Харпер

— Какой самый лучший подарок, который ты когда-либо получал? — спрашиваю я его. — Когда ты был маленьким ребенком. Потому что самый лучший подарок, который тебе достался в твоей взрослой сознательной жизни, — несомненно, я.

Я хлопаю ресницами, давая ему понять, что не злюсь на него. Я не пытаюсь его оттолкнуть. Мне просто необходимо чуть больше деталей о нем и его жизни. Я хочу узнать больше о его работе. Больше о том, скольких людей и как он убил. Знать, какой он в действии. Я не хочу упускать ничего из его жизни. Я не знаю, люблю ли его на самом деле, но он мне очень нравится. Очень. И понимание того, что он был со мной на протяжении всего этого времен, уже значит для меня многое. Это делает его больше, чем просто обычным парнем, с которым я познакомилась. Он парень, который знает обо мне многое. Знает о моей семье. И, несмотря на это, он все равно хочет быть рядом со мной, быть со мной.

Ну, или же… он использует меня, чтобы добраться до Ника. Что тоже может быть правдой. И разговор — это хороший способ все разузнать.

А у меня серьезные проблемы с доверием. Я это прекрасно знаю. Но с другой стороны, подбираясь ближе — становясь более близкими — я, в любом случае, добьюсь желаемого. Он смотрит на меня с явным недоверием во взгляде, когда я думаю об этом всем. Вероятно, борьба, которая происходит во мне, отражается на моем лице.

— Ну… — он прочищает горло, а затем замолкает так надолго, что я решаю подхватить и начать первой рассказывать, чтобы ему было немного полегче.

— Давай я начну. Хорошо? — Я склоняю голову к плечу и улыбаюсь, пока он обдумывает, что сказать. Я вижу по его лицу, он раздумывает над тем: быть ли ему честным или же солгать мне. Если я хочу получить что-то от него, то мне необходимо первой сделать шаг. Именно так это работает, так ведь? Убийцы привыкли реагировать на какие-то действия.

Поэтому я ложусь к нему на колени и начинаю рассказывать.

— Мой самый лучший подарок был не тот дурацкий розовый блокнот Hello Kitty, который ты мне подарил. — Его грудь заполняется кислородом, когда он глубоко вдыхает, я в свою очередь прикусываю нижнюю губу, в попытке сдержать улыбку. — Моим лучшим подарком была рыбка от моего брата. — Джеймс проводит своими пальцами по моим волосам, расчесывая их, и это чувствуется настолько прекрасно, что мне хочется прикрыть глаза и простонать в ответ. Но не сейчас. — Он всегда дарил мне какие-нибудь милые пустяки, например, дополнительный фрукт на завтрак, камни или морские раковины. Некоторое время он дарил мне кукол из кокоса… — Я так сильно улыбаюсь от этих воспоминаний, что практически позволяю грусти обосноваться во мне и разрушить момент. Но я отталкиваю ее подальше и думаю о том, какой счастливой он меня делал. — Это тоже были потрясающие подарки. Каждый подарок от него был потрясающим. Он полностью убирал всю волокнистую оболочку кокоса, оставляя только там, где делал брови куклам. И затем вырезал на кокосе лица. Так у меня были мама, папа, брат и сестра, сделанные из кокосовых орехов. Идеальная и полная семья. — Вздох срывается с моих губ, прежде чем я успеваю подавить его, и Джеймс очерчивает подушечкой пальца мои губы по контуру. — Это были отличные подарки. Но самый лучший был рыбка-лев.

Я смотрю на Джеймса, он качает головой в ответ и мягко улыбается.

— Он поймал тебе рыбу-льва?

Я киваю.

— Да, он поймал. Я была просто одержима ими. Помнишь, в тот день, когда мне исполнилось шесть, а тебе присвоили шестой номер убийцы, я рассказывала тебе, что люблю трогать их. И это правда. Каждый раз, когда я плавала под водой с трубкой, и рыбка проплывала мимо меня, я быстро протягивала руку и пыталась потрогать ее.

— И они совсем не жалили тебя? — спрашивает Джеймс, смеясь. — Они же ужасно ядовитые.

