Дело об убийстве Распутина

Хаустова Рина

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

 

 

Прошла ночь, наступило утро.

Был 1916 год, шла вторая неделя Рождественского поста, наступило утро 17 декабря. Первые проблески хмурого петербургского рассвета упали на снег внутреннего дворика дворца князей Юсуповых. Снег, притоптанный и разворошенный, окровавленный. Страшная картина, почти символ, почти пророчество — эта кровь на снегу.

Снег и кровь… Белое и красное…

Скоро вся Российская империя от края до края будет рассечена гильотиной революции на белое и красное.

А в это утро это всего лишь кровь крестьянина на последнем снегу великой Российской империи…

 

УТРО. ГОРОХОВАЯ, 64

Лишь город начал оживать от сна, в полицейском управлении прозвучал телефонный звонок. Чей-то голос глухо прошептал в трубку: «Распутин убит. Труп ищите на островах».

И полиция устремилась на Гороховую.

Те, кому посчастливилось проходить в эту квартиру дальше приемной, с удивлением не обнаруживали в комнатах и следа роскоши, описанной в многочисленных газетных статьях. Обыкновенная обстановка не слишком дорогой меблированой квартиры.

Вот то, что Григорий Распутин называл своим кабинетом — пустой письменный стол, диван, кресло.

Спальня Распутина — железная кровать, сундук с одеждой, умывальник, стол, набитый прошениями посетителей его приемной. На стенах — иконы.

Столовая — простой обеденный стол, окруженный простыми венскими стульями, из всей мебели неожиданной роскошью выделяется оттоманка — подарок какого-то неизвестного просителя.

Немного уютней смотрится комната, в которой живут девочки — дочери Григория Распутина. Матрена и Варя обставили комнату по-девичьи нарядно. У них есть и кушетка, и кресла, и туалет, и гардероб.

В то утро, когда неяркий петербургский рассвет хмуро рассматривал окровавленный снег во внутреннем дворике юсуповского дворца, две дочери Григория Распутина, рассказав полиции, что знали об исчезновении «крестьянина тобольской губернии Григория Распутина», сидели в своей комнатке.

Когда полиция, допросив домашних, ушла, старшая, Матрена, вспомнила, что несколько дней назад отец написал письмо, запечатал его и положил в комнате возле зеркала. Отец велел не раскрывать письма до того, как в том не появиться нужда.

Матрена подошла к трюмо и разорвала конверт.

«Мои дорогие! Несчастье грозит нам, большое несчастье перед нами…» Прочитав первые строчки письма, Матрена не сомневалась — она никогда не увидит больше отца в живых. Отец писал, что Россия гибнет, что лик Богоматери потемнел, что душа ее возмущена свершившимся во мраке ночи… Что наступит скоро тишина, но она долго не продлится… Гнев изольется на землю, и гнев этот будет ужасен, и никто не спасется, никто не убежит… Польются слезы и кровь…

«…во мраке этих страданий, я ничего не могу увидеть. Скоро пробьет мой час. Знайте, я не страшусь, но горько расставание с вами. Одному Богу известен путь ваших страданий. Бесчисленное множество людей скоро погибнет, явятся новые мученики, земля содрогнется, голод и мор будут косить людей. Явятся великие знамения.

Молитесь о своем спасении. Милостью Господа нашего и милостью заступников наших утешитесь»

Прочитав письмо, Матрена позвала младшую сестру, и они еще раз вместе прочитали письмо отца.

Потом долго, окаменев, девушки сидели на диване. Наконец Варя робко прошептала: «Мара, мы должны сообщить маме».

 

БЕСПОКОЙНАЯ СУББОТА

Памятную субботу 17 декабря двое друзей, Маленький Феликс и великий князь Дмитрий, провели по вине ненавистного мужика беспокойно…

Причина беспокойства крылась в том, что стольный град, с утра гудевший новостями и сплетнями, определенно знал уже, что Распутин убит, и называл имена убийц, то есть их собственные имена.

Оттого день субботний был полон хлопот и забот для Маленького Феликса. Он не только прибирал кровавые следы ночного безобразия у себя во дворце, организовывал анонимный телефонный звонок в полицейское управление.

Пришлось нанести несколько визитов.

Еще до наступления полудня он посетил начальника Степана Власюка, генерала Григорьева, и долго с ним говорил.

Потом отметился у градоначальника Балка.

Побывал у дорогого дяди своего, Михаила Родзянко.

Встретился с министром юстиции Макаровым.

Потом снова вернулся в свой дворец, еще раз начисто прибрал с верным Иваном двор и лестницу.

Выяснилось, что во дворце уже побывали две группы следователей и расспрашивали слуг. Все это

ставило под срыв весь дальнейший план затеянного компанией дворцового переворота.

Сейчас на часах около пяти вечера.

Убийцы заседают во дворце великого князя Дмитрия Павловича, пьют чашку за чашкой крепкий кофе, рюмку за рюмкой крепкий коньяк и с нетерпением поглядывают в окно, в синеватый провал вечерних сумерек. Они ждут Пуришкевича. За ним на Варшавский вокзал недавно отправили Сухотина.

Отчего они идут на такой риск, встречаясь на следующий же день после убийства с тем, кого весь Петербург называет третьим сообщником и главным погубителем Распутина?

А как же им, позвольте спросить, не рисковать?

О выстрелах в юсуповском дворце уже известно в Царском Селе, и по следам совершившегося преступления уже запущены две группы следователей. Одна — по приказу министра внутренних дел, Протопопова67, другая — по распоряжению министра юстиции Макарова.

У министра юстиции Маленький «почти член императорской фамилии» уже побывал и подробно познакомил главного блюстителя российской законности со своей сказкой про убитую собаку…

Министр заверил Маленького, что верит каждому его слову, но Феликсу было ясно, что из Царского Села на покладистого министра будут напирать и давить.

Стало быть, впереди возможны обыски и допросы, а потому необходимо договориться, что отвечать. И если министр юстиции дал понять определенно, что не собирается наседать и удовольствуется любым мало-мальски правдоподобным объяснением, то от группы Протопопова , который действует по приказу государыни, так и жди сюрпризов!

И оттого Маленький стратег занимается сейчас уголовной фортификацией, то есть строит оборонительные заслоны из оправданий, уверток и версий. Всего таких оборонительных версий две.

С первой мы сейчас познакомимся. потому, Дверь кабинета открывается и на пороге появляется думский болтун. Пуришкевича сразу же приглашают принять участие в сочинении письма Феликса Юсупова к императрице Александре Федоровне.

«Ваше Императорское Величество, спешу исполнить Ваше приказание, и сообщить вам все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возложено…»

Заканчивалось письмо так: «Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать вам, как я потрясен всем случившимся, и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь неизменно преданным Вашему Величеству, Феликс»

Середина письма представляла сжатое изложение версии ночных событий, изобретенной Маленьким Феликсом при первых проблесках субботнего рассвета. Юсупов уже ознакомил подробно министра юстиции Макарова и прокурора следственной палаты Завадского с плодами своего предрассветного вдохновения.

Вот о чем поведал Маленький преступник этим двум достойным господам примерно в первом часу дня.

