Недолго, но жарко молилась творцу

Дружина его удалая

И молча смотрела в лицо мертвецу,

О завтрашнем дне помышляя.

Чарлз Вулф, На погребение английского генерала сэра Джона Мура [261]Цит. по переводу И. И. Козлова. — Прим. пер.

Понедельник, 2 мая, дата потопления «Хенераль Бельграно», был неприсутственным днем для служащих в Британии, и миссис Тэтчер оставалась в Чекерсе. Только к вечеру Джон Нотт собрал, наконец, пресс-конференцию, дабы объявить об атаке на аргентинский крейсер. Пока министр обороны отвечал на вопросы, пришли известия о том, что «Хенераль Бельграно» не просто подвергся удару, но пошел ко дну, причем погибли несколько сотен человек. Как и остальные участники военного кабинета, Нотт считал конвенциональные торпеды способными лишь повредить корабль и вывести его из строя, в то время как фрегаты сопровождения имели возможность поднять на борт всех пострадавших. Теперь он очевидно находился не в своей тарелке. Одно дело установить запретную зону, а другое… для собравшихся репортеров случившееся представлялось чем-то несоразмерным — безусловным актом агрессии. Тактический триумф, совершенно очевидно, начинал обращаться дипломатической катастрофой.

Черта, разделявшая марш на войну и грациозные пируэты танца переговоров, никогда не бывала такой широкой. Ничего не зная о событиях в Южной Атлантике, Фрэнсис Пим предыдущим вечером, в воскресенье, ужинал с сэром Энтони Парсонзом и генеральным секретарем ООН Пересом де Куэльяром в Нью-Йорке. Когда Америка наконец-то встала на сторону Британии, а флоту вот-вот предстояло схватиться с противником, военный кабинет почти полностью доверил Пиму вести переговорный процесс так, как тот считает нужным. Если американцы не смогли вернуть Фолклендские острова под британское управление, представлялось совершенно невозможным, что кто-то иной — разве только какое-нибудь латиноамериканское государство — сумеет сделать это. Миссис Тэтчер была готова признать, что Британии в любом случае не следует показывать, будто она отказалась от мира, а потому под сильным давлением оппозиции премьер уступила желанию Пима испробовать путь примирения через ООН. Учитывая все заявленные требования Британии, Тэтчер и на секунду не верила в реальность результата подобного хода.

Скрупулезный и сдержанный международный гражданский служащий, де Куэльяр по-прежнему прочно стоял на ногах как генеральный секретарь. Его видение ООН отличалось меньшей претенциозностью, чем у предшественников. Он осознавал «потолок» организации и риск навредить ее и без того пошатнувшейся репутации в случае неразумно смелых попыток бросаться в авантюры, которых побаиваются и сторонятся даже великие державы. «Оперативная группа» по Фолклендским островам возникла при его председательстве в начале кризиса и действовала под руководством одного из помощников — пакистанца Рафи Ахмеда. Де Куэльяр настаивал — Ахмед должен лишь приготовить несколько возможных амплуа для ООН в этом деле на случай, если понадобится сыграть какую-то из предполагаемых ролей. Но ООН ни при каких условиях не стоит вмешиваться в игру на поле, где тщетно пытался довести до победного конца свое предприятие Хэйг: взаимоотношения с Вашингтоном действительно не отличались радужностью.

Теперь, когда Хэйг, видно по всему, проиграл, генеральный секретарь мог выползти из-под панциря. Дабы посодействовать Парсонзу и его аргентинскому визави, Энрике Росу (сменившему Рока), де Куэльяр набросал нечто на одном листе бумаги, скромно окрестив получившееся «соображениями». Пунктов насчитывалось всего три: отвод войск, переходная администрация и долгосрочное урегулирование — то же самое Хэйг привозил в Лондон месяцем ранее. Как бы там ни было, видимую легкость такого возвращения к истокам и фундаментам омрачили существенные сложности — воскресная новость, вопросы о которой громкими голосами задавали за стенами ООН журналисты дипломатам, пока те выступали. Речь идет о соперничающей мирной инициативе земляка де Куэльяра, президента Перу Белаунде Терри.

