Тревис осторожно ощупал грудь. Его пальцы моментально стали липкими от крови. Но судя по всему, рана не опасная. И хотя кровотечение было обильным, боль казалась вполне терпимой, по крайней мере, пока.

Ну что ж, если не суждено избежать вражеской пули, такой вариант его вполне устраивал. Тем более что получил он эту пулю вовсе не в грандиозном бою, под бой барабанов и глас фанфар. Нет, в организованном по приказу Гранта кавалерийском рейде вдоль границ штата Теннесси, между ветками железных дорог Центральной Миссисипи, Мобиль и Огайо, нельзя было снискать славу. Ибо подразделение под командованием полковника Бенджамина X. Гриерсона действовало тайно, полагаясь на неожиданность удара.

И ни один их удар не пропал даром, думал Тревис, злорадно ухмыляясь. Они входили, как нож в масло, рассекая коммуникации, громя разъезды кавалерии конфедератов, уничтожая военные склады, и под конец воссоединились с федеральными войсками в районе Батон-Ружа. Тем самым по крайней мере на несколько дней удалось отвлечь внимание Пембертона от действий генерала Гранта, готовящегося к наступлению.

Четвертого июля Пембертон прочно завяз под Виксбергом, и Гриерсон со своей командой мог вернуться в Теннесси, чтобы заняться преследованием частей Натана Бедфорда Форреста и в особенности его кавалеристов.

Однако Тревис решил отправиться в разведку на свой страх и риск и попал на мушку к какому-то сидевшему в засаде мятежнику. Правда, мятежник тут же поплатился собственной жизнью. Но и Тревис, раненный, лежал теперь без сил в топкой канаве. И судя по нараставшей боли в ране и непрекращающемуся кровотечению, тут, в этой проклятой канаве, ему и суждено кончить жизнь.

С трудом приоткрыв глаза, Тревис зачерпнул немного воды и плеснул себе в лицо.

Чертовка! Опять она за свое! Перед его помутившимся взором снова появилось лицо Китти. Сколько раз он клялся выкинуть из головы все мысли про нее! И всякий раз, как только казалось, что ему это удалось, образ Китти с новой силой вспыхивал в его сознании. Надо было позволить тому солдату пристрелить ее, коли у него самого не хватило духу! Черт побери, ведь это был его долг – прикончить предательницу! Мерфрисборо было занято федералами. Кому могло прийти в голову, что женщина ухитрится освободить под самым носом северян сотню полуживых Ребов? Хорошо, что федералы вовремя спохватились и открыли огонь. Но кое-кому из пленных удалось-таки уйти. Да, если бы он, Тревис, не развесил уши, Китти ни за что не удалось бы провернуть такое дело!

Ох уж эти ее глаза! Они смотрят на него из тьмы, то пылая гневом, то обжигая страстью, то лаская нежным сиянием. И Тревис тут же вспомнил, какое у нее тело, с каким трепетом она отвечала на его любовь. И этот аромат хвоинок, запутавшихся в золотистых волосах. Даже в походных условиях она умудрялась оставаться чистой и свежей…

Колтрейн еще раз чертыхнулся и бессильно прислонился головой к краю канавы. Неужели он так и не найдет в себе сил признаться, что любит ее? Любит до сих пор! Однако это только бесило его еще больше. Дай-то Бог, чтобы их пути пересеклись снова – и уж тогда он отомстит ей за все – за обман, за предательство, за свое разбитое сердце.

Он опять пощупал рану. Пожалуй, она не очень серьезная, и он смог бы добраться до своих, вот только бы вылезти из этой канавы и поймать коня… Проклятие, и что ему не сиделось на месте? Кто его просил соваться куда не надо? Просто Тревису требовался предлог, чтобы остаться одному, чтобы его не отвлекали от собственных грез. Но какой смысл так себя мучить? Китти, поди, давно успела вернуться домой, к своему бесценному дружку, выйти за него замуж и даже забеременеть. Правда, Тревису хотелось, чтобы она забеременела от него. Ну разве не милая шутка: сбежать от него и вернуться домой с его ребенком в утробе?..

