Черный лебедь мирового кризиса

Хазин Михаил Леонидович

2011 Год

 

 

20 Февраля

Основной спецификой современной жизни является мощнейший диссонанс между ощущениями практически любого человека и той информацией, которую он получает из более или менее официальных источников. То, что кризис продолжается, видно практически каждому: рост цен на продовольствие, проблемы с бизнесом, рост налогов, усиление давления государства, в том числе явно неадекватное — все это заметно уже невооруженным взглядом. При этом такие явления есть практически во всех странах мира, более того, в некоторых из них это уже начинает приводить к социально-политическим последствиям.

А вот официальные лица и организации почти демонстративно игнорируют те моменты, которые показывают нарастание кризиса. Наиболее ярко это проявилось в дискуссиях в Давосе, где, в общем, тон задавали не политики, а бизнесмены, которым вроде бы в нынешней ситуации сам Бог велел говорить о кризисе. Но нет, такие обсуждения отсутствовали!

Тем не менее кое-какой прогресс все-таки имеет место. Напомним, что первые наши работы по теории кризиса, написанные в 2000–2001 годах, были посвящены в основном доказательству того тезиса, что кризис носит ярко выраженный структурный характер. Тогда «праведный» гнев монетаристской общественности был обращен на саму нашу логику, поскольку, по мнению наших оппонентов, сам термин «структурный» был «не научным». Сегодня они же постоянно талдычат о «глобальных диспропорциях», беда только в том, что до сих пор не могут разобраться в их причинах. Мне кажется, что главная проблема тут в том, что они читают исключительно друг друга, из-за чего и не могут найти в литературе ответы, которые были даны еще 10 лет назад.

Вместе с тем развитие кризиса почти неминуемо приведет к крайне негативным последствиям, и в этом смысле события в Тунисе или Египте вполне могут стать актуальными для Европы или США через 3–5 лет. Главной проблемой тут является почти неизбежное исчезновение феномена среднего класса. Для России это более чем актуально, поскольку у нас уровень жизни пониже, чем в Европе, но наши либерасты, как и их коллеги во всем мире, категорически отказываются эту проблему обсуждать, предпочитая рассуждения на тему о том, как хорошо мы будем жить к 2020 году. Впрочем, по мере приближения к этому самому 20 году сроки, видимо, будут отодвигаться.

Вот и на последней встрече министров финансов и глав центробанков G20 обсуждались не причины кризиса, а скорее система показателей, демонстрирующих его развитие. Иными словами, власти крупнейших стран мира смотрят на кризис не как участники, а скорее как наблюдатели. Это вообще дело опасное, а если учесть специфику подхода к таким показателям людей, которые лично заинтересованы в том, чтобы они были не реальные, а хорошие, то, скорее всего, развитие кризиса в очередной раз застанет власти врасплох. Как говорится в одном старом анекдоте: «Только бледнолицая собака может дважды наступить на одни и те же грабли!»

Если всерьез обсуждать основы нынешнего кризиса, то, в общем, есть некоторые основания считать, что та модель развития экономики, которая дала развитие нашему миру, подходит к своему естественному концу. На всякий случай, для особо нервных товарищей, повторю: не мир подходит к концу, а конкретная модель его развития. Не в первый раз, между прочим. Но это значит, что нам в достаточно близкой перспективе придется придумывать модель новую. Как это будет получаться — большой вопрос, но наша главная цель — как раз попытаться ухватить те закономерности, которые и будут определять эту новую модель.

 

Прогноз

1–15 Января

Как это повелось, начнем с оценки прогноза на 2010 год. Ключевым элементом анализа было определение главного процесса, который, собственно, и определял развитие экономических событий ушедшего года, причем был он не чисто экономическим, а во многом носил ярко выраженный политический характер. Таким процессом, по моему мнению годовой давности, нас ожидал выбор между дефляционным и (гипер)инфляционным сценарием развития мировой экономики. При этом в прогнозе утверждалось, что темпы спада совокупного спроса в США, в том случае если не будет найден способ усиления масштабов кредитования потребителей, должен составить порядка 8–12 процентов в год, по аналогии с событиями 1930–1932 гг. в США.

Эта часть прогноза сбылась практически полностью. Попытки мировой финансовой и политической элиты объявить о «конце кризиса» и завершить программы эмиссионной поддержки спроса привели к майскому биржевому краху, после которого упомянутые элиты впали в ступор и прекратили вообще какие-либо попытки что-то объяснить. Более того, поскольку проблемы падения спроса существенно обострились во всем мире, возникло явление, которые мы в начале 2000-х годов назвали «парадом девальваций», а сегодня, с легкой руки министра финансов Бразилии, получившее название «валютных войн». Суть его, как понятно из названия, заключается в том, чтобы максимально поддержать продажи на внешних рынка национальных (то есть тех, которые платят налоги в местные бюджеты) компаний, защитить внутренние рынки от импорта и, наконец, минимизировать негативные явления от роста безработицы, снизив тем самым нагрузку на бюджеты путем девальвации национальной (региональной) валюты.

Начало «валютных войн», как и политическое давление со стороны правительств, вынудило денежные власти наиболее влиятельных стран мира (включая, в первую очередь, США) продолжить денежную накачку. В случае США и Европы эта ситуация обострена еще и проблемами Евросоюза, который стал испытывать серьезные затруднения с финансированием дефицита ряда южных стран (Греция, Ирландия, Португалия и так далее), что придало движению доллар-евро значительный размах и во многом определяло политический вектор событий в Европе.

Европа, в рамках общеэкономических тенденций, решала свои проблемы в основном за счет девальвации евро, хотя использовались и другие методы. В частности, европейский центробанк «потерял монетарную невинность» — начал прямую скупку облигаций стран с серьезными бюджетными проблемами (Греции, Португалии, Ирландии и так далее). Именно грамотная работа с бюджетными проблемами ряда стран зоны евро и позволила Евросоюзу существенно снизить курс единой валюты (с пика в 1,6 относительно доллара до минимума в 1,18), хотя встречная активность денежных властей США понизила доллар, так что нынешний уровень колеблется где-то в пределах 1,3–1,4. Тем не менее такая девальвация евро позволила ряду стран ЕС, получающих серьезный доход от экспорта в США (Германии прежде всего), получить крайне позитивные показатели.

В результате всех этих конфликтов, дополненных политическими проблемами Обамы и Демократической партии США, проигрывающей ноябрьские выборы, денежные власти США приняли решение продолжить эмиссионные программы, в объеме как минимум 600 миллиардов долларов примерно на полгода, до мая 2011 года включительно. Отметим здесь важную параллель с событиями начала 30-х годов, проведенную в предыдущем прогнозе. Дело в том, что доля государства в конечном спросе всегда была достаточно ограничена, и усилить ее возможно лишь незначительно — не более 3–4 % от ВВП в год. Сокращение же частного спроса, которое и вызвало экономический кризис как сейчас, с осени 2008 года, так и в начале 30-х годов, достигало тогда темпов 8–12 % ВВП в год (то есть около 1 % в месяц), что и позволило мне предположить, что темпы спада частного спроса в 2010 году достигнут аналогичных масштабов.

Формально этого не произошло, но исключительно благодаря тому, что ФРС осуществила колоссальный вброс ликвидности в финансовую систему государства (причем его годовой масштаб достиг как раз 10–12 % от ВВП!). Часть этих денег получила финансовая система, часть — бюджет (через выкуп казначейских облигаций), что позволило существенно увеличить долю государства в конечном спросе. В любом случае, нужно отметить, что этот процесс отложил срок «острой» стадии кризиса (то есть резкого падения ВВП), не ликвидировав тем не менее ее неизбежность (однако об этом уже в прогнозе на 2011 год). Кроме того, в мае, после попытки остановить эмиссию и последовавший за этим обвал на фондовом рынке, стало понятно, что такие действия почти немедленно выведут экономику на траекторию «острого» спада, аналогичного ситуации начала 30-х годов, то есть и эта часть моего прогноза, в общем, сбылась.

Отдельное место в прогнозе уделялось Китаю, о котором говорилось, что он никак не сможет стать «локомотивом», который «вытянет» мировую экономику. Более того, предполагалось, что он сам станет потенциальной жертвой кризиса, поскольку должен будет компенсировать падающий внешний спрос (который и является главным мультипликатором его роста) спросом внутренним. Поскольку последний существенно ограничен, Китай начал активно проводить эмиссию и различные программы стимулирования внутреннего спроса, что привело к раздуванию финансовых пузырей на его рынках. При этом оценить точный масштаб проблем, в общем, не представляется возможным, поскольку адекватная статистика ВВП и инфляции для этой страны не просто недоступна, но и, скорее всего, в принципе не существует, речь может идти только об экспертных оценках. Так что рост под 10 % в год, который объявлен руководством Китая, скорее всего, реальности не соответствует.

