1

В крошечной пещерке, затерянной высоко среди утесов на скалистом побережье Фессалии, жрица Гекаты оторвала взгляд от воды в сосуде. Чистую влагу она использовала вместо магического кристалла.

От берегов Африки на север плыли корабли. Видения оказались пугающими. Океаны крови, рушащиеся города и заваленные трупами улицы. Неприкаянные призраки. Изголодавшиеся звери. Вещая вода показывала чудовище, явившееся в мир.

Хризата улыбнулась. Ее расширенные зрачки были черны, как море у подножия скал за порогом ее убежища. Заплетенные в свалявшиеся косицы волосы висели спутанным гнездом. Ее хозяйка, Геката, покровительствовала ведьмам. Богиня не требовала иных жертв, кроме занятий колдовством. Однако под влиянием Рима привычный миропорядок переменился, и число последовательниц Гекаты уменьшилось. Хризата, живущая в Греции, была одной из немногих оставшихся жриц. Ее повелительница впала в немилость как у богов, так и у смертных. Геката принадлежала к титанам, которые некогда обладали безбрежной властью над землей и морем. Но, воспротивившись похищению Персефоны, нажила себе врага в лице Аида.

Владыка царства мертвых взял в жены Персефону. Гекату же заковал в цепи и приказал ей стеречь вход в преисподнюю, сделав главой своры псов.

Долго же Хризата ждала этого дня.

Она не забудет видение с алым заревом на горизонте. Солдаты рыскали по селениям. Они искали не врагов, но людей, подобных Хризате. Тех, кто посвятил себя темной магии. Империя вербовала союзников, но римляне понятия не имели, как сильно искушают богинь судьбы и кого могут разбудить от тысячелетнего гнета.

Хаос таил в себе возможность обновления и перемен. Геката, томившаяся в неволе, почти утратила былое влияние. Теперь она освободится. Она — гораздо старше остальных божеств, которые властвовали в Аиде. Ее силы были безыскусны и глубоки, как сама земля, обжигающий жар лавы и леденящий холод зимних ветров. Сердце Гекаты сотворено из похоти и голода, убийства и восторга. Если Хризата найдет способ обернуть эту мощь себе на пользу, Геката возвысится снова, а вместе с хозяйкой — и ее жрица.

Хризата сняла с узловатого пальца опаловый перстень с вырезанным ликом богини и бросила его в чашу. Вода подернулась рябью и померкла. На сегодня уже достаточно.

Жрица стала торопливо озираться по сторонам, равнодушно скользнула взглядом по куче костей в углу пещеры. В дорогу она взяла лишь несколько кожаных мешочков: снадобья редкостных составов, пчелиный воск и древний сточенный нож с лезвием не толще волоса.

Бормоча что-то по-гречески, она босиком зашагала по узкой тропе навстречу солдатам.

С каждым шагом она преображалась до неузнаваемости. Колтуны в волосах распутались. Костлявое тело приобрело соблазнительные изгибы, морщинистая кожа стала шелковистой, глаза превратились в зеленые омуты.

Когда ее заметили легионеры, посланные Марком Агриппой, Хризату было невозможно отличить от местной юной красавицы.

 

2

Волны швыряли корабль как игрушку. Дерево скрипело и трещало, сквозь щели сочилась соленая вода. Судно везло товары и рабов из Африки в Италию, из-под палубы доносились рев и грызня животных. Им предстояло участвовать в боях на арене Большого Цирка. В столице их разместят в катакомбах под городскими улицами, и до прохожих будут доноситься приглушенные звуки, словно Африка превратилась в подземное царство Рима.

Встревоженные матросы сновали по палубе. Они всем скопом налегали на канаты, поправляли паруса и напряженно вглядывались во тьму. Нет ли дурных знаков? В оснастке свили гнезда ласточки, а свесившись с кормы, еще недавно можно было рассмотреть диковинное чудище. Гигант с острым плавником некоторое время преследовал судно и, конечно, представлял опасность. Моряки не чувствовали спокойствия с тех самых пор, как покинули порт. Еще бы, с таким-то грузом. А те, кто кормил животных, нервничали еще сильнее.

В трюме, освещенном скудным светом фонарей, творилась суматоха.

Вдруг по палубе пронеслась коза. Ярко белела слипшаяся кисточками белая шерсть.

В небе кувыркалась ласточка.

На корабле стоял запах прелой шерсти и растоптанного зерна. Дух голода.

Все было неладно.

Взревел лев. Что-то с грохотом покатилось по полу, затем опять раздался рык хищника. Жалобно заблеяли козы. Захлопали, взметая стоячий воздух, широкие крылья и стихли. Процокали по деревянному настилу копыта, зазвенели цепи. Шесть львов. Столько же тигров. Газели, зебры, крокодилы, страусы, носорог и гиппопотам — последнего изловили с величайшим трудом. Египтяне поклонялись зверям и одновременно боялись их, считая, например, гиппопотама воплощением злого бога Сета. А он, в свою очередь, даже в клетке представлял опасность для любого, кто отважился бы к нему приблизиться.

Кроме того, в трюме везли рабов, захваченных в бою. Мужчинам предстояло пополнить ряды гладиаторов, женщинам — отправиться на работы в прачечные, бордели и кухни. Живой товар путешествовал вперемешку. Люди бок о бок со зверьем. Скоро кровь невольников прольется на потеху любящей развлечения римской публике. Их история будет записана красными чернилами в серой пыли.

Из закутка под палубой долетел обрывок песни, а юнга проворно взобрался на верхушку мачты.

Николай Дамасский сжался в комочек в убогой каюте и стонал. Морская болезнь совершенно его доконала.

Почему он тянул с отъездом из Египта? Три месяца миновали с того дня, когда он стоял перед царским дворцом, готовый к бегству.

— Царица мертва! — закричали глашатаи Александрии и вывели его из оцепенения. Николай, к стыду своему, испытал невыразимое облегчение. Она покончила жизнь самоубийством. Значит, проблемы решены. Потом он то ли с горя, то ли на радостях очутился в борделе. Женщина, которую он купил, не была ни молодой, ни хорошенькой, но являла собой торжество плоти над миром духа. Широкобедрая и пышногрудая, обильно надушенная и закутанная в покрывала из дешевой ткани. Он зарылся лицом ей в волосы, вдохнул их запах, празднуя возвращенную свободу.

Позже он болтался по городу, охваченный сомнениями. Тем временем по улицам поползла тревожная молва. Дескать, Октавиан обыскал мавзолей, в котором покоилось тело царицы, но труп исчез. Испарился. Еще Николай услышал, что римляне разыскивают ученого из Дамаска, наставника царских детей.

Стены за воротами Мусейона были исписаны его именем и обещаниями награды. Он понимал, что «товарищи» могут с равной вероятностью как спрятать его, так и выдать. Александрия пала, и кошельки горожан отощали. Нужно было немедленно выбираться из Египта.

Порт оказался закрыт и тщательно охранялся. Николай подкупил бродячего музыканта, и тот вывез его, спрятав в огромном барабане. Так он очутился за пределами городских стен. Два с лишним месяца ушло только на то, чтобы, рискуя жизнью, добраться до гавани. Он пробирался деревнями, петляя и запутывая следы. Возможно, за ним уже охотятся… Римские патрули были повсюду, а люди Марка Агриппы отличались упорством и настойчивостью. В каждом селении Николаю рассказывали о пропавшем ученом из Дамаска. К счастью, он овладел великим множеством языков и торопливо отвечал, что никогда не бывал в Дамаске. Ни разу. А образованность? Да просто служил подмастерьем у хлебопека.

За время невеселого путешествия он повидал тысячи статуй и резных изображений Клеопатры. Они оказались разбиты и завалены камнями. Уничтожались все, кроме тех немногих, которые распорядился изготовить император.

Мастера, трудившиеся над изваяниями, упоминали странные требования захватчиков. Октавиан приказал завершить строительство храма, который заложила царица. Камнетесы должны были украсить стены святилища фигурами Клеопатры и ее сына, приносящих дары Исиде.

Декор являлся традиционным. Рядом с Цезарионом высекли его миниатюрную копию. Души знати всегда представлялись подобным образом.

Кроме Клеопатры.

Октавиан приказал изобразить царицу в храме Тентира без Ка — души, сопровождающей ее в Дуат.

Большинство полагало, что здесь заключена намеренная издевка, глумление над женщиной. Рим подчинил себе Клеопатру. Она символически лишилась души и низверглась с заоблачных высот. Этакое изящное метафорическое оскорбление.

У Николая Дамасского имелось другое подозрение.

Что Октавиан знает?

Когда он прибыл в порт, то запрыгнул на первое же попавшееся судно, «Персефону». Греческий корабль оказался битком набит рабами, животными и вроде бы направлялся в Афины. С капитаном Николай расплатился монетами с отчеканенным профилем царицы. Причем обошлось ему это дороже, чем он рассчитывал.

— Их сейчас переплавляют, — сообщил капитан.

Портреты свергнутых правителей на деньгах уничтожить легко. Сперва их превращают в жидкий металл, а потом отливают заново. Новые монеты украшали лики Октавиана Августа и его военачальника, Марка Агриппы. На обороте отчеканили крокодила в оковах.

— Тогда забирай все, — пожал плечами ученый. — Мне нет от них прока.

Они находились в плавании уже неделю, когда Николаю пришло в голову поинтересоваться, куда направляется «Персефона».

— В Рим. Везем зверей на праздник в честь покорения Египта.

Николай расхохотался бы, не будь положение столь идиотским. Ну, разумеется. Он находится на корабле, который доставит его прямо в лапы к врагам.

Он выбрался из каюты и, стоя на палубе, наблюдал, как суденышко сражается с волнами. Неужели, несмотря на все ухищрения, его конец близок? «Персефона» накренилась, в зеленой пучине словно мелькнули разнообразные видения. Однако ни одно из них не сулило надежду на спасение. Акулы с тусклыми серыми глазами. Переплетения щупальцев. Никакой красоты и гармонии. Ни намека на сирен из великих поэм. На мгновение ученый подумал о своем кумире, Гомере. Тот прожил простую жизнь поэта и умер достойно. Он был не дурак, не чета Николаю. Не связывался с магией, которой не понимал.

Николай вздохнул и потер глаза. Можно затеряться в пустыне или вернуться к царю Ироду, при дворе которого он прежде служил.

Но богини судьбы распорядились по-своему. Он последовал за ней в Италию, хотя и не по своей воле. Она будет преследовать римлян и искать уцелевших детей. Николай не сомневался, что она явится именно в столицу империи.

Он провел рукой по отросшим волосам, пытаясь подхлестнуть разум и отогнать сонливость. Угораздило же его очутиться на утлой посудине посреди бушующего моря!.. И он вообще не может остановить то, что выпустил на свободу. Но где же выход? Есть же в истории легенды о смертных, одержавших победу над богами? Годы корпения над книгами, а он понятия не имеет, как ему поступить.

Внезапно он резко выпрямился, прислушиваясь.

Откуда-то снизу донесся тот же звук. Пронзительный крик. Стон. Вопль.

Кто-то умирал в чреве трюма.

 

3

Вождь племени псилов выдавил из клыков змеи последние капли яда. Однако его взгляд был прикован к песчаной завесе, застилающей горизонт. Он уложил питомцев в походные корзины.

— Тише, — сказал он, любуясь черными бусинками глаз на переливчатых клиновидных головках. — Спите, мои хорошие.

Усем успел нанести на лицо походную раскраску. Эбеновую кожу покрывали разводы красноватого пигмента и драгоценных фиолетовых чернил. Он водрузил на голову церемониальный убор, повесил на шею украшения из коралла. Скрываться от римлян бесполезно. Они регулярно нанимали кочевников для того, чтобы умело убрать очередного противника или, наоборот, исцелить отравленного. Самого Усема всего три месяца назад приглашали в Александрию помочь Клеопатре. Он пытался высосать яд из раны, положив пальцы ей на сердце, но вернуть царицу к жизни не получилось.

Тогда он понял, что не змея убила Клеопатру. Но так и не смог определить причину смерти. Прекрасная и блистательная, она будто спокойно спала в роскошных покоях. Раньше он никогда не сталкивался с чем-то подобным.

Усем захотел втолковать это человеку, который теперь стал императором. А римлянин отмахнулся от него. В конце концов псил сдался, забрал плату и покинул дворец.

Вернувшись из Александрии, Усем обратился за советом к ветру. Тот странствовал повсюду и все видел. И он получил ответ. В мир явилась темная богиня, одна из древних. Клеопатра превратилась в ее земной сосуд.

Силы Хаоса пробудились.

Змеи выползали из гнезд, а львы устраивали набеги на селения. Охваченные паникой слоны не разбирали дороги. Однажды один из соплеменников Усема наблюдал за царицей, идущей по пыльной дороге на юге Египта. «Воздух содрогался от ее мощи», — сообщил он. Перед тем как двинуться дальше, она убила нескольких жителей деревни. Кочевники обнаружили их тела на обочине — бледные и сморщенные, обескровленные.

Пару дней назад знаки прекратились. Усем был не настолько глуп. Он знал, что затишье предвещало новую битву. Даже если царица покинула Африку, ничего не будет прежним. Мир безвозвратно изменялся, ее деяния нарушали равновесие. Появление богини не сулило ничего хорошего.

Море бушевало. Яростные валы обрушивались на стены Александрии, выбрасывая на берег невиданных доселе зверей.

Перерожденную Клеопатру разгневали римляне, но ее месть распространится по всей земле. Однако Усем не испытывал страха. Он происходил из племени воинов. А награда в сражении была велика. И речь шла не о золоте, хотя обычно за услуги с псилами расплачивались именно звонкой монетой. На кону стоял вопрос жизни и смерти. Усем рассчитывал обернуть новый расклад себе на пользу. Римляне в отчаянии. Он воспользуется их беспомощностью, чтобы торговаться. Если они хотят заручиться поддержкой псилов, пусть выкажут щедрость.

Он знал истинную цену.

Усем бросил взгляд на бескрайнюю пустыню, верблюдов и собственный дом. Его дети, три дочери и трое сыновей, сгрудились в шатре вокруг бабки. Та раскинула руки, обнимая всех внучат сразу.

Солдаты уже скакали к стойбищу. Усем накинул на плечи шкуру леопарда, которая олицетворяла собой ночное небо и служила облачением для жрецов. Если они желают прибегнуть к дару псила, то должны и сами кое в чем разбираться.

— Я готов отправиться вместе с вами, — отчеканил он их предводителю.

— У тебя нет выбора, — усмехнулся дюжий центурион. Они прибыли на лошадях, а значит, дело было крайне спешное. В противном случае явились бы своим ходом. — Император повелевает тебе явиться.

Псил разразился сухим дробным смехом, от которого задребезжали украшения у него на шее. Песок вокруг взвился небольшим вихрем. Он отлично ладил с ветром, вот и сейчас призвал его на помощь.

Небо вдоль линии горизонта сильно посерело, в поднявшейся пыли стали различимы очертания грозных рогатых тварей. Они двинулись на незваных гостей, из красных глаз полетели молнии.

Солдаты попятились прочь, стуча зубами от страха и потрясенно переглядываясь. Именно подобного эффекта Усем и добивался.

— Выбор есть всегда, — произнес псил, вскакивая в седло и наподдавая босыми пятками по бокам лошади. — Я свой сделал. Мы едем на войну.

 

4

Крик повторился — пронзительный, отчаянный и истошный. Следом прозвучал низкий раскатистый рык. Николай вздрогнул. По палубе с бранью заметались охваченные паникой матросы.

— Если львы вырвутся на свободу, — заявил один, — я заберусь на мачту.

— Они же умеют лазать, — заметил второй. — Ты что, ни разу не видел льва, растянувшегося на суку? Лучше прыгать в воду.

Оба как по команде выглянули за борт. Зловещая тень все так же преследовала «Персефону». Только теперь она была не одна: корабль сопровождала целая туча морских хищников. Капитан, просоленный морской волк с татуированными руками, посмотрел на акул и сплюнул. Вытащил меч и решительно призвал команду к порядку.

— Львов мы перебьем или загоним обратно в клетки, — произнес он. — Нечего бояться, ребята.

Опять послышался рев, а через секунду — крик.

И еще раз.

А потом настала тишина. Она затянулась слишком надолго.

Ласточки, сидевшие на реях, дружно взвились в воздух. Луна прокатилась по небосклону, а из-за горизонта выглянуло солнце. Светило будто ухватилось за край моря пламенеющими пальцами. Но никто из команды не сдвинулся с места.

Желающих отправиться на разведку в трюм не находилось.

— Звери спят, — произнес капитан без особой уверенности в голосе. От воя у него до сих пор сосало под ложечкой. — Наелись и успокоились.

Матросы молчали. Рабы-гладиаторы, помимо прочего, были дорогим товаром. Спускаться вниз, чтобы обнаружить их останки, не хотелось никому. Кроме того, оголодавшие твари, растерзавшие людей, до сих пор бродили на свободе.

— Пойду посмотрю, — сообщил одинокий пассажир.

Моряки изумленно уставились на него.

Этот малый определенно спятил. Ночью он метался в гамаке и бормотал что-то на совершенно незнакомых языках.

Но он не являлся членом команды, поэтому они позволили чудаку отправиться на верную смерть.

— Сколько там львов? — осведомился Николай, остановившись перед запертым люком.

— Шесть, — ответил капитан.

— Если на свободе один, то и остальные тоже?

— Именно.

Капитан вооружился стрелами с наконечниками, смазанными аконитом. Он передал Николаю щит и меч. Моряки выстроились в ряд в ожидании, когда хищников выгонят на палубу.

Николай начал спускаться по трапу в трюм, каждую секунду ожидая ощутить на спине горячее дыхание. Фонарь, который он захватил, не мог разогнать тьму. За пределами узкого кольца света таилось нечто чудовищное.

О чем он думал, когда вызывался пойти на разведку?

Хотя он почти покойник. Бывший наставник детей Клеопатры в розыске, его везут в Рим.

В темноте слышалось размеренное дыхание. Николай поднял фонарь над головой. Рука, державшая меч, дрожала.

На полу растянулся громадный рыжий лев с янтарными глазами. Грива слиплась от крови. Зверь бесстрастно взглянул на Николая, затем равнодушно приподнял губу и обнажил длинные зубы. Живот у историка свело от страха. Впрочем, их разделяла решетка. Этому не удалось вырваться из клетки.

Послышался новый звук. Свист воздуха, рассекаемого в бесшумном прыжке.

Николай стремительно обернулся. Мимо него пронесся золотистый лев. Ученый вдохнул запах шелковистой шерсти, гладкой шкуры и мускуса.

Николай медленно повернул голову и сосчитал хищников. Шестеро.

Но здесь находился седьмой.

Внезапно заплакала какая-то женщина. Он осторожно двинулся к двери, ведущей в отсек с рабами. Не успел Николай переступить порог, как фонарь погас. Трюм погрузился в кромешный мрак. Все прочие чувства историка мгновенно обострились, компенсируя временную слепоту.

В нос ударил едкий дух немытых тел, пота и соли, крови и фекалий.

Просачивающийся под кожу жар, исходящий от стен и пола.

Всхлипывания не умолкали.

К счастью, сквозь трещину в борту корабля пробивался свет. Николай углубился в отсек, внимательно выбирая, куда ступить. Он постоянно поскальзывался на чем-то, но предпочитал об этом не думать.

Он обнаружил ее не сразу. На полу навалили солому и…

Он споткнулся обо что-то твердое и одновременно бесплотное. Глаза уже привыкли к темноте, и он отшатнулся.

Тела.

Плач продолжался, но стал тише.

Николай зажал рот ладонью, подавив приступ тошноты. Лев убил всех невольников. Пощадил лишь рыдающую женщину. Ученый потрясенно огляделся. Каждая жилка в теле буквально завопила. Скорей бежать отсюда прочь, взобраться по лестнице вверх…

Но где же зверь?

Кто-то быстро прыгнул перед ним в тусклом свете. Николай наугад взмахнул мечом. Никакого результата.

— Ты меня так не убьешь, — прошелестел голос ему на ухо.

Николай крутанулся на месте, рубанул клинком воздух. Плечи одеревенели. Сердце гулко стучало, и он вдруг понял, что…

…голос принадлежал ей. Он загрубел и перестал быть чистым и звонким. Ведь он часто слушал, как она рассказывала сказки, пела, звала своих детей. Произносила слова заклинаний. Именно он учил ее правильно их выговаривать.

— Ты хочешь умереть? — осведомилась она. Послышался приглушенный всхлип, полный отчаяния. — Я не могу остановиться. Уходи, если хочешь жить.

Он приблизился к ней. Она свернулась калачиком на мотке каната.

— Откуда ты взялась? — выдавил он. Неуместный вопрос.

Она вскинула на него глаза. Ее зрачки мерцали. Измученное заплаканное лицо, распухшие губы…

— Я изменилась, — произнесла она. — Я не имею ничего общего с человеком.

Во что превратилась его жизнь? Каким ветром его занесло на корабль, который перевозит рабов в Рим? Почему он встретился с созданием, бывшим некогда повелительницей Египта?

— Царица Клеопатра, я — Николай Дамасский. Наставник твоих детей, — прошептал он. — Я тебя знаю.

У нее вырвался странный звук — нечто среднее между смехом и рыданием.

— «Знал», — поправила она. — Теперь ты даже не догадываешься, на что я способна.

Она протянула к нему изящные пальцы, выпачканные кровью. Другой рукой она прижимала к груди небольшой сверток.

— Что ты наделала? — неожиданно тонко и пронзительно воскликнул историк. Он практически потерял сознание, но откуда-то изнутри поднялась волна гнева, заглушившая страх. — На корабле была сотня рабов.

— Ну и кто они, по твоему мнению? — парировала Клеопатра. Она приподняла подбородок, и в этом движении проступила былая горделивость. — С ними обращались как со скотиной. Им давали ту же пищу, что и животным. Правда, поменьше. Я родилась царицей, потом стала львицей, затем рабыней… А теперь я — дикий зверь и хочу есть. Разве я должна голодать?

— Где остальные? — вымолвил Николай.

Клеопатра кивнула на дыру в борту корабля.

Историк заметил обрывок ткани, зацепившийся за щепку.

Акулы. Николая осенило, когда он вспомнил громадный хвост из серебристых тел, слитых воедино. Они тянулись за «Персефоной» всю дорогу.

— Если ты знал меня раньше, помоги мне сейчас, — попросила она.

Он отступил на шаг назад. Он не осмелиться взять то, что Клеопатра собиралась ему вручить.

Однако она развернула сверток. Николай увидел мальчика лет четырех. Мертвенно-бледные щеки, темные спутанные волосы.

Ребенок открыл глаза и в ужасе уставился на ученого. Он выхватил мальчика у царицы. Тот оказался цел и невредим.

— Вот его мать. — Она прикоснулась к трупу на полу. — Он тоже мог пострадать, но я удержалась.

Она разжала кулаки и показала длинные борозды на ладонях.

Ее муки заставили Николая испытать раскаяние. Она не была чудовищем. Где-то внутри нее пряталась прежняя Клеопатра.

— Я не стала бы убивать ребенка. Поверь мне. Богиня завладевает мною, ее голод неутолим. Я думала, у меня хватит сил противостоять Сохмет.

Ученого раздирали угрызения совести. Ведь он раздобыл древнее заклинание. Это из-за него Клеопатра переродилась.

Сохмет не нужны ни золото, ни драгоценные камни. Она жаждала только крови. Начав убивать, она не могла остановиться. Такова была ее природа. Клеопатра уничтожала все вокруг не по собственной воле. Николай перевел текст свитка, притом скверно. А она осталась без защиты перед разгневанной богиней.

Иначе царица была бы действительно мертва и похоронена. И он никогда не оказался бы на «Персефоне», преследуемый римлянами как преступник.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Мои дети в Риме у императора. Помоги отыскать их. Он убил моего мужа и сына. Он погубил меня.

— И тем не менее ты жива.

— Значит, ты ничего не понял.

Она взяла Николая за руку и положила ее себе на грудь. Ученый попытался отдернуть ладонь, но Клеопатра не дала. Она держала ее, пока он не почувствовал, что сердце царицы не бьется.

— Я согласен, — прошептал он.

 

5

Далеко на севере, в чаще леса, Ауд стояла на коленях у постели роженицы. Вдруг она ощутила приближение легионеров. Роженица охнула. Огромный живот приобрел синеватый оттенок и окаменел. Тюфяк под женщиной пропитался кровью. Ауд досадливо зашипела. Приближающиеся всадники отвлекали ее. Сейчас ей необходимо сосредоточиться. Руки затряслись от напряжения. Слишком она стара.

Снег бесшумно ложился на мягкие лапы сосен. У нее на родине боги являлись в сполохах северного сияния. Любуясь сияющим небом, танцевали на красноватых облаках и подпевали грому. А тут о ее крае никто даже не слышал. Крестьяне называли далекие земли Океаном, будто те были чем-то вымышленным и давно затонувшим. Однако она прожила на чужбине долгие годы. Она пересекла море ради того, чтобы очутиться в этом лесу. Ее место в узорчатом полотне мироздания требовало присутствия Ауд именно здесь. Стук копыт по мерзлой земле был уже явственно слышен, и Ауд негромко выругалась. Она не ждала римлян так скоро.

