Командиры составляющих частей британского оперативного соединения, сходившихся по плану на острове Вознесения в конце второй недели апреля, имели приказы военного кабинета обеспечить ряд отдельных моментов. Коммодор Клэпп и бригадир Томпсон, находившиеся на борту «Фирлесса», ломали голову над «возвращением Фолклендских островов». Томпсона и его планирующую ячейку — группу «R» — особым образом проинструктировали относительно задачи сосредоточиться исключительно на действиях на суше, поскольку сражения в небе и на море будут разворачиваться и выигрываться до их прибытия.

Для достижения соответствующих условий сэр Джон Филдхауз и адмирал Вудвард располагали, помимо трех атомных подводных лодок, уже следовавших в Южную Атлантику, самым мощным ядром эсминцев и фрегатов, которые только могла позволить себе послать в море Британия. Возглавляли их три ракетных эсминца типа 42 — «Глазго», «Шеффилд» и «Ковентри» — и два ракетных фрегата типа 22 «Бриллиант» и «Бродсуорд», — которые вышли из Гибралтара вместе с другими судами, участвовавшими в учениях «Спрингтрейн», курсом на остров Вознесения. Ну и наконец — авианосная группа из «Инвинсиблу» и «Гермеса». Корабли Вудварда начали путь на юг на рекордной скорости в 25 узлов, но скоро сбавили обороты. Как стало очевидным, никакого прока от спешки не будет, и надо ждать, пока подтянется авианосная группа. Даже и тогда, невзирая ни на какие фантазии британской прессы о мнимой возможности покрыть расстояние до Фолклендских островов за две недели, отсутствовал и самый крошечный шанс для боевых кораблей следовать на юг без сопровождения танкеров, которые шли с крейсерской скоростью всего в 15 узлов.

Командир 1-й флотилии. или КПФ, как обычно именовался адмирал Вудвард, к моменту отправки в поход в воды Южной Атлантики снискал репутацию крайне динамичного и блистательного офицера. Он излучал энергию и напор. фонтанировал идеями в манере, восхищавшей всех, кто знал его многие годы. «Совершенно потрясающий парень. — решительно подытожил командир одного из фрегатов его флотилии и добавил: — У Сэнди свободный ум». Командуя субмариной, а поздн «е эсминцем типа 42, он, не жалея себя, трудился ради интересов подчиненных, однако некая внешняя сухость часто отталкивала от него людей, и если говорить о близких друзьях, их насчитывалось вокруг него, пожалуй, совсем немного. Один из его капитанов, восхищавшийся им, считал Вудварда в глубине души застенчивым человеком, каковые свойства тот маскировал порой за жесткой манерой речи и поведения. В отличие от большинства своих офицеров Вудвард, сын банковского служащего из Корнуолла, происходил из семьи, не имевшей в прошлом военно-морских традиций. Математик и шахматист, он продвигался по служебной лестнице исключительно за счет интеллекта, быстроты мышления, личной притягательности. Если он и в самом деле страдал от неуверенности в себе, посторонние едва ли замечали это. Оперативное соединения находилось под командованием поразительно умного морского офицера, преисполненного решимости к великим свершениям, предстоявшим ему самому и командам кораблей. Критика, обрушившаяся на адмирала за действия на протяжении последовавших недель, происходила в значительной мере из-за соображений как раз якобы излишней самоуверенности.

В воскресенье, 11 апреля, Вудвард принимал командиров кораблей на борту «Гламоргана». На совещании перед ланчем он предложил офицерам высказать соображения относительно дальнейшего развития событий и, естественно, о том, как действовать перед лицом аргентинской угрозы, если дело дойдет до боя. Многие разделяли мнение командира «Глазго», кэптена Пола Ходдинота: все горели желанием показать свои способности и возможности их кораблей, но полагали, что после некой вооруженной демонстрации сил — вероятно, после первой стычки с аргентинскими ВМС — противник сразу же выразит готовность договориться. Командир «Ковентри», кэптен Дэйвид Харт-Дайк, упирал на особенную угрозу со стороны неприятельской авиации, но полагал, что противник не рискнет выйти из порта. Другие офицеры считали, что с политической точки зрения у аргентинских ВМС нет предлога отказаться от битвы, поскольку сами их командиры довели народ до экстаза навязчивой идеей захвата Фолклендских островов. Самому адмиралу столкновение с формированиями аргентинских ВМС представлялось вполне вероятным, к тому же его беспокоила угроза со стороны имевшихся у неприятеля двух современных дизельных подлодок типа 209 западногерманского производства, а кроме того — опасность налетов с воздуха. Большинство офицеров позднее признавали, что на данной стадии очень и очень недооценили аргентинские военно-воздушные силы. «Мы беспокоились, но не так, как следовало бы, говорил один капитан, корабль которого серьезно пострадал от атак авиации. — Мы недооценили их воли наносить удары и проводить решительные атаки». Пусть Вудвард осознавал размеры и мощь военно-воздушных сил неприятеля, составляя свое мнение о них в апреле, он пользовался данными разведки из Лондона, по которым выходило, что противник располагает лишь одним самолетом «Супер-Этандар», способным вести огонь ракетами АМ 39 «Экзосет», которых у аргентинской авиации имеется всего пять единиц.

Угроза со стороны надводного флота казалось и в самом деле очень большой. «Когда приходится противодействовать собственным системам оружия, трудно испытывать чувство превосходства» — так выразил снос мнение по данному вопросу один офицер. Аргентинцы располагали по крайней мере шестью эсминцами и фрегатами, оснащенными ракетами «Экзосет» класса «корабль-корабль». Прежде чем авианосная группа вышла из Портсмута, капитаны встретились на борту «Инвинсибл» для проведения конференции с участием директора военно-морской тактической школы в Форт-Саутуик. Они обсудили некоторые детали в отношении функциональных возможностей аргентинских вооруженных сил. «Экзосет» против «Экзосет», глубокомысленно проговорил капитан «Инвинсибла» Джереми Блэк. — М-да. Это не радует». Конечно, команды британских субмарин сделают все от них зависящее и возьмут на мушку неприятельский флот, но британцы считали вполне возможным шанс на прорыв аргентинцев в случае должной целеустремленности и напора. Вудварду не нравились очертания заявленной Лондоном 200-мильной (370-километровой) запретной зоны на море вокруг Фолклендских островов, действие режима которой вступало в силу на следующий день. 12 апреля. Политики и начальники штабов начертили простой круг. Вудвард же предпочел бы иметь куда более широкий ареал к востоку от островов, дабы обеспечить себе больше простора на море и избавиться от страшного для британцев кошмара — вражеского авианосца, дрейфующего себе на безопасном расстоянии за чертой в 200 морских миль (370 км) и преспокойно отправляющего оттуда самолеты атаковать британские цели.

Ни один корабль в британском оперативном соединении — за исключением двух фрегатов УРО типа 22, оснащенных ракетами ближнего радиуса «Си Вулф», — не располагал средствами для активного противодействия ракетам «Экзосет». Многие корабли полагались единственно на «солому», за счет которой в небе создавались сбивавшие с толку радары помехи, да еще на вертолеты, взлетавшие по тревоге в случае возникновения опаскости быть атакованными неприятелем и таскавшие за собой радиолокационные ловушки. С самого начала Вудвард надеялся защититься от ракет за счет уничтожения применявших их кораблей или летательных аппаратов до момента запуска или же — на дистанции, на которой бы авианосцы оказались неуязвимыми для вражеского огня. В случае прорыва аргентинского ВМС Вудвард предполагал со всей возможной поспешностью отвести авианосцы в восточном направлении, дабы заставить противника при слишком быстром и далеком выдвижении оторваться от танкеров поддержки, когда две британские «ударные группы» постараются навязать аргентинским кораблям бой и уничтожить их. Одна будет состоять из трех эсминцев УРО типа 42, а вторая — из эсминца УРО «Гламорган» и двух фрегатов УРО типа 21.

