После возвращения из Ленинграда меня вызвали в Центральный Комитет партии. К подобным вызовам мы привыкли — часто докладывали о проделанной работе. На этот раз характер разговора был иным. После краткой информации работник отдела оборонной промышленности объявил:

— Решением ЦК вы назначены директором завода им. К. Е. Ворошилова. Положение дел на заводе знаете. В последние дни оно ухудшилось. Так что надеемся на вас.

Да, в ту военную пору не всегда спрашивали согласие, не всегда интересовались желанием. Просто время не позволяло. Мы считали себя мобилизованными, воспринимали все как должное, и большой честью для нас было выполнить любое задание партии.

Возвратившись в наркомат, я доложил о беседе в ЦК Д. Ф. Устинову. Дмитрий Федорович, конечно же, был в курсе дела.

— Приказ уже состоялся, — сказал он. — Вылететь необходимо завтра. Завод должен полностью выполнять задания ГКО. Как и что делать — не мне вам рассказывать, ведь вы недавно были в Сибири.

И вот я снова на заводе. Вроде и не уезжал из этих мест. Все знакомо, вплоть до мелочей.

Сразу решил разобраться в сложившейся ситуации. Как уже отмечалось, ко времени нашего отъезда наметился рост выпуска зенитных пушек, минометов, морских глубинных мин и фугасных авиабомб. Но это были лишь первые шаги. Не все трудности удалось преодолеть. Коллектив завода работал напряженно. А задания ГКО и Наркомата вооружения из месяца в месяц возрастали. В данной обстановке трудно было добиться ритмичной работы, так как завод не имел возможности создавать необходимые заделы. Наоборот, до ноября он «съедал» их, что вело к неравномерной сдаче продукции.

В чем дело? До сих пор давали знать о себе диспропорция между механическими и металлургическими цехами, недостаточная мощность энергетической базы, трудности с газоснабжением. Из-за неподачи газа нередко простаивали металлургические цеха. Отсутствие же заготовок литья, поковок сдерживало работу механических цехов. В этом была основная причина. Основная, но не единственная. Сказывался недостаток квалифицированных рабочих, необеспеченность питанием, тяжелое положение с жильем.

Все это, вместе взятое, привело к тому, что значительная часть оборудования простаивала. Простои увеличивались. Если в первом полугодии они составили 42 процента, то к моему приезду (вторая половина ноября 1942 года) достигли 48 процентов. Получилось так, что в первой половине ноября предприятие сдавало зенитные пушки, минометы и другое вооружение в счет плана октября.

Что делать? Посоветовался с парторгом ЦК ВКП(б) И. А. Ломакиным, главным инженером Р. А. Турковым, руководителями ведущих отделов. Решили провести совещание руководящего состава, инженерно-технических работников, партийного, профсоюзного и комсомольского актива завода. Такое совещание проходило и в первый мой приезд в качестве уполномоченного ГКО. Тогда мы коллективно выработали конкретный план расширения производства. Сейчас представилась возможность посмотреть, как он выполняется на деле. Что осуществлено, а что не удалось воплотить в жизнь?

Анализ выполненного по сравнению с намеченным не привел меня в восторг. Скоростным методом лишь возвели деревянный корпус для сборки пушек. Все остальное находилось в стадии строительства. И было совершенно ясно, что в 1942 году эти работы не завершить.

Больше всего беспокоило то обстоятельство, что очень мало удалось сделать для создания собственной металлургической базы. К концу года предполагалось ввести в действие металлургический корпус с фасонно-литейным, листоштамповочным цехами и цехом ковкого чугуна. Строительство корпуса в основном было закончено. А положение в цехах оставалось тревожным. В фасонно-литейном, например, требовалось смонтировать электропечь, бессемеровскую установку с машинным отделением, стенд для заливки фугасов, завалочную машину, проложить трубопровод сжатого воздуха, мазутопровод и т. д.

В листоштамповочном цехе нужно было сооружать нагревательные печи, монтировать 1200-тонный пресс. В цехе ковкого чугуна — строить обрезное отделение, монтировать электропечь, монорельсы и рольганги. Здесь не был отработан технологический процесс термической обработки ковкого чугуна.

Не были введены в строй, как намечалось, новые кузнечный и термический цеха. Не приступали к монтажу двух паровых котлов и новой турбины. Очень слабо работала газостанция.

Можно продолжать перечисление того, что не удалось сделать. Но и сказанного достаточно, чтобы сделать вывод: без выполнения этих работ нечего было мечтать о нормальном функционировании завода.

Долго я обдумывал создавшееся положение, прикидывал, что сделать по каждому пункту или по каждой позиции. Намечал сроки, исполнителей, ответственных. Основательно готовился к объявленному совещанию.

Вскоре оно состоялось. Я кратко рассказал о своих впечатлениях от вторичного знакомства с предприятием, проинформировал о поставленных перед нами задачах, о том, что необходимо сделать для их выполнения. Словом, те раздумья, о которых говорилось выше, вынес на суд актива, попросил откровенно высказаться, какие меры предпринять, чтобы выйти из создавшегося положения, наладить ритмичную работу.

В любой сложной обстановке я всегда придерживался принципа: прежде чем принять окончательное решение, надо посоветоваться с коллективом. В данной ситуации это было более чем необходимо — люди лучше меня знали положение дел, и их предложения, рекомендации, замечания много значили для выработки правильной линии. Так оно и оказалось. В выступлениях руководителей производств, специалистов, партийных, профсоюзных и комсомольских активистов оказалось немало ценных мыслей по наращиванию производства, а главное — в них сквозила твердая убежденность в том, что плановые задания будут выполнены во что бы то ни стало.

Радовало, что сразу же после совещания почувствовалась повышенная активность людей. Но не успели мы, как говорится, и рукава засучить, как в один из дней раздался звонок из Москвы. Я взял трубку ВЧ. Звонил член Государственного Комитета Обороны, отвечающий за работу Наркомата вооружения.

— Почему не сдаете зенитные пушки и другое вооружение? — спросил он.

Я ответил, что нет заделов, что плохо работает газостанция, не действует газопровод, простаивают металлургические цеха.

— Мне докладывают другое, — прервал меня рассерженный голос. — Вы задерживаете сдачу готовых пушек для создания лучших условий в дальнейшем.

Представьте мое состояние. Внутри все кипело от незаслуженной обиды. С трудом сдержался и категорически отверг это утверждение, просил назначить любую комиссию для проверки действительного положения дел на заводе.

На этом разговор закончился. Но он не прошел бесследно. Вскоре в течение нескольких дней ответственные представители (конечно же, по заданию члена ГКО) проверили все цеха, осмотрели все склады. Но и они убедились: на предприятии нет не только готовых пушек, но и заделов. Видимо, последовал доклад наверх, потому что снова повторился звонок из Москвы:

— Когда начнете сдавать пушки по плану ноября? Сколько сдадите за месяц?