Ауд являлась прядильщицей судеб, сейдконой, но впервые в жизни она не могла узреть картину будущего целиком. В мире случилось нечто серьезное. Многие месяцы она тщетно пыталась понять причину. Она лишь знала, что некоторые нити в рисунке судьбы оборвались, а в полотно времен вплелась темная канва.

Разрушение и кровопролитие. Новое пришествие древних богов.

Смерть.

Даже если человечеству суждено погибнуть или погрузиться в боль и хаос, сейдконе нельзя было вмешиваться. Ауд понимала свое положение. Ей не полагалось влиять на судьбу мира, но удержаться она не могла. Хотя она изрядно ослабела (не то что в молодости), Ауд всю свою жизнь противостояла Хаосу, который пытался возобладать над строгим порядком Вселенной. Смерть не страшила ее. Сейдкона лишь боялась, что та заберет ее раньше срока. А ей надо завершить начатое.

Она оторвана от родины и своего народа. И она нарушила правила.

Два дня назад сейдкона окончательно и бесповоротно переступила черту. Ауд вплела нити собственной судьбы туда, где узор начинал путаться.

Роженица запрокинула голову, ее глаза расширились, как у перепуганного животного. Сейдкона торопливо обхватила негнущимися пальцами прялку. Женщина завыла, забилась и выгнулась дугой, покорная магии Ауд.

Прядильщица подхватила выскользнувшего младенца. Девочка. Мертвая. Губы и веки у нее оказались темно-голубые. Ни искры жизни, ни сердцебиения.

Она была мертва уже часа три, никак не меньше.

В дверь забарабанили. Послышались грубые голоса и конское ржание. Сейдкона крепче сжала в руке прялку. Пальцы быстро заработали. Она спасет ребенка. В полотне мироздания свое место есть у каждого. Девочка получит бесценный подарок — долгую жизнь, полную будничных чудес. И это будет последнее дело Ауд в лесу.

Она прижалась губами к ротику малышки и произнесла только одно слово. Она вдохнула его в младенческие легкие в тот самый миг, когда дверь с грохотом распахнулась. В хижину ввалились солдаты. Новоиспеченная мать закричала. Сейдкона подняла глаза, но увидела лишь мужские силуэты на фоне распахнутой двери.

Ауд выволокли наружу и швырнули на седло, разорвав ее кожаный плащ и стащив с седой головы капюшон.

Из домишки донесся плач ребенка, поначалу слабый, потом более громкий и уверенный. Сейдкона улыбнулась. В этот миг что-то острое ударило ее по черепу, и мир вокруг померк.

Спустя пару часов она очнулась от яркого света. Она все так же валялась на седле, привязанная веревками. В нос бил запах кожи и солоноватый конский дух. Позади нее сидел римлянин.

Легионеры приехали за сейдконой по ее собственному велению, но ничего даже и не подозревали. Благодаря умелым манипуляциям с нитями судеб Ауд в скором времени предстояло очутиться в самом сердце тьмы. Она станет частью нового рисунка. Там ей суждено умереть. Она знала. Впрочем, иного выбора не было.

Из рассеченного лба текла кровь, пятная бледную кожу бедра. Рука всадника, державшая ее за талию, пошевелилась. Ауд, оскалив зубы, зарычала.

— Она приходит в себя, — произнес он. Язык лесных жителей давался ему с огромным трудом. — Я — Марк Агриппа. Ты едешь с нами в Рим.

 

6

Палящее солнце напекло императору макушку. Октавиана везла колесница, запряженная четырьмя белыми конями. Он облачился в расшитую золотом тогу, безупречными складками задрапированную поверх туники. На голове красовался лавровый венок.

Он спокойно взирал на толпу римлян. Ему словно и не мерещился враг, затаившийся в гуще зевак. Он будто и не ведал, что земля содрогнется и Рим превратится в руины. Им предстоит война с чудовищем, и союзники Октавиана должны не сомневаться, что власть дарована ему богами.

Но где Марк Агриппа? Легионеры отправились в разные концы света, чтобы заручиться поддержкой, необходимой Октавиану. Прошло много месяцев, но ни один из них не давал о себе вести. А вдруг Агриппа столкнулся с ней? Конечно, он, Октавиан, виноват. У него не хватило духу рассказать военачальнику о том, что Клеопатра воскресла.

Натянуто улыбаясь, Октавиан ехал по улицам столицы, следуя за «трупом» поверженной царицы Египта. Скульптор придал изваянию мертвой Клеопатры с гадюкой на груди поразительное сходство с оригиналом. Ее несли на пышно украшенных цветами носилках. По обеим сторонам брели ее дети с тяжелыми цепями в руках. Самый младший шагал впереди. Селена шествовала с горделивым видом. Распущенные волосы девочки струились по спине. Лицо окаменело. Селену словно высекли из того же мрамора, что и мать.

Жестокая шутка судьбы! Марк Антоний, который не нуждался в наследниках, стал отцом по меньшей мере четырех сыновей и нескольких дочерей. А Октавиану боги ниспослали только одно дитя — девочку, не способную быть преемницей императорской власти. Одиннадцатилетняя дочь Юлия сидела в колеснице возле Августа. Однако Римом не могли править женщины.

Октавиан погрузился в неприятные мысли о царицах. Со времен Александрии он ночи напролет проводил без сна. Он мерил шагами покои, неотвязно преследуемый картинами, которые увидел в глазах Клеопатры. Крылатые твари и палки, мечущие молнии. Груды трупов в придорожных канавах. Сражающиеся дети, женщины, мужчины. Он задремывал лишь на час, просыпался с неизменным криком и выскакивал из кровати. Октавиан нанимал сказителей и музыкантов. Они без устали развлекали императора песнями и преданиями об отважных героях и славных победах. Но и при свете дня он боялся, что его одолеют кошмары. Он опасался даже слишком сильно откидываться на подушки и расслабиться.

Наверное, он лишился рассудка, когда отправил своего главного защитника на поиски странных людей. Ведьм. Колдунов. Спасителей. Вероятно, их вообще не существует.

Октавиан попытался взять себя в руки. Агриппа и его люди выполнят повеление императора. Полководец не одобрял и не понимал выданных ему указаний, однако Агриппа отвечал не за все. Октавиан должен встретить ее во всеоружии, как Александр Великий. Он прибегает к не вполне обычным средствам. Но здесь нет ничего постыдного. Биться-то предстоит с существом, чья природа далека от человеческой. В распоряжении Рима — легионы, сто пятьдесят тысяч солдат, готовых выступить в поход по первому его слову. Плюс еще триста пятьдесят тысяч человек, если брать в расчет солдат, стоящих на союзных территориях. Правда, она обладает огромной силой, поэтому Октавиану надо нечто большее, чем армия. Он запретил колдовство в Риме, но сейчас ситуация изменилась.

В конце парада Октавиан предстал перед народом и принял новое имя. Этот миг он многие годы рисовал в своем воображении, но тот не принес ему никакой радости. Имя «Август» он выбрал с намеком на то, что его правление предсказали жрецы-авгуры. Теперь секстилис — месяц, в котором он завоевал Египет, будет назваться в честь победителя. Август, посчитал Октавиан, станет ежегодным напоминанием о том, что подданные Клеопатры сдались.

Теперь он жалел о принятом решении. Египет не покорился.

Напротив, он пришел в движение.

Римляне ликовали, размахивали флагами и шарфами. Люди забрасывали колесницу цветами и скандировали: «Август!» Солнечные лучи заливали улицы Рима. В прошлый раз Октавиан представал перед такой огромной толпой, когда казнили сына Клеопатры. Сегодня он получил триумф и славу под именем отца Цезариона.

Гай Юлий Цезарь Август.

По коже у него побежали мурашки, под ложечкой тревожно засосало. Уже на обратном пути он заметил в волосах седые пряди. На седьмой вечер морского путешествия за ужином он, холодея от дурного предчувствия, поднес руку ко рту и вытащил совершенно целый зуб.

Худшей приметы и придумать невозможно. Октавиан одернул себя. Он не верит в подобные глупости.

Когда церемонии завершились, он поспешил во дворец. Взбежал по мраморным ступеням и, взмахом руки отослав советников, укрылся в кабинете. Налил в чащу неразбавленного вина. Потом откупорил маленький флакончик, в котором, по уверению лекарей, находилось сильнейшее противоядие. Это был териак, изготовленный по личному рецепту Юлия Цезаря. Он защитил его благодетеля от всего… кроме предательства друзей. Помимо прочих редкостных и отвратительных на вкус веществ, снадобье содержало корицу, ладан, сушеный помет скарабея, акацию и рододендрон, аконит и ирис, анис и скипидар. А еще — растертые в пыль кости царей, змеиный яд и — самое главное — маковую росу с ледников Италии. Кроме того, он передал врачевателям обрывок савана, который прихватил из гробницы Александра.

В результате зелье имело запах настоящего поля боя, с которого три дня не убирали тела. Август заставил себя проглотить несколько капель, залпом осушил чашу с вином и налил себе вторую.

Лишняя предосторожность никогда не помешает.

Август выглянул в окно и сощурился от яркого света. А мысли погрузились во тьму. Она неминуемо наступит, что бы он ни сделал для защиты империи.

Он просто надеялся, что Рим встретит ее во всеоружии.

 

7

В порту Остии, главной римской гавани, жизнь била ключом. Прибывающие легионеры быстро вливались в армию, на корабли грузили зерно, ткани и рабов. Моряки и солдаты сговаривались со шлюхами.

Среди привычного оживления разгружали корабль с долгожданным живым грузом. Звери предназначались для празднования в честь возвращения в Рим первого гражданина империи. На них накидывали веревки, надевали намордники и выпихивали в толпу.

Первыми по сходням «Персефоны» спустились зебры. Они так усердно цокали копытами, что доски кое-где треснули. Следом повели газелей, от ужаса закатывающих глаза и обнажающих голубоватые белки. Гордо выступающие страусы с длинными подрагивающими шеями даже в портовой суматохе привлекали всеобщее внимание. Чешуйчатые крокодилы неторопливо переползли на мостовую. Их гибкие хвосты ходили ходуном. Каждого вели на веревках несколько моряков. Щелчок зубастых челюстей — и зазевавшаяся птаха окончила свои дни в брюхе рептилии.

Самых опасных тварей сводили на сушу последними. Показался носорог с насаженной на рог пробкой. Очевидно, таким способом его пытались усмирить. Гиппопотам, появившийся следом, открыл пасть и заревел, к восторгу и ужасу зрителей. В империи никогда еще не видели такого чудища. Затем прошествовали громадные тигры с лоснящимися полосатыми шкурами и презрительными янтарными глазами. Последними были львы. Команда «Персефоны» взмокла от пота, заставляя их слушаться.

— Один лев взбесился и сожрал рабов, которых везли на корабле, — похвалился своей осведомленностью перед проституткой молоденький морячок. — Мне тамошний юнга рассказал.

— И где зверюга? — заинтересовалась женщина.

— Вот она.

Парень указал на самого крупного самца со спутанной гривой и слезящимися глазами.

— Какой-то старый, — отозвалась она.

Вдруг лев заревел, обнажив мясистые беззубые десны. Шлюха посмотрела на собеседника и ухмыльнулась.

А на берег уже сошла стройная женщина, с ног до головы закутанная в темный плащ с капюшоном и плотное покрывало. Затянутая в перчатку рука была привязана к запястью красивого мужчины. Спутник незнакомки оказался облачен в одеяние ученого. Другой рукой он придерживал маленького мальчика. Решительно вздернув подбородок, он принялся пробираться через толпу.

Когда троица пассажиров миновала животных, львы с тиграми зарычали. Поднявшись на задние лапы, они принялись вырываться. Они будто жаждали присоединиться к женщине в черном. Разумеется, это была всего лишь иллюзия. Остальные животные тоже заголосили. Страусы тревожно озирались по сторонам и хлопали никчемными крыльями. Газели с зебрами начали рваться с привязи. Крокодил разорвал веревку и бросился вперед, клацая челюстями. Моряки топтались вокруг, стараясь обуздать сбежавшую рептилию.

Незнакомка оглянулась. Ветер всколыхнул покрывало, и шлюха успела заметить ее лицо. Густо обведенные сурьмой глаза прямо-таки пылали неестественным огнем. Странная женщина. И красивая. Проститутка была заинтригована.

Она потянула парня за рукав и кивком указала на пассажирку:

— Кто она? И что это за ребенок?

— Выжившие рабы, которых не загрыз лев. Ученый купил их за бесценок. Она приносит неудачу. Капитан хотел избавиться от нее, и я не стал бы его винить.

Шлюха с любопытством наблюдала за женщиной. Что она за штучка, если капитан отказался от возможности легкой наживы? Она шагнула к ней, но морячок потянул проститутку к себе, запустив пальцы в складки ее наряда. Он-то купил любовь на час и заслужил право на отдых.

Спустя мгновение мимо них промаршировала группа солдат, возглавляемая Марком Агриппой. Они были вымотаны до предела. Римлян не на шутку раздражало, что выгрузка зверей задержала имперское судно. Их сопровождала сейдкона со спутанными седыми космами и глазами цвета полированного металла. Она огляделась, обдавая холодом каждого, кто ненароком ухитрялся встретиться с ней взглядом.

Внезапно Ауд резко зашипела.

— Что случилось? — спросил Агриппа у прядильщицы судеб, запинаясь на гортанных перекатах чужого языка.

Сейдкона просто качнула головой. Агриппа проследил за ее жестом и обнаружил в толпе двух путешественников. Мужчина показался ему смутно знакомым, да и женщина тоже. Его внимание привлекла ее манера двигаться. Она грациозно шла, едва касаясь земли.

Агриппа решил нагнать парочку, но тут мужчина бесцеремонно обнял свою спутницу и поцеловал ее.

Агриппа сразу потерял к ним интерес. Подумаешь, обычная продажная женщина или невольница. Ему нет до нее дела. Кстати, его заждались в Риме. Кроме того, она точно не Клеопатра. Та давно мертва. Агриппа усмехнулся. С чего он разволновался? Будто призрака увидел.

Отряд Агриппы двинулся дальше, но Ауд продолжала оглядываться назад. В женщине ей почудилось нечто странное. Древнее и темное.

Однажды сейдкона испытывала такие же чувства. В тринадцать лет ее продали на корабль, отплывавший в неизведанные края, в качестве живого талисмана. Судно угодило в шторм, и из всей команды в живых осталась только Ауд. Девочка уцепилась за деревянный обломок, плававший в ледяном океане. В конце концов, уверенная, что умирает, она разглядела в воде что-то непонятное. Громадный глаз, длинный извилистый хвост… Создание, напоминающее дракона, в виде которого был сделан их корабль.

Существо застыло над голубой бездной, и она не могла оторваться от гигантского ока. Она узрела в нем тысячелетнюю историю, безбрежные бушующие волны. Когда-то ему поклонялись моряки и цари. Теперь все ушло.

Ауд поняла, что видела бога, обитающего в глубине соленых пучин. Одного из тех, кто существовал еще до начала времен. Ауд затягивала ревущая тьма, она покорилась, но бог морей отослал ее обратно.

Девочку вынесло на чужой берег. Она сохранила только прялку, которую накрепко привязала к застежкам платья, когда судно пошло ко дну. И она спаслась. Тогда Ауд даже не представляла, что на то есть особая причина.

Вселенная живет по определенным законам. Ауд суждено совершить что-то важное.

И ее час настал. Жаль, что она постарела и утратила былые силы, но у богини судьбы свое разумение.

Ауд повели через рыночную площадь к императорскому дворцу. Сейдкона зашептала какие-то слова, свивая между пальцами нити судьбы.

А ученый и царица отстранились друг от друга и вскоре окончательно затерялись в римской сутолоке.

 

8

Николай отвернулся. Клеопатра перевела дух, пытаясь держать себя в руках. Поцелуй ученого пробудил в ней голод. Теперь ей хотелось очутиться подальше от него. Она способна натворить такое, о чем позже пожалеет.

И он жаждал сбежать от нее. Клеопатра знала его мысли. Николай обещал помочь ей, но храбрость была показной. Николай трепетал перед ней, но у него хватило мужества повернуться к ней спиной. Он принялся прокладывать дорогу им обоим. Ученый продирался сквозь толпу по узеньким пыльным улочкам. На его руках спал ребенок.

Она не испытывала жалости к Николаю. Именно он настоял, что они должны сойти с «Персефоны». И они окунулись в море людей, красок и звуков Рима. Всюду толклись животные, шлюхи и моряки. Клеопатра уставилась на шею историка. Удивительно хрупкие у него позвонки… Это будет несложно, подумала она, и веревка между ними туго натянулась. На самом деле Николай принадлежит ей, хотя со стороны все выглядело иначе. Она лишь играла роль его рабыни.

Зеваки наверняка считали, что он — укротитель, а она — дикарка. Непокорная львица, которую ведут на поводке. От подобной мысли Клеопатра внутренне ощетинилась, но опомнилась. Она ведь снова превратилась в женщину.

— Никогда больше так не поступай, — выдавила она. — Никогда не прикасайся ко мне. Я бы с ним справилась.

— Я сделал первое, что взбрело в голову. Люди Агриппы схватили бы нас.

«Ее не нужно спасать, — прошелестел внутри голос Сохмет. — Перед ней надо преклоняться».

Да и вообще, нуждается ли Клеопатра в Николае?

Однако он может выбираться на улицу в дневное время. Он будет искать ее детей в тех местах, куда ей нет ходу. В омерзительной столице империи ее сразу же узнают в лицо.

— Я бы хотела с ним просто встретиться, — мрачно произнесла она. — Агриппа командовал армией в Александрии. Он также виновен в гибели Антония. Он присутствовал при казни Цезариона. Стоял возле Октавиана. Он отдал приказ.

— И ты бы оставила его в покое? Нет, ты настроена убивать. Неужели ты стала бы драться с ним прямо в порту на глазах у окружающих?

— Тебя беспокоит, что римляне могли пострадать? — парировала она. — Разве тебе не безразлично?

— Не забудь о твоих подданных, — уточнил Николай. — К берегу подходило очередное судно с рабами. Подумай, где их захватили. Люди Октавиана побывали во всех концах Африки.

Ученый слегка коснулся ее плеча. Клеопатра отпрянула от него, едва удержавшись, чтобы не оскалиться. Неужели так будет всегда? Никто не приласкает ее и не полюбит?

Неважно. Марка Антония уже нет.

Она должна была вступить в Рим, увенчанная короной своих царственных предков. Но ее привезли сюда в вонючем и грязном трюме, выкинув в трущобу. Рим оказался бесцветным городом, унылым в сравнении с блестящей роскошью Александрии. На ее родине все было убрано шелками с затейливыми узорами. В прошлый раз она приплыла на корабле в эту страну с новорожденным Цезарионом. Рядом находился Юлий Цезарь. Он, по крайней мере, уважал Клеопатру. По его мнению, женщины были не хуже мужчин. В конце долгой карьеры недруги высмеивали его, называя женоподобным. Он отвечал им, что амазонки властвовали над Азией, а Семирамида безраздельно и безжалостно правила Вавилоном. В таком случае он готов стать женщиной. Юлий Цезарь не заботился о молве, пренебрегал чувствами обманутой жены и не обращал внимания на интриги сенаторов. Он поселил любовницу в своем летнем доме на берегу Тибра. Клеопатра гуляла в саду, окруженная розами, которые напоминали ей о родине.

И теперь они проходили мимо этого места. Правда, после смерти Цезаря сад отдали народу.

— Я — царица, — заявила она Николаю. — А ты — слуга. Не смей ко мне притрагиваться.

— Не шуми. Не хватало только, чтобы нас арестовали, — ответил Николай, опустив голову. Он потянул Клеопатру к дверному порталу, в сторону от дороги, по которой маршировал патруль легионеров.

В полумраке она поправила покрывало. Зрачки у нее расширились. Она знала об этом. Клеопатра стянула перчатку и взглянула на ногти. Длиннющие и загнутые, настоящие когти. Они быстро уменьшились, но все же…

«Антоний, — вздохнула она, — во что я превратилась?»

Мысленные разговоры с любимым стали единственным, что удерживало ее от полной утраты человеческого облика. Клеопатра часто представляла брачную церемонию — их сплетенные пальцы, зажженные светильники… Вышагивающие павлины, дети, восседающие вокруг новобрачных. Непокорная грива Антония, бугры мышц под ее ладонью, когда она держала мужа под руку. Клеопатра думала о нем и оживала. Она не утратила свою сущность целиком и полностью, решила она. Она еще остается человеком.

Но уже страшилась того, что обманывала себя.

Окруженная дикими кошками, она погрузилась в безмятежность. Месть и Рим казались немыслимо далекими. Она спала, свернувшись калачиком, среди львов и тигров, убаюканная их мурлыканьем. Тогда она практически не замечала, что творит. А рабы заранее смирились с подобной участью. Они почти не сопротивлялись.

Но сейчас происшествие в трюме не давало Клеопатре покоя. «Обычные невольники», — твердила она, но облегчения не испытывала. Она понятия не имела о ребенке, когда растерзала его мать, отца и других пленников. Охваченная безумием, она упивалась собственным голодом и насыщением. Она едва не убила мальчика. Клеопатра уже приготовилась выпить его кровь, но пришла в себя и с трудом выпустила. Там в темноте она завыла от ужасного открытия. Она-то считала, что способна обуздать жажду, но ошибалась.

Ты стала ее рабыней. Вот что говорила рехет.

Где-то на полпути Клеопатра очнулась в трюме в окружении гигантских кошек. Она водила пальцами по узорам на тигриной шкуре, уверенная, что в узорах скрыто будущее. Вдруг здесь зашифрованы все ее деяния, чаяния и ответы на вопросы? Полоски на шерсти похожи на иероглифы, чуть не рассмеялась Клеопатра… И она силилась разобрать письмена богов. Лишь петляя по узким улочкам, она поняла, что впала в безумие.

Ее будущее не зафиксировано нигде, кроме ее же собственного тела. Да и эту запись нельзя прочитать. Известно только одно: Клеопатра прибыла во вражеский город. Неприятель может схватить ее в любую минуту.

Николай отдал мальчика в подмастерья писцу, с которым познакомился еще в Дамаске. Затем оба продолжили путь и, наконец, добрались до места назначения.

— Здесь нас не будут искать, — сообщил ученый, взламывая замок. Клеопатру он спрятал в библиотеке. Здание принадлежало поэту Вергилию, баловню императора. Несколько месяцев назад Николай столкнулся с ним в Александрии, и тот обмолвился, что надолго уезжает в Кампанию.

Чтобы не мечтать о пожарах и кровопролитии, Клеопатра принялась изучать книжное собрание. Николай принес фимиам, и она попыталась воскурить его, но былого удовольствия не получила. А ведь она так любила этот запах! Он напоминал Александрию, аромат кедровых досок, которые привозили из Кипра. Потом именно из-за них на верфях начался пожар. Пламя перекинулось на библиотеку, где хранились бесценные пергаменты. Исчезли знания путешественников и ученых, сведения о целебных снадобьях и магии, карты и песни на всех известных языках мира. Увы, сокровища погибли, обратились в прах. Ветер развеял серую пыль по Египту, смешав с песком. И Клеопатра тоже надышалась пеплом. Тогда она шла по горящей Александрии, пронизанной черным дымом. Однако не постигла ни крупицы той премудрости, которую он впитал и уничтожил.

Николай отправился в центр города разузнать, где держат ее детей. А она осталась в безопасности, как и подобало царице. Пусть слуга раздобудет необходимые сведения. Конечно, Рим кишел предателями, на каждом шагу может возникнуть наемный убийца. Она должна быть благоразумна. Клеопатра не подчинится тому, что нашептывал голос Сохмет. Не станет мстить, пока не разузнает, где близнецы и Птолемей Филадельф. Ни в коем случае нельзя наносить им вред. Она уже перестаралась в Египте.

Клеопатра принялась разворачивать свитки и раскладывать их на мраморном полу. В юности она, так же сидя на полу во дворце, учила языки. Поэмы и исторические книги, тома мифов, сочинения и труды по медицине. Слова сделали ее подлинной царицей Египта. В них заключалась сила и власть. Но теперь пергаменты превратились в никчемные мертвые вещи. Она вообще не могла сосредоточиться, чтобы вникнуть в уникальные тексты.

Даже в этом лишенном окон зале Клеопатра чувствовала, как по небосклону ползет луна. В Египте поклонялись Ра, древнему богу солнца с волосами цвета чистой лазури, костями из серебра и золотой плотью. Днем он плавал по небесной воде, создавая звезды, а с наступлением ночи они озаряли дорогу в царство мертвых.

Внезапно ей захотелось, чтобы настала нескончаемая ночь. Мрак идеален для нее. Главный враг, как и другие смертные, наверняка спит по ночам. Она ощутила, как Сохмет вздымается над землей. Богиню подхлестнул кровавый пир, который устроила на корабле Клеопатра.

