1

Иерусалим, к востоку от Храмовой горы, днем позже…

— Вы должны быть осторожнее! — заявил Джонатан Хоук двум своим сотрудникам, пытавшимся положить длинную и тяжелую доску над глубоким темным котлованом.

— Стараемся, профессор, — возразил Том Штайн. — Но мы должны следить за тем, чтобы котлован не завалило. Нам нужна устойчивая опора, чтобы поставить горбыли.

— Я знаю, Том, — ответил профессор. — Именно поэтому я и говорю, что вы должны быть осторожны. Я не хочу, чтобы стены котлована обрушились, у нас жесткий график.

Мошав Ливни улыбнулся.

— А я-то думал, он о нас беспокоится, — пошутил он, лукаво подмигнув.

Место раскопок находилось недалеко от старой части города Иерусалима, вблизи Львиных ворот, из которых выходит дорога на Иерихон. Во время дорожных работ было найдено римское оружие и инструменты, датируемые примерно временем рождения Христа и сохранившиеся благодаря глинистой почве. Раскопки, начатые сразу под старой городской стеной, Институт археологии университета Бар-Илан в Тель-Авиве поручил профессору Хаиму Рафулю и американскому специалисту по римской истории, профессору Джонатану Хоуку из Принстонского университета. Вместе со студентами из университета Бар-Илан над проектом работали археологи и другие ученые из разных стран мира. Очевидно, строители во время проведения земляных работ, сами того не желая, наткнулись на старый римский гарнизон. И теперь артефакты поднимали из земли почти ежечасно. Однако раскопщикам было ясно, что нужно копать еще глубже, чтобы поднять все сокровища из необъяснимости забвения на свет Божий.

Солнце пылало над городом, и мокрая от пота рубашка липла к спине Тома.

— Как полагаешь, насколько глубоко находится исходная каменная стена? — спросил он своего израильского коллегу, которому приходилось не лучше.

— Я так думаю, мы должны углубиться еще минимум на метр, — ответил Мошав и заглянул в узкую темную яму.

— Не получится, если не укрепим боковые стены, — возразил Том. — Нам нужно больше материала. Прочные деревянные балки и горбыли.

— Я сообщу Яаре, пусть передаст Аарону, что нам нужно больше горбылей и досок, — сказал Мошав и ушел в направлении главного склада.

Том опустился на землю в тени маслины и посмотрел ему вслед. За это время были сделаны четыре раскопа вдоль дороги на Иерихон к западу от Храмовой горы. Рядом с местом первых находок, посреди оливковой рощи, в стороне от дороги, располагались три других раскопа, в которых нашли оружие, доспехи, украшения и кухонную утварь. Без сомнения, здесь некогда стоял большой римский лагерь, простиравшийся в тени Храмовой горы в северном направлении. Первые находки — керамика и ее фрагменты — были уже расположены в хронологическом порядке Джиной Андреотти (специалистом по археометрии) с помощью идентификации осадочных пород, а также измерений, и датированы временем рождения Христа. Проведенная в университете Тель-Авива радиометрическая проверка подтвердила предварительные расчеты Джины. Однако для историков находки не были неожиданностью. Бесчисленные артефакты из бурного прошлого, без сомнения, все еще дремали глубоко под землей и ждали, когда же их обнаружат.

Раздался перезвон колоколов церкви Святой Магдалины. Том сделал добрый глоток воды из бутылки и огляделся. Две тысячи лет истории лежали у его ног, и тем не менее он не мог рассмотреть их. Этой ночью он плохо спал, и ссора с Яарой не шла у него из головы. Том влюбился в эту привлекательную женщину-археолога, но не ожидал, что она ответит на его чувства. После вчерашней ссоры она старалась не попадаться ему на глаза. А ведь каких-нибудь два дня назад они еще лежали в его палатке, крепко обнявшись…

— Ты задумался? — профессор Хоук, которого все называли просто Джоном, вырвал его из мрачных мыслей.

Том взглянул на него снизу вверх.

— Я… я…

— Это из-за Яары?

— Почему сразу из-за Яары?

Хоук улыбнулся.

— Да ладно, это ведь секрет на целый свет, что между вами что-то происходит, — отечески заметил он. — Вам бы не удалось утаить это — во всяком случае, от меня. В конце концов, не зря же меня учили проливать свет на хорошо охраняемые тайны.

Том посмотрел в безоблачное небо.

— Я не знаю…

— Все наладится, — успокоил его профессор. — Все женщины капризны, такова их натура. Дай ей время.

— Наверное, ты прав, — задумчиво ответил Том.

— А как у вас здесь дела? — сменил тему Хоук.

Том указал на раскоп:

— Грунт хрупок. Мы не можем копать дальше, пока не обшили стены. Мошав пошел заказывать материал.

— Думаю, здесь когда-то находились кухня и столовая, — предположил профессор. — Отсюда мы достали очень много глиняных черепков. Если бы мы только могли копнуть хоть немного глубже!

— Я думаю, если мы найдем несколько балок и толстых брусьев, то сможем укрепить стенки. Наверное, сначала надо бы сделать небольшой земляной вал по краям…

Хоук положил Тому руку на плечо.

— Углубляться можно только после того, как будешь уверен, что стены выдержат. Рисковать нельзя ни в коем случае. Но я знаю, что могу положиться на своего инженера. Я для верности пришлю тебе Аарона.

Том покачал головой.

— Не стоит, он нужен на первом раскопе. Здесь мы и сами справимся.

Тель-Авив, университет Бар-Илан…

Тем временем в маленькой аудитории университета Бар-Илан в Тель-Авиве профессор Хаим Рафуль с гордостью презентовал делегации международных журналистов почищенные и частично подготовленные образцы предметов, найденных у подножия Храмовой горы.

Черепки глиняных кувшинов, хорошо сохранившиеся мечи с круглыми эфесами, принадлежавшие римским легионерам, несколько серебряных монет с портретом императора Тиберия Клавдия Нерона, бронзовая кастрюля, емкости для духов, наконечники пик и стрел, а также драгоценности, маленькие бронзовые фигурки, пряжки и женские заколки для волос. Четыре больших стола были завалены артефактами, добытыми из-под земли в поле у дороги на Иерихон.

— Мы надеемся, что скоро наткнемся на следы римских поселений, — подчеркнул профессор Хаим Рафуль. — Поскольку мы обнаружили много разнообразного оружия, а также предметы быта и драгоценности римлянок, то мы исходим из того, что речь идет о поселении, а точнее, о военном гарнизоне. Если там жили и женщины, а привилегией привозить свои семьи в занятые области обладали только офицеры высокого ранга, то мы предполагаем, что на территории римского гарнизона находились также населенные пункты. Потому мы с нетерпением ждем дальнейших открытий.

— Каким веком датируются находки? — спросила журналистка, на пиджаке которой был логотип Ассошиэйтед Пресс.

Хаим Рафуль откашлялся.

— После определения возраста находок нашими специалистами мы полагаем, что найденные артефакты датируются временем Христа. Самое старое захоронение, открытое на сегодняшний день, датируется примерно XV веком до нашей эры, однако большинству артефактов, и прежде всего тем, которые были найдены на поверхности, приблизительно две тысячи лет.

— Но ведь есть и более древние находки, — заметил английский репортер. — Что делает эти раскопки такими особенными, ведь в Израиле каждый месяц копают на новом месте?

Хаим Рафуль улыбнулся.

— Вы правы. Эти находки указывают на то, что мы наткнулись на римское поселение, где жили легионеры примерно в то самое время, когда Иешуа принял смерть на кресте. Вероятно даже, что там жили солдаты, которые отвечали за проведение распятия.

— Вы имеете в виду Иисуса Христа, — уточнил англичанин.

— Я имею в виду сына плотника из Назарета, — возразил Хаим Рафуль. — У него много имен, некоторые называли его даже Спасителем мира. Я не хочу обещать слишком много или подавать вам большие надежды, но эти раскопки, вероятно, предоставят нам возможность создать другой портрет того времени. Может быть, даже другой портрет Иешуа.

Журналисты зашептались.

— А теперь, пожалуйста, расскажите нам подробнее об артефактах, — потребовали они у Хаима Рафуля.

— Сегодня в центре внимания должны были находиться вы, а не моя скромная персона.

Рядом с профессором Рафулем стоял Йошуа бен Йеруд, директор Института археологии университета Бар-Илан.

— Не надо так увлекаться, Хаим, — прошептал он. — Средства на весь цикл раскопок уже выделены. Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе.

Хаим улыбнулся.

— От нас не убудет, если мы предоставим кое-какую информацию общественности. Мы оба знаем, как быстро министерство может изменять свое мнение.

Журналисты безостановочно щелкали фотоаппаратами, снимая экспонаты на пленку. Девушка из агентства Ассошиэйтед Пресс снова обернулась и бросила на Хаима Рафуля вопросительный взгляд.

— Вы же сейчас не всерьез говорили, правда?

Профессор снова откашлялся.

— Мы никогда не знаем, какие приключения нас ожидают, когда начинаем углубляться в землю и, соответственно, в историю. Но у нас появились некоторые признаки того, что нам удастся осветить несколько новых сторон жизни Иешуа.

Журналистка скептически улыбнулась.

— И какие же это намеки? Такие находки, как вот эти, на столе, сейчас можно встретить почти повсюду. В конце концов, в те времена Римская империя простиралась почти на полмира.

Профессор Хаим Рафуль сунул руку в карман пиджака.

— Собственно, я хотел подождать, пока мы не исследуем найденный предмет получше, — заявил профессор, доставая глянцевую фотографию.

— Что это? — спросила журналистка, тщательно рассмотрев фотографию.

— Это что-то вроде украшения, картинка в виде настенной тарелки, диаметром примерно десять сантиметров, — объяснил профессор. — Она глиняная, была разбита на три части.

— На ней изображена сцена распятия, да?

— Это была находка номер три, — продолжал профессор. — Согласно предварительным анализам ей почти две тысячи лет. Должно быть, распятие Иисуса оказалось значительным событием, раз уж даже римский художник постарался передать информацию о нем будущим поколениям.

— Римский художник?

— Несомненно, римский, вот смотрите, — ответил профессор и указал на изображение фигуры, которая парила над крестом Христа.

— А кто висит над крестом? — спросила журналистка.

— Бог! — сухо ответил профессор Рафуль. — Поэтому мы знаем наверняка, что рисовал римлянин. Иудеям было запрещено изображать Бога.

— Значит, этот предмет позволяет вам предположить, что мы сможем больше узнать о смерти Христа…

— Возможно, мы даже найдем указания на местонахождение его тела, — пробормотал профессор.

— Я думала, храм Гроба Господня…

— Забудьте все, что вы до сих пор об этом слышали или читали, — серьезно ответил Хаим Рафуль. — Иешуа в те времена был врагом государства. Вы же не думаете, что римлянам достаточно было просто убить его? Во что бы превратилось место его погребения?

Девушка пожала плечами.

— Оно стало бы символом сопротивления, — объяснил Рафуль. — Римляне не могли этого допустить. Слишком многое было поставлено на карту. Есть данные о том, что тело Христа вывезли из города.

— Вы думаете, Иисус вовсе не был похоронен на холме Голгофа?

Профессор сделал неопределенную гримасу.

— Посмотрим, что покажут раскопки. Дайте нам немного времени.

— Вам просто так от меня не отделаться, — резко возразила ему журналистка. — Сначала показываете фотографию, а затем просите потерпеть!

— Всему свое время, — ответил Хаим Рафуль. — Лучше присмотритесь к нашим находкам. Они одни стоят вашего прихода.

Женщина хотела снова возразить, однако профессор отвернулся и торопливо вышел из аудитории.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— Он оказал нам медвежью услугу! — Джонатан Хоук просто кипел от ярости. — Мало ему того, что он нарушил нашу договоренность — так нет же, он еще и приплел свою сомнительную теорию. А журналисты у него с рук едят! Это просто неслыханная наглость. Он совершенно не понимает, как навредил нам. Скоро здесь будут кишмя кишеть авантюристы. Я мог бы его…

— Он просто пытался сделать нам хорошую рекламу, — перебил его Аарон Шиллинг. — Да, правительство выделило нам средства, но если ситуация с находками не изменится, а площадь раскопок увеличится, то денег катастрофически не будет хватать.

Хоук ударил кулаком по хромому складному столу.

— Он не имел права так поступать! — взревел он.

«Действительно ли Иисус был похоронен у подножия Храмовой горы?» — гласил крупный заголовок на первой странице вечернего выпуска газеты «Гаарец». Репортер сообщал о раскопках вдоль дороги на Иерихон и о сенсационной находке римской стенной тарелки, изображающей сцену распятия. Естественно, замечания профессора Хаима Рафуля о месте погребения Иисуса также были напечатаны — как цитата. Художник подготовил изображение тарелки, которое красовалось рядом со статьей.

— По крайней мере у репортера хорошая память, — заметил Том Штайн, рассматривая рисунок.

— Некоторые детали отсутствуют, — возразил ему Мошав.

После совместного ужина они собрались в палатке Джонатана Хоука, который и обнаружил статью в газете. Присутствовали все ответственные за раскопки: профессор Хоук, руководитель раскопок; Аарон Шиллинг, технический руководитель; доктор Жан-Мари Коломбар, специалист по компьютерам и метрологии; доктор Джина Андреотти, специалист в вопросах определения возраста; доктор Мошав Ливни, специалист по римскому периоду истории Израиля; доктор Яара Шоам, специалист по древним языкам; и Том Штайн — археолог и инженер горнодобывающей промышленности и подземного строительства, выполняющий обязанности технического ассистента Аарона Шиллинга.

Профессор Хоук созвал собрание второпях. В маленьком палаточном городке у подножия Храмовой горы бурлила лихорадочная деятельность — Хоук приказал установить прожекторы, чтобы освещать раскопки даже ночью.

— Нужно установить часы дежурства, — заявил он. — Кроме того, я бы хотел, чтобы раскопки обнесли забором. Мы должны быть готовы ко всему.

— Мы находимся посреди Иерусалима, а не Нью-Йорка, — возразила Яара. — Не думаю, что у нас возникнут трудности.

— Почему ты в этом так уверена? — спросил Том.

— Наш народ научился дисциплине и осознанию своего долга, — ответила Яара. — Мы с давних пор живем на острове, окруженном врагами. В 1967-м, и 1973-м, и в течение многих десятилетий нас пытались уничтожить. На севере каждый день взрываются ракеты группировки «Хезболла», но мы все еще существуем. Мы выжили потому, что чувствуем себя обязанными соблюдать традиции наших отцов и держимся вместе.

— Так ты думаешь, что этого достаточно? — возразил ей Том. — Не нужен никакой забор, так как вы — лучшие люди, а корыстолюбие и стремление к богатству и власти присутствуют исключительно в нашем мире?

— Вот немцу как раз ничего подобного говорить не стоило бы, — резко ответила Яара.

Том пристыженно опустил глаза.

— Дамы и господа, сейчас не подходящее время для того, чтобы затевать ссору из-за забора, — попытался урезонить их Жан. — Джон прав. Мы должны осознать, что авантюристы и джентльмены удачи будут пытаться отрезать и себе кусок пирога. На всякий случай нам следует оставаться настороже.

Внезапно в палатку проникли громкие крики. Все вскочили и поспешили наружу. К ним бежал Ариэль, старший среди студентов.

— Быстрее сюда! — крикнул он. — У нас двое незваных гостей. Мы поймали их, когда они хотели спуститься в раскоп номер четыре. Думаю, их сообщник упал в яму.

Том и Мошав побежали в указанном направлении. Раскоп номер четыре находился рядом с дорогой. Начинающуюся ночь тускло освещал молодой месяц. Прожекторы заливали светом близлежащую городскую стену. Температура никак не хотела опускаться ниже двадцати пяти градусов. В начале лета здесь даже ночь не приносила настоящей прохлады. Палаточный городок был пуст. Группа студентов и рабочих, помогавших в раскопках, окружила яму. Том подошел к ней почти одновременно с Мошавом.

— Быстрее, он сорвался вниз, — сказал кто-то из группы.

Парни крепко держали двух человек. Судя по росту задержанных, это были дети, возможно, подростки.

Том подошел к краю глубокой ямы. Он забрал карманный фонарик у одного из студентов и посветил в темный котлован. На его дне неподвижно лежало тело мальчика.

— Я спускаюсь! — решил он. — Быстрее, дайте мне веревку и вызовите спасателей!

Кто-то поспешно бросил ему веревку, и Том тут же опоясался ею. Мошав положил руку ему на плечо.

— Осторожнее, стены еще не укреплены.

Том посмотрел Мошаву в глаза.

— Я знаю, — ответил он.

Он ступил на тяжелую доску, которую они сегодня утром перебросили через котлован. Мошав первым схватился за страховочный конец.

— Обвяжите веревку вокруг того дерева, — крикнул он студентам.

Когда веревка натянулась, Том стал осторожно спускаться в раскоп глубиной почти три метра. Мошав постепенно отпускал веревку.

— Ты нормально продвигаешься? — крикнул он в яму.

— Давай быстрее, — откликнулся Том.

Наконец он достиг дна и склонился над раненым. Достав из-за пояса фонарик, он осветил мальчика — тот показался ему не старше десяти лет. Глаза у него были закрыты, однако грудная клетка поднималась и опускалась.

— Он жив, — крикнул Том собравшимся наверху и продолжил поверхностный осмотр. Ощупывая ногу упавшего, он обнаружил перелом. — Он сломал ногу! — снова крикнул Том. — Его нужно немедленно вытащить отсюда.

Он мысленно выругал себя за то, что они не соорудили согласно плану систему подъемных блоков сегодня к полудню. Вместо этого они послали Аарона на грузовике в город, чтобы он привез доски и стройматериалы.

— У нас нет носилок, — ответил один из рабочих. Том выругался и осторожно поднял мальчика. Вздох сорвался с губ раненого, безвольно повисшего на его руках. — Поднимайте его, только осторожно! — крикнул Том.

Он почувствовал, что веревка вокруг его бедер натянулась. Но как ему теперь опереться о стену?

Левой рукой он обхватил тело мальчика. Когда ноги Тома оторвались от земли, он оперся правой рукой о стену. Медленно, но верно он двигался наверх. Край ямы был все ближе. Пот выступил, казалось, из всех пор и заливал глаза. Секунды проносились, как в скоростной съемке. Где-то завыла сирена. Звук приближался. Мальчик становился все тяжелее. Один раз Тому пришлось перехватить ребенка поудобнее, но тот вцепился в него, как утопающий в спасательный круг. Когда силы археолога подошли к концу, он почувствовал сильные руки, которые схватили его и вытащили наверх вместе с ношей. Тяжело дыша, он опустился на землю рядом с раскопом, прямо у ног Яары, и увидел ее испуганный взгляд.

— Яма могла обрушиться, — сказала она. — Ты ранен?

— Как он? — спросил Том, едва дыша.

— Санитары уже здесь, — ответила Яара. Она наклонилась к Тому и нежно отерла ему лицо шарфиком.

— С ним все хорошо, он пришел в себя, — сообщил незаметно подошедший Мошав. — У двух других коленки от страха трясутся. Они хотели развлечься и тайком поискать артефакты. Но думаю, это желание у них пропало, и надолго.

— Теперь-то ты понимаешь, что нужно обнести лагерь забором? — обратился Том к Яаре.

Она кивнула и снова промокнула его лоб.

 

2

Рим, Святой город…

Кардинал Джулиано Боргезе вернул газету на огромный письменный стол из красного дерева и почесал макушку, прикрытую темно-красной шапочкой. Затем окинул вопросительным взглядом мужчину по ту сторону стола.

— Профессор Рафуль опубликовал свои тезисы еще три года назад в археологическом журнале, — объяснил отец Леонардо де Микеле, секретарь Sanctum Officium. — Мы хорошо его знаем. Он известный атеист. Мир вообще больше не воспринимает его сумасшедшие идеи.

Кардинал покачал головой.

— Я в этом не уверен. Эта тарелка, найденная во время раскопок, вероятно, может стать угрозой для нас. Кроме того, он ведь говорит, что надеется найти и другие доказательства, которые подтвердят его гипотезу о том, что Иисуса Христа не хоронили в Иерусалиме.

— Пусть даже и так, — возразил секретарь. — Наша церковь переносила бури и похуже. Да что может сделать одиночка! Брат Джулиано, существует уже столько историй о тайных заговорах, что одной больше или меньше — значения не имеет. Масоны, тайные союзы, ложи — все эти легенды и мифы живут столетиями, однако они так и не сумели подорвать авторитет нашей святой матери-церкви.

— При всем том мы должны быть начеку, — возразил ему кардинал Боргезе. — Надо было послать свои глаза и уши в Иерусалим. Что бы там ни нашли у подножия Храмовой горы, мы должны были узнать об этом первыми и, соответственно, отреагировать своевременно.

Отец Леонардо встал и подошел к окну. Снаружи светило полуденное солнце. Он задумчиво рассматривал герб Ватикана, украшающий коротко подстриженный газон посреди зеленого парка, напротив правительственного дворца.

— Я должен добавить, что эта идея мне нравится, — заметил отец Леонардо. — Я порекомендую кардинал-префекту послать в Иерусалим тайного соглядатая.

— Было бы хорошо, если бы мы могли принять участие в раскопках, — добавил кардинал Боргезе. — Тогда ничто не ускользнуло бы от нашего доверенного лица и при необходимости можно было бы принять своевременные меры.

Святой отец усмехнулся.

— И о каких мерах вы подумали, кардинал Боргезе?

Кардинал нахмурился.

— У нас должна быть возможность отреагировать надлежащим образом в любой момент, и интенсивность нашей реакции должна зависеть от сенсационности находок, которые все еще спрятаны в Святой земле.

Отец Леонардо обернулся и, тяжело ступая, возвратился к письменному столу.

— Я знаю только одного человека, который смог бы урегулировать это дело в наших интересах.

— Тогда чего же вы ждете, отче?

— Но разве не префект должен принимать решение?

Кардинал Боргезе покачал головой.

— Мы только потеряем время. Пройдет целая неделя, прежде чем префект вернется в Рим. А информировать его по телефону, думаю, не самая хорошая идея. Как член совета я считаю, что крайне необходимо принять соответствующие меры своевременно. Так что, святой отец, свяжитесь со своим человеком и организуйте встречу с ним.

Отец Леонардо задумался. Наконец он кивнул, снял телефонную трубку и спокойно набрал номер. Кардинал Боргезе барабанил пальцами по столешнице. Беседа длилась недолго. Когда отец Леонардо повесил трубку, кардинал с нетерпением посмотрел на него.

— И? Вы о чем-то договорились? — напряженно спросил он.

— Вы в этом деле на моей стороне и готовы повторить это перед префектом? — настойчиво переспросил отец Леонардо.

Кардинал Боргезе поднялся во весь свой рост. Он обладал импозантной внешностью. Будучи почти два метра ростом и ста тридцати килограммов весом, он походил на утес, который высится над морскими волнами.

— Я не обратился бы к вам, отче, если бы не считал, что дело серьезное, — холодно ответил он.

Священник кивнул.

— Через час я еду в аэропорт.

— Вы встречаетесь в Иерусалиме?

— Это не очень хороший вариант, и потому мой агент ожидает меня в Париже, — возразил святой отец. — Если мы станем обращать слишком пристальное внимание на происходящее, тем самым мы лишь подчеркнем его значимость. А этого следует избегать. Я не думаю, что нам стоит беспокоиться об археологическом лагере и теории Рафуля. Мы найдем возможность блюсти свои интересы другим способом.

— Я только надеюсь, что ваше влияние действительно распространяется достаточно далеко, — вздохнул кардинал.

— Вы можете быть уверены в этом, — ответил отец Леонардо де Микеле.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Остаток ночи прошел спокойно. Трех нарушителей, подростков из округи, заманило на раскопки любопытство. Сорвавшийся мальчик — его звали Якоб, и ему было одиннадцать лет — отделался переломом ноги и сотрясением мозга, да еще получил несколько болезненных, но неопасных ушибов.

— Он мог погибнуть, — сказала Джина и подала Тому гаечный ключ.

Вокруг лагеря рабочие уже поставили деревянные столбы, чтобы обнести территорию забором. Аарон с самого раннего утра побеспокоился о том, чтобы им привезли достаточно стройматериалов. Треволнения ночи оставили отпечаток на лицах археологов.

— Но он ведь не погиб, Джина, — ответил Том. — Не нужно постоянно представлять себе, что еще могло бы случиться. Он сломал ногу, и ему придется несколько дней провести в больнице. И у него болит голова — так что, возможно, он немного подумает о том, какую глупость совершил.

Профессор Хоук подошел к раскопу вместе с полицейским.

— Черт побери, только этого не хватало, — вздохнул Том и затянул гайку на системе подъемных блоков. — Мы только теряем время. Я хочу закончить затяжку сегодня вечером, пока дождь не пошел.

Джина посмотрела в безоблачное небо.

— Это было бы неплохо.

Хотя до полудня было еще далеко, температура уже достигла тридцати градусов.

— Джина, Том, привет, — поздоровался Джонатан Хоук и указал на своего провожатого. — Это лейтенант Халюц из местного полицейского отделения. Он проводит расследование в связи со вчерашним происшествием. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов.

Том кивнул, улыбнулся и смахнул рукой пот со лба.

— Добрый день, господин Штайн, — подчеркнуто официально произнес полицейский. — Вы главный в этом археологическом лагере?

— Ну да, я здесь кто-то вроде мастера на все руки, — ответил Том.

— Вы родом из Германии?

Том бросил на полицейского вопросительный взгляд:

— Это имеет какое-то значение?

Полицейский снял фуражку и покачал головой. Он улыбнулся.

— Во всяком случае, не то, что вы подумали, — любезно ответил он. — Моя сестра живет в Германии. Недалеко от Штутгарта. А вы откуда родом?

Том расслабился.

— Я родом из Гельзенкирхена. Рурская область.

— Я знаю, — ответил израильский полицейский. — Когда-то мои бабушка и дедушка жили в Леверкузене, прежде чем… впрочем, это к делу не относится. Я хотел только сказать, что с вашей стороны было мужественным поступком спуститься в яму, чтобы помочь мальчику. Я говорил с его семьей. Ему повезло, скоро он снова будет совершенно здоров. Хочу поблагодарить вас от имени его матери.

Том был несколько удивлен.

— Да не за что, — коротко ответил он.

— Мы закрываем дело, — добавил полицейский. — Мальчики получат предостережение, ведь они не настоящие воры. С их стороны это была глупая мальчишеская выходка. Как только вы поставите забор, таких происшествий больше не случится.

— Надеюсь, — ответил Том.

Полицейский снова надел фуражку.

— Не буду вам больше мешать. У вас еще много дел, — заметил он, после чего отвернулся и ушел вместе с профессором Хоуком к палаточному городку.

Монастырь Этталь, близ Обераммергау, Бавария…

Начальник отдела уголовной полиции Штефан Буковски вышел на улицу, сунул руку в карман пальто и достал оттуда сигарету и золотую зажигалку, которую подарил ему на прощание глава координационного бюро Европола в Гааге.

Труп, висящий вниз головой, распятый на деревянных брусьях в кладовой старого аббатства, отнюдь не был приятным зрелищем. Тело убитого священника покрывали раны и ожоги. Без сомнения, мужчину пытали, а затем перерезали горло. Его руки были разведены в стороны и прибиты гвоздями к деревянной балке. Гвоздями длиной в двадцать сантиметров, которые вогнали в его запястья, когда он был еще жив: кровь в ранах означала, что сердце жестоко изувеченной жертвы в тот момент еще билось.

Каменный пол в кладовой был густо измазан кровью. Будто свинья, которую забили и разделали, подумал Буковски, бросив первый взгляд на мертвеца. Однако ввиду святости данного помещения он предпочел не высказывать свою мысль.

— Его пытали, прежде чем убить, — раздался бархатный женский голос за спиной у Буковски.

Буковски щелчком отправил остаток сигареты в канализационный колодец и обернулся.

— Я знаю, глаза у меня есть, — ответил он.

Лиза Герман, коллега Буковски, улыбнулась уголками губ.

— Никто ничего не понимает, — продолжала главный комиссар Лиза Герман. — Братья спали. Его нашли сегодня утром, когда один из его коллег зашел в кладовую, чтобы набрать картошки.

— Ты хотела сказать, один из его братьев по вере.

— Да ладно — братья, коллеги, святые отцы — называй их как хочешь, — с вызовом бросила она.

— Эксперты уже все осмотрели?

— Нет, это займет еще некоторое время, — процедила Лиза Герман и отвернулась.

— Ты куда?

— Аббат хочет поговорить с нами, — коротко ответила Лиза.

Буковски откашлялся.

— Я с тобой.

— Если хочешь, пойдем, он ждет в трапезной.

— А где это?

Лиза указала на большое здание на другой стороне монастырского двора. Буковски кивнул и поспешил туда.

Посередине просторного зала трапезной стоял длинный стол. Там, где обычно ели братья, сейчас господствовала таинственная тишина. Во главе стола сидел аббат, закрыв лицо руками.

Он только тогда поднял глаза, когда Буковски подвинул себе стул и со вздохом уселся.

— Это ужасно, — пробормотал брат Ансельмо, аббат монастыря. — Брат Рейнгард был нашим соратником, мы его любили. Кто способен совершить столь ужасное злодеяние?

Буковски пожал плечами.

— Расскажите мне о нем, — попросил он.

Аббат опустил голову.

— Брат Рейнгард целых тридцать шесть лет был членом нашего ордена. К нашей религиозной общине он присоединился здесь, в Эттале. Потом стал преподавать историю церкви в Эрлангене, на факультете церковной археологии. Он знал мир и много разъезжал. Он присутствовал на раскопках и был специалистом в области древних языков — латыни, древнегреческого, арамейского, древнееврейского… В Ватикане его уважали, и мы все гордились тем, что он носит рясу бенедиктинцев. Три года назад в горах Галилеи с ним произошел несчастный случай. Брат Рейнгард упал в глубокий котлован во время раскопок на горе Мерон и получил сложный перелом, в результате чего ему стало тяжело ходить. Тогда он вернулся в наш орден и остался здесь, чтобы прийти в согласие с Богом. Он много повидал в этой жизни.

— Были ли у него враги? — спросил Буковски.

— Мы — братья по вере, — ответил аббат. — У нас нет врагов. Мы живем в строгом соответствии с правилами святого Бенедикта.

Дверь в трапезную распахнулась, и вошла Лиза в сопровождении монаха. Лицо монаха было скрыто капюшоном его сутаны, а голова опущена. Руки он держал сложенными, как при молитве.

— Что случилось? — спросил Буковски.

— Это брат Франциск, — ответила Лиза. — Он должен сообщить нам нечто важное.

И она подтолкнула монаха к Буковски.

— Брат Франциск? — повторил тот.

Монах поднял голову. Лицо его было бледным и морщинистым, а правый глаз закрывала повязка.

— Господи, не оставь меня, — хрипло начал монах. — Среди нас нечистый. Это произошло незадолго до утренней молитвы. Я услышал шум и встал с постели. Я подошел к двери — и вдруг увидел его. Глаза его пылали, лицо было отмечено огнем проклятия. Он был одет в черное и обернулся лишь на мгновение, когда вышел из кельи нашего брата. Я снова закрыл дверь, опустился на колени и стал молиться.

— Из какой кельи вышел этот мужчина? — спросил Буковски.

— Это был не мужчина, а Вельзевул, дьявол. Он вышел из кельи нашего брата Рейнгарда, душу которого похитил.

Аббат встал и подошел к брату Франциску. Он положил руку ему на плечо, и монах преклонил колени. Мягко, почти нежно, аббат погладил брата по голове.

— Брат Франциск иногда немного путается. Тогда он видит вещи, не принадлежащие нашему миру, понимаете?

Буковски кивнул и обратился к коллеге:

— Вы осмотрели келью убитого?

Лиза кивнула.

— Похоже, келью обыскивали. Эксперты уже над этим работают.

 

3

Иерусалим, лагерь археологов возле дороги на Иерихон…

Солнце все еще пряталось за облаками. Место раскопок находилось в тени восточного холма, однако работа там кипела вовсю. Том со своей командой уже все сделал: котлован был окружен защитной сеткой, всюду высились горбыли, подпирая выбранную горную породу, наваленную вокруг. Две широкие доски образовывали мост над котлованом, а над ними возвышался журавль, к которому крепилась система подъемных блоков. На канате висела люлька. С двух сторон вниз, на дно ямы, спускались лестницы.

— Здесь же сплошная горная порода, — заметил Том, постучав по земле долотом.

— А с моей стороны помягче, — откликнулась Яара. — Суглинок.

Том наморщил лоб.

— Странно. Камни обтесаны.

Мошав, занятый отбором образцов почвы в противоположном углу, отвлекся от работы и посмотрел на Тома.

— Я тоже постоянно наталкиваюсь на камень. Думаю, сантиметров тридцать, глубже мне не пробиться.

