Эрин пыталась вырваться из плена сна, пыталась собраться с мыслями. В висках у нее стучало, и сильно болела челюсть.

Она не понимала, откуда взялась эта боль, и не имела ни малейшего представления о том, где находится. Несмотря на боль и ужасную слабость, все же ей удалось подняться на ноги и осмотреться. Она находилась в убогой лачуге, и воздух здесь был сырым, гнилостным и каким-то зловонным. Казалось, что сквозь соломенный тюфяк и подстилку из кукурузных стеблей пробиваются испарения почвы, пропитанной влагой.

В небольшом отверстии в нескольких футах от нее мерцал огонек костра. Эрин догадалась: стояла глубокая ночь. Хотя кровля хижины скрывала от нее небесный купол, Эрин сквозь щели в стене все же рассмотрела маленький лоскуток неба — абсолютно черный, без малейших проблесков света. Отовсюду доносилось монотонное стрекотание сверчков и верещание лягушек. Да, была глубокая ночь…

Эрин силилась понять — что же все это означает? Где она? И тут в ее сознании как бы что-то шевельнулось. Туман в голове постепенно рассеивался, в памяти одно за другим всплывали обрывки воспоминаний; разрозненные воспоминания эти постепенно как бы «склеивались» в ее сознании, и перед мысленными взором Эрин проступали фрагменты жестокой реальности, становившиеся все более отчетливыми. Ужасающая сцена — зверское нападение Закери и трагическая смерть Розы — эта картина вскоре совершенно отчетливо предстала перед ее глазами.

Закрыв лицо ладонями, Эрин снова опустилась на подстилку; из горла ее вырвались мучительные скорбные стоны. Она оплакивала только Розу и совершенно не думала об издевательствах Закери, о его насмешках по поводу ее, Эрин, происхождения. Ей было совершенно безразлично, что за кровь течет в ее жилах, потому что от этого ничего не зависело. Она оставалась такой же, как прежде, как всегда, и была убеждена: ее мать — помоги ей Бог! — тоже останется самой собой, как бы жестоко ни обошлась с ней судьба.

— Господи, — запричитала она во весь голос, совершенно потеряв голову от горя, — Господи, неужели никогда не настанет время справедливости?

— Нет, дитя мое. Не настанет, пока у нас не будет свободы.

Талвах, дожидавшийся, когда Эрин проснется, вышел из темноты.

Она вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. Потому что теперь поняла, где находится. Это было убежище Талваха на болоте. Не отнимая ладони от лица, она взглянула на него сквозь пальцы и спросила:

— Почему вы решили привести меня сюда?

— Чтобы спасти от дьявола.

Талвах осторожно коснулся припухлости под левым глазом Эрин. Весь день он прикладывал к ее щеке компресс с отваром коры кизила и жабьей кожи. Под глазом расплылся огромный синяк, и Талвах сказал, что кровоизлияние, вероятно, станет еще заметнее, прежде чем начнется улучшение. Он считал, что Эрин грозит серьезная опасность.

— Тремейн поранился зубцом вил, которыми убил Розу, и поклялся отомстить вам, — продолжал знахарь.

— Отомстить мне? — с горечью усмехнулась Эрин. — А кто отомстит ему за убийство Розы?

— Для человека, убившего своего раба, наказание не предусмотрено. Сами знаете. Но рана у него на щеке… действительно ужасная рана. Говорят, что он чуть глаза не лишился.

— Как бы я хотела, чтобы это он лишился жизни! — воскликнула Эрин.

— Многие желают того же, мое дитя.

— А где Роза? — решилась она наконец спросить. — Ведь вы не оставили ее там, нет?

— Нет. Она обрела покой. Ее похоронили в то же утро.

— В то же утро? Значит, я…

— Да, это ваша вторая ночь здесь. Я хочу, чтобы вы поели. Сейчас принесу вам что-нибудь. Вам надо восстанавливать силы.

Эрин попыталась подняться, но боль заставила ее снова лечь на подстилку. В памяти всплывали смутные воспоминания о том, как Закери повалил ее на солому и ударил кулаком в бок. У нее могла быть трещина или даже перелом ребра, но она решила, что все равно нужно подниматься.

— Лежите, вам пока нельзя двигаться, — предупредил Талвах.

