Неизбежная угроза войны нависла над Югом подобно грозовой туче, принесенной с Севера и готовой в любой момент разразиться бурей. Вот только никто не мог сказать точно, когда именно прозвучит первый удар грома.

9 января 1861 года о выходе из Союза заявил штат Миссисипи, а на следующий день – Флорида. Алабама присоединилась к ним 11 января, Джорджия – 19-го. Под давлением этих событий Генеральная Ассамблея Северной Каролины выступила с предложением созвать собрание. Поскольку настроенные против сепаратизма консерваторы были не в большинстве, 29 января Ассамблея приняла указ о всеобщем голосовании по вопросу созыва собрания и избрании на него ста двадцати делегатов.

И радикалы, и консерваторы не жалели сил на то, чтобы выиграть в день голосования, назначенный на 28 февраля. К немалому удивлению многих, верх одержали консерваторы – и вопрос о созыве собрания отпал.

Однако ни одна сторона не считала это окончанием борьбы. Всем было ясно, что рано или поздно Северной Каролине придется принять окончательное решение – отделиться следом за своей южной сестрой или остаться членом Федерального Союза штатов.

На смену зиме пришла весна, и ласковый апрельский ветер старался согреть застывший в напряженном ожидании Юг.

Китти сидела на ступеньках заднего крыльца, прижав колени к груди, и мечтательно любовалась оживавшей на глазах лесной опушкой. Свежая зелень радовала глаз, а в лицо дышал ароматный весенний воздух. Вот и весна… пора пахоты и сева.

Полуобернувшись, она покосилась краем глаза на отца, неподвижно сидевшего в кресле-качалке. Его лицо было изуродовано грубыми шрамами от ударов кнута, а левый глаз навсегда закрыла черная повязка. Джон горбился, отросшая за зиму борода скрывала следы от той ужасной веревки, на которой его повесили. Все тело старика было покрыто багровыми рубцами, но самую страшную и неизлечимую рану безжалостные убийцы оставили в его душе.

Джон практически перестал разговаривать. Целыми днями напролет он сидел на крыльце, неподвижно уставившись невидящим взглядом в одну точку. Один день ничем не отличался от другого.

Он совершенно пал духом, и Китти была бессильна помочь ему. Долгие, ужасные недели она не отходила от отца, следя за его мучительно затянувшимся выздоровлением от жестоких ран. И за все это время он не произнес ни слова, лишь лежал, безразлично глядя в потолок, словно его сознание окончательно утратило связь с реальностью.

Он больше не слышал занудных причитаний Лины и, если его слуха и достигали робкие просьбы Китти поговорить с ней, не подавал при этом виду. Такое отчуждение казалось особенно обидным и несправедливым для дочери, всегда бывшей с отцом в самых близких отношениях.

Док объяснил ей, что пытки, которым подвергся Джон, проделывают с людьми странные штуки, они влияют на их психику и сознание. Эти душевные раны может исцелить лишь время, да и то далеко не всегда. И Китти с ужасом все чаще и чаще думала, что отцу уже не удастся оправиться до конца.

– Папа, настало время сева, – промолвила она и обернулась посмотреть на его реакцию. Он лишь моргнул здоровым глазом и по-прежнему смотрел вдаль. – Папа, нам надо позаботиться о земле, иначе нам придется голодать зимой…

Джон неохотно повернулся к дочери. Единственный его глаз был полон влаги. Еле внятно он прошептал:

– Это больше не имеет значения, дочка!

Китти опустилась у его ног, обняла за колени и сквозь слезы проговорила:

– Неправда, папа! Жизнь продолжается. Я понимаю, как ужасно то, что тебе пришлось пережить, но надо двигаться вперед! Я помогу тебе сеять. Мы начнем новую жизнь…

– Нет, – еле заметно покачал он головой. – Меня здесь уже нет. И для меня теперь все кончено.

Китти разжала объятия и вытерла слезы трясущимися руками. Ну как к нему подступиться?! Он существует в ином мире, отличном от прежнего и отделенном от них глухой стеной.

Услышав перестук копыт, Китти насторожилась, только Джон оставался неподвижным. Если он и уловил какие-то звуки, то внешне это никак не выразилось.

Из-за угла дома показался верхом на своем жеребце Натан – он весь сиял и радостно размахивал руками, крича на ходу:

– Поехали со мной в Голдсборо! Вся округа направляется в город – ждут телеграммы с новостями из форта Самтер!

Она растерялась. А ведь верно, с самого утра на раскисшей дороге к городу царило необычное оживление, однако девушка была слишком погружена в свои печали, чтобы задумываться о причине такой суеты.

– Китти, разве ты ничего не слышала? – нетерпеливо продолжал Натан. – Наши силы начали обстрел форта Самтер в Южной Каролине!

– Нет, не слышала, – медленно покачала она головой.

Действительно, ей ничего не было известно. Натан не навещал их уже целую неделю. Без конца лил дождь, а в те немногие дни, когда светило солнце, Натану приходилось присматривать за тем, как идет сев на обширных плантациях Коллинзов.