Тревис поморщился от боли в ране. Дьявол, если бы он сумел поймать коня и вернуться на стоянку, кто-нибудь перевязал бы рану. А здесь он наверняка подохнет. Скрипя зубами от боли, Колтрейн выкарабкался из канавы и на четвереньках пополз по густому подлеску. Хотел бы он знать, соизволит ли этот чертов конь явиться, если его позовут? Тревис недавно начал ездить на нем и еще не успел выдрессировать как следует.

Внезапно он уловил чьи-то голоса и отблески факелов, в панике решив, что это патруль мятежников. Ну конечно, вот кто-то бубнил басом, с тягучим южным акцентом:

– Держу пари, капитан, это был янки, и Зеб его подстрелил, ну а тот отправил Зеба прямо в ад.

«А вот теперь они пришли, чтобы и меня отправить прямо в ад», – усмехнулся про себя Тревис. Эти мерзавцы не станут церемониться и брать его в плен. Они убьют его на месте. Колтрейн отлично знал, что обе стороны чрезвычайно скоры на расправу. Он и сам, случалось, расстреливал Ребов недрогнувшей рукой, не желая возиться с пленными.

Вжавшись в землю, затаив дыхание, он слышал, как южане подошли совсем близко. Кто-то приказал:

– Ступайте проверьте канаву.

Тревис ждал. Казалось минуты растянулись в целые часы. Наконец послышался голос капитана:

– Наверное, Зеб так в него и не попал. Если бы попал, то не валялся бы сейчас мертвый. Давайте заберем его с собой да похороним, пока не получен приказ выступать.

Шаги и голоса стихли. Значит, их лагерь совсем близко, решил Тревис. Надо убираться отсюда и как можно быстрее, пока не рассвело, иначе его наверняка заметят. А еще лучше добраться до своих и доложить про это осиное гнездо, тогда Гриерсон в два счета выкурит их всех отсюда!

А кровь все продолжала сочиться из раны. Он чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Ему никогда не разыскать своего коня и не вернуться в отряд…

– Колтрейн… – донесся едва различимый шепот. – Ты здесь?

– Здесь, – откликнулся Тревис, решив, что только союзник мог знать его имя. – Я ранен.

Кусты раздвинулись, и к нему приблизилась чья-то фигура:

– Тяжело?

– По-моему, пуля прошла навылет, но крови вытекло до черта. – Тут капитан понял, что перед ним стоит человек с повязкой через глаз. А в следующую секунду в лицо ткнулся холодный мокрый нос, и неразлучный с одноглазым солдатом старый гончий пес Киллер сочувственно заскулил над раненым.

– Здесь, совсем рядом, целое гнездо этих Ребов, – торопливо прошептал Тревис. – Передай остальным.

Он почувствовал, как сильные руки поднимают его с земли, но в следующий момент потерял сознание.

– Ты пропустил всю потеху.

Тревис открыл глаза: одноглазый солдат наклонился над ним. Почти все его лицо скрывалось под густой бородой и черной повязкой. Челюсти мерно двигались, перемалывая табачную жвачку. Вот он не спеша сплюнул и протянул Тревису чашку кофе:

– Мы окружили этих Ребов и прикончили всех до единого. Насчитали двадцать три трупа. Несколько хороших винтовок. И еще – лошади. Гриерсон сказал, что больше всего обязан тебе такой удачей – вот только жаль, что ты едва не испустил дух.

– Рана тяжелая? – поинтересовался Тревис.

– Чистая. Мы промыли ее как следует виски и перевязали, чтобы остановить кровь. Жить ты будешь. Может, придется проваляться недельку-другую. Полковник сказал, что где-то поблизости наши захватили городишко, там мы и остановимся на постой. Надо пересидеть немного, пока получим новые приказания от Гранта.

– Черт побери, что это за бурда? – скривился Тревис, попробовав кофе. – Уж и не помню, когда в последний раз пил настоящий кофе.

– По-моему, его состряпали из картошки и жареного гороха, – усмехнулся Джон Райт. – Вот погоди, доберемся до города! Я слышал, что на завтрак у нас жаркое, хочешь, принесу?

– Неплохо.

– Еще бы, особенно если учесть, что мясо взяли с лошади, которая пала от голода.

– Знаешь, я вроде бы распробовал этот кофе. Он придаст мне достаточно сил, чтобы добраться до города.

Тревис лежал на одеяле, заботливо прикрытый старым пончо, с седлом вместо подушки. Оглянувшись, он увидел, что другие солдаты чистят ружья, играют в карты – словом, отдыхают после того, как отправили на тот свет двадцать три мятежника.

