Условия в Советском Союзе

Движение к концу холодной войны и распаду СССР

К тому времени, как Михаил Горбачёв взял на себя руководство Советским Союзом в 1985 году, холодная война находилась в своей кульминации из-за периода плохой дипломатии и серьёзного недоверия между так называемыми сверхдержавами. Экономические последствия холодной войны и необходимость вести гонку вооружений имели негативные последствия как для Советского Союза, так и для Соединённых Штатов Америки. Однако на Советский Союз это влияние было сильнее, что привело к спаду экономического роста, к замедлению технологического развития и модернизации, вследствие его значительных инвестиций в оборонную промышленность, которые имели приоритетный статус в рамках советской экономики с конца 1920-х годов (Matlock 2010; Cooper 1991).

Советский Союз также принимал участие в войне в Афганистане, что усиливало экономические проблемы и снижало моральный дух общества. Горбачёв признал, что переговоры о прекращении войны в Афганистане и холодной войны позволили бы ему осуществить реформы, переводя деньги, вкладываемые в гонку вооружений и милитаризацию, в гражданское развитие, а также освободить страну от бремени конфликта (Cohen 2011; Matlock 2010).

Тем не менее, неверно утверждать, что в конечном итоге демонтаж Советского Союза произошёл только из-за милитаризации. С точки зрения увеличения оборонного бюджета администрации Рейгана, особенно в высокотехнологичных секторах обороны, Советам было бы трудно быстро реагировать на это из-за того, что 11-й пятилетний план (1980–1985) уже выполнялся, и потребовалось бы длительное время, чтобы его изменить. С другой стороны, 12-й пятилетний план, начиная с 1986 года, не отражает каких-либо изменений, которые можно ожидать в ответ на оборонную политику США. Нет никаких существенных доказательств того, что СССР был готов значительно изменить экономическую политику в отношении военных расходов в течение этого периода. На самом деле изменения в расходах на оборону не были замечены до 1988 года, а затем они были в виде сокращений (Reynolds 2011; Cooper 1991).

Ещё один элемент, который имел решающее значение при определении жизнеспособности советской экономической системы, была энергетика. Как экономический эксперт в области энергетики, Дуглас Б. Рейнольдс объясняет, что советская экономика до того времени соревновались достаточно хорошо с Западом, несмотря на технологическое отставание, снижение производительности и отсутствие официально разрешённых рынков. Это было из-за дешёвой энергии ископаемого топлива, которая обеспечивала большую часть послевоенного мирового роста. И США, и СССР имели значительные запасы ископаемого топлива, пока каждый не достиг своего пика в 1970 и 1988 годах (Reynolds 2011).

В 1977 году ЦРУ сделало вывод, что Советский Союз приближается к пиковой добыче нефти, и предсказало, что пик наступит в начале 1980-х годов, что далее приведёт к её недостатку для бытовых нужд, а также к неспособности выполнять обязательства по её поставкам восточно-европейским сателлитам, и к неспособности поддерживать продажи нефти и газа на Запад, что обеспечивало 40 процентов валютных поступлений в Советский Союз (CIA Memorandum; Schweizer 1994).

Директор ЦРУ Уильям Кейси, который, как говорили его коллеги, рассматривал соперничество холодной войны с Советским Союзом, как продолжение борьбы добра против зла, продолжение борьбы против тоталитаризма в лице гитлеровской Германии, представил Рейгану в начале 1981 года разведывательные данные, которые детализировали экономическую уязвимость советского Союз, в особенности касающуюся нефтегазового сектора.

Была разработана программа для активизации тайных операций и экономической войны, чтобы подорвать Советский Союз. Программа включала в себя следующие компоненты: 1) усиление поддержки движения Солидарность в Польше, 2) увеличение финансовой и военной поддержки афганских моджахедов, 3) увеличение психологических операций, 4) блокирование доступа Советов к передовым технологиям и 5) снижение советских валютных поступлений, снизив цены на нефть в сговоре с Саудовской Аравией, ограничивая при этом экспорт советской нефти и природного газа в Западную Европу.

Программе был официально дан зелёный свет через подписание ряда директив национальной безопасности (NSDD) администрацией президента Рейгана в течение 1982 года.

Однако уже в 1981 году Кейси начал проведение встреч с официальными представителями Саудовской Аравии, на долю которой приходилось 40 процентов добычи нефти ОПЕК в то время. Совместно с саудовской королевской семьей, члены которой были ярыми антикоммунистами и опасались растущего советского влияния в регионе, была постепенно разработана сделка, согласно которой США будут обеспечивать оборонные гарантии режима, в том числе продажами боевого оружия, в обмен на низкую цену на нефть, которая могла бы не только ослабить Советский Союз, но принесла бы дополнительную пользу американской экономике. Министр обороны Каспар Вайнбергер также играл важную роль в осуществлении этой сделки (Schweizer 1994).

Действительно, последовало резкое снижение цен на нефть, от 66 долларов за баррель в 1980 году до 20 долларов за баррель к 1986 году. Следует отметить, что, согласно исследованию Министерства финансов США 1983 года, цена в 20 долларов за баррель рассматривалась как «оптимальная» цена для американской экономики. Падение цен на нефть было вызвано избытком саудовской нефти, что в сочетании с дипломатическим давлением, оказываемым на западноевропейские страны, такие как Франция, чтобы ограничить импорт советской нефти и природного газа, создало бюджетный кризис в Советском Союзе (Sakwa 2012; Schweizer 1994).

Как подтверждает Рейнольдс (2011 г.), американская и саудовская политика не вызвала распад Советского Союза, но она была сознательным решением обострить уже существовавшую проблему недостатка энергии в относительно закрытой и жёсткой системе. [В постсоветское время уровень добычи нефти была восстановлен и увеличен в связи с введением открытых рынков, более эффективных технологий и инвестиций в поисках новых месторождений, а также других изменений политики.] Это способствовало экономическому и политическому упадку Советского Союза при условии, что он не может обеспечить лучшую технологию, чтобы смягчить кризис, и приводило к недостатку твердой валюты и появлению бюджетных проблем.

В 1987 году эта политика была отменена из-за политических трений и разногласий в администрации Рейгана. Тем не менее, администрация смогла участвовать в переговорном процессе с Горбачёвым с позиции значительной силы (Schweizer 1994).

 

Рейган и Горбачёв

Быть на высоте положения

Несмотря на то, что администрация Рейгана зачастую придерживалась отвратительной политики, Джек Мэтлок — который был экспертом по советским делам Совета национальной безопасности Рейгана, а затем послом в СССР — приводит убедительные доводы, что Рейган был искренен в своём желании значительно сократить ядерное оружие и, в конечном счёте, закончить холодную войну. Однако, в связи с вышеупомянутой политикой во время своего первого срока, он по понятным причинам врезался в кирпичную стену с советскими руководителями Брежневым, Андроповым и Черненко (Matlock 2010).

Сюзанна Масси, автор и профессор русистики, которая специализировалась на истории русской культуры и служила советником Рейгана во время его второго срока, подтверждает искренность Рейгана, несмотря на характер проводимой политики. Её путь к статусу советника начался осенью 1983 года, когда высокопоставленный советский чиновник предупредил её во время визита: «Вы не знаете, как близко война». Встревоженная, она стала решительно стремиться к разговору с президентом Рейганом. Сначала она должна была пройти через советника по национальной безопасности Роберта Макфарлейна, который был в состоянии получить согласие Белого дома отправить Мэсси на миссию «обратного канала» в январе 1984 года для изучения готовности советского руководства вести переговоры по ряду ключевых вопросов, используя её установленные отношения с некоторыми официальными лицами.

Это была успешная миссия и Мэсси стала постоянной в Белом доме с 1984 по 1988 годы. За это время она наблюдала — и помогла облегчить — эволюцию Рейгана в том, как он рассматривал Советский Союз и российский народ. Обучая президента по культурной истории России и нюансам советской жизни, она помогла Рейгану получить достаточную мудрость к тому времени, как Горбачёв пришел к власти, чтобы рассматривать нового советского лидера с уважением, чтобы сохранить объективность при прослушивании различных взглядов по советским вопросам, и, несмотря на его общее отвращение к коммунизму и к советской системе — признать мировое значение вклада России и тот факт, что Советский Союз имел свои собственные законные национальные интересы.

Ко времени его саммита с Горбачёвым в Исландии в 1986 году, Рейган признался Мэсси, что его самое глубокое желание к человечеству было «избавиться от этого проклятого ядерного оружия» (Krasnow 2009; Malinkin 2008).

Тем не менее, первые встречи Рейгана и Горбачёва в 1985 году не отражают очень благоприятное начало с точки зрения преодоления пропасти между двумя народами. Но предложение Горбачёва к полному ядерному разоружению к 1999 году привлекло внимание Рейгана. Хотя было подозрение, что это предложение могло быть пропагандистской уловкой со стороны Горбачёва, это обеспечило улучшение взаимопонимания между двумя лидерами. Последующая чернобыльская катастрофа привела к усилению опасений советского руководства по отношению к ядерным технологиям, и явилась ещё одним дорогостоящим бедствием, на которое должны были быть вложены и так ограниченные средства. Это дало ещё больший стимул в направлении мирного урегулирования (Matlock 2010).

Согласно Мэтлоку (2010 г.), Рейган был очень осторожным во время переговоров с Горбачёвым, стремясь привести его к выводу, что многие из предлагаемых изменений были в интересах Советского Союза из-за экономического ущерба в результате военного бюджета холодной войны. Если Горбачёв не смог бы вести переговоры об окончании холодной войны и о прекращении необходимости выделения огромных средств в сторону военных, он не был бы в состоянии осуществить реформы, необходимые для гласности и перестройки.

Рейган также был осторожен в том, чтобы никогда не описывать ситуацию как победу или поражение. Хотя Джордж Буш, видимо, частным образом верил в то, что Россия потерпела поражение, он следовал подходу Рейгана публично вплоть до своей повторной предвыборной кампании, когда он заявил американскому электорату, что «Мы победили в холодной войне» (Matlock 2010; Sarotte 2010).

 

Провал мирного дивиденда

По мере того как конец холодной войны замаячил в конце 1980-х годов и соответственно появился потенциал для перенаправления ресурсов для повышения уровня жизни во всей Америке, Сеймур Мелман — эксперт военно-промышленного комплекса (ВПК) — отметил что 50 процентов от дискреционного федерального бюджета в то время шли в Пентагон. Сейчас этот процент ещё выше — 55 процентов. В то же время, 3 процента отводилось «международным делам», что означает, что какая-то часть этих 3 процентов направлялось дипломатии, которая пространно говорит о приоритетах и подходе наших лидеров к международным отношениям (Melman 1990; National Priorities Project).

Для сравнения, текущие оборонные расходы России составляют 20 процентов от её общего бюджета (Keck 2014). В то же время, оборонные расходы США составляют 39 процентов от общего объёма военных расходов в мире по сравнению с 5,2 процента расходов, приходящихся на Россию (Global Issues 2012). Для дальнейшего понимания следует иметь в виду, что исторически Россия подвергалась агрессии на своих границах, в том числе во время второй мировой войны, память о которой, в том числе потери 27 миллионов своих жителей — 19 миллионов из них гражданские лица — и уничтожение значительной части страны, по-прежнему сильны в русском сознании (Parsons 2014). С другой стороны, в США не было войны на своей земле в течение 150 лет, а в гражданскую войну не было иностранного вторжения. Более того, США имеют огромные океаны с обеих сторон для защиты, а также относительно стабильных и дружественных соседей на севере и юге.

Все эти ненужные инвестиции в милитаризм в конечном счете выливаются в то, что эти инвестиции не сделаны в инфраструктуру для американских граждан и их повседневные потребности. Чтобы проиллюстрировать это, Мелман также обсудил состояние американской внутренней инфраструктуры в 1990 году и то, как она страдала от утечки ресурсов в ВПК:

Американский правящий класс к 1990 году стал государственно-корпоративной управленческой организацией. Вместе они контролируют военно-промышленный комплекс… Военная экономика для расширения властных полномочий и увеличения богатства государственных и корпоративных менеджеров Америки потребляла гражданскую инфраструктуру США. Дороги, мосты, водоснабжение, система утилизации отходов, жильё, медицинские учреждения, школы находятся в аварийном состоянии от побережья до побережья. (Melman 1990)

Вместо того, чтобы воспользоваться возможностью, предоставленной в конце холодной войны, и инвестировать в улучшение жизни американцев, мы продолжали кормить в тех же масштабах и даже больше ненасытную военную экономику, а состояние нашей внутренней инфраструктуры стало хуже чем когда-либо. Согласно отчёту американского общества гражданских инженеров, состояние инфраструктуры в США в 2013 году оценивалось как D+; тем временем «Нью-Йорк Таймс» недавно сообщила о том, что федеральное правительство будет инвестировать до 1 трлн. долларов на модернизацию нашего арсенала ядерного оружия в течение ближайших 30 лет, используя конфликт с Россией из-за Украины как частичное оправдание (Broad and Sanger 2014).

Мелман (1990) наблюдал ранние стадии другой негативной тенденции — деиндустриализацию американской экономики, когда страна постепенно теряет способность производить необходимые товары и ремонтировать основную инфраструктуру, необходимую для создания и ремонта этих товаров первой необходимости. Например, в своих работах 1990 и 2001 г.г., Мелман описал, как США становятся зависимыми от иностранного производства основного оборудования и инструментов, которые больше не выпускаются в США (Melman 1990; Melman 2001). Эта деиндустриализация приводит к потере жизненно важных оплачиваемых рабочих мест и к потере национальной независимости и самодостаточности в важных областях экономики. Эта тенденция усилилась за двадцать четыре года, и все социальные последствия, вероятно, видны для большинства американцев, за исключением самых богатых и изолированных.

Одним из наиболее пагубных последствий этой деиндустриализации является то, что отсутствие оплачиваемых рабочих мест, доступных для тех, кто имеет небольшое послесреднее образование или вообще его не имеет, приводит всё больше молодежи в профессиональную армию, поскольку они стремятся получать стабильный доход и возможности для получения образования, что ещё более усиливает поддержку милитаризации.

Одно из самых странных слепых пятен, которое имеют американские элиты, это то, что их собственная система имеет много общего с некоторыми из неудачных аспектов Советского Союза с его тяжелым бременем милитаризма и империи на его народ и экономику. Они, кажется, считают, что США удастся избежать той же участи.

 

«Великая шахматная доска» Збигнева Бжезинского

Перед тем как начать разбор «Великой шахматной доски», следует сначала сделать шаг назад и рассказать о том, кто такой Збигнев Бжезинский и почему его мировоззрение особенно важно для понимания текущих событий на Украине. Взгляды Бжезинского, по-видимому, частично происходят от глубоко укоренившейся и иррациональной антипатии к России — иррациональной в том смысле, что она существует в отрыве от того, что собой представляет Россия на самом деле или же в объективной реальности.

Бжезинский родился в Варшаве, в Польше, в 1928 году, но его отцовская семьи, как сообщается, произошла из Галиции, которая когда-то считалась восточной Польшей, но в настоящее время это часть Западной Украины. Его отец был польским дипломатом, который служил в Германии с 1931 по 1935 годы, а затем служил в Советском Союзе с 1936 по 1938 годы в разгар сталинской большой чистки. Он находился в Канаде, когда Германия и Советский Союз вторглись в Польшу в 1939 году. После второй мировой войны Польша была помещена в советскую сферу влияния; вследствие этого семья Бжезинских осталась в Канаде.

Бжезинский получил степень магистра в университете Макгилла в Монреале, с акцентом на Советский Союз, а затем докторскую степень в Гарварде с акцентом на русской революции и лидерство Ленина и Сталина. Он стал академиком в Гарварде, а затем в Колумбийском университете, где он преподавал и был наставником Мадлен Олбрайт. Он служил в качестве советника в президентской кампании Кеннеди, а затем был членом совета Государственного департамента по вопросам планирования политики в 1966–1968 годах. В 1973 году он помогал Дэвиду Рокфеллеру создавать Трёхстороннюю комиссию. Основываясь на идеях Бжезинского, изложенных в статье, опубликованной в журнале «Форин афферс» в 1970 году, Трёхсторонняя комиссия должна была стать организационной основой клуба развитых стран, в который включены страны Европы, Япония и США, чтобы сбалансировать мировую власть в противовес СССР и Китаю. Клуб проводил ежегодные встречи, в которых участвовали представители элит Европы, Японии и США, а также представители мировой торговли, международных банков и средств массовой информации (Lepic 2004).

На протяжении всей холодной войны Бжезинский поддерживал политику взаимодействия с Восточной Европой, поддерживая также диссидентов, полагая, что раскол в Восточной Европе приведёт к дестабилизации Советского Союза и ускорит его распад по национальному признаку. Он почти всегда отвергал идеи любого сближения с Советским Союзом и выступал против видения евразийского проекта Шарля де Голля «Европы от Атлантики до Урала».

Впоследствии Бжезинский служил в качестве советника по национальной безопасности в администрации Картера. Рассматриваемые как противовес Генри Киссинджеру со стороны Демократической партии (и неявно как противовес идеям разрядки Киссинджера), его агрессивные антироссийские взгляды часто сталкивались с взглядами госсекретаря Картера Сайруса Вэнса, который был в реалистическом лагере и выступал против желания Бжезинского к укреплению связей с Китаем, сохраняя при этом Советский Союз на расстоянии. Он и другие в администрации утверждали, что такая «триангуляция» может привести к опасному и ненужному восприятию в СССР как агрессия (Википедия, «Збигнев Бжезинский»; Lepic 2004). Из-за махинации Бжезинского за спиной Вэнса, чтобы убедить Картера предпринять катастрофический план по спасению американских заложники в Иране вместо того, чтобы продолжать использовать дипломатические каналы, Вэнс — который пришёл в администрацию, чтобы противостоять использованию военного вмешательства для решения международных проблем — подал в отставку. После ухода с должности, Вэнс характеризовал агрессивность и макиавеллевскую тактику Бжезинского как «зло» (Brinkley 2002).

Во время своего пребывания в должности Бжезинский был также архитектором плана затянуть Советский Союз в свою «вьетнамскую» трясину, вооружая и поддерживая исламских моджахедов против просоветского правительства в Афганистане. Этот план, при содействии пакистанской разведки, был введён в действие к концу президентства Картера и в 1979 году Советский Союз действительно ответил, как Бжезинский и надеялся, приступив к десятилетней войне в стране, которую не зря называют «кладбищем империй».

Когда французский журнал Le Nouvel Observateur брал интервью у Бжезинского в 1998 году, он признал, что в то время, когда он был советником по национальной безопасности, он играл главную роль в создании ловушки Афганистана для Советского Союза, чтобы дать тому увязнуть в войне. Он также подтвердил, что он не жалеет об этой политике, что подчеркивает тот факт, что он действительно рассматривает народы мира и людей, как фигуры на стратегической игровой доске, не высказывая никакого сожаления о гибели миллиона афганцев и тысяч советских людей, о разрушении страны, которая в то время имела минимальный религиозный фанатизм и лучшие условия для женщин, а также о подлости по отношению к своей новой родине (Cohen 2001; Khalidi 1991). Здесь уместно привести следующий отрывок:

Le Nouvel Observateur: Бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс утверждает в своих мемуарах: американские спецслужбы начали помогать афганским моджахедам за шесть месяцев до советского вторжения. В то время вы были советником президента Картера и вы играли ключевую роль в этом. Подтверждаете ли вы это?

Бжезинский: Да. Согласно официальной исторической версии, ЦРУ начало оказывать помощь моджахедам в 1980 году, то есть, после вторжения советских войск в Афганистан 24 декабря 1979 г. Но правда, которая оставалась в секрете до сегодняшнего дня, совершенно другая: 3 июля 1979 года президент Картер подписал первую директиву о тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле. В тот же день я написал докладную записку для президента, в котором я сказал ему, что эта помощь повлечёт за собой советское военное вмешательство… Мы не заставили русских вмешаться, мы просто сознательно увеличили возможности вмешательства.

NO: Когда Советы оправдывали своё вторжение тем, что они борются против тайного вмешательства Соединённых Штатов, никто не верил им, что они говорили правду. Вы не жалеете об этом?

Б: Жалею о чём? Эта секретная операция была отличной идеей. Её целью было привести русских в афганскую ловушку, а вы хотите, чтобы я сожалел? В тот же день, когда Советы перешли афганскую границу, я написал президенту Картеру: «Это наш шанс дать России свой Вьетнам».

NO: Вы не жалеете, что потакали исламскому фундаментализму и снабжали оружием и консультировали будущих террористов?

Б: Что важнее для мировой истории, талибы или падение советской империи? Несколько возбуждённых исламистов или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны? (Lepic 2004)

В 1989 году Бжезинский оставил свою академическую должность для работы над проектом «Украина», который разрабатывался для осуществления украинской независимости.

Бжезинский также стал активно негласно использовать исламских радикалов в Чечне, чтобы дестабилизировать Россию через «Американский комитет за мир в Чечне» (АКМЧ). АКМЧ был основан консервативной некоммерческой организацией «Фридом Хаус», которая исторически использовались в качестве прикрытия для операций ЦРУ (Chomsky and Herman, 1988). АКМЧ был организацией с множеством неоконсерваторов в его составе и в реестре членства. Он получал до 80 процентов своего финансирования из пресловутого «Национального фонда за демократию» (NED), организации, финансируемой Конгрессом США. NED был создан в начале 1980-х лет в ответ на слушания в Конгрессе, организованные Церковным Комитетом, которые разоблачили тайные усилия ЦРУ по дестабилизации и свержению иностранных правительств, являвшихся анафемой для американской политической элиты. Вместо того чтобы прекратить эти непопулярные, а часто насильственные и незаконные тайные операции, они были просто переведены в другую организацию, которая затемняет эту гнусную деятельность под видом строительства гражданского общества и демократии. Правительственные чиновники, которые помогли разработать законодательство о создании NED, признали, что NED теперь делает большую часть того, что делало в этой области ЦРУ (Sourcewatch; Laughland 2004; Blum 2000).

Французский журналист Артур Лепик заявляет в своей статье 2004 г. «Возмутительная стратегия уничтожить Россию» о политике Бжезинского по отношению к СССР и России, что Бжезинский был вовлечен в план сделки для прокладки трубопровода, чтобы подорвать потенциал России от ископаемых топливных ресурсов в Каспийском регионе:

В течение 90-х годов он был специальным посланником американского президента для содействия наиболее крупному проекту нефтяной инфраструктуры в мире: трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан был его лучший шанс предотвратить возрождение России. Он также, начиная с 1999 года, был президентом «Американского комитета за мир в Чечне», штаб-квартира которого находится на объекте «Фридом Хаус». Эта позиция позволяет ему вмешиваться в мирные переговоры между российским правительством и борцами за независимость под руководством Масхадова. Однако, правда в этой благой «демократической» деятельности [была] в том, чтобы помочь последователям независимости поддерживать войну в этом регионе, как в Афганистане, чтобы ослабить Россию и держать её подальше от ресурсов Каспийского моря. (Lepic 2004)

Визитная карточка Бжезинского состоит в том, чтобы втянуть Россию в войну или удерживать её увязшей в войне, чтобы её ослабить, и это следует иметь в виду при анализе текущих событий.

Перенесёмся в 2013 год, когда разразился кризис на Украине. После окончания холодной войны и распада СССР Российская Федерация шла твёрдо по пути развивающейся версии капитализма, расширения экономических связей с ЕС, добрых отношений со странами Латинской Америки и многими другими развивающимися странами. Как Россия, так и большинство всех остальных уже отошли от мысли о России как о большом плохом призраке. Но не компания русофобов в Вашингтоне, таких как Бжезинский, и тех, на которых они влияют.

Бжезинский влиял как на Керри, так и на Обаму, отслужив в качестве консультанта по внешней политике вместе со своим сыном Марком Бжезинским в президентской кампании Керри 2004 года, а затем в кампании Обамы 2008 года. Несмотря на то, что трудно определить, как часто Бжезинский непосредственно даёт советы Обаме, интересно наблюдать, как ястребы обеих главных политических партий взяли пример с Бжезинского, когда он сравнил Путина с Гитлером в статье от 3 марта 2014 г. для «Вашингтон Пост» (Brzeziński 2014). В течение двух дней Хиллари Клинтон, Джон Маккейн и Марко Рубио, все повторяли это абсурдное высказывание (Ernesto 2014). Отсюда, следовательно, можно сделать вывод, что Бжезинский всё ещё обладает значительным влиянием среди вашингтонской элиты. Как мы увидим позже, действия США на Украине с осени 2013 года — кульминация многолетних тайных операций США в этой стране (Baldwin 2014) — напоминают предыдущую политику и действия Бжезинского.

