Когда Мартина вызвали на «Черного лебедя», ему и в голову не пришло, что это связано с чем-то иным, чем подготовка к Блэкморской регате. Он заранее набросал соображения насчет судовых механизмов, способов облегчения веса судна и правильного размещения балласта. Привязывая фалинь своей лодки к корме яхты, он напевал себе под нос: «Под парусом я хожу, с морем и ветром дружу…»

Как и на «Редкой птице», на его плоскодонке не было мотора, и Мартин постарался, чтобы лодка не столкнулась с безупречно чистым бортом «Черного лебедя». Его ботинки на веревочной подошве не стучали по палубе, и никто не слышал, как он поднялся на яхту.

Крышка кормового люка была приподнята, хотя двери кубрика плотно задраены. Через полуоткрытый люк Мартин ясно слышал голоса в салоне. Разговор шел на повышенных тонах; он собирался окликнуть говорящих, но передумал.

До него донесся раздраженный голос старого Чэпмена:

— Если я нахожу здесь нож с инициалами «М.Э.», такими заметными, как нос у тебя на лице, что, черт побери, я должен подумать?

Ему отвечал громкий негодующий голос Бениты:

— Папа, не глупи! Мервин не такой. Зачем ему это надо? Не может быть, чтобы… Это нелепо. — Она замолчала, и тут Мартин громко постучал по крышке люка.

В следующую секунду Бенита откинула люк, и впервые за все их знакомство Мартин увидел настоящее отчаяние в ее огромных голубых глазах. Она хотела что-то сказать, но удержалась и просто произнесла:

— Папа, это пришел Мартин.

Чэпмен встретил его небрежным кивком:

— Мы как раз обсуждали этот взлом. Мягко говоря, чертовски досадное происшествие.

— Садитесь, не то стукнетесь головой о потолок, — предложила Бенита, но глаза ее продолжали оставаться грустными, хотя улыбались.

— Ну, здесь потолок не такой низкий, как на моем шлюпе. — Мартин повернулся к Чэпмену. — Я слышал, воры взломали замок — это сделать нетрудно. Вам нужен засов на люк, его легко приделать. Раньше у нас здесь такого не случалось.

Бенита на секунду задержала взгляд на Мартине, и их глаза встретились.

— На ноже инициалы «М» и «Э», — тихо вымолвила она.

Он улыбнулся:

— Что ж, это мои инициалы. Хотя я могу заверить вас, что не взламывал замок. Я мог обронить нож в тот день, когда поднимался к вам на борт.

— Когда? — резко спросил Чэпмен.

— Пару дней назад. Вас не было на судне. Перед этим я справился в яхт-клубе, где вы, но так и не мог вас найти. Приплыл сюда, произвел кое-какие измерения и осмотрел механизмы. — Мартин сунул руку в карман и вытащил записную книжку. Под ней он ощутил теплую тяжесть своего карманного ножа.

Лицо Бениты мгновенно просветлело.

— Видишь, папа, вот тебе и объяснение. Почему ты не подумал об этом?

— В самом деле, почему? — громко переспросил Чэпмен.

Мартин улыбнулся. Он чувствовал себя невиновным, и ему не составило труда улыбнуться. Чэпмен отметил это.

— Неужели ты хочешь сказать, что подозревала своего штурмана во взломе?

— Разумеется, нет! — поспешно ответила девушка, может быть, даже слишком поспешно. — Мы даже и не думали о вас.

— Я решил, что это дело рук каких-то хулиганов, — сказал Чэпмен.

— Вы сообщили в полицию?

— Нет. И не собираюсь сообщать. Я сам виноват, что разбросал вещи где попало, и это мое личное дело. Да они и не украли ничего особо ценного — только деньги. Ну а теперь, когда мы все выяснили, думаю, можно заняться нашими главными делами, — предложил Чэпмен.

Мартин кивнул и снова заглянул в свои записи.

— Кстати, — заговорил Чэпмен, — вы, наверное, хотели бы забрать свой нож?

