще лет в одиннадцать. Или в двенадцать. Я просто не мог… Это очень трудно объяснить. Ну, вспомни, как это было, как ты поняла, что тебе нравятся мальчики? Вот и со мной было примерно то же самое. — Он горько усмехнулся.

— Хорошо, — сказала она.

— Что — хорошо?

— Хорошо, — выговорила она, с трудом подбирая слова и моля Бога о том, чтобы подобрать их правильно. — Хорошо, начнем отсюда. Неужели ты думаешь, что я буду меньше любить своего сына, оттого что он…

— Гей, мама. Это называется «гей».

— Джорди!

Она подошла к сыну и обняла его. Он все это время держал в руке рюкзак. Теперь рюкзак упал на пол, и он тоже обнял мать. Они долго стояли молча. Дина с трудом сдерживала слезы.

— Мам, держу пари, тебе хочется выпить.

— Ты выиграл, — улыбнулась она. — Ты что будешь?

— То же, что и ты.

Дина решила, что бренди пить не стоит, и заварила чай. Они сидели в гостиной. На город тихо опускались сумерки.

— Не буду притворяться, что я нисколько не расстроена, — сказала она. — Просто все дело в том, что я всегда желала тебе только самого лучшего, а…

— А у геев «лучшего» быть не может, так, мама? — Казалось, он опять готов расплакаться.

— Джорди, любимый мой, извини, если я говорю что-то не то. Я просто хочу сказать, что твоя жизнь будет сложной. И другой.

— Да, — грустно усмехнулся Джорди. — Другой. Можешь мне об этом не рассказывать.

И снова она попыталась подобрать нужные слова.

— Посмотри на меня, — сказала она наконец. — Я люблю тебя. И буду любить тебя до самой смерти, вне зависимости от того, что ты будешь делать. Кого будешь любить. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да. — Он потер глаза, попытался улыбнуться. — Наверное, придется сказать об этом папе. Я не собираюсь стыдиться того, какой я. С этим покончено. Бедный папа, — добавил он ласково, и это были слова взрослого человека.

В этот момент открылась входная дверь и в холле раздался голос Карима:

— Семья! Я дома!

— Мы здесь! — откликнулась Дина.

Вид у него был усталый — на работе, по-видимому, выдался трудный день. Он удивился, увидев их вдвоем в гостиной:

— Что у вас стряслось?

— В школе неприятности, — ответила Дина. И в двух словах рассказала, в чем дело.

Карим слушал ее, открыв рот от изумления. А когда она закончила, посмотрел на сына, словно ожидая, что тот разуверит его, скажет, что мать несет чушь.

— Это правда, папа, — просто сказал Джорди. — Я — гей.

Карим смотрел то на жену, то на сына.

— Это какая-то ошибка, — с трудом выговорил он.

— Нет, — ответил Джорди.

— Ошибки никакой нет, Карим, — сказала Дина.

Лицо ее мужа исказила гримаса. Сначала она думала, что он разрыдается, но потом поняла, что в нем поднимается гнев. И тут же поняла, что дело плохо.

— Если это правда, я не позволю тебе находиться в моем доме, — сказал он Джорди. — Это противно Господу. Это противно природе человеческой. Это мерзость, понятно? И я такого не потерплю! — Он перешел на крик.

— Карим, — сказала Дина и показала глазами наверх. — Там близнецы.

— Ах, близнецы? — прорычал он. — И ты думаешь, я позволю им находиться рядом с этим извращенцем? — Он повернулся к Джорди: — Убирайся отсюда. Немедленно.

Дина не верила собственным ушам. Она никак не ожидала столь озлобленной и примитивной реакции. Это же их первенец, их любимый сын!

— Он никуда не пойдет, Карим. Он наш сын. И он еще ребенок. Ты не можешь просто взять и выгнать его.

Теперь Карим уставился на нее:

— Это ты во всем виновата! Я тебя предупреждал! Но тебе очень хотелось его испортить своими нежностями. Превратить его в бабу. Вот, полюбуйся, что из этого вышло!

Джорди встал:

— Нет, папа. Мама тут ни при чем. И ты тоже. Все дело во мне.

Карим кинулся на него, занес руку.

— Нет, Карим! — закричала Дина.

Джорди стоял не шелохнувшись, только кулаки стиснул.

Карим остановился, опустил руку.

— Вы оба мне отвратительны, — сказал он. И направился к двери. — Я ухожу. Не желаю вас видеть. Обоих. — На пороге он остановился. Вид у него был сосредоточенный. — Есть люди, которые решают подобные вопросы, — сказал он. — Специалисты. Завтра Джорди пойдет к одному из них.

— Папа, я не пойду ни к какому психиатру. Я не сумасшедший. Я просто гей.

Карим стоял на своем:

— Пойдешь. Или уберешься отсюда вон. Отправлю тебя в военное училище.

Даже Дина понимала, что это — пустая угроза. Для военного училища Джорди был слишком взрослым.

— Думаете, я шучу? — сказал Карим, хотя никто и не думал улыбаться. — Завтра же найду врача. И ты к нему пойдешь. Или я так или иначе уберу тебя из дома. — Он обернулся к Дине. — А пока что я не желаю его видеть. Пусть не попадается мне на глаза. Приносите ему еду в его комнату.

— Карим, ты…

— Не смей со мной спорить! Тебе мало того, что ты уже сделала?

И с этими словами он вышел из гостиной. Они услышали, как хлопнула входная дверь.

Дина и Джорди растерянно переглянулись.

Джорди тяжело вздохнул:

— Что ж, теперь я хотя бы знаю, как ко мне относится отец.

Дина обняла сына за плечи.

— Он успокоится, — сказала она. — Просто ему нужно время.

Дина понимала, что Кариму будет трудно смириться с мыслью, что его сын — гомосексуалист. Во многих мусульманских странах это считалось непростительным грехом и даже каралось смертью. Но Карим — образованный человек, он на много световых лет обогнал этих косных людей, да и любовь — любовь должна возобладать.

Психиатр мало чем помог: он объяснил, что с мальчиком все в порядке, он просто гей. И Карим отправил сына в интернат — он не желал видеть Джорди. И еще — он продолжал во всем винить Дину. Если бы она была ему настоящей матерью, если бы не была так помешана на своей карьере, и так далее, и так далее… Его гнев был несправедливым, но она понимала, как ему больно. И продолжала его любить. Всего месяц назад она предложила сходить вместе к семейному психологу. Он ответил, что подумает.

А сам уже задумал увезти близнецов.

Теперь она понимала, что предала сына — потому что не боролась за него. И еще она сдала собственные позиции, потому что Карим решил, что сам в состоянии решать все за своих близких.

На следующее утро Дина позвонила в госдепартамент. Даниэль Иган, услышав имя Джозефа Хилми, была с ней вежлива, даже приветлива. Но когда Дина объяснила, в чем дело, Даниэль насторожилась. Только сочувственно охала, но ничего конкретного не предлагала.

— Я надеялась, что… госдепартамент поможет мне… вернуть детей, — сказала наконец Дина. — Быть может, кто-то свяжется с моим мужем, убедит его вернуть близнецов.

— Это не так просто, миссис Ахмад. Как госдепартамент может повлиять на иорданца, который не нарушил никаких законов? Особенно на иорданца из такой влиятельной семьи.

— Вы хотите сказать, что не будете мне помогать?

— Послушайте, миссис Ахмад, — сказала Иган почти ласково, — у меня у самой двое детей. Если бы со мной случилось нечто подобное, я бы, наверное, вела себя точно так же, искала бы помощи везде, где только можно. Я наведу справки. Неофициально. А вы держите меня в курсе событий.

— Разумеется, — ответила Дина. Правда, не поняла зачем.

И снова в семь утра зазвонил телефон. Дина сняла трубку после первого же звонка.

— Дина… — сказал Карим ласково, почти что с нежностью.

— Карим! — тут же воскликнула Дина. — Умоляю тебя, верни близнецов! Как ты мог их у меня забрать?

— Дина, дети здесь, потому что я совершенно уверен: в Иордании им будет лучше. Они усвоят нравственные ценности, вырастут порядочными людьми…

— А не извращенцами, как их брат? Ты это хотел сказать? — оборвала его она.

Карим вздохнул:

— Дина, я и себя виню в том, что случилось с… — Он даже не мог заставить себя произнести вслух имя собственного сына. А потом спросил тихо: — Хочешь поговорить с Али и Сюзанной? Они так хотят услышать твой голос.

— А что ты сказал им про меня? — спросила она холодно.

— Я пока что не сказал им ничего определенного. Просто объяснил, что мы приехали повидаться с родственниками.

— А мне что им говорить? Что я живу в кошмаре, в который ты превратил мою жизнь?

— Дина, скажи им то, что, по-твоему, будет лучше для них.

— Сукин ты сын, — пробормотала она. — Ты прекрасно знаешь, что я не буду ни расстраивать их, ни пугать. Ты делаешь из меня свою сообщницу.

Он снова вздохнул:

— Сюзанна просит трубку. Ей не терпится рассказать тебе, как она летала на самолете.

— Мамочка! Мамочка! — закричала в трубку Сюзанна. — Ты даже не представляешь, какого замечательного пони купил мне джиддо.

— Нам купил, — донесся до Дины голос Али.

Сюзи не обращала на брата ни малейшего внимания:

— Мамочка, здесь так весело! Ты когда приедешь?

У Дины комок подступил к горлу. Ей было совершенно ясно, что детям хорошо у дедушки с бабушкой и по ней они еще не успели соскучиться. Она взяла себя в руки и сказала:

— Я очень рада, что тебе весело, Сюзи.

— Очень-очень! Тетя Сорайя сказала, что сегодня мы с ней вместе будем делать пахлаву.

Дина постаралась порадоваться вместе с дочкой, поговорила еще немножко с ней, потом с Али.

Как ей это ни было противно, но Дина чувствовала себя обязанной поддерживать игру Карима и делать вид, что они все еще одна семья. Как же она ненавидела Карима. Но желание снова обнять детей было сильнее ненависти.

Она собиралась идти на работу. Но вдруг все это показалось ей полной бессмыслицей. Разве карьера так уж важна? Да, она получала удовлетворение, создавая цветочные композиции, которые украшали столы самых изысканных ресторанов и самых роскошных особняков Манхэттена. Да, допустим, это не такое уж серьезное занятие, но что в нем ужасного? Карим, наверное, считал ужасной их совместную жизнь, иначе он не стал бы тайком, как вор, увозить детей.

Дина позвонила своей помощнице Эйлин.

— Я некоторое время не буду ходить на работу, — сказала она. — Но буду все время звонить. Свяжись с той студенткой, которая подрабатывала у нас в прошлом году. Спроси, не согласится ли она нам помочь.

— Что-то случилось? — спросила Эйлин.

— У меня семейные проблемы, — коротко ответила Дина.

Эйлин не стала расспрашивать, уточнила только кое-что про уже принятые заказы. На этом разговор закончился.

 

Глава 6

— Ахлан ва сахлан, йа Карим, ахлан ва сахлан! — провозгласил дядя Карима, Фарид, войдя в дом.

Так бывало всегда, когда Карим приезжал в Иорданию. Родственники шли в дом непрерывной чередой: приветствия, объятия, поцелуи и снова приветствия, объятия, поцелуи. Карим никогда не уставал от этого — такой и должна быть семья, спаянной, крепкой. Дина иногда жаловалась, что в Иордании им никогда не удается побыть наедине, что ей не хватает личного пространства. Она никогда не понимала, что в Иордании не существует такого понятия — личное пространство. Он с детства запомнил старинную пословицу: «Ад там, где никого нет».

— Надолго ты в Иорданию? — спросил Фарид.

— На некоторое время, — ответил Карим уклончиво. Он еще не был готов объяснять всем свои новые обстоятельства. — Проходите, дядя, проходите, мы как раз собираемся садиться за стол. Посмотрим, чем порадует нас моя матушка на этот раз.

С самого приезда Карима его мать держала то, что называется «открытый дом», готовила одно роскошное угощение за другим — для друзей и родственников, которые шли посмотреть на Карима и его детей. Карим вдруг понял, как он соскучился по такой жизни.

Он повел дядю в столовую. Отец Карима, Хассан, встал обнять младшего брата, а затем придвинул стул к огромному резному столу, который стоял здесь столько, сколько Карим себя помнил.

Фарид сел. Двое детей Самира, Нассер и Лина, поймав взгляд отца, послушно встали, подошли к двоюродному дедушке и поцеловали ему руку. Фарид добродушно погладил детские головки и наградил малышей — одарил их монетками. Дети Карима поглядели на своего отца и последовали примеру кузенов. Карим одобрительно улыбнулся. В некоторых домах этих традиций уже не придерживались, но ему с детства прививали уважение к старшим, и он хотел, чтобы близнецы тоже чтили обычаи.

Когда с формальностями было покончено, все принялись за еду. Блюда были все праздничные, и для Карима это было как встреча со старыми друзьями. Хумус, баба-гануш, табула, а также оливки и разнообразные сыры предшествовали главному блюду под названием «мансаф» — пряной баранине в кисломолочном соусе, которое подавалось с рисом и лепешками. Еще подавали рашуф, чечевичный суп с луком. Мать Карима и жена брата трудились несколько часов, им помогали служанка и Фатма.

По традиции мансаф ели руками: каждый выбирал то, что ему особенно по вкусу. Сюзанна никак не могла научиться скатывать еду в комочек.

— Нужно крепче сжимать пальцы, — объяснил ей Нассер.

Сюзи снова попробовала, но рис сыпался из горсти. Али начал смеяться.

— Сюзи есть не умеет, Сюзи есть не умеет, — стал дразнить он сестру.

Карие глаза Сюзи наполнились слезами. Она обернулась к отцу, и тот пришел ей на помощь:

— Сюзи отлично умеет есть, Али. Ей просто нужно научиться. И пока она не умеет, я буду ей помогать. Иди сюда, принцесса! — Он раскинул руки, и Сюзи кинулась к нему.

Он усадил ее на колени и стал кормить со своей тарелки. Сюзи победно взглянула на брата. Али скорчил гримасу. Близнецы были очень привязаны друг к другу, но иногда ссорились. У Али тоже не очень получалось есть руками, но он бы скорее умер от голода, чем признался в этом. Сорайя, не поднимая шума, принесла Али тарелку и вилку.

Самир подсел к Кариму поближе.

— Да, брат, ты вырастил настоящих американцев, — сказал он.

— Похоже, что да, — засмеялся в ответ Карим.

— Ничего, побудут здесь подольше, освоятся.

Самир потянулся к блюду с мансафом и набрал полную пригоршню.

— Ты-то вполне освоился, малыш, — поддел его Карим.

Самир давно уже не был малышом, и над ремнем брюк нависал вполне солидный для мужчины средних лет живот.

Самир владел туристическим агентством и утверждал, что виной всему клиенты, с которыми нужно все время ходить по ресторанам.

— А ты уже сказал детям про учителя? — спросила Карима Сорайя.

— Ах да!

Карим попросил Самира и Сорайю найти близнецам учителя арабского. Он давно собирался это сделать, но в Нью-Йорке все не получалось. Дина считала, что близнецы еще слишком маленькие и дополнительные занятия будут их утомлять, хотя он и пытался ей втолковать, что языки лучше всего учить в детстве. Но теперь было просто необходимо, чтобы дети выучили арабский и смогли бы в школе общаться со своими сверстниками.

— Его зовут Марман Тавил, — продолжала Сорайя. — Он сын моей приятельницы. Хороший парень, на третьем курсе университета. По-английски говорит лучше тебя. Я все устрою, ты только скажи, сколько часов с ними заниматься.

— Это здорово, — сказал Карим. — Я поговорю с детьми, и мы составим расписание.

Он заметил, что брат с невесткой переглянулись. Ох уж эти американцы! Зачем взрослым советоваться с детьми?

Сорайя, когда улыбалась, становилась почти хорошенькой. Она сама окончила университет. Впрочем, став домохозяйкой, она быстро позабыла об этом. Сюзанна, увидев, что Сорайя, перед тем как выйти на улицу, покрывает голову платком, сочла это очень забавным. Но когда начала понимать, что платок — это не дань моде, а правило жизни, она уже так не веселилась.

— Он может учить их не только языку, — сказал Самир. — Он может преподавать им основы ислама. Если ты этого хочешь.

Этим Карим тоже не занимался. Дина не возражала, когда детям рассказывали про ислам, но была убеждена, что дети подрастут и сами решат, во что они верят. По правде говоря, Карим до последнего времени тоже не отличался особой религиозностью. Что касается Джорди, то его интересовала вера отца, вернее сказать, его собственная вера, поскольку согласно законам ислама дети мусульманина — тоже мусульмане. Карим вспомнил, как они с сыном ходили в мечеть на 96-й улице и как он чувствовал связь с сыном, когда они молились вместе. Он затряс головой, словно хотел отогнать болезненные воспоминания.

— Конечно, — ответил он брату, — я буду только рад. Какая у него ориентация?

Самир насмешливо вскинул брови:

— Ориентация, брат? Не волнуйся, он не из фундаменталистов. Не принадлежит ни к «Талибану», ни к «Аль-Каиде».

Карим расхохотался:

— Ну хорошо! Пусть позвонит мне на работу.

Хоть какое-то разнообразие, подумал он. Он ходил на новую работу уже неделю. Его должность была связана с обеспечением воздушных перевозок, но еще в гораздо большей степени, чем в Нью-Йорке, она была связана с политикой. Пока он не понял, на какие кнопки следует нажимать, он мог только перекладывать бумаги с места на место.

— Замечательно, — обрадовалась Сорайя. — Я скажу об этом близнецам. У меня это получится лучше, чем у вас, суровых мужчин. — Она была на десять лет младше Самира и на пятнадцать — Карима.

Карим кивнул, Самир тоже — он был рад, что помог американизированному братцу решить серьезную проблему.

— Десерт! — объявила Сорайя. — Сладости для наисладчайших! — И поспешила помочь остальным женщинам принести пахлаву и фрукты.

Через некоторое время Хассан встал и кивнул всем присутствующим мужчинам. Это был знак, что мужчинам пора перейти в курительную, раскурить наргиле и побеседовать о событиях в мире, а женщины пока уберут со стола.

Дом был большой, как и подобало быть дому такого влиятельного человека, как Хассан Ахмад. Построен он был в традиционном стиле, однако современные веяния не обошли его стороной. Об этом свидетельствовала кухня, оборудованная по последнему слову техники, и несколько роскошных ванных комнат.

В одном крыле жил Самир с семьей: так пожелал отец, а Самир всегда был послушным сыном. Карим и близнецы заняли крыло, предназначавшееся для гостей. Мебель здесь была разрозненная, но на полу лежали прекрасные ковры ручной работы. На стенах висели гобелены с изречениями из Корана. Кариму в родительском доме было удобно и покойно, но он уже присматривал себе собственный дом, из современных. Отцу он про это еще не говорил.

Кариму протянули мундштук. Он вдруг понял, что отец обращается к нему.

— Мой внук, — сказал Хассан. — Я говорю о старшем внуке, о Джордане. Если бы он был здесь, он бы уже мог покурить с нами, он достаточно взрослый. Когда, ты говоришь, он приедет?

— Абби, это еще не решено, — сказал Карим. — Он оканчивает школу. Ему нужно получить аттестат.

Самир, который знал об истинном положении вещей, поглядел куда-то в сторону. Хассан только кивнул.

— Да, конечно. Но я все равно хочу его видеть.

Он затянулся. Лицо у него было грустное. Внезапно Кариму — впервые в жизни — пришла в голову мысль, что его отец уже старик.

Час спустя Карим и Самир вместе вышли во двор. Они наконец-то оказались наедине.

— Почему ты не привез Джордана? — спросил Самир. — Дина была против?

Как было бы просто сказать «да». Но Карим не мог предавать Дину по мелочам.

— Ты не понимаешь, — сказал он брату. — Не можешь понять. Америка — совсем другая страна. Там все не так, как здесь. Поэтому я и вернулся. Но с Джорди я ничего поделать не могу. Уж поверь мне.

— Ладно, — кивнул Самир, — поговорим об этом позже. — И он поцеловал старшего брата в лоб. — Брат мой, — сказал он тихо. И эти два коротких слова оказались исполненными особого смысла.

Карим кивнул, смахнул слезу и понял, что он действительно дома.

Дина догадалась, что новости не самые утешительные. Дэвид Каллас позвонил и пригласил ее к себе. Они с подругами снова сидели в крохотной приемной. И снова ждали.

Дэвид вышел из кабинета, улыбнулся трем дамам, но глаза его не улыбались.

— Доброе утро, миссис Ахмад, миссис Гельман, миссис Леблан. Миссис Ахмад, я знаю, вы хотите, чтобы ваши подруги присутствовали при нашей встрече, но я попросил бы, чтобы вы на минутку зашли ко мне в кабинет одна.

Дина взглянула на подруг. Эм пожала плечами. Сара сказала:

— Иди, Дина, мы тебя подождем.

Дина вошла в кабинет Калласа и села.

— Мне бы хотелось сказать вам что-нибудь обнадеживающее, — сказал адвокат. — Я побеседовал с поверенным вашего мужа в Аммане. Мистер Ахмад считает, что обеспечил вам щедрое содержание. Но что касается опеки над близнецами, — тут Каллас вздохнул, — то он желает, чтобы они остались с ним в Иордании. А вы вольны приезжать навещать их.

Дина прикусила губу, чтобы не расплакаться. Она ожидала чего-то в этом роде, но в глубине души надеялась на лучшее.

— Разумеется, мы можем подать на развод, — продолжал Дэвид, — потребовать опеки над детьми.

— Да, — воскликнула Дина, — мы можем это сделать! И тогда суд заставит Карима вернуть детей, да?

Каллас покачал головой:

— Очень в этом сомневаюсь. Я провел расследование и нашел несколько дел вроде вашего. Один отец увез детей в Узбекистан. Американский суд постановил, что дети должны остаться с матерью. Но на деле решение суда неосуществимо.

Дина не желала сдаваться:

— Вы хотите сказать, что ни одной матери не удалось вернуть детей?

— Было одно дело, — сказал Дэвид. — Отец — китаец, мать — американка. Детей вернули, после того как отцу заплатили крупную сумму. Но, насколько я понимаю, вашего мужа деньги не интересуют.

— Нет, — ответила Дина. — Значит, законным путем детей не вернуть?

Дэвид снова покачал головой:

— Вы только дадите заработать мне и поверенному вашего мужа.

— Что же, я совсем ничего не могу сделать? Ничего? Я хочу, чтобы дети были со мной. Я пройду через огонь и воду.

Дэвид опять вздохнул:

— Понимаю. Поэтому и попросил, чтобы вы зашли в кабинет одна.

Дина встрепенулась.

— Считайте, что я вам ничего не говорил, — осторожно начал Каллас. — Но кроме легальных способов есть еще и нелегальные. Я могу дать вам координаты человека, который занимается подобными делами.

— Что вы имеете в виду?

Дэвид изъяснялся довольно туманно, но в конце концов она поняла. Детей можно украсть. Похитить.

— Есть настоящие специалисты в этой области, — сказал он. — Профессионалы.

— И вы знаете таких профессионалов? — Да, идея бредовая, но что-то в ней есть.

Дэвид кивнул:

— Мне кое-что известно про одного из них. Но, насколько я слышал, он очень дорогой. Что вполне понятно. Работа опасная. И незаконная.

Опасная. Незаконная. В другой ситуации такие слова ее бы сразу насторожили. Но ситуация была особенная.

— Поэтому я даже не предлагаю вам решиться на подобный шаг. Более того, если бы вы спросили моего совета, я бы вас стал отговаривать. — С этими словами Дэвид пододвинул к ней визитную карточку, где было написано: «Грегори Эйнхорн, частные поручения». — Я вам этого не давал, — напомнил он.

— Понимаю.

— Желаю удачи, — сказал Дэвид. — Надеюсь… надеюсь, вам удастся вернуть детей, миссис Ахмад.

Дина поверила ему. Она встала, пожала ему руку. Когда они вышли в приемную, Сара с Эммелин тут же встали. Дина повернулась к Дэвиду.

— Благодарю вас, — сказала она.

Сара пристально посмотрела на обоих — видно, поняла, что они что-то скрывают.

— Мистер Каллас, — сказала она. — Я хотела спросить, можно будет к вам обратиться?

Дэвид удивленно посмотрел на нее, затем расплылся в довольной улыбке.

— Разумеется, — ответил он. — Позвоните мне, и мы договоримся о встрече.

Сара и Эм засыпали Дину вопросами. О чем это она шушукалась с адвокатом?

Дина не была готова рассказать им про вариант, предложенный Дэвидом. И сказала только, что Дэвид связался с поверенным Карима в Иордании и из этого ничего хорошего не вышло.

Эм с Сарой переглянулись и уставились на Дину.

— Девочка моя, вы точно больше ни о чем не говорили? — спросила Эм. — Ведешь ты себя как-то странно.

Дина попыталась улыбнуться.

— Может, и странно, — ответила она. — Вы уж извините, что я вас зря сюда притащила. Но я вам честно признаюсь: мне смертельно хочется домой.