…дело было в кабинете министра юстиции. Присутствующий в кабинете секретарь бойко фиксировал «показания» сиятельного Феликса:

«Великий князь Дмитрий Павлович предложил мне устроить вечеринку по случаю новоселья. Решено было пригласить на нее Владимира Митрофановича Пуришкевича и нескольких офицеров и дам из общества… По вполне понятным причинам я не хочу называть фамилии офицеров и дам, это может повредить им и возбудить ложные слухи. Собравшиеся пили чай, танцевали. Около двенадцати тридцати позвонил откуда-то Распутин и приглашал ехать к цыганам, на что последовали шутки и остроты со стороны гостей. На мой вопрос, откуда он говорит, Распутин не хотел сказать, но по телефону слышны были голоса, шум и женский визг. Около двух тридцати ночи две дамы пожелали ехать домой, и с ними уехал великий князь Дмитрий Павлович. Когда они вышли, я услышал выстрелы во дворе. Я вышел во двор и увидел убитую собаку, лежащую у решетки. Впоследствии Его Императорское Высочество сообщил, что собаку убил именно он. После этого я позвал с улицы городового, которому сказал: «Если будут спрашивать о выстрелах, скажи, что собаку убил мой приятель. Что касается показаний городового, будто Пуришкевич сказал ему в моем кабинете, что убит Распутин, то Пуришкевич был пьян и не помнил, что говорит. Я у Распутина ни днем, ни вечером 16го не был, что могут подтвердить и гости, и прислуга. Какие-то люди глубоко обдумали план убийства и связали его со мной и вечером, происходившем в моем доме».

Значит, все-таки убитая собака!

Как мы видим, «принятие на себя всей полноты ответственности» Пуришкевичем на этом этапе защиты, сегодня, 17 декабря 1916 года, признается не годным.

Почему? Казалось бы, чего проще? Пуришкевич признается в убийстве, и обвинение с Дмитрия снято.

Но нет!

Не годится «признание Пуришкевича».

Дмитрий все равно оказывается пусть не в убийцах, но уж совершенно точно в соучастниках, ведь именно его автомобиль видели у места убийства в самый разгар стрельбы. А у Юсупова и его царственного подопечного конечная цель такова, чтобы хотя бы на короткое время полностью исключить имя дорогого племянника императора из списков причастных к исчезновению и смерти Григория Распутина. И времени у них на то, чтобы доказать невиновность Дмитрия — ровно до того времени, как в Ставке закончится совещание Генерального штаба, назначенное на 17 декабря, и государь на своем поезде отправится в Петроград, навстречу западне, расставленной другой частью заговорщиков, возглавляемой Гучковым.

И поэтому сейчас, сегодня, в пятом часу вечера 17 декабря, убийцы решают держаться рассказа об убитой Дмитрием собаке.

Им внушает оптимизм и то, что министр юстиции явно стремится поддержать их версию.

…и то, что утренний звонок от неизвестного уже сделал свое дело, и запачканный кровью ботик Распутина уже найден у перил Петрова моста.

…и то, что уже во втором часу дня этот ботик был показан старшей дочери Григория, Матрене.

…и то, что девушка сразу признала ботик отца.

И то, что группа следователей, возглавляемая прокурором следственной палаты Завадским, уже переместилась со своими розысками из центра Петрограда на окраину и рыщет теперь возле Крестовского острова, прочесывает островные рестораны и цыганские квартиры.

А Пуришкевич? Что же, до его признания еще, может быть, и дойдет. Это оборонительный план номер два. Но думать о второй линии обороны Маленькому и Дмитрию пока не хочется. Это «признание» может им пригодиться, только если сорвется задуманный ими дворцовый переворот и уцелевший император потребует ответа за совершенное преступление. И если он будет судить убийц. И не известно еще, сохранит ли Пуришкевич свое самоотверженнейшее великодушие перед угрозой судебного разбирательства.

…написав письмо императрице Александре Федоровне и твердо решив не говорить более ничего, кроме того, что уже сказано, заговорщики расстались.

Пуришкевич уехал на Варшавский вокзал.

Через несколько часов он покинет Петроград, и под однообразный перестук колес будет записывать в дневник все пережитое им накануне. Он будет первым и последним из известных властям убийц, которому беспрепятственно разрешат покинуть столицу…

 

НОВЫЕ УЛИКИ…

Потому, что спустя всего один час, после того как Пуришкевич покинет Сергиевский дворец, а великий князь Дмитрий поедет в Михайловский театр, который ему придется спешно покинуть, поскольку публика решит устроить овацию своему новому «национальному герою»…

…спустя всего один час в Ставку Верховного главнокомандующего придет телеграмма. Она придет в то самое время, как государь отдыхал после совещания и писал очередное письмо жене. Заседание Генерального штаба, на котором генерал Гурко докладывал государю о положении на фронте, закончилось неожиданно быстро . Что и требовалось доказать — не было никаких неотложных вопросов и никакой экстренной необходимости собирать Генеральный штаб именно на эту субботу.

Телеграмма будет содержать отчет о предварительном расследовании, предпринятом по почину министра внутренних дел Александра Дмитриевича Протопопова. Тот самый сюрприз , которого так опасались два друга — царственный Дмитрий и Маленький Феликс.

«В ночь с 16 на 17 декабря у дома 94 на Мойке, принадлежащего князю Юсупову, постовой городовой услышал несколько револьверных выстрелов и вскоре был приглашен в кабинет молодого князя Юсупова, где находился он сам и неизвестный, назвавшийся Пуришкевичем. Последний сказал: «Я Пуришкевич. Распутин погиб. Если ты любишь царя и Родину, то будешь молчать», — о чем городовой доложил по начальству. Произведенным сегодня с утра расследованием установлено, что кто-то из гостей Юсупова около трех часов ночи стрелял в примыкающем к дому 94 садике, имеющем вход непосредственно в кабинет князя, причем слышен был крик человеческий и затем отъезд мотора. Стрелявший был в военно-полевой форме. При ближайшем осмотре на снегу садика найдены следы крови. При расспросах у градоначальника молодой князь показал, что в ту ночь у него была пирушка, но Распутина не было, а стрелял великий князь Дмитрий Павлович в дворовую собаку. Труп собаки обнаружился зарытым в снегу.

Расследованием на месте жительства Распутина на Гороховой, 64 дознано: 16 декабря в девять часов вечера Распутин отпустил, как это он обычно делал, бывшую при нем на квартире охрану и мотор, заявив, что больше сегодня не выйдет, а будет спать. Опросом прислуги и домового дворника установлено, что с 12 с половиной ночи к дому подъехал большой, крытый парусиной мотор, в котором был неизвестный и шофер. Неизвестный прошел черным ходом в квартиру Распутина, где последний, по-видимому, его поджидал, так как встретил как старого знакомого и вскоре вместе с ним тем же ходом вышел на улицу, сел в мотор и поехал по направлению Морской.

До сих пор Распутин домой не возвращался и принятыми мерами не разыскан. Есть много оснований полагать, что он убит был в саду Юсуповых, а тело вывезено за город и скрыто… К следствию не приступлено за отсутствием объекта преступления, а расследование в порядке 23 статьи Военного положения поручено генералу для поручений Попову. По получении новых данных буду телеграфировать дополнительно».

И почти одновременно в Царскую ставку пришла еще одна телеграмма.

Телеграмма от императрицы Александры Федоровны. Она была коротка, но многозначительна. «Мы еще надеемся на Божье милосердие. Замешаны Феликс и Дмитрий».

