Прогноз 5 Января

Как повелось, начинается традиционный новогодний прогноз с анализа прогноза прошлогоднего. В нем я писал, что основным процессом, характеризующим 2007 год, должно было стать взаимодействие стихийного (то есть без определенного, согласованного всеми участниками, сценария) выхода участников мирового финансового процесса из доллара с попытками элиты «западного» проекта приостановить этот процесс любыми средствами, как монетарными (повышение учетной ставки ФРС США), так и политическими или даже чисто военными.

В прогнозе было точно подмечено, что период повышения учетной ставки в США закончится в прошедшем году, в связи с тем, что позитивный эффект от него резко сокращался, а негативный, в виде углубления депрессивных эффектов в экономике, явно нарастает. Собственно, многие эксперты, в том числе даже американские, в конце года отметили, что, возможно, рецессия в американской экономике уже началась. Я соглашусь с этим мнением по существу, отметив лишь, что слово «рецессия» здесь не совсем подходит, поскольку обычно используется для описания циклического спада, а текущий кризис носит ярко выраженный структурный характер.

Отметим, что в прогнозе не было напрямую сказано, что в прошедшем году начнется период снижения учетной ставки ФРС США, хотя и был отмечен процесс, который делал это снижение почти неизбежным. Речь идет о попытках элиты «западного» проекта консолидировать свое проектное пространство, и в экономическом, и в политическом смысле, процессе, конечная цель которого получила у нас условное наименование «Атлантическое единство». Как отмечалось в прогнозе, для своего логического завершения (вплоть до создания единой «западной» зоны свободной торговли и единой валюты) этот процесс требует серьезной реструктуризации финансовой системы США, которая накопила слишком много «плохих» активов. В прогнозе много говорилось о росте совокупного долга США, деривативном «навесе» и проблемах с американским рынком недвижимости, и именно они сыграли свою роль в августе — сентябре прошедшего года, когда разразился кризис ипотечных долгов и связанный с ним кризис ликвидности, потребовавшие дальнейшего снижения учетной ставки ФРС.

В прогнозе нет точного описания этого кризиса и, скорее всего, его и нельзя было дать. Дело в том, что странное время его начала (август, «мертвый сезон» мировых финансовых рынков), скорее всего, было связано с субъективными причинами, решением элиты «западного» проекта начать наконец реструктуризацию американской финансовой системы. Однако то, что в 2007 году имелась высокая вероятность возникновения долгового кризиса в той или иной форме, не было отмечено в прогнозе, что является явным его недостатком.

Вместе с тем, следует отметить, что результатом этого осеннего кризиса стал существенный вброс ликвидности в финансовую систему не только в США (и за счет снижения ставки, и за счет упрощения доступа к средствам ФРС для большинства американских банков), но и Европы. Хотя сегодня еще рано делать окончательные выводы, судя по объему выданных в еврозоне стабилизационных кредитов, а главное, по масштабу их пролонгации, дело явно идет к превращению евро в полноценную эмиссионную валюту.

В прогнозе много говорилось об экономических проблемах Европы и отношениях с Россией. В истекшем году все спорные вопросы решались в пользу сотрудничества с США, как это и было предсказано. Это было следствием описанных в прогнозе фундаментальных геополитических причин и еще даст свои долгосрочные последствия, как будет написано в собственно прогнозной части настоящего текста. А заключенный в конце года Лиссабонский договор (о котором, естественно, в прогнозе ничего не говорится) хотя и не решает фундаментальных проблем Европы, все же создает механизм, за счет которого, может быть, они будут решаться.

Отмеченные в прогнозе региональные экономические процессы (в Латинской Америке, Ближнем Востоке, Юго-Восточной Азии), в общем, проистекали примерно так, как и было описано. Более того, в 2007 году некоторые крупные страны мира, в том числе Китай, объявили о постепенном выходе из доллара как главной резервной валюты.

В прогнозе на 2007 год было прямо сказано о том, что международные финансовые организации попытаются решить задачу сохранения status quo в мировой финансовой системе за счет создания механизмов «более справедливого» распределения эмиссионных денег. В реальности такая работа велась, причем основным ее центром стала система ВТО. Была предпринята попытка как решить проблему Дохийского раунда по ВТО, так и повысить авторитет этой организации за счет вступления в нее России. Отметим, что эти задачи, судя по всему, более или менее внятным результатом не завершились. Кроме того, по итогам первого этапа реструктуризации финансовой системы США существенно увеличилось участие сторонних инвесторов в капиталах крупнейших системообразующих финансовых структур долларового мира, что означает расширение списка тех лиц, которые допущены до распределения официальной прибыли. В то же время в систему управления этих финансовых институтов, то есть к распределению эмиссионных денег, эти инвесторы допущены не были, их не пустили даже в состав советов директоров.

Что касается второй задачи международных финансовых организаций (то есть, фактически, элиты «западного» глобального проекта), разработки и отработки технологий будущего взаимодействия валютных зон, то она явно решалась, что можно было видеть по утечкам информации с соответствующих встреч и конференций, однако до завершения этого процесса пока далеко. К тому же, как будет показано ниже, элита «западного» проекта еще надеется на сохранение своего контроля над мировой финансовой системой. А вот в части участия, точнее, неучастия России в этом процессе, прогноз, к сожалению, оказался совершенно верным.

В заключение анализа прогноза на 2007 год отметим, что выводная его часть, состоявшая в утверждении, что никаких острых проблем в мировой экономике этот год не принесет, оказалась абсолютно верной. А вот углубление подспудных процессов происходило активно, и именно эти процессы определят развитие ситуации в наступившем году.

Но для того, чтобы прогноз на будущее хотя бы минимально соответствовал реальным процессам, необходимо более или менее адекватно определить, на какой стадии развития кризиса находится мировая экономика и, самое главное, как этот процесс воспринимают те, кто сегодня в состоянии целенаправленно влиять на происходящие события. Прошедший год, по моему мнению, дал достаточное количество сигналов, на основании которых можно делать более или менее обоснованные выводы. К таковым, во-первых, можно отнести то, что впервые официальные представители «западного» проекта (к которым, в частности, можно отнести нового премьера Великобритании Г. Брауна) заговорили о том, что современная структура мировых финансов нежизнеспособна.

Во-вторых, начинать в августе реструктуризацию американских финансов было, в общем, не обязательно. Теоретически, можно было втихую выкупать обязательства ряда обанкротившихся владельцев заложенных домов и поддерживать status quo еще на какое-то время, но решение о принципиальной реструктуризации финансовой системы все же было принято.

В-третьих, операция по созданию центра силы в Евросоюзе, заключение Лиссабонского договора, предусматривающего введение постов президента и министра иностранных дел ЕС, была, во многом, проведена вопреки интересам основных союзников Вашингтона в регионе. Такие жертвы США, вообще говоря, не свойственны, и значит, они должны были получить взамен что-то очень существенное. Скорее всего как раз поддержку Европы в части создания системы «Атлантического единства».

Но главными, все-таки, стали еще два события. Одно — смена политики ФРС США, разворот от политики повышения ставки к ее снижению. Причем разворот этот не был очевидным — даже в рамках голосования членов комитета по открытым рынкам ФРС возникали споры. Но только на первом этапе. А вот дальше все четко выстроилось в рамках единой стратегии. При этом других действий по изменению ситуации к лучшему не наблюдается, более того, не исключено, что в рамках ослабления денежной политики в финансовую систему влили денег даже больше, чем в нее поступало под фиктивные ипотечные активы. Тогда зачем же задействовать последний ресурс, действие которого явно ограничено во времени (ставку нельзя опускать ниже нуля)? Чуть дальше мы попытаемся дать ответ.

Другое — отказ Европы выплачивать своим производителям колоссальные сельскохозяйственные субсидии. Теоретически, такой отказ долгое время мог быть категорическим требованием развивающихся стран Латинской Америки, Африки и Азии, производителей которых страны Евросоюза не пускали на свои рынки. И на первом этапе могло показаться, что это событие лежит в одном русле с активностью, проявленной руководством Евросоюза в части вступления в ВТО России, то есть что страны «запада» готовы пойти на уступки в рамках Дохийского раунда и реанимировать ВТО. Однако вступление России в ВТО пока не состоялось, и не очень понятно, когда это произойдет, а рынки Европы как были закрыты, так таковыми и остались — только механизмы их контроля изменились. А значит, опять-таки, дело здесь в другом.