Том осмотрел обтесанный камень, который он выкопал из земли. Он был почти прямоугольным, размером с кирпич. Мошав встал и подошел к Тому.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он.

Том пожал плечами.

— Похоже, что-то вроде стены, — пробормотал он. — Возможно, здесь когда-то стояло здание. Во всяком случае, камень явно был обработан.

— Ты только посмотри сюда! — крикнула Яара и указала на какой-то обломок, торчащий из глинистой почвы.

— Возьми кисть, — посоветовал ей Мошав.

Темные глаза Яары сверкнули.

— А ты думал, я возьму пневматический молоток? — язвительно спросила она. — Я не новичок в этом деле.

Мошав примирительно поднял руки.

— Сегодня утром ты опять какая-то злая, — заметил он.

Том снял шпателем еще один слой почвы. И обнаружил еще один камень.

— Здесь точно находилось какое-то здание, — сказал он. — Камни стоят впритык друг к другу. Очень похоже на фундамент.

Завыла сирена.

— Наконец-то завтрак, — вздохнула Яара и провела тыльной стороной руки по лицу. Свои черные как смоль вьющиеся волосы она связала в конский хвост.

— Наверное, это хорошо, — буркнул Мошав. — Может, благодаря завтраку твое настроение немного улучшится.

Недовольство отразилось на лице Яары, она высунула язык и скорчила рожу.

— Ты идешь, Том? — спросила она.

Том стоял на коленях на земле и расшатывал второй камень.

— Да, только разберусь…

Раздался грохот. Внезапно задрожала земля. Яара бросилась к лестнице и вцепилась в нее. Мошав тоже вскочил.

— Осторожнее! — крикнул он Тому. Грохот усилился. Том попытался подняться.

— Что это? — прокричал он, но тут земля разверзлась у него под ногами, и он провалился куда-то вглубь. Крик застрял у него в горле.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— Я не знаю, что и подумать, — заявила Лиза Герман и еще раз просмотрела свои записи. — Нет никаких намеков на преступника. Убитый ни с кем не ссорился и с момента возвращения за стены монастыря вел уединенную жизнь. Монастырь он покидал только иногда. Все остальное время он посвящал древним языкам и время от времени работал в типографии монастыря. Он сильно хромал, и его постоянно мучили боли в ноге.

— Возможно, он был гомосексуалистом, и это любовник его так изукрасил, — предположил молодой сотрудник отдела криминалистики. — В последнее время об этом много пишут.

— Преступник был не один, их было двое или даже несколько, — возразила Лиза.

— А если это ритуальное убийство? — предположил ее коллега. — По крайней мере, на это указывают тип пыток и распятие.

— Ну и что это должно означать, если человека распяли головой вниз? Конечно, тут явно есть второй план, — заметила Лиза.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился ее молодой коллега.

— Возможно, это символический обряд и у него есть более глубокое, сакральное значение. Это должно помочь нам сузить круг подозреваемых.

Штефан Буковски сидел в углу конференц-зала и безучастно приглаживал усы.

— Что, собственно, ты имеешь в виду? — спросила Лиза.

Буковски пожал плечами.

— Я совершенно не в курсе, почему этот случай попал именно на наш стол. Я всегда считал, что у нас отдел по борьбе с организованной преступностью. А теперь мы вынуждены возиться с самыми банальными убийствами, которые могли бы отдать отделу убийств.

Лиза недоверчиво посмотрела на руководителя своего отдела.

— И это все, что ты хотел сказать?

Буковски с унылым видом провел рукой по волосам.

— Может, все произошло именно так, как говорил наш младшенький. Вдруг он и правда пал жертвой неразделенной любви.

— Петра тоже распяли головой вниз, — заметила Лиза.

— И представить себе не мог, что ты так хорошо знаешь Библию, — проворчал Буковски, — но если уж на то пошло, Спартака постигла та же участь после того, как римляне жестоко подавили восстание рабов. Римлянам, очевидно, нравилось смотреть, как страдают их жертвы. Они не очень-то цацкались с предателями.

Лиза встала.

— Погоди-ка: Петр ведь отрекся от Иисуса и тем самым предал его веру, а Спартак был знаменитым и уважаемым гладиатором, который пользовался авторитетом у римлян, прежде чем стал вожаком восставших.

— А в фильме он из-за любви к женщине стал христианином, прежде чем его убили, если мне не изменяет память, — ответил Буковски. — Заметь, именно любовь уничтожает человека. Вот почему я по-прежнему одинок и намерен оставаться таковым.

— Значит, Спартак тоже был предателем, — задумчиво произнесла Лиза.

— И кого же, по-твоему, предал наш святой отец? — поинтересовался у нее Буковски.

— А как насчет Бога? — невзначай предположила Лиза.

Иерусалим, лагерь археологов возле дороги на Иерихон…

Мошав и Яара отчаянно вцепились в лестницу. Яара испуганно вскрикнула, когда Том вместе с куском тверди исчез в глубине. Грохот умолк. Темная дыра, почти метр в длину и метр в ширину, образовалась на том самом месте, на котором еще несколько секунд назад стоял на коленях Том.

Земля успокоилась, и над ямой воцарилась растерянная тишина. Потрясенные Яара и Мошав стояли возле лестниц. Прошло несколько секунд, прежде чем в их тела вернулась жизнь и вытеснила ужас. Первым очнулся Мошав. Он бросился к яме и припал к земле. Последние сантиметры он полз по суглинку на животе: в конце концов, земля снова могла просесть. Они натолкнулись на что-то вроде пещеры, и Том вынул два камня, тем самым ослабив структуру цилиндрического свода, так что самонесущее образование обрушилось внутрь.

— Том! — крикнул Мошав в зияющую дыру. — Том, с тобой ничего не случилось?

Ответа Мошав не получил. Он вглядывался во мрак, но ничего не мог рассмотреть.

— Мы должны достать его, — всхлипнула Яара.

— Но осторожно! — предупредил ее Мошав. — Мы не знаем, есть ли вообще в этой древней каменной стене кислород. Принеси мне карманный фонарик.

Яара быстро поднялась по лестнице. Поблизости никого не было. В последней из четырех ям в оливковой роще раскопки планировались только в конце недели. Поэтому там работали только Мошав, Яара и Том, которые, собственно, должны были всего лишь принять меры безопасности и провести первые пробные раскопки.

— На помощь! — кричала Яара, подбегая к маленькому палаточному городку. — Помогите мне, Том сорвался и упал в пещеру!

Все сотрудники и помощники в это время завтракали под большим тентом.

— Том сорвался! — продолжала кричать Яара издалека. — Мне нужна помощь!

Профессор Джонатан Хоук вскочил, увидев, что Яара бежит к тенту.

Легкий ветер донес до него ее слова.

— Черт возьми! — выругался он и выбежал ей навстречу. — Быстрее, возьмите все, что нам нужно для его спасения! — приказал он. — Не забудьте кислородные баллоны!

Для спасения засыпанных на каждом месте раскопок имелся план действий на случай чрезвычайной ситуации, а также необходимое снаряжение. В конце концов, исследователи работали в тех регионах, где из-за неукрепленного грунта мог в любой момент произойти оползень или открыться вход в пещеру — прежде всего, на начальных этапах раскопок. Двое из членов группы были специалистами по оказанию первой помощи раненым.

Когда Яара добралась до тента, она упала от изнеможения.

— Скорее! — задыхаясь от быстрого бега, взмолилась она. — Земля разошлась. Том сорвался вниз. Там пещера или подвал. Нужно скорее… фонарик, там Мошав… фонарик.

Профессор Хоук склонился над Яарой и обнял ее.

— Команда уже в пути, — сказал он, обнимая ее за плечи.

По лицу Яары текли слезы.

— Вы должны спасти его, — простонала она.

— Мы вытащим его оттуда, — успокаивал Хоук всхлипывающую женщину. — Не волнуйся, мы вернем его тебе.

Город Штайнгаден в районе Пфаффенвинкель, Верхняя Бавария…

Ночь была темной — новолуние. Даже кремовый фасад паломнической церкви в Висе не был виден в такой темноте. И если бы свет в близлежащем доме причетника не разрезал мрак, никто не догадался бы, что на небольшом холме, сразу за обширными лугами, скрывается настоящая жемчужина церкви.

Оба мужчины были в темных комбинезонах, лица они прятали под черными капюшонами и благодаря этому полностью сливались с ночью. Они точно знали, где находится церковь и с какой стороны можно незаметно попасть через маленькую дверь в ризницу под колокольней.

Полночь уже давно миновала, а свет в доме причетника горел всю ночь напролет. Все это было известно ночным пришельцам, которые находились здесь со вчерашнего дня и уже осмотрели церковь при свете солнца. В конце концов, паломническая церковь в Висе, недалеко от города Штайнгадена, что в прекрасной Верхней Баварии, была одной из достопримечательностей, которые охотно посещают туристы; к тому же ЮНЕСКО объявила ее объектом всемирного наследия. Шедевр баварского рококо летом ежедневно привлекал сотни посетителей, и даже зимой люди забредали в Пфаффенвинкель, чтобы побывать в маленькой церкви. Все это было безразлично двум мужчинам — они не бросили ни единого взгляда на вычурное церковное здание, остались равнодушны и к красоте, изяществу и спокойствию окрестностей. Перед ними стояла четкая цель, первоочередная задача, и появились они здесь именно и только по этой причине.

Деревянная дверь, ведущая в ризницу, не оказала им никакого сопротивления. У них был ключ, который мог открыть любые ворота и любую дверь в этом здании. Они не разговаривали, поскольку понимали друг друга без слов. Каждый из них знал, какое задание должен выполнить и насколько важен этот заказ.

Беззвучно проникнув в здание, они достали фонарики, осторожно пересекли помещение и прошли во внутреннюю часть церкви. Сакральные произведения искусства не удостоились их взгляда. Кафедра — вот единственное, что их интересовало. Они осматривали деревянную подставку, подсвечивая себе фонариками, пока наконец не обнаружили нужное место.

Тот, что был выше, опустился на колени и провел кинжалом в щелях, образовавшихся в отполированной древесине. Он провозился довольно долго, пока не открыл маленький тайник. В нем обнаружилось что-то вроде коробочки. Стоящий на коленях протянул к ней руку и открыл ее. Это оказалась шкатулка. В ней лежал золотой ключик. Размером немногим более пальца, он был богато украшен, а на головке виднелся герб. В центре гербового щита красовался синий крест крестоносцев.

Внезапно вспыхнул свет.

— Не двигаться! — резко и повелительно произнес глубокий голос. — И без глупостей: зрение у меня отличное.

В дверях ризницы стоял какой-то старик и держал темные фигуры на прицеле ружья.

— Полиция уже в пути, — заявил старик. — Я зарядил ружье крупной дробью, и если вы только пошевелитесь, то я выстрелю! Теперь поднимите руки — так, чтобы я их видел!

Старик дрожал, пот струился у него по лбу. Стоящий на коленях медленно поднялся. В ладони у него притаился кинжал. Пока меньший из взломщиков медленно поднимал руки, высокий немного повернулся в сторону. Он тоже стал поднимать руки, но внезапно сделал резкий жест правой. Молниеносно, почти неразличимо для старика кинжал покинул руку грабителя и с громким свистом разрезал воздух. Не успел он достичь цели, как оба взломщика отскочили в сторону. Они ловко перекатились по полу, ища укрытия. Однако выстрел так и не прозвучал — послышался лишь какой-то булькающий звук. Широко раскрыв глаза от неожиданности и боли, старик упал на колени. Ружье выскользнуло из его рук и с громким стуком обрушилось на каменный пол. В церкви этот шум прозвучал как раскат грома. Оба взломщика быстро поднялись.

— Andiamo! — шепнул высокий своему спутнику. Они поспешили к двери в ризницу. Когда они проходили мимо старика, высокий нагнулся и перевернул упавшего. На полу расплывалась лужа крови размером с его голову. Открытые глаза старика таращились в потолок. Высокий вырвал кинжал из горла мертвеца и побежал вслед за сообщником. Когда вой сирены приближающихся полицейских автомобилей разорвал тишину, оба уже давно исчезли. Пономарь остался лежать в собственной крови.

 

4

Иерусалим, лагерь археологов возле дороги на Иерихон…

Том очнулся. Голова у него гудела так, будто в ней летали тысячи шмелей. Он открыл глаза и окинул обстановку мутным взглядом. Он лежал в палатке, свет был зажжен.

Снаружи было темно, но до слуха его долетал приглушенный шум машин. На лбу у него лежал холодный компресс. Рядом с лежаком сидела Яара и держала его за руку.

— Что… что произошло? — хрипло спросил он.

Яара смочила высохшие губы Тома влажным платком, склонилась над ним и нежно расцеловала в обе щеки.

— Ты жив — о Господи, благодарю Тебя, — голос ее звенел, как хрусталь.

— У меня голова болит, — пожаловался Том и схватился свободной рукой за лоб.

— Врач считает, что у тебя, возможно, легкое сотрясение мозга, — объяснила Яара. — Но кости остались целы. Это просто чудо. Ты сорвался в пещеру, пролетев почти два метра.

— В пещеру? — переспросил Том.

— Мы вытащили тебя лебедкой, — сказала Яара. — Мошав и профессор спустились к тебе. Нам просто повезло, что там оказалось достаточно кислорода. Это могила. Ее как раз сейчас разбирают.

— Могила? — повторил Том Штайн. — Но как могила могла оказаться под каменной стеной римского гарнизона? Для кого ее вырыли — для еврея или римлянина?

Яара покачала головой, разметав свои черные вьющиеся волосы.

— Эта могила не относится ко времени Римской империи. По предварительным оценкам, она возникла в раннем Средневековье. Профессор Хоук убежден, что речь идет о месте погребения влиятельного крестоносца. В могиле есть каменный гроб, но нет оссуариев. Аарон укрепил потолок. Профессор Рафуль тоже приехал. Они работают всю ночь.

Том хотел подняться, но Яара мягко удержала его.

— Ты должен отдыхать! Или мне отправить тебя в больницу Хадасса? Я могу вызвать машину «скорой помощи» в любой момент.

Том лег и попытался улыбнуться.

— Врач предписал тебе покой, — строго сказала Яара. — И если ты не будешь его соблюдать, то я позвоню в клинику.

Том поднял руки.

— Хорошо, я буду делать то, что велит моя сиделка.

Полог палатки кто-то отбросил в сторону. В теплую и влажную палатку ворвался прохладный воздух. Вошел Мошав. Взгляд его упал на Тома, и он улыбнулся.

— Тебя действительно нельзя и на минуту без присмотра оставить, — пошутил он. — Яара хорошо о тебе заботится?

Том кивнул.

— Ей немного не хватает строгости. Что вы нашли в могиле?

Мошав подвинул себе стул.

— Это маленькая сенсация, — ответил он. — По крайней мере, то, что мы обнаружили на данный момент.

— Ну же, не мучай меня, скажи наконец, что в могиле и как оно туда попало.

— Там лежит рыцарь. Мы думаем, что к утру поднимем тяжелую крышку саркофага, Аарон и его люди над этим работают. Мы нашли остатки оружия и глиняные сосуды, обломок меча и наконечник пики. Все указывает на то, что они были изготовлены в одиннадцатом столетии. Джина и профессор перевели часть надписи на гробе. Она написана на средневековой латыни. Следовательно, погребенный был кем-то вроде капитана крестоносцев, завоевавших когда-то некоторые районы города.

— Крестоносец, — задумчиво повторил Том. — Но как могила крестоносца очутилась здесь? Да еще и под руинами римского бастиона, который почти на тысячу лет старше ее?

— Мы разобрали лишь часть могилы, — объяснил Мошав. — Профессор полагает, что крестоносцы намеренно выбрали это место, так как здесь достаточно материала для строительства склепа. Камни, знаешь ли. Возможно, даже остатки римского гарнизона, которые в те времена валялись здесь повсюду. Ты сам видел, над римским лагерем всего несколько пластов земли, а к западу поле понижается. Но мы посмотрим, что и как. Те, кто готовил могилу, хорошо позаботились о том, чтобы их предводителя нашли не слишком рано.

— Странно, — задумчиво пробормотал Том. — Могила крестоносца посреди Иерусалима, да еще и здесь, снаружи, перед городскими воротами — это совершенно удивительно.

— Послушал бы ты Хаима Рафуля. Он радуется как ребенок, который нашел подарки под рождественской елкой, но пока не может их распаковать.

После того как Мошав ушел, полог входа снова распахнулся и впустил профессора Хаима Рафуля.

— Я слышал о несчастном случае и хотел спросить, как вы себя чувствуете, Том? — осведомился он. Но не успел Том ответить, как у Хаима Рафуля зазвонил мобильный телефон. Профессор извиняющимся жестом поднял руки и ответил на звонок. Говорил он недолго. — …тогда увидимся в моем номере в гостинице «Кинг Дэвид», скажем, часов в девять. — Он нажал кнопку отбоя, сунул телефон обратно в карман и подошел к постели Тома. — Несмотря на случившееся с вами несчастье, благодаря вашему участию было совершено важное для истории нашей страны открытие. Досадно, что при этом вы пострадали. Я надеюсь, вы скоро поправитесь. Я хотел бы поблагодарить вас, Том, от имени всей археологической науки.

Профессор протянул Тому руку.

— Я… я… я просто делал свою работу, — несколько смущенно ответил Том.

Паломническая церковь в Висе, Штайнгаден, Бавария…

— Сигнал тревоги поступил на коммутатор в час двадцать шесть минут, — произнес полицейский в форме. — Патруль добрался до места вызова меньше чем за двадцать минут. Но они опоздали. Диспетчер решил, что нужно сообщить в управление уголовной полиции земли. В конце концов, это второе убийство священнослужителя за последние три дня.

Начальник отдела Баварского уголовного розыска Штефан Буковски кивнул и бросил на коллегу сердитый взгляд. Они стояли перед ступенями, ведущими к алтарю. Труп пономаря был укрыт черным брезентом. На мраморных плитах подсыхала лужа крови. Неподалеку лежал дробовик.

— Чей он? — спросил Буковски.

— Должно быть, убитого, — предположил полицейский. — Из него не стреляли. Криминалисты свою работу уже закончили. Но мы не хотели ничего трогать на месте происшествия, пока вы сами все не осмотрите.

Буковски кивнул, соглашаясь.

— И что вам известно об убитом?

— Укол в шею повредил ему сонную артерию, — объяснил вызванный сюда же судебный врач. — Это был длинный и острый кинжал. Проник на большую глубину. Возможно, его метнули.

— А что именно сообщил мужчина по телефону, когда вызывал полицию? — снова обратился начальник отдела к своим коллегам в форме.

Полицейский порылся в кармане и достал блокнот.

— Скорее приезжайте к паломнической церкви в Висе, — прочитал он. — Сюда кто-то проник. — Он также назвал свое имя и сказал, что видел свет карманного фонаря в окнах церкви.

— Он здесь один жил? — спросил Буковски.

— В доме напротив живет семейная пара, — ответил человек в форме. — Экономка пастора и ее супруг, который убирает в этой церкви. Но погибший был одинок.

Буковски повернулся к своей коллеге Лизе Герман и бросил взгляд на дверь.

— Узнай, может ли эта пара что-нибудь сообщить.

Лиза кивнула.

— Где мне их найти?

Полицейский указал на дом, который стоял рядом с церковью.

— Мои коллеги уже там.

Буковски неторопливо подошел к алтарю и огляделся.

— Здесь ничего не трогали?

Полицейский отрицательно качнул головой.

— Криминалисты здесь уже поработали, но оставили все на своих местах.

— Что-нибудь пропало?

— Мы ждем священника, — объяснил полицейский. — Он едет из самого Фюссена, на это нужно время.

— А я думал, мы находимся в самой католической части Баварии, — заметил Буковски. — Неужели в этой общине нет священника?

Полицейский снова покачал головой.

— Это трагедия для общины: местный священник погиб почти три недели назад в автомобильной катастрофе. Он возвращался из Гармиша и слетел с трассы.

Буковски поморщился и посмотрел на труп.

— Похоже, беда редко приходит одна, — вздохнул он и полез в карман рубашки. Достал сигарету из пачки и сунул ее в рот.

— Господин начальник отдела! — окликнул его полицейский в форме.

Буковски обернулся.

— Ну, ладно, — сказал он и вернул сигарету в пачку. — Значит, следов взлома нет. И, очевидно, все фигуры святых и священные предметы стоят на своих местах. Возможно, старик застал преступников врасплох и они тут же скрылись.

— Вполне вероятно, — согласился его коллега.

— Я вам еще нужен? — спросил судебный врач.

— Момент смерти соответствует времени вызова?

Медик кивнул.

— По предварительной оценке и ввиду низкой температуры в церкви он мог умереть и раньше. Но подробности — только после вскрытия.

— Тогда обсудим это еще раз после вскрытия, — ответил Буковски и достал из кармана брюк карандаш и блокнот.

Полицейский в форме задумчиво посмотрел на него.

— Полагаю, это первое убийство в данном районе за последние пять лет.

Буковски пропустил слова коллеги мимо ушей.

— Я хочу, чтобы здесь провели тщательный обыск, — сердито заявил он. — Привлеките сотню дежурных полицейских. Возможно, мы найдем орудие убийства на лугу. И следы от шин. Должны же они были как-то добраться в этот отдаленный район. Кроме того, я бы хотел, чтобы наши криминалисты еще раз обыскали место происшествия.

— Но наши специалисты уже были здесь.

— Не важно: у наших людей из отдела убийств есть другие возможности. Так что вперед, за работу!

— Еще что-нибудь? — недовольно спросил его коллега.

Буковски снова сунул пальцы в карман рубашки.

— Да. У вас есть зажигалка?

Париж, Франция, рю де Риволи, вблизи Лувра, день спустя…

— Кардинал вне себя, — сказал отец Леонардо, идя через площадь Карузель к берегу Сены. Жан-Мишель Пикке скривил губы.

— Неужели церковь за прошедшие тысячелетия стала настолько слабой?

— Церковь не слаба, и она не боится исторического анализа, — пояснил отец Леонардо, одетый в темный костюм. О его сане свидетельствовал только крестик на лацкане пиджака. — Есть лишь отдельные персоны, которых Рафуль напугал своей теорией. Мы должны признать, что переводы свитков из Кумрана нельзя считать светлой главой нашей современной истории. Открытость находок и общение с коллегами-археологами, наверное, принесли бы больше пользы нашему делу. Этим вызвана и моя просьба к вам. Мы должны быть готовы встретиться лицом к лицу с новыми результатами раскопок у ворот Святого города. Но нам не помешает своевременно получить сведения о том, как продвигается проект. Вы можете использовать свое влияние…

Жан-Мишель Пикке не был духовным лицом.

Хотя он считал себя христианином, иногда даже верующим (если ему это было выгодно), однако прежде всего он был бизнесменом с замечательными связями в Иерусалиме и во всем мире, которыми он обзавелся, еще когда служил торговым атташе французского Министерства иностранных дел. И, кроме того, он был очень хорошим другом отца Леонардо.

— Ну что ж, дорогой друг, — ответил Пикке, — я посмотрю, что могу сделать для вас. Но разве не было бы логично, чтобы вы использовали свое влияние во Французском институте археологии в Иерусалиме?

— Вы знаете Рафуля, — возразил отец Леонардо. — Он наших людей и близко к месту раскопок не подпустит. У него есть власть и влияние. Кроме того, лучше, если церковь не будет официально вмешиваться в это дело. У них куда больше возможностей, чем у Рима. К тому же было бы… скажем так, неплохо, чтобы никто не смог связать Курию с расследованиями в Иерусалиме. Что бы о нас подумали, если бы в Риме приняли всерьез химеры Рафуля?

— Я понимаю, — ответил Пикке и сел на скамейку на берегу Сены. Отец Леонардо присел рядом с ним. Он смотрел на мерцающую зеленью воду широкой реки, по которой проплывал прогулочный катер, полный пассажиров.

— Отче, вы можете полностью на меня положиться, — заявил Пикке через некоторое время. — Вы позволите мне пригласить вас сегодня на ужин?

— У Дюкасса или в «Ле Гран Вефур»?

— У Дюкасса, — ответил Пикке. — Я закажу нам столик. Скажем, часиков в восемь?

— С удовольствием, — ответил отец Леонардо. — Все-таки в Париж стоит возвращаться снова и снова.

Паломническая церковь в Висе, Штайнгаден, Бавария…

Девушка всхлипывала.

— Йозеф такой добросердечный человек. Кто мог совершить это жестокое убийство?

— Мы здесь затем, — ответила главный комиссар Лиза Герман, — чтобы это выяснить. Итак, еще один вопрос: вчера вечером или ночью вы заметили что-нибудь, что показалось вам подозрительным?

Девушка смахнула слезы со щек.

— Я уже неделю пью снотворное, чтобы хоть как-то заснуть. Три недели назад умер наш священник, и вот теперь — Йозеф. Иногда мне кажется, что Бога вообще нет…

— Вчера в церкви было много посетителей?

Девушка снова всхлипнула.

— Если погода хорошая, то каждый день приходит около сотни человек. А вчера, наверное, было и все двести. Туристы любят нашу церковь. В конце концов, она принадлежит к культурному наследию Европы.

Лиза Герман кивнула.

— На прошлой неделе не случилось ничего необычного?

Девушка посмотрела на нее широко распахнутыми глазами.

— Все необычно, с тех пор как наш священник, милый отец Иоганн, покинул нас.

— Я понимаю, — сочувственно ответила Лиза. — Но мы хотим выяснить обстоятельства убийства пономаря. Для этого нам нужна ваша помощь. Главное — найти какую-нибудь зацепку. Очевидно, в церковь проникли, не прибегая к взлому. Замок не был сломан. Вы можете это как-то объяснить?

— Что все это значит? — спросила девушка.

— Это значит, — ответила Лиза, — что нам нужно исходить из того, что взломщик или взломщики воспользовались ключом, чтобы попасть в церковь. Разве только дверь не была заперта.

Девушка вскочила.

— Это невозможно, — резко заявила она. — Мой муж каждый вечер после восьми возвращается к церкви и делает обход. Он запирает каждую дверь, и вчера он тоже ходил, в этом я уверена.

Лиза кивнула.

— У кого-то еще есть ключ от церкви?

Девушка задумалась.

— У нас с мужем есть один, у Йозефа, у отца Иоганна был один, и еще один хранится в доме пастора, на тот случай, если кто-нибудь потеряет свой.

— Где ваш?

— Мой муж всегда носит его при себе, — ответила девушка и бросила на Лизу недоверчивый взгляд.

— Тогда посмотрите, пожалуйста, лежит ли ключ в доме пастора.

— Но вы же не думаете, что мой муж…

— Это простая формальность, — объяснила ей главный комиссар.

Девушка пошла к двери. Внезапно она остановилась и обернулась.

— Позавчера сюда позвонил какой-то мужчина, который хотел поговорить с нашим покойным священником. Он говорил, что дело срочное. Что это очень важно, что речь идет о жизни и смерти. Я сразу сказала ему, что священника нет здесь. Но он все равно требовал позвать священника. Этот мужчина просил сообщить отцу Иоганну, что Жан-Люк вышел из комы и что он должен немедленно перезвонить.

— Из комы?

— Да, я не поняла, что имел в виду этот человек. Я сказала ему, что наш дорогой священник, упокой Господь его душу, попал в автомобильную катастрофу и умер.

— И что потом?

— Мужчина просто повесил трубку. Не знаю, важно ли это, но мне этот звонок показался несколько странным. Я была знакома с отцом Иоганном несколько лет, но не знала, что у него есть друзья во Франции.

— Почему во Франции?

— Звонивший был французом, — объяснила девушка. — По крайней мере, он говорил с французским акцентом.

Лиза сделала пометку в блокноте.

— Он представился?

— Нет, только сказал, что Жан-Люк вышел из комы, и больше ничего.

— Ключ покойного появился снова после аварии?

Девушка кивнула.

— Нам его передала полиция, вместе со всей связкой ключей святого отца. И мы отдали ключ его заместителю.

— Священнику из Фюссена?

— Да. Пока в общину не пришлют нового священника, он должен исполнять его обязанности.

— Понятно, — сказала Лиза Герман. Она смотрела девушке вслед, когда та выходила из маленькой и уютно обставленной комнаты.

 

5

Иерусалим, раскопки рядом с дорогой на Иерихон…

Большие прожекторы разгоняли темноту. Археологи и их помощники лихорадочно работали, обнажая место погребения неизвестного крестоносца. Они осторожно снимали целые пласты земли и открывали подвал, который уже успели укрепить тяжелыми балками и досками. Джина Андреотти, назначенная руководителем полевых работ на раскопках, усердно записывала каждый шаг. Первые находки документировались, измерялись и относились в безопасное место. Жан Коломбар фотографировал и наносил с помощью теодолита сетку координат, чтобы точно определить положение и размеры могилы, которая находилась ниже первого среза раскопок, почти на два метра глубже, чем оставшаяся часть прямоугольной ямы. Опытные специалисты извлекали камень за камнем, пока желтый саркофаг снова не открылся людскому взору, через многие столетия после погребения.

Надпись на надгробной плите оказалась вполне разборчивой. Латинские прописные буквы, высеченные на мягком известняке, стойко выдержали гнет многих лет в подземном мраке. Древний герб крестоносцев на надгробной плите был виден вполне отчетливо: два рыцаря на одном коне, с пиками и щитом. Под ними был написан девиз ордена. Рядом находился еще один герб, под которым было написано имя рыцаря.

— Рено де Сент-Арман, — тихо пробормотал Джонатан Хоук. — В лето Господне 1128 от Рождества Христова.

— Герб под регалиями крестоносца может изображать льва, который держит в лапах знамя, — заметила Джина Андреотти. — К сожалению, он немного поблек, но думаю, мы сможем выявить структуру поверхности. Надпись сделана на средневековой латыни, которая использовалась примерно между 900 и 1500 годами после Рождества Христова. Эпитафия написана прописными буквами без пробелов, что подтверждает палеографическую подлинность.

Профессор Хаим Рафуль молча стоял на краю могилы и благоговейно смотрел на каменный гроб. Его глаза блестели.

Джонатан Хоук поднялся по лестнице и присоединился к Рафулю. Он похлопал руками по одежде, выбивая пыль.

— Гроб в хорошем состоянии, — заявил он. — Я думаю, мы достаточно хорошо укрепили боковые стены могилы, чтобы следующие день-два проводить исследования внутри нее. Странно, что мы именно здесь натолкнулись на могилу крестоносца. Она находится вне исторических границ города, посреди пустыни.

Рафуль обратился к американскому коллеге.

— Это счастливый поворот судьбы, — заметил он.

Хоук огляделся. Вдали ночь освещали огни Иерусалима.

— У меня практически создалось впечатление, что могилу специально вырыли посреди пустыни — чтобы защитить ее от расхитителей могил.

Рафуль кивнул.

— Я хотел бы как можно скорее заглянуть в саркофаг. Нам понадобится система подъемных блоков, чтобы приподнять надгробную плиту.

— Не стоит бежать впереди паровоза, нас ведь никто не торопит, — ответил Хоук. — Балки достаточно прочны, чтобы стены подвала не рухнули. Нужно продвигаться обстоятельно. Или мы проводим срочные раскопки?

Хаим Рафуль заговорщически наклонился к Хоуку.

— Они могут стать срочными, если правительство узнает о них.

— Я не понимаю вас, — ответил Хоук.

— Наше правительство бывает весьма обстоятельным, если речь заходит о выдаче разрешений. А в этой местности работают почти тридцать помощников. Нам не удастся долго держать свою находку в тайне.

Хоук наморщил лоб.

— Но какие могут быть причины на то, чтобы запретить нам продолжать раскопки? Неужели влияние университета Бар-Илан настолько незначительно?

— Джонатан, — отечески произнес Рафуль, — вы действительно не понимаете, какая ситуация сложилась в нашей стране. Мы окружены врагами и поэтому нуждаемся в дружбе и поддержке западного мира, а также, в некоторой степени, в одобрении католической церкви. Это, возможно, первое обнаружение хорошо сохранившейся могилы крестоносца, который почти тысячу лет назад отправился в путь по поручению Курии, чтобы спасти Гроб Господень и святые места от разрушения и варварства. Я бы не хотел, чтобы через несколько дней здесь появились посланники Церковной службы древностей, которые присвоили бы себе право проводить дальнейшую работу. Я уже проходил это почти пятьдесят лет назад, когда отец де Во внезапно объявился в Хирбет-Кумране и взял на себя, по поручению католической церкви, руководство раскопками в пещерах. Это привело к тому, что вопросов осталось больше, чем ответов. Церковь не позволит открыть общественности ничего, что могло бы пошатнуть ее доктрину.

Хоук покачал головой.

— Это могила крестоносца, умершего девятьсот лет назад. Какие здесь могут быть тайны, касающиеся Иисуса Христа, которые церковь хотела бы скрыть от нас?

Хаим Рафуль сделал серьезную мину.

