Я сидел очень тихо, просунув кровоточащую руку в рукав пиджака, с дрожью вспоминал каждый отдельный эпизод в цепи событий. Я не интересовался причиной того, почему Иван пересек две страны и одну границу с одиннадцатью фунтами краденого кокаина, потому что знал их происхождение. Мысль о том, что он кому-то должен был доставить кокаин, никогда не приходила мне в голову, но эта пара, конечно, не случайно натолкнулась на возможность заполучить пакет в пять кило. Иван, должно быть, назначил с кем-то встречу возле крепости, но не учел возможности собственной смерти до наступления назначенного времени. Что касается этих Бонни и Клайда, для них он просто не явился в назначенное время в назначенное место. И поскольку они были профессионалами, как показала их стрельба по живым мишеням, они поступили так, как поступают опытнейшие наркодилеры, когда обстоятельства складываются не по плану. Они уехали домой, задернули занавески и стали смотреть телепередачи.

Свобода — больное дитя для дилеров, имеющих дела с килограммами наркоты, требующей постоянного ухода и присмотра. Товару угрожают неожиданные перепады температуры, и чрезмерный жар может быть столь же фатальным, как внезапное похолодание. Наркоторговцу нравится все спокойное, предсказуемое и безопасное, и, если ветер изменит направление или грач сядет слишком близко, а может быть, скиснет молоко, тогда опекуны дитяти уносят его в дом. Пока оно живо, забота о нем продолжается, но, если оно погибло, с этим ничего не поделаешь. Мерфи и Сара, должно быть, завернули свою свободу в одеяло и унесли домой через полчаса после того, как Иван не явился. Они уложили ее в постель с наличными деньгами и стали ждать следующего подходящего случая.

Я вдруг понял, почему они не могли заполучить наличность из дома. Хенрик стащил ее, пока они завтракали в баре. Припомнил тот вечер в заведении Дитера, когда он передал мне паспорта и пытался купить у меня пять граммов кокаина. Должно быть, он обогатился и потому провел последнюю неделю на побережье. Именно поэтому глупец вернулся в Матаморос оплатить свои штрафы, как какой-нибудь победитель лотереи. Именно поэтому эта пара не поехала домой…

— Боже всемогущий! — воскликнул Мерфи, нарушив течение моих неясных мыслей. — Что он прячет под этим чертовым барахлом?

Жесткий край дробовика пнул меня в голову и заставил уткнуться лбом в приборную доску.

— Остановись, черт возьми! — взвизгнула Сара. — Разве ты его не обыскал?

Через несколько мгновений я стоял в оседающем облаке пыли, упершись руками в теплый капот машины Мэри. Сара сидела рядом на корточках и просматривала вещи, взятые мною из фургона Жан-Марка. Подобно клиенту, протирающему очки в парикмахерской, я старался объяснить, что прятал не заряженный пистолет, а кровоточащий палец, но на мои слова не обращали внимания.

— Эй, Мерфи, взгляни на это.

Я оглянулся. Она держала в руках мой паспорт и пачку банкнотов в десять тысяч песет, которую я припрятал под подкладкой своего пиджака, когда покидал крепость. Она держала еще и два паспорта: свой и Мерфи.

— Я объясню, — всполошился я.

— Не утруждай себя, — фыркнула женщина, перелистывая страницы моего паспорта. — Мартин? Забавно — я именовала тебя Валли.

Меня прошибло потом, когда мы возобновили подъем по дороге из Ла-Мендиросы. Атмосферу осложнил резкий электрический разряд, возникший в результате умственной усталости и частичной информированности. Его отрицательный потенциал увеличивался по мере того, как мы осуществляли в уме арифметические действия с неправильными ответами. Они полагали, что именно я вломился в их машину, украл их деньги. Они надеялись, что деньги еще при мне. Они собирались спросить у меня, куда я их дел, и вряд ли были готовы.

Мерфи устремил взгляд на зеркало заднего вида.

— Он — тот человек?

Я услышал, как Сара фыркнула:

— Похоже на это. — Не часто ко мне обращались как к человеку. — Хочешь сигарету? — спросила она у меня.

Я взял предложенную сигарету «Бенсон».

— Не думаю, что ты прихватил с собой и остальные наши деньги, так?

Я замотал головой:

— Честно скажу, нет. Клянусь вам. — Я чуть было не признался, что знаю, кто украл их деньги, но это показалось неуместным. — Это мои деньги. Поглядите: это мелкие затертые банкноты. Большинство из них, вероятно, поступили из турфирмы «Томас Кук».

