Глава 18
Когда Джек поднял трубку серого телефона, который стоял на столе у кровати, его рука заметно дрожала. Лиза наверняка тревожилась. Нет, скорее всего, не находила себе места от ужаса. А Кристина и Кэрри? О господи! Прошлым вечером он обещал им просмотр фильма «Дэрил» — о рано повзрослевшем мальчике, с запрограммированными воспоминаниями. Когда вы летите вниз в пропасть, лишний толчок будет восприниматься с иронией. Джек вытащил из кармана брюк кожаный бумажник и, раскрыв его, посмотрел на фотографию. Вот они — его девочки. Лиза, Кристина и Кэрри лучились улыбками. Снимок был сделан год назад на пикнике в Линелл-парке.
О чем они сейчас думали? Подозревали, что он ушел от них? Что его похитили? Что он разлюбил их? Джек покачал головой. Его звонок вызовет шквал вопросов от Лизы… еще больше страхов и тревог. Эта ситуация — пленение, приключение, миссия… как ни назови… — причинила боль его семье. Джек чувствовал, как сейчас обидится Лиза. Хотя когда он вернется домой, многое забудется.
Он прижал трубку к уху и нервно потеребил бороду. Привычный жест, от которого трудно избавиться. Что ты скажешь ей? Правду или ложь? Наверное, что-то среднее. Джек набрал домашний номер. Телефон на другом конце провода прозвонил один раз. Только один раз!
— Алло?
Это была Оливия, сестра его жены. Похоже, Лиза вызвала ее для поддержки. Он поступил бы так же.
— Оливия, это Джек.
— О боже! — завизжала она. — Где ты? Лиза сходит с ума!
Он услышал голос его жены: «Это Джек? Дай мне трубку!» И вот она была уже здесь, говоря с ним, повторяя его имя снова и снова. Ее голос ломался, словно битое стекло.
— Лиза, милая, это я.
Джек посмотрел на открытый бумажник. Тут, на фотографии, она улыбалась… а там плакала.
— Я в порядке.
— Джек? Слава богу! Ах, слава богу! Где ты, Джек? Где ты находишься?
— Я не могу сказать тебе этого.
Он смотрел на ее улыбавшееся лицо.
— Прости. Не могу. Но это… важное дело, Лиза. Важнее, чем ты можешь себе представить. Милая, пойми меня. Я в безопасности. Я в порядке. Вернусь домой, как только смогу.
— Подожди. Я ничего не понимаю.
В ее голосе появились истеричные нотки.
— Ты не можешь сказать, где находишься? Почему?
— Просто не могу, — сутулясь, ответил Джек. — Мне сложно это объяснить.
— У тебя возникли сложности с твоими исследованиями в университете? Это как-то связано с последними опытами над крысами? Или с тем демонстрантом… Каладжианом?
«Если бы все было так просто, — подумал Джек. — Когда вернусь домой, возьму в лабораторию еще одного фанатика-социалиста, с плакатами и ведром краски. Пусть лучше меня считают красным, чем мертвым».
— Нет, детка. Это старая история. Она не имеет отношения к моей работе.
Разве не имеет? Она тоже связана с клонами и крысами. «Видишь ли, дорогая! Я сам клонированная крыса! И мы с моими вновь обретенными братьями пытаемся выбраться из лабиринта. Мы ищем пациента номер ноль».
— Послушай меня, милая. Дело очень важное. Я не могу рассказать тебе о нем. Хотел бы, но не могу.
— Я не понимаю, Джек! Что все это значит?
— Это значит, что я люблю тебя, Лиза. Я люблю тебя и девочек. Больше всего на свете. Это значит, что я всегда буду любить тебя. Что бы ни случилось! Но сейчас я должен позаботиться об одном деле. Закончу его и вернусь домой.
Лиза молчала несколько секунд.
— И когда это будет? — спросила она.
В ее голосе появились нотки обиды. Тон стал ледяным, как бывало всегда во время их ссор. Лиза, обижаясь, не кричала… Она становилась Антарктикой — бесстрастным исследователем и ученым, наблюдающим что-то в свой микроскоп.
— Пожалуйста, Лиза. Прошу тебя, пойми. Ситуация находится не под моим контролем. Мне хотелось бы рассказать тебе правду. Я не вызывался добровольцем…
На линии что-то щелкнуло. На мгновение Джек подумал, что люди из «прослушки» (кем бы они ни были) прервали телефонную связь. Но голос Лизы снова возник — точнее, ее тихий плач. Это было предупреждение. Не волнуйтесь. Сообщение получено.
— Детка, я люблю тебя, — сказал Джек. — Просто запомни мои слова. Не важно, как долго меня не будет. Не важно, смогу ли я позвонить тебе еще раз. Просто знай, что я люблю тебя и девочек… Больше всего остального в мире.
— Ты в беде.
Джек посмотрел на снимок и потер пальцем улыбающееся лицо Лизы. Изображение на фотографии затуманилось. Он поморгал, отгоняя набежавшие слезы.
— Да, в некотором смысле, — ответил Джек. — Девочки рядом?
Лиза позвала Кристину и Кэрри. Он услышал встревоженный голос Оливии: «Джек сказал тебе, где находится?» Затем трубку взяла Кристина — нежная, маленькая, такая реальная.
— Привет, папочка.
— Привет, сахарочек. Как дела?
— Я в порядке.