В попытке отвлечься царица склонилась над одной из книг. По чистой случайности это оказалась неопубликованная поэма о ней самой. Вергилий подпустил в историю тумана и сочинил совершенно ужасную концовку. Теперь о Клеопатре не сплетничал только ленивый. Вергилий вывел ее в образе Дидоны, царицы Карфагена, влюбленной в Энея. Тот расстался с ней и вернулся к своему народу. В поэме самоубийство царицы увенчалось успехом. Эней стоял на палубе корабля, плывущего к родным берегам, и смотрел на дым погребального костра бывшей возлюбленной.

Клеопатра вздрогнула. Как будто Марк Антоний бросил ее при Акциуме, а сам возвратился в Рим, оставив ее страдать.

Клеопатра в ярости расшвыряла свитки. Не станет она терять времени даром. Прочь из библиотеки! Хватит с нее успокоительных речей Николая!

Древний город, полный храмов. И людей. Ее ждут дети и враг.

 

9

За дверьми послышались чьи-то шаги. Август замешкался и пролил вино. Он поднял бокал, как оружие, собираясь швырнуть его в лицо незваного гостя. Однако на пороге появился Марк Агриппа — хмурый, как обычно. Император вскочил и обнял друга.

— С тех пор, как ты уехал из Фив, прошло уже шесть месяцев, — воскликнул он с радостью. — Я думал, ты погиб или случилось что-нибудь еще.

— Что может быть хуже смерти? — раздраженно отозвался Агриппа. — Легионеры по твоему приказу объездили весь свет, а я так и не знаю, чего ради. Я привез тебе трех волшебников. За такой же срок я бы навербовал центурию.

— Волшебников и в Риме многовато, — поморщился Август.

— Колдунов, — поправился Агриппа. — Кудесников. Как их ни называй, они от этого не изменятся. Не доверяю я магам.

— Жаль, не доставил их пораньше, — сказал Август.

Агриппа сел напротив него и облокотился о стол.

— А я полагаю, что тебе следовало просветить меня насчет твоих грандиозных планов. С кем ты собрался сражаться при помощи колдунов? Такое противоречит римским традициям. Кто нам угрожает? Парфяне? Скифы? Не бойся ты варваров. У нас — целая армия. Солдаты готовы выступить в поход из столицы и из союзных территорий.

— Парфяне ни при чем, — произнес Август.

Агриппа с облегчением вздохнул. Парфяне прославились благодаря жестоким набегам и меткой стрельбе из луков. Схватки с ними унесли немало жизней.

— Значит, скифы?

— Нет.

— Тогда кто? Длинноволосые галлы? Британия? Или порождение Океана, с которым мы не сталкивались? Мы дадим отпор неприятелю, будь он чудищем или человеком. Мы — римляне!

Он утер со лба пот и налил себе вина.

— Да, — устало отозвался Август. — Это — нечто особенное.

Агриппа осушил кубок и передернулся от отвращения.

— Ну и пойло, — бросил он. Потом взял кувшин и наполнил кубок, но сморщился и выплеснул его содержимое после первого же глотка. — Выходит, тебя пугает мир? Я понимаю, положение непривычно, но Египет покорен. Империя способна отразить нападение любого врага.

Август взглянул на соратника с болью и покачал головой.

— Ты ведь меня знаешь, Октавиан, — смягчился тот. — Мы с тобой подружились еще мальчишками. Неужели ты перестал мне доверять? С тех пор, как мы взяли Александрию, ты сам не свой. Может, мучаешься из-за Антония? Я лично все забыл. Ты, конечно, тогда был не прав, но дело-то прошлое…

На мгновение Августа потянуло рассказать Агриппе правду, но порыв быстро миновал. Он император. Он действительно не может верить никому, даже самым близким товарищам. Он не забыл уроки Цезаря.

— Меня зовут Август, а не Октавиан. Заруби себе на носу, что я уже не твой приятель и не мальчик, — отрезал он. — Веди сюда трех колдунов.

Агриппа остолбенело уставился на него и молча вышел из комнаты. Август вновь принялся за вино, добавив в напиток териака. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль об ингредиентах снадобья. Кончики пальцев сразу закололо.

Первая колдунья оказалась высокой худой женщиной. Белоснежные волосы, широко расставленные раскосые светло-серые глаза, узловатые пальцы, тонкий и какой-то рыбий рот. Определить ее возраст было нереально. Ведьме с одинаковым успехом могло исполниться как семьдесят, так и сто лет. Привели ее в цепях. Выглядела она взволнованной.

— Ее зовут Ауд, я нашел ее в Германии, — сообщил Агриппа. — В деревне она слыла повитухой. Местные утверждали, что она родом из далеких северных краев за морями и обладает многими другими талантами.

— Повитуха?! — рявкнул Август.

Это уж чересчур.

— Не только, — возразил Агриппа, делая знак солдату. Тот передал военачальнику продолговатый предмет, завернутый в плащ. — Она общается с богинями судеб. А заковали ее из соображений безопасности.

Глаза женщины широко распахнулись, озарившись странным светом, и она довольно замурлыкала. Агриппа надел перчатки, развернул сверток и продемонстрировал деревянный жезл с узким закругленным наконечником. Ауд тут же, как дикий зверь, едва не кинулась на Агриппу. Август тоже натянул перчатки, и соратник передал ему прялку. Но ничего примечательного император не заметил.

Агриппа подвел к столу легионера, застывшего в углу.

— Как тебя зовут? — спросил он юношу.

Тот сморщился от напряжения и глубоко задумался. Пальцы рук резко сжались и распрямились.

Полководец помрачнел.

— Она постучала парня по лбу прялкой, и с тех пор он практически ничего не помнит. Он научился ездить верхом раньше, чем начал ходить. Однако на обратном пути нам пришлось привязать его к седлу. Я бы за такое дорого заплатил.

Старуха взглянула на парнишку и произнесла несколько скрипучих слов на незнакомом языке.

Легионер затараторил:

— Она считает, что моя судьба темна. Ауд изменила ее. Теперь я забыл свое прошлое, и мой жизненный путь будет менее тернист.

— Солдат вообще не знал иноземных наречий, пока она к нему не прикоснулась. А теперь он у нас вместо переводчика, — заявил Агриппа.

Женщина забормотала снова.

— Она — сейдкона, прядильщица судьбы, — доложил парнишка. — Служит не Риму, но богиням. В мире творится нечто странное, и она пытается разобраться.

Августа поразил дар Ауд. Ее умения пробудили в нем надежду.

И ведь его жизнь тоже погрузилась во мрак. Император не мог отделаться от жутких видений. Багровые волны, вздымающиеся одна за другой. Обезумевшие животные. Полчища змей, реки крови. И собственная смерть от рук Клеопатры.

Сейдкона способна изменить его участь.

— Добро пожаловать в ряды защитников империи, — провозгласил он. — Отведи ее в покои в конце коридора и зови остальных.

— Ты собрался поселить чернокнижников здесь? — осведомился Агриппа, хмуря брови. — Не лучше ли держать их под охраной у меня?

— Мне нужен доступ к ним в любое время дня и ночи. Я нуждаюсь в магической защите.

— Еще раз спрашиваю, от кого именно?

Август не знал, что ответить. Он попытался не обращать внимания на озабоченность Агриппы. Его друг — из тех, чей гнев медленно разгорается, но долго не угасает. Император слегка удивился, обнаружив, что раздражение направлено на него. Пока полководец ходил за вторым колдуном, он осушил очередной кубок.

— Вождь племени псилов, Усем, — представил приведенного Агриппа. — Мои люди привезли его из Ливии.

Август узнал заклинателя змей, который ошибочно объявил Клеопатру мертвой. По крайней мере, теперь он ответит за сделанный просчет. Угольно-черная кожа Усема отливала синим, как оперенье ворона или выжженное дотла поле. На груди красовались ряды бус из алых камней. На плечах висела пятнистая шкура леопарда, скрепленная золотыми пряжками.

Он поставил перед собой плетеную корзину. Август невольно приподнял ноги над полом.

— Я принес для сражения змей, — пояснил Усем и снял крышку. Три гадюки выползли наружу, послушные мановениям рук заклинателя. Они выгнули тела, подражая движениям хозяина, и сплелись в извилистом узоре.

— Вот мои воины, — сказал псил. — Они проникнут куда угодно. Отыщут предателя, который скрывает твоего врага, и найдут его слуг.

Август позволил себе немного расслабиться.

— А еще что у тебя есть?

— Разве этого тебе не достаточно, император? А ты — человек разумный. Мое племя управляет Западным Ветром.

— Он всегда вам подчиняется? — поинтересовался Август.

— В точности так же, как мы повинуемся Риму, — улыбнулся Усем. — Когда вы набиваете наши кошельки. Но ветер рад служить нашим друзьям и досаждать недругам псилов.

— И кто же мы для вас? — продолжал Август.

По комнате пронесся настоящий ураган. Пламя свечей затрепетало. В их дрожащем свете Август увидел, что Агриппа приготовился выхватить меч. Закрытые ставни распахнулись, яростные струи ливня забарабанили по деревянным створкам.

— Друзья, — отозвался псил. — Или я что-то не так понял?

— Конечно, мы вместе, — поспешно подтвердил император.

— Мои услуги имеют цену, — сообщил Усем.

Разумеется. Август ожидал подобных требований. Он кивнул рабу. Тот прикатил на тележке сокровища, захваченные в Александрии. Псил рассмеялся.

— Я прошу не золота, — бросил он.

— Твои сородичи соглашались на такую награду.

— Только не сейчас. Слишком сложна задача, — объяснил Усем. — Я помогу тебе, но ты закроешь Врата Януса. Мое племя не будет прятаться в шатрах, слыша конский топот. Мы перестанем скитаться по пустыне, гонимые страхом войны, отравленных вод, похищения и рабства. Мой народ не страшится ветра. Мы хотим жить, не подвластные Риму.

Ошарашенный Август взглянул на Марка Агриппу. О чем он думал? Он должен был заранее обсудить щекотливый вопрос и дать отказ. С момента основания великого города империя беспрерывно жила в состоянии войны. Римляне не только отражали набеги соседей, но и сами нападали, завоевывая новые земли. Закрыть Врата Януса… Да, это то же самое, что возвестить: Рим больше не будет сражаться!.. Псил потребовал мира на территории всей империи.

Агриппа пожал плечами.

— Не мне судить. Ты потребовал привезти колдунов и должен понимать, что сложностей не оберешься.

Император не верил собственным ушам. Какая нелепая просьба!

— Тебе не обойтись без меня, — серьезно произнес псил. Вихрь налетел на императора, всколыхнул его одеяние. — Ветер поведал мне, что тебе досаждает царица Клеопатра.

Август вздрогнул. Начинается…

Агриппа посмотрел на него, затем рухнул в кресло и принялся потирать виски.

— Мог бы и догадаться, что дело еще не окончено, — пробормотал он, поднял голову и обратился к императору. — Наверное, ее подданные хотели, чтобы она правила и дальше, но мы-то были свидетелями всего. Она умерла, мы ее похоронили. Не ушел же труп из мавзолея самостоятельно. Тело унесли египтяне. Я уверен, они совершили какой-нибудь древний ритуал. Мертвецы ни с кем не воюют.

Август никак не отреагировал.

— Она приближается, — весело продолжал Усем, демонстрируя великолепные белые зубы. — И она — уже не обычная женщина. Клеопатра переродилась. Твоя армия ее не победит.

Август на миг заколебался, но протянул псилу руку.

— Согласен, — произнес он. — Клянусь. Я закрою Врата Януса, если ты приведешь ко мне царицу.

Усем ответил на рукопожатие римлянина.

— Хорошо. Но мне необходимо отдохнуть и поесть. И змеи проголодались.

— Проводите Усема в отдельную комнату, — приказал Август. — И пусть распорядится насчет своей провизии.

Легионер вывел псила в коридор. А Марк Агриппа, откинувшийся в кресле, был близок к точке кипения.

— Ты даешь обещания варвару? — практически набросился он на императора. — Ты клянешься выполнить то, чего делать не собираешься? Отправляешь его на охоту за призраком? Клеопатра мертва. Какая муха тебя укусила? Проходимец притворится, что вызовет ее дух, и потребует от тебя сдержать обещание. Простое надувательство.

— Ты спятил? Я не собираюсь закрывать Врата! — воскликнул Август.

Агриппа сурово посмотрел на товарища.

— Однако не стоит наживать врага в лице псила, — предупредил он. — Племя не раз воевало с более сильным противником и всегда побеждало.

— Рим им не по зубам. Кстати, у тебя в запасе и третий колдун, — отрезал Август.

— Мы не закончили разговор, — возразил полководец.

— Давай тогда побеседуем про Николая Дамасского. Итак, где он? Ты твердишь, что я в безопасности. Но не привез мне человека, которого я просил доставить сюда.

— Он как сквозь землю провалился. Легионеры весь песок в Египте перерыли. Думаю, он забился в укромную пещеру. И он — ученый, Октави… Август. Николай — не убийца.

— Ночь полна врагов. Тебе это известно не хуже меня, — парировал император. — А кто же последний в твоем списке?

Агриппа на время уступил.

— Ведьма тебе не понравится, — предупредил он. — Она первая предложила нам свои услуги. Ее привезли из Фессалии. Мои ребята рассказывали, что ее обнаружили возле одной деревушки. Местные судачили о ней. Солдаты решили, что она — шлюха, но ошиблись. Определенно, она не из таких. Я видел ее сегодня. Кстати, считаю, что ей не следует доверять.

Военачальник поморщился.

— Кто ты такой, чтобы учить меня, кого нанимать? — осведомился Август.

Третью защитницу Рима привели в комнату. На некоторое время воцарилась тишина. Наконец Август обрел дар речи.

— Император рад приветствовать тебя в столице, — выговорил он, запинаясь.

Красотка казалась живым воплощением Афродиты. Пышногрудая и крутобедрая. Изгибы точеной фигуры подчеркивало одеяние, расшитое нитями цвета индиго. Волосы, заплетенные в тысячу замысловатых косичек с бусинами и ракушками, достигали колен. Огромные глаза были изумрудно-зелеными. Пухлые губы, не тронутые краской, напоминали розы из сада Цезаря.

Девушка — ей нельзя было дать больше семнадцати — обладала грацией танцовщицы. Она потянулась и по-кошачьи зевнула.

— Долгое было путешествие, — ответила она по-гречески.

Голос у нее оказался низкий, с хрипотцой, неожиданной для столь хрупкого создания.

— Как твое имя? — поинтересовался Август.

— А твое? — произнесла она.

Император подался вперед.

— А разве ты не знаешь?

— Рим ничего не значит для меня, — пожала плечами девушка. — Я живу по своим законам.

— Можешь звать меня Октавианом, — пробормотал Август, не понимая, что на него нашло. Он ощутил на себе разгневанный взгляд Агриппы.

— А ты меня — Хризатой, — отозвалась девушка.

— Она — жрица Гекаты, — вмешался полководец. — И психагог. Не советую слишком к ней приближаться.

Но Август не верил в подобные вещи.

— Я не причиню тебе зла, — почти пропела Хризата, и Август поверил. Такая красавица несет лишь добро.

— Оставь нас, — приказал он Агриппе и, когда тот замешкался, повторил приказ тоном, не терпящим возражения.

Сперва тот не собирался подчиняться, но в конце концов убрал меч в ножны. Отрывисто кивнул, признавая поражение, круто развернулся и, хлопнув дверью, убрался восвояси.

— Поимей девчонку, если тебе хочется, — донесся до Августа голос старого друга уже из коридора. — На другое она не годится.

Хризата подошла к императору. Август заметил у нее на пальце кольцо с огромным сверкающим опалом. Он переливался всеми оттенками розового и голубого, зеленого и фиолетового. Камень украшало резное изображение женского лица.

Август протянул руки и обхватил ладонями тонкую девичью талию. Вдохнул запах ее кожи: головокружительную смесь древесного дыма, соли, розмарина и секса… Он высунул язык и лизнул Хризату, чтобы попробовать, какова она на вкус.

Она рассмеялась, запрокинув голову, и потянулась к какому-то предмету, стоявшему на полке за спиной Августа.

— И ты больше ничего во мне не видишь? — спросила она. — Только смертную женщину для утех?

— Я знаю, что ты — не так проста… иначе тебя бы здесь не было, — заявил Август, хотя вообще-то лгал. Он улыбнулся, любуясь нежной шеей Хризаты, и куснул ее сосок. Вот в чем он нуждался. Теперь он на время забудет о грядущих несчастьях. Что такое война без женщины? Он потянул девушку к себе на колени.

Она отстранилась. Глаза Хризаты стали темно-изумрудными, румянец на щеках разгорелся.

— Что это? — поинтересовалась она, протягивая ему находку. — Хорошенькая вещица. Мне она пригодится, чтобы хранить украшения.

В руках она держала серебряный ларчик с прахом Антония.

— Только не это, — выпалил Август. — Я подарю тебе что-нибудь получше. Шкатулку из слоновой кости с рубинами, под цвет твоего лица.

Она улыбалась. Август заметил в одном ее глазу золотистые искорки. Молочная кожа жрицы будто мерцала, а губы напоминали подогретое вино.

— И что теперь? — спросила она.

— Поставь на место, — отозвался он.

Она уже раздразнила его. Август предвкушал все то, что он намеревался с ней проделать. У него были припасены веревки и плетка из мягкой кожи. Он рисовал в воображении восхитительные отметины, которые оставит на бледной плоти. Его тело отозвалось сладострастной дрожью.

— Пожалуй, я не буду, — произнесла Хризата.

В ней произошла неуловимая перемена. Ее бедра сомкнулись вокруг его бедер, и Августа словно заковали в железные оковы. Мягкая податливость стана под его ладонями обернулась твердым деревом. Август успел мельком увидеть лицо жрицы, прежде чем та выгнула спину и запрокинула голову.

Зелень ее глаз сменилась чернотой.

Император ахнул от неожиданно пронзившей его боли. Ее пальцы скользили по нему, ногти царапали кожу.

Хризата раскрыла ларчик, наклонилась и лениво провела рукой по каменному полу. Послышался скрежет, в плите возникла трещина. Открылся темный лаз, ведущий в темноту. Девушка высыпала туда щепотку пепла.

Августа наблюдал, парализованный от ужаса.

Хризата вытащила из прически булавку и проколола свой мизинец. Нестерпимо долго держала ладонь над трещиной, пока капля крови не слетела вниз.

Затем она заглянула прямо в глаза Августу.

— Смотри, — приказала она. — И слушай.

Откуда-то из глубин послышался пронзительный вопль. Пол пошатнулся. С полок полетели книги. Август упал на пол, едва не уткнувшись лицом в бездонный разлом.

Оттуда неслись новые звуки. Стоны, невнятные выкрики на незнакомых языках. Стенания, полные голода, жажды и отчаяния.

Повеяло мертвящим холодом. В ледяной тьме что-то шелохнулось, заколыхалось и стало вздыматься, словно туман над рекой.

И этот дым, вырванный из черных пучин, густел с каждой секундой.

Вдруг в комнате возник мужчина — странно бесплотный и с зияющей раной в животе. Однако даже кровь была прозрачной.

Август различил в грудной клетке призрака неподвижное сердце.

— Назови нам свое имя, — приказала Хризата. — Кто ты такой?

Повисло долгое молчание.

Мужчина медленно вытащил изо рта положенную на язык металлическую монету. Внимательно рассматривал ее, потом крепко сжал в кулаке.

— Когда-то я был Марком Антонием, — произнес он.

— И снова им являешься, — провозгласила жрица. — Я открыла врата Аида, чтобы твоя тень могла вернуться на землю.

 

10

Дух Марка Антония затрепетал. Огонек свечи насквозь пронизывал его рану. Он провел руками по своей утраченной плоти, поднес ладони к лицу и растерянно на них уставился. Они были в крови — выцветшей, как старое пятно от чернил.

Призрачная тень послушно посетила мир живых. Август сощурился, чтобы различить Антония. Тот на миг становился четче, но сразу же расплывался, будто затонувший корабль под зыбкой толщей воды.

Однако, несмотря на свое состояние, он являлся Марком Антонием. Император узнал его непокорные волосы, раздвоенный подбородок, широкую грудь и обветренное лицо. Не исчезли и извилистые рваные шрамы, свидетельство многих битв, в которых они сражались бок о бок.

И сейчас враг оказался более мужественным, чем он сам. Август наполнил кубок вином, боясь его расплескать. А еще старательно избегал встречаться с Антонием взглядом.

— А это не опасно? — осведомился он у Хризаты намеренно суровым голосом. — Ты притащила сюда моего соперника. Надеюсь, ты в состоянии удерживать его в узде.

— Он — всего лишь тень, — улыбнулась жрица. — Из призраков получаются отличные слуги. Переступив порог Аида, они лишаются собственной воли. Река забвения манит их, и они покоряются зову. В нем не осталось ничего от того человека, которым он был. Он не осмелится угрожать тебе. Но его можно использовать в своих целях.

— Что ты сделал? — внезапно вопросил Антоний, устремив на императора непроницаемые темные глаза. — Где моя жена?

Казалось, его голос доносился из невообразимой дали — мучительное эхо, долетевшее из глубоких недр земли.

Несмотря на уверения ведьмы, император вжался в кресло. Его так и подмывало сбежать. «Если бы сейчас взошло солнце», — вздохнул он. Однако до рассвета было далеко. Мрак рассеивали лишь звезды, мерцавшие на ночном небе. Ведьма — проводница сгинувших душ — стояла рядом, положив руку на его плечо. Покровительственный жест Августу не понравился.

— Где она? — настаивал Антоний. — Где Клеопатра?

Август нервозно покосился на жрицу. Теперь ее кожа приобрела оттенок слоновой кости, а глаза фосфоресцировали. Губы стали кроваво-красными, и язык жадно скользил по ним. Император отхлебнул вина с териаком и смог заговорить.

— Ты должен поведать нам о том, где побывал, — сообщил он призраку. — Что было с тобой в Аиде?

Дух распрямился, явно рассерженный. Он передернул плечами, и по комнате поплыли волны серой зыби.

— Вот почему ты меня вызвал! — воскликнул Марк Антоний. — Чтобы я сообщил тебе о царстве мертвых? Ты когда-нибудь там окажешься и все увидишь сам. Знание не прибавит тебе спокойствия.

— Отвечай, — не унимался Август.

Призрак с отвращением фыркнул.

— Рассчитываешь, что попадешь в Элизиум и будешь наслаждаться светом тамошних звезд и купаться в лучах ласкового солнышка? Нет. Не будет тебе блаженства, Октавиан, хотя ты и провозгласил себя богом. В Элизиум попадают только герои.

— Твой император приказывает тебе, — произнес Август предательски срывающимся голосом.

Антоний улыбнулся, но глаза его были безрадостными.

— Ты — не мой император. Я живу в царстве мертвых. Хотя, если тебе любопытно, я тебе кое в чем признаюсь. В Аиде меня мучает голод. Моя душа гибнет — постоянно, неослабно, беспрерывно. Я ведь из Египта. Моя возлюбленная тоже. Мне не место в Аиде.

— Ты в Риме, — возразил Август.

— Я должен был попасть в Дуат, — продолжал Антоний. — Мое тело не осталось в Египте. Где моя жена? Что ты с ней сотворил?

Август уже открыл рот, но колдунья его опередила.

— Мы вызвали тебя именно из-за царицы, — заявила она. — Клеопатра жива.

Глаза Антония сузились.

— Тогда бы Ахеронт вышел из берегов от ее слез. Клеопатра приносила бы жертвы в мою память. Тогда я бы так не страдал. Ты лжешь.

— Она не жива, — поправилась ведьма. — Но и не мертва. Она здесь.

— Клеопатра в Риме? — спросил Антоний, впервые перестав быть безучастным.

— Да, — подтвердила Хризата и обратилась к Октавиану, перекинув волосы за спину. — Что с тобой, повелитель мира? Ты боишься? Ты, который находится под защитой колдунов, заклинателей змей и духов? Ты опасаешься за свою жизнь?

— Нет, — соврал Август. — Рим отлично укреплен.

Значит, она уже добралась до столицы.

— Но все же в Египте она предала меня, — бормотал Марк Антоний. — Моя жена с тобой?

Август промолчал. Руки у него окоченели, губы заледенели.

— Ты будешь охранять мой дворец, — велел он жрице.

— Я найду ее, — шепнул призрак и двинулся к окну.

— Ты принадлежишь мне, — резко одернула его Хризата. — Ты будешь возле своей хозяйки.

Колдунья разжала руку и показала резной камень. Синахит предназначался для того, чтобы удерживать тени в мире людей и повелевать ими.

— Будь здесь, — громко произнесла она.

Внезапно камень исчез.

Антоний смотрел на жрицу. Августу стало не по себе. Он хорошо знал Марка Антония. Тот никогда не склонит ни перед кем голову.

Но дух покорно кивнул.

— Я — твой, — вымолвил он. — Моя госпожа.

Хризата улыбнулась и погладила резной ларчик с прахом.

— Верно, — сказала она восторженно и с каким-то ликованием. — Ты нам больше не нужен, император Рима. Октавиан… так тебя зовут? Отправляйся в постель.