Основной груз в деле обеспечения противовоздушной обороны возлагался на «Си Харриеры». Но на той стадии данные летательные аппараты оставались совершенно непроверенными. По сравнению с «Фантомами» и «Миражами», многим военно-морским офицерам они представлялись чем-то не намного лучшим детской игрушки, как, впрочем, и «Инвинсибл» казался лишь тенью славы «Арк Ройяла» и могучих тяжелых авианосцев. Больше того, и тех «Си Харриеров» наличествовала лишь жалкая кучка. Всего в мире существовали тридцать два палубных самолета марки «Си Харриер». Если они закончатся, заменять их нечем. Помимо более чем скромной авиагруппы, следующим слоем противовоздушной обороны флота — «внутренним корпусом», как говорили в ВМС, — являлись эскадренные миноносцы типа 42 с их хвалеными зенитными ракетами «Си Дарт». В ходе учений «Спринггрейн» такая управляемая ракета, выпущенная с эсминца «Шеффилд», уничтожила мишень, двигавшуюся со скоростью 1500 миль в час (около 2778 км/ч) на дистанции 51 000 футов (15 300 м). Система являлась поводом большой гордости для Королевских ВМС, хотя за ней и ходила сомнительная слава далеко не самого надежного оружия. Ну а поскольку аргентинские ВМС тоже располагали ракетами «Си Дарт», вряд ли следовало ожидать, будто от неприятельских летчиков укрылась одна очень крупная слабость этого комплекса: сконструированный для противодействия высоко летающим советским летательным аппаратам и ракетам, он не мог поражать мишени на малых высотах. Если аргентинские самолеты станут атаковать с бреющего полета, единственной защитой кораблей окажутся зенитные ракетные комплексы «Си Вулф», установленные только на двух судах, ну а дальше — только ствольные средства ПВО. Корабли Вудварда были оснащены только горсткой 40-мм зенитных пушек «Бофорс» и 20-мм автоматических зениток «Эрликон», считавшихся у кораблестроителей этакими пережитками старины — ручными насосами на зеленой лужайке у дома в сельской местности.

Больше того, флот Вудварда не располагал системой дальнего радиолокационного обнаружения. В этом смысле кораблям приходилось идти в бой фактически менее защищенными, чем любая эскадра Королевских ВМС после 1954 г., когда появилось ДРЛО. Обзорный локатор, радар типа 965, установленный на большинстве кораблей оперативного соединения, устарел на поколение и пользовался печальной известностью терять эффективность в условиях штормовой погоды. А сильного волнения как раз и следовало ожидать в Южной Атлантике в мае. По признанию одного капитана, когда корабли проследовали остров Вознесения, у него стала крепнуть уверенность в том, что британское правительство какими-то тайными путями все же обеспечило доступ к средствам ДРЛО либо за счет применения летательных аппаратов с чилийскими опознавательными знаками, либо с помощью американцев. Офицер этот попросту не мог поверить в возможность отправки морского соединения на войну с противником, располагающим значительными силами боевой авиации, без обеспечения флота системами ДРЛО.

Многие моменты, связанные с развертыванием и функциональными возможностями боевой группы ВМС, поражают загадочными парадоксами. разобраться с которыми загодя не пытались ни Нортвуд, ни Уайтхолл. после окончания войны большинство высших офицеров британской армии и КВВС изо всех сил старались подчеркнуть факт выражения ими поддержки оперативному соединению первоначально лишь как некоему сдерживающему средству — демонстративному шагу. Их вполне удовлетворяла уверенность Королевских ВМС в способности британских кораблей «постоять за себя» в Южной Атлантике. Однако в решающие первые дни апреля никто, похоже, не озадачивал себя трезвым расчетом в отношении трудностей ведения крупной войны в Южной Атлантике, не говоря уж о десантной операции — высадке войск. Только теперь — когда флот уже полным ходом шел на юг, — в Лондоне начали шевелить мозгами в отношении открывавшихся впереди стратегических вариантов. Многие политики продолжали верить, будто одной демонстрации сил в Южной Атлантике или, в худшем случае, установления блокады хватит, чтобы заставить аргентинцев одуматься. Пусть некоторые высшие военно-морские офицеры по-прежнему верили, что конфронтация никогда не перерастет в войну, в глубине души они не сомневались — одна лишь блокада никогда не заставит аргентинцев отступить, коль скоро добиться этого не удалось на переговорах. Адмирал Вудвард и практически всего его капитаны прослеживали очевидную цепочку шагов на пути словно бы неизменно ступающего вверх по лестнице британского правительства: сначала просто выдвижение в Южную Атлантику, затем установление блокады, возвращение Южной Георгии и с тех пор все крепнущий нажим на аргентинские корабли и летательные аппараты до тех пор, пока не разгорится полнокровная война. Если же дойдет до высадки британского десанта, тут, по личным предложениям высокопоставленных военно-морских офицеров в Лондоне, ударной группе Вудварда предстоит сначала уничтожить 30 процентов боевой авиации противника, лишь после чего можно будет отправить на берег 3-ю бригаду коммандос.

И тем не менее, для достижения всех целей, для ведения войны в Южной Атлантике против неприятеля, обладавшего наличествовавшей у аргентинцев мощью, соединение Вудварда было чрезвычайно слабо вооружено. Нехватка вооружения и в особенности ствольной артиллерии на современных британских кораблях являлась темой дебатов на протяжении многих предшествующих лет. Некоторые эксперты считали, что при разработке конструкции кораблей судостроительным управлением ВМС в Бате во главу угла ставились скорость, в жертву каковой приносилась способность судов нести мощное оружие. В эпоху, когда важность тенденции на повышение качества условий труда и быта человека в британском обществе стала принимать несколько гипертрофированные формы, британские военные корабли строились с расчетом предоставления довольно высокого комфорта командам. Вследствие этого соединение вроде отправленной в Южную Атлантику ударной группы смогло не только выйти в море, но и оставаться там на протяжении месяцев. Однако ценой за рост удобств становилось уменьшение вооружения. Огромные радиолокационные антенные решетки, установленные на мачтах современных кораблей, создавали хроническую проблему избыточной массы оборудования, размещаемого в верхней части судна, разрешить которую по-настоящему удовлетворительно так никогда и не удавалось.

Отправка адмирала Вудварда в Южную Атлантику с особой задачей бросить вызов неприятельской авиации и надводному флоту была до крайности отважным предприятием — куда более рискованным и серьезным, чем могли представить себе британские политики и британская публика. Некоторые военно-морские офицеры и многие специалисты в области обороны вместе с планирующими органами пребывали в состоянии глубокой тревоги. На всем протяжении истории Королевских ВМС моряки неизменно демонстрировали выучку и мастерство, не знавшие себе равных в мире. Однако технологические и технические пробелы вновь и вновь приводили к катастрофам. Адмирал Битти в Ютландском сражении, адмирал Холленд на «Худе» и линкор «Принс оф Уэлс», адмирал Филипс с соединением «Z» — все выходили в море, лучась уверенностью и преисполненными храбрости, унаследованными в полной мере адмиралом Вудвардом и его поколением моряков, но терпели ужасные поражения, порожденные техническим несовершенством судов перед лицом противника.

Но опасения вовсе не оставались уделом солдат и гражданских лиц на берегу. Прежде чем флот Вудварда двинулся дальше на юг от острова Вознесения, один опытный капитан почувствовал себя обязанным написать в Англию другу, имевшему доступ к премьер-министру, и настоятельно просить передать ей, насколько велика опасность, поджидающая соединение впереди. Вот его мнение: «Меня крайне беспокоила ошибочность ее решения послать нас в поход. Я расценивал эту войну как крайне рискованную и считал необходимым убедиться в том, что политики отдают себе отчет в том, во что впутываются. Знакомясь с информацией, поступавшей по каналам связи из СК на протяжении тех недель, мы понимали, что воинственность некоторых из наших политиков куда как перекрывает мнение армейских и морских специалистов о наших возможностях».