А теперь вернемся к кризисным процессам в мировой экономике. Элита «западного» проекта не может их не видеть, раз уж прямо об этом говорит. И, в общем, не может не понимать, куда идет дело: если бы денежные власти США и ЕС не влили на рынки в августе — сентябре объемы ликвидности, сравнимые по масштабу с агрегатами М0 их денежных систем, то черный вторник по образцу 1929 года уже бы случился. А какие варианты развития событий они могут ожидать?

Полностью остановить эмиссию невозможно — во всяком случае, по своей инициативе. Поскольку это неминуемо вызовет резкое падение ВВП как США (которые, напомню, производят около 20 % мирового ВВП, а потребляют — аж целых 40), так и в Евросоюзе, который экспортирует значительную часть своей продукции не только в США, но и в страны-экспортеры в США. То есть значительную часть своих доходов ЕС получает от эмиссии долларов. А значит, эмиссионное надувание финансовых пузырей будет продолжаться еще некоторое время, хотя уже понятно, что многие из них находятся на пределе существования, после недвижимости дело дошло до кредитных свопов, а там, глядишь, и еще что-нибудь найдется. А само состояние дел на мировых финансовых рынках, как показали осенние события, таково, что крупной катастрофы одного из них могут не пережить и все остальные. Значит, главная задача, стоящая перед элитой «западного» проекта, — во-первых, минимизировать катастрофу для себя, а во-вторых, максимизировать ее для конкурентов.

Вторую задачу можно решить двумя способами: либо за счет приоритетного использования внеэкономических способов, либо — экономических, точнее даже финансовых. Собственно, политические перипетии США в ушедшем году (включая знаменитый доклад американской разведки об отсутствии у Ирана военной ядерной программы) как раз показывают, что в руководстве этой страны и элите «западного» проекта шла острая дискуссия о методах борьбы с конкурентами и победила концепция экономического влияния. Не будем спорить о том, что лучше, но в сделанном выборе, безусловно, существенную роль сыграли чисто рациональные мотивы, поскольку военные методы, мягко говоря, очень затратны.

Другими словами, сделанный в ушедшем году выбор состоял в том, что в рамках дилеммы между (полу)военной диктатурой с подавлением конкурентов военной силой и сохранением «демократической» модели с использованием экономических рычагов выбор был сделан в пользу последней. Дело тут, правда, скорее всего, не в прелестях «демократии» (иначе не было бы мучительных колебаний почти весь срок президента Буша-младшего, включающих в себя организацию терактов 11 сентября 2001 года), а в том, что «вытащить» посткризисную экономику в рамках исключительно американского рынка, емкость которого к тому же упадет в разы, невозможно. А распад мира на валютные зоны сделает чужие рынки практически недоступными. Значит, еще до начала острой стадии кризиса необходимо подготовить объединение рынков базовых стран «западного» проекта, а затем его осуществить, что несовместимо с режимом диктатуры в США. Политическая целесообразность здесь явно вытекала из экономической — после принятия решения о построении «Атлантического единства» команда неоконов в американской элите была обречена.

Отметим, что главный конкурент США, Китай, скорее всего эту дискуссию не оставил незамеченной и в 2007 году начал активную реализацию программы сброса долларовых активов путем приобретения на них всего, что можно купить за деньги. Речь идет и о различных недвижимых активах (типа месторождений в Африке), и о технологиях, и о товарах. Например, о закупке большого количества авиалайнеров в Европе. При этом была разработана замечательная схема, при которой покупки в Европе делаются в кредит, причем в качестве залога выступают номинированные в долларах активы, в частности американские казначейские обязательства. Понятно, что в случае начала острой стадии кризиса, европейские банки получат не возврат долгов в евро, а именно эти залоговые активы. Сделать тут, впрочем, уже ничего нельзя — в рамках действующей финансовой системы отказаться от таких схем просто невозможно, поскольку казначейские бумаги США имеют (в некотором смысле, по определению) высший рейтинг надежности.

В предстоящем году Китай будет активно усиливать эту программу, как и программу повышения внутреннего спроса, и через два-три года резко ослабит свою зависимость от кризиса современной финансовой системы.

По состоянию на сегодня начало дефляционного шока, резкое сокращение совокупного мирового спроса, ставит эту страну (как и многие другие страны, экономика которых сильно зависит от экспорта) перед явной угрозой экономического коллапса. Нужно напомнить, что экономическое развитие Индии и Китая идет не путем «размывания» экспортных доходов по всему обществу (как было в СССР), а путем рекрутирования все новых и новых миллионов человек из системы традиционного для этих стран образа жизни в рамки современного производства с, в общем, западными стандартами потребления. И если в России в 90-е годы средний уровень жизни упал раза в полтора, то в этих странах, в случае резкого сокращения экспорта, картина будет совсем иная. Большая часть населения (для Китая — около миллиарда человек) этого практически не почувствует, но появится колоссальная по европейским или американским масштабам (десятки миллионов человек) группа, которой, фактически, будет предложено вернуться из нормального (по нашим меркам) общества в почти доисторический период.

В таких странах как Япония или Россия падение уровня жизни будет сравнимо с началом 90-х у нас или Великой депрессией в США, то есть сокращение уровня потребления примерно раза в полтора-два. И то, и другое — острейший социально-политический кризис, но вполне совместимый с сохранением власти правящей элиты. А вот в Китае средний уровень жизни может упасть и ниже, зато у некоторой значительной группы — существенно глубже. Теоретически, исторические традиции Китая позволяют такие группы просто нивелировать (и не обязательно физически, т. н. культурная революция тому пример), но надо понимать, что именно эта группа является символом движения Китая к лидерству во всем мире. Иными словами, борьба с потерявшими привычную основу для существования «западниками» в китайском обществе означает его замыкание, резкое усиление акцентов, направленных внутрь, с соответствующим ослаблением внешней активности. А если еще учесть, что «западники» получат активную поддержку из-за рубежа, то можно смело говорить о том, что такой сценарий практически неминуемо выведет Китай и другие страны с аналогичным устройством общества из борьбы за приоритетные позиции в мировой экономике и геополитике. Наша страна, впрочем, как и Япония, сегодня конкурентом для «западного» глобального проекта не является, а вот Китай ему надо вывести из строя обязательно — иначе о первенстве США и «западного» проекта вообще говорить не приходится.

Но, еще раз повторим, такой вариант руководители Китая (и, возможно, Индии) считают возможным и предпринимают контрмеры. Это означает, что если уж «западом» выбран вариант не силового, а финансово-экономического взаимодействия, то начало острой стадии кризиса, сценарий дефляционного шока, резкого падения совокупного мирового спроса, должен быть запущен в течение не более двух лет. Теоретически, логику здесь можно даже продолжить, тем более, что такие рассуждения все равно принципиальны для сценария на 2008 год. В ноябре следующего года в США состоятся президентские выборы, и провоцировать развитие кризиса в этот период как-то неправильно. В январе 2009 к власти приходит новая (антикризисная) администрация и, после того, как в течение полугода она осваивается на новых местах, в частности, согласовывает свои позиции с руководителями Евросоюза, можно начинать операцию. Иными словами, с точки зрения логики, рукотворный дефляционный шок следует ожидать во второй половине 2009 года, а в 2008 году никаких потрясений быть не должно.

Разумеется, все это верно только в том случае, если руководители «западного» глобального проекта придерживаются описанной выше логики. Отметим, что альтернативной просто не видно (разве что считать этих людей клиническими идиотами). Но если все пройдет по вышеописанному пути, то вероятность того, что новым президентом США станет признанный антикризисный менеджер Рудольф Джулиани, становится значительно выше, несмотря на то, что он республиканец. А вот шансы Х. Клинтон и Б. Обамы можно оценить как невысокие, поскольку сомнительно, что они будут адекватны стоящей перед страной задаче.

Возвращаясь к первой задаче, которая стоит перед «западным» проектом, необходимо отметить, что его лидеры, скорее всего, рассматривают развитие ситуации именно в рамках сценария дефляционного шока по образцу 1929 года. Это хорошо видно по многочисленным заявлениям западных экспертов и чиновников, кроме того, именно этот вариант оптимален с точки зрения экономического ослабления конкурентов. Да и отказ от силового сценария подтверждает такую оценку ситуации.