Ошибкой прогноза стало утверждение, что в 2010 году нас ждет очередной дефляционный этап кризиса. Он чуть было не начался в мае, однако его в очередной раз «залили» ликвидностью. Соответственно, не реализовалась угроза падения нефтяных цен, напротив, они существенно выросли, так что для стран-экспортеров сырья год оказался весьма удачным.

В прогнозе рассматривались проблемы европейских стран, которые, в общем, были описаны достаточно полно. И рост «этнической» преступности, и рост требований по ограничению миграции, и рост безработицы и даже предложения по ограничению движения рабочей силы внутри ЕС. Серьезно обострились и проблемы «малых» стран Европы.

Отдельное место было уделено проблемам стабильности единой системы мирового разделения труда. Поскольку построена она сегодня на конечном спросе США, то и кризис должен был существенно усилить центробежные тенденции. Этот эффект, однако, был существенно замедлен за счет продолжения эмиссии, тем не менее он проявился как минимум в нескольких эффектах. Во-первых, основные институты современной глобализации (МВФ, Мировой банк, ВТО и связанные с ними экспертные структуры) практически отказались от попыток объяснить возникновение нынешнего кризиса, описать его механизмы и найти способы выхода из него. Даже Нобелевская премия по экономике, которая традиционно является знаковым моментом в рамках идеологической схемы современной финансовой элиты, была в 2010 году выдана за работы, в общем не имеющие отношения к кризису. Такой демонстративный отказ от темы фактически означает и отказ от будущей гегемонии современной мировой финансовой элиты.

Во-вторых, многие страны продолжили процесс отказа от доллара. Те эффекты «протовалютных» зон, которые были заметны несколько лет назад, но которые были забиты бешеной эмиссией доллара последних двух лет, снова проявились, хотя и в несколько иной форме (об этом — в прогнозной части).

В-третьих, «валютные войны» и процессы защиты национального производителя и национальных рынков привели к сокращению доли транснациональных торговых потоков в мировой экономике. Формально, в денежном выражении, этого не произошло за счет роста цен на сырьевые товары, однако в натуральном выражении мировая торговля не восстановилась после спада 2008–2009 года, более того, стагнация продолжилась.

В-четвертых, принятие денежными властями США новой программы эмиссии («количественного смягчения») QE2 привело не к падению ставки реального кредитования, как это планировалось, а, наоборот, к его росту. Фактически это косвенно означает, что в мире изменилось отношении к доллару: тенденции в оценке негативных факторов (рост инфляции, финансовых рисков и так далее) стали превалировать над позитивными (рост деловой активности).

Все эти и многие другие, не столь заметные процессы показывают, что общее направление развития мировой экономики, описанное в прогнозе на 2010 год, в общем, соответствует реальности.

Отдельно нужно отметить, что в прогнозе были обозначены тенденции, которые должны были сложиться в секторе реального бизнеса. Это:

— сложности в привлечении и размещении инвестиций;

— начало разрушения системы среднего класса и соответствующих проблем в маркетинговой политике практически всех компаний-производителей;

— принципиальное изменение управленческой и менеджерской политики;

— рост «плохих» долгов и невозможность получения нормального кредита.

Часть этих проблем действительно стала заметна (четвертая и первая), часть еще себя «в полный рост» не проявила. Впрочем, в прогнозе говорилось, что развиваться они будут постепенно и с разными (не всегда легко прогнозируемыми) темпами. А теперь пришло время перейти собственно к прогнозу.

Поскольку никаких принципиальных отклонений от базовой модели кризиса, разработанной нами еще в начале 2000-х годов, не произошло, главным фактором, который будет определять развитие событий в 2011 году, станет взаимодействие двух потенциальных сценариев, инфляционного и дефляционного. При этом последние заявления руководителей ФРС демонстрируют, что те не готовы руководить денежной политикой в условиях дефляционного сценария, более того, совершенно не собираются принимать на себя ответственность за ранее сделанные ошибки. Это означает, что с подавляющей вероятностью после того, как эмиссионная программа QE2 закончит свое действие, ей на смену придет новая, причем более интенсивная.

Впрочем, гарантировать такое развитие событий я бы не стал, в первую очередь из-за того, что контроль над нижней палатой парламента США, Палатой представителей, перешел к оппозиционной Республиканской партии, в которой сегодня задают тон представители гораздо более жесткой линии в части денежной политики и отношения к ФРС. Наиболее ярким представителем этой группы является конгрессмен Рон Пол, который приложит все силы для того, чтобы изменить политику руководства ФРС и администрации Обамы.

Более точно ответить на вопрос, не рискнет ли ФРС отказаться от эмиссионных программ, мы сможем после первого в этом году заседания Комитета по открытым рынкам ФРС США в 20-х числах января, но шансов на целенаправленный переход к дефляционному сценарию крайне мало. А вот вероятность самопроизвольного перехода есть. Дело в том, что эмиссионные деньги попадают в экономику через бюджетный и финансовый сектор, причем последний не может сегодня нормально (то есть с более или менее заметной прибылью) инвестировать избыточные наличные деньги. С учетом падения кредитного мультипликатора объем наличных денег по отношению к ВВП серьезно растет, и рано или поздно они попадут на финансовые спекулятивные рынки, в частности на рынки сырьевых и продовольственных фьючерсов. Как следствие, цены на ряд ресурсов серьезно вырастут, что вызовет рост издержек реального сектора, который, так или иначе, будет вынужден переложить их на другие сектора экономики.

В частности, в США растет реальная безработица (что хорошо видно на графике продолжительности времени поиска работы), сокращаются инвестиционные расходы, падает кредитование реального сектора (который не получает прибыль) и, наконец, растут цены на товары повседневного спроса, особенно по той номенклатуре, по которой отмечается низкая эластичность спроса по цене. Последнее противоречит монетаристским догмам (поскольку общие расходы домохозяйств, как и предписывает теория кризиса, сокращаются), но в США последние пару лет серьезно меняется состав потребительской корзины в пользу наиболее дешевых товаров).

Пока массовых банкротств в реальном секторе экономики США не наблюдается, более того, оценить еще имеющийся у предприятий запас прочности практически не представляется вероятным, поскольку они, по мере возможности, тщательно скрывают свои проблемы от внешнего мира. Но теоретически в любой день может подняться огромная волна банкротств предприятий реального сектора (поставляющих конечным потребителям не только товары, но и услуги), остановить которую усилением эмиссии будет невозможно. И потому, что ФРС не может напрямую кредитовать нефинансовые учреждения, а банки не будут кредитовать заведомых банкротов, и потому, что соответствующих ресурсов просто нет в природе.

Можно представить, что ФРС резко увеличит прямой выкуп казначейских облигаций, а казначейство, в свою очередь, начнет массовую поддержку предприятий, но вероятность такого развития событий ничтожно мала, не говоря уже о том, что его эффективность, скорее всего, окажется достаточно низкой. В любом случае, по мере сокращения запаса прочности в отдельных отраслях и регионах (а они, конечно, у всех разные), представители этих отраслей начнут отстаивать все более и более жесткие методы регулирования, что не может не повлиять на поведение отдельных руководителей ФРС и федерального казначейства, даже если мы об этом давлении ничего знать не будем.

Отметим, что возникновение такой «волны банкротств» в реальном секторе приведет к резкому падению совокупного спроса, и по причине роста безработицы, и в связи с резким падением оптимизма потребителей, и из-за роста сбережений. Иными словами, переход к дефляционному сценарию довольно быстро затронет практически все отрасли экономики, радикально изменит всю финансово-экономическую политику и властей, и корпораций. Что касается домохозяйств, то для них такой переход будет означать резкое падение уровня жизни.

Подобный переход может произойти и по внеэкономическим причинам. Например, в случае полномасштабной агрессии США и Израиля в Иране (а значит — и в Пакистане) или каких-либо других политических авантюр руководства США, которое заинтересовано в том, чтобы снять с себя внутриполитическую ответственность за начало кризиса. Кроме того, этот переход может быть вызван крупным терактом или стихийным бедствием, например, мощным землетрясением в Японии или Калифорнии. Более того, такое событие может даже не быть достаточно крупным — если момент самопроизвольного перехода к дефляционному сценарию приблизится, власти США смогут вызвать его искусственно, за счет чисто пропагандистских методов привязав его к внешне «объективной» причине.