— И что же? — продолжил допрос Мерфи. — Как попали к тебе наши паспорта?

— Нашел, — соврал я.

— Не ври, — заявил Мерфи угрожающим тоном.

— Я не вру, — снова солгал я. Пока я был в безопасности, мою жизнь оберегало знание всех обстоятельств. Моя стоимость могла быть взвешенной в килограммах, но, как только они узнают то, что известно мне, я совершенно потеряю свой вес.

— Послушай, Мартин, — смягчилась Сара. — Мы знаем, что произошло между тобой и Жан-Марком. Знаем, почему он заставил нас приехать сюда для встречи, знаем его планы. Не думаю, что ты как-нибудь участвовал в его делах. Я признаю это. Думаю, ты поступал так, как поступил бы каждый из нас. — Она продолжала говорить тоном, который считала мягким, убедительным и рассудительным, я же пытался понять, имела ли она в виду Ивана, когда говорила о Жан-Марке! Решил проверить.

— Послушайте, — затараторил я, — Жан-Марк появился на своем мотоцикле в минувшую пятницу совершенно неожиданно. Я не знал о его приезде — не видел его уже много лет. Как оказалось, он был болен, почти умирал — я знаю только, что он передал порошок в мое распоряжение, когда уходил. Вот и все.

— Вот как, — пробурчал Мерфи, — он отказывался от нашего порошка.

— Мотоцикл — не ваш.

— Он был куплен на наши деньги.

В этой сложной игре вскрылись две забавные истины. Первая из них состояла в том, что Иван имел дело и с этими двумя тоже. Может, он доставлял для них порошок в меньших количествах. Может, делал это на законных основаниях, в той мере, в какой могла быть законной международная наркоторговля. Но что было еще забавнее, Иван представлялся Жан-Марком. Это не поддавалось быстрой проверке, но такой обман был достаточным основанием для того, чтобы гнев пал на отца Ивана, когда дела для этой пары сложились неудачно. Еще давно я прочел статью, которая описывала хронику трагического разлада во французской семье, но только сейчас понял, насколько серьезным был этот разлад.

— Суть в том, — объясняла Сара, — что у нас есть проблема, и самое простое ее решение заключается, если угодно, в сделке или предложении.

— Спроси у нее, что за предложение, — скомандовал Мерфи.

Я спросил.

— Ты отдаешь наш кокаин, остальные деньги и, таким образом, отделываешься от нас. Фактически, поскольку ты потратил не слишком много, я даже верну эту сумму тебе, чтобы ты уехал отсюда куда хочешь. — Она подержала передо мной мою пачку денег в качестве приманки. — Ты согласен со мной, Мерфи?

Тот не слушал. На самом деле любой человек в этих местах подтвердил бы, что не следует кормить поросенка перед закланием.

— Полностью, — кивнул Мерфи с заранее готовым ответом.

— Что ты думаешь об этом? — обратилась она ко мне.

— Прекрасно, — пробормотал я.

— Значит, деньги у тебя? — негодующе спросил Мерфи.

— Не у меня, — искренне ответил я, — но я знаю, где они.

— Рядом с кокаином?

Я замотал головой.

— Не дави на него, Мерфи, — вмешалась Сара. — Мартин переживает стресс. Он славный парень и знает, что делать.

Она одна из нас троих вела себя неплохо. Но Сара была убеждена, что знает мне цену, — я мог представить, что она воображает себя неким добрым арбитром, — и, пока это отвечало моим интересам, я позволил ей выступать от своего имени.

— Машина еще там, — объявил Мерфи, когда мы завернули за поворот в тени высоких сосен. — Эту нам нужно сбросить с обрыва.

Он съехал к самому краю обочины, как раз рядом с тем же темным фургоном, который преследовал Мэри и меня на пути в Ла-Мендиросу.

— Лучше оставить ее там, где она есть, — посоветовала Сара. — Вдруг эти чертовы вертолеты увидят, что ты ее сбрасываешь?

— Тогда надо снять с нее скаты, — предложил Мерфи.

— Черт возьми, почему ты не оставишь ее, как она есть? — воскликнула Сара. В ней стало закипать раздражение. — Надо просто смыться отсюда.

Мерфи бросил на нее недоуменный взгляд.

— Послушай, никто из них не доберется сюда с простреленной коленной чашечкой, разве не так? — убеждала Сара, кивая в сторону Ла-Мендиросы.