Бжезинский продолжал давать советы президенту публично о кризисе через другую статью, опубликованную Politico.com 2 мая 2014 года, в которой он, по существу, подтвердил своё мнение о том, что Америка является исключительным государством и имеет право и обязанность оттянуть Украину из российской сферы влияния в подконтрольную США западную сферу влияния. Его мнение основано на предпосылке, изложенной в его книге: а именно, что тот, кто правит Евразией, правит миром. Эта предпосылка основана на двух предположениях: 1) что одна страна имеет право править миром, и 2) что США благородная или, по крайней мере, доброкачественная страна, и именно она должна править в мире, чтобы не появилась какая-то другая империя, способная на это. Или, как сказал Терри Маллой в драме «В порту», «сделай это прежде ему, чем он сделает это тебе» (Brzeziński May 2014).

Как видно из вводных страниц «Великой шахматной доски», Бжезинский одержим империализмом и не может представить себе мир, который не организован под империей — будь то конкурирующие региональные империи старого времени, или подъём одной глобальной империи США после ухода Советского Союза с мировой арены. Он даже повторяет общую историческую ошибку, что «гегемония так же стара, как человечество». Если бы он имел даже беглое знакомство с антропологией или дописьменной историей, он знал бы, что на протяжении подавляющей части истории человечество жило в небольших, относительно равноправных общинах охотников-собирателей. Империи и сопутствующие явления, такие как гегемония, иерархическая социальная структура, война, появились только около 10 000 — 13 000 лет назад, что примерно совпадает с широким распространением сельскохозяйственных поселений (Fry 2006).

Евразийский тезис Бжезинского, по-видимому, был вдохновлён концепцией евразийского Римленда Николаса Спикмэна, которая была, в свою очередь, построена на теории Хартленда Хэлфорда Маккиндера, впервые сформулированной в 1904 году. Римленд Спикмэна подчёркивает геостратегическое значение густонаселенного прибрежного периметра, окружающего Хартленд Евразии. Спикмэн сосредоточил внимание на Римленде вместо Хартленда, утверждая, что Римленд содержал большинство людей в мире, большую часть мировых ресурсов и промышленности. Кроме того, он служил в качестве прохода к морям, располагаясь в качестве буферной зоны между Хартлендом (источником власти на суше) и властью на море. Эти две теории, как и «Великая шахматная доска» Бжезинского, признаются представляющими империалистическую наступательную позицию, выдаваемую за оборонную стратегию (Nazemroaya 2012; Википедия «Римленд»; Wikipedia “Geographical”).

В «Великой шахматной доске» Бжезинский повторяет доводы упомянутых Спикмэна и Маккиндера:

Около 75 процентов людей мира живут в Евразии, и большая часть мирового материального богатства также находится здесь, как в её предприятиях, так и под землей. На долю Евразии приходится около 60 процентов мирового ВНП и около трёх четвертей известных мировых энергетических ресурсов. (Brzeziński 1997)

На протяжении всей книги он пишет с чувством правомочий от имени США, что американская империя не должна уступить контроль над этими ресурсами тем, кто живет рядом с ними, тем, кто может странным образом предъявлять требования на извлечение из них выгоды.

Он выделяет следующие два шага, чтобы достичь своей империалистической цели сохранения мирового господства США:

1) Определить государства в Евразии, которые имеют силу для того, чтобы сместить международное распределение власти или быть катализаторами для этого;

2) Сформулировать конкретную политику США для того, чтобы отодвинуть эти государства, включить их в свою сферу влияния и/или контролировать эти государства, чтобы сохранить и продвигать жизненно важные интересы США.

Бжезинский продолжает, объясняя роль Украины как опорного государства — другими словами, такого государства, которое, если оно остаётся в сфере влияния России, позволяет России проецировать влияние на остальную часть Евразии, поскольку Украина имеет морские порты, значительные ресурсы, а также играет роль географического оборонительного буфера, что является важным психологическим фактором для нации, на которую нападали с запада через Украину много раз в её истории.

Таким образом, мы имеем на Украине поддержанный западом переворот, при котором свергнут демократически избранный лидер страны для того, чтобы установить правительство, которое будет осуществлять соглашение о Европейской ассоциации (которое является ступенью к членству в НАТО), и ответные действия России по возвращению Крыма, чтобы предотвратить его превращение в военно-морской порт под контролем НАТО, что явилось бы угрозой безопасности и статусу России как независимого государства (углублённое обсуждение самого переворота следует в части II этой книги).

Провокации для того, чтобы Россия вторглась на Украину (где, несомненно, пришлось бы столкнуться с серьёзным противодействием в западной части страны при поддержке США и НАТО) являются атавизмом плана Бжезинского, чтобы заманить Советский Союз в трясину в 1979 году, что способствовало распаду этой страны. Это не секрет, что неоконсерваторы и другие русофобы рассматривают как главный приз дестабилизацию России и последующее изменение режима Путина. Это предположение является сомнительным не только потому, что это возможно сделать без риска ядерной войны. Оно является сомнительным также потому, что они предполагают, что любой преемник Путина будет слабый и уступчивый — ещё один Ельцин, который даст им беспрепятственный доступ к громадным природным ресурсам России для эксплуатации — а не будет придерживаться по-настоящему антизападной жёсткой линии, и будет гораздо менее сговорчивыми, чем Путин.

Интересно, что вера Бжезинского в то, что тот, кто контролирует Евразию, контролирует весь мир, не обязательно имеет под собой твёрдую почву. Как указывает Мэтлок (2010), история на самом деле показывает только то, что тот, кто контролирует Евразию, контролирует Евразию. Такой контроль предоставит огромную власть и влияние, особенно экономические, но есть и другие факторы, которые необходимо учитывать с точки зрения мировой гегемонии, такие, как контроль над морями мира, что Россия, скорее всего, не сможет достичь в ближайшем будущем даже с твёрдым контролем над Украиной и крепким союзом с Китаем.

С такими представлениями и предпосылками Бжезинский публикуется в многочисленных СМИ, выступает с речами и свидетельствует перед Конгрессом со своей точкой зрения о кризисе на Украине, утверждая, кто является ответственным и как это началось, называет Россию зачинщиком, а Путина заклятым злодеем, описывая его по-разному, то как Гитлера, то как Сталина, то как бандита или мафиозного гангстера.

16 июня 2014 года, участвуя в коллегии в Центре Вильсона, Бжезинский продолжил развивать свою тему русского империализма, ссылаясь на смутный доклад российского аналитического центра, и продвигал свои идеи о том, что Россия нарушила суверенитет Украины, а действия Запада на Украине являются своевременными и правильными:

То, что мы видим на Украине, по моему мнению, это не случайность, а симптом более общей проблемы; а именно, постепенное, но неуклонное появление в России в течение последних 6 или 7 лет квази-мифического шовинизма… Из того что я говорю, следует, что украинская проблема — это вызов, который Запад должен решать на трёх уровнях. Мы должны эффективно сдерживать искушение российского руководства в отношении применения силы.

Мы должны, во-вторых, добиться прекращения преднамеренных усилий России по дестабилизации регионов Украины. Очень трудно судить, насколько амбициозны эти цели, но не случайно, что в этой части Украины, в которой русские фактически превалируют, применение силы было изощрённым. Участники восстания были хорошо вооружены, даже с танками, и даже с эффективным зенитным оружием. Это нечто такое, что даже несогласные, недовольные граждане страны, которые чувствуют себя чужими в этой стране, не будут хранить где-то в своих чердаках или в подвалах. Это оружие было предоставлено, в сущности, с целью создания формирований, способных осуществлять серьёзные военные операции. Это форма межгосударственной агрессии. Вы не можете назвать это как-нибудь ещё. Как бы мы чувствовали себя, если вдруг, скажем, банды наркодилеров в Соединённых Штатах были бы вооружены из-за границы, от нашего южного соседа, оборудованием, которое будет способствовать насилию такого масштаба на постоянной основе? Таким образом, это является серьезной проблемой. Так что это вторая цель.

И третья цель состоит в том, чтобы содействовать, а затем обсудить с россиянами формулы для возможного компромисса, при условии, что в первую очередь применение силы открыто и в больших масштабах будет сдерживаться, а попытки дестабилизировать прекращаются. (Brzeziński June 2014)

Ни разу Бжезинский не признаёт роль Запада в событиях, которые привели к свержению демократически избранного президента в феврале, или роль неонацистских групп, таких как «Свобода» и «Правый сектор» в насилии, которые взяли под контроль протесты на Майдане, что облегчило переворот. Никогда не упоминается взаимодействие Виктории Нуланд и Джона Маккейна с протестующими, независимо от их сомнительной принадлежности. Никогда не признаётся перехваченный телефонный звонок между заместителем госсекретаря США по евразийским делам Викторией Нуланд и американским послом Джеффри Пиаттом, в котором они обсуждают благоприятного для США кандидата, чтобы заменить украинского президента Виктора Януковича, кандидата, который впоследствии действительно заменил его (Nuland and Pyatt 2014). Также не упоминается перехваченный разговор между министром иностранных дел Эстонии Урмасом Паэтом и верховным представителем ЕС Кэтрин Эштон, в котором признаётся, что, по словам очевидцев и согласно криминалистическим и медицинским доказательствам, представляется, что за убийство демонстрантов и офицеров полиции ответственны элементы из подконтрольных Майдану зданий, а не силы Януковича (Paet and Ashton 2014). И это несмотря на то, что вышеупомянутая информация была легко доступна для тех, кто имел подключение к интернету во время выступления Бжезинского.

Кроме того, предоставление военной помощи Россией мятежникам в Восточной Украине в то время (что на самом деле было бы ответом на разжигание Западом нестабильности на их границе, а вовсе не из-за какой-то ничем не спровоцированной империалистической агрессии) было вопросом гипотезы и не было доказано какими-либо конкретными и проверенными доказательствами. Большая часть военной техники, про которую говорил Бжезинский, была доступна либо из украинских военных складов, к которым повстанцы имели доступ или над которыми получили контроль, либо от украинских солдат, которые перешли на другую сторону на ранних стадиях конфликта, или на более поздних стадиях, и от дезертировавших украинских солдат, оставивших своё вооружение (Luhn 2014; TASS 2014).

Далее, профессор политики Университета Род-Айленд Николай Петро, который только что вернулся с Украины, где провёл год, отметил 3 сентября 2014 в статье в «National Interest», есть несколько заслуживающих доверия репортажей о том, что многочисленные заявления летом 2014 года о российских войсках и тяжёлых вооружениях, проникающих на Украину, были ложными:

Эта версия об официальном российском соучастии была поставлена под сомнение некоторыми известными западными журналистами, в первую очередь, Марком Франкетти, который написал замечательную статью для лондонской «Санди Таймс», проведя несколько недель вместе с повстанческими силами. Его оценка опирается на Верховного комиссара ООН по правам человека и на миссию наблюдателей ОБСЕ [Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе], которая была развёрнута в приграничном регионе с конца июля. Оба источника сообщают, что они не видели никаких признаков оружия или военного персонала, пересекающего границу из России на Украину в течение этого времени, в то время как официальные лица США и НАТО говорят прямо противоположные вещи. Кроме того, в период с апреля по июль 2014 года, как любит подчёркивать Министерство обороны России, восемнадцать международных инспекционных групп посетили пограничный район и не нашли «никаких доказательств незаявленной военной деятельности». (Petro 2014)

Лживая трактовка событий Бжезинским, которой последовательно вторит Белый дом и Государственный департамент, также предполагает, что восстание в юго-восточной части Украины, население которой считает себя этнически, культурно и лингвистически русскими, не имеет поддержки коренных жителей, а имеется надуманное вмешательство России. Тем не менее, Петро привёл результаты социологических исследований, проведённых на Украине в апреле, мае и июне 2014 года, которые противоречат этому:

Три четверти населения в восточных городах Украины считают протесты евромайдана незаконными. В частности, две трети жителей Донбасса считают, что Майдан был «вооруженным свержением правительства, организованным оппозицией при содействии Запада». Аналогичный процент считает, что «Правый сектор» является «серьёзным военным формированием, является политически влиятельным и представляет угрозу для граждан и для национального единства». Это может объяснить, почему большинство людей в восточных и южных регионах Украины (62 процента) обвиняют в потере Крыма Киев, а не крымских сепаратистов (24 процента) или Россию (19 процентов).

Большинство в Донбассе (60 процентов в Донецке и 52 процента в Луганске) не согласны с мнением, что Россия организует повстанцев и направляет их действия. Кроме того, если референдум состоялся бы сегодня (апрель 2014), только 25 процентов хотели бы присоединиться к ЕС, по сравнению с 47 процентами желающих вступить в Евразийский таможенный союз. (Petro 2014)

Во время дачи показаний перед комитетом по иностранным делам Сената 7 июля Бжезинский продолжает свои предыдущие искажения событий на Украине:

«[Россия должна] обеспечить Украине прекращение нападения на украинский суверенитет и экономическое благосостояние… В то же время необходимо прояснить, что Россия больше не ожидает, что Украина станет частью «Евразийского союза», обозначения, которое является прозрачной обёрткой для восстановления чего-то аппроксимирующего бывший Советский Союз или царскую империю… Другой выбор Путина — это продолжить усилия, чтобы дестабилизировать Украину, спонсируя завуалированное военное вмешательство, направленное на нарушение нормальной жизни в частях Украины… Короче говоря, очевидный выбор для всех заинтересованных сторон, чтобы найти формулу для международного соглашения, и это должно включать отказ от применения силы против Украины со стороны России». (Brzeziński 2014)

В дополнение к повторению лживых рассказов, уже начатых в предыдущих статьях и интервью, Бжезинский теперь добавляет неявное обвинение России в том, что она пытается заставить Украину стать членом Евразийского союза, который он неправильно охарактеризовал как некий гнусный имперский проект. В действительности, Евразийский экономический союз (так называемый Евразийский союз) является добровольным общим рынком, подобным ЕС, и в настоящее время состоит из России, Белоруссии, Казахстана и Армении (а Кыргызстан намерен присоединиться в 2015 году). Бжезинский не даёт никакого объяснения, почему украинцы не должны иметь право самим решать, следует ли присоединиться к такому экономическому союзу, в то же время он явно заявляет, что они имеют право это делать по отношению к ЕС. Также Бжезинский никогда не характеризовал ЕС как некий западноевропейский неоимпериалистический проект.

Бжезинский, который занят как пчела, вслед за этим дал интервью Фариду Закария из CNN, в котором он заявил: «Я бы сказал, что мы не начинаем холодной войны. Он [Путин] начал это». Он ещё раз повторил лживый рассказ о том, что кризис на Украине возник по инициативе России и завопил о российских имперских амбициях. «Какая есть альтернатива? Чтобы война разразилась в Европе? Чтобы Россия пошла на страны Балтии из Украины? Позволить просто игнорировать такие действия? Это выбор? Это испытание руководства?» (Zakaria 2014)

Либо Бжезинский невероятно плохо информирован (что не очень правдоподобно), либо он лжёт от имени своей собственной антироссийской повестки дня.

Кроме того, его тезисы о кризисе на Украине практически идентичны его посулам в средствах массовой информации о войне между Россией и Грузией в 2008 году. К примеру, Бжезинский сказал следующее в интервью Натану Гарделсу из «Хаффингтон Пост» в разгар военных действий между этими двумя странами:

Вопрос, с которым сейчас столкнулось международное сообщество, стоит в том, как реагировать на Россию, совершающую вопиющее применение силы с большими имперскими задумками в виде: реинтегрировать бывшее советское пространство под контролем Кремля и сократить доступ Запада к Каспийскому морю и Центральной Азии, получив контроль над трубопроводом Баку-Джейхан, который проходит через Грузию. (Gardels 2008)

Бжезинский также не преминул сравнить Путина с Гитлером и Сталиным, сравнивая российское «вторжение» в Грузию с вторжением Гитлера в Судеты и нападением Сталина на Финляндию. По-видимому, Бжезинский был не в состоянии понять, что в то время Дмитрий Медведев был президентом России и главнокомандующим, и никто не спорит, что именно он отдавал военные приказы, а премьер-министр Путин был на Олимпийских играх в Пекине.

Итак, как же истерический анализ Бжезинским российско-грузинского конфликта соответствует фактам?

По данным «Независимой международной миссии по установлению фактов в связи с конфликтом в Грузии» Евросоюза, отчёт которой был опубликован в сентябре 2009 года, именно грузинские вооружённые силы инициировали конфликт, а не Россия (Отчёт ЕС). Президент Грузии в то время, Михаил Саакашвили, был прозападной лидер, который, основываясь на наблюдениях нескольких мировых лидеров и дипломатов, проявлял поведение, показывающее на то, что он, возможно, был психологически неуравновешенным. Саакашвили, по-видимому, действовал под заблуждением, что он может победить военным путём Россию, и что США прикроют его зад (Roxburgh 2013; European Union; Armstrong 2009).

Что касается желания захватить контроль над трубопроводом Баку-Джейхан, русские могли бы сделать это легко в разгар вооружённого конфликта в Грузии, но не предприняли никаких попыток сделать это.

Таким образом, Бжезинский был либо крайне дезинформирован об этом конфликте, или он также лгал согласно своей антироссийской повестке дня. Вызывает беспокойство, что учитывая его некомпетентность или лживость, ему по-прежнему доверяют комментировать текущий конфликт в основных средствах массовой информации и в Конгрессе США, а также приглашают в Белый дом на встречу с президентом в начале сентября как «эксперта» по внешней политике (Landler 2014).

Что касается его часто повторяемым утверждениям, что Путин является зарождающимся Гитлером или Сталиным, видно, что в последующие пять с половиной лет между конфликтом с Грузией и кризисом на Украине, Россия не была вовлечена в какие-либо военные конфликты с её соседями и никому не угрожала. Как эксперт по России, Томас Грэм пишет:

Российские территориальные амбиции за пределами своей традиционной геополитической зоны были весьма ограничены исторически. В связи с этим, советский период выделяется как аномалия, рождённая в уникальных условиях с середины до конца двадцатого века: вакуум власти в центре Европы, созданный полным крахом нацистской Германии и последующим ожесточённым идеологическим разделением и революционным подъёмом, привёл к глобальной конкуренции между Советским Союзом и Соединёнными Штатами. Эти условия больше не превалируют, и Россия вернулась к своей исторической политике создания подходящего баланса сил на европейском континенте, которая принимает во внимание интересы других великих европейских держав. (Graham 2014)

Бжезинский никогда не упускает возможности обвинить Путина в том, что он империалист и хочет возродить Советский Союз — обвинение, которое послушно повторяется другими демагогами, такими как Джон Маккейн, Хиллари Клинтон и Марко Рубио. Это обвинение в значительной степени основано на предложении, вырванной из речи, произнесённой Путиным в 2005 году, и используется в качестве «Приложения А» его имперских амбиций. Давайте посмотрим на то, что на самом деле сказал Путин:

Прежде всего, мы должны признать, что распад Советского Союза был главной геополитической катастрофой века. Что же касается русского народа, это стало подлинной трагедией. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами территории России. Кроме того, эпидемией распада заражена сама Россия.

Индивидуальные сбережения были обесценены, и старые идеалы разрушены. Многие учреждения были распущены или плохо реформированы. Террористическое вмешательство и последовавшая капитуляция Хасавюрта повредили целостности страны. Олигархические группы, обладавшие абсолютным контролем над средствами массовой информации, действовали исключительно в своих собственных корпоративных интересах. Массовая бедность стала восприниматься как норма. И всё это происходило на фоне резкого экономического спада, нестабильных финансов и паралича социальной сферы.

Многие думали, или, казалось, думали в то время, что наша молодая демократия не была продолжением российской государственности, а её окончательным крахом, продолжением агонии советской системы.

Но они ошибались.

Это был именно тот период, когда значительные события произошли в России. Наше общество производило не только энергию самосохранения, но и волю к новой, свободной жизни. В те трудные годы народу России пришлось поддерживать наш государственный суверенитет и сделать безошибочный выбор при выборе нового вектора развития в своей тысячелетней истории. Они должны были выполнить самую трудную задачу: как защитить свои собственные ценности, не транжирить бесспорные достижения, и подтвердить жизнеспособность российской демократии. Мы должны были найти свой собственный путь, чтобы построить демократическое, свободное и справедливое общество и государство.

Говоря о справедливости, я, конечно, имею в виду не пресловутую формулу «отнять и поделить на всех», а широкие и равные возможности для всех, чтобы развиваться.

Успеха для всех. Лучшей жизни для всех.

— Владимир Путин, ежегодное послание Федеральному Собранию Российской Федерации, 25 апреля 2005 г.

Этот отрывок из речи Путина, правильно переведённый и в контексте, где он обсуждает условия постсоветской России в 1990-е годы (которые мы рассмотрим в деталях в главе 4), говорит сам за себя и свидетельствует о готовности западных политиков и экспертов увековечить дезинформацию согласно своей повестке дня.

Совершенно очевидно, что психика Бжезинского была заморожена в другую эпоху, когда его товарищи поляки были под порабощением со стороны Советского Союза. Такого рода анахронизм и узкое мышление, основанные на неразрешённых эмоциональных ранах одной небольшой части американского населения, которые являются эмигрантами или потомками эмигрантов из стран бывшего советского блока, а также империалистические предрассудки, являются опасными, если они определяют внешнюю политику США, что уже, кажется, свершилось с учётом влияния Бжезинского в Вашингтоне.

Реальная проблема заключается в том, будет ли многополярный мир или будут ли США настаивать на продолжении своей роли единственного гегемона, что потребует обращения к более отчаянным и более жестоким мерам по поддержанию этой гегемонии. Бжезинский твердо стоит в пользу последнего.

Следует подчеркнуть, что безрассудный гамбит «Великой шахматной доски» Бжезинского имеет небольшой отклик в американском народе. Согласно опросу Пью, проведённому в апреле 2014 года, американцы категорически против отправки военной помощи на Украину и считают так же категорически, что то, что происходит на Украине, имеет мало общего с жизненными интересами Америки (Drake 2014).

 

Неоконсерваторы

Философия

Крёстным отцом неоконсервативной философии был Лео Штраус. Когда-то в философских кругах он был другом и попутчиком Карла Шмитта, немецкого нацистского философа и правоведа. Штраус разработал свою идеологию в ответ на доминирование после второй мировой войны Америки, которую он воспринимал как грубую, материалистическую и лишённую осмысленных социальных традиций.

Согласно хорошо воспринятому документальному фильму Би-Би-Си 2004 года «Власть кошмаров», Штраус был загадочной фигурой, он никогда не появлялся в СМИ, но «посвятил своё время созданию лояльной группы студентов». Некоторые из этих студентов впоследствии получили главные должности в администрации Джорджа У. Буша (Буша II), хотя некоторые из них были влиятельными и раньше. Пол Вулфовиц, Эллиот Абрамс, Ирвинг и Уильям Кристолы и Майкл Ледин находились под сильным влиянием учения Штрауса. Как ни странно, все они были бывшие левые в той или иной степени, которые стали разочарованы тем, что они воспринимали как недостатки либерализма в разгар социальной неразберихи 1960-х и 70-х годов.

Основная идея учения Штрауса в том, что либерализм и индивидуализм в конечном счёте разрушат ткань национального сообщества. Это сообщество, по мнению Штрауса, должно иметь содержательную и последовательную идентичность по отношению к внешнему «другому». Этот «другой» по самой своей природе представляет собой угрозу, с которой необходимо бороться с помощью полномасштабной мобилизации общества. Только в такой целенаправленной и единой борьбе с внешним «злым» врагом члены общества могут укреплять свои общие связи и иметь удовлетворительную нравственную цель, поскольку они стоят на «хорошей» стороне эпической борьбы не на жизнь, а на смерть.

Подчёркивалось, что эта схема нуждается в мифах, которые, как Штраус признавал, не должны быть основаны на реальности, и что сами лидеры не должны в них верить, и схема возвращалась к понятию «благородная ложь» в политической философии. Успешным обществом должны руководить те, кто достаточно умён и умеет двигать рычагами за кулисами, так чтобы общество было единым и стабильным (Curtis 2004).

Эти идеи нашли своё отражение в политической теологии Шмитта, как сам Штраус резюмировал их в письме Шмитту в 1932 году: «Поскольку человек по своей природе есть зло, поэтому он нуждается в доминировании. Но это доминирование может быть установлено только тогда, когда люди могут быть объединены против других людей» (Zuckert 2014).

Именно эта потребность в мифологии, которая описывает Америку как силы добра против сил зла врагов, мотивировала неоконсерваторов оппортунистически вступать в такой союз с другими элементами, который на первый взгляд может показаться маловероятным: с такими элементами, как фундаменталистские христиане во время администрации Буша II, и тусовка «Обязанность защищать» (R2P), как мы увидим позже.

Неоконсерваторов, как правило, чурались в академических кругах, но они активно стали входить в аналитические центры и на государственную службу для распространения своего влияния. Первые политики, за которых они успешно ухватились, были Дональд Рамсфелд и Дик Чейни, которые служили в качестве министра обороны и начальника штаба, соответственно, в администрации президента Джеральда Форда. Вместе они начали первое нападение на политику разрядки с Советским Союзом реалистичного политика Генри Киссинджера, обвинив Советы в нарушении договоров по ядерному оружию, по которым вела переговоры администрация Никсона. Эти утверждения были совершенно беспочвенны, но это не помешало Рамсфелду убедить Форда создать для расследования «Команду Б» во главе с Полом Вулфовицем.