Мой ответ был кратким — больше половины плана пока не будет. Разговор продолжался в резких тонах. Меня предупредили, что, если не будет выполнен план по всей номенклатуре в ноябре и декабре по зенитным пушкам и всем остальным видам вооружения, я буду привлечен к ответственности по законам военного времени.

В трубке раздались короткие гудки, а я еще долго смотрел на нее и не мог прийти в себя. Еще в Москве, узнав о назначении директором завода, понимал, что впереди меня ждут суровые испытания, был ко всему готов. Но такого поворота не ожидал. Я понимал: наша продукция нужна фронту. И не надо было меня агитировать — увеличению ее выпуска было подчинено буквально все. Мой рабочий день, да и не только мой, длился 20–22 часа в сутки. Приходилось спать урывками. Все, кроме завода, отошло на второй план. Так что в такой форме предупреждать меня об ответственности было излишним. Но что было, то было. Из песни слова не выкинешь.

Собрал руководящий состав, рассказал о содержании разговора с членом ГКО, о его предупреждении: люди должны знать всю остроту вопроса, только тогда можно рассчитывать на их самоотверженность и полную отдачу делу. На совещании были оглашены меры, намеченные для увеличения производства вооружения. С конкретными сроками, исполнителями и ответственными товарищами. Я высказал просьбу — все эти задачи довести до исполнителей, до всех без исключения.

Начался большой штурм. Сейчас это слово употребляется чаще всего с негативным оттенком. В этом, видимо, есть резон. Штурм, штурмовщина — не наши союзники во время планового, динамичного развития народного хозяйства. Но тогда, в тяжелый военный период, мы прибегали к этому методу нередко. Просто не было другого выхода.

Обстановка осложнялась тем, что слишком много трудностей нам приходилось преодолевать. Неудовлетворительная работа металлургических цехов, перебои с подачей газа, отсутствие заготовок литья, поковок. И все эти проблемы необходимо было решать, когда свирепствовали жестокие морозы, а в цехах стоял неимоверный холод. Люди недоедали, условия быта тоже оставляли желать лучшего.

Но отступать было некуда. Начали с налаживания работы газостанции. Сохранилась копия приказа по заводу от 19 ноября 1942 года. Это был один из первых приказов, подписанных мной в новой должности. Приказ большой, нет смысла приводить его полностью, но суть его хотелось бы изложить.

Металлургические цеха завода № 11, 22, 23 и 27, говорилось в нем, систематически простаивают из-за неподачи газа, имевшие место 15, 16 и 17 ноября случаи промерзания труб свидетельствуют о неудовлетворительном состоянии газопровода, что в зимних условиях, при резком понижении температуры, может привести к остановке завода… Отмечались также неудовлетворительная работа газостанции и отсутствие надлежащей механизации углеподачи.

Приказ требовал до конца ноября произвести по материалам геодезической проверки уклонов газопровода установку дренажных устройств в низших его точках, утеплить все дренажные и другие устройства.

Дальше перечислялись все первоочередные мероприятия, за каждым участком закреплялся ответственный. Сроки окончания работ порой были очень сжатыми. А укомплектование штата дежурных слесарей по газопроводу и доукомплектование штата рабочих газостанции предписывалось провести немедленно.

В приказе предусматривалось установить и пустить два новых газогенератора. Произведены были и кадровые перестановки. В частности, укреплялось руководство цеха № 37, Начальником газостанции был назначен заместитель главного энергетика А. С. Жмур.

Я говорю об этом приказе потому, что он передает действительно тревожную обстановку тех дней и, кроме того, а это, пожалуй, главное — проливает свет на стиль нашей работы. Никаких общих фраз. Конкретные мероприятия, конкретные исполнители, сроки. Такой приказ легко контролировать, и он, несомненно, должен принести большую пользу, в чем мы потом убедились.

Вскоре металлургические цеха начали получать газ. Люди работали с подъемом, сутками не выходили из завода. Они имели право на отдых, более того, обязаны отдыхать, чтобы восстановить затраченные силы — производство-то тяжелое. Но никто не покидал своих рабочих мест, пока не увеличилась подача заготовок в механические цеха.

Необходимое количество заготовок металлурги выдавали. А качество… Брак был велик по литью из ковкого чугуна. Когда стали выяснять причину, снова вернулись к газостанции. Перебои в подаче газа еще случались. Они рождали немало неприятностей. Тут и «закозление» плавок в мартеновском цехе, и срыв режимов термической обработки, особенно ковкого чугуна, и получение так называемого «белого излома» — первого признака брака.

Не сразу удалось наладить ритмичную работу газостанции. Но когда этот вопрос удалось сдвинуть с места, металлургические цеха стали «дышать» свободнее.

В решении металлургической проблемы многое сделали начальники цехов. В частности, Михаил Ильич Бренман. На завод он прибыл чуть позже меня, до этого работал начальником кузнечного цеха на сталинградском заводе «Баррикады». Я хорошо знал Михаила Ильича как умелого организатора и опытного специалиста и потому сразу направил его заместителем начальника кузнечного цеха. А вскоре он стал начальником этого цеха. Вот что рассказывал М. И. Бренман о том периоде:

— Помню мое первое появление на заводе. Зашел в кузнечный. На улице мороз — 45–50 градусов. Почти то же и в цехе. От холодного воздуха стоял такой туман, что на три-четыре метра ничего не видно. Цех оснащен в основном молотами свободной ковки и несколькими штамповочными устаревшей конструкции. К тому же они находились в плохом состоянии. Новый пролет только строился.

Это впечатление человека, впервые попавшего на завод, в кузнечный цех. Надо отдать должное: Михаил Ильич не спасовал перед трудностями, не опустил руки. Постепенно и организация работ, и обстановка в цехе начали меняться к лучшему.

В то время существовала такая практика: каждый день по утрам в кузнечном собирались начальники механических цехов, часто здесь присутствовал и главный инженер завода. Рассматривался график производства заготовок, необходимых для обеспечения выполнения установленного задания. Такие ежедневные совещания отнимали немало времени у начальников цехов, других руководителей производств и были малоэффективными. Ориентация шла на производство заготовок малыми партиями, что, в свою очередь, вело к частым переналадкам оборудования и отрицательно сказывалось на производительности труда. Это лимитировало расширение производства в механических цехах, а в конечном итоге сдерживало увеличение выпуска вооружения, часто лихорадило завод.

Требовалось принять незамедлительные меры к устранению недостатков и налаживанию ритмичной работы. В короткий срок были разработаны мероприятия по четырем направлениям: по ремонту оборудования, пересмотру технологии производства поковок, изготовлению новой оснастки и укреплению производственной и технологической дисциплины. Поскольку печное хозяйство цеха имело старую конструкцию и работало на мазуте, был составлен план и график его реконструкции и перевода печей на газ.