— Я бы предпочел продырявить их как следует, — проворчал Мерфи.

Небольшой фургон «рено» предоставлял больше удобств для путешествия, чем старая «тойота» Мэри. Я находил теперь более разумным использовать арендованную машину для контрабанды наркотиков. Мы быстро удалялись от меркнувшего «старлета» и его ядовитого, пропитанного кровью груза. Двигались слишком быстро и агрессивно для старой, необустроенной дороги. Кровавой Мэри придется изменить свое прозвище. Несмотря на то что Мэри обхаживала Смерть в качестве голодающей шлюхи, ей снова удалось избежать ее роковых объятий и остаться единственной обитательницей Ла-Мендиросы, которая еще сможет исполнить один из нескольких бодрых танцев, когда заглянет под сиденье своей машины. Счастливая Мэри.

— Куда ехать на выезде, там, наверху? — рявкнул Мерфи.

— Налево, — ответил я без колебаний. — Будь внимателен к валунам!

Раздался стальной скрежет, и машина, скребя по дороге, остановилась.

— Чертов бриллиант, — выругался Мерфи, ударив по кнопке руля. Ирландец переключился на заднюю скорость, но скрежет только усилился, когда он попытался сдать назад. — Вылезайте из машины, слишком много веса.

Когда я вылезал из «рено», едва сдерживал смех. Получалось, что, кто бы ни соприкасался с этим кокаином, был обречен страдать от автомобильных неполадок на проселочных дорогах. Я представил себе очередь из стонущих боливийцев с корзинами, наполненными листьями коки, которые стоят рядом со сломавшимся автобусом где-нибудь в Андах на горной дороге, по которой они возвращаются в пору своей зеленой юности после консигнационной отправки товаров. Быстро рассмотрел возможность еще одного побега, но почувствовал, что Мерфи — тот человек, который не промахивается, стреляя по движущимся мишеням.

— Снизу течет масло, — сказала Сара, — думаю, что-то повреждено.

При общем весе подвесок всего лишь больше ста килограммов «рено» отскочил от булыжника, на который напоролся, но сразу же выяснилось, что его повреждения несовместимы с дальнейшей эксплуатацией. Мерфи встал, уперся руками в бедра, перевел взгляд с машины на небо и обратно. Ценное произведение искусства на его левой загорелой руке свидетельствовало о лояльности ее величеству королеве и Великобритании, это качество усиливалось тюремной татуировкой на правой руке, которая характеризовала его как волонтера из Данлевина. Он пнул булыжник, который угробил машину, и выругался.

— Нам придется возвращаться назад и ехать на той машине. Всем нам. Сначала отнесем эту на обочину. Позднее я вернусь сюда с автопогрузчиком.

— Почему не оставить ее на месте? — удивилась Сара, пройдя несколько сотен метров вниз к «тойоте» Мэри.

— Потому что она арендована на мое имя! — раздраженно ответил он. — И потому что ты не продырявила лягушатников. Мы избавимся от него, а затем я вернусь сюда с автопогрузчиком, и надеюсь, что мы будем далеко, когда кто-нибудь обнаружит их. — Он сплюнул. — Тогда со всем этим будет покончено.

— Было бы хуже, если бы ты сбросил машину в пропасть, — вздохнула Сара.

Через двадцать минут мы проехали мимо разбитого «рено» и направились в Матаморос в «тойоте» Кровавой Мэри. Я был абсолютно уверен в том, что их основным намерением было забрать кокаин, вернуть свои деньги и ликвидировать свидетеля. Мерфи внушал страх еще больше, чем Жан-Марк, поскольку был профессионалом. У меня не оставалось сомнений, что, даже если Сара и намерена сохранить мне жизнь, он не посчитается с ее доводами и завершит дело роковым выстрелом. Уничтожение меня стало бы разумным, логичным действием, так как я мог опознать их обоих по именам и внешности. Следовательно, я представлял угрозу их жизни и свободе, пока продолжал дышать. Несмотря на их уверенность в том, что я состоял в заговоре с Иваном — Жан-Марком и хотел обчистить их, они были не из тех, которые относятся снисходительно к сексуально недоразвитым субъектам. Они бы убили меня не из-за угрозы разоблачения, не из-за боязни потерять лицо или возможности моего побега. Они убили бы меня просто потому, что это освободило бы их от лишних хлопот, и это беспокоило меня больше всего.

