Фолклендские острова даже и во времена мира будут иметь огромное значение для этой страны, а в военную пору — сделают нас хозяевами морей.

Лорд Ансон, 1740 г.

Если смотреть на события заключительной мирной недели перед аргентинским нападением на Фолклендские острова в ретроспективе, в происходившем тогда так и читается ужасная неизбежность. В Аргентине машина вторжения закрутилась со все возрастающей скоростью, хотя в некоторых кругах (в том числе в американской разведке) продолжают утверждать, будто окончательное решение начать захват территории 2 апреля принималось не ранее 31 марта (в среду). Политики и должностные лица в Лондоне очевидно пребывали в состоянии смятения и нерешительности, а тем временем события кружились вокруг них стремительным водоворотом. Похоже, всего один институт отреагировал на оценки обстановки 28 марта целенаправленно — Королевские ВМС. Однако в его случае действовали некие скрытые мотивы.

Когда в понедельник, 29-го, приказ об отправке трех атомных многоцелевых подводных лодок поступил в Министерство обороны, ВМС располагали для немедленной отсылки в поход всего одной субмариной, HMS «Спартан», принимавшей участие в учениях «Спринггрэйн» в составе 1-й флотилии вблизи Гибралтара. Подлодки, по словам одного чиновника, «не появляются сами собой из воздуха», и первая реакция штаба подводного флота в ставке ВМФ в Нортвуде отражала удивление: «У нас есть чем занять наши субмарины кроме отправки Бог знает куда в Южную Атлантику», тем не менее атомную субмарину «Спартан» тотчас же отозвали в доки Гибралтара, где учебные торпеды заменили боевыми, позаимствованными у дизельной торпедной подлодки «Оракл». Не прошло и сорока восьми часов, как субмарина находилась в пути. АПЛ (атомная подводная лодка) «Сплендид» последовала за ней 1 апреля, за день до старта аргентинского вторжения, а «Конкерор» — еще тремя сутками позднее (обе из Фаслейна в Шотландии). Все они шли курсом на юг, держа весьма достойную среднюю скорость в 23 узла. Но даже и при таких условиях подлодка «Спартан» достигла вод в виду Порт-Стэнли не ранее 12 апреля. Транспорт снабжения Королевского вспомогательного флота, «Форт Остин», вышел из Гибралтара 29-го с целью оказания поддержки субмаринам и «Эндьюрансу».

Как бы ни недоумевали вначале иные из младших офицеров, другим фигурам в Королевских ВМС Бог даровал способность смотреть на вещи шире. Встреча начальника главного морского штаба, сэра Генри Лича, со старшим оперативным составом состоялась во второй половине дня в понедельник в Министерстве обороны в Уайтхолле. Военные рассмотрели варианты, представленные в докладной Нотта на прошлой неделе, в свете поступления новых разведданных и решения отправить в поход подлодки. Что если потребуется «более крупное оперативное соединение»? Такое, которому «будет под силу вести действительно результативные действия против аргентинских ВМС»? Аргентина располагала значительным флотом, способным действовать над и под водой, а также наносить удары с воздуха. У нее имелись по крайней мере шесть кораблей, оснащенных установками ракет «Экзосет», предназначенных для поражения вражеских судов и летавших на предельно малой высоте над поверхностью моря. Словом, суда противника несли такое же главное надводное оружие, как и корабли Королевских ВМС. Кроме того, в перечень материальной части флота Аргентины входили четыре субмарины, местонахождение двух из которых почти не поддавалось определению с помощью эхолокаторов, наличествовали также военно-воздушные силы из более чем двух сотен машин, готовых к налетам на британские морские или сухопутные войска. При всем том в ходе операции против таких внушительных сил на дистанции в 8000 миль (15 000 км) от родных берегов предполагались огромные трудности обеспечения тыла и стратегических действий. Простая осмотрительность в плане ведения конвенциональных боевых действий диктовала: при имеющейся в распоряжении Королевских ВМС в 1982 г. материальной части было бы крайне опасно отправляться в дальний поход для противодействия таким силам. Посему на совещании сразу же отбросили любые варианты оперативного соединения для действий в чрезвычайной ситуации, которое бы не включало в себя все доступные ресурсы, в том числе авианосцы, субмарины и формирования морского десанта.