Боже! Этот голос! Она всегда была тем близким человечком, который мог слушать его и задавать адекватные вопросы. Джек мог бы поспорить, что через двадцать лет она станет ученым, адвокатом или журналисткой.
— Когда ты вернешься домой?
Джек улыбнулся. Смотрите, какие четкие и правильные вопросы.
— Скоро, детка, скоро. Папе нужно поработать с новыми друзьями. Это займет какое-то время. Сейчас я занят важным делом.
— Что за работа?
Джек задумался на миг.
— Особая. Она настолько особенная, что я даже не могу рассказать о ней нашей мамочке.
— Ага! Секрет.
Пауза.
— Ты проводишь секретный эксперимент?
— Вроде того.
Она почти угадала.
— А мне ты можешь рассказать о нем? Хотя бы чуточку?
Джек еще раз взглянул на снимок — на Кристину и Кэрри.
— Только то, что он не понравился бы тебе и твоей сестре. Но я в порядке, сладенькая. Я в норме. Вернусь домой, как только смогу.
— Я верю тебе.
Еще одна пауза.
— Только приезжай быстрее, папочка. Я скучаю по тебе.
Боже! Этот голос. Он едва не разрыдался.
— Я тоже скучаю по тебе. Я люблю тебя, детка. Твоя сестричка там?
Через секунду он услышал Кэрри.
— Эй, папа! Привет!
— Привет! Как дела, принцесса?
— Нормально. Как у тебя?
«Я сейчас хнычу и трясусь от страха. Размышляю о своем месте во вселенной. И еще жутко скучаю по вам. Вот так-то, малышка».
— У меня все хорошо. Действительно хорошо.
— Папа? Когда же мы посмотрим тот фильм о Дэриле?
— Ох, милая…
И тогда Джек, не выдержав, заплакал.
Пока в трубке звучали гудки, Майк рассматривал стены спальной комнаты и размышлял о том же, о чем и прошлым вечером. Или этим утром? Как все перемешалось! Проклятый недосып! Тогда его мысли были такими: к черту это место, он не обязан никому помогать, он вообще никому ничего не обязан.
Майк по-прежнему испытывал гнев. Но после первых порывов ярости ему показали отца, которого он считал погибшим. Он видел своими глазами, как вооруженные люди вывели этого человека из оперативного центра. Майк видел комнату с металлическим многоруким чудовищем — то место, где он и другие клоны появились на свет. Ему показали устрашающее поле с десятифутовыми суперкомпьютерами, которые крутили свои жесткие диски на глубине двух тысяч футов под землей.
Где-то между прошлым вечером и этим днем Майк начал верить, что все происходящее было реальным. Его отношение кардинально изменилось. Теперь он действительно помогал создателям клонирующих технологий. Доктор Дж. «Майк» Смит, криминальный психолог, содействовал людям, которые приставили ствол к его голове и разрушили один из самых значительных моментов жизни начинающего писателя. А ведь его появление в живом эфире Ларри Кинга сделало бы хорошую рекламу, «раскрутило» бы книгу и породило публицистический блиц «известного автора».
Однако сейчас, сидя в тесной спальне, доктор Майк понял, что неудача с Кингом совершенно не заботила его. Если треть информации, с которой его ознакомили за прошлые полдня, окажется правдой, он станет обладателем невероятной темы! Он наткнулся не просто на тайну своей жизни, но на самый охраняемый секрет в истории мира. И что важнее всего, технология улучшенного клонирования людей (и, упаси нас боже, дублирования памяти) находилась в руках маньяка! Джона Альфы! Если он остановит этого типа, какую книгу можно сделать!
На другом конце телефонной линии раздался новый гудок. И еще один. Я знаю, ты там, Рошель. Возьми трубку!
Доктор Майк понимал, что он разочаровал и рассердил ее. На начальной стадии литературной карьеры вы не можете прийти к Ларри, мать его, Кингу, не посулив многим людям кучу разных любезностей. И Рошель Ромеро змеей извивалась, чтобы втащить Майка, ее любимого нового автора, в живой эфир. Он обещал ей, что она не пожалеет об этом. Он говорил ей, что его книга «Охота за охотниками: сокровенные мысли самых известных киллеров города» взлетит, как ракета, в чартах продаж. Он намекал, что будет обязан ей до конца своей жизни. И тогда Рошель, с пикантной улыбкой и вертким колумбийским акцентом, произнесла два слова: «Договорились, детка».
И вот прошлым вечером доктор Майк пропал без вести — прямо в туалете студии. Поместите его фото на молочные пачки. Позвоните Дэвиду Копперфилду. Он исчез! Его как ветром сдуло. Пусть это не зависело от него, но он подвел Рошель. Она имела все причины на гнев и разочарование.
Однако когда Рошель подняла трубку и услышала его голос, Майк понял, что она была не просто сердитой. Ее ярость была термоядерной.
— И кто ты, по-твоему, после такой предательской подставы? — закричала она.
Майк отшатнулся от трубки, словно от опаляющей струи огнемета. Он представил Рошель в ее прокуренном офисе, с беспроводным телефоном, зажатым между плечом и подбородком. Ее руки перебирали папки на столе, выискивая сигареты. Она все еще кричала.
— Дебил! И что теперь, по-твоему, мне делать?
Затем она, наверное, затянулась сигаретным дымом. Ее слова зазвучали невнятно.
— Заняться производством дверных ковриков? Сушилок для тарелок? Чертовых тампонов? Ты понимаешь, что наделал?