Сара была щедра на сигареты, когда мы проехали Матаморос и стали спускаться к побережью. Страх перестал быть эффективным оружием, поскольку нет угрозы более серьезной, чем угроза смерти, и она отвечала их стремлению обеспечить охотное сотрудничество с моей стороны. Если бы они действительно были расположены ко мне, могли бы даже убедить меня вырыть себе могилу среди сорняков.

В тот или другой момент они поочередно пытались выяснить, не пора ли выходить из машины.

— Кокаин зарыт, да?

— Ты зарыл его в лесу прошлым вечером. Мы видели, как ты выходил из леса.

У меня осталось мало душевных сил для того, чтобы участвовать в разговоре, поэтому я делал вид, будто угнетен, встревожен и озабочен своим будущим. Они воспринимали мое состояние как угрюмое равнодушие.

— Я наблюдал, как ты вел эту машину из Матамороса прошлым вечером, — сказал Мерфи. — Мы поехали за тобой и обнаружили, что ты выезжал с боковой дороги сюда. Мы видели, как тебя задержали на железнодорожном переезде и как ты покидал этим утром полицейский участок. Мы точно знаем, где ты был и что делал, поэтому не пытайся обмануть нас.

Я пожал плечами. Сара сменила тему разговора.

— Зачем ты ездил в Кадис, Мартин? — спросила она. — Хочешь еще сигарету? Бери. Ты ведь не будешь вынуждать нас снова туда ехать, верно?

Я почувствовал, что подвергаюсь воздействию новой бесчеловечной вариации опробованных и испытанных технических приемов. Сара надоедала вытягиванием из меня признаний. Вместе они пробовали, испытывали, угрожали и приманивали, но острота их допроса притуплялась бессодержательностью вопросов и смягчалась успокоительным ольстерским акцентом.

Пара больших белых фургонов ожидала у шлагбаума на дороге, ведущей в крепость, они не были помечены никакими знаками. Я подумал о трупах, которые они, должно быть, доставляли с гор, трупах, завернутых в полиэтиленовые мешки, похожих на почерневшие от солнца черные окорока. Единственным трупом, о котором я сожалел, был труп Альберто, ему не следовало находиться в таком состоянии. Антонита ла Буэна предсказала смерть Ивана и разрушение крепости — северный ветер, предупреждала она, занесет искру в крепость, и не понадобилось особенно горячей искры, чтобы выжечь ее дотла. Я забыл, что она предрекала мне, но я бы без колебаний рекомендовал довериться ее прогнозам.

Мерфи свернул на дорогу в ущелье и притормозил, глядя на меня вопросительно. Указательные дорожные знаки лежали с прошлой ночи, как пара убитых ядовитых змей на раскаленной поверхности земли. Я взглянул на Мерфи:

— Не здесь.

Он закусил верхнюю губу, скорчил гримасу.

— Дурачит нас, — пробормотал ирландец.

Сара глубоко вздохнула:

— Если не здесь, Мартин, то где?

Я вздохнул:

— Сотню раз говорил тебе, что покажу то место тебе, тупому кретину.

Мерфи нанес мне сильный удар в скулу, я, не подумав, ответил ему тем же.

— Прекратите немедленно, черт возьми! — взвизгнула Сара.

— Он дурачит нас, не видишь, глупая сука! — заорал Мерфи, схватив меня за шиворот и ударив головой о щиток. — Думаю, нам нужно его прикончить и списать свои расходы.

— Мерфи, — заволновалась Сара. — Погоди. Подумай. Если ты его прикончишь, мы не получим ничего. Подумай. — У меня было ощущение, что она положила в умиротворяющем жесте на его руку свою ладонь, но я мог видеть только пластиковую поверхность.

— Скажи, где кокаин, Мартин, — настойчиво потребовала она.

Я попытался мотать головой:

— Нет. Я покажу сам.

Мне стало ясно, что подобная линия поведения раздражает их. Мерфи, пытавшийся продавить щиток моей головой, внезапно оставил меня.

— Черт с ним, — пробурчал он, качая головой и выбираясь из машины.

— Думай быстрее, иначе я не смогу больше его удерживать, — шикнула Сара, пока он обходил машину с трепещущими ноздрями.

Мерфи открыл дверцу и вытащил меня наружу.

— Время прощаться с жизнью.

Он действительно имел это в виду, и я сменил линию поведения:

— Кокаин на паромной переправе.

