– Я вовсе не дурнушка! – Мэрили всматривалась в свое отражение в зеркале над туалетным столиком. В глазах кофейного цвета застыли невылившиеся слезы. – Дональд меня дурнушкой не считал. Он говорил, что я красивая.

Мэрили чуть повернулась, услышав звук раскрываемой двери. Вошла Элейн.

– Надень вон то, оливково-зеленое, – указала она на открытый шкаф. Потом присела на край широкой постели, покрытой покрывалом. – Это самое яркое платье из всех, какие у тебя есть. И в самом деле, Мэрили, отчего это ты все время одеваешься во вдовьи цвета? Дональда нет в живых уже целых шесть лет. Нельзя же носить траур вечно!

Мэрили взглянула на клубнично-розовое шифоновое платье Элейн. Низ его был отделан складками, перехваченными крохотными розетками более темного розового тона. Каштановые волосы сестры обрамляли ее милое бледное личико. Родные сестры, а так не похожи друг на друга, подумала Мэрили.

Она достала из шкафа оливково-зеленое платье. Воротник был высокий и отделан тонкими кружевами, рукава длинные, к запястью суживались, юбка широкая.

– Ты бы могла быть очень миловидной, если бы захотела, – тихо сказала Элейн.

Мэрили удивленно уставилась на сестру.

– Да. Могла бы, – поспешно продолжала та. – Но ты ведь ничего для этого не делаешь, Мэрили! Я хочу сказать, что волосы свои ты стягиваешь в этот ужасный пучок, а это уже давно немодно и совсем тебе не к лицу. Ты никогда не пользуешься ни румянами, ни губной помадой. А уж твои туалеты! – Элейн сморщила носик. – Можно подумать, что ты нарочно стараешься выглядеть старой девой.

Мэрили вздохнула:

– Нет, я не стараюсь, Элейн, это само собой так получается.

– Когда Дональд за тобой ухаживал, ты одевалась совсем по-другому. Я помню. Ты любила яркие цвета, каждый день мыла голову и тщательно расчесывала волосы. Даже после замужества ты старалась выглядеть мило. И ты и впрямь была очень хорошенькой. Если бы ты постаралась, то опять смогла бы стать такой же.

– Может быть, у меня для этого нет никакого стимула.

– Если ты сама не начнешь собой заниматься, Мэрили, ни один мужчина такого стимула тебе не даст. – Элейн все больше раздражалась.

Мэрили подняла бровь:

– Я прекрасно могу жить без мужчин, Элейн. Хочешь верь, хочешь нет.

– Да тебе и придется жить без них, если ты будешь продолжать так себя вести, – заметила сестра. – Послушай, ведь я хочу тебе помочь. Сегодня вечером в гости к отцу приедет множество весьма уважаемых мужчин. Почему ты не хочешь, чтобы я уложила тебе волосы и привела в порядок твое лицо? И я бы могла одолжить тебе какое-нибудь из своих платьев.

– О нет! – закричала Мэрили и сразу понизила голос. – Извини. Я не хочу быть с тобой резкой, но мне твоей помощи не надо. Ничьей помощи не надо.

Элейн пожала плечами:

– Поступай как знаешь.

Она встала и направилась к двойным стеклянным дверям на веранду, рывком распахнула их и выглянула наружу. В комнату ворвался холодный вечерний воздух. Не оборачиваясь, Элейн бросила через плечо:

– Знаешь, вполне достоин внимания Сэм Бачер.

– Сэм Бачер? – переспросила Мэрили. – Ты имеешь в виду шерифа Бачера? Ну что ты! Да ведь ему столько лет, что он годится мне в отцы. Послушай, Элейн, займись-ка ты лучше своими собственными делами. Из того, что я слышала… – начала было Мэрили и устыдилась. Пусть по-своему, как всегда, бесшабашно, но ведь Элейн искренне старается ей помочь.

Элейн тут же бросилась к сестре. Щеки ее пылали.

