Тусклая лампа под потолком едва рассеивала царивший в комнате сумрак. Китти стояла возле стола, на котором лежал раненый солдат, и держала его за руку. За окнами шелестел нескончаемый февральский дождь: потоки воды бежали по улицам, делая дороги непроходимыми. Все трудоспособное население Голдсборо пыталось расчистить дорогу на Смитфилд, чтобы доставить припасы армии генерала Джонстона. Воюет ли Натан под его началом? Уже несколько недель прошло с тех пор, как она отправила письмо с известием о смерти его матери, но не получила ответа. Кто знает, может, и его самого поглотила могила. Смахнув непрошеные слезы, Китти в который раз обращалась к Богу с горячей молитвой. Боже милостивый, они так много перестрадали, что было бы несправедливо лишать их теперь будущего!
Раненый дернулся. Китти легонько сжала ему пальцы, стараясь дать понять, что кто-то есть рядом и заботится о нем, хотя она сама падала с ног от усталости. А раненые все прибывали и прибывали, и в госпитале не хватало рук, чтобы управиться с этим ужасным потоком. Врачи и медсестры работали на износ, то и дело кто-то падал в обморок от переутомления, и все же продолжали трудиться, делая все возможное для облегчения страданий несчастных, прошедших сквозь адское пламя на полях сражений.
Открылась дверь, и в комнату устало вошел доктор Малькольм. Сурово глянув на Китти из-под мохнатых бровей, он коротко кивнул и подошел к столу. После краткого осмотра хирург решил:
– Поможет только ампутация. Китти, вы выдержите еще одну нынче вечером?
– Если надо, я готова, доктор Малькольм, – устало откликнулась Китти, думая о том, как ненавистен ей вид отсеченных конечностей.
Дверь опять приоткрылась, и на пороге показалась Юдит Гибсон. Она шепотом окликнула Китти:
– Вы бы не могли выйти на минуту? Это очень важно!
– Нет, не могу… у меня больной.
– Да ступайте же, Китти! – воскликнул хирург. – Я сам справлюсь. Отдохните хоть немного.
Китти медленно вышла из комнаты и оказалась в коридоре. Даже в царившем здесь полумраке было видно, каким нетерпением горят глаза маленькой сиделки.
– Китти, это невероятно, но он здесь! Я знаю, это точно он, ты именно таким мне его описала!
– Он? Кто это он? – По спине побежали ледяные мурашки. Натан? Он здесь?
Однако ответ Юдит совершенно ее ошарашил:
– Это твой отец, Китти, Джон Райт! Он там, на крыльце, и просит позвать тебя поскорее!
Она опрометью кинулась мимо переполненных ранеными палат, мимо покойницкой, где горы трупов ждали, пока их похоронят, и выбежала на крыльцо. Шагнув в холодную, дождливую ночь, Китти очутилась в его крепких объятиях, и знакомый хриплый голос зашептал:
– Китти, Китти, девочка моя, дорогая…
– Папа, это правда ты… – Обливаясь слезами, она прижалась к его груди. – Как… как тебе удалось меня отыскать? Разве это не опасно?
– Пойдем-ка со мной подальше от света. Поспеши, у меня нет времени. – И он повел ее прочь. Китти успела заметить, что Джон одет в штатское платье. С черной повязкой через глаз он ничем не отличался от ветерана, заплатившего дорогую цену за то, что война кончилась для него навсегда. А она любовалась и не могла насмотреться на самого дорогого в мире человека.
Оказалось, что Джон занимался разведкой по приказу самого Шермана.
– Мы подошли к самому дому, и я не смог не повидать тебя. Я так и думал, что найду тебя в госпитале, дочка. По крайней мере, молился, чтобы так оно и было. Не мог не повидать тебя напоследок!
– Напоследок? – нарочито небрежно рассмеялась она. – Папа, послушать тебя, так мы встречаемся в последний раз! Но ведь война вот-вот кончится, и ты сможешь вернуться домой и начать новую жизнь. Мы оба начнем все заново…
Он ласково прижал палец к ее губам, заставив замолчать.
– Тс-с-с, дочка. Ты не такая дурочка. И слышала вести с войны. Юг вот-вот падет. Он уже стоит на коленях. Солдаты от голода готовы глодать мясо с павших мулов, а эта тухлятина расползается, прежде чем ее успеют донести до рта! Люди раздеты, разуты. Да, дочка, конец уже близок, а генерал Шерман направился как раз на Голдсборо. Я разузнал все, что нужно, и должен вернуться к нему, но прежде хотел повидать тебя и пожелать счастья – коли не суждено встретиться вновь. Хочу сказать, что люблю тебя… и всегда любил.
– Папа, не надо! – Она потянулась к отцу и удивленно опустила взгляд, услышав тихое поскуливание. – Киллер! Папа, неужели он еще жив?!
– Жив-живехонек. – Несмотря на мрачное настроение, Джон не смог не улыбнуться. – Конфедератам ни за что не прикончить ни такого старика, как я, ни такого старого пса, как наш Киллер!