Кроме того, в те необычайные первые выходные мая случилось еще нечто — Хэйг, как оказывается, вовсе не собирался сдаваться и хватался за воздух, пытаясь удержать призрак в руках. Сознавая, что любое открытое участие американцев будет непродуктивным, госсекретарь США предпочел действовать не напрямую. Он от чистой души подарил весь план с потрохами Белаунде Терри. Перу славился как давний и ближайший друг Аргентины в латиноамериканском стане, поскольку обе страны объединяла враждебность по отношению к Чили, и некоторые сотрудники в штабе Хэйга высказывали мысль о целесообразности использовать в роли посредника «латиноамериканского собрата», а не Вашингтон. Вот Белаунде Терри и отправил «план из 7 пунктов» в Буэнос-Айрес. Схема представляла собой слабо замаскированную версию варианта «Хэйг 2» — «Хэйг в пончо» — без каких-то дополнительных составляющих, если не считать участия в переходной администрации латиноамериканцев. Де Куэльяр в Нью-Йорке испытал смущение и досаду. Отныне и до десантной высадки в Сан-Карлосе три недели спустя, каждый мучительный шаг на переговорах по Фолклендским островам был неизменно сопряжен с конфликтом честолюбивых устремлений различных миротворцев.

На заседании военного кабинета во вторник 4 мая, эа которым последовало еженедельное собрание полного кабинета по вопросам Фолклендских островов, доминировали разговоры о том, как снизить ущерб, нанесенный уничтожением крейсера «Хенераль Бельграно». Сообщения с выражением озабоченности потоком текли в Лондон как от друзей, так и от врагов. Хэйг заявил комитету в Конгрессе, что потопление крейсера «сыграло на руку продолжению спора». В ЕЭС Италия и Ирландия высказались за снятие санкций против Аргентины по истечении дня 17 мая. В ООН отмечались заметное охлаждение и отход от Британии. В особенности подвергалась критике атака, проведенная за чертой объявленной запретной эоны. Общественный спикер Аргентины, Хорхе Эррера Вегас, избранный таковым за свое владение английским, не замедлил лишний раз продемонстрировать остроумие: «Британия умеет поднимать волну, но законы ее, безусловно, не волнуют». В Буэнос-Айресе Галтьери официально заявил перуанскому послу, что после потери крейсера он просто не может отстаивать идею каких-то уступок в плане аргентинского суверенитета на островах.

В аргентинских источниках особо остро прослеживается уверенность в том, будто британцы своими действиями намеренно саботировали перуанский план. Они упирают на то, что бомбардировки Порт-Стэнли в предыдущий день самым драматическим образом ужесточили позицию Буэнос-Айреса в отношении уступок, тогда как Галтьери, по всей видимости, был готов принять план Белаунде Терри в тот самый вечер, когда преэиденту сообщили об участи, постигшей «Хенераль Бельграно». И все же трудно верится, будто хунта, в том числе и Анайя, решилась согласиться фактически, можно сказать, на такую же формулу мира, как та, которую привозил в Буэнос-Айрес Хэйг. Но с другой стороны как будто бы правомочно видеть в Анайе того члена хунты, чей род войск больше других проигрывал от продолжения конфликта: его надводный флот со всей поспешностью скрылся в порту и не показывал носа оттуда. В действительности адмирал не один раз, а дважды побуждал хунту отвергнуть предложения Белаунде Терри, а затем ответить отказом и де Куэльяру. Вполне хватает свидетельств того, что на всем протяжении вооруженного противостояния на море Анайя считал себя вполне способным выиграть кампанию войны на истощение против британского флота.

По иронии судьбы именно в Лондоне происшествие с «Хенераль Бельграно» вдохнуло новую жизнь в процесс поиска мира. Прежде связывающие правительство доводы Пима о целесообразности для Британии продолжать оттягивать на себя «одеяло» мирного урегулирования неожиданно вновь показались уместными. В результате на вторничном заседании военного кабинета Хендерсону в Вашингтоне поручили как можно скорее открыть обсуждение перуанского варианта с Хэйгом, пусть бы и пришлось снять того с вечернего рейса в Нью-Йорк и вернуть на базу ВВС Эндрюс. В Лондоне после сокрушительного подтверждения превосходства Британии — лишняя демонстрация того, какая стена скрывала от общественного мнения всю остроту риска для флота в текущей ситуации, — многие чувствовали себя взбудораженными. «У нас все катится даже слишком уж гладко, — говорил в те времена один из членов военного кабинета. — Мы выглядим здоровяком, который задирает слабого». Выступая перед палатой общин, Пиму пришлось заявить: «Мы не ищем способа унизить Аргентину на поле брани».