И вот в умах Лича и сотрудников его штаба стал зарождаться грандиозный проект — применение всего британского боевого флота против вполне заслуживавшего уважения противника. Для большинства офицеров подобная концепция в контексте 1980-х годов выглядела едва ли не совершенно фантастичной. Такая операция оказалась бы и вовсе невозможной уже буквально через считанные годы, поскольку начальство собиралось вот-вот отправить в утиль авианосные и морские десантные ударные группы. Вот и возникла чрезвычайная ситуация, к действиям в условиях которой, как все время и говорил Лич, ВМС необходимо соответствующим образом экипировать, а между тем политика целой цепочки сменявших друг друга министров обороны едва не сделала подобную операцию вообще невозможной технически. Существовали, безусловно, преобладающие стратегические основания для отправки в поход крупного оперативного соединения, которое Лич принялся собирать в тот самый день. Он одним из первых понял необходимость ее не только в военном, но и в политическом плане.

Костяком соединения предстояло послужить 1-й флотилии, примерно двадцати кораблям, которые очень кстати дислоцировались в середине Атлантического океана в рамках учения «Спрингтрейн» под началом своего командующего, контр-адмирала Джона «Сэнди» Вудварда. Его начальник (и непосредственный подчиненный Лича), командующий флотом сэр Джон Филдхауз, вел наблюдение за учениями с борта эскадренного миноносца «Гламорган» (класса «Каунти»). Поздним вечером в понедельник Филдхауз получил из штаб-квартиры флота в северо-западном пригороде Лондона Нортвуд сообщение об ухудшении обстановки в Южной Атлантике и о планах Министерства обороны отправить в заданный район более крупное «сбалансированное» оперативное соединение, помимо уже снаряжаемых в поход субмарин. В свои пятьдесят три года Филдхауз достиг высшего карьерного поста в военно-морском командовании, и ему, как ранее Личу, предстояло получить новый ресурс роста и перейти на службу из штаб-квартиры флота в Уайт-холл. Всегда буквально излучавший вежливость в голосе, манерах и даже во внешности, офицер этот чем-то неуловимо напоминал актера Чарлза Лоутона. Проницательный и талантливый, Филдхауз пользовался огромным уважением у своих высокопоставленных коллег в США и в НАТО. Как и многие морские офицеры в ту неделю, он наверняка чувствовал приближение важного момента в военно-морской истории. Получив сигнал из Лондона, Филдхауз тут же вызвал к себе адмирала Вудварда «со всей документацией», находившегося на борту флагмана, эсминца «Антрим», крейсировавшего на тот момент примерно на удалении в 250 миль (более 460 км). В 4.30 пополуночи во вторник два офицера встретились на час в большой адмиральской каюте на «Гламоргане». Там они обсудили задачи 1-й флотилии в рамках более крупного оперативного соединения и широких действий в Южной Атлантике. Еще до восхода солнца Филдхауз вертолетом убыл в Гибралтар, а откуда улетел прямиком в Лондон. С того момента заработал план действий в условиях чрезвычайных обстоятельств, связанный с отправкой в экспедицию максимально крупного военно-морского контингента Британии со времен войны. А меж тем адмиралу Хорхе Анайя, занимавшему аналогичный должности Лича пост во вражеском стане, только предстояло совершить акцию, которая ускорит плавание. Если уж аргентинец решился на вторжение, он знал, как сознавали и в Лондоне, — все на свете британские корабли не остановят его.

***

Ричард Люс появился на приеме в Министерстве иностранных дел в понедельник вечером, подчеркнуто опираясь на трость, и заявил: «На этой неделе она мне очень понадобится». На следующее утро ему пришлось бороться с обстоятельством быстрого развития политики несообразно слабого ответа. Его поставили в известность, что «Спартанцу» понадобятся десять суток для достижения Фолклендских островов. Тем временем надлежало направить все усилия на снижение температуры взаимоотношений с Буэнос-Айресом. Утром во вторник Каррингтон счел нужным прервать запланированное путешествие из Брюсселя в Израиль, дабы вместе с Люсом сделать совместное заявление перед парламентом. 24 марта Министерство обороны дало им полномочия объявить о решении оставить «Эндьюранс» «в районе патрулирования настолько, насколько потребуется». В палате общин Люс внес добавление: «дальнейшая эскалация в споре ни в чьих интересах… Совершенно разумным будет искать способов дипломатического выхода». Затем он сделал дальнейший шаг — произнес следующие слова, направленные на удовлетворение членов парламента без риска вызвать у аргентинцев обеспокоенность по поводу отправки субмарин: «Вопрос безопасности ареала Фолклендских островов пересматривается, хотя палата должна понять меня, если я не стану открыто распространяться относительно наших мер предосторожности». Назовем сию тираду благим намерением.