– А как ты меня нашел? – удивился Тревис, вспомнив, как собирался умереть прошлой ночью. – Что тебя понесло следом за мной?

Джон мотнул головой в сторону гончака, дремавшего, положив морду на натруженные лапы:

– Киллер может выследить все, что движется по земле. Я добрался до канавы незадолго до Ребов, затаился и услышал весь их разговор. Я понял, о каком янки шла речь. Тем более что незадолго до этого слышал два выстрела.

– Но ты неспроста меня выслеживал, – заметил Тревис, почувствовав, что Джон о чем-то умалчивает. – Почему?

Райт сплюнул, прежде чем открыто взглянуть ему в глаза.

– Я давно хотел побеседовать с тобой без свидетелей, Колтрейн, с того дня, как Энди Шоу рассказал мне про Китти… и тебя.

Тяжело вздохнув, капитан поднял глаза к густой кроне над головой. День выдался душный, и солнце палило вовсю, однако в тени было прохладно. Тревис давно догадался, что Джон Райт – отец Китти. Он знал это с того самого дня, как явился с рапортом к полковнику Гриерсону и увидел человека с повязкой через глаз и неразлучным старым гончаком. Акцент южанина рассеял последние сомнения. Однако Тревис предпочел держаться в стороне. У него было много на то причин, но главное – он опасался гнева Райта за то, что держал при себе его дочь на положении пленной, вместо того чтобы отпустить подобру-поздорову домой после разгрома банды Люка Тейта.

Он снова посмотрел Джону Райту в глаза, но так и не смог понять, сердится тот или нет.

– Я знал, кто ты такой, Райт, – решился заговорить первым Тревис, – и не сомневался, что тебе известно про меня и про твою дочь.

– Честно говоря, я здорово удивился, когда увидел среди федералов Энди Шоу, – кивнул Джон. – Я знаю мальчишку с самых пеленок. Естественно, я приступил к нему со множеством вопросов и тут же понял, что что-то тут не так. Наконец мне удалось нажать на него, и я узнал все, что мне нужно. Поначалу я здорово разозлился. Меня чертовски расстроило то, что моя дочь оказалась замешана в эту проклятую войну. Оно верно, я ушел и бросил ее и ее мать, но ведь мужчина поступает так, как велит ему долг.

– Она рассказала мне, что с тобой случилось.

– И меня совсем не порадовало то, что ее похитил Люк Тейт, – продолжал Джон, не обращая внимания на слова Тревиса. – Я не дурак. Я знал, зачем он это сделал и что сотворил над ней. И можешь быть уверен, что, если я повстречаюсь с сукиным сыном, одному из нас не уйти живым. Но потом я начал прикидывать так и этак, почему же ты не отпустил ее сразу домой. Да, знаю, она отлично разбирается в медицине. Чертовка таскалась за доком Масгрейвом по пятам, как только ходить научилась. Но ведь она женщина, как ни крути, совсем молоденькая женщина, и тебе следовало вернуть ее домой. Но, кроме того, она еще и красивая женщина – и тогда становится ясно, отчего ты этого не сделал.

А вот теперь Тревис заметил, как в глазах собеседника зажигается гнев. Он открыл было рот, но передумал, решив дать Джону высказать все, что у того лежало на душе.

– Правда, сперва нам надо было сделать до конца дело, но я решил, что непременно потолкую с тобой по душам, если останемся живы. Потому как желаю знать, что с моей дочерью и где она теперь. Со слов Энди мне известно, что она сбежала с пленным конфедератом.

– Но я не знаю, что стало с ней дальше, Джон, – покачал головой Тревис. – Она обвела меня вокруг пальца, заставила думать, что влюблена в меня. Я вел себя беспечно и предоставил ей чуть больше свободы, и она тут же воспользовалась ею, чтобы раскрыть ворота лагеря пленных мятежников. Я должен был убить ее, но не смог этого сделать и убил своего солдата, который пытался целиться в нее.