– А что ты слышала? Что у меня безумный, сумасшедший роман с Тревисом Колтрейном, да? – В глазах Элейн горел гневный протест. – Да, почти все это правда. Я говорю «почти», потому что наверняка ты слышала, что мы с ним встречаемся тайно. И это так, но только из-за Мейсона. Никому из нас не хочется никаких столкновений. А наша любовь достигла такой высоты, что мы больше не хотим наши чувства скрывать. Мы хотим, чтобы о них узнал весь мир.

Мэрили отвернулась, чтобы продолжить процедуру одевания. Ей не хотелось думать о Тревисе Колтрейне. Кроме того, у нее и без него было о чем серьезно подумать. Ведь всего каких-нибудь несколько часов назад она пряталась в своем тайном укрытии, где слышала разговор Мейсона с ее родным отцом. Они говорили, что в рядах куклуксклановцев появился кто-то, явно сочувствующий неграм.

– Тревис собирается сегодня вечером к нам приехать, и мы хотим, чтобы все узнали, что он за мной ухаживает.

От этого заявления сестры Мэрили сразу же вышла из своего задумчивого состояния.

– Ты это серьезно, Элейн? Неужели шериф Колтрейн станет при всех за тобой ухаживать? А как же Мейсон? Неужели ты думаешь, что наш отец позволит…

– А у отца другого выбора не будет, – отрезала Элейн. – Когда он увидит, как сильно мы друг друга любим, он смирится. Что же до Мейсона, – скорчила гримасу Элейн, – если у него есть хоть капля здравого смысла, то он Тревису мешать не станет. Мейсон Тревису и в подметки не годится, да и вообще мне жаль любого, кто встанет у Тревиса на пути.

Мэрили без слов опустилась на скамеечку возле туалетного столика и внимательно взглянула в лицо сестры. Потом глубоко вздохнула.

– Ты действительно так сильно любишь шерифа Колтрейна, Элейн? Настолько сильно, что можешь выйти за него замуж? Ведь он старше тебя. Я слышала, он вдовец и у него есть ребенок. Готова ли ты растить ребенка от другой женщины так, как если бы он был твоим собственным?

Элейн пожала плечами:

– Тревис владеет в Неваде серебряным прииском. Он богат. Как и я. Нам вполне по средствам нанять гувернантку, чтобы она занялась его сыном. И точно так же кто-то будет смотреть за моими детьми, если они появятся. Ты ведь знаешь, я вовсе не собираюсь тратить свою жизнь на младенцев, цепляющихся за мои юбки. Я уверена, мы с Тревисом станем украшением всей Невады. Мы создадим свою собственную империю. Там будет божественно! – Элейн обхватила себя руками и закружилась по комнате, словно в танце.

Мэрили покачала головой. Нет! Эта пара мало подходит друг другу. Элейн полна ребячества, в ней столько эгоцентризма, что быть матерью ей еще очень и очень рано, как и быть верной лишь одному мужчине.

Что же касается Тревиса, решила Мэрили, то ему, на ее взгляд, тоже будет нелегко сохранять верность одной женщине. Но собирается ли он жениться на Элейн, или ее сестра, по обыкновению, принимает желаемое за действительное?

Мэрили наблюдала за сестрой, кружащейся по комнате. Глаза у Элейн были закрыты, а на милом личике сияло выражение счастья. Какие надо найти слова, чтобы сестра ее поняла? Упрямая, избалованная, Элейн никогда ничего слушать не хотела.

Вдруг в дверь постучали. Элейн замерла на месте.

– Мэрили? – весело спросил Джордан Барбоу. – Элейн у тебя? Мне бы хотелось поговорить с моими милыми дочками, пока еще не приехали гости.

Мэрили завязала на халате поясок и пригласила отца войти.

– Мы тут, дорогой!

Он чмокнул Элейн в щечку и пересек комнату, чтобы таким же образом поприветствовать Мэрили.

– И о чем же вы тут сплетничаете, а? О, Мэрили, у тебя такой серьезный вид.

– У нас чисто женские разговоры, папа, – ответила старшая дочь и отвернулась, чтобы он не заметил, как она взволнована.

Джордан улыбнулся:

– Ясно! Ну, не стану вам мешать. Я, Элейн, пришел только потому, – повернулся он к младшей дочери, – чтобы сказать тебе, что у нас вечером будет один очень, очень важный молодой человек. Он ужасно огорчился, узнав, что у нас собираются гости, а ты его не пригласила.