Но тут Джон снова стал серьезным и сжал в ладонях ее лицо, заставляя смотреть прямо:
– Скажи-ка, ты вышла замуж за Натана Коллинза? Ты его жена?
– Нет, папа. Я отыскала Натана, и он привез меня сюда перед самым началом боев за Атланту. Он в армии у генерала Джонстона. Меня он хотел оставить у себя дома, но я не смогла…
– Не важно, – прервал Джон. – Я должен спешить, здесь слишком опасно! Если меня опознают, то линчуют на месте. А теперь слушай внимательно. Когда войска Шермана вступят в город, ни шагу из этого госпиталя! Наши солдаты могут вести себя жестоко, но если станешь им помогать, то тебе не причинят зла. И к тому же я постараюсь оказаться рядом и позаботиться о тебе… – Многозначительно приподняв бровь, Джон тут же поправил сам себя: – Не я, а мы с Тревисом. Мы с Тревисом позаботимся, чтобы с тобой ничего не случилось.
– Тревис? – По всему телу прокатилась знакомая горячая волна. – Он еще жив?
– Жив-здоров, а как же. И все такой же отчаянный рубака – на пару с Сэмом Бачером…
– Я не желаю слышать про капитана Колтрейна, – перебила она. – После того… – Ее голос сломался. Нет, ей не хотелось признаваться даже собственному отцу, как жестоко обманул ее Тревис.
– Я все знаю, дочка.
– Что ты знаешь? – растерянно заморгала она. Да как такое могло случиться? Откуда ему известно?..
– Я знаю, что он любит тебя, а ты любишь его. Тебе довелось увидеть его с той женщиной только потому, что он хотел вынудить тебя уехать. Он верно прикинул, что ты после этого встанешь на дыбы и на всех парах помчишься в Ричмонд. Ведь там, куда нас послали, тебе не было места, дочка. А еще мне кажется, он хотел дать тебе лишний шанс повстречаться с Натаном и окончательно разобраться в своих отношениях с ним.
– Это Тревис тебе рассказал?
– Мы с Сэмом сами до этого додумались. Тревис не из тех, кто пускается в откровения, однако я успел хорошо его узнать за это время. Если ты с кем-то рука об руку глядишь смерти в лицо каждый Божий день, ты не можешь не знать, что у него на душе.
Она не могла выговорить ни слова. Отвернувшись, Китти облокотилась на перила и смотрела на погруженный во тьму город.
– Так кто же из них двоих тебе милее? – раздался наконец за ее спиной голос Джона.
– Папа, я и сама не знаю. Натан… у нас с ним все так смешалось… да и с Тревисом тоже. Может, мне вообще стоило бы позабыть их обоих.
Отец хлопнул ее ниже спины, и от неожиданности Китти подскочила на месте:
– Может, ты и права, что продолжаешь упрямиться и не желаешь зажечь свет, а шаришь на ощупь. Я всегда говорил, что никто не бывает так слеп, как тот, кто не желает чего-то увидеть. Ну а теперь мне пора уносить отсюда ноги. Путь предстоит непростой, и я не желаю, чтобы на хвосте висела погоня.
Он крепко обнял Китти, поцеловал и повернулся было, но она, рыдая, схватила его за руку:
– Папа… а война… все и правда так плохо? Мы проиграли?
– Юг проиграл, – с удивительной горечью подтвердил Джон. – Шерман движется на Голдсборо, и у него достаточно людей, чтобы взять город штурмом, не тратя времени на осаду. Все слишком просто, дочка. И ни тебе, ни остальным горожанам не стоит пытаться бежать. Да и куда вы побежите? Война повсюду. По крайней мере, Шерман хотя бы прекратил поджоги и грабежи, вступив в Северную Каролину. Я слышал, он питает слабость к нашим местам, хотя остальным пришлось ох как несладко. Он попросту делал вид, что не замечает того, что вытворяют его солдаты, и позволял им тешиться как угодно. Генерал твердит, что Югу надо преподать урок, хотя Юг и так давно его усвоил…
– Ни с места! Ты кто такой?
Они застыли от неожиданности, увидев, как из кустов выскочил солдат в серой форме со штыком наперевес. С чувством собственной значимости, переполнявшим его, он закричал:
– Солдат, какого черта ты шляешься здесь посреди ночи?! Разве ты больной или раненый? А ну уноси отсюда задницу! Если тебе нечего делать в госпитале, то нечего и шататься вокруг него! Возвращайся в часть, все подняты по тревоге! В любую минуту здесь может объявиться Шерман!
– Так точно, сэр! Я и выскочил всего-то на секунду, перемолвиться словечком со своей леди!
– Кругом марш!
У Китти сердце разрывалось от страха.
– Он сейчас же уйдет, – обратилась она к солдату. – Пожалуйста, не сердитесь!