— Рошель, послушай, я извиняюсь, — поморщившись, сказал доктор Майк.
«Я чувствую, как мои шары поднимаются к горлу. О черт! Мне крышка».
— Со мной кое-что случилось…
— Кое-что? О милостивый боже!
— Тут такая история…
— Как ты мог подставить своего издателя! — взревела она. — Залажать твою книгу! Наплевать на Си-эн-эн! И он еще говорит: «кое-что»? Подумать только! Кое-что! И чем же может быть твое «кое-что»?
Тук-тук-тук постукивала ее авторучка. Тук-тук-тук отдавалось эхом в уме Майка.
— Кое-кто вывел меня из здания. За минуту до того, как мне хотели наложить макияж.
— Кое-кто?
Это местоимение больше похоже на «куе-кто». Очевидно, уголок ее рта зажимал сигарету.
— Кто именно?
— Мне нельзя говорить об этом. И даже если бы было можно, ты все равно не поверила бы мне.
— Я уже не верю! Кто?
— Мои самые большие фанаты. Я не могу говорить на эту тему.
— Ах ты мерзавец чертов! — прорычала Рошель. — Как это не можешь?
Телефонная линия едва не плавилась от ее ярости. Майк попытался сменить тактику, переходя на мягкие медовые тона.
— Послушай, Рошель! Ты же знаешь меня. Я зависимый, амбициозный и маниакально самоуверенный человек. Но у меня есть мозги! Я достаточно умен, чтобы понимать всю важность интервью с Ларри Кингом. Мне с самого начала было ясно, что из лос-анджелесской студии Си-эн-эн нельзя убегать без хорошей причины. Поверь, я не вышел бы из здания, если бы мог. К сожалению, это все, что я могу сказать.
Рошель молчала какое-то время. При каждой ее затяжке Майк слышал сердитое «ммпха».
— Вот же дерьмо! Ты что, шары залил перед встречей?
— Конечно нет, — с притворным смехом ответил Майк. — Я не позволил бы себе такой глупости. Думаешь, я не понимаю, какие люди помогают мне! Какие прекрасные специалисты! Как они заинтересованы во мне и моей работе!
Молчание.
— Я позвонил тебе, потому что знаю, что ты переживаешь. Хотел сообщить, что со мной все в порядке. Короче, я извиняюсь за то, что все так вышло прошлым вечером. Ты же умница, Рошель. Тебе не нужно объяснять, как сильно я хотел появиться на том шоу. Наверное, ты уже догадалась, почему мне пришлось уйти.
— Пока еще нет.
— Слушай, сделай одно дело. Позвони моим коллегам в департамент полиции. Скажи, чтобы они не тревожились. Многие из них знают, что я вчера собирался на шоу Ларри Кинга. Наверное, они беспокоятся, почему я там не появился.
— Ладно.
По звуку ее голоса можно было подумать, что она проглотила горсть валиума.
— Майк, может, мне позвонить кому-то еще?
Ого, какой вопрос! Теперь нужно намекнуть на свое местоположение и на то, что ты собираешься слетать этим вечером в Лос-Анджелес. Или лучше сделать так, как тебе сказали? Придержать язык?
Он услышал, как Рошель выдохнула струю дыма. Она ожидала ответ.
Что же делать?
— Майк, ты все еще здесь?
«Оседлай волну. Перестань рулить и оседлай волну. Посмотри, куда она принесет тебя».
— Забудь об этом, — сказал он.
— Ты уверен?
Доктор Майк закрыл глаза и покачал головой.
— Слушай, Рошель. Мне пора идти. Я знаю, как много ты сделала, чтобы получить это интервью. Мне действительно жаль, дорогая.
— Я верю тебе.
— Хорошо. Скоро увидимся.
— Буду молиться об этом, Майк.
— Можешь не стараться, Рошель. Я атеист.
— Это еще одна причина помолиться за тебя, — сказала она и повесила трубку.
Килрой 2.0 сидел за столом, наматывая телефонный шнур на указательный палец. Он смотрел на стены — точнее, в стены — и ждал, когда они заговорят. Пока день шел неплохо. Конспирация разрасталась, как и его мессианская роль на этой засекреченной базе. Клоны — пешеходы и мелкие сошки — ничего не могли сделать без его помощи. С таким водоворотом информации мог справиться только он. И все развивалось согласно плану. Прошлой ночью стены сказали абсолютную правду. Он был началом и концом. Пророком.
Килрой 2.0 закрыл глаза и молча призвал духов, обитавших в стенах. Они откликнулись и многое рассказали — дали сотни инструкций и советов. Ему казалось, что беседа длилась несколько часов. Но мерцавшие цифры на настольных часах показывали, что прошло три минуты.
Толстый хакер размотал шнур с пальца и приподнял телефонную трубку. Он набрал по памяти номер, нажал на «мажор», затем добавил четыре цифры: 4-3-5-7.
H-E-L-P. ПОМОГИ!
Повесив трубку, он с улыбкой посмотрел на стены.
Джей не ожидал, что голос Патрисии будет таким спокойным. Впрочем, она всегда была лидером в их браке. Он беспокоился, тревожился, мрачнел и потел, заполняя квитанции, счета по кредитам и страховым полисам. Джей даже не задумывался, почему он так суетился — почему так не верил в боевой корабль, называемый государственной системой. Или в то, что другие называли жизнью. Он воспринимал мир в терминах равенства и честности. Он знал, какими нечестными и двуличными были правила социума. Джей подозревал, что его цинизм возник из-за работы по защите прав человека: взгляни на достаточно развитую нацию, и ты увидишь, что неравенство существует во всем. Ты дышишь им в воздухе. Ты чувствуешь его вкус в питьевой воде.