Элейн ответила довольно ядовито:

– Если ты имеешь в виду Мейсона, папа, то мне бы не хотелось, чтобы ты его приглашал. Я уже в качестве своего личного гостя пригласила другого человека. А присутствие Мейсона лишь создаст неловкую ситуацию. – Заметив в глазах отца мгновенную вспышку гнева, она подняла руку и стала изучать свои ногти.

– Ты… ты опять своевольничаешь, – рассердился Джордан. – Я слышал, ты часто видишься с этим беспутным шерифом. Но я себе сказал, что это всего лишь пустые сплетни. Моя родная дочь никогда не позволит себе опуститься до уровня… простолюдина.

– Простолюдина? – обмерла Элейн. – Папа, да этот человек владеет серебряным прииском. Он очень богат! Его высоко наградили во время войны, его публично хвалил сам генерал Шерман! Этот человек – настоящий джентльмен!

– Тоже мне джентльмен! Да он просто проклятый янки! А Шерман был кровавым убийцей! Подумаешь, Шерман!

Мэрили взмахнула руками и взмолилась:

– Папа! Элейн! Прошу вас, перестаньте! Сейчас не время обсуждать сложившуюся ситуацию. В любой момент могут появиться гости. Шериф, вне сомнения, уже приглашен и скоро будет здесь. Давайте подумаем, как лучше всего выйти из этой ситуации, чтобы не дать повода для новых сплетен о нашей семье.

Джордан бросил сердитый взгляд на Элейн, но она с вызовом этот взгляд выдержала.

– Советую тебе держать этого мужлана от меня подальше, – прошипел Барбоу сквозь стиснутые зубы. – Он смутьян. Именно такие, как он, хотели бы, чтобы черные попирали белых. И смотри, чтобы после этого вечера я больше ни от кого не слышал, что ты с ним встречаешься снова. Поняла?

Элейн сжала губы и в упор посмотрела на отца.

– Ты слышала, что я сказал? – взревел Барбоу, тряся дочь за плечи. – И следи за собой! Если ты дашь хоть какой-нибудь повод для новых сплетен, я пошлю к черту хорошие манеры и самолично вышвырну за дверь этого молодчика. Так что будь умницей. Иначе я не посмотрю, сколько тебе лет, а отлуплю, как школьницу!

Элейн разрыдалась и отступила к двери.

– Я тебя за это ненавижу! – закричала она. – Я люблю Тревиса, а он любит меня. И ты не сможешь помешать нам! Иначе я просто сбегу!

И она бросилась из комнаты, хлопнув дверью. По всему залу слышались ее рыдания.

– О Боже! О Боже! За что? – Джордан нервно теребил пальцами свои жесткие седые кудри. – Ну почему Элейн так привязалась к этому… этому варвару? Что такого она в нем нашла?

Барбоу несколько раз покачал головой, а потом задумчиво взглянул на Мэрили.

– О Господи! Ну почему ты не наградил меня двумя разумными дочерьми, а лишь одной? Ты, Мэрили, огорчила меня только один-единственный раз – когда вышла замуж за этого сторонника Федерации. Впрочем, тебя можно было понять – шла война, и людьми правили эмоции, а не разум. Ты имела право совершить эту глупую ошибку.

Мэрили взорвалась:

– Прекрати, отец! Ты не имеешь права называть мое замужество ошибкой. У Дональда были свои собственные убеждения, и он в них верил настолько, что даже отдал за них жизнь. Я тогда прекрасно понимала, что делаю, отец, как понимаю это и сейчас. И не называй мой поступок ошибкой.

– Конечно, конечно, извини меня! И прости. Дональд был прекрасным юношей. Мне он всегда нравился. Ты это сама знаешь. Но я очень расстроился, когда он присоединился к сторонникам Федерации. Сейчас все это уже в прошлом. А ты – милая разумная молодая женщина, и наступит день, когда ты снова влюбишься и станешь прекрасной женой для выбранного тобой счастливчика. Но Элейн… – Джордан вздохнул и снова покачал головой. – Боюсь, из-за ее красоты и неразборчивости нам всем придется немало пострадать. Я должен положить конец этим ее отношениям с Колтрейном, пока ситуация не вышла из-под контроля.