— Я должна… Неужели вы не понимаете? — Она с мольбой смотрела на знахаря. — Чем дольше я пробуду здесь, тем дальше Нейт Донован увезет мою маму. Я должна ехать за ними.

— Об этом уже позаботились. Я известил Магалию, а она разыскала Сэма Уэйда. Мне сказали, что он уже предупредил своих людей, и они будут следить за всеми, кого привезут на аукцион. Говорят, что Донован обычно передает женщин-мулаток торговцам с побережья. Там это ходовой товар. Женщины для интимных услуг нужны в портах и на пассажирских судах.

Эрин, сжав кулаки, воскликнула:

— Это убьет ее! Я знаю, мама не переживет этого.

— Если вообще доживет. Она может еще раньше умереть от чахотки. Пойду принесу вам поесть.

Эрин не хотела обижать Талваха и потому не стала возражать, хотя с некоторым недоверием относилась к тому, что он готовил.

Талвах принес чашку с какой-то жидкостью и, заметив гримасу на лице Эрин, не удержался от добродушной улыбки.

— Здесь только курица и вода. Не бойтесь, ни крылышек летучих мышей, ни глаз тритона я вам не предлагаю.

Эрин сделала глоток и поняла, что в чашке действительно куриный бульон.

— Извините, — пробормотала она, — но я слышала…

— Что я колдун, — закончил он с гортанным смешком. — Тонтон-макута, так?

Эрин кивнула:

— Верно, что-то вроде того. Я знаю, Закери, например, считал, что его околдовали. И обвинял маму, — мол, это она подговорила рабов использовать против него вуду. Так мне сказал один его надсмотрщик.

— Правильно, это и было вуду. Только ваша матушка здесь ни при чем. И все остальные тоже. Я один занимался этим и не перестану заниматься, пока не изведу дьявола.

Эрин потихоньку отпивала из чашки, размышляя о всеведущем знахаре. Несомненно, Талвах был начитанным человеком и неплохо владел английским. Поддавшись любопытству, она спросила, каким образом он приобрел свои знания, где научился искусству магии.

Талвах поведал ей, что детские годы провел на Антилах — Сахарных островах, где находились английские и французские колонии. В одной из них он и появился на свет. Мать свою он не знал, но был уверен, что она так же, как и его отец, попала в Санто-Доминго из Африки. Сразу после рождения его поместили в приют, где за младенцами ухаживали пожилые негритянки, не пригодные для тяжелой работы. Остальные рабы от зари до зари трудились на плантациях сахарного тростника. Он не знал даты своего рождения и отсчитывал возраст с того времени, когда его тоже отправили работать на плантации. Талвах полагал, что тогда ему было лет пять.

От своих взрослых соплеменников он и перенял искусство вуду. Среди невольников, завезенных из Конго и Анголы, было немало колдунов и знахарей, которые хорошо разбирались в травах и умели добывать из них лекарства и яды. Пышная растительность Сахарных островов изобиловала подходящими для этих целей листьями и корнями. Эти люди обладали оккультными знаниями, унаследованными от предков. Они общались с тайными силами, предсказывали судьбу и занимались магией. На тех, кто плохо обращался с ними, они могли наслать проклятие, могли покарать своими молитвами и заклинаниями.

— Белые как огня боялись их мести, — рассказывал Талвах, — а черные перед ними преклонялись. Один из знахарей взял меня под свою опеку и научил всему, что знал сам. Я оказался прилежным учеником. Санто-Доминго в 1791 году была самой богатой колонией Франции, но там очень жестоко обращались с рабами. За серьезную провинность их сжигали заживо. За другие проступки могли кастрировать или отрубить топором руку или ногу. Иногда пороли до живого мяса, а потом сыпали соль и перец на раны.

Эрин содрогнулась, услышав о подобном варварстве.

