В «Овальном мяче» впервые проходил деловой завтрак центрального отделения Ротарианского клуба, и докладчик, эксперт по налоговому законодательству, дошел до середины своего выступления. Клуб по традиции устраивал встречи в обеденном зале одного из лучших отелей Сент-Луиса. И в этот раз президент клуба связался с Эриком и сказал ему, что члены клуба, желая переменить обстановку, проголосовали за то, чтобы попробовать «Овальный мяч».
Эрик не спускал пристального и критического взгляда со своих работников. Ему, естественно, хотелось, чтобы все прошло хорошо. Принимать регулярно полсотни бизнесменов не только выгодно, но и полезно, так как это сделало бы хорошую рекламу его заведению, если, конечно, ротарианцам у него понравится. Он приложит все силы, чтобы им понравилось.
Он оставался на заднем плане, следя за тем, чтобы все работало как часы, когда в ресторан ворвалась Фрэнки и, лавируя между столиками, направилась к нему. Он увидел ее, когда их разделяло ярдов двадцать.
– …и таким образом воспользоваться преимуществами, которые дают существующие правительственные программы… – бубнил докладчик.
– Эрик. Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог? – Гневный голос Фрэнки перекрыл стоявший в зале сдержанный шум, словно тревожный удар колокола.
Она продолжала говорить на ходу, уже не в состоянии остановиться.
– Ты встретился с моим отцом за моей спиной. Как ты мог пойти на такой шаг?
Ее обычно низкий голос сейчас звучал тонко и пронзительно. Она потеряла всякую осмотрительность и даже не сознавала, что одетые в строгие, официальные костюмы люди, заполняющие зал, ставят обратно на стол свои чашки с кофе, удивленно переговариваются негромкими голосами и оборачиваются, чтобы посмотреть на нее.
– Ты спросил у него позволения жениться на мне — меня в жизни еще никто так не унижал. Об этом знает во всех подробностях вся чертова семейка, а ты прошлым вечером не обмолвился об этом со мной ни единым словом.
Ее голос становился все громче, и зрители замерли, разговоры прекратились. Фрэнки видела только Эрика, а он, высокий и элегантный в своем темном костюме, шел ей навстречу, недоуменно хмуря брови.
– Фрэнки, давай поднимемся ко мне в офис, и я объясню тебе, что именно произошло, – заговорил он.
Она выставила вперед руку жестом регулировщика движения.
– Не надо. Я больше никуда не собираюсь с тобой ходить, никогда в жизни.
Вопреки здравому смыслу она все-таки невольно представляла, как выйдет за него замуж. Она любила его. Любила всем своим существом. Но в этот момент она его ненавидела.
Он причинил ей боль. Ее поддерживала ярость, под которой пряталась эта невыносимая боль.
– Держись от меня подальше, Эрик Торп. Не хочу слушать никаких объяснений. Не хочу тебя больше видеть, никогда. Нашему роману конец, ты меня слышишь?
Ее слышали все, кто был в ресторане.
Эрик, который уже подошел к ней вплотную, попытался взять ее за плечи. Ему надо было как-то успокоить ее, чтобы иметь возможность поговорить нормально. И надо было каким-то образом увести ее из центра ресторана.
– Убери руки, Эрик Торп. – Она вырвалась, резко повернулась кругом и столкнулась с официантом, который шел с подносом, уставленным фужерами с красным вином. Фужеры полетели во все стороны, обливая вином Фрэнки, Эрика и сидящих поблизости посетителей.
– Эй, мой костюм!
– Официант, салфетку…
– Весь стол засыпан битым стеклом!
В начавшейся суматохе разъяренная Фрэнки выскочила на улицу.
Во второй половине дня ближе к вечеру Эрик сидел у себя в офисе за закрытой дверью, бессильно развалившись в кресле, то проклиная себя, то испытывая желание убить Фрэнки.
После ее эффектного ухода какой-то шутник в зале громко сказал: «Эх, классное шоу!», а кто-то другой засмеялся. И скоро уже весь зал покатывался от хохота.
Эрик, которому хотелось перерезать себе горло большим кухонным ножом, вместо этого вынужден был улыбнуться, пожать плечами и обратить все в шутку. Это был единственный способ хотя бы начать спасать то, что еще можно было спасти после такой катастрофы.