Самым неприятным последствием кризиса 1929–1930 годов, с точки зрения управляемости процессом со стороны элиты, было разрушение банковской системы страны. Падение жизненного уровня населения, если его можно списать на внешние факторы и частично компенсировать за счет господдержки, по всей видимости, не представляется такой уж опасной. Во всяком случае, падение жизненного уровня в два раза пережили как сами США во времена Великой депрессии, так и, например, Россия в 90-е годы, и социально-политической катастрофы это не вызвало. Нынешняя ситуация в США, впрочем, существенно отличается от ситуации 1929 года, но об этом позже.

А вот разрушение банковской инфраструктуры, особенно «на местах» (то есть той ее части, которая непосредственно связана с инфраструктурой, обеспечивающей жизнедеятельность рядовых граждан и малого бизнеса), может стать очень серьезной проблемой. Даже более серьезной, чем в 1929–1930 гг., поскольку современная институциональная структура американской экономики значительно более сложная, чем почти восемьдесят лет назад. И если в период активной эмиссионной накачки главную роль в экономике играют крупные банки, через которые напечатанные деньги легализуются в экономике, то после дефляционного шока ключевую роль будут играть мелкие и средние региональные банки, обеспечивающие связь с экономической инфраструктурой на местном уровне.

Но годы эмиссионного бума серьезно подорвали надежность и качество именно этих институтов. В качестве активов они выбирали (в том числе и по рекомендациям крупных банков-корреспондентов, своих, так сказать, «старших товарищей») как раз те активы, которые сегодня поставлены под серьезные сомнения. Для крупных банков, особенно имеющих прямой доступ к эмиссионным деньгам, это не проблема. А для региональной банковской сети, как показал опыт 1929–1930 годов, да и Японии начала 90-х, это станет катастрофой. И если исходить из логики неизбежности рукотворного дефляционного шока, то получается, что главной задачей денежных властей США является реструктуризация именно региональной банковской сети, существенное оздоровление ее активов.

Что при этом будет с крупными банками, в общем, наплевать. Во-первых, часть из них можно и обанкротить (в том числе банки с крупным иностранным участием), поскольку не так уж и много их нужно на всю страну. Во-вторых, их главное преимущество — международная сеть — может быть как единое целое передана тем из банков, которые будет решено сохранить. В-третьих, само значение этой сети в условиях дефляционного шока резко упадет. Ну и, наконец, в конце концов можно обанкротить вообще все крупные банки, поскольку доступ к эмиссии практически автоматически делает крупным любой финансовый институт.

Приведенный анализ дает возможность достаточно четко описать ту систему действий и событий, которые ожидают мировую экономику в 2008 году. Этот год будет характеризоваться постоянной реструктуризацией финансовых институтов зоны доллара, причем акцент будет делаться на выявление все новых и новых ненадежных инструментов. Реструктуризация будет состоять в том, что крупные американские финансовые институты будут выкупать у региональных эти ненадежные инструменты, оздоровляя их балансы и принимая на себя дополнительные риски. Компенсироваться они будут частично за счет эмиссионных денег, частично за счет средств иностранных инвесторов. Некоторые из которых будут искренне рады войти в капитал системообразующих банков, куда их ранее не пускали, а некоторые, понимая неизбежность дефляционного шока, решат, что в рамках непосредственного участия в крупнейших американских банковских институтах смогут лучше защитить свои капиталы.

Не исключено, что часть этих крупных финансовых институтов обанкротится еще в текущем году. Однако, скорее всего, это банкротство пройдет путем разделения этих структур по направлениям деятельности, которые и будут выкуплены другими участниками рынков. Банкротств типа «Энрона» ожидать не приходится, современное состояние мировой финансовой системы таких катаклизмов может не пережить.

При этом будет происходить постепенная адаптация бюджетных систем США и Евросоюза. Именно в рамках этой процедуры, скорее всего, и были сокращены сельскохозяйственные дотации в ЕС. Целью этой процедуры является объединение рынков Европы и Северной Америки.

Развитие ситуации на финансовых рынках станет продолжением тенденций, сложившихся в предыдущем году. Ускоренный рост цен на реальные (в рамках действующей экономической модели) активы, постепенное (но не принимающее катастрофические формы) ослабление доллара и рост альтернативных валют, быстрый рост доходов нефтеэкспортеров и стран, имеющих крупные экспортные поставки в США.

Международный товарооборот будет активно расти не только в денежном, но и в натуральном выражении — за счет повышения покупательной активности стран-владельцев крупных долларовых активов. Россия, впрочем, как всегда здесь останется не при делах, поскольку нашими финансами руководят люди, слепо подчиняющиеся элите «западного» проекта, кровно заинтересованных ныне в том, чтобы найти как можно больше «емкостей» для сброса избыточной ликвидности. Собственно, непонятно даже, куда ее сегодня можно сбросить, кроме России, — дураков больше нет. А значит, Россия останется в наступившем году единственной в мире крупной страной, страдающей от избытка спекулятивных капиталов при явном недостатке капитальных инвестиций.

Собственно говоря, на констатации того факта, что 2008 год станет для мировой экономики, в некотором смысле, повторением года предыдущего (разве что с некоторым углублением сложившихся тенденций), можно было бы и закончить прогноз. Если бы не два обстоятельства. Первое состоит в том, что мы могли неверно просчитать тот сценарий, который выстраивает мировая финансовая элита. Не говоря уже о том, что такого сценария может вообще не быть, хотя это крайне маловероятно. В этом случае именно в следующем году черты этого альтернативного сценария должны проступить явно, поскольку, как уже говорилось, ресурса последнего предохранительного механизма, снижения учетной ставки ФРС, точно хватит не больше, чем на два года.

Неоднократно проводимый анализ событий 1929 года показывает, что кризис произошел как раз в тот момент, когда ФРС начала ужесточение денежной политики. Но в условиях постоянного снижения ставки в качестве детонатора дефляционного шока может выступить и прекращение смягчения денежной политики — просто в связи с исчерпанием соответствующих механизмов. Так что если в январе ФРС еще раз снизит ставку, в чем на сегодня нет никаких сомнений, то временной горизонт текущей финансовой политики будет составлять где-то конец 2009 года, если только элита «западного» проекта не предъявит что-то очень основательное и радикальное. Что, впрочем, все равно будет означать слом тенденции последних десятилетий.

А вот второе обстоятельство более интересное. Сценарий 1929 года, под который, как мы предполагаем выше, заточена политика элиты «западного» проекта, в принципе не может быть повторен в нынешних условиях. Проблема в том, что, в отличие от Америки 20-х годов прошлого века, современная экономика США страдает не от циклического монетарного кризиса, а от кризиса структурного. Суть этого кризиса состоит в том, что довольно значительная доля американской экономики существует исключительно за счет внеэкономического перераспределения ресурсов. Механизм этого перераспределения построен на эмиссии доллара (аналогичный по содержанию механизм в СССР был основан на централизованном перераспределении), и дефляционный шок его неминуемо разрушит.

Разумеется, собственно эмиссию после начала острой стадии кризиса можно будет и продолжить, хотя это существенно ослабит его (кризиса) оздоровительный эффект для экономики, и, главное, резко затруднит взаимодействие в рамках «Атлантического единства». Кроме того, в связи с резким падением экономики вообще, а ее финансовой части особенно, относительная доля эмиссии по отношению к текущим финансовым потокам для поддержания отраслей, составляющих десятки процентов от нынешней величины ВВП США, должна резко возрасти, что резко усилит ее негативное влияние.

Анализ, сделанный автором настоящего текста в начале 2000-х годов по статистическим данным конца 90-х, показал, что та доля американской экономики, которая практически полностью находится на «дотационной эмиссии», на тот момент составляла где-то 12–15 % от ВВП. С учетом эффекта мультипликации, связанного с межотраслевыми потоками, долю, которая критическим образом зависит от эмиссионного дохода, нужно увеличить еще на 15–20 %. За прошедшие годы с учетом увеличения масштаба эмиссии и роста экономики США, этот объем должен был еще более вырасти.

Иными словами, расчеты депрессионного спада ВВП, на которых, судя по всему, основаны сценарные расчеты элиты «западного» проекта, должны быть существенно дополнены. В исходном варианте этого сценария должно произойти примерно 50-процентное падение ВВП США, растянутое на несколько лет после дефляционного шока, причем на фоне аналогичного и даже (у некоторых нынешних мировых экономических лидеров) более сильного спада. В реальности же к нему должно добавиться как минимум 30-процентное и практически мгновенно наступившее (до года) после дефляционного шока структурное сжатие экономики.