Талвах между тем продолжал:

— Рабы роптали. Бунтовали. Заводилами были жрецы или жрицы, по-нашему — хангены. После одного из восстаний все белые плантаторы убрались с острова. Цветные вздохнули свободно. Вот чего смогли добиться люди, применившие вуду. Позже их пример вдохновил рабов на других островах. Барабанный бой, который вы слышали, нужен не только для танцев. — Талвах на несколько секунд умолк, и в тусклом свете костра, проникавшем в хижину сквозь отверстия в стене, Эрин увидела улыбку на лице знахаря. — Так вот, барабанный бой выполняет ту же роль, что и в Африке. При помощи барабанов можно посылать сигналы на многие мили и созывать рабов, призывать их к борьбе. Но я немного отвлекся…

Через некоторое время меня взяли в семью офицера, взяли в качестве слуги. Офицер этот занимал какой-то высокий пост во французской колониальной администрации. Когда после тех восстаний мои хозяева бежали в Европу, они забрали меня с собой. Поскольку сами они принадлежали к высшему обществу, то, конечно, не хотели, чтобы в их доме находился неграмотный слуга, работник с плантаций. Поэтому меня отправили учиться в школу.

— Но как вы оказались здесь?

— Мой хозяин умер и оставил кучу долгов. Его вдова выставила на аукцион недвижимость, кое-какие драгоценности — и меня в придачу. Потом меня перепродали на корабль, и я снова вместе с другими рабами попал на аукцион. Плантатор, который купил меня, оказался человеком суеверным. Я воспользовался этим и заморочил ему голову. — Талвах блеснул белыми зубами в усмешке. — Мне очень пригодились мои знания. Я сумел убедить его, что он проживет намного дольше, если пожалует мне свободу.

Но, как видите, даже с вольной на руках мне приходится прятаться на болотах, — проговорил он с грустью в голосе. — Да вы и сами теперь не в лучшем положении.

Эрин покачала головой.

— Нет, мне не надо скрываться. Я собираюсь вернуться в свой дом, в Джасмин-Хилл. Надеюсь, мне удастся продолжить начатое. Буду помогать беглым пробираться на Север. Таким, как Бен. Закери не осмелится показаться во владениях Райана. Там ему до меня не добраться. С мужем я буду в безопасности.

— Если вас не застукают, — с мрачным видом заметил Талвах. — Не дай Бог, он узнает… Мулатка, вышедшая замуж за белого человека, помогает беглым рабам! Представляете, что тогда вас ждет. Обмажут дегтем и вываляют в перьях…

По спине Эрин побежал неприятный холодок, но она не подала виду, что испугалась.

— Мне все равно… Я не могу упускать такую возможность. Вы же сами сказали, Талвах, что не видно конца этой несправедливости. Мы должны бороться за свободу.

Эрин с грустью подумала о другой несправедливости, в которой сама была виновата. Она не могла не укорять себя за то, что скрывала свою любовь к Райану.

Теперь оставалось только молить Бога, чтобы ей представилась возможность открыться ему.

Виктория чувствовала себя крайне неуютно. В складском помещении было грязно и пыльно. Все лето оно использовалось как хранилище для табака — воздух здесь до сих пор был тяжелым и удушливым от неистребимого запаха золотистого листа. По субботам, а в зимние месяцы еще и в другие дни сюда свозили рабов для продажи через аукцион.

Особенно неприятно было пробираться сквозь толпу грубых крикливых мужчин, обсуждавших цены на живой товар. Кроме того, раздражало еще и щелканье хлыста, когда рабов выгоняли на помост.

Наконец, пробравшись в дальний угол, она остановилась и, приподнявшись на цыпочки, окинула взглядом помост. Представшее ее взору зрелище тоже не доставило ей удовольствия. Виктория брезгливо поморщила свой острый носик, увидев, как аукционист, дородный мужчина, открывал рот рослому южноамериканскому индейцу. Здоровые зубы, вероятно, означали, что у раба отсутствуют телесные недуги. Она вновь поморщилась, услышав, какая высокая цена назначена за него. Пятьсот долларов! Слава Богу, порадовалась она, в Джасмин-Хилле выросло уже не одно поколение рабов. Выходит, на живом товаре они сэкономили целое состояние. И в прежние времена, и сейчас Виктории было чуждо сострадание к невольникам. Она была на стороне тех, кто ратовал за строгость по отношению к рабам, хотя сын ее придерживался других взглядов. Райан, как и его отец, а также дед, настаивал на том, чтобы рабов никогда не наказывали плетьми.