Тут Джон, к великому удивлению Тревиса, от души рассмеялся:

– Узнаю, узнаю свою девчушку. Она даст сто очков вперед любому из вас! И уж коли она что решила, то своего добьется! И нет ничего удивительного, что она обвела тебя вокруг пальца и заставила поверить, что влюбилась. О, она хитрая бестия, моя дочь! – Тут Джон снова помрачнел и ткнул пальцем в Тревиса, грозно продолжив: – А ты моли Бога, чтобы она оказалась жива. Иначе тебе несдобровать! Скажи спасибо, что сейчас война и я не стану стрелять по солдату из своей армии. Однако помни: как только война кончится, тебе придется ответить за то, что надругался над честью моей дочери! Ты не на шутку разозлил меня, сынок!

Тревис хотел было сесть, но не смог и бессильно откинул голову, жадно ловя ртом воздух. Несмотря на слабость, он должен был сию же минуту высказать то, что лежало на сердце:

– Джон, я должен признаться тебе в том, в чем боялся признаться даже самому себе. Я по-настоящему полюбил твою дочь. Я поверил, что и она влюбилась в меня, но ошибся. Я не мучил Китти и не измывался над ней, как Люк Тейт, с которым у меня свои счеты! – Тревис перевел дух и продолжил: – А что до твоих чувств ко мне, я понимаю, что любить тебе меня не за что. Однако если собрался убивать меня, лучше сделай это сразу. Не хочу получить пулю в спину во время боя. У меня и без тебя хватает неприятностей!

– Черт бы тебя побрал, сопляк, – взревел Джон, пронзая Тревиса пылающим взглядом, – скажи спасибо, что ты ранен, не то надрал бы тебе уши за твои слова!

– А ты горячий парень, – ухмыльнулся Колтрейн, – по-моему, из нас выйдет отличная пара!

– Учти, тебе придется иметь дело еще кое с кем, – предупредил Джон. – Китти обручена, и этот малый вряд ли обрадуется…

– Натан Коллинз, – протянул Тревис. – Китти мне все уши про него прожужжала. Но он меня мало волнует. Вряд ли нам вообще суждено встретиться, разве что в преисподней.

Оба некоторое время молчали. Но вот Джон Райт удивленно приподнял бровь и спросил:

– И ты до сих пор любишь мою дочку?

– Какого черта ты так пялишься на меня, Джон Райт?! – вспыхнул Тревис. – Я и сам не могу разобраться в своих чувствах. Еще не перегорела обида на то, что она выкинула на прощание. Может, так даже лучше – ведь я не из тех, кто женится.

– Да и моя дочь не из тех, кто выходит замуж за таких, как ты, – парировал Джон.

– Да ты посмотри на себя, приятель! Ведь ты сам бросил и жену, и дочь, и родной дом! Энди говорил, что твоя жена спилась, когда ты ушел на войну. Тебя это не волнует?!

– Мужчина поступает так, как велит ему долг.

– Это ты уже говорил.

– И скажу еще раз. Ты сам родом с Юга. И тоже воюешь против земляков?

– Это мое личное дело.

– Ну так и нечего совать нос в мои дела. Только не забывай, что однажды я заставлю тебя платить по счетам.

– Надеюсь, ты дашь мне знать когда.

Их взгляды пересеклись. Наконец Джон встал. Следом за ним вскочил его пес, и они молча отправились своей дорогой. Тревис крикнул им вслед:

– Между прочим, спасибо за то, что спас мне жизнь!

Джон не обернулся, продолжая идти вперед. Колтрейн устало прикрыл глаза. Хорошо, что это наконец-то случилось, с облегчением подумал он. Ведь рано или поздно все равно пришлось бы завести этот разговор. А теперь они выяснили отношения и даже, кажется, прониклись уважением друг к другу. И если дело все же дойдет до поединка – а Райт недвусмысленно намекнул на это, – противники будут стоить друг друга.

Пришел кто-то из отряда и сказал, что полковник дал команду выступать. Колтрейн с радостью подумал, что в этом, пусть и небольшом, городе товарищи сумеют раздобыть для него кровать – настоящую мягкую кровать, в которой он сможет отлежаться и набраться сил после ранения.

Однако стоило тронуться с места, раненый застонал от нестерпимой боли. Недолгий путь превратился для Тревиса в страшную пытку. Полковник Гриерсон лично проведал Колтрейна и заверил, что в городе нашли юную леди, которая готова ухаживать за ранеными. Увы, единственного в округе врача убили всего пару недель назад. Но эта дама согласилась приютить у себя Тревиса и позаботиться о нем. Хижина у нее тесная и ветхая, но там найдется лишняя кровать. Треиису ничего не оставалось как поблагодарить – в любом случае это лучше, чем валяться на земле, с седлом вместо подушки.