Энергично взялся за дело механик цеха А. М. Горячев. Под его руководством успешно шел ремонт оборудования. Существенную помощь в этом ремонтникам оказали администрация и службы завода.

На значительное количество поковок пересматривалась технология, и они переводились со свободной ковки на штамповку. По тем временам оперативно была изготовлена новая оснастка. В этом сказали свое веское слово механические цеха: они нуждались в получении более рациональных заготовок, снижающих трудоемкость производства деталей. Причем дело было поставлено так, что каждый механический цех изготовлял оснастку на заготовки, из которых делались детали именно в этом цехе.

Принимались и другие меры. В ночную смену стали выходить технолог и работник ОТК, что резко повлияло на улучшение качества продукции. Ежедневные утренние совещания с начальниками механических цехов были отменены. Составленный реальный график производства заготовок механическим цехам строго контролировался.

Службы цеха начали функционировать более четко и организованно. До каждого рабочего доводилось сменное задание. Об итогах труда оперативно оповещался весь коллектив. Все это потребовало большей отдачи от руководителей цеха. И они отдавали производству все свои силы и энергию. Работу начальник цеха и его заместитель заканчивали где-то в 3–4 часа ночи. А утром они снова были на своих местах. Постепенно кузнечный цех стал набирать темпы.

Более ритмично начали работать механические цеха, хотя и здесь оказалось немало узких мест. Продолжали «буксовать» ствольный цех и цех, изготовлявший казенники. Чтобы исправить дело, сюда направили опытных товарищей. К ствольному цеху был прикреплен главный технолог А. Г. Кочнев. У этого человека счастливо сочетались высокий профессионализм и незаурядные организаторские способности. В течение месяца Кочнев курировал ствольный цех. И эта обязанность с него была снята только после того, как он наладил производство и обеспечил ритмичную подачу стволов на сборку.

Коллективу цеха, изготовлявшему казенники, помогал начальник производства В. М. Големенцев — человек, на которого всегда можно было положиться. Василия Михайловича я знал хорошо. Окончив механический техникум, он трудился теплотехником на текстильной фабрике в г. Орле. Потом служба в рядах Красной Армии, Московское высшее техническое училище им. Н. Э. Баумана, куда он был направлен по рекомендации горкома комсомола.

В ноябре 1942 года Василий Михайлович успешно справился с поставленной задачей. Казенники «пошли» по графику.

О том, как трудились рабочие этого цеха, видно из воспоминаний токаря цеха № 8 В. К. Гайдукова. Владимир Константинович прибыл на завод в составе группы учащихся ремесленного училища из Великих Лук и всю свою жизнь связал с заводом. После войны работал мастером, начальником цеха, удостоен высокой награды Родины — ордена Ленина. Вот что писал Владимир Константинович о ноябрьских днях 1942 года:

«Вспоминаю случай, когда я был включен в группу токарей, занимающихся нарезкой упорной резьбы в казеннике зенитной пушки. При составлении графика на обработку деталей выяснилось, что, даже работая в две смены (круглосуточно) с той отдачей, которая была достигнута, — три-четыре казенника с одного станка, потребность завода не будет удовлетворена. Тогда проанализировали каждую технологическую операцию, каждый переход, с тем чтобы исключить малейшие потери рабочего времени. И мы своего достигли — стали делать по пять казенников в смену. Работали, как цирковые артисты, каждое действие было доведено до автоматизма. От станка не отходили ни на шаг.

Даже пищу умудрялись принимать в процессе работы: использовали время, когда станок работал на самоходе при расточке диаметра детали под резьбу».

В. К. Гайдуков пишет сущую правду. Однако мне не хотелось, чтобы у читателей сложилось представление, будто стоящие перед заводом задачи решались любой ценой, что все средства были для этого хороши. Да, мы рассматривали невыполнение производственных заданий как чрезвычайное происшествие. Но, добиваясь от людей полной самоотдачи, стремились подкрепить это высокой организацией труда, постоянной заботой о рабочих.

Трудности встречались на каждом шагу. В этот период руководство завода, партийный комитет с помощью профсоюзных и комсомольских активистов позаботились о том, чтобы каждый рабочий знал свое ежедневное задание, чтобы в его выполнение вкладывал все свои силы, знания и умение. Особое внимание уделялось руководящему составу и ведущим специалистам цехов. Мы помогали тем, кто проявлял старание и самоотверженность, учили тех, кто не имел необходимых навыков. Но если видели, что человек не тянет, не справляется со своими обязанностями, переводили его на тот участок, который ему по силам. Стремились укрепить решающие звенья энергичными, знающими дело людьми.

Я уже упоминал Михаила Петровича Деева. Он работал в объединенном цехе № 18 и зарекомендовал себя не только знающим специалистом, но и деловым организатором. Вот почему, когда обозначился прорыв в сборочном, его перевели туда заместителем начальника цеха. С помощью товарищей, начальника этого цеха Михаил Петрович быстро освоил новые обязанности, много сделал для увеличения производства зенитных автоматических пушек.

В цехе установилась железная дисциплина. И что характерно, никто на высокие требования не обижался. Люди подтянулись, старались продуктивно использовать каждую рабочую минуту и после смены работали столько, сколько хватало сил.

Не так давно мы встретились с Михаилом Петровичем Деевым. И как всегда в таких случаях бывает, предались воспоминаниям. Рассказывая о том сложном для нас периоде, Михаил Петрович добрым словом отзывался о многих товарищах, называл разные имена. Но чаще всего произносилась фамилия Седова, «дяди Миши Седова», как называли его в коллективе. Михаил Андреевич Седов возглавлял семейную бригаду слесарей-сборщиков. В ней были его сыновья — Юрий и Андрей, которые, как и отец, выполняли нормы не ниже чем на 170 процентов.

Несколько позже я узнал некоторые подробности об этих замечательных людях. Они были ленинградцами. В середине 1942 года многодетную семью Седовых (у Анны Кирилловны и Михаила Андреевича было пятеро детей) вывезли по Дороге жизни из осажденного Ленинграда в Сталинград. Семья попала из огня да в полымя — город на Волге пылал, вскоре здесь начались ожесточенные бои. Седовых вместе с другими семьями отправили в Сибирь. Михаил Андреевич и его старшие сыновья — пятнадцатилетний Юрий и шестнадцатилетний Андрей — стали работать на нашем заводе.

Через несколько десятилетий Юрий Михайлович Седов в письме хранителю фондов музея завода В. Баженовой так расскажет о том трудном времени: «В те годы мы, мальчишки, работали наравне со взрослыми. Когда приходили домой, падали, как подкошенная трава…После того как наши войска прорвали блокаду Ленинграда, нас откомандировали в Ленинград. Отец вернулся на свое прежнее место работы, но уже вместе с нами. Позже по нашим стопам пошли и братья — Евгений, Анатолий и Валерий».