Не успела прозвучать мысль о вероятном военном унижении Аргентины, как любые рассуждения об этом стали совершенно неуместными. В 9 часов вечера во вторник, многозначительным до трагичности тоном, ставшим в те дни визитной карточкой заявлений Министерства обороны, исполняющий обязанности офицера по связям с общественностью, Йэн Макдоналд, сообщил по телевидению о потере эсминца «Шеффилд» и о гибели «Си Харриера» над Гуз-Грин. Всегда нерешительное Министерство тут же поспешило подвергнуть корректуре трансляцию из расположения оперативного соединения, откуда ободряющим тоном сообщали о счастливом спасении большинства членов команды. Вместо этого Макдоналд провозгласил: «Существует вероятность каких-то потерь, понесенных при этом. Но подробности нам сейчас пока неизвестны».

Когда новость просочилась в палату общин, члены парламента ринулись в помещение, дабы послушать разъяснения Нотта о потерях и полюбоваться на ошеломленную миссис Тэтчер рядом с ним. Похоже, только крайние левые испытывали гнусное злорадство по поводу случившегося. Хвастливый тон и самоуверенность, царившие в руководстве по поводу кампании до сих пор, мигом испарились. Неожиданно сомнение охватило все стороны: оно оказалось настолько сильно, что миссис Тэтчер совершенно нетипично для себя велела Левину отправляться на телевидение и успокоить страхи, взбудоражившие общественность. Газеты, восторженность которых по поводу войны до сих пор не ведала границ, вдруг узнали ее цену. «Дэйли Мейл» поместила первую страницу в черную рамку. На Даунинг-стрит премьер-министр поразила собственный штаб всплеском эмоций в отношении полученного известия. Она всегда говорила им, что больше всего страшится услышать о гибели одного из кораблей. Теперь такое случилось, и она была очевидно потрясена. В такие моменты на всем протяжении войны она будет подниматься к себе наверх и сама писать письма с соболезнованиями родителям погибших в боях военнослужащих.

Потеря «Шеффилда» повлекла за собой усиление, а не снижение энтузиазма военного кабинета в отношении дипломатии. Впервые со 2 апреля Тэтчер ощутила потребность заручиться поддержкой полного кабинета. В среду, 5 мая, он собрался на чрезвычайную сессию и заслушал мрачные выводы по поводу обстановки, сложившейся на войне. Флот оказался несомненно уязвимым перед лицом низколетящих ракет и, хотя считалось, будто у Аргентины осталось всего три единицы «Экзосет», никто не мог утверждать это безоговорочно. К тому же, как считалось, по крайней мере одна вражеская подлодка безнаказанно действовала где-то в непосредственной близости от места расположения флота. На Левина обрушились вопросы. Каковы были наши меры противодействия «Экзосет»? Почему их столь решительным образом не хватило? Почему флот так приблизился к островам? Не следует ли отвести авианосцы? Вновь и вновь повторялось извечное: уверен ли он, что высадка удастся? Левин спокойно шел по минному полю вопросов, умело скрывая то, какую травму нанесла потеря «Шеффилда» военно-морскому ведомству. Десант, передвигавшийся на борту лайнера «Канберра», по-прежнему оставался на острове Вознесения. В распоряжении руководства все так же наличествовали разные варианты. Вудвард, конечно же, пересмотрит свою стратегию. Левин выражал уверенность в способности военно-морских сил достигнуть поставленных целей. Однако политики неожиданно принялись оглядываться по сторонам в поисках выхода: их вера в ВМС поколебалась.

Как 2 апреля, миссис Тэтчер вновь обходила стол в кабинете, по ходу дела выслушивала мнения и записывала имена высказывавшихся. Аргументы Пима, прежде бывшие досадными препятствиями на пути славы, теперь казались многим лучом надежды. Все то и дело поминали Перу. А если принять переходную администрацию третьей стороны? Удастся ли скормить палате общин туманные ссылки на самоопределение в долгосрочной перспективе? Будет ли сбалансированный отвод войск тем, что они и подразумевали с самого начала? Кабинет Тэтчер оставался примечательным образом единым на всем протяжении войны. В отличие от военного кабинета у членов его почти отсутствовала пища для внутренних раздоров и было, безусловно, мало оснований не соглашаться с коллективно представляемым им мнением военного кабинета. С самого начала министры горой стояли за оперативное соединение, а потому теперь дружно развернулись в сторону плана Белаунде Терри, каковой заслуживал принятия в принципе. Отклонились от общей линии только два министра — лорд-канцлер, лорд Хейлшем, и министр по вопросам охраны окружающей среды, Майкл Хеселтайн. Оба считали политический риск уступок куда перевешивающим любой военный. Все знали, что честолюбивый Хеселтайн надеется в будущем заполучить лидерство в партии. Миссис Тэтчер с подозрением относилась к его мотивам теперь, точно так же, как не верила в истинные побуждения Пима, когда тот выступал против в военном кабинете.