— Тамплиеры необязательно были друзьями Рима — вспомните о пятнице, тринадцатого, в октябре 1307-го, — ответил он. — Мы этого не допустим. Как только мы будем уверены, что проведение работ в могиле возможно, мы организуем тщательные поиски, а все находки сразу отвезем в близлежащий музей Рокфеллера.

— Вы руководитель этих раскопок, — ответил Джонатан Хоук. — Даже если я не могу одобрить ваши методы. По моему мнению, мы должны сначала поднять гроб и доставить его в безопасное место, и лишь потом открывать. В лаборатории у нас были бы возможности…

— …когда я говорю «все находки», то имею в виду и содержимое каменного гроба тоже, — перебил его Хаим Рафуль.

Паломническая церковь в Висе, Штайнгаден, Бавария…

Мужчины в белых хлопчатобумажных костюмах убрали свои инструменты и оборудование в чемоданы и погрузили их в белый автобус «фольксваген». Осмотр места преступления силами специалистов управления уголовной полиции земли был закончен. Дежурные полицейские отряды обыскали местность с собаками, но ничего не нашли — ни одной, самой маленькой улики. Начальник отдела Штефан Буковски сидел на деревянной скамье возле бокового входа и наблюдал за происходящим. Он теребил в руках пачку сигарет.

— Штефан, мы готовы, — сказал один из служащих и снял защитный костюм.

— Я и сам вижу, — возразил Буковски. — Вы уже можете что-нибудь сказать?

Криминалист покачал головой.

— Следов немного — эти парни были осторожны и надели перчатки. Странно только, что мы не нашли следов взлома задней двери. Я вынул замок и исследую его в лаборатории. Но выглядит он так, будто не поврежден.

— И что сие означает, если говорить по-простому? — спросил Буковски.

— Ну, либо дверь не была заперта, либо преступники воспользовались ключом.

Буковски зажег сигарету. Под ногами у него лежали шесть растоптанных окурков.

— Когда я получу доклад?

— Когда мы подготовим микроскопический анализ. На это уйдет некоторое время.

— Просто прекрасно! Значит, придется ждать целую неделю, — проворчал Буковски.

Из-за угла, скрестив руки на груди, вышла Лиза Герман. Несмотря на весеннюю погоду, по утрам было еще свежо. Буковски залюбовался коллегой — она выглядела чрезвычайно привлекательно с распущенными белокурыми волосами и в подчеркивающих фигуру джинсах.

— Штефан, я тебя уже довольно долго ищу. Я думала, ты хотел осмотреться, а ты сидишь себе на скамеечке и прохлаждаешься.

— Если бы ты искала меня здесь, то нашла бы сразу, — ворчливо ответил Буковски.

Лиза села на скамейку рядом с ним и вытащила записную книжку.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил Буковски.

— Ты знал, что священник церкви в Висе погиб в катастрофе три недели назад?

— Уже знаю, — ответил Буковски. — Единственное, чего я не знаю — это почему мы вообще здесь. Я не думаю, что это убийство как-то связано с происшествием в монастыре.

— Мы здесь потому, что нам должны сообщать обо всех важных происшествиях, связанных с церквями, — сурово ответила Лиза. — И я считаю, что убийство пономаря как-то с этим связано, или ты не согласен?

Буковски проигнорировал вопрос Лизы как явно риторический.

— Теперь у нас на шее висят два убийства, — пожаловался он. — И, честно говоря, связь между ними для меня не очевидна.

Лиза скривила губы.

— Так ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала или рассказала, что мне удалось выяснить?

Буковски щелчком отправил окурок в полет.

— Выкладывай!

Лиза рассказала, что она узнала от девушки в соседнем доме. Буковски слушал вполуха. Ключи от церкви были на месте, в том числе и ключ священника.

— Мы не слишком продвинулись в расследовании, — заметил он. — Все равно не похоже на то, что в деле замешана организованная преступность. Кто-то хотел украсть драгоценную церковную утварь, но пономарь спугнул воров. Все просто. Собственно, мы должны были передать это дело местной полиции. Нам тут совершенно нечего делать.

— И шея твоя снова стала бы свободна, — съязвила Лиза.

— А чего ты хотела, мы ведь криминальная полиция земли, а это преступление к нам не относится — или, по-твоему, оно похоже на случай в Эттале?

Но не успела Лиза ответить, как подъехала какая-то машина и остановилась на стоянке перед церковью. Из нее вышел немолодой седовласый мужчина в черном костюме. Он огляделся, будто ища кого-то.

— Это, пожалуй, и есть временный священник, — проговорил Штефан Буковски и поднялся навстречу новоприбывшему.

Иерусалим, бар «Шонке», улица Рехов Хасорег…

На улице уже светало, однако в баре было полно народу. Гидеон Блументаль проработал всю ночь и теперь наслаждался холодным пивом. Гидеон был каменщиком, но уже несколько лет не работал по профессии, а искал в местных газетах, в университетах и институтах объявления вроде «Археологам требуются подсобные рабочие на раскопки». Здесь, в Иерусалиме, да и в остальном Израиле, который во всем мире называют не иначе как Святой землей, где-нибудь непременно проводят раскопки. И дело это прибыльное, поскольку зарубежные археологи платят хорошо и почти всегда — в долларах. Три-четыре месяца тяжелого труда приносят столько же, сколько целый год работы за зарплату. Таким образом, оставшуюся часть года Гидеон мог посвящать себе и своей страсти — многочисленным женщинам Христианского квартала. Естественно, он не был богат, не имел солидного банковского счета, не катался на модной, сверкающей хромом машине. Он жил в однокомнатной квартире в поселке к северу от Христианского квартала, в тени Новых ворот, и водил старый пикап «тойота», в котором хранил весь свой инструмент — в ящике с двойным замком. Тем не менее за квартиру он платил аккуратно, да и в остальном на жизнь ему хватало.

Сегодня он четырнадцать часов подряд проработал на раскопках у дороги на Иерихон. Сейчас выпьет еще кружку холодного пива — и вздремнет немного, а ближе к вечеру — опять на раскопки в тени Львиных ворот, на новую смену. Именно сейчас там начались жаркие деньки. Но к этому за годы работы он уже привык. Всякий раз, когда археологи обнаруживали что-нибудь важное, им казалось, что дело продвигается слишком медленно, и тогда они вводили дополнительные смены, а иногда люди работали до полного изнеможения.

Бармен поставил пиво у него перед носом и пожелал здоровья. Гидеон поблагодарил его и осушил кружку одним глотком.

— Ты, наверное, умираешь от жажды, — заметил толстяк, стоящий рядом с ним у стойки. Гидеон окинул того взглядом — мужчина походил на торговца с улицы Бен-Йехуда, а в речи его явственно слышался восточноевропейский акцент.

— Я только что закончил работу и наглотался пыли, — ответил Гидеон.

Иностранец подал знак бармену.

— Следующая порция — за мой счет, — заявил он и протянул Гидеону руку.

Тот помедлил, но в конце концов пожал ее.

— Соломон Поллак, — представился иностранец. — Я торговец и иногда работаю до ночи — или, точнее сказать, до утра.

Гидеон посмотрел в открытую дверь — там начиналось утро.

— Пожалуй, правильнее сказать — до утра, — согласился он. Иностранец не был ему несимпатичен. И хотя вообще-то он устал и не был настроен болтать, они разговорились. О том и о сём, о Боге и мире, о политической ситуации и о стране, которая все еще хранила в себе столько тайн. К тому же они пили пиво, так как всякий раз, когда Гидеон опустошал кружку, иностранец заказывал новую порцию.

Соломон Поллак рассказал, что родом он из Лодзя, а в Израиль эмигрировал только четыре года назад. В Польше он был редактором небольшой газетки, но и здесь, в Израиле, посвятил себя новостям.

— Я думал, ты торговец, — заметил Гидеон, и речь его становилась все более нечеткой, что, пожалуй, нужно было отнести на счет выпитого.

— Да, я торговец, — подтвердил Соломон Поллак. — Я не работаю с товарами, мое дело — это новости, а они в большинстве случаев очень хорошо оплачиваются, если знать, кому именно их предложить.

— Новости? — повторил Гидеон. — И с этого можно жить?

— Возьмем раскопки у Львиных ворот, — предложил Поллак. — Вокруг лагеря поставили высокий дощатый забор, а руководитель раскопок, профессор Рафуль, на пресс-конференции недавно сделал несколько намеков, которые вызвали интерес у некоторых экспертов. Теперь профессор молчит, а высокий забор не дает любопытным возможности заглянуть в лагерь. Тот, у кого есть сведения о ходе раскопок, мог бы получить солидное вознаграждение.

Гидеон посмотрел на толстяка с недоверием.

— И к тому же нельзя считать нарушением закона то, что один из подсобных рабочих заговорит, — продолжал Соломон Поллак.

— Да это просто воля Божья, — улыбаясь, пробормотал Гидеон. — Я, кстати, работаю на раскопках. Даже, могу сказать, кем-то вроде правой руки профессора. Но я ничего не собираюсь рассказывать, так как у всего своя цена. Ну, ты понимаешь: спрос и предложение…

Соломон Поллак сунул руку в карман пиджака и достал оттуда несколько купюр. Пятьсот долларов.

— И это был бы только задаток, — сухо заметил он. — И по сто долларов за каждое новое сообщение.

Гидеон облизнул губы, когда Поллак сунул ему деньги под нос.

— Что я должен для этого сделать? — спросил он, и его речь была такой четкой, как будто бы он эти пять кружек пива просто вылил.

— Как я и говорил, — с нажимом объяснил Поллак. — Речь идет только о сведениях. Не больше и не меньше.

Гидеон недолго думая потянулся за деньгами.

— Что хотят знать твои клиенты?

— Начнем с вопроса: а что вы обнаружили в поле?

Через час Гидеон шел домой. В кармане у него лежало пять купюр по сто долларов каждая. Он был доволен; завтра он опять встретится с Поллаком в то же самое время. В этом ведь нет ничего плохого. Он наверняка не единственный, кто рассказывает о раскопках у дороги на Иерихон.

 

6

Паломническая церковь в Висе, Штайнгаден, Бавария…

— Это непостижимо, — заявил священник из Фюссена, сделав удивленное лицо после того, как Буковски предъявил ему свое удостоверение. — Моя экономка рассказала мне, что здесь произошло. Вам, должно быть, известно, что я принял церковный приход только три недели назад, после того как с отцом Иоганном произошла эта ужасная авария. Епархия пока передала управление мне. Так ужасно, когда оказываешься непосредственно связан с таким кошмарным преступлением. Йозеф уже лет тридцать заботился об этой церкви, а теперь за нее и жизнь отдал.

Буковски указал на скамейку и сел сам. Лиза Герман подала руку священнику. Она повернулась к Буковски и сказала:

— Извини, я уже сообщила в соответствующую службу новые сведения.

Буковски кивнул и молча посмотрел Лизе вслед, когда она исчезла в тени церкви.

— Гм… — откашлялся священник. — Куда увезли тело Йозефа? Я ведь должен был подготовить его к погребению.

— Так быстро не получится, господин пастор. С ним еще работают судмедэксперты. Я думаю, через день-два прокуратура разрешит забрать его.

Священник кивнул с пониманием.

— Господин пастор, — спросил Буковски, — что здесь могло так привлечь воров, что они решились на взлом?

Священник задумался.

— Помимо позолоченных чаш, дароносицы, которая покрыта сусальным золотом и украшена несколькими драгоценными камнями, наверное, есть еще несколько скульптур, которые могли бы представлять интерес для воров. Скульптура бичуемого Спасителя известна во всем мире, ей уже почти триста лет. На алтаре стоят и несколько фигур святых. Я не питаю никаких иллюзий: мир стал безнравственным и безбожным. Любители и «черные» коллекционеры заплатили бы за них целое состояние. Поэтому наш верный Йозеф и запирал церковь с приходом темноты.

— Есть ли здесь система сигнализации?

— Нет, насколько я знаю, — ответил священник. — Йозеф и супруг экономки, господин Дишингер, следят за порядком. С тех пор как я знаю обоих, — а с Йозефом, по крайней мере, я знаком уже давно, — я уверен, что они очень добросовестны и берегут церковь как зеницу ока.

Буковски указал на боковой вход.

— Преступники проникли в церковь через эту дверь.

Священник проследил за жестом Буковски.

— Возможно, они думали, что у этого входа никто не помешает им.

— Это-то и странно, — ответил Буковски и встал. — Очевидно, дверь не была заперта. Мы не нашли следов взлома.

Священник наморщил лоб. Он не спускал удивленного взгляда с начальника отдела полиции.

— Однако это совсем нетипично, — задумчиво заметил он. — Старый Йозеф и господин Дишингер были очень добросовестны и серьезно относились к своим обязанностям.

Они неторопливо направились к боковому входу.

— Может быть, ключей на самом деле больше?

Священник схватился за связку.

— У Йозефа был один, еще одним пользуются Дишингеры, третий у меня, а четвертый хранится в доме пастора — и это все.

— Когда ваш предшественник попал в автомобильную катастрофу, ключ был у него с собой?

Священник продемонстрировал маленький металлический ключ с секретом на своей связке.

— Это был ключ отца Иоганна. Полиция передала нам его через несколько дней после аварии.

— Не могли бы вы предоставить мне ваш ключ для небольшой проверки?

Священник кивнул.

— Разумеется, если это поможет раскрыть преступление.

Когда они подошли к боковому входу, священник окинул взглядом дверь, из которой был вырезан замок. Буковски заметил его вопросительный взгляд.

— Мы вынули замок. Вам придется временно установить другой, — объяснил он и открыл дверь.

Их шаги разнеслись эхом, когда они вошли в прохладную церковь. Священник огляделся и целеустремленно направился к алтарю. Он ненадолго преклонил колени и перекрестился. Когда он встал на ступени перед алтарем, взгляд его упал на то место, где остались контур убитого и кровавое пятно. Он снова перекрестился и неразборчиво пробормотал несколько слов.

— Вы можете сказать нам, не пропало ли что-нибудь? — спросил Буковски.

Священник кивнул. Перед алтарем он остановился и открыл золотой ларец. Проверив его содержимое, направился к ризнице.

Буковски со вздохом опустился на скамью в первом ряду и ждал, пока священник не закончил тщательный осмотр алтаря и ризницы и не остановился перед ним, покачивая головой.

— Ничего, — сказал он. — Ничего не пропало, все на месте.

Буковски кивнул.

— Это подтверждает нашу теорию, что преступники убежали, после того как их внезапно обнаружили.

Священник сел рядом с Буковски, который немного подвинулся.

— Это ужасно. Наш добрый Йозеф… Убит в доме Господнем. И еще эта бессмысленная смерть от несчастного случая отца Иоганна. Кроме того, лишь в нескольких километрах отсюда, в монастыре Этталь, какой-то сумасшедший убил брата-бенедиктинца. Вы, конечно, в курсе. Создается впечатление, что Бог отвернулся от людей.

— Я знаю об убийстве в монастыре, — ответил Буковски. — И я его тоже расследую.

— Неисповедимы пути Господни, — возразил священник. — А вам, собственно, известно, что отец Иоганн тоже был бенедиктинцем и знал убитого из Этталя?

Буковски весь обратился в слух.

— Они были знакомы?

— Они даже некоторое время работали вместе — в Церковной службе древностей, прежде чем отец Иоганн удалился от дел и принял общину.

— Они работали вместе? — повторил Буковски.

— Отец Иоганн был специалистом по древнееврейской и древнеармянской письменности. Пять лет он путешествовал по Израилю и Ближнему Востоку.

Буковски хлопнул себя рукой по лбу.

— Что такое? — испуганно спросил священник.

Буковски встал.

— Я благодарю вас, господин пастор. Вы очень помогли мне.

Буковски вылетел из церкви и чуть не столкнулся с Лизой Герман, стоявшей у двери.

— Где ты была? — набросился на коллегу Буковски.

— Мы не в духе? — парировала Лиза. — Я говорила с господином Дишингером, мужем экономки. Он как раз вернулся. Я попросила его показать мне ключ от церкви. Очевидно, все ключи в наличии, вплоть до ключа священника. Но это, пожалуй, тебе не интересно, раз ты все равно хочешь отдать дело. Мне позвонить в Гармиш и пригласить коллег из инспекции?

Буковски сунул руку в карман пиджака и достал полиэтиленовый пакетик с ключом, полученным от священника.

— Это наше дело, — ответил Буковски. — И в следующий раз говори мне, какие изыскания ты провела. Или, по-твоему, хорошо, что мы все делаем дважды?

— Что? — удивленно переспросила Лиза.

— Я об этой ситуации с ключами, черт возьми!

Лиза озадаченно смотрела на Буковски.

— Да какая муха тебя укусила?

Буковски отдал ключ Лизе.

— Отвези в лабораторию — пусть его исследуют. Я хотел бы знать, не с него ли делали отмычку.

— А ты чем займешься? — резко спросила Лиза.

— Аварией отца Иоганна.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Над раскопом номер четыре, где предположительно некогда помещалась кухня или столовая римского гарнизона и где позже была обнаружена могила крестоносца, возвышалась огромная, со всех сторон закрытая палатка. Соорудили ее по распоряжению Хаима Рафуля. Но не из-за опасений, что дождь помешает дальнейшим работам, а скорее чтобы защитить раскопки от любопытных взглядов остальных помощников. С могилой работала тщательно подобранная группа — те помощники, которых он считал надежными. Была сооружена большая система подъемных блоков с несущей способностью почти двенадцать тонн, для того чтобы поднять тяжелую крышку гроба. Команда Хоука больше не могла оттеснить Хаима Рафуля. Он едва скрывал возбуждение и любопытство, нетерпеливо ожидая, когда же наконец можно будет приподнять плиту, не боясь повредить ее.

Тем временем наступило утро, и под палаткой становилось все жарче. Тяжелый грузовик ждал своего часа рядом с ямой. Джонатан Хоук уже изучил состояние места раскопок. Слои горной породы до глубины в три метра можно было однозначно отнести к той же эпохе, что и остальные находки римского происхождения. А дальше четкой картины не получалось. В яме почти трехметровой глубины обнаружился склеп, уходящий в землю еще на два метра. Джонатану Хоуку было ясно, что здесь произошло. Почти тысячу лет назад слой земли сняли, чтобы получить место для погребения рыцаря. Потом все снова засыпали землей, и поэтому кое-что перепуталось. С точки зрения стратиграфии ничего необычного в этом не было. Такие феномены встречались часто, когда нельзя было определить слои или если несколько столетий спустя на этом месте рыли фундаменты, и тогда со стратиграфическими слоями почвы смешивались те, которые принадлежали прошедшим столетиям. Прежде всего это происходило вблизи больших городов, когда они разрастались и в них возникали новые комплексы зданий.

— Мы уже вот где, — сообщил Аарон и вырвал профессора Хоука из задумчивости. Джонатан Хоук спустился в яму и осмотрел толстый стальной трос, находившийся под небольшим натяжением.

— Хорошо, что я так вовремя пришел, — раздался голос Тома за спинами обоих археологов. Джина и Джонатан обернулись.

— Том! — удивленно воскликнул Хоук. — Я думал, ты лежишь в постели, где тебе и место.

Том улыбнулся.

— Яара и Мошав поехали в город, а мне уже лучше. И в конце концов, я хочу знать, что здесь происходит.

— Мы хотим открыть саркофаг и осмотреть твою находку, — ответил Хоук.

— Но разве не лучше было бы достать гроб целиком и открыть его в лаборатории, пока мы тут еще что-нибудь не повредили?

Хоук пожал плечами.

— Так захотел Хаим, а он — руководитель раскопок. Я здесь отвечаю только за техническую сторону работы.

— Он, похоже, уже не может ждать, — добавила Джина.

— Ладно, давайте начнем, — решительно произнес Джонатан Хоук и дал знак Аарону.

Кантон Фрибур в Швейцарии, монастырь Сент-Гиацинт, принадлежащий ордену доминиканцев, на рю дю Ботце…

Куда либерализм привел человечество? Даже в Конгрегации вероучения сидят либеральные вольнодумцы и медленно распространяют свое влияние, подобно раковой опухоли. Если эта церковь будет только улыбаться врагам, а не сражаться с ними до последней капли крови, то однажды она погибнет!

Кардинал Боргезе все еще не мог понять, почему отец Леонардо так спокойно воспринял сообщение о раскопках в Иерусалиме. Собственно, его святой долг как секретаря Sanctum Ojficium — делать все возможное для того, чтобы предотвратить опасность для Курии, веры и спасения душ человеческих. И как отреагировал на это отец Леонардо? Ему бы стоило позаботиться о том же, однако он не видел никакой угрозы в работе Хаима Рафуля. Церковь, мол, пережила много бурь и устояла. Да, она пережила много бурь, но каждый раз платила за свое дальнейшее существование высокую, кровавую цену.

Хаим Рафуль, этот язычник, этот еврейский колдун, который делал все, чтобы нанести удар в самое слабое место католической церкви, этот дьявол в человечьем обличье мог бы снова атаковать ряды верующих до тех пор, пока не осталось бы никого, кроме одних скептиков. А отец Леонардо только улыбнулся и отбросил нападение этого врага церкви одним движением руки. Именно так, как будто бы Рафуля можно было отогнать, как надоедливую муху.

Кардинал Боргезе внутренне закипал, стоило ему только подумать об этом. Во что превратилась церковь? Все больше скамей остаются свободными на святых мессах, все меньше людей приходят в дом Божий, чтобы посвятить себя Господу. А что делают высшие чиновники в Риме? Они спят и видят сны о власти и влиянии, в то время как люди, подобные Рафулю или этому немцу, Древерманну, прилагают все силы, чтобы разрушить дом, который Петр воздвиг две тысячи лет назад.

Кардинал Боргезе молча сидел за письменным столом и задумчиво смотрел в окно на хмурый и дождливый день.

Глухой стук вырвал его из мрачных мыслей. Дрожащее «да!» сорвалось с его губ.

Монах-доминиканец в черной сутане открыл дверь.

— Ваше Высокопреосвященство, месье Бенуа прибыл и ждет вас в библиотеке.

Кардинал поднялся.

— Спасибо, Жак, я иду. Приготовьте нам, пожалуйста, чай. Месье Бенуа устал, наверное. Ему нужен ночлег. Позаботьтесь об этом!

Доминиканец поклонился, прежде чем закрыть дверь. Кардинал Боргезе одернул сутану. Наконец-то он сможет поговорить с кем-то, кто разделит его беспокойство.

 

7

Вайльхайм в Пфаффенвинкеле, полицейское управление, улица Ам Майстерангер…

— Это случилось среди ночи, — сообщил молодой старший комиссар полиции. — Как нам удалось выяснить, он ехал по автостраде из Роттенбуха в Штайнгаден. Неподалеку Райсвиса тянется небольшой лесок. Там господин пастор свернул с дороги и помчался по просеке, пока не врезался в дерево, из-за чего машина перевернулась. Только на следующее утро его обнаружил водитель автобуса.

— Почему он съехал с проезжей части? — спросил начальник отдела уголовной полиции Буковски, рассматривая фотографии с места аварии.

— Мы обнаружили след заноса, — ответил полицейский. — Предположили, что он хотел избежать столкновения с животным и при этом потерял контроль над машиной. Когда по ночам теплеет, там часто переходят дорогу косули, чтобы пастись на соседней пашне.

— Свидетелей нет?

— Никто не видел аварии, — развел руками полицейский. — Возможно, она произошла около полуночи.

— Как вы установили это время? — спросил Буковски.

Полицейский полистал следственное дело.

— Священник ехал с собрания в Шонгау. Он встречался там с членами местной общины, чтобы обсудить проведение праздника в церкви в Висе. Обсуждение закончилось около половины двенадцатого. Оттуда он поехал прямо домой. Дорога заняла бы примерно двадцать пять минут. Председатель приходского совета проводил его к машине и видел, как он уехал.

Буковски подвинул к себе географическую карту.

— Я одного не понимаю, — заявил он, — почему священник поехал через Пайтинг, а не по дороге из Фюссена, которая ведет прямо в Штайнгаден? Ведь так было бы намного быстрее.

Полицейский в форме пожал плечами.

— Наверное, у него были на то причины.

— Проводилось ли вскрытие?

Полицейский услужливо кивнул.

— Судебный медик его осмотрел. Диагноз — черепно-мозговая травма. Это совпадает с тем, что нам удалось установить. Он влетел в дерево сбоку и, наверное, врезался черепом в какой-нибудь сук.

— Что значит «осмотрел»? — уточнил Буковски. — Проводилось вскрытие или не проводилось?

Старший комиссар замялся.

— Признаков насилия не имелось, а повреждения типичны при таких авариях. Ведь от удара боком нет достаточной защиты, да и машина была совсем не новая. Довольно старый «опель» без защиты от бокового удара и без надувных подушек безопасности.

— Я хочу знать, проводилось ли вскрытие? — настойчиво повторил Буковски.

— Скажем так, тщательный осмотр трупа, — уклончиво ответил полицейский. — Так принято, если нет повода сомневаться в причине смерти. Прокуратура в курсе. Это позволяет избегать ненужных издержек, а наш судмедэксперт — опытный специалист.

— То есть священник мог получить повреждения иным образом, — пробормотал Буковски.

— Это была авария, тут нет никаких сомнений, — повторил полицейский. — Священник висел на ремне безопасности. У нас в лесистых районах такие аварии случаются часто. Внезапно в свете фар появляется косуля, пугает водителя, и тот пытается уклониться от столкновения с животным. При этом он теряет управление и уходит в занос. Священнику просто не повезло, что он резко свернул налево и врезался в дерево. Сверни он в другую сторону, вообще ничего бы не произошло, кроме небольшого повреждения кузова.

— Я так понимаю, при этом можно подумать, что у священника в такой ситуации появился помощник свыше, — ответил Буковски. — Где я могу найти судмедэксперта, который осматривал тело?

Полицейский вытаращил глаза.

— Дело закрыто, — заметил он.

— Для вас, может, и закрыто, коллега, — возразил Буковски. — Но позвольте мне самому решать, когда закрывать свое дело. А я забираю ваше дело себе — вы ведь наверняка не имеете ничего против, или я должен поговорить с вашим начальником?

Глаза старшего комиссара полиции снова расширились. На одно короткое мгновение в них вспыхнуло упрямство, но в конце концов полицейский в форме нервно сглотнул и подвинул дело своему коллеге.

Буковски встал.

— Вы не могли бы отвезти меня на вокзал? — спросил он.

— На вокзал? — озадаченно переспросил полицейский.

— Моя коллега оставила меня здесь. Ей нужна была машина, поэтому я еду в Мюнхен поездом.

— Я прикажу отвезти вас, — ответил полицейский наигранно приветливо.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Наконец настало время приподнять надгробную плиту. Она казалась прочной и не имела никаких трещин. Но нельзя было исключать, что известняковая плита приблизительно в два метра длиной, около метра шириной и порядка десяти сантиметров толщиной может разбиться при малейшем нажиме. Джонатан Хоук убедил нетерпеливого Хаима Рафуля принять все меры, чтобы сохранить плиту в целости. На грузовике все было готово к тому, чтобы осторожно положить артефакт: там лежали мягкие одеяла, плиты из полистирола и воздушные подушки. Аарон Шиллинг держал пульт дистанционного управления системой подъемных блоков и ждал условного знака от Джины Андреотти.

Когда надгробную плиту слегка приподняли в первый раз, чтобы подсунуть под нее стальную сетку, связанную с талями подъемного устройства, Джонатан Хоук смог бросить беглый взгляд в нутро саркофага. В луче фонарика тускло сверкнул металл, но щель примерно в три сантиметра позволила только предположить, что находится в гробу. Отдающий плесенью запах ударил профессору в нос, прежде чем он успел выпрямиться.

Оба рабочих, которые укрепили стальную сетку на крюке, еще раз критически осмотрели соединительные тросы и кивнули Джине. Шум генератора перекричать было невозможно. Джина подняла руку, давая знак, что фиксация закончена. Аарон двинул маленький желтый рычаг, и надгробная плита стала подниматься, как в киносъемке — сантиметр за сантиметром. Напряженные взгляды были прикованы к саркофагу, который через несколько секунд раскроет свою тысячелетнюю тайну. Один из помощников направил на саркофаг луч прожектора.

— Нет, это не может быть правдой, — пробормотал Хаим Рафуль, но его реплику заглушил громкий рокот генератора.

В гробу лежал рыцарь. Темная высохшая кожа почти не отличалась по цвету от проржавевшего железного оружия. Руки рыцаря были сложены на груди. Виднелись кираса, ножные латы и кольчуга, на голове — шлем с забралом, из-под которого свисали длинные желтоватые волосы. У его правой руки лежало лезвие меча, деревянная рукоять которого, похоже, не пережила столетия. Слева располагался глиняный сосуд, похожий на длинную узкую амфору Он начинался у колен рыцаря и заканчивался у его головы.

— Просто фантастика! — громко воскликнула Джина.

Джонатан Хоук кивнул и бросил критический взгляд на надгробную плиту, которая парила над гробом на высоте около двух метров и уже преодолела верхний край могилы.

Дальше все пошло как по маслу: Аарон подвел стрелу прямо к кузову грузовика, где четыре помощника приняли каменную плиту и выровняли таким образом, чтобы она легла на свое мягкое ложе.

В открытом склепе воцарилось изумленное молчание. Аарон выключил генератор. Спустившись по лестнице в могилу, он встал рядом с Томом.

— Это непостижимо, — тихо произнес Аарон, чтобы не нарушать благоговейный настрой. — Он не истлел, он остался человеком.

Том кивнул.

— Теплый и соленый воздух внутри высушил и мумифицировал его тело.

Мертвеца обвивали тонкие волокна.

— Плащ не пережил время, — сказал Том, заметив любопытный взгляд Аарона. — И оружие стало пористым и ржавым. Нужно соблюдать осторожность, когда будем убирать их от тела, иначе они превратятся в пыль.

— Сколько приблизительно весит гроб?

Том осмотрел каменный саркофаг.

— Думаю, примерно тонну.

— А что это за колчан, который лежит слева от тела?

Том пожал плечами. Профессор Хаим Рафуль, стоявший поблизости, повернулся к ним.

— Это глиняный сосуд, я уже видел нечто подобное, — заявил он. — Возможно, что-то вроде припасов для долгой дороги в рай.

— Вы полагаете, там может находиться пища или что-то подобное, господин профессор? — удивился Том. — У христианина?

— Ну, это возможно, — возразил Рафуль и подошел к краю гроба.

Он протянул руку к лому, лежавшему рядом с гробом, и поднял его. Потом осторожно раздвинул темный клубок пуха, пожалуй, некогда бывший плащом рыцаря. Открылась часть глиняного диска. Хаим Рафуль осторожно высвободил стенную тарелку. Она походила на ту, которую он недавно продемонстрировал журналистам в Тель-Авиве, но эта была разбита посередине. Он соединил обе части.

Среди присутствующих послышался говор, вызванный изумлением. На тарелке было изображено небо, разделенное на две половины, будто открывающиеся ворота. В нем парила фигура на облаке, держащая в руке длинный посох. Ниже этого изображения на горе был разложен костер, и языки его пламени достигали неба.

— Кисть, быстро, — потребовал Хаим Рафуль.

Джина поспешно подала ему кисть с мягкой щетиной. Хаим Рафуль осторожно провел ею по маленькой круглой тарелке. В костре показалась фигура, которая протягивала руки к небу.

— Это окончательное доказательство, — громко заявил Хаим Рафуль. — Эта фигура — Иисус, и он лежит на костре. Он не отправился живым на небеса. Тело его так и не положили в могилу — потому что его сожгли.

Джонатан Хоук подошел к Рафулю и вопросительно посмотрел на него.

— Ты знал, что мы там найдем, — заявил он с уверенностью, не терпящей возражений.

Хаим Рафуль улыбнулся.

— Риму не понравится моя находка.

Иерусалим, Христианский квартал, около Новых ворот…

Гидеон огляделся. Да где же Поллак? Они ведь договорились встретиться здесь. Он все еще находился под впечатлением от сегодняшних событий на раскопках. Он смотрел на лицо человека, который был похоронен в Иерусалиме 878 лет назад. Крестоносец, отдавший жизнь за свою веру — веру, которая после обнаружения в саркофаге стенной тарелки стала более чем сомнительна и спорна. Наверное, всегда существовали люди, сомневающиеся в изображениях воскресшего Иисуса. Собственно, верить означает не знать наверняка. Но если тело Иешуа из Назарета после его смерти действительно было сожжено римлянками, то как же он смог выйти из могилы? Все евангелисты в своих текстах утверждали, что Иисус, сын Божий, был похоронен и через три дня воскрес. Но как такое возможно, если тело его похитил огонь, а пепел был развеян на все четыре стороны?

Соломону Поллаку придется изрядно поплатиться за эту новость.

Гидеон огляделся. Фонари освещали вроде бы мирный город, так и не успокоившийся за прошедшие тысячелетия. Христиане, мусульмане, армяне, евреи, турки — Иерусалим был магической ретортой различных культур. Гидеон, еврей по рождению, в течение последних лет все сильнее удалявшийся от своей веры, подумал о Хаиме Рафуле, чудаковатом профессоре из университета Бар-Илан. Рафуль обрадовался находке. Он старался скрыть свою радость, но Гидеон, стоявший неподалеку, почувствовал тайное удовлетворение профессора. Новость о содержимом саркофага наверняка посеет панику среди христиан.