Однако, с учетом откровений прошлого дня, Джей начал сомневаться в своих взглядах на мир. Его вновь обретенные братья относились к жизни по-другому. А он мог бы стать одним из них: солдатом, музыкантом, ученым или священником. И он не стал ими по неким причинам, которые находились за гранью его понимания.
«Это похоже на комиксы, которые я читал в школе, — рассуждал он несколько часов назад, пока группа решала головоломку Альфы. — Их герои странствовали по параллельным мирам, где жизнь развивалась иначе… где история сворачивала не направо, а налево и все становилось другим. Эта встреча с собратьями-клонами напоминала те сюжеты. Как будто я, заглянув в зеркальную вселенную, увидел людей, которыми не стал. И я мог бы стать одним из них, если бы не был таким слабым и безвольным».
Вот почему Патрисия главенствовала в их браке. Вот почему она вела себя спокойнее, чем он ожидал. И вот почему ему было приятно — божественно приятно — услышать ее голос.
— Я увидела нетронутую курицу в холодильнике и подумала, что тебя срочно вызвали на работу, — сказала она. — Ты мог бы оставить сообщение.
Джей представил дощечку для записей, закрепленную на дверце холодильника, — белый пластик с размытыми и призрачными следами других сообщений, которые они годами писали друг другу, а затем стирали поролоновой губкой: «Позвони Филиппе — срочно… Не забудь купить курицу… Чек на получение гонорара… Закажи нам еще один фильм с садо-мазо… Встреча с „Прада“ в среду…» Джею захотелось заплакать.
— Прости, — ответил он. — У меня не было времени.
«Нет, мне заклеили рот липкой лентой и приставили к голове пистолет. А когда грабитель требует отдать бумажник, тебе лучше сделать это. Если только ты не хочешь проблем…»
— Значит, тебя вызвали на работу?
Ее голос был таким же мягким и уверенным, как в тот день, когда они встретились годы назад.
— На работу? Да… Это тоже правительственная работа, но она не связана с ООН. Послушай, Пэтти… Выслушай меня внимательно! Ты знаешь, что я часто веду себя как мальчишка, но сейчас все по-другому. У меня проблемы. И думаю, у тебя тоже.
— Что ты хочешь сказать?
Ее голос по-прежнему звучал спокойно. Немного встревоженно, но в основном спокойно.
«Милая, я заперт в одной комнате с шестью людьми, и все они помнят первый поцелуй с Пэтти Росс, когда мы возвращались домой после игры. Они помнят мятную жвачку, твою эльфийскую прическу и пурпурный шарф. А мне хочется кричать, детка. Просто кричать. Потому что они помнят тебя. Они целуют тебя в своих воспоминаниях. И еще я хочу кричать из-за того, что тебя на самом деле целовал не я… а другой парень, называвшийся Джонни. Этот парень вырос и стал очень опасным человеком. Меня удерживает от безумия только мысль, что именно я, единственный из нас, нашел тебя снова. Случайно. Через годы. В Рокфеллер-центре».
— Люди, с которыми я сейчас работаю, снабдили меня кое-какой информацией, — ответил Джей. — Они утверждают, что мне грозит опасность. Я не могу сказать тебе большего. Но если моя жизнь находится под угрозой, то, думаю, твоя — тоже.
Патрисия хранила молчание. Затем она спросила:
— Ты шутишь?
— Нет, мятная резиночка. Клянусь, что не шучу.
Последовала еще одна пауза, которая длилась секунду или две. Для Джея она растянулась на вечность. Ему хотелось сказать ей — точнее, прокричать — о тысяче вещей. Но линия прослушивалась. Они ждали. Они были везде… как все эти годы. Аналитика ООН анализировали пятнадцать лет. И если они постоянно следили за ним, то где гарантия, что и Альфа не вел наблюдение?
— Что, по-твоему, я должна сделать? — спросила она.
— Купи билет на первый рейс и улетай к своему папе в Инди. Сегодня же.
— Джей, у меня проект на середине, — с нетерпеливым вздохом сказала она. — Я не могу вот так все бросить и улететь.
— Возьми с собой лэптоп.
В его голос начинало просачиваться отчаяние. Оно походило на пот, стекавший по переносице Джея. Альфа мог знать, где они жили. Если он поймет, что Патрисия сейчас одна…
— У тебя свободный график, детка. Ты можешь редактировать снимки в любом другом месте. Файлы будешь отсылать из дома отца. «Харпер» не заметит разницы.
— Они могут позвонить.
— Да. И наберут номер твоего сотового телефона.
Он представил себе злобную ухмылку Альфы на почти идентичной копии своего лица. Вот этот садист открывает дверь их квартиры в Ист-Виллидж, кричит: «Милая, я дома!» — входит на кухню и хватает Патрисию за волосы. Он разбивает ей нос о пластиковую доску сообщений, и синие чернила маркера отпечатываются на ее щеках…
«О господи! Держи себя в руках. Иисус, только не это!»
— Патрисия, пожалуйста. Сделай, как я говорю.
— Джей, что происходит? Скажи, где ты находишься?
Он вытер пот со лба. Альфа знал, где жила моя мать. Он похитил ее.
— Я не могу говорить об этом.