Такое существенное изменение делает позитивный (для «западного» проекта) эффект от этого сценария практически неосуществимым. Более того, такое масштабное отклонение от базового варианта резко ослабляет США по отношению к их основным геополитическим конкурентам, прежде всего к Китаю, и, скорее всего, делает невозможной операцию по консолидации базовой проектной территории в рамках «атлантического» проекта. Впрочем, эти рассуждения уже выходят за рамки годового прогноза.

В заключение остается сделать одно важное замечание. Описанная выше ошибка в реальном развитии сценария дефляционной части кризиса (гипотетическая, разумеется), возможна по той причине, что собственно расчетами, оценками и моделированием занимаются не сами представители элиты, а специально подготовленные для этого люди — экономисты и финансовые аналитики. Однако их на протяжении как минимум двух поколений готовили в рамках системы, в которой доминируют монетарные представления об экономике, из-за чего структурные факторы в их видении явно уходят на второй план, с чем неоднократно сталкивался автор настоящего прогноза, по всей видимости, первым объяснившим структурные причины нынешнего кризиса мировой экономики.

В то же время часть «западной» элиты, а также другие элитные группы, в «западный» проект не входящие, могут и понимать (возможно, путем внеэкономических методов анализа), что описанные выше планы обречены на провал, а XXI век будет веком сложного взаимодействия нескольких центров сил. И в такой ситуации главная задача большинства игроков, претендующих на свое место в рамках этой геополитической игры, — не допустить, чтобы один из них на начальной стадии не получил слишком большой ресурс. Иными словами, нельзя допустить, чтобы по итогам острой стадии кризиса кто-то из участников геополитической схватки оказался намного сильнее других.

Сценарий «западного» проекта, рассмотренный выше, не предполагает существования сильной России. Даже более того, возможно, не предполагает ее дальнейшего существования в принципе. И современная российская элита, либо напрямую поставленная «западом», либо находящаяся под давлением его ценностной базы, активно реализовывает эту задачу. Но неудача описанного выше сценария лишает эту элиту ресурсов для самостоятельного выживания, что ставит Россию перед прямой угрозой распада. В этом случае тот ресурс, который по базовому сценарию элиты «западного» проекта его конкуренты должны направить на сопротивление его доминированию, в реальности может быть пущен на захват построссийского «наследства». В частности, Китай почти наверняка использует его для осуществления контроля над Дальним Востоком и Сибирью.

Ни один из потенциальных игроков на мировой геополитической арене XXI века этого допустить не может, поскольку противостоять Китаю в этом случае будет почти невозможно. А значит, этим участникам мировой «игры» жизненно необходимо обеспечить за оставшийся срок возникновение в России национальной элиты и дать ей ресурс, за счет которого она сможет самостоятельно отбиться от притязаний внешних сил. Да, разумеется, по итогам кризиса это создаст дополнительный центр силы на планете, но, в конце концов, пять их или шесть — разница непринципиальная, чего нельзя сказать о ситуации, когда существует один центр силы. И нельзя исключать, что работа в этом отношении станет значимым фактором для России и всего мира в наступившем году, хотя подробнее об этом — в прогнозе для России.

 

Прогноз для России

15 Января

Как писал Александр Сергеевич Пушкин, «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». В приложении к экономическим (и прочим) прогнозам, эти слова классика можно интерпретировать так: чем сильнее автора волнует объект прогнозирования, тем менее точным прогноз выходит. Соответственно, анализировать свой собственный прогноз для России годовой давности куда менее приятно, чем для мировой экономики.

Собственно анализ современной российской ситуации, данный в прогнозе для России на 2007 год, и оценка состояния и взаимодействия элитных групп достаточно адекватны, изменять в них что-либо я не считаю необходимым. Может быть, их можно было бы дополнить некоторыми фактами из статьи, опубликованной уже во второй половине года. Кроме того, сегодня можно отметить несколько принципиальных обстоятельств, которые и привели к развитию событий, значительно отличающемуся от описанного в прогнозе, но об этом чуть ниже.

Чтобы не вдаваться в детали, отметим три основных ошибки текста годовой давности. Первая — он предполагал, что «силовики» сумеют предъявить некоторую единую идеологию, на базе которой они могли бы обосновать свои корпоративные претензии на власть в стране. Еще раз повторю, именно корпоративные, потому что каждый из них по отдельности вполне может считать себя частью общей элиты и рассчитывать на то, что как конкретный человек он в ней сохранится при любом развитии событий. Но этого не произошло.

Как и предполагалось в прогнозе, отсутствие внутрикорпоративного консенсуса привело к острым конфликтам, апогеем которых стали два события: арест генерала Бульбова с последующим письмом В. Черкесова в «Коммерсанте» и интервью некоего Шварцмана в том же «Коммерсанте». Такой уровень конфронтации продемонстрировал, что резко уходить из власти Путину никак нельзя — это может привести если не к гражданской войне, то к мощнейшему внутриэлитному столкновению, которое камня на камне не оставит от всей так называемой путинской стабильности.

Отметим, что хотя упомянутые события произошли уже осенью, сам конфликт, о чем Путину уж точно было известно, начался существенно раньше. Собственно, война силовых кланов шла всегда, это норма в любом государстве, но перед угрозой потери власти она могла бы на время и затихнуть, что я и предполагал в прогнозе. И ошибся.

В результате, неминуемой была и вторая ошибка: при таком развитии событий ни о каком назначении преемника премьером и речи быть не могло. Формализация достаточно сильной фигуры на позиции, при которой у нее появляются реальные рычаги власти, делала бы Путина реальной «хромой уткой» в американской терминологии. Иными словами, он не мог бы уже выполнять свои функции арбитра достаточно эффективно, потому что одна или несколько противоборствующих сторон могли бы обращаться к новой фигуре будущего президента, преемника. Что сразу же создало бы острое противостояние тех, кто ставит на «старого» президента, против тех, кто ставит на «нового».

Отметим, что на фоне и без того сложных отношений между президентом и председателем правительства в рамках действующей системы устройства государственной власти, при которой все реальные хозяйственные полномочия находятся у правительства, за очень короткий срок это привело бы к катастрофическому обострению противоречий внутри уже почти два президентских срока единой российской элиты. А если еще учесть, что структура правительства делает его непрозрачной для президента и его администрации, то степень этой конфронтации неминуемо перешла бы и в публичную сферу.

Отметим, что попытки создать структуру, которая могла бы от имени президента контролировать правительство, предпринимались неоднократно, один раз она даже увенчалась успехом (в 1997 — начале 1998 г.). Но тогда, весной 1998 года, совместными усилиями столь вредную в преддверии дефолта структуру «снесли» и больше не пытались ее восстановить, поскольку объективная информация представляла опасность для всех участников политического процесса. Что касается руководителей администрации, то свои частные проблемы они пытались решить за счет назначения в правительство на ключевые для них посты своих личных представителей.

Такой вариант, однако, не мог решить системную задачу адекватного взаимодействия президента (как главы государства, а не конкретного лица) и правительства, в результате чего постоянно создавались антипрезидентские альянсы правительства и Госдумы. Этим отличались и правительство Примакова, и правительство Касьянова, и правительство Фрадкова (последнее, правда, было политически более пассивным). Проблема в том, что Конституция 93 года не довела идею централизации до конца — не подчинила правительство непосредственно президенту, как это сделано в США.

Так что после того, как стало понятно, что новой идеологии (на базе которой только и возможно принятие внутрикорпоративного консенсуса «силовиков») не создано, стало невозможным и досрочное объявление преемника — третья ошибка прогноза. В то же время, сохранять правительство до президентских выборов тоже было невозможно — сильный премьер (а любой человек, занимающий этот пост достаточно длительное время, становится сильной политической фигурой, вне зависимости от своих личных качеств — достаточно вспомнить Касьянова) с учетом упомянутого отсутствия президентского контроля над правительством делает политические расклады мало контролируемыми.

В результате получилось то, что получилось, и прогноз для России на 2007 год, исходящий из максимальной целесообразности, оказался неудачным. Пришло время перейти к прогнозу на наступивший, 2008 год.

Начнем мы его с описания политических обстоятельств, которые в начавшемся году станут проблемой. Первым из них является тот элитный консенсус, который и позволил появиться «путинской стабильности». Суть его в том, что к концу 90-х годов новая российская элита пришла к выводу, что, независимо от остроты внутриэлитного конфликта, нельзя для усиления своих позиций обращаться к обществу. Отметим, что запрет на вывод внутренних конфликтов за пределы элиты является неотъемлемым принципом любой «демократии» в рамках «западного» глобального проекта. Поскольку это может катастрофически дестабилизировать политическую ситуацию и ставит под угрозу не только проигравших в политических баталиях, но и победивших.