А вдогонку телеграмме в Ставку летит письмо, которое разъясняет причину абсолютной убежденности государыни в том, что убийцы — именно Дмитрий и Феликс. В своем письме государыня Александра Федоровна коротко повторяет то, что уже известно государю, и добавляет к уже известному основную, уличающую убийц деталь. «Вчера Анна видела Его, и он ей сказал, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, чтоб он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним, военный автомобиль… и он уехал. Феликс утверждает, будто Он не являлся в дом и никогда не звал Его… Это, по-видимому, была западня».

Это был еще один сюрприз от Григория Распутина.

Как только начались опросы свидетелей, выяснилось, что обещание, данное Феликсу, — отпустить охрану и никому не говорить, куда он собирается отправиться ночью, Григорий Распутин выполнил лишь наполовину. Как покажут свидетели, накануне ночного визита он был взволнован и возбужден. Он предчувствовал возможность западни и заранее побеспокоился о том, чтобы после его смерти или исчезновения семья государя знала, где и среди кого искать виновников его гибели. И о своем намерении отправиться в гости именно к Маленькому, он сообщил сразу нескольким своим друзьям. О ночном визите к Феликсу знали его старшая дочка, его племянница, Анна Вырубова, Мария Головина

Выяснилось, что Катя, дальняя родственница Распутина, которая помогала ему вести хозяйство, своими глазами, в щель кухонной занавески, видела человека, который пришел за Григорием в ту ночь. Она узнала его. Это был князь Феликс Юсупов, как живой, и, разумеется, уже без карнавальных усов.

Все эти уличающие убийц детали государь узнает несколько позже.

Но того, что сообщила ему жена, и то, что он узнал из рапорта о расследовании, было довольно, чтобы сделать правильный вывод: Распутин убит, и убит именно, кого на протяжении многих лет он любил и кому доверял. Его племянник Дмитрий — убийца!

Видел ли он сквозь изрешеченное пулями тело Григория истинную мишень, по которой стреляли его родственники-убийцы? Мишень, которой был его родной сын, законный наследник Российского престола?

Тем, кто знал правду об истинной роли Григория Распутина в жизни наследника престола, цель убийства должна была быть ясна, как Божий день.

Так ясна, что даже ребенок — наследник и тот догадался и сформулировал ясно: «Кто же теперь поможет мне, когда я буду болеть?»

 

НОЧЬ. ЦАРСКОЕ СЕЛО

Императрица Александра Федоровна все еще надеялась, как она писала мужу, на Божье милосердие и надеялась, что Григорий жив.

Эта надежда была слаба, но помогала ей сохранять, хотя бы наружно, полное присутствие духа.

День прошел, как обычно. Утром государыня работала в госпитале, и после того как получила ужасное известие о выстрелах в юсуповском дворце, выслушала домашних Григория и написала полное тревоги письмо государю, она вернулась в госпиталь и продолжила работу.

Весь день к ней пытались попасть на прием племянник Дмитрий и Маленький Феликс.

Но государыня не приняла ни одного из них. Она знала: Феликс и Дмитрий лгут …

Министр Протопопов посоветовал ей не принимать никого.

Министр был уверен, что убийство Григория Распутина — только начало, часть чего-то гораздо большего. Поэтому в ту ночь Царское Село оказалось на осадном положении — была усилена охрана, государыня забрала во дворец свою подругу Анну, а небольшой домик Анны Александровны, стоявший в Царском Селе на Церковной улице, заполнили агенты тайной полиции

Насколько были оправданны опасения министра внутренних дел и самой государыни, которая в эту ночь и последующие дни, вплоть до возвращения из Ставки государя, прямо опасалась покушения на свою собственную жизнь?

Была ли права императрица, высказывая в телеграмме к мужу, что эти «два мальчика затевают еще нечто ужасное?» Всегда трудно утверждать, если это что-то не сбылось.

Но вот откровение, принадлежащее матери Феликса Юсупова.

Княгиня Юсупова, немало денег положившая на подготовку планов по смене монарха на более, с ее точки зрения, достойного, написала в письме, перехваченном министерством внутренних дел об убийстве и о своих несбывшихся надеждах так. Княгиня полностью одобряла поступок своего сына. Она сожалела только, что в этот день заговорщики не довели своего дела до конца и не убрали всех, кого следует. И еще теперь есть выход, так считала княгиня Юсупова, теперь остается только ее (императрицу) запереть.

Еще несколько глав и мы сможем расшифровать сожаления и дальнейшие планы компании заговорщиков.

А пока ограничимся утверждением, что государыня имела веские причины думать, что убийством Григория дело может не кончиться, и в череде покушений, назначенных на последние дни 1916 года, Распутин был назначен только первой, но отнюдь не последней жертвой. И потому предосторожности, к которым обитатели Царского Села прибегли в эту ночь, были, увы, очень своевременны.

 

ПОСЛЕДНЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Именно эта ночь, ночь с 17 на 18 декабря, поставила последнюю точку и взорвала, не оставив камня на камне, все оборонительные заслоны, сооруженные Маленьким. В эту, несчастливую для заговорщиков ночь кровь Григория Распутина, пролитая убийцами, дала свои свидетельские показания и ясно указала на тех, кто эту кровь пролил.

Склянка со снегом, окрашенным пятнами крови, была подвергнута анализу в криминалистической лаборатории. И экспертиза безусловно показала: кровь на снегу юсуповского двора — это кровь человека.

По иронии Провидения, это окончательное доказательство было добыто именно той группой «Шерлоков Холмсов», которые действовали по указаниям министра юстиции Макарова… того самого Макарова, что был так благодушно расположен к убийцам, верил каждому их слову и прямо препятствовал работе подчиненных ему следователей.

Узнав о результатах проведенной экспертизы, он вначале недоверчиво спросит: разве есть такой способ узнать, кровь человека это или кровь собаки? И когда прокурор следственной палаты подробно опишет министру механизм действия экспертизы, известной в криминалистике, как «способ Уленгута», министр юстиции с досадой воскликнет: «Как это неприятно, что такой способ открыт!»

Но приятно это было министру юстиции или неприятно, самым неприятным было то, что злополучный «способ Уленгута» все расставил по своим местам.

Никто уже более не мог опровергнуть не подлежащий сомнению факт, что местом убийства был именно дворец князя Юсупова, а не Петров мост, и не Крестовский остров.

Это было последнее звено в цепи доказательств, свидетельствующих против Маленького Феликса, царственного Дмитрия и думского болтуна.

Фраза Маленького Юсупова — «собаку убил именно он», — обрела свой настоящий, свой истинный смысл.

 

РАЗБИТОЕ КОРЫТО

Наступило утро 18 декабря.

Царская ставка. Воскресенье. Второй день без Распутина.

В этот день государь распорядился подать поезд к четырем часам. Послал в Петроград телеграмму жене: «Только что прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра, в пять часов».

А большинство обитателей Ставки не знает еще о том, что произошло накануне в столице.

Как и обычно, в тот день государь с наследником Алексеем присутствовали на литургии в штабной церкви. Все было, как обычно. И только ктитор церковный заметил про себя: «Государь что-то мрачен сегодня и как будто рассеян»…

Потом был обед. И снова никто из штабных не заметил ничего необычного в лице государя. Государь был совершенно спокоен, блюдо сменялось блюдом, разговор за столом был оживленным, шутили, иногда за столом вспыхивал в ответ на удачную шутку смех, разговаривали обо всем, с обычной приятностью. Звенели столовые приборы.