Мэрили могла бы сказать отцу, что ситуация уже давно вышла из-под его контроля, но не имела на это никакого права. Если Тревис Колтрейн попал в переплет, это его личное дело, и ее оно не касается. Пусть во всем разбираются сами. А у нее и так полно забот с этим проклятым ку-клукс-кланом. Хотя, с возмущением подумала Мэрили, этими проблемами на самом-то деле должен был бы заниматься именно Колтрейн.

– Сможешь ее успокоить? – идя к двери, спросил Джордан. – Мне надо спускаться вниз, уже наверняка прибыли первые гости. Скажи Элейн, мы с ней обо всем переговорим завтра.

Джордан открыл дверь, выглянул в холл, чуть помедлил и произнес:

– Напомни ей, чтобы она не вздумала сегодня устраивать спектакль со своим участием в главной роли. А он здесь на ночь больше не останется. Честно говоря, для него же будет лучше уехать как можно раньше.

Мэрили снова вздохнула и вернулась к шкафу. Подержала в руках оливково-зеленое платье и засомневалась. Да, верно сказала сестра – вдовьи краски. Отложив это платье в сторону, она залезла в кедровый шкаф и вытащила из его глубин ярко-желтое атласное платье, много лет пролежавшее без применения. С того самого вечера, когда отец официально объявил всем об их с Дональдом помолвке, Мэрили это платье больше ни разу не надевала.

Оно и сейчас было очень красивым. А поскольку размер Мэрили нисколько за эти годы не изменился, оно ей прекрасно подойдет. Чувствуя себя как-то по-особому смелой, Мэрили подбежала к плетеной ленточке звонка и дернула ее. С чьей-нибудь помощью, решила Мэрили, она может стать миловидной.

Чуть позже Мэрили уже натягивала на себя лиф платья. Грудь ее стала более полной, так что в низком вырезе были видны нежные округлости.

– О, я могу его носить! – с радостью воскликнула Мэрили.

– Конечно же, можете! – проговорила Роза, ее горничная. – Оно ничуть не хуже тех, что носят другие женщины.

– Но ведь я же вдова!

– Ну, вы и останетесь вдовой, если будете надевать платья, в каких только на кладбище и ходят. Вовсе ни к чему вам выглядеть так, как вы выглядели все эти годы. Так, отлично – я чуть выпущу швы под мышками, чтобы вы могли свободнее двигаться. И тогда все будет в полном порядке!

Мэрили с одобрением следила, как ловко работает ее горничная. А вскоре, взглянув на себя в зеркало, она согласилась с Розой, что хотя грудь у нее и правда стала чуть больше, но ничего бесстыдного в ее одеянии не было.

– С такими волосами, как ваши, это платье смотрится отлично, – сказала Роза, отступив на шаг. Ее черное лицо расплылось в довольной улыбке. – А сейчас займемся вашими щечками, подкрасим губки, и вы станете самой красивой леди на всем балу.

– Не могу поверить, что это я! – минуту спустя воскликнула Мэрили.

– А кто же еще? Конечно же, вы! – просияла Роза. – И пожалуй, вам пора поторопиться, иначе вы придете позже всех. А самое важное – вовремя появиться!

Мэрили жестом ее остановила.

– Нет, Роза, сейчас мне надо пойти к Элейн и посмотреть, все ли с ней в порядке.

– Конечно, мэм. Все слуги в доме знают о ее ссоре с отцом. Мы слышали, как он кричал. Когда ему рассказали про шерифа, то он устроил настоящий скандал.

– Да, он ужасно разгневался, – испуганно сказала Мэрили. – Если бы только шериф Колтрейн занялся своим прямым делом и перестал бы преследовать Элейн!

– О, мэм, я думаю, все как раз наоборот – это она бегает за ним.

Мэрили недоуменно взглянула на горничную.