Подруги не очень обрадовались, но в такси Дину посадили.

Дине нужно было все обдумать. В одиночестве. Стоит ли затевать дело не только рискованное, но и, возможно, опасное? Ведь если оно провалится, она может никогда больше не увидеть близнецов. А если она решится на этот шаг, нужно ли впутывать в эту историю Сару и Эм?

 

Глава 7

Деревья, росшие вокруг «Сэмюэль Филипс холл», или «Сэм Фил», как говорили ученики, купались в солнечном свете, ухоженная лужайка приветливо зеленела. Но Дина, идя по кампусу с сыном, не обращала внимания ни на что вокруг. Она думала только о том, что ей предстоит рассказать Джорди, как отец забрал близнецов и решил не возвращаться в Америку.

Скрыть ничего нельзя — Джорди все равно догадается, что что-то не так. По дороге в Массачусетс Дина ломала голову над тем, как рассказать Джорди о произошедшем. Сделать это нужно было так, чтобы он не винил в случившемся себя. Но ничего толком не придумала.

— У нас еще несколько часов до ужина, сынок, — сказала она. — Чем ты хочешь заняться?

— Честно говоря, мне нужно в книжный магазин. Составишь мне компанию?

Дина взяла Джорди под руку, притянула к себе. Какой же у нее чудесный сын! Густые черные волосы, оливковая кожа, огромные черные глаза — совсем как у его отца. У нее не было никакого настроения заниматься тем, чем обычно занимаются родители, приехавшие навестить детей. Но Джорди и так был лишен отцовской любви, поэтому она должна была постараться его развлечь. Все равно потом придется сообщить ему новость. Поэтому на ужин она пригласила двоих друзей Джорди — Брайана и Кевина.

Книжный магазин Андовера был основан в 1800 году. Находился он в перестроенном амбаре, где сделали три этажа и поставили настоящий камин.

Пока Джорди искал нужные ему книги, Дина бесцельно бродила вдоль полок.

Ее взгляд скользил по корешкам книг, и вдруг она остановилась — прочитала название и остолбенела. «Молюсь за Бобби: как мать смирилась с самоубийством сына-гея». Господи, подумала она, неужели это предостережение мне? Или напоминание о том, что, если муж увез детей в чужую страну, это еще не самое страшное? Она поняла, что рядом на полках стоят книги на ту же тему. Например, «Родные и чужие: если ваш сын гей». Книги словно обращались к ней, просили защитить Джорди. Надо обязательно их купить, решила она. Но не сейчас. Она их купит, когда вернется домой.

Боковым зрением она заметила, что к ней приближается Джорди.

— Ну, нашел, что искал? — спросила она весело.

Джорди сказал, что нашел. Она заплатила за его книги, и они вышли на улицу.

Они шли к Чейпел-авеню, и Дина вспомнила, как приехала в этот кампус впервые. С Каримом. Без Джорди.

— Пока я не поступил в университет, решения за меня принимал отец, — заявил Карим, когда Дина сказала, что Джорди можно было бы оставить в той же школе. — Но и после того я советовался с ним по всем важным вопросам.

Дина возразила, что Америка — это не Иордания и что американские дети привыкли совсем к другому. Карим посмотрел на нее чуть ли не с жалостью: мол, ты что, не понимаешь, именно это я и хочу изменить?

Дина, вспомнив все это, грустно вздохнула, и Джорди посмотрел на нее такими же, как у Карима, глазами, только взгляд у него был ласковый и заботливый.

— Что-то не так, мама?

— Да нет. Я просто подумала, до чего же у вас красивый кампус.

Лгунья, сказал ей внутренний голос. Лгунья и трусиха.

Джорди рассказал, что много фотографирует, снимает старинные здания и в кампусе, и в самом Андовере.

— Может, хочешь новый фотоаппарат? — спросила Дина. — Если ты серьезно этим увлекся…

— Расслабься, мам, — улыбнулся он, — пока мне хватит и моего старенького «кэнона». Я еще не профессионал. И тебе совершенно не нужно мне ничего дарить. У меня все хорошо. Честно.

Вот теперь, подумала Дина, теперь пора. Но момент был упущен. Джорди пошел в общежитие за друзьями, а Дина вернулась в гостиницу «Андовер». Место было приятное, в европейском стиле, с отличным обслуживанием.

Она сняла брюки и свитер, в которых приехала, приняла душ и надела один из своих лучших костюмов. На встрече с друзьями Джорди ей хотелось выглядеть как можно лучше. Интересно, они все геи, подумала она. Или какие? Нормальные? Гетеросексуалы? Она ненавидела себя за эти мысли, но ничего не могла поделать.

Быть может, если бы она прочитала все эти книги, которые увидела в книжном магазине, она бы многое поняла и нашла верный тон общения с сыном-геем. Ведь она обязательно должна быть ему хорошей матерью.

В семь часов она спустилась в ресторан. Мальчики были уже там. Ухоженные, опрятные, в одинаковых синих пиджаках и серых брюках.

— Мама, по-моему, вы с Брайаном уже встречались — в твой последний приезд, — представил своих гостей Джорди. — А это мой друг Кевин Дулан.

Мальчики пожали ей руку, подождали, пока сядет она, и только после этого сели сами. Она выбрала ресторан при гостинице, потому что в воскресенье вечером здесь был шведский стол. Мальчики могли выбрать все, что захотят, и в любом количестве.

— Джорди говорил, что вы все здесь уже бывали, — сказала Дина гостям. — Расскажите, что в здешнем меню самое вкусное.

— Здесь все вкусно, — сказал Кевин. И, немного смутившись, добавил: — К шведскому столу бесплатно подают пиво. И выбор неплохой. Мы с отцом в прошлом месяце пробовали.

— Отлично, — улыбнулась Дина. — Но боюсь, сегодня вам придется ограничиться соком и газировкой.

Мальчики приняли это с достоинством — словно и не ожидали ничего другого. Джорди помог Дине выбрать: маринованные овощи, куриное филе с ананасами, креветки, говяжий фарш с пряностями.

— Вот как это делается, мама, — сказал он, уложив все это на ее тарелку. — Рис — в середину, чтобы не мешать его со всем остальным.

Аппетита у Дины не было, но она делала вид, что все ест с удовольствием. Разговор за столом шел непринужденно. Брайан рассказал о девушке, с которой встречается. Значит, он не гей. А Кевин? Этого она понять не могла. Он рассказывал о школе.

— Некоторые университеты присылают сюда рекрутеров. Они рассказывают о курсах, о преподавателях. Я бы хотел учиться в Гарварде или в Колумбийском университете. Там самые сильные юридические факультеты.

Кевин повернулся к Джорди:

— А ты решил, куда пойдешь?

— Не знаю, — пробормотал Джорди. — Рано еще об этом думать.

Все понятно, подумала Дина. Он же не знает, что отец уехал. Он думает, что ему не дадут самому выбрать университет.

— Время еще есть, — сказала Дина. — В выпускном классе все и решите.

Мальчики съели немало, но от десерта отказываться не собирались. Все трое выбрали жареные бананы и рулет с корицей.

Дина заплатила по счету, а потом спросила Джорди, не зайдет ли он к ней в номер. Они попрощались с его друзьями, которые от души поблагодарили Дину за ужин.

Дина и Джорди поднялись в номер. Они сели на диван.

— Ну, и как дела в школе? — спросила Дина. — Только честно.

Это был не просто дежурный вопрос. Здесь учились дети разных национальностей, но у мальчика с арабской фамилией могли возникнуть особые трудности — не такие, как у немцев, итальянцев или японцев.

— Мам, я тебе уже говорил, все нормально.

— И никто не донимает тебя тем… что ты араб?

Какая же у Джорди очаровательная улыбка! Как мог Карим отречься от собственного сына?

— Не так, как ты думаешь, мама. Некоторые несут всякую… чушь. И иногда мне кажется, что я обязан защищать весь арабский мир, хотя сам я нигде, кроме Иордании, не бывал. Но я справляюсь. Знаешь, в этой четверти я надеюсь на пятерку по истории. Я много выступал на уроках.

— Да? И о чем же ты говорил?

— О терроризме. О палестинском вопросе. О демонстрациях в Иордании, Египте и других арабских странах.

Теперь настал Динин черед улыбаться. В Нью-Йорке Джорди не интересовался политикой, ни внутренней, ни внешней. Странно, подумала она. После того как Карим отверг сына, мальчик ведь мог отвернуться от всего арабского, а получилось наоборот.

— Мне иногда приходилось так отчаянно спорить. И что удивительно, не только с евреями.

— Джорди, мне надо тебе кое-что рассказать.

— Я уже догадался, — сказал Джорди. — По телефону у тебя был такой странный голос.

— Речь идет о твоем отце.

— Что еще он выкинул? — спросил Джорди. Голос у него был грустным.

Она ввела его в курс дела, стараясь говорить не слишком эмоционально.

— Сукин сын! Вот ведь сукин сын!

Она обняла его, прижала к себе.

Но он отстранился:

— Это я во всем виноват! Он из-за меня тебя бросил.

— Нет, Джорди, ты ни в чем не виноват.

— Виноват. Все было прекрасно — до того как я… До того как я сказал ему, что я гей. Он меня ненавидит, а не тебя. Он наверняка бы предпочел, чтобы его сын умер, лишь бы не был геем.

— Не говори так, сынок, любимый! Даже думать так не смей!

— Ну да, не говори… Но я знаю, что это так.

— Не так! — возразила Дина.

— Я помню, как он в тот день на меня смотрел. Словно хотел меня убить. А ты вела себя так, словно он просто рассерженный отец. Словно сын разбил отцовскую машину и папаша взбеленился. Но все гораздо хуже, и ты прекрасно это знаешь. А теперь он вообще уехал!

Дина вздохнула. И снова попыталась обнять сына:

— Все не так просто, Джорди. Да, действительно, в тот день твой отец был очень расстроен. Но и до этого все было далеко не так гладко. У нас с ним давно уже были проблемы.

— Да? — недоверчиво спросил он. — И какие же?

Она не хотела обсуждать это с Джорди, но другого выхода не видела. Ей нужно было убедить сына, что не он причина их с Каримом разрыва. Во всяком случае, главная причина — не в нем.

— Мы с ним слишком разные. Быть может, это не бросалось в глаза… — Да, подумала она, со стороны это было почти незаметно. — Но твой отец считал, что мы не можем прийти к согласию.

— Но ты мне ничего не говорила…

— Ну, например, я хотела работать, а твой отец требовал, чтобы я сидела дома.

— И это так важно?

— Нет. Но он хотел, чтобы мы жили так, как принято у него на родине, а не по-американски.

Джорди озадаченно смотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что он вдруг решил, что не может с нами жить, потому что мы американцы?

Она покачала головой:

— Он это не вдруг решил. Думаю, он давно размышлял на эту тему.

Джорди слушал очень внимательно.

— Наверное, все началось после одиннадцатого сентября, — сказала наконец Дина. — Столкновение двух культур — арабской и американской. Он выбрал арабскую.

— Господи, — пробормотал Джорди. — Какая глупость!

Она слабо улыбнулась:

— Пожалуй…

Офис Грегори Эйнхорна находился на Третьей авеню, в районе Сороковых улиц, в здании, где располагалось множество всяких фирм. Секретарша лет пятидесяти в серой шелковой блузке спросила, как представить Дину, и сказала, что мистер Эйнхорн освободится через несколько минут. Спокойная, деловая атмосфера офиса вселяла уверенность в том, что работают здесь четко, умело и надежно.

Эйнхорн вышел из кабинета.

— Миссис Ахмад? — спросил он.

Дина сама не знала, кого она ожидала увидеть — Хамфри Боггарта, Шона О’Коннери? — но Грегори Эйнхорн не походил ни на того, ни на другого. Лет тридцати пяти, коренастый, с квадратной челюстью — он выглядел так, словно совсем недавно сменил спецназовский зеленый берет на деловой костюм.

— Кофе? Минеральная вода? — предложил он.

— Нет, благодарю вас.

Эйнхорн предложил ей сесть в кресло, а сам остался стоять, опершись на стол. На стене у него за спиной висела фотография: совсем юный Эйнхорн в военной форме обменивается рукопожатием с президентом Бушем-старшим. Рядом висело еще несколько снимков поменьше — по-видимому, из семейного альбома.

Эйнхорн заглянул в папку, просмотрел ее содержимое — как врач проглядывает карту пациента. Договариваясь о встрече, Дина вкратце изложила суть дела.

— Итак, миссис Ахмад… — На губах его на долю секунды мелькнула улыбка. — Ваш муж забрал двоих ваших детей, восьмилетних близнецов, в Иорданию. — Он снова заглянул в папку. — И было это две недели назад.

— Да. Он забрал двоих детей. У меня есть еще сын-подросток.

— Да, я знаю. Есть какие-нибудь новости?

— Муж несколько раз звонил. Разрешил мне поговорить с детьми.

— Расскажите все, что можете.

Она рассказала. Он слушал внимательно, задавал по ходу вопросы. Где именно Карим и дети? Какой это дом? Что за район? Кто еще живет в доме? Когда дети остаются без отца? Он ходит на работу, а они в школу? На многие вопросы Дина отвечала: не знаю.

— Боюсь, я мало чем могу вам помочь, — извинилась она.

Он махнул рукой:

— Это не имеет значения. Мы сами выясним все, что нам понадобится. Теперь переходим к самому важному вопросу. — Тут он все-таки сел за стол. — Как вы считаете, есть хоть малейшая возможность разрешить эту ситуацию полюбовно? Есть ли вероятность того, что вы помиритесь?

— Нет… не уверена. — Она сама удивилась тому, что не смогла ответить более определенно.

Эйнхорн изучающе посмотрел на нее:

— Прошло слишком мало времени. Я предпочитаю, чтобы мои клиенты были уверены. Так вам самой будет спокойнее. И деньги сэкономите. Крупную сумму. Но вы — заказчик. И если вы дадите нам задание, то мы его выполним. Несмотря ни на что.

Задание?

— Мистер Эйнхорн, вы можете вернуть моих детей?

— Да.

Он ответил без тени сомнения. Дине почему-то стало чуточку страшно.

— Как вы это намерены сделать?

Он пожал плечами:

— Это целиком зависит от ситуации. Иногда бывает достаточно подкупить нужного человека. Например, сделать так, чтобы учительница всего на несколько минут отвлеклась и не следила за тем, что происходит на школьном дворе. Но иногда, — продолжал Эйнхорн, — таким легким путем пройти не удается. В таком случае выход следующий: используя специально обученные силы, освободить объект и переместить его в безопасное место.

— Какие силы? — Это слово Дину насторожило. Ведь речь шла о ее детях.

Эйнхорн снова улыбнулся:

— Не волнуйтесь. Мы ни с кем не собираемся воевать. Наши люди очень опытные. Лучшие из лучших. Мы обходимся без жертв. Всегда.

Дине весь этот разговор показался каким-то сюрреалистическим. Она беседовала с человеком, основным занятием которого было забирать детей от одного родителя, чтобы передать их другому.

— А если детей двое, это сложнее? — спросила она.

— Ненамного. Их часто бывает несколько. Вот, взгляните, пожалуйста.

Он показал на снимки на стене. Дина пригляделась и поняла, что это семейные фотографии, но не семьи Эйнхорна. На каждой было по одному счастливому родителю и по одному или несколько детей.

Один снимок ее особенно заинтересовал.

— Вы можете рассказать про этот случай?

— Бельгия, — немедленно ответил хозяин кабинета. — У отца было двойное гражданство. Родители были в разводе. Дочь отцу выдавали на выходные. Он повел ее в «Макдональдс», а потом отвез в аэропорт. По будням за девочкой присматривали дедушка с бабушкой. Собственный особняк. Престижный район. Совсем рядом — роскошный парк. Наш человек, англичанин, рассказал историю, что он собирает сведения об отце, воевавшем здесь во Вторую мировую. Еще двое наших были рядом, на улице. Он впустил их в дом. Дедушка пытался оказать сопротивление, даже схватился за кочергу, — Эйнхорн вспоминал подробности с видимым удовольствием, — но особых хлопот с ним не было. Никто не пострадал. Я уже говорил, на нас работают лучшие из лучших. Вертолет приземлился прямо в парке. Через час девочку уже доставили в Германию, где ее ждала мать.

Эта история насторожила Дину — она не хотела, чтобы нечто подобное произошло с близнецами. И дедушка… А если бы у него было оружие? Если бы он был моложе, сильнее? Если бы случилось что-то непредвиденное — например, соседи бы вызвали полицию? «Специально обученные силы» — это как-то рискованно. И дети… Но все же…

— Мне бы хотелось узнать, сколько могут стоить ваши услуги.

— Каждый случай — особенный. В наши услуги входит предварительная оценка расходов. Я проведу расследование (это бесплатно), на что уйдет пара дней. Если, конечно, вы не откажетесь сразу.

— Мне бы сначала хотелось хотя бы приблизительно узнать цену. Мои возможности не безграничны.

— Ну хорошо. Могу сказать, что минимальная стоимость работ за границей — сто тысяч. Как я сказал, мы проводим точную калькуляцию. Но полагаю, максимум — это двести пятьдесят тысяч. Если не будет каких-то особых расходов.

У Дины перехватило дыхание. Откуда ей взять такие деньги? Но она только спросила:

— Вам нужно дать аванс?

— Пока что нет. Вы платите половину минимальной суммы, когда мы приступаем к работе.

— Пятьдесят тысяч? Мне надо подумать.

— Да, конечно.

Обсуждать больше было нечего. Дина встала.

— Я понимаю, вам сейчас очень нелегко, — сказал он. — Помните, что я сказал: прошло слишком мало времени. Примите окончательное решение. Торопиться некуда. Мы в любой момент придем вам на помощь.

По дороге домой Дина окончательно решила, что Грегори Эйнхорн ей не очень нравится. Но с другой стороны, она не сомневалась, что этот человек выполнит все, что пообещает.

— Четверть миллиона долларов! — Эммелин никак не могла в это поверить. — И ты пошла к этому наемнику одна?

— Он не наемник. Не совсем… Он — специалист. Настоящий профессионал. А четверть миллиона — это максимум. Если не будет каких-то особых расходов.

— А они, как я полагаю, возникнут, — сказала Сара.

Три подруги встретились в ресторане в Сохо.

— У тебя есть такие деньги? — спросила Эммелин.

— Сразу вся сумма не понадобится. Только задаток — пятьдесят тысяч.

— Деньги мы можем собрать, — сказала Сара.

Дина вовсе не хотела, чтобы ее подруги скидывались.

— Нет, вас я в это впутывать не хочу, — сказала она.

— Мы уже впутались, — заявила Эммелин. — У меня достаточно денег в акциях. Вполне ликвидных.

Нет, этого Дина никак допустить не могла.

— Слушайте, я и так знаю, что вы меня поддержите, — сказала она. — Я вам очень благодарна. Но я не хочу, чтобы вы еще и свои деньги в это вкладывали. Я не могу. Не приму ваших денег.

— Она не может! Она не пойдет! А если бы на твоем месте оказалась одна из нас, ты бы как поступила? — сказала Эммелин.

Она говорила с ней таким тоном, каким выговаривают расшалившемуся ребенку. Дина чувствовала, что вот-вот разрыдается.

— Деньги мы достать можем, — невозмутимо сказала Сара. — Вопрос не в этом. Хотя, конечно, мы должны быть уверены, что они будут правильно использованы. Вопрос в другом: ты действительно считаешь, что это лучший способ?

— Сейчас я… А что еще можно сделать?

— Ты доверяешь этому Эйнхорну? — спросила Эммелин.

— Да. Похоже, он знает, что делает.

— Ты ему доверяешь?

— Да.

— Тогда надо выяснить, какой у него план и сколько он за это хочет, — сказала Сара.

— Вот именно, — согласилась Эммелин. — Тогда и начнем действовать.

Прошла ночь, прошел день, еще ночь, еще день, еще ночь, а от Карима вестей не было. Ее единственной надеждой был Грегори Эйнхорн. Утром у нее была назначена с ним встреча, на которую она пошла с надеждой и тревогой.

С первого взгляда она поняла, что что-то не так. Она села, и Эйнхорн тут же приступил к делу:

— Миссис Ахмад, я, как и обещал, изучил вашу ситуацию. И боюсь, я вынужден отказаться.

— Что вы такое говорите? Почему? Вы же обещали!

— Ваш муж — из очень влиятельной семьи, у которой много связей. Это в корне меняет дело. — Он покровительственно улыбнулся. — Поверьте, я хочу действовать и во благо клиента, и не в ущерб себе.

— Вы хотите сказать, что не возьметесь за эту работу? А как же мои дети?

— Риск слишком велик. Для всех.

Три дня она думала только о Грегори Эйнхорне — опытном, бывалом, умелом человеке, который поможет ей вернуть детей. А теперь и он отказывается ей помочь.

— Я понимаю, что это может оказаться труднее, чем я думала, — сказала она с отчаянием. — Я могу заплатить больше. Правда, ненамного.

— Миссис Ахмад, я иногда берусь за рискованную работу. Но я по натуре не безрассудный игрок. Вознаграждение должно соответствовать риску. Кроме того, рискую не только я, рискуют и мои люди. За это дело я возьмусь только за два миллиона долларов.

— Столько я заплатить не в состоянии.

— Увы… Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

На этом разговор был закончен. Расплакаться она себе позволила только в лифте.

 

Глава 8

Прошло еще два дня — безо всякой надежды. В тот субботний вечер Дина была одна. Она переключала телевизор с канала на канал, но везде показывали какую-то ерунду. Зазвонил телефон.

— Миссис Ахмад? — спросил хриплый мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Джон Констентайн. Я иногда работаю с Грегори Эйнхорном. Он дал мне ваш телефон. И сказал, что не смог взяться за ваше дело.

— Он рассказал вам обо мне? — спросила Дина настороженно.

— Только то, что я вам сказал. И предложил мне пообщаться с вами. Если вас это интересует, я могу попытаться вам помочь. Вы можете связаться с ним и проверить.

— Вы работаете на Грегори Эйнхорна?

— Точнее, с ним. Иногда.

Хриплый голос почему-то внушил ей доверие. Дина решилась:

— Да, меня это интересует. Я готова обсудить с вами свое дело.

— Отлично. Когда вам удобно?

— В любое время.

— Если хотите, можем встретиться сегодня же. Через час.

Была не была, подумала Дина.

— Да, давайте через час. — Она назвала кафе в трех кварталах от своего дома.

— До встречи, — сказал Констентайн.

Впервые за много дней Дина почувствовала, что нашла опору. Через сорок пять минут она вошла в кафе, села за столик, заказала кофе. Потом еще чашку. Взглянула на часы. Прошел час пятнадцать минут.

Наконец в кафе появился высокий смуглый мужчина со средиземноморскими чертами лица. Он тут же направился к ней:

— Миссис Ахмад?

— Да.

— Вы будете что-нибудь есть? — спросил он.

— Нет.

— А я умираю с голоду.

Констентайн заказал себе гамбургер и тут же перешел к делу:

— Эйнхорн не посвящал меня в подробности, но я знаю, что от дел он отказывается по двум причинам: либо считает дело слишком опасным, либо ценит свою работу слишком высоко. Иногда — и то и другое. Полагаю, это как раз ваш случай.

— А что вы можете рассказать о себе? — поинтересовалась Дина. Речь шла о ее детях, и ей не нужен был какой-то захудалый любитель.

Он улыбнулся, продемонстрировав ровные белоснежные зубы и чувство юмора.

— У нас с Эйнхорном разные методы. Наверное, мы преследуем разные цели. Я работаю без шума. И не превращаю каждый случай в военную кампанию. Если я берусь за работу, то и риск беру на себя. Вы мне расскажете, в чем ваша проблема?

Она рассказала. А когда закончила, он сказал:

— Я беру пятьсот долларов в день плюс расходы. В данном случае расходы будут в основном на авиабилеты. Если вы меня наймете.

— А что я получу взамен?

— Своих детей.

У Дины перехватило дыхание. Он говорит правду или это пустая бравада? Нужно позвонить Саре и Эммелин. Или маме. Или Дэвиду Калласу. Или всем им. Впрочем, других вариантов у нее все равно нет.

— Когда вы можете начать?

Первая рабочая встреча Дины и Джона Констентайна состоялась у нее дома, через два дня после разговора в кафе. Он был одет в черную спортивную куртку, черную толстовку и серые брюки. Дина предложила кофе, и он прошел за ней на кухню.

— Здесь здорово! — сказал он, усевшись за огромный стол. — Чувствуешь себя как за городом.

Пока она варила кофе, Констентайн достал блокнот и включил диктофон.

— Новости от Карима есть? — спросил он.

— После нашего с вами разговора — никаких.

— Вы ему звоните?

— Звонила несколько раз, хотела поговорить с Сюзанной и Али. Но всякий раз, когда я звоню, выясняется, что они не могут подойти к телефону. Похоже, мне разрешено беседовать с ними, только если рядом Карим.

— А кто отвечает на звонки?

— Обычно Сорайя, жена его младшего брата.

Дина налила кофе.

Констентайн записал что-то в блокнот.