Иллюстрация тенденции неоконсерваторов быть непроницаемыми для аргументов или доказательств того, что противоречит их взглядам, исходит от доктора Энн Кан, которая работала в агентстве по контролю над вооружениями и разоружению в то время. Согласно Кан, неоконсерваторы просеивали данные, уже проанализированные разведывательным сообществом, и делали выводы, которые не соответствуют действительности, но подгонялись под их собственные предвзятые фантазии:

Я бы сказала, что всё это были фантазии. Я имею в виду, они смотрели на радары в Красноярске и говорили: «Это лучевое лазерное оружие», хотя на самом деле не было ничего подобного. Они даже взяли русское военное руководство, правильный перевод которого является «Искусство побеждать». А когда они перевели его и передали в «Команду Б», они назвали его «Искусство завоевания». Ну, есть разница между «завоеванием» и «победой»? И если вы просмотрите большинство из конкретных утверждений «Команды Б» о системах вооружений, и вы просто проверите их одно за другим, вы увидите, что все они были неправильными. (Curtis 2004)

Но это не остановило неоконсерваторов от создания Комитета по существующей опасности, лоббистской группы, которая стремилась пропагандировать фиктивные «выводы» из «Команды Б». Один из политиков, который купился на сказки этой группы, был будущий президент Рональд Рейган.

Неоконсерваторы получили большее влияние в администрации Рейгана. В самом деле, многие в администрации Буша II были возвращены из эпохи Рейгана. Как было отмечено Мэтлоком (2010) в его книге «Иллюзии сверхдержавы: как мифы и ложные идеологии сбили Америку с пути и как вернуться к реальности», хотя многие специалисты разведки и дипломаты знали в течение некоторого времени, что СССР испытывал значительные внутренние проблемы, они были сбиты с толку риторикой неоконов времен холодной войны о злой империи, которая была ненасытной в своих амбициях захватить власть над миром и угрожает Америке. Согласно «Власти кошмаров»:

Они задались целью воссоздать миф Америки как уникальной нации, предназначение которой было бороться против зла в мире. И в этом проекте источник зла — это враг Америки в холодной войне: Советский Союз. И делая это, они считали, что они не только дают новый смысл и новую цель в жизни людей, но они будут распространять благо демократии во всём мире. (Curtis 2004)

В результате, расходы на оборону значительно увеличивались без учёта дефицита, и оказывалась военная помощь диктаторам, которые говорили волшебные слова «Я борюсь против злых коммунистов». В общественную дискуссию были включены апелляции к религиозной мифологии, чтобы затуманить реальные проблемы (Curtis 2004).

Сам Рейган не полностью принял неоконсервативную идеологию, но некоторые ключевые люди вокруг него были в значительной степени под влиянием неоконсервативных заклинаний. Одним таким человеком был директор ЦРУ в администрации Рейгана Уильям Кейси. Он был убеждён тогдашним специальным советником госсекретаря США Майклом Ледином, что «террористические» группы по всему миру, такие как ООП, «временная» ИРА и Баадер-Майнхоф в Германии, были частью террористической сети под контролем Советского Союза, а не местными группами, которые возникли, чтобы бороться с различными проблемами, специфичными для каждой группы. Ледин использовал книгу под названием «Террористическая сеть» в качестве основы для этой веры. Специалисты ЦРУ в то время пытались образумить Кейси от этого заблуждения, именно в связи с тем, что многое из того, что было в «Террористической сети», это была чёрная пропаганда, которую изобрело само ЦРУ, чтобы очернить Советский Союз. Мелвин Гудман, который был начальником Управления ЦРУ по делам СССР с 1976 по 1987 годы, констатировал:

Когда мы просмотрели эту книгу, мы обнаружили очень чёткие эпизоды, в которых чёрная пропаганда ЦРУ — секретная информация, которая была разработана в соответствии с подковёрным планом действий, чтобы распространять её в европейских газетах — была собрана и опубликована в этой книге. Многое из этого было выдумано. Многое было чистым вымыслом. Мы ему говорили об этом упор. И мы даже заставляли оперативных работников говорить Биллу Кейси об этом. Я подумал, что это может оказать влияние, но мы все были уволены. Кейси так решил. Ложь стала реальностью. (Curtis 2004)

Другой пример неоконсервативного мышления, которое не даёт дороги фактам. Глубина мышления Ледина, или его отсутствие, проявилась в его следующем комментарии:

ЦРУ отрицало это. Оно пыталось убедить людей, что мы были на самом деле сумасшедшие. Я имею в виду, что оно никогда не считало, что Советский Союз был движущей силой в международной террористической сети. Оно всегда хотело верить, что террористические организации были только то, чем они представлялись: это местные группы, которые пытаются отомстить за ужасное зло, которое им сделали, или пытаются исправить ужасные социальные условия, и тому подобное. И ЦРУ действительно купилось на эту риторику. Я не знаю, какой у них мотив. Я не знаю, какие мотивы у людей, и вряд ли когда-либо узнаю. И я не очень беспокоюсь о мотивах. (Curtis 2004)

Предполагается, что Кейси удалось найти академика, чтобы создать документ, показывающий, что «террористическая сеть» действительно существует. С таким документом Кейси, наконец, смог оказать достаточное давление на Рейгана, чтобы убедить его подписать конфиденциальный документ по финансированию тайных войн, чтобы противостоять этой угрозе со стороны Советского Союза (Curtis 2004).

Когда собственные внутренние проблемы для Советского Союза стали главными, и Рейган последовал за своими лучшими инстинктами, чтобы привлечь новое руководство в Москве к переговорам о мирном и взаимовыгодном выходе из холодной войны, неоконы утверждали победу своей агрессивной политики, основанной на более опасной мифологии (Matlock 2010).

Когда люди, контролирующие внешнюю политику в Америке, считают, что нельзя иметь существенную или многозначительную идентичность без чего-то или кого-то противостоящего — иными словами, когда враг исчезает, как это имело место после окончания холодной войны — наступает экзистенциальный кризис. Как наблюдали многие аналитики в разгар глобальной войны с террором, если только заменить слово «террористы» на «коммунисты» во всех строках сценария, фильм останется в значительной степени тем же самым.

Корысть ВПК, конечно, также играет роль в этом интересе сохранения конфликтов, идущих по всему миру для того, чтобы гарантировать рынки и прибыли. Что собирались делать все эти мощные производители оружия, когда закончилась холодная война? Как мы увидим в главе 3, дивиденду мира не было позволено случиться.

 

Военная стратегия

 

Хотя Лео Штраус достоин большей части внимания по оказанию влияния на группу, которая стала известной как неоконсерваторы, менее известным вдохновителем был сотрудник корпорации RAND и советник Пентагона по имени Альберт Уолстеттер. Уолстеттер нашёл, что современная ядерная политика взаимного гарантированного уничтожения (MAD) является аморальной и неэффективной из-за того, что она будет настолько разрушительной для гражданского населения, если будет приведена в действие и, следовательно, ни один американский лидер не выбрал бы «взаимное самоубийство» (по-видимому, он считает правдоподобным, что советский лидер мог бы выбрать). По мнению авторов Алена Фрашона и Даниэля Верне в их статье «Стратег и Философ»:

Наоборот, Уолстеттер предложил «ступенчатое сдерживание», то есть считает приемлемыми ограниченные войны, которые в конечном итоге будут использовать тактическое ядерное оружие с высокоточными «умными» бомбами, способными наносить удары по военному аппарату противника.

Он подверг критике совместную политику ядерного контроля над вооружениями с Москвой. По его словам, это приводит к сдерживанию технического творчества США вследствие необходимости поддерживать искусственный баланс с СССР. (Frachon and Vernet 2003)

Предположительно, именно влияние Уолстеттера привело Рейгана к программе «Звёздных войн», которая была предшественником программы ПРО, продолженной во время администрации Буша II и ставшей причиной одностороннего выхода Буша из договора по ПРО (Frachon and Vernet 2003).

 

Доктрина Вулфовица

Пол Вулфовиц, бывший студент как Штрауса, так и Уолстеттера в университете Чикаго, будучи был заместителем министра обороны в администрации Буша-I, написал черновой вариант документа под названием «Руководство по планированию обороны» на период 1994–1999 г.г. Этот черновик просочился в «Нью-Йорк Таймс» от 7 марта 1992 года, что привело к протесту общественности об его империалистических обертонах, сдвигающих официальную политику от «сдерживания» к односторонним действиям, направленным на предотвращение появления любого потенциального конкурента гегемонии США. Этот документ был впоследствии пересмотрен министром обороны Диком Чейни и председателем Объединённого комитета начальников штабов Колином Пауэллом и был официально выпущен в следующем месяце. Оригинальный проект стал известен как доктрина Вулфовица и его принципы вновь появились в администрации Буша II, где Вулфовиц занимал должность заместителя министра обороны (Wikipedia, “Wolfowitz Doctrine”; Википедия, «Пол Вулфовиц»). Кое-что из спорного языка доктрины, являющееся наиболее подходящим к предмету этой книги, включает в себя следующее в соответствии с разделом 1.Б:

Наша первая цель состоит в том, чтобы предотвратить возрождение нового конкурента, либо на территории бывшего Советского Союза, либо в других местах, что может создать угрозу порядку, которую ранее создавал Советский Союз. Это является доминирующим фактором, лежащим в основе новой региональной стратегии обороны, и требует, чтобы мы прилагали все усилия, чтобы предотвратить любую враждебную силу, которая может доминировать в регионе, ресурсы которого, находясь под консолидированным контролем, достаточны для формирования государства глобального значения. Эти регионы включают Западную Европу, Восточную Азию, территорию бывшего Советского Союза и Юго-Восточную Азию…

Наконец, мы должны поддерживать механизмы для сдерживания потенциальных конкурентов от того, чтобы даже стремиться к большей региональной или глобальной роли. (Wolfowitz 1992)

Другие тревожные разделы доктрины, которые пронизаны идеологией гегемонии и неявным потенциалом для вмешательства во внутренние дела других стран, включает в себя часть Раздела 1.А:

Мы будем стремиться к развитию таких позитивных тенденций, которые служат для поддержки и укрепления наших национальных интересов, в первую очередь, это продвижение, создание и расширение демократии и свободных рыночных институтов по всему миру. (Wolfowitz 1992)

И раздел 7.Б:

Сдерживать и, в случае необходимости, защищать нашу безопасность и интересы от угроз; осуществлять необходимое руководство, включая, в том числе решительное использование военной силы, когда это необходимо, для поддержания такой окружающей среды в мире, в которой могут процветать общества с разделяемыми нами ценностями. (Wolfowitz 1992)

В сущности, эта доктрина даёт разрешение правительству Соединённых Штатов решать, что потенциально любая другая страна на планете может быть предметом его определения демократии, свободных рыночных институтов и окружающей среды, где «могут процветать разделяемые нами ценности». Если правительство США определяет, что страна не отвечает этим критериям, её право на суверенитет и самоопределение, закреплённое в международном праве, потенциально может быть отменено с использованием односторонней военной силы. Другими словами, те, кто контролирует политику правительства США, должны в конечном итоге решать, какие формы политического управления и экономического механизма являются лучшими для другой страны в любой точке мира, а не люди, живущие там, и не признанные лидеры этой страны.

Президент Обама, который часто ссылается на исключительность Америки, никогда не отвергал эту доктрину.

 

Полный разрыв

Конкретная политика смены режима была прослежена, в соответствии с расследованиями журналиста Роберта Пэрри, в роли нескольких вышеназванных политиков неоконов, работавших на избирательную кампанию 1996 года израильского сторонника жёсткой линии Биньямина Нетаньяху на пост премьер-министра. Как советники Нетаньяху, они разработали стратегию, опубликованную под названием «Полный разрыв: новая стратегия для обеспечения безопасности государства».

Идея этой стратегии подорвать добросовестные переговоры, в результате которых палестинцы могли обеспечить что-то похожее на функционирующее и суверенное государство, уничтожив руководство стран, сочувствующих и поддерживающих ХАМАС или Хезболлу путём вмешательства для смены режима. Страны включали Ирак (тогда во главе с Саддамом Хусейном), Сирию под Асадами и Иран.

В то время как откровенное вмешательство в Ираке и негласное вмешательство в Сирии привели к хаосу и страданиям людей, живущих там, этот хаос принёс выгоду Израилю, как отмечает Пэрри:

В результате, региональный хаос помог премьер-министру Нетаньяху блокировать финансовую поддержку Палестины, которую они когда-то имели, что делает их более восприимчивыми к требованиям израильтян. И это развязало Нетаньяху руки, чтобы организовывать периодические массовые убийства боевиков Газы, этот процесс израильтяне называют «косить траву». (Parry 2014)

Однозначная поддержка неоконами Израиля была отмечена и другими авторами, некоторые даже предполагали, что в среде неоконсерваторов линия между интересами израильского правительства и интересами США настолько размыта, что они часто совпадают.

Бывшие аналитики ЦРУ Кэтлин и Билл Кристисоны, в их статье 2002 года в Counterpunch, «Роза под другим названием: двойная лояльность администрации Буша» отметили, что с 1990-х годов появилась тенденция к усилению ликвидации баланса Израиль-Палестина.

В администрации Клинтона три наиболее серьёзных представителя Госдепартамента, занимающихся палестинско-израильским мирным процессом, все были сторонники Израиля в той или иной степени… [Но] связь между активными промоутерами израильских интересов и кругами, делающими политические решения, стала на несколько порядков сильнее в администрации Буша, которая приправлена людьми, известными долгой активностью от имени Израиля в Соединённых Штатах, пропагандой политики Израиля, а также продвижением повестки дня для Израиля, которая часто вступает в противоречие с существующей политикой США. (Christison 2002)

Дуглас Фейт, который участвовал в разработке стратегии «Полный разрыв» для Нетаньяху, впоследствии участвовал в разработке измышлений, которые позволили вторжение в Ирак в 2003 году, путём создания Управления специальных планов в Департаменте обороны, через который он направлял свои собственные «непроверенные» разведданные, напоминавшие фантазии и фальсификации, создаваемые неоконсерваторами для «Команды Б» во время администрации Форда (Christison 2002).

 

Роберт Каган и Виктория Нуланд

Роберт Каган, неоконсервативный писатель и историк, не является прямым учеником Штрауса, но является апологетом основных неоконсервативных мифов о конце холодной войны; апологетом идеи «добро против зла» в международной политике, и что Америка всегда представляет добро и, следовательно, обязана выступать от имени добра, переделывая мир по своим представлениям с помощью изменения режимов.

Каган, пожалуй, печально известен в качестве соучредителя, наряду с Уильямом Кристолом, проекта «Новый американский век» (PNAC) в 1998 г. Одним из основных проектов PNAC было поощрение политики смены режима в Ираке посредством публикации политических статей и политического лоббирования. Но только после того, как Буш II занял Белый дом, они нашли восприимчивую аудиторию.

Взгляды Кагана формировались, когда он служил в качестве штатного сотрудника по политическим вопросам в Госдепартаменте при администрации Рейгана, где он впоследствии стал спичрайтером госсекретаря Джорджа Шульца. Его мышление и опыт достигли кульминации в статье, опубликованной в журнале «Форин Афферс» в 1996 году, в которой он сетовал на «снижение роли Америки в мире после окончания холодной войны». Вместо этого он считал, что Америка должна быть «доброжелательным глобальным гегемоном».

Несмотря на то, что в реальности большинство его предсказаний о смене режима и войне в Ираке были полностью неверными, его основные идеи принципиально не изменились, и они не перестали восприниматься всерьез в Вашингтоне.

Каган всё ещё считает, что США имеют законную обязанность расширять свою власть и влияние по всему миру в поисках «общих универсальных ценностей», которые до сих пор являются базисом нашего определения демократии и институтов свободного рынка (Beaumont 2008).

С появлением новых возможностей для распространения хаоса и дестабилизации посредством смены режимов, исчерпав себя временно на Ближнем Востоке к 2008 году, Каган начал переносить свою тему насаждения старой доброй американской «демократии» силой в другую географическую зону: в Евразию.

Как он сказал Питеру Бомонту из «Обсервера» в этом году, «Демократии должны работать вместе, чтобы продвигать свои фундаментальные ценности в новой конфронтации с вновь уверенными автократиями земного шара» (Beaumont, 2008).

Под этими «вновь уверенными автократиями» он имел в виду Россию и Китай.

Примерно в это же время Каган служил советником по вопросам внешней политики Джона Маккейна, который публично проявлял последовательно выраженную враждебность по отношению к России.

Совсем недавно Каган был занят извержением своей интервенционистской идеологии в таких средствах массовой информации, как «Новая республика» и «Вашингтон пост». Последняя опубликовала колонку в июле 2014 года, в которой Каган сделал следующий комментарий:

На мой взгляд, готовность Соединённых Штатов использовать силу и угрозу применения силы для защиты своих интересов и либерального мирового порядка была существенной и неизбежной частью поддержания этого мирового порядка с момента окончания второй мировой войны. (Kagan 2014)

По-видимому, Каган пропустил уроки истории по интервенции США после второй мировой войны, когда устранялись демократически избранные лидеры с заменой их на жестоких диктаторов (например, Иран в 1953 году и Чили в 1973 году), и американского оказания поддержки военизированным формированиям, которые истребляли всех подозреваемых в оппозиции (например, в Центральной Америке в 1980-е годы) (Blum 2000). Как уважаемой историк, он также, кажется, пропустил тот факт, что нет никаких исторических свидетельств о том, что работающая демократия может быть навязана внешней силой. Кроме того, было показано, что теория демократического мира, в которою он безоговорочно верит, является ошибочной. Если две страны и имеют определённую форму демократического правительства, то нет никакой гарантии, что между ними не может быть войны (Wikipedia, “List of Wars Between Democracies”).

В ответ на эссе Кагана в «Новой республике» в мае 2014 года «Сверхдержавы не должны уходить на пенсию», Обама сказал, что он хотел бы пообедать с Каганом, чтобы сравнить взгляды на мир.

Каган теперь начинает дистанцироваться от ярлыка «неоконсервативный» и публично заявил, что он предпочитает называться «либеральным интервенционистом». Кроме того, он поддерживает двухпартийные связи, выступая на гражданском консультативном совете для Хиллари Клинтон во время её пребывания на посту Государственного секретаря. Он даже дал понять, что он может поддержать её, если она будет претендовать на пост президента в 2016 году:

Я чувствую себя комфортно с ней по вопросам внешней политики. Если она проводит такую политику, которую, как мы думаем, она будет продолжать, её можно было бы назвать неоконсервативной, но явно её сторонники не собираются её так называть; они собираются назвать её как-то по-другому. (Horowitz 2014)

Что касается украинского кризиса, он проталкивал стандартную линию дезинформации и искажений, и использовал его как предлог, чтобы оправдать более жёсткую и интервенционистскую политику в Евразии:

Когда Владимир Путин не смог достичь своих целей на Украине политическими и экономическими средствами, он обратился к силе, потому что он считал, что он мог. Что мог бы сделать Китай, если бы он не был зажат кольцом могущественных государств, поддерживаемых Соединёнными Штатами? (Kagan 2014)

В этом случае искажения Кагана особенно вопиющие и преднамеренные, потому что он хорошо знает, какую роль его жена, Виктория Нуланд, играла в разжигании текущего хаоса на Украине.

Нуланд, бывший главный советник по внешней политике Дика Чейни в администрации Буша II и позже посол в НАТО, служила в качестве пресс-секретаря Госдепартамента Обамы до её нынешней должности в качестве помощника секретаря по делам Европы и Евразии. Она одна из неоконсерваторов, которых Обама по непонятным причинам хранит около себя, и что является частью новой тактики, к которой многие неоконсерваторы приступили к 2008 году, чтобы встраивать себя в более широкий вашингтонский истеблишмент, по словам бывшего неокона Якоба Хейлбранна, теперь редактора в реалистическом издании «Национальный интерес»:

Будь то «Фонд защиты демократий» или «Национальный фонд поддержки демократии», «Уикли Стандард» или «Нью-Йорк Сан», неоконсерваторы — это закалённые борцы, которые создали себе постоянную базу. Они не исчезнут. (Lobe 2008)

Хейлбранн предоставляет уникальную возможность заглянуть в мышление неоконсерваторов, описывая то, что составляет случай внутреннего посттравматического стрессового расстройства в связи с еврейским Холокостом, что зовёт к вечной бдительности из-за неудач противостояния немецких и европейских либеральных демократов Гитлеру и нацистам, а также коммунизму. «Неоконсерваторы видят Мюнхен везде и всюду. [Они] сформировали романтический рассказ для себя, в котором они новые Черчилли, подавляющие силы зла» (Lobe 2008).

Этот вид мышления видит в таком лидере, как президент России Владимир Путин, который является сторонником прагматичной плюралистической политической и экономической линии, и который не может быть подчинён воле США, нового Гитлера.

После того, как колёса были смазаны через финансирование многочисленных политических и медийных организаций на Украине «Национальным фондом за демократию» (NED) во главе с его президентом неоконом Карлом Гершманом, Нуланд активно поощряла протесты на Майдане вместе с неоконом сенатором Джоном Маккейном, который был сфотографирован с лидерами «Свободы» на фоне их неонацистского знамени (Taylor 2013).

 

Обязанность защищать

(Известная также как R2P или либеральная интервенция)

Джон Хорган в своей книге «Конец войны» с научной точкой зрения анализирует войну на протяжении всей человеческой истории с помощью антропологических, исторических, психологических и социологических исследований вооружений и зверств. Один из его выводов заключается в том, что старые клише о том, что справедливость является необходимым условием мира, являются неправильными. На самом деле, наоборот, мир является необходимым условием для справедливости и для преследования других благородных целей. По самой природе войны и условий, которые она производит, в результате войны справедливость, демократия и физическое благополучие не могут процветать (Horgan 2012; Jacobson 2012).

Те, кто считает, что война может быть средством для обеспечения мира, демократии и прав человека в конфликтных регионах, не должны обманывать себя понятиями «короткой, чистой, хирургической» войны, которые не имеют никаких оснований в реальности. Верить в это означает быть искренне или умышленно невежественным в представлении о том, что представляет собой современная война. Техника войны включает в себя солдат, которые, как правило, прошли обучение, которое было усовершенствовано в течение последних 70 лет с той целью, чтобы произвести более высокие скорости убийства; применение оружия и боеприпасов, которые являются гарантированно недискриминационными в связи с их большой силой разрушения и продолжающейся опасности после прекращения военных действий; и театры военных действий, которые не имеют чётко очерченных линий, отделяющих поле боя от мирных областей (Grossman 1997; Zinn 2002).

«Гуманитарные интервенции», в основе идеологии которых лежит продвижение прав человека и демократии, представляют собой современный вариант мышления крестоносцев. Это образ мышления, который был использован, чтобы оправдать колониализм в прошлом, например: христианское миссионерство, «цивилизовать» язычников и дикарей, «бремя белого человека». Он также оказался очень успешным способом получить поддержку таких войн традиционно антивоенными и антиимпериалистическими сегментами слева, даже если нет никаких оснований полагать, что «великие державы», такие как США, вдруг проводят что-то другое, чем в прошлом, когда они использовали военное вмешательство или иным образом встраивали себя силой в другой стране: экономические выгоды и геополитическое преимущество (Bricmont 2006).

Как упоминалось ранее, нужно только посмотреть на документальные записи о военных интервенциях и секретных операциях США в других странах с момента окончания второй мировой войны, чтобы понять, что проблемы с правами человека или с демократическими институтами не являются критериями, по которым США определяют, каких лидеров или правительства они будут поддерживать, назначать, кому будут помогать или делать союзником. Более последовательно узнаваемый шаблон включает в себя восприимчивость к американским корпорациям и геостратегическое преимущество против предполагаемых конкурентов на мировой арене (Blum 2000).

Диана Джонстон, автор книги «Крестовый поход дураков: Югославия, НАТО и заблуждения Запада» и критик R2P, указывает на то, что геноцид и этнические чистки на самом деле, как правило, происходят в контексте или в результате войн. Еврейский холокост и геноцид красных кхмеров являются очевидными примерами. Геноцид в Руанде произошёл во время гражданской войны, которая проходила в 1990–1994 г.г. (Johnstone 2013).

Другим примером, хотя и менее понятным для американской общественности в связи с доминирующим изображением, предлагаемым правительством и официальными американскими СМИ, является сербский геноцид правительства Милошевича против косовских албанцев сразу же после начала военной интервенции США и НАТО. В результате действия НАТО привели к гуманитарной катастрофе, согласно международному юридическому эксперту Фрэнсису Бойлю, который представлял Республику Босния и Герцеговина в рассмотрении дел в Международном суде (Boyle 2013). Действительно, в июле 2014 года доклад генерального прокурора Специальной Следственной Целевой группы, созданной ЕС для проведения уголовного расследования по обвинению в совершении военных преступлений созданной США и НАТО Армией освобождения Косово (АОК) обнаружил, что имеет место уголовное обвинительное заключение в отношении высших должностных лиц АОК. Этот вывод был основан на изучении санкционированных действий, которые представляли собой этнические чистки и преступления против человечности в отношении значительной части сербского и цыганского населения, а также жестокое преследование политических оппонентов в общине косовских албанцев (Williamson 2014).