Все было, как всегда… Все как всегда.

Природа в тот день над Могилевом словно взбесилась. Дождь сменялся снегом. Пронизывающий ветер рвал в клочья небо и землю.

Во второй половине дня в Ставку прибыл неожиданный гость — граф Татищев, посланный министром Протопоповым командир жандармского корпуса.

Государь незамедлительно принял его и выслушал его подробный доклад.

Одновременно весть об убийстве Григория Распутина расплескалась брызгами по всей царской Ставке.

Из уст в уста передавались подробности убийства и назывались имена убийц… «Величайшая новость!» — радостно сообщали друг другу обитатели Могилева. «Распутин убит! Его убили великий князь Дмитрий Павлович, князь Юсупов и Пуришкевич во дворце Юсупова, куда его завезли якобы для пирушки».

И высшие и нижние чины бросались друг другу на шею и целовались так, словно наступил светлый день Пасхи.

Потом пронеслась еще одна неожиданная весть: в четыре часа дня государь отбывает из Ставки в Царское Село.

Царский поезд стоял у платформы. Приехавшие проводить забились от пронизывающей стужи в стоящий рядом барак.

Из него они видели государя, возвращающегося в поезд после короткой прогулки. Государь шел сквозь ветер в одной гимнастерке по императорской платформе, опираясь на палку. За ним следовала свита.

Провожающие впивались взглядами в лицо Его величества.

Скорбит? Взволнован? Обескуражен? Испуган? Или… счастлив, может быть?

О чем думает он в эту минуту? Что собирается предпринять? Но лицо государя не ответило ни на один вопрос. Государь был абсолютно спокоен.

Он был таким, как всегда.

За несколько минут до отхода поезда к платформе подъехала машина и выпустила из своего теплого урчащего чрева генерала Гурко. Гурко быстро подошел к государю, и они уже вдвоем стали вышагивать вдоль распластавшегося по рельсам поезда. Вперед — назад, вперед — назад… Провожающие видели, как горячился Гурко, размахивал правой рукой, доказывал что-то государю. Государь держался ровно, слушал внимательно, ни одно его движение не выдало ни беспокойства, ни волнения.

О чем говорили они? Можно предположить, что речь о Дмитрии, ведь именно в этот день, 18 декабря, царственный Дмитрий Павлович собирался выехать в Ставку и выехал бы, если бы его не задержала в Петрограде императрица.

Но вот разговор заканчивается. Раздается свисток. Вскоре Царский поезд растворяется в облаке снежно-дождевого тумана…

19 ноября, ровно по графику, царский поезд прибудет в Царское Село. Никто не остановит государя по пути в столицу. Ничто не случится с государем в дороге. А раз ничего не случилось, значит, ничего и не должно было случиться.

Лишь очень немногие, не потерявшие способности в предреволюционном угаре и чаду здраво рассуждать, смутно прозревали истину. Именно в эти дни прокурор следственной палаты, сенатор Завадский, обмолвился некоторым своим знакомым, что царствование государя, по-видимому, близится к концу, а цесаревич царствовать не будет. Прокурор ничего не знал о заговоре, но, столкнувшись близко с обстоятельствами убийства Григория Распутина, рассудил логично.

Суть этого рассуждения сводилась к тому, что невыносимо натянутое положение неминуемо должно разрешиться дворцовым переворотом, и поскольку в убийстве принимали участие круги, очень близкие к престолу, то не может такого быть, чтобы они не имели определенной программы на случай, если государь не одобрит их поступка. А в таком случае у них уже обдуман переворот и готов новый император. Так думал господин проницательный прокурор.

Но… ничего не случилось, и все, включая проницательного прокурора, решили, что ничего и не собиралось случиться.

А между тем…

Между тем произошло и случилось главное — из-под ног заговорщиков была выбита точка опоры. Все, казалось, шло по плану. Григорий Распутин убит. Думские депутаты в Петрограде и могут собраться по первому зову. Государь находится в пути и его можно заманить в западню. Можно потребовать отречения от престола. Можно добиться отречения от престола! Но самого главного, уже нельзя добиться от государя — отречения от престола в пользу убийцы Григория Распутина. Теперь, когда государю доподлинно известно, что на жизнь Григория покусился именно Дмитрий, все кончено для Дмитрия.

А если так, чье имя кричать заговорщикам? Кого звать на царство?

Из плана дворцового переворота выпала его основная фигура — великий князь Дмитрий Павлович.

Другой удобной кандидатуры у заговорщиков не было. Все надо начинать с начала. Нужно искать новые комбинации. И новых удобных среди Романовых.

И обреченного уже хозяина земли Русской на этот раз беспрепятственно пропустили в Петроград, отложив готовый к осуществлению план переворота.

…до, как показала жизнь, до февраля следующего года.

В феврале все повторится вновь, с небольшими вариациями.

Соберется на заседания Дума. После аудиенции, данной генералу Гурко, доброму приятелю авантюриста Гучкова, до того никуда не собиравшийся государь, без особой нужды, не вняв просьбам государыни и министра Протопопова остаться, отправится в Ставку

В Петрограде в офицерских кругах совершенно открыто станут говорить, что государь из Ставки уже не вернется государем. Наталью Брасову, морганатическую супругу Михаила Романова открыто станут принимать в осведомленных домах как супругу будущего регента… и весь Петроград вдруг зашептался, заговорил вполголоса, завопил трубногласно о том, что царствование Николая Романова завершилось.

Так и будет. По дороге из Ставки Николая Романова перехватят в пути.

 

ПОТРЯСЕНЫ ЛИ ВЫ?

Еще одну причину, почему заговорщики отложили свой план до лучших времен, мы должны искать в области игры выдержки и нервов.

Для того чтобы лучше понять, что именно имеется в виду, мы перенесемся в 1917 год, в те трагические для России дни, когда дело было уже сделано и государь подписал свое отречение.

Царское Село.

В окруженном «восставшим народом» Александровском дворце покинутая и испуганная, отрезанная от страны, мечется бывшая императрица.

Она знает: ее муж отрекся. В лиловом ее будуаре в вазах умирает сирень. Цветы меняли каждый день — их специально привозили в снежный Петербург из теплой Ниццы. Теперь все кончено. И в вазах горестно увядает последнее благоухание прежней жизни.

Поздняя ночь.

Неожиданно бывшей императрице сообщают, что во дворец прибыл господин Гучков с двумя адьютантами, и он настаивает на личной встрече.

И бывшая государыня вынуждена его принять.

Идя навстречу Гучкову, Александра Федоровна Романова была абсолютно убеждена, что «ниспровергатель царей» приехал ее арестовать. Но новый военный министр Временного правительства прибыл, как оказалось, не за этим.

На вопрос, что нужно было Гучкову в столь поздний час, она с недоумением расскажет дочерям и подруге, что, оказывается, Гучков приезжал только затем, чтобы узнать, как бывшая императрица переносит испытания и испугана ли она или же нет?

Да!

Огромное значение придавали заговорщики реакции венценосцев на свои действия!