— Так, понятно, — сказал он, — теперь расскажите, что происходило в тот день, когда Карим увез детей.

Она рассказала все, что помнила. Не утаила ничего. Он слушал внимательно, не перебивал. А потом попросил показать комнату детей. Она отвела его наверх. Он взглянул на игрушки, открыл шкаф, где оставалась какая-то одежда, но ничего не записал. Затем они вернулись на кухню.

— Близнецы… — сказал он. — Кто из них лидер?

— Лидер? — Дина никогда об этом не задумывалась.

— Всегда, если детей двое, один становится главным. С близнецами наверняка то же самое. Вот я и хочу знать, кто из них кого слушается.

— Сюзанна чуть взрослее. Все девочки раньше взрослеют.

— Значит, в необычной ситуации брат последует ее примеру?

— Думаю, если для них это будет важно, они станут действовать сообща.

Он кивнул и вставил в диктофон новую кассету.

— А теперь расскажите мне все, что можете, про дом, в котором они сейчас живут. Вы, как я понимаю, там бывали. Расскажите, что за люди там живут. Какие у них привычки. Вспомните все, что сумеете.

Теперь он часто перебивал ее вопросами и, несмотря на включенный диктофон, делал пометки в блокноте. Особенно его интересовали Самир и Сорайя. Как Дина к ним относится? А как они относятся к ней? Она могла сказать одно: Самир ее явно недолюбливает, а Сорайя относится с сочувствием. Иногда ей казалось, что у них с Сорайей много общего. Может быть, потому, что они вышли замуж за родных братьев. Или потому, что они обе женщины в мире мужчин.

Вопросов было много. В каком районе живет семья Карима? Есть ли в доме другие дети? Прислуга? Кто делает покупки? Где? Когда? Ахмады очень религиозны? Какие у семьи связи в правительственных кругах Иордании?

Она рассказывала все, что знала. Семья религиозная, но без фанатизма. Они знакомы со многими влиятельными людьми, в том числе и с королевской семьей.

— Уж не знаю, рассказывал ли он вам об этом, но именно это и не устроило вашего приятеля Эйнхорна, — сказала Дина.

Констентайн кивнул. Его, судя по всему, связи Карима заботили мало. Дине он нравился все больше и больше. Он показался ей более внимательным, чем Эйнхорн. И более человечным.

Наконец он захлопнул блокнот, выключил диктофон.

— Мне надо немного над этим поработать, — сказал он. — Разведать обстановку, побеседовать кое с кем. На это уйдет несколько дней. А потом мне нужно будет слетать туда, чтобы все увидеть собственными глазами. Я это вам говорю, потому что лечу за ваш счет.

— Я это поняла.

— Дайте мне неделю, от силы две. Пока я здесь, буду звонить вам ежедневно, а оттуда — как получится. А затем мы с вами обсудим план действий.

— Вы можете хотя бы в общих чертах обрисовать этот план?

Он пожал плечами:

— Пока что нет. Все случаи разные. Заранее ничего сказать нельзя. — Он на мгновение задумался. — Самая большая удача, когда задание отменяется, — сказал он. — Когда родителям удается договориться.

— Боюсь, в данном случае на это рассчитывать не приходится.

Он снова пожал плечами:

— Всякое бывает.

Дина вдруг поняла, что возлагает все надежды на человека, о котором почти ничего не знает.

— А как вы стали заниматься такими вещами? — спросила она.

Он улыбнулся уголками губ:

— Случайно. У друга моего друга возникли проблемы. Меня спросили, не могу ли я помочь. Я вник в суть дела. Все получилось. Вскоре меня попросили о такой же услуге. Я понял, что эта работа мне нравится и она у меня получается.

— Вы служили в полиции?

— Было и такое. Вы хотите выяснить, кто я и что я? — Он снова улыбнулся. — В юности я совершил ошибку — пошел в морскую пехоту. Прежде всего чтобы насолить отцу — он-то надеялся, что я буду учиться в Колумбийском университете. Решение было совершенно идиотское, и в конце концов я оказался в так называемой морской разведке. Пару раз получал повышение, мог стать кадровым военным, только вот вся эта система была не по мне. Несколько лет я прослужил в полиции Нью-Йорка. До сих пор время от времени выполняю для них кое-какие поручения — в качестве вольнонаемного, так сказать. Когда началась война в заливе, ко мне снова обратились. Что нам с вами очень пригодится.

— Вы знаете Иорданию? — спросила она.

— Там я не был. Но работал с парочкой иорданцев. Одному из них оказал большую услугу. Так что там есть на кого опереться.

— Это меня радует, — сказала Дина. Очень радует, добавила она про себя.

Констентайн не выказывал желания продолжать рассказ, поэтому она задала вопрос сама:

— Вам нравится то, чем вы теперь занимаетесь?

Он задумчиво кивнул:

— Нравится. Понимаете, я берусь за дела вроде вашего. И чувствую, что помогаю восстановить справедливость. Делаю добро. Ради детей.

— Расскажите о каком-нибудь вашем деле, — попросила Дина.

Он удивленно вскинул брови.

— Не надо подробностей, не надо имен. Просто расскажите, как это было. — Она вспомнила рассказ Эйнхорна про вертолет в парке.

Констентайн задумался:

— Это было в Мексике, в прошлом году. Один мужчина из Орегона, вполне состоятельный, снял все деньги со счета, взял ребенка — мальчика шести лет, посадил его в «мерседес» и отправился в Маргаритавилль. Он американец, не мексиканец. Там таких много — тех, кто решил пораньше выйти на пенсию.

Он допил кофе, жестом попросил налить еще.

— Я приехал туда и не ожидал никаких сложностей. Этот парень особо о безопасности не беспокоился, и я думал, если повезет, мы просто заберем мальчика, посадим его в частный самолет, и все. Но оказалось, что все не так просто.

Было видно, что этот случай он вспоминает с удовольствием.

— У меня там были кое-какие связи, и я выяснил, что местные этого американца недолюбливают. Полицейские в том числе. Он оказался скрягой, а в таких местах принято быть пощедрее. Он свои денежки если на что и тратил, то только на женщин. К одной из них был весьма неравнодушен капитан полиции.

Констентайн покачал головой — надо же, какой безрассудный тип.

— Так вот, я направился прямиком к этому капитану. Заплатил я ему куда меньше, чем он бы с меня взял, если бы не был лично заинтересован. А ведь мог вообще отказаться — сам он человек хороший, только система насквозь гнилая. Короче, я привез свою клиентку из Портленда, и той же ночью полиция устроила у этого парня на вилле обыск. Наркотики. Кому доверить опеку над ребенком, как не матери? Все бумаги в порядке, отличный мексиканский адвокат нанят. Все решилось в одно мгновение.

— А с отцом что? — спросила Дина.

— У него нашли столько кокаина, что из мексиканской тюрьмы он выйдет, когда мальчишка уже вырастет.

— Он был наркодилером?

— Я только сказал, что кокаин нашли. Откуда он там взялся, я понятия не имею. — Он задумался. — Эта часть сюжета мне не очень нравится, но что-то в этом роде должно было рано или поздно произойти.

Да, этот рассказ совсем не походил на историю про захват и вертолет. Что Дину очень успокоило.

Констентайн словно прочитал ее мысли:

— Вы не думайте, что в вашем деле все будет так же просто. Возможно, гораздо сложнее. — Он встал, взял со стола блокнот и диктофон. — Кстати, во время первой встречи вы упомянули о двух ваших подругах, Саре и… Эмили?

— Эммелин.

— Да-да. Так вот. Об этом деле знают ваши подруги. Знаем вы и я. Но больше никто об этом знать не должен. Ни ваша мать, ни отец, ни старший сын.

— Я понимаю.

— Вот и отлично. Спасибо за кофе, — улыбнулся он. — Я вам скоро позвоню.

И он ушел.

Дина стояла и смотрела на витрину, на которой золотыми буквами было написано: «Мозаика». А ниже, чуть мельче: «Флористика от Дины». Всякий раз, когда Дина глядела на свой магазин, ее сердце переполняла гордость, но теперь она думала о том, как дорого пришлось за это заплатить.

Да, она понимала, что это неразумно. Ведь никто не ждет, что мужчина будет отдавать себя без остатка дому и детям, так почему же мужчина ждет этого от женщины? Но это — логика, а люди часто руководствуются не логикой, а чувствами.

Если бы Карим рассуждал логично, то, возможно, он бы задался вопросом: не было ли чего-то в его генетике, из-за чего Джорди стал геем? Ведь унаследовал же сын его черные волосы и черные глаза.

Но нет, куда проще обвинить в случившемся Дину. И еще американский образ жизни.

Дина отперла дверь и вошла в свой магазин. Было воскресенье, и «Мозаика» была закрыта. Но Дина пришла сюда, чтобы просто провести немного времени здесь, в том самом месте, где она провела столько часов, которые могла бы посвятить детям и мужу.

Над столом Дины висела фотография с выложенным цветами названием магазина. На это название ее вдохновила речь Дэвида Динкинса, бывшего мэра Нью-Йорка, который как-то сравнил Нью-Йорк с великолепной мозаикой. Ей это сравнение понравилось: действительно, в этом огромном городе уживаются люди всех национальностей, всех рас. Она надеялась, что и ее брак будет таким же.

Но и тогда, много лет назад, разве можно было сравнить ее брак с мозаикой, разве были подогнаны друг к другу все детали? Сколько раз Карим говорил про то, как принято делать то-то и то-то «у него дома»! А сколько раз она напоминала ему, что его дети — лишь наполовину иорданцы. Она была уверена, что готова к компромиссу, но разве это было правдой? И можно ли сложить из семейной жизни безупречную мозаику?

В магазине, как всегда, стоял цветочный аромат. Она сделала глубокий вдох и велела себе держаться до последнего. Она хотела, чтобы дети чувствовали ее присутствие, чтобы знали, что она постоянно о них думает. Может, написать им письмо? Получат ли они его? Надо попробовать.

Она кинулась к столу, взяла планшетку, цветные карандаши. И стала рисовать два сердечка из цветов — голубых и розовых. Ничего оригинального, но детям наверняка понравится. В сердечки она вписала имена Али и Сюзанны, а внизу написала: «Я люблю вас». Рисунок она положила в конверт, написала адрес родителей Карима.

Следующие два часа она просматривала бухгалтерские книги. Эйлин отлично справлялась с ведением дел. Пока близнецы были далеко, Дина могла работать только дома, посылала эскизы композиций по факсу. Почему она не делала так до отъезда Карима? Неужели потому, что считала бы это уступкой мужу? Неужели они дошли до того, что то, что доставило бы ему удовольствие, она воспринимала как поражение?

Она не могла в этом разобраться. Дина заперла магазин, опустила конверт в почтовый ящик на углу и поехала на такси в Гринич-Виллидж, к родителям.

— Твой отец сегодня чувствует себя гораздо лучше, — сказала мать Дине. Дине очень хотелось ей верить.

Джозеф Хилми лежал в шезлонге на террасе. День был теплый, но мама все равно укрыла ему ноги пледом. Это было напоминанием Дине, что он еще слишком слаб и расстраивать его не надо.

Он спросил:

— Что с тобой, элбе? — И нежность в его голосе поразила Дину. Элбе — «сердце мое». Так он обращался к ней, когда она была совсем маленькая.

— У меня все отлично, папа.

— А дети как? Ты почему их не привела?

Прошли те времена, когда она могла кинуться к отцу в объятия, чтобы он ее утешил.

— Разве мама тебе не говорила? — сказала она беззаботным тоном. — Карим повез их в Иорданию. Маха чувствует себя не очень хорошо, и он решил, что присутствие внуков придаст ей сил.

Отец пристально смотрел на нее.

— Дина, у вас с Каримом все хорошо? Он относится к тебе должным образом? Ведь не то я…

Может, мама проговорилась?

Она задумалась и решила, что полуправда все же лучше, чем ложь.

— У нас есть некоторые разногласия.

— Естественно. В каком браке их нет?

— Карим хочет, чтобы я вела себя более традиционно. Чтобы оставила бизнес. Чтобы сидела дома с детьми. Чтобы одевалась более консервативно. Сам знаешь…

Ее отец, хоть и был христианином и истинным ньюйоркцем, но, как и Карим, был выходцем из арабского мира.

— Знаю, — кивнул Джозеф.

— Что ты знаешь, папочка? Расскажи!

Он взял ее за руку. И часто заморгал. Может, у него приступ боли?

— Папа, что с тобой? — спросила она.

— Все хорошо, — слабо улыбнулся он. — Все в порядке. — Он помолчал, а потом заговорил медленно, подбирая каждое слово. — Когда Карим начал за тобой ухаживать, — Дина улыбнулась, услышав столь старомодное слово, — он мне показался вполне уравновешенным молодым человеком. Образованным, даже светским — а это положительно характеризует мусульманина. Да и христианина тоже. Но потом я стал замечать, как с годами Карим меняется. Он словно поносил западный костюм, а потом решил, что ему в нем тесно.

Дина слушала отца очень внимательно.

— Почему же ты ничего мне не говорил?

— Что было говорить? Что твой муж-иорданец все больше становится похож на своего отца? — Джозеф пожал плечами — мол, какой был бы прок от такого разговора?

Так выходит, это ее вина, что она не видела того, что видели другие? Но что бы она могла сделать? Украсть детей и скрыться? Где? Она вздохнула:

— Папа, я не хочу, чтобы ты волновался. Мы с Каримом все уладим, я тебе обещаю.

Он посмотрел на нее. И промолчал. Момент был упущен.

Сейчас он, наверное, пролетает над Ньюфаундлендом, думала Дина, глядя на светящиеся стрелки часов на ночном столике. А завтра будет в Аммане. Она доверяла Джону Констентайну, хотела, чтобы все получилось, но, господи, сколько всяких препятствий могло возникнуть.

Через несколько часов раздался звонок, которого она так ждала. Джон Констентайн звонил по телефонной карточке из международного аэропорта в Иордании.

— Я на месте, — сообщил он. — Хотел вам сказать, что связался с тем человеком, о котором рассказывал. — Дина поняла, что он имеет в виду иорданца, которому некогда оказал услугу. — Мы с ним встретимся и все разузнаем.

На этом беседа закончилась. Ей было трудно повесить трубку — не хотелось прерывать связь с человеком, который мог собрать воедино ее разбитую жизнь.

Вид у Констентайна был усталый. И естественно, детей он не привез. Но Дина как на крыльях летела на встречу с ним во французском бистро в Гринич-Виллидж. По тому как подшучивали друг над другом бармен и Констентайн, Дина поняла, что они старые знакомые. Он заказал себе «как обычно», и это «как обычно» оказалось двойной порцией ирландского виски. Она взяла бокал белого вина. И он приступил к отчету.

Ничего утешительного он сообщить не мог.

— Дети почти все время в доме, — сказал он. — Я видел их только дважды. Оба раза их везли на машине. Один раз отец, другой — тетя и какая-то женщина примерно моего возраста, наверное, няня.

— Фатма.

— Быть может. Я не мог дежурить у их дома. За европейца я могу сойти, но за иорданца — никогда. В основном наблюдал в бинокль из маленькой гостиницы метрах в двухстах от дома, на холме. Одно хорошо: серьезной охраны я не заметил. Но в доме бывает много народу.

— У Карима полно родственников, — сказала Дина. — Типичная ситуация.

Констентайн кивнул:

— В этом-то вся сложность. Проще всего забрать детей, когда они будут вне дома. И вокруг будет не так много людей. Как я понял, такое случается редко.

— Может, Карим сейчас особенно осторожен — не знает, чего от меня ждать. Да, ваш друг Эйнхорн говорил, что можно проникнуть в дом.

— Я же вам объяснял, мы действуем разными методами. Если проникнуть в дом, есть опасность, что пострадают люди.

— Так что же нам делать? — понуро спросила Дина.

— Нам нужна помощь человека, который живет в доме. Мы должны узнать распорядок их жизни.

— Кто это может быть? Кто-то из родственников?

— Может быть, жена брата Карима? Вы говорили, что она к вам расположена. — Он помолчал. — Вообще-то я думал о вас. Вам разрешили видеться с близнецами. Быть может, стоит этим воспользоваться?

Так постепенно стал вырисовываться план. Поначалу только в общих чертах. Констентайн предупредил Дину, что, возможно, одного визита окажется недостаточно. Впрочем, удобный случай мог подвернуться в любое время. Нужно быть готовыми к тому, что действовать придется быстро.

— Это очень серьезное предприятие, Дина, — предупредил он. — У вашего мужа есть возможности, которых у нас нет. И не думайте, что он не воспользуется своими связями. Так что вам нужно быть предельно осторожной. Я купил вам защищенный от прослушивания мобильный телефон, чтобы вы могли пользоваться им в Аммане. Мне напрямую вы звонить не будете. Мы будем держать связь через моего друга… Назовем его Майор. Если понадобится, я найму еще двух человек, с которыми работал раньше.

Дина не была уверена, что справится. Что сможет встретиться с Каримом, сделать вид, что покорилась судьбе, что рада возможности хоть изредка видеть близнецов. А каково ей будет с его родственниками, которые всегда ее недолюбливали? И самое главное, сумеет ли она раздобыть ту информацию, которая поможет Констентайну вернуть детей домой?

Последнее свидание с Констентайном — в обычном месте — было кратким и деловым.

— Я полечу с вами, чтобы знать наверняка, что мы прибыли в Амман одновременно. Но в самолете мы общаться не будем. Постарайтесь даже не смотреть на меня. Когда приедете, помните, какую роль вы должны сыграть. У вашего мужа на руках все козыри, у него дети. И вы всего лишь хотите провести с ними какое-то время. Чтобы сохранить эту возможность и на будущее, вы должны сохранять с ним хорошие отношения. Помните об этом, когда вам захочется выцарапать ему глаза.

— Постараюсь, — улыбнулась Дина.

Но Констентайн сохранял серьезность. Дина поняла, что он уже «на задании», что он полностью сосредоточен на предстоящей работе. Очень хорошо, подумала она. Он протянул ей листок бумаги:

— Это телефон, по которому вы будете со мной связываться. Как я уже говорил, этого человека мы будем называть Майором. Это порядочный и абсолютно надежный человек. Вы будете звонить ему, когда вам нужно будет что-то мне сообщить. И если появится возможность забрать детей, немедленно свяжитесь с ним. Сможете?

— Я вам уже говорила, я все смогу… Все, что поможет мне вернуть детей.

Он кивнул и протянул ей еще один листок:

— Это номер моего пейджера. Им воспользуетесь только в случае крайней необходимости.

— Понятно.

— Хорошо. У вас остались какие-нибудь вопросы?

Она хотела было покачать головой, но тут вспомнила:

— Я хотела спросить… Как вы думаете, у нас есть шанс?

— Если бы я думал, что нет, я бы завтра с вами туда не летел.

Она надеялась на другой ответ, но пришлось довольствоваться этим.

 

Глава 9

Самолет подлетал с северо-запада, и Дина смогла сверху рассмотреть весь Амман, столицу Иордании, город, где старина органично сочеталась с современностью. Амман называют белым городом, потому что все девятнадцать холмов, на которых он стоит, застроены домами из белого камня. Когда она увидела его впервые — она летела на собственную свадьбу, — ей показалось, что она попала в сказку, в место, где время повернулось вспять.

Карим и его родители хотели, чтобы свадьба состоялась в Иордании, чтобы на ней присутствовали все их друзья и родственники. Дина убедила своих родителей, что тоже этого хочет. Тогда она прежде всего хотела сделать Карима счастливым. Ей очень понравилась свадьба — это было незабываемое зрелище. Праздник длился целую неделю, она получала от Карима фантастические подарки — золотые украшения, усыпанные драгоценными камнями. От этих подарков у Дины кружилась голова, а ведь Карим еще и внес первый взнос за таунхаус на Манхэттене.

Сказка продолжалась и следующие несколько недель. Сладкая нега дней и ночей на яхте Карима. Долгие поездки по стране, которую он так любил и которую хотел показать ей. Тогда речи не было ни о каких компромиссах — ей искренне хотелось сделать Карима счастливым. Она и сама была счастлива. О более романтичном медовом месяце и мечтать было нельзя. Карим был нежным возлюбленным, страстным и ласковым, и он боготворил ее.

Но когда их отношения изменились, он стал хотеть того, что было ей не по душе. Она помнила каждый компромисс, на который пошла, вела счет всем своим уступкам. Но теперь она понимала, что и Карим вел свой счет. Дина грустно вздохнула и снова посмотрела в иллюминатор. Где-то там, внизу, были Сюзанна и Али.

Через несколько минут самолет приземлился в аэропорту Королевы Алии. В здании аэровокзала европейского вида люди смешались с арабами в мусульманской одежде и женщинами в платках и длинных платьях.

Она прошла таможню и увидела ожидавшего ее Карима. Он был один. Он предупредил ее, что не возьмет детей в аэропорт, но она все же расстроилась.

Он совсем не изменился. Интересно, изменилась ли я, подумала Дина. Возникла некоторая неловкость — он словно не мог решить, обнимать ли ее, но все же ограничился тем, что просто поздоровался.

Он отнес два ее чемодана в машину.

— Где ты остановишься? — спросил Карим.

— В «Хайатте».

— В центре? Я бы нашел тебе что-нибудь поближе.

Она выбрала этот отель, потому что Констентайн сказал, что лучше всего ей подойдет как раз большой отель в американском стиле, в нем проще оставаться незаметной. А она ради детей готова была на все.

— Я завезу тебя туда, — говорил Карим. — Отдохнешь с дороги, а потом я за тобой заеду, повезу к детям.

— Я думала, мы сразу к ним поедем.

— Так будет лучше, ты устала. А дети до обеда занимаются с учителем.

Так он дал ей понять, кто здесь принимает решения. Ну ладно. Спорить она не будет. Она действительно устала.

Несколько минут они ехали молча. Старинные крыши Аммана виднелись за современными фасадами. Римские развалины смотрели на центр города; белоснежные новые здания и роскошные виллы сосуществовали с каменными домами, построенными век назад; роскошные бутики соседствовали со старинными рынками и лавочками. С тех пор как Дина побывала здесь впервые, город очень разросся. В последний ее приезд Карим гордо сообщил, что население Аммана дошло до полутора миллионов. И постоянно увеличивалось.

Карим, как всегда, был за рулем предельно осторожен и немного напряжен. У Дины возникло странное ощущение. Они тысячи раз ездили вместе. Теперь они тоже ехали рядом, но были не вместе.

Он нервно барабанил пальцами по рулю.

— Я хотел обсудить с тобой один вопрос — раз уж представилась такая возможность.

Всего один, подумала Дина, но промолчала.

— Я не рассказал своим всей правды. Ничего не говорил про Джорди. И про нас тоже.

Она ждала, что последует.

— Я сказал, что у нас возникли проблемы и мы решили пожить отдельно. Я приехал домой с близнецами. Но ничего более определенного я не говорил.

— Хочешь сказать, что мы вроде как хотим наладить отношения?

Он нервно заерзал:

— Скажем так, я был довольно уклончив. Нарочно. Думаю, так будет лучше для всех, в том числе для Али и Сюзанны.

Дина с трудом сдержала гнев.

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я тебе подыграла, — холодно сказала она. — Чтобы сделала вид, что все прекрасно, просто ты забрал двоих моих детей.

— Наших детей, Дина. Дело не в этом. Я просто считаю, что детям лучше не думать, что мы с тобой воюем друг с другом. А мы и не воюем.

— Если ты так беспокоишься о детях, может быть, было бы лучше оставить их дома? Да нет, тебя волнует другое: что подумают мама с папой, младший брат и все родственники. Не дай бог, они решат, что их драгоценный Карим бросил жену и похитил детей.

Карим еле сдерживался:

— Я понимаю, ты имеешь полное право сердиться. Мне тоже очень жаль, что у нас с тобой не получилось, но… Я повторяю: я поступил так, как, по-моему, будет лучше для детей. Ты смотришь на это иначе. Я и это понимаю. Но я бы не хотел выяснять отношения при детях. Моя семья поддержит меня в любом случае.

Дина не ответила, и он решил, что убедил ее:

— Ну, ты согласна, что так будет лучше? Потому что в противном случае… — Он вздохнул. — В противном случае я бы не хотел, чтобы ты виделась с детьми. Даже сейчас.

Она достаточно хорошо его знала и понимала, что он говорит совершенно искренне, что он верит в это. И ни ее гнев, ни ее слезы не заставят его переменить решение. А у него на руках два козыря. Во всяком случае, пока что.

— Не беспокойся, — сказала она мрачно. — Я буду безукоризненной женой, живущей отдельно от мужа. Ты только скажи, когда я смогу увидеть близнецов.

Он с облегчением вздохнул:

— Если хочешь, приходи на обед. Или после обеда.

— Наверное, лучше после. — Ей бы не хотелось сидеть за столом со всеми Ахмадами.

— Договорились.

«Хайатт» очень походил на своего калифорнийского собрата — голубое небо, солнце, пальмы. Карим заплатил коридорному, чтобы тот отнес чемоданы, и они с Диной расстались в вестибюле.