В нашей стране с таким решением согласились не все, но именно эти последние как-то незаметно оказались вне пределов политической жизни России, да и за пределами ее территории тоже. А вот внутри страны за время президентства Путина этот неформальный элитный договор был усилен большим количеством решений, облегчающих его выполнение, особенно в выборном законодательстве.

Серьезную поддержку достижению и поддержке этой договоренности об отстранении общества от участия в текущей политической (да и хозяйственной) жизни дало второе обстоятельство. Рост цен на нефть, газ и другие природные ресурсы позволил существенно увеличить объем «пирога», который перераспределялся в рамках элиты, и это давало ресурс для договоренности практически со всеми «обиженными» в рамках элитных конфликтов, которые происходят во всех обществах и во все времена. Фактически, за время Путина ни один человек, соблюдавший неформальные договоренности, не был выведен за пределы элитной группы.

Но сегодня ситуация изменилась радикальным образом. Прежде всего, «пирог» перестал расти. Как по причинам внутренним — проводимая группой либерал-рефоматоров кредитно-денежная политика требует все больше и больше ресурсов даже для сохранения жизненного уровня населения, не говоря уже о некотором его повышении. Так и внешним — долларовая инфляция обесценивает уже накопленные золотовалютные резервы и снижает эффект от повышения цен на ресурсы. Кроме того, хотя государственный долг Российской Федерации и сократился достаточно серьезно за последние годы, резко вырос долг корпоративный, возврат которого также требует перераспределения текущих доходов.

Смена президента не может не привести к достаточно серьезным изменениям в высшем звене государственного аппарата. Даже если предположить, что не будет практически никаких изменений (условно говоря, Медведев — на место Путина, Путин — на место Зубкова, а Зубкова — на место Медведева в совете директоров «Газпрома»), все равно резко обострятся противоречия между администрацией президента и правительством, которые почти наверняка приведут к новой аппаратной войне в духе 90-х годов. И тут уж практически неизбежно приятная задача распределения излишков «пирога» сменится на перераспределение уже имеющихся кусков, то есть придется у кого-то что-то отбирать насовсем…

Эти проблемы обостряются за счет еще одного обстоятельства. Существуют, грубо говоря, две принципиальные системы определения величины доступных кусков общественного «пирога» для конкретного человека: «административная» и «элитная». Первая, более типичный для восточных стран, состоит в том, что уровень этого доступа определяется должностью в государственном аппарате управления («Табели о рангах») и резко сокращается в случае потери этой должности. При второй же доступ к «пирогу» определяется неформальным внутриэлитным статусом человека и слабо коррелирует с его формальными назначениями в систему государственной службы, которых может вообще не быть. Отметим, что такой вариант может существовать только в странах с сильно развитой элитной инфраструктурой — системой закрытых клубов и организаций, в рамках которых и определяется статус того или иного лица.

Для России всегда был привычен именно первый способ, хотя присутствовали и элементы второго. Но 8 лет «путинской стабильности» приучили всех к тому, что любая, даже самая маленькая должность неразрывно связана с финансовыми потоками. И совершенно естественно, что те, кто будет вынужден в начавшемся году уйти с официальных постов, попытаются увести вместе с собой и эти потоки, например, путем заключения долгосрочных «кабальных» договоров с дружественными структурами. Так что новые руководители, придя на вроде бы «теплое» место, с интересом обнаружат, что они связаны по рукам и ногам уже утвержденными правилами и договоренностями, не могут привести с собой своих привычных сотрудников, поскольку все места уже заняты, а финансовые потоки идут мимо — к старым руководителям, которые при этом апеллируют к своим «элитным» позициям и опираются на «своих» людей, оставшихся на ключевых местах.

В результате, конфликт двух этих систем резко обострится, причем новых руководителей, кто бы они ни были, сама ситуация будет стимулировать к поиску и вскрытию многочисленных нарушений и преступлений предшественников (кто-нибудь сомневается, что их достаточно много, особенно с учетом качества современного государственного аппарата?). При этом, в связи с ухудшающейся экономической ситуацией (даже еще до начала острой, катастрофической стадии мирового кризиса) и общеполитической конфронтацией, сама административная вертикаль будет активно давить на новых (и старых) руководителей, категорически требуя повышения эффективности работы. Об этом, впрочем, ниже, в экономической части прогноза.

Апеллировать к правительству в такой ситуации будет бессмысленно, особенно если Путин все-таки станет премьером (во что лично я не верю), поскольку оно будет активно пытаться снизить остроту элитных конфликтов, заложенных еще в период Путина-президента. Причем вопросы будут решаться на чисто хозяйственном уровне, не только потому, что именно они входят в полномочия правительства, но и из-за того, что вывод их в политическую сферу будет означать неминуемое подключение новой и недружественной силы — администрации президента.

В свою очередь, обиженные, которые есть всегда, обязательно попытаются вывести конфликты в политическую сферу, подключая единственную в России инстанцию, обладающую политической самодеятельностью. Иными словами, нового президента завалит информацией, получаемой и по официальным, и по неофициальным каналам о необходимости принятия политических решений в связи с многочисленными нарушениями и преступлениями.

Отметим, что сам Медведев, который почти наверняка станет президентом, по образованию и образу мысли — юрист, законник, а это значит, что если упомянутая информация будет правильно структурирована (что, в конце концов, неизбежно произойдет), то Медведев начнет принимать по ней политические решения. Условно говоря, «для возврата в правовое поле». А если к этому добавить, что, в отличие от предыдущих руководителей России, он в рамках своей карьеры двигался только по возрастающей, то действовать он, скорее всего, будет достаточно резко.

Отметим, что полнота экономической власти все равно останется у правительства, которое довольно быстро договорится в рамках оперативной деятельности с Госдумой. И единственное преимущество, которое будет у нового президента, — возможность принятия политических решений. Не исключено, что на первом этапе он будет, в рамках упомянутого выше элитного консенсуса, воздерживаться от каких-либо действий вообще. Но все увеличивающийся вал тревожной информации (приводящей к мысли, что все проблемы возникают не от порочности самой системы, а от грубых нарушений закона отдельными «вредителями»), будет толкать его на принятие решений. Причем именно политических, поскольку других он в принципе самостоятельно принять не может.

А заинтересованные в том, чтобы максимально ускорить этот момент, лица, те, кто заинтересован в ускорении процесса изменения процедуры доступа к общественному «пирогу», будут активно стимулировать этот процесс. Но поскольку им будет необходимо заставить нового президента принимать именно политические решения, то и апеллировать они будут к общественности, народу, нарушая тем самым базу элитного договора, заключенного по итогам 90-х годов. Причем объяснять им опасность такого решения бессмысленно — поскольку, повторим еще раз, единственным для них способом добиться успеха, то есть полноценно войти (или не выйти) в современную российскую элиту, является принуждение нового президента выполнять свои эксклюзивные для российской государственной системы политические полномочия. А добиться этого можно только путем выведения конфликта из банального спора о финансовых потоках на политический уровень.

Иными словами, дело не в Медведеве. Любая смена первого лица в рамках созданной Ельциным политической системы неминуемо размораживает конфликты, законсервированные при предыдущем режиме. Есть два выхода из этой ситуации. Первый — возвращение к восточной системе, когда нет «олигархов», то есть лиц, которые могут влиять на политику из-за пределов системы государственного управления. Иными словами, это отказ от капитализма, власти капитала. Именно капитализм разрушил в России абсолютную монархию, но победить традицию не смог — система, работающая в СССР, была принципиально административная, вне должности, аппарата, никакой человек существенно влиять на политику не мог никоим образом.

Второй — создание системы «элитного» типа, то есть разработка внутриэлитной структуры принятия решений и карьерного роста. Причем предпосылки для этого есть — у нас имеется достаточно развитая система региональных, национальных и корпоративно-профессиональных групп и сообществ, иерархия внутри которых может совершенно не совпадать с формальной. Осталось только создать механизм их взаимодействия и согласовать его с формальными государственными механизмами. Дело только в том, что как раз этот последний шаг противоречит принятой в 93 году Конституции, которая делает верховным арбитром президента, практически не ограничивая его в этой роли и постоянно создавая почву для острого конфликта элиты с президентом, постоянно вынуждая последнего создавать и развивать внутриэлитные конфликты. Путин попытался избежать этой политики — и в результате получил катастрофическую ситуацию в экономике. Отметим, что в случае варианта, предложенного О. Григорьевым, ситуация отличается разительно: в этом случае возможности президента, внесенные в Конституцию, будут ограничены его ответственностью за текущую хозяйственную деятельность.