— Мне наплевать. — Он ударил меня в грудь и уложил на землю. Быстро бросил взгляды в обе стороны дороги и вытащил из куртки пистолет. Из уголка рта, в который я его двинул, капала тоненькая струйка крови. Он прикрывал ее языком и зализывал.

— Это паромная переправа, клянусь. — Мои клятвы стоили не больше, чем немецкие марки Веймарской республики, но это было все, чем я мог выкупить свою жизнь.

— Подонок. — Он передернул затвор и стал медленно спускать курок.

— Это пассажирская переправа. В шкафчике для личных вещей.

— Мерфи! — позвала Сара, вылезая из машины.

— Этого нет в чертовом шкафчике, — возразил он. — Мы хотим знать все.

— В шкафчике на переправе деньги, чуть меньше пяти кило кокаина в сумке «Пума». — Я видел вокруг себя жестяные банки из-под пива, осколки разбитого стекла, использованные презервативы и ненужные обертки, среди которых мне было суждено упасть. Ужасно, что приходится заканчивать свой жизненный путь здесь, на этой мерзкой мусорной свалке. Вселенная прекратит существование. Без особой боли. — Шкафчик не запирается на ключ, у него цифровой замок, номер записан на стене нужника. Вот что я собирался вам показать. — Попытался приподняться, но Мерфи посадил меня на колени.

— Что за паромная переправа? — переспросила Сара. Вокруг ее шеи все еще был повязан платок.

— Алгесирас.

— Что за нужник?

— Ближайшая к выходу средняя кабина, стена слева от очка. — Я тыкал рукой на север, восток, юг и запад.

Мерфи осмотрел дорогу и ухмыльнулся:

— Молодец. — Больше он во мне не нуждался.

— Погоди! — крикнул я.

— Отвяжись, — фыркнул он, выбирая себе мишень. Дуло пистолета отливало серебром. Место моего упокоения заслуживало элегии. Сара отвернулась, спрятала лицо в ладони.

— Но какой шкафчик? — закричал я.

Сара повернулась. Мерфи поднял пистолет и посмотрел на нее, потом на меня.

— Вы не знаете, какой шкафчик, — продолжил я. — Вот что я должен вам показать. Там чертовы сотни и сотни шкафчиков трех размеров, все они выглядят одинаково. Вы могли бы просто попросить охранника показать вам шкафчик, сказав ему номер замка, но он спросит, что в той сумке, а затем откроет ее, чтобы убедиться, что вы не лжете. Тогда вам каюк. Там доки всегда кишат полицейскими. Единственный шанс для вас — взять меня с собой, чтобы я вас провел к нужному месту. Решайте как хотите. — Я бросил взгляд на нее, потом на него — и снова на нее.

Мерфи поставил пистолет на предохранитель и спрятал в карман. Жизнь пробежала сквозь мои руки, как скользкая веревка, но мне удалось ухватиться за последний ее метр. Не знаю, сколько еще мне осталось держаться за нее.

— Я говорила тебе: думай быстрее, — приказала Сара. — Садись в машину и показывай, где шкафчик.

Я поднялся на дрожащие ноги.

— Мне хочется в уборную, поэтому покажу.

В позднее утро Алгесирас дурно пах. Неприятное дыхание от неудачно размещенного в годы правления Франко рафинадного завода ощущалось рядом с мерцающими из-за злонамеренных причуд атмосферы улицами. Субботнее утро наполнило пыльные улочки пареньками на мотоциклах и скутерах, а мостовые оставались местом, где судачили женщины и рефлексировали мужчины. Я видел, как они наблюдают за нашим проездом с линии открытых пригородных баров и удивляются абсурдности кратковременного соприкосновения наших орбит. Люди стояли и потягивали херес, а в пяти метрах от их начищенных до блеска туфель я боролся за спасение своей жизни.

Пока похитители пересматривали детали моей казни, я сосредоточился на осуществлении плана своего побега номер один. Если он сработает, я получу свободу, если же провалится, перейду без задержки к плану номер два. Этот план, наименее сложный из двух, заключался в том, что я просто побегу с криками о помощи. Важно, что я оказался в такой среде, где свидетелей больше, чем у Мерфи патронов, где я чувствовал себя лучше, чем на дороге в ущелье. Я тешил себя надеждой, что экипажи паромов сегодня не бастуют.

— Когда приедем на место, ты должен повести нас прямо к уборной, а затем к шкафчику, — проинструктировал Мерфи. — Я буду идти за тобой, как твой парень по вызову, и следи за тем, чтобы мы постоянно находились рядом.