***

12 апреля субмарина «Спартан» прибыла в район Фолклендских островов для подкрепления делом заявления о незыблемости границ британской запретной зоны. Тем временем на острове Вознесения команды кораблей Вудварда загружали запчасти и военное снаряжение из огромных запасов, созданных за счет полетов на аэродром транспортных самолетов Королевских военно-воздушных сил. На следующие три месяца остров Вознесения, крохотная скала застывшей лавы, обитаемая по большей части американскими специалистами в области коммуникаций, превратился в ключевую базу крупнейшей после 1945 г. операции британских служб тыла. Из всех факторов, беспокоивших британских командиров, наиболее чувствительным на всем протяжении войны оставалось завораживающее своим гигантским размахом расстояние между театром военных действий и родными берегами. Пагубность любых бедствий и напастей, связанных с поврежденными судами, с потерпевшими кораблекрушение людьми или со сломавшимися летательными аппаратами, сразу же кратно умножалась, поскольку до ближайшего верного источника поддержки оставалось более 3000 миль (около 6000 км).

Первая группа кораблей для выдвижения в Южную Атлантику отправилась в путь в самом спешном порядке. Уже не позднее 6 апреля стартовал процесс планирования возвращения Южной Георгии. На острове Вознесения эсминец УРО «Антрим», фрегат «Плимут» и танкер «Тайдспринг» подобрали майора Гая Шеридана, роту «М» 42-го отряда коммандос, майора Седрика Делвза с его эскадроном «D» из 22-го полка САС и 2-я секция Специального лодочного эскадрона (СБС). Они немедленно отплыли в южном направлении на рандеву с «Эндьюрансом».

На остальных кораблях Вудварда шли короткие, но интенсивные учения, нацеленные главным образом на действия «ударных групп» против приближающихся надводных сил неприятеля. Ввиду отсутствия вблизи авианосцев, средства для тренировок и совершенствования противовоздушной обороны не имелось. Да у команд большинства кораблей просто бы и не осталось времени на подобные упражнения, поскольку военный кабинет в Лондоне крайне беспокоился и спешил выдвинуть британские силы как можно дальше вглубь Южной Атлантики в качестве аргумента в незавершенном процессе дипломатии. Вудварду приказали отправить основные силы соединения — три эсминца УРО типа 42 и фрегаты УРО «Бриллиант» и «Арроу» — для занятия позиции, равноудаленной примерно на 1000 миль (1800 км) от Буэнос-Айреса, Южной Георгии и Порт-Стэнли. Поставленным под начало отважного командира «Бриллианта», кэптена Джона Кауарда, им предписывалось выступать немедленно в режиме радарного и радиомолчания.

Прежде чем отпустить их, Вудвард лично посетил каждый корабль на вертолете. Он выступил перед офицерами и старшинами в офицерских кают-компаниях, а перед рядовым составом в обеденных помещениях. Он честно говорил о перспективах вступления в настоящую войну. Однако, очень стремясь вдохновить людей и заразить их уверенностью в победе, адмирал в своих оценках, похоже, принизил силы и возможности неприятеля, точь в точь, как и в противоречивом газетном интервью на «Гермесе» почти ровно две недели спустя. «Наши ребята в состоянии прочитать «Боевые корабли Джейна» точно так же, как и он сам, — прокомментировал позднее один офицер, — и им совсем не нравится, когда их держат за идиотов». Другой заметил: «Он пытался быть человечным, но напрасно». Несколько недель спустя, когда после первых же налетов с воздуха стали очевидными ключевые слабости оперативного соединения, лейтенант Тинкер с горечью писал брату: «… Военно-морской флот считал, что-де мы британцы, а они латиносы, и будто бы этим все сказано. И адмирал говорил нечто такое же на телетрансляции в оперативном соединении…» Столь откровенно высказывались лишь некоторые из военнослужащих в составе оперативного соединения, но у многих в душе таились скверные предчувствия.

Группа «Бриллианта» отправилась на выполнение задачи и вышла на предписанную ей позицию 15 апреля. Тем временем 14 апреля «Гламорган» повернул на север для соединения с приближавшимися авианосцами. Затем последовала передышка на якорных стоянках у острова Вознесения, в ходе чего суда приняли на борт большое количество припасов и эскадрон «G» 22-го полка САС. Прошла также и серия важных совещаний. 16 апреля, когда к острову подошел «Фирлесс», Вудвард высадился на нем для встречи с Клэппом, Томпсоном и штабом 3-й бригады коммандос.

Путь движения морских пехотинцев на юг не был усеян розами. Больше недели они трудились в поте лица, прорабатывая те или иные варианты десантной операции. Ни Нортвуд, ни Министерство обороны не дали им особенно ценных сведений в отношении аргентинской диспозиции на островах, но зато не поскупились на массу бестолковой информации в отношении размеров вражеского гарнизона. По существовавшим на тот момент данным, силы противника насчитывали там по меньшей мере 8000 чел. Для 3-й бригады коммандос, даже усиленной, как запланировано, 2-м батальоном Парашютного полка, перспектива штурма Фолклендских островов при неприятельском численном превосходстве более чем два к одному казалась все в большей степени рискованной, если не безрассудной. Да и планировать совместные действия с Королевскими ВМС оказалось делом непростым. Разумные военно-морские офицеры соглашались, что штабная работа никогда не являлась коньком в их роде войск. Деспотичная командная структура, необходимая на боевом корабле в море, плохо согласуется с военным подходом, построенным на необходимости предоставления командирами максимума свободы своему штабу, дабы тот представил ряд альтернативных вариантов достижения цели. Военно-морские штабы привыкли в большей степени получать от командира задачи, выраженные в следующих выражениях: «Вот то, чего я хочу. Организуйте выполнение».

В мирное время штаб коммодора Клэппа, командовавшего кораблями десанта, довольствовался штатом из всего четырех человек. Численность спешно нарастили перед отплытием «Фирлесса», но, само собой разумеется, назначали в него офицеров из тех, кто оказался в распоряжении в данный конкретный момент. Им никогда прежде не доводилось действовать как одной команде. Штаб КМП засел за подготовку планов высадки почти совершенно отдельно от штаба Клэппа. Когда же морские пехотинцы закончили, наконец, с прикидками, Клэппу и командиру «Фирлесса» Ларкену пришлось круто менять схемы, чтобы добиться учета в расчетах сложностей, встающих перед военно-морским звеном. Ларкену, высокому и сухощавому подводнику, совершенному католику по взглядам, в изрядной мере интересующемуся искусством, предстояло сыграть важную роль в деле превращения лелеемых и желаемых «совместных действий» в действительно совместные. Его личное обаяние и ценное умение прислушиваться к мнению других людей неизмеримым образом посодействовали конечному успеху морской десантной операции.

Плодом этих совместных трудов на пути к острову Вознесения стали сорок шесть страниц анализа ситуации с одиннадцатью приложениями, в каковых обрисовывались условия и варианты высадки амфибийного десанта в Южной Атлантике. Томпсону очень бы хотелось взять на Южную Георгию всю бригаду, отчасти для гарантии захвата первой цели оперативного соединения, но, что, пожалуй, особенно важно, из соображений сделать остров этакой репетиционной площадкой для бригады и базой для развертывания дальнейших операций против неприятеля на Восточном или на Западном Фолкленде. Томпсон не скрывал нежелания идти на риск прямого штурма Фолклендских островов. «Нам предоставлялась одна-единственная попытка, понимаете? Тут нельзя было, как при Дьеппе, где попробовали, но не получилось. Не получилось в этот раз, так получилось в другой. У нас же варианты отсутствовали, кроме одного — сделать сразу и правильно, одним махом».