Организация Объединенных Наций (ООН) была создана с целью защиты концепции национального суверенитета с пониманием того, что для того, чтобы избавить грядущие поколения от войны, было необходимо подчеркнуть нерушимость национальных границ от посягательства более мощных и воинственных народов. Джонстон утверждает, что сторонники доктрины R2P стремятся подорвать эту правовую концепцию национального суверенитета:

На самом деле, Гитлер инициировал вторую мировую войну именно в нарушении национального суверенитета Чехословакии и Польши, отчасти для того чтобы, как он утверждал, прекратить нарушения прав человека, якобы совершённые теми правительствами в отношении этнических немцев, живших там. Для того чтобы ликвидировать этот предлог и «избавить грядущие поколения от бедствий войны», Организация Объединенных Наций была создана на основе уважения национального суверенитета.

На практике это [R2P] может дать доминирующим державам карт-бланш на военное вмешательство в более слабые страны, с тем, чтобы поддержать вооруженных мятежников, которым они покровительствуют. Если эта доктрина будет принята, она может даже служить в качестве подстрекательства к оппозиционным группам, чтобы спровоцировать репрессии правительства для того, чтобы призвать к «защите». (Johnstone 2013)

Кроме того, кампания R2P часто предпринимается в целях решения проблем, которые были созданы империалистическими колониальными державами. Эта динамика разыгрывалась на момент написания этой статьи, когда президент Барак Обама приказал наносить авиаудары и увеличить силы, чтобы защитить северный город Эрбиль от наступления боевиков Исламского государства Ирака и Сирии (ISIS) и помочь тысячам людей, принадлежащим к религиозной секте езидов, которые, как сообщается, оказались на горе в центре военных действий (Queally 2014). Следует, однако, отметить, что курдская территория, на которой расположен Эрбиль, обладает 25 процентами запасов нефти Ирака (Democracy Now 2014). Те, кто утверждает, что это циничное заявление об истинных мотивах США, когда-нибудь увидят, что США «случайно» обеспечат некую разновидность контроля над этими запасами нефти.

Принимая доктрину «Обязанность защищать», Обама пытается решить проблему, которая является результатом вторжения правительства США и оккупации Ирака, что создало условия для гражданской войны, а в дополнение к этому обеспечивалась поддержка вооружённого восстания рядом в Сирии в надежде свергнуть режим Асада. Часть тех же повстанцев в конечном итоге стали радикалами, которые присоединились к Исламскому государству Ирака (ISI) — отколовшейся группы Аль-Каиды в Ираке — и в результате стали Исламским государством Ирака и Сирии (Parry 2014).

Действуя без разрешения Конгресса, Обама не поставил никаких временных ограничений на авиаудары и санкционировал использование военной силы для защиты дипломатических кадров в Эрбиле вместо их эвакуации. На момент написания этой книги, как сообщается, в Ираке находится более 1000 американских военнослужащих (Democracy Now 2014). Исторически такого рода действия были предшественниками к более глубокому и длительному военному участию (Queally 2014; McCauley 2014).

Учитывая тот факт, что Израиль только что закончил военную кампанию, которая привела к гибели более 2000 жителей Газы — подавляющее большинство из которых были гражданскими лицами — а также к разрушению и без того жалкой гражданской инфраструктуры в этом районе, и всё это без какой-либо существенной озабоченности со стороны правительства США и незначительного вовлечения R2P, то очевидно, что США выбирают, какие нарушения гуманитарных законов заслуживают действия. Это тем более выражено, ведь осуществление R2P в случае действий Израиля в секторе Газа не будет требовать прямого военного вмешательства, а также расходов, связанных с ним, а требует только удержания 3 млрд. долларов в качестве помощи, предоставляемой США Израилю ежегодно при условии, что Израиль прекращает нарушение международного права. Дополнительно, США могут принять решение не продолжать использовать своё право вето в ООН, чтобы защищать всё более дерзкий Израиль от последствий своих действий. Ни один из этих подходов не будет стоить США крови или средств.

 

Происхождение R2P

Доктрина «Обязанность защищать» была вдохновлена, в значительной степени, неспособностью международного сообщества остановить геноцид в Руанде в 1994 году и спорами по поводу «гуманитарных» действий НАТО на Балканах в том же десятилетии. Впоследствии тогдашний Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан запросил дать указания и разъяснения по вопросу, когда международное сообщество должно вмешиваться в гуманитарных целях.

R2P возникла позже из доклада Международной комиссии по вопросам вмешательства и государственного суверенитета (ICISS) в декабре 2001 года. Решаемая комиссией проблема достаточно сложна, поскольку она имела дело с принципом государственного суверенитета, и возникал вопрос, когда он может предположительно быть нарушен по гуманитарным причинам, а именно из-за геноцида. Следует признать, что война в Ираке в 2003 году нанесла удар по R2P, так как частичным оправданием, приведшим к этой войне, была гуманитарная интервенция. Последующие гуманитарные катастрофы в Дарфуре, однако, позволили сохранить интерес к поддержанию жизнеспособности R2P, и были сделаны попытки пересмотреть и уточнить доктрину.

В результате в 2005 году на всемирной встрече на высшем уровне была достигнута договоренность между главами государств и правительств по трём основным пунктам. Эти три пункта превратились в три столпа доктрины «Обязанность защищать», обнародованные Генеральным секретарём ООН Пан Ги Муном в его докладе 2009 года, «Реализация обязанности защищать»:

Столп первый: Государства несут основную ответственность за защиту своего населения от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечности;

Столп второй: обозначает приверженность международного сообщества оказывать помощь государствам в создании потенциала в целях защиты населения от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечности и помогать тем, кто находится в стрессовой ситуации, до начала кризисов и конфликтов;

Столп третий: Основное внимание уделяется приверженности международного сообщества к своевременным и решительным действиям по предотвращению и остановке геноцидов, этнических чисток, военных преступлений и преступлений против человечности, когда государство явно не в состоянии защитить свое население. (Greppi 2009)

В сентябре 2009 года была принята резолюция Генеральной Ассамблеи ООН, и этим органом было решено продолжить рассмотрение R2P. Неофициальные интерактивные диалоги по этому вопросу имели место каждый год, начиная с 2010 года.

 

Ливия — вызов R2P

Несмотря на благородные намерения большинства тех, кто выступал за эту доктрину, которая всё ещё находится в процессе становления обычной нормой и не закреплена в каком-либо юридически обязывающем договоре, не обошлось без серьёзных проблем и критических замечаний.

Эксперт по международному праву Марджори Кон выразил озабоченность в связи с возможностями для злоупотребления доктриной мощными действующими силами. Процитируем его рассуждения касательно Ливии:

Резолюция 1973 года Совета Безопасности начинается с призыва к «немедленному установлению режима прекращения огня». Это подтверждает «ответственность ливийских властей по защите ливийского населения», и подтверждает, что «стороны в вооружённых конфликтах несут главную ответственность за принятие всех возможных мер в целях обеспечения защиты гражданских лиц». Резолюция уполномочивает государства-члены ООН «принять все необходимые меры… для защиты гражданских лиц и гражданских населённых пунктов».

Но вместо немедленного прекращение огня были предприняты непосредственные военные действия. Военная сила превышает границы допустимого пунктом резолюции «все необходимые меры». «Все необходимые меры» подразумевают, что сначала должны быть мирные меры по урегулированию конфликта. Однако мирные средства не были исчерпаны до того, как началось военное вторжение… После принятия резолюции Ливия немедленно предложила принять международных наблюдателей, и Каддафи согласился уйти в отставку и покинуть Ливию. Эти предложения были сразу отвергнуты оппозицией. (Cohn 2011)

Кроме того, Обама вместе с тогдашним президентом Франции Николя Саркози и британским премьером Дэвидом Кэмероном, признался в статье в «Интернэшнл геральд трибюн», что НАТО будет продолжать военную кампанию в Ливии, пока Каддафи не уйдёт — другими словами, призыв R2P в резолюции ООН был использован в качестве прикрытия для смены режима:

Тем не менее, до тех пор, пока Каддафи находится у власти, НАТО должно сохранять свою деятельность таким образом, чтобы гражданские лица были защищёнными, и усиливать давление на режим. Тогда подлинный переход от диктатуры к всестороннему конституционному процессу может действительно начаться во главе с новым поколением лидеров. Для того, чтобы этот переход удался, Каддафи должен уйти и уйти во благо. (Obama, et al. 2011)

В конце концов, Каддафи был захвачен силами повстанцев, его пытали и убили. Затем в новостях была поймана на камеру госсекретарь Хиллари Клинтон, злорадствуя по поводу этого вопиющего нарушения международного права, восклицая: «Мы пришли, мы увидели, и он умер» (Parry 2014, Clinton 2011). С тех пор Ливия объята межплеменными конфликтами.

Роберт Пэрри описывает интервенцию в Ливии, спровоцированную сторонниками R2P Белого дома Самантой Пауэр и Сьюзан Райс, как войну, для которой «объединились неоконсерваторы и сторонники R2P» (Parry 2014). Действительно, это, кажется, было началом странного партнёрства, в котором неоконсерваторы выполняют свою роль, чтобы дестабилизировать и разрушать государства — перефразируя Вулфовица — беря оппозиционное меньшинство и вооружая его в целевой стране так, что оно привлекает все самые омерзительные элементы, таким образом, готовя страну для вмешательства под предлогом R2P, поскольку руководство целевой страны предсказуемо отреагирует на вооруженных повстанцев применением силы.

Отчёт сентября 2013 г. Белферского центра науки и международных отношений Гарвардской школы им. Кеннеди обнаружил, что рассказ правительства США о событиях в Ливии, которые якобы требовали «гуманитарной интервенции», повторённый в официальных средствах массовой информации, был неверным. На самом деле, восстание в Ливии было вооружённым и насильственным с самого начала, и при военном ответе Каддафи не нападал на гражданских лиц и не использовал неизбирательную силу. Эти результаты поддержали ООН, Amnesty International и Human Rights Watch (Kuperman 2013).

Аналогичный процесс был предпринят в Сирии, но был сорван сочетанием российской дипломатии и элементами из военного руководства Обамы, уставшими от полноценного военного взаимодействия по ошибочному утверждению ответственности Асада за зариновую газовую атаку (Hersh 2014; Lloyd 2013).

Пэрри (2014 г.) цитирует инсайдера из Вашингтона, который признал, что эти две идеологии «в настоящее время представляют собой доминирующее внешнеполитическое руководство в официальном Вашингтоне». Источник не преминул отметить, что «неоконсерваторы мотивированы двумя вещами: любовью к Израилю и ненавистью к России. Между тем, сторонки R2P легко находят идеалистических молодых людей в уличных протестах» (Parry, апрель 2014).

Путин, имеющий образование по международному праву, публично выразил серьёзную обеспокоенность по поводу интервенционистской политики, внедряемой как Бушем, так и Обамой. В начале интервенции в Ливии Путин сказал следующее международным журналистам:

Касательно резолюции ООН, которая даёт основание для нынешней военной интервенции — эта резолюция дефектна. Если мы посмотрим на то, что там написано, то становится очевидным, что она позволяет любому принимать какие-либо действия против суверенного государства. Это напоминает мне о средневековом призыве к крестовому походу. Когда страны призывают друг друга, чтобы пойти и освободить что-то.

Но, вы знаете, я больше беспокоюсь не об этой военной интервенции — происходит много военных конфликтов и, к сожалению, будет происходить в будущем. Я больше беспокоюсь о той легкости, с которой в настоящее время принимаются решения на применение силы в международных делах. Например, это становится устойчивой тенденцией в политике США. Во времена Клинтона они бомбили Югославию и Белград. Буш вторгся в Афганистан. Ирак был оккупирован под надуманным фальшивым предлогом, было ликвидировано всё правительство, а также и дети Саддама. А теперь настала очередь Ливии. Она начинается с предлогом защиты гражданских лиц, но это те гражданские лица, которые гибнут под бомбами во время авианалётов. Где здесь логика и совесть? Они отсутствуют. Уже есть жертвы среди гражданского населения. (Putin 2011)

К доктрине R2P всё ещё есть тяга среди официальных западных комментаторов, однако, как Жан Брикмон отмечает в своей книге «Гуманитарный империализм: использование прав человека, чтобы разжечь войну», те, кто осуществляют насилие, обычно используют идеологию, которая предназначается, чтобы убедить тех, на другом конце, что насилие над ними в настоящее время осуществляется для их собственного блага. Такой язык был найден среди сторонников Гитлера в Германии и среди известных американских комментаторов во время войны во Вьетнаме.

Он продолжает объяснять, что идеология наиболее важна в «открытых» и «демократических» обществах, где она составляет основную форму социального контроля, маргинализируя дискуссию за пределами узкого набора параметров. Эти методы, возможно, являются гораздо более эффективными, чем контроль страхом, который используют авторитарные общества:

Сегодня светское духовенство состоит из общественных деятелей, медийных звёзд всех видов, а также значительного числа учёных и журналистов. Они в значительной степени монополизировали общественную дискуссию, направляя её в определённые рамки и устанавливая ограничения на то, что можно говорить, а что нет, при этом создавая впечатление свободного обмена идеями. Одним из наиболее распространенных идеологических механизмов состоит в том, чтобы сосредоточить обсуждение на средствах, используемых якобы для достижения альтруистических целей, преследуемых власть имущими, вместо того, чтобы спросить, являются ли провозглашенные цели настоящими, и имеют ли право делать так те, кто преследует их. (Bricmont 2006)

Следовательно, респектабельные дебаты в наших так называемых открытых и «либеральных» СМИ в США сосредоточены на эффективности средств и на тактике политики, а не на законности целей и самой политике. В отличие от автократического общества, распространители пропаганды среди светского духовенства в открытых обществах, как правило, сами верят в искажение и обман, которые они создают.

Основываясь на том, что произошло на Балканах и в Ливии после интервенции США и НАТО, а также на том, что причины вмешательства в обоих случаях основаны на фальшивых доказательствах или на откровенной лжи, опровергнуто утверждение, что военные интервенции США и НАТО являются способом остановить или предотвратить геноцид, этнические чистки и другие преступления против человечности. То же самое можно сказать и о готовящейся интервенции в Сирии по той же схеме.

1 сентября 2014 года, когда французские и российские дипломаты и парламентарии созвали диалог о кризисе на Украине, участники заявили, что эти злоупотребления ухудшили эффективность международного права:

Украинский кризис фактически является продуктом разрушения рамок международного права, которое мы испытали с середины 1990-х годов, и которое проявлялось в отношении Косова (1998-99), Ирака (2003) и, совсем недавно, в отношении Ливии. Сегодня мы ощутили горькие плоды этого разрушения норм международного права, за которое несут ответственность Соединённые Штаты и НАТО. Не представляется возможным найти основу для урегулирования этого кризиса без правил, которые признаны всеми. Международное право по-прежнему основывается на двух правилах, которые глубоко противоречивы: уважение суверенитета государств и права народов на самоопределение. Равновесие между этими двумя принципами драматически и постоянно ослаблялось действиями США и стран НАТО с конца 1990-х годов. Это равновесие — то, что мы должны перестраивать. (Slavyangrad 2014)

Не представляется дальнейшего продвижения, чтобы преобразовать доктрину R2P в международный договор, и его эволюция в обычную норму встретила ряд препятствий со стороны различных стран. Действительно, во время «Совещания на высоком уровне по вопросам верховенства права на национальном и международном уровнях» Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2012 года, итоговая декларация не выразила никакой поддержки или даже упоминания о доктрине R2P (Boyle 2013).

Кон отмечает, что в ходе обсуждения этого вопроса на Генеральной Ассамблее ещё в 2009 году, кубинская делегация подняла некоторые дальновидные и заставляющие думать вопросы, которые стоит процитировать здесь:

Кто должен решать, есть ли острая необходимость вмешательства в данном государстве, в соответствии с какими критериями, в каких рамках и на основе каких условий? Кто решает, что это очевидно, что власти государства не защищают своих людей, и как он решает? Кто определяет, что мирные средства не являются адекватными в той или иной ситуации, и по каким критериям? Имеют ли право и реальную перспективу вмешательства небольшие государства в дела больших государств? Будет ли разрешена любой развитой стране, либо в принципе или на практике, гуманитарная интервенция на своей собственной территории? Как и где мы проводим границу между вмешательством в рамках «Обязанности защищать» и вмешательством для политических или стратегических целей, и когда политические соображения превалируют над гуманитарными проблемами? (Cohn 2011)

 

В декабре 1989 года, через несколько недель после падения Берлинской стены, президент Джордж Буш (Буш I) принял участие в саммите с Михаилом Горбачёвым на Мальте. Во время этого саммита Вашингтон пообещал, что не «воспользуется» политическим переворотом, происходящим в Восточной Европе в свете решений Горбачёва не применять силу для сохранения контроля в регионе (McGovern 2015).

Впоследствии, 9 февраля 1990 года, секретарь Буша Джеймс Бейкер заключил джентльменское соглашение с Горбачёвым, которое, в обмен на позволение принять объединённую Германию в качестве члена НАТО, гарантировало, что НАТО не будет расширяться дальше на восток. На следующий день западногерманский канцлер Гельмут Коль подтвердил это же предложение, которое тогда Горбачёв фактически принял. Поскольку Германия дважды в 20-м веке вторгалась на территорию Советского Союза, Горбачёв по понятным причинам не решался согласиться на воссоединение. Однако Бейкер объяснил, что было бы лучше иметь единую Германию в НАТО, где подразумевалось, что любые предполагаемые военные действия будут держаться в узде, чем иметь независимую Германию. Горбачёв, в конечном счёте, согласился с этой аргументацией, но сделал серьёзную ошибку, не требуя, чтобы соглашение было написано в письменном виде, что впоследствии предоставило американским лидерам правдоподобное отрицание, когда это им было удобно (Sarotte 2010).

Согласно воспоминаниям бывшего аналитика ЦРУ и специалиста по Советскому Союзу Рэя Макговерна, когда он впервые спросил Виктора Борисовича Кувалдина, одного из советников Горбачёва в то время, почему не было никаких письменных записей обещаний Бейкера, Макговерн описал реакцию Кувалдина, как показано ниже:

Он наклонил голову, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Мы доверяли вам». (McGovern 2015)

Генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер отразил понимание Горбачёвым соглашения в речи через три месяца в Брюсселе, где он заявил, что «тот факт, что мы готовы не размещать войска НАТО за пределами территории Германии, даёт Советскому Союзу твёрдые гарантии безопасности» (Pushkov 2007).

Эта «твёрдая гарантия безопасности» привела в общей сложности двенадцать новых членов, все из Центральной и Восточной Европы, которые вступили в НАТО после окончания холодной войны, и такие предложения также были сделаны Казахстану и Азербайджану (Nazemroaya 2012).

Соглашение первым нарушил президент Билл Клинтон, который поощрил вступление Венгрии, Польши и Чехии в альянс. Это последовало вследствие интенсивного лоббирования военной промышленности, которой была необходима миссия, чтобы оправдать свою неизменную долю государственных щедрот после окончания холодной войны, и вследствие политической борьбы между Клинтоном и Бобом Доулом за голоса американцев польского происхождения во время президентской кампании 1996 года (Hartung 1998, Chicago Tribune 1996). Позже Буш II активно лоббировал вступление ещё семи восточноевропейских стран в альянс, в том числе трёх прибалтийских государств, Эстонии, Латвии и Литвы, на границе России (Matlock 2010).

Джек Мэтлок, который служил в качестве посла США в Советском Союзе в администрации Буша I, объясняет, что, когда Клинтон советовался с российскими представителями и экспертами по Советскому Союзу и России, даже с некоторыми теми, которые принимали участие в переговорах по окончанию холодной войны, ему объясняли, что он собирается сделать серьёзную геополитическую ошибку в содействии расширению НАТО, но он всё равно сделал это.

«[Одно из двух решений] повернуло российское общественное мнение в годы администрации Клинтона от сильно проамериканского к энергичной оппозиции к американской политике за рубежом. Первым было принятие решения расширить военную структуру НАТО в страны, которые ранее были членами Варшавского договора. Не было никакой необходимости расширять НАТО, чтобы обеспечить безопасность новых независимых стран Восточной Европы. Были и другие способы, которыми можно было успокоить и защитить эти страны, при этом не разделяя вновь Европу в ущерб России… В сочетании с риторикой, утверждавшей о «победе» в холодной войне, расширение НАТО привело российскую общественность к выводу, что ликвидация коммунизма и Советского Союза, вероятно, была плохой идеей. Вместо того чтобы получить кредит на добровольное присоединение к Западу, к ним относились так, как будто они потерпели поражение и не были достойны быть союзниками». (Matlock 2010)

Возникает очевидный вопрос, почему мы должны сохранять НАТО, если причина его существования исчезла и Варшавский договор, его противник советской эпохи, был распущен? Алексей Пушков, российский законодатель и профессор Московского государственного института международных отношений, напоминает, что этот вопрос действительно задавался на Западе на протяжении многих лет: «Стандартный ответ на аргументы против расширения НАТО на восток был такой, что соседи России не чувствовали себя в безопасности. [Но] ни Варшава, ни Прага не может указать на любые признаки того, что Россия имела агрессивные намерения по отношению к Восточной Европе» (Pushkov 2007).

Пушков утверждает, что были сделаны предложения для обеспечения безопасности стран Восточной Европы, которые не требовали расширения НАТО, как предлагал Мэтлок выше, но такие предложения были отклонены в Вашингтоне и Брюсселе. Он продолжает описывать свой опыт на протяжении многих лет в попытке объяснить озабоченность России по поводу расширения НАТО на восток:

На протяжении 1990-х годов я часто высказывал мнение, что при расширении НАТО на восток Россия будет вытеснена из евроатлантического сообщества. С геополитической точки зрения это было так, как будто Запад говорил России: «С этого момента ваша безопасность не имеет для нас никакого интереса. Вы будете сами по себе». Ответы, которые я неоднократно получал, изумляли и были крайне недальновидны: «Что вы можете сделать, чтобы противостоять расширению? Переместить ваши войска к вашим западным границам? Какие практические меры вы можете предпринять?» Что же касается гарантий, предоставленных в 1989 и 1990 годах, мне сказали, что ни одна из них не были сформулированы в каком-либо формальном договоре или соглашении, и что, даже если западные лидеры, такие как Гельмут Коль и Джон Мейджор подтвердили то, что обещали Бейкер или Вернер, теперь это не имело никакого значения». (Pushkov 2007)

Несмотря на тёплые личные отношения между Бушем II и Путиным в начале нового тысячелетия, проблемы безопасности России, в конечном счёте, не стали лучше с новой администрацией.

После терактов 11 сентября, Путин первым из мировых лидеров позвонил Бушу, видя в этом предлог для сотрудничества (Matlock 2010). После поддержки войны США с терроризмом, в том числе предоставлением материально-технической и разведывательной помощи, а также обеспечение доступа к временным военным базам для ведения войны в Афганистане — Путину удалось убедить в этом тех руководителей обороны и безопасности, которые отрицательно к этому относились — Путин, несомненно, думал, что будет какая-то взаимность. Однако он в конце концов понял, что не следует ожидать положительного отклика (Roxburgh 2013).

В октябре 2001 года Путин встретился с генеральным секретарем НАТО Джорджем Робертсоном в Брюсселе и смело поинтересовался, когда России будет предложено вступить в НАТО. Робертсон сказал ему, что он должен был бы подать заявку на членство, пройти через процесс проверки, а затем приглашение будет выдано (Roxburgh 2013). Путин отмахнулся от этого пренебрежительным комментарием о том, что Россия не будет ждать в очереди с меньшими, менее важными странами (Roxburgh 2013).