Палата общин в очередной раз продемонстрировала свою непригодность в качестве форума для разрешения кризиса. Мало кто осознал дилемму Люса, за исключением шансов извлечения из нее партийного капитала. Спикер по внешнеполитическим делам от оппозиции, Денис Хили, заметил, что министры показали «полную халатность и некомпетентность, заведя себя в положение, из которого совершенно не способны к какому бы то ни было ответу на угрозу, тучами сгущавшуюся на протяжении последних трех неделю>. По сути он был прав, однако правильный момент указать на это давно миновал. Затем слово взял Джеймс Каллагэн, чтобы сообщить палате подробности отправки в 1977 г. на юг военно-морского оперативного соединения, то есть предположительно раскрыть государственную тайну. «В то время как я не давлю на замминистра в отношении происходящего сегодня, — произнес он, — я уверен, сегодня имеется в виду нечто подобное». Люс очутился в трудной, если не сказать безнадежной ситуации. Становилось невозможным с политической точки зрения отрицать отправку субмарин, но в военном отношении было бы просто безумием давать этому подтверждение. Члены парламента могли запросто спровоцировать хунту на первые шаги по захвату Порт-Стэнли. Министры с тех пор долго упирали на то, что со времен Южной Георгии климат, царивший в палате общин, напрочь исключал «непровокационные шаги», как, скажем, отказ от выхода «Эндьюранса» в плавание из Порт-Стэнли. В данном случае парламент несет частичную ответственность за ускорение аргентинского вторжения.

Игра в кошки-мышки с Люсом продолжилась в помещении выше, на заседании комитета рядовых членов парламента от консервативной партии. Люс подчеркнул, что не может ничего добавить к сказанному в палате общин. Однако данное упорство не послужило сдерживающим средством для парламентариев правого уклона, желавших слышать о том, как британские ВМС победной поступью шагают по морям. После встречи некоторые из присутствовавших на ней парламентариев почувствовали себя вправе с умным видом и знанием дела подмигнуть и намекнуть некоторым лоббистским корреспондентам, что, мол, подлодки-то на самом деле уж точно в пути. Фатальное сообщение прокатилось по телевизионным экранам в новостях тем же вечером. А в утренних газетах оно уже звучало как факт. Информация пулей помчалась в Буэнос-Айрес, где только подтвердила слухи, ранее циркулировавшие в высших военных кругах. Когда заместитель министра обороны, Питер Блейкер, позвонил в офис Люса, дабы поговорить с ним об утечке, многие из персонала Люса не могли смотреть новости без тошноты. Британский парламент — цитадель секретности, когда надо говорить открыто, и настоящий болтун — находка для шпиона, когда тайна решает все, — превратил скрытое сдерживающее средство на пути вторжения фактически в приглашение к нападению.

Перед отъездом в Израиль Каррингтону предстояло решить еще один вопрос с американцами. 28 марта он отправил официальное сообщение государственному секретарю, Александеру Хэйгу, где информировал последнего об опасности, сопряженной с действиями военных кораблей в ареале Южной Георгии, и попросил о посредничестве в делах с хунтой. К крайнему своему удивлению, Каррингтон получил сообщение от заместителя Хэйга, Уолтера Стессела, в котором указывалось на то, что Британия и Аргентина «добрые друзья» США, а Британии рекомендовалось поступать с взвешенной осторожностью. При всем том Америка обещала, что ее посол в Буэнос-Айресе, Гарри Шлаудеман, попробует как-то помочь. (Шлаудеман и в самом деле связался с Коста Мендесом в тот же вторник, нарвавшись на резкую отповедь.) По общему мнению, Каррингтон сильно разозлился. Он хотел вызвать к себе посла США, Джона Луиса, но, узнав о его отсутствии, не стесняясь в выражениях, обрушился на долготерпеливого второго номера, Эда Стритора. Карринггон попросил Стритора довести до сведения Хэйга информацию об агрессии, вот-вот готовой совершиться в Южной Атлантике, в свете чего Соединенным Штатам лучше бы решить сразу, на чьей стороне они предпочтут находиться. Скелет американского вероломства в вопросе Суэцкого канала уже загремел костями в шкафу британского Министерства иностранных дел.