На совещании 16-го Вудвард явно без очевидного восторга выслушал выкладки планировщиков морского десанта. Затем предложили штабу обдумать: первое — создание плацдарма на Западном Фолкленде, который войска будут способны оборонять в процессе строительства взлетно-посадочной полосы для приема транспортных самолетов «Геркулес» и истребителей «Фантом», второе — высадку на равнине Лафонии в южном секторе Восточного Фолкленда. Он улетал с «Фирлесса» в убеждении, что совещание прошло как надо, пусть бы на нем и высказывались некоторые бесполезные идеи. Как бы там ни было, за спиной у себя на корабле управления адмирал оставил разозленный до крайности штаб бригады коммандос. «Мы чувствовали себя этакой кучкой маленьких мальчиков под строгим взглядом школьного директора», — высказался один из них. Адмирал обратился к Юэну Саутби-Тейлуру с такими словами: «Так и что вы там знаете о Фолклендских островах, мой мальчик?» Он почти презрительно остановил Вива Роу, офицера разведки, когда тот начал доклад о воздушной угрозе со стороны противника: «Не вижу надобности сосредоточиваться на всем этом». В оправдание адмиралу нужно сказать, что он получил о военно-воздушных силах неприятеля одни и те же данные с 3-й бригадой коммандос. Предложение о строительстве взлетно-посадочной полосы выдавало его серьезную озабоченность зависимостью оперативного соединения от авианосцев. В стиле Вудварда было вбрасывать идеи, чтобы стимулировать дискуссию. Как полагал адмирал, в данном случае он как раз и проделал нечто подобное. Однако, пусть манера его и не вызывала особого неприятия у коллег и друзей, она раздражала группу офицеров Королевской морской пехоты, уже и так озабоченных не вполне радужными перспективами выполнения вероятных задач.

Группа «R» бригадира Томпсона проработала всю ночь, дабы приготовить разбор в соответствии с требованиями адмирала. На следующее утро, 17 апреля, они полетели на «Гермес» для участия в совещании под председательством сэра Джона Филдхауза, прибывшего по воздуху из Нортвуда с генерал-майором Муром для последнего обсуждения деталей с Вудвардом и Томпсоном перед тем, как те продолжат путь в южном направлении. Почти сотня офицеров военно-морских и сухопутных сил столпились в совещательной комнате, чтобы послушать Филдхауза. Тот начал с внушительного заявления о целях и задачах: правительство, сказал он, очень жестко настроено в отношении освобождения Фолклендских островов любыми возможными средствами-«без ограничений». Если не сработает дипломатия, действиям оперативного соединения будет оказана абсолютная политическая поддержка. Затем он кратко коснулся следующей фазы. Ударная группа продолжит движение на юг для установления блокады, развернет боевые действия на море и в воздухе и проведет разведывательную операцию, необходимую для подготовки высадки десанта. После этого присутствующие на совещании разделились на отдельные группки офицеров армии и флота и принялись обсуждать особые проблемы. Тут морских пехотинцев ждало одно большое разочарование: в конечном счете стало ясно, что им не придется задействовать «Гермес» даже как временную платформу перед последним шагом высадки. Однако командующий с пониманием выслушал просьбу Томпсона предоставить ему время для соответствующих подготовки и проб, отчего сложилось впечатление, будто он расположен к решению послать на Южную Георгию всю бригаду целиком. Филдхауз уехал на аэродром, оставив за собой всецело взбодрившийся штаб бригады. Они начали осознавать, что жизненно важные стратегические решения о том, когда и где десанту предстоит ступить на берег, будут приниматься не Вудвардом на «Гермесе», а скорее Филдхаузом в Нортвуде. Вудварду отводилось руководство операциями на море. Он не получит полномочий заставить 3-ю бригаду высаживаться на Лафонии, где коммандос боялись оказаться под жестокими ударами боевой авиации врага. Но командующий пока открыл офицерам оперативного соединения не все карты. С начала и до конца конфликта Филдхауз пребывал в твердой уверенности о крайней важности со всей возможной поспешностью выдвинуться к жизненно значимым целям, и наиболее всего к Порт-Стэнли. С политической точки зрения Южная Георгия представлялась объектом значительным, однако неуместным в стратегическом плане. Следовало нейтрализовать ее как источник угрозы перед решающим штурмом Фолклендских островов, но если, конечно, аргентинцы не нарастили резко численности гарнизона там — с задачей вполне могли справиться малые подразделения морской пехоты и САС, в соответствии с намеченными планами. После войны Томпсон согласился — мнение Филдхауза было вполне оправданным. И все же потребность в увеличении контингента войск для сражения за Восточный Фолкленд становилась все очевиднее. Войск Томпсона хватит для высадки и обеспечения берегового плацдарма. Но позднее их придется усилить. Обсуждался вопрос отправки 5-й бригады. В случае расширения объема операции до дивизионного уровня командиром стал бы генерал-майор Джереми Мур.

Штаб морского десанта уже обжился на якорной стоянке острова Вознесения, проведя там немало времени в дискуссиях и ожидании прибытия «Канберры» и с ней всего личного состава и военного снаряжения. По одним только соображениям тылового обеспечения ближайшей из возможных дат британской высадки назначали 14/15 мая. К огромному облегчению морских пехотинцев, вследствие совещания 17 апреля на острове Вознесения, задача Клэппа и Томпсона снижалась — им вменялось в ответственность не «возвращение Фолклендских островов», а планирование «высадки с прицелом на возвращение Фолклендских островов», каковая концепция несколько раскрепощала командование бригады и сил обеспечения. Вместо принятия на свои плечи груза невероятной по тяжести проблемы выработки способа выиграть всю целиком кампанию против аргентинцев, десантники теперь получили свободу сосредоточивать усилия на начальном и строго ограниченном шаге: высадиться и закрепиться на береговом плацдарме на островах. Беспокоиться о дальнейшем они будут, когда придет время, хотя вопрос об ответственности в части планирования дальнейших наступательных действий вырастет впоследствии в один из самых болезненных во всей кампании.

18 апреля Вудвард и его ударная боевая группа простились с морскими пехотинцами на острове Вознесения и отправились тягаться с аргентинским ВМС. В случае провала дипломатии в ближайшие недели все надежды британцев возлагались на поэтапную, или ступенчатую эскалацию военных действий на море Королевскими ВМС. Штаб адмирала на текущей стадии, похоже, всецело сконцентрировался на данном процессе, а не на проспектах будущей высадки десанта. Основные причины разногласий и трений между офицерами ударной группы и морского десантного контингента проистекали из плохо скрываемого убеждения первых в том, будто, когда десант окажется на суше, основные трудности кампании останутся позади. Солдат, ответственных за планирование операции в тяжких климатических и почвенных условиях Фолклендских островов, подобное отношение жутко раздражало. И все же, в сути своей, ВМС были правы. Предстоявшие десанту испытания не являлись чем-то непредвиденным и неоценимым. Несмотря на все достоинства аргентинской армии, имелись оправданные основания рассчитывать на качество и высокий уровень подготовки личного состава британских войск, пославших в Южную Атлантику лучшие свои части и подразделения, каковое обстоятельство рано или поздно обещало послужить решающим фактором на поле боя. В отношении же результата войны на море возникало куда больше сомнений. «Я надеюсь, присутствующие здесь понимают, — говорил Филдхауз на острове Вознесения, — что сегодня мы пытаемся сделать самое сложное дело со времен Второй мировой войны». На данной стадии, однако, даже в Королевских ВМС царило оптимистическое настроение относительно шансов достигнуть целей — не в пример мнению, сложившемуся у офицеров всего месяцем позднее. И уж совсем немногие личные страхи и опасения по поводу предстоящих испытаний в Южной Атлантике попали в поле зрения или были услышаны политиками и высокопоставленными гражданскими служащими.

***

В первые полмесяца после отправки в плавание оперативного соединения, когда главнейшей головной болью военного руководства стали моменты обеспечения тыла, военный кабинет мог до времени спокойно отстраниться от этой части кампании и посвятить себя дипломатии. Но ближе к концу апреля пришло время представить политикам нечто более сложное из области способов реализации решений в рамках избранного ими курса. Сэр Теренс Левин безмерно восхищался премьер-министром, но осознавал, что некоторые из ее коллег совершенно не разбирались в делах армии и флота, а потому все выкладки приходилось представлять им в максимально упрощенном виде.