— Я знаю. Они жалили меня примерно четыре или пять раз. Мой отец был так зол, что, в конце концов, запретил мне плавать под водой с трубкой.

— Это было до или после самого лучшего подарка от Ника?

— До.

— Так Ник подарил тебе запретный плод. И тебе позволили оставить ее у себя? На корабле?

Я киваю, когда вспоминаю.

— Ага. У нас был отличный небольшой искусственный пруд. Нам было уже по двенадцать. Достаточно взрослые, чтобы заботиться о нем самостоятельно. Он был большой. Естественно, у нас был парень на яхте, кто на самом деле следил за ним. Но на тот момент мы с Ником чувствовали себя ответственными за что-то. Также у нас еще был еще иглобрюх.

— Не может быть, вот это да! — смеется Джеймс. — Яд иглобрюхих рыб тоже моя визитная карточка.

— Да, да, у нас была такая, — восклицаю я, пытаясь сесть и доказать ему, что все так и было. Но Джеймс принуждает меня вновь лечь к нему на колени, и мне очень удобно, чтобы сопротивляться его желанию. — Но затем произошло кое-что. Однажды, когда мы поднялись наверх, то обнаружили, что все наши рыбы были мертвы. О, боже мой. Я так рыдала из-за тех рыб. Никто не мог понять, что произошло. Мой отец был ужасно зол. Я не знаю точно почему, возможно, из-за того, что я плакала, как идиотка, дни напролет или же, потому что мы их держали там, где не полагается. Но после этого происшествия мы очистили пруд, а спустя пару недель оказались вблизи рифов, и Нику было разрешено поймать для меня новую рыбку.

— И он поймал тебе новую рыбу-льва.

— Он поймал ее для меня.

— Он любит тебя. Как мне кажется, — проговаривает Джеймс, легко отбрасывая волосы с моего лба.

— Я знаю это.

— Ты тоже дарила ему такие потрясающие подарки?

Я качаю головой, но внезапно в горле образуется комок от чувства горечи и печали. Я сглатываю его, и затем вновь в состоянии говорить, произношу:

— Я никогда не могла придумать ничего такого, что мог придумать он.

— Просто, мне кажется, Харпер, ты была для него особенным человеком, поэтому он дарил тебе такие вещи. Мне кажется, ему не нужно было никаких подарков, чтобы знать, как сильно ты его любишь.

— Да, — вздыхаю я. — Но мне бы хотелось, чтобы у него было что-то, что могло напоминать обо мне. Чувство, когда ты получаешь подарок от любимого человека. И все в этом подарке говорит, что ты особенный.

— Ну, — говорит Джеймс, вздыхая, — я не могу припомнить ни одного такого подарка, который бы значил что-то такое.

— Ты никогда не получал подарков?

— Нет, конечно же, получал. Машины. Поездки. И подобное дерьмо. То, что было у богатеньких детей. Но для меня это не подарки, это лишь вещи. А ты была избалованным ребенком, Харпер?

— Хмммм, — я думаю в течение секунды. — Ну, мне кажется, да. У меня была хорошая жизнь.

— Твой отец покупал тебе разные вещи вместо того, чтобы уделять внимание?

— Нет, Джеймс. Мы практически не получали бесполезных подарков. И мой отец едва ли уделял нам время и свое внимание. Нас по большому счету игнорировали до момента званых ужинов или каких-то мероприятий. Но когда ты живешь на шестидесятиметровой яхте, и вся твоя жизнь состоит только из того, что ты плаваешь и бываешь на экзотических островах, которые похожи на рай, этого уже достаточно, чтобы сказать, что твоя жизнь была сказкой. И именно такой и была моя жизнь: пляжи, корабли, и море. И раз в год вечеринка — мой день рождения. — Я хочу подумать о каком-то отдельном дне рождения, но они странным образом все сливаются в одно. Потому что каждый год было все одно и то же: пляж, плавание, фейерверки. Они все слились в одно, за исключением одного особенно дня рождения. — Что ты подумал, когда впервые увидел меня?

Он втягивает в легкие воздух и затем выдыхает, я прикрываю глаза и опять вспоминаю тот день.

