Эшли поджала губы. Так вот почему Витор вел себя так примирительно! Прошлое тут ни при чем — он хочет выгнать ее из собственного дома! Исходя из непреклонного эгоизма, он лишь постарался смягчить смертельный удар!

— Ты считаешь, что старый дом будет дисгармонировать с вашими роскошными виллами, и поэтому хочешь купить его и снести? — спросила она ледяным голосом.

Витор шагнул к открытой двери, чтобы взглянуть на дом с его необычными окнами с частым свинцовым переплетом, с белыми ставнями, со стенами, как бы омываемыми водопадами темно-красных цветов бугенвиля.

— Напротив, такой характерный дом только украсил бы новостройку, — возразил он. — Паулу предложил устроить в нем скромный клуб для окрестных жителей, и мне это показалось неплохой идеей. — Он повернулся к ней лицом. — Приобрести же твою собственность нас побуждает нежелание иметь хоть и мелкое, но предприятие посреди жилого района. Поэтому я и приехал сделать тебе предложение.

— Спасибо, нет, — отозвалась Эшли.

— Ты же еще не слышала, в чем оно заключается.

— Да не…

— Мы предлагаем, — заговорил он голосом, не терпящим возражений, — пригласить агента по недвижимости по твоему выбору для независимой оценки твоей собственности и к названной им цене готовы добавить пять миллионов эскудо, что при нынешнем курсе составляет… — Он быстро посчитал про себя и назвал колоссальную сумму. — Эти деньги будут уплачены по чести в благодарность за твое доброе согласие и как компенсация за твое переселение. Кроме того, моя компания возьмет на себя все расходы, связанные с оформлением сделки и твоим переездом. Я понимаю, прежде чем взять на себя какое-либо обязательство, ты захочешь проконсультироваться. Но, быть может, ты дашь предварительное согласие?

— Меня это не интересует, — бросила она и вышла на солнцепек.

— Прекрасное предложение. — Витор последовал за ней.

— Я и не спорю. Но, во-первых, мне нравится жить здесь, во-вторых, я не понимаю, чем помешает моя мастерская кому бы то ни было.

— А туристы, которые будут подниматься сюда из деревни пешком или на машинах, чтобы взглянуть на твой товар? Разве они не станут помехой? Не будут они нарушать покой всей округи? Не будут они дисгармонировать?

— Нет, ибо их не так уж много.

Витор начал проявлять нетерпение.

— Ты сама хвалилась ростом своего бизнеса, а по словам Паулу…

— Это кто еще? — прервала его Эшли.

— Он будет руководить стройкой и нашим филиалом здесь. Неделю назад он снял квартиру в деревне.

— Так это Паулу сообщил тебе, что хозяйка дома разрисовывает изразцы?

— Да. Он видел твое объявление, — кивнул Витор, — поэтому поспрашивал местных, навел, так сказать, справки.

— Ты хочешь сказать, что один из твоих шпионов собрал обо мне секретное досье?

Его темно-карие глаза засверкали гневом.

— Поскольку твоя собственность расположена как раз в центре нашей строительной площадки, простой здравый смысл требовал выяснения всей подноготной. И что же мы обнаружили? Процветающий бизнес на дому. По словам Паулу, — он подчеркнул эти слова, — почти в каждом магазинчике Праи-ду-Карвуэйру выставлены карточки, приглашающие весь свет посетить тебя и взглянуть на твой кафель, который…

— Мои карточки заманили пока немного клиентов. Я бы не отказалась от новых, однако дорожка ко мне еще недостаточно проторена. Свой товар я в основном сдаю на комиссию.

— Следует предположить, что твои посредники являются сюда для ознакомления с товаром? — уточнил Витор. — И приезжают на машинах?

— Ну… да.

— А твое сырье, — он махнул загорелой рукой в сторону сложенных у двери мастерской неглазурованных изразцов, — привозят на грузовике. Не нужно иметь научной степени по социологии, чтобы сообразить, что люди, вкладывающие свои с трудом заработанные деньги в добротный дом в хорошем районе, будут не в восторге от подобного мельтешения перед своими калитками, а?

— Ты так говоришь, словно тут постоянно снуют чудовища, — с обидой сказала Эшли. — Сырье мне привозят на фургоне всего-то раз или два в месяц.

— Даже так, это коммерция, — настаивал на своем Витор.