Первая политико-военная дилемма касалась правил применения силы. Королевские ВМС никогда не ленились снабжать капитанов пачками инструкций в части обстоятельств, в которых разрешалось открывать огонь по противнику. В мирное время упор делался, естественно, на принципы самообороны. Однако какими же правилами следует руководствоваться по отношению к аргентинским кораблям и летательным аппаратам теперь, когда оперативное соединение двигалось на юг, наполовину уже в состоянии войны, но пока наполовину в мире? Когда вражеские самолеты «Боинг» 707 начали слежку за соединением адмирала Вудварда, тот испросил разрешения для командиров кораблей отдавать приказы стрелять на поражение. Левин вышел с предложением к военному кабинету. Политики поначалу опешили — Министерство иностранных дел закатало глаза от ужаса. По-прежнему предпринимались титанические усилия для достижения дипломатического урегулирования. Помимо риска ошибочного опознавания цели, столь откровенно воинственный акт грозил нанести серьезный ущерб делу Британии, ведь «Боинги» не представляли прямой угрозы флоту. Левин терпеливо объяснил кабинету, что «безобидные» летательные аппараты способны направить в район нахождения оперативного соединения аргентинские подлодки, которые, естественно, вызывали опасение у ВМС. Разрешение поступило только незадолго до подхода кораблей к запретной зоне и вылилось в одну неудачную попытку сбить «Боинг» с помощью ракеты «Си Дарт».

Большие трудности вызывали маневры подводных лодок. Двухсотмильная (370-километровая) запретная зона в море устанавливалась в целях предоставления британским АПЛ ареала, достаточно ограниченного для возможности фактического патрулирования в нем, но, в то же время не сковывавшего их движения. В день своего выхода в район в виду Порт-Стэнли субмарина «Спартан» заметила аргентинский десантный корабль «Кабо Сан-Антонио», занятый постановкой мин у гавани. Данные об этом немедленно отправились в Нортвуд. Атаковать? Военный кабинет счел судно противника не боевым кораблем, к тому же уже находившимся в М33, а не пытавшимся прорваться в нее. Вдобавок к этому существовало некое нежелание раньше времени обнаруживать факт присутствия подлодки. Ожидалась рыбка побольше. В действительности все эти формальности попросту маскировали неготовность правительства пустить ко дну аргентинский корабль на столь ранней фазе войны. Понадобилось известное давление, дабы вынудить правительство спустя десять дней позволить подлодкам патрулировать воды за пределами МЗЗ, по направлению к аргентинскому берегу. Когда, однако, политики преодолели начальные сомнения, степень свободы, данной оперативному соединению в плане права открывать огонь, не могла не вызывать уважения. Проект правил применения силы от сэра Теренса Левина, проведенный через препоны при содействии наполовину постоянного комитета чиновников в секретариате кабинета министров, в конечном счете предоставил капитанам широчайшие полномочия. Сам документ, в сочетании со способностью выжать из военного кабинета согласие одобрить его, послужил поводом для величайшего восхищения Левином со стороны Нортвуда и оперативного соединения.

И все же другие спорили о возможности военно-морской блокады островов как об альтернативном варианте высадке или — как об операции, развернутой предварительно. Блокада выглядела привлекательно для ряда политиков, в том числе для Джона Нотта, которого крайне беспокоил риск штурма перед лицом вражеского противодействия и последующей за ним войны на суше в очень трудных климатических условиях. Блокада освобождала от необходимости перебрасывать десант на юг с острова Вознесения, по крайней мере, на какое-то время, как бы тормозя этим неизбежный следующий политический шаг на пути к открытой войне. И даже победа на суше грозила Британии огромными расходами на гарнизон в будущем, когда закончатся бои. На самом деле Министерство обороны не менее чем Министерство иностранных дел жаждало договорного разрешения конфликта вокруг Фолклендских островов. Но Левин с его коллегами из разных видов вооруженных сил не допускали двусмысленности. Опасность понести потери из-за скверной погоды и от действий неприятеля снимала для них с обсуждения вариант с блокадой.

Первым спорным стратегическим моментом стала для членов военного кабинета операция на Южной Георгии. Остров лежал на расстоянии 800 миль (около 1500 км) от главной цели — 800 миль постоянно взволнованного холодного моря и опасности со стороны вражеских подлодок. Остров, по сути, не представлял значения для процесса захвата Фолклендов, и засевший на нем противник, скорее всего, сдался бы автоматически после крушения основной аргентинской обороны. Отправка Томпсона с целой бригадой на Южную Георгию казалась этаким отвлечением внимания от генеральной линии, напрасной тратой сил, какой бы желанной репетицией перед захватом более крупного объекта она ни сулила послужить для морских пехотинцев. С другой стороны, использование только небольшого отряда, погрузившегося на борт «Антрима» и «Плимута», представлялось слишком рискованным. Британцы проиграли бы дважды, покажи они несостоятельность или прояви неспособность достигнуть победы в такой небольшой операции в Южной Атлантике с самого начала боевых действий. Едва ли не весь штаб ВМС, включая Лича и Филдхауза, высказывался против данного варианта.

Решение развивать наступление против закрепившегося на Южной Георгии неприятеля, как и многие другие решения в ходе кампании, диктовалось в первую очередь политическими соображениями. На протяжении двух недель, прошедших после выхода оперативного соединения в море, британская публика все активнее требовала действий. Политика Буэнос-Айреса оставалась бескомпромиссной. В Вашингтоне задавались вопросом, готова ли на деле Британия на настоящее столкновение. Бывший глава ЦРУ, адмирал Стэнсфилд Тернер, высказал по телевидению мнение о вполне реальной возможности для Британии потерпеть поражение. Британской дипломатии остро требовались военные акции для демонстрации неослабевающей решимости довести дело до конца. Для политиков в военном кабинете Южная Георгия казалась способной дать значительный выигрыш на скромную ставку. Группа «Антрима» получила приказ продолжать продвижение с целью захвата острова.

***

14 апреля отдельная эскадра, возглавляемая кэптеном Брайаном Янгом на фрегате «Антрим», встретилась с «Эндьюрансом» в тысяче миль (1800 км) к северу от Южной Георгии. Британцы полагали найти на унылом, покрытом ледниками острове лишь малый аргентинский гарнизон. Субмарина «Конкерор», вышедшая из Фаслейна 4 апреля, отправилась прямо к острову, чтобы провести разведку для группы «Антрима». Поскольку поступили сведения о наличии в данном ареале айсберга размером 35 на 15 миль (56 на 24 км) и высотой 500 футов (150 метров), лодка пробиралась в прибрежные воды крадучись. Ее командир доложил об отсутствии признаков присутствия в зоне патрулирования аргентинских военно-морских сил. Затем субмарина повернула и пошла курсом в северо-западном направлении, чтобы выйти на позицию, с которой могла вступить в боевые действия в запретной зоне или оказать поддержку операции по захвату Южной Георгии, либо выступить против аргентинского авианосца в случае его появления. Данные, полученные от «Конкерора», подтвердились в результате пятнадцатичасового вылета одного из «Викторов» КВВС, чей экипаж также сообщил об отсутствии противника на пути к Южной Георгии.