Если у портье и были какие-то сомнения относительно женщины, путешествующей в одиночку, то Дина этого не заметила. Это Иордания, напомнила она себе. Здесь у женщин есть права, они занимаются бизнесом и даже политикой.

Окно ее номера выходило на бассейн, а дальше открывалась панорама города. Совсем недалеко голубел купол мечети Короля Абдуллы, построенной лет десять назад, — Дина помнила, как купол еще был в лесах.

Она взглянула на телефон. Сообщений, судя по индикатору автоответчика, не было. Вряд ли Констентайн стал бы оставлять сообщения здесь, на вражеской территории. Теперь она должна была выйти на связь с человеком, которого он назвал Майором. А потом… А потом что?

Вдруг все показалось ей абсурдным и невозможным. Она словно оказалась в каком-то плохом телешоу. Она слишком устала, слишком растеряна, слишком зла, поэтому даже расплакаться не могла. Дина легла на кровать и закрыла глаза, пытаясь расслабиться.

Когда Дина увидела детей, ей показалось, что сердце у нее сейчас разорвется на части.

— Мамочка! Мамочка! — закричали они хором и кинулись ее обнимать.

До чего же они красивые, подумала Дина с умилением.

— Пойдем, мы покажем тебе наш спортивный комплекс. — Али чуть ли не силой тянул ее в сад.

— Папа и дядя Самир его только что собрали, — сказала Сюзи с гордостью. — Папа ушиб палец и сказал плохое слово, а джиддо услышал и на него накричал.

Дина, представив, как отец ругает Карима, не могла сдержать улыбку. Она обняла Сюзи. Новый комплекс был ей противен — он напоминал о том, что дети здесь надолго.

Сорайя принесла ей вкуснейшего холодного лимонада. Дина осторожно улыбнулась, протянула Сорайе руку. Та пожала ее, а потом обняла Дину:

— Добро пожаловать!

Эти объятия были Дине приятны. Быть может, все окажется не так уж трудно. Остальные родственники поздоровались с ней сдержанно.

Карим был сама благожелательность, вел себя безукоризненно вежливо. Карим здесь счастлив, догадалась она. И увы, дети тоже. Да, конечно, они скучали по ней, но было совершенно ясно, что здесь они живут полной жизнью, в которой масса развлечений: пикники в саду, катание на пони, игры с детьми Самира. Они здесь получали куда больше внимания, чем дома, в Америке.

— Здесь лучше, чем в Нью-Йорке, мамочка! — заявил Али. — Ты останешься с нами?

— На некоторое время, — ответила она уклончиво и заметила, как Маха поджала губы. А как еще она могла ответить в присутствии родственников Карима? И какой ответ смогли бы понять близнецы?

Она смотрела, как близнецы лазают по спортивным снарядам, и чувствовала себя совершенно потерянной. Она приехала бороться со злодеями, убивать драконов. Но здесь не оказалось никаких драконов. Она увидела ту самую жизнь, о которой мечтал Карим: здесь всегда находилось время на соседей, время на детей и на семью, на новости и сплетни за бесконечными чашками крепкого сладкого кофе. Мелькнула горькая мысль: а может, это она не права. Нет, строго сказала она себе, так думать нельзя.

Она улыбнулась и подошла к детям. Карим тоже улыбался — с любовью и нежностью.

— Какая это прекрасная картина, Дина! Ты и дети. Так и должно быть, — сказал он ласково. — Я очень надеялся, что у нас так всегда и будет.

Она хотела рассердиться, но вдруг поняла, что перед ней не чудовище, которое похитило ее детей, а человек, которого она полюбила много лет назад. Его улыбка была теплой, искренней и немного грустной.

Настало время прощаться с детьми и ехать обратно в отель, в холодный, безликий номер. Она поцеловала близнецов, крепко обняла их. И глаза ее наполнились слезами.

Карим проводил ее к машине. Она закрыла глаза и откинула голову. Тишина была неловкой, но она слишком устала и не могла разговаривать.

— Дина…

— Да?

— Понимаю, тебе это тяжело, но, быть может, ты согласишься проводить все время с детьми? Зачем каждый день ездить туда-сюда?

— О чем ты? — спросила она, уже зная ответ.

— Я хочу сказать, что тебе имеет смысл пожить в этом доме. Места здесь предостаточно.

Жить под одной крышей с ненавистной Фатмой и родственниками Карима, которые, возможно, ждут не дождутся, когда Карим приведет новую жену? И все же… это самый простой способ изучить жизнь дома. Будет непросто связываться с другом Констентайна Майором, но она всегда может выйти в сад и сделать вид, что звонит в Нью-Йорк. Да, подумала она, стоит на это решиться.

— Хорошо, — сказала она, выдержав паузу, чтобы он подумал, что она соглашается через силу. — Да, я не хочу терять драгоценных минут общения с детьми. Спасибо тебе, Карим, — выдавила она из себя. — Это очень благородно с твоей стороны.

Майор оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Седой, с обвисшими усами, он походил на доброго дядюшку, а не на человека, который сотрудничал с Констентайном. Но Констентайн намекал, что они общаются уже много лет и неоднократно оказывали друг другу услуги. И вот, после нескольких телефонных звонков, Майор сидел с ней за столиком в крошечном кафе в полутора километрах от отеля.

— Если заметите, что за вами следят, возвращайтесь в отель, — проинструктировал он ее по телефону. — Я позвоню, и мы договоримся о встрече в другой раз.

Когда она села, он сказал:

— Так это вы та храбрая женщина, которую разлучили с детьми?

Дина смутилась от слова «храбрая» и покраснела.

— Выходит, что я.

Майор широко улыбнулся:

— И еще скромная. Теперь я понимаю, почему наш общий друг так вами восхищается.

Дина снова удивилась. Констентайн ею восхищается? Но почему?

— Итак, расскажите, что происходило после вашего приезда.

— Я была в доме. Видела детей. Мой… отец моих детей пригласил меня пожить в доме. Чтобы я могла больше времени проводить с ними.

— Вы согласились?

— Да.

— Браво! Это замечательно. Теперь вы сможете собрать для нашего друга всю необходимую информацию. Но, — поспешил добавить он, — вы должны быть очень осторожны. Если они что-то заподозрят, наша задача очень усложнится.

— Я это понимаю.

— Что я могу для вас сделать? Чем помочь?

Она задумалась.

— Молитесь за меня, — сказала она. — Молитесь за то, чтобы мне удалось вернуть детей.

Он ласково улыбнулся.

— Это я сделаю с превеликим удовольствием.

Дина закрыла глаза, почувствовала тишину, окружавшую ее. Ветерок доносил из сада аромат жасмина. Тишина помогала ей успокоиться, снять напряжение. Мысли потекли куда им хотелось. Она вспомнила, как спала в этом доме, в этой самой комнате с Каримом.

Неужели то, что они так отдалились друг от друга, было неизбежно? Ведь ее родители до сих пор счастливы вместе, несмотря на смертельную болезнь отца, которая вскоре, возможно, разлучит их навеки.

А Сорайя? Брат Карима совсем не так красив и очарователен. Довольна ли Сорайя своей жизнью? Дина однажды попыталась осторожно спросить, не жалеет ли Сорайя о свободной студенческой жизни, не давит ли на нее груз новых обязательств. В доме родителей Карима жить непросто — Дина это понимала. Но когда Дина спросила, счастлива ли Сорайя, та посмотрела на нее удивленно и покровительственно улыбнулась — так улыбаются родители, услышав глупый детский вопрос. «Конечно. У меня хороший муж, двое прекрасных детей и, слава аллаху, замечательный дом. Когда дети подрастут и поступят в университет, я, возможно, пойду в учительницы — Самир обещал это перед свадьбой. Разве это не счастье?!»

Неужели все так просто?

Дина давно уже лежала в кровати, и тут раздался стук в дверь.

Это был Карим.

— В чем дело? — спросила она. — Что-то с близнецами?

— Нет, — покачал головой он. — Я просто хотел поговорить с тобой. Наедине. Если ты не возражаешь…

— Да… Да, конечно, — согласилась она. А что, если он передумал и решил отдать ей детей?

Он сделал шаг вперед, и она тут же отодвинулась. Неужели Карим вообразил, что они могут вести себя как муж и жена — после того что он сделал? Но он к ней не приблизился, а сел в кресло и улыбнулся той грустной улыбкой, которую она замечала уже не раз. Она села в кровати.

Он тяжко вздохнул:

— Дина, ты думаешь, наши отношения уже не вернуть?

Он что, с ума сошел?

— Как ты можешь говорить о наших отношениях, когда ты украл детей? Я думала, мы пойдем с тобой к семейному психологу. А ты, оказывается, все это время строил коварные планы, смеялся надо мной…

— Дина, Дина, я никогда над тобой не смеялся! Мне было очень тяжело тебя оставлять. А что до психолога, то это полная ерунда. Половина жителей Нью-Йорка ходит к психологам, и большинство все равно разводятся. Я знал, что ты не станешь меня слушать. Я хочу, чтобы наши дети выросли порядочными людьми, чтобы умели ценить семью. А не… — Он умолк — он не мог даже заставить себя произнести имя старшего сына.

Дина вздохнула. Нет смысла переубеждать Карима. Ее единственная надежда — Констентайн.

— Я очень хочу спать. Я хочу как можно больше времени проводить с детьми, — добавила она довольно резко.

Даже несмотря на загар, было заметно, как он покраснел.

— Да, конечно, — сказал он сдержанно. — Я не хотел… мешать тебе отдыхать.

Но когда он ушел, она поняла, что еще не скоро заснет. Карим был похож на побитую собаку, он пытался просить ее… искренне пытался. Она могла поверить, что все еще дорога́ ему. Но легче от этого не становилось. Только тяжелее.

Первый вечер в доме родителей Карима был достаточно труден, но первое утро оказалось почти невыносимым. Стол был накрыт к завтраку — свежая пита, сыр, оливки, а еще — пирожные из европейской булочной.

Но атмосфера царила далеко не дружелюбная. Самир бросил: «Доброе утро» — и больше не обращал на Дину внимания.

— Я слыхал, тебе прочат большое будущее в министерстве, брат, — обратился он к Кариму.

Карим улыбнулся и пожал плечами:

— Я просто выполняю ту работу, которую мне поручили.

— Не скромничай, — не унимался Самир. — Дети будут тобой заслуженно гордиться.

— Верно, — вступила в разговор Маха. — Все, у кого есть хоть капля ума, понимают, что за исключительный человек Карим. Он заслуживает всяческого уважения.

Дина покраснела. Было совершенно очевидно, что Ахмады считают ее прошедшим этапом и никак не связывают ее с будущим семьи.

Сорайя хотела было что-то сказать, но побоялась выказать в присутствии остальных дружеское расположение к Дине.

Фатма принесла из кухни кофе и посмотрела на Дину так, как никогда не осмеливалась смотреть на нее в Нью-Йорке, — с нескрываемым презрением.

При первой же возможности Дина встала из-за стола и занялась детьми. Только ради них она и терпела все это. Они рассказывали ей, как играют с Нассером и Линой, показывали подарки от тайты и джиддо, описывали места, где успели побывать.

Она уже не была так уверена в правильности выбранного ей пути. Что она может им предложить взамен такой идиллии?

Ответ подсказала, сама того не подозревая, Сюзанна. Она серьезно посмотрела на мать и спросила:

— Мамочка, почему ты позволила Джордану стать не таким, как все?

Дина слова не успела сказать, как Али тут же подхватил:

— Я бы скорее умер, чем стал таким, как он!

Нет, подумала Дина, мои дети не должны жить там, где их учат ненавидеть и презирать старшего брата. Но внутренний голос спросил: неужели будет лучше, если они вырастут в стране, которая ненавидит и презирает их родного отца? Дина тут же нашла ответ: быть может, и нет, но они будут со мной.

Дина с Сюзанной пришли на кухню, где Сорайя с Махой жарили курицу. Маха сурово посмотрела на Дину, встала и, не проронив ни слова, удалилась. Сорайя была обескуражена грубым поведением свекрови.

— Дина, хочешь чего-нибудь? Кофе?

— Нет, спасибо. Мне бы воды. А Сюзанна вот хотела перекусить.

— Можно тост? — спросила Сюзанна.

— Конечно. — Сорайя потянулась к тостеру.

— И еще один для Лины, ладно?

Сорайя улыбнулась и сунула в тостер два куска хлеба.

Дина удивилась, она не думала, что в Иордании есть хлеб для тостов.

— По дороге сюда мы проезжали супермаркет, — сказала она. — Вы там покупаете продукты?

— Иногда.

— Я пошла! — сообщила Сюзанна, забирая тосты.

Наступила неловкая пауза.

— Они, кажется, неплохо ладят, — сказала наконец Дина.

— Сюзанна с Линой? Да. И мальчики тоже подружились.

— Это замечательно.

В глубине души Дина надеялась, что дети будут здесь страдать, будут умолять ее забрать их домой. А они только спросили, останется ли она с ними. Но она сказала, что не получится.

— Значит, мы будем много летать на самолетах? — спросил Али.

— Мы с папой еще не решили. Пока что я прилетела к вам сюда.

И она расстроилась, увидев, что Али вполне удовлетворен ответом.

— Ты пробудешь здесь еще несколько дней? — спросила Сорайя. — Так Карим сказал.

— Да, еще по меньшей мере неделю.

— Ясно. Дети давно просят меня сводить их в зоопарк. Может быть, сходим туда вместе?

— Конечно, — немедленно согласилась Дина. — А я и не знала, что в Аммане есть зоопарк.

— Его недавно открыли. Говорят, там очень мило.

И тут Дина сообразила: это далеко от дома, там не будет ни Карима, ни его родственников. Только они с Сорайей и дети. Это же тот самый случай, которого ждет Констентайн.

— Что ж, спасибо, — ответила она. — Я с удовольствием. Ты только скажи когда.

— Скорее всего, в воскресенье, когда нет занятий в школе и к близнецам учитель не приходит.

Сорайя посмотрела на нее внимательно и оценивающе.

— Я помню, как мы с тобой познакомились, — сказала она. — Ты мне тогда очень понравилась, я тобой восхищалась. И хотела когда-нибудь стать такой, как ты. Ты можешь рассказать, что произошло?

— Между мной и Каримом?

— Да.

— Я не могу этого объяснить, — сказала Дина грустно. — Наверное, мы стали разными людьми. Только я не понимала, насколько разными. А он хотел вернуться сюда… На время. И взял с собой близнецов.

— Вот этого я никак понять не могу, — призналась Сорайя.

— Я могу сказать только одно: для меня это было полной неожиданностью.

Сорайя промолчала.

— Так вот, насчет зоопарка, — сказала Дина. — Я очень хочу сходить туда с детьми. Скажешь, когда это удобно.

Дина сдержалась и не добавила: «Поскорее бы». Она ведь должна была вести себя как женщина, у которой здесь нет никаких дел, кроме одного — общаться с детьми.

Она выберет удобный момент и позвонит Майору. А потом будет ждать его указаний.

 

Глава 10

Все сидели за завтраком, и тут вдруг послышалась мелодия из Баха. Это звонил мобильный Дины.

Под осуждающим взглядом мужа она извинилась и вышла в соседнюю комнату.

— Алло!

— Дина Ахмад? — Это звонил Майор. — Притворитесь, будто разговариваете с какой-нибудь нью-йоркской приятельницей.

— Эм, это ты? А я твой голос не узнала! Это, наверное, связь такая.

— Молодец! Сегодня обязательно съездите в магазин за покупками. В супермаркет «Сейфвей».

— Да-да!

— Вам надо будет приехать туда после полудня, не раньше. Вы сможете?

— Да. Мы как раз завтракаем. Слушай, а который у вас час?

— Вас там найдут и кое-что передадут. Если с вами кто-то будет, постарайтесь хоть на минуту остаться одна. Как вы думаете, у вас получится?

— Ну конечно! Я здесь замечательно провожу время. Близнецы чувствуют себя отлично.

— План нашего друга очень простой. Когда вы пойдете в зоопарк, ваша свояченица потеряет сознание. Вы станете звать на помощь. Соберется народ, поднимется суматоха, и вы с близнецами незаметно скроетесь. Наш друг будет на месте и поможет вам.

— Хорошо!

— В супермаркете вам передадут то, от чего ваша свояченица потеряет сознание. Это совершенно безопасное средство. На самом деле она не потеряет сознание, просто вдруг ей захочется спать. А вы представите это так, будто ей стало нехорошо. Понятно?

— Конечно.

— Вы же будете в зоопарке, рано или поздно вам захочется чего-нибудь попить? Так вот, подсыпьте ей это в питье. Найдите способ, как это сделать. Это крайне важно. Она — единственная, кто может поднять тревогу.

Дина заметила, что Карим смотрит на нее то ли с раздражением, то ли с подозрением.

— Я тоже по тебе соскучилась, дорогая. Но мы скоро увидимся.

— Вас будет ждать частный самолет. Как только вы прибудете, он тут же взлетит. К тому времени, как ваша свояченица придет в себя, вы уже будете далеко.

— Да. Я обязательно что-нибудь тебе привезу. Если найду время походить по магазинам.

— Удалите с телефона всю информацию об этом звонке. Только незаметно.

— Непременно!

— Постарайтесь съездить в супермаркет. Человек, который передаст вам средство, сообщит вам и номер телефона, по которому звонить в экстренном случае. Запомните его и помните, что звонить по нему можно только в случае крайней необходимости. Всего доброго, миссис Ахмад.

— Пока. До встречи.

Прежде чем вернуться к столу, она нажала на несколько кнопок — удалила всю информацию о звонке.

— Кто звонил? — спросил Карим.

— Эм. Эммелин.

Он кивнул и встал.

— Мне пора на работу, — сказал он с улыбкой. — А вы развлекайтесь — пока я буду трудиться на благо нашей страны.

— Как нам, женщинам, повезло, что не надо ходить на работу, — сказала Сорайя и подмигнула Дине.

Дина выждала время и только в час дня сказала вскользь, что хотела бы съездить в «Сейфвей».

— Зачем? — спросила Сорайя.

Дине было немного стыдно перед свояченицей. Ведь меньше чем через сутки она собиралась подсыпать ей в питье какое-то снадобье. Но Дина не видела другого выхода.

— Да хотела купить каких-нибудь сластей для детей — для пикника в зоопарке.

— А как ты туда доберешься? Я ведь говорила, мне надо уйти.

Сорайя действительно предупреждала, что у нее в два часа заседание какого-то благотворительного комитета. Поэтому Дина и выжидала.

— Да я вызову такси.

— Глупости какие! Самир тебя отвезет. Правда, Самир?

Самир весь день тоскливо слонялся по дому. Сказал, что сегодня на работе не нужен, но Дина подозревала, что его оставили присматривать за ней.

Самир хмуро согласился — видно было, что он мечтал бы оказаться совсем в другом месте.

Через полчаса они подъехали на «лендровере» Самира к автостоянке около «Сейфвея».

— Я всего на несколько минут, — сказала Дина Самиру.

— Я пойду с тобой. Помогу донести покупки.

— Да я много покупать не собираюсь. И сама справлюсь.

— Я пойду с тобой, — настойчиво повторил он.

Ей меньше всего хотелось, чтобы ее сопровождал Самир. Она ведь собиралась встретиться неизвестно с кем и забрать неизвестно что. Нужно было действовать быстро.

— Ну и хорошо, — нашлась она. — Я вспомнила: мне надо еще купить «Макси-пэдс», а пачка такая громоздкая. Поможешь донести?

— «Макси-пэдс»? А это что такое?

— Ну, это для женщин. На время месячных.

Самир заметно побледнел. Видно, Сорайя никогда его ни о чем таком не просила.

— Сама, говоришь, справишься? — тут же сказал он. — Ну и ладно. А я здесь подожду.

— Как тебе удобнее, так и делай, — непринужденно улыбнулась Дина.

В супермаркете она направилась к проходу со сластями, купила шоколадного драже и леденцов. Внимания на нее никто не обращал. Она пошла покупать яблоки для пикника. В овощном отделе мужчина лет сорока, в деловом костюме, тщательно отбирал авокадо поспелее. И все время поглядывал на Дину. Она выжидательно посмотрела на него. Он улыбнулся, но подходить не стал. Тогда она направилась к выходу. Он последовал за ней, но на расстоянии.

Это связной или просто любитель женского пола? Тут Дина вспомнила, что не купила прокладки. Проход, где они продавались, она нашла не сразу. Мужчина так и следовал за ней — на расстоянии метров десяти. Если он хочет ей что-то передать, то должен подойти поближе.

— Это что такое, вы знаете?

Дина удивленно обернулась. К ней обратилась пожилая женщина в длинном платье и платке. На Динин европейский наряд она поглядывала неодобрительно. В руках у женщины была упаковка памперсов.

— Это для ребенка? Внучка просила купить — для правнука.

— Да, — пробормотала Дина. — Это для ребенка. Чтобы он был сухим.

— Угу.

Женщина грозно уставилась на мужчину, который шел за Диной. Тот тут же ретировался.

— Я — Алия, — прошептала женщина. — Пришла, потому что один человек попросил. Если другой попросит, я скажу нет. Пусть американцы сами решают свои дела.

Дина недоуменно смотрела на нее. Неужели это и есть связной?

Женщина схватила ее за руку и громко сказала:

— Спасибо, дочка, за помощь. — И у Дины на ладони оказалось что-то маленькое и твердое.

Алия снова перешла на шепот:

— Не смотри. Просто спрячь. А вот сюда смотри.

Женщина сунула ей под нос упаковку с памперсами, к которой был приклеен маленький квадратик бумаги с телефонным номером.

— Запоминай, — велела женщина, назвавшая себя Алией. Дина послушно уставилась на цифры. — Звонить только в крайнем случае. Если не сможешь сделать то, что нужно.

— Понимаю.

Алия бросила на нее недоверчивый взгляд — словно сомневалась в том, что американские дамочки вообще способны что-то понимать:

— Запомнила?

— Кажется, да. Да.

Алия быстро сорвала наклейку с номером с упаковки и скомкала ее.

— Лекарство используй все. Оно безвредное, просто сильное. От него засыпают через пять минут. Самое большее — через десять.

— Это не опасно?

— Ты что, меня не слушала? И вот еще что. Надень темные очки. Мужчина, с которым ты встречаешься, тоже будет в темных очках. Если один из вас что-нибудь заподозрит, то сдвинет очки на лоб. Это знак того, что операция отменяется.

Алия поднесла руку ко рту, и Дина догадалась, что она проглотила бумажку с номером.

— Еще раз спасибо тебе, дочка, за помощь. Да благословит тебя Аллах.

С этими словами она удалилась.

Дина обернулась проверить, не наблюдает ли кто за ней, и спрятала то, что ей дали, за пояс юбки. Это был пузырек с прозрачной жидкостью. Заплатив за покупки, Дина вышла. Но в «лендровере» никого не оказалось. Куда же подевался Самир? Неужели он все-таки пошел за ней? Видел, как она разговаривает с Алией?

Машина была не заперта. Дина положила покупки, села и попыталась успокоиться. И тут увидела Самира с мороженым в руках. Дина заставила себя улыбнуться и беззаботно спросила:

— Можем ехать?

Он кивнул и откусил мороженое.

— Ты мороженое в супермаркете купил? — спросила она. — Я тебя не заметила.

Он посмотрел на нее и, ничего не ответив, завел мотор.

Дома, улучив минутку, Дина позвонила Майору и рассказала о случившемся.

— Я свяжусь с нашим другом, — сказал он. — Он решит, что делать, и я вам перезвоню.

Дина старалась держаться так, будто ничего особенного не случилось. Она даже предложила Махе помочь приготовить ужин, но свекровь взглянула на нее так, будто Дина предложила отравить всю семью.

— Не надо, — сказала она. — Иди погуляй в саду, пока Карим не пришел.

Майор позвонил, когда семейство садилось ужинать. Динин телефон запищал, и все воззрились на нее.

— Прошу прощения, — сказала она и встала из-за стола. — Мне очень неловко, но я должна ответить. Это… это по делу. — Она вышла в сад. — Алло!

— Наш общий друг просил передать, что план остается в силе. Он будет осторожен и просит вас тоже быть начеку. Если понадобится, подадите друг другу сигнал — сдвинете на лоб очки.

— Он уверен, что нужно действовать?

— Он сказал, милая леди, что нельзя упускать такую возможность и что вы с детьми ничем не рискуете.

Мы-то ничем не рискуем, подумала она, а вот он…

Все семейство ждало ее возвращения.

— За едой мы телефоном не пользуемся, — мрачно заявил Хассан.

— Знаю, — ответила Дина. — И прошу меня простить. Это был важный звонок. Джорди… он заболел гриппом перед моим отлетом. Сара позвонила сказать, что он поправился.

— Слава Аллаху! — с жаром воскликнул Хассан. Он любил Джорди так же пылко, как некогда его любил Карим. — Скорее бы он окончил школу и приехал погостить!

Дина посмотрела на Карима и заметила, как он напрягся.

— Если Карим захочет, — сказала она с милой улыбкой, — Джорди обязательно приедет.

— Вот и отлично!

Карим за ужином по большей части молчал, и Дина тихонько злорадствовала — ей все-таки удалось испортить ему настроение.