Темп развития кризиса нарастал. Новости об отправке подлодок в конечном счете заставили хунту тверже держать палец на спусковом крючке вторжения. Гордость Анайи, авианосец «Вейнтисинко де Майо» («Двадцать пятое мая»), уже вышел в море из Пуэрто-Бельграно. Во вторник высшее коман-дование флота заявило о приведении аргентинских ВМС «в состояние готовности», хотя и не уточнило, к чему или для чего. В тот вечер улицы Буэнос-Айреса взорвались… нет-нет, не восторженными воплями с призывами к войне, а антиправительственными призывами манифестантов и насилием толп, невиданным по ожесточенности в Аргентине с военного переворота в 1976 г. Все это заставило хунту решить вопрос окончательно. Как пророчески заявила месяцем ранее «Ла Пренса»: «Война есть единственное, что может спасти это правительство».

***

В среду на рассвете британская разведка ломала голову над перехватами РИЭС из Южной Атлантики. Данные четко показывали, что аргентинский флот находился в море и выдвигался на позиции, пригодные для штурма Фолклендских островов в ближайшие сорок восемь часов. Полный анализ информации лег на стол Джона Нотта во второй половине дня. Лорд Каррингтон тотчас же связался с Ричардом Люсом в Министерстве иностранных дел. Никого не требовалось подгонять к срочному обсуждению обстановки. Нотт, бывший в тот момент в палате общин, поспешил со справочными документами на встречу с премьер-министром, каковая тоже находилась в своем помещении в палате общин. Уже наступал вечер. Люс повел себя, как и раньше: созвал на совет Ферна и Юра, затем сообщил Хамфри Аткинсу — исполняющему обязанности министра иностранных дел в отсутствие улетевшего в Израиль Каррингтона — о своем намерении немедленно увидеться с премьер-министром. Сопровождаемый Юром, он зашагал на Даунинг-стрит 10, обнаружив там, однако, что миссис Тэтчер находится в палате общин и уже уединилась с Ноттом. Оба отправились туда.

Во всех углах и закоулках Уайтхолла тем вечером зажужжали жучки, предсказывающие назревающую катастрофу. В семь часов в офисе миссис Тэтчер в палате общин находились Джон Нотт и Ричард Люс, а также Хамфри Аткинс. Будущий постоянный заместитель министра в Министерстве иностранных дел, сэр Энтони Акленд, присутствовал в роли главы ОКРС (в процессе передачи дел Патрику Райту). Был там и личный секретарь миссис Тэтчер, Клайв Уитмор, а позднее пришел ее парламентарный секретарь, Йэн Го. Постоянного заместителя Нотта, сэра Фрэнка Купера, оторвали от званого обеда. Последним прибыл начальник главного морского штаба, сэр Генри Лич. Среди значительных фигур отсутствовали лорд Каррингтон, отбывший в Тель-Авив, и начальник штаба обороны, сэр Теренс Левин, наносивший в тот момент визит в Новую Зеландию. На протяжении той кризисной недели Левин ежедневно связывался с Лондоном по телефону, спрашивая, не следует ли ему возвратиться. Каждый раз ему резонно отвечали, что поспешное сворачивание поездки начальника штаба обороны вызовет только ненужную шумиху и лишние вопросы.

Совещание в среду продолжалось четыре часа. В ходе него высокопоставленные лица пересматривали донесения разведки и долго обсуждали обстоятельство уверенности Министерства иностранных дел и ОКРС в отсутствие ныне неотвратимой угрозы вторжения. Самым дерзким моментом из возможных планов Аргентины представлялась высадка десанта с субмарины для усиления давления на Британию в Южной Георгии. Мнение это довели и до сведения Рекса Ханта в Порт-Стэнли. В любом случае, даже если полномасштабное вторжение и в самом деле готовилось аргентинцами, британская сторона все равно не располагала возможностями предпринять какие-либо военные усилия для противодействия этому. Более всего в тот момент Британия уповала на дипломатию. Посему первым делом решили побудить американцев оказать давление на Галтьери — самое непосредственное и срочное.