— Даже так, я не желаю продавать свой дом, — парировала Эшли.

Его худощавое лицо потемнело, и он вполголоса пробормотал по-португальски что-то не поддающееся переводу, но явно весьма далекое от комплимента.

— А если, предположим, я предложу больше?

— Нет. — Эшли покачала головой.

— А я-то считал тебя умницей, — довольно резко произнес Витор.

— Прости, не поняла?

— В сравнении со многими другими европейскими странами земля в Португалии ценится дешево, так что лишние деньги позволили бы тебе подняться на более высокую ступеньку в обществе. Ты сама говорила, что дом нуждается в ремонте. Теперь ты сможешь переехать в более комфортабельный дом, притом в центре, где легче привлечь покупателей, — уговаривал он, натягивая словесную нить между вызывающим головную боль раздражением и вполне разумной просьбой.

Эшли взглянула на свой дом. И хотя обрисованные им перспективы обладали бесспорной привлекательностью, она не испытывала искушения. Если даже Витору д'Аркошу и удалось однажды изменить ее образ жизни, она не позволит ему сделать это еще раз. Теперь она сама принимала решения, и, если в некоем отдаленном будущем она и продаст свою ферму, это будет ее собственный выбор. Отнюдь не ради оказания услуги ему. К тому же он перебарщивал: не может ее мастерская стать такой уж большой помехой. Но, быть может, главная причина ее нежелания сниматься с места заключалась в другом: если она примет несомненно щедрое предложение, то не почувствует ли себя обязанной ему, в некоем моральном долгу перед ним? Следует непреклонно отвергнуть любую попытку втянуть ее в какие-либо дела с Витором д'Аркошем.

— Нет, — повторила Эшли.

От его взгляда повеяло холодом.

— Я был бы благодарен, если бы ты соблаговолила уделить моему предложению хотя бы тридцать секунд размышления.

Она украдкой бросила взгляд на свои часы, потом на дом. Томас вот-вот проснется. Иногда мальчик выбирался из своей кроватки и некоторое время играл в доме. Но чаще он выходил, ковыляя, на террасу.

— Не над чем тут размышлять, — ответила она. — Я не желаю продавать, и точка. — Она многозначительно перевела взгляд на подъездную дорожку. — До свидания.

Витор сложил руки на груди и проронил:

— Я помню твои экспромты.

У Эшли защемило сердце. Она поняла, что он имел в виду, могла припомнить малейшие подробности того случая, на который он намекал. На кончике ее языка уже вертелся гневный ответ на этот удар ниже пояса. Нет, не время. Да и не склонна она сейчас возрождать прошлое.

— Ты принимаешь мою мастерскую слишком близко к сердцу, — заявила она. — Никто не станет закатывать истерику из-за того, что ко мне изредка будут приходить клиенты и раз в две недели приезжать фургон.

— Твоя коммерция будет мешать соседям, — упорно повторил он.

Взгляд Эшли вернулся к дому. Она прислушалась. Томас зовет ее? Нет, послышалось.

— Так думаешь ты, но не я, — парировала она. — А теперь извини…

— Сегодня мне пришлось встать на рассвете, чтобы заняться неотложными делами, — снова заговорил Витор. — Потом я проехал за рулем почти две сотни миль от Лиссабона, чтобы повидать хозяина этого дома…

— И ты полагал, что с ослепительной улыбкой легко уговоришь его пойти на сделку? — поинтересовалась Эшли, не дав ему закончить свою мысль.

— Я надеялся, что хозяин оценит тот факт, что я не пожалел времени и усилий и лично приехал сделать ему предложение, — огрызнулся Витор. — Я хотел показать, что мы входим в его положение и готовы на доброе и взаимовыгодное соглашение, и думал, что этому поспособствует появление самого главы компании.

— Особенно если принять во внимание, что главой компании является известный гонщик Формулы-1 Витор д'Аркош, — ядовито заметила она. — Кто смог бы отказать ему?

У него сжались кулаки, словно он испытывал сильное искушение придушить ее.

— Уже два года как я не стартовал в гонках, — возразил Витор. — С тех пор я не даю интервью и избегаю всяческих контактов с прессой. Не будь на виду, и тебя быстро забудут. Фанаты Формулы-1 еще могут помнить меня, но заверяю тебя, что для публики в целом я обычный парень.