Утро воскресенья было ясным и солнечным. Сорайя предложила сделать сандвичи для пикника в зоопарке, и Дина с радостью принялась за дело. Они приготовили сандвичи с арахисовой пастой и мармеладом, упаковали фрукты, печенье и напитки. Дети сгорали от нетерпения. Наконец все уселись в «лендровер».

Зоопарк в восточном Аммане был еще недостроен, но то, что было готово, оказалось высшего качества. Особенно сильное впечатление производили дикие кошки — тигры и львы.

Правда, Дина куда пристальнее рассматривала не зверей, а посетителей. Констентайна она не заметила. Ей даже казалось, что она не хочет его видеть. Она нервничала. Нет, даже не нервничала — она пребывала в состоянии, близком к панике. А что, если нужно было выбрать совсем другой план? Не такой опасный…

Они полюбовались на сернобыков, на газелей, на других местных и экзотических животных, но они заинтересовали близнецов, Нассера и Лину куда меньше хищников. Близился полдень. Сорайя предложила передохнуть и перекусить. Дети немедленно согласились.

Они направились в детский парк с качелями и горками. Там же, на лужайке, стояли столики для пикника. Мужчин было гораздо больше, чем женщин — видно, они предпочитали общаться с детьми именно здесь.

Сорайя выбрала столик в тени, накрыла его скатертью. Лина помогала матери. Али и Сюзанна побежали покататься на карусели. Лина и Нассер тоже попросили разрешения пойти покататься. Сорайя разрешила. Дина стала распаковывать корзинку с едой. Настроение у нее было подавленное. Чудесный парк казался ей полем битвы, столик — дзотом. Здесь все и случится. Причем совсем скоро. Она нащупала в кармане флакончик.

Дина снова поискала глазами Констентайна, но заметила его не сразу. Наверное, он был здесь уже довольно давно, только она его не видела. Или видела, но не узнала.

В его одежде не было ничего необычного — если не считать темных очков, но выглядел он иначе. Темные волосы зачесаны назад, легкая куртка, дорогая рубашка с распахнутым воротом, на шее поблескивает золотая цепь. В руках он держал дорогую видеокамеру. Он производил впечатление успешного бизнесмена откуда-нибудь со Средиземноморья, человека, который занимается делами, ну, может быть не вполне легальными.

Но Дина не сразу заметила его не поэтому. С ним рядом оказался мальчик лет двенадцати, в куртке «Оукленд райдерз» и кроссовках «Найк». Дина так и восприняла эту парочку — отец с сыном прогуливаются по зоопарку. Интересно, откуда взялся мальчик? Родственник? Или мальчишка с улицы, которого наняли подыграть Констентайну?

Она настолько поразилась его изобретательности, что не сразу сообразила: пора действовать.

Руки у нее стали холодными как лед, голова закружилась. Господи, только бы сознание не потерять! Дыши, Дина, дыши глубже, велела она себе.

Она взглянула на Констентайна, словно ждала — то ли совета, то ли сигнала. Он разговаривал с мальчиком и даже не смотрел в ее сторону.

Но очки были на месте. Значит, надо начинать.

Не до конца осознавая, что она делает, Дина на автопилоте достала из кармана флакон.

— Сорайя, хочешь попить? — спросила она.

— Да, я просто умираю от жажды. Дай-ка мне диетической кока-колы.

— Сейчас.

Напитки лежали в сумке-холодильнике. Дина поставила ее на скамейку, открыла. Сначала открою банку, решила она, а потом вылью туда содержимое флакона.

Она в последний раз огляделась по сторонам. Констентайн показывал мальчику, как снимать. Мальчик навел видоискатель на детскую площадку. Констентайн делал вид, что смотрит туда же, куда целится камера. Потом засмеялся и хлопнул мальчика по плечу. Взял у мальчика камеру, что-то подправил, очки поднял на лоб, чтобы лучше видеть. Сказал что-то мальчику, и они ушли.

Дина не сразу поняла, что произошло. В одной руке у нее была банка диетической коки, в другой флакончик со снадобьем. Наступил решительный момент, а Констентайн в последний момент ее бросил. Ушел. А ей что делать?

Темные очки! Сигнал подан. Значит, что-то не так.

Но что же?

Она заставила себя непринужденно посмотреть по сторонам — словно наслаждаясь чудесным днем. И взглянула туда, куда направил камеру мальчик. Метрах в пятидесяти она увидела его — одного из мужчин, что сидели в машине, постоянно стоявшей напротив дома Хассана. Он и сам был в темных очках, но она поняла, что он следит именно за ней. В нескольких метрах от него стоял его напарник. Он смотрел вслед Констентайну и мальчику.

Догадались ли они о том, что должно было произойти, или просто следили за ней и за всеми, кто мог вступить с ней в контакт?

— Дина, что ты копаешься? — спросила со смехом Сорайя и даже помахала рукой. — Только не говори мне, что американцы не умеют открывать кока-колу.

Дина рассеянно улыбнулась и протянула свояченице банку. Содержимое флакончика она решила вылить на землю. Что такого в пустом флакончике? Да, в сложившихся обстоятельствах и пустой флакончик значил многое. В голове у Дины пронеслось выражение «следы химического вещества». Но другого выхода у нее не было. Она незаметно отвинтила крышку флакончика.

Этот крик она бы узнала когда угодно и где угодно. Али! Она обернулась и увидела, что он лежит у карусели и держится за руку. Она кинулась к сыну. Сюзанна тоже плакала, но не от боли, а из солидарности с братом. Али расцарапал руку, и рана кровоточила.

О господи! Дина увидела, что человек из машины идет в ее сторону. Неужели он видел, что она делает? Она инстинктивно подняла очки на лоб, хотя смысла в этом не было — Констентайн все равно уже ушел.

Она так и сжимала в ладони флакончик. Проклятая улика! Дина не решилась убрать его в карман — телохранитель уже приближался, причем не сводил с нее глаз. За ним следом шел и второй.

— Серьезно поранился? — спросила Сорайя.

— Да нет, просто царапина.

Дина держала за руку Али, а свободной рукой, той, в которой был флакон, обнимала Сюзанну. Вокруг собралась толпа детей и родителей. Они на несколько секунд загородили Дину от телохранителей.

Дина незаметно швырнула флакон под карусель.

— С мальчиком все в порядке, госпожа Ахмад? — спросил кто-то по-арабски.

Это был первый телохранитель. Он обращался к Сорайе, но смотрел на Дину. Второй стоял у него за спиной. Если они что-то заметили… Дина повернула руку так, чтобы была видна пустая ладонь.

— Кажется, да, — сказала Сорайя и посмотрела на мужчину. — А что ты здесь делаешь, Халид?

Халид словно в нерешительности переминался с ноги на ногу. Он посмотрел куда-то в сторону:

— Господин Ахмад… господин Карим попросил нас проследить, чтобы вы ни в чем не нуждались.

Сорайя презрительно фыркнула и с тоской посмотрела на Дину:

— Вот сейчас нам нужен бинт и мазь — обработать порез. Но ведь у вас этого нет, так? Поэтому мы уезжаем домой. Ваша помощь, слава аллаху, нам не понадобится.

Халид бросил долгий взгляд на Дину — та не отвела глаз — и пожал плечами.

— Как скажете, госпожа Ахмад. Мы только исполняем приказания господина Ахмада.

Они с напарником переглянулись и удалились.

Дина решила притвориться, будто ни о чем не догадалась.

— Это, кажется, те люди, которые наблюдают за домом, да?

Сорайя посмотрела на нее в упор:

— Ты это и сама знаешь. А вот меня интересует, почему твой супру… почему Карим послал их сюда. Почему, Дина?

Дине очень хотелось отвести взгляд, но она этого не сделала.

— Не знаю. По-моему, это полное безумие.

Более честного ответа она дать не могла. На самом деле он и был совершенно честным.

Сорайя пожала плечами и встала:

— День испорчен. Давай отвезем нашего раненого домой.

Когда Дина садилась в «лендровер», ей показалось, что неподалеку мелькнула куртка «Оукленд райдерз». Но она точно знала, что сегодня никакой самолет не увезет ее с детьми в Нью-Йорк. Возможно, этого вообще не произойдет.

Дома уставшие дети начали капризничать. Дина пообещала, что попозже устроит им сюрприз. Но сейчас все ее мысли были об одном: как бы поскорее связаться с Майором.

Она прошла через сад к кухне — думала, что там Сорайя. Но дорогу ей преградил Самир.

— Дина, ты сегодня же должна покинуть этот дом, — злорадно сообщил он. — Собери вещи, я вызову тебе такси.

— Как это? — изобразила оскорбленную невинность Дина. — Меня пригласил Карим. Он…

— Я уже поговорил с Каримом. Он хочет, чтобы ты уехала.

Спорить было бесполезно.

Все кончено, подумала Дина.

Оказавшись у себя в гостиничном номере, Дина позвонила Майору. К телефону никто не подошел. В этой роскошной гостинице она чувствовала себя как под домашним арестом. Она ждала, что с минуту на минуту ей позвонит Майор или Констентайн.

Прошло два часа. Три часа. Отчаяние сменила злость. Неужели Констентайн не понимает, как ей нужно с ним поговорить?

Она все пыталась набраться смелости и позвонить в дом Ахмадов. И наконец решилась.

Ей не везло во всем — трубку сняла Фатма.

— Позови, пожалуйста, Али или Сюзанну.

На другом конце провода послышались приглушенные голоса.

— Не звони сюда, — раздался голос Махи. — От тебя только вред Кариму и детям. Уезжай в Нью-Йорк — там живут такие, как ты.

— Что? Да как вы…

Но Маха уже повесила трубку.

Они решили изолировать ее от детей. Она предполагала, что они больше не захотят пускать ее в дом. Но не думала, что даже запретят разговаривать с детьми.

— Черт бы их всех побрал!

Она с горечью вспомнила, как всего несколько дней назад сошла с трапа самолета — воодушевленная, полная надежд. Какой она была наивной…

Ей очень хотелось услышать голоса друзей — Эм или Сары. Но, вспомнив про разницу во времени, она поняла, что в Америку сейчас лучше не звонить.

Она наполнила ванну, налила себе бренди из мини-бара, и, погрузившись в теплую воду, постаралась расслабиться и забыть о неудачах и огорчениях, которые принес ей этот день.

Наверное, она заснула, потому что в какой-то момент поняла, что вода почти остыла. Рюмка была пуста. Она вытерлась, надела теплый мягкий халат.

На улице было совсем темно — город погрузился в сон.

И вдруг она судорожно вздохнула, разглядев на фоне окна темный мужской силуэт.

Мужчина встал. Свет из приоткрытой двери в ванную упал ему на лицо.

— Сукин вы сын! — не сдержалась Дина. — Как вы меня напугали!

— Прошу прошения, — сказал Джон Констентайн.

Дина включила свет в комнате. Сейчас она была как никогда счастлива увидеть знакомое лицо. Но злиться все-таки продолжала.

— Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали?

— Это старинный индейский способ, — ответил он неопределенно. Вид у него был усталый. — Вы задремали. Видно, намаялись за день. Я и сам прикорнул.

Дина почувствовала, что краснеет. Может, он и видел, как она «задремала», но она отказывалась это признать.

— А вам известно, что телефонная связь в этой стране налажена? — спросила она.

— Известно. Возможно, даже слишком хорошо налажена. И есть вероятность, что тот номер, который я вам дал, оказался не таким уж надежным.

— Господи! Так, значит, наш план все равно бы сорвался?

Констентайн пожал плечами.

— Быть может, вас засек тот тип в супермаркете. Или Самир. Или еще кто. Понятно одно: Карим настороже. Он нанял двух человек следить за домом. Этих же двоих я видел в зоопарке. Один точно кое-что при себе имел.

— Оружие?

Констентайн кивнул.

— Насколько я понимаю, — сказал он задумчиво, — это все оборонительные меры. Вряд ли он следит за вами и в отеле. Я целый час проверял улицу. И еще час — вестибюль. Никто подозрительный не появился. В номере жучков нет. Это я проверил, пока вы дремали.

Она снова покраснела.

— Что же нам теперь делать? — спросила она.

Он устало опустился на диван.

— Ничего. Отменяем операцию. Мы не предполагали ответных действий и не можем им противостоять.

— Что, вот так и сдадимся? — Она слышала свой собственный голос как будто издалека.

— Сдаваться никто не собирается. Мы вернемся домой и… придумаем новый план. Вы снова приедете навестить детей, и, судя по тому, что я понял про вашего мужа, он не будет этому препятствовать. Сейчас он рассержен, а когда успокоится, он придумает, как детям видеться с мамой — но так, чтобы вы не могли ничего предпринять. Рано или поздно, может быть, через несколько месяцев мы улучим момент. Или ситуация разрешится как-то иначе…

Он замолчал. Вид у него был жалкий — как у игрока, который пропустил решающий бросок в финальной игре. Дина только теперь поняла, как серьезно Джон Констентайн отнесся к своему заданию. Ей хотелось обнять его, утешить. Она подошла и положила ему руку на плечо.

— Все в порядке, — сказала она.

— Да нет, — вздохнул он. — Все отвратительно.

Он легонько пожал ее ладонь и тут же убрал руку.

— Так что будем делать? — снова спросила она. — Сейчас, пока мы еще здесь.

— Думаю, вам стоит попытаться увидеться с детьми. Я буду держаться в стороне. У вас билет на субботу?

— Да.

— Значит, я останусь до субботы, удостоверюсь в том, что вы улетели.

— В этом нет никакой необходимости. Если хотите, можете возвращаться хоть завтра.

— Нет, я все-таки побуду здесь, — сказал он. — Полюбуюсь местными красотами, поваляюсь со стаканчиком виски у бассейна. Но это все за мой счет, а не за ваш.

— Очень мне хочется знать, — сказала Дина, которой было приятно, что он будет рядом, — даст он мне увидеться с детьми или нет. — И она рассказала о звонке Ахмадам.

— С детьми он вам увидеться даст, — уверил ее Констентайн. — Хотя бы попрощаться. Но вы должны настаивать. Если вы затаитесь, это усугубит его подозрения.

— Наверное, вы правы.

С этой стороны она проблему не рассматривала. Сейчас ей хотелось только одного — крепко прижать к груди своих близнецов.

Наступила пауза, которую прервал Констентайн:

— Мне надо идти. Думаю, слежки сейчас нет, но рисковать не стоит.

Он встал, она тоже. Ей вдруг очень захотелось, чтобы он остался. Ее пугала бесконечная ночь в пустом номере, в чужом городе. Джон Констентайн был единственным человеком, которому она сейчас доверяла. А ведь она думала, что больше никому не сможет доверять. Тем более мужчине. И вот теперь она могла положиться только на этого сильного и мужественного человека с ласковыми глазами.

— Побудьте еще немного, — попросила она.

Он молча посмотрел на нее.

— Обнимите меня, — сказала она. — Прошу вас, просто обнимите…

Он не стал ждать, когда она договорит. Его сильные руки легли ей на плечи, он прижал ее к себе. Он провел ладонью по ее щеке, по волосам. У нее подкосились ноги, но она знала, что он не даст ей упасть. Останься, подумала она. Останься.

Джо отстранился и посмотрел на нее. В его взгляде она прочитала грусть. И надежду. Она знала, что он хочет ее. Но хочет ли этого она? Здесь? Сейчас? Все и так запутано до невозможности.

Зазвонил телефон.

Звонил портье.

— К вам посетитель, миссис Ахмад. Госпожа Сорайя Ахмад. Пустить ее?

— Сорайя? Я… Да, конечно, пусть поднимется.

Констентайн удивленно вскинул брови.

— Это моя свояченица. Зачем она пришла — ума не приложу.

Он кивнул:

— Я испаряюсь.

Он допил виски, убрал свой стакан в мини-бар и быстро направился к двери.

— Позвоните мне завтра? — Она не знала, что еще добавить на прощание.

— Так или иначе я с вами свяжусь. — И он исчез.

Через минуту в дверь постучала Сорайя.

Прежде чем войти, молодая женщина оглядела коридор — словно боялась, что ее кто-то увидит. Одета она была как для деловой встречи.

— Я заехала по дороге домой, — сказала она, обведя взглядом гостиничный номер, — я возвращаюсь с заседания благотворительного комитета.

— Проходи, садись. Я очень рада тебя видеть.

Сорайя села, но летнее пальто снимать не стала.

— Я только на минутку. Просто хотела сказать… мне очень жаль, что сегодня днем все так получилось. Это я про то, как Самир с тобой разговаривал. Я сама не понимаю, что произошло. Эти мужчины — их не разберешь.

— Да, конечно…

— Прекрасный отель. Тебе здесь удобно?

— Да, вполне. А насчет сегодняшнего утра не волнуйся. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности. Но мне необходимо повидаться с детьми.

— Я тебя понимаю. Но только…

Дина решила рискнуть:

— Сорайя, я хочу тебе кое-что сказать, но ты пообещай, что никому этого не передашь. Ни Самиру, ни тем более Махе или Хассану.

Сорайя колебалась. Она и так очень сильно рисковала, придя сюда.

— В том, что я тебе скажу, нет ничего плохого, — уверила ее Дина. — Просто Карим не хочет, чтобы я рассказывала его родственникам…

— О чем?

Любопытство и, быть может, расположенность к Дине взяли верх над осторожностью.

— Сорайя, я вовсе не отказалась от детей. Карим увез их тайком, когда я была на работе. Я вернулась домой, а там записка — про то, что он улетел с детьми в Иорданию и не собирается их возвращать.

— О аллах! — воскликнула пораженная Сорайя. — Как это жестоко!

— Сорайя, мне нужно повидаться с детьми, — сказала Дина. — Как ты думаешь, могу я заехать завтра? Сегодня днем я позвонила к вам, но Маха меня так отчитала…

— Страшная женщина, — поморщилась Сорайя. Она прикинула что-то в уме и сказала: — Но ты все равно приходи. Я придумаю, как тебя впустить.

— Я не хочу, чтобы ты рисковала, — сказала Дина.

— А может, тебе стоит позвонить Кариму на работу? Он не может запретить тебе видеться с детьми — это было бы неблагородно.

— Это мысль.

Сорайя встала:

— Если я задержусь надолго, Маха станет интересоваться, где я была. И пожалуется Самиру. — У двери она обернулась. — Надеюсь, мы завтра увидимся.

— Я тоже надеюсь.

— Мне очень жаль, что наша поездка в зоопарк сорвалась. Наши дети так хорошо ладят друг с другом.

Она взялась за ручку двери и снова обернулась:

— Я хочу тебя кое о чем предупредить…

— Что такое?

— Если Карим разрешит, завтра ты увидишь детей. Но в пятницу он увозит их в Акабу. У него там яхта. Близнецы ждут поездки с нетерпением.

— Они уже были на этой яхте. Мы все вместе ездили. Несколько лет назад.

Сорайя пристально посмотрела на нее:

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Что после пятницы мне детей не увидеть.

— Я не только об этом. Они уедут в пятницу, переночуют в гостинице, а на яхту поедут только в субботу. И вернутся в воскресенье. Они будут втроем. Может быть, в море с ними пойдет матрос. И больше никого.

И тут Дина наконец поняла, к чему клонит Сорайя. Та, увидев, что Дина все сообразила, кивнула.

— Не знаю, зачем я все это тебе рассказала, — сказала напоследок Сорайя. — Просто мне жалко и тебя, и детей.

И Сорайя ушла так быстро, что Дина даже не успела поблагодарить ее.

Дина послала сообщение на пейджер Констентайна, и он перезвонил через две минуты.

— Что-то новенькое?

— Да. Нам надо поговорить.

— Не по телефону. До утра подождет? — Голос у него был усталый.

— Хорошо. Только встретимся с утра пораньше. Может быть, прогуляемся где-нибудь?

— Вам все равно где?

— Совершенно все равно. До завтра.

Дина, сама себе удивляясь, вдруг почувствовала, что проголодалась, заказала ужин в номер, поела и уснула. Засыпая, она подумала о том, какая чудесная вещь надежда. Только что она потерпела поражение, и вдруг появился шанс. И прежде чем уснуть окончательно, она представила себе грустные и ласковые глаза Джона Констентайна.

Когда она проснулась, солнце было уже высоко. Она надела спортивный костюм, бейсболку, темные очки и вышла.

Утро было ясное и прохладное. Дина спустилась с лестницы и пошла спортивным шагом по улице. Через три квартала она поняла, что за ней едет машина.

— Это вы — американка? — спросил таксист, когда она обернулась. — Меня послал Майор. Садитесь.

— Майор? — переспросила Дина.

— Да.

Таксист был молодой и веселый. Дина колебалась недолго. Следует ли доверять незнакомцу? Сейчас не время для параноидальных страхов, решила она и села.

— Это рядом, — сообщил водитель. — Кепка у вас очень красивая.

— Забирайте, — сказала она и решительно протянула ему бейсболку.

— Шутите?

Когда они подъехали к развалинам римского амфитеатра, он все еще продолжал ее благодарить.

— Сегодня много народу, — сказал водитель. По развалинам уже бродили группы туристов. — Сверху открывается хороший вид. Идите смотрите. Я подожду.

Она вышла из машины и пошла наверх, к смотровой площадке, где стояло несколько телескопов. В один из них смотрел знакомый ей мужчина, Джон Констентайн.

— Вам нужна мелочь для телескопа? — спросил он и протянул ей несколько монеток. — Смотрите и рассказывайте, какие у вас новости.

Она пересказала разговор с Сорайей. Похоже, его это не вдохновило.

— Яхта… — повторил он задумчиво. И буквально засыпал ее вопросами.

Какой длины судно? Девять метров, ответила она. Карим опытный моряк или любитель? В яхтах разбирается, но профессионалом его назвать нельзя. Кто ему будет помогать? Этого она не знала. Держит ли Карим на яхте какое-нибудь оружие? Кажется, нет.

— Собственно, это значения не имеет. Если он возьмет с собой телохранителя, тот вполне может захватить оружие с собой. Пойдемте прогуляемся.

Они прошлись по амфитеатру — парочка иностранных туристов, любующихся достижениями древней цивилизации. Констентайн снова был с видеокамерой.

— Может, я зря так размечталась, — сказала Дина.

Вопрос об оружии напомнил ей про то, что главное — не подвергать опасности Али и Сюзанну. Как она могла об этом забыть?

Констентайн задумчиво молчал.

— Есть несколько способов, — сказал он наконец. — Меня этот план не вдохновляет, мне нужно все как следует обдумать. Еще мне нужно съездить в Акабу и посмотреть на пристань. А вам нужно повидаться с детьми. Если вы этого не сделаете, все решат, что вы чувствуете себя виноватой. Ведите себя так, будто ничего особенного не произошло. Ни в чем не признавайтесь. Разузнайте все, что сможете, но, бога ради, не задавайте никаких вопросов. Никаких, понятно?

— Я даже не знаю, пустят ли меня в дом.

— Вы уж постарайтесь. Скандалов не устраивайте, но в дом постарайтесь попасть.

— Хорошо. Что бы ни случилось, главное — чтобы Али и Сюзанна были в безопасности.

— Дина, — сказал он ласково, — об этом мы договорились с самого начала. Значит, так: я оценю ситуацию и сообщу вам, к каким выводам я пришел. Если мы решим действовать, то только при условии минимального риска. И вообще, это предложение поступило от вас. Одно ваше слово — и мы забудем про этот разговор.

Лишняя информация никогда не помешает, подумала Дина.

— Поезжайте в Акабу, — сказала она.

— Хорошо. Тогда до завтра.

На обратном пути таксист улыбнулся ей и протянул свою карточку.

— Меня зовут Нури. Это мои телефоны. Внизу — номер пейджера.

— Спасибо. — Дина могла только догадываться, какие еще совместные дела были у Майора и Нури.

— Звоните в любое время. Майор — хороший человек. Если он говорит, надо вам помочь, я вам помогу.

— Детей здесь нет. У них занятия.

Фатма лгала. Дина слышала голос Али.

— Когда они вернутся?

— Не знаю. Позже. Много позже.

Мерзавка, подумала Дина и повесила трубку.

Ну ладно, решила она. С меня хватит. Она достаточно лгала и изворачивалась за эти два дня. В записной книжке она отыскала рабочий телефон Карима. Секретарша спросила, как ее представить.

— Это миссис Ахмад.

— Подождите, пожалуйста. — Пауза затянулась на целую минуту. — Господина Ахмада сейчас нет на месте. Что ему передать?

— Господин Ахмад здесь новичок, не так ли? Советую вам спросить у него о том, как руководство относится к женам сотрудников, которые приходят в офис и поднимают скандал. Именно это я и сделаю, если вы немедленно меня с ним не соедините.

Карим взял трубку через несколько секунд.

— Дина, — сказал он холодно, — твое поведение крайне неуместно.

— Не тебе рассуждать о том, что уместно, а что нет, Карим. Я прилетела в Иорданию повидаться со своими детьми и вовсе не намерена вместо этого торчать у себя в номере и смотреть телевизор. Так что немедленно позвони домой и предупреди тех, кто охраняет дверь, что я сейчас приеду. Посоветуй им меня впустить, иначе я приеду к тебе на работу и продолжу разговор там.