— Так, — говорит он. — В тот день, когда мы встретились на пляже, когда нам обоим «исполнилось шесть», я подумал, что ты выглядела, как морская нимфа. Ну, ты знаешь, которые поют, и потом люди теряют свой рассудок из-за этого. Как и я потерял от звука твоего голоса.

— Ох, ты такой лгун, — фыркаю я. Он засовывает ладонь мне подмышку, чтобы проверить боюсь ли я щекотки. И я боюсь ее, поэтому начинаю пищать, и затем его ладонь резко перемещается на мою грудь и находит твердую жемчужину соска. Он слегка щипает его, и я издаю стон.

— Ты хочешь знать, что я подумал о тебе тогда в Хантингтон-Бич?

Я поднимаю руку к своему животу и затем накрываю его ладонь своей. Я принуждаю его сжать мою грудь чуть сильнее и потом, используя его ладонь, массирую свою грудь.

— Ты знаешь, что своими действиями возбуждаешь меня, Рыба-лев?

— Скажи мне, о чем ты подумал, Джеймс? Я хочу знать.

Я прикрываю глаза, он проскальзывает своей рукой мне под футболку и стискивает указательным и большим пальцем мой сосок, и в этот раз материал футболки не мешает наслаждаться изысканной лаской.

— Это был мой первый день в Хантингтон-Бич. Моя квартира была расположена на Пасифик-Кост-Хайуэй. На мне были потертые Левисы, кеды и дорогие очки. Я был одет так же, как и всегда. И я только что закончил прогуливаться по пирсу. Дело шло к закату. В тот день было дождливо и облачно, поэтому никто из тех людей, которые находились на пляже, не обращал внимания на закат.

— Кроме меня, — добавляю я мягко.

— Да, кроме тебя, — отвечает он просто. — С самого начала я заметил твои великолепные волосы. В тот момент облака немного разошлись в стороны, и солнечные лучи осветили твое лицо таким образом, что твои глаза, вместо карих, показались мне золотисто-янтарными, а твои длинные волосы были словно яркий маяк в тот мрачный день. Твоя красота взывала ко мне, то же самое произошло со мной в тот день, когда мне присвоили номер Шесть. Когда я увидел тебя, то сразу узнал. Ты была той девушкой, которая дарила мне смысл жить на протяжении всех лет.

Я запрокинула голову вверх так, чтобы видеть его нахмуренное лицо.

— Потому что ты застрелил своего брата?

Он отводит взгляд и затем глубоко вздыхает, отчего мое тело немного приподнимается на его коленях.

— У меня не осталось больше никого, кого я бы мог любить, кроме тебя, Харпер. Мой брат мертв, сестра, вероятно, тоже. Они забрали ее в первый год, когда я начал работать на Организацию, потому что моя мать загорелась идеей, чтобы моя сестренка стала чьим-нибудь обещанием. Было сложно расстраиваться из-за своей доли в жизни до этого. Я имею в виду, все это было предопределено. У меня никогда не было особого выбора в жизни, за меня все решили. Мне даже никогда не приходило в голову, что я могу быть против или же воспротивиться тому, что мою сестренку хотят отдать, как обещание какому-то мужчине. Поэтому она просто пропала и все. Но чуть позже, примерно пару лет спустя после того, как она исчезла, один из людей, которого мне было велено убить, сказал мне перед тем, как я спустил курок, что он клянется, что убил ее. Я взял с него слово, что он сделал это, знаешь почему? Потому что сама мысль, что моя сестра была похищена еще малышкой, чтобы быть отданной какому-то мудаку в качестве ребенка-невесты, была больше, чем я мог принять.

— Боже, мне жаль. Они также не рассказывали и мне про замужество, пока я росла и не достигла возврата шестнадцати лет. И затем они выложили мне все.

— Но ведь твой брат позаботился, чтобы этого не произошло. Ну, хотя, скорее, не так. — Джеймс замолкает, чтобы немного изменить сказанное. — Ты сама позаботилась о себе, чтобы этого не произошло. И, несмотря на это, мрачный закат в тот день выглядел, как конец всем плохим вещам, что происходили в моей жизни. Это именно то, что я сказал себе. И в тот день я, наконец, решился спросить твое имя. Я хотел, чтобы оно стало рассветом, вместо сумерек. Я не хотел. Чтобы оно стало концом, я хотел, чтобы оно стало началом.