В тот же вечер британский посол в Вашингтоне, сэр Николас Хендерсон, встретился с Хэйгом и Эндерсом и попытался убедить их в серьезности положения. Он пришел вооруженный донесениями разведки по состоянию на среду. Американцы ничего не знали (к большому в дальнейшем удовлетворению британской разведки), и Хэйг запросил свой штаб: «Почему мне об этом не сказали?» Он тут же создал рабочую группу под началом Эндерса и послал предупреждающий сигнал в Белый дом о возможном намерении британского премьер-министра в скорейшем будущем выйти на контакт с президентом. Сообщение миссис Тэтчер было передано в 9 часов вечера по лондонскому времени в виде телеграфного обращения к Рейгану с просьбой снестись с аргентинским президентом и попросить его не касаться британских территорий.

А что если эта инициатива провалится? В большинстве своем в офисе миссис Тэтчер собрались господа, инстинкт которых диктовал им осторожность действий. Хамфри Аткинс и должностные лица Министерства иностранных дел прочно держались такого мнения: если уж Британия не в состоянии ничего предпринять для предотвращения неминуемого вторжения, ей следует, по крайней мере, избежать каких-то провокационных акций — не давать Буэнос-Айресу лишних поводов для агрессии. Позиция Джона Нотта отличалась большей сложностью. Сухощавый, но эмоциональный человек, он прежде никогда не находил в себе сил прямо высказать собственное мнение в кабинете, где со всех сторон звучали веские и обоснованные аргументы. У коллег министра создавалось впечатление, будто он копит эмоции в себе, а потом неожиданно взрывается ими, причем зачастую в совершенно непредсказуемые моменты. В тот самый вечер Нотт имел перед собой вчерашний протокол заседания совета по военным вопросам (ничего общего с ориентированным на свой род войск штабом ВМС) с крайне скептическим видением затеи с экспедицией на Фолклендские острова. Нотт заикнулся о сложностях тылового обеспечения в рамках операции по освобождению островов в случае их захвата Аргентиной. Что более резонно, министр указал на следующий момент: если оперативное соединение отправится в плавание, оно войдет в свой собственный наступательный ритм, а посему в плане политическом остановить его будет довольно трудно. На данное обстоятельство следовало обратить особое внимание начальников штабов. Нотт не стал распространяться, что на кону стояла как раз такая «оперативно-запредельная» операция, которую, в свете его пересмотренной концепции военно-морских сил, министерству так хотелось бы числить невозможной. Из всех присутствовавших в начале совещания лиц только миссис Тэтчер правомочно считать по характеру не расположенной к осторожности. Но что могла сделать она одна?

И тут, словно этакий deus ex machina, появился он — готовый сыграть свою роль. Йэн Го объявил, что начальник главного морского штаба и начальник штаба ВМС, адмирал сэр Генри Лич, находится по ту сторону двери. Впустить его? Лич был настоящим адмиралом — адмиралом в квадрате. Резкий, прямой и не любивший обиняков, он прибыл в парадной морской форме, поскольку целый день занимался официальными вопросами в Портсмуте (хотя и находился в постоянной связи с Лондоном за счет использования персонального служебного вертолета). Он прибыл обратно в Уайтхолл вскоре после 6 часов вечера и нашел у себя на столе инструктивный материал Нотта по Фолклендским островам вместе с новыми донесениями разведки. Вновь опасаясь, как бы его министр снова, грубо говоря, не сдал ВМС, Лич позвонил Филдхаузу, дабы справиться о ходе планирования действий в условиях чрезвычайных обстоятельств, собрал подозрительные справочные документы и зашагал по коридору в направлении кабинета Нотта. Узнав об отбытии того в палату общин, адмирал кинулся вдогонку, никем не задерживаемый, если не считать полицейского в центральном вестибюле, очевидно, не принадлежавшего к числу поклонников первых лордов Адмиралтейства, пусть даже и при всех регалиях. Затем, пока занимались поисками Нотта, Личу пришлось добрые полчаса прождать в офисе младшего парламентского партийного организатора. Лишь только тогда, когда миссис Тэтчер стало известно о нахождении адмирала в здании, того пригласили для участия в имевшей ключевое значение дискуссии. В конце-то концов, он же не был старшим правительственным советником по своему виду ВС (таковым является начальник штаба обороны), даже не исполняющим его обязанности, как сэр Майкл Битем, начальник штаба ВВС.