Эшли промолчала. Пусть он верит в то, о чем говорит, пусть его облик забыт публикой, однако Витор д'Аркош был слишком внушительным, слишком живым, слишком сексуальной бестией, чтобы считать его обычным парнем.

— Я приехал в надежде договориться с хозяином дома, — продолжил он, — провел какое-то время в конторе Паулу, потом перекусил перед возвращением в Лиссабон, но…

— Ты сегодня же вернешься в Лиссабон? — вмешалась Эшли, удивленная столь изнурительным расписанием.

— Да. Но что происходит, когда я приезжаю в Праю-ду-Карвуэйру? Сперва я застреваю в самой дурацкой пробке, затем я сталкиваюсь с женщиной, которая зажимает уши, чтобы не дать убедить себя, не женщиной, а наказанием Божьим.

— Ты говоришь: «Прыгай», а мне лишь позволительно поинтересоваться: «Как высоко»? — выпалила Эшли.

— Тебе следовало бы подумать над моим предложением. Я не жду немедленного ответа. Свое предложение я подтвержу в письменном виде. Получив мое письмо, ты можешь проконсультироваться с агентом по продаже недвижимости и со своим адвокатом.

— Нет необходимости.

Он с силой хлопнул ладонью по стене мастерской.

— Чего ты добиваешься? Чтобы я встал на колени и умолял тебя?

Эшли не удержалась от улыбки. Горячая кровь, бегущая в его жилах, его эмоциональность находили выход в драматических жестах его рук. Витор д'Аркош — гордый человек, и она сомневалась в том, что он когда-либо за всю свою жизнь умолял кого бы то ни было.

— Попробуй, — подначила она.

Он нахмурился и опасливо спросил:

— Уж не отказываешься ли ты рассмотреть мое предложение из мести за то, что я наговорил в Аделаиде? Если это так, я готов принести извинения за неудачно выбранный для того момент. — Он нахмурился еще сильнее. — Я вел себя как сукин сын.

— Что верно, то верно, — ядовито подтвердила она.

— Меня извиняет только одно обстоятельство: в тот момент я был в шоке.

— Но ты не изменил своего мнения?

— Нет. — Он выдержал ее взгляд.

— О мести речи нет, — произнесла Эшли язвительно. — Что бы ты ни думал, я не виню тебя в гибели Саймона.

Помолчав с минуту, он осведомился:

— Зачем ты так упрямишься?

— Вовсе нет.

— Еще как упрямишься! Я всего лишь прошу тебя взвесить мое предложение и… У тебя есть патент?

— Какой патент?

— Разрешение вести дело на этом месте.

Его взгляд не отпускал ее глаз, и Эшли сильно покраснела, встревоженная до крайности. Саймон однажды объяснил ей: если водитель на гонках Формула-1 мигнет, это будет равносильно, как если бы он пронесся тридцать ярдов с закрытыми глазами. Пристальный взгляд Витора не смягчался.

— Э… не совсем, — пробормотала она.

— Что это значит? — требовательно спросил он.

— Ну, еще до устройства мастерской я отослала по почте прошение по форме, — объяснила Эшли, — но ответа пока не получила. Примерно через месяц я позвонила, и мне пообещали дать ответ в скором времени. Прошел еще месяц, и я позвонила опять и получила только обещание…

— И ты об этом забыла? — уточнил он, когда она молча развела руками.

Эшли кивнула. Почему она не солгала «во спасение», заявив, что имеет патент? Он вполне мог поверить ей на слово. Но мало того, что она терпеть не могла ложь, так еще и ее глаза оказались в ловушке его пристального взгляда.

— Я уверена, что получу патент, — вызывающе заявила женщина.

Витор ослабил узел галстука и заметил:

— Четыре месяца слишком даже для Португалии. Твое заявление могли потерять. Потеряно оно или нет, но раз ты не получила официального разрешения, тебя вполне могут обвинить в нелегальной торговле. — Его губы растянулись в волчьем оскале. — И не тебе жаловаться властям по поводу моего предполагаемого водного парка. Это мне следует донести о твоей подпольной мастерской.

Эшли похолодела. Неужели она нарушала закон? Если Витор донесет, неужто ее привлекут к судебной ответственности и оштрафуют? Уж не сможет ли он прикрыть ее дело?