Она уставилась на Августа, и он вынужден был послушаться.

Император покинул комнату, покачиваясь от вина и изрядного количества териака. Он не понимал, почему позволил колдунье распоряжаться в собственных же покоях. Пожалуй, Агриппа прав. Надо набрать побольше легионеров, а не этих магов.

Он зашел в спальню к дочери. Замер на пороге, чувствуя, что может заплакать. Он должен защитить ее от кошмаров. Чародеи собрались во дворце, а в родном городе рыщет чудовище. Юлия пошевелилась во сне, прижалась разрумянившейся щекой к подушке. Что она знает о власти императора и о грядущих бедах?

На секунду Август ощутил смутную зависть.

Он осторожно прикрыл дверь и направился к соседней комнате, где спала дочь Клеопатры, Селена. Она уже пригодилась ему. Девчонка во многом превосходила его ребенка. И умом, и внешностью. Что, если Юлия научится у Селены царскому достоинству?

Август потоптался в коридоре, хмельной и ничего не соображающий. Он очень устал.

Он побрел в опочивальню и рухнул на ложе, даже не раздевшись. Не успел он закрыть глаза, как провалился в сон. Он бродил по запущенному саду, между дряхлых смоковниц и размышлял о том, что его годы прошли бесцельно.

Потом за ним явилась Клеопатра. Так было и раньше. Она преследовала его каждую ночь. И от ее зубов и когтей ему не было спасения.

 

11

Псил выбрался из дворца и принялся петлять по нескончаемым римским улочкам, обдумывая свое положение. Все события случились как нельзя кстати. Псилы боролись против порабощения многие столетия. Они могли победить, не будь империя на подъеме.

Если Усем поможет Риму одолеть врага, он обеспечит родному племени независимость. Но на душе у вождя было неспокойно. Он не доверял Августу. Слишком легко тот согласился на сделку.

А если император не хочет уничтожить Клеопатру? Вдруг он жаждет подчинить ее себе? Сейчас псилы вольны сами выбирать, кому служить. Римлянам выгодно присовокупить к военному арсеналу эту мощь, оставшуюся от Клеопатры. Тогда Август точно решит сделать из псилов придворных мастеров, заклинающих змей.

Усем шел, держа наготове кинжал, и на ходу разрабатывал план действий. Надо первым отыскать царицу и застать ее врасплох. Потом он принесет римлянам тело Клеопатры и потребует награду. Опасность ему не грозит. Ветер сопровождал его, как и всегда. Бессмертный защитник взметал соломенную труху и мелкую глиняную пыль, заглядывая в каждое окно.

Он нашептывал заклинателю, что повидал в Риме. Рассказывал о тайнах, которые скрывались за решетками и в высоких дымоходах. В соседнем жилище под половицами хранился труп. А в этом — целое состояние, припрятанное в старом, тюфяке.

Вот он влетел в какое-то здание и пронесся по залам. Оказалось, что он очутился в библиотеке, битком набитой греческими и римскими поэмами. Ветер перелистал страницы, разворошил пергаменты и папирусы, превращая чернила в порошок, а истории в пыль.

«Там есть женщина», — прошелестел помощник. Возможно, та самая. Мертвая.

— Она двигается? — спросил Усем и получил утвердительный ответ.

Из складок одеяния псила выползли змеи и обвились вокруг его шеи. Пару минут они бесстрастно взирали на здание, затем вернулись обратно в свое укрытие. Ветер принялся за дело всерьез, принялся трепать сохнущее на веревках белье, закрутил флюгеры на крышах. Куры, сидевшие на заборах, с кудахтаньем взвились в воздух. Усем взялся за дверную ручку и почувствовал, как сильный вихрь отталкивает его прочь.

«У меня не хватит силы спасти тебя», — шепнул он.

Псил заколебался. Ветер никогда прежде не говорил ничего подобного. Неудачная попытка неминуемо обернется катастрофой. Значит, заклинателю надо набраться терпения, даже если и придется довериться Риму на более долгий срок. Кроме того, его не заставляют сражаться с Клеопатрой без поддержки. Вместе с ним будут легионы солдат и два колдуна, хотя Усем сомневался в честности намерений последних.

Он замялся на пороге, задумавшись. Он умертвил кинжалом немало врагов. Частенько он совершал в одиночку невозможное, хотя и жалел, что рядом не было соратников.

«Ты не справишься, — упорствовал ветер. — Ты погубишь себя».

Внезапно Усема осенило.

— Где ее дети? — спросил он.

«У императора», — отвечал тот.

— А ее муж?

«Там же».

Свое презрение ветер выражал в виде небольших буранчиков, закруживших уличную пыль. Призраки являлись творениями воздуха и души, как и он сам.

Усем почувствовал, что его помощнику хотелось бы выпустить тень на волю.

— Мы в Риме не хозяева, — заявил псил.

Он подумал о легионах солдат, готовых выступить в поход по приказу Августа. Если он не справится с задачей или вообще погибнет, то они расправятся с его народом.

«А может, позволить Клеопатре уничтожить римлян», — закралась Усему в голову шальная мысль. Избавившись от римской угрозы, мир снова станет прежним.

Но царица также завоевывала чужие земли. Египтяне и племя Усема издавна жили рядом, однако соседство не всегда было спокойным. Расправившись с Римом, она возьмется за остальных. И ее уже никто не остановит.

Император, по крайней мере, принадлежит к числу смертных, и он обещал выполнить свою часть сделки. Возможность добиться независимости — одна из тех причин, что выпадают раз в жизни. Такое нельзя упускать. Усем повернулся спиной к Палатинскому холму и двинулся в обратную сторону. Ветер трепал плащ псила.

«Ты ни в коем случае не должен ему доверять, — раздался знакомый шепот. — Он обманывает тебя».

— Тогда и я буду лгать, — ответил Усем. Наконец-то он добрался до резиденции Августа. Заклинатель переступил порог дворца и направился к себе в комнату.

Ветер оставил Усема в одиночестве и принялся шнырять по коридорам. Он просачивался сквозь дверные щели и прислушивался к разговорам, заглядывая в глубины сердец.

Селена на цыпочках выбралась в коридор. В глазах у нее застыла настороженность, ночная рубашка почти не измялась. Ей приснился кошмар. В ее сне к ней явились родители, но тут же исчезли, бросив свою дочь на растерзание толпе александрийцев.

Она услышала какой-то шорох и замерла. Разгуливать по императорским покоям ей, конечно же, не полагалось. В Александрии она никуда и шагу ступить не могла без сопровождения няньки. К Юлии были приставлены две женщины, безотлучно находившиеся в спальне, если девочке вдруг что-нибудь понадобится. Селена же, лишившись положения царского отпрыска, пользовалась в Риме непривычной свободой. Она вжалась в стену и затаила дыхание, но опоздала.

Распахнулась дверь, и в коридоре появилась красивая улыбающаяся девушка.

— Я думала, все спят, — сказала она. — Наверное, все, кроме нас с тобой.

Девочка заколебалась, готовая броситься наутек.

— Не бойся. Я — гостья, как и ты. А ты — дочь Клеопатры, названная в ее честь, я не ошиблась? — спросила незнакомка.

— Нет. Меня зовут Селена, и я теперь римлянка, — произнесла та, слегка запинаясь. — Мои родители умерли. Я — сирота.

— От родителей не отрекаются, — улыбнулась девушка. — В тебе течет царская кровь. Не стоит испытывать неловкость. Это — исключительный дар, а не нечто постыдное. Ты — бесценна, хотя с тобой и обращаются как с пленницей.

— Неправда, — возразила Селена. — За мной вообще не следят. Я делаю, что хочу.

Хризата приблизилась к ребенку. Не следовало, чтобы Селена видела тень своего отца. В данный момент разгневанный дух Марка Антония был заперт в кабинете императора.

Вдруг в руках жрицы возник букет полевых цветов. Селена ахнула от восторга.

Спустя секунду они превратились в стайку певчих птиц с переливчатым радужным оперением. Девочку охватило томление. Буйство красок напомнило ей о родине.

Хризата жадно усмехнулась. Ничто в гадании не предвещало, что в Риме она найдет наследницу фараонов. Ребенок являлся всем тем, кем сама Хризата была давным-давно. И Хризата намеревалась вернуть себе утраченное. Селена станет недостающим звеном заклинания, которое поможет ей вызвать Гекату.

Хризата потратила много сил, чтобы вызвать из загробного мира Марка Антония, и сейчас она изрядно ослабела. Боги мертвых не одобряли подобного. Призраки обычно погружались обратно в бездну Аида, как только вызвавший переставал их удерживать. Однажды она принесла в жертву животное. Черного барана. Теперь она привязала к себе Антония лишь каплей собственной крови. Но жрица не была уверена, что этого окажется достаточно. Пока она не восстановится окончательно, без удерживающего камня не обойтись.

И Хризата оказалась буквально связана по рукам и ногам. Цветы и птицы, призванные расположить к себе девчонку, напоминали сон или колыбельную. Примитивное любовное заклятие, вздохнула жрица.

Впрочем, она и таким образом добьется желаемого. Пусть даже на это уйдет больше времени, чем хотелось бы. Кроме того, она слишком долго использовала свое новое тело… Но подобный дар должен быть добровольным, иначе магия сработает вхолостую.

— Селена, — промурлыкала она. — Они прилетели из Греции, чтобы спеть тебе. Неужели ты откажешь им?

А те открыли золоченые клювики и мелодично зачирикали.

Ветер прокрался по коридору. Птицы щебетали Селене о медовых ядах и трупах, танцующих под звездным небосводом. О медведях, встающих на задние лапы, чтобы произнести речь, и о луне, погружающейся в кровь и утопающей в ней.

Пение очаровывало, но в его глубине скрывалась чернота. Завороженная Селена медленно протянула руки к Хризате.

Сейдкона, запертая в своих покоях, внезапно насторожилась. Токи силы бушевали вокруг здания, обволакивали души, внедрялись в плоть, проникали до самых костей. Волшебство ночи и дня. Она чувствовала и то, и другое. Кто-то плел любовный приворот. Под землей копились реки холодного огня и смерти.

Ауд повернула голову к окну, но ничего не увидела.

Лишенная прялки, она не могла безошибочно разгадать роли двух колдунов в грядущих событиях. «Мужчина явился ради денег», — решила она. Египетское золото щедро текло в римскую казну. Псил получит столько, сколько сможет унести, если его услуги окажутся полезными. Женщину же привело в Рим что-то иное. Нити ее судьбы были колючими и жесткими. Хризата служила очень древней богине. Она вызывала мертвых и заставляла их вмешиваться в дела живых.

Сейдкона улыбнулась. Все не так уж плохо. Душа, чью нить перерезали в Египте, вернулась обратно. Узор на полотне мироздания изменился. Это может оказаться полезным.

Ауд впилась взглядом в узлы, стягивавшие ее запястья. Постанывая от напряжения, наблюдала, как веревки упали на пол. Тюремщики понятия не имели о ее мощи. Она — сейдкона и управляет чужими судьбами. Ей подвластны жребии смертных. Узы, которыми ее связали, — те же нити, просто иного прядения. Пальцы ведьмы вытянулись, как лапы паука, который слишком долго просидел на паутине.

Прялку спрятали неподалеку. Ауд чувствовала ее, хотя и не могла увидеть.

Она знала, что без главного орудия ей не обойтись. Если у мира и оставалась какая-то надежда, то лишь на Ауд.

Сейдкону скрутил приступ хриплого и мучительного кашля. Когда ее, наконец, отпустило, на ладонях остались красные следы. Ауд ощупала холст судьбы, проверяя крепость собственной канвы. Скверно ее здоровье, но Клеопатра приближается. А без прялки толку от Ауд не будет почти никакого.

Она открыла дверь, выбралась в коридор и побрела вдоль мраморных стен. На ходу она отодвигала нити, принадлежащие римлянам. Ее собственная судьба была переплетена с ними. Свиваясь и перекрещиваясь, она образовывала замысловатый узор. «Удивительно», — подумала Ауд. Она могла одним движением обеспечить Риму падение или взлет, оборвать старый аристократический род или основать новый. А еще — отыскать источник Хаоса.

Царицу — и то, что с ней связано.

Крепкая и прочная нить Клеопатры змеилась по полотну, обвиваясь вокруг обитателей дворца императора. Значит, она не дремлет. Ауд решила действовать.

Сейдкона обнаружила юнца с едва пробивающейся бородкой. Он с тревожным видом застыл в полумраке. В комнате, которую он охранял, находилась прялка. Ауд сгорбилась — дряхлая старуха, ищущая опереться на чью-нибудь руку. Мальчишка поднял на нее глаза, и она проделала простенький фокус.

Он улыбнулся и распахнул дверь.

 

12

Клеопатра выскользнула из особняка Вергилия и пустилась в путь по римским улицам. Она быстро шагала по каменной мостовой. Царица передвигалась по лабиринту узеньких переулков с такой уверенностью, будто внутри нее была карта Рима. Этот район она не знала, но уже чуяла театр Помпея и шла на его запах. В воздухе до сих пор витал уксусно-металлический привкус крови Юлия Цезаря, пролитой там много лет назад. Такое невозможно ни с чем спутать.

Она воспринимала каждого римлянина, хотя большинство из них оставались для нее невидимками. Плеск содержимого ночных горшков, опорожняемых с балконов, вскрики спящих, терзаемых ночными кошмарами. Воркование парфянских куртизанок с клиентами. Хруст суставов акробатов, растягивающихся перед завтрашними выступлениями.

Она миновала сады роз Цезаря и вступила на деревянный мост через Тибр. Теперь в ней пробудились воспоминания. Перед ней раскинулся Большой Цирк, в котором устраивали гонки колесниц и гладиаторские бои. Продолговатый, с высокими деревянными стенами, он поражал своими невероятными размерами.

Напротив арены возвышался Палатинский холм с беломраморными зданиями. Он напоминал заснеженную горную вершину из-за плотной застройки. На вершине сиял позолотой храм Аполлона, который со времен ее последнего визита успели обновить. На холме находилось еще немало новых сооружений. Главенствовал среди них комплекс, в котором разместился Октавиан… или Август. По крайней мере, Николай утверждал, что теперь он именовался именно так. Но Клеопатре не было дела до того, что главный враг сменил имя.

Она принялась крадучись пробираться вдоль стены Цирка, рассчитывая добраться до Палатинского холма незамеченной. Внезапно царица остановилась как вкопанная. Напугавшее ее пыхтение рабочих после ночной тишины показалось ей оглушительным.

Они трудились за изгородью и пытались взгромоздить вертикально изваяние из красного гранита. Плавные и строгие линии наводили на мысль о священном египетском обелиске, привезенном в качестве трофея из разграбленного Гелиополиса. Клеопатра разглядела высеченные на камне письмена, восхваляющие Ра и желающие ему благополучной переправы через Дуат.

Они украли его из Египта, прямо у нее из-под носа.

Клеопатра зашипела, как разъяренная кошка. Она не позволит римлянам уничтожить ее родину! Не даст им превратить древние памятники в украшения себе на потребу! В ушах зарокотал голос Сохмет. Они похитили приношения Ра!

Оскалив зубы, Клеопатра перемахнула через невысокую изгородь. Она опомнилась слишком поздно.

Там оказались не рабочие, а легионеры. Она очутилась в самой гуще.

Сколько же их? Десятка два, не меньше? Они окружили ее со всех сторон, и на мгновение царицу охватил страх. Затем она расхохоталась. Они уставились на Клеопатру, пораженные тем, что женщина оказалась способна на такую ловкость и смелость. Один из них нерешительно двинулся в ее сторону.

— Госпожа, — произнес он. — Здесь нельзя находиться.

Они ей не соперники. Рим ей по плечу. Как же долго ее держали в тесном трюме! Теперь ей хотелось бежать. Улыбаясь, она шагнула к солдату, а спустя миг очутилась прямо напротив него.

Когда она вцепилась мужчине в плечо, его товарищи закричали от неожиданности. Клеопатра повалила легионера на землю, не использовав и сотой доли своей истинной силы.

— Для меня нет ничего недозволенного, — произнесла она и запрыгнула на изгородь, побуждая их броситься в погоню.

— За ней! — гаркнул центурион, руководивший установкой обелиска. Его люди выхватили мечи и ринулись в ворота.

Женщина без колебания соскочила с изгороди и помчалась по улице. Нужно действовать без промедления, чтобы не дать ей скрыться.

Теперь она оказалась на вершине здания. Римлянин не мог оторвать взгляда от ее когтей. Длинные, серебрящиеся в свете фонарей, они венчали изящные пальцы. Лицо незнакомки тонуло во мраке, но он разглядел ее клыки и короткие черные волосы. Он не мог понять, кем же она является в действительности.

Она снова залилась жутким смехом и растворилась во мраке. Центурион выругался и велел солдатам рассредоточиться.

Клеопатра выжидала, наблюдая с крыши, как они расползаются по переулкам. Она могла созерцать каждое движение легионеров, они же видели ее лишь тогда, когда она сама того хотела. Клеопатра вновь упивалась возможностями нового неуязвимого тела. Терзания, которые она пережила на корабле, остались в прошлом. Она беззаботно перепрыгивала с одной кровли на другую, насмехаясь над преследователями.

Им не поймать ее. Они вообще бессильны. Теперь Рим принадлежит ей, и она здесь — богиня. Она проворней любого легионера, сильнее любого воина. Она отыщет императора и убьет его, охрана не помешает Клеопатре. Пусть машут мечами и вопят. Ночь — ее стихия. Она убьет Августа у них на глазах и покажет римлянам, как они слабы.

Клеопатра принялась с грохотом перескакивать по крышам. Солдатам оставалось лишь высаживать двери и взбегать по лестницам, но угнаться за беглянкой они не могли.

— Вон она! — завопил легионер, бросаясь на стройную босоногую женщину. На мгновение перед солдатами предстала львица. Затем вихрем развернулась и умчалась прочь — прямиком к императорскому жилищу.

Анклав Августа охранялся, но стражников было недостаточно. А солдаты уже не понимали, кого они преследуют.

С отчаянно бьющимся сердцем, взмокший от страха, центурион вывел подчиненных из-под защиты дверного портала. Увы, он успел заметить лишь край одеяния незнакомки, скрывшейся за углом.

— Взять ее! — закричал начальник, и солдаты, вскинув щиты, бросились по переулку вдогонку. Когда они завернули за угол, то обнаружили новую группу легионеров, которые с разинутыми ртами смотрели вверх.

— Где она? — осведомился центурион.

— Исчезла, — прозвучал ответ.

— Нужно доложить Марку Агриппе, — буркнул он.

— И о чем же? О том, что мы упустили кого-то в темноте? Мы даже не знаем, зверь ли это или женщина.

Клеопатра наблюдала за перепалкой с колонны храма Весты. В Риме сосредоточено немало жизней, и каждую из них она чувствовала. Погоня вымотала ее.

Она потихоньку спустилась вниз и зашагала наперерез через Форум. Конечно, в темноте там было не на что любоваться, однако прогулка успокоила ее. Раньше она посещала эту площадь вместе с Юлием Цезарем, держа на руках первенца. Клеопатра бесцельно шла вперед, слушая пение ночных птиц и голоса легионеров, рыщущих по городу. Она погрузилась в прежнюю жизнь и, только споткнувшись, смогла вернуться в реальность.

И она обомлела. Перед ней было ее собственное, бледное лицо.

Сперва Клеопатра едва не завизжала. Наверное, ей привиделся очередной кошмар! Но ощутив под пальцами мрамор, немного успокоилась. Статуя повторяла все ее черты. Неизвестный скульптор изобразил царицу мертвой и сломленной, почти обнаженной, со змеей на груди. Голова запрокинута, веки сомкнуты, точно в экстазе.

«Вот он, Египет покоренный», — гласила надпись. Изваяние было увешано лавровыми гирляндами и покрыто рисунками. Постаментом служила груда мусора.

Клеопатра отшатнулась. У нее перехватило дыхание. Каменная статуя стала триумфом императора. Они пронесли ее по улицам, демонстрируя зевакам наготу царицы.

Она налегла на скульптуру и принялась расшатывать ее, пока та не очутилась на земле. Откололся крошечный кончик змеиного хвоста, остальное уцелело. Голос отказался подчиняться Клеопатре. Вой превратился в рык.

В считаные секунды она спустилась с Палатинского холма и очутилась перед входом в императорскую резиденцию. Кожа заледенела. Она испытывала клокочущую ярость. Клеопатра положила ладони на стену здания и сразу ощутила микроскопические трещинки. Дворец не был неприступным.

Она могла бы пробраться внутрь, приняв облик змеи, и бесшумно пробраться в спальню Октавиана. В его постель. И удушить врага.

«Я голодна», — прошелестел внутри голос Сохмет. Клеопатра вздрогнула.

Во дворце находились и ее собственные дети. Она улавливала их сновидения. Александр Гелиос играл в войну. Малыш Птолемей мечтал о матери. О прежней Клеопатре, обнимающей своего ребенка. Но его мама, та, которую он помнил, уже умерла.

Где же Селена? Наконец, царица поняла, что девочка не спит. Но и бодрствованием ее состояние назвать было нельзя. Она словно грезила наяву, и ее мысли, подобно птицам и лепесткам цветов, выпархивали из дворца. Главное место в них занимала зеленоглазая красотка с косами до колен.

Клеопатра потрясенно осознала: Селена грезит о новой матери.

Она на цыпочках двинулась вдоль стены, отыскивая комнату дочери. Она не может показаться на глаза сыновьям, но мысль о Селене поддерживала ее на протяжении всего пути в Рим. Она так походила на Клеопатру! Даже враждебные слова, которые девочка бросила ей в лицо в Александрии, были теми же самыми, что могла бы сказать Клеопатра. Селена честолюбива. Поистине царственная особа. Она бы поняла, почему мать поступила именно так, а не иначе. А ее братья этого бы не уразумели. Клеопатре вдруг отчаянно захотелось все объяснить, вернуть былую привязанность Селены. Она совсем близко. И она бесшумно двинулась вдоль стены, с каждым шагом приближаясь к дочери.

Она рисовала в своем воображении, как ворвется в комнату Селены. Та вскочит с постели, бросится к окну и…

Клеопатра застыла в недоумении, почувствовав что-то очень знакомое. Мускус, отдающий мятой и ночью, вином и потом, железом и кровью. Она медленно обернулась, вглядываясь во тьму.

— Антоний? — прошептала она и напряглась, пытаясь уловить ответ. Тишина. Клеопатра выругала себя за глупость. Наверное, обостренное чутье просто ощутило эхо далекого прошлого. Ведь Рим был родным городом ее мужа.

Но из чьей спальни исходил аромат? Клеопатра вскинула голову, уставившись на второй этаж резиденции.

Ставни оказались распахнуты. Она поняла, что императора мучают кошмары. Августу снилась она, Клеопатра. В его затуманенных мыслях мелькало ее лицо. Мертвое, как у той статуи, которую он приказал изваять по образу царицы. Мигом позабыв про детей, Клеопатра уцепилась за какой-то выступ и начала карабкаться по стене вверх, обдирая когти о камень. Не прошло и нескольких минут — она добралась до цели. Разумеется, враг метался в постели. В лунном свете его волосы казались совсем светлыми, лоб прорезали глубокие морщины. Щеки намокли от слез.

Клеопатра представила, каков их вкус.

Она бесшумно перемахнула через подоконник и, на ходу преображаясь, поползла к ложу Августа.

Вдали переговаривались, поднимаясь на холм, легионеры. Солдаты были исполнены решимости доложить Марку Агриппе о встрече с загадочным созданием. Спустя миг они забарабанили в дверь. Знали бы они, где она сейчас находится!

Она прошуршала по шелковому ковру и, просунув остроконечную голову под стеганое покрывало, скользнула в постель императора. Он пошевелился и что-то пробормотал, когда она переползала с его лодыжки на запястье, а оттуда — на грудь.

Клеопатра застыла, глядя на него змеиными глазами. Выгнула спину, готовясь к броску. Веки императора затрепетали. Да. Пусть он проснется.

«Я голодна».

Из коридора донесся шум. Обернувшись, Клеопатра увидела в проеме открытой двери Селену. Ее дочь двигалась медленно, как лунатик. В руках девочка держала нечто непонятное, не то букет цветов, не то — стайка ручных птиц… За Селеной шлейфом тянулся странный аромат, темный и мертвенный.

Дочь повернула к матери голову. Ее глаза были широко раскрыты. Клеопатра ощутила, как внутри у нее что-то оборвалось.

Селена переступила через порог и заморгала, глядя на змею, свернувшуюся в темноте на груди императора.

Внезапно она выронила букет. Птахи вспорхнули к потолку.

Ребенок завизжал. Пронзительный крик разнесся над Палатинским холмом.

Клеопатра рванулась прочь, презрев голод Сохмет.

Когда Август открыл глаза, ее и след простыл.

 

13

Развернувшись, Агриппа стремглав бросился прочь из своих покоев. Несомненно, вопила греческая колдунья — жрица Гекаты. Не стоило оставлять ее наедине с Августом накануне вечером. Когда дело касалось женщин, императору часто отказывал здравый рассудок. Но почему она кричала?

