Проснувшись, Джеси почувствовала все то же смятение в душе. Люк лег спать по другую сторону кустов, и, пройдя через них, она увидела, что он уже встал и седлает лошадь. На нем опять были армейские брюки и сапоги. При воспоминании о том, что произошло вчера, ее охватило жаром. Только бы не покраснеть!

— Мы куда-то едем? — спросила она.

Люк коротко кивнул. Он не спал всю ночь, проклиная себя за то, что поддался соблазну. Его злило сознание, что он всерьез увлекся Джеси. Она стала так много для него значить! И не только потому, что подарила ему огромное наслаждение. Она прокралась ему в сердце, и он понапрасну пытался от нее освободиться. Все было совсем не так, как с Амелией. Он уже понял, что к Амелии он испытывал чисто плотскую страсть, тогда как с Джеси все было совсем иначе. И это его пугало.

К рассвету он принял решение: надо отправить ее в Джорджию к человеку, который хочет на ней жениться.

— Собирайтесь, — сказал он. — Пора уезжать.

Джеси удивил его мрачный тон. Но она была так рада, что они наконец уезжают, что не стала об этом задумываться. Наверное, он, так же, как и она, хочет забыть вчерашнее. Скоро они расстанутся и больше никогда друг друга не увидят. Так будет лучше, уверяла она свое тоскливо сжавшееся сердце.

Они выехали по холодку. Джеси с наслаждением вдыхала свежий утренний воздух.

— Дома у меня это самое любимое время года, — заговорила она, стараясь ослабить напряжение. — Каштаны, дубы, тополя, эвкалипты — все сверкает золотом на фоне синего неба, и это золото каплет на землю. И так много всего вкусного! — При этих словах ее желудок сердито заурчал. — Яблоки, тыквы, малина. Моя… моя тетка, — поправилась Джеси — она никак не могла отвыкнуть называть Виолетту мамой, — варила яблочное повидло в большом котле над костром, запах был незабываемый! Мелонга тоже научил меня готовить разные блюда, например суп из сушеной кукурузы.

— А нож бросать вас тоже Мелонга научил?

— Да. Чтобы я могла защитить себя.

— Я бы никогда не отдал вам нож, если бы знал, что вы умеете с ним обращаться, как воин-индеец. Он хорошо вас выучил. Скажите, когда вы вернетесь домой, вы будете заниматься врачеванием?

Джеси радовалась возможности поговорить, потому что, когда они замолкали, в воздухе повисало напряжение. Интересно, он тоже вспоминает прекрасную прошлую ночь?

— Нет. У жены плантатора много обязанностей. Она должна заниматься домом и слугами. У Майкла очень большой дом и масса слуг. Надо принимать гостей. Возможно, он выставит свою кандидатуру на какой-нибудь пост, и тогда…

— Он меня не интересует, — вдруг резко оборвал ее Люк. Потом спросил с презрением в голосе: — Эти слуги — они ведь на самом деле рабы?

— В семье Блейков негров никогда не называют рабами, — стала оправдываться Джеси. — И с ними хорошо обращаются.

— А они могут уйти от Блейков, если захотят?

— Нет, не думаю, — с запинкой сказала Джеси, затем торопливо добавила: — Но куда им идти? Как еще они будут зарабатывать на пищу, одежду, жилье? Блейки заботятся о них. Так было испокон веку.

— Все равно они рабы, и это несправедливо. Или вы не согласны? Вы считаете, что это хорошо — удерживать людей против их воли?

— Нет, не считаю.

— Но готовы выйти замуж за человека, который это делает.

Джеси минуту помолчала. Потом заговорила, старательно подбирая слова. Надо, чтобы он понял.

— А что он может поделать? У него тысячи акров земли, и ему не по карману нанимать батраков, чтобы обрабатывать эту землю. А плантация досталась ему по наследству — так же, как и работники, которых купил его дед.

— Все равно это несправедливо. Человек должен быть свободным. За это и сражается мой народ — за свободу и за землю, которая принадлежит ему по праву. А белые хотят ее у нас отнять. И наверное, не прочь превратить и нас в рабов.

Джеси вспылила:

— Какое у вас-то право наводить на нас критику. Позвольте вам напомнить, что если моя мать жива, то ее уже восемнадцать лет держит в рабстве ваше племя.

— Она вовсе не… — Люк осекся. Он чуть не сказал, что Солнечная Звезда вовсе не рабыня, что ее чтут и как вдову вождя, и как врачевательницу. Черт, надо избавляться от этой женщины: она не только постоянно вызывает в нем вожделение, но к тому же совсем заморочила ему голову. Того и гляди он нечаянно проговорится.

Джеси пристально смотрела на него.

— Она вовсе не что? — тихо спросила она. — Мне кажется, что вы все-таки что-то знаете о моей матери.

— Я не имел в виду вашу мать, — солгал Люк. — Я говорил о женщине с желтыми волосами. Она вышла замуж за вождя и полюбила его парод. И индейцы полюбили ее. Она вполне счастлива.

