Габриэль без колебаний открыл другу дверь, радуясь, что тот вернулся из России живым и на первый взгляд невредимым, но и немного нервничая, думая о том, что будет дальше. Василий пришел один, но Дмитрий и Арон, несомненно, тоже находились в отеле.

— Габриэль.

— Василий.

Его притянули для обычного приветствия: похлопали по спине и поцеловали в обе щеки. Но жест был слабым, другим. Габриэль винил в этом себя — его эгоизм испортил отношения с Василием. Но, возможно, приветствие было иным потому, что Василий понял, что произошло.

Они отстранились друг от друга, смущение тяжким грузом сдавило грудь. Особенно когда осознал, что они сейчас занимались с Евой сексом. Хотя нет. Это не был секс. Между ними происходило нечто совершенно другое. Нечто, о чем он подумает позже. Хорошенько подумает.

Сейчас же нужно сосредоточиться на том, как, черт побери, выйти сухим из воды и не начать метаться, словно возбужденный подросток.

Ему не дали возможности.

— Где она? — резко спросил Василий.

Быстро оправившись, Габриэль указал за спину в сторону ванной.

— Там.

— Ты очень занятой человек, — мягко заметил Василий, входя в номер, но его тон словно царапал кожу. — Должен быть. Раз я не слышал ничего от тебя.

Габриэль сделал вдох, надеясь, что не последний, и закрыл входную дверь перед выстроившимися в коридоре охранниками. Повернувшись, наткнулся на острый взгляд русского, который стоял, скрестив на груди мощные руки.

Ладно, теперь он чувствовал себя как семилетка. И… ох, к черту это чувство. Он стиснул зубы, не желая быть трусом.

— Я вынужден просить у тебя прощения, Василий. Потому что...

Покрытая татуировками рука сделала знак замолчать, и Габриэль в некотором роде был рад этому. В конце концов, какие его слова могли отсрочить медленную, мучительную смерть? Он не хотел, чтобы Ева вышла и увидела, как он истекает кровью.

— Я просил тебя присматривать за ней. И уверен, что имел в виду делать это только до тех пор, пока сам не смогу вернуться к этому занятию.

Ага. Он знал. Габриэль открыл рот, чтобы произнести... извинения? Нет. Оправдание? Не совсем. Разве такое возможно? Он хотел Еву и взял ее. Он бы не смог оставить ее, даже если бы попытался, но не знал, как все объяснить ее отцу. Это было гораздо больше обыкновенной похоти. Он, несомненно, заботился о ней, ему нравилось быть рядом, проводить вместе время, заставлять смеяться и обнимать, когда она плакала. Но счастливый конец был не для них, не с постоянным рвением к мести его брата. Не говоря уже о самом образе жизни Габриэля. Его мир сожрет Еву заживо.

Или нет?

Но Василий воспримет только кольцо на безымянном пальце дочери, не меньше. Черт. Ева заслуживает только это.

Но мог ли он дать ей такую гарантию? До сих пор подвергал ее опасности, лишил возможности жить свободно и без страха, да и вообще ввел в мир, где таких нежных и добрых созданий, как она, не существовало. И ей предстояло выживать.

И все же она преуспела. Кажется, девушка обрела себя. Как Габриэль и сказал ей, она прекрасно справлялась, не прилагая видимых усилий. Разве не так? Или это лишь его надежды.

Василий издал нетерпеливый звук.

— Раз уж ты влез не в свое дело, почему бы мне на тебя все и не оставить. Но пойди и приведи мою дочь, пока ты сам себе не навредил. Мы обсудим это недоразумение позже. — Василий прошел в гостиную.

Габриэль нахмурился, скула нервно подергивалась. Он не привык, чтобы его так отшивали, и не важно, что это сделал Василий, у него были причины на него злиться. Но он стерпел, так как заслуживал гораздо худшего.

И знал, что худшее не за горами, вскоре придется разгребать дерьмо из-за Стефано.

*** 

Вытерев лицо, Ева прислонилась к тумбочке и взглянула на отражение в зеркале, отмечая горящие глаза и покрасневшие щеки. С тяжелым сердцем она медленно повесила пушистое белое полотенце и аккуратно разгладила на себе одежду.

Это невероятно. Габриэль невероятен. То, что она почувствовала к нему... невероятно.