Промчавшись по коридору, полководец ворвался в комнату, обнажив меч, — и споткнулся о безвольно распростертую на полу Селену. Август лежал в постели и трясся от страха, плотно закутавшись в покрывало. Он не пошевелился, даже когда Агриппа громко позвал его по имени. Других людей в покоях не было.

Спустя секунду в опочивальне появился псил. Он увидел, что враг исчез, и упал на колени возле девочки, проверяя ее пульс.

— Что случилось? — воскликнул Агриппа, обшаривая стены и потолок взглядом в поисках злодея. Селена судорожно вздохнула. Император молчал, и Агриппа повернулся к ней. — Что ты видела?

Та слабо покачала головой. Она побледнела, зрачки ее расширились.

— Змея, — прошептала Селена.

— Змея, — повторил Август. Агриппа сорвал покрывало с кровати. Никаких рептилий там не оказалось.

Агриппа угрожающе шагнул к псилу.

— Ты выпустил одну из своих гадюк во дворце римского императора?

— Она — не моя, — ответил Усем. — Мои — на месте, надежно заперты в комнате. Я же говорил — ты не знаешь, с чем сражаешься.

— Она пробралась через окно, — с трудом вымолвил Август, показывая пальцем.

Агриппа быстро пересек комнату и осторожно скосил глаза вниз, ища опасность. Он не увидел ничего, кроме глинобитной хижины Ромула, основателя Рима. Император приказал построить резиденцию рядом с достопримечательностью, которую считал особым трофеем.

— Там кто-то прячется? Где он? — спросил полководец у Августа.

Тот молчал. Марк Агриппа крепче сжал меч, закрыв окно поднятым щитом.

— Не он, а она, — произнесла Селена. — Это — не мужчина.

— Нет, — вмешался Август. — Просто померещилось. Забери девочку. Я плохо спал и напугал ее. Я вроде бы почувствовал в постели змею. А потом она уползла наружу.

— Я тоже видела, — возразила дочь Клеопатры.

— Отведи Селену в ее спальню, — настаивал Август. — Ей здесь нечего делать. У нас — мужской разговор, детям не надо слушать речей о войне.

Псил вывел девочку из комнаты, оглянувшись на Марка Агриппу и императора. Легкий ветерок пошевелил волосы Селены, а в покоях правителя вдруг взметнулась на окне занавеска.

В коридоре, дрожа, замерла у стены Ауд. Она ощутила, как во дворец, извиваясь, вползает линия судьбы Клеопатры. В последний момент сейдкона изменила судьбу императора, потянув за нить Селены, чтобы та оказалась в спальне Августа. Ауд предстояло заплатить цену за подобную магию без подготовки. Она будто тонула. Псил кинул на ведьму внимательный взгляд, заметив в ее руках прялку, и едва заметно кивнул.

— Снаружи нет врагов. Только Рим, — коротко бросил Агриппа. Он провел безумную ночь, сперва расхаживая по коридорам, а затем общаясь с легионерами, доложившими о странной женщине, проникшей в Большой Цирк. Они не могли описать, что именно сделала незнакомка. Солдаты утверждали, что она бегала быстрее их и с легкостью перелетала с дороги на верхушку крыши. В один миг она выглядела зверем, а затем превращалась в человека. Агриппа обвинил их в пьянстве — вполне обычное дело после возвращения из долгого морского путешествия… Затем отправил их назад в казармы. Но едва легионеры ушли, раздались крики.

Август удивленно посмотрел на друга, который захлопнул дверь и швырнул оружие на мраморный пол.

— Против кого мы собираемся сражаться? — рявкнул тот. — Почему ты вынуждаешь меня иметь дело с самыми темными созданиями мира? Почему ты настаиваешь, чтобы они оставались здесь? Может, просветишь меня, что это значит… или ноги моей во дворце больше не будет.

Император вздохнул. Агриппа заметил появившиеся на лице Августа новые морщины. Август был очень мрачен, глаза покраснели. Несмотря на раннее утро, от него пахло вином. А вдобавок — чем-то едким и травянистым. За последние месяцы он потерял в весе. Волосы напоминали плохо подстриженную овечью шерсть. Будучи в Александрии, он посылал в столицу ложные известия. А теперь вообще призвал колдунов. Наверняка чувство вины из-за предательства Марка Антония сводило беднягу с ума.

— Клеопатра жива, — выдавил Август. — Клянусь. Мне следовало давно тебе признаться. Псил не лгал. Она не умерла. Она приходила ко мне ночью.

Агриппа наклонился к нему поближе. «Нужно срочно вызвать врача», — решил военачальник.

— Ее наверняка нет в живых, — заявил он, пытаясь успокоить товарища. — Взгляни в окно — не на хижину Ромула, а на Большой Цирк. Чем занята твоя собственная армия? Солдаты возводят обелиск, привезенный из Александрии. Его вершина виднеется из-за ограды. Разве было бы у нас нечто подобное, если бы мы проиграли?

— Она в Риме. Считаешь, я сошел с ума? — криво улыбнулся Август. — Нет. Я был свидетелем только что. Селена спасла меня, закричав.

— Подобные видения вызывает лихорадка, — Агриппа коснулся ледяного лба императора, забыв об официальном протоколе. Внезапно в покоях резко похолодало, хотя, когда он вошел, было тепло. Надо бы распорядиться, чтобы зажгли огонь, подумал он.

— Я чувствую себя не хуже любого другого, за кем охотится враг. Неприятель, воспротивившийся смерти. Я послал тебя на поиски колдунов лишь из-за отчаяния. Ведь Клеопатра перестала быть человеком.

Император извлек комок грубой ткани — льняную тунику, плащ, какой мог бы носить крестьянин. Потом достал агатовый кубок.

Агриппа ошеломленно уставился на предметы, не видя в них никакого смысла.

— Их я взял в царском мавзолее в Александрии, — пояснил Август, поворачивая кубок к свету. В солнечных лучах блеснули остатки темной высохшей жидкости на дне.

— Когда-то в Египте жила прекрасная царица, — начал император. — И она стала иной с помощью магии.

Когда он закончил, Агриппа со злостью оттолкнулся от стола.

— Мы разминулись с ней вчера в порту, — прохрипел он. — Она действительно прибыла в столицу. Если бы ты счел нужным сообщить мне все пораньше, Клеопатра была бы у меня в руках — вместе с Николаем. Мой патруль засек ее и погнался за ней. Однако они не схватили царицу, поскольку ты ничего мне не говорил. Теперь она прячется прямо у нас под носом. А я-то думал, мне привиделось. Мертвая женщина, гуляющая по Риму…

— Верно, — отозвался Август.

— Ты меня не понял, — возразил Марк Агриппа. — Она не умирала. Змеиный яд лишь имитировал смерть. Нам следовало сжечь ее тело. Я верю тебе. Она и в самом деле была на борту той фелюки в Египте. Но она не могла в одиночку убить всю команду корабля. У нее имелся сообщник — ученый или нанятый воин. Вероятно, маг, сотворивший иллюзию, которую описывали мои легионеры. В Александрии полно чародеев, искусно владеющих ароматным дымом и зеркалами. Тут нужна обычная сноровка. Ты поддался предрассудкам, остальные тоже последовали твоему примеру.

— Послушай! Я узрел тьму в ее глазах! Она — змея! Львица! Ее дочь клянется, что они вместе с учителем вызвали в Александрии нечто могущественное, и я видел кровь…

— Теперь я знаю, с кем буду биться. И мы ее победим, — прервал полководец. — Она — просто женщина. Враг-одиночка, потерявший все, что имел раньше. У нее нет армии, оружия и друзей, кроме Николая. Устроим завтра вечером звериные бои в Большом Цирке и заманим Клеопатру в ловушку. Что может быть лучше арены, закрытой со всех сторон, окруженной рвом и рядами солдат? Мы быстро ее поймаем и, конечно же, убьем.

— И как мы ее туда заманим?

— С помощью ее детей, — сообщил Агриппа.

— Она не препятствовала казни Цезариона. Если мы используем ее отпрысков — ничего не получится.

— Она же мать, — настаивал соратник. — Вспомни… Все в Риме думали, что нам не удастся разделаться с убийцами Цезаря. Но мы справились. Оглянись вокруг.

Август окинул взглядом комнату и атрибуты императорской власти, показавшиеся вдруг крайне хрупкими. Он вспомнил своего двоюродного деда. «Друзья» нанесли ему на пике власти двадцать три кинжальных удара. Августу стало очень неуютно.

— Мы побеждали в битвах, когда были мальчишками, — произнес он. — Но теперь нам есть что терять.

— Не волнуйся. Мы сражаемся с женщиной и ученым.

— И на нашей стороне колдуны, — сказал Август, с облегчением вспомнив о своих защитниках.

— Я бы не советовал им доверять, — заметил его друг. — Мы используем в качестве приманки то, что больше всего любит Клеопатра. Мои люди хорошо обучены.

— Ее муж, — оживившись, подхватил император. — Антоний — вот кого она желает.

Агриппа не сомневался в одном. Призрак, которого, как клялся Август, сотворила греческая колдунья, являлся трюком. Фокус, созданный из дыма. Хотя подобное искусство могло оказаться полезным.

— Да, — согласился он, уступая. — Мы предложим ей Марка Антония.

 

14

Невидимый призрак двинулся по коридору, выскользнув из-за дверной щели.

Очевидцы считали его обрывком души, заточенным во дворце. Лишенная надежды тень. Дух, заточенный в четырех стенах и повинующийся приказам греческой жрицы. Они ошибались.

Пока Хризата спала, утомленная наложенными заклятиями, в комнату ворвался порыв ветра. Взметнулось покрывало колдуньи. Синахит выпал из ее руки. Антоний получил свободу, по крайней мере, пока она не проснется. К счастью, покои Хризаты находились далеко от императорских, и крик Селены не разбудил ведьму.

Жрица знала о призраках гораздо меньше, чем думала. Антоний не был ничьим слугой. Она утверждала, что его можно вызвать по любой прихоти Рима ценой лишь капли крови. И он вообще не будет помнить о прошлых обидах. Однако он не забыл, кем являлся. Несмотря на месяцы, проведенные в подземном мире, он постоянно повторял имя Клеопатры. Марк Антоний наблюдал за душами, бредущими к рекам забвения, но сам не желал погружаться в беспамятство.

При мысли о том, что он только что подслушал, сердце переполнилось гневом. Фальшивый гонец от Августа, поклявшийся, что любимая мертва. Подкуп, к которому прибегнул враг, чтобы поколебать египетскую армию и вывести ее из подчинения. И самое главное — преднамеренные похороны еще живой Клеопатры.

Антоний не обращал внимания на прочие заявления Августа. Видения, отразившиеся в глазах Клеопатры? Кошмары, достойные труса! Он был столь же пьян в Александрии, как и сейчас. Неудивительно, что Клеопатра предстала в его галлюцинациях чудовищем.

Где же она? Вот единственный вопрос, волновавший Антония в Аиде и на земле. Август заявил, что она в Риме и только что покинула его покои. Антоний замер в коридоре, дрожа от ярости и нетерпения. А император и Агриппа обсуждали, как завлечь ее в западню и убить в Большом Цирке.

Что он мог сделать ради спасения жены? Он превратился в ничто. Стал эхом себя самого — без тела и без рук, которые могли бы поднять меч.

И он вспомнил об удивительной изобретательности Клеопатры. Однажды она побилась об заклад, что угостит его на десять миллионов сестерциев. Марк Антоний еще не бывал на таких пирах.

Усмехнувшись, он принял пари. Тут же царица велела принести кубок крепкого уксуса. Затем, сняв громадную серьгу из морского жемчуга, Клеопатра бросила украшение в бокал.

Жемчуг растворился, забрав из уксуса кислоту. Они вместе выпили вино, и он рассмеялся, восхищенный ее находчивостью.

«Ты осушил кубок, — сказала она, — его содержимое — драгоценнее всего, чем я владею».

Она превратила для любимого уксус в вино, не думая о цене. Теперь он намеревался сделать для нее то же самое.

Антоний не мог воспользоваться оружием, но это ничего не значило. Он объявит войну врагам Клеопатры. В Риме имелось немало ушей, и далеко не все горожане преданы новому императору-мальчишке.

Август считал его призраком, но не воином.

Но уже не впервые неприятель роковым образом недооценивал Марка Антония.

Он улыбнулся, выходя из дворца и спускаясь по склону Палатинского холма. Тело казалось почти прозрачным в лучах дневного солнца.

Он быстро найдет своих бывших солдат. Пока в Риме царил мир, они собирались в тавернах и борделях. Столица кишела ими — каждый пребывал в своей собственной стадии опьянения с карманами, полными египетского золота.

Более трудная задача — собрать верных сообщников. Многие легионеры после Акциума перешли на сторону Октавиана. Нелояльные парни ему не нужны. Антоний надеялся отыскать своего сторонника Канидия и остальных — самых обученных людей в войске. Увы, соратника казнили в Александрии. В Риме уже распевали песни об отваге Канидия Красса. Конечно, и других не было в живых.

Призрак стоял посреди пыльной улицы и ругался. Неизвестно, когда проснется Хризата. Ему следует поторопиться.

Наконец, он увидел нескольких солдат, крепких и покрытых шрамами. Они дремали в задней комнате таверны. Он позвал их, и они разом подняли тяжелые от похмелья головы. Антоний предпочел бы появиться перед ними в иной обстановке, но иного выбора не оставалось.

— Слушайте меня!

Они заморгали. В воздухе заплясали пылинки. Пьяницы. Антоний и сам порой бывал таким. Он понимал, каково им сейчас, и старался говорить громко и отчетливо.

— Защитники Александрии!

Легионеры прищурились.

На мгновение Марк Антоний появился перед ними. Они попятились, раскрыв рты и спотыкаясь о стулья. Он подозрительно взглянул на их мускулы. За прошедший год они разжирели, но на лучшее рассчитывать не приходилось. Будь времени побольше, он обшарил бы весь мир, отыскал бы своих настоящих друзей — самых бесстрашных воинов. Однако отведенный на спасение Клеопатры срок истекал через сутки.

— Ваш полководец обращается к вам, — произнес призрак. — Он поручает вам задание.

— Почему мы должны тебе верить? — спросил солдат, перед которым лежала опрокинутая кружка.

— Я — истинный Марк Антоний, — сказал он.

Рослый легионер ухмыльнулся.

— Ты на него похож, отрицать не стану, — заявил он. — И голос тот же. Кто пытается нас дурачить? Покажись!

Антоний поморщился. Солдат нелегко заставить протрезветь. Ни магия, ни загробный мир не производили на них никакого впечатления. В подобном состоянии их стоило подкупить. Приказы на них не действовали.

— Я вас нанимаю, — сообщил призрак. — Завтра вечером вы будете в Большом Цирке с оружием. Ждите моего сигнала. Есть одна женщина… — поколебавшись, он решил не называть Клеопатру по имени, — которую необходимо защитить. Вы обеспечите ее безопасность.

— Сколько?

— Хватит на шлюх до самой смерти, — резюмировал Антоний.

— А выпивка?

— За кого вы меня принимаете? На вино хватит с лихвой.

— Тогда я с тобой, — произнес легионер, — кем бы ты ни был.

Остальные согласно кивнули. Марк Антоний объяснил, что от них потребуется. Убедившись, что его поняли, он взял с солдат клятву протрезветь. Еще раз посулив им золото, дух выскользнул из таверны на улицу. Ему нужно провернуть кое-что еще, и на этот раз побыстрее.

В уединенном облицованном изразцами зале с горячими и скользкими от масла стенами отдыхали сенаторы. Они принимали послеполуденную парную баню. Их окружали густые облака пара, из которых доносились бестелесные голоса. Политики расположились подальше от императора и его любимого полководца.

— Он утверждает, будто ведет свое происхождение от Аполлона. Но мы-то знаем его мать Атию. Да к ней бы ни один бог не притронулся… Даже случайно и в темноте, шаря по полу храма в поисках добычи получше, — пробормотал один сенатор.

Его сосед плеснул на себя водой и многозначительно улыбнулся.

— Цезарь Август — обычный скромный внучатый племянник. Однако осмеливается называть себя Цезарем! Как будто капли крови Юлия достаточно, чтобы стать противовесом его деду-ростовщику!

— И рабу! — крикнул третий сенатор. — У меня есть достоверные сведения. Его прадед был освобожденным рабом, который годами вил веревки на юге.

Слушатели потрясенно заерзали на выложенных мозаикой скамьях, недовольно болтая ногами в горячей воде. Утерев пот с бритых голов, они забормотали снова:

— Август…

— Лучше Октавиан! — взвизгнул самый старший. — Крошечный жалкий росток, едва вылезший из-под земли! Весенняя спаржа!

Собеседники снисходительно взглянули на старика и продолжили причитать:

— Август разрушит сложившуюся систему. Рим окажется во власти одного разума… Император слишком молод, неопытен и самонадеян.

При мысли об этом внутри у них все сжалось, но они были бессильны. Они тосковали по прежним временам республики. Как же они тогда правили! То были славные дни речей и споров, посланий и дебатов. Они обычно долго убеждали Сенат принять то или иное решение. И прибегали к взяткам.

— Сенаторы империи! — прогремел мужской голос.

Замолчав, они в замешательстве уставились на облако пара.

В зале вдруг стало холоднее, и из тумана возникла призрачная тень — неясная и полупрозрачная. Присутствующие разглядели знакомые черты лица. Раздвоенный подбородок, темные с проседью волосы, падающие на лоб… Дух был облачен в позолоченные доспехи, в животе зияла смертельная рана.

Сенаторы в ужасе забормотали. Марк Антоний погиб в Египте почти год назад. Но стоял прямо перед ними, и его сандалии не касались пола.

Трое бросились к выходу, но дверь скрыла ледяная серая завеса. Изразцы покрылись тонким льдом, какой-то сенатор поскользнулся.

Остальные прижались к стенам купальни, моля богов, чтобы призрак их не заметил.

— Я пришел к вам из Аида с известиями о темных делах. Их скрывает от вас тот, кого вы называете Цезарем, — с удовлетворенной улыбкой заявил Марк Антоний. — Вы выслушаете меня. Ведь прежде я был человеком. Я принес вам новости об императоре.

— Августе?

— Именно.

Слов Антония оказалось достаточно, чтобы политики передумали бежать. И они смирились с досадной мелочью, что полководец явился из подземного мира. Теперь сенаторы наклонились вперед на своих скамьях и жадно внимали Марку Антонию.

— Говори, — поторопили они.

— Нужно заплатить небольшую цену. Ничего особенного для столь могущественных людей, как вы. Мне нужен некий предмет — камень синахит. Его надо похитить у одной женщины завтра вечером в Большом Цирке и уничтожить. Вы отдадите приказ верному человеку, который все выполнит.

— Это совсем просто, — вымолвил один сенатор. Антоний кивнул.

— Завтра состоятся игрища, и вы узнаете о предательстве императора. Он связался с колдунами, вопреки обычаям Рима. Египет не побежден. Клеопатра не умерла. Хотите, чтобы я рассказывал дальше?

Сенаторы дрожали в замерзшем зале. Бассейн для омовений полностью превратился в лед, а лысины мужчин покрывались тонким слоем инея. Но сейчас они и не думали уходить. Римом правили слухи. Так было всегда. А сплетня о предательстве Августа стоила многого.

— Продолжай, — подал голос самый старый.

— Каждый из вас должен дать мне каплю своей крови. Тогда я смогу говорить откровенно, — сообщил призрак, и они охотно протянули к нему руки.

Только и всего? Наконец-то, их посвятят в тайные сведения о силах, правящих столицей!

Антоний улыбнулся. В этих людях хранилась память Рима, и он забрал ее. Призрак впитал семь капель крови, пока с потолка мягко опускались хлопья снега.

Он рассказал им то, что знал. Затем они вместе составили план.

 

15

Неудача сводила Клеопатру с ума. Что ее остановило? Страх? Испуганное лицо дочери?

Сперва она подумала вернуться в дом Вергилия, но ей мешала мысль о Николае. Царица изрядно проголодалась и уже не доверяла себе. Днем она пряталась в погребе, но звуки города продолжали ее изводить.

Едва зашло солнце, она снова выбралась на улицу. Клеопатра с трудом заставляла себя не останавливаться возле дверных порталов, изваяний, храмов, где когда-то бывал Антоний. Она почти ощущала присутствие любимого. Но ведь он умер. Она видела погребальный костер с его телом.

Несомненно, ничто никогда не исчезает полностью.

Мимо пробежал глашатай, крича:

— Звериные бои! Через час после захода, завтра! Их удостоит своим присутствием Цезарь Август — в честь прибытия детей покоренного Египта! Особая диковинка: призрак Марка Антония, вызванный, чтобы поклониться великому Риму!

Клеопатра зашипела, но решила, что это лишь игра воображения. Она сдерживала мучительную жажду. Мимо, пошатываясь, пробрели легионеры. Они только что покинули соседнюю таверну. Царице показалось, будто они произносят имя Антония. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.

В переулке возле купальни она опять уловила запах любимого — более сильный. Глаза ее наполнились слезами. Он словно очутился рядом с ней. Если бы все было правдой…

Мимо прошагал солдат, расклеивая на ограде афиши. Клеопатра принялась разглядывать одну из них. Изображение широкоплечего и высокого мужчины с раздвоенным подбородком. Она присмотрелась внимательнее. Воин на рисунке кланялся Августу.

Сорвав афишу, Клеопатра двинулась следом за расклейщиком. Как они посмели насмехаться над Антонием? Актеришка, раскрашенный и облаченный в костюм, будет издеваться над памятью ее мужа…

Ее ничто не остановит. Она совершила ошибку. Могла убить императора, но раздумала.

Однако скоро все случится на публике. Может, так даже и лучше. При большом скоплении народа ее детям ничто не будет угрожать. Ее собственное безумие не причинит им вреда, когда вокруг соберется столько римлян. Клеопатра убеждала себя, что Сохмет жаждет лишь крови врагов, но не любимых.

В Цирке станут сражаться звери, с которыми Клеопатра путешествовала на «Персефоне». Надо же — их поймали в честь завоевания Египта! Она чувствовала пленников прямо у себя под ногами. Животные выли в клетках, расположенных в катакомбах. Их выгонят на арену, встретят криками и аплодисментами. А соперниками станут бестиарии — гладиаторы, обреченные сражаться с такими же жертвами. Львы, тигры и крокодилы вступят в схватку против людей.

Она пойдет туда.

Солдат замер, беспокойно оглядываясь.

Она прыгнула на него, раздирая когтями и вонзив зубы в жилу на шее, прежде чем он успел позвать на помощь. Если он распространяет грязную ложь императора об Антонии, то вполне заслуживает смерти.

Призрак наблюдал из тени, как его жена яростно терзает горло легионера. Он обшарил в поисках Клеопатры бессчетные закоулки города, а теперь потрясенно смотрел, как она пьет кровь несчастного.

Август говорил правду. Что с ней случилось? Действие чар? Или она страдает от болезни, вызывающей безумие? Он не знал, кем стала любимая. Зрелище повергло его в ужас. Повернувшись, он скрылся в сумраке. Он не мог приблизиться к ней. Не сейчас.

 

16

Пробудившись, Хризата огляделась вокруг. Комната была пуста, за исключением духа Марка Антония. Он сидел возле хозяйки, молчаливый и неподвижный. Жрица проспала большую часть дня, но до сих пор чувствовала слабость. Заклятия, наложенные накануне, отняли много сил.

Она чувствовала вокруг магию, причем не ее собственную. Дворец переполняло волшебство. В своем гадании она не видела других колдунов, и особое беспокойство вызывала старуха. Ночью Хризата будто провалилась в морок. Ей снились нити, спутанные в липкую паутину, которую сплел гигантский паук. Она потянулась, уговаривая себя, что в комнате ничего не изменилось. Потом повернулась к Марку Антонию.

Он мрачно изучал потолок.

Она могла бы подумать, что он грустит. Однако это была лишь иллюзия. Ведьма повидала немало призраков на своем веку. Каждый погружался в забвение Аида, даже если прежде он являлся могущественным властелином.

— Поешь, — предложила она Антонию. Он, кстати, казался слишком материальным.

Он переместился к столу, окунув пальцы в мед и молоко. Вот что действительно любили духи умерших. Странно, но неужели память ее подводит? Кожа его приобрела блеклый телесный оттенок. Хризата могла поклясться, что и кровь Марка Антония стала красной.

Выходил ли он?

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась она.

— Ничего, госпожа, — ответил он.

Она покачала головой и крепко сжала синахит. Дела пошли не так, как она рассчитывала. Кроме того, Хризате необходимо разведать обстановку во дворце. Жаль, что девочка еще не готова, да и заклятие не завершено. Жрице не хватало времени, а она хотела успеть завершить задуманное до начала игрищ. Теперь она вынуждена страдать, находясь в подобном состоянии. Магический процесс нельзя было прерывать ни в коем случае.

Клеопатра могла поставить униженную Гекату выше Персефоны. И, конечно, исполнить любое желание Хризаты. Нужно лишь пленить царицу, и тогда сбудутся видения, которые Хризата узрела в вещей воде.