Она почти читала его мысли — он наверняка решал, блефует она или нет.

— Ну ладно, — наконец произнес он. — Я еще раз пойду тебе навстречу.

— Спасибо.

— Но выводить детей из дома я запрещаю. Это мой дом, и в нем такие правила. Это не обсуждается.

— Хорошо. Спасибо еще раз, — сухо ответила Дина.

Давить на Карима смысла не было. Она получила то, чего добивалась.

После обеда она поехала к Ахмадам. На улице дежурили те двое, которых Дина видела в зоопарке. Они невозмутимо наблюдали за Диной, которая вышла из такси Нури.

Вторую половину дня она провела с детьми. Разговаривала с ними. Слушала их. Смотрела, как они играют с Нассером и Линой. Ее переполняла любовь к ним.

— Мы поедем с папой кататься на яхте, — сообщила Сюзанна. — В субботу. Поедешь с нами?

— Нет, Сюзи, я не могу. В субботу я возвращаюсь домой, в Нью-Йорк.

У Сюзанны вытянулось личико.

— Я думала, ты не уедешь назад.

— Мне надо вернуться.

— А когда ты снова приедешь?

— Еще не знаю. Но постараюсь поскорее.

Время пробежало быстро. Карим пришел, когда Дина вызвала Нури.

— Дина! — сказал Карим. — Рад, что застал тебя. Мы можем поговорить?

— Конечно.

Они зашли в гостиную.

— Я увожу детей на выходные.

— Сюзи мне сказала. Вы едете в субботу кататься на яхте.

Карима удивила ее осведомленность. Неужели он решил, что дети не расскажут ей про поездку?

— Да.

— Значит, они не поедут в аэропорт меня провожать?

— На самом деле мы уезжаем в пятницу. Так что завтра последний день, когда ты сможешь их повидать.

— Ты это нарочно подстроил!

— Думай как хочешь. Слушай, давай не будем усугублять и без того сложную ситуацию. Приходи завтра, ты сможешь провести с детьми весь день. А потом поужинаем вместе — только мы четверо.

Дина сделала вид, что задумалась над его предложением. Что ж, если он сказал «только мы четверо», возможно, удастся это вытерпеть.

— У меня нет выбора, — ответила она.

Он улыбнулся.

— Значит, до завтра. Жду встречи. — Он выглянул в окно. — Такси уже подъехало.

Когда она выходила, те двое все еще наблюдали за домом.

В отеле Дина почувствовала нестерпимое одиночество. Хотела позвонить Эм или Саре, но обе в это время были на работе. В конце концов она позвонила родителям. Мама знала только, что Дина поехала повидать детей, о других планах Дина не рассказывала. Поэтому мама все еще надеялась на примирение.

— Помнишь, Дина, я говорила тебе, что у нас с отцом тоже не все было гладко. Может быть, Карим одумается…

Дина спросила, как отец.

— По-прежнему, — грустно сказала мать. — Он сегодня о тебе спрашивал.

— Передай ему привет, — сказала Дина.

Она включила телевизор, где показывали встречу короля Иордании с какими-то влиятельными гражданами. Потом попыталась читать детектив, но и он показался скучным. Наконец Дина приняла снотворное. Завтра предстоял трудный день.

 

Глава 11

В четверг Дина решила пойти к Ахмадам только после обеда — она понимала, что ее присутствие приятно не всем в этом доме. К тому же мог позвонить Констентайн с рассказом про Акабу.

Но утром телефон так и не зазвонил. Она сама не могла понять, почему не уехала раньше. Это же ее последний день с близнецами, пока… пока они не вернутся в Нью-Йорк. А если ничего не получится… Об этом она думать не могла. Сотый раз она ругала себя за то, что оказалась в таком идиотском положении. В сотый раз напоминала себе, что это Карим, а не она тайком увез близнецов из Америки. Почему он это сделал? Неужели только из-за Джорди? Или же разговоры о «моральных ценностях» и «обеспечении стабильной атмосферы» были прикрытием, а на самом деле все дело в страхах и комплексах самого Карима?

Другая женщина? Естественно, Дина думала и об этом. Но, кажется, никакой другой женщины у Карима не было. Иначе Сорайя намекнула бы об этом. Когда она пыталась представить Карима с другой, Дина не чувствовала ревности, ее только злило, что эта другая попытается переманить на свою сторону детей.

Судя по всему, семья делегировала Сорайю общаться с Диной. Свояченица открыла ей дверь. Вид у нее был слегка растерянный. Неужели Дине все-таки придется присутствовать на семейном ужине?

— Как я рада, что ты пришла, — сказала Сорайя.

— Что-то случилось?

— Да нет. Просто Сюзанна с Али… они все время ссорились.

— Почему?

— Кто их знает? Жарко. Волнуются перед поездкой. — Она помолчала и добавила: — К тому же ты уезжаешь.

— Да…

Сюзанна сидела на кухне, мрачно уставившись в книгу. «Гарри Поттер», заметила Дина. Сюзанна подняла глаза, увидела мать, и лицо ее мгновенно засветилось — словно лампочку включили.

— Мамочка!

Она кинулась к Дине, они обнялись.

— Радость моя! А где твой брат?

Лампочка счастья выключилась.

— Не знаю.

В окно Дина увидела Али — он был в саду. Сидел на скамейке в полном одиночестве, и лицо у него было такое же мрачное, как у Сюзанны.

Она постучала по стеклу. Реакция Али сильно отличалась от реакции Сюзанны: он нахмурился, нехотя встал со скамейки и уныло побрел в дом.

— Тигренок, что случилось?

— Ничего.

— Говорят, вы сегодня ссорились. В чем дело?

— Ни в чем, — хором ответили близнецы.

Может, они и ссорились, но это никого, кроме них, не касается. Дина до сих пор удивлялась тому, что для близнецов даже она посторонняя — ближе, чем все остальные, но все равно она за пределами их узкого, всего на двоих, круга.

— Ну ладно. Тогда просто расскажите, что происходило со вчерашнего вечера.

По-видимому, ничего — во всяком случае, ничего такого, о чем они желали рассказать. Поэтому рассказывать стала она — смешную историю про то, как торговалась в лавочке, где хотела купить шали. Сюзанна хохотала. Али все еще был мрачен, но все-таки дал ей совет:

— Когда тебе говорят, сколько это стоит, надо сразу начинать кричать и возмущаться. У тети Сорайи это отлично получается.

— Правда, Сорайя? Покажи, как ты это делаешь!

Али принялся изображать торговца, а Сорайя — покупательницу. Сюзанна помогала им обоим, и лед наконец растаял. Остаток дня они провели в мире и дружбе — как в лучшие времена в Нью-Йорке. По-видимому, близнецы не все выяснили, но по молчаливому соглашению решили не обсуждать это при маме.

Из кабинета вышел Хассан, присоединился к разговору, рассказал, как однажды охотился со старым королем. Женщин эта история почти не заинтересовала, но Али ловил каждое слово, и Дина готова была расцеловать старика — за то, что он вел себя как настоящий дедушка.

Маха не появилась. А вот Фатма пришла. Не обращая на Дину никакого внимания, она стала накрывать стол к ужину. Сорайя ей помогала. Примчались Нассер и Лина и затеяли какую-то бурную игру.

Карим появился, когда совсем стемнело. Он, сияя, обнял близнецов, сказал по комплименту Дине и Сорайе. Он принес на десерт мороженое, которое тут же отправили в холодильник, чтобы не растаяло.

За ужином, конечно же, собрались все — об идее «только мы вчетвером» пришлось забыть, в Иордании такое даже представить себе невозможно. Собрались все, кроме Махи, которая «плохо себя чувствовала», и Самира, который «задержался на работе».

Все было так тепло, так по-домашнему, что со стороны было и не догадаться, что скрывается за смехом и шутками.

Но когда заговорил Хассан, все опять пошло насмарку. Он сказал, как приятно было снова увидеть Дину, что он надеется, что она скоро окончательно воссоединится со своей семьей. Это была несуразная речь, и Дина даже удивилась: неужели он ни о чем не догадывается? Неужели никто не объяснил ему, что на самом деле происходит? Или это просто форма вежливости? Но Сорайя и Карим согласно кивали — словно Хассан не только выразил и их желания, но и верно описал происходящее.

А вот Сюзанна сидела и смотрела в одну точку, и вид у нее был совершенно несчастный.

— Что-то не так, Сюзи? — шепнула, наклонившись к ней, Дина. Девочка молча помотала головой.

Карим тоже обратил внимание на дочь и постарался все сгладить:

— Я понимаю, ты уже скучаешь по маме, радость моя, но она скоро вернется. А мы зато завтра поедем в Акабу.

Тут-то все и случилось. Сюзанна так стукнула кулаками по столу, что зазвенела посуда:

— Не хочу! Не хочу я ни в какую дурацкую Акабу! Не нужна мне ваша яхта! Я хочу домой!

Она начала с крика и тут же перешла на плач, и из глаз ее хлынули слезы. Все остолбенели. В этой стране дети не смели так разговаривать со взрослыми. Нассер и Лина ошарашенно смотрели на Сюзанну. Дина поняла, что они никогда прежде не видели, чтобы кто-то из детей так себя вел.

Карим побагровел от стыда и злости:

— Как тебе не стыдно, Сюзанна! Немедленно отправляйся к себе в комнату!

И тут Дина не выдержала.

— Нет! — сказала она громко и твердо. — Ты слышал, что она сказала? Вы все это слышали!

— Она расстроена, потому что ты уезжаешь. Одному Аллаху известно, что ты ей наговорила!

— Я ей ничего не говорила. Я не рассказала ей, как ты забрал ее и Али, не сказав мне ни слова. Я не рассказала…

— Замолчи, Дина! Не забывай — ты здесь гостья.

— Гостья? Ты забыл, негодяй, что я ее мать?

— Да какая мать позволит себя так вести себя при детях? Ты просто…

— Прекратите! — Голос Хассана прогремел как гром. — Прекратите! За столом так себя не ведут!

Его ястребиный взор был обращен на сына, но Дина все равно почувствовала себя нашкодившей девчонкой. У главы семьи был непререкаемый авторитет.

— Надо закончить ужин с миром, — заявил он. И, подавая пример остальным, снова принялся за еду.

У всех остальных аппетит пропал окончательно. Карим съел пару кусков — из уважения к отцу. Нассер и Лина тоже что-то поклевали. Сюзанна сидела, сложив руки на коленях. Али возил вилкой по тарелке кусок баклажана.

В душе у Дины все кипело. Завеса фальши на мгновение упала, и это мгновение было прекрасно. Но она с трудом заставляла себя молчать. Еще только два дня, напоминала она себе. Главное — не сделать ничего, что заставило бы Карима отменить поездку.

— А про мороженое-то мы забыли! — воскликнула Сорайя с воодушевлением — видно, хотела разрядить обстановку. На это никто не прореагировал.

Хассан отодвинул тарелку и встал. Ужин был окончен. Карим молча проследовал за ним в гостиную. Нассер и Лина испарились. К Дининому удивлению, с ними ушел и Али. Сорайя начала убирать со стола. Дина взялась ей помогать. Сюзанна, подумав, присоединилась к ним.

Дина поставила стопку тарелок на стол и обняла дочь:

— Все будет хорошо, Сюзи! Я тебе обещаю. Скоро ты окажешься дома.

Сюзанна прижалась к матери.

— Я знаю, мамочка! — Девочка с трудом выдавила из себя улыбку. — А когда это будет? Папа ничего не говорит. Ты же знаешь, какой он.

— Да… — Когда-то Дине действительно казалось, что она его знает.

И тут вернулся Карим. То ли буря стихла, то ли он взял себя в руки; только его взгляд был по-прежнему мрачен.

— Извини, Дина… Я не хотел устраивать сцену. Надеялся, что мы побеседуем… иначе.

— Ситуация у нас непростая, — пожала плечами Дина.

— Да… Ну что ж, поздновато уже. Детям надо сегодня лечь пораньше — завтра у них трудный день.

— Нет, еще немножко, ну пожалуйста… — заныла Сюзанна.

— Да нет же, — успокоил ее Карим. — Я не сказал, что вы прямо сейчас ложитесь. Пойди приготовься ко сну. Нам с мамой надо поговорить. А потом она придет и пожелает тебе спокойной ночи.

— Иди, Сюзи, — сказала Дина. — Я скоро приду.

— Ну-у-уу… — недовольно протянула Сюзи, но ушла.

— И брату скажи! — крикнул ей вслед Карим. — Пойдем в сад? — предложил он Дине. — Вечер чудесный.

— Пошли.

Он был прав — вечер действительно выдался чудесный, не жаркий, почти прохладный. Серебристый свет луны падал на верхушки деревьев. Дина вдруг поняла, что за все время, проведенное в Иордании, почти не была на улице вечером. И стоило ей об этом подумать, как тут же вернулось ощущение полной нереальности происходящего.

Как получилось, что она оказалась здесь, как получилось, что она занимается тем, чем занимается? Гуляет по саду с мужчиной, который все еще считается ее мужем. Собирается попрощаться с детьми. И думает о том, что же придумал другой мужчина, чтобы украсть ее детей.

— Что ты здесь делаешь? — Карим задал вопрос в лоб. — Что ты на самом деле здесь делаешь?

Она даже немного испугалась — он словно прочитал ее мысли.

— Не понимаю, о чем ты. Я приехала навестить детей. Наших с тобой детей.

— Не лги, Дина. Ты приехала их забрать.

— Что ты такое говоришь?

— Ты прекрасно меня понимаешь.

— По-моему, у тебя разыгралось воображение.

— Не делай из меня дурака, Дина. Я отлично все понял.

— Ты что, думаешь, что я схвачу детей в охапку и повезу их в аэропорт?

— Очень может быть.

Отрицайте все, велел Констентайн.

— Говоришь, не надо делать из тебя дурака? Тогда сам посуди: если бы я планировала что-то в этом роде, неужели я призналась бы тебе? Так что к чему этот допрос?

— Да, Дина, ты вся в этом.

— И вот еще что. Даже если бы я собиралась забрать детей… Разве ты не сделал то же самое?

Тут он уже не мог сдерживаться:

— Нет, дорогая моя, это совсем не то же самое! Думаешь, мне легко было на это решиться?

— Тебя кто-то заставлял?

Это был не просто неприятный разговор, но еще и бесполезный. Но она решила не отступать.

— Ты не хуже меня знаешь, почему я так поступил, Дина! Ты… — Карим внезапно замолчал. — Господи, разве можно было себе представить, что мы с тобой сцепимся, как две собаки?

И снова его слова совпали с ее мыслями, и ее злоба сама собой испарилась. На одно короткое мгновение ей даже захотелось протянуть руку, дотронуться до него. Погладить по щеке. Но это было лишь мгновение. Прилив — не любви, нет, с этим было покончено, — а нежности. Ведь их столько всего связывает, и не только дети. И не простой случай свел их в этот чудесный вечер здесь, в саду, под луной, в этом странном и загадочном мире.

— «Почему именно этот бар — из всех баров всех городов мира?» — процитировала Дина фразу главного героя из фильма «Касабланка».

Карим даже рассмеялся — это был их с Диной любимый фильм.

— Я сделал так, потому что уверен: для детей так будет лучше, — сказал он. — Во всяком случае, для Али.

Она промолчала. Не хотела спорить. Воцарилась тишина. Наконец Карим тихо сказал:

— Я вот что подумал… Может быть, пойдем на компромисс? Может быть, ты заберешь в Нью-Йорк Сюзанну?

Она не верила собственным ушам.

— А Али оставим здесь? — Она не нашла других слов.

— Думаю, ему будет лучше здесь, со мной. А Сюзи, быть может, лучше будет с тобой.

А что, если это ловушка?

— Ты хочешь разлучить близнецов? Поделить их — вот твоя доля, а вот моя…

— Я это представляю совсем иначе. Пытаюсь найти оптимальное для всех решение. — Он обернулся к ней и строго сказал: — Тебе тоже стоит как следует подумать. Уж не знаю, что ты решила предпринять, но ничего у тебя не получится. Я тебе не позволю. И не забывай, я здесь у себя дома.

— Не угрожай мне, Карим. Ты сейчас меня… просто огорошил.

— Понимаю, для тебя это полная неожиданность. — Голос его стал мягче. — Я вовсе не хочу, чтобы мы с тобой отравляли жизнь нашим детям, чтобы мы ругались и ненавидели друг друга. Я очень надеюсь, что ты не станешь держать на меня зла. Я сделаю все, чтобы тебе было удобно видеться с Али. Могу, например, привозить его в Ливан, к родственникам твоего отца. Но ты должна пообещать мне, что не станешь пытаться увезти его тайком в Америку.

Пообещав это, Дина бы косвенно признала свою вину. Поэтому эту фразу она пропустила мимо ушей.

— Карим, ты это серьезно? Ты действительно разрешишь мне забрать Сюзанну домой?

Он грустно вздохнул:

— Ей здесь тяжело. Поначалу она чувствовала себя прекрасно. Но она очень скучает по тебе. Ты сама видела…

— А Али?

— У него никаких проблем нет. Ему здесь нравится. Можешь его спросить. По-моему, они с Сюзанной из-за этого и ругались.

Так вот в чем причина, подумала Дина.

— Ну, Дина, ты согласна забрать Сюзанну?

Разумеется, она была согласна. Но все не так просто. Они же близнецы. Они всю жизнь были неразлучны. Кроме того, если удастся, через два дня она заберет обоих.

— Я не могу решить вот так, сразу, — сказала она.

— Ты собиралась улетать в субботу. Может быть, тебе стоит задержаться на несколько дней? Я обещал детям прогулку на яхте и не хотел бы ее отменять. К завтрашнему утру ты определишься?

— Видно, придется. Очень не хочется срывать ваши планы.

— Не издевайся, Дина.

— Кстати, а если я соглашусь? Вы с Али все равно отправитесь на яхте?

— Не знаю. — Он говорил совершенно искренне. — Может, он сам откажется. Или, наоборот, решит уехать. Или Самир с сыном поедут с нами. Отправимся в чисто мужской компании и постараемся забыть про все наши горести.

Какие у Карима-то горести, подумала Дина. По ней он особенно не тоскует.

— Пойду пожелаю близнецам спокойной ночи, — сказала она. — А утром обязательно тебе позвоню.

— Спасибо, — ответил он.

Она позвонила и вызвала Нури, а потом пошла в комнату Сюзанны. Та опять читала — книжку про Гарри Поттера. Увидев Дину, она отложила книжку и обняла мать.

— Радость моя, мне пора идти. Я очень тебя люблю.

— И я тебя люблю, мамочка!

— Слушай, я обещала тебе, что скоро ты вернешься домой. А что, если ты уедешь в Нью-Йорк, а Али останется здесь? Пока что. Ты все равно согласишься?

Сюзанна серьезно посмотрела на нее.

— Да, — ответила она твердо.

Когда Дина пришла к Али, мальчик уже засыпал. Дина обняла его.

— Спокойной ночи, мам, — сонно пробормотал он.

— Али, скажи, родной, ты хочешь вернуться домой? В Нью-Йорк?

— Зачем?

— Ты просто скажи, хочешь или нет?

Али сел в кровати, потер кулачками глаза.

— Конечно, хочу, — сказал он. И добавил: — Когда-нибудь…

— Не сейчас?

— Нет. — Он понял, что его ответ ее обижает, и постарался объяснить: — Мам, пока тебя не было, я очень по тебе скучал. Но мне и с папой тоже нравится.

В этом не было ничего удивительно. В этом возрасте любой мальчишка обожает отца. Отца, который может показать реактивный истребитель, с которым можно выйти в море на яхте. Это совершенно естественно. Но у Дины сжалось сердце.

— Спокойной ночи, любимый, — сказала она.

По дороге в отель Дина лихорадочно думала. Ей была невыносима мысль о том, что близнецам придется расстаться, хотя бы на время. Но внутренний голос нашептывал: «Зато хотя бы дочь будет с тобой». А если Али действительно привезут в Ливан… Кто знает, что там случится? Она может обещать Кариму все, что угодно, но она не обязана выполнять эти обещания. Есть еще план с яхтой. Как же поступить?

Она не слышала, что говорит Нури, и ему пришлось повторить вопрос несколько раз:

— Так вы согласны?

— На что?

— На то, чтобы повидать вашего друга Джона. У меня дома.

— Джона? У вас дома?

— Да. В моей квартире. Он ждет.

— Ой, да, конечно!

Нури жил в двухэтажном доме на несколько квартир. Дом странным образом выглядел одновременно и новым, и обшарпанным. Нури постучал условным стуком, и дверь открыл Джон Констентайн.

Он загорел еще сильнее — наверно, в Акабе. Рубашка на груди была расстегнута, и Дина заметила белесый шрам, которого прежде не видела. Похож на пирата из кинофильма, подумала она.

— Нам надо прекращать наши тайные свидания, — пошутила она.

Он улыбнулся в ответ, пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал.

— А я и не знала, что вы с Нури знакомы.

— Недавно познакомились.

Нури сварил кофе и сказал:

— Вы тут беседуйте. Я забыл в машине нужную вещь. Пойду схожу за ней.

Дина и Констентайн сели в крохотной гостиной.

— Итак… — сказали они хором, как только Нури вышел.

— Начинайте вы, — предложил Констентайн.

— Карим предложил отдать мне Сюзи.

— Что?

— Он сказал, что я могу забрать Сюзи домой. А Али останется с ним.

Констентайн нахмурился:

— Вас это устраивает?

— Нет, меня это совсем не устраивает! — взорвалась Дина. — Но я не знаю, как мне быть. — Она смотрела ему в глаза — ждала совета.

Он нежно взял ее за руку.

— Я не могу принять решение за вас, — сказал он, и голос его был таким же нежным, как прикосновение. — Я только могу помочь вам добиться того, чего вы сами захотите.

Дина прикусила губу, кивнула.

— А что вы мне хотели рассказать?

— Я побывал на месте и понял, что есть шанс провести операцию. На другой стороне Акабского залива находится израильский Эйлат. До него совсем недалеко.

Он задумчиво отхлебнул кофе.

— Можно действовать разными способами. Например, можно забраться ночью на яхту, еще в гавани, и вывести ее из строя. Она не потонет, просто, когда отойдет на несколько миль от берега, вдруг откажет рулевое управление. И рация сломается. У меня есть один знакомый, настоящий профи. К тому же занимается дайвингом.

Он ждал реакции Дины, но она молчала.

— Итак, яхта стоит без движения, но — о счастье! — рядом оказываемся мы с товарищем и предлагаем взять яхту на буксир. Раз-два, и готово — мы хватаем детей и направляемся в Эйлат.

— А где в этот момент буду я? — спросила Дина.

— В самолете на Нью-Йорк. Если согласитесь на предложение Карима, с вами будет Сюзи. Пусть Карим думает, что ему ничто не угрожает.

— А какой еще есть вариант?

Констентайн нахмурился:

— Нужно будет, чтобы мой человек с самого начала сопровождал яхту. На рассвете он объявится. И все возьмет в свои руки.

— Что это значит?

— Это значит, что ему придется угрожать Кариму. Но в любом случае без этого не обойтись. Просто второй вариант надежнее.

Дина задумалась.

— Думаете, это сработает? — спросила она наконец.

— Возможно, — ответил он уклончиво. — В теории все выглядит отлично.

— Но теория — это одно, а практика — совсем другое. И вы, кажется, сами не в восторге от этих планов.

Констентайн встал и подошел к окну. Он действительно хочет помочь мне вернуть детей, подумала Дина. Ему мы небезразличны. Он не такой, как Эйнхорн, для которого главное — деньги. Для него это не просто работа.

— Я уже говорил вам, Дина, я не люблю врываться в дом. Яхт я никогда не захватывал, но это почти то же самое. Но на море, если что-то сложится не так, ситуация может стать очень серьезной. Кроме того, я многого не знаю.

— Чего, например?

— Например, я не знаю, есть ли на яхте оружие.

Дина долго молчала.

— Не делайте этого, — сказала она наконец.

Констентайн обернулся к ней.

— Не делать? Вы имеете в виду второй вариант?

— Нет, вообще ничего не делайте. Давайте забудем о плане с яхтой.

Он снова сел.

— Вы меня наняли, — сказал он, — вам и решать. Вы здесь главная.

— Я решила, Джон. Я возьму Сюзанну.

— Что ж… — Он с трудом подбирал слова. — Это серьезный шаг.

— Я поняла это только что. Когда вы сказали, что все равно придется угрожать. Наверное, я догадывалась об этом с самого начала, но осознала только что.

Он кивнул.

— Риск, правда, небольшой. Но он есть. Я бы на вашем месте принял точно такое же решение.

— И вот еще что. Я задумалась об этом только недавно: если мы заберем детей или одного из них силой, они будут лишены отца. После такого он ни за что к ним не приедет. А в этом случае отец по-прежнему останется отцом.

— Это так. — Констентайн пристально посмотрел на Дину. — Значит, решение окончательное?

— Да. — Она заметила в его глазах искру сочувствия. — Возможно, я потом с ума сойду, думая об этом. Но если бы мы стали действовать и кто-нибудь пострадал, я бы этого себе не простила.