Таким образом, ключевой точкой 2011 года может стать самопроизвольный переход от пока управляемого инфляционного сценария к сценарию дефляционному. При этом вероятность «сваливания» в гиперинфляцию представляется мне пока крайне малой, поскольку этот сценарий в принципе нереализуем, если не существует механизмов прямой доставки эмиссионных денег домохозяйствам (потребителям), а такой механизм пока не создан.

Возвращаясь к аналогии с 30-ми годами, невольно задаешься вопросом: а не может ли ситуация сложиться так, что государства начнут увеличивать свой спрос на величину, достаточную для полной компенсации падающего частного спроса? В конце концов, соответствующие инструменты вполне эффективно работали в СССР и других социалистических странах, и, по крайней мере, их можно запустить в США и других странах в рамках создания чисто государственного капитализма. Грубо говоря, это осуществимо, если государство начнет массово выкупать банкротящиеся предприятия реального сектора, резко сокращать их затраты за счет снижения инвестиций и государственного регулирования тарифов и ставки аренды, а также централизованной реструктуризации кредитной задолженности. Мне кажется, что сегодня такой вариант представляется маловероятным, прежде всего по чисто политическим причинам. Дело в том, что сегодня в США идет процесс постепенной передачи власти от социально ориентированных демократов к консервативным рыночникам республиканцам, которые будут с негодованием отметать подобный сценарий. Он может реализоваться только в случае прихода к власти крайних националистов, которые, однако, будут его реализовывать в форме списания задолженности с реального сектора, национализации крупного (оборонного, в первую очередь) производства и поддержки частного мелкого и среднего бизнеса с полным банкротством и реструктуризацией банковского, да и всего финансового сектора страны. И такой вариант возможен не в рамках предотвращения острой стадии кризиса (что теоретически было бы осуществимо при полном контроле Демократической партии США над Белым домом и Конгрессом), а по итогам острой стадии кризиса, то есть не в ближайшие пару-тройку лет. Отметим, что именно такого сценария опасается видный американский политический и общественный деятель Линдон Ляруш, а он очень хорошо осведомлен о тонкостях внутриполитических раскладов в США.

Таким образом, завершая макроэкономическую часть прогноза, отметим, что начавшийся год может стать годом серьезного перелома в общих макротенденциях, однако гарантировать это невозможно.

В этом случае цены на нефть будут постепенно расти (до уровня примерно в 110–120 долларов за баррель к маю и будут повышаться дальше в течение года), так же как цены на продовольствие, металлы и ряд ресурсов. По мере сокращения частного спроса и изменения его структуры в пользу наиболее дешевых и необходимых для потребителей товаров будут сокращаться объемы мировой торговли. При этом произойдет постепенный переход на взаимные поставки остро необходимой (то есть вообще не производимых на национальных территориях) продукции, а зачет будет все чаще осуществляться в национальных валютах, а не в долларах.

Главной задачей правительств в такой ситуации станет защита локальных рынков от скачков цен, вызванных эмиссией в США. Так, Евросоюз жизненно заинтересован в поставках сырья, однако рост цен на него, который зависит от эмиссии американского доллара и событий на Лондонской и Нью-Йоркской биржах, ставит под удар всю экономику этого региона. И не исключено, что ради решения этой важнейшей задачи отдельные страны ЕС будут пытаться выйти из механизмов биржевого определения цен, например, за счет установления долгосрочных бартерных связей с рядом стран Азии и Африки.

Конфигурация таких отношений пока непонятна, в частности потому, что «атлантические» элиты Европы будут активно сопротивляться такому сценарию (он равносилен отказу от доллара как мировой торговой валюты), но в случае продолжения эмиссии доллара такой сценарий практически неизбежен. Другое дело, что пока сложно предсказать его темпы, но, скорее всего, первые признаки установления таких контактов проявятся уже в наступившем году.

Еще одна проблема, которая серьезно повлияет на геоэкономические отношения в мире, — борьба за сокращающийся спрос. Особенно сильно она проявится между США и Евросоюзом и между Китаем и странами Северной Атлантики. Конфликт между ЕС и США уже дал о себе знать в 2010 году в части поочередных девальваций доллара и евро, но в этом году, скорее всего, схватка продолжится уже на уровне нетарифной защиты. В частности, мне представляется очень вероятным, что резко вырастет роль различных инструментов «защиты потребителя», которые будут использоваться для вытеснения «некачественной» импортной продукции с национальных рынков. Не исключено даже, что аналогичные процессы пройдут и внутри самого Евросоюза. Отметим, что жертвой таких методов может стать и экспорт в Европу третьих стран, России в частности.

Что касается Китая, то он уже продемонстрировал, как будет бороться с такими явлениями. Он начал активную скупку ценных бумаг «проблемных» с точки зрения национального долга стран Евросоюза, что позволит ему в будущем решить ряд серьезных проблем. Во-первых, эти страны будут скованы по рукам и ногам в части введения национальных ограничений на китайский импорт. Во-вторых, они будут вынуждены защищать китайские интересы на уровне ЕС в целом, что позволит избежать ряда серьезных запретительных мер. В-третьих, они станут теми посредниками, через которых Китай сможет получать те технологии, которые через другие страны приобрести затруднительно. Ну и наконец, через эти страны Китай будет демпфировать геополитическое давление США, которое они сегодня успешно осуществляют через ЕС за счет использования своих сателлитов в Восточной Европе.

Собственно, аналогичные процессы будут протекать по всему миру и по всему спектру мировой торговли: национальные государства начнут все более и более жестко ограничивать импорт и, по мере возможности, поддерживать экспорт своих товаров. Фактически можно смело сказать, что в мире начнутся массовые торговые войны, которые положат начало закату всей системы ВТО. Все попытки мировой финансовой элиты изменить ситуацию будут достаточно бессмысленными.

Отметим, что денежные власти большинства крупных (с точки зрения масштабов экономики) стран мира уже представляют, в каком направлении будут развиваться события. Это хорошо видно по активным программам повышения налогов и сокращения индивидуальных выплат (например, повышения пенсионного возраста), которые начаты практически во всех странах мира. Дело в том, что повышение налогового бремени — это достаточно долгий и мучительный процесс и начинать его в преддверии экономического роста достаточно глупо. Иными словами, сами такие программы говорят о перспективах мировой экономики куда красноречивей речей политиков, другое дело, что не все их понимают.

В то же время повышение налогов и переход к режиму сокращающихся рынков ставит перед мировой финансовой и политической элитой серьезную проблему. Дело в том, что начиная с 1981 года мир стал использовать «пирамидальную» схему кредитования, которая была построена на постоянном рефинансировании основного долга. Эта схема работала до тех пор, пока стоимость кредита можно было снижать, но затем она перестала быть эффективной. Но накопленный за это время долг достиг такой величины, что в принципе не может быть выплачен из текущих доходов всех экономических субъектов (и домохозяйств, и государств, и корпораций), притом эти доходы еще и сокращаются. Повышение налогов перераспределяет доходы в пользу государств (создавая дополнительные издержки корпоративному сектору), но проблемы это не решает.

Что делать с этими накопившимися долгами, станет одним из главных вопросов, которые придется решать в 2011 году. Не вызывает сомнений, что в общей форме он сформулирован не будет, но локально будет возникать все чаще и чаще: и в форме проблем задолженности ряда государств Европы, и в форме закрытия частных банков в США, и в росте индивидуальных банкротств. А каждое банкротство (дефолт) — это уменьшение количества реальных активов, под которое сегодня осуществляется кредитование. Иными словами, в наступившем году одной из главных проблем станет разработка новых кредитных механизмов, обеспечивающих нормальное кредитование предприятий. Ответ на вопрос о том, как и где они начнут внедряться, скорее всего, лежит за пределами наступившего года.

Одним из вариантов таких механизмов является создание региональных денежных систем, базирующихся на регионах, в которых возможен рост даже на фоне общемирового экономического спада. На первом этапе эти системы могут существовать параллельно долларовой, но затем постепенно их элементы, которые не могут существовать вне доллара (например, по причине больших долгов), должны быть ликвидированы, в частности через банкротства.

Для того чтобы понять, какие именно регионы могут играть роль таких центров, нужно понять, какими свойствами эти центры должны обладать. Это, во-первых, наличие достаточно большого населения, которое будет обеспечивать минимально необходимый спрос. При этом средний уровень жизни этого населения должен быть существенно ниже среднего для стран «золотого миллиарда».