Для того чтобы успокоить Россию, премьер-министр Великобритании Тони Блэр выступил в 2002 году с планом создания совета НАТО-Россия, что «не является членством, но, по крайней мере, даёт им чувство принадлежности к клубу». Россия будет иметь постоянного посла в НАТО и будет участвовать в дискуссиях НАТО. Но скоро возникли проблемы, в том числе жалобы со стороны России на то, что они часто исключены из неофициальных обсуждений, предваряющих официальные встречи, и вследствие этого сталкиваются со скоординированным блоком. Эти вещи, в сочетании с отношением Блэра к созданию плана (как заявил один из его помощников (Roxburgh 2013), что «даже если они [Россия] уже не являются сверхдержавой, мы должны были делать вид, что они были»), создавали впечатление, что Запад просто хотел быть снисходительным. Это особенно поразительно, если прочитать слова Путина на церемонии подписания о его желании, что нужно услышать и уважать потребности России:

Проблема нашей страны в том, что в течение очень долгого времени, с одной стороны была Россия, а с другой стороны практически весь остальной мир. И мы не получили ничего хорошего из этого противостояния с остальным миром. Подавляющее большинство наших граждан понимают это слишком хорошо. Россия возвращается в семью цивилизованных народов. И нам не нужно ничего, кроме того, чтобы её голос был услышан и её национальные интересы были приняты во внимание. (Roxburgh 2013)

Томас Грэм, старший директор по отношениям с Россией в Совете национальной безопасности администрации Буша II, признался в интервью агентству «Рейтерс» в апреле 2014 года, что альтернатива, на которую не пошли США, состояла в том, чтобы распустить НАТО и создать новый договор, который отражал бы новые глобальные реалии и в конечном итоге включал и Россию (Rohde and Mohammed 2014).

Нежелание допускать Россию в НАТО или придумать альтернативный союз, который мог быть в интересах всех, представляли ещё одну упущенную возможность, что, как оказалось, имело роковые последствия. Сотрудничество Путина и стремление быть принятым в западном мире не только не дали значимый шанс на вступление в НАТО, но это не помешало стремлению Буша к одностороннему выходу из Договора по ПРО и началу размещения систем ПРО, это шаг, который в основном говорит России о том, что США оставляют за собой право первого ядерного удара без возмездия.

Согласно эксперту по Советскому Союзу и России Патрику Армстронгу (Armstrong 2009), менталитет Запада к постсоветской России был либо снисходительным, либо враждебным, либо странным сочетанием того и другого. Эта снисходительность оправдывает то, что западные экономические советники пришли и вызвали «шоковую терапию» в стране в 1990-е годы, а также суровую критику (когда это удобно) того, что она не стала полноценной либеральной демократией после всего лишь 20 лет, последовавших за тысячей лет авторитаризма, включая царей и Советы.

Вышеупомянутому расширению НАТО предшествовал Билл Клинтон. Несмотря на его любезные отношения с его российским коллегой, когда он произнес эти покровительственные слова уходящему Борису Ельцину, несмотря на возражения которого он начал расширение НАТО, это был один из немногих случаев, когда Ельцин сразу же набросился на США, хотя ранее он был довольно подчинённым по этому вопросу:

Борис, у вас есть демократия в вашем сердце, вы получили доверие людей, у вас есть огонь реального демократа и реформатора. Я не уверен, что у Путина есть это. Вы должны будете следить за ним, и использовать свое влияние, чтобы убедиться, что он останется на правильном пути. Путин нуждается в вас, Борис. Россия нуждается в вас… Вы изменили Россию. России повезло, что ты есть. Миру повезло, что ты есть. Мне повезло, что ты есть. Мы сделали много вещей вместе, ты и я… Мы сделали несколько хороших вещей. Они будут продолжаться. Многое было трудным с вашей стороны. Многие из этих вещей были труднее для вас, чем это было для меня. Я знаю это. (Roxburgh 2013)

Как будет обсуждаться в главе 4, Ельцин был вовсе не пламенный демократ, как в то время превозносили его американские политики и официальные средства массовой информация. Ельцин был коррумпирован, полностью потворствовал желаниям США, и был более авторитарным во многих отношениях, чем Путин. Он также был крайне непопулярен среди своих людей к тому времени, как он покинул должность (Roxburgh 2013; Klein 2007).

В откровенном разговоре с заместителем государственного секретаря Строубом Тэлботтом в 2006 году Билл Клинтон сделал признание, в котором отражено отношение американской политической элиты к постсоветской России, сказав: «Мы продолжали говорить ОК, Борис, хорошо, а теперь вот что вы должны делать дальше — вот ещё немного дерьма для вашего лица» (Bhadrakumar 2006).

Враждебность иллюстрируется расширением НАТО, противоракетными щитами и обвинениями в том, что Россия имеет имперские амбиции, если она утверждает свою политическую и экономическую независимость, или настаивает на том, что она также имеет законные интересы на своём собственном заднем дворе.

Эта оценка, однако, на самом деле говорит только о мышлении политиков и советников вокруг президентов, которые имели наибольшее влияние от Клинтона до настоящего времени. Среди некоторых руководителей и консультантов существует и другой подход, но он был отвергнут многочисленными русофобами и нео-империалистами, работающими под знаменем неоконсерваторов, гуманитарных интервенционистов или сторонников Великой шахматной доски Бжезинского, как это обсуждалось ранее.

Так, например, в администрации Буша II был раскол о правильном подходе к России. По словам бывшего корреспондента Би-Би-Си в Москве Ангуса Роксбурга, были «русофилы» во главе с госсекретарем Колином Пауэллом, которые стремились понять озабоченность России и её законное право на учёт её интересов. Эта точка зрения была больше в согласии с некоторыми деятелями из Западной Европы, в частности из Франции и Германии. Помимо торгово-экономических связей, существует мнение, что там Россия была как блудный сын, которого нужно пригласить домой из-за чувства общей истории и культуры. Считалось также, что этот подход является наилучшим способом укрепления демократии в России (Roxburgh 2013). Действительно, как отмечали некоторые независимые аналитики, если бы Запад предпринял добросовестную попытку интегрировать постсоветскую Россию в Европейское сообщество, не было бы никакого «цивилизационного» столкновения с такими странами, как Украина. (Petro 2014).

Был другой лагерь во главе с неоконсерваторами, которые придерживались убеждения, что Соединённые Штаты «выиграли» холодную войну, что Россия должна принять своё положение в качестве побеждённого народа, и она не имеет права судить о том, что делают США, даже в районе своей собственной границы, независимо от того, насколько близоруким или безрассудным это бы не оказалось. Джек Мэтлок публично осудил это опасное переписывание истории:

«Рейган обычно отвергал советы [неоконсерваторов], если они требовали отказа разговаривать с противниками. Но когда его политика на самом деле работала, вместо того чтобы признать, что Рейган был прав, а они были не правы, они искали такое объяснение конца холодной войны, которое поддерживает мифы, преследующие нас. Таким образом, увековечивается идея о том, что именно сила и угрозы США, а не переговоры, положили конец холодной войне, а также о том, что политика Рейгана «победила» коммунизм и что распад Советского Союза был эквивалентом военной победы. Все эти утверждения являются искажениями, все они являются неверными, вводящими в заблуждение и опасными для безопасности и будущего процветания американского народа». (Matlock 2010)

К 2002 году ещё семь стран Восточной Европы были приглашены вступить в НАТО (они были приняты в 2004 году), создавая ещё одно напряжение в отношениях Америки с Россией. К марту 2003 года появились дальнейшие проблемы, когда Россия, правильно признав, что Саддам Хусейн не имел ничего общего с Аль-Каидой и терроризмом, в последнюю минуту сделала закулисные дипломатические усилия, чтобы предотвратить войну. Когда это не удалось, она объединилась с Францией и Германией, чтобы в ООН противостоять вторжению (Roxburgh 2013).

Два месяца спустя Буш сделал остановку в Польше — в стране, чей политический класс исторически имел русофобские тенденции и поддержал американское вторжение в Ирак, как и все новые члены НАТО, принятые туда после окончания холодной войны — прежде чем отправиться в Санкт-Петербург на празднование его 300-летия. Это оскорбление было гвоздём в гроб попыткам Путина по созданию взаимно уважительных и взаимовыгодных отношений с США. Позже услышали, как он говорил премьер-министру Франции Шираку на мероприятии: «Мои приоритеты были следующие: во-первых, отношения с Америкой, во-вторых, с Китаем, в-третьих, с Европой. Теперь наоборот, во-первых, с Европой, затем с Китаем, затем с Америкой» (Roxburgh 2013; Nazemroaya 2012; Rozoff 2010).

Как мы увидим позже, у этой пересмотренной программы приоритетности отношений с Европой и Китаем были успешные результаты, что США позже рассматривали как угрозу.

 

НАТО: от холодной войны к глобальной войне

Нежелание Вашингтона отказаться от менталитета холодной войны было предсказано ещё в 1989 году. Учёный, специалист по России Стивен Коэн так описывает свои дебаты по приглашению Белого дома с профессором, специалистом по холодной войне Ричардом Пайпсом о возможности американо-советского стратегического партнёрства: «Одни декларации не могут прекратить десятилетия менталитета войны… Многие из присутствующих чиновников высшего уровня чётко разделяют мнение моего оппонента, однако президент не разделяет» (Cohen 2011).

Остаточный менталитет холодной войны, наряду с корыстью военно-промышленного комплекса и идеологической смесью неоконсерваторов, гуманитарных интервенционистов и сторонников Великой шахматной доски, оказывавших влияние, обрекли возможность истинного сближения между Россией и США, а также улучшения международного сотрудничества. Бжезинский сам публично заявил в 1990-е годы, что судьба НАТО была либо расшириться, либо устареть. В 1997 году он пошёл ещё дальше, утверждая, что сохранение НАТО «жизненно необходимо» для поддержания отношений США с Европой для преимущества США на Евразийской «шахматной доске» (Brzeziński 1997).

 

НАТО в 1990-е годы

Закладывая фундамент для расширения

В 1991 году президент Джордж Буш решил «убить вьетнамский синдром». Другими словами, он хотел преодолеть опасения американской общественности по отношению к военному вмешательству за рубежом, которые возникли в результате долгой, жестокой и сомнительной войны во Вьетнаме. С этой целью Буш отверг предложения о выводе войск Ирака из Кувейта, в том числе таковые при посредничестве Горбачёва и при поддержке американских военных лидеров, после разрушительных бомбардировок коалиции. Буш увидел наземную войну как возможность для дешёвой и лёгкой победы над ослабленными иракскими силами (Parry 2014).

НАТО спокойно приняло участие в военных операциях, которые составляли войну в Ираке (или первую войну Персидском заливе). Это побудило военных лидеров, как в Пентагоне, так и в НАТО рассмотреть вопрос о расширении его использования в других географических и оперативных районах за пределами заявленной юрисдикции.

Между тем, некоторые политические инсайдеры уже стали выступать за расширение НАТО. Например, этническая лоббистская группа под названием «Польский американский конгресс» (ПАК) призвала к вступлению Польши в НАТО на своём Национальном собрании директоров в июне 1991 года, за шесть месяцев до распада Советского Союза. В сентябре они также призвали к вступлению Венгрии и Чехословакии — также известных как Вышеградская группа государств (Польша, Венгрия, Чехословакия или позднее Чехия и Словакия). Одним из самых видных членов ПАК и главным сторонником расширения НАТО был Ян Новак, который работал в течение многих лет в радио Свободная Европа, пока она не была разоблачена в 1970-е годы в качестве агента пропаганды ЦРУ. Покинув радио Свободная Европа, он продолжил служить в качестве советника администрации Картера, а также и своему другу Збигневу Бжезинскому (Polish American Congress; Gati 2013; Lukasiewicz 2014).

Осень 1993 года ПАК активизировал свою агитацию за расширение НАТО, приняв резолюцию, чтобы подтолкнуть правительство США к облегчению вступления Польши в альянс как можно скорее. Письмо в сильных выражениях с приложенной копией резолюции было направлено президенту Клинтону 28-го октября (Polish American Congress).

В следующем месяце в «Вашингтон Пост» появилась статья о содержании другой статьи кандидата в доктора истории по имени Уильям Ларш. Смутная статья Ларша, опубликованная в научном журнале, критиковала дипломата времён второй мировой войны Аверелла Гарримана, утверждая, что Гарриман был наивного мнения о Сталине и облегчил сделку, чтобы заменить ранее признанное правительство Польши марионеточными людьми Сталина в те дни, когда война заканчивалась. Десять дней спустя в «Вашингтон Пост» была опубликована другая статья, «Призрак Ялты», в которой авторы вновь поднимали тему сдачи Польши администрацией Рузвельта в период определения границ союзниками в конце войны в Европе (Polish American Congress).

На самом деле, путь для советского контроля Восточной Европы, включая Польшу, проложил премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, когда он послал своего министра иностранных дел Энтони Идена в Москву, чтобы предложить сделку со Сталиным. В обмен на контроль над Восточной Европой, Великобритания получила контроль над Грецией, которая для Черчилля была важным геостратегическом буфером. Сталин согласился с этим, и Черчилль прилетел в Москву в октябре 1944 года, за шесть месяцев до Ялты, чтобы согласовать сделку (Polk 2014).

Тем не менее, эти статьи поспособствовали мему «нет другой Ялте», который появился среди членов политического класса, возникшего в постсоветских странах Центральной и Восточной Европы, таких как Вацлав Гавел, который был чешский драматург-диссидент. В то время как Польша и Чехословакия обе имели долгую историю деления и подчинения между различными империями, в отличие от последствий первой мировой войны или второй мировой войны, когда победители составили границы, основанные исключительно на своих собственных интересах, СССР и Россия мирно вывели все свои войска с востока Германии и из других стран-сателлитов Центральной и Восточной Европы в рамках добровольного соглашения о конце холодной войны. Следовательно, сравнивать освобождение центрально- и восточноевропейских стран от советского контроля с Ялтинской конференцией второй мировой войны проблематично, тем более что пришло время, когда каждый российский лидер со времён Горбачёва заявлял, что хочет быть частью Запада — но только в качестве партнёра, но не вассала.

Кроме того, взгляды Гавела не представляют собой монолитного представления среди диссидентов советской эпохи Польши, Чехословакии и Венгрии о том, как наилучшим образом обеспечить будущее в этих странах. Например, некоторые хотели укрепить Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) в надежде в конечном итоге создать общеевропейский механизм, который включал бы и Россию (поскольку СССР уже был членом ОБСЕ, то это относилось к его государству-преемнику Российской Федерации), и смог бы заменить НАТО и Варшавский договор. Но стремление к расширению НАТО, за которое выступал Гавел, чтобы включить эти три страны, что помогло бы поддерживать доминирующую роль США в обеспечении европейской безопасности, быстро стало доминировать среди нового руководства этих стран.

Администрация Клинтона, получив штурвал в начале 1993 года, не попалась на это предложение о расширении НАТО; на самом деле только советник по национальной безопасности Энтони Лейк действительно поддерживал эту идею в самом начале. Люди в Госдепартаменте и Пентагоне были первоначально подозрительны к тому, чтобы брать дополнительное бремя обеспечения безопасности для государств Центральной и Восточной Европы. Кроме того, было признано, что расширение НАТО будет усложнять приоритет внешней политики Клинтона по оказанию помощи постсоветской России в процессе перехода к рыночной демократии. В конце концов, Гавел в Чехии, Лех Валенса в Польше, и Арпад Гёнц в Венгрии сыграли на нео-вильсонианской философии Клинтона о необходимости способствовать распространению «демократии», и сформировали у президента запутанное убеждение, что включение соответствующих стран в НАТО докажет их репутацию как западных рыночных демократий и будет способствовать России на её пути к демократии. Клинтон впоследствии выразил открытость к тому, чтобы включить эти страны в альянс. Обозначенные цели НАТО также начали меняться от оборонительного союза времен холодной войны к «всеобъемлющему союзу, защищающему демократические государства и открытые общества континента» (Asmus 2002).

Другое дело, когда администрация Клинтона фактически приняла эту идею расширения на практике. Была создана программа «Партнёрство ради мира» — добровольная и несколько расплывчатая программа, связанная с НАТО, в которой для различных сторон, как правило, предлагалось то, что они хотели бы, которая вскоре стала локомотивом для возможности вступления в НАТО тех стран, которые, в конце концов, присоединились к нему. Администрация Клинтона видела её в качестве средства, в конечном счёте, расширить НАТО, но при постепенном темпе, чтобы не раздражать Россию в течение какого-то времени, и рассмотреть пожелания других членов НАТО в Европе.

После лета, когда состоялась противоречивая конференция и публичное коммюнике между Валенсой и президентом России Борисом Ельциным, из которого казалось, что Ельцин позволил Валенсе уговорить его разрешить вступление Польши в НАТО — встреча, о которой наблюдатели отметили, что она вызвала противоречие между Ельциным и его советниками, которые потребовали, чтобы он отозвал такую формулировку из коммюнике — министр иностранных дел России Андрей Козырев разъяснил послу США Тому Пикерингу позицию России, что она не выступает против расширения НАТО в том случае, если она может стать первой страной, вступившей в НАТО после окончания холодной войны. Ельцин впоследствии модерирует свое мнение в письме о том, что расширение НАТО было расценено только как теоретическая возможность в то время, и предположил, что НАТО и Россия могут обеспечить взаимные гарантии безопасности народов центральной и восточной Европы. В ноябре глава ФСБ (преемница КГБ) представил свой собственный доклад о возможности расширения НАТО и пришёл к выводу, что это представляет собой угрозу для безопасности России и потребует пересмотра оборонной политики страны (Asmus 2002).

В декабре Бжезинский обратился лично к советнику по национальной безопасности Энтони Лейку для вступления Польши, Венгрии и Чехии в НАТО. Лейк, конечно, этому симпатизировал, но администрация по-прежнему воздерживалась (Asmus 2002).

Результаты промежуточных выборов в ноябре 1994 года дали толчок расширению НАТО, так как республиканцы использовали медленный темп администрации и осторожную публичную формулировку, чтобы утверждать, что демократы были против обязательств по расширению и были слишком осторожны, чтобы успокоить Россию. Расширение НАТО стало одним из немногих внешнеполитических положений договора с Америкой, призвав США подтвердить свою приверженность цели расширения НАТО и включить в него демократические государства Центральной и Восточной Европы. В нём также содержится цель по вступлению Польши, Венгрии и Чехии в НАТО к январю 1999 года (Asmus 2002).

К этому времени Польша уже была подвергнута «шоковой терапии», чтобы подготовить её в качестве надлежащей рыночной демократии и, следовательно, к вступлению в НАТО. Когда герои движения Солидарность смогли взять власть в Польше в 1988 году, они столкнулись с экономическим беспорядком из-за многих лет бесхозяйственности коммунистической партии, и лидеры движения смотрели в сторону такой системы, которую Горбачёв изначально имел в виду для России: постепенный переход к смешанной экономике с сильным государственным сектором по образцу скандинавских стран. Но прежде, чем они могли бы осуществить реформы, необходимые для этого, им были необходимы облегчение бремени задолженности и первоначальная денежная помощь.

С учетом того, что западная экономическая элита рассматривала возможность открытия контролируемых государством активов в Центральной и Восточной Европе для приватизации иностранными инвесторами, Международный валютный фонд (МВФ) позволил польскому долгу и инфляции углубиться, чтобы увеличить отчаяние и впоследствии осуществить строгие меры экономии и создать условия приватизации для получения кредитов. Вундеркинд, экономист гарвардской школы Джеффри Сакс (которого мы ещё встретим в главе 4), а также международный спекулянт Джордж Сорос, отправились в Польшу в 1989 году. Не теряя времени, Сакс представил программу, которая включала внезапное устранение контроля над ценами и субсидиями, а также распродажу государственных ресурсов частным лицам.

 

1996 год — поворотный момент

Поворотный момент для вступления Польши, Венгрии и Чехии в НАТО произошёл, когда Клинтон на президентских выборах под давлением кампании конкурента Боба Доула, чтобы привлечь голоса американцев польского происхождения, вынужден был признать, что Польша должна вступить в альянс. Кроме того, примерно в это время начало давать результаты интенсивное лоббирование военно-промышленного комплекса, чтобы расширить НАТО как новый рынок для продажи оружия.

Комитет США по расширению НАТО был лоббистской группой, основанной в 1996 году Брюсом П. Джексоном, директором глобального развития корпорации Локхид Мартин, и Рональдом Асмусом, бывшим аналитиком RAND, который работал с будущим руководством Вышеградской группы, как только закончилась холодная война. Асмус стал известен как интеллектуальный архитектор идеи расширения НАТО и того, как сформулировать идею приемлемым способом. Состав комитета в течение его активных лет читается как список всех звёзд неоконов: Роберт Каган, Ричард Перл, Пол Вулфовиц, Стивен Хэдли, Кондолиза Райс и Джон Маккейн. Но и демократические ястребы были глубоко вовлечены в группу и её миссию, в том числе ученица Бжезинского Олбрайт, американка чешского происхождения (Gerth and Weiner 1997).

Комитет регулярно поил и кормил сенаторов США, а также политиков из Польши, Венгрии и Чехии в дополнение к проведению свободных «семинаров по планированию обороны». Как сообщалось, карты, используемые в ходе этих презентаций для поляков, имели стрелки, исходящие из России, показывающие происхождение гипотетической атаки. Сообщение не отличалось тонкостью.

Они также координировали свои усилия по лоббированию с Венгерско-американским фондом и Польско-американским конгрессом (ПАК). Действительно, законодательный директор ПАК в то время признавал, что ПАК сотрудничает с Комитетом для того, чтобы получить членство Польши в НАТО. Производители оружия также обеспечили финансирование различных соответствующих этнических лоббирующих групп, таких как Американские друзья Чехии и Сообщество американцев румынского происхождения (Hartung 1998).

Было бы несправедливо, однако, предполагать, что Комитет, торговцы оружием и политические влиятельные лица, которых он представлял, должны нести все бремя лоббирования расширения НАТО и продаж оружия, которые оно предвещало. Они также получили существенную помощь во время администрации Клинтона из многих секторов федерального правительства, таких как Государственный департамент. Как бы мрачно комично это ни звучало, наш отдел дипломатии в Фогги Боттом способствовал продаже орудий войны американского производства с помощью Управления контроля оборонной торговли, который консультировал торговцев смертью о том, как «сократить волокиту» и содействовать более быстрому и лёгкому санкционированию продаж оружия. Согласно докладу эксперта по расходам на оборону Уильяма Хартунга за март 1998 года, «Скрытые расходы на расширение НАТО», «персонал Госдепартамента, размещённый за рубежом, оценивается для продвижения по службе, отчасти исходя из того, насколько они полезны для оборонных фирм США в маркетинге военной техники в принимающей стране».

Послам США в Польше, Венгрии, Румынии и Чехии было предложено усиленно продвигать на продажу американские вертолёты, самолёты-истребители и ракеты, чтобы якобы готовить их вооружённые силы для членства в НАТО.

Министерство торговли также поставило своей приоритетной задачей организацию продаж оружия на экспорт в ходе миссий секретарей по внешней торговле, включая авиасалоны и выставки оружия. И, конечно же, Пентагон продвигает продажи оружия через агентство содействия военной безопасности, которое управляет программой иностранных военных продаж.

Этот блиц лоббирования с 1996 по 1998 год увидели две трети стран из Центральной и Восточной Европы и бывших советских республик, получающих самую большую программу прямых субсидий Пентагона на экспорт оружия — Фонд зарубежного военного финансирования. Каждая из этих стран, включая Польшу, Венгрию и Чехию, а также Болгарию, Румынию и три прибалтийских государства (все они были частью второй волны вступления в НАТО в 2004 году) получали не менее 155 миллионов долларов в год в течение этого периода, чтобы облегчить подготовку к вступлению в НАТО и «приобретение совместимого с НАТО оборудования». Кредиты, субсидируемые налогоплательщиками, на сумму 647,5 млн. долларов США из Центральноевропейского Фонда Пентагона по кредитам на оборону были предоставлены для «содействия постепенному расширению НАТО путём предоставления кредитов кредитоспособным центральноевропейским и балтийским государствам для приобретения совместимого с НАТО оборудования» (Hartung 1998). Другая кредитная программа Пентагона, известная как «Гарантия экспортного кредита на оборону» (DELG), предоставила до 15 миллиардов долларов США в виде займов на экспорт американского оружия и военной атрибутики тридцати девяти странам, четверть из которых предназначалась для стран Центральной и Восточной Европы (Hartung 1998). Представитель программы DELG признался, что «повышенный интерес» на полученные 2,4 млрд. долларов пришёл из Центральной и Восточной Европы. Эти субсидированные кредитные программы имеют историю простого списания миллиардов долларов задолженности, что увеличивает нагрузку на налогоплательщиков США.

Еще один рэкет Пентагона, который приносит пользу странам, получающим экспорт вооружений, — это регулярная практика раздавать то, что они называют «избыточными» количествами военной техники, а затем заказывать совершенно новое оборудование для его замены. Мало того, что американских налогоплательщиков грабят при раздаче оборудования, которое было оплачено, затем они страдают из-за стоимости более дорогих замен. Программа грантов на избыточное вооружение разрешила двенадцати странам Центральной и Восточной Европы получить бесплатное американское оружие в 1998 финансовом году, одиннадцать из которых вступили в НАТО к 2009 году.

И, наконец, были кредиты Экспортно-импортного банка, которые позволили снова финансировать военный экспорт в 1990-е годы после периода запрета, последовавшего за нарушениями во время войны во Вьетнаме. Самый большой кредит этого банка на военную технику в этот период был на 90 млн. долларов Румынии, чтобы финансировать покупку пяти радарных систем Локхид Мартин.