– Ну, так и быть, – сразу подобрел часовой. – У меня тоже есть девушка, и я бы не прочь ее повидать, но всех подняли по тревоге, и вот-вот начнется бой. Вот и вам, леди, лучше вернуться под крышу. Янки не будут стрелять по госпиталю. По крайней мере, мы на это надеемся.
– Да, конечно, – покорно закивала Китти, сжимая отца в прощальном объятии. – С Богом! – шепнула она, содрогаясь от беззвучных рыданий.
– А что передать Колтрейну? – поинтересовался он с нарочитой небрежностью, стараясь отвлечь от горестных мыслей и не дать расплакаться. Китти на миг задумалась и сказала:
– Попрощайся за меня. Именно это я и хотела сделать, когда разыскивала его в вашем лагере на берегу Рапидана.
– Не очень-то храбрись, девочка, – рассмеялся Джон. – Мы еще увидимся. Чтоб я сдох! Никогда бы не подумал, что воспитаю такую маленькую упрямицу!
И он исчез в ночи, все еще усмехаясь себе под нос. Часового южанина, судя по всему, это удовлетворило, и он тоже отправился восвояси. Китти бессильно привалилась к стене, ноги ее не держали, и она опустилась на землю. Здесь было так темно, что никто не сможет ее разглядеть.
Итак, 23 февраля генералу Джонстону снова поручили верховное командование. К этому времени его армия оказалась деморализована и раскидана в полном беспорядке на протяжении от Кингстона до Шарлотта. Генерал Вилльям Дж. Гарди с остатками своих двух дивизий уже не одну неделю отбивал атаки войск Шермана, и, по мнению всех очевидцев, те несчастные семьдесят пять тысяч солдат, что пребывали в его распоряжении, вряд ли способны были всерьез противостоять напору северян. Пресловутый «главный янки» Шерман давно уже стал всеобщим пугалом и на всем протяжении своего пути от моря сеял разруху и смерть. И вот теперь двинулся на Голдсборо – немаловажный железнодорожный узел. Город замер в ожидании его появления. Вместе с остальными ждала и Китти.
Все внутри у нее горело при мысли о том, что Тревис специально подстроил сцену в салуне с той девицей.
Стоило Китти закрыть глаза – и перед ней возникал образ красавца мужчины, лукаво смеющегося ей в лицо, в чьих стальных глазах она могла прочесть то гнев и холод, то нежность и страсть. Он мог осторожно и ласково касаться ее тела, а мог, с силой сжав ее плечи, оттолкнуть от себя. Но всякий раз в ней разжигалось одно и то же пламя – любви и желания.
Даже самые страстные поцелуи Натана не шли в сравнение с ласками Тревиса, с легкостью завладевшего самыми потаенными глубинами ее естества. Как выглядел бы брак с таким мужчиной, как он? Были бы у них дети? Да, он наверняка захотел бы сыновей, продолжателей рода. Но почему-то ей казалось, что прежде всего он захотел бы иметь верную женщину, с которой не страшно идти по жизни. И ему было бы мало того, что она сидит дома и занимается обычными женскими делами. Нет, он бы обязательно стал брать ее с собой на охоту, на рыбалку и наверняка не препятствовал бы увлечению медициной. Потому что верил в право каждого на личную свободу. Нет, он не встал бы у нее на пути.
А с другой стороны – разве для женщины так уж важно выйти замуж? Мать твердила когда-то, что девица должна стать чьей-то женой как можно раньше в целях собственной безопасности. Но о какой безопасности может идти речь во время столь ужасной, столь жестокой войны? Ведь она уносит жизни без разбора, не спрашивая, женщина ты или мужчина. Да и можно ли вообще назвать жизнью их жалкое полуголодное существование?
Дерьмо! Пусть это слово и не входит в лексикон истинных леди, зато вполне точно характеризует окружающую действительность и ее отношение к ней. И неизбежно возникает вопрос: стоит ли так строго следить за своими мыслями и поступками, чтобы они были достойны истинной леди, которая поступает только прилично и в соответствии с правилами? Неужели необходимо отказаться даже от удовольствия думать так, как тебе хочется? К чему этот вечный маскарад?..
– Дерьмо! – Она прошептала это довольно громко и внятно. И хотя это было грубое слово, Китти чувствовала странное облегчение, произнося его. Словно рушилась какая-то стена и Китти становилась свободна – свободна в словах, свободна в мыслях и поступках!
– Дерьмо! – повторила Китти еще громче.
Из кустов выскочил все тот же часовой:
– Леди, вы что-то сказали? Вам следует уйти внутрь. Здесь опасное место для женщин.
Китти оперлась на перила крыльца и высунулась так далеко, что едва не упала. Всматриваясь в лицо солдата, скрытое ночной тьмой, она громко расхохоталась и выкрикнула:
– Все вокруг дерьмо, солдат!
И, подхватив юбки, Китти помчалась назад в госпиталь, чувствуя небывалое счастье, посетившее ее впервые за многие месяцы, несмотря на сгустившиеся над Югом тучи.
Слава Богу, душа ее обрела истинную свободу!