На следующий день в палате общин премьер-министр к большому удовлетворению оппозиции заявила, что правительство дало «очень конструктивный ответ» на перуанские предложения. Теперь она могла пренебречь параллельными «соображениями» ООН, в общих чертах доведенными до нее Парсонзом. «Если они будут приемлемыми и внушающими доверие, их надо уточнить применительно к временному графику и поступательному контролю за развитием событий». И все же теперь премьер не отмахивалась от ООН со своей обычной прежде решимостью. Пим подчеркнул факт восстановления им командных позиций путем высказывания симпатий в адрес рекомендации Дэйвида Оуэна и Дениса Хили по поводу согласия на попечительство ООН — большая уступка со стороны британцев. Как выразился Пим, «это — возможность, и в итоге она может оказаться весьма и весьма приемлемой». «Хенераль Бельграно» и «Шеффилд» готовились превратиться в настоящие жертвы, принесенные на алтарь мирного процесса. Наконец-то голуби в Министерстве иностранных дел получили шанс отправиться в полет.

Они уже парили гордой стайкой, когда хунта свалила их хорошим зарядом дроби. Уничтожение «Шеффилда» необычайно повысило боевой дух. Агенты вели лихорадочные поиски возможности закупить «Экзосет» где-нибудь на черном рынке. Коста Мендесу велели потянуть время. План Белаунде Терри, как заметил тот, слишком уж походит на схему Хэйга. Аргентина сочла нужным отдать предпочтения в переговорном процессе не Лиме, а ООН в Нью-Йорке, где, как она считала, в конечном счете удастся найти более твердую опору своему делу. Из всех ошибок в расчетах, допущенных Коста Мендесом, эта оказалась самой катастрофической. Если бы в тот четверг он выбрал вариант Белаунде Терри, глава МИДа Аргентины приобрел бы больше, чем мог мечтать в феврале и, вероятно, спас бы жизнь своего правительства. Пим пришел в ярость. Выступая в палате общин в четверг вечером, он заявил, что, если бы не хунта, «прекращение огня могло наступить бы уже через несколько часов». На вопли своих «заднескамеечников» он ответил только: «Если одна фаза дипломатических усилий и закончена… другая фаза уже началась и идет в Нью-Йорке».

Теперь министры начали понемногу оправляться от перенесенного удара и возвращать себе утраченную браваду. Они уверяли себя и друзей в том, будто принятие предложений Белаунде Терри являлось для них лишь хитрым расчетом, вполне оправдавшим себя. Они-де прибегли к этому для отвода глаз, дабы показать добрую волю на пути достижения мира. И все же им не удавалось скрыть факта — они были ошеломлены, а в планах войны ближе к концу недели все пошло вкривь и вкось. Соединение потеряло еще два «Си Харриера». Угроза со стороны субмарин никуда не подевалась. А тем временем противник придерживал свои военно-воздушные силы, каковые оставались в полном порядке и представляли очевидную опасность. В то время как министры наполовину всегда боялись мира и отзыва флота, наполовину они принимали такую вероятность развития событий. Теперь надежды на мир казались похороненными, а ценность победы стремительно поднималась.

***

Переговорная фаза в последние полмесяца оказалась особенно удручающей. 8 мая в Чекерсе военный кабинет принял критическое по важности решение войны: отправить десант на юг с острова Вознесения, несмотря на совершенно очевидное отсутствие господства на море и в воздухе. Связанные с этим риски послужили причиной новых и неожиданных трений и альянсов среди ответственных за войну министров. Прежде всего, речь идет о споре Нотта с Пимом по поводу правил применения силы-интересы оборонительного порядка и международных отношений неожиданно сблизились. Ноттом владело вполне понятное беспокойство за дела, с тех пор как оперативное соединение снялось с якорей у острова Вознесения. Как и ряд высокопоставленных представителей в его штабе, министр обороны осознавал — поворот обратно после этого окажется совершенно нетерпимым с политической точки зрения. Если же соединение продолжит движение, связанная с высадкой опасность будет огромной. Даже победа грозила обороне Британии крупными сложностями в плане обеспечения тыла в Южной Атлантике, что, конечно, никак не вписывалось в тонкую стратегию Нотта в отношении ВМС. Нотт, хотя и принимал резонность возражений начальников штабов, всегда оставался горячим приверженцем не десантной операции, а блокады и любого урегулирования, которое смогло бы сделать конфликт международным и предотвратить необходимость проведения в дальнейшем политики «отстаивания крепости».