Убивая Распутина, они наносили удар по самому сердцу этой семьи — по наследнику престола и любимому сыну. И ожидали растерянности, слез, гнева, истерики, отчаяния. Им необходимо было увериться, что удар, который они нанесли, сокрушил противника, обескуражил, сломил.

17 и 18 декабря, те, кто сочувствовал плану дворцового переворота, жадно всматривались в лица обоих государей, пытаясь по выражению их лиц понять степень урона, который нанес уход Распутина из жизни.

Наблюдали за государем в Ставке. Результат был ошеломительным.

Те, кто пытались прочесть на лице Николая Романова панику и отчаяние, не прочитали на этом лице ничего. Отец Дмитрия, Павел Александрович, находившийся в Ставке, говорил потом, что был поражен особым, светлым выражением лица своего племянника. Даже близкий к государю дворцовый комендант Воейков, и тот будет рассказывать, что государь скорее был весел, чем печален.

А в Петрограде ходили злорадные слухи, что известие о смерти Григория Распутина вызвало у Александры Федоровны приступ истерики.

Но, к сожалению заговорщиков, это был лишь слух. Да, она расстроена, но никто не видел ни слез, ни отчаяния.

И заговорщики спрашивали себя: как, почему, они не убиты горем? Почему не плачут? Почему не испуганы? Им нанесен такой страшный удар! А они? Они спокойны?!

Дядя Маленького, самоуверенный толстяк Родзянко, с горечью и обидой будет вспоминать, как надеялись он, его компания на то, что царь и его жена хотя бы испугаются! Станут более покладистыми и сговорчивыми. Пойдут на уступки!

Да, этого заговорщики понять не могли…

Им трудно было понять, что родителям больного ребенка было привычно показывать всему миру лица, полные спокойствия, и скрывать свои «не видимые миру слезы». Николай и Александра давно освоили это трагичное ремесло.

И когда императрица заставляла своего сына позировать перед фотоаппаратом стоя, непременно стоя, с улыбкой на лице, зная, что мальчику это больно после перенесенных совсем недавно тяжелейших приступов болезни.

И когда вся царская семья совершенно безучастно терпела шквал сплетен и грязных домыслов о роли Распутина в их жизни и не сделала ни единой попытки объясниться, рассказать об истинной его роли.

Заговорщики справедливо полагали, что царь никогда не посмеет открыть своей стране правду о Распутине.

И поэтому, когда они убьют Распутина, страна ничего не поймет.

Царь не посмел. Даже тогда, когда его молчание стало политически опасным.

Ровно за месяц до смерти, 17 ноября, Григорий Распутин отправил в Царскую Ставку телеграмму:

«Россия тем спасется, что одного оправдают. Она была и будет прославлена слезами страдальцев, которые выше праздных языков. Наш разум должен разуметь…»

Россия оттого не погибнет, что одного оправдают.

Осмелились бы заговорщики на убийство человека, о котором узнали все что он, именно он, Григорий Распутин, избичеванный хлыстами праздных языков, спасает больного наследника от смерти?

Разум должен разуметь…

Впрочем, телеграмма Григория Распутина осталась без последствий.

Тайна осталась тайной…

Распутина убили.

И страна не поняла.

Страна не поняла, толковали в те дни о «патриотическом акте», о смерти «злого гения страны». Непосвященная часть думских депутатов рядила о том, что аристократия обмельчала и выродилась, что на дворцовый переворот их не хватило. Вместо этого убили какого-то грязного мужика! — Но Николай и Александра Романовы поняли.

Это было страшное откровение — враги были внутри их собственного семейства! Романовы снова поднялись на Романовых. Родная кровь вновь посягнула на родную кровь.

И после того как Николай и Александра Романовы осознали это, они сразу осознали вслед за этим: любое проявление страха или паники есть для них смертный приговор. И после ночи мучительных размышлений и переживаний царь в Ставке был «почти весел».

А императрица с виду была печальна, но не больше, чем в случае известия о смерти какого-нибудь любого другого, знакомого ей человека.

И компания растерялась.

Жаль, что компании не удалось заглянуть в те дни в «святая святых» императорского дома и посмотреть на своих врагов глазами близких и доверенных друзей. Они сразу же успокоились бы и на душе у них отлегло.

Нет. Они все правильно рассудили. Они ни на крупинку не ошиблись в своих расчетах. Смерть Григория Распутина переживалась императорской семьей очень тяжело. И императорская семья была смертельно напугана.

 

ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Третий день без Распутина. 19 декабря 1916 года.

У Петрова моста было темно. Старичок городовой из речной полиции начал разметать метлой снег и вдруг заметил темный комок, вмерзший в лед. Городовой поспешно обрубил пешней лед вокруг темного предмета и увидел краешек собольего воротника.

И побежал докладывать начальству.

Рассвело. Несколько человек городовых, вырубив полусаженный квадрат вокруг загадочного пятна, раскололи его. И увидели внутри расколовшейся глыбы льда, труп человека. Так утром 19 ноября, на третий день после исчезновения, было найдено тело Григория Распутина.

Скоро на место прибудет следственная группа.

Среди следователей уже не будет группы генерала Попова. Еще накануне министр юстиции Макаров потребует от министра внутренних дел Протопопова полного невмешательства в следственные действия, ссылаясь на статью закона. Произошел большой скандал, но так как формально министр юстиции был прав, Протопопову пришлось уступить.

И теперь над найденным телом трудились только прокурор следственной палаты Завадский, и только его следственная группа.

Сейчас именно они фотографируют найденный во льду Малой Невки труп.

В 11 часов утра срочно приглашенным полицейским врачом был проведен поверхностный осмотр извлеченного из льда тела. Подробно осмотреть тело тогда не удалось: некогда теплая и живая человеческая плоть замерзла так, что одежду было невозможно оторвать.

Труп застыл с поднятыми руками, и мистически настроенным казалось тогда, что руки грозят убийцам и «взывают об отмщении». Лицо найденного человека ужасало. Раздробленная голова, выбитый глаз, порезы, кровоподтеки… следы револьверных пуль.

Интересна одна деталь. При этом первом поверхностном осмотре следователи заметили на залитой кровью рубашке убитого следы двух пулевых ранений — в области груди и в области живота. Обнаружили и рану на голове.

Сзади тело не осматривали, иначе увидели бы еще один след от пули — в области позвоночника. Но потом, когда тело оттаяло и его осмотрел патологоанатом Косоротов, он нашел на теле убитого только три пулевых входа — один в голове, второй в области живота и последний, третий, в области спины.

То, что показалось следователям следом от пули, пробившей грудь, когда жертва была в обледеневшей рубашке, бесследно исчезло, как только тело обнажили для вскрытия в мертвецкой Чесменской богадельни. На теле Григория Распутина не было пулевого отверстия в груди.

Сняв оттаявшую одежду с трупа, отметят еще некоторые детали: Распутин был одет в шелковую рубашку, расшитую васильками, на шее найдут большой золотой крест с надписью «Спаси и сохрани», на руке обнаружат золотой браслет с вензелем императора Николая Второго.

Труп прикроют двумя кусками черной материи, и оставят лежать на береговом откосе. Выставят длинную цепочку городовых, чтобы никого не подпускать к трупу без специального на то разрешения высокого начальства, заполонившего берега Малой Невки.

Вскоре к телу, одиноко и страшно лежащему в снегу на салазках, приведут двух перепуганных девушек. Подведут к салазкам. Поднимут черную материю с изуродованного лица убитого человека.