— Привет, Гидеон, — произнес чей-то голос, вырвав его из задумчивости. — Похоже, денек у тебя выдался тяжелый?

Гидеон обернулся и увидел ухмыляющееся лицо Соломона Поллака.

— Десять часов тяжелой работы, — согласился Гидеон. — Но тебя определенно заинтересует то, что произошло сегодня на раскопках.

Соломон попытался прикинуться равнодушным. Однако Гидеон почувствовал, так же как и сегодня утром с профессором Рафулем, что его нового знакомого снедает любопытство.

— Новость, которая у меня припасена для тебя, стоит приличную сумму, — продолжил Гидеон.

— И что же в ней такого интересного?

— Скажем так — возможно, конец старой легенды, которую люди рассказывают себе уже две тысячи лет и в этой стране, и почти во всем мире.

— О каких людях ты говоришь?

Гидеон улыбнулся.

— О тех, кто верит в Сына Божьего.

— Сколько? — спросил Соломон.

— Тысяча!

Соломон махнул рукой.

— Ты с ума сошел, — заявил он.

Гидеон отвернулся.

— Ну и ладно, нет так нет. Найдутся и другие, кто заинтересуется моей новостью.

Он не прошел и трех шагов, когда Соломон нагнал его и потянул за рукав.

— Ты быстро учишься, — заметил Соломон; его лицо исказила злоба. — Пятьсот.

— Тысяча, и ни центом меньше, — стоял на своем Гидеон. — Возможно, это последнее сообщение, которое я могу передать тебе с места раскопок.

Соломон оценивающе посмотрел на Гидеона, вздохнул и сунул руку в карман пиджака. Когда его рука снова показалась наружу, в ней была зажата пачка банкнот.

— Девятьсот, — он попытался еще раз сбить цену. — Больше у меня нет. Надеюсь, что твои новости стоят каждого потраченного мною цента.

Гидеон пересчитал деньги и спрятал их в карман. После этого он рассказал о могиле и о том, что было обнаружено в гробу. О мумифицированном крестоносце, о разбитой стенной тарелке и о большой узкой амфоре, в которой, похоже, находились дорожные припасы для мертвеца.

— Ты действительно не врешь мне? — спросил Соломон после того, как Гидеон закончил свой доклад.

— Я клянусь: все, что я рассказал тебе, — правда, — заверил его Гидеон.

— А куда повезли гроб с содержимым?

Гидеон пожал плечами.

— Вероятно, в музей Рокфеллера, а возможно, даже в Тель-Авив. Там у профессора есть лаборатория. Точнее они не сказали.

Соломон задумался.

— Две тысячи долларов, если ты это выяснишь. Я хочу знать все подробности завтра вечером.

Гидеон улыбнулся.

— Можешь на меня положиться! Завтра здесь же, перед воротами. В то же самое время.

Соломон кивнул.

— Буду ждать тебя.

 

8

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Штефан Буковски сидел за письменным столом и смотрел в открытое окно. Вопреки своей привычке он закрыл дверь, которая связывала его кабинет с кабинетом его коллеги, Лизы Герман. Колокольни города тянули свои сверкающие на солнце крыши навстречу небу, однако на них Буковски не смотрел. Снаружи в комнату проникал шум будней крупного города, но и его он не воспринимал. Он вспоминал то время, когда смотрел на крыши Гааги и делил кабинет в координационном центре Европола с Максимом из Парижа и Виллемом из Роттердама.

Тогда его задачи были намного проще — ему не приходилось смотреть на окровавленные трупы, он работал только с документами. Он передавал просьбы о проведении следствия в соответствующие инстанции. В большинстве случаев речь шла о налоговых нарушениях и махинациях, совершенных в Германии или в другом государстве-участнике Европейского союза. В принципе, он только сводил вместе сообщения, или распоряжался о проведении следствия немецкими органами власти за границей, или же, наоборот, иностранными органами власти в Германии. Он десять лет провел за границей и даже создал прообраз общеевропейской полицейской организации, однако результат в большинстве случаев был неудовлетворительным, так как национальные интересы государств-участников мешали открытому и более интенсивному сотрудничеству И наверняка сменится еще не одно поколение, прежде чем можно будет говорить о настоящем сотрудничестве. Тем не менее Штефан Буковски хорошо себя чувствовал в Европоле и неоднократно сожалел о возвращении в Германию.

— Пусть теперь молодежь себя проявит, — сказал ему глава ведомства, когда они прощались. Баварское министерство внутренних дел просто не продлило с ним контракт, а для перехода в Европол он был уже слишком стар. Вот так он и вернулся в Мюнхен и принял руководство отделом 63. Не потому, что добивался этого, а всего лишь потому, что это было единственное вакантное место, которое соответствовало его званию.

Вплоть до прошлого года он только и делал, что сидел за письменным столом, поручал коллегам расследовать новые дела, проверял их работу и руководил отделением как эксперт, однако в проведении расследований непосредственного участия не принимал, так как в то время еще действовал старый принцип: «Тот, кто хочет руководить, должен быть освобожден от работы».

После проведения серьезной реформы полиции, при которой нижний и средний уровни управления в структуре полиции были значительно сокращены, ему пришлось снова сбивать ноги на улице и расследовать преступления. И как раз в этот момент в отделение перевели Лизу Герман — эмансипированную честолюбивую женщину с упорством, достойным бегуна-марафонца. Она постоянно дышала ему в затылок, знала все лучше его и достаточно часто давала понять, что придерживается не очень-то высокого мнения о его методах работы.

Штефану Буковски предстояло проработать с ней еще четыре года. Он скривился, как от зубной боли, встал и закрыл окно.

Священника в монастыре Этталь убили чрезвычайно жестоким способом. Распяли, пытали и убили. Что он знал, что у него хотели выпытать? Или его палачи были просто ненормальными, получающими удовольствие от страданий своей жертвы? И почему никто в стенах монастыря совершенно ничего не заметил? Ведь монах должен был кричать, когда его жгли раскаленным железом или вонзали острый нож в грудную клетку.

Отчет о результатах вскрытия не оставлял возможностей для двойственного толкования. Судмедэксперт считал, что жертву пытали почти два часа.

В дверь кто-то постучал. Буковски недовольно буркнул: «Войдите».

В кабинет вошла Лиза Герман.

— Я не смогла добиться разрешения на эксгумацию, — заявила она. — С точки зрения прокуратуры, доказательств слишком мало. Они думают, это все только твои предположения, а никаких серьезных улик нет. Может, ты сам попробуешь? Прокурора зовут Флеглер.

Буковски вопросительно посмотрел на нее.

— Ты, наверное, тоже не считаешь, что священника церкви в Висе убили?

Она отвела глаза.

— После того, что произошло за последние дни, возможно все. Если бы только у нас была отправная точка. Ведь следов почти нет.

Буковски поднял со стола папку.

— Монах в монастыре Этталь умер после почти двухчасовой пытки, а никто в монастыре якобы ничего не слышал. Я при всем желании не могу себе такого представить.

— Ты думаешь, его убили братья по вере?

Буковски поморщился.

— Нет ничего невозможного, но у нас нет улик. При этом я уверен, что они знают больше, чем говорят.

— Мне еще раз допросить…

— Нет, я сам это сделаю: я чувствую — что-то здесь не так, — перебил ее Буковски.

Иерусалим, Христианский квартал, недалеко от Купола Скалы…

Яара нежно прижималась к груди Тома и смотрела на него своими темными глазами. Ее длинные, черные как смоль вьющиеся волосы лежали у него на коленях. Вечер распростерся над Иерусалимом, и то здесь, то там зажигались огни. Святой город мирно покоился в сумерках.

Яара и Том сменили бедный палаточный лагерь на гостиничный номер в Христианском квартале. Они расположились на балконе, и перед ними открывался вид на Купол Скалы — его золотую поверхность освещали мощные прожекторы. Том сидел на больших качелях с навесом и с наслаждением курил сигару.

— Она ужасно воняет, — заявила Яара.

— Мне их подарил Рафуль за то, что я нашел рыцаря. Он говорит, это настоящие «Гавана-клуб». Здесь, в Иерусалиме, есть только один торговец, у которого их можно купить.

— И все равно воняет, — настаивала Яара.

Том проворчал что-то неразборчиво и затушил сигару в пепельнице. Он откинулся на спинку качелей и посмотрел в небо.

— Здесь так спокойно, — глухо произнесла Яара. — Жаль, что так не может быть всегда.

Том нагнулся к ней и поцеловал ее в губы. Она обняла его за шею и не отпускала.

— Я бы не пережила, если бы тебя засыпало, когда ты провалился в могилу. Я люблю тебя.

Том снова поцеловал ее.

— Я тоже тебя люблю, Яара, и мне бы хотелось, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.

— С другой стороны, это происшествие оказалось счастливым для археологии, — пошутила Яара. — Кстати, что тебе известно о рыцарях-тамплиерах?

Том посмотрел в иссиня-черное ночное небо.

— Крестоносцы — не совсем моя специальность. Речь здесь идет о тайном ордене, существование которого под вопросом даже для самой церкви. Насколько я знаю, рыцари стали могущественней самого Папы, и однажды в пятницу, тринадцатый день месяца, все они почти одновременно погибли от рук наемных убийц. Говорили, что под предлогом насаждения веры они якобы прибыли в Иерусалим с целью найти там сокровище. Был ли это святой Грааль или Ковчег Завета, неизвестно. Как бы там ни было, до сих пор считается, что в пятницу, тринадцатого, надо быть осторожнее, чтобы не попасть в неприятности.

— Профессору известно больше?

— Рафулю?

— Нет, я о Джонатане.

Том пожал плечами.

— Насколько я знаю, он тоже специализируется на римской истории.

Метеорит прочертил себе дорогу высоко в небе и потух где-то на востоке.

— Загадай желание, — предложил Том.

— Тихо! — отозвалась Яара. — Давай насладимся моментом.

Он притянул ее к себе.

— Мне пришлось перерыть почти всю землю, прежде чем я наконец нашел тебя, и теперь никогда не отпущу.

Сумерки сменились ночью, но в Иерусалиме никогда не становилось по-настоящему темно. Всюду прожекторы освещали бесчисленные музеи и церкви города.

Яара мягко высвободилась из объятий Тома. На ней была лишь рубашка, которая доходила до бедер и не закрывала ее длинные, бронзовые от загара ноги. Том восхищенно присвистнул, когда она поднялась и пошла в комнату.

— Теперь я знаю, почему вы две тысячи лет назад кружили головы римлянам, — заметил он. — Рабыни из Иудеи уже тогда высоко котировались.

Она обернулась.

— Ты хочешь, чтобы сегодня ночью я стала твоей рабыней?

Том кивнул.

— Тебе бы это пошло, — ответила она и звонко рассмеялась.

Том раскинул руки.

— Иди ко мне, давай еще немного побудем здесь, снаружи, и насладимся ночью. Я хочу крепко обнимать тебя, всегда-всегда. — Он привлек ее к себе и стал целовать, и казалось, что он никогда не остановится.

Иерусалим, музей Рокфеллера, Сулейман-стрит…

Джонатан Хоук наклонился к стеклянному гробу и посмотрел на мумифицированный труп, кожа которого казалась почти черной в красноватом искусственном свете. Все артефакты из могилы привезли в лабораторию в западном крыле музея Рокфеллера. Дорога в Тель-Авив была бы слишком долгой для трупа, так как высохшая кожа тамплиера едва ли пережила бы это путешествие. И потому профессор Хаим Рафуль арендовал маленькую лабораторию и склад в музее, до которого от места раскопок было меньше километра.

— Джонатан, — сказал Рафуль. — Это прекрасное зрелище. Даже после тысячных раскопок это всегда событие, от которого мурашки бегут по спине.

— К тому же труп весьма необычен, — резко добавил Джонатан Хоук.

Интонация его голоса насторожила Хаима Рафуля. Он обернулся к своему американскому коллеге.

— Как прикажете это понимать?

— Да ладно вам, Хаим, — возразил Хоук. — Только не надо делать вид, будто все это произошло совершенно случайно. Черепки, римский гарнизон, раскопки у горы Елеонской… Ведь это было просто прикрытием.

Хаим Рафуль пожал плечами.

— Я не понимаю.

Хоук указал на труп:

— Вот причина, по которой мы там копали, и вы знали, что мы наткнемся на могилу. Я видел это по вашим глазам. Вы пришли сюда исключительно ради могилы тамплиера. И все лишь ради того, чтобы найти эту злосчастную стенную тарелку и тем самым нанести Риму еще один болезненный удар. Ну, и когда вы собираетесь объявить о находке во всеуслышание, когда вы попросите журналистов собраться на пресс-конференцию? Уже завтра или только через несколько дней?

Хаим Рафуль подошел к Хоуку и попытался положить руку ему на плечо, но тот уклонился.

— Вы использовали меня, — продолжал Хоук. — Вы сделали меня своим орудием и заманили в Иерусалим, подсунув фальшивую информацию, и все для того, чтобы я нашел эту могилу, которую вы безуспешно искали до сих пор.

Хаим Рафуль сделал извиняющийся жест.

— У меня было только несколько черепков, ничего серьезного. Только несколько неопределенных намеков. Джонатан, вы один из лучших археологов нашего времени, и ваша группа проделала замечательную работу, я в большом долгу перед вами. Но я не дал вам ни одной фальшивки. Две тысячи лет назад у подножия горы Елеонской располагался римский гарнизон. Считайте могилу тамплиера бесплатным довеском. Копайте дальше, отрывайте гарнизон — а я уже получил то, что хотел. Мы оба должны быть довольны, разве нет?

— Вы использовали меня, чтобы навредить католической церкви. Откуда у вас столько антипатии к Риму?

Рафуль, словно защищаясь, поднял руки.

— Католическая церковь — это проститутка, которая спит со власть имущими, — резко возразил Рафуль. На висках у него вздулись вены, свидетельствуя об охватившей его ярости. — У нее на совести смерть моей семьи.

Джонатан Хоук вопросительно посмотрел на Рафуля.

— Мои отец, мать и обе сестры погибли в концлагере Берген-Бельзен, только мне удалось бежать. Католическая церковь ни во что не вмешивалась и предоставила Гитлеру делать что вздумается. Более того — она даже поддерживала его кровавое правление. Церковь усмиряла народ. Церковники служили святые мессы, используя кровь замученных. За это они и ответственны. В церкви нет ничего человеческого, она убеждает всех вести такую жизнь, к которой сама не имеет никакого отношения. Она признает лишь свою собственную правду.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Уже столько лет миновало, нельзя тратить всю свою жизнь на ненависть. Мы живем в настоящем, а взгляд наш должен быть направлен в будущее.

— Вам легко говорить, друг мой, — возразил Хаим Рафуль. — Когда были найдены рукописи Мертвого моря, я был в составе группы молодых ученых. Мы получили разрешение от Иорданского правительства искать другие пещеры. Но затем там появился Рим в лице своих верных псов — отца де Во и церкви. Библиотека Французского института археологии, это доминиканское отродье, прогнала нас, и мы были вынуждены смотреть, как иностранцы выносят из пещер нашу собственную историю. Тогда я поклялся себе, что больше меня ниоткуда не прогонят.

— Но ведь результаты раскопок давно опубликованы, — возразил ему Хоук.

Рафуль рассмеялся.

— Нет, дорогой мой, даже вы не настолько наивны. Вы ведь не думаете, что были обнародованы все послания? Никакие тексты или даже их фрагменты не будут критически истолкованы из-за вмешательства церкви. Посланий, которые могли бы доказать, что Иисуса никогда не существовало. По меньшей мере, не в той форме, в какую мы должны верить, по мнению католической церкви.

— Откуда вы можете это знать? — спросил Хоук.

— Я знаю это, так как видел подобные послания своими собственными глазами, прежде чем у нас отобрали все артефакты и прогнали в пустыню, — ответил Рафуль. — Ну подумайте, откуда бы еще я мог узнать об артефакте?

Хоук нахмурился.

— Кстати, что такого в этих стенных тарелках, что вы придаете им такое значение?

Рафуль отступил на шаг и сел на стул.

— Это долгая история, — начал он, — но я не хочу скрывать ее от вас, друг мой. Пятнадцать лет назад я приобрел у торговца-араба на базаре в Хайфе фрагмент свитка из папируса. Он был исписан древнееврейскими письменами. И изначально он находился в одной из пещер Кумрана, торговец клялся-божился, что это так. И правда, свиток, кажется, был очень древним. Я заплатил ему почти пятьсот долларов, но свиток того стоил. Он содержал указания на следующую пещеру, которая должна была находиться к западу от поселка и уже найденных пещер. Я убил два года на поиски. И однажды, неподалеку от Калии, в высокой скале я нашел вход. Он был припрятан и засыпан пылью столетий. В пещере находились точно такие же глиняные кувшины, как и в Кумране, но, к сожалению, эта область более восприимчива к влажности. Содержимое контейнеров уже разрушилось. Но я нашел еще кое-что: медный свиток, который не был поврежден выветриванием. Нелегко было расшифровать этот текст на латыни. Мне пришлось обрабатывать его часть за частью, но в результате все получилось. Автор, некий Флавий Старший, был римским писцом и художником, и его весьма заинтересовал некий Иешуа, жизнь которого он с интересом изучал. Флавий изготовил в общей сложности шесть тарелок. Они составляли настенную композицию, которая показывала ключевые события жизни Иешуа. В той пещере я нашел лишь четыре из них. Однако многие годы спустя в средневековом трактате я обнаружил указание на один из двух оставшихся артефактов.

Джонатан Хоук сделал глубокий вдох.

— И где теперь находятся эти артефакты? А что случилось с шестой стенной тарелкой?

— Шестая тарелка пропала, но это не важно. Я искал пятую.

— Тарелка в могиле рыцаря, — пробормотал Джонатан Хоук.

Хаим Рафуль улыбнулся.

— Все они в надежных руках, и скоро вы сможете посмотреть на них. А также на свиток, от которого, к сожалению, сохранились только фрагменты. Но теперь моя коллекция полна.

— Эти тарелки, — нерешительно спросил Джонатан Хоук. — Что на них изображено, в чем заключаются новые сведения, которые вы хотите нам преподнести?

— На них изображено крещение Иешуа, изображено, как он говорит с людьми, как въезжает в Иерусалим. Также представлена его трапеза с соратниками, но рядом с Иешуа кроме двенадцати апостолов сидит еще один человек. Вы все это увидите сами. Изображение на двух других стенных тарелках вам уже знакомо. Распятие Иешуа и сжигание его тела. Думаю, это вряд ли понравится Риму.

— Из-за чего? — спросил Джонатан Хоук. — Из-за того, что он, возможно, был сожжен после смерти?

— Изображение однозначно; однако, как это недвусмысленно сообщается в Послании к коринфянам, «Христос умер за грехи наши, по Писанию; и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию; и что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам». Одним словом, если труп был сожжен, то нет могилы, но тогда нет и воскресения, а значит, этому фарсу раз и навсегда конец.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Не слишком ли вы все упрощаете? — спросил он. — Бог владеет не только душами, он также господин материи. Разве Иисус не умел ходить сквозь стены и заходить в запертые помещения?

Рафуль улыбнулся.

— История наша только начинается, а существа духовные есть в каждой мифологии, но подождите немного. Маленькое замечание к вашему тезису: разве Фома неверующий не вложил пальцы в раны Спасителя, согласно Евангелию от Иоанна, так как не хотел поверить в воскресение? Возможно ли это с духовным существом? Нет, Джонатан, я покажу вам доказательства, и вы удивитесь, дорогой друг. И ваше имя будет неразрывно связано с завещанием тамплиера. Я бесконечно благодарен вам, Джонатан, и это лишь подтверждает, что мое решение передать проведение раскопок вам и вашей команде не было ошибкой.

Джонатан Хоук жестом прервал Рафуля.

— Я здесь для того, чтобы откопать римский гарнизон, а не для того, чтобы выслушивать подобный вздор. Я ничего не хочу знать об этой истории с тамплиерами и не хочу, чтобы меня с ней что-то связывало. Вы поняли меня, Хаим? Ваш конфликт с церковью — исключительно ваше личное дело.

— Джонатан, дорогой друг, мне очень жаль. Я не понимаю вашего волнения. Почему ваше имя не должно быть связано с самым важным открытием настоящего Иерусалима? В конце концов, именно вашей основательности мир обязан тем, что мы обогатились новыми знаниями.

Джонатан Хоук сделал глубокий вдох.

— Потому что я — христианин и не стыжусь этого, — ответил он и отвернулся.

— И вместе с тем вы ученый, и единственный долг, который дан нам, ученым, — это правда. Лишь ради нее мы отправляемся на поиски следов нашего прошлого. Только если мы будем знать, откуда пришли, мы сможем понять, куда идем.

Джонатан Хоук уже закрыл дверь в лабораторию. Слова Рафуля так и не были услышаны.

Монастырь Этталь в Обераммергау…

Допрос монахов в Эттале в итоге не дал никаких новых сведений: в монастыре никто не заметил ничего, что было бы связано с ночным убийством. Никто, кроме этого странного брата, который вообразил, что встретился с дьяволом во плоти. После того как приор снова объяснил Буковски, что место происшествия находится далеко от спален братьев и звуки, наверное, рассеялись по большой площади, занимаемой монастырем, тот, недолго думая, затащил Лизу в сарай и запер дверь. Действительно, крики Лизы не донеслись до общих спален.

— Поэтому мы и разместили мастерские и конюшни именно здесь, — объяснил приор. — Звук отражается от стен, и шум работ никому не мешает.

Лиза бросила на Буковски скептический взгляд.

— К тому же двери звуконепроницаемы, — добавил приор.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Буковски. — Тем не менее, если вам станет известно что-либо, что могло бы помочь нам, просто позвоните мне.

Буковски дал приору свою визитку и удалился.

Когда они с Лизой садились в машину, он тихо выругался.

— Так значит, твоя печенка ошиблась, — усмехнулась она. — Похоже, тебя просто пучило. Впрочем, жаль: кровожадные монахи-убийцы наверняка обеспечили бы тебе огромные заголовки в прессе.

Буковски пропустил мимо ушей насмешку в голосе Лизы.

— Мы, по крайней мере, можем объективно исключить заговор среди монахов, — пробормотал он. — Впрочем, хороший криминалист сначала следует всем указаниям и возможностям, пока постепенно, благодаря искусному расследованию, не отделит зерна от плевел.

— Так значит, это были предварительные беседы? — спросила Лиза.

Буковски, сидящий на пассажирском сиденье, наклонился вперед и уперся лбом в стекло.

— Можно и так сказать, — ответил он, прежде чем закрыть глаза.

 

9

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— Средневековая латынь, прописные буквы, без пробелов, язык церкви и христианского запада, посреди Иерусалима, — говорила Джина Андреотти и смотрела на глянцевую фотографию, которая лежала перед ней на рабочем столе.

— И, к счастью, красиво и отчетливо выведено, — заметил Жан Коломбар. — Автор, видимо, очень старался.

Джина листала фотоальбом, содержавший копии и фотографии находок с надписями на средневековой латыни начала XII века. К ним прилагалось палеографическое сравнительное описание, с помощью которого можно определить время создания текста путем сравнения каллиграфии, использованного шрифта, очертания отдельных букв и речевых оборотов. Джина указала на фотографию надгробной плиты, найденной в Риме семь лет назад, время изготовления которой уже было установлено.

— Наклон и форма букв почти идентичны, — сказала она. — Надгробная плита датируется 1141 годом, что вполне соответствует дате на нашей плите.

Коломбар кивнул.

— Согласен с тобой. Мы нашли рыцаря-тамплиера времен Первого крестового похода.

— Я не особенно разбираюсь в вопросах, связанных с тамплиерами, но здесь, в Иерусалиме, долгие годы был округ их ордена, — заметила Джина и отложила фотоальбом. — Из эпитафии следует, что это не простой рыцарь, возможно, даже Великий магистр тамплиеров. Я перевела эпитафию, насколько это было возможно.

— И что же написано на надгробии нашего одинокого тамплиера?

Джина порылась в записях и нашла нужный листок.

— «Здесь почивает в Бозе наш брат, благородный граф Рено де Сент-Арман, умерший в году Господа нашего 1128 от Рождества Христова в Святой земле. Один из девяти, которые поклялись служить Сыну нашего единственного Бога и охранять место Его погребения от грабителей и безбожных язычников. Тело его умерло, но святая клятва переживет вечность до дня Страшного суда. Он исполнил свой долг, так же как и мы, братья во Христе, обязуемся вечно служить нашему брату. Да будет эта клятва известна всем, кто осмелится нарушить покой нашего брата, и да будут они прокляты навечно. И тень смерти накроет их».

— Там так написано? — удивленно спросил Жан Коломбар.

— В общем и целом, — ответила Джина. — Ты ведь знаешь, у некоторых слов есть только приблизительные эквиваленты. Но такова суть эпитафии. В этом я уверена.

— Если ты уверена, то значит, так там и написано, — улыбнувшись, заявил Жан Коломбар. — В конце концов, ты наш специалист. Ты уже сообщила Джонатану?

Джина покачала головой.

— Джонатан уехал в музей Рокфеллера. Он хочет встретиться там с Рафулем. По-моему, он порядком рассержен, так как Рафуль использовал нас. Джонатан убежден, что Рафуль знал о могиле и сделал раскопки римского гарнизона лишь предлогом.

Жан Коломбар провел рукой по густым черным волосам и вытер пот со лба. В палатке было жарко и душно.

— И все равно, я считаю, что наши раскопки уже сейчас оправдали себя. В конце концов, не так уж и много хорошо сохранившихся мест погребения европейских крестоносцев в Израиле и на Ближнем Востоке, не говоря уже о тамплиерах. Большинство могил были разграблены и разрушены. Господство крестоносцев здесь, в стране пустынь, длилось недолго.

— Джонатан попросил меня провести исследования по происхождению рыцаря, — ответила Джина. — Если у тебя есть время, помоги мне. Я думаю, найти французского графа должно быть легко.

Жан Коломбар потянулся к фотографиям, которые документировали свойства могилы.

— Его братья, — задумчиво произнес он, — некогда входили в девятку. Они, очевидно, очень постарались получше скрыть могилу своего брата. Поэтому выкопали очень глубокую яму.

— И оставили предупреждение всем, кто осквернит его, — добавила Джина.

— Почти на каждой могиле важной персоны были начертаны письмена, обещавшие бедствия тем, кто осмелится нарушить покой мертвеца. Но толку от них было немного — что у древних египтян с их пирамидами, что у кельтов, что у других народов.

— Они, очевидно, настолько хорошо спрятали эту могилу, что она действительно осталась незамеченной, — ответила Джина.

— Единственное, что меня изумляет, — это предметы, которые положили в могилу вместе с покойником, — продолжал Жан Коломбар. — Логично положить меч, если хоронят рыцаря. Но как в его гроб попали эта разбитая стенная тарелка и узкая амфора?

— Наверное, их тоже нужно было спрятать, — ответила Джина.

— Конечно, но почему? И, кроме того, тарелка относится приблизительно ко времени распятия Иисуса Христа, если можно верить Рафулю. То есть она старше покойника более чем на тысячу лет.

— Почти настолько же, насколько и эта странная амфора, — согласилась Джина. — Я видела эту форму и раньше. Она греческая, если хочешь знать.

— Да, я тоже так думаю. Где ты ее видела?

Джина встала и пошла к импровизированной полке из ящиков, на которой она хранила книги и справочники. Нужный том нашелся очень быстро. Джина раскрыла его на иллюстрации и протянула Жану Коломбару. Он сравнил фотографию с литографией раскопок в книге.

— Действительно, ты права, — согласился он через некоторое время. Затем захлопнул книгу и прочитал название: — Рукописи из пещер Кумрана.

— Правильно, — кивнула Джина.

— Кумран… дело становится все загадочнее. И что в амфоре?

Джина пожала плечами.

— Хаим Рафуль очень торопился отправить все находки подальше. Я не думаю, что он сообщит нам, что находится в амфоре.

Жан Коломбар покачал головой.

— А мне он рассказал что-то о предметах, которые кладут в могилу с покойником, и о дорожных припасах.

— Дорожные припасы у христианина? — удивилась Джина.

— Должен признаться, покойник произвел на меня такое впечатление, что профессор мог рассказать мне все, что угодно, — заметил француз. — Необходимо было сразу же поговорить с Джонатаном: ситуация явно очень подозрительная.

— Как ты думаешь, чем именно занят сейчас Джонатан?

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— И в этом нет никаких сомнений? — спросил Буковски и взглянул через плечо на Дорна из отдела криминалистики.

— Ты ведь сам все видишь, разве нет? — неприветливо возразил Дорн.

Буковски наклонился и посмотрел в окуляр микроскопа.

— Я совсем ничего не вижу, — возразил он.

— Значит, ты слепой.

Буковски снова выпрямился.

— Ты — эксперт-криминалист, и если ты мне говоришь, что в секрете замка есть небольшие царапины, то при необходимости я сошлюсь на тебя.

— Я сделаю несколько фотографий и нарисую на них стрелки — тогда даже ты увидишь царапинки.

Буковски сел на стул.

— Я бы хотел получить полный отчет до завтра.

Дорн посмотрел на наручные часы.

— Да ты, наверное, не в своем уме: я заканчиваю работу в три часа дня, а из-за тебя задерживаться не собираюсь. Тебе должно быть достаточно того, что я говорю: замок в церкви Виса открывали отмычкой.

Буковски улыбнулся и потянулся к нагрудному карману рубашки за сигаретами.

— Что скажешь? — спросил Дорн.

— Было бы странно, если бы ты мог установить все, — ответил Буковски и закурил сигарету.

— Я был бы благодарен тебе, если бы ты не курил здесь, — попросил его Дорн.

Буковски встал и подошел к окну. Открыл его, выпустив дым наружу.

— Если я правильно тебя понял, то с ключа умершего священника сделали копию. Отмычку, которая и оставила в замке эти небольшие царапины.

— В большинстве случаев отмычка не подходит на все сто процентов, — попытался объяснить Дорн. — Так как замок после долгой эксплуатации немного скручивается, отмычка оставляет небольшие царапины и типичные микроследы в секрете…

— Ладно, ладно, — прервал его Буковски. — Мне важно только то, что кто-то изготовил отмычку.

— Ну как, ты немного привык к своей коллеге? — сменил тему Дорн.

Буковски выбросил сигарету в окно.

— О чем это ты?

— Да так, слышал, что она хорошенько поддает жару и портит твои последние денечки.

— Кто это говорит? — рассерженно спросил Буковски.

— Ну, ты ведь знаешь, — нерешительно сказал Дорн, — в нашей организации новости распространяются быстро. Но ты прав. Женщины кого угодно с толку собьют. Бергер из-за своей новой начальницы отдела даже сменил работу. Теперь он в президиуме.

— А теперь послушай, — прошипел Буковски и окинул Дорна пронзительным взглядом. — Эти слухи — полная ерунда. У нас в отделе все идет лучше некуда. Да, сначала у нас были некоторые разногласия. Но это нормально, когда в отдел приходит новый человек. Лизе просто нужно было во всем разобраться. К тому же у нее есть замечательный шеф, который ей в этом помог. Нужно только знать, как обращаться с женщинами, понимаешь? — Буковски подмигнул ему.

В двери постучали.

— Да! — громко крикнул Дорн.

В маленькую лабораторию вошла Лиза Герман. Она коротко кивнула Дорну.

— Ты должен немедленно идти к начальнице, — заявила Лиза, повернувшись к Буковски. Голос у нее был не особенно радостный. — По-моему, Гагедорн злится. И в следующий раз говори мне, где я смогу тебя найти, если ты опять улизнешь через боковой коридор. В конце концов, у меня достаточно других дел кроме того, чтобы постоянно искать тебя.

Буковски пожал плечами.

— Чего от меня хочет старуха?

— Сам ее спроси! — дерзко ответила Лиза и исчезла так же быстро, как и появилась.

Дорн ухмыльнулся.

— Теперь я знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что умеешь обходиться с женщинами.

Буковски махнул рукой.

— Я хочу, чтобы завтра отчет лежал на моем письменном столе, ясно?

— Всего хорошего и желаю получить удовольствие у Гагедорн: насколько я тебя знаю, ты возьмешь ее штурмом.

Иерусалим, музей Рокфеллера, улица Сулейман-стрит…

Джонатан Хоук торопливо шел по коридорам музея Рокфеллера, направляясь к выходу. Он был рассержен и в высшей степени обижен поведением Хаима Рафуля. Он не марионетка, чтобы танцевать, когда это вздумается кукловоду. Он всегда уважал Хаима Рафуля как ученого и археолога, однако церковная мания этого человека превратилась почти в патологию. Охотнее всего Джонатан Хоук собрал бы чемоданы и просто уехал бы — такое сильное отвращение вызвало у него поведение коллеги. С другой стороны, он ведь руководитель раскопок, а под землей в долине Кидрона, к востоку от горы Елеонской, все еще скрываются остатки римского гарнизона двухтысячелетней давности.