Во-вторых, эти страны должны иметь некоторый технологический задел, который бы позволял им производить некоторый минимум товаров и технологий, пусть и не самых современных, но вполне продаваемых, без зависимости от внешнего мира. В-третьих, в этих странах должны существовать достаточно крупные национально ориентированные элиты, которые в состоянии осуществить подобные сценарии. Отметим, что именно по этой, третьей причине мы вынуждены вычеркнуть Россию из списка потенциальных региональных темпов роста: вся экономическая элита России сегодня, что предпринимательская, что «чиновная» — демонстративно прозападная, чтобы не сказать русофобская.

Если посмотреть на страны мира, то мы увидим как минимум 6–7 стран, отвечающих этим принципам. Это Бразилия, Турция и Индия и, с чуть меньшей вероятностью, Мексика, Индонезия, Иран и ЮАР. Возможно, к этому списку можно добавить кого-то еще, но разве что одну-две страны. Собственно, Бразилия и Турция уже частично демонстрируют реализацию этого сценария, что касается Индии, то она сама себе рынок, и внешняя помощь ей не очень-то нужна. А вот Китай я из списка исключил, поскольку уж слишком сильно он «завязан» на внешний спрос: даже повышая средний уровень жизни в стране, он в случае переориентации на внутренний спрос неминуемо должен будет резко понизить уровень жизни нескольких сотен миллионов человек, которые сегодня олицетворяют его движение к научно-техническому прогрессу. Обсуждение того, как Китай будет решать соответствующие проблемы (которые во многом носят социальный и политический характер), выходит за рамки настоящего прогноза, но в том, что они будут очень серьезными, можно не сомневаться.

Мне представляется, что развитие мировой экономики в 2011 году во многом будет определяться как раз постепенным формирование «протовалютных» и экономических зон вокруг таких стран. Они будут более активно, чем остальные страны, защищать свои рынки и развивать собственное производство на основе внутреннего спроса, при этом постепенно захватывая рынки более мелких окружающих стран, используя для этого и экономические, и политические рычаги. Что касается тех мелких стран, которые будут или пытаться удержаться в рамках старых, «глобалистских» тенденций, или же ориентироваться на другие страны, в которых рост в ближайшие годы будет невозможен, то у них будут множиться экономические проблемы.

К таковым относятся ряд малых стран Евросоюза, которым все труднее будет продавать свои товары на европейских и других рынках, Россия, которая на фоне роста доходов от продажи сырья все более и более деградирует с точки зрения общепроизводственной инфраструктуры, те страны, которые занимаются монопродуктовым экспортом в Китай, ЕС, США, Японию. Разумеется, до коллапса дело в наступившем году не дойдет, но общая тенденция должна быть выражена достаточно четко.

В заключение повторим основные тезисы прогноза. Ключевым его элементом является точка перехода от инфляционного к дефляционному сценарию, которая зависит от устойчивости реального сектора экономики США. Этот переход может произойти и в 2011 году, и несколько позже, на основании имеющихся данных предсказать это невозможно. До тех пор пока такой переход не произошел, в мире будет продолжаться примерно такая же экономическая картина, которая наблюдалась во второй половине предыдущего, 2010 года: рост цен сырьевого и продовольственного секторов, рост (с возможными резкими скачками вниз) на других спекулятивных рынках, в частности фондовых биржах, общий рост безработицы, стагнация реального сектора, рост цен в одних секторах и падение — в других, ослабление мировой торговли реальными продуктами и постепенная регионализация мировой экономики. При этом спад совокупного спроса в мире, связанный с аналогичным спадом в США, будет продолжаться, несмотря на отдельные попытки его стимулировать.

В случае же, если переход произойдет, мы получим традиционный дефляционный сценарий с массовыми банкротствами как финансового, так и реального сектора, резкое сокращение уровня жизни практически во всех странах мира, быстрый распад единой системы мирового разделения труда и начало процесса резкого упрощения всего процесса производства.

 

Прогноз для россии

27 Марта

Как обычно, прогноз на год следующий начинается с анализа прогноза на год предыдущий, дабы можно было их сравнить и покритиковать автора.

Начался он с констатации того факта, что мы упустили потенциальные возможности, предоставленные в 2000-е годы, и не смогли сократить свою зависимость от мировых цен на энергоресурсы. При этом предполагалось, что в 2010 году деградация нашей экономики будет активно продолжаться, что и случилось, главным доказательством этого стало то, что при рекордных среднегодовых ценах на нефть роста экономики практически не было.

Однако рекордные цены на нефть позволили руководству страны полностью проигнорировать это ухудшение, соответственно, все рассуждения о том, как можно было в 2010 году исправить ситуацию, прошли впустую. Впрочем, в прогнозе и было написано, что все это возможно только в случае резкого падения цен на нефть.

Довольно много места в прогнозе уделялось «коррупционному консенсусу» современной российской «элиты». Приведенный там анализ я и сегодня считаю, в общем, вполне адекватным, хотя к нему нужно добавить несколько серьезных деталей. В частности, рассуждения о том, что современная «элита» не может «родить» героя-одиночку, который «взорвет» ситуацию, были верны до конца прошлого года, сегодня это, скорее всего, уже не так. Связано это с тем, что в 2010 году в нашей элите произошел принципиальный переход, связанный с возрождением политических процессов на федеральном уровне. То, что этот процесс не был описан в прогнозе, — некоторый недостаток, но я ожидал его несколько ближе к выборам.

Суть этого процесса, по моему мнению, состоит в том, что современная российская «элита» (напомню, кавычки я ставлю из-за того, что эта часть населения не отождествляет себя со страной, в которой она живет, и не видит будущего своего и своих детей в ее рамках), которая выросла из советской номенклатуры, пыталась и страной управлять в рамках номенклатурной, административной техники. При этом все многообразие советской модели было утрачено, и формы управления все более и более скатывались к чистому феодализму, в частности в рамках принципа «вассал моего вассала не мой вассал», который полностью исключает ответственность не только перед обществом, но и по властной вертикали. Для восстановления такой вертикали необходима идеология (даже в форме присяги «помазаннику Божьему»), но у нас даже в Конституцию был внесен пункт, который ее запрещает.

Соответственно, в рамках этой административной модели и введенной в 90-е годы «табелью о рангах» доступ к благам и возможностям стал регламентироваться почти исключительно административным рычагом, без привязки к верности идеологии. Соответственно, весь смысл «служивого сословия» был полностью выхолощен (служить сегодня можно только непосредственному начальнику). Точнее, до логического завершения эта схема пока все-таки не доведена, но «элита» активно к этому стремится.

Это относится не только к чиновникам, но и к предпринимателям, для которых наличие административной «крыши» является обязательным условием и необходимой составляющей для выживания. Более того, даже борьба с чиновничьим рэкетом ведется в рамках соблюдения табели: жаловаться на санэпидстанцию или милицию можно только в том случае, если они превышают некоторые свои неформальные «полномочия», занимаясь «беспределом». А до этого момента жалобы бессмысленны и даже опасны для жалобщика.

Я уже писал в одном из предыдущих прогнозов для России, что основная проблема этой «элиты» — начавшееся уменьшение общего «пирога», который предполагается к разделу в рамках упомянутого коррупционного консенсуса. В 90-е годы, конечно, тоже был спад, но тогда имелся колоссальный пласт нераспределенного имущества, в 2000-е годы оно уже было в основном поделено, но это был период экономического роста. И когда осенью 2008 года начался кризис, подавляющая часть «элиты» верила (и эта уверенность была подкреплена массовой пропагандой), что это ненадолго. Кроме того, существовала общая уверенность в том, что для настоящей «элиты», то есть тех, кто в табели о рангах занимает достаточно высокое место или является «клиентеллой» таких лиц, все будет в порядке, поскольку для компенсации доходов достаточно будет «отжать» лиц, находящихся в нижней части элитной пирамиды. Тем более, что это соответствует общей тенденции на реализацию феодально-административной модели.

Ну действительно, почему какие-то там начальники районной СЭС или мелкие гаишники и таможенники должны покупать себе мерседесы и многокомнатные квартиры? Пусть живут «по статусу», нужно прекращать эти перегибы «демократии 90-х». Пусть будут счастливы, что их вообще пустили в административную пирамиду, и рассчитывают на будущую карьеру, а не на грабеж «мирных жителей», поскольку доходов последних становится слишком мало даже для власть имущих.

И вот здесь, в конце прошлого года, произошел принципиальный перелом, который радикально изменил всю модель. Он, с одной стороны, существенно ухудшил ситуацию (чуть позже я напишу почему), с другой — дал шансы на тот самый «взрыв», который в прогнозе на 2010 год я считал маловероятным. Собственно, сама потенциальная возможность такого взрыва была заложена еще в 2008 году, когда единый до того пост Отца нации и Гаранта Конституции был разделен на два. В рамках феодально-административной системы такое образование сколько-нибудь долго просуществовать не сможет в принципе, но какое-то время противоречия не вылезали на поверхность. Они проявились только в конце прошлого года, но зато достаточно быстро приобрели четкие черты.