Всего, по оценкам, в период с 1996 по 1998 годы было потрачено на гранты и кредиты 12 млрд. долларов, чтобы начать расширение НАТО (Hartung 1998).

В 1998 году Сенат США проголосовал за вступление Польши, Венгрии и Чехии в НАТО. Сенаторы Уильям Рот и Барбара Микульски 16 ноября провели пресс-конференцию в Варшаве по вопросу американской поддержки расширения НАТО. Сенатор Рот заявил в своем выступлении, что «НАТО не является угрозой никому. Это оборонительный союз, и всё, что мы ищем, это мир, безопасность и стабильность для всей Европы». Это перекликается с комментариями Бжезинского на слушаниях комитета по иностранным делам Сената за год до того, где он выступал за расширение НАТО и ответил на критику проекта, отрицая, что это проект против России или моральный крестовый поход возмездия за исторические несправедливости в отношении Восточной Европы. Однако, ни Рот, ни Бжезинский не сказали, кто или что является реальной угрозой для Европы, которая настолько серьёзна, что требует не только того, чтобы НАТО продолжило существовать, несмотря на то, что противостоящего военного союза больше не существует, но должно быть ещё и увеличено. Оба признали в то время, что Россия не является угрозой. В самом деле, министр обороны Польши Януш Онышкевич заявил в середине десятилетия, что мотивация к вступлению в НАТО «не для защиты от нападения России. Мы видим такое нападение как виртуально невозможное». Это подкрепляется тем фактом, что страны Восточной и Центральной Европы, в том числе Польша и Чехия, сократили свои военные бюджеты, сроки военной службы, и распустили многие дивизии их армий к 1995 году. Это не совсем действия народов, боящихся медведя из соседней двери (Brzeziński, October 1997; Federation of American Scientists).

Как мы видим, в это время политический класс США не имел никакого намерения использовать историческую возможность, предоставленную в конце холодной войны, чтобы включить Россию в западный мир в качестве равноправного и уважаемого партнёра, но вместо этого стремился подчинить её посредством политического подчинения и экономической эксплуатации (как мы увидим в главе 4), а если это не сработает, то рассматривать её как будущего врага. Деньги были бы сделаны в любом случае, а власть поддерживается теми, кто сидит на вершине американской пищевой цепи.

 

НАТО в 2000-е годы

Когда три из четырёх Вышеградских государств были официально приняты в НАТО на саммите в Вашингтоне в 1999 году, никаким новым странам не были даны официальные приглашения, но в ближайшее время был введён план действий по членству (ПДЧ), который обеспечил процедурную основу для процесса проверки и объективные критерии будущего членства любой страны — по крайней мере, в теории. Процедура ПДЧ отличалась от первой волны расширения после окончания холодной войны, которая произошла по односторонней инициативе США. Для первоначального процесса ПДЧ были названы девять стран: Албания, Болгария, Эстония, Латвия, Литва, Македония, Румыния, Словакия и Словения.

В мае 2000 года была проведена конференция в Вильнюсе в Литве, в которой приняли участие министры иностранных дел девяти стран ПДЧ. Представители согласились сотрудничать с целью приёма в НАТО всех этих стран. Они стали известны как Вильнюсская группа и решили добавить Хорватию в качестве члена в следующем году, создав таким образом «Вильнюс 10».

Были проведены четыре последовательных саммита Вильнюсской группы на бешеной скорости в течение следующих двух с половиной лет: в Братиславе, Софии, Бухаресте и Риге.

Их причина была подкреплена письмом президенту Бушу, подписанным семнадцатью американскими сенаторами в апреле 2001 года, призывавшим к дальнейшему расширению НАТО. Два месяца спустя Буш выступил с речью в Варшаве, в котором он объявил решительную поддержку для всех демократий Европы, которые будут приняты в качестве полноправных членов альянса (Tarifa 2007).

Внимание общественности к этому последнему раунду расширения НАТО было сосредоточено на приверженности и возможностях кандидатов. В 10 странах вильнюсской группы реализуются экономические, военные и судебные реформы, чтобы подготовиться к вступлению.

Террористические акты 11 сентября 2001 создали дополнительное обоснование для более быстрого расширения НАТО с точки зрения членства и географического охвата.

В 2002 году на саммите в Праге НАТО пригласило Румынию, Болгарию, Словению, Словакию и три прибалтийских государства Латвию, Литву и Эстонию вступить в альянс. Брюс Джексон — руководящий работник корпорации Локхид Мартин, соучредитель Комитета США по расширению НАТО, член правления проекта «Новый американский век», и приятель неоконсервативного вице-президента Дика Чейни — назвал план по принятию в НАТО 10 стран вильнюсской группы «Большой взрыв». Во время его выступления перед Конгрессом в апреле 2003 года, призывающего к расширению НАТО путём включения семи стран из вильнюсской десятки, он использовал логическое обоснование, что расширение НАТО представляет включение этих стран в безобидный клуб мирных демократий. Он привёл слова как Бжезинского, так и неоконсервативных политиков, чтобы обосновать это сомнительное утверждение (Engdhal 2006; Jackson 2003).

Семь стран из вильнюсской десятки были приняты в 2004 году и ещё две в 2009 году. На членство десятого кандидата, Македонии, было наложено вето Греции.

Между тем, статья 5 Договора НАТО была применена для того, чтобы использовать НАТО в глобальной войне с терроризмом и, в частности, в Афганистане, где оно, в конце концов, взяло на себя проведение военных операций через управление Международными силами содействия безопасности (ISAF) в 2003 году. НАТО также участвовало в воздушных операциях во время вторжения в Ирак в том же году и участвовало в оккупации страны с 2004 по 2011 год в рамках программы «Обучающая миссия НАТО в Ираке» (Nazemroaya 2012).

Все новые члены НАТО и будущие члены, в конечном счёте участвовали в войне в Ираке в том или ином качестве, что побудило Дональда Рамсфелда задуматься о «старой Европе», в отличие от недавно развивавшегося внимания к восточным народам (BBC 2003).

По словам Махди Дариуса Наземроя, автора книги «Глобализация НАТО», глобальная война с терроризмом, рассматриваемая в качестве примера теории «столкновения цивилизаций» Самюэла Хантингтона, позволила проецировать силы ЕС и НАТО в прилегающие районы Евразии на два разных фронта: на западный фронт в Европе и на восточный и южный фронт через Японию, Южную Корею, Аравийский полуостров и Афганистан, которые сейчас завалены американскими военными базами, а также имеют связи с НАТО и три ветви глобальной системы ПРО.

К 2009 году НАТО значительно увеличилось не только за счёт членства двенадцати новых государств в Центральной и Восточной Европе, но его мандат был также расширен за счёт включения деятельности по поддержанию мира, по борьбе с терроризмом, а также международной полиции, что увело его далеко от оборонительного союза для защиты Западной Европы от вторжения давно не существующего Советского Союза (Nazemroaya 2012).

Примерно в это же время бывший помощник Генерального секретаря ООН и координатор по гуманитарным вопросам в Ираке Ханс фон Спонек написал статью, опубликованную в швейцарском журнале, в которой он выразил глубокую озабоченность по поводу того направления движения, которое приняло НАТО с 1990-х годов. Он считал, что Организация Объединенных Наций находится на перепутье, что отражается в её отношениях с НАТО:

Мир из 192 государств-членов ООН пришёл к развилке. Один путь ведёт к миру, сосредоточенному на благополучии общества, разрешении конфликтов и поддержании мира, то есть к жизни достоинства и безопасности человека с социально-экономическим прогрессом для всех, где бы они ни были — как зафиксировано в Уставе Организации Объединённых Наций. Другая дорога идёт туда, где будет дальше разыгрываться «Большая игра» девятнадцатого века за власть, курс, который в двадцать первом веке станет более обширным и опасно более агрессивным, чем когда-либо. Официально эта дорога ведёт к демократии, но на самом деле речь идёт о власти, управлении и эксплуатации. (von Sponeck 2009)

В этих двух предыдущих десятилетиях, по его мнению, НАТО пытается узурпировать «монополию ООН на применении силы» путём значительного расширения своих целей, а также географического охвата, сначала пытаясь представить себя в роли военной руки ООН, включая то, что затем развилось в доктрину «обязанность защищать» на Балканах. Затем оно пошло дальше, выступая в качестве оккупационных сил в Ираке (von Sponeck 2009).

В 1999 году НАТО признало, что оно выходит за рамки мандата оборонительного союза, включив «Защиту потребностей его членов в жизненно важных ресурсах. Помимо обороны границ стран-членов, оно ставит перед собой новые цели, такие как обеспечение доступа к энергетическим ресурсам, право на вмешательство в „движения большого числа лиц“ и в конфликты далеко от границ стран НАТО» (von Sponeck 2009).

В своей статье фон Спонек спрашивает, как в настоящее время расширенная миссия НАТО может быть согласована с международным правом, в частности, с Уставом ООН. В этом ключе его особенно беспокоит соглашение, подписанное между ООН и НАТО в сентябре 2008 года, которое не согласовывалось с Советом Безопасности. Он считает, что соглашение между этими двумя институтами подорвало нейтральность ООН, когда три члена Совета Безопасности являются членами НАТО, которые имеют враждебную позицию по отношению к двум другим членам Совета Безопасности и собираются утверждать энергетические интересы путём применения силы. Кроме того, НАТО является «военным союзом с ядерным оружием», а статья 2 Устава ООН «требует, чтобы конфликты разрешались мирным путём» (von Sponeck 2009).

В 2011 году тревожные тенденции НАТО продолжились, когда альянс грубо нарушил мандат ООН при реализации бесполётной зоны в Ливии (Nazemroaya 2012).

В последнее время НАТО, которое превосходит российские вооружённые силы в одиннадцать раз и имеет в четыре раза больше солдат (Lekic 2014), продолжает коварное расширение своих щупалец в ещё большем числе районов мира. В мае 2013 года НАТО заключило соглашение, увеличивающее военную помощь Африканскому союзу, в том числе резервным силам Африки. В результате этого соглашения НАТО имеет значительный голос в определении того, где и как использовать эти силы.

Согласно учёному, специалисту по геополитике Манлио Динуччи, НАТО в 2013 году подписало ещё одно соглашение о безопасности с Колумбией, вероятным претендентом на членство. Динуччи описывает тихоокеанские учения Rimpac 2014, которые проходили в прошлом июле, как «крупнейшие в мире морские учения, направленные против Китая и России». В них приняли участие 25 000 солдат из 22 стран, использовались 55 судов и 200 боевых самолетов, всё под командованием США (DiNucci 2014).

 

Танец ЕС — НАТО

Для того чтобы понять механизмы, способствующие расширению НАТО, реальные цели этого, и основные противоречия, которые однажды могут подорвать его, необходимо понять роль Европейского Союза, динамику внутри него, и его отношение к Соединённым Штатам.

В рамках Европейского Союза (ЕС) есть две признанные оси власти и влияния, которые также являются признанными осями в рамках НАТО. Первая ось — это англо-американское (также известное как атлантическое) партнёрство, которое возникло из отношений между Великобританией и Соединёнными Штатами после упадка Великобритании после второй мировой войны, который совпал с подъёмом в США. Эта ось с её военной мощью имеет больше власти в НАТО, которая поддерживается 48 процентами от общего объёма военных расходов в мире. И хотя США не являются действительным членом ЕС, Великобритания обычно признаётся в качестве их заокеанского прокси. Кроме того, США инвестируют значительные средства в Европейский центральный банк (ЕЦБ), а также на всей территории ЕС в целом.

Вторая ось — это франко-германская ось, которая была сцементирована между Францией и Западной Германией после второй мировой войны, в какой-то мере для того, чтобы сдерживать первую ось. Но соперничество между континентальными державами и Великобританией имеет гораздо более длительные исторические корни, когда Британия периодически заключала союз с той континентальной державой, которая казалась слабее, чтобы уравновесить более сильную (Nazemroaya 2012). Объединение Германии после холодной войны усилило франко-германскую ось, которая также исторически имела тенденцию склоняться к пан-европеоизму или даже к евразийскому партнерству. Поскольку Германия самая сильная экономика в ЕС, эта ось имеет большее влияние и власть в рамках этой организации (Nazemroaya 2012).

Поскольку раздел 10 вашингтонского договора, в соответствии с которым было создано НАТО, требует от потенциального члена быть европейской страной, то следует отметить, что Европа на самом деле не является континентом, она часть Евразии, которая включает в себя область с разнообразием культуры и политики, в том числе Великобританию, Францию, Германию, Скандинавию, Грецию, Италию, Россию, и, возможно, Турцию. Это важно при рассмотрении определения «Европейский», поскольку оно относится как к предположению Европейского Союза о том, что оно представляет собой исключительно «европейское» участие, так и к тому, что НАТО раздвигает границы этого определения, когда это выгодно для его расширения (Nazemroaya 2012).

Поскольку основное направление расширения ЕС и НАТО после окончания «холодной войны» было направлено на бывшие советские страны-сателлиты в Центральной и Восточной Европе, целью было также предотвращение экономического союза с Россией. Действительно, Бжезинский заявил в «Великой шахматной доске», что «существенным моментом в отношении расширения НАТО является то, что этот процесс органически связан с собственным расширением Европы». Он одновременно даёт понять, что Россия не будет рассматриваться для включения, разве что в какой-то момент в далеком будущем, когда она будет окружена и примет американское определение демократии и институтов свободного рынка, иными словами, после того, как она примет подчиненную роль (Brzeziński 1997).

Хотя многие страны сначала стали членами НАТО, а затем вступили в ЕС, были сформулированы планы изменить эту последовательность, согласно которым членство в НАТО будет близким, если страна принимается в ЕС. Существуют различные инструменты, которые ЕС использует в рамках Европейской политики соседства (ЕПС), чтобы расширить членство в ЕС. Одним из них является Европейский инструмент соседства и партнерства (ЕИСП), который облегчает превращение экономики в приватизированную неолиберальную капиталистическую систему. После приватизации государственных и общественных активов в целевой стране, реализуется процесс стабилизации и ассоциации (SAP), при котором эти активы передаются французским, британским, немецким, итальянским, канадским и американским корпорациям, предотвращая тем самым экономическую независимость (Nazemroaya 2012).

Последними получателями политического и экономического манипулирования под маркой ЕИСП являются Украина, Грузия и Молдова через новомодное Восточное партнерство (ВП) — своего рода предварительный SAP, который открывает границы и мандаты экономической реструктуризации в рамках неоколониального приватизационного процесса, описанного выше, но не дает никаких обещаний членства в ЕС или любой из его известных привилегий. Эти же три страны также были привлечены Евразийским союзом (Nazemroaya 2012).

Аналитики признали тревожную картину со странами, которые сопротивляются программе ЕИСП — такие страны, как правило, являются мишенью для проведения военных операций и попыток смены режима. До украинского кризиса это было наиболее очевидным в южном подразделении (MED — средиземноморском) проекта ЕИСП, который включил Ливию и Сирию, что является примером гибкого и оппортунистического определения Европы (Nazemroaya 2012).

В 2006 году Стратегия безопасности ЕС была включена в НАТО во время его ежегодного саммита. Упор этого саммита был на обеспечении безопасности энергетических ресурсов с целью «совместного управления ресурсами периферии ЕС от Северной Африки до Кавказа» (Nazemroaya 2012). Также подразумевалась цель пересмотра границ безопасности ЕС в соответствии с франко-германскими и англо-американскими экономическими и геополитическими интересами, что указывает на сближение разлома, который временно возник между осями в результате войны в Ираке. Примерно в это же время была выдвинута идея создания в конечном итоге Единого экономического Союза Европы и Северной Америки, а также полной интеграции ЕС с НАТО (Nazemroaya 2012).

В феврале 2007 года тогдашний министр обороны США Роберт Гейтс признался Конгрессу, что Россия и Китай официально рассматриваются как угроза. Несколько дней спустя начальник штаба Вооружённых Сил РФ генерал Юрий Балуевский сообщил российской общественности, что Россия столкнулась с угрозой со стороны США и НАТО больше, чем во времена холодной войны, и настоятельно рекомендовал соизмеримые ответные действия. Вскоре после этого Путин пожаловался во время Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности, что НАТО нацеливается на Россию (Nazemroaya 2012).

Я убежден, что единственным механизмом принятия решений по использованию военной силы как последнего довода может быть только Устав Организации Объединённых Наций. И в связи с этим либо я не так понял, что только что сказал наш коллега, министр обороны Италии, либо то, что он сказал, было неточным. Я понял так, что применение силы может быть законным только тогда, когда решение принимается НАТО, ЕС или ООН. Если он действительно так думает, то у нас разные точки зрения. Или я неправильно услышал. Применение силы может считаться законным только в том случае, если решение санкционировано ООН. И нам не нужно подменять ООН НАТО или ЕС. Когда ООН будет реально объединять силы международного сообщества и которые действительно могут реагировать на события в отдельных странах, когда мы избавимся от пренебрежения международным правом, то ситуация может измениться. Иначе ситуация просто зайдёт в тупик, и количество серьёзных ошибок будет умножено. Наряду с этим необходимо обеспечить, чтобы международное право носило универсальный характер как в концепции, так и в применении его норм…

Я думаю, что это очевидно, что расширение НАТО не имеет никакого отношения к модернизации самого альянса или к обеспечению безопасности в Европе. Напротив, оно представляет собой серьёзную провокацию, которая снижает уровень взаимного доверия. И мы имеем право спросить: против кого это расширение? А что случилось с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора? Где эти заявления сейчас? Никто даже не помнит их. Но я позволю себе напомнить в этой аудитории, что было сказано. Я хотел бы процитировать выступление Генерального секретаря НАТО господина Вернера в Брюсселе 17 мая 1990 года. Он сказал тогда: «тот факт, что мы готовы не размещать войска НАТО за пределами территории Германии, даёт Советскому Союзу твёрдые гарантии безопасности». Где эти гарантии? (Putin 2007)

Конфигурация НАТО в настоящее время отражает панъевропейскую структуру, находящуюся в англо-американском аппарате безопасности, но, учитывая вышеупомянутую динамику и соперничество, оно не должно оставаться таким. Последние события в Евразии отражают высокий уровень взаимодействия России с Европейским союзом за последнее десятилетие, к большому ужасу англо-американской оси, как констатирует Наземроя:

Альянс всё чаще рассматривается в качестве геополитического расширения Америки, руки Пентагона и синонима развивающейся американской империи… В конце концов НАТО планирует стать институционализированной военной силой… Тем не менее, для каждого действия есть противодействие, и действия НАТО привели к противоположным тенденциям. Североатлантический альянс всё больше и больше входит в контакт с зоной Евразии, которая находится в процессе появления своих собственных идей и альянсов. К чему это приведёт дальше, это вопрос века. (Nazemroaya 2012)

 

Украина

В своей книге 2010 года «Иллюзии сверхдержавы» Джек Мэтлок дал описание сложной политической истории и демографии современной Украины, которые оказались пророческими в отношении проблем после переворота, которые мы наблюдаем в настоящее время: «Более половины украинских граждан выступают против вступления страны в НАТО. Чтобы понять, почему, нужно иметь в виду, что самая большая проблема безопасности Украины не российский «империализм», а политические, социальные, экономические и лингвистические разделы внутри страны». До первой мировой войны западная часть современной Украины входила в состав Австро-Венгерской империи, а юго-восточные районы в состав царской Российской империи.

Мэтлок пришёл к выводу, что любые попытки привести Украину в НАТО будут иметь пагубные последствия. Путин привёл этот аргумент тогдашнему советнику по национальной безопасности Кондолизе Райс во время встречи в октябре 2006 года, которая стала жаркой, когда поднялась тема потенциального будущего вступления Украины в НАТО. По словам главы МИД РФ Сергея Лаврова, который там присутствовал, Путин пытался произвести впечатление на Райс, что усилия по привлечению Украины в НАТО будут иметь катастрофические последствия: «Путин объяснил, что такое Украина — где не менее трети населения составляют этнические русские — и какие негативные последствия могли бы возникнуть не только для нас, но и для всей Европы, если бы Украина и Грузия были втянуты в НАТО» (Roxburgh 2013).

Американский посол Билл Бёрнс, который был с Райс на встрече, заявил, что Райс ответила, что каждая суверенная страна имеет право сама решать, к каким организациям или союзам она хочет присоединиться. Путин, как сообщается, ответил тем, что окажется предвидением: «Вы не понимаете, что вы делаете. Вы играете с огнём» (Roxburgh 2013).

Чтобы продемонстрировать опасность аргументов Райс, попытайтесь представить себе следующее: Россия убеждает Мексику присоединиться к военному альянсу, враждебному США. В ответ лидеры США заявляют, что Мексика имеет право вступать в любой союз по своему выбору, и они не видят никаких проблем.

Конечно, ни один человек в здравом уме не считает, что это может произойти.

В феврале 2008 года посол Бёрнс послал секретную телеграмму в Вашингтон, подводящую итоги встречи с министром иностранных дел Лавровым о намерении Украины добиваться плана действий по членству в НАТО, констатирующую «Нет значит нет: красная линия России по расширению НАТО». Россия подтвердила ещё раз, что Украина в НАТО неприемлема, обозначая среди других проблем, что этот вопрос может ускорить разделение в стране, и, возможно, привести к гражданской войне, которая поставит Россию в трудное положение того, чтобы выбрать, будет ли она вмешиваться или нет — это такое напряжённое решение, с которым Россия не хочет столкнуться (Burns 2008).

Кроме того, сами украинцы продемонстрировали свою антипатию к членству в НАТО с января по март, когда украинский парламент (Верховная Рада) был заблокирован оппозиционной коалицией, возникшей в результате попыток лидеров «оранжевой революции» Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко подтолкнуть страну к альянсу (Rozoff 2014).

Геополитическая реальность такова, что Украине нужно быть и буфером и мостом между Западом и Россией, с возможностью иметь экономические отношения с обоими, так как Россия является крупнейшим торговым партнером Украины и страной, от которой она получает различные субсидии, такие как дисконтированный газ. Однако для обеспечения этой буферной роли всем сторонам настоятельно необходимо, чтобы членство в НАТО не обсуждалось.

Несмотря на отрицание в некоторых кругах, экономическое соглашение с Европой, которое отказывался подписывать свергнутый украинский президент Виктор Янукович, включало в себя формулировки, которые заложили бы основу для членства в НАТО (Stea 2013). Это представляло ещё одну серьёзную проблему в дополнение к экономической эксклюзивности и программе жёсткой экономии, которые оно потребовало бы от уже бедной страны, в значительной степени полагающейся на торговлю с Россией. Поскольку Янукович, по-видимому, хотел иметь сотрудничество и с Россией и ЕС, то вполне понятно, что он отверг условия данного Соглашения.

Как заявил Стивен Коэн в июне 2014 года в интервью Тому Хартманну, ни одна страна в любой точке мира, независимо от их лидера, не позволит враждебному военному альянсу припарковаться на своих границах. Это будет считаться актом агрессии (Hartmann 2014).

В ходе франко-российского круглого стола по украинскому кризису участники признали вклад НАТО в текущие проблемы:

«Позиция Европейского Союза удерживается в заложниках некоторыми странами, особенно Польшей, которые ничего не делают для разрешения этого кризиса… [Они описали] то, что сейчас происходит, как ”цикл глупости”, за который некоторые, особенно в ЕС и НАТО, несут тяжёлую и историческую ответственность». (Slavyangrad 2014)

 

Посол Мэтлок описал условия в период после распада Советского Союза следующим образом: «В России распад СССР сопровождался неконтролируемой инфляцией, которая разрушила все сбережения, даже большим дефицитом товаров первой необходимости, чем существовавший при коммунизме, внезапным ростом преступности. Правительство в течение нескольких лет было не в состоянии платить даже мизерные пенсии вовремя. Условия напоминали анархию гораздо больше, чем жизнь в современной демократии» (Matlock 2010).

Когда коммунистическая командная экономика была демонтирована, неолиберальные экономические советники, под видом ухода от коммунизма, часто настаивали на том, что русские не должны полагаться на любую экономическую помощь государства в течение переходного периода. Одна из характерных историй, описанных Мэтлоком, касалась члена Московского городского совета, который хотел поощрять малый частный бизнес в своем районе. Он разработал план «предоставления долгосрочных низкопроцентных кредитов из городского бюджета предпринимателям… когда он объяснил свою идею, экономисты (Института) Гувера возразили, заявив, что он не должен привлекать правительство… если правительство предоставляет кредиты или субсидии, это будет увековечивать социализм» (Matlock 2010).

Член городского совета был озадачен и спросил, где предприниматели будут получать их стартовый капитал. После того, как ему сказали, что он должен прийти из частных источников, он спросил: «Вы имеете в виду наших преступников? Если они предоставляют капитал, они контролируют бизнес. Это совсем не то, чего мы хотим» (Matlock 2010).

К сожалению, это то, что случилось.

