Сеня Чугунок пришел в школу до звонка. Он разоделся: на нем синий костюм, шелковая сорочка, цветастый галстук, полуботинки с узким носком.

Елена Сергеевна, встретившая Чугунка в коридоре, неодобрительно взглянула на его волнообразно уложенные волосы, на баки, косо сходившие от висков к щекам.

— Ох, фасонистый какой! — сказала старая женщина. — Куда это ты, парень, вырядился?

— Да вот… Тоня просила зайти. — Выражение лица у Чугунка было в полном разладе с одеждой и прической: постное, натянутое. Впрочем, говорил он своим обычным, небрежно-игривым тоном. — Она где? Отфизкультурила?

— А, понимаю! — не отвечая на вопрос, сказала техничка. — В клуб собираетесь? Дело хорошее.

— Не в клуб, тетя Лена, — проговорил Чугунок. Он картинно выставил ногу, пригладил волосы. — На пионерский сбор я. Вожатым у вас буду.

— Ты — вожатый? Сеня Чугунок — вожатый? — Елена Сергеевна шагнула назад. Она заговорила с сердитой неторопливостью: — Или забыл, сколько нам нервов испортил? Ты седьмой когда закончил? Годков пять, а то шесть назад? А я до сих пор помню, как тебя в учительскую таскали! Уж очень ты, парень, охоч был на кино, на погулянки да на развлекательные дела! Почему дальше-то не пошел?

— Тетя Лена, — развел руками Чугунок, — я же в самостоятельность ударился. Разве плохо? Заработок свой… Вот и костюм завел, и баян, и гитару. А вы мне проборку делаете! Я как работаю? Я же на драге вовсю вкалываю, хоть дядю Яшу спросите, если не верите.

— Ну-ну, и спрошу, — помягче сказала Елена Сергеевна. — Обожди в учительской — звонить пойду. А косички свои подрежь — экая красота, подумаешь!

Тоня и Чугунок вошли в класс вместе. Володя подошел к старшей пионервожатой четким строевым шагом. Из воротника белой рубашки выступала длинная, худая шея. Галстук у Володи был такой яркий, что, казалось, по рубашке шли от него алые отсветы. Лицо у Володи сосредоточенное; светлые жидкие брови сдвинуты. Рука взлетает к голове. Рапорт отдан.

— С вами поговорит новый вожатый, — растягивая слова, сказала Антонина Дмитриевна. И, бросив на Сеню ободряющий взгляд, она вышла из класса.

Сеня поправил галстук, пригладил волосы, откашлялся.

— Вы меня знаете? — коротко спросил он.

— Знаем! Знаем! — раздались голоса. — Вы — Чугунок! Сеня!

— Правильно! Сеня — в воскресенье, Чугунок — каждый денек.

Школьники рассмеялись.

— А еще вас Самотягом зовут! — выкрикнула Лиза.

— Самотяг мой дед был. По пятнадцати пудов шутя подымал. А я только Самотяжек. Но тоже ничего, силенки есть. А еще что вы про меня знаете?

— А еще вы на баяне! — вдруг сказала Маша Хлуднева. — «Скакал казак через долину!» Ужасно красиво!

— Не только «Скакал казак…» — ответил Сеня. — И «Ермака» могу, и «Славное море». Хоть кого переиграю.

— А в прошлый год вы первый на лыжах до Тетеркина ключа дошли, — снова подала голос Лиза. — Вам еще приз выдали — стеклянную кружку.

— Не кружку — кубок, из хрусталя, — снисходительно поправил Сеня. — На лыжах я тоже ходок ничего. Ну, а кем работаю, знаете?

— Знаем! — крикнул Ерема. — На драге мотористом.

— Ишь, все про меня вызнали! Прямо… как отдел кадров!

— А вам очень нравится на драге? — неожиданно спросил Володя.

Выражение Сениного лица как-то сразу переменилось. Не самодовольная усмешка была теперь на нем, а мягкая, сосредоточенная мечтательность.

— На это я вот как отвечу, — сказал Чугунок: — больше всего на свете люблю я наше приискательское дело. Отец все бывало говорил: «Учись, Семен: учителем, либо врачом, либо инженером будешь». А дед увез меня на Балей, на обогатительную фабрику. Посмотрел я, как электровозы бегают с камнем из котлована в сопку, как из этого камня на фабрике золотинку вышелушивают — на дробилках, в шаровых мельницах, на трясучих столах. Оторопь меня взяла; это не то, что из шишки орех доставать! Ведь как интересно: кругом тайга, багул на сопках, сарана цветет рядом — и тут же электричество, машины, грохот! Вернулся, стал чуть не каждый день на драгу бегать. Стою на берегу и как только про себя драгу не называю: «миленькая, драженька, родненькая…» Нет уж, решил я, дед — приискатель, отец — приискатель, и я — только уж не с лот ком, как в старину, а с машиной. Ну, вот и стал драгером!

