В Нью-Йорк пришла весна. День выдался чудесный — в такой день хотелось верить, что город сумеет оправиться от ужасного удара, полученного осенью 2001 года.

Дина проснулась рано. Взглянула на спящего мужа и вспомнила, как ночью они занимались любовью. Карим давно не любил ее с такой ненасытной страстью. Она отвечала тем же. Словно вернулись те далекие дни, когда они только поженились, любовь была еще пылкой и всепоглощающей.

— Я люблю тебя, Дина, — шептал он снова и снова. — Что бы ни случилось, помни, я люблю тебя.

До чего же он красив, подумала она и легонько погладила его по щеке. В утреннем свете его кожа была цвета кофе с молоком, в темных курчавых волосах поблескивала седина, в полных, красиво очерченных губах таилась улыбка. У него были пушистые — как у кинозвезды — ресницы, высокие скулы и благородный профиль — скорее римский, чем арабский. Когда она сказала ему об этом, он расхохотался. «Ради тебя я готов стать римлянином, — сказал он. — Или древним греком — как пожелаешь». Он, разумеется, шутил: за долгие годы брака он все больше и больше становился арабом. И все больше придерживался традиций. В отличие от нее.

Она надела халат и тапочки, приготовила кофе и принесла ему в постель, чего не делала уже давно. Карим открыл глаза и посмотрел на нее так нежно и страстно, что она едва не решила прогулять работу. Едва… Но в «Мозаике» ее ждали важные дела, ждал ее бизнес, который она создала и столько лет пестовала. Нужно было выполнить крупный заказ для Даниэля Булуда, а еще встретиться с владельцем нового роскошного отеля. Если бы Дина прогуливала работу, рекламу «Мозаики» не печатали бы в каждом номере журнала «Нью-Йорк». Многие бы с радостью заняли место «Мозаики», получившей репутацию лучшего манхэттенского бутика, занимающегося флористикой.

Она быстро надела костюм от известного дизайнера — на работу она появлялась только тщательно и изысканно одетой. Даже родив троих детей и прожив в браке двадцать лет, Дина оставалась стройной; каре из густых каштановых волос окаймляло безупречный овал лица. У нее были ясные карие глаза и гладкая, почти без морщин кожа — наследство от мамы.

Когда она снова спустилась вниз, Фатма, няня близнецов, уже суетилась на кухне. Фатма, незамужняя кузина Карима, была пунктуальна, как железнодорожник старой закалки. По заведенному в доме распорядку завтрак для восьмилетних близнецов, Сюзанны и Али, уже должен был быть приготовлен. Поскольку Дина не спустилась вовремя, Фатма сама взялась за дело, что вызвало возмущение близнецов.

— Мамочка, ты должна была накормить нас завтраком, — жалобно протянула кареглазая Сюзанна, — а ты все спала и спала.

Али, как две капли воды похожий на сестру, только стриженный короче, тут же громогласно с этим согласился.

— Ну да, да, извините. — Дина покорно приняла их обвинения. Упреки сыпались на нее постоянно, всего лишь потому, что она пыталась, не всегда удачно, быть и женой, и матерью, и деловой женщиной. — Раз уж я проворонила ваш завтрак, может, встретимся за ленчем? Давайте я попрошу Фатму привести вас в парк. Поедим хот-догов, погуляем. Как вам такая идея?

Громкий радостный крик только подтвердил, что близнецам эта идея по душе, и Дина мысленно поблагодарила Господа за то, что дети так быстро все прощают и забывают. Ах, если бы и взрослые обладали теми же качествами…

Она обернулась к Фатме и повторила, что хочет, чтобы та забрала детей из школы и привела в парк. Няня нехотя согласилась. Фатма жила у них в семье уже пятнадцать лет, однако Дина так и не сумела найти с ней общий язык. Дине всегда казалось, что Фатма не одобряет ее поведения, а сама Дина считала ее слишком угрюмой и неприветливой. Впрочем, несмотря на тяжелый характер Фатмы, те приятельницы Дины, которые вынуждены были все время менять нянек, завидовали Дине — потому что у нее нянька была постоянная.

Когда Дина появилась на работе, ее помощница Эйлин уже была без сил. Булуд потребовал, чтобы в его букетах было побольше орхидей, но утром ни одной орхидеи не доставили. Значит, придется звонить поставщику и ругаться с ним, а он будет доказывать, что ошиблась Дина; затем нужно будет звонить в другие цветочные магазины и умолять уступить «Мозаике» орхидеи.

Но этим проблемы не исчерпывались. Дину не замедлили ввести в курс дела. Редактор одного известного журнала хотела, чтобы Дина оформила античный стол, фотография которого пойдет на обложку. Для «Мозаики» такой заказ был большой удачей, но на его исполнение отводилось всего три дня.

Она хотела было отменить ленч с детьми, но не могла устоять перед искушением провести час в парке, забыв обо всех неотложных делах и заботах.