Страх превратился в пиранью, глодавшую его кишки. Ему все труднее было сдерживать свои эмоции.
— Хотел бы, но не могу. Это… вопрос безопасности.
— Вопрос безопасности? Ты хочешь, чтобы я переехала к отцу, но не можешь сказать, где находишься?
В уме Джея зазвучал другой голос, похожий на его собственный, но совершенно чужой. «Я собираюсь вернуть ее, парень. Забрать Пэтти себе, разбить ей лицо, выколоть милые зеленые глазки и трахать ее до потери пульса! МИЛАЯ, Я ДОМА!»
— Просто делай, что я говорю! — закричал Джей. — Не доверяй никому! Уезжай сегодня же! Уезжай, пока он не нашел тебя! Пока Альфа…
Он услышал, как Патрисия произнесла первую часть какого-то вопроса…
И линия отключилась.
Джей снова закричал, ударив кулаком о стол.
«Черт возьми, Пэтти! Просто уезжай! Пожалуйста, уезжай!»
Он должен был остановить этого негодяя. Даже ценой своей жизни.
Майкл набрал номер своего домашнего телефона в Денвере. Если Габ не отправился в церковь — а это отложило бы их разговор надолго, — он должен был ответить на звонок. Майкл надеялся, что парень ответит. Ему предстояло объяснить Габриелю причину своего отсутствия. Если бы не проект «Седьмого сына», Майкл сейчас уже направлялся бы в Денвер. Ему полагался отпуск. Он заслужил эту встречу с Габом. Они оба заслужили ее.
— Алло?
Голос Габриеля был глубоким, низким и тягучим.
— Привет, — слегка улыбнувшись, сказал Майкл. — Это я.
— Майки!
Его радость чувствовалась даже через телефон.
— Ты уже в городе? Я надеялся, что ты позвонишь перед вылетом.
Майкл поморщился. Если за ним и Джеком, говорившим со своей женой через две комнаты, велось наблюдение, операторы сейчас смотрели на два идентичных выражения. Хотя, конечно, так и должно было быть.
— Извини, Габ. Кое-что произошло.
«Да и сейчас происходит».
— Что-то случилось?
Тон Габриеля стал значительно прохладнее.
— Вчера меня прижали к ногтю и отправили на срочное задание. Все, как и раньше. Сказали, собирай свои шмотки, забирайся в самолет и рапортуй о готовности. Никаких паспортов и документов. В дорогу только двести долларов.
— Черт, Майки! Я думал, у нас будут две недели. А теперь сколько останется? Одна?
Майкл, уловив возмущение Габа, нахмурился.
— Возможно, ни одной. Это серьезная миссия. Ты знаешь правило. Я не могу рассказывать о своих делах. Задание огромной важности.
Он услышал вздох на другом конце линии.
— Сколько раз это будет повторяться? Сколько раз ты уже получал такие приказы? Лично я потерял им счет.
«Я тоже потерял им счет. Слишком много. Очень много».
— Я извиняюсь, Габ. Моя вина. Но это работа. Я не за кассой супермаркета сижу. И я не могу срываться с места, как только ты мне позвонишь.
— Да, я знаю твои отговорки. «Мир не вращается по моей схеме. Моя схема вращается вокруг мира».
Голос Габа, подражавший Майклу, звучал бессердечно и жутко.
— Я уже устал это слышать. Твоим оправданиям нет числа. И знаешь, Майкл! Однажды ты вернешься домой из очередного маленького приключения, а меня здесь не будет.
— Я же сказал, что извиняюсь!
Габ был прав. Они выучили эти фразы наизусть.
— Я не знаю, что еще сказать.
— Скажи, что приедешь ко мне сегодня! Я устал кипеть на маленькой форсунке. Иногда мне кажется, что мы танцуем на тонком льду. Хотя нет! Я знаю, что ты можешь мне сказать. Скажи, что мы с тобой будем жить, как нормальные люди, а не как сезонные любовники, приходящие только в хорошую погоду.
— Я отношусь к тебе совсем не так!
— Тогда докажи мне это, — со злостью крикнул Габ.
Майкл помолчал, подыскивая слова.
— Я докажу, когда вернусь домой. И это будет скоро, я надеюсь. Пойми, что моя нынешняя миссия очень важная. Она затрагивает глобальные интересы, Габриель. Настолько глобальные интересы, что ты даже представить себе не можешь! Я нужен стране для серьезного дела. И даже если все кончится плохо…
В уме Майкла возникла картинка с остальными клонами, которых привели сюда под дулами пистолетов.
— Ладно, это уже не важно. Меня отправляют на задание, Габ. Прости, но я не могу сказать тебе большего. И я извиняюсь, что не могу быть с тобой.
Он услышал вздох Габриеля.
— Я устал от наших расставаний, Майк.
— Неужели ты не понимаешь?
— Я никогда тебя не понимал.
— Я люблю тебя, Габ.
Еще один вздох.
— Я тоже тебя люблю, — ответил Габриель. — Так когда мы увидимся?
— Вот об этом я и пытаюсь сказать. Этого может вообще не случиться. Задание очень важное и опасное.
Молчание.
— Значит, ты бросаешь меня?
Майкл покачал головой.
— Я никогда не поступил бы так, Габ. Ты знаешь это.
Еще одна пауза. Наконец его возлюбленный сказал:
— Какая-то нереальная ситуация.