Большинство участников той встречи согласны, что прибытие Лича изменило звучание их хора. На вопрос премьер-министра, готов ли он мобилизовать полнокровное оперативное соединение военно-морских сил и, если да, то как скоро, адмирал ответил положительно, взяв срок до выходных. Он пояснил, что в данном случае необходим сбалансированный флот, а не просто небольшая эскадра, к тому же потребуется всесторонне обеспеченная тыловая поддержка. Он даже осмелится взять на себя риск высказаться в политическом аспекте: если Аргентина отважится на вторжение, британским ВМС не просто следует ответить, нет, они обязаны дать отпор агрессору. Когда премьер-министр спросила Лича прямо-таки в духе старой доброй королевы Бесс, как бы он отреагировал на отправку такого флота, будь он аргентинским адмиралом, Лич ответил: «Я бы немедленно вернулся в порт».

Коллегам Джон Нотт показался крайне смущенным тем, как этот старый морской волк с такой уверенностью разбивает все министерские сомнения, а премьер слушает каждое его слово. Со своей стороны, Лич не был бы человеком с присущими всем нам слабостями, если бы в своей иронии не торжествовал моральной победы над своим противником. На глазах адмирала сбывалась мечта любого современного морского лорда. Теперь штаб обороны получил задание отыскать способ быстрейшим образом усилить гарнизон Стэнли. Флот был приведен в состояние первоначальной боевой готовности. Никто не верил даже в выход в море оперативного соединения, не говоря уж о настоящей войне. Убежденность Нотта на данном этапе кризиса в неразумности введения в действие оперативного соединения, похоже, превалировала в собрании, хотя министр и не возражал против объявления тревоги. Как бы там ни было, Лич впрыснул в варево дискуссии два критически важных ингредиента: первое, он твердо настаивал на крупном оперативном соединении и, второе, указывал на возможность и целесообразность его мобилизации к выходным.

Многие и теперь спорят по поводу того, как повернулись бы дела на том совещании в среду, окажись на месте Лича сам начальник штаба обороны, сэр Теренс Левин. Левин, хотя и моряк, не так ревностно ратовал за военно-морские силы с их политикой, как Лич, и, вполне вероятно, проявил бы больше склонности руководствоваться стратегическими соображениями, довлевшими над умами Нотта и штаба обороны. Точно так все, безусловно, и складывалось бы, будь в то время начальником штаба обороны сухопутный офицер, лорд Карвер. В действительности же никто не спрашивал мнения Левина, находившегося в Новой Зеландии, относительно отправки оперативного соединения, ему лишь сообщили о выходе его в плавание, как о свершившемся факте. Лич не перестает настаивать, будто на всем протяжении подготовительной фазы к вводу в действие оперативного соединения она являлась «исключительно делом ВМС». Безусловно, если бы не его личная динамичность, едва ли флот отправился в поход так быстро, да и вообще верх могла взять осторожность.

Поздно вечером в доме командира 3-й бригады коммандос КМП (Королевской морской пехоты), бригадира Джулиана Томпсона, в Дартмуре, неподалеку от штаб-квартиры морской пехоты в Плимуте, раздался телефонный звонок. Звонивший спросил лишь: «Думаю, вам известно об осложнениях на Фолклендских островах?» Учитывая инцидент с Южной Георгией, слова эти Томпсона не удивили. На самом деле в минувшее воскресенье он даже обсуждал данный вопрос со своим бригад-майором. И все же из трех боевых пехотных частей, составлявших бригаду Томпсона, 45-й отряд коммандос находился на базе в Шотландии, 42-й отряд только что распустил своих людей в отпуска после учений в Норвегии, а 40-й отряд проходил подготовку в северо-западных областях Англии. Следовательно, с последним дела обстояли проще, и формированию в составе 600 чел. приказали немедленно вернуться в Плимут.