На заводе «Большевик» семейная бригада добивалась рекордных норм выработки. В 1957 году за высокие показатели в социалистическом соревновании М. А. Седов был награжден орденом Ленина. К сожалению, Михаила Андреевича уже нет в живых. Но традиции, заложенные им, продолжаются в делах сыновей. После смерти отца семейную бригаду возглавил коммунист Юрий Михайлович. Все пятеро Седовых имеют семьи. Анна Кирилловна помогает воспитывать внуков и правнуков…

При встрече М. П. Деев с большой теплотой и уважением говорил об инженере-испытателе К. В. Романцеве. Мы удивлялись, вспоминал Михаил Петрович, когда отдыхает этот человек. Каждый день ему нужно было испытать 25, а то и больше пушек. Круглосуточно гремели выстрелы на полигоне. И сутками он находился на ногах, давал путевку в жизнь нашей продукции. Не всегда, конечно, результаты испытаний были радужными. Тогда орудия возвращались в цех для исправления дефектов…

Самым крупным на заводе был цех по изготовлению прицелов для зенитных пушек: там трудилось 900 человек. Возглавлял его Н. Н. Филимонов, биография которого типична для людей, чья юность совпала со становлением и развитием нашей страны как индустриальной державы. Окончив среднюю школу, Филимонов поступил в индустриальный техникум, а после техникума — в Горьковский индустриальный институт. В 1936 году Николай Николаевич был направлен на Коломенский машиностроительный завод, работал там мастером в паровозомеханосборочном цехе, а через год перешел на завод им. К. Е. Ворошилова заместителем начальника цеха прицелов.

В первые месяцы войны коломенский завод, как уже говорилось, был эвакуирован в Сибирь. Николай Николаевич прибыл туда в составе группы специалистов за месяц до эвакуации и возглавил проектирование механосборочного цеха прицелов, принимал активное участие в подготовке необходимых площадей для размещения оборудования. Благодаря стараниям Филимонова (впоследствии он стал начальником цеха) была сделана правильная планировка цеха: механические отделения имели замкнутый технологический цикл. Крупные и сложные в обработке детали (их называли еще командными) имели закрепленные операции за станками, станки были размещены с соблюдением принципа прямоточного перемещения деталей. Каждое отделение заканчивалось слесарным участком, и детали в готовом виде через кладовые поступали в отделение сборки прицелов.

По своей специфике этот цех отличался от других большей номенклатурой и разнообразием деталей и сборок. Изготовление прицелов требовало особой аккуратности и, если можно так выразиться, культуры исполнения, точности, высокой квалификации рабочих. И эта культура, аккуратность поддерживались во всем. По внешнему виду цех скорее напоминал лабораторию. Везде были видны порядок и организованность. На страже их стоял Николай Николаевич Филимонов.

Под словом «порядок» в данном случае я подразумеваю не только чистоту на рабочих местах, а прежде всего тот ритм, то напряжение, которые обеспечивают выполнение и перевыполнение плановых заданий и которые необходимо постоянно поддерживать. В этом Филимонову хорошо помогали заместитель начальника цеха Л. Д. Федоров и бессменный начальник планово-распределительного бюро К. В. Лебзин. Лебзин отличался великолепной памятью. Константин Владимирович в любой момент, в любое время дня и ночи мог сказать, на какой стадии изготовления находится та или иная деталь.

Филимонов, Федоров, Лебзин — это было замечательное трио. Профессиональное мастерство, трудолюбие, непоседливость, требовательность к себе и подчиненным сочетались в этих людях со скромностью, добротой, уважительным отношением к товарищам по труду. Руководители цеха, отделений и служб осуществляли ежесменный контроль за ходом производства, оперативно решали внутрицеховые и межцеховые вопросы.

* * *

Задания увеличивались с каждым днем. Расширялась производственная база, что требовало дополнительных рабочих рук. И не случайно число людей в цехе за короткое время возросло в четыре раза. Это в основном за счет учеников-подростков 14–16 лет. В процессе работы они постигали азы своих профессий. В этом им крепко помогали мастера, старшие мастера и начальники отделений Н. М. Коровин, И. Г. Муравьев, И. С. Ксенофонтов, Г. Л. Липкин, Д. Н. Озеренский, Н. В. Астахов и другие.

Хочется отметить отделение сборки и сдачи прицелов, которым руководил Николай Васильевич Астахов. Там работало свыше 80 слесарей-сборщиков. На первый взгляд казалось все здесь просто. Имей полный комплект изготовленных по чертежам деталей, споро собирай их — и все будет в порядке. Но, во-первых, детали не всегда поступали равномерно, и это зачастую не зависело от цеха. А во-вторых, узлы прицела и окончательно собранное изделие требовали сложной отладки и регулировки. Так что проблем было немало. Однако опыт квалифицированных сборщиков, которыми руководил старший мастер Н. В. Астахов, решал успех дела. Вскоре я убедился, что завершающая и ответственная стадия выпуска прицелов — их сборка и сдача ОТК и военпреду — находилась в надежных руках.

Цех прицелов был оснащен самым различным оборудованием. Имелись здесь и крупные станки, и мелкие прецезионные. Их необходимо было поддерживать в работоспособном состоянии, не допускать простоев, в сжатые сроки проводить ремонт вышедших из строя. С этой задачей успешно справлялся коллектив ремонтных слесарей под руководством механика цеха Б. Д. Белоусова.

На высоте была здесь и служба инструментальной подготовки, которую возглавлял А. М. Сергеев. Она прилагала все силы к тому, чтобы различные виды оснастки — приспособления, измерительный и режущий инструмент — были постоянно задействованы в технологическом процессе.

Даже в то сложное время работники цеха стремились совершенствовать производство, внедрять новые приемы и методы труда. Именно там впервые стали применять протяжки при обработке точных отверстий и шлицевых соединений деталей. Большую настойчивость, умение и смекалку при отладке и доводке протяжек проявил технолог Васьян Николаевич Тригалев. Он сумел использовать протяжки разнообразных размеров и назначений для обеспечения высокой чистоты обрабатываемых поверхностей. В результате значительно упростилось изготовление сложных деталей, резко сократилась его трудоемкость.

Рассказывая о работе цеха по изготовлению прицелов, я хочу подчеркнуть: руководство этим участком всегда было большой школой для человека, которому поручалась эта нелегкая миссия. И тот, кто прошел ее, как правило, впоследствии занимал высокие должности в управлении завода. Так, главные технологи завода А. Г. Кочнев и К. В. Семенов в свое время тоже были начальниками цеха прицелов. Не был исключением и Н. Н. Филимонов. Уже после войны, в 1946 году, он был назначен главным технологом завода, сменив на этом посту А. Г. Кочнева, ставшего главным инженером завода «Большевик». 8 лет Николай Николаевич занимал эту должность, потом 14 лет был главным инженером завода. Всего же в оборонной промышленности он работает более полувека. И рядом с ним 36 лет трудилась его жена Зоя Александровна (сейчас она на пенсии).