А пролитое вино! Проще будет сразу купить химчистку – столько испорченных костюмов и платьев он обязался отчистить за счет заведения.
У этой женщины чертовски крутой нрав!
Она выставила его ослом перед половиной Сент-Луиса, не говоря уже обо всех его работниках. Однако честность заставила его признать, что он сам виноват во всем случившемся. Он еще вчера решил, что должен сразу рассказать Фрэнки о встрече с ее отцом. Но им было так хорошо вместе, что он отложил разговор на потом.
Кроме того, он полагал, что беседа с отцом Фрэнки у них конфиденциальная. Дом, должно быть, полагал иначе. Ему, Эрику, явно предстояло еще многое узнать о том, как живет семья. Личного опыта общения с родственниками у него было явно маловато. Возможно, именно это и составляло часть проблемы.
Главным образом из-за этого он и оставлял на усмотрение Фрэнки все, что касалось отношений с ее семьей. И Эрик старался быть покладистым, дать ей время привыкнуть к мысли о том, что он станет неотъемлемой частью ее жизни.
Ну, с покладистостью теперь покончено. Он человек терпеливый, но не дурак и не тряпка. Пора менять тактику.
Какая еще к черту тактика? Он был дико зол на нее за то, как она поступила. Будь она сейчас здесь, он перегнул бы ее через колено и всыпал бы ей как следует.
Он даже слабо усмехнулся при мысли о том, что Фрэнки допустит нечто подобное. Но, черт побери, если бы кто-то из футболистов позволил себе так распустить язык перед командой, как это сделала сегодня Фрэнки, тренер отстранил бы его, пока тот не остынет и не придет в себя.
Может, это и есть как раз то, что нужно им с Фрэнки, – время, чтобы остыть. Передышка и ей, и ему – для того, чтобы подумать. Время и свободное место.
Чем больше он размышлял над этим, тем больше смысла видел в таком решении. Гнев и обида вспыхивали в нем каждый раз, когда он вспоминал, как она орала на него сегодня.
Без сомнения, ему пойдет на пользу, если он уедет на какое-то время, пока не придет в норму. Весь этот год он откладывал поездку в Атланту. Обещал друзьям, что приедет повидаться нынешней весной, но никак не мог выбрать подходящего случая.
Может, это время настало сейчас. Чтобы не оставлять себе шанса передумать, Эрик полистал свою записную книжку, снял трубку и набрал ряд цифр.
– Привет, Рэмбо, это я, Эрик… Да, я получил твою открытку. Меня интересует, свободна ли еще та запасная койка, о которой ты упоминал…
Через полчаса у него уже было зарезервировано место на рейс до Атланты, вылет завтра во второй половине дня.
Но вместо того, чтобы почувствовать радость от предвкушения встречи со старыми друзьями по футболу, Эрик ощущал тяжесть на сердце при мысли о предстоящей разлуке с Фрэнки, пусть даже они с ней в ссоре. Он подумал, не позвонить ли ей, просто чтобы сказать, что его не будет в городе несколько дней, но потом решил не звонить. Переживания еще слишком свежи у обоих, и вежливого разговора может не получиться. Кроме того, упрямая сторона его характера требовала дать ей немного повариться в собственном соку.
Да и некогда было особенно задумываться над этим. Если он уезжает, то до отъезда надо уладить миллион всяких дел.
Первым и самым важным было получить одобрение этого чертова меню для свадьбы Гранателли. До великого события остается меньше трех недель, так что если он одну неделю будет в отъезде, то все надо обговорить и решить окончательно прямо сейчас.
Он вынул из ящика стола папку для подшивки бумаг, вытащил последний из многочисленных проектов меню и поклялся, что и здесь упрется рогом. Никаких больше уступок капризам этих дамочек Гранателли. С Терезой он будет держаться твердо, так, как ему следовало бы держаться с Фрэнки.
Он будет настаивать, чтобы они встретились тет-а-тет, никаких третьих лишних, и тогда он представит ей окончательный вариант меню.
Он нашел номер телефона Гранателли и набрал его.
А много ли знает Тереза о его отношениях с Фрэнки? – вдруг подумалось ему. Вдруг она сочтет себя обязанной отчитать его так, как это сделала ее дочь? И сразу мысль о том, чтобы встретиться с Терезой тет-а-тет, перестала казаться ему удачной. Тереза Гранателли могла стать камнем преткновения.