Дело вот в чем: вопрос о том, кого «сбрасывать с корабля» по мере уменьшения «пирога» решился не в рамках феодально-административной модели, а по чисто политическим механизмам. Другого, собственно, и быть не могло, уж слишком велика (пока?) наша страна, но политиков у нас сегодня практически нет. А для феодалов-администраторов стало откровением, что если Гарант Конституции сохранит свой пост, то вся команда Отца нации потеряет свои посты и возможности, большая часть — значительный объем «честно нажитого» капитала, а некоторые — и свободу (если не жизнь).

Вне зависимости от сегодняшнего статуса!

Абсолютно аналогичная ситуация сложится и в противоположном случае, разве что за одним небольшим исключением — некоторые члены команды Гаранта Конституции смогут получить политическое убежище в Англии или США. Другое дело, что сама мысль о «жизни на одну зарплату», которая в этом случае практически неизбежна, вызывает у них ужас.

Массовое осознание этого обстоятельства пришло к представителям российской «элиты» только в конце года — и это вызвало, в прямом смысле этого слова, шок. Его последствия я буду обсуждать в прогнозной части настоящего текста, но, в общем, не остается сомнений в том, что тот «фазовый переход», который я планировал на текущий год, произошел несколько раньше, и не исключено, что его спровоцировали как раз чрезвычайно удачные внешние обстоятельства, которые не только дали возможность «элите» отойти от «мобилизационного сценария», но и показали, насколько сильно ухудшилась объективная ситуация в стране.

Также в прогнозе обсуждались основные идеологические сценарии, которые должны были получить развитие в прошедшем году. Я считал, что это сценарии националистический и имперский. В реальности мы получили даже больше. Националистический сценарий проявился в выступлениях на Манежной площади, многочисленных конфликтах на национальной почве, информация о которых скудно просачивается из регионов, и во многих других, хотя и не столь явных, эффектах.

Имперский сценарий проявился в рамках развития системы Таможенного союза (ТС), Единого экономического пространства (ЕЭП) и т. д. Но поскольку он явно был взят на вооружение частью команды Отца нации (что естественно, поскольку упомянутые структуры управляются правительством), то проявился и третий, ультралиберальный сценарий, который, соответственно, стала двигать команда Гаранта Конституции (точнее, часть его команды). Поскольку главным противовесом ТС и ЕЭП является вхождение России в ВТО, президент Медведев сделал этот процесс главным в рамках своей экономической программы. Именно этим противостоянием объясняется дикий «наезд» на лидера Белоруссии именно в те дни, когда он должен был подписать документы по ТС, именно в рамках этого противостояния развиваются многие внутри- и внешнеполитические процессы последнего года. Впрочем, об этом в прогнозной части текста.

В заключении прогноза говорилось о влиянии на ситуацию в России двух вариантов развития экономики США — дефляционного и инфляционного сценария. Тут, в общем, можно ничего не комментировать, за исключением констатации того факта, что на практике был реализован чисто инфляционный сценарий, который как раз и позволил России получить от экспорта нефти доходы, достаточные для остановки многих негативных экономических сценариев. В то же время восстановить ситуацию 2004–2008 годов, когда на потоке нефтедолларов были запущены внутренние «финансовые пузыри», не получилось, и это значит, что позитивный эффект от инфляционного сценария в российской экономике становится все менее и менее выраженным. И вот здесь самое время перейти собственно к прогнозу.

Начать имеет смысл с того, что инфляционный сценарий не дал позитивных эффектов того масштаба, который ожидался российской «элитой». В частности, снова раздуть пузыри на внутренних рынках не удалось, или они носили уж слишком локальный характер (фондовый рынок) и, как следствие, эффект «просачивания» запустить не вышло. Соответственно, доходы домохозяйств хотя и несколько выросли в номинальном выражении, все же не смогли даже компенсировать рост инфляции.

В то же время аппетиты естественных монополий и рост цен, связанных с эмиссией доллара (продовольствие, энергоносители, металлы), будут и дальше приводить к увеличению издержек реального сектора, который сможет выйти на докризисный уровень только в отдельных секторах, связанных с прямой поддержкой бюджета. Как только эта поддержка закончится, спад будет возобновляться. Исключения составят экспортные отрасли, хотя и в них есть проблемы, поскольку рост внутренних издержек не прекратится.

Таким образом, ключевым элементом ситуации в стране становятся не собственно цены на нефть, а их значение относительно нулевого уровня, обеспечивающего бездефицитный бюджет. А этот уровень все время растет и сегодня уже точно превышает планку в100 долларов за баррель. Об этом в начале года регулярно говорит министр финансов, причем в достаточно жесткой форме (об этом чуть ниже). Более того, анализ его выступлений показывает: сам он абсолютно убежден, что этот уровень цен на нефть долго не продержится. Соответственно, есть несколько вариантов выхода из положения.

Министерство экономического развития предполагает сценарий бюджетного стимулирования экономики за счет дефицита бюджета. Пока опыт показывает, что такое стимулирование не очень эффективно (что является следствием и качества работы министерства, и абсолютно вредительской денежной политики, и объективных обстоятельств, в частности структуры российской экономики), так что против него активно выступает Минфин. Сам он предлагает другой сценарий, основанный на жесткой экономии и бюджетной дисциплине. Как в такой ситуации можно обеспечить рост на 3–4 %, а то и 7 %, как обещает Кудрин, я не очень понимаю, так что склонен считать, что это откровенная демагогия.

Вообще, сам Кудрин, судя по его выступлениям, совершенно не уверен, что ему удастся удержать бюджет от обрушения. Это естественно в ситуации предвыборного года, когда имеет место жесточайшее противостояние двух политических кланов, каждый из которых активно работает на популистском поле. При этом Кудрин оказался меж двух огней: с одной стороны, он всегда считался человеком Путина, с другой — лидером либерального крыла в правительстве. До какого-то времени это Путина устраивало (у него всегда были две опоры, силовая и либеральная), но после того как его начал активно «поддавливать» с либеральной стороны Медведев, стало казаться, что Кудрин и тут обрел мощного сторонника (одно время политологи даже считали, что США давят на Медведева с целью заставить его заменить на посту премьера Путина на Кудрина). Однако реальность предвыборной ситуации обернулась для Кудрина серьезными проблемами: он не обладает самостоятельным политическим ресурсом и по этой причине не может жестко сказать «нет» популистским предложениям (разве что своей отставкой, но такое в российской верхушке сегодня не принято), но и профинансировать их никак не может.

Единственный его шанс — искать помощи у Госдумы, но последняя полностью контролируется «Единой Россией». Кудрин ее всегда игнорировал, считая ниже своего достоинства с ней работать, сегодня это сулит ему серьезные неприятности: объяснить ЕР, которая апеллирует к своему лидеру Путину, что инициативы последнего нереализуемы, у Кудрина не получится. Следовательно, он жаждет «свободных» выборов, то есть таких, в рамках которых в Госдуме не будет монополии ЕР и кто-то сможет его поддержать. Другое дело, что рычагов влияния на эту ситуацию у него нет совершенно.

Но зато в этом вопросе его готов поддержать Медведев, у которого, впрочем, тоже нет рычагов влияния на предвыборные механизмы. Он так и не создал (не возглавил) собственной партии, соответственно, не имеет мощной региональной силы, способной вмешиваться во все предвыборные процессы, а губернаторы живут в такой ситуации своей жизнью и уж точно не будут портить отношение со своими местными единороссами, поскольку в большинстве случаев вполне успешно с ними сосуществуют. А это влечет за собой серьезные проблемы для Медведева (с точки зрения выборов 2012 года), поскольку, в случае успеха ЕР на думских выборах ему будет крайне сложно одержать на них победу, даже если от партии на выборы пойдет не Путин.

А поражение на выборах, с учетом анализа, сделанного в первой части прогноза, это тотальная катастрофа не только лично для Медведева, но и для всей его команды. Как, впрочем, и для Путина, в случае его поражения. Причем здесь уже речь идет не только о потере статуса и будущих доходов, нет, тут уже риски куда серьезнее. Как уже отмечалось, «пирог» резко уменьшился и любой ресурс важен, даже тот, который, казалось бы, уже был распределен. При этом административные и аппаратные войны будут возникать независимо от желания основных действующих лиц.