— Ты мне угрожаешь? — осведомилась она, стараясь говорить беспечно.

— А ты как думаешь?

— Это не ответ, — запротестовала она.

— Лучшего ты не заслуживаешь, — вкрадчиво произнес он.

Эшли непроизвольно дергала штанину своих обтрепавшихся шорт. Какая же она неумеха! Витор приехал с намерением заключить полюбовное соглашение (полюбовное прежде всего в собственных интересах), а чем ответила она? Неуемным упрямством и ядовитыми замечаниями. Как бы ни жаждала она сохранить за собой дом, глупо проявлять излишнюю язвительность. Не только в данный момент нуждалась она в доброжелательстве Витора, но и будет нуждаться. Так что было бы недальновидно… возможно, даже опасно делать из него явного врага.

— Я сожалею, что разозлила тебя своим нежеланием продать дом и что не совпадают наши мнения относительно тех неприятностей, которые могла бы доставить моя мастерская. Но почему бы не подождать, пока в виллы не въедут новые хозяева, и не спросить их? Если они будут против, я съеду. — Эшли засветилась своей самой очаровательной улыбкой, той самой, которой она в свое время обвораживала промышленных магнатов, а теперь своих клиентов.

— Нет, — ответил Витор.

— Нет? — Улыбка сошла с ее лица.

— Сказать по буквам? Н-Е-Т.

Эшли опять смотрела на свой дом. Почему он спорит? Почему не может понять, что она не уступит его требованиям и не уедет? Уезжай, пока не появился Томас.

— Тогда нам остается лить поступить, как полагается цивилизованным взрослым людям, и признать, что мы расходимся во мнениях, — предложила она, и собственные слова показались ей банальным советом покойной тетушки.

— Я-то могу быть цивилизованным и взрослым, а вот насчет тебя сомневаюсь, — грубовато ответил он и, достав из кармана белоснежный носовой платок, смахнул капельки пота со лба.

Эшли вновь изобразила свою очаровательную улыбку.

— Ладно, присылай свое письмо. Обещаю изучить его и ответить как можно быстрее.

— Обманываешь.

— На скрижалях ведь не записано, что мы обязательно должны схватиться, — возразила она, желая завершить встречу по-доброму.

В волнении она забыла о майке, та опять соскользнула с плеча, и Витор протянул руку.

— Ты имеешь в виду, что нам следует заняться любовью, а не войной? — спросил он, касаясь кончиками пальцев гладкой загорелой округлости ее обнаженного плеча.

Вовсе не это имела она в виду, во всяком случае не то, на что намекал его охрипший голос, а не то, что подразумевал взгляд его темных глаз. Она понижала, что должна ответить какой-нибудь беспечной остротой, которая вернула бы разговор на прозаический уровень, и объяснила бы, что именно она имела в виду, но ей было не до шуток. Она не могла думать ни о чем другом, кроме его прикосновения, небрежной, но весьма приятной ласки. Эшли проглотила ком, приказала себе отступить на шаг, но ноги отказывались повиноваться. Да что с ней в самом деле? Она легко отделывалась от приставаний Лейфа, так почему она не могла проделать то же самое сейчас?

— Я имею в виду, что мы могли бы расстаться дру… друзьями, — опять запнулась она.

— Расстаться друзьями?

Ей не нравилось, когда нарушали покой. Но это прикосновение доставляло ей блаженство.

— Д… да, — еле выдавила она из себя.

— Тогда до свидания, друг, — сказал Витор, положил свои огромные ладони на ее плечи, привлек к себе и поцеловал.

Его теплые мягкие губы лишь слегка коснулась ее. Испугавшись, Эшли открыла рот, чтобы запротестовать, но тут и его губы раскрылись. Их дыхание смешалось. Возбуждение охватило все ее естество. Ей стало жарко. Вот и опять это начинается, одурманено подумала она, опять этот необузданный жар! Так вырвись, глупышка, приказал голос. Ты же знаешь, к чему это привело раньше. Ты получила урок, и какой! И все же Эшли оставалась неподвижной.

Руки Витора соскользнули на ее спину, прижимая ее еще сильнее, в его поцелуе появилось больше страсти. Ощущение его, вкус его действовали как наркотик, тот самый, от которого, как ей казалось, она сумела освободиться, но который, как она открыла для себя сейчас, продолжал держать ее безжалостной хваткой.