21 апреля с кораблей Янга увидели первые айсберги и в условиях очень скверной погоды снизили скорость приближения к острову. Капитан вызвал на мостик офицеров морской пехоты и САС, чтобы те лично полюбовались на бесчинство разбушевавшейся стихии. И все же вертолеты «Уэссекс» с корабля поднялись в воздух и через снежную бурю понесли к берегу горный взвод эскадрона «D» 22-го полка САС под командованием двадцатидевятилетнего капитана «Грин Хауардз» Джона Хэмилтона. Перед тем вертолет доставил на борт «Антрима» ученого из команды Британской антарктической службы (БАС), сумевшего не даться в руки аргентинцам на протяжении трех недель их оккупации Южной Георгии. Человек этот высказывался всецело против предполагаемого района десантирования САС высоко на леднике Фортуна, где сама погода выступала худшим врагом человека. Лейтенант Боб Вил, военно-морской офицер с большим знанием данной местности, придерживался того же мнения. Однако другой эксперт в Англии, весьма хорошо знакомый с Южной Георгией, полковник Джон Пикок, считал Фортуну проходимой и подходящей, и его совет передали на «Антрим». САС не признает существования преград, недоступных для одоления решительным людям. После одной неудачной попытки, когда снег вынудил вертолеты вернуться на корабли, Хэмилтон со своими людьми и огромным запасом снаряжения высадился на острове для рекогносцировки и подготовки к десантированию основных сил Королевской морской пехоты. Одному дозору САС предстояло действовать вокруг Стромнеса и Хусвика, другому — продвигаться по суше в направлении к Литу, а третьему — разведать возможный подход для высадки морского десанта в бухте Фортуны.

С самого момента, когда бойцы САС ушли в ревущую бурю, поглощенные тайной покрытого снегом глетчера, они столкнулись с беспощадным врагом — стихией. «Морская пена забивала подающие лотки пулеметов, — писал потом один унтер-офицер. — Во второй половине первого дня три капрала, занимавшиеся разведкой местности среди расселин в леднике, проходили по 500 метров за четыре или пять часов…» От попыток тянуть сани, каждые с почти 100 кг груза военного снаряжения, пришлось отказаться из-за белой мглы — порывов снежной бури, делавших невозможным любое продвижение. «К счастью, теперь мы подошли близко к выступу на леднике и сумели спрятаться от атак ветра в расселине…» Бойцы принялись ставить палатки. Одну из них тут же выдрало из рук и унесло ветром в дальние снежные дали. Шесты остальных стихия вырвала за какие-то секунды, но люди забирались внутрь под материал и заставляли палатки держаться, опираясь на их стенки телами. Каждые сорок пять минут приходилось выползать наружу и убирать снег, заносивший вход, дабы не оказаться полностью похороненными. Им довелось иметь дело с нисходящими ветрами, дувшими со скоростью свыше 100 миль в час (более 160 км/ч). К 11 часам утра следующего дня, 22-го числа, физическое состояние личного состава стало ухудшаться с заметной быстротой. Командиру горного взвода САС пришлось рапортовать о неспособности удержать занимаемую позицию и запросить разрешение на возвращение.

Первый из двух приблизившихся к леднику вертолетов «Уэссекс» HU.5 неожиданно попал в выброс белой мглы. Пилот потерял ориентацию в пространстве, машина стала падать, он попытался поднять ее рядом с землей, но хвостовой пропеллер ударил в снег. Вертолет перевернулся и остался лежать грудой металла на снегу. Пришел второй «Уэссекс». С большим трудом экипажу потерпевшего катастрофу летательного аппарата и всем бойцам САС удалось погрузиться на него, бросив, однако, все снаряжение. Не прошло и нескольких секунд с момента подъема, как новый клок белой мглы накрыл «Уэссекс». Машина тоже рухнула на ледник.

В Лондоне стрелки часов показывали около 3 часов пополудни. Фрэнсис Пим поднимался на борт «Конкорда», чтобы вылететь в Вашингтон с новым ответом британцев на мирные предложения Хэйга. Левин, с тревогой ожидавший новостей от вооруженных сил о первой крупной операции в рамках кампании по освобождению Фолклендских островов, получил сообщение с «Антрима». Разведывательная партия попала в серьезную переделку на берегу. Два вертолета, посланные для вывоза личного состава, потерпели аварию, потери неизвестны. Для начальника штаба обороны этот момент стал одним из самых мрачных на протяжении всей войны. Теперь ему — после всех усилий вселить в души членов военного кабинета уверенность в полнейшей компетенции военных, которые знают дело, — приходилось идти через Уайтхолл и докладывать обстановку премьер-министру. Вторая половина того дня стала почти траурной для Даунинг-стрит.

Но спустя час Левин получил известия о спасительном чуде. Совершив отважный полет, настоящий подвиг, за который он впоследствии удостоился ордена «3а выдающиеся заслуги», лейтенант-коммандер Йэн Стэнли посадил вертолет «Уэссекс» HAS.3 на леднике Фортуна. Там он обнаружил уцелевшими всех военнослужащих с потерпевших аварию вертолетов. Пилот поднял сильнейшим образом перегруженную машину с семнадцатью людьми в ней, довел «Уэссекс» до «Антрима» и посадил тяжелый вертолет на мокрую палубу. Донельзя вымотанных и страшно замерзших пассажиров увели вниз, в кают-компанию и в медицинский пункт для оказания экстренной помощи.

До катастрофы оставался не шаг и не полшага, а лишь какой-то миллиметр. Между тем разведка не продвинулась ни на йоту. Вскоре после полуночи, в следующие сутки, 23 апреля, все пришлось начинать сначала. 2-я секция СБС с успехом произвела высадку с вертолета в северной оконечности долины Сорлинг. Между тем пятнадцать человек из лодочного взвода эскадрона «D» на пяти надувных моторных лодках «Джемини» отправились к острову Грасс в пределах видимости аргентинских баз. На протяжении лет САС тщетно пыталась выпросить более надежную замену 40-сильным навесным моторам, служившим силовыми установками «Джемини». Один из катеров потерпел аварию из-за выхода двигателя из строя, и трое бойцов очутились наедине со стихией, не будучи в силах ничего поделать перед лицом ее бесчинства. Та же судьба постигла и вторую лодку. Команда дрейфовала во мгле немилосердной ночи Южной Атлантики несколько часов до тех пор, пока сигнал с маячка катера не засекли на «Уэссексе». Людей подняли на борт вертолета. Три оставшихся катера, связанные вместе, достигли подхода к берегу острова Грасс, но в самом начале второй половины дня им пришлось докладывать об осколках льда, кружившихся в воздухе под действием ветра и пробивавших надувные секции их посудин. Партия СБС в долине Сорлинг оказалась не в состоянии продвинуться на местности. Людей пришлось вывозить вертолетом и на следующий день перебрасывать в Морейн-Фьорд. Все эти действия позволили, однако, составить мнение о скромных размерах аргентинского гарнизона на берегу. Тем не менее такое начало войны никак не заслуживало звания вдохновляющего, пусть некоторое облегчение и приносило невероятное везение, каковое позволило британцам выйти из целой череды неудач с потерей на данной стадии всего одного катера «Джемини».

24 апреля эскадры достигла куда более скверная новость: похоже, в данном ареале появилась подлодка противника. Британцы уже знали об облетах острова аргентинскими транспортниками С-130 «Геркулес», а значит неприятелю, как следовало предполагать, было известно о присутствии британских сил в районе Южной Георгии. Кэптен Янг приказал рассредоточить корабли, отведя танкер КВФ «Тайдспринг» с ротой «М» 42-го отряда коммандос примерно на 200 миль (370 км) в северном направлении. Казалось, понадобятся несколько суток, прежде чем удастся, наконец, должным образом завершить разведку и приступить к генеральному штурму. Больше того, сколько-нибудь значительные шаги не представлялись возможными до прибытия дополнительных вертолетов. Той ночью на усиление к «Антриму» подошел фрегат типа 22 под названием «Бриллиант», которому пришлось на полных парах лететь через высокую волну с места дислокации, где он находился вместе с эсминцами типа 42. Корабль привез на себе два многоцелевых вертолета «Линкс». Кэптен Янг со своим формированием вновь приблизился к берегу для новых высадок разведывательных партий САС и СБС. И вот тут удача вдруг самым поразительным образом соблаговолила повернуться лицом к британцам.