В завершение этого анализа следует отметить, что можно было бы попытаться создать систему внутриэлитных договоренностей на базе аналогичной системы одной из крупных корпораций (в общественном, а не коммерческом смысле). Прежде всего, тут снова приходит на ум корпорация силовая, неформальное объединение работников спецслужб, что бы под этим словом ни понималось. Но последняя за время президентства Путина продемонстрировала такую полную беспомощность в части разработки долгосрочных политических планов (упомянутая идеология только один фрагмент этой грустной картины), что сама вынудила его сделать выбор преемника в пользу Медведева. Условно говоря, «силовики» за постсоветское время так и не смогли создать в своей среде аналога Политбюро ЦК КПСС как органа принятия политических решений.

Отметим, что все приведенные рассуждения практически не затрагивают экономическую ситуацию. Точнее, апеллируют только к одной ее стороне — остановке увеличения общественного «пирога». А ведь состояние экономики в России само по себе может поставить перед новым президентом (и премьером!) серьезные проблемы.

Напомним, что в рамках упомянутого выше элитного консенсуса, группе либерал-реформаторов достались важные функции контроля над кредитно-денежной политикой государства. Воспользовались они этим так же, как в 1996–1998 гг. практически полностью повторив свою политику того периода. Причем ее даже осуществляли те же самые люди — Игнатьев и Кудрин в 1997–1998 годах были первыми заместителями министра финансов. Подробно об этом написано в прогнозе на 2007 год, нас же сейчас интересуют результаты этой работы.

Поскольку главным элементом монетарно-либеральной политики в 90-е годы стало резкое сокращение денежной массы (якобы для борьбы с инфляцией), то аналогичные методы применялись и последние годы (особенно после ухода Геращенко с поста председателя Центробанка). В результате уровень монетизации экономики, несколько поднявшись в 1999–2003 годах, расти перестал. Разумеется, и тогда, и сейчас кризис кредитной ликвидности вызывал рост инфляции. В 90-е годы этот кризис был жестче (общий объем кредита составлял менее 10 % от ВВП при норме около 100 %), чем сейчас (суммарный объем кредита в России — около 40 % от ВВП), поэтому и инфляция была повыше.

Причем если в 90-е годы нехватка кредитных ресурсов в основном покрывалась за счет частной эмиссии денежных суррогатов (векселей), то последние годы их недостаток компенсировался двумя основными способами: переводом части расчетов за пределы России и кредитами зарубежных банков.

Именно последнее обстоятельство, вместе с большим профицитом внешнеторгового баланса, позволяет либералам поддерживать искусственно завышенный курс рубля, что, в свою очередь, создает целый букет негативных последствий для экономики России. Во-первых, постоянный (даже пусть и не очень быстрый) рост курса рубля постоянно снижает конкурентоспособность российских производителей и на внешнем, и на внутреннем рынке. Импорт в Россию непрерывно растет, производство если и не падает, то развивается все медленнее, а доходность его падает. Во-вторых, в России все выгоднее и выгоднее становятся спекулятивные операции, которые привлекают все свободные средства (как в преддверии дефолта рынок ГКО, как пылесос, высасывал все свободные средства в стране). В-третьих, как и в 90-е годы, растет зависимость всей отечественной финансовой системы от курсовых рисков — если курс рубля резко упадет, накопленные при высоком курсе рубля валютные долги вряд ли можно будет вернуть.

Отметим, что половина тех кредитов, которые выданы в нашей стране, имеют «западное» происхождение. И, разумеется, они ограничены в своем использовании — такие кредиты не идут на поддержку производства, а предназначены для получения спекулятивной прибыли, в первую очередь на рынке недвижимости и рынке потребительского кредитования. Сегодня эти рынки явно находятся в сложном состоянии, как раз из-за того, что уровень дохода населения не позволяет их дальнейшую «раскрутку».

Кроме того, зависимость российских банков от «западных» крайне велика, поскольку именно они, за счет действующих кредитных линий, во многом закрывают их проблемы с ликвидностью. Осенний банковский кризис в США и Европе вызвал острые проблемы с ликвидностью в российских банках, и либеральное руководство ЦБ начало гасить его вбросом денег. При этом не имея ни отработанной системы работы с ликвидностью, ни опыта, ни кадров. Если еще учесть психологию российского банкира, который любые «лишние» деньги тут же выводит за пределы страны, то эффективность этой работы была достаточно низка, а увеличение монетарной инфляции — заметным.

Отметим, что и накопленные резервы в этой ситуации не могут служить гарантией — скорость роста накопленных корпоративных кредитов уже превышает скорость роста резервов, при сравнимых абсолютных значениях. Отметим еще странное мнение, достаточно часто проскальзывающее в экспертных и административных кругах, — что Стабилизационный фонд является дополнением к ЗВР Центробанка, в то время как на самом деле он — часть этих резервов.

Есть и другие проблемы — неадекватная налоговая система, поощряющая финансовые спекуляции и ограничивающая реальное производство, быстрый рост теневой экономики, утеря контроля ЦБ над денежным обращением и так далее.

Такое достаточно подробное обсуждение экономических проблем было дано не случайно — именно 2008 год станет годом вскрытия многих из них. Действительно, в период выборов и первых месяцев правления нового президента никак не стоит резко снижать уровень жизни подавляющей части населения. Но и остановить инфляционные процессы, сокращение доходов наемных работников в связи со стагнацией производящей части экономики и колоссальным ростом административных поборов, как на предпринимателей, так и на граждан (в виде ростов расходов на ЖКХ, например) без радикального изменения политики невозможно. А для этого нужно не менее радикально изменить состав управляющей верхушки — что было безусловным табу последние годы. В результате пожар пытаются залить бензином, причем сразу по двум направлениям: повышают социальные расходы бюджета и накачивают деньгами крупные госконцерны, созданные в последние годы.

Но рост социальных расходов к позитивным эффектам уже привести не может — экономика практически перешла на инфляционные рельсы, рост цен опережает бюджетные выплаты. Что касается госконцернов, то эффективность была под вопросом изначально, а уж при наличии совершенно колоссальных бюджетов, выданных «просто так» — без жестких, фиксированных планов работ, невыполнение которых для исполнителей чревато самыми серьезными последствиями, — становится просто нулевой, если не отрицательной. Дело в том, что в СССР главной фигурой в таких концернах был главный конструктор — по сути, а не по должности. А у нас — главный распорядитель денег, который, по сложившейся традиции, происходит уже не из конструкторов, а из «манагеров», новой, довольно специфической касты, сформировавшейся за последние годы.

На тему этой группы существует уже много шуток (например, перевод термина «МВА» на русский язык — выпускник техникума советской торговли), но суть-то ее от этого не меняется: это люди, которых целенаправленно натаскивали на повышение эффективности отдачи денег! А вовсе не на достижение конкретного результата, необходимого государству! «Манагер» никогда не будет «зарывать» деньги в НИОКРы или подготовку кадров — он вложит их на финансовом рынке, а специалистов будет искать на рынке труда… Беда только в том, что нет у нас уже сегодня этих специалистов… «Манагеров» зато очень много, причем они уже заполонили даже государственные структуры, по сути, представляющие принципиально противоположное мировоззрение.

Переходя к экономической части прогноза, можно отметить, что приход нового президента неминуемо вызовет аудит состояния российской экономики и системы управления ею. И быстро выяснится, что многие из уже широко разрекламированных планов не могут быть выполнены, потому что деньги уже разворовали, потому что нет кадров, потому что уже невозможно повторить даже советские разработки и так далее. Что инфляция много выше официальных цифр, что те, кто отвечает за систему денежного обращения, в принципе не понимают, как она устроена, а могут только бессмысленно повторять в разных вариантах мантры из учебников «экономикс», что как возвращать корпоративный долг непонятно, а использовать для этого золотовалютные резервы ЦБ невозможно, поскольку для этого нужен общеэлитный консенсус, и так далее и тому подобное.