Юноша спешился и встал одной ногой на край крыльца, не выпуская из рук уздечки. Наклонившись поближе к Джону, он присмотрелся и кивнул:

– Доброе утро, сэр.

Джон никак не отреагировал на приветствие.

– Все такой же, а? – обратился Натан к Китти. – Как по-твоему, он когда-нибудь выберется из этого?

– Пожалуйста, не надо, Натан, – горячо зашептала она, – не говори о нем, как будто… как будто о вещи. Он все слышит.

– Извини.

– А теперь расскажи про форт Самтер. Теперь, когда отец перестал ездить в город, мы не читаем газет. И если кто-нибудь из соседей не заглянет к нам поболтать, мы так и не будем знать последних новостей.

– Ну, похоже на то, что конфедераты в Южной Каролине решили, что больше не в силах выносить вид федерального флага, развевающегося над фортом Самтер, контролирующим Чарлстонский залив. Теперь, когда они вышли из Союза и стали независимым штатом, они вправе считать, что вид иностранного, по их словам, флага для них оскорбителен. Было предложено янки освободить форт, но его комендант – кажется, его зовут майор Андерсен – ни за что не хотел опустить флаг или сдаться. А сегодня ночью мы получили известие, что наши начали обстреливать крепость.

Миловидное лицо Натана сияло от восторга, тогда как у Китти все похолодело внутри в предчувствии того, что этим поступком Юг сжигает за собой мосты и дальше события начнут развиваться с нарастающей скоростью.

– Ну же, поехали! – настаивал Коллинз. – Давай я помогу тебе оседлать коня. Мы мигом доскачем до города и вместе со всеми дождемся новостей!

– Хорошо, – наконец уступила она и, оглядев свои холщовые штаны, добавила: – Только подожди немного – пойду переоденусь во что-нибудь более подходящее. Не являться же в город в таком виде.

И Китти поспешила в дом. Навстречу ей уже вылетела мать со своими бесконечными расспросами.

– Мне некогда объясняться, – бросила девушка, торопливо переодеваясь в новое муслиновое платье, которое только что кончила шить.

Китти выскочила из дома буквально преследуемая Линой, и Натан едва поспевал за ней, горевшей желанием как можно скорее скрыться от матери.

Коллинз вывел из стойла и оседлал ту самую лошадь, на которой имел обыкновение ездить Джон, и они поскакали в сторону Голдсборо. Натан, безмятежно улыбаясь, признался:

– Я так рад, что мы вместе именно сегодня! Мужчине вдвойне приятно слушать радостные вести, если рядом с ним любимая.

– Которой вдвойне приятно быть рядом с ним, – подхватила Китти, подставляя лицо ласковому ветру. – Ах, как я люблю тебя, Натан!

Дорога оказалась запруженной верховыми, повозками и экипажами – все торопились в город. Когда Натан и Китти добрались до главной улицы Голдсборо – Централ-стрит – стало ясно, что буквально все графство собралось здесь, у стен телеграфа, в ожидании новостей из Южной Каролины.

Мужчины теснились в первых рядах, потягивая из фляжек виски и переговариваясь возбужденными голосами. Женщины стояли поодаль, держа за руки ребятишек, спрятав под яркими шляпками лица от жаркого апрельского солнца. Возле самого вокзала расположился негритянский оркестр, вовсю наяривавший «Дикси» – новую, ставшую чрезвычайно популярной песенку.

Толпой владело счастливое оживление. Получился настоящий праздник, подумала Китти, с трудом пробираясь следом за Натаном. Впервые в жизни ей приходилось видеть столько людей, охваченных единым порывом. Поддавшись всеобщему ликованию, она просунула свою руку в руку Натана, и он сжал ее сильными пальцами, а потом наклонился и слегка поцеловал.

Однако вскоре Китти заметила и таких, кто, не скрывая тревоги, старался держаться в стороне, не разделяя всеобщей радости. Девушка решила, что это и есть консерваторы. Те, кто, как и ее отец, считает воину развлечением для глупцов. Она не сомневалась, что если бы Джон оказался сегодня в городе, то стоял бы рядом с этими немногими.

Они прошли мимо «Башни Вашингтона» – рынка, где продавались рабы. Сегодня там было пусто, торги отменены. Китти стало любопытно, куда же ведет ее Натан, – Коллинз пробирался сквозь густую людскую толпу явно с какой-то определенной целью.

И вот наконец Натан остановился у дверей ювелирного магазина мистера Гиддена.

– Зачем мы сюда пришли? – недоумевала девушка, глядя на победоносную улыбку Натана.

При виде продавца он церемонно взмахнул рукой и провозгласил:

– Мы пришли купить обручальные кольца. И я желаю, чтобы моя невеста сама сделала выбор!

– Ох, Натан… – От его слов у Китти перехватило дух. – Это… это так неожиданно.