— Мама!

Крик подействовал как холодная вода, которую вылили на ее голову. Высвободившись, Эшли обернулась и увидела Томаса, выбежавшего босиком на террасу. Его каштановые кудри были взъерошены, а щеки все еще розовели со сна. Слава Богу, ты спас меня, подумала она, но испытанное ею моментальное облегчение сменилось тревогой. Ей так не хотелось, чтобы Витор увидел ребенка, а теперь…

— Привет, любимый, — проронила Эшли, подбежала и подхватила его на руки, прижав его к своему плечу. — Мне нужно идти, — бросила она с мимолетной улыбкой Витору. — До свидания.

— Я знал, что у тебя сын, но и не подозревал, что он в доме, — сказал Витор. — Поскольку ты работаешь и ведешь свое дело, я решил, что ты оставляешь его у какой-нибудь няни.

Она задержалась. Заботиться о Томасе она считала своей непременной обязанностью.

— Он еще мал, чтобы отдавать его на попечение няни каждый день и на целый день, ты не находишь?

— Пожалуй, однако…

— И я так считаю. Еще до его рождения я решила посвятить ему себя целиком и по возможности оставаться с ним дома в первые годы его жизни.

— Раз у него нет отца, ему необходимо внимание матери на протяжении всего дня, так? — догадался Витор.

Она резко тряхнула головой:

— Днем я обычно рисую, только когда он спит, иногда прихватываю лишний час, когда он играет рядом со мной. В основном я работаю вечерами, когда он в постели, — объяснила Эшли. — А теперь, если не возражаешь, я должна…

— Ты даже не дашь мне на него взглянуть? — удивился он. — На сына Саймона?

Эшли издала молчаливый вопль. Весь день у нее один эмоциональный стресс сменялся другим, а сейчас ее ждало неминуемое несчастье. Ее пальцы растопырились еще шире на кудрявой головке Томаса, прикрывая ее от взгляда Витора. Может, сказать, что ребенка нужно переодеть? Не придумать ли историю о том, как он внезапно подхватил заразную болезнь? Но времени на придумывание историй у нее не осталось, ибо чувствовавший себя неуютно в ее крепких объятиях малыш вдруг извернулся и высунулся из-за ее плеча.

— Привет! — Витор улыбнулся.

Пока ребенок очень серьезно, даже торжественно рассматривал Витора, сердце Эшли бешено колотилось. Одновременно Витор внимательно изучал Томаса. О чем он думал? Встревожилась Эшли. Вдруг он..? Мог он..? Аесли он…

— А он не похож на Саймона, — сказал Витор. — Темнее.

— Да. — Она выдавила из себя смешок. — Моя мама клянется, что он точь-в-точь мой брат в том же возрасте.

— Как его зовут?

— Томас.

— Привет, Томаш. — Витор произнес «ш» на конце на португальский манер.

Малыш продолжал неулыбчиво оценивать его.

— Он переживает период стеснительности, — на одном дыхании пояснила Эшли, — и особенно осторожен с мужчинами. Тут есть один датчанин, с которым я поддерживаю деловые отношения. Томас хорошо его знает и обожает кататься в его фургоне, но отказывается дружить с самим Лейфом. О! — воскликнула она, когда мальчик опроверг ее утверждения, вдруг метнувшись из ее рук в сторону Витора.

— Привет, — с улыбкой воскликнул Томас.

— Что это у тебя в руке? — поинтересовался Витор. — О, первая машина, которая появилась у меня, была таким же «осликом», — сказал он, когда мальчик раскрыл свою ладошку. — Когда я брал ее на пляж, она делала «м-р-р-р», «м-р-р-р», носясь вверх и вниз по кучам песка.

Томас тихо хихикнул и повторил:

— М-р-р-р, м-р-р-р.

Эшли в изумлении смотрела на своего сынишку. Он точно воспроизводил гортанное, типично португальское мурлыканье, которым Витор обозначил звук мотора. Ее взгляд жадно впитывал картину маленького мальчика на руках у высокого мужчины. Они так хорошо смотрелись вместе. Водя своей машинкой по плечу Витора, Томас широко ухмылялся в восторге от знакомства с ним, а Витор вел себя так, словно прирожден был общаться с детьми. Эта мысль поразила ее. Может, действительно прирожден? Хотя два года назад, когда Витор жил с гибкой и тонкой манекенщицей, ей и в голову не приходило, что они поженятся. А почему бы и нет, удивилась она сейчас. И они могли завести семью. Эшли нахмурила брови. Глупо, конечно, но мысль о том, что Витор мог жениться и растить детей, привела ее в замешательство. Для нее-то лучше было бы, если бы он был женат. Гораздо лучше.