Жрица улыбнулась.

Сохмет, вероятно, слишком глупа или безрассудна, раз уж связалась с человеком. Это же не ястреб или сокол, которого ловят и держат на цепи. Зато у Хризаты есть шанс на победу.

Как же все оказалось легко! Но ей надо еще пожертвовать кровь и удержать Антония в своей власти. Он нужен ей, чтобы заманить в ловушку Клеопатру.

Поморщившись, она извлекла из складок одежды длинный ритуальный нож и провела им по запястью. Белый шрам появился на ее руке, когда она была еще девочкой, но вынужденная жертва — это всегда не слишком приятно. Под острием кожа жрицы изменилась: стала хрупкой и морщинистой, хотя и выглядела гладкой как шелк.

Она приложила запястье к губам призрака.

Он начал слизывать кровь. Постепенно цвет его кожи улучшался и розовел.

О да, конечно, он принадлежал ей.

Но почему же она так беспокоилась?

 

17

В ночь перед игрищами страх не давал императору заснуть. «Клеопатра в Риме», — думал он, и сердце сразу начинало учащенно биться. Он постоянно видел ее за окном, в коридоре, на своем ложе. Ощущал прикосновение ее чешуйчатой кожи к обнаженной груди.

Он ворочался несколько часов, крепко зажмурившись и скомкав подушку. Постель казалась жесткой, словно каменистый склон холма. Наконец, он встал. Прошли месяцы с тех пор, как он последний раз выспался. Это случилось, когда корабль ждал императора в александрийской гавани. Август проклинал Клеопатру и Антония. Они похитили его покой. Теперь он бродил по дворцу в полубреду.

Усем, стоявший на страже возле покоев императора, услышал шаги босых ног по мраморному полу. Повернувшись, он обнаружил позади себя императора, одетого в тонкую тунику. Взгляд его бесцельно блуждал, кожа блестела от пота.

Август моргнул, словно очутился на ярком свету.

— Она говорила: «Ты проживешь долгую жизнь», — прошептал он. — И она собирается ее у меня отобрать. Она пахнет лимонами и огнем. Запах ее духов тот же, что и всегда. Я ощущаю его в Риме.

— Здесь ее нет, — ответил псил, преисполненный жалости к императору. Тот лишь лихорадочно покачал головой, будто пытаясь отогнать назойливое насекомое.

— Расскажи мне историю, — попросил он. — Пусть, наконец, наступит ночь.

Усем сухо, чуть ли не с удовольствием рассмеялся. Звук его голоса слегка угомонил императора. Если заклинатель чему-то рад, возможно, еще не все потеряно.

— Уже ночь, — сообщил Усем. — Солнце давно зашло.

— Но мой разум еще горит, — ответил император.

— Хорошо, — сказал Усем. — Но у всего есть своя цена.

— Верно, — прошептал Август.

Он был уверен, что псилу и его племени платить никогда не придется. По крайней мере, пусть этим займутся другие, а не он, император. И вообще, он умрет задолго до того, как отдаст долги. Усем хотел мира. Кто мог обещать ему такое? Всюду таились создания, подобные Клеопатре.

Оба вернулись в покои Августа. Он снова лег, а Усем присел на корточки возле постели. Псил начал повествование негромко и бесстрастно:

— Жил в пустыне один юноша, который бродил в песках и мечтал о будущем. Он достиг брачного возраста, но соседние племена не отдавали своих дочерей. Они боялись его народа, водившего дружбу с ядовитыми змеями. Когда другие племена видели псила, они бежали прочь, бросая поклажу и верблюдов. Псилы разбогатели на брошенном имуществе, но их собственный народ вырождался. Юноша мечтал о невесте, но не желал брать девушку в жены против ее воли. Он знал, что ему долго придется шагать по пустыне, но он найдет людей, не ведающих о псилах. И он поклялся, что не вернется домой без подруги. Так он и скитался, ночуя в скалистых пещерах. Наконец, перед рассветом седьмого дня, юноша увидел на горизонте нечто вращающееся, танцующее и отбрасывающее свет во тьме. Юноша заинтересовался и подошел ближе.

Император заметил, как заблестели глаза Усема.

— Приблизившись к смерчу, юноша увидел изящную руку. Она извивалась среди песка. Длинные пальцы украшали сверкающие кольца. Прикрывая лицо ладонью, он разглядел в вихре стройную девушку. Ее длинные волосы развевались и окутывали обнаженное тело красавицы. Юноша удивленно вскрикнул, и она мгновенно повернулась к нему. А потом исчезла подобно молнии.

Юноша узрел младшую дочь Западного Ветра, — объяснил псил. — Самую прекрасную девушку на земле. И тотчас же решил, что она должна стать его невестой.

Август пошевелился под покрывалом. В окно светила ущербная луна, отбрасывая яркую полосу на плечи Усема. Его глаза были непроницаемо-черными. Заклинатель помолчал и продолжал:

— Он гнался следом за ней. Однако девушка-ветер скрылась из виду, вздымая песок и преграждая ему путь новыми дюнами. Солнце смеялось над юношей, который изнывал от жары, пытаясь обрести свою любовь. И вот он обнаружил ее вдалеке, но она стремглав унеслась прочь. Он даже не смог спросить ее имя. Хотя на этот раз она улыбнулась ему, и он услышал ее смех. Юноша не останавливался. Иногда он встречал оставленные в песке цветущие ветви из дальних краев. Порой любовался на ярких птиц, паривших высоко над его головой. Однажды она подарила ему мягко сброшенный сверху пустой корабль с вздымающимися парусами. Но девушка никогда с ним не заговаривала и не приближалась к юноше. Тщетно он старался коснуться ее руки! Спустя двенадцать дней, проведенных без сна и без воды, юноша рухнул на песок. Лишь безнадежная любовь поддерживала его, но силы уже оставили. Кожа болела от ожогов, язык распух, и он закрыл глаза.

Август тоже прикрыл глаза, но только на секунду. Он откинулся на подушку, мысленно ругаясь и чувствуя, как корчится его собственная душа. Любовные истории. Какое ему дело до всяких нежностей?

— Проснувшись, юноша понял, что находится в сердце самума. Теперь он был во власти дочери Западного Ветра, которая подняла его на руки. Она поцеловала его и наполнила легкие юноши воздухом. Она принесла его к оазису и напоила водой. А потом умчалась вместе с ним высоко в небо.

Юноша путешествовал с ней от одного края света до другого. Он слушал ее шепот и вой, ее крики и смех и влюблялся в красавицу все больше. На севере она подняла снежную бурю, с пронзительным свистом вздымая снежные заносы над бескрайними полями и обрушивая в море гигантские горы. Он видел белую медведицу с детенышами, которые плыли на льдине и резвились в снегу. Дочь Западного Ветра играла с ними, то выныривая из волн, то погружаясь в них опять. Она плескалась в воде и выбрасывала на берег рыбу, пока юноша, не привыкший к холоду, едва не замерз насмерть.

Тогда она унесла его на юг. На небольшом острове под склонившимися деревьями они устроили себе брачное ложе из мягкой листвы. Там дочь Западного Ветра и сын псилов впервые познали друг друга. Юноша упивался ее красотой, вслушиваясь в ее тихое дыхание, ощущая гладкую и теплую кожу. Чувствовал, как его окутывают длинные волосы возлюбленной. Юноша спросил невесту о ее семье. Но она ответила, что не желает делить его с другими. Вся ее жизнь заключалась в том, чтобы путешествовать над землями и морями. Дочь ветра не могла долго пребывать на одном месте. Если она останется в его объятиях, замрут океаны, а пчелы перестанут пить нектар из цветов. Бури прекратят наполнять реки, и снег застынет в небесах. Она сказала, что ей вскоре придется покинуть его, иначе она рискует навлечь на себя отцовский гнев.

Август заснул, преследуемый темными сновидениями. Он стискивал в руках невидимое оружие и что-то неразборчиво бормотал. Мир взрывался и обрушивался на императора, пылая и испепеляя. Затем наступал всеобщий конец.

— Юноша не желал, чтобы невеста покинула его. Он привязал себя к ней, пока девушка дремала. После на острове появился ее разъяренный отец, вырывая пальмы из песка и посылая на берег чудовищные валы. Жители выбежали из лачуг, но Западный Ветер не знал жалости. Он поднял дочь с ложа и забрал с собой. Пока он летел, волны вздымались и обрушивались на землю, уничтожая все живое. Целые леса, вывернутые с корнями, улетали в облака, где они становились убежищем для созвездий. Юноша цеплялся за дочь ветра. Та сражалась с отцом, крича на него и колотя кулаками. Три горных хребта превратились в равнины. Семь рек пролились дождем. Падающая звезда сбилась с пути и оказалась в пальцах ребенка, став блестящей игрушкой.

В конце концов Западный Ветер приземлился в песках Ливии, где разбило шатры племя юноши. Он поднял в воздух верблюдов и швырнул на другой край пустыни. Он разбросал имущество псилов по горам и похитил их змей. Те, разъяренные и ничего не понимающие, свалились на головы соседнего племени.

Потом он обратил свой гнев на колодцы псилов, иссушив их горячим дыханием. Люди лишились воды и разозлились на своенравного юношу. Он знал, что причиняет несчастье своему народу. Но его ничто не могло остановить.

В окна императора подул легкий ветерок, дребезжа ставнями и приоткрывая их.

— Он не желал расставаться с любимой. Ее отец вырвал ее из объятий юноши и унес в далекую обитель. Тогда он обратился к соплеменникам и убедил их пойти на войну. Хотя они и гневались на него, еще больше они разозлились на Западный Ветер. Ведь он отнял законную невесту у одного из них.

Вихрь пронесся над постелью Августа, сорвав с него покрывало. Император беспокойно заворочался во сне, продрогнув до костей. Усем поднял взгляд и улыбнулся, ощутив дуновение помощника на своем лице.

— Ведь он похитил не только невесту, но и ребенка, ибо дочь Западного Ветра была беременна. Псилы вооружились и оседлали возвратившихся верблюдов, а змеи ползли рядом с заклинателями. Они ехали день и ночь, но так и не увидели возлюбленную юноши. Западный Ветер изводил их песчаными бурями, поглотившими воинственное племя и их животных. Удостоверившись, что неприятель похоронен достаточно надежно, он отправился по своим делам. Однако воинам и змеям удалось выбраться на свободу. Они двинулись вперед, пока не добрались до края света.

Окно теперь было полностью открыто воздушной стихии. Ураган ворвался в покои Августа, взмахнув занавесками и шелестя свитками на столе. Влетев в рот императора, он выскользнул обратно и устроился на плече псила.

— Они остановились, вглядываясь в простиравшуюся перед ними пустоту. Наконец, они заметили покачивающийся на тонкой подушке замок Западного Ветра. В дверях юноша различил свою невесту, с развевающимися волосами и сияющими глазами. Она была привязана к стене. Юноша в отчаянии потянулся к ней, но ходить по облакам он не умел. Расстояние же между замком и псилами оказалось слишком большим, чтобы перепрыгнуть. Однако голос дочери ветра был легок и невесом. Он преодолел разделявшее их пространство, и она прошептала, что любит его.

Юноша на мгновение глубоко задумался и призвал змей. Они сплелись воедино, и вскоре у племени появился длинный плетеный канат. Юноша бросил его через пропасть. Невеста же, выпятив губы, своим дуновением подхватила конец каната. Затем перенесла его над бездной прямо к дверям замка. Не колеблясь, юноша шагнул на змеиные спины и побежал к любимой.

Так племя псилов прибыло в чертоги Западного Ветра. И заклинатели дождались появления хозяина. Они связали его веревками и магией, рубили его мечами, пока ветер не сдался и не отдал свою дочь юноше.

Псил поднялся над ложем императора во весь рост. Веки Августа дрогнули. Усем догадался, что тот лишь притворяется спящим. Он положил ладонь на грудь Августа.

— Отправившись на войну против Западного Ветра, я обрел свою жену. И у нас родились дети. Я приехал в Рим, чтобы уберечь мою семью от бед, боли и страданий, как любой отец, защищающий собственных чад.

Усем посмотрел на императора, и на его скулах проступили желваки.

— Как любой правитель страны или племени, — произнес он. — Это ответственность вождя. Но властитель должен понимать, что утрата любимой может оказаться опаснее, чем потеря царства. Он рискует собой, впутывая в подобное родной город. Разбитое сердце — не менее разрушительно, чем нож, а в Риме есть такие сердца. И украденные жизни тоже. Нет никакого позора в том, чтобы вернуть ей детей. Моя жена считает, что подобный поступок умиротворит Клеопатру. Усмиренного врага легче победить. Освободи призрака, которого ты держишь в плену. Она желает мира для него и для себя. Она жаждет его больше, чем мщения — по крайней мере, пока.

Император затаил дыхание, но промолчал. Псил отвернулся.

Ветер превратился в женщину с развевающимися волосами. Она протянула руки к заклинателю змей. Вместе они покинули опочивальню.

Лежа в темноте, Август открыл глаза. Он чувствовал себя полностью разбитым, но разгневанным. Как смеет варвар говорить подобное? Да еще и отдает приказания императору?

Клеопатру сломила не любовь. Ее сломило стремление к власти и желание стать царицей не только Египта, но и Рима. Август не сомневался в своем предположении. Но и он сам испытывает такую же жажду. Он — правитель великого государства. Он поднялся на вершину мира вопреки своему происхождению, вопреки друзьям и воинам. Теперь он здесь, во дворце на Палатинском холме. Клеопатра осталась далеко внизу. И ее следовало убить.

Император встал с постели, чувствуя страшную усталость.

Он никогда никого не любил, кроме Рима. Город нуждался в своем императоре.

 

18

Колдуны встретились в коридоре. Ауд смотрела на Хризату, опасно поблескивая серебристыми глазами. Жрица притворялась, будто ее ничто не интересует. Хризата заметила, что Усем вооружен. Его остро заточенный кинжал был изготовлен из странного металла, которого она раньше не встречала. Она улыбнулась псилу. Ее заклинания наверняка на него подействуют, он же мужчина. Ну а северянка ей быстро подчинится.

Усем бросил взгляд на Ауд. С тех пор как он впервые увидел ее возле спальни Августа, то немало размышлял об истинных целях сейдконы. Она казалась древней старухой, но в ней чувствовалась сила.

«Мы ее схватим, — прозвучал ее голос у Усема в голове. — Пусть никто об этом не знает. Мы сделаем все, объединившись. Ее нужно уничтожить. Мы здесь по одной и той же причине».

Усем пожал плечами. Что за фокусы? Неважно. Магия и подчинение чужого разума. Ему хотелось оказаться в Большом Цирке. Император отказался отдать Клеопатре ее детей, а зря. Царица разгневалась не на шутку.

Дверь открылась, и Усем вошел первым.

Август ждал их, одетый в церемониальную тогу, с позолоченным лавровым венком на голове. Рядом стоял Агриппа, которому явно было не по себе.

— Вы расположитесь вокруг императора, — сообщил полководец. — Каждый из вас будет защищать его от врага.

— От Клеопатры, — пробормотал Август.

— Да. Мои солдаты возьмут вас в кольцо. В Цирке будет полно легионеров. Опасности никакой. Она — обычная женщина.

Агриппа перевел взгляд на Хризату.

— Не забудь о той иллюзии, — напомнил он.

— При чем здесь иллюзия? — парировала она. — Он — муж царицы.

— Ты используешь Антония, чтобы привлечь Клеопатру, — улыбнулся Август дрожащими губами. Только бы присутствующие не заметили, как он нервничает. Скоро все закончится.

— И ты предлагаешь ее уничтожить? — осведомился Усем.

— Тебе незачем знать о наших планах, — ответил Агриппа.

— Нет, — произнес император. — Есть вещи, которые лучше хранить в тайне.

 

19

Над ареной кружила бабочка, привлеченная светом факелов. Она порхала и вытягивала усики, зависая над беспорядочной толпой.

Внизу собрались сотни тысяч людей, что-то распевавших и кричавших. Тепло их тел привлекло насекомое. Снаружи толкалась куча зевак. Горожане стремились подняться повыше, чтобы заглянуть сверху в Цирк и понаблюдать за схваткой зверей и бойцов.

Каждый из факелов казался бабочке сверкающим огненным озером.

Она опустилась ниже. Землю словно усеивали мириады звезд.

В подземных ходах под Римом царила темнота. Затаив дыхание, чтобы не чувствовать чересчур соблазнительного запаха крови, Клеопатра прижалась к липкой стене катакомбы. Она ощущала все камни сквозь простую тунику. Она надела ее, решив, что так проще будет спрятаться от чужих глаз. А теперь она похожа на служительницу, ухаживающую за животными.

Они на нее бросали подозрительные взгляды. В подземелье было мало женщин, а кожа Клеопатры излучала мистическое сияние.

— Кто ты, госпожа? — пробормотал уборщик навоза, благоговейно падая на колени, когда она проходила мимо.

Вместо ответа она сломала ему шею и бросила тело в кучу соломы. Она не могла допустить, чтобы он признал ее.

Бестиарии занимали отдельную часть подземелья. Царица улыбнулась, проходя мимо них. Гладиаторы сидели в клетках, закованные до поры до времени в цепи. Некоторым из них позволялось убивать зверей, с которыми они сражались. Для этой цели им предоставлялось оружие или противники-калеки. Других же посылали голыми на растерзание хищникам перед вопящими зрителями. Обреченный вид гладиаторов наполнил радостью темные закоулки души Клеопатры — те, что не принадлежали ей самой.

Она услышала медведей, ощутила их густой запах. В клетушке с грязным бассейном содержались уже знакомые ей крокодилы. Из загонов тигров несло козлятиной.

В Египте убийство льва или любого представителя семейства кошачьих каралось смертью. Подобное было возможно лишь после проведения строгих обрядов. В Риме дела обстояли иначе. Зверей не считали богами.

Или граждане империи ни о чем не догадывались.

Перед царицей медленно опускалось бледное перышко, подхваченное воздушным потоком. «Перо Маат», — промелькнула у нее мысль. Однако она понимала, что в нем не больше благодати, чем в обычном гусином пере. Вряд ли Клеопатра могла попросить помощи у Маат. Та взвешивала души и людские деяния, не позволяя воцариться хаосу или исфет. Клеопатра знала, что не пройдет испытания. Ведь Сохмет жаждала крови и являлась полной противоположностью Маат. Чаша весов опустилась бы, и налитое свинцом сердце отдали бы Пожирателю Душ — чешуйчатой твари с лапами льва, пастью крокодила и острыми клыками… Но все же Клеопатра прошептала короткую молитву в надежде на спасение.

Память ее хранила слишком много горьких воспоминаний. Спрыгивающий с помоста Цезарион. Еще минута — и ее мальчик находил смерть в руках центуриона… Нет, она не забудет ни об убийстве сына, ни о гибели Марка Антония.

Она вожделела сердце Августа. Она представила, как он умоляет ее сохранить ему жизнь. Но она не пощадит императора и тех, кто сражался вместе с ним в Александрии. Они будут растерзаны. Клеопатра стала здешним Пожирателем Душ.

Она решала судьбы других.

Клеопатра заметила львов и поспешила к ним. На мгновение прислонилась к клетке. Она наслаждалась темнотой и рычанием хищников, которые вылизывались и раздирали мясо. Присутствие царицы успокоило животных. На корабле она спала в трюме, превратившись в зверя. Она ощущала себя частью семьи, чего никогда не было в детстве. У нее никогда не было возможности дотронуться спросонья до родного человека, пока не появились Антоний и ее дети.

Клеопатра немного помедлила, думая о своей потерянной жизни. Затем отбросила прочь мрачные мысли и проскользнула сквозь прутья.

 

20

Николай мчался по сводчатой галерее снаружи арены, цепляясь плащом за прилавки торговцев. Те собирали свой товар, начиная расходиться. Историк не помнил, как выбежал из дома Вергилия и буквально полетел по улицам Рима. Возможно, он бредил, но вдруг ему удастся убедить Клеопатру отказаться от своих намерений.

Он был не настолько глуп, чтобы ей доверять. Он безуспешно искал ее по всему городу. Отчаявшись, ученый решил, что царица пропала окончательно и бесповоротно. Но, увидев афишу с объявлением об игрищах в Большом Цирке, его осенило. Конечно, Клеопатра именно там.

«Помоги мне», — попросила она, когда они столкнулись на «Персефоне». Он почувствовал себя виноватым и согласился. И сопроводил ее в столицу. Что, если он сумеет найти ее детей? Вероятно, это ее вполне удовлетворит, и она успокоится. Ведь она — мать. Женщину можно отговорить от мыслей о мщении.

Он оказался глупцом. Клеопатрой овладела Сохмет.

Поиски в библиотеке Вергилия принесли мало пользы, хотя он часами читал о битвах героев с чудовищами. Вечную жизнь иногда можно было отобрать, причем лишь с помощью богов. Не существовало ни одной легенды о людях, способных на подобные заклятия. Бессмертные временами убивали себе подобных, а больше Николай ничего из собрания Вергилия не почерпнул.

Он вымотался и устал. Вероятно, царица подготовила собственный план. На корабле он полагал, что она желает освободиться от власти Сохмет. Теперь у него возникали мысли, что она просто воспользовалась им, чтобы тайком проникнуть в Рим.

Весь город собрался в Большом Цирке. Николай знал, что это — ловушка. Не было иного разумного объяснения для ночных игрищ в присутствии императора и детей Клеопатры. Да еще упоминание Антония… Враг догадался, что она в Риме, и начал охоту.

Николай пошатнулся, ощутив приступ тошноты. И почему он не сбежал отсюда?

Клеопатру не остановить. Она убьет Августа, но сперва ей следует проскользнуть через многочисленные препятствия. Если для царицы действительно создали западню, Августа наверняка охраняет несколько сотен легионеров.

Николай заметил императорскую процессию — носилки, которые несли вниз по склону Палатинского холма в сторону Цирка. Кортеж окружали стражники, и Николай метнулся в противоположную сторону. Люди Агриппы — повсюду, некоторые из них в штатском. Ученый мог отличить солдат по их осанке. И каждый был начеку.

Николай прошел на арену вместе с группой лысых сенаторов в хрустящих тогах. Затем он принялся обшаривать взглядом толпу. Тысячи зрителей уже устроились на трибунах, крича и вытягивая шеи в надежде разглядеть зверей. Арена пока пустовала. Император поднялся в свою личную ложу. Клеопатра вроде бы отсутствовала, а вокруг императора расположились ее дети. Александр сидел слева, Птолемей — у Августа на коленях. Головы их украшали сверкающие уборы, лица были раскрашены, как у юных царей Египта.

Селена с подведенными глазами восседала впереди Августа. Ее голову увенчивала золотая тиара в виде лаврового венка, подчеркивавшего верность Риму. Николай вздохнул. Костюмы могли лишь сильнее разозлить Клеопатру.

Где она?

Из катакомб послышалось приглушенное рычание.

В отчаянии он понял, что не успеет добраться до Клеопатры.

Цепи лязгнули о каменный пандус — звери поднимались на арену. Клеопатра почувствовала, как уши ее прижимаются к голове. Шерсть на хребте встала дыбом. Она приготовилась встретить опасность.

Ее нога оказалась скована с лапой льва. Таким образам бестиариям давался шанс победить в схватке с хищниками. Иначе игры заканчивались бы слишком быстро, и разъяренные животные метались бы по песку, усеянному изуродованными трупами. Царица почуяла запах страха гладиаторов и моментально познала их истории.

Они являлись осужденными, но многие из них не были преступниками. Они в неподходящее время столкнулись с легионерами и обвинялись в преступлениях, которых не совершали. Один из новоиспеченных бестиариев воспитывал красивую дочь, потерявшую девственность. Ему инкриминировали нападение на римлянина, соблазнившегося ее прелестями. Другой гладиатор обладал позолоченным щитом, который захотел присвоить себя центурион, беднягу осудили за воровство.

Они не владели боевыми искусствами. Прежде они жили в Египте — в стране, которой правила Клеопатра. Она старалась не думать об их отчаянии и бедах. Они не имели для нее никакого значения. Она находилась здесь с определенной целью. Кроме того, чтобы подобраться к императору, ей придется убить их в бою.

Она так и сделает. Царица ощутила серую пустоту в душе Августа, хотя он сидел слишком высоко. Она представила себе его горло, бледную кожу и пульсирующие под ней жилы. Подумала о его голове, украшенной лавровым венком. Она вонзит в мерзавца зубы и когти, лишит врага короны. Каково же на вкус его сердце? Пыль, камень.

Она открыла пасть и зарычала. Дыхание Клеопатры участилось, она подняла взгляд и увидела в свете факелов тысячи римлян, полных предвкушения и нетерпения.

Они ждали ее.

 

21

Август устроился поудобнее в закрытой императорской ложе и пытался сохранять спокойствие. Вся мощь Рима, простиравшаяся далеко за его пределами, приготовилась к схватке с Клеопатрой.

Откуда она появится? Где она сейчас?