Он порылся в кармане куртки, вытащил зловещую вещь, которая издавала клацающие звуки и блестела.

— Попытаешься сделать что-нибудь не то — я продырявлю твою спину. Что я сделаю с тобой после, не должно тебя волновать, но ты можешь быть уверен, что я уйду с сумкой. — Он сделал акцент на слове «уйду», как если бы у него были гарантии благополучного ухода. Я не оспаривал его убеждений.

План побега номер два был расстроен при помощи выдвижного пятидюймового кинжала с тонким лезвием. Раньше меня интересовало, носят ли такие ножи при себе люди старше шестнадцати лет. Теперь я знал: носят. Мерфи мог перерезать мой позвоночник и внести меня в уборную, как какого-нибудь накурившегося марихуаны наркомана. Лишь немногие из тех, которые заметили бы, как он тащит меня в толпе народа на переправе, остановились бы, чтобы узнать, зачем такой приличный мужчина, как Мерфи, связался с таким неудачником, как я. Они могли бы без особого энтузиазма последовать его примеру и протянуть руку отбросам общества. Часть моего мозга позабавила мысль о том, что, убив меня на публике, Мерфи вдохновит порядочных людей Коста-дель-Соль оказывать больше услуг тем, кто менее счастлив, чем они. Остальная же часть мозга ужасалась этому.

— Налево, — сказал я, и мы повернули на улицу, которая могла привести к любому доку.

Просоленные цепные ограждения окружали компаунды и таможенные склады, их заброшенность подчеркивалась заросшей травой железнодорожной колеей, которая тянулась параллельно шоссейной дороге. Очередь на пристань растянулась на полкилометра от ворот входа. Мы встали в конец очереди, сделавшись чем-то типа кольца на хвосте обозлившейся гремучей змеи из пыльных машин, которые накрывают для перевозки брезентом, доставшимся в качестве трофея еще в Первую мировую войну.

Порт переправы вызывающе возвышался над морской поверхностью, словно оплот контроля и эффективности, полосы его бетонного причала белели как сержантские шевроны. Меня воодушевляло первое знакомство с портом. Раньше я никогда не пользовался услугами паромной переправы в Алгесирасе, потому что у него была дурная репутация среди тех людей, чье мнение мне было небезразлично. Порт Алгесирас являлся воротами в Африку или, наоборот, входом в Европу. Ржавеющие паромы, пересекавшие штормящую морскую акваторию, привозили в страну нищих нелегалов, большинство из которых снова отправлялись по морю в обратный путь испанскими властями и бдительной Национальной гвардией. Они добавляли к этим страждущим беженцам группы случайных попутчиков, получающих удовольствие от нелегального провоза пятисот граммов марокканского гашиша мимо перегруженной заботами таможни Алгесираса. Обладание в порту рюкзаком и сомнительной прической было почти всегда достаточным основанием для того, чтобы гарантировать обвинение в сговоре с целью импортировать в страну нелегальные товары, а с головой такой, как у меня, вообще нужно было держаться в стороне.

Мерфи был не в восторге от того, что находился в хвосте длинной очереди отправлявшихся домой уроженцев Северной Африки. Я чувствовал, как от его румяных щек исходит жар усиливающегося раздражения.

— Стой спокойно, Мерфи, — утешала его Сара. — Скоро все закончится.

Мое дыхание участилось, когда я стал высматривать возможность для побега среди скопления машин, подающих сигналы и дымящих выхлопными трубами. Мои увядшие надпочечники откликнулись на нервный позыв сделать одно, последнее усилие и напрочь израсходовать адреналин, бросив желудок на произвол судьбы и превратив слюну на языке в пар. Я попросил у Сары сигарету, и она почувствовала настороженность в моем голосе.

— Не волнуйся, — посоветовала уныло. — Скоро мы тебя отпустим, или, может, ты мечтаешь о приятном празднующем глотке в одном из тех баров, мимо которых мы проехали?

— Праздничном, — поправил я ее.

— Черт вас побери! — обругал Мерфи машину, набитую смущенными берберами. — У них там целое семейство. Проезжай дальше, старый ублюдок!

Я жадно затянулся сигаретой «Бенсон» и взмахнул рукой.

— Выбирайся из колонны, — посоветовал я. — Эти машины выстроились для посадки на паром. Мы же едем за сданным багажом. Выезжай из очереди.