— Соку, — потребовал Томас, вдруг вспомнив о жажде.

— Соку что? — уточнила она.

Малыш ухмыльнулся:

— Соку, пожалста.

— Как ты думаешь, если я очень вежливо скажу «пожалуйста», твоя мама напоит и меня? — спросил Витор у ребенка. — Она, наверное, жаждет, чтобы я уехал побыстрее, но из-за этой жары и столь ожесточенной схватки, — он бросил на нее лукавый взгляд, — утомленный путник погибает от обезвоживания.

Эшли вздохнула. И хотя первый барьер был взят, она-таки жаждала, чтобы он уехал. Но было бы некрасиво отказать ему в глотке воды.

— Что пожелает выпить утомленный путник? Оранжа, домашнего лимонада или легкого пива?

— Я бы предпочел пиво.

— Прошу сюда. — Эшли пригласила его в дом.

— Вниз, — потребовал Томас, когда они вошли в кухню.

— Как ты сказал? — поинтересовался Витор. Малыш расплылся в широкой улыбке:

— Пожалста.

— Вниз, — согласился Витор и опустил его на пол.

Малыш наградил его еще одной широкой улыбкой.

— Спасибо, — проявил он необычную вежливость и проковылял к коробке с игрушками в углу.

— Ты говорила, что сделала дом уютным, — заметил Витор, оглядываясь, — но он получился у тебя и удобным.

Хотя Лейф постоянно приставал к ней, предлагая бесплатно оборудовать ее кухню, Эшли неизменно отказывала ему в этом. Она долго отскребала старую сосновую мебель, и теперь отбеленное дерево приятно контрастировало с матово-желтоватыми стенами. Добавьте к этому тростниковые циновки, льняные занавески в желто-белую клетку и нарисованные ею самой акварели с фруктами и овощами — и вот простенькая, но уютненькая кухонька. Она проследила за взглядом Витора, смотревшего через арку на гостиную. Ее стены она окрасила в теплый красный цвет, выгодно оттенявший темное дерево и медные ручки дедушкиной мебели. Ковры цвета изумруда и топаза покрывали терракотовый пол, а занавеси и покрывала на диване и креслах она сшила из тяжелой кремовой ткани. Высокие цветные свечи, стеклянные ящики с собранными ею и Томасом раковинами, а на каминном очаге огромная керамическая ваза, полная полевых цветов. Эшли заулыбалась. Стоило ей это пустяки, но она была довольна результатом, и похвала Витора доставила ей истинное удовольствие.

— Я постаралась отделать все в средиземноморском стиле, — объяснила она, налив апельсиновый сок в пластмассовую чашку и отнеся ее Томасу.

— Отлично получилось. Твоя артистичность сказалась и на убранстве дома. — Витор принял от нее кружку с пенящейся жидкостью и сделал несколько жадных глотков. — Нектар, — восторженно произнес он, отирая пену со рта тыльной стороной ладони. Потом сделал еще один большой глоток. — Что заставило тебя приехать в Португалию?

— Этот дом.

— Но ты же могла продать его и купить на вырученные деньги дом на родине. Рискованно переезжать в другую страну. Помимо других соображений — ты оставила своих друзей и окружение, в котором выросла, неужели твои родители не возражали против твоего решения увезти их внука?

Она добавила кубики льда в свой стакан с лимонадом.

— Нет, они и сами сейчас не в Англии. Отец работает в нефтяной компании, и прошлым летом его перевели в техасскую контору на пять лет. И он и мать уговаривали меня с Томасом поехать с ними, но я предпочла независимость. Так я оказалась здесь. А мой брат-дипломат отбывает «срок» в Брюсселе.

— Не проще ли было наслаждаться независимостью дома?

— Нет. — Эшли начал уже надоедать очередной допрос. — Я подумала, что в кустарном производстве в Алгарве найдется ниша и для моих артистических наклонностей и я смогу зарабатывать на жизнь, не отдавая Томаса в ясли. Такой нишей стала разрисовка изразцов. К тому же жизнь здесь дешевле, и денег хватит на большее.