Но девушка вдруг осознала, что лучше бы между ними ничего не случилось. Потому что это было похоже на прощание.

Она словно обезумела. Но ничего не могла поделать. Утренняя встреча вселила страх за собственную жизнь. За жизнь друзей. Габриэля. Ей было необходимо находиться рядом. Чувствовать его. Держаться за него. Она была в отчаянии. И хотела быть с ним.

Что, если это будет прощание, и она никогда больше не получит шанса? Что, если...

Хватит.

Она усмирила поднимавшуюся панику. Стоп. Нет никакого повода. Последнее время она слишком много себя накручивала.

Вернувшись к настоящему, Ева зашевелилась, когда в проеме возник Габриэль. Его широкие плечи загородили выход. Девушка прищурилась, заметив на прекрасном лице смесь странного напряжения и нежности.

— Что случилось?

— Выходи. — Он приобнял ее за талию и крепко прижал к себе на мгновение, уткнувшись лицом в волосы. Ее собственные руки обвили его шею, и девушка насладилась коротким моментом близости. Габриэль был таким сильным и уверенным. С едва заметным усилием он отстранился и за руку вывел Еву из ванной.

— Что происходит? Ты заставляешь меня нервничать.

Он продолжал идти, не глядя на нее.

— Не переживай.

Ну, хорошо. Если он сказал, что ей не стоит переживать, то может это пришла Ника. Ну и пусть. Отвлечься не помешает. Ей хотелось узнать, что произошло между ней и Винсентом. Потому что явно что-то было. Это отвлечет ее разум от всего остального.

Вот только гостем оказалась не Ника, а высокий, хорошо сложенный мужчина. Он стоял у окна, руки за спиной, и смотрел на нее. Одет небрежно, но элегантно, во все черное. Волосы такие же темные, как и у нее, такая же смуглая кожа. Глаза глубокого синего цвета.

Как у нее.

Он выступил вперед.

— Твой отец не мог больше ждать вашей встречи, милая.

У Евы перехватило дыхание. И хотя она прекрасно понимала по внешнему виду, кто перед ней, произнесенная вслух правда все равно шокировала. Краем глаза девушка заметила, как Габриэль отступил в спальню, оставляя их наедине. Внезапно она поняла, от кого унаследовала рост и внешность. Василий Тарасов был большим и привлекательным мужчиной.

Это ее отец.

Глаза тут же обожгло, и ничего нельзя было с этим поделать. Масса эмоций нахлынула на нее. Первыми оказались гнев и боль из-за того, что он бросил их, из-за его решения она была лишена общения с ним. И еще больший гнев за то, как повлияло его отсутствие на жизнь матери.

Но за ними следовало прощение и зарождавшаяся любовь. Признательность за то, что он бросил собственную семью ради их безопасности. За последние дни Ева воочию увидела, какой могла стать жизнь, если бы отец остался. А потому полнее оценила его решение. И вдруг еще большая признательность буквально захлестнула с головой.

Потому что он подарил ей Габриэля. Воспоминания, которыми она будет дорожить до конца своих дней.

Знает ли он об их связи? Думает ли хуже о ней из-за этого? О боже. Мог ли ее отец знать, что она спала с его другом?

«Пожалуйста, не позволяй ему узнать», — взмолилась Ева.

Девушка постаралась сосредоточиться, сердце бешено застучало в груди, когда Василий сжал ее руки в своих теплых грубых ладонях.

— Здравствуй, дорогая.

Два простых слова, но наполненных такой нежностью и надеждой, что сразу очистили разум. Изгнали все сомнения. Не осталось ничего, кроме ее и отца.

— Здравствуй, папа, — прошептала Ева, голос дрогнул. Он был так же шокирован от этого слова, как и она.

Василий хрипло прокашлялся.

— Я так сожалею о случившемся, Эванджелина. Я сделал все возможное, чтобы уберечь вас с мамой. Ее смерть… — эмоции сдавили ему горло, и Ева поняла, он действительно любил ее мать, Габриэль прав, — стала огромной ошибкой и трагедией, которую я не в силах исправить.

Ева сжала его руку, и он замолчал.

— Не надо, — произнесла она дрожащим голосом. — Ты поступал, как считал правильным. Я... начинаю понимать твои поступки, хоть ты и оставил нас.