Рано утром 25 апреля «Уэссекс» HAS.3 с «Антрима» с помощью РЛС засек неопознанный объект вблизи аргентинской базы в Грютвикене. «Эндьюранс» и «Плимут» тут же подняли свои «Уоспы». Три вертолета обнаружили аргентинскую дизельную подлодку «Санта-Фе» класса «Гуппи», направлявшуюся из залива Камберленд, и атаковали ее глубинными бомбами и торпедами. «Уосп» с «Плимута» выпустил ракету AS-12, которая пробила боевую рубку субмарины, в то время как «Линкс» с «Бриллианта» обрушил на цель огонь пулеметов. Казалось невероятным, как после такого расхода дорогостоящих боеприпасов британцами «Санта-Фе» вообще удалось удержаться на плаву. Лодка получила сильнейшие повреждения и тотчас же повернула в направлении Грютвикена, где ранее высадила подкрепления для гарнизона, теперь насчитывавшего 140 чел.. Там субмарина выбросилась на берег рядом с базой Британской антарктической службы. Команда в спешке переправилась на берег в поисках безопасного укрытия.

На борту «Антрима» тут же состоялось совещание — запросили распоряжений из Лондона. Основное ядро Королевской морской пехоты по-прежнему находилось на расстоянии 200 миль от острова. Между тем становилось очевидным полное замешательство в рядах противника на берегу. Кэптен Янг, майор Шеридан из морской пехоты и майор Седрик Делвз, командовавший эскадроном «D» 22-го полка САС, испытывали дружную решимость использовать преимущество. Тут же сколотили смешанную роту из всех имевшихся в распоряжении на борту «Антрима» солдат — морских пехотинцев, бойцов САС и СБС. Набралось семьдесят пять человек. Они принялись в спешке вооружаться и готовиться к высадке на тесной жилой палубе эсминца. В начале второй половины дня корабли открыли по предполагаемым аргентинским позициям ураганный огонь, который корректировал с «Уоспа» артиллерийский офицер. В 2.45 пополудни, действуя под общим командованием майора Шеридана, первые британские солдаты высадились с вертолетов на острове и приступили к продвижению на Грютвикен. Далее наступил момент этакого фарса — на пути атакующие встретили группу людей, чьи головы в вязаных шлемах типа «балаклава» просматривались на линии горизонта. Противник открыл огонь из пулеметов и применил противотанковые управляемые ракеты MILAN, но ничего не помогло — скоро его смяла толпа «морских слонов». Наступающие очутились на позиции, с которой виднелось селение, где из нескольких окон уже показались белые тряпки.

Когда бойцы САС проложили себе путь к строениям, совершенно ошалевший аргентинский офицер сообщил им: «Вы только что прошли через мое минное поле!» Старший сержант САС Лофти Галлахер воздел на флагшток прихваченный им с собой «Юнион Джек». В 5.15 пополудни по местному времени комендант аргентинского гарнизона, лейтенант Альфредо Астис, официально капитулировал. Он был непростым военнопленным, поскольку к нему накопилось немало вопросов в ряде государств, желавших прояснить обстоятельства исчезновения своих граждан, очутившихся под стражей в Аргентине несколько лет тому назад. Британии в конечном счете пришлось вернуть его в Буэнос-Айрес без снятия допроса. С некоторым вздохом облегчения и не без известной брезгливости военнослужащие Королевских ВМС занялись погрузкой на корабли длинной колонны грязных, дурно пахнущих и хмурых пленников. На следующее утро, после ультимативного обращения по радио ночью, сдался без сопротивления маленький гарнизон противника, дислоцированный на берегу в Лите. Сборщиков металлолома, деятельность которых и послужила поводом для разыгравшейся драмы, тоже взяли под стражу для репатриации — отправки на материк.

Британский триумф стал полным, когда вертолет засек слабый аварийный сигнал из района оконечности залива Стромнесс. Туда отправили спасателей, которые нашли и вывезли вертолетом трех бойцов САС, потерпевших бедствие на патрульном катере «Джемини» и унесенных стихией в ранние утренние часы 23 апреля. Они выгребли на берег, когда между ними и Атлантический океаном оставалось всего несколько сотен метров суши. Итак, на этом небольшом чуде завершилось освобождение британцами Южной Георгии. Первая операция в кампании за Фолклендские острова закончилась без потерь с британской стороны. Пострадали два аргентинских моряка с подводной лодки «Санта-Фе» — один был серьезно ранен при обстреле 25 апреля, а другой погиб на следующий день в результате несчастного случая.

Новости об успехе операции тотчас же передали в Лондон. Чувство облегчения переросло в настоящую эйфорию. Всего двумя днями ранее миссис Тэтчер лично посетила Нортвуд, дабы выслушать отчет Филдхауза и его штаба, а также пережить с ними болезненные волнения из-за неудач САС и СБС. Постоянные подбадривающие замечания премьер-министра в адрес штаба произвели глубочайшее впечатление. Простота задач и полная решимость видеть их выполненными стали благоприятной вестью для военных, привыкших считать политиков трусливыми перестраховщиками.

Воскресные новости вызвали у публики ощущение величайшего триумфа, достигнутого теперь, как раз тогда, когда его так ждали. Ведь британский народ убедили считать оперативное соединение несокрушимым. В результате, когда миссис Тэтчер вышла в компании Джона Нотта на ступени Даунинг-стрит и обратилась к ожидавшим там репортерам со словами «Радуйтесь, радуйтесь же!», призыв ее прозвучал поразительным образом жестко и едва ли не неподобающе — все же это было фактически заявление о начале войны. И тем не менее слова премьера являлись возгласом женщины, испытывавшей огромное облегчение. Первая стадия игры чуть не закончилась катастрофой.

Эйфория охватила не один только Лондон. 26 апреля на борту флагмана «Гермес» адмирал Вудвард дал редкое интервью корреспонденту оперативного соединения, заявив в нем со всей основательностью: «Южная Георгия — лишь аперитив. Теперь за ней последует мощный выпад. Моя ударная группа в прекрасной форме и готова атаковать. Это разминка перед большим матчем, каковой, по моему мнению, закончится нашим победным маршем». Британцам говорили, продолжал он, будто аргентинцы на Южной Георгии «крутые парни, а они тут же выбросили полотенце. Мы отрежем войска на Фолклендских островах так же, как отрезали их на Южной Георгии». Впоследствии Вудвард отрицал изрядную часть моментов интервью, будто бы перевранного британской прессой. Но многие его офицеры слишком хорошо знали манеру адмирала, всегда особенно стремившегося вселить во всех максимально возможную уверенность в способностях оперативного соединения к великим свершениям.

Так или иначе, теперь, наконец, ударная группа находилась в положении, позволявшем ей приступить к прямым действиям против аргентинских войск на Фолклендских островах и в море вокруг них. Оставив район Южной Георгии, «Плимут» и «Бриллиант» на большой скорости соединились с Вудвардом, привезя с собой бойцов САС и СБС, необходимых для разведывательных операций на островах. 24 апреля состоялась встреча авианосцев с эсминцами УРО типа 42. Трое суток спустя ударная группа образовала боевой строй. Фрегаты «Бродсуорд» и «Бриллиант», оснащенные ЗРК «Си Вулф», взяли на себя роль «голкиперов» в ближнем охранении вокруг «Инвинсибла» и «Гермеса», каковую и сохранили на протяжении большей части продолжительности кампании. Эсминцы типа 42, как целевого назначения корабли ПВО, заняли передовые позиции в радиолокационном дозоре, прикрывая западный фланг флота, наиболее близкий к противнику.