Дина пришла на место встречи заранее. Села на скамейку, прикрыла глаза и подставила лицо ласковому апрельскому солнцу. А когда снова открыла глаза, то увидела приближающихся Фатму в длинном платье и темном платке и двух пышущих энергией кудрявых ангелочков. Они росли не по дням, а по часам, и Дина всегда с грустью думала, что уделяет им слишком мало времени.

Дина, как и обещала, купила хот-догов, и дети их с аппетитом умяли. Фатма от хот-дога отказалась, достала принесенную с собой питу и съела ее без видимого удовольствия.

— Мамочка, здесь так здорово! Давай завтра снова сюда придем! Можно? — заверещала Сюзанна.

Это же такая мелочь — постараться чуть больше времени уделять детям, которых она любит больше жизни. Она потрепала Сюзанну по голове, заглянула в огромные темные глаза, такие же, как у Дининой свекрови Махи. Маха, должно быть, в юности была настоящей красавицей, но Дина была рада, что сходство ограничивалось лишь глазами: ей было трудно искренне любить женщину, которая так до конца ее и не приняла.

— Завтра не получится, — сказала Дина. — Но обещаю, скоро, очень скоро мы это повторим.

Фатма, сидевшая на соседней скамейке, встала: детям пора было возвращаться в школу.

— Поцелуйте маму на прощание, — велела она им. По-английски Фатма говорила с сильным акцентом.

Странно, подумала Дина, прежде Фатма никогда не ратовала за прилюдное проявление чувств. Может, и на нее подействовала красота весеннего дня. Близнецы чмокнули маму в обе щеки. Дина отправилась на работу, унося в душе воспоминание о чудесной прогулке.

Встреча с владельцем гостиницы прошла успешно. Договорились как можно скорее составить и подписать договор.

Вскоре после совещания позвонила Динина мать. Отец Дины недавно перенес операцию — у него был рак прямой кишки, — и дочка, услышав мамин голос, всегда волновалась.

— Мама? Что-то случилось? — спросила она встревоженно.

— Нет, радость моя, все в порядке. Я просто хотела поблагодарить вас с Каримом за подарок, который вы прислали.

— Подарок?

— Да, дорогая. За сухофрукты. Карим сказал, что купил их в Бруклине, на Атлантик-авеню. Он же знает, как твой отец любит курагу и инжир. И решил, что они пробудят в нем аппетит.

— А-а-а… Да-да.

Почему Карим не рассказал об этом ей? — удивилась Дина. После очередного курса химиотерапии Джозеф Хилми совсем потерял аппетит. Как мило, что Карим о нем вспомнил. Последние несколько недель он был очень занят.

Она позвонила ему на работу.

— Дина?! — удивился он. — Какой сюрприз!

Что правда, то правда. Теперь она редко ему звонила. А ведь когда они поженились, то обязательно созванивались хотя бы раз в день.

— Спасибо, — сказала она, — что послал моему отцу угощение.

— Ну что ты, какие пустяки! Ты же знаешь, как я его люблю.

— Все равно спасибо. И еще, Карим…

— Да?

— Хочешь я вернусь сегодня пораньше? Эйлин и без меня все закончит. Могу разморозить виноградные листья — помнишь, я их месяц назад заготовила? Куплю свежую питу, что-нибудь особенное на десерт. Проведем чудесный вечер… — Она подумала, что здорово было бы закрепить те нежные чувства, которые проявились вчера ночью.

— Да я…

— Что такое? Ты сегодня работаешь допоздна?

— Нет, Дина.

— Вот и отлично! Я действительно хочу проводить больше времени с тобой и детьми.

В трубке стояла тишина.

— Карим?

— Да, Дина, я здесь.

— Ну ладно, увидимся вечером. Пока.

— До свидания, Дина.

Дина, как и обещала, купила свежую питу, йогурт, огурцы на салат и пять пирожных. Она всегда покупала с расчетом на Фатму, но та всегда отказывалась от угощения.

С Фатмой в последнее время стало совсем трудно общаться. Она была какая-то… угрюмая. Она никогда не отличалась жизнерадостностью, во всяком случае на протяжении пятнадцати лет, прошедших с тех пор, как Карим привез ее из Иордании — скорее из чувства родственного долга, а не затем, чтобы у Дины была помощница по хозяйству.

Быть может, Фатма заскучала по родине, по привычному укладу жизни, думала Дина, ища в сумке ключи. Или у нее начался климакс. А может, это связано с одиннадцатым сентября и всем, что началось потом. Как бы то ни было, но общаться с Фатмой становилось все тяжелее.

Дина даже думала, не поговорить ли об этом с Каримом. Но не стала: слишком много у них возникало споров по другим вопросам, в основном касавшимся различия культурных традиций.

Дина вошла в дом и крикнула:

— Я пришла!

Ответа не последовало. Она подошла к лестнице и крикнула еще раз — в доме было три этажа и подвал, роскошь по нью-йоркским меркам. Дома никого не оказалось. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Фатма, наверное, после школы снова повела детей в парк. Значит, они вернутся с минуты на минуту.

Она заподозрила, что что-то не так, лишь когда не обнаружила записки. Как бы с Фатмой ни было трудно, она всегда была крайне пунктуальна во всем, что касалось детей. Сама она по-английски не писала, но обязательно просила кого-то из близнецов написать записку о том, где они и когда придут. Записку оставляли под деревянной мельницей для перца на кухонном столе.