Он подождал ровно столько времени, сколько нужно, чтобы переварить мое предложение, затем выехал из колонны и помчался к воротам.

— Поезжай прямо к переднему ряду машин, — сказал я, когда мы въехали на большую автомобильную стоянку. — Там у двери есть свободное место.

Мерфи облизал губы и поспешил в направлении переправы. Больше он не нуждался в ободрении, поскольку чуял запах кокаина так близко, как будто сидел на нем.

— Туда! — крикнула Сара, указывая на место, которое покинул желтый «мерседес». Он выехал из ряда такси и освободил пространство, способное вместить только мафиозную малолитражку.

Мерфи вел себя бесцеремонно, двинулся по диагонали по передней площадке и занял место в ряду, в то время как такси его покидали. Передо мной грозно маячил Гибралтар, его отдельные объекты и здания скрывала дымка из паров нефтехимии. Направо от меня, между краем автомобильной парковки и угловатыми громадами контейнеров на южной оконечности залива, виднелись траулеры, бороздившие поблескивающую морскую поверхность. Меня все больше пробирал холод по мере того, как я осознавал, что заехал так далеко на юг, как это позволяла Испания.

Мерфи сделал глубокий вдох и бросил тяжелый взгляд в зеркало заднего вида. Побережье казалось чистым.

— Вот, возьми, — пробормотал он, передавая осторожно свой пистолет Саре. — Заверни в свой жакет и стреляй в него, если попытается сбежать. — Он взглянул на меня, вытер рот тыльной стороной руки. Не только я жил на адреналине.

— Не двигайся. Я обойду машину, чтобы выпустить тебя. Выходи и не глупи.

Я смотрел в боковое зеркало, как кролик, наблюдающий за ястребом. Возмущенные водители такси убедились, что я не заставлю их долго ждать. Мерфи открыл дверцу с моей стороны:

— Выходи и идем.

Я взглянул на него и улыбнулся:

— О'кей.

Он взял меня под локоть и повел меня в сторону от машины.

— Постой, Мерфи, — сказал я.

Сара перебралась с заднего сиденья на место водителя.

— У меня плохая и хорошая новость.

Он выглядел так, словно плохо соображал, поэтому я старался говорить быстро.

— Плохая новость заключается в том, что кокаина на переправе нет. Я все это выдумал. Хорошая новость состоит в том, что он прямо здесь, под задним сиденьем, уложен в сумку. Можешь убедиться.

Сначала его перекосило от бешенства, потом он несколько успокоился, сдержал эмоции. Мерфи умел владеть собой в самой безнадежной обстановке.

— Кто кого объегорил в таком случае? — пробурчал он. — Возвращайся в машину.

Я огляделся и влез обратно в салон. Возражать не имело смысла.

— Что происходит? — спросила Сара срывающимся голосом.

Мерфи исчез из вида. Сара повернулась ко мне:

— Что происходит?

Я улыбнулся сначала ей, потом куда-то в пространство. Она нахмурилась и проследила за моей улыбкой. Я не видел ее лица, но вполне представлял, как хмурое выражение на нем сменилось ужасом.

— No pues aparcar aqui, — сказал гвардеец, большие руки которого упирались в блестящий кожаный пояс.

— Мерфи! — позвала Сара.

Тень покрыла мои колени, когда со стороны сиденья пассажира подошел второй коп. Я подхватил свой узел и выбрался из машины, задержавшись только для того, чтобы сложить на передний щиток то, чего не мог унести.

— Sus papels, por favor, Senora, — попросил первый коп.

Сара пыталась быть любезной и обворожительной, но выглядела встревоженной и смущенной.

— Я в самом деле, в самом деле сожалею, офицер.

Он вздохнул:

— Ваши документы. Водительские права. Страховка. Регистрационная карточка. Это ваша машина?

Второй коп спрашивал у меня о том же. Я отвечал ему на ломаном испанском:

— Вот мой паспорт, офицер. Я путешествую автостопом. Эти люди тоже англичане. Они подвезли меня до Алгесираса. Это хорошие люди.

Коп взглянул на мою фотографию, затем на меня. Он признал во мне жертву обстоятельств, когда увидел мое фото.

— Что случилось с вами?

Я пожал плечами, как какой-нибудь бомж.

— Упал. И перевернулся несколько раз.

— У вас есть гашиш? — продолжил он допрос.

— Гашиш? — удивленно вскинул я брови. — Нет, у меня нет гашиша.