Я представляю его на пляже, охваченного печалью и мрачным настроением.

— Мне было тоже очень одиноко. Я так скучала по своему брату, что постоянно испытывала боль в груди. Я так сильно сжимала баночку с таблетками по вечерам, что на следующий день у меня саднило ладони от этого.

— Но ты никогда не принимала их. Я пересчитывал их каждую ночь.

Что?! Внезапно я обратно прихожу в себя и мне нужно больше вопросов о том, почему он тщательно присматривал за мной.

— Кто тебя послал на пляж?

— Твой отец.

— Так он наблюдал за мной.

— Скорее всего.

— Ты наблюдай за мной для него?

— Мне кажется, он так хотел. Но это была не работа, я не работал на тот момент. Я был, можно сказать, в принудительном «отпуске». Я никогда и ничего ему не докладывал. Ни одна вещь, что я видел и сделал на пляже, не была доложена или передана.

Я молчу на протяжении долгого времени. Минуты медленно проходят и единственная вещь, которую я ощущаю то, как Джеймс подразнивает мои соски. Время от времени он слегка сжимает их, и привычное желание ощущается между ног, заставляя меня извиваться.

— Ты хочешь, чтобы я продолжал? — наконец, он спрашивает меня.

— Хочу ли я услышать остальную часть?

— Я не уверен, если честно.

— А ты хочешь рассказать мне остальную часть истории?

— Да. Я хотел сказать тебе все эти вещи с того момента, как мы оказались под пирсом.

Я запрокидываю голову, чтобы я могла лучше видеть его и киваю ему.

— Хорошо, тогда рассказывай.

— Я последовал за тобой после заката. Проник ночью в твою квартиру. И после того раза проникал в нее каждую ночь. Я наблюдал за тобой… — И когда он говорит последнюю часть, его рука проскальзывает в мои шорты и устремляется к моей киске, чтобы прикоснуться к ней.

— Ты прикасался ко мне? — спрашиваю я, и мое дыхание ускоряется, когда его пальцы начинают скользить по моим влажным складочкам.

— Да, я прикасался к тебе.

— Где ты трогал меня? — я проскальзываю рукой в свои шорты и начинаю ласкать свой клитор, медленно кружа по нему пальцами. — Здесь?

— Нет, — говорит Джеймс мягко. Он вытаскивает руку из моих шорт и прикасается к моей губе. — Здесь. — Подушечка его пальца скользит по контуру моих губ, как он делал это ранее. Но на этот раз его пальцы влажные от моего желания.

— Я брала твои пальцы в рот?

— Я бы хотел этого, — он смеется, — но — нет. Я боялся разбудить тебя, поэтому это было едва уловимое прикосновение.

— Я хоть раз стонала?

— Да. И это сводило меня с ума.

— Ты хотел меня трахнуть?

Он проскальзывает рукой обратно в мои шорты и наклоняется к моему уху, чтобы прошептать.

— Я мечтал о том, чтобы я мог трахать тебя. Каждую ночь.

— Ты мастурбировал, когда я спала?

— Да, — шепчет он.

— Покажи мне это, — шепчу я в ответ.

Он резко выдыхает, пристально смотря на меня.

— Сядь на колени, — приказывает он мне.

Я поднимаюсь на ноги, мое сердце начинает стучать быстрее только от мысли, что я буду наблюдать за ним.

— Сними свою футболку.

Я хватаю край футболки и стягиваю ее через голову, когда он расстегивает свои джинсы. Его член настолько твердый, что выпрыгивает джинсов, как только материал опускается по бедрам.

— Сними свои шорты.

Я подчиняюсь, расстегиваю их и позволяю опуститься по моим ногам.

Он резким движением стягивает футболку и подходит ко мне, опуская джинсы до самых лодыжек, перед тем присесть на диван.