Дина почувствовала первый укол беспокойства, но сама себе объяснила, что причин переживать нет. Она проверила автоответчик. Сообщений не было.

Может, Карим пришел пораньше и куда-то их повел? Например, поесть мороженого… Нет, вряд ли. Она же сказала, что хочет приготовить семейный ужин. Она позвонила ему на работу.

— Мистер Ахмад недоступен, — сообщил незнакомый женский голос. Дина хорошо знала секретаршу Карима Хелен.

— Это говорит его жена. Вы не знаете, он уехал домой или нет?

— Его нет в офисе. Больше я ничего сказать не могу. — Женщина говорила холодно и сдержанно, как с какой-нибудь навязчивой посетительницей.

— А Хелен на месте? Могу я с ней поговорить?

— Хелен недоступна.

— Что значит «недоступна»?

— Ее здесь нет. И мистера Ахмада тоже. Вы хотите что-то передать?

— Попросите его позвонить мне. При первой же возможности. Это… это очень важно.

Наверняка у всего этого было простое и логичное объяснение. Возможно, срочная встреча, которая потребовала присутствия не только Карима, но и Хелен. Она велела себе успокоиться. Надо немного подождать. Минут пятнадцать. Потом можно будет справиться у соседей. У Энди, который торгует газетами на углу. Он видит все, что происходит у них на улице.

Дина пошла в спальню — переодеться в любимый домашний костюм. Вот она его наденет и сразу успокоится.

На кровати она увидела записку — точнее, письмо.

Оно начиналось со слов «Дорогая Дина», а дальше Карим сухо и формально извещал ее:

«Я хочу, чтобы ты знала: это решение я принял после долгих размышлений и считаю, что нашел наилучший выход.

Как ты помнишь, мы с тобой много раз говорили о том, как меня заботит влияние, которому подвергаются Али и Сюзанна…»

Боже, о чем он? Сердце ее рвалось из груди, дыхание перехватило.

«…и в особенности, как тебе известно, я беспокоюсь за Али: я не хочу, чтобы с ним случилось то же, что с его братом. Но и о будущем Сюзанны я беспокоюсь…»

Далее он пускался в рассуждения на свою излюбленную тему: о недостатках американского общества. Но потом…

«По этим причинам и для того, чтобы они узнали другие традиции и культуру, я решил увезти Али и Сюзанну к себе на родину, в Иорданию».

— Нет! — бормотала сквозь рыдания Дина. — Нет! Нет! — Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться и дочитать письмо.

Дальше он писал про деньги: на их совместном счете есть средства, и она ни в чем нуждаться не будет. Но это ее совсем не интересовало.

«За детей не беспокойся, им там будет хорошо. И я, и мои родные — все будут о них заботиться. Работу в Иордании я нашел, мне предложили очень хорошую должность…»

Работу? Карим нашел работу в Иордании? Значит, он все это планировал, знал, что заберет детей. Неужели это тот самый Карим, который уверял, что любит ее?

«Когда ты получишь это письмо, мы уже будем в пути. Я позвоню тебе, когда мы доберемся до места, но прошу, пойми: я своего решения не изменю. Много лет назад я мечтал совсем о другом, но понял, что должен это сделать ради детей. Я вовсе не хотел причинить тебе боль, хотя ты, боюсь, воспримешь это именно так…»

Дина бросила письмо на покрывало. Она не могла поверить, что все это происходит на самом деле.

Шатаясь, она добрела до комнаты детей. Исчезла часть одежды. Любимые книги. Игрушки.

В комнате Фатмы не осталось ничего из ее вещей. Естественно, она уехала с ними.

Иордания… Нет, это какая-то ошибка! Наверное, Карим просто решил ее проучить.

Много лет назад она прочитала статью о мужьях-иностранцах, которые бросали своих жен и увозили детей к себе на родину — в Грецию или Саудовскую Аравию. Она и вообразить не могла, что эта проблема коснется ее. С ней и с Каримом такое просто не могло случиться — несмотря на все разногласия и трудности.

Нужно было что-то делать. Позвонить кому-нибудь? Маме? Нет… Отец слишком слаб, это известие может его доконать. А если Карим все-таки одумается? Он же столько лет уверял, что любит ее.

— Господи, ну пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, пожалуйста…

И тут она подумала о старшем сыне. Ей придется рассказать об этом ему. Как он отреагирует? Будет во всем винить себя? Нет, нужно оградить его от подобных чувств.

Это будет непросто, ведь история с Джорданом (Карим назвал первенца в честь своей родины) во многом повлияла на решение Карима. Можно пока что ничего не рассказывать Джордану — он все равно в трехстах километрах от Нью-Йорка. Ему незачем знать, что семья распалась, что они остались вдвоем.

Но что же предпринять?

У нее есть друзья. Семейные пары, с которыми они с Каримом общались, вернее было бы назвать знакомыми. По-настоящему она может положиться только на двух человек.

Она потянулась к телефону.