Майкл посмотрел себе под ноги. Он представил помещения, уходившие на четверть мили вниз. Ему вспомнилась комната с металлической тварью, породившей его. Ученые здесь воплощали нереальное в реальность.
— Да ладно тебе, — сказал он. — Для нас теперь все реально.
— И что мы будем делать?
Майкл пожал плечами.
— Давай скажем, что любим друг друга больше всего на свете. Скажем то, что говорили в прошлый раз. Будем молиться, чтобы появилась возможность сказать все это снова, но только лицом к лицу.
— Аминь!
— И устроим на пирушке потрахушки.
Это раскололо лед между ними. Веселый смех отвел их от края пропасти. Майкл был рад, что так случилось.
— Ты мой любимый поэт, — сказал Габриель.
— А ты мой любимый критик.
Какое-то время они молча улыбались.
— Мне пора идти, — сказал Майкл. — Какое напутствие ты дашь мне напоследок, Габриель?
— Иди и сбрось дракона в бездну, как делал это всегда. И постарайся найти дорогу домой.
Они снова засмеялись и повторили, что любят друг друга больше всего на свете. Что, конечно, было абсолютной правдой.
Отец Томас не знал, что будет говорить, если люди на другом конце провода поднимут трубку. Этот факт не удивлял его — со вчерашнего дня он часто не находил нужных слов во время разговоров. Впрочем, и правила изменились. О гром небесный! Его прежние правила швырнули в шейкер и взболтали. Как содержимое желудка при спуске на скоростном лифте. Он вспомнил весь этот местный «наземный контроль» над майором Томом и другое дерьмо.
Священник прошептал молитву и попросил у Господа прощение. Он редко ругался — даже наедине с самим собой. Томас до боли сжал зубы. Молитвы тоже были под вопросом. Разве клонам разрешено обращаться к Богу? С таким же успехом он мог звонить в службу спасения по сломанному телефону. Отец Томас мрачно усмехнулся и начал нажимать на кнопки.
Хочешь поговорить о таинстве веры? Обратись к священнику. Разуверился в существовании Бога? Обратись туда же. Для чего мы здесь? Чтобы рассуждать о догмах, катехизисе и доброй воле. Священник — твой пастырь. Гуру в римском воротничке. Человек, который знает телефонный номер Большого парня. Отныне и на века. Аминь.
Семейные измены, плохие пристрастия, ложь о налогах — он привык к таким дилеммам. В семинарии его обучали обузданию человеческих чувств и суждениям на морально-духовные темы. Но когда ты узнаешь, что сам являешься ходячей мерзостью… что ты был не рожден, а собран по частям, как машина… Кому ты будешь говорить о морали и душе?
Мерзость. Вот что Томас ощущал в себе весь этот день. Он был таким же искусственным, как пластик, — вещью, произведенной агрегатами. Он оказался отродьем клеточного колдовства. Тварью, чье прошлое было сравнимо лишь с миражом. Прошлой ночью он увидел сон о Христе и понял, что не имеет предопределения. Не имеет души.
Нет, он не потерял веру в Бога. Он просто осознал, что Бог перестал верить в него. И хуже того — Бог никогда не верил в него. Как мог Создатель верить в несотворенную Им вещь? Томас не имел зачатия. Он не проходил через роды и не наделялся Святым провидением. Его нарезали по кускам и вырастили в пробирке, заполненной ускорителем роста. Вся его последующая жизнь управлялась лжецами. А самой жуткой правдой было то, что жизнь, которую он помнил до четырнадцати лет, принадлежала не ему. Его оснастили компьютерной душой. Хотя как может тварь, не созданная Богом, иметь в себе душу?
Телефон на другом конце линии начал звонить. Томас закрыл глаза. Он не был пастырем и даже овцой. Он мог считать себя всем, но только не человеком. Живое ходячее богохульство. Существо без души, которая могла бы взлететь в небеса после его смерти. Он даже в ад не пройдет. Его не примут в чистилище. Ни одно пространство послесмертия не предназначалось для людей без души — людей, лишенных права допуска.
«Потому что они ни к чему не привязаны», — подумал он.
Телефон продолжал звонить. Томас почти не слышал гудков.
Неужели меня ожидает смерть атеиста? Разве это справедливо? Я знаю, кто сможет дать мне ответ. Священник. Пастырь.
Томас снова рассмеялся. Наверное, он терял рассудок. В трубке слышались гудки. Наконец звонок был принят. Удивляться этому не стоило.
— Алло? — произнес автоответчик. — Вы попали в дом Карла и Жаклин Смит. Нас сейчас нет дома, поэтому оставьте сообщение и укажите время звонка. Мы свяжемся с вами, как только сможем. Спасибо и благослови вас Бог.
Какая щедрость!
Биииип.
— Это я, — сказал он, прислушиваясь к своему голосу.
Его рука скользнула по поверхности стола. Пальцы сжали четки. Их бусины стали воплощением его тревоги.
— Я вернулся туда, где появился на свет. Мне рассказали о многом. Я знаю, что мои так называемые мать и отец по-прежнему живы. Я знаю, что вы оба, следуя чужим приказам, управляли моей жизнью. Наверное, этот телефонный номер является особой линией, созданной для поддержания обмана и ложной веры в «дядь и теть». Если мои подозрения верны, вас уже упрятали в какой-то бункер… Подальше от отродья, созданного в этом проекте.
Лента автоответчика крутилась. Операторы базы слушали. Томас приподнял четки и посмотрел на распятие, которое покачивалось взад и вперед в его руке.