Вслед за индейцем на помост загнали девочку-негритянку лет двенадцати-тринадцати, не старше. Аукционист с гнусной ухмылкой рванул ее блузку и обнажил грудь девочки. Виктория отвернулась. Со всех сторон послышались непристойные выражения и громкий смех мужчин. Ее покоробило от подобной «простоты нравов». Да, здесь явно неподходящее место для порядочной женщины… для женщины ее круга. Во всяком случае, семейство Янгбладов всегда занимало почетное место в высшем свете Ричмонда. Однако все изменится, если вдруг выяснится, что в их семействе завелась паршивая овца — мулатка.

«Черт его дернул жениться на этой плебейке!» — мысленно ругала она сына. Виктория в раздражении ткнула кончиком зонта мужчину, загородившего ей дорогу к выходу. В конце концов, она прекрасно знала, что Райан и прежде путался с женщинами, но до такого не доходило… До сих пор ему не приходило в голову жениться на подобных особах. Виктория знала о похождениях сына от Элизы. Служанка также рассказала ей о том, что он тайком привозил домой какую-то шлюху, пока они с Эрминой отсутствовали. Уж лучше бы он женился на ней. По крайней мере она, вероятно, была белая, а не полукровка. Эрин же на одну осьмушку цветная. Выходит, дети Эрин и ее, Виктории, внуки унаследуют одну шестнадцатую… «К черту эти глупости!» — одернула она себя. Пока ее сын, слава Богу, никого на свет не произвел, и ей не нужно преждевременно волноваться по этому поводу. Если б только он послушался ее совета и женился на Эрмине Коули — тогда все было бы по-другому. Девушка королевских кровей — не важно, что это довольно дальнее родство, — подарила бы ему прекрасных детей, достойных продолжить род Янгбладов.

Виктория подошла к мужчине в полинялом комбинезоне. Незнакомец ковырял в зубах перочинным ножом. Преодолевая брезгливость, она спросила:

— Не будете ли вы любезны показать мне Нейта Донована?

Полуприкрытые веками налитые кровью глаза с пренебрежением оглядели Викторию. Скупердяйка с голубой кровью! Пришла покупать рабов из свежей партии, ввезенной контрабандой из Африки. Хочет сэкономить доллары. Впрочем, не важно… Нейт Донован не станет деликатничать. Он знает, как обращаться с такими дамочками.

— Там, — буркнул он, кивнув на дверь у себя за спиной.

«Деревенщина убогая!» — мысленно окрестила незнакомца Виктория. Она прошла к двери и, не постучавшись, толкнула ее — решила, что с подобными людьми можно не церемониться.

Нейт взглянул на нее примерно так же, как и мужчина, стоявший перед дверью. Он резко проговорил:

— Если хотите купить раба, идите в зал и, как все прочие, называйте свою цену.

Нейт вернулся к своим делам, то есть продолжил изучение списка рабов, выставлявшихся на продажу. В этот раз он и сам привез невольников, и все они были легальными. На каждого из них у него имелась доверенность, согласно которой он имел право продать их. Так как причитавшиеся ему комиссионные были невелики, Нейт прикидывал, как поднять продажную цену, чтобы обеспечить себе приличный доход. Однако он мог лишиться даже своих скромных процентов, если бы не учел меняющейся конъюнктуры. Чтобы не обременять себя лишними заботами, Нейт передал Арлин Тремейн и еще двух мулаток другому торговцу — тот знал толк именно в таком товаре. Нейта этот вариант вполне устраивал, так как он знал: мулатки со светлой кожей пользуются спросом, так что можно было надеяться, что кто-нибудь купит их всех скопом.

Виктория подошла к столу и с размаху бросила свой зонт на бумаги Донована. Тот поднял голову; глаза его встретились со сверкающими глазами Виктории.

— Черт побери! — воскликнула она. — Откуда такое высокомерие? Я пришла сюда не торговаться. Меня не волнуют ваши цены. Я слышала, что вы не очень щепетильны, поэтому хочу предложить вам сделку.

Нейт бы с удовольствием дал ей хорошего пинка под зад, будь она мужчиной. Но он понимал: перед ним весьма состоятельная особа, так что выгоднее выслушать ее, — может, удастся неплохо заработать.

— Я не знаю, что вы хотите мне предложить, леди, но если и соглашусь, вам это обойдется недешево.

Ни один мускул не дрогнул на лице Виктории. Она холодно проговорила:

— Я заплачу столько, сколько вы пожелаете. И еще приплачу, если успешно справитесь с этим делом.