Как часто случается в военных кризисах, характер действий политика в ходе них обусловливает скорее его личность, чем политическая позиция. Так и Уильям Уайтлоу, посещаемый кошмарными видениями Идена и Суэца, вдруг стал демонстрировать больше задиристости — готовности поддержать военных. Вновь и вновь он не уставал повторять: «Нельзя нам оставлять все наполовину сделанным — пусть парни заканчивают работу». Премьер-министр, убежденная в отсутствии альтернативных вариантов, выражала ту же неумолимость. Она заставляла Левина искать ответы на вопросы, по всей видимости, почти не спала, но казалась неутомимой, если не считать коротких моментов, когда неожиданно выглядела совершенно измученной и обесточенной.

Между тем переговорное решение, как и всегда, никак не давалось, словно бы все время выскальзывая из рук. 8 мая наметились сроки высадки — по всему осуществить ее предстояло в один из дней «в окне» 18–22 мая, и стремление к миру до известной степени утратило темпы. Под шум бурных потоков челночной дипломатии, рев двигателей «Конкордов», носивших чиновников туда и сюда через океан, под несмолкаемый треск телефаксов, выплевывавших рулоны бумаги с планами из 5 пунктов, на заливных лугах площади Организации Объединенных Наций потихоньку вызревало решение. Движения Переса де Куэльяра и скрытного Рафи Ахмеда напоминали фильм, прокручивавшийся в замедленном режиме. Ахмед, как высказался один его коллега, являл собой «тот вид дипломата, благословением для которого были вечные международные переговоры и никогда не начинающаяся война». Связь, занимавшая обычно часы, теперь, казалось, растягивалась на сутки. «Соображения для обсуждения» и «ожидаемые ответы» заняли место предложений и встречных предложений. Как мыслилось Тэтчер, самые благородные принципы усохнут от жажды в таком-то месте.

Начало инициативы де Куэльяра ободряющим не назовешь. В предыдущую неделю из-за неожиданного предложения Перу вышел фальстарт. Теперь усилия генсека вызвали раздражение Хэйга. В Вашингтоне сочли, что вмешательство ООН пустило под откос перуанский план. Спикер Министерства иностранных дел США назвал соображения де Куэльяра «любительщиной», а роль ООН «типично деструктивной». За спиной у Хэйга маячил и другой bete noire в лице Джин Киркпатрик, чьи продолжающиеся контакты с эмиссарами Галтьери, бригадир-майором Хосе Миретом в Буэнос-Айресе, бригадным генералом Мигелем Мальеа-Хилем в Вашингтоне и Энрике Росом в Нью-Йорке, сыпали соль на раны, оставленные провалом его миссии. 11 мая Хэйг отреагировал тайной посылкой обратно в Буэнос-Айрес Вернона Уолтерза с заданием лично проверить, не осталось ли там места для вашингтонской дипломатии. Уолтерз повидался со всеми членами хунты и вернулся со вполне предсказуемым известием: пусть Хэйг теперь надавит на Тэтчер точно так же, как он ранее давил на них.

Де Куэльяра неприятно поразили новости о вклинении Вашингтона в спор, поскольку возникала опасность соблазна для Буэнос-Айреса стравить двух посредников между собой. По штаб-квартире ООН поползли слухи о некоем заговоре, будто бы спланированном Уолтерзом (как-никак бывшим сотрудником ЦРУ). В Британии пресса тори вновь стала укореняться в убеждении, что Министерство иностранных дел собирается надуть всех, лишив народ шанса на военный успех. Даже угроза отмены давно ожидавшегося визита папы римского в Британию и вероятное исключение из участия в Кубке мира не позволяли пригасить их задор. Тэтчер уступила под напором доводов Пима о том, что надо испробовать «все коридоры для переговоров», однако она во все большей степени задавалась вопросом — зачем? Конечно, следовало добиться возобновления санкции ЕЭС, и не стоило создавать впечатление, будто Британии наплевать на генерального секретаря ООН или даже рисковать получить вето Совета Безопасности в отношении высадки. Однако аргентинская стратегия, совершенно очевидно, состояла в затягивании переговоров и изматывании оперативного соединения, а миссис Тэтчер отказывалась играть какую бы то ни было роль в этой пьесе. В определенный момент она шла спать с намерением принять какой-то компромисс, но просыпалась твердо уверенная: нет и нет, это даст еще один козырь противнику. Как не видела премьер никакого смысла в тщете Министерства иностранных дел и в ссылках Пима на «наши долгосрочные взаимоотношения с Латинской Америкой».