– Шериф-то, он свое дело делает, – тихо сказала Роза. – Я не могу вам сказать всего, что знаю, но это так. Что же до его приставаний к Элейн, то если вы присмотритесь, то заметите: это она гоняется за ним, а не он за ней. Я слышу все сплетни и знаю, как она заставляла старика Барта везти ее посреди ночи в город для встречи с шерифом. А старик Барт говорит, что пару раз шериф прямо взбесился и отправил ее обратно домой. Тогда у мисси Элейн был приступ.

– Роза! – с отвращением воскликнула Мэрили. – Это уже слишком! Я не допущу, чтобы ты повторяла сплетни про мою сестру.

– Но ведь это все правда! – защищаясь, запричитала горничная.

– Мне все равно. Я не желаю, чтобы слуги трепали ее имя. А теперь иди к себе, пожалуйста, и займись своими делами.

И Мэрили поспешила спуститься. На сей раз она действительно очень встревожилась. Роза врать не станет. Если все рассказанное ею правда и Элейн сама гоняется за шерифом, то ситуация может стать крайне затруднительной. Мэрили поглубже вздохнула и постучалась в дверь Элейн.

Никакого ответа.

– Элейн! – позвала Мэрили. – Я знаю, ты здесь. Я хочу с тобой поговорить.

– Убирайся! – Сквозь закрытую дверь доносились рыдания.

Мэрили повернула дверную ручку и вошла в комнату. Элейн лежала поперек кровати в одной рубашке, и розовое шифоновое платье лежало в стороне.

– Ну, ты что, собираешься вот так валяться тут с надутыми губами и оставить шерифа одного на съедение нашему отцу?

Элейн ударила кулаками по кровати и продолжала рыдать:

– Это нечестно с его стороны запретить мне встречаться с шерифом! Он не может нас разлучить! Я ему этого не позволю! Я сбегу!

Мэрили присела на кровать и убрала со лба сестры пряди волос. Элейн была страшно избалована и упряма и подчас могла быть просто невыносимой. Но Мэрили все равно ее безумно любила. Черт бы побрал шерифа Колтрейна! Он Элейн просто околдовал, и в этом-то все дело!

– Успокойся, Элейн! – заговорила Мэрили. – Ты пригласила Колтрейна к нам как своего личного гостя. И ты знаешь, как к этому относится папа. Значит, тебе надо придумать выход из создавшегося положения. Расскажи Колтрейну про все, что произошло. Возможно, он догадается уехать пораньше. А если сам не сообразит, подскажи ему. А вы с папой обо всем сможете переговорить завтра.

Элейн вздохнула и, поднявшись с кровати, потянулась за платьем.

– Пожалуй, ты права, – взглянула она на сестру и в изумлении открыла рот. – Боже мой! – еле выдохнула она. – Глазам своим не верю! Какие волосы! Какое лицо! А платье! Господи, да я уже столько лет не видела, чтобы ты так выглядела!

Мэрили весело улыбнулась:

– Может быть, мне надоели вдовьи краски. Ты была права: мне давно пора подумать о себе.

– Ну разве это не прекрасно?! – Слова Элейн прервал стук в дверь, и в комнату вбежала запыхавшаяся Роза. Она очень волновалась.

– Мисси, – закричала горничная, – шериф, шериф уже внизу! Говорит, что не может задерживаться. Вы бы лучше спустились, потому что у вашего отца лицо стало красное, как арбуз. Он ушел вместе с господином Мейсоном к себе в кабинет. А я только знаю, что господин Мейсон устроит скандал из-за того, что здесь шериф.

Элейн жестом прервала ее и быстро повернулась к Мэрили:

– Тебе придется спуститься и составить ему компанию, пока я оденусь. Роза мне поможет. Я управлюсь быстро.

Торопясь вниз, Мэрили почувствовала, что впадает в панику. Если отец и Мейсон заперлись в кабинете, ей необходимо немедленно узнать, о чем они там говорят. Правда, Мейсон скорее всего просто взбесился из-за приезда шерифа. Но ведь вполне возможно, что они как раз обсуждают дела ку-клукс-клана. Но если Мэрили пойдет в свое тайное укрытие, то не сможет составить компанию шерифу, а она пообещала Элейн непременно это сделать.