– Почему неожиданно? – Он привлек ее за плечи, звучно поцеловал и затем отстранился, раскачиваясь с пятки на носок и сияя, как удачно напроказивший мальчишка. – Я люблю тебя и намереваюсь жениться в ближайшее время! Сегодня самый подходящий день, чтобы купить обручальные кольца.

– Китти, значит, я не ошибся, это ты вошла в магазин, – загремел у дверей голос дока Масгрейва. – Нам надо поговорить. Все собирался заглянуть к вам и проведать отца, но только из-за перемены погоды, похоже, все графство решило заболеть воспалением легких – вот я и мотался туда-сюда, не имея ни минуты свободной.

– Вам следовало позвать меня на помощь, док.

– Нет, я решил, что тебе лучше присматривать за отцом. – Масгрейв снял старую холщовую шляпу, и стало видно, какое мрачное у него лицо. – Если ему и суждено оправиться, то только благодаря тебе. Нытье Лины только побуждает его все глубже и глубже замыкаться в своем мире. Ему хоть немного стало лучше?

Все в Китти противилось тому, чтобы сказать «нет», и она ответила неопределенно:

– Он заговорил со мной этим утром, когда я напомнила, что пора начинать сев, не то мы умрем с голоду. А он буркнул, что это не имеет значения, дескать, как ни крути, а его здесь уже не будет.

Док выпятил губы под пушистыми седыми усами:

– Они лишили человека присутствия духа, вот чего они добились! Джон Райт был одним из самых отважных мужчин, которых мне довелось знать. Он никогда не лез за словом в карман, если дело касалось его убеждений…

Натан, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, не выдержал и вмешался:

– Док, вы уж не обижайтесь, но мы зашли сюда по делу, причем довольно важному.

– Ну-ну, не смею задерживать. – Док торопливо отвел глаза, пряча давнюю неприязнь к юному повесе. – По правде сказать, у меня тоже есть важное дело к Китти, но оно займет много времени. – И он продолжил, постаравшись встать так, чтобы оказаться спиной к Натану и лицом к его спутнице: – Китти, обстрел форта Самтер неминуемо приблизит начало войны, особенно если конфедератам удастся захватить крепость. Из Ралея дошли слухи, что отделения нам не избежать. Я немедленно связался с доктором Чарльзом Джонсоном, которого должны назначить главным военным хирургом штата, и он подтвердил, как я уже говорил тебе раньше, свое намерение открыть в Голдсборо военный госпиталь. Естественно, нам понадобятся знающие медсестры, и я хотел бы рассчитывать на твое участие.

– Ну уж нет! – вмешался в разговор, грозно сверкая глазами, Натан. – Китти скоро станет моей женой, и мне вовсе не хочется идти на войну с сознанием того, что она гнет спину в каком-то госпитале, посреди грязи, крови и… смерти! – Он с трудом заставил себя говорить тише. – Нет, она, как и другие леди, останется дома, там, где ее настоящее место. И прошу выбросить из головы всякие мысли о работе, да еще в госпитале!

Пока Китти стояла и смотрела, как гневно раздувает ноздри Натан, у нее в груди также разгоралось пламя негодования. Девушка недоумевала, чему это может улыбаться Масгрейв, если сама она едва сдерживается. Может быть, он просто догадался, что она, Китти, никогда в жизни не позволит ни одному мужчине – даже если она его любит – вот так грубо распоряжаться ее судьбой?

Они оба выжидательно умолкли, глядя на нее: Натан с сердитым нетерпением, а док Масгрейв – с едва заметной ухмылкой.

– Ну скажи ему сама, Китти, – подзадоривал Натан.

– Я непременно помогу вам, доктор Масгрейв, – выпалила она, заносчиво подняв подбородок, как делала всегда во время спора. – Вы только дайте знать, когда, и я непременно явлюсь к вам на помощь.

– Ты славная девочка. – Док легонько обнял ее и вышел.

В эту минуту на улице поднялся страшный гвалт, сопровождаемый беспорядочной стрельбой в воздух и возобновившимися с утроенной силой звуками «Дикси». Все это сильно походило на всеобщее безумие.

Приказчик, обогнув Натана и Китти, которые смотрели друг на друга взглядами, полными ярости и упрямства, выскочил на середину магазина.

– Они получили телеграмму! Пришла телеграмма из Чарлстона! – Повизгивая от восторга, он принялся выделывать какие-то странные па, размахивая руками. – Конфедераты пошли вперед! Янки сдались! Форт Самтер сдался!

Шум на улице усиливался, люди обнимались и плясали, непрерывно палили в воздух из винтовок и револьверов. Мужчины с воинственным кличем бросали в воздух шляпы, а оркестр снова и снова играл «Дикси». В довершение всеобщего ликования из депо донеслись пронзительные свистки паровоза.

– Насколько я понял, – произнес наконец Натан, тщательно выбирая слова, – нам здесь больше нечего делать. Может, выйдем и присоединимся к остальным?