Старшая девушка прошепчет: «Да, это мой отец», и потеряет сознание. После этого следовательская группа отправится в один из прилегающих к берегу домов, отогреваться, пить чай и составлять подробный отчет о жуткой находке.

А тот, кто подарил Григорию Ефимовичу золотой браслет со своей монограммой, проведя весь день в пути, уже подъезжал к Царскому Селу.

Около пяти часов в Царское Село прибыл императорский поезд. Случилось то, чего не ожидали ни Дмитрий, ни Маленький Феликс — государь вернулся из Ставки. И по-прежнему оставался тем, кем был.

Хозяином Русской земли.

19 декабря 1916 года хозяин Русской земли возвратился в Царское Село. И там перед домашними все время повторял: «Мне стыдно перед Россией за то, что руки моих родственников обагрены кровью мужика».

Александра Федоровна требовала немедленного и публичного суда над убийцами Григория. Сын, наследник Алексей спрашивал своего отца гневно: «Почему ты хорошенько не накажешь убийц»?

 

ДМИТРИЙ И ФЕЛИКС

В то время как на Петровом мосту следователи колдовали над телом убитого человека…

…а императорский поезд приближался к Царскому Селу…

Два друга — царственный Дмитрий и Маленький Феликс сидели в нижнем этаже Сергиевского дворца, на половине великого князя Дмитрия.

Им не удалось выехать из столицы. По приказу императрицы Александры они были задержаны.

Приехавший в столицу государь, одобрил меры, предпринятые женой. Два друга оказались под домашним арестом. Маленький немедленно перебрался под великокняжеское крыло Дмитрия и теперь они вместе следили за всем, что происходило в столице.

Их постоянно посещали знакомые и друзья, принося свежие сведения, сплетни и планы по борьбе с «исчерпавшим себя» императором.

Радость по случаю освобождения России от Распутина достигла в эти дни высшей точки. Убийц славословили. Им кричали «ура!» В церквях молились за их здоровье. Звуки восторженных молитв заглушали еще более громкие звуки аплодисментов!

Невиданный, бешеный, ошеломительный успех!

Как чувствовали себя друзья? Как относились к своей неожиданно свалившейся на них славе «убийц-патриотов»?

Заглянем в Сергиевский дворец.

Слышится хрустально-фаянсовый перезвон. Хлопают винные пробки.

На обеде присутствуют сам хозяин, Маленький Феликс, великий князь Николай Александрович, известный историк и сестра Дмитрия, Мария Павловна.

Дмитрий подавлен.

Маленький Феликс весел и бодр.

От чего великий князь Дмитрий Павлович не так весел, как его «дражайший друг»?

Ситуация, в которую они оба попали, совершив убийство, ни тому, ни другому не должна была внушать особой радости. Они находились под арестом. Их вину подтвердило следствие. И останься Николай Романов на престоле, их не могло ждать ничего, кроме вечной немилости. Весь клан семьи Романовых, объединившись в единодушном стремлении защитить родственников-убийц от монаршего гнева, подписали в те дни коллективное письмо к Ники, требуя не наказывать тех, кого прославляет и благословляет всемогущее общественное мнение. Отец Ирины Юсуповой, великий князь Александр Михайлович, который для Ники был просто другом детства, «дорогим Сандро», ездил к государю, к государыне, к Протопопову и кричал, угрожал, требовал: отпустите с миром убийц!

И на все уговоры ответ был один: «Никому не позволено заниматься убийствами. Знаю, совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне».

Все было ясно. Государь гневается.

И размышляет сейчас, как поступить с теми, кого в своем дневнике называет «извергами». Чему же здесь радоваться?

И потому совершенно понятно: прозревая вперед свою судьбу и видя впереди большое политическое будущее, Маленький Феликс Феликсович был радостен потому, что твердо знал: часы Николая Романова на Российском престоле сочтены. Судьбу Маленького принца будет решать не Николай Второй — другие. Те, кому его преступление открыло дорогу к власти.

И Маленький Феликс весел.

Уже готов новый план. Готова группа офицеров, решившаяся напасть на царский поезд и вынудить отречься от престола. Уже решено требовать отречения в пользу малолетнего цесаревича, а регентом уже решено требовать брата царя, Михаила.

Комбинация неплохая. Ребенок смертельно болен, а если умрет — Михаил Романов не имеет прав на наследование престола. В этой ситуации решать, кому передать трон, будут авторы дворцового переворота. Потому Зинаида Юсупова спокойна за судьбу сына. Теперь остается «только ее запереть». То есть объявить государыню сумасшедшей, и отстранить от регентства и опеки.

Юсуповы довольны.

А вот великий князь Дмитрий хандрит.

Почему?

Да потому, что он убийца, и он уличен!

Допустим, впоследствии удастся вывернуться и доказать, что он в мужика не стрелял… Что руки его «чисты от липких пятен крови». А толку? В глазах общественного мнения он все равно останется тем героем, который лично участвовал в том, что можно называть как угодно, но которое было убийством.

С клеймом Каина, пусть и Каина — «пламенного патриота», ему не быть Дмитрием Первым.

Народ не поймет. Бог не допустит. Этого нельзя!

Почему нельзя, изящно и очень интересно мог бы объяснить юному Дмитрию умудренный годами родственник-историк, пьющий мокко у него в гостях.

Все просто…

На двух государей из династии Романовых падало подозрение в соучастии в убийстве — на Екатерину Великую и на Александра Первого, взошедших на трон путем дворцового переворота.

И хотя ни тому, ни другому никто, даже злейшие враги, не приписывал личного участия в убийстве, и подозрения в соучастии было довольно, чтобы глубоко поразить народные массы.

Чем это закончилось — известно!

Сразу приходит на память и ужасающий пугачевский бунт, возглавленный «воскресшим императором» Петром Третьим. И родившуюся в народе после смерти Александра Первого, легенду о старце Федоре Кузмиче, трогательное предание, повествующее о раскаянии императора Александра Павловича, который будто бы не умер, а сменил императорский скипетр и корону на посох и клобук схимника.

Кстати, в свое время гость Дмитрия, великий князь Николай Александрович, с огромным интересом изучал природу этой невероятной народной легенды и причины ее возникновения в народной среде. Случались в российской истории и более выразительные примеры.

К примеру, времена великой Смуты, вдохновившие Пушкина на незабвенного «Бориса Годунова», с поразительной по глубине исторического смысла заключительной ремаркой — народ безмолвствует…

Народ безмолвствует!

Безмолвие народа закончилось печально для Лжедмитрия Первого.

Неизвестно, насколько пугала великого князя моральная сторона — пресловутые «мальчики кровавые в глазах».

Тайна сия велика есть! Возможно, он не заглядывал глубоко в символический смысл исторических параллелей. Но как человек, претендующий на трон, не учитывать мнение народа, которым претендовал править, он не мог. И тут последствия двух его револьверных выстрелов были самые неутешительные.

В то время когда в столицах звонили во все колокола и славословили убийц, редактор известного журнала «Колокол» с беспокойством рассказывал знакомым, что в народе, по его сведениям, убийство Распутина сочли весьма дурным предзнаменованием, французский посол Палеолог, со слов знакомого помещика из Костромы, материнского лона Романовской династии, записывал в свой дневник: «Это очень интересное явление, характерное для русской традиции. Народ считает Распутина мучеником. Среди крестьян стали говорить: вот был при царе человек из народа, и он защищал народ против придворных, а они его и убили… и так думает вся крестьянская Россия».

