Прошло еще два дня — безо всякой надежды. В тот субботний вечер Дина была одна. Она переключала телевизор с канала на канал, но везде показывали какую-то ерунду. Зазвонил телефон.

— Миссис Ахмад? — спросил хриплый мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Джон Констентайн. Я иногда работаю с Грегори Эйнхорном. Он дал мне ваш телефон. И сказал, что не смог взяться за ваше дело.

— Он рассказал вам обо мне? — спросила Дина настороженно.

— Только то, что я вам сказал. И предложил мне пообщаться с вами. Если вас это интересует, я могу попытаться вам помочь. Вы можете связаться с ним и проверить.

— Вы работаете на Грегори Эйнхорна?

— Точнее, с ним. Иногда.

Хриплый голос почему-то внушил ей доверие. Дина решилась:

— Да, меня это интересует. Я готова обсудить с вами свое дело.

— Отлично. Когда вам удобно?

— В любое время.

— Если хотите, можем встретиться сегодня же. Через час.

Была не была, подумала Дина.

— Да, давайте через час. — Она назвала кафе в трех кварталах от своего дома.

— До встречи, — сказал Констентайн.

Впервые за много дней Дина почувствовала, что нашла опору. Через сорок пять минут она вошла в кафе, села за столик, заказала кофе. Потом еще чашку. Взглянула на часы. Прошел час пятнадцать минут.

Наконец в кафе появился высокий смуглый мужчина со средиземноморскими чертами лица. Он тут же направился к ней:

— Миссис Ахмад?

— Да.

— Вы будете что-нибудь есть? — спросил он.

— Нет.

— А я умираю с голоду.

Констентайн заказал себе гамбургер и тут же перешел к делу:

— Эйнхорн не посвящал меня в подробности, но я знаю, что от дел он отказывается по двум причинам: либо считает дело слишком опасным, либо ценит свою работу слишком высоко. Иногда — и то и другое. Полагаю, это как раз ваш случай.

— А что вы можете рассказать о себе? — поинтересовалась Дина. Речь шла о ее детях, и ей не нужен был какой-то захудалый любитель.

Он улыбнулся, продемонстрировав ровные белоснежные зубы и чувство юмора.

— У нас с Эйнхорном разные методы. Наверное, мы преследуем разные цели. Я работаю без шума. И не превращаю каждый случай в военную кампанию. Если я берусь за работу, то и риск беру на себя. Вы мне расскажете, в чем ваша проблема?

Она рассказала. А когда закончила, он сказал:

— Я беру пятьсот долларов в день плюс расходы. В данном случае расходы будут в основном на авиабилеты. Если вы меня наймете.

— А что я получу взамен?

— Своих детей.

У Дины перехватило дыхание. Он говорит правду или это пустая бравада? Нужно позвонить Саре и Эммелин. Или маме. Или Дэвиду Калласу. Или всем им. Впрочем, других вариантов у нее все равно нет.

— Когда вы можете начать?

Первая рабочая встреча Дины и Джона Констентайна состоялась у нее дома, через два дня после разговора в кафе. Он был одет в черную спортивную куртку, черную толстовку и серые брюки. Дина предложила кофе, и он прошел за ней на кухню.

— Здесь здорово! — сказал он, усевшись за огромный стол. — Чувствуешь себя как за городом.

Пока она варила кофе, Констентайн достал блокнот и включил диктофон.

— Новости от Карима есть? — спросил он.

— После нашего с вами разговора — никаких.

— Вы ему звоните?

— Звонила несколько раз, хотела поговорить с Сюзанной и Али. Но всякий раз, когда я звоню, выясняется, что они не могут подойти к телефону. Похоже, мне разрешено беседовать с ними, только если рядом Карим.

— А кто отвечает на звонки?

— Обычно Сорайя, жена его младшего брата.

Дина налила кофе.

Констентайн записал что-то в блокнот.