Мэрили дошла до нижней ступеньки и увидела Тревиса, стоявшего в дальнем углу холла. По его лицу было видно, что Колтрейн чем-то недоволен. Сквозь полуопущенные веки он взглянул на Мэрили и тут же заулыбался. А она, проклиная себя, вдруг подумала, что бы она испытала, если бы он ее поцеловал.

Идя ему навстречу как можно грациознее, Мэрили поняла, что больше всего на свете ей сейчас хочется помчаться со всех ног в свое тайное укрытие.

– Добрый вечер, шериф Колтрейн, – учтиво сказала Мэрили. И не дожидаясь, пока он ответит, быстро проговорила: – Элейн просила меня вам передать, что немного задерживается. Она скоро будет. Пожалуйста, выпейте чего-нибудь и чувствуйте себя как дома.

Колтрейн поднес руку Мэрили к губам и не сразу выпустил. Мэрили в удивлении подняла на него глаза.

– Куда же вы так торопитесь, красавица? – прошептал он, с удовольствием разглядывая смутившуюся Мэрили. – Ведь это вы, я не ошибаюсь, верно? Прекрасно! Наконец-то леди перестала соблюдать траур.

Колтрейн говорил с легкой иронией, и Мэрили мгновенно рассердилась. Вырвав руку, она тихо сказала:

– Вас, шериф, это ничуть не касается. А теперь позвольте раскланяться, у меня много дел.

– Я полагаю, что самое важное из них – это занять гостя вашей сестры в ее отсутствие. Куда подевались ваши прекрасные манеры, Мэрили?

– Я вам уже сказала, что у меня много дел, – в ответ на его слова сверкнула глазами Мэрили. – Мне надо идти.

Колтрейн тихо засмеялся:

– Почему вы меня боитесь?

– Я… боюсь вас? – задохнувшись, переспросила Мэрили. – С чего вы это взяли? Какая ерунда!

– Вы вся дрожите.

– Я… я вовсе не дрожу, – соврала Мэрили, заставляя себя не отступать под его взглядом.

– Вам незачем меня бояться. Я не стану кусаться. По крайней мере здесь. Для всего есть свое место и свое время.

– Сэр! – искренне возмутилась Мэрили. Заметив, что в их сторону стали поворачивать головы остальные гости, она понизила голос и с нескрываемым укором сказала: – Вас, шериф, пригласила моя сестра. Она о вас очень высокого мнения. Я думаю, что ей вряд ли бы понравилось, что вы навязываете мне подобный разговор. Если вы сейчас же не дадите мне уйти, я закричу, а на этот крик прибежит мой отец. И пусть мне ужасно неприятно, что говорю вам об этом именно я, но вы должны знать: он очень рассердился, узнав, что Элейн пригласила вас сегодня в гости. Так что не будем осложнять и без того пренеприятную ситуацию.

И Мэрили смело посмотрела Колтрейну прямо в лицо. Ее карие глаза не скрывали ледяного презрения за его столь вопиющую наглость.

Колтрейн же даже бровью не повел, продолжая все так же улыбаться, чем вызвал у Мэрили дикую ярость.

– Я нахожу ваше поведение просто оскорбительным, шериф. А теперь прошу меня извинить. Оставляю вас дожидаться моей сестры.

Колтрейн взглянул на Мэрили с таким удивлением, что она не удержалась и спросила:

– Не могли бы вы мне сказать, почему это вы на меня так странно смотрите, шериф?

Тревис сложил на груди руки и склонил голову набок.

– Я считаю, что вы необыкновенная женщина, Мэрили.

– И что же из этого следует? – взорвалась она.

– Сегодня я вам этого не скажу. Если позволите, я пойду налью себе чего-нибудь выпить. И стану ждать вашу сестру.

Мэрили в недоумении покачала головой. Но времени на размышления у нее не было. Обменявшись на ходу любезностями с несколькими гостями, Мэрили поспешила в свое тайное укрытие, стараясь не привлекать к себе внимания. И с облегчением вздохнула, когда наконец-то вбежала в комнатку для шитья и сразу же захлопнула за собой дверь. Заняв свое привычное место, Мэрили стала прислушиваться. Наконец до нее донеслись голоса.

– Проклятие, Джордан! Мне совсем не нравится, что он ошивается возле Элейн.