— Опустись на колени и положи свою голову сюда, — говорит он, хлопая ладонью по своему бедру. Я ни на минуту не перестаю смотреть ему в глаза, когда опускаюсь на колени и кладу голову к нему на бедро, мои ладони автоматически начинают поглаживать его мускулистую голень. Его великолепный член находится в паре сантиметров от моего лица, и мне хочется взять его в рот настолько сильно, что мое тело практически подрагивает.

Но затем он стискивает свой возбужденный ствол огромной ладонью и начинает поглаживать его. Я жадно наблюдаю за тем, как он становится все больше и больше, и это одновременно пугает и возбуждает меня, когда я думаю о том, что он окажется внутри меня. После того как поглаживает свой член еще пару раз, он прекращает соблазнительные движения.

— Сделай его влажным для меня.

Я удивленно приподнимаю брови.

— Возьми в рот и пососи.

Хорошо, пососать, я могу сделать это. С большим удовольствием. Я устремляюсь вперед и прикасаюсь кончиком языка к эрегированной головке, захватывая языком крошечную капельку удовольствия, что уже образовалась там.

— Детка, давай глубже, — издает Джеймс стон.

Я открываю рот шире, чтобы взять его член чуть глубже, и затем его ладонь оказывается на моей голове, проталкивая член еще глубже в мое горло. Я расслабляю мышцы горла, дышу через нос, как он мне говорил делать, когда мы занимались этим в последний раз.

— О боже, хорошая девочка. Какая ты умница.

Его давление усиливается, в то время как слова, которые срываются с его губ, становятся все громче, я начинаю задыхаться. Но он не отпускает мою голову, и мой рот наполняется вязкой слюной. Спустя еще пару секунд, он сжимает в кулаке мои волосы и тянет голову назад.

— Сделай мой член влажным, детка.

Я позволяю слюне, что скопилась у меня во рту, течь по подбородку и затем вязкими нитками стекать на его член, скользя вниз на его яйца.

— А теперь положи свою голову мне на бедро, Харпер. Расслабься и наблюдай.

Я расслабляюсь. Его огромный член покрыт моей вязкой слюной, и он неспешно, сжимая в кулаке, поглаживает его. Он стискивает свой напряженный член достаточно крепко, потому что когда достигает массивной головки, из его горла вырывается гортанный стон. Я поднимаю взгляд на него, и он смотрит на меня, не сводя своих глаз.

— Я иногда мастурбировал перед тобой.

— Ты хотел засунуть свой член мне рот?

— Нет, — говорит он немедля, и я смотрю на него удивленным взглядом. — Нет, я всегда больше фантазировал о том, что ты просыпаешься и потом начинаешь ласкать пальцами свою киску, а затем мы вместе мастурбируем напротив друг друга, кончая одновременно.

— А что потом? — я развожу свои ноги в стороны и проскальзываю пальцем между влажных складок, убеждаясь, что моя голова все еще лежит на его бедре. Он не сводит своего взгляда с меня, а я с него.

— И затем я целую тебя и говорю тебе, что это был всего лишь сон. И ты покорно прикрываешь глаза и засыпаешь вновь.

— И ты не хотел трахнуть меня?

— Черт, — смеется он, поглаживая свой большой пульсирующий от желания член. — Да, Харпер. Я хотел тебя трахнуть. Но не так. Совсем не так.

— Ты такой странный.

— Это еще почему?

Он протягивает другую руку и поглаживает мою грудь, поочередно перекатывая между пальцами мои соски в течение нескольких мгновений.

— Я просто не могу понять тебя. Ты вроде хочешь меня, но одновременно с этим ощущаешь вину за то, что желаешь. Это из-за того, что я была твоим обещанием? Или из-за моего возраста? Тебе противна мысль, что я такая молодая, не так ли?

— Господи Иисусе, нет же, глупая. Только одна мысль о том, что ты моложе меня, что у тебя подтянутое тело, заставляет меня лишь сильнее хотеть трахнуть тебя.

— Тогда скажи мне, чего ты хочешь Джеймс, что я не даю тебе? — Он ждет пару секунд и это заставляет меня нервничать настолько, что мне хочется закричать на него. — Просто скажи мне, — наконец умоляю я. — Просто скажи мне, чего ты хочешь. Я готова сделать почти все.