— Джонатан! Подождите, — разнеслось по длинному коридору.

Джонатан Хоук неуклонно продолжал свой путь. У него не было желания продолжать беседу.

— Пожалуйста, подождите меня, Джонатан! — снова раздался голос. — Мы не должны были расставаться, не помирившись. Дайте мне еще один шанс. Я прошу вас.

Джонатан Хоук замедлил шаги. Дойдя до окна, он остановился и выглянул наружу. Под ним в долине лежали маленькие дома Старого города Иерусалима, вдали поблескивал золотой Купол Скалы. Весь город казался мирным и полным идиллического покоя. Хоук глубоко вздохнул.

Профессор Хаим Рафуль подбежал к нему и остановился.

— Извините мою несдержанность… — Рафуль уже сожалел о своих резких словах. — Я не хотел обидеть вас и не хотел разрушать вашу веру. Мне вообще несвойственно лишать людей иллюзий, но я чувствую себя в долгу перед истиной… Единственной истиной — научным доказательством. И мне не нравится, когда люди веры пытаются насадить свою идеологию другим, подобно тому как врачи пересаживают своим пациентам чужие сердца.

Хоук обернулся.

— У меня, скорее, создалось впечатление, что это ваш личный поход против Рима.

— Конечно, мой дорогой и верный друг, — ответил Рафуль, — может, тут сработали и личные мотивы. Но я наткнулся на свидетельство того, что Иисус Христос был не тем человеком и вел не ту жизнь, в которую церковь хочет заставить вас поверить. Иешуа был, без сомнения, пророком, без сомнения, мудрым и очень умным человеком, и в нем есть многое от идеологии человеколюбивого Бога. Он учил доброте, он учил состраданию и сочувствию, однако он был человеком, а не сыном Бога.

— Может, так оно и было, — ответил Хоук. — Но почти треть населения мира исповедует христианство. Будь то католики, протестанты, православные или другие общины. Христианство определило наше мировоззрение. Оно стало первоначальной установкой, которую не так-то просто разрушить. Ни у кого нет на это права.

— Но, дорогой друг, — возразил Хаим Рафуль и положил руку на плечо Джонатана Хоука. — Все равно ложь не превратится в правду только из-за того, что за прошедшие столетия она стала верой миллионов прихожан и священнослужителей. Мы ведь не можем просто выдумать собственную историю или выбрать из многих предположений то, которое нам больше всего нравится, потому что соответствует нашему мировоззрению.

— Вы намекаете на церковный канон?

— Правильно, дорогой друг и коллега, — подтвердил Рафуль. — Можно ли из множества писаний отобрать те, которые имеют нормативное значение для отцов церкви, и умалить значение других, отведя им второстепенную роль афоризмов, или песен, или апокрифов?

— А разве не нужно однажды принять решение? — спросил его Хоук. — Разве неправильно, что из многих текстов Нового Завета выбрали четыре Евангелия, содержание которых не противоречит друг другу? Ничто не забыто, ничего не утаивается. Остальные тексты также открыты общественности. Просто они частично противоречили себе или представляли собой отдельные выдержки из существующих Евангелий и не несли откровения.

— А как же Евангелие от Фомы? — спросил его Хаим Рафуль. — Этот человек, пусть и «опьяненный», то есть некомпетентный, также божественного происхождения, и он ищет образ Бога. Мы все — дети Божьи, как и Иешуа. А у Фомы мы не находим упоминания о воскресении. Однако в его тексте есть слова и изречения, которые очень сильно напоминают свитки Кумрана. Но текст Фомы не вписывается в то, что Вселенский собор в Триесте четыреста шестьдесят лет назад определил как окончательный канон Нового Завета Римско-Католической Церкви. Его просто забыли. Однако человеку свойственно ошибаться. Разве не так говорится в Писании?

— По-моему, эти вопросы вам лучше задать Папе, а не мне, не так ли?

— Разве истина не всех касается? — вопросом на вопрос ответил Хаим Рафуль.

— Но кто может сказать нам, что есть истина, если до сих пор мы находили только частицы ее? Мы обнаружили в преданиях несколько маленьких капель огромного океана. И теперь мы пытаемся создать, каждый для себя, свою собственную картину. А пробелы мы заполняем тезисами, приемами и интерпретациями, которые не имеют никакого отношения к науке, а есть лишь исключительно порождение наших собственных фантазий. Неужели вы всерьез считаете, что в результате этого и появляется истина, уважаемый коллега?

Рафуль убрал со своего плеча руку Джонатана Хоука и, сделав серьезное лицо, сказал:

— Я знаю истину, и она опасна, так как разрушает власть тех, кто у власти.

Джонатан Хоук покачал головой: похоже, Хаим Рафуль безнадежен.

— Мне вас жаль, профессор, — ответил Джонатан Хоук после минутного молчания. — Берите свою находку и будьте счастливы. Но не впутывайте меня в свои игры. Я здесь для того, чтобы найти римский гарнизон, а не для того, чтобы выслушивать ваши надоедливые фантазии.

Рафуль посмотрел на Джонатана Хоука с непроницаемым выражением лица, потом натянуто улыбнулся и протянул коллеге руку.

— Договорились, — загадочно откликнулся он. — Вы ищете гарнизон, а я забираю крестоносца и все, что мы обнаружили в его могиле. И я больше не буду обузой для вас. Наоборот, я по-прежнему буду помогать в вашей работе.

Джонатан Хоук нерешительно пожал руку профессора.

— Забирайте рыцаря, мне он неинтересен. Я не стану публично поддерживать ваши тезисы, поймите это раз и навсегда.

Профессор Хаим Рафуль кивнул.

— Сегодня я это прекрасно понял, дорогой друг.

 

10

Рим, палаццо дель Сант-Уффици…

Кардинал-префект Лукашек был рассержен. Отец Леонардо сел на кожаный диван возле окна. В огромном конференц-зале палаццо, в котором располагалась резиденция Sanctum Officium, царила прохлада. Окна были закрыты и зашторены. Кардинал-префект Лукашек был одет в черную сутану, темно-красную круглую шапочку, а его толстый живот обхватывал красный пояс. Лукашек стоял перед окном, скрестив на груди белые морщинистые руки.

— Вы, собственно, понимаете, какой властью обладает кардинал Боргезе? — рассерженно спросил кардинал-префект. — Он уже занимал высокое положение, сын мой, когда вы пешком под стол ходили. Если он обращается с безотлагательным делом в наше учреждение, то я жду, что меня немедленно об этом проинформируют. Кардинала Боргезе в Ватикане считают восходящим светилом. Однако не только церковь в долгу перед ним: его влияние простирается также и на политику, и на экономику. Он заслуживает того, чтобы вы его принимали всерьез. Вместо этого вы простой улыбкой разделываетесь с его заботами и страхами и обращаетесь с ним, как с послушником.

Отец Леонардо, защищаясь, поднял руку.

— Это неправда: я совершенно серьезно отнесся к его движущим мотивам.

— И вели вы себя соответствующим образом? — резко перебил его кардинал-префект. — Я больше не в состоянии понять эту молодежь. Приезжают из какого-нибудь университета, проходят курсы повышения квалификации и начинают считать, что знают все и больше не обязаны ничего воспринимать всерьез.

— Я думал… — пытался оправдаться отец Леонардо.

— Вы думали… — насмешливо повторил кардинал-префект. — Что вы думаете? Во что верите? В то, что мир не принимает всерьез этого еврейского профессора? В то, что он не может навредить нашей церкви? Когда вы в последний раз были на святой мессе? Я имею в виду — не здесь, в Ватикане, а снаружи, в мире. Скажем, в деревне или маленьком городке. Вы бы не смогли смотреть на это без слез. Пустые скамьи, одни только старики, никакой молодежи и верующих средних лет. У церкви проблемы с мобилизацией людей. У церкви серьезные проблемы, дорогой мой. И сейчас не время играть в игры. Пришла пора действовать, а не только реагировать на то, что предпринимают наши противники, и злобно высмеивать их поступки.

— Я использовал свои связи, Ваше Высокопреосвященство, — робко ответил отец Леонардо. — У нас есть человек в Иерусалиме, который внимательно следит за работой археологов у подножия горы Елеонской.

— Во-о-от как, — протянул кардинал-префект, так что нельзя было не заметить сарказма. — Тогда вам, наверное, известно, что было найдено в могиле на поле раскопок?

Отец Леонардо мысленно выругал себя за то, что не обратился к своему связному в Париже перед возвращением кардинал-префекта. Похоже, он все же недооценил важность и «взрывоопасность» этих работ.

— Археологи натолкнулись на остатки древнеримского гарнизона, который, возможно, относится приблизительно ко времени жизни Иисуса Христа. Раскопками руководит профессор Рафуль. Очевидно, они обнаружили артефакт, на котором изображена сцена из жизни Господа нашего. Распятие. Но пока что артефакт не доказывает тезисы этого профессора.

Кардинал-префект движением руки заставил отца Леонардо замолчать.

— Вы не знаете ни-че-го! — зло прошипел он. — Вы даже ни разу не удосужились задать правильный вопрос о том, как идут раскопки.

Отец Леонардо придал своему лицу виноватое выражение и пожал плечами.

— Они наткнулись на могилу крестоносца начала двенадцатого столетия, — назидательно сообщил кардинал-префект своему секретарю. — Эта могила, очевидно, содержит предметы, которые могут стать чрезвычайно опасными для нашей церкви, если окажутся в руках фанатичного еретика. Об этом мне сообщил кардинал Боргезе. Он не доверяет вам, и потому лично распорядился о проведении расследования. И, насколько я понимаю, очень хорошо, что он так поступил.

— Я не знал…

— Вот именно! — прикрикнул на своего подчиненного кардинал-префект. — Вы вообще ничего не знаете и ничего не предпринимаете, так как не воспринимаете это дело всерьез и считаете кардинала Боргезе нервным и боязливым малюткой. Вам не хватает уважительного отношения.

Отец Леонардо встал.

— Я прошу прощения за свою дерзость, Ваше Высокопреосвященство.

— У вас будет прекрасная возможность реабилитироваться после проявления такой беспечности. Вы немедленно вылетаете в Иерусалим и встречаетесь там с отцом Филиппо. Он ожидает вас в монастыре францисканцев в Иерусалиме. Он представит вам некое важное лицо, обладающее большим влиянием на нынешнее правительство. Я хочу, чтобы эти раскопки сначала были остановлены, а затем закончены нашим Управлением по делам церкви. Вы меня поняли?

Отец Леонардо покорно согнулся в поклоне.

— Я понял ваше желание, Ваше Высокопреосвященство. Целиком и полностью.

— Тогда приступайте к работе, — заявил кардинал-префект и протянул секретарю руку.

Отец Леонардо схватил его руку и поцеловал кольцо, после чего покинул комнату. Лишь когда дверь плотно закрылась за его спиной, он смог сделать глубокий вдох. Он и правда недооценил кардинала Боргезе. Но гроза рано или поздно проходит и в большинстве случаев снова начинает светить солнце.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Начальник отдела Штефан Буковски нервничал, когда оказывался в тесном лифте, где всегда слегка пахнет средством для мытья унитазов; он нервничал, когда не знал наверняка, что ждет его на совещании; он нервничал, когда ему приходилось отправляться на верхний этаж — этаж начальства. И он просто терпеть не мог свою начальницу, президента земельной уголовной полиции. Эта женщина, которая вот уже почти два года занимала главное кресло в управлении, была ничем иным, как украшением. Марионеткой, подвешенной на нитях политических властителей из министерства внутренних дел, которую черные волки большой народной партии кормили идеями и предписаниями. О реальной работе полицейских она не имела ни малейшего представления.

Собственно, Штефан Буковски с нетерпением ждал дня выхода на пенсию, так как все изменения, которые произошли в полиции за последние десятилетия, отнюдь не улучшили положение дел. Совсем наоборот. Из года в год, от программы к программе, от реформы к реформе все становилось только хуже.

Лифт резко остановился на четвертом этаже. Под крышей располагались лишь архивы и несколько технических лабораторий. Двери со скрежетом раскрылись, и Буковски выскочил в коридор. Кабинет президента, фрау доктора Аннемари Гагедорн-Зайферт, находился в конце длинного коридора. Входная дверь была, как всегда, заперта. Единственная дорога в центр власти вела через приемную. Буковски иногда шутливо называл эту часть этажа «пыточной», ибо где еще можно найти и плаху, и экспонаты кунсткамеры?

Он постучал. Резкое «Секунду!» заставило его замереть на месте.

Буковски скривил губы, сделал глубокий вдох и опустился на один из стульев, расставленных вдоль стены напротив двери, как в приемной стоматолога.

Прошло десять минут, прежде чем секретарша, бледная дама лет тридцати пяти с прической, напомнившей Буковски пучок обесцвеченной веревки, просунула голову в дверь.

— Господин Буковски, — произнесла в нос женщина. — Президент уже ждет вас.

— Так же, как и я, — вздохнул Буковски и встал.

Секретарша переправила Буковски с одного берега своей империи на другой и ввела его в просторный кабинет госпожи Гагедорн-Зайферт. Президент сидела за письменным столом и только на мгновение оторвала взгляд от бумаг, когда Буковски вошел. Он знал, что фамилия Зайферт принадлежала покойному президенту Берлинского апелляционного суда и по совместительству ее супругу, и она по-прежнему добавляла его фамилию к своей девичьей, как некий титул. В свое время их союз можно было назвать скорее объединением двух людей, получивших университетские дипломы, чем браком, поскольку тогда уважаемая госпожа Гагедорн большую часть времени проводила в Берлине, где работала статс-секретарем в Баварском министерстве по федеральным и европейским делам.

Буковски посмотрел на низкорослую полную женщину с темными завитыми волосами, свою ровесницу, и сразу вспомнил, почему он ни во что не ставит супружескую жизнь и так и не женился.

— Садитесь, господин начальник отдела, — приказала президент своим пронзительным и безличным голосом.

Буковски опустился в кресло перед массивным письменным столом из красного дерева и стал терпеливо ждать, когда начальница закончит изучать документы.

Она подняла глаза.

— На вас поступила жалоба, господин начальник отдела, и я вынуждена заметить, ваше поведение так же неприятно удивило меня, как и начальника управления полицейской инспекции в Вайльхайме.

— Называйте меня просто «господин Буковски», — попросил ее Буковски, — я не придаю никакого значения своей должности.

Выражение лица президента стало неприветливым.

— Как пожелаете, однако, господин Буковски, есть ряд должностей, которым нужно бы придавать значение. Итак, как я должна понимать ваше пренебрежительное и неколлегиальное поведение?

Буковски пожал плечами.

— Может, скажете мне сначала, о чем именно идет речь? А потом я уже объясню свое поведение.

Госпожа Гагедорн-Зайферт взяла из папки документ и протянула его Буковски.

— Вы пытались добиться эксгумации умершего священника и при этом ссылались на серьезные ошибки, допущенные во время следствия нашими коллегами из Вайльхайма. Разве нам не нужны уголовно-процессуальные основания и факты, бросающие подозрение в совершении преступления на определенных лиц, чтобы выдвигать подобные требования?

— Я работаю над двумя убийствами в церковной среде, и у меня достаточно оснований подозревать, что священник, о котором здесь идет речь, также был убит. Наши коллеги из Вайльхайма и судмедэксперт работали небрежно и расследовали дело, а соответственно, и осматривали труп весьма поверхностно.

— А разве нельзя было просто изложить ваши основания вместо того, чтобы пятнать нашу репутацию в отношении судопроизводства? Господин начальник отдела, мы так не работаем. Мы не обсуждаем поведение наших коллег, а поддерживаем правопорядок. Я прошу вас придерживаться инструкций и моих приказов для служебного пользования, иначе я буду вынуждена начать в отношении вас дисциплинарное дознание.

— Госпожа Гагедорн, — громко заговорил Буковски. — Я чувствую, когда что-то воняет, и меня раздражает, когда наши коллеги ведут себя небрежно и проводят расследования, отступая от надлежащего порядка. Думаю, это не я заслуживаю наказания, а наши коллеги и этот всеведущий судмедэксперт, которого давно уже пора отправить на пенсию.

— Будьте любезны обращаться ко мне «фрау доктор Гагедорн-Зайферт». И не кричите в моем кабинете. Я все сказала! Берегитесь, Буковски. Это уже не первая жалоба на вас. Ваши методы в высшей степени сомнительны и совсем не современны. Или вы, возможно, полагаете, что вас отозвали из Гааги и перевели в мое ведомство потому, что вы были превосходным сотрудником? Да им просто повезло, что по возвращении в Германию вы нашли себе новое место работы. Так что поразмыслите о своей должности и уясните, на каком вы свете. Иначе вам вскоре придется по-настоящему со мной познакомиться.

Буковски встал.

— Поймите, госпожа президент, я точно знаю, на каком я свете. Мне тут еще три года работать, и даже вы не сможете выкинуть меня на улицу. Кстати, я холостяк и намерен им остаться. Я совершенно не заинтересован в более близких знакомствах, и уж тем более — с вами.

Президент ошеломленно смотрела на Буковски, не в силах произнести ни слова, а он просто встал и вышел.

— Прекрасного вам дня, — шепнул он секретарше, в растерянности стоявшей у стола. Очевидно, она все слышала.

На обратном пути он предпочел пойти по лестнице. Он чувствовал себя свободным, и его настроение улучшалось с каждой ступенькой. Он давно уже хотел сказать начальнице, что он о ней думает, и сегодня воспользовался подвернувшейся возможностью. В свой отдел на втором этаже он вошел улыбаясь.

Лиза Герман сидела за письменным столом и подняла глаза, когда Буковски проходил мимо нее.

— Вижу, выволочка не пошла тебе на пользу, — заметила она.

— Я чувствую себя великолепно, — возразил Буковски, проходя мимо. — Я всегда знал: женщинам место у плиты, а не в офисе.

Он исчез в кабинете и захлопнул за собой дверь, отгородившись от изумленной Лизы Герман.

Через полчаса постановление суда о проведении эксгумации умершего священника церкви в Висе вылезло, жужжа, из факса. Лиза Герман встала и достала бумагу из лотка. Широко раскрытыми глазами она просмотрела факс.

— Я не понимаю… этот тип… и как ему только удалось… — заикаясь, произнесла она.

— Если я делаю что-то, то делаю правильно, — ответил Буковски, незаметно появившийся из кабинета, и забрал у нее постановление. — Передай криминалистам — я хочу, чтобы у могилы стоял фотограф. Или мне и это тоже самому делать надо?

Лиза Герман была совершенно озадачена. Ее лицо залил яркий румянец. Ни слова не говоря, она кивнула.

— Завтра утром в десять на кладбище, и пусть постарается не опаздывать, — добавил Буковски, прежде чем снова исчезнуть в кабинете.

Лиза Герман раздосадованно села у телефона. Может ли такое быть, что она недооценила этого вспыльчивого и ленивого старика?

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— …И мы снова возьмемся за раскопки старого гарнизона, — закончил Джонатан Хоук свое выступление перед ближайшими сотрудниками.

Том посмотрел на Яару. Она подмигнула ему.

— Я, со своей стороны, считаю это соглашение неприемлемым, — заявил Жан Коломбар. — Без нашей помощи профессор Рафуль не обнаружил бы место погребения. Как он может теперь претендовать на единоличное обладание находкой? Я считаю, это наша общая заслуга, и нам принадлежит не меньшая честь, чем ему.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Действительно ли это честь? Я говорил с Рафулем, и он изложил мне свои мотивы. Его ненависть к католической церкви уже носит патологический характер и становится безоговорочной. Дамы, господа, если хотите знать мое мнение, то профессор Хаим Рафуль болен и ослеплен. Многолетняя ненависть к церкви лишила его какого-либо чувства реальности. Его больше не интересует историческая правда, он преследует единственную цель — потрясти оплот Ватикана. Я не хочу, чтобы мое имя связывалось с ним. Это больше не имеет никакого отношения к серьезным исследованиям.

Джина понимающе кивнула.

— Я понимаю вашу позицию, но тем не менее признаю правоту Жана. Это наша находка. Он не может отстранить нас, наоборот, у нас есть все права продолжать работу над артефактом, и теперь, как мне кажется, еще важнее составить нейтральное и объективное заключение.

— С моей точки зрения, уже слишком поздно, — возразил Джонатан Хоук. — Я не буду участвовать в дальнейших исследовательских работах в отношении этого крестоносца. Ваше отношение к данной ситуации — это ваше дело, а я, со своей стороны, продолжу с того, на чем мы остановились. В конце концов, мы стоим посреди остатков римского гарнизона.

Присутствующие переглянулись. На какое-то мгновение воцарилось молчание.

Мошав откашлялся.

— Я пришел сюда, чтобы работать на раскопках римского гарнизона, — заявил он. — Мы сделали четыре раскопа, и нам еще предстоит много работы. Я согласен отдать Рафулю его рыцаря, и пусть он подавится. Я остаюсь здесь.

— Мошав прав, — согласился Том. — Мы только начали, а работы там как минимум на полгода. Я тоже остаюсь.

Яара кивнула.

— Я остаюсь.

Жан вопросительно посмотрел на Джину.

Та поджала губы.

— Я еще раз поговорю с Рафулем. В конце концов, он перед нами в долгу. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как меня выгоняют. А вам известно, что этот сосуд, который лежал в гробу, очень похож на кувшины из Кумрана? Я думаю, в нем находится свиток.

Жан кивнул, соглашаясь.

— Археологи, искатели сокровищ и авантюристы перекопали уже всю Шотландию, пытаясь найти легендарные сокровища тамплиеров. Мы нашли тамплиера, а в его могиле обнаружили свиток. Кто станет утверждать, что этот свиток не содержит указания на завещание тамплиеров?

— Может, на святой Грааль? — пошутил Мошав.

— Жан, ты же не всерьез это говоришь? — спросила Яара.

Жан пожал плечами.

— Пока мы не знаем, что именно лежало в гробу, я считаю, что возможно все. Вероятно, Рафуль вовсе не так уж неприязненно относится к церкви, как он постоянно утверждает, и все это — только видимость. Это, по меньшей мере, возможно.

Джонатан покачал головой.

— Не слишком ли притянуто за уши? — спросил он.

— Все равно, — ответил Жан Коломбар. — Я вместе с вами разрыл могилу, и теперь я тоже хочу знать, что в ней находится. Довольно!

Джонатан кивнул.

— Это ваше право, и я не могу указывать, что вам делать и как поступать. Но я, со своей стороны, принял решение. Вам придется самим говорить с Рафулем.

Джина кивнула.

— Я так и поступлю, можете на меня положиться, — со злостью ответила она.

 

11

Иерусалим, музей Рокфеллера, северо-восток города…

Ночь раскинулась над домами и улицами города, и тусклые фонари слабо освещали Виа Долороса. Люди скрылись в своих домах и искали спокойствия и отдыха от дневной жары.

В отдельном западном крыле музея Рокфеллера на северо-востоке Иерусалима все еще горел свет. Профессор Хаим Рафуль напряженно работал, пытаясь достать свиток, лежавший в амфоре из могилы крестоносца. Крышка амфоры была замазана толстым слоем похожей на деготь массы, чтобы защитить содержимое от воздействия влаги, воздуха и климатических условий. Амфора по своим характеристикам походила на типичные сосуды эллинистической эпохи — именно так были законсервированы и тексты из пещер Кумрана. Хаим Рафуль все еще прекрасно помнил то время, когда вблизи Мертвого моря в Хирбет-Кумране проводились исследования над свитками из пещер. Тогда ему было восемнадцать лет, и он участвовал в двух экспедициях. Молодой ученый был очарован и воодушевлен, когда обнаружили первый кувшин, а в нем — свиток Исайи. Потом Французский институт археологии взял на себя проведение раскопок, после того как Иорданское министерство древностей позволило конфисковать все сделанные находки. Институт был ничем иным, как подразделением Римско-Католической Церкви, которую Рафуль ненавидел сильнее всего на свете, поскольку она была виновна в смерти его родителей.

Хаим Рафуль слишком хорошо помнил, как вооруженные солдаты иорданского правительства напали на их лагерь, согнали людей, как скот, погрузили на машины и отвезли в пустыню, будто опасных преступников.

Группу Хаима Рафуля обвинили в незаконном разграблении могил. И дело дошло бы до суда, если бы не дипломатические усилия Британского мандатного правительства. Его выгнали из страны его отцов, подобно тому, как в свое время его народ изгнали из Европы, отняв его находки и национальную идентичность. Исайя был пророком его веры, и ни у кого в этом мире не было права становиться между ним и единственным Господом. На этот раз он не позволит им зайти так далеко.

Он подкрутил рабочий фонарь и мизинцем сдвинул очки на переносицу. Без сомнения, крышка такая же, как и на амфоре в Хирбете. Он потянулся к зубилу. Масса так затвердела, что приходилось опасаться, как бы не повредить края, если начать слишком активно соскабливать.

Капля пота стекла по его лбу. Он бросил задумчивый взгляд на часы, висевшие над запертой дверью. Почти полночь. Хаим схватил зубило и снова прижал его к крышке амфоры. Немного надавив, он сумел соскоблить часть твердой как камень массы из смолы и дегтя. Такими темпами у него вся ночь уйдет на то, чтобы приоткрыть наконец тайну амфоры. Тем не менее придется потерпеть, так как ему нужна целая амфора, чтобы нельзя было снова испортить ему результаты досужей болтовней, как в тот раз, когда он предложил нескольким избранным ученым осмотреть первую стенную тарелку. Тогда артефакт назвали неуклюжей подделкой. На этот раз они просто обязаны поверить ему.

Под давлением резца от амфоры снова отделился слой массы. Точно и аккуратно Хаим подбирал частицы пыли, крошки и складывал их в чашку. Теперь у него было достаточно материала для определения возраста находки, чтобы убедить даже последних скептиков.

Внезапно Рафуль вздрогнул: в прихожей раздался громкий удар. Он прислушался. Кто бы это мог быть? В этой уединенной части музея Рокфеллера нет сторожей. В западном крыле находились лишь несколько не используемых лабораторий и зал для небольшого автопарка, состоявшего из одного трактора-газонокосилки и грузовичка.

Хаим Рафуль преднамеренно ушел в западное крыло. Здесь он мог спокойно работать.

Снова раздался треск. Рафуль схватил резец и медленно подкрался к двери. Она была заперта. Никто не мог так просто войти сюда. Он приложил ухо к дверному полотну и внимательно прислушался. На мгновение ему показалось, что он слышит шаги в прихожей. Может, сторож все-таки делает обход?

Шаги затихли. Хаим Рафуль вздохнул. Внезапно он услышал шепот с другой стороны двери. Он быстро обернулся и поспешил к рабочему столу. Обеими руками схватил амфору и побежал дальше. По небольшому коридору он попал в соседнее помещение. И тут дверь лаборатории с громким треском распахнулась. Рафуль бежал так быстро, как никогда еще не бегал. Через боковую дверь он выскочил на улицу и поспешил к забору. Сердце его отчаянно колотилось, кровь неистово пульсировала в жилах. Только один раз он обернулся, прежде чем нырнул в темноту через боковую калитку в заборе. Он бежал вперед, не останавливаясь. Бежал, пока ноги несли его, пока не протиснулся в темный проход между домами. Они приехали быстрее, чем он ожидал, и он знал: охота закончится только тогда, когда они поймают его.

Фюссен, лесное кладбище Вальдфридхоф, утро сырого дня…

Шел дождь; всю неделю стояла прекрасная погода, но вот именно сегодня пошел дождь. Выругавшись, Штефан Буковски поднял воротник пальто повыше.

— Небо уже плачет, а мы еще даже начать не успели, — заметила из-под своего зонта Лиза Герман, следя взглядом за низкими темными тучами.

Оба гробокопателя вопросительно посмотрели на Буковски. Он кивнул, и они взялись за работу. Могила отца Иоганна находилась в конце ряда, прямо под березой. Маленькая, покрытая желтым лаком землечерпалка, стояла неподалеку, готовая убирать землю.

— Нам повезло, если гроб еще не лопнул, — объяснил директор похоронного бюро, которое проводило эксгумацию.

— Как долго может продержаться такой гроб? — спросил Буковски.

— Это полностью зависит от его качества, — ответил директор бюро. — Здесь земля легкая, а священник лежит в гробу из настоящего дуба. Хорошего качества, это я вам говорю. Его братья не ударили в грязь лицом. Ставлю свою землечерпалку на то, что гроб еще не лопнул.

Когда землечерпалка, гремя, подкатила к могиле, Буковски отошел в сторону и стал под березой, которая немного защищала его от дождя. Он сунул в рот сигарету и глубоко затянулся. Задумчиво огляделся. Взгляд его остановился на одном надгробии. Под ним лежала девушка. Ей было почти семнадцать, когда судьба нанесла свой безжалостный удар.

Человек из похоронного бюро подошел к Буковски и тоже закурил.

— Жуткий был случай, — заметил он.

Буковски отвлекся от мрачных мыслей и спросил:

— Что… что вы имеете в виду?

— Девочка, — ответил похоронных дел мастер. — Ее переехали. Она возвращалась из школы на велосипеде. Попала под колеса «порше». У нее не было ни одного шанса. Открытая черепно-мозговая травма. Видок у нее был тот еще, но мы снова собрали малышку.

— Собрали? — пробормотал Буковски.

— Чтобы на нее можно было смотреть, — уточнил директор. — Некоторые родственники считают, что похороны должны быть правильными — то есть что они должны непременно в последний раз посмотреть на дорогого человека. Иначе они не могут обрести покой.

Буковски щелчком отправил окурок на кучу земли, постепенно растущую рядом с могилой священника.

— А вы не знаете, как это происходило в случае со священником — были ли у него родственники, которые хотели посмотреть на него, прежде чем он…

— …прежде чем мы его положили в гроб, — гробовщик снова закончил предложение Буковски и покачал головой. — Нет, мы установили его гроб для торжественного прощания. На похороны пришло больше трехсот человек. У священника было много друзей и знакомых. По-моему, была еще и сестра, которая специально прилетела из Америки. Но мы с ней не общались. Погребение оплачивали монахи.

Шум землечерпалки умолк.

— Мы на месте! — крикнул один из рабочих и сунул в яму доску.

Сотрудник агентства схватил Буковски за локоть и подтащил его к могиле. Он оказался прав: гроб был еще цел.

— Мы поднимем гроб и почистим его здесь, а потом отвезем в прицепе в Мюнхен.

Лиза Герман подошла к шефу.

— Мне уже не терпится узнать результаты, — заметила она. — Если ты прав, то кое у кого будут неприятности.

— Посмотрим, что обнаружат судмедэксперты, — ответил Буковски. — Но я ставлю свою золотую зажигалку на то, что я прав.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

После обнаружения крестоносца работы возобновились. Том, Яара и Мошав должны были оценить состояние четвертого среза раскопок. Однако уже в скором времени опасения археологов подтвердились. Над могилой слои земли перепутались. Вместо черепков, костей или угля в логичной для них последовательности был обнаружен полный хаос. Самые маленькие черепки и глиняная крошка свидетельствовали о том, что в районе могилы крестоносца порядок слоев сильно отличался от первоначального.

Зазвенели колокола церкви Святой Магдалины, и Том вытер пот со лба. Вооружившись мастерком и кисточкой, он попытался осторожно, часть за частью, вскрыть край среза и очистить глину, чтобы не повредить черепки или другие артефакты, которые могли находиться в комке земли. Но и в этом срезе он обнаружил лишь измельченную глину, которая выделялась красноватым цветом на фоне светло-коричневой земли.

— Работать дальше бессмысленно, — пробормотал он. — Мы можем забыть об этом участке. Здесь сняли всю землю, а потом снова насыпали.

Мошав подошел к нему и посмотрел на комок земли.

— У меня то же самое. Не думаю, что мы найдем еще что-нибудь в этой неразберихе.

Том бросил мастерок на землю и поднялся.

— Когда-то весь этот район перекопали. Я думаю, приблизительно в то время, когда выкопали могилу. По крайней мере, камни частично такие же и обработаны примерно так же, как стены в других районах.

Яара провела рукой по волосам и наскоро сплела косу.

— А зачем им было тащить сюда другой материал? Они хотели похоронить одного из своих. А здесь повсюду валялись камни. Так зачем им было выполнять ненужную работу? Потом они засыпали могилу вынутым грунтом. При этом им было безразлично, что мы через тысячу лет будем думать.

— И что же нам теперь делать? — спросил Мошав.

— Поговорим с Джонатаном, — ответил Том. — Мы тут совершенно зря копаем. Думаю, продолжать нужно в западном направлении, к дороге. Если здесь когда-то стояло здание, то наши предки и в другом месте…

Резкие крики и громкий шум заставили Тома замолчать. Собеседники обернулись. На втором участке раскопок, на расстоянии всего лишь ста метров от них, лихорадочно суетились люди.