Впрочем, ему не обязательно уединяться с ней в офисе, он может пригласить ее на ленч внизу, в зале. Тереза – женщина с большим чувством собственного достоинства, она ни за что не станет устраивать скандал посреди битком набитого ресторана.
Или станет? Ее дочь ведь устроила.
– Алло, это миссис Гранателли? Здравствуйте, Тереза, это Эрик Торп. Я только что узнал, что мне придется отъехать из города на недельку или около того, и мне хотелось бы окончательно уладить все, что касается меню.
К его удивлению, она сразу согласилась встретиться с ним на следующий день во время раннего ленча и не упомянула, что собирается привести кого-нибудь с собой в качестве переводчика.
Это его порядком встревожило. А впрочем, черт побери, если она начнет говорить что-то о них с Фрэнки, он просто будет с достоинством молчать.
Для парня, который на футбольном поле стоял, не дрогнув, перед лицом целой орды кошмарного вида гигантов, несущихся прямо на него, словно с намерением стереть его в порошок, он держится не таким уж молодцом. Неужели это так страшно – в собственном ресторане провести какой-то час в обществе пожилой дамы?
Выйдя таким эффектным образом из «Овального мяча», Фрэнки отправилась прямиком в тот район города, где находился огромный старый каменный дом, в котором она выросла. Ей надо наконец раз и навсегда разобраться с этой ее семейкой, говорила она себе, шагая по дорожке к входной двери.
В чем она не хотела признаться себе, так это в том, что подсознательно искала материнского утешения – совсем как в детстве, когда у нее что-то болело.
Сейчас она была ранена. И рана оказалась тяжелой.
В холле ее уже встречала Тереза.
– Франческа, как я рада тебя видеть! Но почему ты не в магазине? Еще ведь совсем рано.
Фрэнки несколько раз глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Важно как можно меньше поддаваться эмоциям. Достаточно и эмоциональности мамы. А она, Фрэнки, должна сохранить способность рассуждать здраво.
– Я закрыла его на вторую половину дня, мама. Мне нужно кое-что привести в порядок. Послушай, мне очень жаль, но с этого момента тебе придется самой вести дела с этим чертовым ресторатором, который будет обслуживать свадьбу Ника. Я больше никогда не хочу слышать имени Эрика Торпа, никогда! Ты поняла меня, мама? – Голос у нее чуть не сорвался, и она остановилась, чтобы сделать еще один глубокий вдох. – Ты понимаешь? – На этот раз у нее перехватило горло от подступивших рыданий.
Тереза не поняла ничего, но все равно успокаивающе кивнула. Обняв дочь за талию, потянула ее в большую старомодную кухню и усадила за длинный деревянный стол. Потом стала тихонько хлопотать, готовя кофе «каппуччино» и давая Фрэнки возможность прийти в себя.
– И еще, мама, объясни хорошенько папе и дяде Вито, что я никогда, никогда, никогда не выйду замуж.
Тереза ответила на эту новость кивком и междометием, выражающим согласие, достала из шкафа две чашки и поставила их на стол.
– Абсолютно никогда, мама. Останусь до конца жизни старой девой, а если папа и все остальные… кто мутит воду… не отстанут от меня, то я… я уйду в монастырь, и тогда папе никогда не видать этих чертовых процентов на его проклятый заем. Передай ему это от меня, ладно? Потому что если я попробую сказать ему сама, то черт меня дери…
В этом месте Фрэнки все испортила тем, что разрыдалась. Вскочив, она опрокинула стул, покружила по кухне в поисках бумажных салфеток и в конце концов бросилась в объятия матери. Перейдя на родной итальянский, забормотала сквозь слезы, что все равно любит его, жить без него не может, а теперь папа, и Вито, и Сальваторе, и Эрик – да, и он тоже, – все эти тупые мужики, вместе взятые, все поломали навсегда. Чертовы мужики!
Finito.
Тереза умоляла сказать ей, как, каким образом мужчины могли сделать такую жуткую вещь.
Но Фрэнки разрыдалась так сильно, что не могла больше говорить.
Когда Тереза пришла, Эрик галантно усадил ее за выбранный им столик, напомнив себе о принятых накануне твердых решениях.