Каждый день по мере того, как флот миля за милей шел на юг, постоянно слушая новости о спотыкающемся о камни процессе дипломатии по «Всемирной службе», команды тренировались до изнеможения, в сотый раз проверяя снаряжение и особенно упирая на подготовку к борьбе за живучесть корабля. На большинство матросов, молодых людей, отрезвляющим образом действовала не склонная к улыбкам рутина шестичасовых вахт после шестичасового отдыха, заполнения формуляров с текстами завещаний и страховых контрактов, надевания противогазов и спасательных жилетов, участия в постоянных полетах на вертолетах для обеспечения прикрытия оперативному соединению, приготовления к бою ракет, установки взрывателей на снарядах. Все действовавшие в мирное время ограничения были отметены прочь вместе с гирями, висевшими на ногах сонмищами бюрократических закорючек. Корабли получили возможность идти на всех парах. В прошлом их силовые установки не раз страдали от низкокачественного топлива, теперь же, когда раз в два или три дня суда сходились для дозаправки в море с танкерами сопровождения, то неизменно получали только самое лучшее. За танкерами спешили корабли снабжения с грузами едва-едва завершивших процесс прохождения испытаний ракет «Си Скьюа», предназначенных для вооружения вертолетов, действующих с фрегатов. Требования о поставке запасных частей и всевозможного военного имущества исполнялись с необычайной быстротой.

Потоки разведданных и тактической информации передавались на корабли по системам связи и за счет парашютных сбросов. Поступали приблизительные сведения о боеспособности и численности ВВС противника: разведка оценивала угрозу в возможные четыре волны летательных аппаратов в день при шести ЛА в каждой. Частота налетов будет снижаться по мере течения времени из-за роста проблем с поддержанием материальной части в рабочем состоянии. Вудварда, как бы там ни было, больше тревожили сложности с содержанием своих летательных аппаратов. Традиционно операции с участием авианосцев строятся на пятидневных передышках для отдыха и приведения в нормальное состояние материальной части после каждых пяти суток интенсивных полетов. Но при всего двух кораблях и двадцати самолетах надеяться на такой вольготный график не приходилось. Придется действовать на полную катушку все время, пока в том будет потребность. Но сколько, сколько в действительности? Он считал, что максимум возможного — тридцать суток.

Основные данные относительно функциональных возможностей войск Аргентины и вероятной тактики поступали от главных тренеров и поставщиков оружия — французов и американцев. В первые дни операции начальник штаба обороны направил личные просьбы о помощи в предоставлении сведений равновеликим коллегам в Париж и в Вашингтон и получил оттуда целые тома информации. И все же, в общем и целом, нарисованная разведкой картина по-прежнему оставалась неполной и неточной. Не заменяли — нет не заменяли — выводы аналитиков старых добрых внедренных агентов в самой Аргентине. Один из тех, кто управлял британской машиной войны, описывал страстное желание командования иметь «каких-нибудь ребят, которым можно было бы попросту сунуть пачку песо и сказать, мол, сигайте через стену военно-морских доков, а потом расскажите нам, что там происходит».

Дебаты на флоте все в большей степени сосредотачивались на обсуждении лучших способов уклониться от вражеских ракет «Экзосет». Управление по военным действиям на море отправило в распоряжение флота толстую кипу материалов по данной теме, где содержалась уйма данных, каковые капитаны сочли во многом противоречивыми. Рекомендовалось повернуть корабль носом или кормой, дабы сделать его наименьшей по площади мишенью. Но вот незадача, как применять свое вооружение из подобной позиции? Сошлись на целесообразности открывать огонь по ракете из всего наличествующего вооружения в надежде если не уничтожить ее, то хоть сбить с курса. Но и из чего тогда стрелять «соломой»? Наиболее эффектной мерой противоборства «Экзосет», как признавали почти все, станет полностью автоматизированная система выброса «соломы». Однако один старший офицер бесцеремонно и враз развалил эту радужную мозаику замечанием о том, что активируемая компьютером система начнет самозабвенно палить по чайкам, не задумываясь о крайней ограниченности запасов «соломы» — всего по семь полных зарядов на каждый британский корабль. А засечь маленькую ракету на экране РЛС будет непростым делом. Возник и другой момент, начисто ломавший тактику, предписываемую в нормальных условиях. Для противодействия русским сверхзвуковым ныряющим ракетам доктрина диктовала кораблю выпустить заряд «соломы» и оставаться в пределах своей схемы ложной цели. В случае необходимости отразить «Экзосет» считалось правильным как можно быстрее выйти из схемы ложной цели.

***

Для военнослужащих ВМС контраст между бытом в мирных и военных условиях не являлся таким поразительным, как для солдат сухопутных сил. Однако традиционный комфорт и политес на бортах кораблей в море куда-то испарился. Обивочные материалы, призы, картинки и прочие украшения пришлось либо убрать подальше, либо выбросить. На судах Королевского вспомогательного флота матросы укрепляли огневые точки мешками с картошкой. Ударная группа начала ощущать на себе «прелести» зимы в Южной Атлантике. День за днем корабли шли через волнующийся океан, зарываясь то носами, то кормой в огромные волны, вода хлестала по баковым надстройкам, башням и ПУ ракет, капли дождя и разносимые порывами ветра брызги то и дело скрывали из виду соседние суда, морось и туман снижали видимость до считаных кабельтовых. На отдыхе после вахты парни, на протяжении шести часов бросаемые от переборки к переборке и словно бы танцующие в попытке получше расставить ноги, чтобы как-то приладиться к качке, мечтали о малом — поспать, съесть чего-нибудь и, может статься, черкнуть письмецо домой. 23-го группа потеряла первый «Си Кинг», павший жертвой беспощадной погоды, а вместе с ним и первого бойца. Молодые командиры, до того знавшие лишь великую радость от вверенной им власти над кораблем, стали ощущать тяжкий груз ответственности. «Впервые чувствовалось одиночество командования, — рассказывал один из них. — Мне до чертиков хотелось поговорить с кем-нибудь, кем-то чужим, с другим капитаном, который мог бы дать совет или ободрить. Не осталось времени проверять людей, дабы убедиться, все ли делается правильно. Приходилось полагаться на каждого — надеяться на то, что он сделает положенное. Все эти нажитые в мирное время привычки отдавать приказы словами вроде «Не будете ли вы добры сделать то-то и то-то?» исчезли, мы говорили просто: «Выполнять».

Некоторые, однако, находили создавшиеся затруднения следствием чего-то вычурно гротескного — какой-то нелепости. «Порой ситуация представлялась абсолютно идиотской, — писал лейтенант Дэйвид Тинкер с «Гламоргана». — Вот мы здесь и сейчас, в 1982 году, ведем колониальную войну на другом конце мира. 28 000 чел. собираются драться за какой-то отвратительный кусок земли, населенный 1800 чел…» И все же подавляющее большинство товарищей Тинкера считали, что справедливость на их стороне. Компания унтер-офицеров и старшин на фрегате «Аргонот» дружно открыла рот, когда один из них — обычно человек довольно молчаливый — вдруг торжественно возвестил: «Нам надо разобраться с этим делом, чтобы дети наши смогли ходить всюду в мире с гордо поднятой головой…» На жилых палубах юноши, прослужившие в ВМС без году неделю, спрашивали себя: «Ну и как я это выдержу?» Еще полмесяца назад они по большей части и не представляли себе, где расположены Фолклендские острова. Нигде не прослеживался некий разительный переход от всего лишь игры мускулами военно-морских сил — демонстрации намерений — к осознанию неизбежной вероятности войны в Южной Атлантике, только все сгущались сомнения, шаг за шагом таяли надежды на дипломатическое урегулирование.

На большинстве кораблей перед входом в границы полностью запретной зоны (ПЗЗ), вступившей в силу 1 мая, прошли церемонии посвящения. Вудвард поведал капитанам, что предполагает урон среди кораблей. В Лондоне сэр Теренс Левин, имевший опыт конвойной службы по снабжению Мальты, когда урон превышал половину судов в колоннах, предупредил правительство о перспективах потерь. И все же людям, где бы те ни находились, — на воде или на суше, в командирских каютах или в тесных жилых отсеках, — было трудно примириться с мыслью о реальной близости перспективы настоящей трагедии. «Я легко себе представлял, что какие-то корабли получат повреждения, — признавался капитан фрегата. — Но в мозгу как-то не выстраивался образ тонущих, на самом деле идущих ко дну судов».