— Что там произошло? — спросила Яара.

Том уже бежал ко второму раскопу; Мошав и Яара последовали за ним.

— Что случилось? — крикнул он Жану Коломбару, которого узнал в толпе рабочих.

— Опалубка не выдержала, и земля сползла!

— Два человека попали под завал! — крикнул один из рабочих и, схватив лопату, исчез в яме.

— Черт побери, — прошипел Том и тоже схватил лопату, после чего он и Мошав проскочили мимо собравшихся и спрыгнули в яму.

На противоположной стороне опалубочный щит выскочил из крепления. Лежащая за ним земля обвалилась.

Голова одного из засыпанных рабочих торчала из завала, но второго пострадавшего нигде не было видно.

— Где он? — крикнул Том одному из собравшихся. Очевидно, тот, к кому он обратился, находился в состоянии шока. Лицо у него было белым как мел, и он лишь молча указал на кучу земли. Том воткнул лопату в завал и принялся копать с яростью берсеркера, все время думая о том, как бы не поранить засыпанного. Мошав и двое других рабочих помогали ему, в то время как остальные освобождали своего наполовину засыпанного коллегу. Тому казалось, что прошла вечность, пока он наконец не наткнулся на что-то мягкое. Он отбросил лопату и стал копать дальше руками. Вскоре появилась верхняя часть туловища засыпанного. Мошав с помощниками заторопились и тоже теперь копали руками. Когда они освободили верхнюю часть туловища потерпевшего, то общими усилиями вытащили его из завала и положили на землю. Том наклонился к нему и прислушался, одновременно нащупывая пульс.

— Он дышит, слава Богу! — сказал он. — Рот свободен.

— Давайте поднимем его наверх! — предложил Мошав. Том кивнул. Вместе они поднесли спасенного к доске на краю ямы, откуда его забрали товарищи и положили на землю.

От палаточного городка прибыла машина «скорой помощи».

Том рассматривал вторую жертву несчастного случая. Мужчина был в сознании; у него болела левая нога. Том стал ее пальпировать, и когда добрался до голени, мужчина застонал.

Том встал. Тем временем Джина Андреотти, Аарон Шиллинг и Джонатан Хоук тоже подошли к яме.

— Как тут дела? — спросил Джонатан и озабоченно посмотрел на Тома.

Том указал на лежащего перед ним раненого.

— Похоже, он сломал себе голень, а его коллега без сознания.

Машина «скорой помощи» остановилась, и из нее выпрыгнули санитары.

— На этих раскопках нас преследуют неудачи, — вздохнул Джонатан Хоук.

Аарон Шиллинг озабоченно посмотрел на подмостки для опалубки.

— Как это могло произойти? — пробормотал он.

— Возможно, винты открутились, — сказала Джина.

— На винтах стоят стопорные гайки, их не так-то просто открутить.

— Тогда, наверное, опалубочный щит неправильно скрепили, — предположил Жан Коломбар.

Аарон сердито взглянул на француза.

— Я сам установил опалубочные щиты и сам закрепил их. Уж поверь мне, я знаю, что может произойти, если земля начнет сползать.

Никто на это не ответил. Они молча смотрели, как санитары несут тяжелораненого рабочего в машину «скорой помощи».

 

12

Иерусалим, аэропорт Бен-Гурион, сразу после полудня…

Солнце стояло высоко в небе, когда аэробус А-310 компании «Бритиш Эйрвэйз» около двух часов дня, как и полагалось по расписанию, опустился на взлетно-посадочную полосу аэропорта Бен-Гурион под Тель-Авивом. Когда отец Леонардо вышел из самолета, ему показалось, что из воздуха исчез весь кислород. Хотя он сменил свою обычную одежду на летнюю, жара была невыносимой. Над тротуаром колыхалось жаркое марево, а служащие аэропорта спокойно занимались своей работой. Он терпеть не мог ситуации, когда ему приходилось путешествовать по миру вопреки своей воле. Впрочем, так или иначе, кардинал-префект был его начальником. Так что ему ничего не оставалось делать. Во время паспортного контроля отец Леонардо предъявил свой дипломатический паспорт государства Ватикан, после чего ему не пришлось проходить таможенный контроль-досмотр. После катастрофы с американскими башнями-близнецами контроль повсюду усилился — еще одна причина, по которой отец Леонардо испытывал отвращение к путешествиям за пределы Европы.

После того как священник прошел контроль, служащие приграничной полиции проводили его через накопитель, которым могли пользоваться исключительно дипломаты и привилегированные служащие консульств. Его чемоданы первыми появились на ленте транспортера, и здесь таможенник тоже проникся уважением к красному дипломатическому паспорту. Таким образом, отец Леонардо первым покинул багажное отделение и вышел через автоматические раздвижные двери в кондиционированный зал прилета. Он поставил чемоданы на пол и огляделся. Отец Филиппо из монастыря францисканцев-флагеллатов обещал приехать за ним.

Зал прилета кишел людьми, однако он нигде не видел человека в церковном одеянии. Он снова поднял чемоданы и неторопливо пошел к выходу, бросив взгляд на огромные часы над расписанием прилетов-вылетов на сегодня.

Перед выходом он еще раз остановился и огляделся. Затем, пожав плечами, вышел наружу, в яркий солнечный свет.

— Вы отец Леонардо из Рима? — спросил мужчина, который стоял рядом с выходом и с очевидной скукой рассматривал проходящих.

Отец Леонардо удивился. У мужчины была черная окладистая борода и длинные волосы, которые спускались ниже воротника. Он походил скорее на бродягу, чем на человека, которому отец Филиппо поручил встретить гостя.

Священник поставил чемоданы и нерешительно ответил:

— Да.

— Святой отец показывал мне вашу фотографию, — продолжал бородатый. — Я доставлю вас в монастырь. Отец Филиппо задерживается. Следуйте за мной, машина стоит в подземном гараже.

Отец Леонардо на мгновение задумался. Наконец он вздохнул, коротко кивнул и снова поднял чемоданы.

— Надеюсь, в вашей машине есть кондиционер.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— Я не понимаю этого, я не могу его понять, — заявил Джонатан Хоук и положил мобильный телефон на стол. — Я уже набрал его раз семь за сегодня.

— Как идут дела у раненых? — спросил Том.

— Сломанная нога и ушиб легкого, но оба скоро поправятся, — ответил Джонатан Хоук. — Вам крупно повезло, что второй опалубочный щит выдержал. Могла обрушиться вся яма.

— Я не понимаю, как это могло произойти, — заметила Яара. — Аарон очень ответственный человек. Если он говорит, что сам закрепил щит, то значит, кто-то потом над ним поработал.

— Ты сейчас говоришь о саботаже, — уточнила Джина.

— Называй как хочешь, но этот несчастный случай вовсе не случаен.

— Глупости, — вмешался в разговор Жан Коломбар. — Наверное, это произошло из-за дефекта исходного материала или увеличившейся нагрузки. В конце концов, давление на стены огромно. При таком состоянии почвы земля может очень легко сдвинуться и усилить давление.

Мошав покачал головой.

— Если Аарон говорит, что горбыли достаточно прочные, то так оно и есть. Это четвертые раскопки, в которых мы с ним вместе работаем, и до сих пор еще ничего подобного не случалось.

Джонатан снова потянулся к мобильному телефону. Он набрал номер Рафуля и довольно долго ждал ответа. Все глаза были направлены на него. Джонатан нервно покачал головой и снова закрыл телефон.

— Он не снимает трубку.

— Наверное, у него других дел хватает, — дерзко заявила Джина.

— Он все еще ответственный руководитель этих раскопок, — сухо заметил Джонатан. — И он должен был узнать о происшествии.

— Ты пробовал искать его в музее Рокфеллера? — спросил Том.

Джонатан кивнул.

— Его там нет — лаборатория пуста. Там есть только гроб и труп. Стенная тарелка и амфора исчезли.

Джина бросила на Жана Коломбара заговорщический взгляд.

— Он везет свою добычу в безопасное место, — прошипела она и вытащила из кармана брюк маленький черный блокнот. — Но я, к счастью, сделала рисунок в своей записной книжке.

— Свою добычу? — переспросила Яара. — Что ты хочешь этим сказать?

— Эта амфора очень похожа на контейнеры, которые были найдены в пещерах Кумрана, — объяснила Джина. — Я готова поставить свой «порше» на то, что в ней находится свиток. Свиток, созданный в тот же период, что и рукописи Кумрана. Вероятно, даже в те времена, когда Иисус шел через эту долину в Гефсиманский сад.

— Или свиток времен тамплиеров, который дает указания на овеянное легендами их сокровище, — добавил Жан Коломбар.

— Хватит выдумывать, — перебил их Мошав. — Вам ведь известно, что научно обоснованного указания на сокровище тамплиеров не существует. Мы не рыцари удачи, мы — археологи, и нам не пристало гоняться за химерами.

— Мошав прав, — поддержал своего друга Том. — Тамплиеров лишила власти их собственная церковь. Они потеряли все, даже жизнь. Лишь немногим удалось бежать в безопасные районы. Там они жили незаметно и в большинстве случаев в бедности, так как преследователи все еще охотились на них. Если бы кому-то удалось при всей этой неразберихе припрятать сокровище, ему бы несказанно повезло. Как вы считаете?

Джина коротким жестом отмела возражение Тома.

— Но неужели, по-вашему, не странно, что Рафуль просто взял и исчез? И, кроме того, он оставил труп и гроб. Что-то здесь не так.

— И одновременно здесь происходит несчастный случай, в результате которого чуть не погибли два человека, — добавила Яара. — Я не знаю, у меня почему-то возникает странное ощущение от всего этого.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Давайте рассуждать здраво. Рафуль — ослепленный эксцентричный старый сыч. Он наверняка считает, что в сосуде находится доказательство его бессмысленных теорий, и наверняка скоро снова появится, если заметит, насколько его предположения притянуты за уши. А мы пока будем копать дальше. Наш договор действителен до конца следующего месяца, и я уже отложил часть авансового платежа. В конце концов, мы не молодеем, а дни здесь, в Святой земле, становятся жарче год от года. Так что будем выполнять наш договор и впредь обращать больше внимания на безопасность.

— И все же я не готова позволить, чтобы меня отстранили от находок в могиле тамплиера, — сердито заявила Джина. — Я хочу посмотреть, что мы нашли. Это мое право.

Джонатан примирительно поднял руки.

— Я не Рафуль, объясняйся с ним сама. А пока я здесь, ты мне нужна.

Джина встала и пошла к выходу из палатки.

— Я не могу понять, почему вы готовы так просто отстать от Рафуля. Если он не объявится до завтра, я буду искать его. От меня он так просто не отделается. Можете в этом не сомневаться!

Жан Коломбар тоже встал.

— Джина права, — сказал он, прежде чем повернуться и последовать за итальянкой. — По крайней мере, я с ней солидарен.

— Она действительно говорила всерьез, — пробормотал Том. — И насколько я ее знаю, профессору вряд ли можно будет позавидовать, если он не сделает то, чего она хочет.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, улица Мейлингерштрассе…

— Одно ясно, как ни крути, — решительно заявил Буковски. — Священник церкви в Висе тоже стал жертвой покушения. И это покушение было исключительно хорошо замаскировано под ДТП. Даже если бы судмедэксперт не работал спустя рукава, настоящая причина смерти при обычном обследовании осталась бы для него скрытой.

Только увидев фотографии с места происшествия, профессор Штук смог восстановить последовательность событий. Травму шейного позвонка, которая привела к смерти, однозначно нельзя приписать аварии.

— Но я одного не понимаю, — ответила Лиза Герман. — Если все три случая как-то связаны, почему тогда никто не пытался представить смерть брата Рейнгарда как несчастный случай?

Буковски раздавил окурок и снова потянулся к пачке сигарет. Лиза замахала руками, отгоняя клубы дыма, потом встала и открыла окно.

— Тебе следует меньше курить, — укоризненно заметила она. — Каждый день, приходя домой, я вынуждена стирать одежду из-за того, что она вся провонялась дымом, как будто мы весь день сидели в трактире.

Буковски ухмыльнулся.

— А я был бы не против. Когда-то я хотел быть трактирщиком, но, к сожалению, не могу подолгу стоять.

Лиза скривила губы.

— Так почему брата Рейнгарда выставили на всеобщее обозрение, после того как убили?

Буковски закурил сигарету.

— Первый удар пришелся на отца Иоганна. Его, вероятно, убили, чтобы получить ключ от церкви. Убийцы были осторожны, так как не хотели поднимать шум. Брата Рейнгарда, как ты выразилась, выставили на обозрение. Я думаю, его смерть должны были воспринять как предупреждение. А пономарю просто не повезло.

Лиза задумчиво смотрела на площадь Марсплац. По ней сновало множество людей, направлявшихся в близлежащую клинику.

— Твоя теория так себе, если честно, — ответила она. — Хороший взломщик открыл бы отмычкой замок задней двери церкви в Висе за считанные секунды. И кому нужно было передавать предостережение с помощью смерти брата Рейнгарда? Я не понимаю этого.

Буковски глубоко затянулся, откинулся на спинку кресла и выпустил дым через нос.

— Ладно, замок в церкви не представлял особой сложности для профессионалов, — согласился Буковски с возражением Лизы. — Возможно, священник знал нечто такое, что было важно для него или преступников; либо никто не должен был узнать, что в церковь проникли воры…

— Но… тогда придется забыть об обычных церковных ворах, — добавила Лиза.

Буковски уважительно кивнул.

— Ты умная девочка, — заметил он. — Наверное, нужно было еще раз осмотреть церковь. В хороших детективах в каждой церкви есть потайной ход или тайное убежище. Может быть, мы что-то просмотрели.

Лиза Герман язвительно улыбнулась.

— Криминалисты облазили все, после чего наши люди еще раз осмотрели место преступления, а ты теперь говоришь, что, возможно, найдешь нечто, чего не смогли обнаружить специалисты? Не классический ли это случай самонадеянности, уважаемый коллега?

— Они искали в первую очередь улики, — сухо ответил Буковски. — Кроме того, мы не задали правильных вопросов привратнику и его жене. Возможно, священник заказал небольшую перепланировку, когда принимал церковь.

Зазвонил телефон. Буковски выпрямился и снял трубку. После краткой беседы он повесил трубку и встал. Лиза посмотрела на него с любопытством.

— Наши коллеги нашли пастуха, который кое-что заметил ночью накануне проникновения в церковь.

— Что он заметил?

— Садись за руль, я расскажу тебе это по дороге.

— Куда?

— В Штайнгаден, — ответил Буковски. — Или тебя не интересует, что хочет рассказать пастух?

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Несмотря на невыносимую дневную жару, на мужчине был темный костюм. Запонка на воротничке была застегнута, и галстук цвета бордо располагался точно по центру. Незнакомец появился незадолго до ужина в сопровождении офицера полиции, неся под мышкой черную кожаную сумку, которую он прижимал к телу, как будто там были спрятаны драгоценности английской королевы. Он немногословно осведомился о профессоре Рафуле. Том дал ему понять, что не видел Хаима Рафуля уже несколько дней и раскопками на месте руководит профессор Джонатан Хоук.

— Тогда отведите нас к нему! — распорядился полицейский. Том повел их в большую палатку, в которой археологи обычно обсуждали свои дела, и принялся за поиски профессора. Он обнаружил его вместе с Аароном Шиллингом на втором участке раскопок.

— Полицейский и чиновник? — задумчиво спросил Хоук, когда Том вел его к посетителям. — Они сказали, чего хотят?

Том покачал головой.

— Ни единого слова.

Хоук еще раз огляделся, прежде чем войти в палатку.

Мужчина в костюме стоял перед большим столом, на котором лежал аэрофотоснимок места раскопок. Он обернулся и бросил на Хоука пренебрежительный взгляд.

— Вы руководите раскопками? — спросил он.

Хоук кивнул.

— Да, чего вы хотите?

— Меня зовут Биньямин Яссау. Я здесь по поручению Государственной службы древностей. Мне приказано разобраться, насколько соблюдаются правила безопасности на этих раскопках. Я слышал, у вас произошел несчастный случай?

Хоук кивнул.

— Мы должны провести расследование по этому случаю, — продолжал Яссау. — Как я слышал, он был не единственным.

— Послушайте, господин Яссар… — начал Джонатан Хоук.

— Яссау, Биньямин Яссау.

— Хорошо, господин Яссау, — исправился Хоук. — У нас произошел несчастный случай, так как опалубочный щит по непонятным причинам не выдержал давления. Двое моих людей были ранены. Несмотря на это, я уверяю вас, что мы придаем большое значение безопасности наших работников и никто не заходит в район раскопок, если мы не можем гарантировать его безопасность.

— Однако несчастный случай все же произошел, — возразил чиновник.

— Да, черт побери! — рассерженно ответил Джонатан Хоук. — Мы сами не понимаем, как такое могло случиться.

— Вероятно, ваших мер предосторожности все же недостаточно. Мы бы предпочли проверить район раскопок. А пока вам придется остановить работы. Таковы правила.

Лицо Хоука побагровело от гнева, но он решил оставить язвительное замечание при себе. Манеры этого человека, его оценивающие взгляды и неодобрительный тон выводили Хоука из себя. Он сделал глубокий вдох. И хотя слова Яссау заслуживали упрека, он знал, что лишь попусту потратит время.

Этот человек был чиновником, и его манера держаться говорила о том, что он считает правила и полученный им приказ велением Господа. Ничто не заставит его отказаться от проведения расследования.

— Pessima tempora plurimae leges, — вздохнул Хоук и отодвинул полог входа в палатку.

 

13

Монастырь францисканцев-флагеллатов в Старом городе Иерусалима…

— Естественно, здесь говорят о раскопках у горы Елеонской в отроге долины Кидрона, — объяснил отец Филиппо. — Уже давно предполагали, что вблизи могил в пещерах можно обнаружить многочисленные артефакты времен римского владычества. Но до меня дошла информация, что там нашли место погребения христианского рыцаря. До сих пор это официально еще не подтвердилось, но кое-какие слухи ходят. Иерусалим — это большая деревня.

— Рим беспокоится, — заметил отец Леонардо. — То есть этот профессор Рафуль якобы ищет доказательства, которые могли бы потрясти оплот церкви. Кстати, почему он так неразумно упорствует?

Отец Филиппо сочувственно улыбнулся.

— Хаим Рафуль — ослепленный и ожесточенный старик. Он винит курию в смерти своих родителей, которые не пережили холокост. Его семья вместе с группой еврейских сограждан скрылась от нацистов в церкви, но тогдашний епископ выдал их всех. Они были убиты в нацистском лагере. Он единственный остался в живых.

— Это было в другие времена, — возразил отец Леонардо. — Тогда тьма покрывала землю. В фашистской Германии церковные приходы оказались под чудовищным давлением. Я не думаю, что двери церкви могли остановить гитлеровских палачей. Некоторые священники и епископы шли на сотрудничество с режимом, чтобы самим избежать уничтожения.

Отец Филиппо махнул рукой.

— Он не рассматривает ситуацию в целом — с его точки зрения, церковь виновата в смерти его семьи. Он не признает ничего другого.

Отец Леонардо встал и посмотрел в окошко, выходящее на улицу у Новых ворот. Группа японских туристов, вооруженных фотоаппаратами, шла вдоль дороги. Они ненадолго остановились, принялись рассматривать и фотографировать монастырь, окрестности и Новые ворота, а затем продолжили путь и исчезли за следующим поворотом.

— Кардинал-префект хочет, чтобы некоторые ученые из нашего института смогли принять участие в раскопках, — вздохнул отец Леонардо. — Курия придает этим раскопкам очень большое значение и хочет получать информацию о том, как идут работы у подножия горы Елеонской.

— Я знаю, — ответил отец Филиппо.

— Вы бы могли помочь мне?

— Ситуация усложнилась, — возразил его собеседник. — После аннексии Восточного Иерусалима Израилем и защищающей руки Америки над этим государственным образованием влияние церкви на муниципалитет ослабело. Но некоторые средства и пути все же имеются. Прежде всего, я думаю, можно использовать Государственную службу древностей, которая выдает разрешения и наблюдает за всеми раскопками в Иерусалиме и вокруг него. Хранитель заранее позаботился о том, чтобы иметь возможность пустить в ход свое влияние. Сегодня вечером, после богослужения, у нас запланирована встреча с высокопоставленным чиновником, которому мы изложим свои пожелания.

— Уже сегодня вечером?

— Время не терпит, — напомнил отец Филиппо. — Очевидно, профессор обнаружил нечто очень важное, что подтверждает его теории, и он не станет долго выжидать, прежде чем познакомить со своей находкой общественность!

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Заходящее солнце посылало свои жаркие лучи на землю. Чиновник из израильского министерства древностей все еще был занят исследованием второго района раскопок. По крайней мере, он больше не настаивал на том, чтобы работа на трех других участках была приостановлена — после того как он лично убедился, что там выполняются все правила техники безопасности.

Тем временем возле гидролотка освободили несколько стен фундамента высотой по колено и нашли кафельные плитки, что позволило определить строение как римскую баню.

— Если предположить, что вход был здесь, тогда там находится apodyterium, — заявил Мошав, указывая на часть стены. — Здесь располагался tepidarium, и тогда caldarium мог бы размещаться дальше, позади них. Копать осталось совсем немного.

— Немного — это хорошо сказано, — заметил Жан Коломбар. — Почти треть здания все еще лежит под завалом. И Аарону придется доставать огромное количество древесины.

— Давайте продолжим завтра утром, — предложил Том и зевнул. — Сегодня я устал как собака. Кроме того, я хочу есть.

— Наверное, тебе стоило бы хоть одну ночь поспать, — лукаво заметил Мошав.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Спроси у Яары, почему тебе нет покоя ночью.

Том ущипнул Мошава ниже спины, и тот громко вскрикнул.

Джонатан Хоук пришел из палаточного городка, размеренно шагая по пыльной дороге. Они с Джиной ездили в музей Рокфеллера, чтобы поговорить с Хаимом Рафулем и сообщить ему о расследовании и несчастном случае. Он много раз за сегодняшний день пробовал дозвониться до Рафуля, но его попытки ни к чему не привели.

— Вы его нашли? — спросил Том с ходу.

Джонатан Хоук покачал головой.

— Его никто не видел уже два дня. Джина вне себя. Саркофаг, труп рыцаря, его вооружение — все это на месте и хранится как должно, нет только амфоры и украшения. Хаим определенно взял их с собой.

— Наверное, он спрятался где-нибудь и готовит свой великий выход, — предположил Мошав.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво ответил Джонатан. — Только странно, что никто не знает, где он. В Тель-Авиве о нем вообще ничего не слышали.

— А где Джина? — спросил Том.

— Осталась в городе, — ответил Джонатан Хоук. — Хотела еще кое-что купить.

Жан Коломбар указал на яму.

— Я знаю, это уже почти не важно, но нам нужно больше материала. Мы должны расширить раскоп еще на несколько метров. Стены лежат на глубине в два метра. Я думаю, Аарон должен обеспечить нас стройматериалами, чтобы мы смогли завтра приступить к работе.

Джонатан повернул голову и посмотрел на вторую яму, где Аарон и чиновник из министерства древностей все еще были заняты расследованием.

— Я надеюсь, Аарон найдет для этого время. Этот Яссау очень педантичен. Расследование может продолжаться довольно долго, а через несколько часов начнет темнеть.

— Господи, — запротестовал Жан Коломбар. — То, что произошло, уже произошло. Аарон ни в чем не виноват. Мы все знаем, что можем на него положиться. Это определенно была просто досадная случайность.

— Скажи это Яссау, а не мне, — ответил Джонатан Хоук. — Увидимся за ужином.

Йер, французская Ривьера, площадь Массийона…

Он тяжело дышал. На подъем ушло много сил, и он чувствовал, как отяжелели ноги. Уже много лет он не занимался спортом, и это было прекрасно видно по его животику. Кардинал Боргезе был одет в темные брюки, клетчатую летнюю рубашку и соломенную шляпу. Никто не принял бы его в этом наряде за высокопоставленного деятеля католической церкви.

— Сегодня очень жарко, мой дорогой Пьер, — вздохнул кардинал Боргезе.

На его провожатом, Пьере Бенуа, были легкие бежевые летние брюки и белая рубашка. На голове у него тоже красовалась соломенная шляпа, которая должна была защищать его от лучей горячего солнца южного побережья Франции.

— Тогда давайте немного отдохнем, — предложил Бенуа и указал на одно из многочисленных уличных кафе, выставивших стулья и большие зонтики от солнца перед церковью тамплиеров.

— Хорошая идея, — согласился Боргезе и стал искать свободное место под одним из зонтов.

Когда они уселись, появилась молодая официантка, на которой был топик, открывающий живот. Боргезе принялся рассматривать ее. Бенуа наблюдал за Боргезе, который театрально заказал капучино.

— Молодая плоть дразнит стариков, — произнес он после того, как заказал стакан воды, и девушка исчезла в одном из близлежащих кафе.

Кардинал Боргезе улыбнулся.

— О нет, мой дорогой Пьер, — пошутил он. — Воздержание — вот моя заповедь, уже много лет. Меня только удивляет, как свободно себя чувствует нынешняя молодежь.

— Свобода — это одно, но меня больше беспокоит то, что наша молодежь все чаще отказывается от наших ценностей.

Официантка вернулась с подносом. Приветливо улыбаясь, она расставила заказ на столе.

— Единственный порок, которому я поддался, — это красная лакировка и энергичное гудение моей машины.

— Ты снова приехал сюда на спортивном автомобиле, несмотря на долгий путь?

Кардинал Боргезе улыбнулся.

— И получил удовольствие.

Пьер Бенуа посмотрел на полукруглую башню церкви тамплиеров.

— Последние следы крупного союза, о котором говорят, что его члены отдали жизнь за веру и Бога, — заметил он.

— Союз воинов, которые не считали нужным обороняться от упадка и распространения язычества в мире и в конце концов потеряли даже своих лидеров и предались пороку. Да и разве могло быть иначе? Тогда, тысячу лет назад…

Кардинал Боргезе сделал глоток из чашки. Потом причмокнул и скривил губы.

— Горький, горький и слабый. Сливки из реторты. Ужасно. Вы, французы, никогда не научитесь готовить хороший капучино.

— И что же вас не устроило в нем, дорогой друг? — спросил Бенуа.

— Капучино должен быть крепким, но не горьким. В нем должен чувствоваться привкус какао, а кофе должен соединяться с воздушной молочной пеной, чтобы возникла композиция из сильного аромата в сочетании с естественностью молока и запахом морского воздуха — вот как мы, итальянцы, пьем капучино. Мы не убиваем его искусственными сливками и не наливаем чашку до краев.

— Тогда вам, наверное, стоило выбрать другой напиток, — заметил Бенуа. — Французский кофе все равно другой.

— Ну ладно, дорогой друг, — сказал Боргезе. — Как обстоят дела в Иерусалиме?

Бенуа наклонился к столу.

— Дела постепенно движутся, — прошептал он. — Мы настроены оптимистично.

— Рад слышать. Израиль — это расколотая страна, а Иерусалим — бочка с порохом, которая может взорваться в любую минуту.

— Что бы сказал Иисус, если бы воскрес там сегодня? — задумчиво произнес Пьер Бенуа. — Галилею, страну его отцов, разъедает гражданская война. Христиан изгнали, и приверженцы ислама готовят оттуда нападения на Израиль. Каждый день там умирают люди. Женщины и дети, невинные и виновные.

— Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был.

— Цитаты, к сожалению, помогают нам мало. Безбожные времена давно уже наступили. А Господь никак не подаст нам знак.

Кардинал Боргезе отодвинул свою кофейную чашку.

— Вы правы, дорогой друг. Вы правы. Но теперь я хочу посетить дом Божий и помолиться. Хотите ли вы пойти со мной?

Пьер Бенуа сунул банкноту под стакан и встал.

— Давайте же помолимся вместе. Каждый голос, звучащий в молитве, приводит к тому, что Бог услышит всех.

— Нельзя отдавать Иерусалим — никогда, — заявил кардинал и последовал за Пьером Бенуа к церкви.

Иерусалим, улица Бен-Иегуда…

Ей хотелось наконец-то снова почувствовать себя женщиной. Именно по этой причине Джина рассталась с Джонатаном Хоуком после совместного посещения музея Рокфеллера и окунулась в сутолоку улицы Бен-Иегуда, пешеходной зоны Иерусалима, перед западными воротами Старого города. Здесь Иерусалим ничем не отличался от других городов. Глядя на его магазинчики, бары и кафе, можно было на несколько минут забыть о том, на какой пороховой бочке сидят жители Иерусалима.

Джина накупила товаров в трех магазинах: зубная паста, мыло, другие бытовые мелочи. А потом зашла в один из многочисленных магазинов, торгующих парфюмерией, чтобы поискать там аромат, который ей подошел бы. В результате она приобрела «Феминин» от «Дольче и Габбана». Она представила себе, что будет наконец вновь пахнуть так, как должна пахнуть женщина, а не вонять потом от тяжелой работы под палящим солнцем. Приобретя флакон, она пустилась в обратный путь. Неподалеку от немецкого хосписа Джина зашла в кафе.

Она огляделась. Улица была полна людей. Джина выпила эспрессо и посмотрела на часы. Пора уже было поискать такси в стороне от многолюдной пешеходной зоны. Завтра ей предстоит еще один утомительный день. Она встала и неторопливо пошла в направлении улицы Кинг Джордж, свернула на улицу Бен-Гиллель и направилась к Парку независимости. Когда она свернула еще раз, краем глаза заметила привлекательного мужчину высокого роста, лет тридцати пяти, который следовал за ней на некотором расстоянии. Лицо его было смуглым, а волосы совершенно черными. Он может оказаться итальянцем, подумала она.

Джина уже давно не была с мужчиной. И, честно говоря, этот парень точно в ее вкусе. Она бросила на мужчину еще один мечтательный взгляд, прежде чем свернуть за угол.

Когда Джина пересекла парк, суета улицы Бен-Иегуда осталась далеко позади. На улице Давид-Гамелех она наверняка найдет такси.

 

14

Штайнгаден в районе Пфаффенвинкель…

Фронрафтен — так называлась деревушка в общине Штайнгаден: несколько домов и отдельные утопающие в зелени усадьбы. Штефан Буковски объявился там сразу после полудня, чтобы встретиться на лугу за околицей с пастухом Алоизом Хиглем.

— Поезжайте прямо, по направлению к Шобермюле, — сказал Хигль по телефону. — Там, где будут овцы, найдете и меня.

Лиза вела темный BMW и делала пятую попытку найти нужную дорогу, ведущую к Шобермюле.

Она бросила замученный взгляд на Буковски, который сидел рядом с ней на месте пассажира и почти что спал с открытыми глазами.

— Надо было подробнее расспросить дорогу, — обиженно проворчала она.

— Просто нужно было правильно свернуть, — возразил Буковски и выглянул в окно. Мимо пролетали луга и поля.

— Мы не туда едем, — прошипела Лиза. Узкая дорога перешла в проселочную грунтовку.

— Поезжай дальше! — приказал Буковски.

Лиза покачала головой и нажала на педаль газа. BMW рванулся вперед. Они въехали в небольшой лесок, который закончился уже через несколько сотен метров. На показавшемся за ним лугу паслись несколько коров.

— Позвони ему еще раз, — попросила девушка.

Буковски ткнул указательным пальцем в противоположную сторону дороги, у которой стояло несколько десятков овец.

— Ну, что я тебе говорил? — прорычал он. — Сверни направо.

— Но я же не могу останавливаться посреди дороги, — возразила Лиза.

— Тогда выпусти меня, — ответил Буковски.

Лиза так резко затормозила, что Буковски основательно тряхнуло.

— Пожалуйста, господин начальник! — Как только он вышел, она резко тронулась с места и умчалась прочь.

Буковски покачал головой.

— Ох уж эта нынешняя молодежь… — раздался голос у него за спиной. — Им лишь бы пошуметь.

Буковски обернулся. У обочины стоял пастух и смотрел вслед машине. У его ног лежала большая черная собака, сторожившая овец.

— Она ищет стоянку, — объяснил Буковски.

— Ближайшая — возле дороги В17, в нескольких километрах отсюда, — ответил пастух. — Вы господин Буковски?

Буковски кивнул.

— Господин Хигль, если не ошибаюсь.

— Правильно. Вы хотите услышать, что я видел в ночь на четверг вблизи церкви в Висе?

— Именно для этого я и приехал.

— И куда катится мир? — вопросил пастух. — Нынче преступники уже и в церкви врываются. В пропасть он катится, в пропасть и разгильдяйство…

— Вы заметили машину, — прервал Буковски этот словесный поток.

— Точно, — подтвердил пастух. — Я был с овцами на лугу. Это к востоку от Виса. Уже стемнело, когда я совершал обход и увидел, что посреди дороги стоит машина, а внутри никого нет.

— Может, вы знаете, что это была за машина?

Пастух сунул руку в нагрудный карман синего комбинезона.