***

Следующее утро в Уайтхолле стало свидетелем целого шквала заседаний и совещаний. Комитет по ВиО кабинета собирался для рассмотрения как данных разведки, так и военных вопросов. Вместо Каррингтона присутствовал Люс. Его взволнованное состояние послужило почвой для комментария со стороны секретариата кабинета министров — находившегося под очарованием sang-froid ОКРС — в отношении того, что-де Люс готов бить из пушки по воробьям. В Министерстве обороны начальники штабов собрались для обсуждения предложений Лича об отправке флота. Как считается, в ходе встречи сэр Эдвин Брамалл от сухопутных войск высказал некоторые сомнения, как и сэр Майкл Битем из военно-воздушных сил. Но главный вопрос состоял в том, насколько выполнима задача, а тут любые доводы перевешивал голос ВМС. Не зря же Лич с понедельника работал на планом действий в чрезвычайных обстоятельствах — теперь адмирал явно находился в выгодном положении. Как заметил позднее старший чиновник министерства: «Лич повесил бы на рее любого командира, не подготовь тот свой корабль к выходу в море на выходные. Лич знал, что на кону стоят не только Фолклендские острова». Хотя оба — Брамалл и Битем — продолжают с тех пор поразительным образом помалкивать, известно, что в тот момент они довольно шумно выражали обеспокоенность в отношении претензий Лича к их сферам ответственности. Как бы там ни было, сказанное выше ни в коем случае не уменьшило их приверженности делу в части обеспечения оперативного соединения максимально возможной тыловой поддержкой в дальнейших событиях.

В то же самое время и в другом месте в недрах здания Министерства обороны проходило совещание генералов Королевской морской пехоты — первое, на котором председательствовал глава корпуса, сэр Стюарт Прингл, вернувшийся в строй после серьезных ранений, полученных в результате взрыва бомбы ИРА. Фолклендские острова, разумеется, упоминались, хотя тема ни в коем случае не находилась на вершине повестки дня. Вопрос усиления гарнизона островов являлся крайне сложным моментом. Возможность прямого полета отсутствовала. Транспортные самолеты С-130 «Геркулес» КВВС не подлежали заправке в воздухе, и единственным возможным способом достигнуть цели оставалась промежуточная посадка в дружественной латиноамериканской стране — скажем, в Чили.

В различные фазы происходившего в тот день бригадир Томпсон в Плимуте получал приказ объявить тревогу, а потом дать отбой всему 40-му отряду коммандос, потом одной роте, затем одному и в конечном счете двум взводам противовоздушной обороны. Как бы там ни было, к концу дня Министерство поставило крест на почти абсурдной затее перебросить силы в Южную Атлантику за считанные часы. Как бы сказали сами парни в этом роде войск, им приказали «отставить, не начиная». По пути к себе в Плимут из Министерства обороны непосредственный начальник Томпсона, генерал-майор Джереми Мур, размышлял главным образом о предстоящей отставке и прикидывал, какую бы работенку подыскать себе на гражданке.

Тем вечером группа министров и должностных лиц, которым вскоре предстояло составить ядро военного кабинета, вновь собрались наверху в рабочем офисе миссис Тэтчер в доме № 10. В дополнение к лицам, присутствовавшим прошлой ночью, там находился вызванный по такому случаю заместитель премьер-министра, Уильям Уайтлоу. Тем же вечером прибыл из Тель-Авива и лорд Карринггон. Миссис Тэтчер поспешила поскорее вернуться после планового посещения королевы в Виндзоре. Полученные разведкой сведения не оставляли сомнений — крупный аргентинский флот приближался к Порт-Стэнли.

Приходилось связываться с Хэйгом, пока референты Рейгана лихорадочно пытались поставить президента в известность в отношении предстоящего разговора с Галтьери — разговора, о котором предстояло еще договориться. Посол Шлаудеман в Буэнос-Айресе попытался подготовить почву для беседы, обращаясь к Коста Мендесу и Галтьери, но тщетно. Все аргентинцы пребывали в глубочайшей уверенности: что бы там ни сказал для занесения в протокол Рейган, американцы в конечном счете сохранят нейтралитет в споре. Посему Галтьери не испытывал ни малейшего желания разговаривать с Рейганом — к чему в такой момент лишние затруднения?