— Что ж, если она полюбила вождя, я могу это понять, — неохотно признала Джеси.

— Можете?

— Конечно. Я считаю, что, когда полюбишь, все остальное не важно.

— И вы испытываете такие чувства к человеку, за которого собираетесь выйти замуж?

Люку хотелось откусить себе язык. Ну чего ради он допытывается? Нет, надо поскорее с ней расстаться. Иначе, пожалуй, сваляешь дурака, нечаянно проговоришься, и у нее возникнут серьезные подозрения, будто он что-то скрывает о ее матери. А этого допустить нельзя. Пусть возвращается домой и не задумывается о том, что могла бы узнать, упорно доискиваясь правды.

И тут он заметил, что Джеси не ответила на его вопрос. Она следила за каким-то зверьком, бежавшим между скал. Нарочито меняя тему разговора, Джеси спросила, что это за зверек. Люк ухватился за возможность отвлечься от мучительных проблем и объяснил ей, что этих толстеньких рыжеватых зверьков здесь называют луговыми собачками.

— Когда они видят врага, они садятся на задние лапы столбиком и лают, как собачки, чтобы предостеречь других. Вообще-то их едят — нужно же какое-то разнообразие в пище. А наши мальчики учатся на них охотиться с луком и стрелами. Эти зверьки очень проворны и…

Люк внезапно натянул поводья и вскинул руку, давая Джеси сигнал остановиться.

Джеси, с интересом слушавшая про луговых собачек, проследила за его взглядом и потянулась за ножом, но Люк схватил ее за руку.

— Не надо, — сказал он. — Она нас не тронет.

Джеси, однако, не разделяла его оптимизма. Со скалы, угрожающе ворча, на них уставилась огромная кошка. Джеси казалось, что она вот-вот прыгнет.

— Застрелите ее, — прошептала она, увидев, что Люк не взялся за оружие. — Она сейчас бросится.

Словно поняв, что Джеси вынесла ей смертный приговор, пума открыла рот, обнажив огромные клыки, и издала рык, от которого у них застыла кровь в жилах.

И все же Люк не двигался. Вместо этого он вперил в пуму пристальный взгляд и заговорил с ней на языке команчей.

Охваченная ужасом, Джеси так вцепилась в веревочный повод, что он врезался ей в руку. Но к ее изумлению, пума рычала все тише, потом совсем умолкла, глядя на них сверху желтыми глазами. И наконец, раздраженно хлестнув хвостом, повернулась и исчезла между скал.

— Вот видите, — сказал Люк, заметивший, как побледнела Джеси. — Вовсе не обязательно убивать каждого, кого боишься. Иногда он уходит с миром.

— Она поняла, что вы ей сказали? — удивленно спросила Джеси.

— Кто знает? — Люк пустил лошадь. — Может быть, она поняла интонацию. Поняла, что я ей не сделаю дурного, если она нас не тронет. И ушла с миром.

— Но ведь так не всегда получается.

— Нет. Иногда приходится убивать того, кого боишься, чтобы спасти собственную жизнь.

Они поехали дальше. Джеси расспрашивала Люка о том, что окружало их, — не только потому, что ей это было интересно, но и чтобы не дать разговору коснуться интимного. При каждом взгляде на Люка она невольно вспоминала восторг, который они делили ночью, но твердила себе, что это надо забыть. Она даже попыталась думать о Майкле, но эти попытки были безуспешны. Как думать о Майкле, когда в памяти еще так свежи ласки Люка? Джеси мучили сомнения и угрызения совести: вдруг Майкл поймет, что она была близка с другим мужчиной? Захочет ли он тогда на ней жениться? Его и так ждет много неприятностей, например, правда о ее родителях. Не хватает ему еще представлять ее в объятиях другого. Придется притвориться, что ничего не было, и как-то самой в это поверить.

Но насмешливый внутренний голос говорил Джеси, что это ей не удастся: как можно забыть ночь любви с таким мужчиной, как Люк?

По пути им встретился дикобраз — Джеси никогда не видела такого зверя. Они с Люком наелись зеленых и жестких, но вкусных степных слив. Потом Люк подстрелил из лука степного тетерева, они вместе ощипали его около ручья, насадили на вертел и пообедали жареной дичью.

Впервые как следует наевшись, они устроились отдохнуть в тополиной роще, и тут Джеси, набравшись храбрости, спросила Люка:

— Куда вы меня везете?

— В место, которое называется Накогдочес. У меня там друг работает на станции. Он посадит вас на дилижанс, и вы отправитесь домой.

Люк наблюдал за Джеси, ожидая взрыва негодования, и не пропустил гневных искр, которые заплясали в ее сиреневых глазах.

— Отвезти вы меня можете куда хотите, но домой я сейчас не поеду.

— До чего же вы упрямая женщина, — раздраженно сказал Люк. — Как вам объяснить, что надо забыть весь этот вздор? Да найди вы ее, ваш жених вовсе этому не обрадуется. Ведь недаром же вы не попросили у него помощи с самого начала. Забудьте про мать, Джеси. Если она и жива, ей лучше оставаться там, где она есть, а не возвращаться в ваш мир, где ее ожидают одни страдания.