Организованность и порядок всегда наблюдались в сборочном цехе платформ-повозок и механическом цехе деталей и узлов платформ-повозок. Руководили ими Михаил Геронимович Вейнгольд и Александр Васильевич Кутвицкий. Биографии их в чем-то схожи. Оба закончили технические институты, оба до эвакуации на сибирское предприятие работали на Коломенском машиностроительном заводе им. В. В. Куйбышева. Дело, которое им было поручено в годы войны, не было для них новым. Может быть, по этой причине в последние, тяжелые месяцы сорок второго, несмотря на огромные трудности в подаче листоштамповочных деталей, литья и поковок, их цеха работали ритмично, по графику подавали для сборки платформы-повозки.

Когда в начале 1943 года создалась сложная обстановка в сборочном (ведущем на заводе) цехе зенитных сухопутных и морских пушек, мы решили укрепить руководство цеха, назначив начальником Вейнгольда. И не ошиблись. На протяжении всех военных лет мой рабочий день начинался и заканчивался в сборочном цехе, он у нас шел под десятым номером. Так что я лично видел, с каким старанием и заботой, с каким умением руководил этой важнейшей работой Михаил Геронимович.

С неменьшей энергией трудился и А. В. Кутвицкий. Оба они пользовались большим авторитетом в коллективе.

Я веду речь о руководителях производств, о мерах технического и организационного порядка, которые принимались в первые дни и недели моей работы в должности директора завода. Но мы не ограничивались только производственной стороной дела. Все понимали: судьба плана зависит не только от четкой расстановки людей, правильной организации производственного цикла, своевременной постановки задач и систематического, жесткого контроля за их выполнением. План даже в большей степени зависел от того, как обучен рабочий, как он накормлен, как обут и одет, где и как он отдыхал, с каким настроением стал к станку. И обо всем этом должны были постоянно — ежедневно и ежечасно — заботиться дирекция, партком, завком, комитет ВЛКСМ, начальники цехов и участков, партийные, профсоюзные и комсомольские активисты. Именно об этом следует рассказать.

Сначала об обучении рабочих. Я уже называл цифру поступивших на завод в 1942 году — 12 166 человек, причем больше половины из них — женщины. Значительное число было подростков. Эти люди не имели опыта. Сохранились интересные цифры. По трудовому стажу в 1942 году было: до 6 месяцев — 6499 человек, до одного года — 7264, до двух лет — 1705, до трех лет — 507, свыше трех лет — 1199. Но многие не имели и специальностей. Поэтому техническое обучение рабочих и в начале войны, и в 1942 году, и в последующие годы стояло на первом плане.

Этим вопросом я занимался и в первый свой приезд на завод. Благодаря принятым мерам за 11 месяцев 1942 года всеми формами обучения было подготовлено 6370 специалистов. Основным методом было индивидуально-производственное обучение, хотя использовались и другие формы — стахановские школы, кружки техминимума и т. д. Это подтверждают и такие данные. За названный период по линии индивидуально-производственного обучения было подготовлено 4410 человек, в стахановских школах — 939, в кружках техминимума — 519.

Индивидуально-производственное обучение молодежи, да и не только молодежи, было организовано путем закрепления ее за кадровыми рабочими и мастерами. Курс был взят правильный. Не могу не привести и такие цифры: в 1942 году таким путем мы подготовили 1631 токаря, 912 фрезеровщиков, 741 слесаря, 302 сверловщика.

Проанализировав состояние обучения рабочих, мы пришли к выводу, что и в дальнейшем надо развивать индивидуально-производственное обучение, поддерживать работу стахановских школ и кружков техминимума. Значительно позже появятся у нас и другие формы, даже техникум свой организуем. Но это будет позже. А сейчас и сил, и средств на это не хватало. Да и обстановка заставляла давать план, план любой ценой, ведь вопрос стоял о жизни и смерти нашего государства.

Доброе слово хочется сказать о наших опытных наставниках — рабочих, мастерах, начальниках смен. По-отечески принимали они молодое пополнение. Терпеливо, подчас зажав в кулак свои нервы, обучали и воспитывали подростков. Во многом отказывали себе ради общего дела. Но обучение и воспитание — одно, а собственное задание тоже должно быть выполнено. Они и обучали, и воспитывали, и выполняли свои задания — работали как одержимые.

Память высвечивает Петра Андреевича Рудного — бригадира слесарей-сборщиков. Как только началась война, Рудный стал проситься на фронт. «Твое место здесь, — сказали ему. — Здесь тоже куется победа». Он подчинился, однако все время, пока шла война, считал, что должен быть на фронте.

Многим мальчишкам и девчонкам дал путевку в жизнь Петр Андреевич, многих обучил ремеслу слесаря, поставил на ноги. И сейчас он трудится на заводе, работает в одной из лучших бригад, которую возглавляет его ученик Владимир Николаевич Шевелев.

— Это удивительный человек, — говорит о П. А. Рудном бригадир. — В нем сочетается скромность, доброта о высоким профессиональным мастерством, трудолюбием, непоседливостью. Все, что он делает, — только отличного качества. Рядом с ним стыдно работать плохо. Он для нас как отец: на него мы равняемся, у него учимся.

Тринадцати-четырнадцатилетние юноши в военное время мужали рано. Им доверяли большие и ответственные дела, и они, как правило, успешно справлялись с ними, считали для себя большой честью работать наравне со взрослыми. Примеров тому — не счесть.

В 1942 году на завод, в цех, где изготовляли платформы-повозки, пришел Владимир Блинов. Поставили его на резьбофрезерные полуавтоматы. Два дня обучала Блинова Антонина Харинская, а на третий Володя стал работать самостоятельно. И как работал! Вскоре он освоил фрезерный станок, стал и шлифовщиком, а через некоторое время уже сам обучал других новичков.

Казалось бы, обычная судьба рабочего. Все правильно. Только есть здесь один нюанс. Владимиру Блинову шел в ту пору… четырнадцатый год.

Подростки — мальчишки и девчонки, которые трудились в войну на заводе, заслуживают самых восторженных слов. В тяжелейших условиях они стремились выполнять норму, и, хотя мы и ограничивали их рабочее время, порой приходилось чуть ли не силой отправлять домой.

Рабочие получали на заводе питание, а дополнительно — за перевыполнение нормы — от трехсот до пятисот граммов пирога. Подростков же мы стремились всех обеспечить дополнительным питанием. Так вот уже через много лет я узнал, что один из них, Федор Галкин, не съедал свою порцию. Он нес пирог домой, чтобы поделиться с братьями и сестрами — кроме Федора в семье было еще четверо мал мала меньше, а отец — на фронте.