— Так, понятно, — сказал он, — теперь расскажите, что происходило в тот день, когда Карим увез детей.

Она рассказала все, что помнила. Не утаила ничего. Он слушал внимательно, не перебивал. А потом попросил показать комнату детей. Она отвела его наверх. Он взглянул на игрушки, открыл шкаф, где оставалась какая-то одежда, но ничего не записал. Затем они вернулись на кухню.

— Близнецы… — сказал он. — Кто из них лидер?

— Лидер? — Дина никогда об этом не задумывалась.

— Всегда, если детей двое, один становится главным. С близнецами наверняка то же самое. Вот я и хочу знать, кто из них кого слушается.

— Сюзанна чуть взрослее. Все девочки раньше взрослеют.

— Значит, в необычной ситуации брат последует ее примеру?

— Думаю, если для них это будет важно, они станут действовать сообща.

Он кивнул и вставил в диктофон новую кассету.

— А теперь расскажите мне все, что можете, про дом, в котором они сейчас живут. Вы, как я понимаю, там бывали. Расскажите, что за люди там живут. Какие у них привычки. Вспомните все, что сумеете.

Теперь он часто перебивал ее вопросами и, несмотря на включенный диктофон, делал пометки в блокноте. Особенно его интересовали Самир и Сорайя. Как Дина к ним относится? А как они относятся к ней? Она могла сказать одно: Самир ее явно недолюбливает, а Сорайя относится с сочувствием. Иногда ей казалось, что у них с Сорайей много общего. Может быть, потому, что они вышли замуж за родных братьев. Или потому, что они обе женщины в мире мужчин.

Вопросов было много. В каком районе живет семья Карима? Есть ли в доме другие дети? Прислуга? Кто делает покупки? Где? Когда? Ахмады очень религиозны? Какие у семьи связи в правительственных кругах Иордании?

Она рассказывала все, что знала. Семья религиозная, но без фанатизма. Они знакомы со многими влиятельными людьми, в том числе и с королевской семьей.

— Уж не знаю, рассказывал ли он вам об этом, но именно это и не устроило вашего приятеля Эйнхорна, — сказала Дина.

Констентайн кивнул. Его, судя по всему, связи Карима заботили мало. Дине он нравился все больше и больше. Он показался ей более внимательным, чем Эйнхорн. И более человечным.

Наконец он захлопнул блокнот, выключил диктофон.

— Мне надо немного над этим поработать, — сказал он. — Разведать обстановку, побеседовать кое с кем. На это уйдет несколько дней. А потом мне нужно будет слетать туда, чтобы все увидеть собственными глазами. Я это вам говорю, потому что лечу за ваш счет.

— Я это поняла.

— Дайте мне неделю, от силы две. Пока я здесь, буду звонить вам ежедневно, а оттуда — как получится. А затем мы с вами обсудим план действий.

— Вы можете хотя бы в общих чертах обрисовать этот план?

Он пожал плечами:

— Пока что нет. Все случаи разные. Заранее ничего сказать нельзя. — Он на мгновение задумался. — Самая большая удача, когда задание отменяется, — сказал он. — Когда родителям удается договориться.

— Боюсь, в данном случае на это рассчитывать не приходится.

Он снова пожал плечами:

— Всякое бывает.

Дина вдруг поняла, что возлагает все надежды на человека, о котором почти ничего не знает.

— А как вы стали заниматься такими вещами? — спросила она.

Он улыбнулся уголками губ:

— Случайно. У друга моего друга возникли проблемы. Меня спросили, не могу ли я помочь. Я вник в суть дела. Все получилось. Вскоре меня попросили о такой же услуге. Я понял, что эта работа мне нравится и она у меня получается.

— Вы служили в полиции?