В голосе отца было явное раздражение.

– Мне это не нравится ничуть не меньше, чем тебе. Но дело совсем не в этом. Я ведь тебе уже сказал, что все как есть выложил Элейн. Надо радоваться, что шериф бегает за ней, совсем забыв, зачем его сюда прислали. А теперь скажи-ка мне: ты уверен, что сумеешь собрать всех за такое короткое время?

Сердце у Мэрили екнуло. Значит, они хотят собраться сегодня же вечером. Что-то у них случилось… что-то очень важное.

– Конечно! – решительно ответил Мейсон. – Мне надо сделать только одно – поскакать к Турецкому кряжу и посвистеть. А там уж кто-нибудь подхватит мой свист и передаст его дальше, пока не соберутся все, кому надо. Для этого понадобится не больше получаса.

– Тогда тебе, пожалуй, лучше отправиться сейчас же.

Мэрили услышала, как они выходят из кабинета, и сразу же поспешила в обратный путь. Ее трясло. Пусть банкет идет своим чередом. Ей же необходимо попасть на это куклукс-клановское сборище.

Когда Мэрили снова оказалась в холле, ей пришлось остановиться, чтобы поприветствовать вновь прибывших гостей. А у нее все время вертелось в голове лишь одно – как уйти, чтобы ни у кого не вызвать подозрения. На глаза Мэрили попался Уиллис, один из их слуг-негров. Ему она полностью доверяла. Сделав Уиллису знак, она подозвала его к себе, словно хотела отведать крохотных тарталеток с подноса у него в руках, и рассказала о последних новостях.

– Проследи, чтобы через четверть часа меня у дома на ручье ждали с лошадью. Я притворюсь, что у меня разболелась голова, и уйду с банкета.

Уиллис кивнул. На лице его отразился страх.

– Так проследи же, – прошептала Мэрили и отошла.

На лестнице ей встретилась Элейн, спускающаяся вниз.

– Пожалуйста, извинись за меня, – быстро сказала Мэрили, прикладывая руку к голове. – Ужасно разболелась голова. Я иду спать.

Элейн встревожилась:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Да нет! Я просто хочу побыть одна. Это пройдет.

Она пошла было дальше, но Элейн взяла ее за плечо:

– Где Тревис?

– Вон там. – И тут Мэрили остановилась в полном изумлении: Тревиса внизу не было.

– Возможно, он отошел выпить еще чего-нибудь, – предположила Мэрили. В этот момент к ним из толпы стал пробираться Уиллис.

– Мисси Элейн, – произнес он, – шериф просил меня вам передать, что очень сожалеет, но у него внезапно возникло очень важное дело. Мисси Мэрили вам все объяснит.

– Я? – поразилась Мэрили. – Да я ничего не знаю, зачем ему понадобилось уехать!

– О, Мэрили! – Глаза Элейн наполнились слезами. – Что такого ты ему сказала? Ведь не могла же ты ему передать слова отца? Или же ты так все ему и сказала?

Мэрили молча прокляла Колтрейна за то, что из-за него попала в такое идиотское положение. Глубоко вздохнув, она произнесла:

– Я действительно сказала Колтрейну, что папа расстроился, но он никак на это не прореагировал. И ни словом не обмолвился, что собирается уходить. Сказал мне, что хочет взять для себя чего-нибудь выпить и будет ждать тебя.

– О Боже, просто ужасно! – закачала головой Элейн. – Что же мне делать?

Мэрили сочувственно погладила сестру по плечу:

– Пойдешь к гостям и прекрасно проведешь время. А о Колтрейне не беспокойся!

– Ох, но я очень беспокоюсь! Ты, Мэрили, ничего не понимаешь. Я… мне кажется, я его люблю.

У Мэрили округлились глаза.

– Ты и раньше, бывало, думала, что влюблена.

– Сейчас все совсем по-другому! – топнула ногой Элейн и сжала кулаки.

– Что тут происходит? – внезапно появился на площадке лестницы Джордан Барбоу, с удивлением переводя взгляд с одной дочери на другую. – Почему вы стоите здесь? А ты, Элейн, почему плачешь?