Да, рабочие трудились на совесть. Правда, были и досадные исключения. Но не они делали погоду. Наоборот, в бригадах, на участках, в цехах и лабораториях все более утверждался деловой рабочий настрой. Повсюду было видно стремление сделать все возможное, а подчас и невозможное, чтобы увеличить выпуск вооружения для фронта. И этому во многом способствовала проводимая политико-воспитательная работа в коллективе завода. Руководил этой работой партийный комитет, возглавляемый парторгом ЦК ВКП(б) И. А. Ломакиным.

Я уже рассказывал об этом энергичном человеке, умелом организаторе, чутко улавливающем настроение людей. Под стать ему был и председатель завкома профсоюза завода Соловьев. Инициативным руководителем заводской Комсомолии зарекомендовал себя комсорг ЦК ВЛКСМ С. Ф. Ерошкин.

Обстановка в то время не позволяла проводить общие мероприятия. Впоследствии, правда, организовывались общезаводские митинги по самым значительным событиям в жизни коллектива. В конце же 1942 года, да и в последующие месяцы упор делался на работу в бригадах, на участках, в цехах, то есть в тех звеньях, где решался успех дела.

Первейшей заботой парткома и комитета комсомола завода было обеспечение примерности коммунистов и комсомольцев в труде. А сила эта была немалая. На момент гроведения первой общезаводской партийной конференции (январь 1942 года) на предприятии насчитывалось свыше тысячи коммунистов. А к концу года их ряды увеличились еще на 225 человек. Значительно выросла и комсомольская организация. На 1 января 1943 года число членов ВЛКСМ составляло 1532, объединенных в 43 первичные комсомольские организации.

Партийный комитет позаботился, чтобы в каждой бригаде был агитатор. Агитаторы назначались из числа лучших, авторитетных рабочих и в подавляющем большинстве с большой охотой и ответственностью выполняли свои обязанности. Прежде всего они читали своим товарищам сводки Совинформбюро, печатающиеся в газетах. Люди жадно ловили каждое слово о положении на фронтах, горячо обсуждали и комментировали каждый успех наших войск в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Война выдвинула новые формы работы: переписка с фронтовиками, сбор подарков бойцам и командирам действующей армии, митинги по поводу важнейших событий на фронте. Они умело сочетались с традиционными, такими, например, как выпуск боевых листков, листков-молний, фотогазет, организация фотовитрин, и способствовали повышению политической сознательности масс, воспитывали у них непоколебимую веру в нашу победу, стремление ударным трудом приближать ее.

Но никакие формы работы не могли заменить живого общения руководителей — бригадира, начальника цеха, начальника участка или производства, директора завода — с рабочими. В то время практически никто не вызывал рабочего в кабинет. Руководитель шел в цех, встречался с людьми, проводил беседы. Немало черпали рабочие из таких бесед. Но еще больше — сами руководители. Ведь ни из каких отчетов не узнаешь истинное положение на месте, не узнаешь настроение, душу рабочего.

Частыми гостями на заводе были работники обкома, горкома, райкома партии и горисполкома. Каждый их приход выливался в волнующие встречи. А рассказы о положении на фронте, о делах тружеников города и области, о мерах по оказанию помощи заводу воодушевляли всех нас, придавали силы, вселяли уверенность и оптимизм. Тем более, что слова местных руководителей не расходились с делами.

На заводе действовала система бригадной работы. За каждой бригадой закреплялась определенная номенклатура деталей и узлов. Подавляющее количество бригад были комсомольско-молодежными. Вот среди таких трудовых ячеек по инициативе комсорга ЦК ВЛКСМ Сергея Федоровича Ерошкина летом 1942 года и развернулось соревнование за право называться фронтовыми.

Первой это право завоевала комсомольско-молодежная бригада слесарей, которую возглавлял Александр Шандров. Потом фронтовыми стали бригады Виктора Кузина, Михаила Шуваева. Соревнование росло, набирало темп, в него включались все новые и новые коллективы. Конечно, у руководства завода, партийного, профсоюзного и комсомольского комитетов это движение находило самую широкую поддержку. Приходилось принимать меры и организационного характера, чтобы укрепить тот или иной коллектив. Имеется в виду назначение бригадиров, перевод людей с того или иного участка. Мы охотно шли на такие меры, ведь они служили интересам дела.

Чуть позже звание фронтовой завоевала бригада токарей Алексея Безрукова. Этот коллектив мне запомнился своей малочисленностью — всего четыре человека. Но люди так упорно повышали свою квалификацию, совершенствовали технологию производству, так ударно трудились, что вскоре смогли высвободить одного человека на другие работы. И втроем справлялись с производством закрепленной номенклатуры деталей.

К концу 1942 года таких бригад было уже 83.

Однажды я узнал, что задерживается сборка зенитных пушек из-за отсутствия прицелов. Разобрались в этом, и выяснилось, что завод не получил дефицитный металл определенной марки, который шел на изготовление подшипников для прицелов. Как раз эту работу выполняла бригада Безрукова. И этот металл был получен только к 20-му числу. Получилось, что за десять дней бригада должна выполнить месячное задание. Часа в три ночи я подошел к Безрукову, объяснил ситуацию.

— Сделаем, — сказал Алексей. — Можете на нас положиться.

Я понимал стремление бригадира, но не до конца верил в то, что токари сдержат свое слово: просто физически трудно выдержать такое напряжение. Но через некоторое время мне доложили: Безруков и его товарищи практически не выключают станки. Делают перерыв на 2–3 часа в сутки. Спят прямо в цехе. Я распорядился подавать обеды прямо к станкам. А сам каждую ночь заходил на участок, где трудилась бригада. Побеседуешь с ребятами, подбодришь и видишь, как подтягиваются они, как светлеют их лица.

Наступил последний день месяца. Я навестил своих подопечных. Алексей Безруков вытачивал последние детали. Закончив работу, он тихо опустился на пол. Присел и я.

— В чем дело? — спрашиваю.

Безруков молча показал свои опухшие ноги. Я тут же подозвал начальника цеха И. В. Баркова, попросил вызвать врача и предоставить Безрукову отдых. По моему указанию питание Алексея было усилено.

Вот так работали комсомольско-молодежные бригады. Их трудовым героизмом не перестаю восхищаться до сих пор.

Кстати, делами бригады Алексея Федоровича Безрукова я интересовался и в дальнейшем. В 1944 году его коллектив завоевал переходящее Красное знамя. В перерыве торжественного собрания, где чествовали победителей, я отыскал Алексея и порекомендовал ему учиться в открывшемся механическом техникуме.

— Я бы с радостью, — ответил он, смутившись. — Да работаем мы по двенадцать часов. Какая там учеба!

— Не унывай, — подбодрил я паренька. — Выход можно найти.