Нейт с недоверчивым видом приподнял бровь.

— В таком случае это, должно быть, связано с каким-то риском. Что вы имеете в виду? Я не наемный убийца и…

— Боже упаси! Я не собираюсь никого убивать.

— Тогда выкладывайте побыстрее. Я очень занят, вы, наверное, уже заметили…

Виктория окинула взглядом комнату, дабы убедиться, что их разговор никто не слышит.

— Но о нашей сделке должны знать только мы с вами, — проговорила она, понизив голос.

— Мы с вами пока что никаких сделок не заключали.

— Заключим. От вас потребуется лишь одно: помочь мне избавиться… кое от кого…

— Я же объяснил вам! — перебил Нейт, теряя терпение. — Я не наемный убийца.

Виктория глубоко вздохнула и перешла к делу:

— Я хочу, чтобы вы сделали с моей невесткой то же, что и с ее матерью.

Нейт помотал головой — он совершенно ничего не понял.

— О чем вы толкуете? — спросил он, нахмурившись.

— Я говорю об Арлин Тремейн.

Нейт облизал губы; он не торопился отвечать. Странно… Каким образом она узнала об этом? Закери обещал держать язык за зубами. И обещал не упоминать имени Нейта Донована, даже если и просочатся какие-нибудь слухи. Как бы то ни было, теперь Нейт уразумел, кто эта спесивая сука. Свекровь Эрин. Он по-прежнему уклонялся от ответа.

— Черт побери, не понимаю, о чем вы толкуете…

— Я была там, мистер Донован, — проговорила Виктория ледяным голосом; она наклонилась над столом, и он ощутил на лице ее дыхание. — Случилось так, что я стояла у входа в конюшню как раз в тот момент, когда Закери Тремейн пытался изнасиловать Эрин. Я слышала, что он говорил о своей жене. И знаю, что он избавился от нее и продал ее в рабство.

— Хорошо, но при чем здесь я? — вскричал Нейт.

— Я не ограничена в средствах, мистер Донован. Если я чего-то добиваюсь, то не скуплюсь. И не обижайтесь… Я осторожно навела кое-какие справки… И мне подсказали, кто может помочь в подобных обстоятельствах. Таким образом я вышла на вас. Итак, — доверительно улыбнулась Виктория, — я могу прямо сказать вам, чего добиваюсь. Я хочу, чтобы вы забрали Эрин и отправили ее следом за матерью. Мне нужна гарантия, что они обе окажутся далеко отсюда. Очень далеко.

Нейт Донован следил за ней широко раскрытыми глазами, когда она открывала свою сумку. Виктория вытащила несколько толстых пачек купюр. Нейту случалось проворачивать крупные дела, но такого количества денег ему никогда не доводилось видеть.

— Я не берусь судить, насколько вы правы, но позвольте кое-что уточнить. Как в этой ситуации поведет себя ваш сын? Насколько мне известно, он не из тех, кто захочет… ввязываться в подобные интриги. Он в курсе?.. Знает о том, что вы затеваете?

Виктория решительно покачала головой и призналась, что сейчас сына нет в городе.

— Все это нужно осуществить до того, как он вернется. Райан может заупрямиться. Он вбил себе в голову, что любит ее. И я не уверена, что он примет во внимание ее наследственность. Мы должны нанести упреждающий удар.

Нейт перевел взгляд с пачек денег на собеседницу.

— Не стану скрывать, что ваше предложение представляется весьма заманчивым. Но должен прямо сказать вам, миссис Янгблад: мне не очень нравится ваша затея. Не годится продавать жену без мужнего согласия.

— Неужто, мистер Донован? Вас в самом деле мучает совесть?

— Если хотите — да.

— Бросьте. Давайте обсудим остальные вопросы и покончим с нашей сделкой. Может быть, это облегчит ваши душевные мучения.

Виктория потянулась к сумке и вытащила еще одну пачку денег. Когда она положила ее на стол, у Нейта глаза на лоб полезли.