Ауд затаилась позади императора, наблюдая за разматывающейся нитью его судьбы. Сейдконе потребовались все ее силы. Развязка приближалась. Она пошевелила пальцами, отмерив небольшой отрезок жизни Августа, и слегка изогнула его, ухватив острыми ногтями. Вокруг нее разматывались остальные нити, и она могла дотронуться до любой. Казалось, будто арена покрыта паутиной переплетающихся, парящих и плывущих волокон. А вот и судьба царицы, сплетенная с Сохмет, гораздо более прочная, чем другие. Она уходила в бесконечность. Сколько нитей перерезала Ауд за долгие годы, чтобы уберечь сложившийся порядок от хаоса? Участь кого она изменила?

Сейдкона сделала новую попытку, но не смогла сдвинуть Клеопатру с места. Та накрепко приклеилась к Сохмет. Все, на что была способна Ауд, — манипулировать судьбами, окружавшими две бессмертные нити. Она решила, что ей удастся хотя бы завлечь царицу в свои руки.

«Это уже чересчур», — подумала она, испугавшись.

Август наклонился вперед, оглядывая лица собравшихся. Похоже, никто из колдунов не обнаружил Клеопатру. Однако такой расклад вовсе не означал, что поблизости ее нет. И вряд ли она сбежала из Цирка в последний момент. Август позаботился об охране.

Но он сильно нервничал.

Вдруг она все же доберется до него? Однажды двадцать привезенных Помпеем слонов ринулись на трибуны. Животные сломали железную ограду, защищавшую толпу. Юлий Цезарь приказал вырыть вокруг арены широкий ров, чтобы подобное больше не повторилось.

Конечно же, ров нельзя было перепрыгнуть. А недавно сооруженная ложа, пульвинар, обеспечивала прекрасный вид на гонки колесниц, звериные бои и гладиаторские игры. Здесь же, по легенде, изнасиловали сабинянок, хотя на это представление билетов не продавали. Данное место пропиталось кровью, и Марк Агриппа предпринял все меры, чтобы обеспечить безопасность императора. Повсюду сидели солдаты Агриппы в обычной одежде. Их собралось несколько тысяч, и каждому дали один приказ — защищать Августа.

Император оглянулся на Хризату. Слишком она яркая… Не следовало, чтобы ее появление на публике вызвало пересуды о новой императорской любовнице. Он велел жрице закрыть лицо черной вуалью, но ее глаза так и поблескивали сквозь ткань — зеленые, словно море в погожий день. Август мысленно себя поздравил с удачным уловом. Целых три колдуна, а вдобавок — призрак Марка Антония. Он погладил Селену по плечу, чувствуя себя слегка виноватым. Девочке не стоило видеть подобных вещей, особенно после того, как ее напугала змея. Однако без детей Клеопатры сегодня не обойтись.

Селена вздрогнула и наклонилась вперед, пытаясь сдержаться. Что случилось в покоях императора? В памяти всплыло туманное видение — змея с лицом ее матери. Потом пришел врач и дал ей лекарство, от которого она заснула.

Когда она пробудилась, на постели лежал букет, который ей подарила Хризата. Странно, ведь Селена выронила его в императорской спальне. А теперь Хризата сидела рядом с ней. Вот ее единственная подруга. Август отрицал все, что говорила Селена. Он утверждал, что ей привиделся кошмар. Лишь Хризата ей верила. Девочка посмотрела на арену, и к горлу подкатил ком. Мысль о зверях напомнила ей о Египте. Но она не тосковала по семье. Ее же просто бросили. Жрица улыбнулась и взяла Селену за руку.

— Ничего не бойся, — проворковала она. — Я тебя защищу.

Что-то подсказало Селене, что ей можно доверять.

Хризата бросила взгляд на императора и улыбнулась ему точно рассчитанной улыбкой. Он нервно улыбнулся в ответ, продемонстрировав кривые зубы.

Она подумала о других колдунах. Северянка явно болела. Хризата постоянно слышала ее кашель, пока они поднимались на трибуну. Кожа старухи имела мертвенно-землистый цвет. И тем не менее в ложе она выпрямилась и настороженно смотрела на арену своими странными серебристыми глазами. Если она станет помехой, убить ее будет несложно. Жрица Гекаты готова ко всему. А с заклинателем змей придется повозиться. Сильный соперник! Впрочем, вероятно, он заодно с ней. Если нет, его можно подкупить. Псилы занимались колдовством за плату. Она наклонилась к Усему.

— Ты можешь мне понадобиться, — шепнула она.

— А ты — мне, — процедил он. — С ней нелегко справиться.

Ветер сообщил Усему о прибытии царицы. Он не сомневался, что та скоро появится, и уже жалел об этом. По плечам псила скользила изящная змея с медным узором. Он покосился на колдунью с севера. Римляне забрали у нее прялку, но она вернулась к хозяйке. Ауд спрятала ее в складках собственной одежды. Он подозревал, что никто ни о чем подобном и не догадывается. Кроме того, лишь ему известно, что запястья сейдконы на самом деле не связаны. Ауд сможет противостоять Клеопатре. Им потребуется все, что имелось в их распоряжении. Но он намеревался убить Клеопатру сам.

Он коснулся заточенного кинжала, тронув лезвие кончиками пальцев. Усем смазал его ядом, не действовавшим на псила. Лезвие мгновенно рассечет плоть любой из ведьм, если возникнет необходимость. А в том, что кинжал нанесет смертельную рану Клеопатре, он не был уверен. Ветер окутал плечи псила, словно плащ, наблюдая и ожидая.

Внизу прошествовал страус, гордо задрав клюв. Римляне едва обратили на него внимание. Они и раньше видели таких птиц.

Август переключился на большую группу сенаторов, лысины которых блестели в свете факелов. Их сопровождали писцы. Он толкнул в бок Агриппу.

— Почему они здесь?

— Не знаю, — ответил тот.

— Они старики, — заявил Август.

— И без оружия, — кивнул Агриппа.

Император пытался понять, что им нужно. Сенаторы обычно не посещали подобные представления. Им следовало спать, но они прямо-таки дрожали от возбуждения. Когда Август отвернулся, один из них пристально уставился в толпу.

Сенатор обменялся взглядом со стройным парнем в одежде слуги. Тот как раз занял место за императорской ложей, никем в ней не замеченный. Он шагнул в сторону, остановился позади Хризаты, и сенатор едва заметно кивнул.

Солнце зашло, и зажгли новые огни. Люди требовали начала представления.

Август налил себе вина, достал из туники флакон с териаком и плеснул несколько капель в кубок. Кто-то грубо отобрал у него напиток. Император разгневанно вскинул голову.

— Твой разум должен оставаться ясным, — сообщил Марк Агриппа.

— Я делаю то, что хочу, — раздраженно ответил тот. Териак казался ему уже не горьким, а почти сладким.

Из-под трибун заиграла музыка. Из катакомб начали по очереди выходить гладиаторы, чтобы предстать перед императором. Август недовольно пожал плечами. Они выглядели бледными, болезненными и побитыми. Бестиарии склонились перед ним, поддаваясь тычкам надсмотрщиков.

Всегда ли было так? Мальчишкой Август восхищался мощью гладиаторов, их тренированными мускулами, грубыми доспехами и оружием. Эти же — просто слабаки. Конечно, они являлись преступниками, приговор над которыми свершится на арене… Однако ничто не могло оправдать их пепельно-серые лица и тощие ноги.

Спустив Птолемея с колен, Август поднялся. Толпа сразу притихла.

— Граждане Рима! — крикнул он. — Лично я предпочел бы полюбоваться удивительным носорогом и огромным гиппопотамом, чем осужденными! Вы видите рабов. Они — всего лишь животные, хотя нам обещали чудеса!

Публика одобрительно взревела.

Настроение Августа улучшилось. Он взмахнул тогой, красуясь перед зрителями. Теперь нужно положить в ловушку приманку, соблазнить добычу. Он обнял детей Клеопатры, давая им знак встать.

— Я приветствую зверей из Африки, — воскликнул он. — И также я приветствую этих троих детей. До сегодняшнего дня они не были отпрысками Рима. Они принадлежали Египту!

Народ неодобрительно загудел и зашипел. Агриппа придвинулся ближе к Августу, положив руку на меч.

Мальчики поежились, смущенные внезапным всеобщим интересом со стороны зрителей. Селена смотрела вперед. Воистину по-царски, одобрительно кивнул Октавиан. Если бы она являлась его дочерью…

— Они — дети правительницы той страны. Возможно, вы помните ее имя — Клеопатра. Вы видели ее в моей процессии?

Римляне весело рассмеялись, услышав упоминание о побежденном неприятеле.

— Она мертва, а они добровольно прибыли в столицу империи.

Шум усилился. Август дал толпе выразить все свое возмущение и презрение и продолжал.

— Однако они больше не чада Египта, — подытожил он. — Ибо Египет теперь — сам дитя Рима.

Аудитория засмеялась и зааплодировала остроумию императора. Он наслаждался моментом триумфа. Он любил своих подданных. Умные, соблюдающие правила хорошего тона… Встав со своих мест, они стали выкрикивать возгласы в его поддержку.

Он заметил, что сенаторы насторожились и молча сидят на трибуне. Что еще случилось?

— Представляю вам Клеопатру Селену, Александра Гелиоса и Птолемея Филадельфа — детей Рима и особых фаворитов вашего первого гражданина. Я простил им их происхождение, будьте милостивы и вы. А теперь… начнем уникальное представление, которого еще не видели в великом городе.

Он удовлетворенно усмехнулся. Сейчас он точно ее привлечет.

— Вероятно, вы не забыли предателя Рима, — заявил Август. — Человека, бросившего родину ради чужой царицы. Он оставил своих солдат, жену и семью — все ради Клеопатры.

Толпа загудела.

— Боги оказались благосклонны к Риму и поразили нашего врага. И сегодня он явится на арену из подземного мира.

Послышался выжидающий ропот и нервные смешки, которые быстро стихли.

Потрясенная Селена не отводила взгляда от императора. Ему пришло в голову, что задумка его не идеальна. Дети непредсказуемы. Но поворачивать назад уже поздно.

— Представляю вам Марка Антония! — провозгласил он.

Хризата открыла серебряную шкатулку, и из нее выскользнул мрачный призрак в доспехах. Его рану можно было рассмотреть даже с арены.

Наступила тишина, затем публика взорвалась аплодисментами. Чудесная иллюзия! Римляне ликовали.

— Отец! — пронзительно закричала Селена. Казалось, от звука ее голоса кровь стынет в жилах. Александр пошатнулся и уставился на отца.

Антоний, которым управляла жрица, низко поклонился Цезарю, и в то же мгновение выпустили львов.

 

22

Клеопатра снова зарычала, а ее тело задрожало от напряжения. Она находилась у выхода из туннеля и не видела, какие события случились в Цирке. Она слышала лишь речь императора. Он присвоил себе ее детей и насмехался над Марком Антонием. Львы устремились вперед вместе с царицей, поднимая лапами пыль. Спустя миг она ворвалась на гигантскую арену.

Бестиарии караулили ее с мечами в руках. Колени их тряслись от страха. Некоторые смело оборонялись от атакующих хищников. Другие пытались убежать, хотя выхода у них, разумеется, не было. Арену окружал ров. Клеопатра оценила его ширину, рассчитывая прыжок.

Высоко на трибунах, в сияющей тоге — злодей. А возле него, по обе стороны…

Ее дети.

Посередине девочка, а по бокам — два мальчика. Малыш с широко раскрытыми глазами и столь же ошеломленный близнец Селены. Сестра крепко держала их за руки.

Император наблюдал за сражающимися. Его серые глаза сладострастно сверкали. Рядом стоял темнокожий мужчина с обнаженным кинжалом. Змея обвивала его плечи.

Еще там была юная женщина, будто сияющая изнутри. И какой-то странный мужчина. Клеопатра не могла его разглядеть: кожа его мерцала и переливалась. Наверняка актер, загримированный под Антония.

Клеопатра вонзила когти в кисть оцепеневшего гладиатора. Она не хотела его убивать и уклонилась от меча, которым тот не слишком владел. Некоторые бестиарии размахивали оружием, зажмурившись. Возле нее рухнул окровавленный лев. Теперь к ним с грохотом приближался носорог с острым как кинжал рогом и черными глазами-бусинками.

Заметив клинок, готовый обрушиться прямо на ее голову, Клеопатра прыгнула. Она разодрала горло бестиария и на мгновение насладилась теплой кровью жертвы.

Она присела на задние лапы. Затем ринулась к трибунам, но тут же ощутила вес мертвого хищника, приковывавший ее к земле.

Клеопатра порадовалось, что римляне даже не узнали своего главного врага. И со всей силы натянула собственную цепь, ощущая, как расходятся звенья и протестует металл. Пусть город трепещет! Наконец, она освободилась. Цепь лопнула, вырвавшись из пасти и хлестнув Клеопатру по спине. Глаза забрызгало красным, вокруг послышались стоны умирающих.

Она напружинила мускулы, готовясь к прыжку. Спустя секунду она была уже в воздухе, высоко над толпой. Обычный зверь не смог бы с ней сравняться.

Август в ужасе задрал голову. Она чувствовала, как отчаянно бьется его сердце. Сейчас он по-настоящему испугался. Он недооценил Клеопатру.

Обрушившись на императора всем весом, она швырнула его как тряпичную куклу. Он сжался перед ней, лежа на спине.

— Ты забрал у меня семью! — взревела она, повергая его в еще больший ужас. — Ты забрал мою страну!

— Уберите ее! — завопил тот. Глаза его расширились, и в них Клеопатра увидела отражения двух женщин — дряхлой и молодой. Первая вытащила прялку из складок своего одеяния и начала вращать ее с огромной скоростью. Старуха заглянула в львиное тело царицы и увидела ее в истинном обличье. Глаза Ауд блеснули. Внезапно Клеопатра стала слабеть. Ее будто связали веревками или поймали в паутину.

Девушка встала и, улыбнувшись, осыпала царицу разноцветным порошком. Клеопатра поняла, что превращается в человека. Она замерла на четвереньках над поверженным Августом в лавровом венке.

Ей было все равно.

Для нее уже ничто не имело значения. Ведь она узрела лицо человека, которого считала пародией на погибшего мужа.

— Антоний! — воскликнула она.

Возможно, это просто сон… Однако она попыталась до него дотронуться. Неужели он от нее попятился?

Но ей удалось коснуться любимого — или его расплывчатого подобия — кончиками пальцев. Вдруг кто-то прыгнул на Клеопатру и снова оторвал ее от мужа.

 

23

Агриппа и Усем бросились на помощь Августу. Полководец обхватил руками горло чудовища. Он осязал под пальцами женскую плоть, несмотря на то что перед ним рычала львица. Клыки оцарапали плечи.

Он вцепился в Клеопатру, выкрикивая бессвязные проклятия в адрес мира. В Риме появилось то, чего не должно было существовать в принципе! Но загадочное создание напало на его императора. Он обрушился с бранью на магию — хоть императора и окружали колдуны, с монстром сражался он, будучи римским солдатом. Агриппа не верил в чары.

И он не понимал, с кем сражается.

Усем навалился на львицу сзади, нашаривая кинжал. Убьет ли ее яд? Он не знал. Львица яростно швыряла его из стороны в сторону. Он ощущал прикосновение ее жесткой шерсти и в то же время — шелковистой кожи.

Но теперь она действительно стала женщиной. Агриппа стискивал ее шею, вдавив большие пальцы в яремную вену. Так можно уничтожить любого хищника. В сказках чудовища умирали после того, как им отрубали головы. Они каменели от собственного взгляда, погибали на костре…

Он должен победить царицу, эту бестию, фурию.

Губы ее делались то розовыми, то черными, глаза — то золотистыми с узкими зрачками, то темными с длинными ресницами. Изящные бледные пальцы искривлялись. У нее была узкая талия и округлые бедра, и она закинула ногу ему за спину. Он судорожно вздохнул и в смятении ослабил хватку.

Кого он убивал? Женщину, беззащитную…

Нет. Порождение тьмы. Она, в свою очередь, раскрыла пасть.

Марк Антоний повелительно поднял руку.

— Вперед! — крикнул он, и к ним бросились люди. Солдаты с мечами наперевес.

Псил вложил в дрожащую ладонь Агриппы рукоять оружия. Подняв голову, он увидел, как Усем рывком оттягивает голову Клеопатры назад. После он вонзил в нее отравленный змеиным ядом клинок. Демоническое тело содрогалось в конвульсиях, все звуки заглушил пронзительный рев. Острие попало точно в цель — в ее грудь, белую и нагую, и одновременно покрытую рыжевато-коричневой шерстью. Он расправится с львицей — царицей Египта.

Он вогнал клинок по самую рукоять и повернул его, застонав от усилия. Она должна умереть. Обязательно.

Он слышал лязг мечей — их окружали легионеры. Его собственные или мятежники? Он не знал. Один из них попытался вырвать Клеопатру из его объятий.

Хризата принялась вполголоса бормотать заклинания. Она хотела сковать царицу. Жрица оказалась сильна, но не могла полностью сломить Клеопатру. Она призвала на помощь Гекату, но богиня сама была узницей. Ведьма сжала синахит. Призрак тоже сопротивлялся ей, а рядом с ней тряслась от ужаса Селена. Хризата повернулась, ища Ауд. Северянка быстро двигала воздетыми руками, между которыми мелькал сейдстафр.

Люди Агриппы бились с римскими солдатами, которые явно пытались защитить Клеопатру. Призрак Антония подбадривал их криками.

Клеопатра запрокинула голову. Агриппа тисками сжимал ее горло, ревя словно бык. Мышцы его вздулись, кожа покрылась потом. Царица шипела, ловя ртом воздух.

Клеопатру охватил холод, увлекая ее назад в человеческое тело.

Ее муж… Ложное видение. Иллюзия. Здесь нет ее любимого.

Она пыталась убедить себя, что ее обманывают. Человек, которого она видела, не Марк Антоний. Однако каждой клеточкой своей плоти она понимала, что это он. Аромат мяты и вина. Его запах.

И всюду разлилась магия. Старуха с прялкой, несомненно, принадлежала к ведьмам. Девчонка, нараспев произносившая слова на незнакомом языке, — тоже. А любая колдунья, имевшая власть над мертвыми, могла подчинить себе Клеопатру. Царица была не настолько жива, чтобы сопротивляться.

Она старалась вырваться из рук Агриппы и другого человека с темной кожей. Как мог обычный смертный не отпустить ее? Кинжал Усема торчал в груди подобно осиному жалу и сводил ее с ума. Она издала скорбный вопль — не от боли, но по Антонию. Она могла прикоснуться к нему, но тем не менее он погиб. Он покинул ее и не вернется. Никогда.

Она повергла его в ужас, и не без причины. Она испытала то же чувство.

Клеопатра обмякла, и Агриппа решил, что победил. Легионеры Марка Антония кинулись к ней, но она разом стряхнула их.

— Нет! — заорал Усем. Агриппа не успел даже пошевелиться, а ее хвост уже взметнулся вверх, обмотавшись вокруг его туловища. Полководец отлетел на соседнюю трибуну, Усем оказался отброшен в толпу. Агриппа приземлился на спину. Затрещали ребра, сломанная рука безвольно повисла. Задыхаясь, он разглядел, как змея обвилась вокруг парализованного страхом Августа.

Развернув императора к себе лицом, Клеопатра поднесла его прямо к своим глазам. Августа вдруг охватило странное спокойствие. В конце концов, это случилось. Ему следовало умереть в Александрии. Человек. Змея. Львица. Ничто из вышеперечисленного — и все сразу. Он не был безумцем, разумно готовился к неизбежному много месяцев подряд.

Ее кольца начали душить добычу. Сердце Августа лихорадочно забилось. К горлу подступила желчь. Императору пришел конец. Он пережил интриги, прошел через огонь и воду — и ради чего?

Пасть кобры раскрылась. Широко раскинулся капюшон, сквозь который просвечивал огонь факелов. Где его защитники? Цирк наполовину опустел, и тех, кто не успел вовремя сбежать, затоптали на трибунах. Солдаты сражались с дикими зверями, бестиарии растворились в толпе. Агриппа лежал поперек одного из рядов и, возможно, не дышал. Усем полз по проходу.

Глаза Августа начали закрываться, мир потемнел. Змея сдавливала его кости, наполняя сердце льдом. Глупо было надеяться, что Марк Агриппа уничтожит ее кинжалом или мечом. Она давно переродилась.

— Нет, — прошептал он. Клеопатра безжалостно посмотрела на Августа.

— Ты убил моего мужа, — прошипела она. — И моего сына. Ты лишил меня родины.

Раздался треск его собственных ломающихся ребер. Кольца стиснули его еще крепче.

Внезапно он увидел, что псил поднялся. Он был разгневан. Над ним реял вихрь, который мигом рассеялся и пронесся над ареной. Воин тряхнул головой, и в воздухе эхом отдалось громкое пение.

Клеопатра, предвкушавшая победу, застыла и почти выпустила добычу.

Ветер усиливал голос стоявшего на трибуне Усема. Он исполнял древнюю песню, знакомую ему со времен детства, проведенного в пустыне. Он призывал змей простить грехи людей. Заклинатель, обратив лицо к небу и подняв руки, притопывал ногами в танце псилов.

И его услышали.

По всему городу люди в ужасе выскакивали из домов. Змеи выползали из подземных ходов и тайных нор. Улицы города заполнились скользкой извивающейся массой, двигавшейся в сторону Цирка. Змеи продолжали прибывать, пока не заполонили Аппиеву дорогу и прилегающие к ней переулки. Они плыли по реке, покачивая головами над водой, словно угри. Скользили по мраморным коридорам и надгробиям на кладбищах. Проникали через секретные комнаты, минуя тела ничего не подозревающих любовников, а затем волной выливаясь из окон.

В Риме было больше змей, чем человеческих душ.

И они танцевали для псила Усема. В Большом Цирке поднялась во весь рост огромная кобра с переливающейся зеленой чешуей. Август вывалился из ее объятий и покатился по трибуне, пока не оказался возле неподвижного Агриппы.

Клеопатра беспомощно покачивалась, словно сам Нил обрел плоть и предстал перед императором Рима, порабощенный и побежденный.

Усем пропел последние строки. Змея перестала извиваться, застыв перед псилом, раненым императором и ошеломленными детьми. Спустя миг она рухнула наземь, вновь в облике обнаженной женщины.

Она проиграла.

Усем колебался. Вокруг него настойчиво кружил ветер, шевеля одежду и сообщая, что он должен немедленно убить Клеопатру. Иначе дальнейших неприятностей не избежать. Усем не мог предоставить такое право Риму, но вдруг понял, что уже ни в чем толком не уверен. Он слишком долго смотрел в глаза царицы. Потерянная и одинокая Клеопатра… И на кого подействовала его песня — на кобру или на самого заклинателя? Он не знал. А отравленный меч даже ее не ранил. Что ему еще оставалось предпринять?

Хризата незаметно подкралась к Усему. У нее появилась возможность получить желаемое, несмотря на слабость после использования заклинаний.

Ауд продолжала сосредоточенно шевелить пальцами. Она разматывала самую главную нить — судьбу царицы, распростертой в пыли. Она снова хотела перерезать ее, но не смогла. Нить оставалась очень прочной и переплелась с узором богини. Сейдкона потянула за другие волокна. Псил и греческая жрица. Призрак Марка Антония. Тяжело дыша, она соединила их с участью царицы и со своей собственной. Так было всегда.

Призрак выругался, наблюдая за поражением своих легионеров. Половина из них — мертвы, других взяли в плен солдаты Агриппы. О чем он думал? План оказался несовершенным и примитивным. Он подвел Клеопатру, наняв пьянчуг, к тому же в недостаточном количестве. В итоге разбежались, как трусливые зайцы. Они не спасли Клеопатру. Но он не мог их винить. Когда он нанимал их, то и понятия не имел, что она из себя представляет. Бедолаг никто не предупредил.

Личная стража Августа окружила Клеопатру, держа наготове копья и мечи. Марк Агриппа с трудом встал и поднял императора, морщась от боли в сломанной руке.

Мальчики сбежали с трибун к Клеопатре, выкрикивая ее имя. Селена оставалась на месте, молча уставившись на мать. В ее глазах застыли слезы. Антоний шагнул к дочери, но, увидев ужас на лице ребенка, свернул и направился по ступеням к царице.

Хризата, не скрывая радости, удержала призрак с помощью синахита. Позади нее схоронился слуга сенаторов, который терпеливо ждал своего часа. Жрица его не замечала.

— Ты мертв, — сообщила Хризата Антонию. — Тебе нечего здесь делать.

— Здесь моя жена, — негромко и угрожающе ответил тот. — И я пойду к ней.

Он начал сопротивляться камню, и его лоб прорезали морщины. Не касаясь земли, он за считаные секунды оказался рядом с Клеопатрой. В пальцах Хризаты остался лишь обрывок его души. Она вцепилась в него, но Антоний выкрикнул:

— Я не раб! Отпусти меня!

Лежащая на арене Клеопатра вздрогнула. Тело ее подчинялось змеиной песне, хотя она и сбросила облик рептилии. Она подняла голову, не веря своим глазам.

— Любимый, — прошептала она. — Я думала, ты умер.