Не очень также понятно, как бороться с кризисом банковской ликвидности, поскольку надо бы создавать новую систему взаимодействия банков с ЦБ, но для этого нужно менять руководство этой организации, причем не просто менять, а под новую концепцию, которую, естественно, еще никто не составил. А даже если и составил, авторы точно не входят в современную российскую элиту, а значит назначить их на высокие посты в рамках элитного консенсуса невозможно. Не очень понятно, что делать с кризисом на рынке недвижимости, который пока еще поддерживается в застывшем состоянии, но по опыту США мы знаем, чем это все может закончиться. Особенно в связи с тем, что его главным бенефициарам в начавшемся году все-таки придется уходить на пенсию.

Отметим, что все эти проблемы имеют место в независимости от описанного в общеэкономическом прогнозе кризиса на мировых финансовых рынках. После дефляционного шока проблемы усугубятся многократно, поскольку «пирог» сократится в разы, но дело в том, что описанные проблемы могут проявиться еще до начала острой стадии мирового кризиса. Делать прогноз насчет дальнейшего развития событий я даже не берусь, поскольку «выстрелить» может практически любая из перечисленных проблем, а приведенный в первой части прогноза анализ показывает, что острый элитный кризис неминуемо наложится на кризис экономический. Жертвы экономических пертурбаций (в том числе и очень богатые люди) будут отчаянно бороться за возврат своих привилегий, банков, финансовых потоков, ужесточая политическую борьбу. А те, кто проиграет схватки политические, будут, для облегчения своей ситуации и ослабления позиции политических противников, провоцировать экономические проблемы: отраслевые, региональные, корпоративные.

Таким образом, год предстоит очень сложным, и я думаю, что, как это уже однажды было, в начале лета прогноз придется существенно дополнить или уточнить.

 

27 Января

Новый год начался с достаточно бурных событий в экономической сфере. Никто не ожидал ни обвала фондовых рынков по всему миру, ни досрочного снижения учетной ставки в США. Не ожидалось также, что главной темой традиционной встречи в Давосе станут проблемы мировой финансовой системы.

Собственно говоря, формулировки этих проблем в устах некоторых «гуру» современных финансов выглядят, мягко говоря, удивительно для тех, кто следил за, так сказать, «мейнстримом» экономического анализа последних десятилетий. Достаточно сказать, что прогноз Дж. Сороса о распаде единого долларового мира выглядел как мои тексты где-то так пятилетней давности.

Но главное не это. Дело в том, что само поведение денежных властей США и всей элиты «западного» глобального проекта создает атмосферу полной безнадежности ситуации. Знаменитый «план Буша» был жестко раскритикован, даже просто осмеян тем же Соросом, как будто он читал анализы, сделанные в России в начале века по итогам расчетов межотраслевого баланса США еще конца века предыдущего. Дело в том, что уже тогда 150 миллиардов долларов, о которых говорит Буш, хватило бы на поддержание структурных диспропорций американской экономики примерно на 3 недели. Сейчас, скорее всего, еще меньше.

Нет, мы ни в коем случае не считаем, что у «западной» элиты нет плана. Проблема, судя по всему, состоит в том, что планы эти направлены ну, если не на сохранение status quo (то, что это невозможно, они, судя по всему, уже поняли), но хотя бы на сохранение некоторой базы для восстановления своей власти над миром. А исследования, проводимые многими учеными и экспертами, показывают, что как раз именно это обстоятельство и является, судя по всему, спорным! Потому что перестал работать тот «мотор», который обеспечивал «западному» проекту ускоренное развитие и некоторые преимущества по отношению к другим глобальным проектам.

Разумеется, с этим утверждением можно спорить — и с ним спорят. Иногда корректно, предъявляя вполне разумные аргументы, иногда — некорректно. Есть даже попытки полностью игнорировать существование данного направления исследований, хотя это становится все труднее и труднее.

Беда только в том, что экономическая мысль России, которая в рамках этого направления находится на самом острие мировых проблем, практически полностью игнорируется отечественной властью. В экономической ее сфере окопались откровенные либерасты, которые уже принесли колоссальный вред нашей стране и принесут еще немалый.

 

18 Марта

События на мировых рынках, банкротства крупнейших американских финансовых монстров — все это усиливает панику, и в СМИ появляются уже даже сообщения о том, что денежные власти США не смогут удержать рынки от обвала.

Специфика современной американской экономики состоит в том, что она потребляет почти в два раза больше ресурсов, чем производит. Эта разница, в долях мировых ВВП, может быть примерно оценена как 20 и 40 %.

Достигается этот эффект за счет эмиссии мировой резервной и торговой валюты — доллара США. Но избыток долларов нужно куда-то девать… После того, как была освоена последняя свободная от долларов территория на планете — СССР, это стало насущной проблемой. И ключевая роль финансовой системы США состояла в том, что она, со всеми своими пузырями, играет роль «губки», которая поглощает эмиссионные доллары и не дает инфляции слишком сильно разыграться. Обращаем внимание, что как раз способность этой системы производить фиктивные ценности и позволяет ей играть роль «губки», поскольку их оборот как раз и связывает наличные деньги. В то же время финансовые пузыри имеют обыкновение рано или поздно «лопаться», и нынешнее состояние американской финансовой системы внушало денежным властям опасения, что она не сможет пережить такой кризис без серьезных последствий. Соответственно, было принято решение начать реструктуризацию финансовой системы. Дополнительным фактором, стимулировавшим принятие такого решения, стала необходимость подготовки финансовой системы к реализации плана «Атлантического единства». Соответствующая работа была начата в августе прошлого года, когда стало ясно, что под серьезной угрозой находится рынок ипотечных ценных бумаг.

При этом денежные власти США, не владеющие теорией структурного кризиса, не учли, что финансовая система США еще и занималась перераспределением финансовых ресурсов в пользу тех отраслей экономики, которые при нормальном развитии шансов на привлечение такого объема инвестиций никак не имели. И начало реструктуризации неминуемо нарушило действия этого механизма, что спровоцировало общий экономический спад, который и начался этой осенью. А спад, в свою очередь, усилил недоверие на рынках, и без того подорванное кампанией по реструктуризации.

Поскольку в рамках монетарных теорий, которые используют денежные власти США, нет понимания причин некоторых негативных процессов, у некоторых участников финансовых рынков началась истерика. Вместе с тем, если руководство ФРС не впадет в истерику, они все-таки смогут довести до конца запланированную реструктуризацию. Финансовая система при этом будет существенно оздоровлена, но структурный анализ позволяет сделать следующие выводы по итогам этой работы:

во-первых, результатом оздоровления финансовой системы станет существенное уменьшение ее масштаба, и, как следствие, ее способностей безинфляционного утилизирования избыточной денежной массы.

Во-вторых, эмиссионная поддержка совокупного спроса будет продолжаться, о чем неоднократно говорили и руководители ФРС, и представители аппарата Белого Дома, что означает сохранение искаженной структуры экономики и масштаба ВВП.

В-третьих, при том же масштабе эмиссии вырастет естественная инфляция, с нынешних 10 %, до, примерно, 20–25 %. Этого уровеня, скорее всего, инфляция достигнет уже осенью.

В-четвертых, поскольку финансовая система сама является частью американской экономики, ВВП США сократится. По мнению О. Григорьева, процентов на 8–10. Разумеется, в цифрах это падение не будет заметно, поскольку будет скрыто за счет занижения реальных инфляционных показателей. Но на жизненном уровне населения и состоянии всей системы в целом это отразится, особенно на мировом уровне.

Следствием всех этих обстоятельств, скорее всего, станет то, что к осени рост цен на основные группы товаров (типа нефти и продовольствия) начнет отставать от долларовой инфляции. Исключением, как понятно, станет золото.

Но главной проблемой американской экономики станет то, что структурный кризис не будет ослаблен ни в малейшей степени, а значит, осенью начнется новая его волна. И, разумеется, этот оптимистический (до осени) сценарий может и не реализоваться, если в ближайшие дни на американских рынках начнется паника, которая не поддается рациональному планированию.

 

28 Апреля

Как мы и предупреждали, нынешний пароксизм тяжелой экономической болезни мировой экономики закончился очередной ремиссией. И хотя последствия еще скажутся, в частности, инфляция в США и Европе уже начала расти, а американская экономика впала в депрессию, главным достижением этого этапа развития кризиса стали чисто психологические моменты.