Эксплуататорские условия были навязаны России, когда экономические советники из Гарвардского института международного развития и другие сторонники «Чикагской школы» экономики вступили в сговор с российскими хищниками, такими как Анатолий Чубайс, Михаил Ходорковский и другими, которые станут российской стаей олигархов (Wedel 1997).

В то же время россияне были взволнованы новыми возможностями демократических преобразований, которые они осуществляли. Однако распад Советского Союза, который объединял многочисленные республики, состоящие из различных этнических групп, и обеспечивал скромные, но стабильные средства к существованию для большинства, также привел к дестабилизации и травмам. Россияне пытались научиться формировать демократические институты, ориентироваться в них и двигаться в направлении приватизированной экономики, но не имели никакого значимого опыта ни с одним из них за свою долгую историю авторитарного правления, последние 70 лет которого представляли собой закрытое тоталитарное государство.

Шарон Теннисон, американская писательница, гражданский дипломат и основатель Центра гражданских инициатив, которая работала по всей России (и по всему Советскому Союзу) с 1983 года, запечатлела надежды, опасения и замешательство россиян во время этого пугающего времени, когда она передала разговор с русским учёным по имени Татьяна в 1991 году:

Мы не похожи на американцев. У нас нет естественных инстинктов, которые ваши люди культивировали на протяжении поколений. У нас другой набор инстинктов, другой менталитет. Это займёт у нас очень много времени… и это будет очень болезненный процесс для нас, чтобы привить новый менталитет. Во-первых, мы будем лежать на животе, наверное, семь лет, затем нам придется ковылять на коленях еще семь лет, а затем, возможно, мы встанем на ноги в следующие семь лет. Мы не знаем, мы не можем видеть, что впереди в конце этого чёрного туннеля. Это совершенно неизвестное будущее, в которое мы входим. (Tennison 2012)

Русские — очень умный, жизнерадостный и находчивый народ. Но они также имеют другое представление о роли социальных и экономических прав, они живут в другой географической реальности, они испытывали вторжения завоевателей много раз в их истории и обладают сильной памятью глубоких разрушений и страданий от Великой Отечественной войны, и имеют более консервативные культурологические взгляды из-за закрытости Советского Союза даже сегодня, хотя прошло уже 23 года. Поэтому, когда русские вступили на путь демократии и нового экономического порядка — путь, который всё ещё продолжается, — от них нельзя было ожидать, что они станут копией Соединённых Штатов или даже других европейских стран. Им нужно будет найти свой собственный путь, соответствующий их культуре, географии и истории. Это является частью права на самоопределение, права, которое часто не соблюдается международными игроками, занимающими влиятельные позиции, которые должны постоянно питать ненасытную потребность в большем количестве прибылей, большем количестве рынков и большей геополитической мощи. Примером тому является развитие событий в постсоветской России.

 

Экономическое видение Горбачёва

Как отмечает Наоми Клейн в своей книге «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф», после наблюдения за замечательным периодом демократизации, который включал появление свободной прессы, парламента, независимого Конституционного суда, создания местных советов и выборов, желанием Горбачёва — которое должно было быть осуществлено в течение периода от десяти до пятнадцати лет — было создание многоукладной экономики, похожей на скандинавские социал-демократии, состоящей из свободных рынков, сбалансированных с мощными социальными программами, включающими общественный контроль ряда важнейших отраслей промышленности.

Но Горбачёв, признанный Западом слабым и нуждающимся в экономической помощи и руководстве, получил очень тревожное сообщение от лидеров стран «Большой семёрки», когда он присутствовал на их ежегодном саммите в 1991 году. Они хотели, чтобы Горбачёв применил экономическую программу «шоковой терапии», которую только что прошла Польша, только в ещё более экстремальной форме: в более короткие сроки и без какого-либо облегчения долгового бремени (Klein 2007).

Чтобы усилить сигнал и усилить давление, чтобы принять такое предложение, МВФ — по требованию Министерства финансов США — потребовал жёстких мер экономии в обмен на кредиты, а затем Всемирный банк выдвинул аналогичные требования (Klein 2007; Engdahl 2014).

Горбачёв знал, что такая программа никогда не будет принята российским народом. Как показали постсоветские опросы, 67 % россиян отдавали предпочтение кооперативам рабочих как лучшему способу содействия приватизации, а 79 % полагали, что правительство должно играть активную роль в содействии полной занятости (Klein 2007). Поэтому Горбачёв столкнулся с выбором между политической демократией, за которую он так упорно боролся, и экономической диктатурой. Основные западные средства массовой информации в то время, такие как «Экономист» и «Вашингтон Пост», открыто призывали Горбачёва занять авторитарную позицию, чтобы реализовать то, что они считали необходимой политикой для создания своего определения либеральной рыночной экономики. Фактически, они предложили, чтобы Россия использовала «вариант Пиночета» — жестокого диктатора, поддерживаемого Западом, который сверг демократически избранного социалистического президента Чили Сальвадора Альенде в 1973 году (Klein 2007).

Экономические советники Чикагской школы США, которые следовали философии выжженной земли неолиберальной экономики Милтона Фридмана, которая поклонялась мифическому рынку, безразличному к потребностям человека, нашли своего русского Пиночета в лице Бориса Ельцина. Президент Российской Федерации Ельцин получил народную поддержку позднее в 1991 году, поднявшись в знак протеста на одном из танков, угрожающе подъехавших к ступеням здания парламента по приказу недовольных коммунистических чиновников. Он пришёл к власти на волне популярности, когда он сформировал союз с лидерами двух других советских республик, что привело к распаду Советского Союза, тем самым сделав Горбачёва, который пытался сохранить Советский Союз, бессильным (Klein 2007; Cohen 2011).

 

Ельцин: русский Пиночет

Ельцин не терял времени, назначая советников Чикагской школы из США, включая Джеффри Сакса, в состав своей экономической команды (Klein 2007). Ельцин, с помощью этих советников, искал способы быстрого получения денежных средств, как это было обещано «Большой семёркой», МВФ и Всемирным банком. Чтобы добиться этого, не столкнувшись с негативной реакцией со стороны российского населения, Ельцин обратился к парламенту с возмутительным предложением: получить разрешение на обход парламента и правление с помощью указов в течение одного года под предлогом решения экономических проблем страны. Признавая тот факт, что они отчаянно нуждаются в помощи, парламент согласился с этим.

В следующем году парламент пожалеет о своём решении. После того, как авторитарный чиновник Юрий Скоков возглавил военные и силовые ведомства, чтобы контролировать потенциальное инакомыслие, Ельцин приступил к реализации плана по отмене регулирования цен на продукты питания, сокращению различных субсидий и проведению другой политики, которая привела к росту инфляции на 2500 процентов. С рублём, потерявшим свою стоимость, исчезли сбережения миллионов людей, а рабочие ходили месяцами без зарплаты. Многие люди были вынуждены продавать свои вещи на улице, фермы были заброшены, так как фермеры были вынуждены искать компенсацию в других местах, сети распределения продуктов питания разрушились, полки магазинов были пусты, поиски пищи стали приоритетной задачей, и люди стояли часами в очередях, чтобы получить еду, которую привозили из других стран (Klein 2007; Wedel 1997; Tennison 2012).

В течение первых нескольких лет этой программы «шоковой терапии» Россия столкнулась с самым большим кризисом смертности со времён второй мировой войны, так как многие мужчины среднего возраста пили до смерти или встречали раннюю кончину от других проблем со здоровьем, а также вследствие самоубийств и убийств. Вдруг оказалось, что все жертвы, понесённые для победы в Великой Отечественной войне, в сочетании с перестройкой Советского Союза, ни к чему не привели. Чувство необходимости, особенно сильное в русской и советской культуре, исчезло у многих людей в этой демографической группе, чья идентичность и чувство необходимости коренились в их роли экономических поставщиков, а также хранителей и бенефициаров постоянно улучшающегося «светлого будущего» в советском государстве. Только за период с 1993 по 1994 год около миллиона россиян скончались преждевременно (Parsons 2014).

В этих руинах появился преступный элемент мафиозного стиля, состоящий из бесправных полицейских, чиновников КГБ и дельцов чёрного рынка, которые вскоре сформировали рэкет, нацеленный на зарождающийся малый и средний бизнес. Деньги за защиту, которые нужно было платить, всегда увеличивались с ростом бизнеса и тормозили развитие нового класса предпринимателей (Tennison 2012).

В ноябре 1992 года Анатолий Чубайс был назначен экономическим царём Ельцина. Он начал работать с Гарвардским институтом международного развития (ГИМР), который финансируется Агентством США по международному развитию (USAID) и в настоящее время возглавляется Джеффри Саксом. Одним из приверженцев ГИМР в администрации Клинтона был Лоуренс Саммерс в Министерстве финансов. Команда ГИМР и её спонсоры включали бывшего консультанта Всемирного банка Джонатана Сэя, который ранее занимал должность старшего юрисконсульта в Федеральном агентстве по управлению имуществом (ГКИ), теперь стал генеральным директором ГИМР в Москве (Wedel 1997).

В конце 1991 и начале 1992 годов экономическая команда Чубайса сосредоточила накопление собственности в нескольких взаимосвязанных руках в нарушение программы приватизации, ранее принятой в стране для предотвращения коррупции. Одним из их проектов была ваучерная программа приватизации, оплаченная деньгами налогоплательщиков США в размере 325 миллионов долларов. Сообщалось, что сотни инвестиционных фондов просто перепродавали ваучеры внутренним преступникам, западным инвестиционным банкам и глобальным отмывателям денег. Эти схемы послужили толчком для правления Ельцина с помощью указов. Многие из указов были написаны Хэем и его приближёнными (Wedel 1997; Williamson 1999).

В марте 1993 года при поддержке народа парламент попытался обуздать злоупотребления Ельцина, отменив предоставленные ему декретные полномочия. В ответ Ельцин объявил чрезвычайное положение, однако Конституционный суд постановил, что злоупотребление Ельцина властью нарушает Конституцию по восьми пунктам. Через некоторое время парламент принял бюджет, который бы тормозил меры жёсткой экономии, требуемые МВФ. Ельцин при поддержке Вашингтона — в частности, Лоуренса Саммерса из Министерства финансов, который оказал дополнительное давление на МВФ, чтобы тот в стратегический момент аннулировал крупный кредит России, — издал указ о роспуске парламента и отмене Конституции. Затем парламентарии созвали специальную сессию и проголосовали за импичмент Ельцина (Klein 2007).

По настоянию президента Клинтона, продолжающего поддерживать Ельцина, Конгресс США голосует за предоставление 2,5 млрд. долларов его правительству, а американские СМИ приветствуют его, рисуя парламентариев в орвеллианских терминах как коммунистических приверженцев и замшелых антидемократов. Ельцин послал войска, чтобы окружить здание парламента и приказал отключить все инженерные коммуникации. По сообщениям Наоми Клейн, Борис Кагарлицкий, директор Института проблем глобализации в Москве, присутствовавший на этих мероприятиях, рассказал ей, что сторонники Российской демократии

… прибывали тысячами, пытаясь прорвать блокаду. В течение двух недель проходили мирные демонстрации против военных и полицейских сил, которые привели к частичной разблокировке здания парламента, в результате чего люди могли приносить с собой продовольствие и воду. Мирное сопротивление становилось всё более популярным и получало всё более широкую поддержку с каждым днем. (Klein 2007)

В это время стало известно, что польские граждане только что проголосовали против партии, которая заставила их пройти «шоковую терапию». Поэтому советники Ельцина считали, что досрочные выборы для прекращения противостояния слишком рискованны. Вскоре после этого войска Ельцина начали расстреливать толпу в основном невооруженных демонстрантов, которые прошли маршем к телевизионной станции, чтобы потребовать объявления о своей оппозиции к правлению Ельцина. За этим последовал приказ Ельцина штурмовать здание парламента и расстрелять его. Клейн так подытоживает эпизод, в результате которого было убито около 500 человек, ранено около 1000, и который навсегда изменил направление России:

Коммунизм рухнул почти без единого выстрела, но капитализм в чикагском стиле, как оказалось, потребовал много стрельбы, чтобы защитить себя: Ельцин призвал пять тысяч солдат, десятки танков и бронетранспортёров, вертолёты и элитные ударные войска, вооружённые автоматическим оружием — всё это для защиты новой капиталистической экономики России от серьёзной угрозы со стороны демократии. (Klein 2007)

Выборка заголовков американских СМИ, освещавших этот поворот событий, включала в себя «Видим победу демократии» в «Вашингтон Пост» и «Россия избегает возвращения в темницу своего прошлого» в «Бостонском Глобусе». Клинтон даже отправил госсекретаря Уоррена Кристофера в Москву, чтобы поздравить Ельцина с сохранением России безопасной для хищнического капитализма (Klein 2007).

Конечно, у Путина есть некоторые авторитарные тенденции, о которых Запад никогда не устаёт сетовать, с типичными эпитетами «головорез», «бандит» и «Сталин», однако он никогда не бросал танки на улицы, не приказывал войскам стрелять по своим собственным людям или разрушать правительственные здания.

Ельцин продолжал разгонять последние клочки демократии, распуская выборные органы, приостанавливая действие Конституции и Конституционного суда, приказывая патрулировать улицы военными и вводя цензуру. Между тем, при отсутствии парламента, чтобы контролировать их, приверженцы Чикагской школы — во главе с командой ГИМР — неистовствовали, осуществляя глубокие сокращения бюджета, ещё больше устраняя контроль над ценами и приватизируя быстрее и шире.

Команда ГИМР способствовала Чубайсу и другим российским хищникам в создании и финансировании частных организаций, с помощью которых они могли бы обойти российский парламент и другие регулирующие органы или считаться российскими или американскими в зависимости от того, что было выгодно с точки зрения получения богатства и ресурсов или избежания штрафов и налогов (Wedel 1997).

В 1995 году Чубайс также управлял пресловутой программой «кредиты в обмен на акции», которая продавала государственные компании на миллиарды долларов за символические суммы избранной группе россиян; однако Управляющей компании Гарварда (HMC), которая управляет фондами университета, и Джорджу Соросу было разрешено участвовать в разграблении. Как HMC, так и Сорос получили значительную долю в одном из крупнейших металлургических заводов России, а также в Сиданко Ойл. Сорос был вовлечён в другие спекулятивные предприятия в России и, как сообщается, рассматривает подобные хищнические возможности на Украине (Wedel 1997; Hudson 2014).

Западные банкиры позволили этим клептократам хранить доходы на оффшорных счетах, тем самым уклоняясь от налогов. Клейн описала поворот событий следующим образом:

Клика нуворишей-миллиардеров, многие из которых должны были стать частью группы, повсеместно известной как «олигархи» за их высочайший уровень богатства и власти, объединилась с чикагскими мальчиками Ельцина и лишила страну почти всего ценного, переместив огромные прибыли в оффшоры со скоростью 2 миллиарда долларов в месяц. До шоковой терапии в России не было миллионеров; к 2003 году число российских миллиардеров выросло до семнадцати, согласно списку Форбс. (Klein 2007)

Богатство и власть олигархов способствовали переизбранию Ельцина в 1996 году. Фактически, двое соратников Чубайса были пойманы с поличным, покидая правительственное здание с 500 000 долларов наличными для избирательной кампании Ельцина. Позже появились магнитофонные записи, в которых Чубайс и его сообщники обсуждают, как скрыть доказательства своей незаконной деятельности и как использовать тактику пиара для отклонения обвинений в нарушениях в политической сфере (Klein 2007; Hudson 2014; Wedel 1997).

В период с 1992 по 1996 год только ГИМР получил 57,7 млн. долларов от налогоплательщиков США через USAID за их «экономическое развитие» России. Подавляющее большинство этих денег было предоставлено без каких-либо конкурсных торгов, всё с благословения пяти различных учреждений правительства США, включая Министерство финансов и Совет национальной безопасности (Wedel 1997).

К настоящему времени читатель, вероятно, может сделать вывод, почему Ельцин — герой Запада — был признан российским народом наименее популярным лидером за последние 100 лет. На момент его ухода с должности 90 процентов опрошенных россиян не доверяли ему, а 53 процента считали, что его следует судить (Wahlberg 2012; Cohen 2011).

Были, без сомнения, и другие варианты, которые были бы более справедливыми и приемлемыми для российского народа. Как упоминалось ранее, две трети опрошенных россиян в переходный период предпочли кооперативы как более справедливое средство приватизации. Ещё более высокий процент выступает за роль государства в поддержке экономической справедливости. Точно так же были российские программы развития, которые способствовали бы более справедливому подходу к приватизации. Например, была идея о скромных субсидируемых государством кредитах для начала малого бизнеса в различных насёленных пунктах, которая была выдвинута членом Моссовета и отклонена западными советниками. Другая программа была разработана российским экономистом свободного рынка Ларисой Пияшевой. Её программа распределяла бы имущество среди среднестатистических российских граждан и не зависела бы от западных кредитов.

Как заявила Энн Уильямсон, американская журналистка, в течение долгого времени специализирующаяся на освещении Советского Союза и России, в своих показаниях перед Конгрессом по этой теме в сентябре 1999 года:

Когда администрация говорит, что у неё не было выбора, кроме как полагаться на плохих исполнителей, которых она выбрала для американской щедрости, Конгресс должен вспомнить Ларису Пияшеву. Насколько другой могла бы быть сегодняшняя Россия, если бы администрация Буша и западные советники из МВФ, Всемирного банка, Международной финансовой корпорации, Европейского банка реконструкции и развития, Гарвардского института международного развития выбрали бы видение Пияшевой быстрой передачи собственности народу, а не «золотой молодёжи» советской номенклатуры [элитным бюрократам].

… Очевидно, что справедливая и прозрачная приватизация, которая бы передала собственность в руки многих желающих в России, должна была предшествовать освобождению цен. И во время приватизации местные производители должны были пользоваться некоторым протекционизмом, по крайней мере, так же, как это было при развитии американской промышленности и производства в 19 веке.

…Сейчас деятели из администрации Клинтона защищают своих людей в руинах России, говоря, что кто-то должен был держать коммунистов в узде. Но к концу 1991 года в России не было коммунистов, были только зарождающиеся инвестиционные банкиры, которые хотели бы получить свою долю любым способом. (Williamson 1999)

 

Экономические реформы Путина и Медведева

Условия, описанные в предыдущем разделе, представляли собой беспорядок, с которым столкнулся Владимир Путин, вступив в должность Президента Российской Федерации в 2000 году. Следует отметить, что Путин начал свое президентство с того, что ему пришлось преодолевать эти кризисы среди безжалостных политических кланов в Кремле, которые были унаследованы от эпохи Ельцина, без поддержки политической партии и очень реальной угрозы быть убитым или свергнутым, если он доверял не тому человеку или слишком сильно наступал на не те пальцы.

Некоторые наблюдатели, которые были на местах в России в это время, считают, что именно по этой причине Путин привёл доверенных, надёжных и часто пожизненных друзей и коллег из Санкт-Петербурга, чтобы составить свою политическую команду. Западные СМИ, по незнанию или злому умыслу, стали называть этих новых путинских назначенцев петербургскими «чекистами» — бранным словом, обозначающим советскую тайную полицию (Tennison 2012).

Команда Путина постепенно проводила политику, которая стабилизировала страну, улучшила инфраструктуру и уровень жизни многих россиян, привела к снижению преступности и хаоса.

Шэрон Теннисон регулярно посещала различные регионы России на протяжении своей тридцатилетней карьеры. Она описывает изменения за последние четырнадцать лет следующим образом:

За это время я путешествовала по России несколько раз в год и наблюдала, как страна медленно меняется под руководством Путина. Налоги были снижены, инфляция уменьшилась, и законы медленно вводились в действие. Школы и больницы начали улучшаться. Росли малые предприятия, улучшалось сельское хозяйство, в магазинах увеличивалось количество продуктов.

По всей стране прокладывались автомобильные дороги, даже в отдалённых местах появлялись новые рельсы и современные поезда, становилась надёжной банковская отрасль. Россия начинала выглядеть как достойная страна — конечно, не так, как русские надеялись в долгосрочной перспективе, но постепенно улучшалась впервые на их памяти. (Tennison 2014)

Теннисон наблюдает такие же улучшения, которые начинают появляться в районах, далёких от крупных городов:

В сентябре [2013] я отправилась к Уральским горам, провела время в Екатеринбурге, Челябинске и Перми. Мы путешествовали между городами на автомобилях и по железной дороге — поля и леса выглядят здоровыми, в маленьких городках видны новые краски и стройки. Старые бетонные хрущевские блочные дома уступают место новым многоэтажным частным жилым комплексам, которые прелестны. Высотные бизнес-центры, прекрасные отели и отличные рестораны теперь стали обычным явлением — и обычные россияне часто посещают эти места. Двух- и трёхэтажные частные дома окружают эти российские города вдали от Москвы.

Мы посетили новые музеи, муниципальные здания и огромные супермаркеты. Улицы в хорошо состоянии, шоссе новые и имеют хорошую разметку, станции технического обслуживания выглядят как те, которые усеивают американские шоссе. В январе [2014 г.] я поехала в Новосибирск в Сибирь, где также видела подобную новую архитектуру. На улицах всегда движение, несмотря на постоянные снегопады, современное освещение поддерживало город светлым всю ночь, появилось много новых светофоров. Для меня поразительно, насколько Россия продвинулась вперед за последние 14 лет с тех пор, как неизвестный человек без опыта стал российским президентом и принял страну, которая лежала в нокауте. (Tennison 2014)

Более того, те, у кого в задачах не было очернения России, признали впечатляющую инфраструктуру сочинской Олимпиады, включая «современные мосты, дороги и туннели». Большая часть этой инфраструктуры осталась в пользовании города (Kovacevic 2014).

Когда Путин в начале своего первого президентского срока встречался со своим кругом экономических советников, чтобы придумать план восстановления стабильности и улучшения, сообщается, что из-за того, что он был новичком, он провёл много времени на этих встречах, слушая и задавая вопросы. Один из вопросов, который он постоянно задавал при рассмотрении политики, заключался в том, каким будет её влияние на социальное обеспечение (Roxburgh 2013).

По мнению Ангуса Роксбурга, концепция «коллективного» интереса была не только коммунистическим изобретением — она имеет глубокие корни в русской культуре. Многие россияне выражали ностальгию по советской эпохе, потому что в то время они ощущали относительное чувство причастности и общей идентичности, а также стабильности (Roxburgh 2013; Cohen 2011).

В состав экономической команды Путина входили, в частности, юрист-бизнесмен Герман Греф, заместитель министра финансов Алексей Кудрин и либеральный экономист Андрей Илларионов. Одной из основных проблем, которые необходимо было решать, была ликвидация кризиса доходов России из-за того, что большая часть богатства России покидает страну, а бедные люди отказываются платить высокие ставки налога на скудные доходы.

Впоследствии они пришли к плану по снижению налоговой ставки в надежде, что налоги будет уплачиваться. Планка ставки налога на доходы физических лиц была снижена с 30 процентов до 13 процентов. Корпоративные ставки снизились с 35 до 24 процентов. Следует отметить, что МВФ план не понравился. Когда российское правительство заявило, что будет придерживаться этого плана, МВФ покинул страну (Roxburgh 2013).

Это было рискованное предприятие, которое окупилось, когда русские начали платить свои налоги, и в конечном итоге у правительства появился профицит. Кроме того, Путин приказал олигархам платить налоги и держаться подальше от политики, если они хотят сохранить добычу, которую они приобрели в годы Ельцина, что также добавило поток доходов.

Был создан революционный Земельный кодекс, позволяющий покупать и продавать жилую недвижимость. Был принят новый правовой кодекс, направленный на борьбу с отмыванием денег и ликвидацию некоторых монополий, хотя некоторые монополии остались, а именно «Газпром» в газовой отрасли (Roxburgh 2013).

Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве (СПС), которое вступило в силу в 1997 году, открыло путь для расширения торговых отношений между Россией и ЕС. Торговля, состоящая в основном из минеральных топливных продуктов (77,3 процента), наряду с некоторыми промышленными товарами, химикатами и сырьём, составляла 115 миллиардов евро (150,6 миллиарда долларов). Экспорт ЕС в Россию составил 65,6 млрд. евро (86 млрд. долларов). К 2012 году общий объём торговли между Россией и ЕС составил 325 млрд. евро (426 млрд. долларов), при этом ЕС являлся крупнейшим торговым партнером России на 41 %. Товарооборот только между Россией и Германией в 2013 году составил 76 млрд. евро (100 млрд. долларов) (Euronews 2014).

С 1999 по 2008 год ВВП России рос в среднем на 7 процентов в год. Для обеспечения выплаты пенсий был создан стабилизационный фонд, или «фонд чёрного дня», который включал резервный фонд в размере 140 млрд. долл. США и фонд национального благосостояния в размере 30 млрд. долл. США. Уровень бедности среди россиян снизился с 30 процентов в 2000 году до 14 процентов в 2008 году, при этом средняя заработная плата увеличилась в пять раз, хотя это было искажено из-за существования небольшой сверхбогатой группы. Кроме того, Россия снизила темп инфляции с 20 % до 9 % (Roxburgh 2013; Mellow 2013; RIA Novosti 2008).