— Да-да. — Мартин надеялся, что отозвался не слишком поспешно.

Это был напряженный момент, и хорошо, что Бенита смотрела в другую сторону. Она направилась, в маленький опрятный камбуз и занялась газовой плитой. Когда Мартин протянул руку, чтобы взять чужой нож, она воскликнула:

— Эти краны такие тугие — я никак не могу повернуть их!

Мартин опустил нож в карман, даже не взглянув на него. Однако позаботился о том, чтобы не сунуть его в тот же карман, где лежал его собственный нож.

— Газовые краны и должны быть тугими, — ответил Чэпмен дочери, — чтобы случайно не открылись. Мартин сейчас отвернет их для тебя, но не задерживай его — нам многое нужно сделать.

— Я собиралась приготовить вам чай.

Бенита, сражавшаяся с неподатливыми кранами, улыбнулась Мартину. В солнечном свете, лившемся сквозь иллюминаторы, ее лицо выглядело безмятежным, и Мартин был рад, что поступил именно так, как поступил… По дороге домой он, однако, уже не был вполне уверен в этом. Дейв все еще работал на пароме, и Мартин был дома один. Он готовил их обычный немудреный ужин и спорил сам с собой. «На черта тебе понадобилось делать такую вещь? Почему ты повел себя как круглый идиот? Ведь это же практически воровство!»

Мартин осторожно достал из кармана чужой нож. В нем не было ничего особенного. Ничего, что отличало бы его от дешевых складных ножей, купленных в обычной лавке. Два лезвия, штопор и приспособление для чистки трубки. Мартин достал собственный нож и сравнил — они были одинаковы, за исключением того, что на чужом ноже были небрежно нацарапаны инициалы «М.Э.».

Мартин вдруг сел и стиснул нож в руке. Если он принадлежал Мервину, как он подозревал, то даже на первый взгляд такой нож не сочетается с хорошо отутюженными габардиновыми брюками и гвардейской бригадой. Скорее такой нож мог принадлежать Дейву или самому Мартину. Тяжелый рабочий нож — и тот, кто уронил его на палубу, обязательно услышал бы звук падения.

Мартина наконец осенило. Человек, оставивший нож на борту «Черного лебедя», вовсе не выронил его случайно, а подбросил. И Мартин, по-донкихотски признав, что нож принадлежит ему, сыграл этому человеку на руку.

На секунду он замер, уставившись на нож. Теперь ясно, зачем была совершена кража. Преступнику вообще не нужны были деньги. У него была совершенно иная цель — опорочить Мартина! Чэпмен сразу потерял бы к нему доверие и прекратил бы всякие деловые отношения с ним. Но инициалы «М.Э.» на ноже? Если Чэпмен свяжет этот нож с Мервином (очевидно, так оно и было, если он, конечно, не поддразнивал свою дочь), тот, несомненно, будет отрицать, что нож принадлежит ему.

Мартин провел рукой по взлохмаченным волосам. Нет, это фантастично. Мервин, в конце концов, неплохой парень, иначе Бенита не потеряла бы из-за него голову! Впрочем, если взглянуть правде в глаза, придется признать, что женщины часто влюбляются в негодяев и подлецов. Но хотя Мартин чувствовал к Мервину Эрну растущую неприязнь, он не мог причислить его к разряду негодяев. Он всего лишь нормальный продукт любого яхт-клуба на побережье. Мервину явно не понравилось вторжение Мартина в порядок вещей, сложившийся на «Черном лебеде», главным образом потому, что Бенита радушно встретила Мартина в яхт-клубе.

— Если бы ты только знал, самоуверенный щенок, — почти простонал Мартин, — что она просто использует меня как наживку, чтобы расшевелить в тебе чувство с помощью испытанного средства — ревности.