— Было и такое. Вы хотите выяснить, кто я и что я? — Он снова улыбнулся. — В юности я совершил ошибку — пошел в морскую пехоту. Прежде всего чтобы насолить отцу — он-то надеялся, что я буду учиться в Колумбийском университете. Решение было совершенно идиотское, и в конце концов я оказался в так называемой морской разведке. Пару раз получал повышение, мог стать кадровым военным, только вот вся эта система была не по мне. Несколько лет я прослужил в полиции Нью-Йорка. До сих пор время от времени выполняю для них кое-какие поручения — в качестве вольнонаемного, так сказать. Когда началась война в заливе, ко мне снова обратились. Что нам с вами очень пригодится.

— Вы знаете Иорданию? — спросила она.

— Там я не был. Но работал с парочкой иорданцев. Одному из них оказал большую услугу. Так что там есть на кого опереться.

— Это меня радует, — сказала Дина. Очень радует, добавила она про себя.

Констентайн не выказывал желания продолжать рассказ, поэтому она задала вопрос сама:

— Вам нравится то, чем вы теперь занимаетесь?

Он задумчиво кивнул:

— Нравится. Понимаете, я берусь за дела вроде вашего. И чувствую, что помогаю восстановить справедливость. Делаю добро. Ради детей.

— Расскажите о каком-нибудь вашем деле, — попросила Дина.

Он удивленно вскинул брови.

— Не надо подробностей, не надо имен. Просто расскажите, как это было. — Она вспомнила рассказ Эйнхорна про вертолет в парке.

Констентайн задумался:

— Это было в Мексике, в прошлом году. Один мужчина из Орегона, вполне состоятельный, снял все деньги со счета, взял ребенка — мальчика шести лет, посадил его в «мерседес» и отправился в Маргаритавилль. Он американец, не мексиканец. Там таких много — тех, кто решил пораньше выйти на пенсию.

Он допил кофе, жестом попросил налить еще.

— Я приехал туда и не ожидал никаких сложностей. Этот парень особо о безопасности не беспокоился, и я думал, если повезет, мы просто заберем мальчика, посадим его в частный самолет, и все. Но оказалось, что все не так просто.

Было видно, что этот случай он вспоминает с удовольствием.

— У меня там были кое-какие связи, и я выяснил, что местные этого американца недолюбливают. Полицейские в том числе. Он оказался скрягой, а в таких местах принято быть пощедрее. Он свои денежки если на что и тратил, то только на женщин. К одной из них был весьма неравнодушен капитан полиции.

Констентайн покачал головой — надо же, какой безрассудный тип.

— Так вот, я направился прямиком к этому капитану. Заплатил я ему куда меньше, чем он бы с меня взял, если бы не был лично заинтересован. А ведь мог вообще отказаться — сам он человек хороший, только система насквозь гнилая. Короче, я привез свою клиентку из Портленда, и той же ночью полиция устроила у этого парня на вилле обыск. Наркотики. Кому доверить опеку над ребенком, как не матери? Все бумаги в порядке, отличный мексиканский адвокат нанят. Все решилось в одно мгновение.

— А с отцом что? — спросила Дина.

— У него нашли столько кокаина, что из мексиканской тюрьмы он выйдет, когда мальчишка уже вырастет.

— Он был наркодилером?

— Я только сказал, что кокаин нашли. Откуда он там взялся, я понятия не имею. — Он задумался. — Эта часть сюжета мне не очень нравится, но что-то в этом роде должно было рано или поздно произойти.

Да, этот рассказ совсем не походил на историю про захват и вертолет. Что Дину очень успокоило.

Констентайн словно прочитал ее мысли:

— Вы не думайте, что в вашем деле все будет так же просто. Возможно, гораздо сложнее. — Он встал, взял со стола блокнот и диктофон. — Кстати, во время первой встречи вы упомянули о двух ваших подругах, Саре и… Эмили?

— Эммелин.

— Да-да. Так вот. Об этом деле знают ваши подруги. Знаем вы и я. Но больше никто об этом знать не должен. Ни ваша мать, ни отец, ни старший сын.