Констентайн кивнул, улыбнулся.

— Ну и славно, — сказал он. — Мир всегда лучше войны. Я так считаю.

— А мне кажется, я вас разочаровала.

— Нет, — сказал он тихо. — Вы меня нисколько не разочаровали. Я просто хотел помочь вам получить то, за чем вы приехали. Сюзанну и Али. — Он посмотрел на свои руки, сжал кулаки, разжал. — Ладно, — сказал он. — Забирайте Сюзи, и, быть может, мы придумаем способ забрать и Али.

— Мне надо срочно позвонить Кариму. Я хочу забрать дочь завтра же.

Она приняла решение и теперь хотела немедленно все выполнить.

Она позвонила Ахмадам. К телефону подошел Карим.

— Мой ответ — да! — сказала она. — Ты совершенно прав. Утром я заберу Сюзанну.

Она была готова к тому, что он откажется от своих слов, но он этого делать не стал. Он даже обрадовался:

— Это лучший выход, Дина. Ты сама в этом убедишься.

— Ну, значит, договорились, — сказала Дина.

— Да. Дина, послушай, я хочу, чтобы ты знала… Я бы очень хотел, чтобы все сложилось иначе. Но…

— Понимаю. На случай, если мы не увидимся завтра, давай попрощаемся сейчас.

— До свидания, Дина.

Она повесила трубку. Вот чем закончилось ее путешествие в Иорданию. Не понадобилось никаких хитроумных планов похищения, все свелось к одному сухому щелчку в телефонной трубке.

Джон Констентайн приобнял ее за плечи и повел к двери. И ей снова было приятно ощущать рядом тепло другого человека, смелого и сильного. И еще она почувствовала нечто совсем иное — то, что чувствовала раньше только в присутствии Карима.

Когда Дина приехала в дом Ахмадов, Маха не вышла. В гостиной оказались только они четверо. Четверо, некогда бывшие одной семьей. На Сюзанне было нарядное желтое платье. Дина не могла налюбоваться на дочь — та возбужденно улыбалась, готовилась к путешествию с мамочкой. Она не понимает, подумала Дина, что это значит на самом деле. Но скоро поймет. Дина взглянула на Али: тот, по-взрослому серьезный, сидел рядом с отцом, держал его за руку — словно искал подтверждения того, что все будет хорошо.

— Ну что ж, — сказал, откашлявшись, Карим, — может быть, хочешь, чтобы я вышел, пока ты будешь проща… пока ты будешь разговаривать с Али?

Дина не сводила глаз с сына. Нет, подумала она, пусть Али останется рядом с отцом — так мальчику будет спокойнее. Она покачала головой, обняла сына, поцеловала его.

— Я очень тебя люблю, мальчик мой, и буду очень по тебе скучать.

Он отвел ее руку.

— Тогда зачем ты уезжаешь? — спросил он. — И почему увозишь Сюзи?

На этот вопрос ответить было нелегко. Дина с Каримом уже пытались объяснить, почему приняли такое решение, но он никак не мог согласиться с тем, что им с сестрой придется расстаться. И теперь задавал те же самые вопросы, что и раньше. Дина вздохнула и сказала:

— Это наше с папой решение, родной. Мы скоро снова увидимся. Обещаю тебе. И с Сюзи ты увидишься.

Он сидел не шелохнувшись и, когда она снова обняла его, не прижался к ней. Бедный мой сынок, подумала она, он никогда не поймет, почему это происходит. Он понимает только, что это очень тяжело.

Она обернулась к Сюзи. Девочка тоже помрачнела. Она смотрела то на отца, то на брата. Карим раскрыл объятия, и Сюзи кинулась к нему.

— Моя маленькая принцесса, — сказал он ласково. — Ты скоро опять полетишь на самолете, тебе опять покажут кино, и скоро… скоро ты окажешься в Нью-Йорке.

Сюзи развернулась посмотреть, что делает Али. Тот сидел, сжавшись в комочек, и старался не расплакаться, поэтому расплакалась Сюзи — за обоих. Карим успокаивал ее, говорил, что они с Али скоро увидятся.

Он не был в этом уверен, но говорил так, потому что надеялся хоть как-то утешить дочь.

Полет был трудным: Сюзи всю дорогу рассказывала, как они летели с папой. Как они с братом болтали и играли. И время от времени, не в силах сдержаться, Сюзи плакала.

Это невыносимо, думала Дина. Она приняла решение, сделала это, чтобы не похищать детей, но на душе все равно было тяжело. Было трудно, когда Карим увез детей, но оказалось, что добровольно оставить одного оказалось не в пример труднее. Надо что-то придумать. Быть может, Джон ей поможет. Да, подумала она, вся надежда на Джона.

Домой они приехали под вечер. Дина огляделась: с семьей, которая недавно жила в этом доме, что-то случилось, и сам дом тоже изменился.

Сюзи устала и капризничала. Дина отвела ее наверх, уложила в постель, но она продолжала хныкать, спрашивала про Али. Что он сейчас делает? Наверное, играет в саду — без нее. Его папа спать укладывает? Дина посидела с дочкой, пока та не уснула, а потом пошла проверять почту и автоответчик.

Красный огонек на телефонном аппарате мигал. Дина улыбнулась. Наверняка это подруги позвонили — зная, что она приезжает. Она нажала на кнопку.

— Будь ты проклята, Дина! Будь ты проклята — за всю свою ложь! — Это был Карим, и он был вне себя. — Я хотел быть с тобой честным, но тебе ведь на это наплевать! Я слышал, как ты говорила Али, что вы скоро встретитесь. Я должен был тотчас же тебя остановить. Но мне и в голову не приходило, что ты его заберешь. Так знай: тебе это с рук не сойдет! Клянусь, я верну его!

За этим сообщением было следующее, потом еще одно. Карим был зол и напуган. Он психовал так, как, наверное, психовала она, когда поняла, что близнецов увезли. Но о чем, черт подери, была речь? Она не на шутку встревожилась. Если он решил, что она увезла Али, значит… Али пропал. О господи! Али пропал!

Дрожащей рукой она набрала номер Ахмадов.

К телефону подошел Карим.

— Ты, должно быть, гордишься собой, — начал он. — Перехитрила дурачка, который тебе доверился. Ты…

— Карим, прекрати! Я не забирала Али. Его со мной нет.

— Ты лжешь! Он…

— Карим, хватит. Клянусь дочерью, его со мной нет.

Наступила пауза.

— Боже, неужели он исчез? — спросила Дина.

— Я думал… я был уверен, что он с тобой.

— Я вернусь. Найду, с кем оставить Сюзи, и вернусь. Буду его искать.

— Нет, оставайся с Сюзи, — сказал он. — Ты здесь ничем помочь не сможешь. Я обращусь в полицию, и мы с Самиром тоже будем искать.

Ей пришла в голову безумная мысль: а что, если Констентайн все-таки выкрал Али без ее разрешения? Представился случай, и он им воспользовался… А вдруг? Нет, Джон обязательно дал бы ей знать, что забрал Али. Он бы знал, что она с ума сойдет от волнения.

Она вспомнила про Майора и про Нури. Да, надо обратиться к Констентайну, попросить связаться с ними. Может, они помогут с поисками. Она согласилась остаться в Нью-Йорке, но при условии, что Карим будет все время сообщать ей о ходе дела.

Подруги Дины приехали через час. Они рассчитывали увидеть Дину если не совершенно счастливой, то хотя бы довольной — она ведь вернула дочь.

Но по ее лицу сразу поняли, что что-то не так.

— Что такое? — спросила Сара. — Что случилось?

Она все рассказала.

Эм и Сара опешили.

— Что мы можем сделать?

— Ничего. Остается одно — молиться.

Карим и Самир уже несколько часов ездили по улицам. Самир вел машину, а Карим осматривал каждый закоулок. Всякий раз, когда он видел вдалеке какого-нибудь мальчишку, в душе вспыхивала надежда. Они обошли каждый дом по соседству, расспрашивали всех подряд, показывали фотографию Али. Но в Аммане тысячи мальчиков, похожих на Али. И многие одеваются по-американски. Многие видели кого-то похожего.

— Как ты думаешь, в этом районе кто-нибудь говорит по-английски? — спросил брата Карим. Они ехали по той части города, где в основном обитал рабочий люд.

— Конечно, — успокоил брата Самир. — Многие знают хотя бы пару фраз. Некоторые работают в отелях.

Карим недоверчиво хмыкнул. Весь день он переживал, что его сын знает по-арабски всего несколько слов.

Карим позвонил домой. Подошел Хассан.

— Есть новости? — спросил Карим.

— Нет. Но вечером обещали показать в новостях фотографию Али.

Все семейство принимало посильное участие в поисках. Сорайя и Маха обзванивали по мобильным всех знакомых, звонили в кафе и кондитерские, всюду, куда мог бы зайти проголодавшийся мальчишка. Звонили они и в больницы. Человек шесть родственников ходили по улицам, вместе с десятком нанятых помощников. Трудно было убедить Хассана остаться дома, но должен же был быть в доме мужчина. Карим попросил его возглавить «штаб операции».

Полиция тоже была оповещена. Карим обратился с просьбой помочь в поисках к самому высокому начальству.

Наверняка мальчик скоро найдется, верили все.

— Не мог же он взять и исчезнуть, — сказал Карим Самиру. Но, судя по всему, именно это и случилось.

Есть ли в Иордании сексуальные маньяки? А вдруг Али похитили и хотят потребовать выкуп? Или его выкрал некто, затаивший злобу на семейство Ахмад? Дине страшно было представить, что ее сыну угрожает опасность, она боялась, что его подвергают мучениям.

Эм и Сара старались ее успокоить. Али найдется, ничего с ним не случилось. Карим сделает все, чтобы найти сына. Но это были всего лишь слова.

— Я не должна была так поступать, — сказала она сквозь слезы. — Нельзя разлучать близнецов. Нельзя было оставлять Али одного, без сестры.

— Дина, дорогая, не могла же ты отказаться, когда Карим предложил отдать Сюзи, — сказала Эм. — Во всем виноват он, а не ты.

Дина покачала головой. Ни к чему винить теперь Карима — от этого все равно не легче. Она понимала, что он тоже не находит себе места. Но и это не было утешением. Она оказалась наедине со своим горем, и эта мука кончится, лишь когда Али найдется.

Господи, молила она, сделай так, чтобы все закончилось хорошо. Я согласна на все. Если такова будет Твоя воля, я готова отдать близнецов отцу.

А в семи тысячах километров от Нью-Йорка Карим стоял, не зажигая света, в комнате своего сына. Он дотронулся до подушки на кровати Али, погладил рукой пижаму, в которой Али спал.

Теперь он жалел только об одном: о том, что не отдал Али Дине. Тогда бы мальчик был в безопасности. Неужели это возмездие за то, что он, Карим, затеял? Но откуда ему было знать, что все обернется именно так? Поначалу ему казалось, что он спасет то, что осталось от семьи, на которую он возлагал такие надежды. Это далось дорогой ценой не только Дине, но и ему — он вынужден был оставить женщину, которую некогда так страстно любил. Она до сих пор была ему небезразлична. Он хотел одного — чтобы детям было хорошо, а все вот как вышло. Его ненаглядная дочь уехала. Его драгоценный сын… Нет, об этом даже думать не хочется.

В комнату вошел Самир, положил руку на плечо брата.

— Тебе надо отдохнуть, Карим, — сказал он. — Поспи часок, и мы снова отправимся на поиски.

Через два часа после полуночной молитвы Самиру наконец удалось уговорить Карима прекратить поиски до утра.

— Он сейчас в каком-нибудь доме, брат. На улице мы его не найдем.

Карим покачал головой, но без особой уверенности. Он понимал, что Самир прав. Сейчас на улицах никого нет, тем более детей.

— Его кто-нибудь наверняка взял переночевать, — сказал Самир. В голосе его звучала уверенность, но в глазах читалась тревога, которую он не мог скрыть. — Мы найдем его утром — да будет на то воля Аллаха.

Воля Аллаха, мысленно повторил Карим. Он пытался убедить себя, что какой-нибудь сердобольный человек пристроил потерявшегося мальчика на ночь, но в голову лезли мрачные мысли. Али достаточно сказать несколько слов, и в нем тотчас признают американца, а в Иордании многие не любят американцев.

А если мальчика похитили? Полиция в эту версию не очень-то верила, тем более что требований о выкупе не поступало, но и времени прошло немного.

Да, от езды по пустым улицам толку было мало.

— Ну ладно, — сказал Карим, — поехали домой.

Дома они застали Хассана, дремавшего у телефона. Сонный полицейский проверял телефонную линию, которую наладили на случай, если позвонят похитители. Он тут же вывалил на Карима кучу бесполезных фраз, наверняка почерпнутых из руководства по общению с пострадавшими.

— Советую вам пойти отдохнуть, — сказал он.

Но прежде чем идти спать, Карим позвонил Дине. Он постарался скрыть от нее свои безрадостные мысли, он сказал только, что Али непонятно каким образом ушел из дома. Скорее всего, он заблудился. Его ищут и в ближайшее время обязательно найдут.

— Карим, он же совсем маленький! Как это произошло? Он что, просто взял и ушел?

— Да, понимаю, это может показаться странным, но мальчики иногда так делают, а в незнакомом городе потеряться очень легко. — Карим понимал, что она напугана еще больше, чем он, и попытался ее утешить. — Я сам когда-то так поступил. Это было в Акабе. Я потерялся, и меня искали несколько часов. А когда нашли, отец не знал, что делать — то ли расцеловать меня, то ли наказать. В конце концов он сделал и то и другое. Не волнуйся, Дина, Амман — это все же не Нью-Йорк. Мы его обязательно найдем. С ним все будет в порядке, я обещаю тебе.

Он произносил эти слова и сам не верил в то, что говорит. Как он может что-то обещать, если не имеет ни малейшего представления о том, где его сын?

Дина ходила из угла в угол и понимала, что сойдет с ума, если немедленно что-нибудь не предпримет. Она пыталась дозвониться Констентайну и в офис, и домой, и на мобильный, но везде был включен автоответчик. Она просила его сразу же ей перезвонить. Она понятия не имела, где он. Быть может, до сих пор в Иордании. И снова она подумала: а вдруг Али забрал он? Нет, это невозможно! Но где же тогда ее сын?

И тогда она решилась на последнее средство. Набрала код Аммана и номер, который запомнила в супермаркете.

Трубку сняли не сразу — в Аммане была глубокая ночь.

— Да!

— Алия?

— Вы ошиблись.

Но Дина узнала голос.

— Подождите! Умоляю, не вешайте трубку! Я — та женщина, с которой вы встречались в супермаркете.

— Вы ошиблись номером.

— Прошу вас! — взмолилась Дина. — Простите за поздний звонок, но у меня пропал ребенок. Мой сын. В Аммане. Прошу вас, обратитесь к… к тому человеку, с которым вы работаете… Вдруг он сумеет помочь…

Пауза. А затем:

— Я ничего об этом не знаю.

— Просто скажите ему, в чем дело. И попросите…

— Хорошо. До свидания.

И Алия повесила трубку.

Дина не знала, выполнит ли женщина ее просьбу. Но второй раз звонить не решилась.

Она обернулась и увидела на лестнице Сюзанну. Вид у девочки был испуганный.

— Мамочка, что случилось с Али?

Дина подошла к ней, попыталась объяснить, что все будет хорошо, что Али потерялся, но папа его ищет и обязательно найдет.

Карим был вымотан до предела, но заснуть не мог. Его мучила одна и та же мысль: все произошло по его вине, он все это сделал своими руками. Каким же он был дураком. И его глупость может стоить Али жизни.

Заснул он уже на рассвете. Но перед тем, как погрузиться в сон, пообещал себе, что, если Али найдется живым и здоровым, он отправит мальчика к матери и сестре в Нью-Йорк. Хватит с него ошибок.

Когда зазвонил телефон, человек, известный под именем Майор, крепко спал. Он проснулся, снял трубку и выслушал все, что рассказала Алия.

Он видел в новостях сюжет про Али Ахмада. И решил, что к этому каким-то образом причастен Констентайн. Тогда он решил, что в таком случае скоро об этом узнает. А если мальчик просто потерялся, полиция и сама его найдет.

Он недолюбливал американцев, но история Дины Ахмад его тронула. В Иордании достаточно людей, которые не любят связываться с полицией. Многие из них регулярно общались с Майором, они сами добывали нужную им информацию. Он свяжется с этими людьми, объяснит им, как важно найти американского мальчика. И он взялся за телефон.

Карим проснулся в начале одиннадцатого. И к своему ужасу, понял, что все остальные уже давно на ногах. Постоянно звонил телефон, и на звонки отвечал Хассан. Но по позе отца, по устало опущенным плечам можно было догадаться, что звонит очередной доброжелатель. Хассан всякий раз вежливо благодарил за участие и заканчивал разговор, объясняя, что не хочет занимать телефон.

Раздался очередной звонок, и Хассан раздраженно снял трубку. Близкие уже не обращали на эти разговоры внимания, поэтому не сразу догадались, что речь идет о чем-то другом и что голос Хассана изменился.

— Да! — говорил он. — Да! Кто? Да, конечно! Вы уверены? — Он махал рукой Кариму — звал его к телефону.

Карим взял трубку, одновременно услышав, что отец что-то сказал родным и те разразились радостными криками. К Кариму обратился человек, представившийся офицером военной разведки. Карим никак не мог взять в толк, какое отношение имеет военная разведка к поискам его сына, но то, что сказал офицер дальше, сделало все расспросы ненужными.

— Он у нас, — сказал мужчина. — С ним все в порядке, разве что устал немного.

Карим вздохнул с облегчением. И, чтобы не потерять равновесия, ухватился за подлокотник.

— Где он?

— Едет домой. Я сам его везу. Хотите с ним поговорить?

— Да, конечно!

Через секунду Карим услышал голос Али:

— Папа? Это я… Я… я заблудился.

— Как ты, Али?

— Все в порядке. Только есть очень хочется.

Карим чуть с ума не сошел от радости.

— Обещаю, как только вернешься, мы тебя накормим до отвала. — Он вспомнил, что с ним приключилось в детстве, когда он заблудился в Акабе. — Или еще немножко поморим тебя голодом, чтобы ты получше понял, каково нам было и как мы все волновались.

— Папа, я больше не буду так делать! — с жаром пообещал Али. — Клянусь!

Трубку снова взял военный:

— Вчера поздно вечером вашего сына нашел один рабочий, и они с женой взяли его к себе в дом переночевать. Мы с ним, разумеется, побеседуем, но не думаю, что это было подстроено. По-моему, этот человек просто пожалел потерявшегося ребенка.

— Слава аллаху, что все обошлось. И вам огромное спасибо.

— Не за что. Мы скоро приедем.

— Подождите, прошу вас. Этот человек, который нашел Али. Вы сказали, что он рабочий. Он, наверное, небогатый человек?

— Совсем бедный. У него даже телевизора нет — иначе он бы узнал из новостей, что мальчика ищут. Мы нашли его через соседей.

— Если вы дадите мне его имя и адрес, он больше не будет ни в чем нуждаться, — сказал Карим.

— Значит, сегодня радость ждет не одну, а две семьи в Аммане.

Карим повесил трубку и стал на радостях обниматься со всеми родственниками. Про его щекам текли слезы — слезы счастья.

Али вернулся домой, и ни о каком наказании и речи не было. Маха отказалась от помощи Фатмы и Сорайи и сказала, что сама покормит внука. Она отвела его на кухню и выложила на стол всю «чужестранную» еду, к которой обычно относилась с таким презрением: кукурузные хлопья, шоколадки, кока-колу.

— Нет, бабушка, — сказал Али, — дай мне твоей еды.

— Что пожелаешь, золотце мое, — сказала она, прижимая его к груди. И тут же приготовила ему тарелку кефты и картошку. А потом с умилением смотрела, как он все это поглощает.

Карим вышел проводить офицера до машины. Он вспомнил, что некогда знал этого человека — во всяком случае, слышал о нем.

— Не хочу показаться навязчивым, — сказал он, — но никак не возьму в толк, как это ваше подразделение оказалось задействованным в поисках моего сына.

Мужчина, известный некоторым под именем Майор, добродушно улыбнулся. Так он улыбался только хорошим людям. Он никак этого не ожидал, но Карим ему понравился. Ему были свойственны недостатки, которыми страдает большинство людей, но его любовь к сыну была очевидной.

— Я разве вам не сказал? Я узнал об этом из новостей. И решил, что не помешает подключить к поискам моих людей. Вот и все.

— Я вам так признателен!

Они подошли к машине. Военный после секундного колебания сказал:

— Заранее прошу у вас прощения, господин Ахмад. Это, конечно, меня не касается. Но когда мы нашли вашего сына, он спросил, отвезем ли мы его домой. Я ответил, что да. И тогда он сказал: «Домой в Нью-Йорк?» Вы понимаете, что он имел в виду?

Карим ничего не сказал, только кивнул. Он так обрадовался возвращению Али, что и думать забыл об обещании, которое дал на рассвете самому себе. И теперь этот достойнейший человек словно напомнил ему об этом.

Офицер, почувствовав, что зашел слишком далеко, вежливо сказал:

— Для меня большая честь оказать помощь вашей семье. Да хранит Аллах вас и ваших близких.

— И вас да хранит Аллах! — сказал Карим. В дом он возвращался, твердо зная, что он будет делать.

Али лежал в кровати — спать очень хотелось, но возбуждение мешало заснуть. Он думал, что его накажут, но его, наоборот, только обнимали и целовали. Он не понимал этого, как не понимал и того, почему увезли сестру.

Все восприняли отъезд Сюзи как должное. Вот поэтому-то он и решил, что сам должен ее отыскать. Он сказал маме, что хочет остаться, но разве в этом дело? Иногда его раздражало, что они с Сюзи близнецы, но без нее он не желал здесь оставаться.

И на яхту без Сюзи ему не хотелось. Он думал об аэропорте. Туда уехали Сюзи и мама. Они сели на самолет и улетели домой. Именно это люди и делают в аэропорту — садятся в самолет и улетают. Он знал, что есть еще какие-то билеты, но решил, что все получится само собой.

И тогда он тихонько оделся и вышел из комнаты. Зашел на кухню, сунул в карман ветровки две питы и немного леденцов. Хотел даже написать записку и прикрепить ее магнитом к холодильнику, но не нашел чем и на чем ее написать. Здесь все было не так, как дома, в Америке.

Он вышел на улицу, тихонько прикрыв за собой дверь. Машины с двумя мужчинами на улице не было. На улице было темно, и ему стало немного страшно.

Он догадывался, в каком направлении аэропорт. Они добрались оттуда до дома Ахмадов довольно быстро. И Али пустился в путь.

Он все шел и шел. Питы и леденцы были давно съедены. Он устал, проголодался, заблудился. Сначала он думал, что аэропорт такой большой, что найти его будет легко. Но, наверное, пошел не по той улице. Али решил, что, если будет идти дальше, все равно доберется до аэропорта. Но вскоре он уже перестал понимать, в какую сторону надо идти. Потом к нему пристали какие-то мальчишки. Когда они поняли, что он не умеет говорить по-арабски, они его поколотили и сорвали с него ветровку. У него даже кровь из носа шла.

Мама учила его не разговаривать с незнакомыми людьми, но пару раз он пробовал спросить, где аэропорт. Слово аэропорт люди понимали, но он не мог разобрать, что они отвечают. Он хотел назвать имя папы. Или дедушки. Дедушку все знают, думал он. Но тогда пришлось бы вернуться назад, и его бы стали ругать, а Сюзи там все равно не оказалось бы.

Он шел, пока окончательно не выбился из сил. Тогда он сел, прислонившись к стене какого-то дома. Стена нагрелась от солнца, но солнце уже садилось. Али заплакал.

По улице шли двое мужчин. Они остановились около Али, один что-то спросил. Али не понял ни слова, но догадался, что его спрашивают, что случилось. Он ответил. Мужчина пожал плечами и что-то сказал спутнику. Тот тоже обратился к Али, и Али опять ничего не понял. Тогда первый жестом попросил Али подняться. Тот замешкался, и мужчина помог Али.

Ему не разрешали разговаривать с незнакомцами, значит, идти с ними куда-то тоже было нельзя. Но мужчина крепко держал его за руку, а Али слишком устал и не мог убежать. Они шли по узкой улочке. Прохожие здоровались с мужчинами. Перебрасывались фразами — Али догадался, что говорят о нем. И все пытались обратиться к Али. Но тот только пожимал плечами.

На углу улицы второй мужчина что-то сказал первому, пожал ему руку и ушел. Первый мужчина ввел Али в какой-то дом. Они поднялись по лестнице и оказались в маленькой темной комнате. Глаза Али не сразу привыкли к темноте. А потом он разглядел еще нескольких детей — двух мальчиков постарше его и одну девочку помладше. Еще там была женщина, и пахло едой. Али понял, что мужчина привел его к себе домой. Дом был немногим больше, чем ванная комната в доме отца Али. По радио играла какая-то музыка, наверное, иорданская, и Али она не понравилась. Телевизора не было.