Он услышал за дверью шаги Дейва. На миг у него возникло желание рассказать тому о ноже. Но нет, его поведение в этой истории было настолько дурацким, что лучше промолчать. И на приветствие компаньона: «Как дела, капитан?» — ответил коротко: «Прекрасно, просто прекрасно!» — но с таким преувеличенным жаром, что Дейв поднял брови и бросил на него, как он сам говорил, «умудренный взгляд», хотя и воздержался от замечаний.

— Я беру отпуск на неделю, чтобы участвовать в гонке, — сказал Дейв за ужином. — Старик Томпсон и его сын поработают за нас.

Впервые за долгие годы Мартин ел без всякого аппетита.

Но наутро он почувствовал, что снова «встал на ровный киль». О краже на яхте Чэпмена больше не было сказано ничего, и, когда он прибыл, чтобы забрать Бениту для очередной тренировки под парусом, все было спокойно. Они подплывали к мысу Херлстоун и решили перекусить. Как всегда, Бенита упомянула Мервина:

— Он звонил вчера вечером. Сказал, что усиленно занимается дома штурманским делом, поэтому вы не сможете всем навязывать свою волю.

— Он так сказал? — небрежно спросил Мартин.

— Нет, конечно. Но подразумевал именно это.

— Бенита, как долго вы знаете Мервина? — задумчиво спросил Мартин.

Услышав свое имя, она повернулась и взглянула на него, нахмурив брови:

— Около пяти месяцев. А что?

— Я просто подумал, что это не очень большой срок.

Над водой разнесся ее звонкий смех.

— Но это все-таки дольше, чем я знаю вас.

На сей раз нахмурился Мартин:

— Как это связано с нашим разговором?

— Очень даже связано. Я сейчас здесь, наедине с вами… — Она замолчала.

— Ну, вы всегда можете прыгнуть за борт и поискать дерево, если вам что-то не понравится, — усмехнулся Мартин.

— Ладно, сдаюсь. — Глаза у Бениты засверкали. — Что вы хотите узнать о Мервине? Все равно я люблю разговаривать о нем. Так что валяйте, спрашивайте!

Мартин закурил трубку, и это дало ему время собраться с мыслями.

— Просто я подумал, встречались ли вы с его семьей, знаете ли его друзей, ладите ли с ними? Понимаете, — закончил он смущенно, — здесь вы как будто дома, а мне интересно узнать и другую сторону вашей жизни.

Она разглядывала его, склонив голову набок.

— М-м-м, боюсь, я разочарую вас. Моя жизнь ужасно скучная. Если не считать Мервина, вот сейчас в ней происходит нечто по-настоящему яркое. Кажется, я все время ждала…

— Ждали? — В голосе Мартина прозвучало удивление.

— Ждала того, что проведу каникулы с папой. Или что он приедет ко мне — а он приезжал не часто. Потом ждала, когда закончу школу и мне разрешат стать взрослой. А теперь жду, когда в моей жизни появится настоящий мужчина.

— Понимаю, — ответил Мартин, хотя и сомневался в том, что это так.

— Я вернулась домой навсегда на Рождество. У всех были мамы, сестры, в общем — семьи. У меня же только папа. И именно в то время он был ужасно занят какой-то новой сделкой. Конечно, я ходила на приемы, на вечера и хорошо проводила время, по крайней мере вначале. Потом это стало приедаться. Скучно и пусто. Мне нравится чем-нибудь заниматься, хотя бы стряпать. На приемах я встречалась с одними и теми же людьми, и никто из них не стал моим другом. Настоящие мои друзья, которых я приобрела в школе, разлетелись во все концы света. Но потом появился Мервин, мы подошли друг другу, и у меня началась настоящая жизнь.

Мартин почувствовал, что вступает на зыбкую почву, однако уже не мог остановиться.

— А у него какая семья? Есть ли у него друзья?