Генерал уклонялся от контакта с Рейганом на протяжении четырех часов, но в итоге согласился пообщаться с ним. Беседа, включая перевод, продолжалась час. Рейгану, по крайней мере, удалось убедить Галтьери в решимости Британии оказать противодействие любому вторжению. Также президент США заверил собеседника в совершенной ненужности для него конфликта между двумя союзниками в Южной Атлантике и добавил, что Аргентина будет в таком случае выглядеть зачинщиком — агрессором, тогда как любое вторжение положит конец добрым взаимоотношениям США с Буэнос-Айресом. Он предложил в посредники вице-президента, Джорджа Буша. Аргентинская сторона ответила отказом. Но, судя по всему, от разговора с Рейганом у Галтьери затряслись поджилки. Аргентинский президент передал мнение американцев Анайе. На это адмирал, как говорят, отозвался с миной опытного заговорщика, что, мол, поздно уже поворачивать. Его корабли выстроились в боевые порядки ввиду Фолклендских островов. Он мог бы развить мысль словами леди Макбет: «Или твоя надежда / Была пьяна и вот теперь, проспавшись, / Зеленая и бледная, глядит / На прежний пыл?».

Все внимание присутствующих в кабинете премьер-министра сконцентрировалось на выборе варианта реакции Британии. Как выразился один участник совещания: «Мы почувствовали, что ракета уже взлетела в воздух, теперь оставалось ждать, где она упадет». На сей раз, после встречи с начальниками штабов утром, Джон Нотт выражал куда меньше сомнения. Он поведал премьер-министру, что с прошлого вечера пришел к мнению о целесообразности отправки оперативного соединения как ответа Британии на любое вторжение. Лич, вызванный из министерства, с большой готовностью подтвердил свою точку зрения. И в самом деле, теперь для многих из собравшихся оперативное соединение Королевских ВМС казалось единственной одеждой, способной прикрыть их политическую наготу, если произойдет нечто очень нехорошее. Соответственно флоту приказали привести себя в состояние полнейшей боевой готовности. Похоже, даже и тогда никто не верил, что дело дойдет до столкновения. На самом деле готовность министров выразить согласие на объявление тревоги отчасти обусловливалась ее нереальностью. Никто не рассуждал о правилах применения силы, стратегии или о вероятных преимуществах британского соединения перед аргентинским флотом. Как позднее заявлял сэр Теренс Левин, хотя создание оперативного соединения являлось продуктом плана действий в чрезвычайных обстоятельствах, то же самое нельзя сказать в отношении применения самого соединения. «У нас отсутствовала схема такого рода кампании в Южной Атлантике, как и план отвоевать Фолклендские острова», — признался он специальному комитету в палате общин. На данной стадии оперативное соединение расценивалось по существу как средство демонстрации силы. Сей момент, возможно, позволяет до известной степени объяснить загадки ночных совещаний в среду и четверг и того, почему не поднимался вопрос направления прямого ультиматума в Буэнос-Айрес? Ряд противников вторжения среди аргентинцев очень сетовали по поводу того, что на протяжении трех месяцев Британия только и подначивала хунту, словно говоря ей: «Ну, давай же, давай, рискни!» Миссис Тэтчер ничего не предприняла в отношении аргентинских военных на Южной Георгии. И вот теперь, когда вторжение самым драматичным образом приближалось, никто не попытался сигнализировать в Буэнос-Айрес о намерениях Британии ответить на это крупномасштабной акцией вооруженного противодействия. Любопытное упущение будет обсуждаться ниже (с. 423–424).

***

В начале утра в пятницу, когда аргентинский флот выходил на позиции в виду Восточного Фолкленда, участники совещания на Даунинг-стрит расходились из кабинета усталые и крайне обеспокоенные. Пожалуй, лишь один из них испытывал какое-то удовлетворение от всего происходившего. Сэр Генри Лич вернулся непосредственно в оперативную комнату ВМС в Министерстве обороны, где собирались ожидавшие его сотрудники штаба. Он отдал сжатый и уверенный приказ: «Необходимо подготовить и отправить в плавание оперативное соединение». Сразу же за тем распоряжение помчалось к Вудварду, находившемуся посередине Атлантического океана: ему велели «сосредоточить свою оперативную группу» и «приготовиться к тайному движению на юг». Интересно, что на данной стадии экспедиция не получила еще официального одобрения ни британского кабинета, ни парламента. Возможно, дело тут только в неком конституционном ляпсусе. Да на самом-то деле аргентинцы в тот момент даже не вторглись на Фолклендские острова. Поневоле хочется процитировать слова Лича: «Это было исключительно делом ВМС».