— Я понимаю.

— Вот и отлично. Спасибо за кофе, — улыбнулся он. — Я вам скоро позвоню.

И он ушел.

Дина стояла и смотрела на витрину, на которой золотыми буквами было написано: «Мозаика». А ниже, чуть мельче: «Флористика от Дины». Всякий раз, когда Дина глядела на свой магазин, ее сердце переполняла гордость, но теперь она думала о том, как дорого пришлось за это заплатить.

Да, она понимала, что это неразумно. Ведь никто не ждет, что мужчина будет отдавать себя без остатка дому и детям, так почему же мужчина ждет этого от женщины? Но это — логика, а люди часто руководствуются не логикой, а чувствами.

Если бы Карим рассуждал логично, то, возможно, он бы задался вопросом: не было ли чего-то в его генетике, из-за чего Джорди стал геем? Ведь унаследовал же сын его черные волосы и черные глаза.

Но нет, куда проще обвинить в случившемся Дину. И еще американский образ жизни.

Дина отперла дверь и вошла в свой магазин. Было воскресенье, и «Мозаика» была закрыта. Но Дина пришла сюда, чтобы просто провести немного времени здесь, в том самом месте, где она провела столько часов, которые могла бы посвятить детям и мужу.

Над столом Дины висела фотография с выложенным цветами названием магазина. На это название ее вдохновила речь Дэвида Динкинса, бывшего мэра Нью-Йорка, который как-то сравнил Нью-Йорк с великолепной мозаикой. Ей это сравнение понравилось: действительно, в этом огромном городе уживаются люди всех национальностей, всех рас. Она надеялась, что и ее брак будет таким же.

Но и тогда, много лет назад, разве можно было сравнить ее брак с мозаикой, разве были подогнаны друг к другу все детали? Сколько раз Карим говорил про то, как принято делать то-то и то-то «у него дома»! А сколько раз она напоминала ему, что его дети — лишь наполовину иорданцы. Она была уверена, что готова к компромиссу, но разве это было правдой? И можно ли сложить из семейной жизни безупречную мозаику?

В магазине, как всегда, стоял цветочный аромат. Она сделала глубокий вдох и велела себе держаться до последнего. Она хотела, чтобы дети чувствовали ее присутствие, чтобы знали, что она постоянно о них думает. Может, написать им письмо? Получат ли они его? Надо попробовать.

Она кинулась к столу, взяла планшетку, цветные карандаши. И стала рисовать два сердечка из цветов — голубых и розовых. Ничего оригинального, но детям наверняка понравится. В сердечки она вписала имена Али и Сюзанны, а внизу написала: «Я люблю вас». Рисунок она положила в конверт, написала адрес родителей Карима.

Следующие два часа она просматривала бухгалтерские книги. Эйлин отлично справлялась с ведением дел. Пока близнецы были далеко, Дина могла работать только дома, посылала эскизы композиций по факсу. Почему она не делала так до отъезда Карима? Неужели потому, что считала бы это уступкой мужу? Неужели они дошли до того, что то, что доставило бы ему удовольствие, она воспринимала как поражение?

Она не могла в этом разобраться. Дина заперла магазин, опустила конверт в почтовый ящик на углу и поехала на такси в Гринич-Виллидж, к родителям.

— Твой отец сегодня чувствует себя гораздо лучше, — сказала мать Дине. Дине очень хотелось ей верить.

Джозеф Хилми лежал в шезлонге на террасе. День был теплый, но мама все равно укрыла ему ноги пледом. Это было напоминанием Дине, что он еще слишком слаб и расстраивать его не надо.

Он спросил:

— Что с тобой, элбе? — И нежность в его голосе поразила Дину. Элбе — «сердце мое». Так он обращался к ней, когда она была совсем маленькая.

— У меня все отлично, папа.

— А дети как? Ты почему их не привела?

Прошли те времена, когда она могла кинуться к отцу в объятия, чтобы он ее утешил.