Описанные (и не описанные) процессы будут происходить и усиливаться благодаря тому, что падает жизненный уровень населения и доступные к разделу ресурсы. При этом в элите возникнет еще один фронт раскола. А именно та ее часть, которая уже прочно ориентировалась на переезд на Запад, будет продолжать настаивать на переделе бюджете, не особо волнуясь по поводу падения жизненного уровня населения. Другая же часть, которая уже поняла, что жить все-таки придется в России, будет требовать усиления социальной поддержки.

Что касается чиновников мелкого и среднего звена, для которых политические вопросы находятся выше уровня компетентности, то для них рядовой гражданин с его доходами — это чуть ли не единственный источник дохода. Иными словами, современная концепция Российского государства предполагает, что чиновная должность — это место «кормления». Классический пример — создаваемая у нас на глазах ювенальная юстиция, которая быстро становится инструментом отъема детей у родителей и разрушения семей. Поскольку, раз уж появляются чиновники, у которых единственное подведомственное образование — это дети, то должны же они как-то получать свой «гешефт». Если добром не дают, значит, нужно становиться злым, нравится это кому-то или нет.

Впрочем, экономические проблемы возникнут не только у рядовых граждан, но и у членов элиты, поскольку уменьшение «пирога» и требования «вассалов» (игнорировать которые нельзя, поскольку в кризисной ситуации именно они обеспечивают необходимую поддержку) будут заставлять искать ресурсы где только можно, в том числе и у других членов «элиты». Это значит, например, что количество и масштаб рейдерских захватов будет нарастать, причем если раньше это обычно были захваты «своими» (с точки зрения принадлежности к «элите») собственности или бизнесов «чужих» (то есть выросших без разрешения), то теперь будет увеличиваться количество операций и против «своих».

Собственно, главным вопросом в такой ситуации является то, возможно ли у нас возобновление острого кризиса (вялотекущий идет и без того) без падения мировых цен на нефть (перехода к дефляционному сценарию в мировой экономике)? Мне кажется, что это все-таки маловероятно, поскольку единственный вариант, который может привести к таким последствиям, — резкое сокращение бюджетных расходов, а денег до выборов 2012 года все-таки хватит. Но вот распределять их придется намного более осторожно, а это усилит внутриэлитные противоречия. В частности, резко вырастет скорость ротации чиновников, и многие из них вместо приятного отдыха на пенсии будут отбиваться от следователей и уголовных дел. Кроме того, поскольку каждый чиновник станет опасаться повторения с ним сценария, случившегося с его предшественником или соседом по кабинету, выглядеть его поведение будет достаточно типичным образом: он резко начнет усиленным образом «прихватизировать» имеющиеся у него ресурсы, попытается вступить в какой-нибудь мощный клан (что приведет к тому, что в течение нескольких месяцев вся страна разобьется на «вовиных» и «диминых» вообще и на более мелкие группы в частности), будет активно выводить все «честно нажитое» за рубеж, а также раскачивать ситуацию, активно борясь с противоположными кланами. Частично эти тенденцию уже реализуются, в частности в 2010 году был поставлен рекорд по вывозу капитала.

Еще одним фактором нестабильности станет внешняя политика. Уже в 2011 году началась агрессия США и НАТО в Ливии, которую либеральная часть российской элиты, в общем, поддержала, а силовая (и сырьевая) — нет. Не исключено, что одной из причин такого раскола стали деньги, вложенные в ливийскую экономику, но поскольку ситуации, подобные ливийской, будут происходить все чаще (ибо в мировой экономике тоже объем ресурсов сокращается), интересы в мире также все чаще будут игнорироваться самым циничным образом.

Но вернемся непосредственно к экономике. Еще одним конфликтом (может быть, проходящим «за кулисами»), станет конфликт между Минфином и правительством с одной стороны и Центробанком с другой. Он, естественно, быстро примет политическую направленность, но суть его от этого не изменится: речь идет о денежной политике, точнее курсе рубля. Идеей фикс Игнатьева и его команды в ЦБ является низкая инфляция (какой в ней смысл в нынешних экономических условиях, я не понимаю совершенно, но руководство ЦБ, как и полагается правоверным либерал-монетаристам, до такой мелочи, как экономическая реальность, не опускается, особенно в ситуации, когда эта реальность противоречит либеральным мантрам).

Здесь необходимо сделать отступление. Сегодняшняя структура экономики России такова, что рост тарифов естественных монополий на Х % вызывает достаточно быстрый рост цен на 0,5Х %. То есть среднее повышение тарифов, например на 20 %, автоматически приведет к росту инфляции на 10 %. Это связано и с примитивизацией экономики, сокращением объема добавленной стоимости в обрабатывающем секторе, и с отсутствием внутренних резервов у компаний, и, наконец, с высоким уровнем монополизации. С учетом других обстоятельств, «естественный» уровень инфляции для России сегодня никак не ниже 14–16 %, а значит, единственный шанс для ЦБ сделать ее «однозначной», то есть ниже 10 % — это понизить стоимость импорта в рублях, то есть повысить курс рубля.

Разумеется, этот подход снижает конкурентоспособность российской экономики, еще более ослабляя ее структуру, но такие проблемы в компетенцию ЦБ не входят. Зато они волнуют Минфин, поскольку сокращают налоговую базу. Вообще, повышение налоговой нагрузки, организованное Минфином, заставляет бизнес все активнее и активнее уклоняться от уплаты налогов, а попытки усиливать давление только приводят к росту безработицы, то есть увеличению расходной части бюджета. Тем самым доля «серого» (то есть легального, но осуществляемого за счет нарушения закона) бизнеса в нашей экономике стремительно растет, а это приводит и к росту криминалитета, и к большому объему неучтенного налично-денежного обращения и многим другим неприятностям.

Еще одной проблемой станет финансовый сектор, что связано с принципиальным отказом нашего Центробанка рефинансировать рублями российскую банковскую систему и необходимостью возвращать взятые на Западе кредиты. Поскольку кредитовать реальный сектор экономики невозможно, банки вынуждены заниматься или финансовыми спекуляциями, или работой с неучтенным денежным оборотом. Первое станет невозможным (точнее, масштаб таких операций будет сильно ограничен) в случае падения мировых цен на нефть и сокращения финансовых потоков, приходящих в страну. Второе, напротив, в ситуации повышения налогов и падения доходов реального сектора становится все более и более востребованным, но жестко преследуется со стороны государства. Сочетание этих факторов приведет к постепенному ослаблению чисто коммерческого компонента банковского сектора и усилению его государственной составляющей.

В общем, все перечисленные проблемы будут нарастать, но, еще раз повторю, скорее всего, «слома» в наступившем году не произойдет, если только он не будет вызван внешними факторами, то есть переходом мировой экономики к дефляционному сценарию. Если такой переход все-таки произойдет в 2011 году (отметим, что повлиять на него мы практически не можем, что, собственно, и показывает реальное снижение международного статуса нашей страны), то события резко ускорятся.

Отметим, что даже в случае резкого развития событий на Западе (а уже в конце апреля ФРС должна будет принять достаточно резкое решение, поскольку развитие событий требует от нее одновременно и ужесточения, и ослабления денежной политики), у России есть ресурсы для того, чтобы «дожить» до 2012 года, однако политическая ситуация все-таки резко обострится. В частности, внешне картина будет напоминать кризис августа 1998 года (поскольку, как и тогда, большая часть экономики существует за счет перераспределения нефтяных и бюджетных денег), но только на первом этапе.

Дело в том, что тогда (как только прошла острая девальвация) возродились существующие еще с советских времен производственные цепочки. Сегодня их просто нет: ни заводов, ни оборудования, ни персонала. Это значит, что «осень 98 года» серьезно затянется, причем довольно большие, даже с социологической точки зрения, группы лиц (и в региональном, и в профессиональном аспекте) не просто потеряют работу, но не смогут сохранить свой прежний статус. Теоретически здесь можно попытаться на оставшиеся в резервных фондах деньги закупать оборудование и восстанавливать упомянутые цепочки, однако вопрос, кто это будет делать, остается открытым.

Важным элементом, отличающим нынешнее состояние российской экономики после начала дефляционного шока и падения мировых цен на нефть, от ситуации 1998 года является ситуация с импортом. Дело в том, что, в отличие от того времени, сегодняшняя ситуация отличается падением мирового совокупного спроса, а это означает, что у мировых производителей на складах скапливается колоссальный объем продукции, которая никогда не будет продана по изначально предполагавшимся ценам. Это создает условия для «заваливания» российских рынков западной продукцией по демпинговым ценам. С учетом падения жизненного уровня это может найти большую поддержку со стороны населения, но разрушит оставшееся отечественное производство. Тем более, что значительная часть последнего сегодня работает на импортных комплектующих (сырье), которое сильно дешеветь не будет. Теоретически преодоление этих проблем требует существенного усиления таможенного режима и разработки и строгой реализации промышленной политики, однако не очень понятно, как можно не то что решать эти задачи, но хотя бы правильно их обозначить в условиях господства среди «элиты» либеральной парадигмы.