Другой коп, видимо, терял терпение в разговоре с Сарой.

— Скажите, это ваша машина? — Его раздраженный допрос привлек внимание моего копа.

— Возьми ее в наш джип и покажи регистрационные бланки, — посоветовал он. Затем окинул взглядом мои джинсы. — Выверните карманы.

Я потянул за карманы, и они вылезли наружу торчком, как уши. Затем беспечно пожал плечами.

— Откройте сумку. — С нескрываемой брезгливостью он порылся в мятых салфетках и потрескавшихся средствах макияжа сумочки Луизы. Весьма некстати обнаружилось, что Луиза хранила секретную заначку наркоты. — Это ваша сумка?

— Нет, сеньор, — ответил я почтительно. — Это сумка моей подружки, с которой я беседовал в Сеуте. Этот жакет тоже принадлежит ей.

Коп кивнул:

— Ладно, ступайте.

Я поблагодарил Мерфи за то, что он меня подвез, обошел машину и растворился в толпах отъезжающих пассажиров, пробивавшихся к длинным рядам билетных касс. Сара со слезами на глазах стояла рядом с «лендкрузером» Национальной гвардии, в то время как ей показывали тонкие листы формата A4, на которых было напечатано на восьми языках: «Вы задержаны». Для тех гостей, которые были недостаточно сообразительны для понимания того, что они попались. Вспотевший Мерфи стоял рядом со «старлетом», похлопывал по карманам и делал вид, что потерял свой паспорт. Пока не пройдет два часа, он будет говорить правду. Подъехали зеленый и белый «фольксвагены», скучающие копы сходились к месту инцидента, как слетаются осы на выброшенные остатки мороженого. Один из вновь прибывших копов подошел бочком к сиденью водителя пыльной «тойоты» и принюхался. Я тихонько двигался в толпе рабочих-мигрантов, пока не услышал, как Сара назвала мое имя. Несмотря на толкотню, остановился, а затем повернул назад.

— Неужели ты не можешь сказать ему? — всхлипывала Сара. — Он говорит, что они вынуждены задержать нас, потому что у нас нет нужных документов. Неужели ты не можешь сказать что-нибудь?

Я обернулся, чтобы увидеть, как Мерфи приглашают сесть вместе с Сарой в «лендкрузер». Слезливость вызвала бы у нее удивление в недавние моменты напряженности, сейчас же она столкнулась с напряжением, которое продолжалось и продолжалось, как хроническая дизентерия. Гвардия, по моим недавно полученным достоверным сведениям, отличалась от обычной полиции. Гвардия штрафовала на месте тех, кто путешествовал без необходимых документов, и была особенно подозрительна в отношении иностранцев, ездивших на незарегистрированных машинах. Даже небрежный обыск такого рода машины обнаружил бы дробовик, автоматический пистолет с патронами калибра девять миллиметров, пять кило кокаина, призывную карточку офицера Моралеса, выложенную мною на передний щиток, когда я покидал машину. Результаты обыска отправят «лендкрузер» в Ла-Мендиросу, где мухи приведут полицейских к мертвому арабу, двум истекающим кровью лягушатникам и одной Кровавой Мэри. Дальнейшее расследование быстро обнаружит два револьвера, зарегистрированные на двух убитых гвардейцев, а к тому времени Сара и Мерфи окажутся в глубокой яме юридического разбирательства, из которого просто не найдут выхода. Я смотрел на нее, на ее взлохмаченную челку и опухшие от слез глаза и вспоминал выражение ее лица, когда она возвращалась с придорожной площадки на дороге в ущелье, а Мерфи в меня целился. Коп возражал диспетчеру, предлагавшему передать задержанных паре только что подъехавших гвардейцев. Подкуп с этого рода людьми не сработал бы, но любезный разговор по-испански иногда помогал обратить скверное положение в счастливое. Требовалось всего лишь несколько уместных слов.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — молила Сара.

Теперь в любую минуту один из этих копов мог обнаружить что-нибудь необычное в машине Мэри. Я с трудом подыскивал нужные слова, говорящие не только за меня, но и за Альберто. Лучшего друга у меня не было.

— Идите с Богом, — пришло мне в голову. Альберто это понравилось бы.

Я повернулся и исчез в толпе, словно пробраться через нее было целью моей жизни. Двенадцатиэтажный паром готовился поднять якорь. Через пять минут я буду на его борту.

Я смогу договориться с Африкой.