Лидер кадетов историк Милюков говорил знакомым: «Предвосхищаю суждение мужика о гибели своего брата… говорить будут так: в кои веки добрался мужик до царских хором, говорить царю правду — и дворяне его убили… И теперь коллективный русский мужик готовится повторить эту операцию над дворянами».

И в то время когда Феликс и Дмитрий пережидали события в Сергиевском дворце, обедали и пили коньяк и кофе, на их имя приходили кипы писем, полных восторгов, благодарностей, восхвалений…

…и еще такие: «Крестьяне и теперь уже стремятся выяснить виновность крестьянина Григория Распутина, убитого в вашем дворце вопреки всем обычаям гостеприимства. Многие вожди крестьянства высказываются в том смысле, что в лице Распутина символически выброшено все крестьянство под мост, посему находят желательным всестороннее освещение этого дела, по сию пору для многих загадочного. И буде явится возможность установить невиновность Распутина в чем-либо, то крестьяне имеют в виду, требовать суда над убийцами и сообщниками…»

Не трудно понять, что великого князя Дмитрия Павловича не радовали ни те, ни другие послания. Первые восхваляли его как убийцу! Вторые порицали, как убийцу! И в том, и другом случае он оставался убийцей… Заколдованный круг!

Прошло несколько дней…

Вскоре решение государя относительно судьбы убийц Распутина стало известно.

Великому князю Дмитрию Павловичу было предписано немедленно оставить Россию и отправится на Персидский фронт.

Князю Юсупову, графу Сумарокову-Эльстон, приказывалось отбыть в отдаленное имение под Курском.

О Пуришкевиче не было сказано ни слова, точно не было в помине соучастника с таким именем в ночь с 16 на 17 декабря в юсуповском дворце.

 

ЧТО ВПЕРЕДИ?

Маленький Феликс и царственный Дмитрий отправились в ссылку.

Из Петрограда их провожали тайно, под покровом темноты, как провожают преступников.

Вокзал и платформы оцеплены. Везде расставлены наряды полиции.

А в Сергиевском дворце происходит трогательное прощание. Четыре дня, проведенные под арестом, кажется им, связали их прочнее долгих лет дружбы.

Где и когда свидимся мы теперь? — спрашивают друг друга убийцы Распутина…

Сами того не ведая, «дражайшие друзья» прощаются надолго.

Им уже назначено судьбой встретиться после революции, в далеком Лондоне. Им предстоит пережить свою дружбу, похоронить в чужой земле все честолюбивые мечтания.

Не знает Дмитрий, что ему никогда больше не увидеть ни дворца, в котором он жил, ни родной панорамы Невского проспекта. Ни отца, ни друзей, ни многих своих родных.

Не знает и Маленький Юсупов, что, вернувшись ненадолго в «освобожденный от вековой тирании» Петроград в «восторженном состоянии духа», он вскоре вынужден будет бежать прочь, спасая жизнь и ничтожную часть своего огромного состояния, навстречу пожизненному изгнанию …ничего этого они пока не знают.

Дмитрий и Феликс прощаются, думая совершенно искренне, что разлука ненадолго, и скоро, «когда все кончится» и дело переворота будет завершено, они вновь вернутся— и вернутся героями.

В ночь, когда два молодых и полных надежд друга, попрощавшись, отправятся в ссылку, они пройдут в сопровождении охраны через пустынные вокзальные платформы, каждый — к своему поезду, услышат удар колокола, пронзительный свисток паровоза.

Платформа поплывет мимо ночной Петербург. В сумрачные окна будет бить потревоженный колесами поезда снег и поплывут мимо спящие во мраке снежные поля. Под монотонный стук колес, уставившись в текущую перед глазами темноту, друзья погрузятся в думы.

Что впереди? Будущее темно. И только какие-то неопределенные предчувствия томили их.

«Боже мой! Как темно грядущее в эти тяжелые годы ниспосланных нам рукою Всевышнего испытаний! Кто скажет? Кто ответит? Кто сдернет завесу и рассеет туман, застилающий грядущие дали?»

Так, взлетев на патетические котурны, несколько дней назад вопрошал ту же темноту, несущуюся за окном, сообщник Дмитрия и Феликса по преступлению, Пуришкевич, думский депутат.

Записав в свой дневник события ночного убийства он, как и двое друзей, стоял у окна санитарного поезда, курил, не мог уснуть и, вперяя пытливые, воспаленные бессонной ночью глаза в несущуюся мимо темноту, вопрошал о грядущем.

Да одни ли они, убийцы Григория Распутина, задавали вопрос, что впереди? Об этом думала вся Россия, потому что каждый чувствовал, что стоит на пороге, на пороге чего-то нового, непонятного.

Какого-то неизвестного, но грозного Накануне…

Что несет наступающий год — 1917-й?

И государь, и вельможи, и депутаты, и студенты, и мужики в солдатских шинелях, и искатели власти, и обыватели, и священнослужители, и те, кто продолжали сражаться и погибать на войне, люди и люди, людской муравейник империи — словом, все те, кто составлял огромное тело огромной страны, все одинаково тревожно смотрели в темную неизвестность грядущего года…

Что впереди? Проходи!

Черная, черная вьюга…

«Кто скажет? Кто ответит? Кто предречет поток событий в густом молочном тумане просыпающегося дня?»

Грустно и смешно. Грустно оттого, что «поток грядущих событий» был уже предречен.

И смешно… и снова грустно, потому, что угадан он был человеком, которого они, убийцы и вопрошатели будущего, царственный Дмитрий, Маленький Феликс и думский болтун Пуришкевич, приговорили к смерти.

…и убили.

Все было уже определено. Все угадано.

Когда это было? Это было еще в сентябре.

 

СИЕ ДА БУДЕТ

Обычный это был день, сентябрь 1916 года, числа двадцатого, за пять месяцев до крушения империи и за четыре месяца до ночи убийства.

В истории он не отмечен никакими интересными и заметными событиями.

Императрица в тот день, как обычно, пишет в Ставку мужу. Сообщает, что погода прескучная, что Гучков вступил в сношения с начальником генерального штаба Алексеевым, постоянно пишет к нему письма и это может быть опасным. Передает просьбу Григория немедленно решить продовольственный вопрос… Государь, как обычно, отвечает супруге: сообщает, что наряду с военными делами его беспокоит вечный вопрос о продовольствии, жалуется, что вопрос о снабжении продовольствием он решить пока не в силах, но он ищет решение, поскольку видит, что «цены растут, и народ начинает голодать. Ясно, к чему может привести страну такое положение дел…»

И так далее, обычная государственная рутина, обычные повседневные дела.

Прескучная погода, прескучные заботы.

«Надвигается долгая зима», — с тоской пишет императрица.

Надвигалась долгая зима. Ее запах уже чувствовался в первых ночных заморозках. В оголяющихся лесах и деревьях. В ожиданиях первого снега. А вместе с этой зимой на страну надвигалась буря, которая переломает и опрокинет миллионы судеб и неузнаваемо изменит все вокруг.

Кто чувствовал тогда ее запах, ее приближение, ее неизбежность, такую же неизбежную, как облетающая листва, как первые заморозки, как наступление зимы?