Разумеется, и это нужно напомнить еще раз, в полной мере эти негативные тенденции проявятся только после смены инфляционной модели на дефляционную, в частности после падения мировых цен на энергоносители. Этот момент, как видно из прогноза мировой экономики на 2011 год, может и не наступить в этом году, однако сами по себе эти тенденции будут развиваться и проявляться и без привязки к точке «слома» инфляционного сценария. Кроме того, для России мощным стимулом к развитию негативных тенденций может стать (и почти наверняка станет) течение предвыборной кампании.

В то же время позитивные тенденции, как уже было отмечено, связаны в основном с перераспределением бюджетных (по происхождению) денег и в этом смысле являются крайне неустойчивыми. Разумеется, мы все хотим, чтобы они максимально развивались, но хоть сколько-нибудь реальной гарантии этого нет и быть не может. А падение качества управления в условиях обострения политической борьбы только усугубит ситуацию.

Еще одним важным моментом станет проблема дефицита региональных бюджетов. Рассчитывать на федеральные средства в такой ситуации наивно, но какая может быть альтернатива? Привлекать иностранные инвестиции? И что на них строить, и что производить? И, главное, кому это продавать? При тех тенденциях, которые сегодня складываются в мировой экономике, сложные конструкции в рамках глубокого разделения труда, очень зависят от конкретной конъюнктуры, риски производства весьма велики и все время увеличиваются. В такой ситуации нужно выстраивать локальные системы разделения труда, а не пытаться встроиться в глобальные.

Иными словами, заменить уже выбывающие финансовые ресурсы смогут только те регионы, которые сегодня (а лучше вчера) начнут заниматься развитием малого и среднего бизнеса на своей территории. Хотя это и противоречит сегодняшней модели развития экономики, в которой малый и средний бизнес являются полем кормления для чиновников. И как это и было в 90-е годы, когда регионы разделились на «сильные» и «слабые», в текущем году нас, скорее всего, ждет еще один раздел, причем на этот раз главным фактором станет наличие собственных источников прибыли, никак не зависящих от внешних факторов.

На этом, собственно, я и заканчиваю прогноз. Он, как обычно получился больше не по фактам, а по тенденциям и, быть может, его еще придется дополнять и уточнять по мере приближения к выборам.

 

11 Июня

Закончилась весна 2011 года, и, с точки зрения развития экономики, ее результаты оказались достаточно тяжелыми. Прежде всего нужно отметить, что, судя по сухим статистическим цифрам, полным провалом завершилась политика стимулирования экономики, проводимая ФРС. Это видно и по рынку недвижимости, и по рынку труда, и по заказам на товары длительного пользования. Но сильнее всего эти негативные процессы проявились в постоянном росте потребительской инфляции. Последние четыре месяца эта инфляция составляет в номинальном выражении 0,7 % в месяц, и хотя американская статистика всячески снижает эту цифру, но даже она не в состоянии опустить так называемый «корневой» («core») индекс ниже уровня 0,3 % в месяц. А это, между прочим, соответствует почти 4 % в год, что существенно выше граничного целевого показателя, который сама для себя установила ФРС.

По нашему мнению, такой рост потребительской инфляции на фоне падающего спроса (что проиворечит монетаристским догмам) связан с тем, что растет инфляция издержек. Постоянная эмиссия доллара со стороны ФРС вызывает рост цен на биржевые товары, что, в свою очередь, вызывает рост издержек реального сектора, который и заставляет производителей рано или поздно повышать свои отпускные цены даже на фоне падения сбыта. И все заклинания руководства ФРС, что такой эффект не имеет места, представляются мне откровенной демагогией.

При этом ФРС категорически не желает хоть что-либо делать для борьбы с инфляцией. Ее глава, Бен Бернанке, на пресс-конференции, посвященной предыдущему заседанию Комитета по открытым рынкам в конце апреля, дал исчерпывающий ответ на вопрос о причинах такой политики. По его словам, главное в современной ситуации — это запустить рост потребительского спроса, для чего нужно стимулирование экономики. Как только рост будет запущен, ФРС сможет бороться с инфляцией.

По моему мнению, все это тяжелый бред. Дело в том, что его вера в подобное стимулирование экономики, которое сегодня сводится к эмиссионной накачке денежной системы, основана на позиции Милтона Фридмана и никаким реальным опытом не подтверждается. Более того, сегодня, когда экономика США пребывает в сильно неравновесном состоянии (совокупный частный спрос много больше реально располагаемых доходов домохозяйств), естественные процессы ведут к снижению спроса, а не его росту. Иными словами, позиция Бернанке носит исключительно иррациональный характер и связана с его монетаристскими взглядами. Но как следствие — ситуация в экономике стремительно ухудшается.

Причем дело даже не столько в статистике, сколько в общеэкономических процессах. В частности, не очень понятно, кто и как в такой ситуации может получать прибыль. Но все попытки это обсудить сталкиваются с жестким противодействием, что видно и на примере уже бывшего руководителя МВФ, который как раз высказался, за что, вероятно, и поплатился, и на примере G8, которые промолчали.

Из нынешней ситуации хорошего выхода нет, и нарастание негатива, скорее всего, показывает, что осенью, а может быть, и до осени американскую, а значит, и мировую экономику ждут серьезные неприятности — возможно, повторение дефляционного шока по образцу осени 2008 года. При этом руководители ФРС, которые, по идее, и должны что-то там по этому поводу сказать и сделать, ограничиваются рассуждениями в стиле «все хорошо, прекрасная маркиза».

Скорее всего, это связано с тем, что и на следующем заседании Комитета по открытым рынкам, 22 июня, никаких реальных мер они принимать не собираются, и поэтому на наше ближайшее будущее я смотрю со все большим пессимизмом.

 

11 Августа

Снижение рейтинга США рейтинговым агентством S&P вызвало многочисленные последствия, главным из которых стал обвал на спекулятивных рынках. Мне кажется, что главной причиной стало не собственно снижение, которое, по большому счету, экономического содержания не несет, а совсем другое обстоятельство. Это, отметим, подтверждается тем, что активные действия по предотвращению кризиса многие, например Евросоюз, начали до того, как об этом понижении было объявлено.

Не принесло облегчение и заседание Комитета по открытым рынкам ФРС США. Отметим, что основной запас инструментов, которыми обычно пользовалась ФРС, практически исчерпан: ставка близка к нулю, резервные требования тоже, операции на открытом рынке вряд ли что-то дадут при избытке ликвидности у банков. И что прикажете делать?

Собственно, теоретически у денежных властей США было два принципиальных варианта. Первый — начать повышать ставку. Инфляция, даже после окончания эмиссионной программы QE2, достаточно высока, так что для повышения ставки есть основания. А дальше — массовые банкротства «слабых» компаний, очищение экономики и начало роста. Именно такую программу, по большому счету, продвигают республиканцы, во всяком случае пока они находятся в оппозиции. Не исключено, что их позиция изменится на прямо противоположную, если они выиграют президентские выборы в ноябре 2012 года; впрочем, не будем загадывать.

Есть только две проблемы. Первая — это то, насколько сильным будет спад, не выйдет ли он за опасные границы? Мы (то есть компания «Неокон»), поскольку у нас есть более или менее адекватная теория кризиса, можем точно сказать, что падение это будет очень сильным и уж точно более значительным, чем могут себе позволить денежные власти США, но у меня нет уверенности, что они думают так же. Вторая, более простая, это выборы. Поскольку времени у Обамы уже нет — он не может допустить серьезного обвала экономики, это лишает его даже призрачных шансов на победу на выборах. Так что этот вариант был, что называется, непроходной.

Вариант второй — новая порция эмиссии. Отметим, что цифры экономического роста, которые вышли неделю назад, показали, что эффективность этого метода стала сильно падать, поэтому если и будет эмиссия, то это будет настоящая эмиссия, а не какие-то жалкие попытки наладить дело, напечатав несколько сот миллиардов долларов. При этом длительность этой операции, скорее всего, будет сильно ограничена и уж точно не затянется на пару лет, как это было в 2008–2010 годах.

А если эффект от эмиссии носит краткосрочный характер, то, может быть, его имеет смысл «попридержать» для более важного момента? Например, для выборов? Я не настаиваю на такой интерпретации, но она может иметь место. В любом случае, после вчерашнего обвала рынок ждал решения ФРС и слухи ходили самые разные — в том числе и о том, что QE3 уже запущена. Но результат оказался разочаровывающим, и рынки продолжили падение.