Чугунок оглядел ребят, поколебался и сказал:

— Сейчас драги наши еще небольшие, а вот будет время, построим на Урюме с семиэтажный дом настоящую плавучую фабрику. Я ее уже в работе вижу: ночью в окнах яркий-яркий свет, и от этого света сопки белые, как в снегу, и небо и тайга — все распыхалось!

Чугунок улыбнулся, помолчал и вдруг заговорил прежним голосом, весело, ухарски:

— Что такое моя драга? Корабль, открывающий новые миры. А я кто? Капитан, первооткрыватель, землепроходец. Мы сейчас, на моей драге такое путешествие совершим — Жюлю Верну не снилось!

Сбор продолжался на вечерних притихших улицах Чалдонки.

— Вот здорово: из какой-то столярки — дворец пионеров!

— Уж не увлекайся, Володя, — не дворец, а просто пионерская комната.

— Сеня, а Сеня, а верно — Ларион Андреевич на фронт уехал? А кто будет ботанику вести?

— Сеня, Сеня, а Пуртова и Отмахова из школы не выгонят?

— Ах, Лиза, что ты пристала? Откуда Семен Филиппович знает?

— Маша-то, Маша как подъехала: «Семен Филиппович». Вот прихвость!

— Тихо ты, Нина!

— Сеня, а можно сделать такой магнит… большой-большой, как сопка?

— Ну и выдумал, Володя! Зачем же такой магнит?

Не на все вопросы мог легко ответить новый вожатый. Хорошо хоть, что ребята сами все время перебивают друг друга.

— Мы, Сеня, к вам на драгу придем. Можно?

— А можно к вам домой прийти? Мы к Алексею Яковлевичу заходили.

— Как снег выпадет, давайте на лыжах — всем отрядом!

— Сеня, научите фотографировать!

— А меня на баяне!

За приисковой площадью толпа пятиклассников поредела.

— До свиданья, Сеня! До свиданья!

Чугунок шел вдоль длинного заплота. Дойдя до конца его, он остановился, чтобы закурить, и вдруг застыл с папиросой в одной руке и спичками в другой. За углом на синеватый снег падала тень. Она была узкая и шевелилась: тень была не от заплота. За углом кто-то стоял.

Сеня пожал плечами, чиркнул спичкой, закурил.

— А ну, кто там колобродит, выходи!

Из-за угла заплота высунулось красное, смущенное лицо Еремы.

— Я это… Все ждал, когда ребята разойдутся… спросить хотел.

— Ну, и за чем же дело — спрашивай!

— Сеня, — волнуясь, заговорил мальчик, — я вон какой здоровый, даже смеются надо мной… Меня Мария Максимовна Ильей Муромцем зовет!

— Ты не сразиться ли со мной хочешь?

— Все шутите… Работать хочу, отцу помогать фашистов бить. — И заговорил торопливо, сбивчиво. — Сеня, возьмите меня на драгу, хоть кем… Я стараться буду!

— Пойдем-ка. — Сеня тронул Ерему за плечо. — Ты думаешь, на драге просто? Мне ведь тоже так думалось: красивая, интересная работа, но уж никак не трудная. Мол, не самолет, не полярная экспедиция, не танк! Про себя думал: ведь не фитяй я какой-нибудь, ворон считать не буду, справлюсь! А того не понимал, что черпаки не святым духом двигаются. Электричество! Моторы! Чтобы исправлять повреждения, надо хоть маленько в физике, в механике смыслить.

— Научусь, Сеня, мне на ощупь даже легче. Я вот когда строгаю, или пилю, или еще что делаю, мне прямо петь хочется. Сеня, вот вы же справляетесь, на сто тридцать процентов выполняете, — я под вашей карточкой в клубе прочел. Возьмите меня, Сеня! До маяты в костях буду работать!

— Чудак парень! Все про силу свою! Ты вот со мной равняешься, да я против тебя профессор! Семь классов имею, и то, Ерема, мало! Я сколько простым матросом проработал, на курсах еще подучивался. Нет уж, Ерема, учись.

Ерема вздохнул.

— А вообще, приходи на драгу, не прогоню, вострись, и может, летом возьму в помощники. Говоришь, когда дело делаешь, петь хочется? Посмотрю, как на драге петь будешь!