— Секунду, — сказал Хигль. — Цифры я запоминаю плохо, но я их записал. Это был черный «мерседес». Дорогая машина. Номерные знаки были желтого цвета. Не немецкие.

— Желтого цвета?

— А, вот оно. Номера такие: 347 HG 13. Желтый фон. У меня с собой был фонарь. Должно быть, машина из Франции. По крайней мере, рядом с номером стояла F.

— Франция, — задумчиво повторил Буковски. — Вы в этом уверены?

— Абсолютно, — ответил Хигль. — Мне уже шестьдесят четыре, но я еще неплохо вижу. Кроме того, машина показалась мне странной, поэтому я и записал номер. На всякий случай.

— Это хорошо; а когда именно вы видели машину?

— Дважды, — ответил Хигль. — Первый раз около десяти, второй — на час позже. Утром ее уже не было.

— Когда именно?

— Часов в восемь.

— Я бы хотел осмотреть то место, где стояла машина, — продолжал Буковски. — Возможно, у вас найдется время показать нам место?

Хигль указал на овец.

— Один час они обойдутся и без меня. Но у меня нет машины.

— Мы возьмем вас с собой.

К ним подбежала Лиза Герман. Она вытерла пот со лба.

— Черт побери, мне пришлось доехать почти до конца дороги, чтобы припарковаться, — простонала она.

— Можешь снова забрать машину, — ответил Буковски. — Мы закончили.

Краска гнева залила лицо Лизы.

Иерусалим, к востоку от Храмовой горы…

Декан Еруд любезно улыбнулся и пожал руку Джонатану Хоуку. Изумление Хоука, вызванное совершенно неожиданным посещением ночного гостя, скрыть было невозможно.

— Я не знал…

— Да-да, — кивнул декан и указал на своего спутника. — Это отец Филиппо. Он тоже археолог и охотно посмотрел бы наши раскопки. Нам сообщили о его приезде из министерства древностей, но я не смог найти профессора Рафуля.

Джонатан Хоук предложил обоим посетителям сесть. Отец Филиппо с любопытством оглядел вместительную палатку.

— Мы тоже не знаем, где находится профессор Рафуль. Прошло уже два дня, как он исчез с лица земли.

Декан Еруд кивнул.

— С ним такое бывает. Он человек своеобразный, но очень хороший ученый. Хотя он не был бы обрадован вашим присутствием, почтенный отче.

Отец Филиппо махнул рукой.

— Я знаю его предубежденность в отношении Рима. Но я прибыл сюда не как представитель церкви, а как ученый и исследователь древностей, такой же, как вы. И у меня к вам личная просьба — не могли бы вы рассказать мне о ходе раскопок? Я слышал, вы нашли могилу крестоносца?

Хоук улыбнулся.

— Крестоносца начала одиннадцатого столетия. Его звали Рено де Сент-Арман. К настоящему моменту моя коллега установила его связь с французской дворянской фамилией из Отфора. Он был членом ордена тамплиеров и принимал участие в Первом крестовом походе. Вероятно, он даже являлся одним из первых девяти тамплиеров, которые собрались вокруг Гуго де Пейена. В отличие от многих своих соратников, он остался в Святой земле.

— Звучит в высшей степени увлекательно, — заметил священник. — Я слышал, саркофаг отвезли в музей Рокфеллера?

Хоук кивнул.

— Профессор Хаим Рафуль хотел обеспечить дальнейшее исследование этой случайной находки. Мы продолжаем работу над освобождением римского гарнизона времен Иисуса Христа.

— Наследие римлян в этой стране обширно, — ответил священник. — Однако так хорошо сохранившегося крестоносца здесь еще не находили. Поскольку моя научная работа посвящена институту крестоносцев и Рим дал мне возможность полностью посвятить себя исследованию, то, естественно, для меня было бы очень важно участвовать в вашей работе. Причем я прекрасно понимаю, что раскопки проводит университет Бар-Илан, а не Французский институт археологии или министерство древностей. Тем не менее я хотел бы просить вас не отказать мне в просьбе.

Хоук вспомнил слова Рафуля о церкви и раскопках возле Хирбет-Кумрана.

— Я здесь всего лишь выполняю функции научного руководителя раскопок, — дипломатично возразил он. — Хаим Рафуль — руководитель-организатор, и вам стоит обсудить это с ним.

Декан Еруд успокаивающе поднял руки.

— Мой дорогой господин Хоук, университет Бар-Илан — это дом знаний, а не стремление сделать из всего тайну. Вы можете спокойно предоставить мне решить все с профессором Рафулем. Он будет скрипеть зубами, но в результате согласится с моим решением. В конце концов, отец Филиппо — наш коллега и мы друг другу не конкуренты. Впрочем, это было бы даже хорошо.

Хоук пожал плечами.

— По мне, так отец Филиппо может принимать участие в наших раскопках. Нам пригодится любая помощь — впрочем, у каждой команды есть свое конкретное задание.

Отец Филиппо улыбнулся.

— Я буду выполнять все ваши распоряжения, профессор Хоук. Для меня это не проблема.

— Тогда добро пожаловать в команду, — ответил Джонатан Хоук.

Иерусалим, монастырь флагеллатов, у Новых ворот…

Отец Леонардо откинулся на спинку удобного кресла и прижал к уху телефонную трубку.

— Все идет гладко, к нашему удовольствию, Ваше Высокопреосвященство, — заявил он с самодовольной улыбкой.

— Но до моих ушей дошли совершенно другие сведения, — возразил кардинал-префект. — Как я слышал, профессор скрылся.

Улыбка исчезла с лица отца Леонардо. Ее место заняло изумление. Впрочем, он никому не позволит заметить это. Откуда кардинал-префект узнал, что Хаим Рафуль исчез?

— Я… Отец Филиппо с этой минуты принимает участие в работе раскопок, — поторопился сообщить отец Леонардо. — Несомненно, профессор скоро снова появится. Это только вопрос времени.

— День Страшного суда — тоже только вопрос времени, — ехидно заметил кардинал-префект. — Я хочу знать, где Рафуль находится и над чем работает. Должно быть, в саркофаге обнаружили нечто такое, что крайне важно для Рафуля и может нанести непоправимый вред нашей церкви. Рафуля нужно немедленно найти, вы меня поняли?

Отец Леонардо провел рукой по горлу. Несмотря на то что в верхних помещениях монастыря царила прохлада, лоб его был раскален. Капля пота стекла по шее.

— Я немедленно позабочусь об этом, Ваше Высокопреосвященство, — ответил он.

— Вы постоянно обо всем заботитесь, и тем не менее всегда стоите передо мной с пустыми руками, — грубо одернул его кардинал-префект. — Я должен иметь возможность полагаться на своих сотрудников. Церковь не может позволить себе продолжать терять верующих. Я хочу, чтобы вы предприняли все, что в вашей власти, — вы должны обнаружить профессора и разузнать, какие козыри у него на руках. Надеюсь, вы меня поняли раз и навсегда.

Настойчивость в словах кардинал-префекта нельзя было проигнорировать.

— Уверяю вас, ваше высокопреосвященство, я сделаю все, что в моих силах, и разберусь с этим делом.

— Очень на это надеюсь, — закончил беседу кардинал-префект.

Отец Леонардо еще довольно долго сидел в кресле и размышлял. Как он сможет найти исчезнувшего профессора в чужой для него стране? Придется ему поломать голову.

Штайнгаден, недалеко от церкви в Висе…

— Уже так поздно!.. Плакал мой свободный вечерок, — рассердился на Буковски его коллега из отдела криминалистики.

— Делу время, а потехе час, — возразил Буковски и достал сигарету.

Коллега Буковски жалобно скривился, схватил свой чемоданчик и исчез за полосатой бело-красной оградительной лентой.

Пастух сразу нашел то место, на котором он видел машину в ночь убийства. И действительно, благодаря сухой погоде последних дней на дороге остались следы шин автомобиля. После того как Буковски поверхностно осмотрел их, он поручил Лизе вызвать криминалистов и оперативников в небольшой лес почти в километре от церкви.

Прежде чем Лиза отвезла пастуха назад к его овцам, тот рассказал, что в лесу есть тропа, которая оканчивается на дальнем лугу в непосредственной близости от церкви. Вероятно, преступники воспользовались ею во время бегства. Буковски надеялся, что поисковые собаки смогут взять след. Может, им даже удастся обнаружить пару следов, улику, орудие преступления или еще что-нибудь, что приведет Буковски к преступнику.

Еще три часа будет светло, после чего солнце исчезнет за холмами.

Буковски стоял в стороне и наблюдал за бурной деятельностью коллег. Лиза Герман доставила пастуха к его овцам и снова вернулась.

— Номера нужно проверить через Европол, — сказала она. — Две последние цифры…

— Я знаю, они означают департамент Буш-дю-Рон на юге Франции, — закончил за нее Буковски. — Я несколько раз ездил туда отдыхать.

К Буковски подошел полицейский с овчаркой. В руках он держал маленький полиэтиленовый пакет.

— Мы нашли это меньше чем в сотне метров отсюда, рядом с тропинкой, в кустарнике, — заявил полицейский.

Буковски взял у него пакет. Лиза подошла к Буковски и смотрела ему через плечо, когда он поднял пакет повыше.

— Конфетная обертка, — заметила Лиза.

— Да, — ответил Буковски.

— Может, она лежит здесь уже некоторое время, — предположила Лиза.

Буковски покачал головой. Он поднял пакет так, что тот оказался против солнца.

— Sucreries, Le Mule, — прочитал он. — Сладости с мельницы.

— По-французски? — пробормотала Лиза.

— Однозначно, — заявил Буковски. — Отдай это криминалистам.

 

15

Где-то на юге Иерусалима…

Она очнулась от милостивого обморока. На глазах у нее лежало красноватое покрывало. Ее запястья, ноги, все тело — всюду только безжалостная боль. Она была обнажена. Они сорвали с нее одежду, прежде чем начать пытать.

— Говори же! — прикрикнул на нее темноволосый. — Говори, и смерть твоя будет быстрой.

Джина застонала. Лицо горело огнем. Волна боли снова пробежала по телу, когда темноволосый ударил ее кулаком.

— Ради Бога, пусть все закончится, — простонала Джина. Происходящее казалось ей ночным кошмаром. Ноги подкосились, но она не упала, а боль в запястьях только усилилась. Она снова застонала от боли.

— Я… я не знаю… — прошептала она. — Я… я… я не знаю.

Она несколько раз повторила это, прежде чем темноволосый дал ей пощечину.

— Говори то, что мы хотим знать, — тихо, почти нежно прошипел темноволосый. — Зачем ты подвергаешь себя лишним мукам? Неужели оно того стоит?

— Я… я не знаю… — снова слетело с губ Джины.

Темноволосый обернулся и посмотрел на второго человека в помещении. Джина прищурилась, но как она ни старалась, фигура в другом конце комнаты оставалась темной тенью. Она направила взгляд в потолок. Должно быть, когда-то здесь находился завод. Но почему они так с ней поступают? Она поняла: час ее смерти близок. Снова на ее тело обрушился град ударов.

— Ты, жалкая шлюха! — как безумный, закричал темноволосый. — Открой свою пасть!

Он схватил ее за щеки и притянул к себе, после чего плюнул ей в лицо.

— Прекрасно, — наконец решительно произнес он. — Ты сама напросилась.

Перед ее глазами появилась его вторая рука. Она увидела, как сверкнул металл, отражая свет. Она закричала, ощутив острую боль в верхней части туловища. Боль лишала ее разума. Она продолжала кричать, но темноволосый зажал ей рукой рот. Она потеряла сознание, и боль исчезла в милостивом обмороке.

Монастырь Этталь, Верхняя Бавария…

Лиза Герман рано отправилась в путь к монастырю в маленьком и уютном местечке Этталь, расположенном менее чем в десяти километрах от Гармиш-Партенкирхена. Ее сопровождал полицейский художник. У Буковски опять было что-то на уме, и он не хотел разбираться со словами монаха, который, возможно, видел убийцу брата Рейнгарда и так путано говорил во время первого допроса.

— Поезжай-ка в монастырь одна, — заявил ей Буковски. — Ты явно гораздо лучше справляешься с сумасшедшими, чем я.

Скрипя зубами, Лиза села в машину. Интересно, что же задумал старик, спрашивала она себя во время поездки. Буковски предпочитал держать информацию и все идеи при себе, а ей это категорически не нравилось.

В конце концов, сейчас полицейские работают в команде. А хорошая коллективная работа возможна только при том условии, если каждый член команды в курсе всех деталей. Впрочем, Буковски — полицейский старой закалки, и происшедшие перемены, по-видимому, никак его не затронули. И надо же такому случиться, что именно он стал ее шефом!

Лизу и художника провели во вместительный офис в административном здании огромного монастыря, где она стала с нетерпением ждать появления аббата, предаваясь размышлениям. Когда дверь открылась и аббат в сопровождении брата Франциска вошел в помещение, Лиза встала и покосилась на свои часы.

— Вы должны извинить нас, — поприветствовал их аббат, протягивая руку. — Сейчас у меня появилось столько забот. Нужно составить планы на будущий учебный год, скоро наши ученики вернутся с каникул в интернат. Сегодня даже духовному лицу приходится заниматься столь многими светскими делами, что на остальное почти не остается времени.

Лиза кивнула.

— Я понимаю. У вас огромный монастырь.

— Да, школа, интернат, собственная пивоварня и гостиница. И помимо этого — еще и суета вокруг жестокого преступления по отношению к нашему брату. Почти каждый день мне звонят родители наших воспитанников — они беспокоятся и хотят знать, в безопасности ли их дети за стенами монастыря. Поэтому мы очень заинтересованы в скорейшем раскрытии преступления.

— К сожалению, у нас до сих пор нет горячего следа, — призналась Лиза. — Поэтому важно, чтобы брат Франциск как можно больше вспомнил о том человеке, которого он видел в ночь убийства перед комнатой жертвы. Наш художник нарисует фоторобот. И чем больше брат сможет вспомнить, тем выше наши шансы установить личность этого человека.

Аббат кивнул.

— Я объяснил это брату Франциску. Я долго говорил с ним. Но вы должны отнестись к нему с пониманием. Он все еще напуган и думает, что видел самого нечистого. Кроме того, я уже говорил вам о его болезни.

Все это время брат Франциск стоял в тени аббата, опустив голову и молитвенно сложив руки.

— Брат Франциск, — мягко произнес аббат и подвинул монаху стул рядом с художником. — Воля Господня также и в том, что грешники раскаиваются в своих поступках еще при жизни. Итак, брат, вспомни ночь убийства. Вспомни о мужчине, которого ты видел. Помоги полицейским, насколько это в твоих силах.

И аббат погладил брата Франциска по щеке.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

— Ее здесь нет, — удивленно заметила Яара. — Я всюду ее искала. Ни в палатке, ни возле раскопок. Никто не видел ее сегодня утром, а постель ее не тронута. Она, очевидно, вообще не вернулась из города. Джонатан Хоук поднял брови.

— Она просто хотела еще кое-что купить и вернуться на такси.

— А если с ней что-нибудь случилось?

Том пожал плечами.

— Я тоже считаю, что нам следует сообщить в полицию. Мы все знаем Джину. Она замужем за своей работой. Это совершенно на нее не похоже.

— Возможно, она с кем-нибудь познакомилась, — возразил Жан Коломбар. — Любовное приключение. В конце концов, она женщина.

Мошав бросил на него неодобрительный взгляд.

— Джина — археолог и только потом женщина. Даже если бы она с кем-то познакомилась, она, по крайней мере, явилась бы на работу вовремя. Я тоже думаю, что надо сообщить в полицию.

Джонатан Хоук тяжело вздохнул.

— Пожалуй, нам не остается другого выбора.

В этот момент в палатку вошел отец Филиппо. Он огляделся и увидел огорченные лица мужчин и женщин. Завтрак был давно закончен, и рабочие покинули палатку, чтобы снова приступить к раскопкам. Остались только профессор и его команда.

— Надеюсь, не помешал, — сказал отец Филиппо, остановившись перед столом. Хоук встал со скамьи и протянул ему руку.

— У нас пропала одна из сотрудниц, — объяснил он. — Вчера она ушла в город и до сих пор не вернулась.

Священник нахмурился.

— У нее нет знакомых в городе?

Джонатан Хоук покачал головой.

— Вы уже сообщили в полицию?

— Мы как раз обдумывали это, — ответил Жан Коломбар.

— Иерусалим — это Молох, — объяснил священник. — В течение дня улицы Иерусалима полны туристов, однако ночью он превращается в болото. Этот город опасен. А мир, якобы царящий здесь, весьма обманчив. Звоните в полицию. Будет лучше, если ее начнут искать.

Хоук кивнул и сунул руку в карман пиджака. С мобильным телефоном он вышел на улицу.

Отец Филиппо смотрел вслед профессору, пока тот не покинул палатку. Тогда он обернулся к оставшимся за столом.

— Сейчас, наверное, не совсем подходящий момент, но я хотел бы представиться вам. Я отец Филиппо из монастыря францисканцев в Иерусалиме. Декан университета Бар-Илан позволил мне немного осмотреться здесь. Жаль, что профессор Рафуль уже увез саркофаг с телом крестоносца. Я очень им заинтересовался, но, к сожалению, посмотреть на крестоносца мне, похоже, сейчас не удастся. Он ведь все еще находится на хранении у профессора Рафуля?

— Профессор Рафуль тоже исчез несколько дней назад, — ответил Жан Коломбар. Яара неодобрительно покосилась на коллегу.

Коломбар пожал плечами.

— Что ж я могу поделать, если так оно и есть. Профессора и след простыл после того, как мы нашли то, что он хотел найти.

— Жан! — резко оборвал его Том.

Жан Коломбар надулся и потянулся к кофейной чашке.

— Извините, — попытался разрядить ситуацию отец Филиппо. — Я не хотел показаться бестактным.

Том указал на свободное место за столом. Отец Филиппо благодарно кивнул и присоединился к маленькой группе.

— Я — Том Штайн, это Жан Коломбар, Яара Шоам и Мошав Ливни. Мы принадлежим к команде профессора Хоука.

— Я в курсе, я узнал это, прежде чем прийти к вам, — ответил отец Филиппо. — Доктор Шоам, вероятно, вы меня не помните, но мы встречались год назад на итальянском факультете археологии и истории церкви в Риме. И вас, господин Штайн, я тоже немного знаю. Это уже четвертые крупные раскопки, на которых вы присутствуете как инженер.

— Он действительно многое знает о нас, — заметил Мошав.

— Я прочитал вашу подборку документов о раскопках римского культурного достояния в Израиле, — заметил отец Филиппо, повернувшись к Мошаву. — Очень интересная работа.

— И чем же древнеримский гарнизон заинтересовал монаха-францисканца? — спросила Яара.

Священник улыбнулся.

— Вот смотрите, дорогой друг. Я лицо духовное, как легко можно догадаться, однако не проповедник и не миссионер. Я — исследователь старины, так же как и вы.

— Вы тоже археолог? — переспросил Мошав.

— По крайней мере, в молодости я изучал археологию и принимал участие в нескольких экспедициях. Однако в последнее время я посвящаю себя скорее обучению, чем активному исследованию. Тем не менее я, конечно же, не могу остаться в стороне, когда такое замечательное открытие, как ваше, совершают в непосредственной близости от дверей моего монастыря.

— А вам известно, что раскопками, собственно говоря, руководит профессор Рафуль?

Отец Филиппо улыбнулся.

— Я знаю профессора Рафуля, и я также знаю его предубежденность против католической церкви. Однако я пришел, чтобы узнать все непосредственно на месте. Такая находка не может принадлежать одному-единственному человеку. Она принадлежит всем нам, а значит, естественно, и церкви. И отчасти это само собой разумеется.

— А известно ли вам также, что профессор Рафуль догадывался о неизбежном появлении здесь представителей церкви и потому приказал забрать саркофаг? — хитро спросил Жан Коломбар.

— Я так и думал.

— Он все еще не доверяет церкви, — продолжал Коломбар. — Недавно он рассказывал нам о раскопках у Хирбет-Кумрана. Он лично принимал в них участие, пока Французский институт археологии не взял в свои руки проведение раскопок. Он считает, что до сих пор церковь опубликовала не все свитки, которые были найдены в пещерах. Прежде всего, по его мнению, в тайных архивах Рима исчезли критические для церкви тексты.

Отец Филиппо громко рассмеялся.

— Знаете, тайный архив Ватикана к настоящему времени должен был бы приобрести размеры большого аэропорта, если бы в нем действительно исчезало все то, о чем говорят многие критики церкви и скептики. Если бы такие документы на самом деле существовали, как долго можно было бы скрывать их? В раскопках Кумрана участвовали специалисты и ученые из всех стран мира. Как христиане, так и мусульмане, и евреи. Вы уже и сами поняли, как долго можно скрывать подобные находки.

В палатку вошел Хоук. Его лицо выражало беспокойство и тревогу.

— Ты уже говорил с полицией? — спросила Яара, заметив его волнение.

Хоук кивнул.

— Кто-то должен пойти со мной, — мрачно заявил он. — Мы едем в морг.

— Господи, Джина?

Хоук пожал плечами.

— Точно не знаю, но сегодня рано утром на одной из улиц Тель-Авива был найден труп женщины. Она лежала на куче мусора.

Том встал.

— Я еду с тобой, — заявил он.

 

16

Центр судебной медицины в Иерусалиме…

Тишина стояла в помещениях, где царила смерть. Том дрожал от холода, идя по длинному, освещаемому неоновыми лампами коридору. Он и Джонатан Хоук следовали за офицером из полицейского участка у Львиных ворот и высоким простоволосым мужчиной в развевающемся белом халате.

— Не пугайтесь — здесь, внизу, холодно, — сказал врач по-английски.

Он придержал серую металлическую дверь и подождал, пока трое его спутников войдут в помещение. Освещение внутри было тусклым. В середине комнаты, облицованной зеленым кафелем, стояли металлические носилки, покрытые белой простыней, под которой проступали очертания тела.

Врач подошел к носилкам и посмотрел на полицейского. Тот едва заметно кивнул.

Когда врач отбросил простыню, обнажив расцарапанное лицо мертвеца, Том сделал резкий и глубокий вдох.

— Господи, Джина, — пролепетал Хоук.

— Вы уверены? — уточнил полицейский.

Хоук отвернулся.

— Без сомнения, — ответил он.

— Как это произошло? — спросил Том.

Полицейский указал на дверь и поблагодарил врача.

Вместе они покинули прохладное помещение.

— Мы обнаружили труп на куче мусора неподалеку от Гиват Шауля. Она была обнажена и не имела при себе никаких вещей.

Хоук вытер рукой глаза.

— Ее не… не изнасиловали?

— На данный момент нам известно немного, вскрытие будет проводиться сегодня в полдень. Все, что мы пока можем сказать, — это что ее пытали, а потом убили.

— Как именно ее убили? — спросил Том.

— Закололи, — ответил полицейский. — Я должен просить вас помочь нам. Уголовная полиция начала расследование. С вами захотят побеседовать.

— Само собой разумеется, — ответил Хоук, медленно приходя в себя.

Полицейский вывел их наружу, на свежий воздух. Но даже когда они снова окунулись в теплый день, у Тома по коже по-прежнему бегали мурашки. Что же случилось?

Джина не была наивной и беззаботной девушкой и знала, что почем. Трудно себе представить, что она вот так просто куда-то пошла с незнакомым мужчиной. Наверняка ее подкараулили. Но зачем? Она никогда не носила с собой много денег. В бумажнике у нее лежало несколько долларов и шекелей. Не так много, чтобы оправдать нападение. Она принципиально не брала в город чековые и кредитные карточки.

— Больше ста долларов она никогда не брала, — пробормотал Том.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джонатан, когда они сели в машину.

— Она всегда говорила, что не берет с собой в город больше ста долларов и оставляет чековые книжки дома.

— Ты думаешь, это было убийство с целью ограбления?

— Убийство с целью ограбления, убийство на сексуальной почве — откуда я знаю, — возразил Том. — Только странно, что полицейский говорил, будто ее пытали.

— В Иерусалиме наверняка хватает извращенцев. В общем-то, это такой же город, как и любой другой.

Том кивнул.

— Я надеюсь, что полиция найдет этого подонка.

Хоук завел двигатель.

— И я надеюсь, что он заплатит за свое преступление.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Остатки римской бани в западной части района раскопок все еще находились под почти двухметровым слоем грунта. По внешнему краю развалин Аарон вбил в землю вехи. Судя по расположению уже отрытых остатков стены, баня доходила почти до крутого склона, ведущего к дороге на Иерихон. На этом участке раскопок в случае нехватки опорных стен нельзя было исключить сползание свободного слоя грунта на залегающую еще ниже улицу. Стратиграфическая экспертиза вокруг бани в итоге показала, что здесь над первоначальной поверхностью был насыпан искусственный холм.

Мошав, Жан и Яара продолжали работу — а что еще им оставалось делать? Работа отвлекала их и помогала держать себя в руках. Том и профессор еще не вернулись из морга.

— Возьмем землечерпалку и начнем с западного участка, — сказал Аарон и указал на желтый агрегат с узкой лопастью.

Мошав кивнул и стащил рубашку с мускулистого тела. Затем бросил взгляд на солнце.

— День снова будет жарким. Перерыв на обед нужно сделать длиннее и расставить прожекторы.

Аарон махнул рукой.

— Нет, никаких прожекторов. Мы должны установить опоры при дневном свете. Никогда не знаешь, как отреагирует почва. Здесь не растет ничего, кроме травы. Нужно учесть, что земля может просесть. Я хочу посмотреть, не пойдут ли трещины.

Мошав сделал глубокий вдох и вытер пот со лба. Он задумчиво рассматривал массивные четырехгранные сваи, почти на метр торчавшие над погрузочной платформой грузовика.

— Тогда, — заявил он, — давай начнем, воспользуемся солнечным светом.

Мошав влез в кабину и запустил мотор. Аарон на землечерпалке ехал впереди. Рабочие уже находились рядом со склоном, где нужно было поставить двадцать свай длиной почти в четыре метра. Работа продлится до самого вечера. Аарон надеялся, что не ошибся в расчетах.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— Франция, — повторил Буковски. — Ключ к раскрытию нашего дела находится во Франции. Верь мне.

— Я бы, может, и верила тебе, если бы ты говорил со мной почаще, — дерзко заявила Лиза. — Для тебя это все просто театр одного актера, правда?

Буковски пожевал губу.

— Что там с фотороботом?

Лиза открыла книжку, которую держала в руке, и подняла рисунок повыше.

Буковски попытался сдержать улыбку, но ему это не удалось.

— Ты ведь пошутила? — спросил он.

— Уже сегодня он пойдет в печать.

— Ты совершаешь глупость.

— Именно так выглядит наш убийца — да, он не красив, но так его описал брат Франциск.

— Вот что получается, когда связываешься со слабоумными, — съязвил Буковски.

— Я, вообще-то, не могу над этим смеяться.

— Знаешь, кого мне напоминает твой тип? — с наигранной серьезностью спросил Буковски.

Лиза бросила на него сердитый взгляд, а книжку швырнула на его письменный стол.

— В некотором смысле он похож на этого… на Ясона, или как там его зовут?

— Ясона?

— Ты хоть раз видела фильм «Пятница, тринадцатое»?

Лиза воздержалась от ответа и вылетела из офиса. Буковски снова взял книжку и раскрыл ее. Дьявольская гримаса, которую художник перенес на бумагу, вполне могла быть маской. Вероятно, преступник тоже видел фильм о серийном убийце Ясоне и приобрел соответствующую маскировку. На всякий случай нужно не допустить публикации фоторобота, пока он не сделал посмешищем и себя, и весь отдел. Он снял телефонную трубку и позвонил в отдел по связям с общественностью. Разговор оказался коротким, потому что сотрудники не поверили своим глазам, когда Лиза мимоходом занесла им фоторобот и попросила опубликовать его.

— Я бы так или иначе позвонил тебе, — сказал начальник отдела по связям с общественностью, когда Буковски попросил его придержать статью.

Он со вздохом рухнул в кресло и сунул в рот сигарету. Затем положил ноги на стол и выдохнул синий дым.

Внезапно дверь распахнулась и в офис, пылая праведным гневом, влетела Лиза.

— Ты отозвал статью, — прошипела она.

— Не следует выставлять себя на посмешище, — невозмутимо ответил он.

— Знаешь что, — продолжала бушевать Лиза, — впредь можешь сам разгребать дерьмо. А я попрошу начальство, чтобы меня перевели в другой отдел. Твоя тупость и самодовольство действуют мне на нервы.

Буковски встал, взял синюю папку и сунул ее Лизе.

— Что это еще такое?

— Читай!

— Да можешь засунуть…

— Читай и успокойся наконец.

Лиза пролистала папку. Это был отчет специального отделения криминалистики. Лиза быстро пробегала глазами строки.

— ДНК, — задумчиво произнесла она.

— Да, образец ДНК на конфетном фантике. Вероятно, слюна. Думаю, у парня привычка высасывать конфету из обертки. Нам просто повезло, верно?

Лиза скривила губы.

— Сначала нужно собрать о нем сведения.

Буковски хлопнул Лизу по плечу.

— Соберем, не волнуйся.

— И что вселяет в тебя такую уверенность?

— Мое чутье. Просто чутье. Должно быть, в этом и заключается самое большое различие между нами.

Лиза озадаченно посмотрела на него.

— И в чем же оно состоит?

— Ты пытаешься сражаться с нашей полицейской рутиной с помощью теорий, а я доверяю чутью.

— Разве твое чутье никогда еще тебя не подводило?

Буковски улыбнулся.

— Подводило, и не раз.

— Что будем делать с фотороботом?

— Ты что, хочешь опубликовать его?

— А ты считаешь, что нам следует довериться твоему чутью. Но что, если оно снова подведет тебя?

Буковски стряхнул пепел в пепельницу. Его сотряс приступ кашля. Он достал носовой платок и прижал его к губам.

— Ты слишком много куришь, — упрекнула его коллега.

— Я просто поперхнулся, — возразил Буковски, скомкал платок и сунул его в карман брюк.

Лиза не заметила кровавое пятно, когда снова положила папку с делом на стол.

— И что нам делать дальше, раз уж мы готовы советоваться?

Буковски подмигнул ей.

— Сначала немного выждем.

Иерусалим, музей Рокфеллера, улица Сулейман-стрит…

Отец Филиппо потрясенно смотрел на саркофаг крестоносца, стоявший в одном из залов в западном крыле музея Рокфеллера. Тем временем несколько специалистов музея и университета Бар-Илан работали с предметами, обнаруженными в результате раскопок у дороги на Иерихон.

— И все это профессор Рафуль хотел утаить от мира и человечества, — произнес он. — Это невероятно.

— Старина Рафуль — странный субъект, — возразил декан университета. — Это всем давно известно. Однако его способности в сфере археологии бесспорны. Разумеется, я с вами согласен: на этот раз он слишком далеко зашел.

— Ненависть к Риму ослепила его.

Декан улыбнулся.

— Пока он не объявлялся. Никто не знает, где он находится. К сожалению, он забрал с собой несколько артефактов, которые тоже были обнаружены в могиле рыцаря. Тем не менее мы надеемся на лучшее. Он не сможет скрываться вечно, а мое терпение лопнуло. В конце концов, раскопки такого уровня — вовсе не его личное дело. Поэтому совет нашего университета решил вручить Хаиму Рафулю справку об увольнении. Он немедленно лишается всех своих должностей и больше не будет читать лекции в наших аудиториях.

— А что будет с крестоносцем? — спросил отец Филиппо.

— О, о нем позаботятся, — ответил декан. — Реставрационные работы идут хорошо. Рыцарь Рено обретет постоянное место в одном из залов этого музея. Он провел в земле Иерусалима почти тысячу лет, и поэтому никто не имеет права высылать его из города. Он останется здесь, и ему предоставят собственное помещение. В конце концов, история крестоносцев — это еще и история Иерусалима, пусть она иногда была бесславной главой, полной крови и слез.

Отец Филиппо дружески протянул декану руку.

— Мудрое решение. Тем самым вы возвращаете миру то, что ему и без того принадлежит.

 

17

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Аарон вел желтый экскаватор по территории, засыпанной мелкими камнями, и остановился прямо перед склоном, в то время как Мошав с помощниками снимал с грузовика толстые брусья.

— Все три метра! — крикнул Аарон Мошаву, и тот поднял руку в знак того, что понял. Вместе с помощниками он принес первую сваю на отмеченное место. Аарон умело подвел землечерпалку вдоль склона к первой свае, уже установленной Мошавом с помощниками. Он выдвинул манипулятор, положил нижнюю сторону лопаты на стоящую сваю и вжал ее с помощью гидравлики в землю, так что передняя часть маленькой землечерпалки поднялась в воздух. Но Аарон не потерял контроль, он умело дозировал давление, и деревянная свая медленно утонула в рыхлой почве, пока снаружи не остался ровно метр.