Конфликт между душой и разумом крайне портил настроение миссис Тэтчер. Штормовые дебаты в палате общин в четверг, 13 мая, разозлили ее и в конечном счете взбесили, когда ее предшественник, Эдвард Хит, позволил себе серию комплиментов, направленных в адрес Пима эа его усилия на путях достижения мира. Ничто так наглядно не иллюстрирует натянутость взаимоотношений между премьером и министром иностранных дел, как ее сердитая реакция на эти замечания. Пим тем не менее закончил день в еще более растрепанных чувствах, после того как его «изжарили живьем» парламентарии задних скамей на заседании своего Комитета 1922 в связи с претворением в жизнь инициативы ООН. Как и нередко в прошлом, контакт миссис Тэтчер с партийными «заднескамеечниками» поддерживался в работоспособном состоянии усилиями незаменимого личного парламентского секретаря, Йэна Гау. Державшиеся жесткого курса члены парламента — тори знали, что их слова придутся по душе премьеру, когда предупреждали Пима о недопустимости возвращения к уступкам вроде предлагаемых Белаунде Терри. Глава британского МИДа вышел из палаты с еще звеневшими у него в ушах криками «Не сдаваться!». Все там, должно быть, походило на совещание военного совета Галтьери месяцем раньше.

Тогда как внутреннее давление вело Британию в направлении все более крайней и жесткой позиции, Аргентина в какое-то время заколебалась, готовая к компромиссу в переговорном процессе. В среду, 12-го числа, нажим со стороны Уолтерза в Буэнос-Айресе и де Куэльяра и Роса в Нью-Йорке выдавил из хунты личную записку с предложением о крупной уступке: четкая временная граница в вопросе передачи суверенитета более не служила непременным условием урегулирования. Аргентина, значилось там, будет только «договариваться в отношении признания ее суверенитета». Аргентинские делегаты в США поняли намек и появились в утренних новостях по телевидению и на пресс-конференциях с известием: «Суверенитет больше не является непременным условием». Трудно сказать, насколько весомы были заявления в действительности. Почти те же уступки аргентинцы предлагали Хэйгу в начале его миссии, но потом дезавуировали их. Кроме того, Аргентина на данном этапе ставила на переходную администрацию, сделавшую бы любое возвращение к британскому правлению немыслимым за счет возможности для Буэнос-Айреса наводнить острова аргентинскими поселенцами. С толку еще больше сбивали публичные клятвы Галтьери о том, что, невзирая ни на какое урегулирование, «аргентинский стяг над Мальвинскими островами никогда не будет спущен». Гигантский по размаху митинг оппозиции в ту же самую неделю предупреждал хунту: «возвращение Мальвинских островов — законно, но осуществлялось правительством грязными методами. Если оно попытается предать народ в вопросе Мальвинских островов, это будет двойным обманом». Никто, кому довелось прочитать данное заявление в Нью-Йорке или в Лондоне, не мог питать никаких иллюзий на успех переговоров.

Баталии четверга в палате общин в конечном счете истощили терпение Тэтчер на путях дипломатии. Парсонз в Нью-Йорке — одна из фигур в Министерстве иностранных дел, с которым премьер, похоже, поладила, — высказывал мнение о своевременности представления позиции Британии когерентно на бумаге. Тэтчер со всей поспешностью вызвала в Лондон его и Хендерсона и созвала военный кабинет для выработки, по ее намерению, последнего предложения Британии. В пятницу адмирал Филдхауз представил военному кабинету диспозицию кораблей и живой силы для операции «Саттон» — высадки десанта в районе Сан-Карлоса, назначенной на выходные 21–22 мая. Миссис Тэтчер твердо осознавала, что не в праве позволить полусонной мирной инициативе ООН шарахаться туда и сюда по Атлантике тогда, когда вот-вот в полный голос заговорят пушки оперативного соединения. Надлежало решить вопрос за несколько дней. Хендерсон и Парсонз отобедали с Аклендом в клубе «Гарик» в субботу, 15-го, дабы подготовить почву для фактического отказа Британии от дипломатии в вопросах Фолклендских островов.