— Ты могла бы сбывать свои плитки на английских курортах. — Витор явно не был удовлетворен ее доводами. — Решиться же переехать в другую страну, в которой к тому же говорят на другом языке…

— Тебе следовало бы помнить, что я уже знала немного португальский, так что мне понадобился лишь ускоренный курс, и через два месяца я уже сносно говорила на нем. — Эшли уже начинала утомлять привязчивость Витора. — Теперь я чувствую себя как дома.

— Ты собираешься остаться здесь надолго?

— Пока мои не вернутся из Штатов. Да и потом не уверена. Может, останусь.

— Томаш будет расти в Португалии?

— Здесь отличный климат для ребенка. Он еще ни разу не простужался и…

— Я все понял, — прервал ее Витор. — Жизнь здесь — сплошной восторг.

Эшли нахмурилась. Уж не перестаралась ли она? Но не могла же она назвать истинную причину своего переезда.

— Когда я прочитал где-то, что подруга Саймона Купера родила мальчика, признаюсь, меня это немало удивило, — сознался Витор, глядя на Томаса, занятого своими игрушками. У нее похолодела спина.

— Ты считаешь, что мне следовало сделать аборт?

— Мне приходило это в голову.

— Поскольку я осталась без мужчины, ты решил, что я не оставлю ребенка? — обиженно спросила она.

Подобные намеки ей приходилось выслушивать и от других. Пусть ее беременность была незапланирована и ей суждено было остаться матерью-одиночкой, но ей и в голову не приходило отделаться от ребенка.

— Не в этом де…

— М-р-р-р, — произнес Томас, дергая Витора за брючину. Поиски малыша увенчались успехом, и сейчас он размахивал алой спортивной машинкой — гордостью своей коллекции. — Р-р-р, р-р-р.

Витор опустился на корточки и, к ликованию ребенка, восхищался минуты две его игрушкой.

— Спасибо за угощение, — сказал он, поднимаясь. — Не хочу тебя огорчать, но мне пора.

— Какая жалость! — откликнулась Эшли и, посадив Томаса на свое бедро, проводила гостя к выходу.

— Какая машинка! — радостно воскликнул малыш, увидев «БМВ».

— Когда я расскажу матери о Томаше, она вскочит на своего любимого конька, — сухо бросил Витор, открывая дверцу машины.

— Это на какого же?

— Она начнет хныкать, что мне уже тридцать восемь и что, не женись я в скором времени, она будет слишком стара, чтобы получить удовольствие от своих внуков.

Значит, он не женился на манекенщице, подумала Эшли. Не женился вообще.

— Как поживает твоя мать?

— Да жива-здорова. — Витор сел за руль. — Она будет в восторге, узнав о нашей встрече, — бросил он в открытое окошко, — Она все еще души в тебе не чает.

— Взаимно. — Эшли улыбнулась.

Когда она познакомилась с вдовой Маргридой д'Аркош, матерью Витора, между ними возникла взаимная симпатия. Через несколько часов, проведенных с кроткой седовласой женщиной, Эшли уже считала ее своей лучшей подругой.

— Пожалуйста, передай ей мой привет.

— Обязательно. Я также немедленно отправлю тебе письмо с официальным предложением. Буду тебе весьма признателен, если ты отнесешься к нему со всей серьезностью, и, — его темно-карие глаза притянули ее взгляд, — помни, что меня всегда устраивала только победа. — Витор поднял руку в прощальном приветствии. — Прощай.

Вздохнув, Эшли вернулась в дом. Не сделать ли ей крутой поворот и не продать ли ему дом? Ее согласие обещает одно несомненное преимущество: он избавит ее от своих визитов. Если же не прекратить его визиты, останется опасность, что, увидев Томаса во второй, третий, четвертый раз, Витор убедится в сходстве, сравнит даты и поймет, что у его матери уже есть внук! Но ей не следует дожидаться, пока Витор увидит сходство, она должна сама сказать ему.

Когда Томас занялся своими игрушечными машинками, Эшли присела за кухонный стол. Ее память вернулась к событиям двухлетней давности. Катализатором всего случившегося, размышляла она, был Саймон. Стройный, подвижный Саймон…