— Ты права, — заявила жрица и сдавила ногтями край души Марка Антония. Он вновь превратился в призрачное облако, каким был, впервые поднявшись из Аида. Хризата быстро и грациозно затолкала его обратно в серебряный ларец и взглянула на Клеопатру. Настоящая волчица, оценивающая раненую жертву.

Легионеры придвинулись ближе к царице и принялись колоть ее копьями. Возле матери жались двое ее сыновей. Антоний исчез. Наверняка он ей привиделся. Она протянула руки к детям, но старший в страхе отступил назад. Птолемей с плачем кинулся к ней, и Клеопатра крепко прижала мальчика к себе. Поцеловав его, царица прошептала ему на ухо:

— Теперь ты — царь Египта. Ты и твой брат. Ведите себя, как подобает фараонам.

— Египта уже нет, — произнес Александр Гелиос.

Потом он подошел к матери, и она обняла его. Селена все еще сидела наверху, не собираясь спускаться.

— Я здесь ради тебя, — с мольбой сказала Клеопатра.

Девочка покачала головой. Клеопатра посмотрела на ее миловидное смуглое личико. Прошло больше года с тех пор, как она видела ее в последний раз. Селена изменилась.

— Ты — не моя мать, — заявила она. Клеопатра почувствовала, как слова дочери обжигают ее кожу, разбивая вдребезги радостные воспоминания.

Селена в замешательстве прислонилась к юной колдунье, той самой, которая пленила ее отца. Жрица рассмеялась. Сила перетекала от девочки к Хризате.

Император, хромая, остановился перед Клеопатрой. Он торжествовал. В его пальцах что-то сверкнуло.

Август набросил на царицу тонкую сеть. Клеопатра застонала, ощутив ее обжигающее прикосновение. Почти невыносимая боль пронзила ее до костей. Детей вырвали из ее объятий. Она опять осталась одна, опутанная серебром.

— Думала, сумеешь победить Рим? Теперь мы тебя сожжем, — бросил он срывающимся голосом. — Не сомневайся.

— Попробуй, — ответила она. — Я не стану гореть.

Император дал знак группе солдат, и те шагнули вперед, держа в руках глиняные сосуды. Они вылили на тело Клеопатры их содержимое — густую маслянистую жидкость.

— Сейчас проверим, — усмехнулся Август.

Царица извивалась, мучаясь от страданий, которые причиняло серебро. А легионеры проворно обложили ее дровами и хворостом.

Император взял последний сосуд. Он наклонил его над Клеопатрой, и из него выскочила единственная искра, упавшая на волосы побежденной.

Ее мгновенно охватило пламя.

Дети отчаянно закричали. Птолемей уткнулся лицом в плечо Александра, Селена не могла отвести взгляд. Однако дочь Клеопатры заметила перемену в облике Хризаты. Жрица упивалась видом пламени. Свет отразился от кожи Хризаты, и Селена на мгновение узрела древнюю старуху, скрывающуюся под покровом прекрасного тела. Девочка резко отстранилась от ведьмы, но той было все равно. Мощь огня завораживала ее.

Высоко на трибунах за происходящим наблюдал Николай. Он плакал и не стыдился этого. Они совершили жестокую ошибку, а он не в силах их остановить.

Август был горд и доволен собой. Адское бело-голубое пламя взметнулось ввысь. В центре костра корчилось тело его врага, раскаленное добела. Все кончено — император победил. Теперь он смотрел, как умирает чудовище.

Клеопатра пыталась разорвать сеть. Она изнемогала от жара, серебро плавилось, но огонь не пожирал царицу.

Она издала мучительный вопль, от которого содрогнулась земля. Кости ее засветились, голос превратился в рык хищника. Пламя питало ее.

Сверкнула молния, прогремел гром, подобный реву богини. На небосводе возник гигантский золотой шар. И прозвучал новый раскат грома. Римляне рухнули на колени, молясь своим богам, но это не помогло. Сохмет рассекла небо над их головами.

Август уставился на комету. Предзнаменование. Но чего? Он и понятия не имел.

Клеопатра горела все ярче. Но она смогла разглядеть единственное живое существо, которое стремилось присоединиться к ней. Возле костра порхала огромная бабочка с коралловым туловищем и жемчужными крыльями, испещренными причудливыми темными пятнами. Они напоминали египетские иероглифы.

Ее влекло к адскому пламени, плоть трепетала. Судьба ее была предрешена.

Наконец, кремовые крылышки вспыхнули. Клеопатра увидела последнее мгновение жизни насекомого. И внезапно порыв ветра подхватил ее саму, легко вытащил из сети и унес на свободу.

Метаморфоза. Она развернулась и полетела в сторону кометы.

Псил выкрикнул несколько яростных слов, обращаясь к ветру, и кивнул жрице. Вихрь сменил направление. Хризата не отпускала серебряную шкатулку. Она видела это мгновение в своем гадании, хотя не знала, когда наступит ключевой момент. Она ждала. Ауд наклонилась вперед, блеснув глазами. У нее имелся лишь один шанс. В своих руках она держала судьбы, пытаясь сохранить над ними власть.

— Отдай ее мне, — сказала она псилу, но тот словно не услышал.

За спиной Хризаты посланник сенаторов быстро схватил с ее сиденья синахит и положил вместо него кусок зеленого стекла. А затем исчез в темноте, прежде чем жрица успела что-либо заметить.

Новорожденная бабочка беспомощно парила, подхваченная воздушным потоком. Ветер, сердито следуя приказам Усема, уносил ее прямо к Хризате, а не к сейдконе.

Лицо жрицы исказилось от напряжения. Сражаясь с огненной мощью Клеопатры, она намеревалась запереть бабочку в ларец.

И Хризата добилась своего, торжествующе вскрикнув напоследок.

Девочка с длинными черными волосами издала хриплый и отчаянный вопль. Потом, не обращая внимания ни на императора, ни на колдунью, ни на легионеров, бросилась прочь.

Она ни разу не оглянулась.

 

24

Николай, сидевший на корточках, поднялся и взглянул на песок арены. Там до сих пор виднелись яркие кровавые пятна и лежали тела бестиариев и зверей. В центре чернел выжженный круг, всюду чувствовался запах гари.

Как он мог оказаться таким глупцом?

Он видел, что Клеопатра сотворила на корабле, но не знал, каким образом. Он даже не представлял, на что она способна. Сегодня в свете факелов львица превратилась в новое существо, не менее дикое. Она раздирала кожу врагов и ранила невинные жертвы, ничего не осознавая и не задумываясь. Мир столкнулся с созданием, обладающим безграничными возможностями. А взглянув на небо, Николай остолбенел. Он уже не сомневался, что пламя, зажженное римлянами, призвало богиню в мир смертных. Огонь — родственник Сохмет, дочери Ра.

А теперь обычная ведьма заперла ее в шкатулку.

Неужели они не понимали, что колдунье не под силу пленить богиню? Клеопатра наверняка сбежит, и тогда она растерзает всю землю.

Ученый понимал, что ему следовало немедленно отправиться в гавань и убраться восвояси. Он — всего лишь наивный ученый, а она — чудовище.

Однако он бросился вниз по ступеням. Он сделает то, что требуется, прежде чем пожалеет о случившемся. Промчавшись через Большой Цирк, он выскочил из ворот, молча попрощавшись с прежней жизнью историка. Судьба его изменилась, и Николай должен ей подчиниться.

Он поднялся на Палатинский холм. Нужно встретиться с императором.

Надежды на то, что ему удастся разделить Клеопатру и Сохмет, не осталось. Прежней египетской царицы больше не существовало.

И теперь, несмотря на угрызения совести, чувство вины и страх, Николай искал оружие. Он попытается ее убить.

Сенаторы собрались в тайной комнате, куда можно было попасть из Большого Цирка. Они дрожали от возбуждения и ужаса.

— Час настал! — заявил первый сенатор. — Август назначает себе на службу силы, которые ему не подвластны. Император станет утверждать, что небесный огонь — не что иное, как предзнаменование его победы. Но Клеопатра жива, а наш император прошествовал по Риму, заявляя, будто она умерла. Лжец и предатель республики! Он сторонник того, что сам же и осуждает.

— Кроме того, он сражается против жуткого создания. Рим в панике. Кто она, собственно?

— Не из тех, кого стоило бы злить.

— Мы были свидетелями, как ее поймали.

— Но что произошло потом? Колдунья действительно пленила ее, но ведь ее не уничтожили. Кто знает, кому служит эта ведьма? Вероятно, император хочет использовать Клеопатру в своих целях, чтобы избавляться от соперников.

— Мы — Сенат, — насмешливо возразил другой. — Он никогда не осмелится.

— Ты настолько уверен, что нам ничто не грозит? — спросил первый.

— Август не столь защищен, как раньше. Его спасла лишь магия, — заметил третий, содрогаясь при воспоминаниях о змее и об обжигающем жаре сверхъестественного пламени.

— Кто из императоров Рима окружал себя колдунами? — взвыл самый старший.

— Даже его дядя никогда не осмеливался заниматься подобными фокусами на публике, — продолжал первый. Собравшиеся уверенно кивнули. Несомненно, Август не следовал обычаям своих предшественников и вообще нарушал все мыслимые законы Рима. — Вопрос заключается в том, как использовать ошибку императора на благо республики, — подытожил он.

— Восстание?

— Мы слишком стары, — пробормотал пожилой сенатор. Но и он, с морщинистой кожей и трясущейся головой, сжал кулаки. В одну секунду к нему вернулось юношеское тщеславие.

— Мы будем не одиноки, — заявил последний политик, и остальные кивнули. — Август — не полководец. Он не умеет командовать войсками. Раньше они были солдатами Антония, а теперь могут перейти на нашу сторону.

— А простонародье?

Разумеется, события этой ночи предвещали Риму катастрофу. Загадочные предзнаменования можно было отыскать в пророчествах сивилл… или вписать в свитки — при наличии соответствующих связей.

А такие связи у сенаторов имелись.

Как только нужная история будет рассказана, она обязательно дойдет до ушей горожан. А слухи будут на руку политикам.

И сенаторы разошлись — каждый со своими указаниями и оружием.

Они сражались не мечами, но остро заточенными языками.

Они намеревались ранить Августа словами, а затем, когда он лишится сил, убить его более традиционным способом. Например, так же, как и его дядю.

Псил стоял за стенами Цирка посреди смерча, споря со своей женой. Вопреки собственному желанию она помогла ему загнать Клеопатру в тюрьму Хризаты. Сейчас ураган хлестал заклинателя градом и дождем.

— Царица в плену, — возражал Усем. — Иное меня не волнует. Нас призвали, чтобы помочь схватить ее, и не более того.

Вихрь кружил вокруг псила. Вдруг он почувствовал, как ураган сковывает его запястья. Льдинки били его по лицу. Он в отчаянии зажмурился. Голос дочери Западного Ветра завывал среди зданий, врезаясь ему в уши.

— Я не порабощал ее, — едва сдерживая ярость, проговорил Усем. — Благодаря моим усилиям в Риме наступит мир и спокойствие. Кроме того, моему племени ничто не будет угрожать. Как и нашим детям. Они никогда не окажутся во власти империи.

Ветер взметнул пыль с улиц.

— Она уже связала свою судьбу с древней богиней. Вот кто поработил ее. А теперь в плену обе.

Вихрь подхватил Усема и унес высоко в небо. В конце концов он стал задыхаться. На горизонте ярко сиял золотисто-огненный шар.

Усем горестно уставился на него. Жена оказалась права. Ведь Сохмет еще жива. Псилу нельзя возвращаться. Слишком многого он не знал, а на важные детали просто не обратил внимания.

Вихрь постепенно утих, медленно опустив Усема на землю. Воздух был неподвижным и тяжелым. Жаркая и душная летняя ночь давно опустилась на город, а над головой безмятежно светили звезды.

Усем поднял взгляд, желая извиниться, но жена уже улетела.

Тяжело дыша, Ауд брела в окружении солдат Агриппы. По пути она приложила прялку ко лбу каждого легионера, заставив их забыть о зрелище в Цирке. Не надо умножать хаос.

Она была разочарована. Сейдкона не смогла помешать заклинателю змей пойти наперекор судьбе, которую она для него сплела. Ему следовало отдать царицу Ауд, но Клеопатра оказалась у Хризаты.

Северянка потеряла власть над несколькими нитями, и на полотне проступила четкая темная канва. И она расползалась. Сейдкона ничего не могла поделать.

Ауд знала, что связана с судьбой царицы. Все нити сплетались друг с другом, узлы превращались в узоры и становились частью единого целого.

Ауд была уверена — Клеопатра жива, а Сохмет обрела невиданную мощь. Когда Клеопатру окутало пламя, сейдкона почувствовала, как богиня питается жаром и жестокостью огня.

Сейчас она находилась здесь.

Ауд ощутила светящиеся волокна. Рим погрузится во мрак. Насилие и разрушение. Ожили и другие древние боги: их питала ярость Сохмет.

Увы, северянка не могла изменить события. Закашлявшись, она согнулась пополам. Легкие практически разрывались. Как она беспомощна! Если она потерпела неудачу — почему до сих пор жива? Взгляд ее затуманился, и Ауд упала на колени.

Легионеры подняли старуху и понесли по дороге обратно во дворец. Даже лишившись чувств, она продолжала крепко прижимать к груди прялку.

 

25

Август взбежал на холм, морщась от боли в ребрах и отмахиваясь от слуг. Добравшись до своего кабинета, он захлопнул дверь, и его стошнило в открытое окно. Что же случилось? Кстати, у него оставалась еще пара минут до прихода Хризаты и Марка Агриппы. Ему надо прийти в себя.

Он пытался забыть о том, что видел и слышал. Львицу, которая прыгнула на него, целясь когтями в горло. Кобру, в чьих глазах отражалось его собственное лицо — маленькое и испуганное. Царицу, чье обнаженное тело корчилось в грязи, и ее взгляд, полный скорби и ненависти. Детей, вырванных из объятий матери. И то, как она выкрикнула имя Марка Антония.

Пламя не убило ее. Он снова увидел ее плоть — раскаленную добела под серебряной сетью. Прежде чем взлететь, Клеопатра взглянула на Августа.

Он убеждал себя, что с испытанием в Цирке покончено, но уже не верил себе. Сбылось первое видение, возникшее у него в Александрии.

Он выпил остатки териака из флакона, судорожно сглотнув.

Император подумал об Агриппе, которого отшвырнула змея. Слабак, не годящийся на роль защитника Рима. Кошмар, который гнал от себя Август, вновь начал возвращаться. Император ли он? Август едва не погиб на глазах у всех. Однако колдуны добились того, чего не удалось воинам.

Когда Агриппа открыл дверь, поддерживая сломанную руку, Август пребывал в праведном гневе. Следом за полководцем вошла Хризата. Запястья жрицы были связаны, но она не выпустила из рук серебряный ларец.

— Почему к ней относятся, словно она — враг? — холодно осведомился император.

— Ей нельзя доверять, — ответил Марк Агриппа. — Она отказывается отдать Клеопатру, если та и в самом деле в шкатулке.

— Ты сам видел, — прошипел Август.

— Колдуны могут создавать иллюзии, — заявил его соратник, а ведьма тем временем устроилась в кресле Августа. Босоногая, с розовыми губами и невинными ярко-зелеными глазами, она напоминала изящную статуэтку.

— Я — не колдунья, — сказала Хризата. — Я — жрица. Колдунья — это та, с севера. Она пыталась отобрать у меня царицу. Советую быть с ней поосторожней. Она — создание тьмы, а я служу свету.

— Геката — богиня преисподней, — пробормотал Агриппа. Рука ныла просто невыносимо. Без шины уже не обойтись. — Она караулит врата Аида.

— Ты ничего не знаешь о Гекате, — невозмутимо произнесла Хризата. — И о том, кем ей предстоит стать.

Полководец попытался отобрать шкатулку у жрицы, но пальцы ее казались железными. Рука его соскользнула с крышки, и он вцепился в Хризату — но тут же отдернул ладонь. Кожа ее была иссохшей и сморщенной, хотя выглядела гладкой и шелковистой.

Он на мгновение узрел старуху с длинными острыми зубами и единственным выпученным глазом.

А потом она снова стала юной красавицей.

Жрица улыбнулась.

— Кто ты такой, чтобы утверждать, будто подземный мир недостоин иной участи? Скоро мертвые будут ходить под солнцем, а живые прятаться во тьме. Подумай, Марк Агриппа. Ты тоже можешь исчезнуть во мраке.

Ее речь, сказанная тихим спокойным голосом, прозвучала как проклятие. Внутри у Агриппы все перевернулось, и он почувствовал, что сейчас закричит.

— Ты боишься? — не унималась девушка. — Ты страшишься моей госпожи? Клеопатры? Тогда тебе следует нас покинуть. Безопасность императора Рима обеспечили я и мне подобные. Тебе и твоим солдатам ничего не удалось.

Агриппа ощутил внезапную слабость. Слова ее пронзали, будто кинжалы. Она не лгала.

— Что с тобой? — спросил Август.

Полководец знал, что не имеет права ошибиться. Он должен защитить императора, даже если придется охранять всех приглашенных колдунов.

Вряд ли Хризата захочет возвращаться в свою пещеру в Фессалии после того, как вкусила власти. И царица Египта наверняка не останется в плену. Она выжила в огне и способна превращаться в любое существо по собственному желанию. Если жрица найдет способ повелевать ею, ситуация только ухудшится. Вместе Клеопатра и Хризата станут большим чудовищем, чем каждая из них — по отдельности.

— Не доверяй ей, — с трудом выговорил он, после чего отдал Августу честь и покинул кабинет.

Задача его была ясна. Он найдет новое оружие и расправится с Клеопатрой. И будет действовать вопреки приказам. Агриппа всегда прислушивался к другу и служил ему большую часть своей жизни. Но теперь Август ошибался, а последствия его поступков могут быть поистине ужасными. Император идет на поводу у Хризаты! Какие еще безрассудные решения он примет?

А императора вновь охватила паника. Нельзя допускать, чтобы его спасительница оставалась в узах. Пройдя через комнату, он присел перед Хризатой и развязал ее запястья.

Она не шевелилась. Кожа ее светилась изнутри, глаза казались зеленее обычного. Несмотря на данное себе обещание, Август почувствовал, что желает ее. И она — абсолютно безжалостна. Если он оставит жрицу у себя на службе, то его влияние только увеличится. Что она совершит в городе, построенном на костях бесчисленных мертвецов? В Риме похоронены герои, легендарные воины. Кроме того, он может отвезти Хризату на поля сражений Трои. Он на мгновение представил, как сам командует армией прославленных мертвых. Зачем ему нужен Марк Агриппа при наличии Ахилла?

— Что ты сделала с Антонием? — спросил он.

— Он спит в ларце, — улыбнулась она. — А его жена отдыхает рядом с ним, пока я держу камень, не позволяющий обоим спуститься в Аид. Они — мои.

Хризата видела, как сильнее забилась жилка на виске императора. Она поняла, что вызывает у него не меньшее возбуждение, чем страх.

Она владела шкатулкой, внутри которой был спрятан монстр, способный убить каждого, кто встанет у него на пути. Яд, подобный капле аконита, уничтожающий любого, кто лишь пригубит отравленную воду. Хризата чувствовала, как растет сила Гекаты. Жрицу радовала мысль, что богиня, сосланная в подземный мир, рано или поздно восстанет.

Так и будет. Обязательно.

Однако для соответствующего заклятия Хризате требовалась Селена. Магия Хризаты иссякла в покоях императора. Несмотря на наложенные любовные чары, которые почти превратили девочку в рабыню, Селена в ужасе убежала от нее. Где она сейчас?

Хризата усмехнулась. По крайней мере, Селена оказалась неглупым ребенком. Очень хорошо. Умные дети намного ценнее.

Она провела пальцами по щеке Августа. Он вздрогнул от ее прикосновения, в один миг цвет его кожи изменился, а зрачки расширились.

— Я спасла тебя, — прошептала она. — Поймала твоего врага. Без меня ты бы погиб. Мне нужна девочка-египтянка. Дочь Клеопатры.

Она облизнула губы.

Август устало взглянул на нее, хмуря лоб.

— Селена? — спросил он.

Хризата осторожно поставила запертую шкатулку на стол и развязала пояс своей мантии. Послышался судорожный вздох Августа. Ее обнаженное тело было соблазнительно и совершенно: при его виде тысяча кораблей запросто отказались бы покинуть порт. И жрица прекрасно знала о слабостях императора.

— Отдай ее мне, — промурлыкала она, наклоняясь над Августом и прижимая его к полу. — И получишь что угодно.

Руки императора ожили, ухватив ее за бедра. Она никогда еще не встречала мужчину, с которым нельзя было справиться простейшими средствами. Все они одинаковы. Она молилась лишь о том, чтобы иллюзия продолжалась достаточно долго. Конечно, император не захочет ласкать ее в истинном облике.

— Я желаю одного, — сказал Август, еще сопротивляясь. — Клеопатра должна быть уничтожена по приказу Рима.

Она полагала, что подчинить его будет легче.

— Убить подобное создание я не могу, — ответила она, крепко, чуть ли не до кровоподтека, целуя его. — И я не вижу в том нужды.

Август внезапно сел, схватил ее за кисти и резко повалил. Хризата, к собственному удивлению, обнаружила, что лежит, прижавшись щекой к холодному мрамору, а император крепко держит ее за руки за спиной. Он оказался сильнее, чем она думала. А она сама слишком устала после ночи, проведенной в Цирке. Уже сто лет она не испытывала ничего подобного.

— Ты служишь мне, Хризата? — спросил Август, и его жесткая борода оцарапала ей лицо. — Или ты служишь кому-то другому?

— Верно, — ответила она, а затем вытянулась под ним. Она надеялась, что еще не потеряла его окончательно. — Мы с тобой — не столь уж разные. Мы оба жаждем многого, а в начале жизни нам было дано мало. Правильно, император Рима?

— Да, — сказал он. Она почувствовала, как твердеет у него между ног. Он слегка сжал ее горло. Не пытается ли он ее задушить? Едва сдерживаемая жестокость переполняла этого слабого мальчика, ставшего правителем мира. Пусть поверит в свою победу, решила она. Другого ей уже не требовалось.

— Рим принадлежит тебе, — шепнула она. — И все остальное. Я тоже принадлежу тебе. Ты дашь мне то, чего я прошу?

Хризата медленно приподняла бедра над полом, пока император не оказался внутри нее. Она почувствовала, как участился его пульс.

— Селену, — сказала она.

— Да, — тихо рассмеялся Август. — Ты не нуждаешься в золоте и потребовала девочку. Будь по-твоему, ты получишь дочь Клеопатры. Она станет хорошей ученицей.

Хризата выгнула спину, и он притянул ее ближе к себе.

Он думал, будто подчинил ее себе. Хризата едва не расхохоталась, но вдруг обнаружила, что стонет. Она не ожидала такого наслаждения. Наверное, они и правда очень похожи друг на друга.

— Шкатулку с Клеопатрой нужно поместить под замок, — заявил он. — В дворце есть комната с выложенными серебром стенами. Ты оставишь там ларец, и его будут охранять.

— Согласна. Это — огромная драгоценность, — кивнула жрица. Запоры и серебро не станут преградой для Хризаты, если она пожелает добраться до Клеопатры.

— Ты ее не боишься? — с трудом выговорил Август.

— Нет, — ответила она. — Она не может до меня дотронуться. В отличие от тебя.

Больше они не разговаривали.

 

26

Слуга сенатора недоуменно смотрел на зеленый камень в своей руке. Какая мелочь! Безделушка… Ничего особенного — простой кусок старого стекла.

Приказ, однако, следовало исполнить. Он положил синахит на землю, не обращая внимания на мерцание и блеск. Ему хорошо заплатили за работу.

Юноша извлек из сумы молоток и резким ударом разбил вдребезги колдовской камень. Осколки разлетелись в разные стороны.

Втоптав остатки магии в римскую грязь, он удовлетворенно хмыкнул и пошел дальше.

Внезапно она почувствовала, что падает в темную холодную бездну. Сгинула серебряная сеть, сплавившаяся с кожей. Исчезли стены шкатулки, так же как и ложе из пепла, на котором она покоилась в оцепенении.

Она то ли парила в ночном небе, то ли летела вниз. И она была не одна. Кто-то крепко держал ее за руку. Ее сознание требовало вернуться и буквально кричало, что она не принадлежит тому миру, куда направляется. Однако ее решительно тащили все дальше и дальше. Тело сопротивлялось, но она ничего не могла поделать. Она чувствовала, как вокруг дыры, где раньше было сердце, застывают ледяные кристаллы.

Она судорожно вздохнула, и ее поглотила тьма.

Очнувшись, она ощутила прикосновение холодных пальцев. Теперь ее куда-то несли, и ноги ее безвольно свисали. Голова Клеопатры лежала на плече ее любимого. Она попыталась сесть.

— Не двигайся, — прошептал он. — Не открывай глаза. Доверься мне. Я — твой. И ты — моя.

— До конца жизни, — прошептала Клеопатра.

— И после, — ответил ее муж.

Вместе они продолжали спускаться во тьму.