Женщина что-то спрашивала, мужчина ворчливо отвечал. Женщина подала ужин — хлеб, фасоль, оливковое масло. Все жадно набросились на еду. Старший из мальчиков обратился к нему.

— Англески?

Али ответил, что да, он говорит по-английски.

— Англески, — повторил мальчик, обращаясь к родителям. Это было единственное иностранное слово, которое он знал.

Вместо кровати был старый ковер на полу, на который положили его и мальчиков. Но Али так устал, что заснул сразу, как только лег.

Когда он проснулся, было уже светло. Он затосковал по сестре, маме, папе — по всем, кто любил его. Папа говорил ему, что мужчина должен быть храбрым, но Али все равно расплакался.

Али было неприятно вспоминать, как он плакал. Зато потом случилось хорошее. На улице раздались крики, кто-то постучал в дверь. Пришли люди, одного Али узнал — он видел его вечером. Второй был постарше, он вел себя как начальник и был одет лучше других. А потом все произошло очень быстро. Хорошо одетый человек забрал Али, посадил в машину. Али понял, что он в безопасности. Но все равно ему было плохо — потому что рядом не было Сюзи. И хотя он велел себе быть сильным и смелым, он снова расплакался.

Два дня спустя Карим стоял у дверей дома, в котором прожил двадцать лет, и держал сына за руку. Он в сотый раз спрашивал себя, правильно ли он поступает. Он дал клятву, но что же будет с Али? Каким он вырастет? Не станет ли он стыдиться своего имени и происхождения? Не растеряет ли он это в огромном котле под названием Америка? Карим тяжко вздохнул. От этих мыслей можно сойти с ума. И Карим позвонил в звонок, словно это был не его дом, а чужой.

Дина открыла дверь, увидев сына, вскрикнула.

Она прижала мальчика к себе, стала осыпать его поцелуями. Карим откашлялся.

— Спасибо тебе, Карим, — сказала Дина.

Он кивнул. Никак не мог заставить себя сказать: «Не за что». Это ведь его сын, его гордость, его надежда. Он не хотел его отдавать, но понимал, что сейчас это единственно правильное решение.

Его, наверное, надо пригласить в дом, подумала Дина. На самом деле ей этого не хотелось — ей не хотелось, чтобы Карим думал, будто имеет на этот дом какие-то права.

— Сюзи дома нет, — сказала она наконец. — Я не знала точно, когда вы приедете, и отправила ее в школу.

— В таком случае я, пожалуй, пойду, — сказал Карим.

Дина промолчала. Карим обнял на прощание Али, и к горлу подступили слезы. Он не мог медлить: боль была слишком сильной, а перед Диной выказывать свои истинные чувства он не хотел. Он расцеловал сына и сказал:

— Веди себя хорошо. Пиши мне. Я буду звонить каждую неделю. И мы скоро увидимся, — пообещал он, хотя и сам не знал, когда это случится.

Сколько радости было, когда Сюзи пришла из школы. Она показала Али его портрет, который сама нарисовала и повесила над кроватью.

— Я очень по тебе скучала, — сказала она. — И очень хотела, чтобы ты поскорее вернулся домой.

— Я тоже хотел вернуться домой, — сказал Али. Ему было стыдно признаться, что он тоже скучал по сестре. — Я не хотел оставлять папу, но…

— Понимаю, — сказала Сюзи. — Я тоже.

Через два часа, когда Дина готовила ужин, сверху раздались знакомые звуки — близнецы ссорились. Она улыбнулась и вздохнула с облегчением. Будем надеяться, подумала она, что рано или поздно все придет в норму — все будет так, как было раньше.

 

Глава 12

— Сыночек, любимый мой! — Дина заключила в объятия своего первенца и стиснула его так крепко, что тот даже вскрикнул:

— Полегче, мамочка!

— Извини. — Она отстранилась. В глазах ее заблестели слезы. — Я так рада, Джорди! Так рада, что ты наконец вернулся домой!

— И я рад.

Она втащила его в дом, кинулась к его чемодану, который был словно набит кирпичами.

— Мам, ты что, не надо! Я сам. — Он легко поднял чемодан. Он возмужал, стал сильнее, подумала Дина, и не только физически.

Сверху прибежали близнецы. Дина говорила им, что Джорди приедет, и велела не повторять того, что они слышали про Джорди в доме дедушки. И сейчас следила за их встречей, затаив дыхание.

— Джорди! — закричала Сюзи и кинулась к брату.

Он взял ее на руки, прижал к себе.

— Как я рад тебя видеть, орешек! Как же я по тебе соскучился!

— И я по тебе соскучилась, Джорди. Ты теперь будешь жить дома, да? Будешь здесь ходить в школу?

— Ага. Придется вам меня терпеть, пока я не поступлю в университет.

— Ура! — Сюзи захлопала в ладоши и обернулась к Али, думая, что он разделит ее радость.

Али стоял и молча смотрел на старшего брата. Словно хочет понять, что в нем может быть «противоестественного», подумала Дина. Она взглянула на Джорди — ей не хотелось, чтобы он обиделся. Он улыбнулся — как ей показалось, чуточку грустно — и потрепал Али по голове.

— Рад тебя видеть, чемпион, — сказал он и пошел за Диной на кухню.

— Ты уж не обижайся, — сказала она, когда близнецы снова поднялись наверх. — Я…

— Все в порядке, мама. Я могу себе представить, какую промывку мозгов он им устроил.

— Думаю, все было не совсем так, — сказала Дина. Она сама удивилась тому, что попыталась защищать Карима. И поспешно добавила: — Да, твой отец действительно совершил ужасный поступок, но не думаю, что он «промывал мозги» близнецам. Возможно, он просто говорил с братом или с отцом, а дети случайно что-то услышали.

— Да ладно, какая разница.

— Джорди, — продолжала Дина, — твой отец по отношению к тебе не прав на все сто процентов. Но это его проблема. Но если ты хочешь быть к нему справедливым — а я ни на что другое и не рассчитываю, — ты должен понять, что мозги промывали как раз ему. Вспомни, в какой стране он родился и какое он получил воспитание.

Джорди строго посмотрел на мать:

— Мам, почему ты его защищаешь? Хочешь вернуть его? После всего…

— Нет! Я вовсе не хочу его вернуть. Я просто хочу, чтобы и ты кое-что понял. Для своего же блага, а не для его.

— Хорошо, я с тобой согласен. Только давай обсудим это позже, ладно?

— Конечно, родной. Ты, наверное, устал с дороги. И проголодался.

— Пожалуй… Слушай, а как насчет яичницы? С тостами. Только тостов — побольше.

Дина смотрела, как жадно ест Джорди — словно давно так вкусно не ел. И снова она подумала о том, как изменился за год ее старший сын.

— Что такое? — спросил он. — Что ты на меня так смотришь?

— Да так. Я просто гляжу — не могу наглядеться. До чего это здорово — когда все дети с тобой.

Он не ответил, и она спросила:

— Джорди, а ты… Когда отец послал тебя в ту школу, ты думал, что я тоже этого хочу?

Он оторвался от еды, задумался.

— Я точно не знал. Понимал, что это папина идея — он достаточно ясно выразил свои мысли. А с тобой… с тобой все было иначе. Да, конечно, ты говорила правильные вещи, но ни разу не спросила, хочу я в Андовер или нет. Каково мне расстаться с друзьями, что я чувствую…

— Прости меня, Джорди, прошу тебя, прости! — Она взяла его за руку. — Родной мой, прости меня. — Из глаз ее хлынули слезы. — Мне нужно было сопротивляться, нужно было отстоять тебя.

— Давай об этом забудем, мама. Все уже позади.

— Я этого никогда не забуду. Люди не должны забывать своих ошибок. Они должны стараться их исправить.

— Мама, ты уже многое исправила. Правда. Мне, наверное, было полезно уехать из дома… Нет, дай мне договорить. На новом месте мне не нужно было никому ничего доказывать. — Он помолчал. — У нас в школе был отличный психолог. Я понял, что могу разговаривать с ним, могу все ему рассказать. Мне это очень помогло.

Дине было больно слушать это: она поняла вдруг, как одинок был ее сын, если ему не с кем было поговорить, кроме как с чужим человеком. Дина знала, что Джорди предстоит испытать еще много боли, и она может только одно — поддерживать сына. И Сюзи с Али она сейчас была очень нужна. Да, пройдет еще немало времени, прежде чем они снова станут одной семьей. И тут она наконец приняла решение: она будет работать дома, даже если от этого пострадает ее бизнес. Главное сейчас — восстановить семью.

Эм и Сара хотели устроить праздник в честь Дины и ее детей. Но Дина отказалась наотрез. Возможно, это было чистое суеверие, но Дина считала, что все еще не устоялось окончательно и праздновать воссоединение семьи рано. Давайте отпразднуем через несколько месяцев, сказала она. А пока что пригласила подруг к себе на ужин.

После десерта дети ушли к себе, и Дина в подробностях рассказала Эм и Саре, как нашли Али. Подруги слушали молча и внимательно. Они словно переживали вместе с Диной те страшные дни.

Глядя на подруг, Дина думала о том, какие у них троих замечательные отношения — все они разные, у каждой — своя жизнь, но как же помогают им их любовь и преданность!

— Наконец-то он поступил правильно, — сказала Сара, имея в виду Карима.

Дина кивнула. Но теперь, когда вся эта история оказалась позади, она все чаще думала о том, как сейчас тяжело и одиноко ее бывшему мужу.

Вечером того же дня умер Джозеф Хилми — ровно через неделю после возвращения Али. В «Нью-Йорк таймс» опубликовали некролог, где его назвали успешным бизнесменом, борцом за мир, счастливым мужем, отцом и дедом.

Похороны были скромные, как и хотел бы сам Джозеф. Служба состоялась в церкви Святого Иосифа на Шестой авеню, куда они с Шарлоттой ходили пятьдесят лет.

Когда слово дали Дине, она говорила о том, как он любил свою семью и две страны — ту, в которой он родился, и ту, которая его приняла.

— Мой отец так мечтал снова увидеть Бейрут — в последний раз. Он мечтал воссоединиться с родителями, которые давно уже умерли. Я молюсь о том, чтобы его мечта сбылась, и надеюсь, что сейчас они заключили его в свои объятия и что он каким-то образом опять увидит те места, которые любил всю жизнь.

В Нью-Йорк пришло Рождество. Со снегом и морозом.

Двадцать лет Дина встречала Рождество с Каримом. Хотя это был «ее» праздник, а не его, Карим всегда уважал ее желания, и детям устраивали традиционное Рождество. В его отсутствие она еще острее поняла, насколько привыкла к устоявшемуся порядку. Походы в гости, на концерты, а потом несколько дней в Новой Англии, в какой-нибудь старинной гостинице. Все это было заведено много лет назад.

А сейчас все шло немного иначе, но зато было удивительное ощущение свободы. Приятели Карима и его деловые партнеры исчезли из поля зрения Дины. Она решила позвать гостей в сочельник. Ей казалось, что очень важно отпраздновать этот день как следует, хотя и иначе, чем при Кариме.

Список гостей был не очень длинным: Сара, Эммелин, две семейные пары, ее помощница Эйлин и еще несколько человек. И обязательно Джон Констентайн — он теперь постоянно присутствовал в жизни Дины, хотя и в не очень понятном качестве. Джон явился в темном костюме — это было на него не похоже, и Дине было приятно, что он постарался ради нее.

Он вошел с кучей подарков.

— С Рождеством, Дина! Очень рад вас видеть.

— И я рада, Джон.

Он отдал ей подарки.

— Для Сюзи, для Али, для Джорди. А это — вам.

Подарки детям были упакованы профессионально, а ее сверток был каким-то косеньким.

— Это я сам постарался, — сказал Констентайн.

— Я это сразу поняла, — улыбнулась Дина. — Пойду положу подарки под елку. А вы идите поздоровайтесь со всеми.

Она еще раскладывала подарки, когда он снова подошел к ней.

— А это — для вас, — показала она на сверток в блестящей упаковке. Ничего лучше бутылки его любимого ирландского виски она придумать не смогла.

— Я, кажется, знаю, что там внутри, — усмехнулся он.

— Еще бы, вы же профессиональный сыщик!

— Это точно. — И снова улыбка уголком рта — эту улыбку Дина уже успела полюбить. — Подарки будем открывать сегодня?

— Нет, мы обычно ждем рождественского утра. Если хотите, свой можете открыть. Но я думаю, у нас в баре найдется нечто схожее с тем, что получите вы.

Констентайн неспешно оглядел все вокруг — комнату, рождественскую елку, Дину.

— У вас очень мило, Дина. Знаете, я так давно не ходил в гости на Рождество.

— Вам нравится, да? — сказала она. И подумала: как же мне повезло. Рождество, друзья, дети со мной. — Мне очень жаль, что сорвался наш ужин. — Они встречались каждый месяц, но из-за рождественской суматохи последнюю встречу ей пришлось отменить.

— Ничего страшного, — уверил он ее. И добавил: — Можем вместо этого встретиться на Новый год. Как насчет ужина с шампанским? Встретим Новый год.

— Не знаю… — ответила она. Она действительно не знала, готова ли к позднему новогоднему ужину с Джоном Констентайном. — Я, наверное, в десять часов уже спать лягу.

— Ну ладно, посмотрим. Я вам все-таки позвоню. У меня вряд ли появятся другие планы, — сказал Констентайн многозначительно.

Тут появилась Сара и сообщила, что стол накрыт. Как ты вовремя, подумала Дина.

Констентайн уходил одним из последних. Они впервые после разговора у елки оказались наедине. Он стоял в дверях с завернутой в подарочную бумагу бутылкой виски — своим рождественским подарком.

— Мне очень у вас понравилось, Дина.

— А я была очень рада, что вы пришли.

Они еще немного постояли.

— Я должна вам еще кое-что сказать.

— И что же?

— Хочу сказать вам спасибо за все, что вы для нас сделали.

Он покачал головой:

— Вы же мне уже сказали спасибо. И даже заплатили. Хотя я толком ничего не сделал.

— Нет, дело не в этом. Без вас ничего не получилось бы. Я бы не вернула Сюзанну. И Али нашли тоже благодаря вам и вашим друзьям. Я просто хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна.

Он только махнул рукой — мол, хватит об этом. Похвала его смущала.

— Нет, это все ваша заслуга. Вы даже не знаете, какая вы удивительная женщина. — Он поднял воротник пальто. — Ну, мне пора. Надеюсь, вам понравится мой подарок. — И он загадочно усмехнулся. — Говорят, мужчины не умеют выбирать женщинам шляпы, но я, кажется, хорошо изучил ваш вкус.

— Про какие шляпы вы говорите?

— Спокойной ночи, Дина. — Он поцеловал ее в щеку и шепнул: — Счастливого Рождества. — Улыбнулся напоследок и ушел.

Через час, когда все гости разошлись, а дети легли спать, Дина налила себе бокал вина. О каких шляпах он толковал? Под рождественской елкой лежал неуклюжий сверток. Нет, за ночь она умрет от любопытства. И Дина открыла подарок.

Там оказалась бейсболка «Нью-Йорк метс».

И записка:

«Только не отдавайте ее амманскому таксисту».

Сияние огоньков на елке озарило Динину улыбку.

На следующий день звонили с расспросами Сара и Эм, но Дина отказалась признать, что Джон Констентайн — ее новый кавалер. С любовью придется подождать: сейчас для нее главное — семья.

Она много времени проводила с Сюзанной и Али. После поездки в Иорданию с ними было нелегко: они словно стали года на три младше, плохо спали, хуже учились, очень не любили, когда Дина уходила из дома.

Доктор Холлистер успокоил Дину, сказал, что это в порядке вещей, что дети должны привыкнуть и поверить в то, что Дина всегда будет возвращаться домой. Она должна доказывать это снова и снова. И с Джорди тоже надо строить отношения. Недостаточно попросить прощения за то, что она за него не заступилась. Ей нужно показывать ему, как она любит его, как дорожит им.

Когда Дина сказала близнецам, что они с Каримом скоро разведутся, дети восприняли новость с грустью, но спокойно. Они наверняка уже обсудили эту возможность. Причем необязательно вслух — у близнецов есть и другие, непонятные другим людям способы общения.

Дело о разводе продвигалось быстро. Карим был на развод согласен, и при сложившихся обстоятельствах дети должны были остаться с Диной. О деньгах вопрос тоже не стоял. Сумму, которую Карим предложил на воспитание детей, Дина сочла более чем щедрой. Адвокат Карима требовал права отца на общение с детьми, и подробности собирались обсудить, когда Карим приедет в Нью-Йорк.

Это была одна из ее забот. Второй был Джорди. Бывало, что он приходил домой поздно. У него появились друзья. Или друг. Обсуждать это с ним было нелегко. Любой вопрос его настораживал, он либо отмалчивался, либо придумывал какую-нибудь отговорку.

Однажды утром позвонил Карим.

Они разговаривали всякий раз, когда он звонил близнецам. Сдержанно, но без враждебности. Они оба так перепугались, когда пропал Али, что сейчас не хотели портить отношения.

— Я в Нью-Йорке, — сказал Карим.

Она промолчала.

— Я просто хотел тебе об этом сообщить, — продолжал Карим. — И хотел спросить, можно ли зайти? Я пробуду здесь несколько дней.

— Зайти? — Наверное, глупый вопрос. Но она еще не поняла, как следует себя вести в подобной ситуации.

— Я хотел повидать детей. И поговорить с тобой.

— По-моему, это не слишком хорошая идея.

— Почему? — искренне удивился он. — Ты же не будешь запрещать мне встречаться с детьми, правда?

— Мой адвокат настаивает, чтобы не было никаких встреч, пока мы не договоримся окончательно. — Она солгала. Этот вопрос они с адвокатом не обсуждали.

— Но я… — По голосу чувствовалось, что он сердится. Дина ожидала вспышки гнева, но Карим взял себя в руки. — Хорошо, — вздохнул он. — Раз так, значит, так. Адвокаты… Они теперь все решают за нас…

— Мне очень жаль, — сказала Дина и поняла вдруг, что ей действительно жаль. Она не хотела лишать Карима возможности встречаться с детьми. Но она сама еще не была готова к этой встрече.

— С тобой-то я могу пообщаться? — спросил он. — Давай встретимся где-нибудь. Просто поговорим.

Она задумалась. Может, следует сначала позвонить адвокату?

— Ну хорошо, — решилась она. — Приходи в два часа. — Дети в это время должны были быть в школе.

— В два? Хорошо, буду.

Ровно в два раздался звонок в дверь.

— Здравствуй, Дина.

— Здравствуй. Проходи.

Странная ситуация — она приглашает его в дом, где он столько лет прожил.

Он прошел за ней в гостиную. Выглядел Карим неплохо — он сбросил несколько килограммов, исчез животик. Возможно, в его жизни появилась новая женщина. Но об этом Дина спрашивать не собиралась.

— Ты отлично выглядишь, Дина, — сказал он.

Она была не похожа на ту девушку, на которой он женился. Или нет, похожа, только стала гораздо лучше.

— Спасибо.

— Ты теперь больше работаешь дома?

— Да. Иногда приходится бывать на работе, участвовать в деловых переговорах. Вот сегодня была встреча с новым клиентом.

— Удачно?

— Что — удачно?

— Встреча прошла удачно?

— А, это… Да. Надеюсь, скоро подпишем договор.

— Замечательно.

Они помолчали.

У Карима было странное ощущение — словно вернулось прошлое. В нынешней Дине он увидел ту, которую повстречал когда-то, в которую влюбился с первого взгляда. Она казалась ему недоступной, и он посмеялся над собой — нечего предаваться недостижимым мечтам. Она была слишком прекрасна и слишком самодостаточна. Но им тогда овладело желание — точно такое же, как сейчас. Он вдруг почувствовал себя все тем же страстным юношей. Все в прошлом, подумал он. Я потерял ее навсегда. Второй раз ее не завоевать.

Впрочем, если вспомнить прошлое… Не будь идиотом, Карим, сказал он себе. Она только обольет тебя презрением. Он откашлялся и заговорил:

— Я буду довольно часто бывать в Нью-Йорке. Скорее всего… Война с террором, политика… Авиаперевозки — вопрос серьезный. Мне нужно будет ездить и сюда, и в Вашингтон. Поэтому я решил снять здесь квартиру.

— Неужели?

— Да.

— И как часто ты будешь приезжать?

— Трудно сказать. Наверное, раз в месяц. На неделю. И когда мы договоримся о моих встречах с детьми — а я очень надеюсь, что мы договоримся, — я смогу приводить их не в отель, а в квартиру.

— Что ж, это разумный выход.

У Дины было странное чувство, что они ведут одновременно два разных разговора. С одной стороны, они разговаривают как родители, подавшие на развод, обсуждают детей. Но Карим смотрел на нее так же, как смотрел той ночью, в саду, в Аммане. Ей это даже нравилось. Но она оставалась холодна как мрамор.

— Значит, об этом мы договорились.

— Конечно.

Карим никак не мог справиться с охватившими его чувствами. Ему казалось, что он летит в самолете, у которого отказало управление. Да, он совершил ошибку, потому что был искренне убежден: он делает это ради детей. Но все вышло совсем не так, как он рассчитывал. Управление отказало окончательно, и он сказал:

— Дина, я хотел спросить… Быть может, мы будем иногда встречаться. Не только когда я буду приходить к детям… Ты понимаешь, о чем я… — Какую чушь я несу, подумал он. — Я бы хотел иногда приглашать тебя на ужин. А что, если все еще не так… — Он чуть не сказал «безнадежно». — Столько всего изменилось. Ты теперь работаешь дома, и все такое, а я… — Он чуть было не сказал «только об этом и мечтал».

Дина услышала те слова, которые он не произнес вслух. Она словно оказалась на распутье — перед ней лежали две разные дороги. Один ее ответ вел по одной из них, а другой предлагал совершенно новый путь.

— Нет, Карим, — сказала она.

Он смотрел на нее и видел, что перед ним совершенно другая женщина. И он наконец понял, что потерял.

— Ну что ж… — сказал он. — Мне пора. Я только хотел рассказать тебе… о своих планах.

— Спасибо.

Она встала. И он встал.

— Я сниму квартиру, сообщу тебе адрес, телефон.

— Да, конечно. А я скажу детям, что ты заходил. И что вы скоро увидитесь.

— Спасибо, Дина. Я…

Открылась входная дверь, с грохотом захлопнулась. Шаги, раздавшиеся в холле, они оба узнали сразу.

— Привет, мам! Я пришел.

Джорди…

Он вошел. Удивленно посмотрел на обоих.

— Ой! — только и сказал он.

Карим смотрел на сына. В последний раз он его видел десять месяцев назад. Мальчик вырос. Он теперь был выше Карима. Такой сильный, стройный. Трудно поверить, что он… Карим прогнал эту мысль. Он понимал, что он прав и с точки зрения морали его поведение вполне объяснимо. Но разве так это важно — быть правым? Лицо у Джорди было такое же, как у его матери — холодное, неприступное. И все же он был так похож на Карима. Это замечали все, и Карим сейчас тоже это видел. Он словно смотрел на себя в юности.

— Твой отец только… — начала Дина.

— Я зашел сказать, что буду чаще бывать в Нью-Йорке, — сказал Карим. — Я… — Ему было трудно подобрать слова. Он столько всего хотел сказать. — Я понимаю, что… — Он столько всего потерял. И теперь хотел удержать то, что чуть было не упустил. — Джорди, все пошло не так… Многое хочется изменить. Быть может, когда-нибудь мы с тобой… Если…

Карим едва сдерживал слезы. Как рассказать сыну о своих чувствах? Он молча протянул сыну руку.

Джорди смотрел Кариму прямо в глаза. Как мужчина. Он расправил плечи, по-взрослому пожал отцу руку — крепко и уверенно.

Слава Богу, подумал Карим. Спасибо Тебе, Господи.

 

Сохейр Хашогги

— Я с радостью вспоминаю детство, проведенное в Александрии, — рассказывает Сохейр Хашогги.

Ее семья переехала из Саудовской Аравии в Египет, чтобы дети учились в английской школе. Сохейр воспитывали не так сурово, как это принято в фундаменталистских семьях. Но она с детства понимала, что у мальчиков прав гораздо больше, чем у девочек.

— Нам не разрешали разговаривать в присутствии мужчин, — говорит она. — А на улицу выпускали только в парандже.

К двенадцати годам Хашогги свободно говорила на трех языках, делала успехи в литературе и рисовании. Родители поддержали ее стремление учиться в американском университете, и она поехала в Сан-Хосе, в Калифорнию, где жил ее брат Эссам с семьей. Потом Сохейр жила в Ливане, училась в Американском университете Бейрута.

Ей очень хотелось иметь детей, и в двадцать четыре года она вышла замуж. Когда в Ливане началась война, они с мужем и дочкой перебрались в Саудовскую Аравию. Но для нее, привыкшей к западным свободам, жизнь в фундаменталистской стране оказалась невыносимой. Позже Хашогги уехала жить во Францию, снова вышла замуж, родила еще трех дочерей. Теперь она живет в Нью-Йорке, в городе, где разворачивается действие «Мозаики».