Та ничего не ответила. Тогда Мэрили сказала:

– Шериф уехал. Элейн считает, это связано с нашим предыдущим разговором.

– Ну, это ерунда, – усмехнулся Барбоу. – А ты, Элейн, приведи себя в порядок. Я не допущу, чтобы моя родная дочь так по-глупому вела себя из-за какого-то развратного бездельника.

– Он не развратный бездельник! – закричала Элейн. – Он замечательный, и ты не посмеешь встать между нами.

– Какой же он замечательный, если вот так от тебя улизнул? – напомнил Джордан.

Мэрили увидела, какое впечатление произвели его слова на сестру. Та лишь чуть приподняла подбородок, но и этого было достаточно, чтобы понять, как она взбешена. Глаза у Элейн заблестели.

– Где Мейсон? Я без кавалера сегодня быть не могу. Танцевать со мной будет он.

Мэрили почувствовала в голосе отца напряжение, когда он сказал:

– Боюсь, ему тоже понадобилось уехать. Пойдем со мной. Пока я рядом, о кавалере тебе беспокоиться не стоит! – Джордан сдержанно улыбнулся.

Элейн снова стала спускаться, а Мэрили, приподняв низ платья, стремглав бросилась к себе в комнату и сразу же дернула за колокольчик. В ожидании Розы она нервно ходила взад-вперед. Наконец появилась горничная. Глаза у нее были широко раскрыты.

– Что случилось?

Мэрили ей все быстро объяснила.

– Мне надо быть там, Роза. Но как мне выскользнуть из дома в этом идиотском платье? Как это сделать, когда у нас сейчас столько людей? О Боже! – воскликнула Мэрили в отчаянии.

– Я думаю. Я соображаю, – заметалась по комнате Роза, сжимая пальцами виски. Вдруг она взглянула на окно и воскликнула: – Вы можете спуститься из окна!

Мэрили посмотрела на нее непонимающе:

– Роза, но как же я буду спускаться? Ни дерева. Ни перил. Ничего! А если я спрыгну с балкона, то сломаю себе шею.

Не обращая внимания на ее слова, Роза подошла к шкафу и вытащила оттуда простенькое муслиновое платье.

– Наденьте вот это. А там, в доме на ручье, вам дадут брюки. Если станете спускаться с этими своими оборочками, то можете еще за что-нибудь зацепиться. Пока вы переодеваетесь, я приготовлю веревку.

– Что ты делаешь?! – Широко раскрыв глаза, Мэрили смотрела, как Роза стянула с постели атласное покрывало и начала его рвать на полоски, а полоски крепко связывать друг с другом узлами.

– Поторопитесь, мисси, и поскорее переоденьтесь. Вам надо сделать только одно – спуститься по этой веревке. А когда вы вернетесь обратно, я буду вас ждать внизу. Если банкет еще не закончится и вам войти в дом по-другому будет нельзя, я поднимусь наверх и спущу вам веревку.

Мэрили медленно покачала головой.

– Это единственный выход, – убеждала ее Роза. – Единственный, чтобы выбраться из дома никем не замеченной. Ведь вы же не боитесь, да? – добавила горничная.

Мэрили оцепенела. А почему бы и нет? Почему ей и впрямь не воспользоваться этой веревкой? Разве это страшнее, чем скакать одной на коне посреди ночи? Страшнее, чем напяливать на себя одежду куклуксклановцев и шпионить за ними на их сборище? И сразу же спуск по веревке показался Мэрили сущей ерундой.

Она глубоко вздохнула.

– Хорошо, Роза. Только, если я сломаю себе шею, проследи, чтобы у меня были красивые похороны.

Глаза Розы вдруг увлажнились, она шагнула к Мэрили и обняла ее:

– Если с вами что-нибудь случится, мой народ вас никогда не забудет. Каждый год мы будем объявлять день траура в память о вас. Мы все перед вами в большом долгу!

Мэрили отвернулась.

– Ничего вы мне не должны, – прошептала она.

«Вот для чего я это все и делаю, – в сотый раз сказала себе Мэрили. – Потому что, кроме меня, этим людям никто помочь не может, и еще потому, что мне необходимо знать, что я кому-то нужна».