В этот день, 20 сентября 1916 года, Григорий Ефимович Распутин ходит взад и вперед по своей квартире на Гороховой. Внизу, на улице, снуют по своим обычным делам люди, не знающие еще о том, что привычной жизни осталось совсем немного, и в песочных часах империи уже опадают последние прощальные крупинки. Распутин, диктует дочери о том, как, и зачем, и за что в Россию придет буря… и о том, что сам он скоро умрет:

«В книге чудес мы видим, что милость Божия всегда была явлена только после тяжелых испытаний. Так будет и с нами. И не настал еще час чуда. Но уже близок он, ибо испытание, ниспосланное нам, велико!

Страна наша богатая, край сытый — ешь, пей, наслаждайся! И так жил русский народ. И ох как жил! Русский боярин, генерал, богатеи, купцы в скверности большой пребывают. Теснят бедноту, последнюю рубашку с нищего дерут, лжой его обирают. Бедноту друг на дружку натравливают. Тако беззаконие творят…

И вот дела их. Перепортив дома… что эти охальники делают? Они уезжают в чужие земли к иноверцам. Там наворованную казну вытряхивают и в пьяном озорстве свое отечество предают. Вот что делают князья и вельможи наши! И купцы-бахвальники, и генералы спесивые!

А священнослужители? Они останавливали ли их, забывших честь и Бога? Они, не убоявшись сильных и могучих, говорили ли им: куда идете, безумцы? Зачем тешите диавола, уготовляя себе ад кромешный? Зачем обижаете младшую братию свою — народ, который на вас денно и нощно работает? Почто творите беззаконие сие? Нет, они молчали. Нет, они жадно выманивали у них подачки, жирели от кусков со стола злодеев! Отращивали себе животы семипудовые. Говорили богатеям: грешите, сквернословьте, обирайте. Только не забывайте нас, и мы у Бога вымолим вам прощение. Жертвуйте на церковь, и простится вам…

Страна наша богатая, край наш сытый. Может, всех краев сытее… Может, более, чем в других странах, вкупе взятых! А что с того? Кто хуже нашего мужика живет? И сам голодный, и скотина. И что же вышло? Возненавидел народ начальство. Нет у него веры и в священство. Пока эта ненависть молчит, бороться с ней можно. А как заговорит она, горе великое будет! О, если заговорит злоба народная, будет сотрясение страшное, камни запрыгают…

А долго ли народ наш свою ненависть в душе таить будет? Долго еще молчать будет? Ох, боюсь, но думаю — недолго. Потому что он с голоду свирепеет, как волк.

Говорю вам, земля Русская в большом шатании! Как буря рвет листья, ломает ветви, дубы, рвет корни… и тут сломает, вырвет столетнего богатыря с корнями, вырвет, изломает…

Буря все может! Сие понимать надо!

И надо быть мудрым рулевому, чтобы ладью к берегу вывести, чтобы не швырнуло ее на дно морское. А где он, мудрый рулевой, где?

Мама — это ярый воск, свеча перед всем миром. Она святая. Ибо только святые могут вынести такую муку, как она несет. Несет она муку великую, потому что глаз ее видит далее, чем разум разумеет. Никакой фальши в ней, никакой лжи, никакого обмана.

Гордость — большая! Такая гордая, такая могучая. Одну такую и видел в своей жизни.

Многие понятия о ней не имеют. Думают, либо сумасшедшая, либо двусмыслие в ней какое. А в ней особенная душа! Нет, в ее святой гордости никуда, кроме мученичества, пути нет…

Папа… Что ж. В нем ни страшного, ни злобного, ни доброты, ни ума — всего понемногу. Сними с него корону, пусти в кучу — в десятке не отличишь. Ни худости, не добротности — всего в меру. А мера куцая, для царя маловата. Он от нее царской гордости набирает, а толку мало. Не по Сеньке шапка…

Гляжу на небо — вижу облака, слышу ветра, боюсь бури! Боюсь, что она разбушуется ране, чем мы готовы будем.

Вот я и говорю, кто о народе заботу возьмет, тот и будет хозяин. Дума Государственная — вроде брехливой бабы, языком треплет: я, мол, от народа присланная, через меня весь народ говорит…

А в Думе кто орудует? Помещик, генерал пыжистый…

Неужто им наше русское житье интересно? Сколько лет эта Дума нам головы морочит, а что хорошего она для народа удумала, кому от нее улучшение вышло? Да никому! Соберутся да грызутся. Да еще величаются: яде за народ стою, я ему лучшую жизнь пробиваю. А сам так и стреляет, где бы ему лишний кусок оттяпать…

От нее себе спасения народ не чает.

Отколь народу помощь придет? Только тот, кто ему слово человеческое скажет, кто на себя о нем заботу возьмет, тот ему хозяином будет. Тот хозяином будет. Только тот хозяином будет

Слово это простое, но верное слово! Сие понимать надо! Говорю вам, кто о народе слово возьмет, тот хозяином будет! А нынче, когда все зашевелилось, многие к народу полезли: хороший, мол, пригожий мужичок. Я люблю тебя, и я, и я! Так и трещат! И тут-то самое страшное. Хозяев много появилось. А кто покормит, тот хозяином будет. Сие понимать надо! Аминь. Крест и подпись.

Думу-трепотню — убрать. Помеха от нее большая. Тут наврет, там переврет, смотришь, всех перепутала, перессорила.

Это работе мешает.

И Дума, эта балалайка ломаная, все дрынькает и дрынькает…

Бунтарь, он чего хочет? Хлеба дай! Как дать? Да очень просто! Главное — надо манифест выпустить, что, мол, народу всякая льгота выйдет. А пока народу тяжеленько приходится, то сразу чем ни есть пожаловать надо… Русский народ, он душевный, он хорошему слову верит. И если бунтарь не пойдет на приманку, его сам народ выдаст с головой. А там уж царская воля — казнить или миловать.

И еще вот что помнить надо… что Государственная дума, она хоть и потаскуха бранливая, тем страшна, она к тому перекинется, кто почнет верх брать. Поэтому ее в первую очередь унять надо! Она сама бунтарить не умеет, а к бунтовщикам перейдет. От нее большой вред выйти может.

Крест!

Порох в чьих руках? Кто им распоряжается? Не тот, кто гаркнет — «пали», а тот, кто палит! Да, да, кто палит! Счастье еще, что он не знает, что в нем сила, что он хозяин пороху. А что как узнает?

Не хватит воды ни в морях, ни в океанах огонь тот потушить, страшный огонь, великий огонь! У голодного и обиженного глаза лучше видят, ум острее, скоро поймут.

А когда поймут, будет нам горе великое. Говорю: будет нам горе великое. Это я говорю, Григорий, и Григорий говорит, что если Господу Богу угодно будет голову снять, чтобы двери в рай открыть всему народу, да будет воля твоя!..

Много грехов творят люди, потонули в грехе. Должно случиться чудо великое, пойдут жертвы очистительные. Будут потрясения великие. И дети малые узнают, в чем сила народа, в чем его правда.

Сие да будет! Аминь!

Сии записи, пока я живой, ни один живой человек не увидит. Убить меня не можно. Убьют Григория, похоронят Григория. А может быть, и не похоронят. В воде утопят, в огне согнут, а я жив буду».