Во всяком случае, можно отметить, что ресурсов влияния на ситуацию у денежных властей США практически не осталось. А спад экономики будет продолжаться — просто потому, что поддерживать спрос в таком масштабе, чтобы спад прекратился, просто невозможно, на это нужны слишком большие ресурсы. Даже частичная компенсация падающего спроса через бюджет стоила Обаме большой крови — значит, спрос будет падать и оказывать свое дальнейшее негативное влияние на экономику.

Иными словами, кризис продолжается, а это значит, что самое важное для нас теперь — адаптироваться (особенно если ваша работа связана с управлением бизнесом) к кризисным процессам. А для этого нужно понимать, как и почему они протекают, и иметь хотя бы самый предварительный прогноз. Поскольку даже достаточно крупные фирмы не могут себе позволить иметь собственные аналитические службы, которые будут выполнять такую работу (да на них и экспертов не хватит), то становится принципиально важным найти экспертов, которые делают такую работу на профессиональной основе.

 

2 Октября

Кризис продолжается. Ничего удивительного в этом нет, это только подтверждает нашу теорию кризиса, но уж больно четко проявляются все закономерности этого процесса. В частности, совершенно не помогают никакие решения денежных властей крупнейших стран. Долговой кризис всех стран мира, который является естественным следствием падения частного спроса и невозможности дальнейшего рефинансирования накопленных долгов, сильнейшим образом бьет по всем странам, особенно в Европе.

Есть и еще одна проблема, быть может, самая сложная. Дело в том, что модель стимулирования спроса, кризис которой мы сегодня и наблюдаем, автоматически вела к постоянному опережению роста ликвидности по сравнению с ростом экономики. Поскольку распределялась эта ликвидность совершенно неравномерно, то количество богатых людей в мире увеличивалось быстрее роста экономики. Сегодня действие этой модели закончилась, а значит, количество богатых людей должно прийти в соответствии с реалиями экономики. Или, иначе, серьезно сократиться. Не на 10–15 %, а существенно выше, процентов на 70–80… То есть из пяти случайно выбранных богатых людей должен остаться от силы один…

Это не страшилка и не пугалка, это реальность. Как именно это будет проходить — вопрос пока открытый, хотя у нас имеются варианты, но те, кто верит, что его будущее застраховано, скорее всего ошибаются. Поскольку объективные экономические законы обойти не так-то просто, а конкретно в этом случае никто этого делать и не будет — в частности, США совершенно не собираются рисковать собственным положением, ради, например, удобства Евросоюза. В любом случае, кто предупрежден, тот вооружен.

Не исключено, что кто-то начинает понимать это обстоятельство и в нашей стране. В частности, решение Путина вернуться на пост президента можно интерпретировать только так: он понимает, что «элита» будет радикально сокращаться, а гарантии сохранения своего места в ней в такой ситуации дает только пост президента. Отметим, что аналогичная ситуация обстоит во всех других странах, не исключено, что именно это определяет активность Обамы в США.

А вот увольнение Кудрина, возможно, к делу отношения не имеет, хотя это и не очевидно. В любом случае, лидер российских либерастов ушел со своего поста, а значит, его место займет кто-то другой. Но проблема сокращения российской «элиты» от этого не исчезнет — и заниматься этим придется Путину, нравится это ему или нет.

 

27 Ноября

Ключевым элементом современной экономической жизни является долговой кризис в Евросоюзе. Я много писал об этом, в частности здесь, однако нужно отметить самое главное обстоятельство, которое характеризует все обсуждения этой темы. А именно, независимо от того, оптимист комментатор или пессимист, он, вместе с другими или по отдельности, транслирует две базовых мысли: первая — что в Европе придется «затянуть пояса», и вторая — что «принятые меры оздоровления позволят добиться роста». И хотя уровень пессимизма все время растет по мере развития кризиса, последняя мысль, хотя бы в варианте «помогут добиться», присутствует почти во всех рассуждениях.

Меня как человека, которого учили системному подходу, это сильно удивляет. Ведь если какие-то две позиции постоянно соседствуют друг с другом, то хотелось бы услышать, как происходит их взаимодействие. Как они влияют друг на друга, помогают ли друг другу (пресловутый эффект «синергии») или мешают. Но в данном случае никто даже не пытается объяснить, могут ли два этих эффекта присутствовать одновременно.

Понимая, что такая «фигура умолчания» возникла не просто так, я попытался дать ответ на этот вопрос.

Дело в том, что в современной экономической ситуации два этих положения противоречат друг другу. То есть если мы «затягиваем пояса», то не может быть экономического роста. Фактически все комментаторы (вслед за политиками) дурят не только нас, но и самих себя. Ну или у них имеет место раздвоение сознания, полное отсутствие системного подхода, так называемое «мозаичное мышление», когда в голове присутствуют отдельные мелкие элементы, которые в единую, цельную картину не складываются. Почему это происходит — вопрос отдельный, он к экономике имеет слабое отношение, а вот связь упомянутых выше двух процессов нужно пояснить.

Как сказано ранее, современная экономика может быть разделена на две принципиально различные части: «реальный» сектор, в котором осуществляется конечный спрос, и «финансовый», в котором прибыль сама по себе образовываться не может. Весь фокус последние 30 лет состоял во взаимодействии этих секторов, и заключался он в том, что финансовый занимался кредитной (не денежной!) эмиссией, что позволяло постоянно наращивать кредитование государства и домохозяйств, которые увеличивали свой (конечный) спрос. Именно капитализация этого спроса под все более отдаленное будущее и позволяла создавать формальное обеспечение под кредитную эмиссию. С одновременным ростом общего долга, разумеется.

При этом сам долг не возвращался, а постоянно перекредитовывался в условиях падающей стоимости кредита. Как только кредитор последней инстанции, Федеральная резервная система США, снизил свою учетную ставку до нуля, начались проблемы, в частности резко сократилось кредитование домохозяйств. И начался кризис и в финансовом секторе, поскольку возвращать кредиты из своих доходов стало невозможно, банкам пришлось переоценивать активы, и начались банкротства.

И здесь обнаружились два принципиальных подхода. Первый — американский. Он состоит в том, что государство активно стимулирует частный спрос в расчете на то, что он таки запустит экономический рост. Я с этим не согласен, поскольку равновесное состояние в части спроса/доходов населения и близко не достигнуто, но тут со мной можно спорить. Подход, во всяком случае, логичный, хотя дефицит бюджета в США при этом резко растет, что создает свои проблемы. Но в любом случае, спрос и ВВП резко не падают, хотя, конечно, особенно если правильно считать инфляцию, постепенно проседают. Но вот в Европе пошли по другому пути.

Скорее всего, это связано с тем, что в Евросоюзе кризис начался из-за бюджетных проблем государств, в отличие от США, где главный удар был нанесен по домохозяйствам, но дело не в этом. ЕС решил пойти по пути оздоровления государственных финансов, но этим практически закрыл для себя возможность стимулирования частного спроса из бюджетных источников. А другие варианты спроса сегодня уже закрыты. А это значит, что частный конечный спрос, как и государственный, в Евросоюзе будет падать.

Это хорошо видно по Греции — меры по экономии бюджета ударили в первую очередь по потреблению граждан, что, естественно, сократило спрос и тем самым ВВП страны. В результате, кстати, доля долга по отношению к ВВП выросла — при том что номинал этого долга увеличился незначительно. Это же ждет и Италию, и весь ЕС, поскольку Италия — это уже существенная часть общеевропейского спроса.

Итак, что мы получаем. Тот путь, который выбрал для себя Евросоюз и который основан на оздоровлении государственных финансов, в самой краткосрочной перспективе ведет к падению общеевропейской экономики и, соответственно, ухудшению бюджетных параметров практически всех стран региона. Те два фактора, о которых я писал в самом начале, оказались тесно связаны друг с другом, и усиление одного (бюджетной дисциплины) практически автоматически ведет к ослаблению другого (падению ВВП стран еврозоны).

Отметим, впрочем, что и американский путь не приведет к большому успеху. Структурные причины кризиса категорически требуют, чтобы экономика, прежде чем перейти к росту, достигала более или менее равновесного состояния между частными спросом и доходами. Поскольку этого пока и близко нет, социальная стабильность во всем мире находится под серьезной угрозой.

Собственно, мир меня волнует не так сильно, но проблемы ждут и Россию. Однако российские либерасты, определяющие экономическую политику в нашей стране, отказываются оценивать реальное положение дел. Хотя об этом начали говорить уже даже в цитадели либерализма.