— Если другие войдут так же легко, то мы будем готовы через час и сможем начать устанавливать горбыли, — крикнул Аарон, в то время как Мошав с помощниками снимали с грузовика вторую сваю.

Солнце нещадно палило, и мужчины вспотели от тяжелой работы. В кратчайшие сроки все сваи были расставлены вокруг заданного района раскопок. Аарон на землечерпалке одну за другой вогнал их в землю вдоль склона холма. По его расчетам, сваи, промежутки между которыми заполнялись горбылями, а верхние края соединялись планками, должны были предотвратить смещение свободного грунта с насыпного холма. Оставалось загнать в землю еще три сваи, но от жары и тяжелой работы его горло стало таким же сухим, как русло реки в Африке.

Аарон объявил короткий перерыв, сделал большой глоток из бутылки с водой и посмотрел на палаточный городок посреди района раскопок.

— От Джонатана или Тома что-нибудь слышно?

Мошав покачал головой.

— Ты думаешь, Джина мертва?

Аарон пожал плечами.

— Я знаю только то, что с некоторых пор здесь происходят странные вещи. Иногда у меня возникает подозрение, что кто-то преднамеренно срывает нашу работу. И я даже думаю, что знаю, кто это.

— Рафуль!

— С тех пор как мы нашли эту могилу, он изменился. Он превратился в озлобленного и упрямого старика.

— Разве он не всегда таким был?

Аарон небрежно бросил пустую бутылку из-под воды на землю и снова влез на землечерпалку.

— Поехали дальше. Уже немного осталось, — крикнул он и запустил двигатель. Гремя гусеницами, он покатил по направлению к склону, где его ждала одна из трех оставшихся свай. Мошав проследил за ним взглядом. Трое рабочих, мускулистые и загорелые, в одних шортах шли за желтой рабочей машиной. Внезапно раздался страшный грохот, и там, где еще несколько секунд назад была землечерпалка, Мошав увидел яркий огненный шар, а потом ударная волна швырнула его на землю.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

— Выжидать и пить чай — ничего лучшего не приходит тебе в голову? — сердито спросила Лиза Герман.

— Нужно набраться терпения, — ответил Буковски. — В конце концов, мы охотимся на самого дьявола. Дьявола, который убивает священника, а перед тем пытает его. Дьявола, который в темноте проникает в церковь и идет по трупам, когда его застают на месте преступления. Дьявола, который разъезжает в «мерседесе» с французскими номерами и хладнокровно сосет конфету после всего, что совершил.

Лиза села и посмотрела в окно. По синему небу проплывали белые облака, уносясь вместе с ветром на восток.

Буковски задумчиво уставился в потолок.

— Если исходить из того, что священник церкви в Висе был первой жертвой, то значит, преступник что-то искал. Нечто такое, что, по мнению преступника, принадлежало священнику. Когда он не нашел того, что искал, то достал ключ к церкви. Кроме того, он приложил много усилий чтобы убийство выглядело как несчастный случай. При втором убийстве — монаха в монастыре — он оставил труп как некий знак. Он применил к своей жертве жесточайшие пытки, а затем распял ее вниз головой. Раньше так обращались с предателями. И этот знак должны были непременно обнаружить.

Лиза провела рукой по губам.

— Но для чего?

— Не «для чего», — возразил Буковски. — Вопрос в том — кто должен был получить предостережение? Его собратья, друзья, знакомые или вся церковь в целом?

— И что ищет наш убийца?

— Он, по крайней мере, решил, что эта вещь находится в церкви, потому и проник туда — но наткнулся на пономаря.

— Он еще не нашел того, что ищет, — сделала вывод Лиза.

Буковски хлопнул ладонью о стол.

— Теперь ты нашла решение. Так все и было. За священником церкви в Висе и монахом стоят другие люди. Союзники, сообщники, единомышленники. Эти двое были не одиноки, и наш убийца знает это.

Лиза испуганно приоткрыла рот.

— Но это значит…

— Что?

— …что могут произойти следующие убийства.

— Ты хитрая девчонка, — кивнул Буковски. — Наш дьявол пока что здесь, на земле, среди нас. Он не нашел того, что искал. Он нанесет еще один удар.

— Но что же он ищет? — спросила Лиза.

Буковски подтащил себе стул.

— Вспомни, у двух братьев по вере было нечто общее. Они оба занимались церковной археологией. Оба владели древними языками. Вероятно, это и есть ключ.

— Что в этом может быть такого плохого, что их обоих убил?

— Вопрос в том, чем они занимались незадолго до смерти? Мы снова едем в монастырь. Мы должны восстановить события последних недель перед гибелью обоих священников, тогда и поймем, что нужно искать.

— А как же преступник? Теперь мы опубликуем фоторобот?

— Мы ищем «мерседес», а фоторобот только спутал бы нам все карты. Все-таки человек с такой рожей не может не бросаться в глаза.

— Вот именно, — согласилась Лиза.

— Если у него есть сообщники, то он определенно исчезнет. Он не знает, что нам известно, как он выглядит. Это наш козырь.

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Мошав растерянно смотрел на покореженную груду железа, которая недавно была маленькой землечерпалкой типа «тягач». Он промокнул кровь на лбу платком. Это было непостижимо. Между тем пожарная команда доставала четыре тела. Троих тяжелораненых помощников повезли в близлежащую больницу. Двое из них боролись со смертью. Мощным взрывом им оторвало ноги.

Армейские грузовики и полицейские машины в таком количестве ездили по району раскопок, что от них дрожала земля. Мошав едва сдерживал слезы. Он смотрел пустыми глазами на бело-синюю оградительную ленту, которая трепетала на ветру. Яара стояла рядом с ним. У нее в глазах блестели слезы, когда она дала Мошаву еще один платок. Аарона больше не было. От жаркого пламени он расплавился вместе с пластмассой и металлом землечерпалки.

— Я… я не понимаю… — заикался Мошав. — Это место проклято.

— Идем со мной, я заберу тебя отсюда, — ответила Яара.

Мошав покачал головой.

— Я хочу знать, что произошло.

Яара кивнула с пониманием. Когда вдали перед палаткой остановился белый пикап «тойота», она обернулась. Она узнала Тома, который вылезал с пассажирского места.

— Жди меня здесь! — приказала она Мошаву, прежде чем сбежать вниз по склону. Когда Том узнал ее, то побежал навстречу. Она кинулась в его объятия и заплакала навзрыд.

Том ошеломленно смотрел на скопище пожарных, полицейских машин и военных автомобилей, выстроившихся у района раскопок. В небо все еще поднимался тонкий столб дыма.

— Ради Бога, что здесь произошло? — спросил Том.

— Аарон мертв, — всхлипнула Яара. — Никто не знает, что произошло. Есть убитые и тяжелораненые. Землечерпалка просто взорвалась.

Том погладил Яару по голове. Постепенно она успокоилась и стала оглядываться.

— Где профессор?

— Он в консульстве. Джина мертва. Она была убита.

— Нет, о Господи!

Яара снова расплакалась. Том крепко прижал ее к себе. Только когда кто-то положил ему руку на плечо, он снова открыл глаза и обернулся. За спиной у него стояли Жан Коломбар и какой-то полицейский чин.

— Они наткнулись на мину, — сообщил Жан без лишних слов.

— Мину?

— Противотанковая мина — это советская дисковая мина с полным зарядом, — подтвердил полицейский. — Стандартная штука с высокой пробивной способностью.

— Это была мина? — озадаченно спросил Том. — Но как мина могла оказаться на этой территории?

— Землю здесь насыпали только несколько месяцев назад из-за работ у Храмовой горы. Мы полагаем, что мины попали сюда вместе с землей. Прискорбный несчастный случай.

— Несчастный случай? — повторил Том.

— Этот прискорбный несчастный случай стоил жизни вашему коллеге, — еще раз подтвердил полицейский. — В то время происходили беспорядки. Мы считаем, что радикальные группы хотели помешать строительным работам. Но в тот раз мины, похоже, почему-то не сдетонировали. Мне действительно жаль.

Полицейский отдал честь и развернулся. Том смотрел ему вслед, пока тот не исчез в большой палатке.

— Вы узнали что-нибудь о Джине? — спросил Жан.

Том провел рукой по мокрым глазам.

— Джина мертва. Ее убили.

Жан ахнул:

— Это ужасно.

— Да, ужасно. Мы должны сообщить профессору.

Иерусалим, недалеко от русского квартала…

Гидеон сунул руку в карман пальто и вытащил мобильный телефон. Это был камерофон нового поколения.

— Нам повезло, — заявил он, предъявляя фотографию района раскопок. На нечетком снимке можно было разобрать высокую стену огня.

— Четыре трупа и несколько раненых, как передают в новостях, — кивнул Соломон Поллак.

— Если бы мина взорвалась хотя бы на несколько минут позже, я бы тоже пострадал. Я больше ни за какие коврижки не пойду на раскопки.

— В этом нет необходимости, — возразил Поллак. — Раскопки приостанавливаются до дальнейших распоряжений. Будет проводиться расследование.

— Это был несчастный случай. Земля, которая образовала холм, попала туда с Храмовой горы. Мины, очевидно, остались от запланированного теракта, который не удался.

— Тогда я приглашаю тебя сегодня на пиво. Думаю, тебе стоит считать сегодняшний день своим вторым днем рождения.

— Мне повезло.

— А с другой стороны, — наоборот.

Гидеон вопросительно посмотрел на Поллака.

— Я больше не нуждаюсь в твоих услугах, и потому у тебя пропадает хороший источник дохода. К тому же ты теряешь и работу на раскопках.

— У меня есть еще одна новость для тебя.

— Ну, так давай, выкладывай.

Гидеон заговорщицки огляделся, но в маленьком переулке не было видно ни души.

— Сколько заплатишь? — спросил Гидеон, растянув губы в улыбке.

— А новость важная?

— Я бы сказал, она стоит минимум пять сотен.

Соломон Поллак сунул руку в карман куртки.

— Мне уже не терпится услышать ее, — заявил он и достал пачку банкнот.

— Джина Андреотти из группы профессора была найдена убитой, — таинственно прошептал Гидеон.

Соломон вернул купюры в карман куртки.

— Я давно это знаю и плачу тебе только за новости, понимаешь?

Гидеон удивленно посмотрел на Соломона.

— Откуда ты это знаешь?

— Дошли слухи, — ответил Поллак.

— Этого не может быть: кроме профессора и его самых близких сотрудников, еще никто не в курсе. Я услышал это краем уха, когда они разговаривали. Они хотят, чтобы никто не знал о происшествии, пока консул не сообщит семьям погибших. Так как же ты мог услышать об этом? Разве только…

Понимание пришло к Гидеону посреди предложения, и он прикусил язык.

— Жаль, — сказал Соломон Поллак.

— Чего… чего жаль? — пробормотал Гидеон.

— Теперь ты, похоже, больше не сможешь праздновать второй день рождения, — холодно ответил Соломон Поллак.

В его руке появился пистолет. Два выстрела разбились о фасады домов в пустынном переулке, рядом с русским кварталом.

 

18

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Погруженный в свои мысли, Том тупо таращился на чашку, которую держал обеими руками. В большой палатке, где обычно обедали рабочие и помощники, из-за чего в полдень здесь было полно проголодавшихся людей, царило мрачное молчание. Профессор Джонатан Хоук и Жан Коломбар сидели, закрыв лица руками.

Мошав приказал рабочим возвращаться в свои палатки или вообще уезжать домой. Сегодня работать никто не будет. В районе раскопок органы безопасности израильской армии продолжали искать мины.

Яара налила себе еще кофе. Ее глаза были красными от слез.

— Это был несчастный случай. — Голос Жана Коломбара разорвал тишину. — Нелепая случайность. Ничего здесь не поделаешь. Я думаю, нужно собрать вещи и исчезнуть отсюда. Эти раскопки начались под несчастливой звездой.

— Джина убита, — ответил Мошав. — Это не было случайностью.

— Наверное, — согласился Жан. — Я надеюсь, что полиция найдет этого ублюдка и бросит его в самую темную дыру, которая только есть в Израиле. Но убийство никак не связано с раскопками.

— Ты действительно в этом уверен? — уточнил Том.

— На что ты намекаешь? — удивился Жан. — Ты ведь не думаешь…

— Именно: я думаю, что нас хотят отсюда прогнать, — перебил его Том. — С тех пор как мы начали проводить здесь раскопки, постоянно что-нибудь случается. Никто не знает, куда подевался Рафуль. Возможно, он тоже давно мертв.

— Должно быть, ты шутишь. Кому нужно прогонять нас отсюда?

Том посмотрел Жану Коломбару в глаза.

— Разве Хаим Рафуль не говорил, что не доверяет католической церкви и опасается, как бы она не воспользовалась своим влиянием, чтобы не допустить этих раскопок? Что, если он прав?

Жан покачал головой.

— Это все выдумки. Ты ведь и сам знаешь, какая мания начинается у Рафуля, если речь заходит о церкви. Это уже патология, и никто еще не воспринимал его всерьез.

Мошав встал и выглянул наружу.

— Они по-прежнему ищут мины.

Жан тоже встал и подошел к Мошаву.

— Земля, которую привезли сюда, небезопасна, ведь она доставлена из Старого города. Израиль — определенно не мирная страна. Я бы не удивился, если бы они нашли и другие мины.

Профессор Джонатан Хоук откашлялся.

— Это принципиальный вопрос: продолжаем мы работу или нет. После всех этих случаев я ни от кого не могу требовать остаться. Я сам не уверен, как следует поступить.

— Мне совершенно ясно одно: мы пришли, чтобы раскопать римский гарнизон. Раскопки еще не закончены.

Жан обернулся.

— Рафуль никогда не интересовался этим гарнизоном, его заботила только лишь могила крестоносца. Неизвестно, откуда он узнал, что в этом районе в земле таится крестоносец, но мне ясно, что он просто использовал нас в своих собственных целях.

— Проведение раскопок нам поручил университет Бар-Илан, — возразил Мошав. — Именно он финансирует раскопки и платит нам зарплату. Рафуль — просто сотрудник университета. Не следует переоценивать его положение.

— Я считаю, что Мошав прав, — согласился Том. — Наш заказчик — вовсе не профессор, мы работаем на университет. И зарплату свою я уже получил, так что продолжаю работу.

Яара поддержала его.

Профессор Джонатан Хоук попросил слова.

— На свой счет я уже все решил. Смерть Аарона потрясла нас всех, и убийство Джины — ужасное преступление, но Том прав. Мы работаем по поручению университета Бар-Илан, и ни Хаим Рафуль, ни происшествия с Аароном и Джиной ничего в этом не меняют. Мы должны быть осторожнее и учитывать возможность наличия мин на этой территории. Но цель нашей экспедиции еще отнюдь не достигнута. Я считаю, что и Джина, и Аарон хотели бы, чтобы мы продолжали работу. Я остаюсь здесь. Но я не стану сердиться, если кто-то уедет ввиду обстоятельств.

Яара, Мошав и Том кивнули.

— Мы остаемся! — решительно заявила Яара.

Том отодвинул чашку.

Жан Коломбар глубоко вздохнул и посмотрел в безоблачное небо.

— Хорошо, — согласился он. — Я тоже остаюсь. Давайте выкопаем остатки римского поселения и будем молиться Богу, чтобы судьба снова не поломала нам все планы.

Джонатан Хоук кивнул Жану.

— Завтра я поговорю с деканом Ерудом и сообщу ему наше решение.

Иерусалим, министерство древностей…

— Пожалуйста, сядьте, — сказал чиновник и предупредительно указал на стул с мягкой спинкой.

Отец Леонардо поблагодарил и сел.

— Я так рад вашему приходу, — начал высокопоставленный чиновник. — Гости из Рима в последние годы редко навещают нас.

Священник улыбнулся.

— Позвольте передать вам привет от кардинал-префекта. Хотя католическая церковь и редко обращается к вам, мы тем не менее помним, что здесь находится Святая земля, в которой жил и проповедовал Иисус из Назарета. И следы его деяний здесь настолько живы, что его присутствие все еще чувствуется, даже если находишься далеко от Рима.

Чиновник кивнул, полностью соглашаясь с ним.

— Чем могу служить?

Отец Леонардо откинулся на спинку стула.

— Рим очень интересуется, как идут раскопки в долине Кидрона. Я уже установил контакт с деканом Ерудом из университета Бар-Илан, который и заказал проведение раскопок. Обнаружение крестоносца вызвало настоящую сенсацию в Риме. Это часть Завета нашей церкви, которая неотделима от истории Святого престола. Одним словом, мы бы хотели участвовать в проведении раскопок.

Чиновник, похоже, удивился.

— Вы еще не слышали, что в том районе произошел несчастный случай?

Отец Леонардо покачал головой.

— Очевидно, там взорвалась мина. Есть погибшие и раненые. Нельзя исключать, что там есть и другие мины. Мы решили приостановить работы. Только когда военные эксперты гарантируют безопасность территории, мы подумаем о выдаче нового разрешения на проведение раскопок.

Отец Леонардо смутился.

— Я ничего не знал об этом происшествии, — заметил он.

— Несколько месяцев назад в районе Храмовой горы проводились ремонтные работы. Кроме того, прокладывали новые дороги. Эти работы наталкивались на значительное сопротивление нескольких радикальных групп. Выкопанную во время работ землю, недолго думая, навалили перед воротами города. Мы полагаем, что мины заложили террористы, выдвинувшие наглое требование прекратить строительные работы у Храмовой горы. Тем не менее по непонятным причинам они не взорвались. То, что тогда оказалось счастливым обстоятельством, теперь привело к фатальным последствиям в районе раскопок. Часть вышеупомянутой земли в западной области района раскопок насыпали именно там. Пока мы не будем уверены в том, что в земле больше не осталось никаких взрывных устройств, мы не можем разрешить дальнейшее проведение раскопок. Но вы, конечно, это понимаете.

Отец Леонардо кивнул.

— Разумеется, если дела обстоят таким образом, то защита человеческой жизни прежде всего. Однако я думаю, мое наглое требование не напрасно, ведь сокровища из прошлого все еще дремлют там. Когда-нибудь работы непременно продолжатся, а это и в ваших интересах. Тогда университет Бар-Илан поделится работой, а также издержками, с католической церковью. В конце концов, мы не в первый раз проводим раскопки в вашей стране.

— Если это согласовано с университетом Бар-Илан, то у нашего учреждения определенно нет никаких возражений. Здесь речь идет не о личных интересах, а о сохранении истории для наших детей и внуков.

Отец Леонардо встал и протянул чиновнику руку.

— Из этого и исходите. Благодарю, что нашли для меня время.

— О, не за что, — возразил чиновник. — Рим для нас всегда желанный партнер.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски, насвистывая веселую мелодию, сел за письменный стол и потянулся за пачкой сигарет.

— Хорошее настроение? — спросила его Лиза Герман.

— Другим и не бывает, — возразил Буковски.

— Я не знаю почему, но в последнее время у меня возникает чувство, что ты больше не воспринимаешь свою работу всерьез. В конце концов, мы ищем убийцу трех человек и не продвинулись еще ни на шаг.

Буковски закурил.

— Если бы я был мрачным и сдержанным, у нас все равно ничего бы на него не было. Я предпочитаю относиться к этому, как Марк Твен.

— Марк Твен?

— Дай каждому дню шанс стать самым прекрасным в твоей жизни. Даже если это рабочий день.

Лиза скорчила вызывающую гримасу.

— Ну, если ты так считаешь… Есть какие-нибудь новости?

Буковски посмотрел на часы.

— Прошло приблизительно три часа. Быстро только кошки родятся. Я жду звонка от старого друга, который, вероятно, поможет нам сдвинуться с мертвой точки.

— Опять друг из-за границы?

— Высокопоставленный Commissaire Principal французской полиции, — ответил Буковски. — Мы с Максимом много лет сотрудничали. В прошлом году он вернулся в Париж. Мы очень хорошо понимали друг друга.

— И ты думаешь, он сможет помочь нам?

— Когда речь идет о поиске человека во Франции, то он именно тот, кто нужен. Он руководил Бюро иностранных дел при Police Nationale, и ему повезло больше, чем мне. Ему не приходится в свои преклонные годы носиться по улицам, сбивая ноги. Его даже повысили в должности, когда он вернулся в Париж, в то время как я получил хороший пинок под зад в знак благодарности за мою деятельность. Ну, да мир несправедлив.

— Справедлив или нет, но очевидно, что у твоего Максима сейчас нет на тебя времени.

— Время у него есть, уж поверь мне, просто я бы тоже во время своего отпуска пальцем о палец не ударил. Он сейчас на Мартинике, нежится на солнышке, но в следующий понедельник вернется на работу. И тогда мы с ним встретимся, прямо у него в офисе.

— Мы едем во Францию? Начальница уже знает об этом?

— Иногда хорошо иметь влиятельных друзей. Я получил приглашение на двух человек. Официальная цель поездки, естественно, обмен опытом.

— Как надолго?

— Два дня.

— И я могу поехать с тобой? — спросила Лиза, расширив глаза от удивления.

— Ну, меня-то точно приглашают, а кто поедет вторым, еще неизвестно. Но если ты хочешь, я решительно поддержу твою кандидатуру.

Теперь Лиза улыбнулась.

— Мне сварить тебе кофе, принести булочку из столовой, или я могу еще что-нибудь сделать для тебя?

— Дай каждому дню шанс стать самым прекрасным в твоей жизни, — ответил Буковски. — Я считаю, этот день идет в верном направлении. Но запомни: мы туда едем, чтобы работать.

— Ясно!

— Впрочем, здесь есть капля дегтя, — лукаво добавил Буковски.

Улыбка сползла с лица Лизы.

— Какая?

— Возможно, нам придется снять один номер на двоих.

 

19

Иерусалим, раскопки у дороги на Иерихон…

Биньямин Яссау недоверчиво смотрел на профессора Хоука и его команду.

— Это правила техники безопасности, которые нельзя обойти, — заявил он. — Не я придумал законы, а народ Израиля. Я лишь исполняю их. К тому же вы все должны бы помнить о том, что я недавно уже был здесь.

Том покачал головой.

— Вы хотите начать работы здесь, хотя мы нескоро будем готовы. Сокровища прошлого все еще дремлют под этой землей. А у вас в голове одни инструкции.

— Господа, — примирительно произнес декан Еруд. — Ввиду происшествий в районе раскопок у министерства нет выбора: раскопки можно будет возобновить только тогда, когда минеры осмотрят весь район и объявят его безопасным. К сожалению, бюджет университета ограничен. Мы не можем финансировать дополнительные расходы и простой. И мы не можем позволить себе новые происшествия.

Джонатан Хоук кивнул, смиряясь.

— Это означает конец нашей работы. Все, чего мы достигли, было напрасно.

— Ни в коем случае, господа, ни в коем случае, — вмешался в разговор отец Филиппо. — Ваша работа будет продолжаться. После консультации со Святым престолом мне удалось убедить Рим в значимости этих находок. Господа, вы выполнили замечательную работу. Нельзя допустить, чтобы она оказалась напрасной.

Том бросил на Мошава многозначительный взгляд.

— Рафуль прав, — прошептал он ему в ухо. — Церковные археологи заберут себе наши раскопки.

Мошав откашлялся и попросил слова.

— Вы хотите сказать, что работы возобновятся?

Отец Филиппо улыбнулся.

— Естественно, они возобновятся. Саперам поручат исследовать землю в этом районе. Как только мы получим зеленый свет, раскопки немедленно продолжатся.

— Но уже без нас, — добавил Том.

Улыбка сползла с лица отца Филиппо.

— Ну да, у нас есть свои специалисты. Так и есть. Мы также привязаны к средствам, которые Святой престол предоставляет в наше распоряжение. Боюсь, в бюджет не заложено привлечение специалистов со стороны. Но вы можете быть уверены, по меньшей мере, что в конце концов это наилучший выход из положения. Было бы непростительно потерять этот гарнизон.

— Короче говоря, Церковная служба древностей примет район раскопок и проведет последующие работы со своими специалистами, — уточнил декан Еруд ответ церковника. — Ваше участие на этом закончено. Разумеется, вы можете оставить полученную зарплату себе. Мы отказываемся от возвращения средств, так как ответственные лица нас заверили, что наш университет будет участвовать в раскопках.

— Послушайте, господа, — добавил отец Филиппо. — Речь здесь идет о чем-то большем, нежели личные амбиции. Вы разыскали это место и выполнили первые важные работы, а мы просто закончим начатое вами. В итоге мы вместе достигнем нашей цели. Мы снова пробудим к жизни наше общее прошлое.

— …и устраним лишних свидетелей, на тот случай, если на свет Божий вылезет что-то такое, что не впишется в историю церкви, — прошептал Том на ухо Мошаву.

Джонатан Хоук разочарованно провел рукой по лицу. Что он мог поделать? В конце концов, он работал по поручению университета Бар-Илан и, таким образом, подчинялся декану.

— Собирайте вещи! — сказал он наконец надтреснутым голосом. — Что нам остается?

Через час темнота опустилась на район раскопок. Том, Мошав, Яара и Жан вместе с профессором собрались в большой палатке. Они были одни: помощники из университета и рабочие, которые принимали участие в раскопках, уже уехали или отправились по домам.

— Это было разыграно как по нотам, — заявил Том. — Они хотят избавиться от нас. Хаим Рафуль был недалек от истины.

Джонатан Хоук пожал плечами.

— Я не знаю, но по существу власти правы. С одной стороны, все выглядит так, будто этот священник воспользовался ситуацией, но, с другой стороны, мы не можем исключать еще одного несчастного случая. Поэтому будет лучше всего собрать свои вещи и оставить район археологам церкви. Похоже, они располагают большим влиянием на чиновников, чем университет.

— Неужели вы не замечаете, что нас просто выводят из игры? — настаивал Том. — Возможно, мины…

— Ты бредишь, — вмешался Жан Коломбар. — Не понимаю, как тебе такое вообще могло прийти в голову. Это же церковь, а не какая-то мафиозная группировка. Я считаю, что лучше пусть кто-то другой здесь копает, чем раскопки просто забросят.

— А вдруг Том действительно прав? — спросил Мошав. — Только подумайте: сначала эти таинственные происшествия, а затем тут внезапно появляется священник. А несчастный случай? Что-то здесь не так.

Джонатан Хоук примирительно поднял руки.

— Друзья, прошу вас, вы слишком далеко зашли. Том, я прекрасно понимаю твою досаду, но не следует увлекаться бессмысленными подозрениями. Слишком многое случилось. Джина убита, Рафуль исчез, Аарон погиб в результате ужасного несчастного случая. Пока не случилось еще что-нибудь, нужно собрать вещи и исчезнуть. На свете есть и другие места для раскопок.

Том вздохнул, но не успел возразить, потому что снаружи раздался шум мотора, который быстро приближался. Яара подошла к входу и высунула голову.

— Полиция, — сказала она. — Чего еще они хотят от нас?

Не прошло и минуты, как в палатку вошел полицейский.

За ним следовал кто-то в штатском. Полицейский предъявил служебное удостоверение и представил провожатого как Дова Глуски из уголовной полиции Иерусалима.

— Я слышал, что раскопки здесь приостановлены? — спросил полицейский.

— Так и есть, — ответил профессор Джонатан Хоук.

— На основании начатого расследования в отношении вашей убитой коллеги я должен просить вас и дальше находиться в распоряжении полиции, — продолжал полицейский.

— И что это значит? — спросила Яара.

— Я должен просить вас всех не покидать страну, пока ничто больше не будет препятствовать вашему выезду. Мы должны конфисковать ваши паспорта. Дело еще не закрыто.

— Сейчас еще выяснится, что нашу коллегу мы же сами и убили, — агрессивно заявил Том.

— До тех пор пока у нас нет никаких улик, вы все считаетесь подозреваемыми, — парировал человек в штатском.

— Мы забронировали для вас номера в отеле «Рейх» в Бейт-Хакерем. Отель расположен в пригороде, и вы должны быть в нашем распоряжении, пока расследование не будет закончено. Здесь вы не можете оставаться: эта территория временно закрыта. Я жду вас и вашу команду завтра утром в участке. Мы должны еще раз побеседовать.

Рим, церковь Иль-Джезу, Пьяцца дель Джезу…

В великолепном золоте алтаря отражался солнечный свет, проникающий через купол во внутреннюю часть церкви Иль-Джезу. Величественное, прохладное здание поглощало суету римских будней и укутывало церковь пеленой спокойствия и благоговения. Лишь кое-где стояли коленопреклоненные старики, углубившиеся в молчаливую молитву. Погрузившись в мысли, в стороне, на хорах стоял кардинал-префект и наблюдал за мирной игрой солнечных лучей на отполированном благородном металле алтаря, пережившем столетия.

— Христофор Колумб был великим и богобоязненным человеком, — прошептал кардинал Боргезе. — Церковь многим ему обязана. В конце концов, в открытой им стране есть не только золото — там живет и большая часть нашей паствы.

Кардинал-префект тихо вздохнул.

— Как я слышал, раскопки в Иерусалиме пока приостановлены, — продолжал кардинал Боргезе.

— Произошло нечто ужасное, — ответил кардинал-префект.

— Иерусалим — опасный город. Он все равно что бочка с порохом. Это город нашего Господа, и тем не менее его церковь окружена многими врагами.

— Раскопки не будут продолжены, — возразил кардинал-префект. — Университет в Тель-Авиве отозвал своих людей. Очевидно, в районе раскопок находится много противотанковых мин. Прежде чем там можно будет продолжать работу, сначала необходимо проверить территорию. Впрочем, гарантировать безопасность работников все равно невозможно.

Кардинал улыбнулся.

— Я думаю, для нашей церкви будет нетрудно продолжить работы. Возможно, этот несчастный случай был знаком судьбы.

— Дорогой Боргезе, когда я слышу, как вы так говорите, мне даже начинает казаться, что несчастный случай был вам весьма на руку. Только задумайтесь: ведь погибли люди.

Улыбка сползла с лица Боргезе.

— Ужасно, что дошло до этого, и даже пролилась кровь. Но речь идет об истории нашего Господа. Я считаю справедливым, что мы участвуем в раскопках. Святой престол не должен оставаться сторонним наблюдателем, пока другие занимаются историей Иисуса Христа, Спасителя людей.

Кардинал-префект преклонил колени.

— Время покажет, брат во Христе. А теперь вознесем благоговейную хвалу доброте Господа нашего. Я убежден: отец Леонардо достойно представит наши интересы в Иерусалиме. Он не один. На брата Филиппо и францисканцев тоже можно положиться. Да и этот профессор не может прятаться вечно. Рано или поздно он появится и обнародует свои запутанные теории, однако с ним произойдет то же, что иногда происходит и с нашим братом.

Кардинал удивленно посмотрел на префекта.

— Что вы хотите этим сказать, Ваше Преподобие?

Кардинал-префект улыбнулся и сложил руки в молитве.

— О нем больше никогда не услышат, — лаконично ответил он.

Иерусалим, отель «Рейх» в Бейт-Хакерем…

Том смотрел из окна гостиничного номера на спокойную улицу, ведущую в центр города. Отель «Рейх» находился примерно в десяти километрах от Старого города в спокойном пригороде Иерусалима. После того как полицейские покинули территорию раскопок, Том и его коллеги поехали на внедорожнике в отель, в котором для них были арендованы пять номеров на третьем этаже. Номера были небольшие, но уютно обставленные.

Том обернулся. Он задумчиво смотрел на нераспакованную дорожную сумку, стоявшую на кровати. Сумка и ящик с инструментами — вот и все, что он взял с собой. Тем не менее он чувствовал: в район раскопок он, похоже, больше не вернется. Слишком многое произошло, слишком много крови пролилось. Хаим Рафуль по-прежнему прятался неизвестно где. Все будто бы оказалось смутным сном. Джина и Аарон были мертвы, разорванные миной или убитые неизвестным сумасшедшим. А теперь он и остальные застряли в этой стране и считались подозреваемыми. Ему пришлось отдать свой заграничный паспорт, а снаружи, рядом с гостиницей, стояла неприметная с виду машина, принадлежащая полиции. Он не строил никаких иллюзий. Его работа в Иерусалиме была закончена. Как будут развиваться его отношения с Яарой? Последует ли она за ним, покинет ли свою родину?

Он безумно влюбился в эту молодую темноволосую женщину и она отвечала ему взаимностью, однако теперь все стало слишком сложным.

Том сел на кровать и вздохнул.

Что-то здесь было не так. Некое чувство говорило ему, что происшествия в районе раскопок не были случайностью. Но как он сможет это доказать? Стоит ли за этим церковь? Не пытается ли она помешать археологам обнаружить нечто такое, что может поставить под сомнение великую историю христианского мира и угрожать существованию Римско-Католической Церкви? Пойдет ли церковь на убийство ради защиты своих интересов?

Он глубоко вздохнул, а потом раскрыл молнию на сумке и встал. Горячий душ приведет его в чувство. Через час он встречается с остальными за ужином в ресторане отеля. Он достал из сумки несессер и отправился в ванную. Горячая вода расслабляла, и Том закрыл глаза и погрузился в наслаждение мгновением.