— Так будет вернее. Вы должны убедить Эрин, что инициатором продажи является ее муж. Она не должна сомневаться в том, что он сам захотел избавиться от нее, после того как узнал, что она обманывает его. Вы расскажете эту историю всем, кто будет помогать вам. Если сумеете убедить ее, она возненавидит его и никогда не попытается связаться с ним. И уж тем более ей не захочется возвращаться в Ричмонд. А когда Райан приедет, — закончила Виктория, — я скажу ему, что она сбежала с любовником.

— Вы думаете, он поверит вам?

— А почему бы и нет? Ведь ее уже не будет здесь. Что еще он может подумать? Вряд ли он что-то узнает о ее матери. Она не принадлежит к нашему кругу, сами знаете.

Этого Нейт не знал, — впрочем, ему-то что?.. Его интересовало лишь одно — лежащие на столе деньги, которые он мог получить почти даром. Рука Нейта легла на пачку купюр; взгляд его встретился со взглядом Виктории. Он кивнул, давая понять, что согласен.

— Когда, вы говорите, нужно это сделать?

— Как только я выясню, где она находится.

— Тремейн тоже разыскивает ее.

— Будем надеяться, что мы найдем ее раньше. Но если он выследит ее, вам придется как-нибудь вызволить ее и осуществить наш план.

— Ясное дело! — рассмеялся Нейт. — Закери захочет довершить то, чего не успел сделать, когда она поранила его вилами. Если он изувечит ее, я ничего за нее не получу. А так — она очень выгодный товар. Девочки для развлечений сейчас в цене.

— Я не уверена, что правильно поняла вас, мистер Донован, — холодно заметила Виктория. — Но, признаюсь, мне не хочется в это вникать… Во всяком случае, можете считать, что премия ваша, — добавила она, собираясь уходить.

Нейт вопросительно посмотрел на собеседницу; он не был уверен в том, что правильно понял ее слова.

— Все, что дадут за нее на аукционе, поступит в ваше распоряжение. Это и есть ваша премия. Так что теперь эта женщина полностью в вашем распоряжении.

Нейт почувствовал, как забилось его сердце. Боже мой, ведь на этом деле можно заработать кучу денег!

— Отлично. Но имейте в виду: я хочу получить… свои чаевые как можно скорее. Когда вы ожидаете возвращения вашего сына?

— Об этом не беспокойтесь, — сказала Виктория, направившись к двери. — Он не задержится. Думаю, что вам не придется долго ждать.

Райан проснулся с таким ощущением, будто и не спал. Он провел ужасную ночь. С вечера он решил послать все к черту и напиться, но после нескольких рюмок понял: если не остановится, то запьет надолго. Конечно, забыться на время — это проще простого, но так дело не поправишь… Райан по опыту знал, что, протрезвев, он будет чувствовать себя еще отвратительнее.

Он посмотрел в иллюминатор, пытаясь определить, какой ожидается день, хотя погода его совершенно не интересовала. За бортом, сверкая в лучах солнца, перекатывались лазурные волны. Над ними простиралось чистое, без единого облачка, небо — такое небо бывает на излете осени. Откинувшись на подушку, Райан уставился в потолок. От качки его чуть подташнивало. Он вдруг сообразил, что почти ничего не ел, с тех пор как поднялся на борт. Видимо, отсюда и тошнота — ведь он никогда не страдал морской болезнью. Выходит, просто проголодался…

Чертыхнувшись, он соскочил с койки и принялся расхаживать по тесной каюте. На душе кошки скребли. Получалось, что он сбежал, испугавшись трудностей. Но ведь он не трус — прошел через войну! Неужели выжить и победить в ней было легче, чем разобраться в делах сердечных? Почему он потерпел поражение? Потому что позволил себе увязнуть в мерзкой интриге? Не проявил твердости и усомнился в своих силах?.. Конечно, решил поберечь нервы. А он не должен был оставлять Эрин. Нужно было бороться за любовь, а не прикрываться разногласиями с матерью. Ничто не могло оправдать его бегства от действительности.

За дверью послышался голос официанта, проходившего мимо кают.

— Внимание! Прибываем в Уилмингтон, Северная Каролина. Заход в порт через два часа.

Внезапно Райан понял, что делать, вернее, чего не делать. Не нужно плыть в Новый Орлеан, не нужно терять времени.

Нечего раздумывать. Он и так прекрасно знал, что любит Эрин.

Райан решил вернуться домой, чтобы сказать ей об этом.