— Я не знаю, что бесит меня больше — то, чем я являюсь, или моя жизнь, распланированная еще до момента «рождения». Сколько из принятых мной решений были действительно моими? Сколько раз вы вкладывали в мои руки философские и религиозные книги, показывая вашу «поддержку» к проявленному мной мимолетному интересу? Был ли этот интерес порожден моей волей или вашей манипуляцией? Прошло много лет. Вы вряд ли помните такие вещи. Однажды, Карл, ты сказал мне такую фразу: «Когда ты молод, трудно размышлять над ситуацией и давать ей нужную оценку». Интересно, как твое настоящее имя? И как ты сейчас оцениваешь свой вклад в мою жизнь?
Томас позволил четкам выскользнуть из пальцев. Он не хотел смотреть на распятие. И он не привык обходиться без него. Взглянув в окно, он увидел морского пехотинца, который вышел из своей спальни в общую комнату. Майкл плакал.
— Я останусь здесь, — продолжил Томас. — Это мой долг. Я должен узнать правду, чтобы понять вас и найти ответы. Таким уж вы воспитали меня. Возможно, мне удастся помочь моим собратьям — примириться с собой, обрести духовный покой. Я понимаю, что это звучит немного лицемерно. Думаете, только вы замечаете иронию в возникшей ситуации? Но я жил с этим долгие годы. И я пока не могу отказаться от прежней жизни. Не сейчас.
«Не сейчас, — подумал он. — Нужно многое узнать. Почему этим утром они вывели отца из оперативного центра? Что он мог бы сказать? Что Хилл и Кляйнман скрывают от нас? Откуда они получали финансирование для своих исследований? И как объяснить…»
Он снова поднял четки.
— Я не знаю, получите ли вы это сообщение. Я не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь вновь. Но мне хочется передать вам следующее послание. Я прощаю тебя, Жаклин. Я прощаю тебя, Карл. Знайте, что я молюсь за вас. Молю Бога, чтобы Он сжалился над вами. Трудно сказать, сколько в глазах Господа весит молитва человека без души. Возможно, ничего. Но я помню о вас двоих и о той роли, которую вы сыграли в моей жизни. Мне кажется, что вам потребуется очень много молитв и прощения. Буквально все, что вы можете получить.
Отец Томас печально улыбнулся и тихо добавил:
— Как бы там ни было, я священник. Поэтому я выполняю то, чему меня учили.
Он бросил трубку на рычаг телефона и посмотрел на лик Христа.
«Разве ты не понял, плоть? Ты не имеешь души».
Томас почувствовал озноб. Как же тут было холодно!
Один день! Всего один день может привести к радикальным переменам в мире — для того, чтобы отбросить прошлую жизнь, поставить все с головы на ноги и затем обратно; будто рухнувший на скалы самсонайтовский чемодан из рекламного ролика. Сегодняшний день был именно таким. Джон стал чемоданом. Генерал Хилл, доктор Кляйнман, их бойцы и генные конструкторы оказались стаей великанов горилл.
Джон чувствовал себя выжатым как лимон и сломленным — физически и морально. Прошлую ночь они с Майклом и Джеком провели в разговорах за жизнь, поэтому теперь он едва не засыпал на ходу. Впрочем, были и хорошие новости. Вчерашние порезы и синяки на лице почти зажили. Мышцы его левой руки, которую с игривым совершенством вывернул один из агентов-призраков, лишь слегка пульсировали. Тело восстановило прежний вид. Но только не ум. О! Там царил полный хаос!
«Внезапно все мечты и цели оказались засунутыми в задницу, — подумал Джон. — Жизнь превратилась в загадку, покрытую толстым слоем грязных тайн. Сейчас нужно найти маму, если она еще жива. Боже, неужели она действительно жива?»
Он покачал головой. Хватит ныть! Стянув резинку с конского хвоста, Джон потер виски и запустил пальцы в волосы.
«Отложи вопросы в сторону, приятель. Займешься ими позже, если будет время. Сосредоточься на звонке. Подумай о Саре, о потрясающем субботнем сексе. О том, что ты заставил красивую женщину ждать ментоловых сигарет и смотреть на сварливого голодного кота. Пора объяснить ей свое отсутствие».
Джон знал, что сегодня она не пошла в галерею. Прошлым летом Сара провернула какую-то интригу и получила разрешение не работать по воскресеньям. Вряд ли она осталась в его квартире. По крайней мере, Джон не надеялся на такую удачу. В той мрачной бетонной коробке мог жить только кот — угрюмый и вечно голодный страдалец. «Позвони ей на сотовый. И помни, что вас будут прослушивать».
Он набрал ее номер. На третьем гудке Сара приняла звонок.
— Только не сходи с ума.
— Святое дерьмо! — вскричала Сара. — Куда ты, черт возьми, пропал вчера? И лучше не езди по моим ушам, иначе я сразу оборву разговор.
Джон засмеялся. Он не мог не засмеяться. Сара, благослови тебя Господь. Ты нравишься мне все больше и больше. Хотя этого я пока тебе не скажу.
— Ладно, клянусь говорить правду и только правду, — ответил он.
— Ты знаешь, скольких людей я обзвонила, Джон? Ты знаешь, как много наших друзей разыскивают тебя?
Ой-ой-ой! Она собрала поисковый отряд. «Неужели ты любишь меня? И наверное, ты тоже боишься признаться мне в этом».