Алексей сам нашел выход: свою норму стал выполнять за восемь часов, а после работы спешил в техникум.

И еще одна немаловажная деталь. Бригада Безрукова (все ее члены, как правило, выполняли сменное задание на 200 процентов) выпускала продукцию только высокого качества. Детали, изготовленные этой бригадой, шли на сборку зенитных пушек с собственным клеймом. Такой чести в то время удостаивались немногие.

В то время с особой остротой встала проблема обеспечения всех тружеников завода удовлетворительным питанием. Каждому рабочему выдавались талоны на ежедневное посещение столовой и получение 700 граммов хлеба. Если это был житель пригорода, да еще имел какое-то, пусть небольшое подсобное хозяйство, ему удавалось сводить концы с концами. А если эвакуированный, да еще с семьей?! Представляете, в каком он оказывался положении. При такой напряженной работе здоровье многих рабочих стало резко ухудшаться.

Завод имел небольшой совхоз. И мы нажимали на него, выкачивали все, что могли, но не добивались, тем более зимой увеличения его продуктивности. Вместе с И. А. Ломакиным обратились за помощью к местным партийным органам. Вопрос рассматривался на бюро обкома партии. Решено было просить правительство выделить централизованные фонды на продовольствие. Вскоре в Москву ушла телеграмма за подписями первого секретаря обкома партии и моей. Совет Народных Комиссаров СССР удовлетворил нашу просьбу. Нам были выделены единовременные фонды, которые мы использовали на дополнительное питание.

Дополнительное питание — это хлеб, пирог, сливочное масло. Выдавалось оно в определенном количестве тем, кто перевыполнял норму (о больных я не говорю, они у нас были на особом учете).

И руководство завода, и местные партийные и советские органы хорошо понимали, что единовременные фонды не решат полностью продовольственную проблему. Надо было искать выход. И он был найден. Решением бюро обкома и облисполкома заводу был передан один из самых крупных местных совхозов.

В совхозе, правда, не хватало людей и техники. Состояние крупного рогатого скота было неудовлетворительным… Масса других недостатков. Но в ту пору мы не обращали на них внимание. Главное — завод получил такую поддержку. А остальное — мелочи. Верили, что подымем, поставим на ноги хозяйство, значительно улучшим питание рабочих.

Прошли месяцы. На заводе появилась новая столовая. Значительно расширился ассортимент продуктов, повысилась их калорийность. Дети фронтовиков были обеспечены бесплатным питанием.

Занимались мы и жилищным строительством. Если в 1941 году строители завода ввели в строй 24 засыпных барака и жилой дом на 44 квартиры, то в 1942 эти показатели были выше — 48 бараков, жилой дом и кирпичное общежитие.

Заканчивался ноябрь. Итоги его не были неожиданными для нас. План, как и рассчитывали, оказался выполненным лишь на 50 процентов. В этой цифре зафиксирована реальность. Но не надо быть очевидцем, чтобы понять: она не может отражать полную картину состояния производства, тот потенциал, который создан в коллективе. Его следовало привести в действие. И цифра, я был уверен, вскоре окажется совершенно другой.

Но где те рычаги, на которые следовало нажимать, где то звено, ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь? На заводе немало сделано для расширения производства, мобилизации рабочих на выполнение поставленных задач, создания хотя бы минимальных условий для высокопроизводительного труда. Стало быть, дело в организации производства.

Я внимательно посмотрел выполнение плана по месяцам и декадам каждого цеха и участка. Дело тормозили металлургические цеха. Решили оказать им помощь. Газоснабжение здесь было налажено нормально. А вот сталеплавильные печи часто выходили из строя. Пришлось организовать цех по ремонту печей. В результате значительно сократились простои.

Большую роль в ритмичной работе завода играл прессовый цех с отделением легких кузнечных молотов. Если здесь все шло хорошо — никаких проблем. Случись сбой — тормозилась работа в механических и сборочных цехах. А такие сбои, к сожалению, бывали. Происходили они в основном по двум причинам: острого недостатка в штампах и несвоевременной поставки необходимого проката, возникавшей из-за оторванности завода от баз снабжения.

Недостаток в штампах был устранен за счет организации специального цеха. Проектируя штампы из прогрессивных марок стали, мы добились повышения их качества и стойкости. А что касается отсутствия профильного проката, то здесь шли на замену одних профилей, марок стали другими. Эти вопросы решали главный конструктор завода Н. С. Бавыкин и заместитель начальника цеха М. Ф. Федотов.

На первых порах приходилось вникать во все вопросы, от которых зависело ускорение темпов производства вооружений. Целый день я был на ногах. Посещение цехов, участков, короткие совещания, инструктажи. В кабинете появлялся в 24 часа. Потом возникла мысль: а может, не за все браться самому, больше доверять подчиненным? Хорошенько все взвесил, на одном из совещаний высказал свои мысли присутствовавшим. Особо подчеркнул необходимость проявления самостоятельности при решении технических вопросов. Главный инженер завода, к примеру, должен быть главным законодателем технической политики. И такие вопросы, как замена марок материалов, обязан решать сам. Во всех конструкторских проблемах окончательное слово за главным конструктором, в металлургии — за главным металлургом, в строительстве — за заместителем по строительству и т. д. Уточнены были, говоря военным языком, разграничительные линии между заместителями директора по общим вопросам, коммерческой части, рабочему снабжению. Начальнику металлургического производства вменил в обязанность пересмотреть графики выпуска заготовок литья, ковкого чугуна, штампов и главное — добиться их неукоснительного выполнения по срокам.

Этим я не снимал с себя ответственность за состояние дел на заводе, роль остальных руководителей повышалась.

У нас был составлен подробный план первоочередных мероприятий по увеличению выпуска вооружений. Он находился под постоянным контролем. Но бывало и так, что мы что-то упускали, где-то недорабатывали. Чтобы этого не случалось в дальнейшем, создал специальную группу в составе инженера В. И. Тарасова, начальника юридического отдела Я. А. Юровского и управляющего делами завода И. М. Радчевской. Эта группа систематически докладывала, как выполняется тот или иной пункт плана. И уж если на каком-то участке образовывалось отставание, принимались экстренные меры, ему оказывалась необходимая помощь, а с виновных в халатности или безответственности строго спрашивали.

Теперь на подведении итогов за сутки шел более предметный разговор: отчитываться приходилось за конкретные дела. Люди подтягивались, стремились не подкачать.

По-прежнему я часто посещал цеха, встречался с руководителями, инженерно-техническими работниками, рабочими, если надо, проводил совещания, решал оперативные вопросы, но всегда при этом интересовался: а что предприняли сами начальники производств? В это время и днем, и ночью могли быть звонки из наркомата или города. Выход нашли простой — моим помощником стал главный диспетчер С. Т. Павлов, который держал со мной связь всюду, где бы я ни находился.