— Разве мама тебе не говорила? — сказала она беззаботным тоном. — Карим повез их в Иорданию. Маха чувствует себя не очень хорошо, и он решил, что присутствие внуков придаст ей сил.

Отец пристально смотрел на нее.

— Дина, у вас с Каримом все хорошо? Он относится к тебе должным образом? Ведь не то я…

Может, мама проговорилась?

Она задумалась и решила, что полуправда все же лучше, чем ложь.

— У нас есть некоторые разногласия.

— Естественно. В каком браке их нет?

— Карим хочет, чтобы я вела себя более традиционно. Чтобы оставила бизнес. Чтобы сидела дома с детьми. Чтобы одевалась более консервативно. Сам знаешь…

Ее отец, хоть и был христианином и истинным ньюйоркцем, но, как и Карим, был выходцем из арабского мира.

— Знаю, — кивнул Джозеф.

— Что ты знаешь, папочка? Расскажи!

Он взял ее за руку. И часто заморгал. Может, у него приступ боли?

— Папа, что с тобой? — спросила она.

— Все хорошо, — слабо улыбнулся он. — Все в порядке. — Он помолчал, а потом заговорил медленно, подбирая каждое слово. — Когда Карим начал за тобой ухаживать, — Дина улыбнулась, услышав столь старомодное слово, — он мне показался вполне уравновешенным молодым человеком. Образованным, даже светским — а это положительно характеризует мусульманина. Да и христианина тоже. Но потом я стал замечать, как с годами Карим меняется. Он словно поносил западный костюм, а потом решил, что ему в нем тесно.

Дина слушала отца очень внимательно.

— Почему же ты ничего мне не говорил?

— Что было говорить? Что твой муж-иорданец все больше становится похож на своего отца? — Джозеф пожал плечами — мол, какой был бы прок от такого разговора?

Так выходит, это ее вина, что она не видела того, что видели другие? Но что бы она могла сделать? Украсть детей и скрыться? Где? Она вздохнула:

— Папа, я не хочу, чтобы ты волновался. Мы с Каримом все уладим, я тебе обещаю.

Он посмотрел на нее. И промолчал. Момент был упущен.

Сейчас он, наверное, пролетает над Ньюфаундлендом, думала Дина, глядя на светящиеся стрелки часов на ночном столике. А завтра будет в Аммане. Она доверяла Джону Констентайну, хотела, чтобы все получилось, но, господи, сколько всяких препятствий могло возникнуть.

Через несколько часов раздался звонок, которого она так ждала. Джон Констентайн звонил по телефонной карточке из международного аэропорта в Иордании.

— Я на месте, — сообщил он. — Хотел вам сказать, что связался с тем человеком, о котором рассказывал. — Дина поняла, что он имеет в виду иорданца, которому некогда оказал услугу. — Мы с ним встретимся и все разузнаем.

На этом беседа закончилась. Ей было трудно повесить трубку — не хотелось прерывать связь с человеком, который мог собрать воедино ее разбитую жизнь.

Вид у Констентайна был усталый. И естественно, детей он не привез. Но Дина как на крыльях летела на встречу с ним во французском бистро в Гринич-Виллидж. По тому как подшучивали друг над другом бармен и Констентайн, Дина поняла, что они старые знакомые. Он заказал себе «как обычно», и это «как обычно» оказалось двойной порцией ирландского виски. Она взяла бокал белого вина. И он приступил к отчету.

Ничего утешительного он сообщить не мог.

— Дети почти все время в доме, — сказал он. — Я видел их только дважды. Оба раза их везли на машине. Один раз отец, другой — тетя и какая-то женщина примерно моего возраста, наверное, няня.

— Фатма.

— Быть может. Я не мог дежурить у их дома. За европейца я могу сойти, но за иорданца — никогда. В основном наблюдал в бинокль из маленькой гостиницы метрах в двухстах от дома, на холме. Одно хорошо: серьезной охраны я не заметил. Но в доме бывает много народу.