Василий моргнул и выругался, вызвав улыбку на губах девушки, потому что Габриэль делал так же. Отец поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Ева, не удержавшись, прильнула к ней.

— Боже, ты так похожа на маму, когда улыбаешься.

Его прерывающийся голос был наполнен знакомой агонией, тяжелой виной и ответственностью, услышав которые Ева не смогла сдержать хлынувшие потоком слезы. Внезапно отец притянул девушку к широкой груди, и она горько разрыдалась, оплакивая их общее горе и потерю, с которой жила мама. Столько лет они были лишены возможности подобного утешения.

Утешения, которое только отец мог дать своей дочери.

— Мне так жаль, что ее отобрали у тебя, Эванджелина. Я знаю, из-за меня она была единственным близким человеком. И из-за меня ты осталась одна. Этого не должно было случиться. — Он отстранился. — Пожалуйста, впусти меня в свою жизнь. Больше всего на свете мне хочется узнать тебя. Помогать всеми возможными способами. Обещаю, я все сделаю, чтобы оградить тебя от... моего мира. Чтобы ты могла жить в безопасности, насколько это возможно.

Дрожащей рукой Ева вытерла слезу с шершавой щеки отца.

— Пожалуйста, — в горле засаднило. — Я тоже этого хочу.

Василий глубоко вздохнул и на мгновение задумался.

— Должен признать, это оказалось намного проще, чем я ожидал.

Ева взяла себя в руки, но не отвела взгляд, запоминая черты отца.

— У меня было мало времени обо всем подумать. Но Габриэль очень помог в этом. Знаешь, он буквально боготворит тебя. — На лице отца появилось странное выражение, которое заставило Еву пожалеть об упоминании Габриэля. Она не знала, как он относится к ситуации со Стефано. И знает ли о ней вообще. Василий ничего не ответил, и Ева продолжала разглядывать его.

Боже, он совсем не лысый, как предполагала. Не удивительно, что мама после него не смотрела в сторону других мужчин. «Какая жалость», — подумала Ева, снова чувствуя злость. Девушка попыталась успокоиться.

— Как мне называть тебя? — Может, он не захочет, чтобы взрослая женщина обращалась к нему как ребенок.

— Все зависит от тебя. Что бы ты ни выбрала, я всегда отзовусь.

Глаза вновь обожгло, но Ева сморгнула слезы, гнев затмила зарождающаяся любовь.

— Хорошо, — прошептала девушка, чувствуя себя одновременно неловко и так, словно знала его лучше, чем на самом деле. — Но не обещаю, что будет легко. Уверена, в ближайшее время могу свернуть тебе шею, пока буду разрываться между обидой и смирением. — Она прокашлялась и криво улыбнулась. — Просто будь осторожен.

Уголки губ Василия дернулись.

— Понял, — в голосе просквозил юмор.

Ева улыбнулась еще шире и с трепетом увидела, как улыбка отца преобразила его лицо.

«Какой красивый мужчина», — подумала она, впитывая первый настоящий «момент» с отцом.

Василий поднял глаза при звуке шагов Габриэля.

— Она очень похожа на меня, — произнес Василий.

Гейб тихо фыркнул.

— Даже не представляешь.

Зазвонил телефон, и отец, нетерпеливо вздохнув, с виноватым видом вытащил его из кармана.

— Мы сейчас не можем игнорировать звонки, — объяснил он. — Извините.

Василий прижал трубку к уху и отошел к столу, сурово бросив Габриэлю:

— Когда освобожусь, хочу услышать о ссадине на ее лице.

Ева поджала губы. Она, конечно, привыкла за время знакомства с Габриэлем, что разговоры прерывались в самое неподходящее время. Но ей все еще это не нравилось.

Габриэль подошел со спины и нежно приобнял за плечи.

— Видишь? Переживать не о чем.

Она кивнула, отчаянно желая откинуться назад и расслабиться в его объятиях. Но девушка запретила себе это, решив, что лучше сосредоточиться на отце, человеке, которого никогда не хотела знать.

Ева слушала и наблюдала, как Василий говорит с кем-то по телефону на незнакомом языке, и решила непременно его выучить.

Ее уже достаточно долго держали в неведении.