Установлено: в большом коллективе ничто не проходят незамеченным. В данном случае везде заговорили об изменении стиля работы руководства. И не только заговорили. В низовых ячейках тоже вопросы стали решаться более предметно и конкретно. Повысилась организующая и мобилизующая роль партийных, профсоюзных и комсомольских активистов. И даже без особого анализа чувствовалось — дела пошли к лучшему. Все чаще на подведения итогов стали называться цифры, в реальности которых я вначале даже сомневался. Проверил сам — правда. Росло количество, а главное — улучшилось качество заготовок литья и поковок, все больше готовой продукции выходило из сборочных цехов. С подъемом, самоотверженно трудились люди.

Николай Никифорович Пикуза, ныне пенсионер, вспоминает о той поре:

— Каждый день начальник отделения П. П. Липатов (цех, изготовлявший казенники) писал мне сменное задание: «деталь 1–01, 1–02 — казенники и ограничители. 12 штук». Смена длилась с 8 утра до 8 часов вечера. Умри, но норму свою выполни. И мы выполняли. Это был наш удар по врагу. Работали без выходных, спали урывками. Уставали до невозможности и гордились доверенным. Помню, работал в ночную смену. К 8 часам утра я должен был сдать 8 казенников. Задание выполнил досрочно. Снимаю со станка детали и вижу — в нашу сторону направляется директор завода. П. П. Липатов докладывает ему: вот он, мол, Николай Пикуза на час раньше времени выполнил свою норму. Б. А. Хазанов пожал мне руку и поблагодарил. А Липатову приказал выдать мне 700 граммов пирога.

Примеров самоотверженного труда не счесть. Вот еще один.

В шестнадцать лет Володя Малахов поступил на завод учеником фрезеровщика. Это было в октябре 1941 года. Вскоре он освоил специальность и получил четвертый разряд, стал выполнять и перевыполнять задания, повышенные обязательства. Ему присвоили звание стахановца и пятый разряд. Малахов стал обслуживать два станка — вертикально-фрезерный и горизонтально-фрезерный. Инициатива его сразу нашла последователей.

Владимир Иванович Малахов долгие годы трудился на заводе, был мастером, старшим мастером, заместителем начальника цеха, на пенсию ушел с должности начальника цеха.

* * *

На заводе все шире разгорался огонь соревнования. Это не дежурные слова. Соревнование, соперничество было важным рычагом повышения производительности труда, хорошим стимулом в выполнении планов.

…Николай Павлович Учуватов приехал в этот сибирский город из Коломны. Трудился он слесарем в одном из механических цехов, норму свою перекрывал. Но его опережал товарищ — Семен Калинин, который однажды добился рекордной выработки, изготовил 20 деталей. Парторг цеха подзадорил Николая:

— Ты же поздоровее Семена, неужели не сможешь дать больше.

Учуватов действительно был богатырского здоровья. Задело его самолюбие.

— Я дам тридцать деталей, — заявил Николай.

Неделю он что-то обдумывал, и вот наступила решающая смена… Не было в ней места перекурам, на обед Николай урвал лишь несколько минут, но к концу смены 30 деталей изготовил.

К Учуватову пришла трудовая слава. Она же заставила его еще строже и ответственнее относиться к работе и к себе. Каждую последнюю неделю месяца передовика направляли на выручку к слесарям-сборщикам. Те сразу почувствовали хорошую поддержку. Вскоре Николай остался в бригаде на постоянную работу.

Я ловлю себя на мысли, что предпочтение отдаю мужчинам, а ведь на заводе было много женщин, которые трудились ничуть не хуже. Вспоминаю Анну Агафоновну Михайлюк. Встретил я ее впервые в сборочном цехе в 1942 году. А в год сорокалетия Великой Победы в заводской многотиражке, которую мне прислали, прочитал заметку «Она работала в десятом».

Приведу выдержку из нее:

«Сборочный десятый цех жил напряженно. Привычно, по 18–20 часов в сутки работала Анна Агафоновна. Комплектовала ящики с запасным инструментом. Здесь же, в цехе, после двухсменной работы и спала вместе со своими подругами.

Приходил на участок директор завода и говорил: «Жмите, девоньки, жмите, фронт ждет нашу продукцию». И девоньки жали, уговаривать никого не нужно было. Вручную таскали тяжелые ящики с инструментом, и когда кто-то из них начинал шататься от усталости, подруги советовали: «Иди отдохни немного», а сами выполняли ее работу.

Однажды Анна Михайлюк подняла тяжелый ящик и потеряла сознание. Отнялись ноги. Через три месяца, пролежав в больнице, вновь вернулась в свой цех.

После войны она до 1973 года трудилась все на том же родном заводе на разных работах. И сейчас, когда слышит от некоторых людей, которые еще молоды и не знали войны, слова: «Ох, как трудно работать, как трудно жить», смотрит на них печально и спокойно отвечает: «Не бачили вы смаленого вовка» (есть такая украинская поговорка).

Слышал, бывало, от мамы и я эти слова».

Вот эта неожиданная концовка и подкупила меня. О матери пишет ее сын, которому на второй день войны исполнилось четыре года. Ребенок слышал рассказы матери, жил ее жизнью, жил заводом. Он знал все новости, вместе со взрослыми радовался каждому их успеху.

Эшелон за эшелоном уходили на запад. Они доставляли на фронт нашу продукцию — зенитные пушки, минометы, морские глубинные мины и авиационные фугасные бомбы. Количество ее возрастало изо дня в день. А в конце месяца мы праздновали победу — план декабря был выполнен на 150 процентов! В сумме мы справились с задачей двух месяцев. И хотя в 1942 году завод остался должником — недодал 687 пушек, 462 миномета, 260 глубинных морских мин и 5000 ФАБов, — это была действительно победа. За короткий срок коллектив сумел перестроить производство и выйти на рубежи, близкие к проектным. В этом мы видели залог будущих успехов, хотя работы еще предстояло немало.

Мы еще не обеспечили своевременного наращивания мощностей металлургических цехов и энергетической базы. Диспропорция между металлургическими и механическими производствами не была ликвидирована. Не на полную мощность использовалось и оборудование. Надо было повышать производительность труда, квалификацию значительной части рабочих. Много возникало этих самых «надо».

Мы хорошо знали недостатки и упущения, видели свои задачи. Но эти временные трудности не заслонили удовлетворения от достигнутого. Меня особенно радовало то, что люди считали достигнутое только началом, первым этапом, трамплином, отталкиваясь от которого можно значительно увеличить производство вооружений.

В 23 часа все руководители завода разошлись по цехам, чтобы поздравить рабочих с наступающим Новым годом, пожелать им счастья, здоровья, новых успехов в труде во имя победы над врагом. Короткие беседы, теплые рукопожатия. Станки не выключались. Рабочие встречали Новый год на своих постах.