Состоявшееся на следующий день в Чекерсе совещание военного кабинета памятно его участникам по-разному — то как «ровно в полдень миссис Тэтчер с МИДом», то как «ужасающая коррида». Премьер-министр сделала первый выпад в обращении к шотландским тори в Перте в пятницу: «Я бы не исполнила своего долга, как подобает, если бы не предупредила вас в простых и ясных выражениях, что… договорное урегулирование может оказаться недостижимым». В самом начале заседания Парсонзу пришлось приложить усилия, дабы заострить внимание премьер-министра на необходимости по крайней мере очистить палубы перед боем с максимальной пользой для себя. Бесспорно, тот час стал для Парсонза лучшим. Словоохотливый, прямой и лишенной той мягкости, так ненавистной миссис Тэтчер в дипломатах, он позволил себе вести с ней спарринг на условиях, на которые мало кто отваживался. «Премьер-министр, — осмеливался Парсонз прервать ее, — если мне будет позволено довести мою мысль до конца, вы, вероятно, согласитесь со мной». Он старательно обходил опасные фразы вроде «будущие добрые взаимоотношения Британии требуют…», используя такие любимые Тэтчер обороты, как «в интересах Британии было бы…».

Речь его так поразила миссис Тэтчер, что та позднее попросила Парсонза присоединиться к ее штабу на Даунинг-стрит, чтобы присматривать за его бывшим ведомством, несмотря на давние и прочные симпатии этого дипломата к партии лейбористов.

Задача Парсонза в Чекерсе состояла в создании такого пакета вариантов, который бы посеял в сознании де Куэльяра убежденность в наличии по-прежнему серьезного настроя у Британии относительно достижения мирного урегулирования. Варианта, который бы не стал катастрофическим для правительства с политической точки зрения, если вдруг Аргентина примет его, но и не казался заведомо бескомпромиссным в случае если, как и ожидалось, Буэнос-Айрес отвергнет его. Иначе говоря, это был последний раунд в дипломатической игре, которую вела миссис Тэтчер в тандеме с игрой военной. Предложения едва ли содержали меньше уступок, чем перуанский план, хотя в данной редакции особый упор делался на механизмы обеспечения гарантий британским интересам, отчего схема выглядела более жесткой. Присутствовало тут и предложение о взаимном отводе войск, временные графики и контроль за которым излагались скрупулезно в мелких подробностях. Вместо возвращения британского губернатора предполагалось поставить администратора ООН с его персоналом. Более строгий момент — управление Фолклендскими островами в переходный период должно осуществляться «в соответствии с традиционно действующими законами и практикой». Предлагались всего три наблюдателя от Британии и три от Аргентины. Дальнейшие переговоры рекомендовалось вести «без предрассудков» и завершить «в атмосфере безотлагательности» к концу года. Южная Георгия из списка исключалась. В основном программа предполагала «узнаваемое британское управление» и подразумевала крупный компромисс со стороны Буэнос-Айреса. С другой стороны, Британия передавала формальный суверенитет ООН и в долгосрочной перспективе соглашалась на «ползучую утрату суверенитета». Буэнос-Айрес, безусловно, получал некую награду за свою агрессию.

Вряд ли стоило ожидать от аргентинских вождей принятия такого пакета на данной стадии. Нападение, которое пока дало им известный выигрыш, связывало их и заставляло требовать большего. Парсонз положил план себе в портфель и отвез в Нью-Йорк, где вручил де Куэльяру с просьбой обеспечить как можно более быстрый ответ из Аргентины. Хунта очутилась в роли заложницы собственной пропаганды и решила отходить на жесткие позиции. Рос известил де Куэльяра о желании своего правительства отвода всех войск на их «обычные базы»; и пусть ООН распоряжается единолично без участия местных или британцев; на протяжении переходного периода на острова смогут приезжать аргентинские граждане; переговоры по суверенитету должно завершить к концу года, а иначе пусть вопрос передается на рассмотрение всей Генеральной Ассамблеи ООН, где Аргентина имела все шансы заручиться поддержкой большинства.

Такой вариант — фактическое отклонение британских предложений — стимулировал отчаянную возню лоббистов «на подножке последнего вагона» в Нью-Йорке. Как говорят, Рос в личном плане крайне огорчился реакцией хунты. Де Куэльяр раззявил рот, поняв, что упустил момент — время вышло. Миссис Киркпатрик и ее говорящий по-испански заместитель, Хосе Сорсано, провели встречи с аргентинскими эмиссарами — коммерсантами и дипломатами, равно как и с офицерами — в попытке убедить и помочь договориться. Сорсано сказал Мирету и Мальеа-Хилю прямо в лицо, что британцы «вышибут из вас кишки». Те ответили только холодным «нет». Миссис Киркпатрик пребывала в убеждении, что война на суше закончится катастрофой для взаимоотношений США с Южной Америкой. Она очень опасалась справедливости подтекста ранее сделанного Коста Мендесом открыто заявления Хэйгу: «Если будет война, то вина в том ваша». Похоже, аргентинец говорил не только от имени своей страны, но и от лица всего континента.