Главный экономический наблюдатель газеты Financial Times Мартин Вольф (Martin Wolf) следующим образом сформулировал этот эффект: «Я больше не понимаю того, в чем, как думал, хорошо разбираюсь. Даже не знаю, что думать». Подчеркивая необходимость учиться на примерах истории, он продолжил: «Один из основных выводов связан с пониманием того, как ведет себя финансовая система. Сторонние наблюдатели сознавали, что она превратилась в огромный черный ящик. Но они полагали, что, по крайней мере те, кто работает внутри нее, понимают, что происходит. Это предположение неверно».

В отличие от представителей «западного» глобального проекта, к которому, безусловно, относится Вольф, у нас с вами имеется ясное представление о том, что, как и почему происходит с «западной» экономической моделью.

Специфика настоящего кризиса принципиально связана с моделью развития человечества, которая сформировалалсь в XVIIXVIII веках на базе «революции идей» XVI века, разрешившей свободное использование ссудного процента, кредита. Модель эта, получившая название «научно-технического прогресса» (или парадигма технологического развития), стремительно развивалась до середины ХХ века, постепенно захватывая все человечество. Однако затем начались проблемы.

Дело в том, что кроме ссудного процента (и связанной с ним эмиссией), научно-технический прогресс был принципиально завязан на еще один механизм развития — углубление разделения труда. Которое, в свою очередь, не могло существовать без процесса расширения рынков сбыта. До середины ХХ века этот процесс развивался более или менее последовательно, поскольку еще существовали свободные территории, затем стало понятно, что разные реализации одной технологической парадигмы существовать более не могут. В результате начался кризис роста.

Для «западного» глобального проекта он выразился в долгосрочной стагнации 70-х годов прошлого века, которая закончилась переходом к модели Рейгана. Экономическая ее суть состояла в том, что если нельзя расширить рынки сбыта, то нужно форсировать возможности рынков имеющихся. И в результате этих реформ резко вырос объем эмиссии, причем большая ее часть, в отличие от предыдущего периода, направлялась на поддержание совокупного спроса. Одновременно, за счет этого спроса, была запущена новая технологическая волна, связанная с так называемой новой, или информационной экономикой.

Эта политика, разумеется, в долгосрочном периоде подрывала устойчивость всей «западной» модели, но в среднесрочном позволила выжить и даже разрушить альтернативную, социалистическую систему. Расширение рынков за счет ее распада дало экономический бум 90-х годов, однако остановить механизмы поддержки спроса и развития новой экономики элита «западного» проекта не решилась. Как следствие, в американской экономике росли структурные диспропорции, связанные с переинвестированием в информационные сектора.

Одновременно бум 90-х породил опасную иллюзию о том, что мировая экономика и вся «западная» цивилизация вообще перешли в некоторое качественно новое состояние. Созданная в рамках этой иллюзии теория и практика постмодерна, отметим, абсолютно искусственная, не основанная на реальных ресурсах, окончательно заглушила трезвые голоса тех, кто видел нарастание негативных процессов в мировой и, особенно, американской экономике. Особенно хорошо видно это на примере России, в которой любая деятельность, альтернативная либерастической, жестко пресекается на государственном уровне.

Сегодня уже понятно, что времена расцвета позади. Более того, в связи с исчерпанием основных механизмов развития, умирает сама модель научно-технического прогресса — ей явно требуется альтернатива. По этой причине избежать глобального кризиса невозможно, да и не нужно уже тратить на это силы.

 

3 Августа

Весенние надежды на окончание кризиса на мировых финансовых рынках, как мы и предупреждали, развеялись как дым. Собственно, ничего другого и ожидать было нельзя, поскольку кризис развивается не сам по себе, а в соответствии с давно разработанной нами теорией.

В начале года мы отмечали, что главной опасностью для американской, а значит, и мировой экономики, является резкое падение совокупного спроса в США. Падение этого спроса связано как с высокой инфляцией (которая по итогам реструктуризации финансовой системы США вышла на потребительские рынки), так и с сокращением кредитной накачки домохозяйств, в том числе и потому, что денежные власти США начали борьбу с этой инфляцией и явным переизбытком ничем не обеспеченных финансовых активов.

Но главным парадоксом современной ситуации стала реакция на нее большого количества так называемых экспертов — достаточно большое количество так называемых экспертов на полном серьезе пытаются публично убедить читателей, что кризиса не просто нет (ну, возможно, что он уже заканчивается), но и быть не может. Объяснить такое странное поведение можно принадлежностью этих персонажей к группе так называемых либерастов, однако это явно не все.

Скорее всего, феномен такой неадекватности связан с тем, что эти люди искренне верят в некоторую парадигму описания реальности. Парадигма эта является результатом развития «западного» глобального проекта, который, судя по всему, прекращает свое существование. Но поверить в то, что система, на успех которой ты сделал монопольную ставку и прекращение которой закрывает все твои карьерные и общественные успехи, невероятно трудно и очень больно, и люди, сделавшие подобную ставку, никак не могут смириться в таким развитием событий! И пытаются остановить соответствующие процессы любой ценой, в том числе и ритуальными заклинаниями о невозможности такого развития событий.

Мы же смотрим на жизнь с широко открытыми глазами и пытаемся не только понять, что происходит в рамках развития кризисных процессов, но и разобраться, какими базовыми принципами будут определяться экономические процессы по итогам кризиса.

 

21 Октября

Острая стадия мирового финансового кризиса, судя по всему, началась. И практически любому человеку крайне интересно узнать, как же именно будут развиваться события. И возникает три естественных вопроса. Первый: доколе это безобразие будет продолжаться? На этот вопрос примерный ответ дать можно: острая стадия кризиса займет от нескольких месяцев, если новое американское руководство окажется по-настоящему «брутальным» и отменит эмиссию долларов вообще, до двух-трех лет.

Второй — что делать? Универсальных рецептов в такой ситуации дать невозможно.

И третий — когда же наконец мировые власти поймут, что происходит, и начнут что-то улучшать? Финансовый капитализм, завоевавший мир последние 25 лет, жестко контролирует все властные структуры во всем мире. И в результате государственные деятели почти всех стран мира пытаются любой ценой сохранить ту модель, в рамках которой они получили власть. Беда только в том, что ее разрушение уже предопределено объективными экономическими законами, а значит, продолжая такую политику, они волей-неволей усугубляют сам кризис.

Классическим примером являются недавние предложения Европы по заключению новых Бреттон-Вудских соглашений. Предложения эти появились так неожиданно не случайно: есть многие основания считать, что США начали разработку планов смягчения кризиса у себя в стране за счет Европы. И выступления Саркози и других европейских лидеров — это требование немедленно включить их в процесс разработки антикризисной политики.

Разумеется, реально никаких соглашений типа «Бреттон-Вуд» сейчас быть не может. Просто потому, что эти соглашения закрепляли после кризиса и войны позиции уже стабильной валюты (доллара), а сегодня, на фоне острого спада, такой валюты просто быть не может. Подобные соглашения заключаются на выходе из кризиса, до которого еще много лет, если не десятилетий. Но заявку на участие нужно подавать уже сейчас, и именно сейчас предъявлять аргументы в пользу своей роли в современной экономике.

А Россия… А что Россия? Наши руководители уже месяц говорят «А», то есть констатируют, что США не справились и что нужно преодолевать кризис совместно. Беда только в том, что сказав «А», они не говорят «Б», то есть не предъявляют ни понимания причин кризиса, ни реальных предложений по его преодолению. Это естественно: финансовую и экономическую политику в нашей стране определяют исключительно либерасты, последователи «монетаризьма-либерализьма», и они категорически отказываются понимать и обсуждать реальные, структурные проблемы современного кризиса.

Еще совсем недавно, в середине лета, они категорически отрицали саму возможность начала кризиса в США (хотя он, пусть и не в острой форме, шел уже почти 8 лет). Сейчас, конечно, продолжение такой риторики невозможно, но либерасты перестроились: теперь они говорят о том, что «дно» кризиса уже позади и вот-вот, вот сейчас, все снова станет хорошо, и их бредни снова будут считаться верхом экономической мысли…

А авторитет России на мировом пространстве тем временем по мере развития кризиса все падает и падает. И с этим нужно что-то делать, потому что наш собственный кризис, связанный с тотальным недокредитованием экономики, организованным теми же либерастами, будет много сильнее мирового. Да и политические проблемы, связанные с экономическим спадом, тоже не за горами. В общем, как говорится в старом анекдоте: «Если после пятой, а то и десятой перестановки кроватей в публичном доме эффективность и качество его работы не повышается, то необходимо менять контингент»…