К 2006 году Россия погасила большую часть своего внешнего долга, включая все деньги, причитающиеся МВФ. Когда российское министерство финансов обратилось к Парижскому клубу, группе банкиров-миллиардеров, и предложило досрочно погасить все внешние долги России, это было отвергнуто, поскольку международные банкиры предпочитали, чтобы задолженность была как можно дольше, чтобы сохранить контроль, для чего и существуют эти международные финансовые соглашения. Но, по состоянию на 2012 год, Россия всё ещё выплачивала долг досрочно (Johnson 2012).

 

Финансовый кризис 2008 года

Россия отказалась от игры в долги и строгую экономию и добилась положительных результатов. В ответ на финансовый кризис 2008 года Россия реализовала большой пакет стимулов, чему способствовал упомянутый выше стабилизационный фонд. Государственный долг по состоянию на 2013 год составляет 7,7 процента ВВП по сравнению с 72,5 процента в США. По словам министра финансов России Антона Силуанова, правительство России не будет занимать более 1 процента ВВП, будет держать резервные фонды на уровне минимум 7 процентов, и практически не имеет дефицита бюджета (Roxburgh 2013; Mellow 2013).

С посткризисного периода 2009 года по настоящее время экспорт 10 основных российских экспортных товаров (нефть (58 %), железо и сталь, жемчуг, драгоценные камни и металлы, удобрения, машиностроение, древесина и алюминий) увеличился вдвое. Этот прирост составил от 24 процентов для алюминия до 257 процентов для непромышленных алмазов (World’s Top Exports 2013).

Кроме того, уровень безработицы в России составил 5,8 процента в 2013 году — ниже, чем в США (7,4 процента) и ЕС (12 процентов) (World’s Top Exports 2013; BLS 2014; Eurostat 2014).

В начале сентября 2014 года в отчёте о глобальной конкурентоспособности было показано, что Россия набрала 11 баллов и вошла в тройку стран, которые с 2010 года зафиксировали рост значений во всех областях, что представляет собой самый большой скачок в выводах этого отчёта.

Согласно отчёту, «Россия лучше 40-го места по четырём категориям — размер рынка (7-е), макроэкономическая среда (31-е), высшее образование и подготовка кадров (39-е) и инфраструктура (39-е)» (RT 2014).

 

Экономика всё ещё нуждается в улучшении

Несмотря на феноменальный успех, достигнутый Россией с 2000 года — в значительной степени из-за того, что она не следует неолиберальным предписаниям Запада — Медведев и Путин признали, что российская экономика по-прежнему слишком зависит от экспорта ископаемого топлива и сырья.

Сам Путин также признал на конференции 2013 года, организованной государственным банком в России, что производительность труда отстаёт по сравнению с другими развитыми странами (Mellow 2013).

И, конечно же, сохраняется проблема коррупции в государственной бюрократии и в бизнес-сообществе, которая подрывает доверие и увеличивает расходы тех, кто хочет заниматься бизнесом в России, будь то россияне или иностранцы. В упомянутом выше докладе о глобальной конкурентоспособности отмечалось, что для искоренения коррупции и фаворитизма по-прежнему необходима «капитальная перестройка». В своём ежегодном послании Федеральному Собранию в декабре 2013 года (эквивалент послания Конгрессу) Путин предложил Думе (российскому законодательному органу) разработать закон, упорядочивающий систему арбитражных судов для разрешения экономических конфликтов. Этот закон также позволит создать федеральный портал, который будет предоставлять прозрачную информацию обо всех проверках бизнеса и публиковать национальный рейтинг инвестиционного климата в различных регионах страны. К настоящему времени портал реализован (RT 2014).

Чтобы понять возможное значение портала, необходимо понять предысторию и природу коррупции в России. Это в основном проблема среди местных чиновников (90 процентов всей коррупции, по оценкам, на местном уровне) по всей стране. Наряду с могущественным классом олигархов, которые контролировали власть в Кремле в 1990-е годы, 89 региональных губернаторов по всей Российской Федерации управляли своими соответствующими вотчинами, обогащаясь за счёт массового подкупа. Ниже по пищевой цепочке оказались местные чиновники, которые зарабатывали ничтожные зарплаты и обманывали новых предпринимателей за взятки в обмен на подписание официальных документов, а также проводили надуманные проверки по обвинению в надуманных или несуществующих нарушениях с требованиями выплаты дополнительных взяток за оформление.

Одна из причин такого рода коррупции связана с сильными историческими корнями того, что основные вещи делаются через «связи» и связанный с ними престиж, а не через верховенство права в качестве основы. Это имело место в царской России, поскольку дань обычно выплачивалась в виде товаров или денег чиновникам в рамках феодальной системы, которая постепенно демонтировалась в остальной Европе, но продолжалась в России. Из-за огромных географических размеров России и отсутствия развитой транспортной системы взаимодействие с внешним миром и связанное с этим воздействие новых идей было затруднено вплоть до XIX века. Отношения россиян с государственной властью строились по модели административной государственной системы, унаследованной от монголов. Поэтому социальный контракт никогда не заключался с гражданином, обладающим правами или суверенитетом, а заключался с субъектами, которым предоставлялась различная социальная защита, а затем некоторые ограниченные возможности принятия решений в автономных крестьянских общинах в обмен на подчинение государственной власти. Подчинение осуществлялось жёсткой бюрократией.

Такая система почтения к власти и опора на «связи» для получения предметов первой необходимости продолжалась в рамках советской системы, при этом почтение к власти требовалось в обмен на безопасность, стабильность и определённую степень социальной защиты. Существовала также бюрократия Коммунистической партии с партийными менеджерами, которые управляли своими соответствующими регионами (Tennison 2012; Szamuely 1974).

Ещё одним шагом в борьбе с коррупцией является законопроект, подготовленный в октябре 2014 года, чтобы остановить уклонение от уплаты налогов и «серый отток капитала» через офшоринг. Ключевая причина для этого законопроекта заключается в сохранении денег в России для обеспечения внутреннего финансирования, чтобы создать производственный потенциал для импортозамещения и увеличения общего промышленного и технического роста, что требует внутренних источников кредитования (Business New Europe 2014).

Несмотря на почти 9 миллиардов долларов экспорта машин и почти 5 миллиардов долларов электронного оборудования в 2013 году, российская производственная база находится не там, где могла бы быть. Тем не менее, как писал Фред Вейр в газете «Крисчен Сайенс Монитор» в июле 2014 года, санкции могут иметь положительный эффект, стимулируя прогресс на этом фронте. Некоторые аналитики, с которыми он говорил, утверждали, что «российское правительство может использовать свои почти полтриллиона долларов в валютных резервах для укрепления рубля и возврата инвестиций в отечественные отрасли. Это может компенсировать потерю практически всего украинского импорта и перенаправить российскую экономику с экспорта сырья на современное производство и услуги» (Weir 2013). Остановка утечек в офшоринг является шагом в этом направлении.

Другое направление, описанное в статье Вейра — это быстро растущие экономические связи России с миром за пределами Атлантического блока — на примере БРИКС (Weir 2013).

Общим ответом в англо-американских СМИ на недавнюю ответную меру России по запрету большей части сельскохозяйственного импорта из США и ЕС было то, что русские будут голодать и, следовательно, стрелять себе в ногу. Однако в течение нескольких дней после объявления многие латиноамериканские страны, а именно Аргентина и Бразилия, встали в очередь, чтобы заполнить этот пробел. Кроме того, Китай начал продавать продукцию непосредственно в Россию и планирует создать трансграничный оптовый рынок и складской комплекс на своей северо-восточной границе (Brown 2014; RT 2014).

Что ещё более важно, по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации, Россия входит в тройку крупнейших производителей в мире по ассортименту сельскохозяйственной продукции, от различных фруктов и овощей до зерна (разных видов помимо пшеницы), картофеля и птицы. Она не входит в десятку главных импортеров продуктов питания и с 2013 года планирует значительно увеличить производство органической продукции из небольших ферм и садов (Brown 2014).

Ресурс «Natural Society» сообщил в мае 2013 года, что 35 миллионов российских семей выращивают внушительный процент российских овощей и фруктов на 20 миллионах гектаров:

Согласно некоторым статистическим данным, они выращивают 92 % картофеля страны, 77 % овощей, 87 % фруктов и кормят 71 % всего населения из частных органических ферм или приусадебных участков по всей стране. Это не огромные агрофермы, управляемые фармацевтическими компаниями; это небольшие семейные фермы и сады площадью менее акра. (Sarich 2013)

Кроме того, в апреле 2013 года британская «Телеграф» сообщила, что правительство России добавит поддержку и сертификацию органическим фермерам, которые вступают в силу в 2015 году. Она также сообщила, что 60 процентов потребителей в Санкт-Петербурге и Москве не имеют проблем платить более высокие цены для доморощенных органических продуктов. Этот процент, вероятно, останется довольно высоким с патриотическим элементом, добавленным в результате российских санкций на импорт (Sarich 2013; Ukolova 2013).

Сельскохозяйственные санкции создадут определённые проблемы, главным образом, кратковременный дефицит некоторых мясных продуктов и рост цен из-за необходимости разработки инфраструктурных вопросов для размещения импорта из стран, находящихся на большем расстоянии; однако разумно сделать вывод, что россияне не будут голодать в ближайшее время.

Шэрон Теннисон во время своей поездки в Москву и Санкт-Петербург в сентябре прошлого года сообщила, что общая реакция на западные санкции была следующей:

Общее мировоззрение россиян, с которыми я говорила, это спокойная уверенность в том, что санкции обернутся благом для России в долгосрочной перспективе… что Россия должна стать самодостаточной, при этом они отмечали, что Россия стала увлечена зарубежной продукцией в 1990-е годы. В то время они чувствовали, что России не нужно производство высокотехнологичной продукции; что они могли бы приобретать её у других стран. Однако ситуация изменилась. Сегодня производство обсуждается везде, куда бы вы ни пошли. Санкции помогли добиться этого. Несколько россиян отметили, что они надеются, что санкции продлятся три года и более, поскольку это даст россиянам достаточно времени, чтобы научиться самостоятельно производить ранее импортируемые товары. Правительство России оказывает финансовую поддержку предпринимателям, которые готовы перейти на потребительское производство. (Tennison 2014)

 

Критика политики Путина

В статье в «Форин Афферз» в ноябре 2013 года «Соблазнение Джорджа Буша-младшего» автор Питер Бейкер утверждал, что Буш наивно полагал, что он доверяет Путину как международному партнёру и что любые проблемы, ведущие к расколу в их отношениях, были вызваны сочетанием бесконечных недостатков характера Путина и непродуманной политикой эпохи каменного века. Если верить изложенному в статье Бейкера — где многие события и разговоры представлены с небольшим или никаким историческим или политическим контекстом, который может пролить свет на то, что формирует перспективу России и, следовательно, комментарии и действия Путина — Путин сказал Бушу, что он считает, что централизация обеспечила стабильность России (Baker 2013).

При этом почему-то игнорируется централизация власти в собственной администрации с её унитарной исполнительной философией. Реакция Буша на комментарий Путина состоит в том, что это был неправильный путь для России, независимо от того, что в постсоветской России условия могли означать, что этот курс в какой-то степени имел смысл с точки зрения установления стабильности в политически и экономически хаотичной стране, которая была на грани превращения в несостоявшееся государство. Также не предпринимается попытка объективно проанализировать, принесли ли эти действия России и её народу какую-либо существенную пользу и, следовательно, они могут быть правильными для России, по крайней мере, на определённый период времени.

Одним из учреждений, пытавшихся объективно оценить эту политику с экономической точки зрения, был Институт для стран с переходной экономикой — проект Банка Финляндии. В дискуссионном документе 2008 года результаты комплексного статистического анализа корпоративного управления за период с 2001 по 2004 год в России показали положительную корреляцию между государственным участием и улучшением корпоративного управления по сравнению с тенденцией, более выраженной в компаниях, где государство владело миноритарной долей, а не полной собственностью. Кроме того, в последнем докладе Transparency International говорится, что российская компания «Газпром» набрала больше очков, чем Apple, Amazon и Google, которые печально известны плохими результатами, а также «Роснефть» фактически набрала больше, чем ExxonMobil. Поскольку идея любого государственного участия в бизнесе, имеющего положительный эффект, идеологически чужда Западу, возглавляемому США, эти сообщения практически не освещались прессой в западных СМИ (Yakovlev 2008; Lossan 2014).

Но Буш, с небольшим рабочим знанием российской истории, культуры или нюансов политики, предположил, что он знает, что лучше для России, чем российский президент — ещё один пример покровительственного американского отношения.

Президент Обама, при всех ранних предположениях о том, что он будет более просвещённым и менее высокомерным, чем его предшественник, продемонстрировал такое же отсутствие знаний или понимания России, как показано в его замечаниях в августе 2014 года «Экономисту», что Россия не сделала ничего полезного и что иммигранты не стекались туда. На самом деле, Россия, после США, является вторым по популярности направлением в мире для иммигрантов (Adomanis 2014). И, как обсуждалось, Россия на самом деле делает несколько вещей. Один из предметов, который она производит — это ракетный двигатель РД-180, который выводит американские спутники с земли. РД-180 является самым передовым ракетным двигателем в мире, и, по оценкам, потребуется от пяти до восьми лет, чтобы разработать американскую альтернативу (Howell 2014).

Путин чётко изложил свои причины централизации контроля в России в первом десятилетии XXI века, заявив в своих выступлениях, что эта политика является необходимым шагом для управления в России, которая находилась в политическом и экономическом хаосе.

Мэтью Джонсон, учёный-специалист по российской истории и философии, написал в «Eurasian Review», что Соединённые Штаты сами прибегали к аналогичной политике во время кризиса, за которую они критиковали Путина:

Во время второй мировой войны федеральное правительство взяло управление военной промышленностью. Это не считается авторитаризмом, а ответом на чрезвычайную ситуацию… По мере того как российская экономика рухнула к 1995 году, россияне стали требовать действий. Государство было обязано принять меры против организованной преступности, вновь начать сбор налогов и реформировать вооружённые силы. Только достаточно сильное государство могло это сделать. (Johnson 2014)

Хотя Путин ясно дал понять словами и действиями, что он верит в рынки и глобальную торговлю, он также проявил проницательность, отвергнув элементы неолиберальной глобализации и фундаменталистской теории рынка, которая является анафемой долгосрочной экономической стабильности, независимости или социальной справедливости.

Во время президентской предвыборной речи 2012 года Путин обсудил, как целенаправленная государственная поддержка может по-прежнему быть необходима, например, для улучшения промышленной политики в России:

Часто утверждается, что Россия не нуждается в промышленной политике и что при выборе приоритетов и создания предпочтений правительство часто делает ошибки, поддерживая неэффективных игроков, и мешает конкуренции. Трудно спорить с такими утверждениями, но они верны только при прочих равных условиях. Мы прошли через деиндустриализацию, и структура экономики сильно деформирована. Крупный частный капитал добровольно не поступает в новые сектора — во избежание более высоких рисков. Мы, безусловно, будем использовать налоговые и таможенные стимулы для того, чтобы стимулировать инвесторов выделять средства на инновационные отрасли. Но это может показать свои последствия через несколько лет, или не покажет совсем, если в мире появятся более привлекательные варианты инвестиций. Капитал, в конце концов, не имеет границ. Готовы ли мы подвергнуть будущее России такому большому риску ради чистоты экономической теории? (Putin 2012)

Именно эта «чистота экономической теории», пропагандируемая учениками Милтона Фридмана, не подлежит обсуждению американскими элитами; мировые лидеры, которые всерьёз ставят её под сомнение, слишком часто оказываются под прицелом этих американских элит.

Джонсон в своей проницательной статье «Глобализация и упадок Запада: евразийство, государство и возрождение этносоциализма» анализирует озабоченность Запада «демократией» и «открытостью», особенно в связи с критикой России. Он анализирует то, что Запад, во главе с США, на самом деле обозначает этими терминами в отношении их практического применения.

Идеи «демократии» и «открытости» являются лишь словечками, которые явно связаны с экономическими интересами тех, кто создал проект глобализации… Основной фокус западного капитала состоит в том, что «открытость» становится повсеместно сплавленной с культурной и идеологической стандартизацией. Затем «демократия» может стать повсеместно сплавлена с обеспечением максимальной отдачи от инвестиций. (Johnson 2014)

Джонсон касается здесь того факта, что на самом деле западные элиты ничего не боятся и не презирают сильнее, чем настоящую и последовательную демократию, а не то извращение этого понятия, которое они создали и которое удобно приравнивается к либерализации рынков, в результате чего они могут использовать ресурсы для своей собственной выгоды, в сочетании с клоунадой выборов, где большинство кандидатов предварительно одобрены элитами для того, чтобы обеспечить видимость политической демократии.

Это отражается в том, что США характеризуют Ельцина как «демократа», с одной стороны, а с другой стороны кричат или искажают каждую мелочь, которую делает Путин, которую они не одобряют, а заявленные причины неодобрения на самом деле часто не являются фактическими. Это также трагически отражено в обзоре послевоенной внешней политики США, в которой реальная демократия вызывала раздражение. Например, когда иранцы свободно избрали Мохаммеда Моссадыка, но США и Великобритания сочли нужным свергнуть его в 1953 году за преступление, связанное с желанием национализировать отрасль ископаемого топлива, чтобы её доходы могли принести пользу иранскому народу, а не иностранным корпорациям. В качестве замены они установили жестокого шаха в качестве диктатора. Аналогичный сценарий разыгрался в следующем году, когда демократически избранный лидер Гватемалы Хакобо Арбенс Гусман был свергнут в ходе поддерживаемого ЦРУ переворота после национализации сельскохозяйственных земель, в том числе принадлежащих американской корпорации «Юнайтед фрут компани» (Risen 2000; Kornbluh and Doyle).

Джонсон также указывает на то, что неолиберальные капиталисты неявно полагают, что страна не должна иметь никакого «национального интереса», отличного от интереса западного капитала, такого как национальная независимость, стабильность и социальная справедливость.

К 2006 году, Путин ясно дал понять, что иностранные инвестиции в России будет иметь ограничения и условия, предъявляемые к ним — а именно, что такие инвестиции должны быть полезны для русского народа, а не для эксплуататоров, и что они не должны подрывать безопасность или независимость России.

Это видно на примере действий российского правительства в том же году, чтобы вернуть под контроль нефтяные и газовые месторождения, которые были практически полностью отданы при Ельцине под соглашения о разделе продукции с Эксон Мобил и Роял Датч Шелл (Engdahl 2006).

Путин показал эту склонность три года назад, когда Михаил Ходорковский был арестован и заключен в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Однако уклонение от уплаты налогов было лишь верхушкой айсберга с точки зрения того, что этот непокорный олигарх, который управлял ЮКОСом, был в самом центре разграбления.

На момент ареста Ходорковского в аэропорту Новосибирска в октябре 2003 года ему удалось купить огромное количество голосов в Думе за четыре недели до выборов. Контроль над законодательным органом России позволил бы ему изменить законы, по которым он мог эффективно захватить контроль над российскими нефтяными и газовыми месторождениями и трубопроводами. Кроме того, он мог бы принять закон, который бы поставил его на пост президента России.

Кроме того, Ходорковский вступил в сговор с Диком Чейни и другими влиятельными игроками в США, чтобы продать долю в размере от 25 до 40 процентов в Юкосе Эксон Мобилу и Шеврону, что дало бы США большое влияние на решения, касающиеся российских ресурсов ископаемого топлива, двигателя экономического роста и восстановления страны. Прорабатывались окончательные детали продажи, когда вмешался Путин.

Вполне естественно, что кадровые друзья Ходорковского на Западе, такие как Брюс Джексон, военный спекулянт и сторонник расширения НАТО, Джордж Сорос, и Стюарт Айзенштат, который работал в Министерстве финансов при администрации Клинтона в безмятежные для олигархов годы разграбления российских активов, немедленно создали пиар-кампанию, характеризующую путинское правительство как плохих парней, которые издеваются над невинным «диссидентом» олигархом, который только стремился к западной модели демократии. Были предприняты активные лоббистские усилия по освобождению Ходорковского, но русские не были в прощающем настроении (Engdahl 2006; Clark 2003).

По-видимому, концепция Евразийского (экономического) Союза представляет собой попытку Путина интегрировать выгоды глобальных рынков без ущерба для других важных интересов, таких как сохранение суверенитета и регулирование экономических отношений, для предотвращения или противодействия серьёзным дисбалансам, которые могут привести к дестабилизации и опасным уровням социального неравенства. Единое рыночное пространство, которое оно охватывает, изначально состояло из двух государств на границах России — Беларуси и Казахстана, имеющих давние исторические, географические и этнокультурные связи. Оно постепенно расширяется и включает в себя другие соседние страны, такие как Армения и Кыргызстан, которые последуют примеру в 2015 году. Эта тенденция будет только усиливаться, если она продемонстрирует успешную и привлекательную модель. Россия обсуждала вопрос о возможном членстве с Украиной во время правления Януковича — шаг, к которому Янукович был открыт до тех пор, пока он не препятствовал интеграции Украины также с ЕС (Bespalova 2013).

Тот факт, что Украина может присоединиться к Евразийскому союзу и успешный Евразийский союз может однажды соединиться с ЕС, был особенно тревожной мыслью в умах американских элит.

Путин последовательно увязывает стабильность и безопасность с социальной справедливостью и равноправным развитием. Например, во время выступления перед мюнхенской конференцией по политике безопасности в 2007 году:

И есть ещё одна важная тема, которая напрямую влияет на глобальную безопасность. Сегодня много говорят о борьбе с бедностью. Что на самом деле происходит в этой сфере? С одной стороны, финансовые ресурсы выделяются на программы помощи беднейшим странам мира, и порой значительные финансовые ресурсы. Но, честно говоря, и многие здесь также это знают — это связано с развитием компаний той же страны-донора. С другой стороны, развитые страны одновременно сохраняют свои сельскохозяйственные субсидии и ограничивают доступ некоторых стран к высокотехнологичной продукции.

И скажем, как оно есть на самом деле — одна рука распределяет благотворительную помощь, а другая не только сохраняет экономическую отсталость, но и пожинает с неё прибыль. Усиление социальной напряжённости в депрессивных регионах неизбежно приводит к росту радикализма, экстремизма, подпитывает терроризм и локальные конфликты. И если всё это происходит, скажем так, в таком регионе, как Ближний Восток, где всё больше ощущается несправедливость мира в целом, то возникает опасность глобальной дестабилизации. (Putin 2007)

Обсуждая различные аспекты финансового кризиса, который недавно затронул мир, на Давосском экономическом форуме в 2009 году, Путин снова обратился к этим взаимосвязям, обсудив невыносимые уровни неравенства, которые обнажил кризис:

Полученные выгоды распределялись весьма непропорционально. По сути, такие диспропорции наблюдаются между слоями населения в отдельных странах и даже в высокоразвитых странах, а также между различными странами и регионами мира.

Для значительной части человечества комфортное жилье, образование и качественная медицинская помощь по-прежнему недоступны. И мировой подъём последних лет радикально не изменил эту ситуацию. (Putin 2009)

Путин продолжает поощрять политику в России, признающую социальную ответственность. В своем послании Федеральному Собранию в 2013 году он обозначил планы по повышению заработной платы преподавателей, профессоров и врачей, а также по инвестированию в строительство доступного жилья с необходимой социальной инфраструктурой для семей со средним уровнем доходов (Путин, 2013).

В мае 2013 года был введён налог на престижное потребление на роскошные автомобили, чтобы увеличить бюджетные доходы — выполнение предвыборного обещания Путина в 2012 году. И хотя было признано, что полученные доходы будут скромными, по крайней мере, с самого начала, Путин поддержал это, потому что, по его словам, «это правильно, должен быть такой налог. И вопрос социальной справедливости, разрыва в доходах — это острый и очень важный вопрос». Аналогичный налог на элитную недвижимость также рассматривается (Putin 2013; Putin 2012).

Как утверждает международный политический журналист Дина Страйкер (2014 г.), «Россия больше не социалистическая страна, но она не выбросила ребенка с водой из ванны и, следовательно, должна быть названа стремящейся к социал-демократии, но которая ещё не разработала передовую парламентскую систему, такую, как существует в Северной и Западной Европе».

Для любого интеллектуально честного и независимого аналитика, изучавшего слова и действия Путина на протяжении многих лет, очевидно, что он пытается постепенно и методично повышать уровень жизни российского народа. Также очевидно, что он считает стабильность как внутри России, так и во внешнем мире, с которым Россия должна сосуществовать, критически важной, и что наиболее надежный способ достижения и поддержания стабильности — это многополярный мир, международное право с усиленной ООН в качестве арбитра и более справедливое развитие.

Большинству читателей должно стать яснее, когда они продолжат эту книгу, почему западные элиты ненавидят Путина. И это не имеет никакого отношения к тому, является ли он демократическим или авторитарным.