***

Во вторник, 18 мая, начальники штабов официально представили схему операции «Саттон» военному кабинету. По словам одного из присутствующих, она являла собой «классику британской военной истории». Каждый из глав видов вооруженных сил описывал участие своего рода войск и, что важнее, излагал личные оценки степени предстоящего риска. Любопытно заметить, руководство сухопутных сил и КВВС предсказывало более значительные потери в кораблях, нежели Королевские ВМС. На самом деле сэр Эдвин Брамалл ожидал даже большего урона в материальной части флота, чем оказалось в конечном счете. Однако тщательная режиссура Левина вновь принесла дивиденды. Не отрицая слабых мест британских ВМС, проявившихся в ходе кампании, в особенности в плане обеспечения прикрытия с воздуха, начальники штабов выразили полную уверенность в способности войск выполнить задачи, поставленные перед ними правительством. Позднее план десантной высадки в Сан-Карлосе предъявили полному кабинету — тогда-то члены его впервые услышали о готовившемся. Никто всерьез не верил в нечто способное предотвратить войну.

На следующий день военный кабинет — скорее с чувством облегчения, чем удивления, — получил ответ аргентинцев на британские предложения. Соответственно из Нортвуда находившемуся на борту «Гермеса» Вудварду отправился приказ продолжать подготовку к выполнению операции «Саттон» по своему собственному разумению. С этого момента отказ от десантной операции потребовал бы отдельного решения — на самом деле неожиданная уступка Буэнос-Айреса грозила смешать оперативному соединению все карты. Члены военного кабинета твердо сошлись на необходимости отозвать все ранее предложенные британцами на переговорах уступки. Британия не могла позволить себе риска услышать призыв к прекращению огня посередине операции на основании того, что-де «вот еще немного, шаг или два и все будет хорошо».

Приготовили «Белую книгу» — называемую должностными лицами в большей степени «красно-бело-синей» — для обнародования в четверг, когда премьер-министр выступит с обращением к парламенту. Объявление ею о провале мирного процесса встречалось либо с облегчением, либо с разочарованием, однако сопротивления почти не отмечалось. Ознакомившись с «Белой книгой», Майкл Фут выразил искреннее уважение к ее составителям. Как он выразился, правительственная позиция была «честной и внушительной». Зачитав публично список отозванных уступок перед своими «заднескамеечниками» и едва ли оставив им время на изучение материала, миссис Тэтчер подавила в зародыше любой мятеж на этой палубе. Палуба действительно была очищена — все готово для войны.

«Белая книга» по вопросу Фолклендских островов завершила мирный процесс в плане возможного для британцев компромисса. Документ, как представлялось, полностью подтверждал обоснованность мнения премьер-министра о тщетности любых переговоров, которые никогда не заставят аргентинцев очистить от своего присутствия острова, и о том, что любые уступки есть опасная игра. Правительство рисковало не выполнить обещаний, данных при отправке оперативного соединения в плавание, вследствие чего под угрозой оказывалось политическое заявление, олицетворяемое вышедшим в море соединением. «Белая книга» также являлась оправданием позиции Министерства иностранных дел, указывавшего на необходимость для Британии продемонстрировать желание попробовать решить дело миром. Британские предложения нельзя назвать некими бескомпромиссными или намеренно провоцировавшими отказ Аргентины. Пережив полтора длинных месяца трудных поисков мирного решения, Британия вступила в войну на суше с реальными преимуществами. Санкции и эмбарго против неприятеля остались не снятыми (ЕЭС временно возобновила свои 17 мая), и поддержка европейских государств стояла за ней прочной стеной. Масштабную карательную акцию Британии очевидно благословила и ООН. Аргентина осталась почти без друзей и практически не получила помощи даже от латиноамериканских соседей. Учитывая баланс военных преимуществ в Южной Атлантике, такое положение никак нельзя считать чем-то малозначительным. Дипломатия продемонстрировала свое бессилие в деле предотвращения войны после отплытия оперативного соединения. Данный момент ни в коем случае не являлся пустым звуком в симфонии ожидавшего ее успеха.