После того как официант принял у них заказ и принес им по бокалу белого вина, он протянул ей многострадальный проект меню и сделал глубокий вдох, словно готовясь к тяжелому поединку.
– Сюда включены некоторые блюда из тех, что вы просили, – начал он, готовый спорить и твердо стоять на своем, когда она начнет свои бесконечные расспросы и просьбы об изменениях. – Не все, но большинство. Мой шеф-повар настаивает на личной беседе с вами, если возникнут еще какие-то проблемы. Ему кажется, что это наилучший вариант, с которым мы все должны согласиться.
На самом деле Гас сказал гораздо больше, но передать его слова Терезе не осмелился бы никто.
Эрик ожидал взрыва и чуть не свалился со стула, когда она вынула из сумочки золотую ручку, поставила свою подпись внизу и сказала:
– Вот и прекрасно, благодарю вас за хлопоты. – На список блюд она едва взглянула.
Официант принес салаты. Ошеломленный Эрик жевал свой, не ощущая вкуса. Происходило нечто такое, чего следовало опасаться.
Тереза вежливо съела несколько кусочков, потом положила вилку и на протяжении долгой, впечатляющей паузы смотрела Эрику в глаза.
– Моя Франческа… – начала она, и сердце Эрика заколотилось. Дело обстоит еще хуже, чем он думал. – Она рассказала мне все, – зловеще заявила Тереза, качая головой и скорбно опустив уголки рта. – Но я женщина справедливая. И пришла сегодня сюда, чтобы выслушать вас, посмотреть на все и с вашей стороны, а не только с ее. Объясните мне, почему вы разбиваете сердце моей девочки? – Она пронзила его горящим взглядом и замолчала.
Эрик бессильно откинулся на спинку стула и устало вздохнул. Он ведь поклялся себе, что больше ни под каким видом не даст себя вовлечь ни в какие задушевные беседы с родителями Фрэнки, но кое-что нужно было сказать здесь и сейчас. И не так уж мало.
Он и не заметил, как начал говорить Терезе, почему не может ей ничего рассказывать; это привело к необходимости пояснить, что за разговор был у него с Домом, а оттуда дорога вела прямехонько к проблеме Фрэнки – почему она не хотела знакомить его ни с кем из других своих родственников.
Тереза слушала и время от времени кивала. К концу его рассказа она узнала многое из того, что происходит, а о том, чего не узнала, могла с легкостью догадаться.
– А, значит, моя Фрэнки рассердилась на вас за то, что вы поговорили с ее отцом о браке, да?
Эрик был вынужден признать, что Фрэнки действительно не была в восторге от его встречи с Домом Гранателли.
Тереза снова кивнула.
– А потом Доминик рассказал обо всем Вито. А Вито, естественно, поделился новостью с Сальваторе. – Она кивнула с таким видом, как будто для нее все начало наконец проясняться. – А моя Фрэнки, она кидалась чем-нибудь, да? Девочка всегда была немного вспыльчивая.
– Нет-нет, что вы, – возразил Эрик. – Не было ничего такого.
Тереза недоверчиво приподняла брови.
– Ну, – признался Эрик, – разбилось несколько фужеров. Но в этом я сам виноват не меньше, чем она, честно.
Официант убрал тарелки с салатом, подал спагетти с соусом из морских продуктов и удалился.
Тереза продолжала смотреть на Эрика этим смущающим взглядом, который, казалось ему, пронизывал его череп до самого затылка.
– Скажите, Эрик, вы росли в большой семье?
Он покачал головой. Рассказывая о своем детстве, он бегло описал свои хождения от одних приемных родителей к другим, стараясь, как делал всегда, придать рассказу шутливый оттенок.
Но, к его удивлению, большие темные глаза Терезы во время его повествования наполнились слезами. Потянувшись через стол, она сжала его руку повыше локтя, тихо бормоча что-то по-итальянски, потом похлопала его по плечу.
– Povero bambino, бедный мальчик.
От этого ему стало неловко, но на каком-то глубинном уровне, который он не мог до конца проанализировать, на него повеяло покоем и уютом.
Но это было еще не все, хотя он об этом пока не догадывался. С этой минуты Эрик приобрел, на радость или горе, но определенно навсегда, мать-итальянку.