— У Карима полно родственников, — сказала Дина. — Типичная ситуация.

Констентайн кивнул:

— В этом-то вся сложность. Проще всего забрать детей, когда они будут вне дома. И вокруг будет не так много людей. Как я понял, такое случается редко.

— Может, Карим сейчас особенно осторожен — не знает, чего от меня ждать. Да, ваш друг Эйнхорн говорил, что можно проникнуть в дом.

— Я же вам объяснял, мы действуем разными методами. Если проникнуть в дом, есть опасность, что пострадают люди.

— Так что же нам делать? — понуро спросила Дина.

— Нам нужна помощь человека, который живет в доме. Мы должны узнать распорядок их жизни.

— Кто это может быть? Кто-то из родственников?

— Может быть, жена брата Карима? Вы говорили, что она к вам расположена. — Он помолчал. — Вообще-то я думал о вас. Вам разрешили видеться с близнецами. Быть может, стоит этим воспользоваться?

Так постепенно стал вырисовываться план. Поначалу только в общих чертах. Констентайн предупредил Дину, что, возможно, одного визита окажется недостаточно. Впрочем, удобный случай мог подвернуться в любое время. Нужно быть готовыми к тому, что действовать придется быстро.

— Это очень серьезное предприятие, Дина, — предупредил он. — У вашего мужа есть возможности, которых у нас нет. И не думайте, что он не воспользуется своими связями. Так что вам нужно быть предельно осторожной. Я купил вам защищенный от прослушивания мобильный телефон, чтобы вы могли пользоваться им в Аммане. Мне напрямую вы звонить не будете. Мы будем держать связь через моего друга… Назовем его Майор. Если понадобится, я найму еще двух человек, с которыми работал раньше.

Дина не была уверена, что справится. Что сможет встретиться с Каримом, сделать вид, что покорилась судьбе, что рада возможности хоть изредка видеть близнецов. А каково ей будет с его родственниками, которые всегда ее недолюбливали? И самое главное, сумеет ли она раздобыть ту информацию, которая поможет Констентайну вернуть детей домой?

Последнее свидание с Констентайном — в обычном месте — было кратким и деловым.

— Я полечу с вами, чтобы знать наверняка, что мы прибыли в Амман одновременно. Но в самолете мы общаться не будем. Постарайтесь даже не смотреть на меня. Когда приедете, помните, какую роль вы должны сыграть. У вашего мужа на руках все козыри, у него дети. И вы всего лишь хотите провести с ними какое-то время. Чтобы сохранить эту возможность и на будущее, вы должны сохранять с ним хорошие отношения. Помните об этом, когда вам захочется выцарапать ему глаза.

— Постараюсь, — улыбнулась Дина.

Но Констентайн сохранял серьезность. Дина поняла, что он уже «на задании», что он полностью сосредоточен на предстоящей работе. Очень хорошо, подумала она. Он протянул ей листок бумаги:

— Это телефон, по которому вы будете со мной связываться. Как я уже говорил, этого человека мы будем называть Майором. Это порядочный и абсолютно надежный человек. Вы будете звонить ему, когда вам нужно будет что-то мне сообщить. И если появится возможность забрать детей, немедленно свяжитесь с ним. Сможете?

— Я вам уже говорила, я все смогу… Все, что поможет мне вернуть детей.

Он кивнул и протянул ей еще один листок:

— Это номер моего пейджера. Им воспользуетесь только в случае крайней необходимости.

— Понятно.

— Хорошо. У вас остались какие-нибудь вопросы?

Она хотела было покачать головой, но тут вспомнила:

— Я хотела спросить… Как вы думаете, у нас есть шанс?

— Если бы я думал, что нет, я бы завтра с вами туда не летел.

Она надеялась на другой ответ, но пришлось довольствоваться этим.