Поначалу Бонни Пелхэм очень понравилась Тревису. Удобно устроившись с ее помощью в постели, он огляделся.

– Вам нравится моя хижина? – спросила хозяйка. – Мы с мужем построили ее сами Нам, правда, соседи помогали. Но потом Билл-Боб ушел на войну, а там его убили.

Колтрейн не спеша пил воду, глядя в большие карие глаза.

– А ты не похожа на убитую горем вдову, – заметил он.

– Ох, да разве вы не знаете, как у нас заведено? – отвечала Бонни. – Здесь, в горах, никто не спрашивает, хочешь ты замуж или нет. Просто родители договариваются обо всем заранее. И я знала, что стану женой Биллу-Бобу, еще задолго до нашей свадьбы.

– Так ты его не любила?

– Не знаю! – пожала молодка плечами. – Мне и про любовь-то ничего не ведомо. Меня учили, что приличной девице положено прилично выйти замуж, да рожать детей, да заботиться о муже. Так я и собиралась поступить, да только Билли-Боб ушел и нашел свою погибель – и теперь я, почитай, самая молодая вдова в наших горах…

Продолжая суетиться, она ни на миг не умолкала, рассказывая про то, как делала клейстер из муки с водой, чтобы заклеить бумагой щели в стенах и сохранить в хижине тепло зимой. Что вот то кресло в углу вырезал из дуба ее отец. А вот этот туалетный столик сделал сам ее супруг из вишни – да только та вишня совсем выцвела. И вот ту скамью тоже он сделал – из гикори. И веник в углу – из веток гикори тоже.

– А вы видели мои занавески? – горделиво восклицала она, расправляя грубую ткань. – Я выткала их сама из льна, который сама пряла и трепала. И выкрасила их тоже я – синей краской, которую наварила из хинного дерева. Я даже сама сделала это одеяло, что на вас, из хлопка, который мой папаша вырастил. А вон тот плед? У папаши было много овец – пока вы, янки, не пришли и не забрали их, – и мы с мамашей целыми днями чесали да пряли их шерсть. А простыни, на которых вы лежите? Кто, по-вашему, сделал их, если не я? Да и тюфяк я набивала вот этими самыми руками – уж и не упомню, сколько гусей пришлось для него ощипать, и все до одного были злющие-презлющие!

Тревис внезапно подумал, не рано ли он обрадовался, что попал сюда.

– С чего это ты все мне выкладываешь? – полюбопытствовал он.

– Ну, как же, я теперь вдова, – с детской непосредственностью заявила Бонни. – И надо мне нового мужа присмотреть, да поживее – это папаша мне велел. Папаша еще сказал, что неприлично просто так держать в доме солдата, даже если он раненый и я его лечу. Вот я и решила, что любому одинокому янки, что попадет сюда, не помешает взять в жены вдову, которая управляется с такой роскошной хижиной, как моя!

– Ну что ж, может, когда-то сюда и забредет такой янки. – И Тревис, закрыв глаза, взмолился о скорейшем выздоровлении.

Он чувствовал, что хозяйка сидит возле кровати и не спускает с его лица простодушного взгляда. Приподняв повязку, она осмотрела рану, слегка поморщившись.

– Придется наложить бальзам на рану. И вам надо лежать не двигаясь, не то опять пойдет кровь.

Бонни извлекла из банки какую-то вязкую, дурно пахнувшую массу и принялась усердно мазать ею рану. Тревис невольно скривился от боли. Но вот хозяйка покончила с бальзамом и поменяла повязку.

– А теперь я приготовлю для вас что-нибудь вкусное. Как насчет куриного бульона? Как только он начинает кипеть у меня в кастрюле, сюда сбегаются все солдаты, учуяв запах!

Капитан покорно кивнул. Наверное, готовит она неплохо.

Так оно и вышло. Бульон оказался превосходным, к тому же впервые за долгое время ему довелось отведать домашней еды. Бонни даже принесла свежего молока, которое охлаждалось в горном ручье неподалеку. С каждым глотком Тревис чувствовал, как к нему возвращаются силы. Может быть, выздоровление и вправду не затянется.