— О, у Мервина нет семьи. У него дела еще хуже, чем у меня, — он круглый сирота. Когда его родители возвращались во время войны из Сингапура, их пароход был торпедирован. Мервин был тогда совсем маленьким. Родители оставили ему огромное состояние. А что касается его друзей… Говоря по правде, военные мне не очень нравятся. Слава Богу, Мервин не похож на них. Он, правда, индивидуалист, именно поэтому мне кажется, что я должна ему простить страсть к яхтам. Это, по крайней мере, отличает его от остальных.

Мартин начал отвязывать румпель.

— Он много ходил под парусом?

— Думаю, да. Папа сказал, что Мервин много плавал вдоль побережья Суссекса, что он разбирается в парусном спорте не хуже других.

— Что ж, это неплохо. Вы поможете мне поднять грот, Бенита? У нас на «Черном лебеде» соберется неплохая команда, особенно если в этой команде будете вы. Черт, мало ветра, чтобы нам идти против отлива!

Бенита посмотрела на спокойное море, затем на вяло колыхающийся на мачте парус.

— Может, разумнее подождать, пока не начнется прилив?

Мартин встал в кокпите рядом с ней.

— Да, это единственное, что мы можем сейчас сделать. Ветра нет, и отлив против нас. Тут без мотора не обойтись. Как только мы снимемся с якоря, нас утащит в море.

Она взглянула на часы:

— Как скоро отлив сменится приливом?

— Часа через два.

— Я знаю. Именно об этом и подумала. Может, вместо того чтобы сидеть здесь и причитать о том, что мы ничего не в силах сделать, стоит добраться до берега и осмотреть пещеры контрабандистов? Это было бы любопытно.

— Вам действительно этого хочется? Можно использовать спасательный плот, если вы рискнете поплыть на нем.

— С удовольствием!

— Хорошо. — Мартин снова спустил парус. — Помогайте, мы должны оставить на яхте все в полном порядке. Привяжите парус к гику на тот случай, если внезапно поднимется ветер. Парус не должен полоскаться или, хуже того, волочиться по воде.

Бенита нырнула в кубрик, вернулась оттуда с бечевками и принялась накручивать парус на гик, в то время как Мартин надежно закреплял якорь. Потом он надул плот.

— Надеюсь, он выдержит — я его очень долго не использовал. Достаньте весла, они вон там, впереди, у якорного замка.

Она появилась из сумрака крошечного кубрика, и теплая волна радости залила Мартина. Он взглянул на ее прелестную счастливую физиономию и ясно понял, чего не хватало ему все эти годы.

— Господи, этот ваш плот — настоящая скорлупка! Он выдержит наш вес?

— Если вы будете сидеть тихо, не свешиваться на одну сторону и делать, что вам велят.

Плот заколыхался из стороны в сторону, когда Мартин спустил в него девушку.

— Теперь держитесь за бортик, я прыгаю.

Он перелез вниз и оттолкнулся от борта «Редкой птицы». Плот легонько покачивался на воде. У него были очень низкие борта, но благодаря своей невероятной плавучести он двигался по спокойному морю словно перышко. Спустя несколько секунд между ними и стоявшим на якоре шлюпом было уже приличное расстояние.

Мартин греб, сидя спиной к берегу. Бенита пристально вглядывалась в приближающийся берег, и Мартин мог незаметно наблюдать за ней. Она была такой юной, свежей и такой желанной — его потрясло, когда он понял, как сильно желал ее.

Плот мягко ткнулся в песок, усеянный ракушками. Они выбрались на берег и вытащили плот на пляж, подальше от воды. Бенита упала на песок, растянулась на нем, забросив руки за голову, зажмурила глаза и начала глубоко дышать. Мартин не мог глядеть на нее — слишком велико было искушение поцеловать девушку. Он поднял глаза на пещеры и сказал:

— На этот берег можно попасть только с моря. Смотрите, здесь нет никаких следов.

Бенита открыла глаза:

— Прекрасно! Ну, ведите меня…

— Хотите осмотреть какую-нибудь одну пещеру?

— Нет, все до одной! Мы должны внимательно осмотреть наши владения, мой дорогой Пятница.