— Отмени розыски, милая. Я в порядке. Меня пару раз уронили, но я жив и здоров. За эти полтора дня я узнал кучу интересных вещей.
— Люди так просто не исчезают.
Выискивая нужные слова, Джон обвел глазами помещение. Через окно он увидел, как священник вышел из своей спальни в общую комнату. Там уже собрались почти все «близнецы».
— Я встретил старых друзей.
Он заметил Джека и доктора Майка, которые стояли поодаль друг от друга. Не осознавая этого, они почесывали головы правыми руками в одном и том же месте — чуть выше правого уха. Среди этих парней мимы просто отдыхали бы.
— Мы решили встретиться в одном месте, — продолжил он объяснения. — Я и эти парни. Серьезные ребята из старой гвардии. С тех самых пор, как упала Берлинская стена и все прочее.
— Забавно, — холодно ответила Сара, возвращая к себе его внимание. — Значит, ты поехал за кошачьей едой, наткнулся по пути на старых друзей и даже не позвонил, чтобы предупредить меня? А мог бы сказать: «Смотри, чтобы дверь не отбила твой зад, когда будешь уходить» или «Сама покупай свои долбаные сигареты». И откуда появились старые приятели? Ты же рос не в Майами. Ты из Индианы.
Черт! Джонни-бой! Ты всегда был плохим обманщиком.
Он не знал, что сказать.
Продолжай свою ложь. Выкопай себе яму поглубже.
— Ну… я пытался утаить от тебя эту часть своей жизни. Не хотел давать повод для размышлений.
— Понятно. Можешь и дальше скрывать свое прошлое. Я думала, у нас наметилось что-то хорошее, Джон. Я надеялась, что ты понял мои намеки и открылся полностью. Может, все-таки расскажешь, что случилось? Знаешь, тебе повезло, что я вообще ответила на твой звонок. Определитель номера на моем телефоне показывает какой-то странный номер.
Они шифруют линию. Делают ее неопределяемой.
— Значит, хочешь знать, что случилось? — ответил Джон. — Я не в городе, Сара. И мне неизвестно, куда меня отвезли. Я даже не представляю себе, когда смогу вернуться.
— О господи!
— Это не имеет отношения к тебе и к нашим отношениям. Мы в ажуре, Сара. Мы лучше, чем в ажуре… По крайней мере, были. Просто вчера из моего прошлого вывалилось нечто такое, что связало меня по рукам и ногам. Клянусь богом, это первая возможность, когда мне дали позвонить.
— Ладно. Будем считать, что ты сейчас предложил мне руку и сердце.
— Господи!
— Ты же хочешь жениться на мне?
— Я как-то не думал еще об этом.
— Ты там, случайно, не изменяешь мне?
— Нет, Сара! Нет! Ничего подобного. Это просто, уф…
Вас подслушивают, Джонни-бой. Будь аккуратен в словах…
— …Короче, я ничего не знал о такой стороне своего прошлого. Никто и подумать не мог, что все так получится. Тем более я…
— Не обманывай меня! Лучше скажи правду. Ты гей?
— Сара, прекрати! — вскричал Джон. — Речь идет о моих родителях, ясно? Это важный вопрос!
На линии послышался щелчок. Затем наступила тишина.
Она отключилась.
Нет, не отключилась. Сара вернулась!
— Твои родители? Но они же умерли.
— Верно.
Второй щелчок. Это не ее телефон. Это что-то другое.
— Что происходит, Джон?
— Я не могу откровенничать, — торопливо произнес он. — В любую секунду связь может оборваться.
— Но почему? Почему?
— Я не могу сказать почему. И я не знаю, когда позвоню тебе снова. Но со мной все в порядке, Сара. Я закончу здесь дела и вернусь домой… Привезу тебе целый блок ментоловых сигарет. Обещаю.
— Я начинаю бояться, Джон. Почему ты не можешь рассказать мне, что с тобой случилось?
— Такие правила, — ответил он. — Я знаю, что расстроил тебя. Мне не хочется усугублять ситуацию. Ты просто помни, что я твой. Запомни это, Сара. Я твой… И всегда буду твоим, если ты не покинешь меня.
Помолчав несколько секунд, она тихо сказала:
— Я пока забронирую для тебя место. Но ненадолго.
— Спасибо, дорогая.
Джон закрыл глаза. Он не находил нужных слов, хотя перед ним сейчас открывался огромный новый мир. Иногда один день меняет жизнь человека.
— У меня к тебе просьба, — сказал он.
— Исполню любую.
— Могла бы ты усыновить кота на некоторое время? Ну, ты понимаешь… кормить его, гладить и называть Джорджем? Всего лишь на некоторое время!
Сара засмеялась.
— За последние двадцать четыре часа ты стал подозрительно милым. Неужели исправился? Это не похоже на тебя.
— Извини. Я просто не хочу, чтобы мой царапка оголодал до костей.
— Ты вернешься, чтобы забрать его?
— Обещаю.
— Тогда договорились.
Джон улыбнулся. Он любил эту девушку. Теперь он был абсолютно уверен.
— Береги себя, Сара.
— И ты береги себя.
Джон подумал о группе «близнецов», которая собиралась в общей комнате. Ситуация усложнялась все больше и больше. Людям начинала угрожать реальная опасность. Он чувствовал это.
— Я постараюсь, — ответил Джон.
Опустив трубку на рычаги телефона, он тихо повторил:
— Я постараюсь.