Хозяйка уселась на краю кровати и внимательно посмотрела на него.

– Что это ты меня разглядываешь? – раздраженно спросил Колтрейн. Хотя Бонни нельзя было назвать уродиной, ее широкая улыбка почему-то напоминала волчий оскал.

– Я отлично знаю, как сделать мужчину счастливым, – многозначительно заявила она, погладив капитана по лицу. И тут же засмеялась: – Между прочим, такой красавчик впервые заглянул в наши места. Какие чудные глаза! Не то, что голубые и не то что серые. Да и все остальное у тебя что надо.

Тревис неловко заерзал в постели:

– Ты бы не могла позвать сюда Сэма Бачера? Мне необходимо с ним повидаться.

– Не забывай, я буду рядом – только позови, – снова осклабилась она.

Оставшись наконец в одиночестве, Тревис с чувством выругался в потолок тесной хижины. Следует убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Какой приказ получил отряд? Сэму следует разузнать у полковника Гриерсона. Колтрейну не терпелось поскорее вернуться в строй. А может быть, еще сильнее ему не терпелось попасть в те места, где можно будет что-то разузнать про Китти. Но Тревис не желал себе в этом признаваться.

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился сияющий Сэм Бачер.

– Просто руки чешутся стереть с твоей рожи эту мерзкую ухмылку, – пробурчал Тревис.

– Вряд ли это тебе удастся сейчас! – расхохотался Сэм, усаживаясь верхом на стул. – Ну, как тут тебе понравилось? Я слышал, Бонни большая мастерица по части ухода за ранеными.

– Сэм, мне не до шуток. – Колтрейн попытался сесть, но не смог. – Ступай к полковнику Гриерсону и скажи, чтобы немедленно вытащил меня отсюда. Я готов спать где угодно, хоть на голой земле, только подальше от этой шлюхи! Если не выдворить ее из города, через неделю весь отряд подхватит чесотку или еще что-нибудь похуже.

Сэм с трудом представлял, как это можно устроить, но все же пообещал помочь.

– Ладно, посмотрим, – сказал он озабоченно. – Надеюсь, Гриерсон в курсе. Поначалу мы приняли ее за опытную сиделку, но потом нам такое порассказали о ней, что мы животики надорвали, представляя, как она примется за твое «лечение»!

Тревис неловко схватил чашку с водой и выплеснул содержимое в ухмыляющуюся физиономию, но Сэм запросто увернулся и засмеялся пуще прежнего:

– Ну, старина, нечего на меня злиться! Ведь не я запихал тебя в эту дыру. Клянусь, я сделаю все, чтобы вытащить тебя отсюда! Ты ради этого меня разыскивал? Понимаешь, мы только что уселись играть в карты. А кое у кого из парней завалялось по бутылочке «огненной воды». Так что вечерок обещает быть теплым.

– Мне бы только поскорее вернуться в отряд, – с тоской проговорил Тревис.

– Ну я же обещал, что постараюсь…

– И когда только кончится эта чертова война!

– И что ты будешь тогда делать? Помчишься искать Китти?

– Знаешь, Сэм, – ощетинился Тревис, – хоть ты и мои старый друг, но мне все чаще хочется выпороть тебя!

– Старина, сколько раз повторять, что от меня ничего не скроешь! А я знаю, что ты любишь девчонку, так же как и она любит тебя!

– Ну да, и поэтому удрала при первой возможности?!

И Тревис надулся, как индюк, ожидая, что ответит Сэм, который так же сердито выкрикнул:

– И правильно сделала, что сбежала! Ты хоть раз признался, что любишь ее? Вы же оба только и делали, что грызлись, как собака с кошкой. Вот она и не выдержала! В конце концов, она южанка и к тому же упряма, как черт!

– Да с какой стати ты постоянно твердишь, что я ее люблю! – взревел Тревис.

Сэм поднялся со стула и ухмыльнулся, засунув пальцы за ремень:

– Ну что же, пусть ты ее не любишь, но думаешь о ней постоянно!

– Ну а это ты откуда взял? Или ты умеешь читать чужие мысли!

– Нет, не умею, – бросил Бачер через плечо, направляясь к двери. – Но зато я не глухой и отлично слышу, когда всякие дураки вопят во сне и зовут кое-кого по имени!

И он вышел, плотно прикрыв дверь.