Они сидели рядом, но при этих словах Джеси вскочила на ноги и стиснула кулаки.

— Вы так думаете потому, что всегда жили жизнью дикаря и другой не знаете. Что из того, что вы учились в школе в Мексике? Вы там ничего не узнали про наших людей.

— Не узнал? — Люк горько рассмеялся и тоже встал. — Я очень многое знаю про ваших людей. — При воспоминании о перенесенных унижениях его залила волна горечи. Допустим, в армии его уважают как первоклассного разведчика. И все же подспудно он не переставал ощущать презрительное к себе отношение. Белые принимали его за своего, только когда он одевался, как белый, носил волосы, как белый и притворялся не тем, кем был на самом деле. Люку это было не по душе, и он выдавал себя за белого только в случае самой крайней необходимости.

Джеси смотрела на него с опаской. Лицо Люка окаменело, ноздри раздулись от едва сдерживаемого негодования — пожалуй, лучше прекратить этот бесплодный спор. Надо ехать дальше и расстаться при первой возможности. Она встала и направилась к лошади. Но следующие его слова заставили ее остановиться:

— Я про ваш мир знаю все, Джеси, а вы о моем не знаете ничего.

— И не хочу знать, — холодно отозвалась она. — Я уже вам сказала: мы квиты. Вы спасли мне жизнь, я спасла вам. Прошлой ночью вы получили, что хотели. Больше я вам не нужна, так что поехали. Чем скорее я от вас избавлюсь, тем лучше.

Люк в три шага настиг ее, схватил за плечо и резко повернул к себе лицом. Его лицо посерело, глаза сузились.

— Нет, — сказал он, — это вы прошлой ночью получили, что хотели. Я бы остановился, если бы вы приказали мне, — и вы это отлично знали. Но вы не желали, чтобы я остановился. Вам хотелось узнать, каково это — совокупляться с человеком, которого вы считаете дикарем.

Джеси дала ему пощечину.

Люк видел, как она размахнулась, и мог бы уклониться от удара, но не сделал этого, потому что нарочно вывел ее из себя. Лучше выпустить наружу кипение страстей, которое он весь день ощущал под внешне спокойной поверхностью.

Джеси напряглась, не зная, какой от него ждать реакции. Он может запросто свернуть ей шею. Но Люк только глядел на нее ледяными глазами.

Прошло, как ей показалось, несколько минут. Потом он сказал:

— Поехали. Сегодня мы до Накогдочеса не доберемся, но обещаю, что я до вас ночью не дотронусь.

— Вот и прекрасно, потому что…

Он вскинул руку:

— Тише! Не шевелитесь…

Люк бросился к своей лошади, схватил винтовку и, дав Джеси знак оставаться на месте, исчез среди тополей. Джеси вытащила нож и притаилась за сливовым кустом. Господи, только бы не нарваться на врагов Люка. Если они его убьют, что они сделают с ней? Джеси содрогнулась. Но она опасалась и за Люка. Как бы она на него ни злилась, как бы ни убеждала себя, что с ним надо расстаться, в глубине души она сознавала, как много он для нее значит.

Прошли долгие мучительные минуты. Не в силах больше терпеть неизвестности, Джеси хотела было выползти из-за куста и посмотреть, что происходит, но приближающиеся шаги заставили ее остаться на месте. Только услышав, как Люк разговаривает на своем родном языке, она осмелилась встать на ноги, но увидела с ним двух индейцев и снова спряталась.

Заметив ее испуг, Люк крикнул:

— Не бойтесь, Джеси. Это друзья.

Она выглянула. У одного из индейцев в скальповую прядь было засунуто желтое перо. У другого косы были завернуты, как ей показалось, в звериную шкуру. Но больше всего ее поразили размалеванные красными полосами лица.

— Они вам не причинят зла, раз вы со мной. Это команчи, которых называют «едоки меда».

— Что… что им нужно? — с трудом проговорила Джеси, оробевшая под свирепыми взглядами индейцев.

— С ними раненый мальчик. Он еще слишком молод для воина, и они не заметили, что он увязался за ними. А когда узнали, было уже поздно. У них была стычка с бандой отщепенцев, и ему прострелили ногу. Они едут к своему шаману, но мальчик потерял много крови. Вы не сможете ему помочь?

Не раздумывая, Джеси схватила сумку и последовала за Люком. На опушке тополиной рощи она остановилась как вкопанная. Около двух десятков индейцев верхом на лошадях вперили в нее подозрительные взгляды.

— Я показал им свою рану, — сказал Люк, — и объяснил, что вы меня вылечили. Они решили позволить вам заняться мальчиком.

И тут Джеси увидела мальчика. Его держал на руках один из воинов. Нога мальчика кровоточила. Джеси направилась было к нему, но один из индейцев выкрикнул какие-то слова на языке команчей, и она остановилась. Тогда Люк что-то сказал индейцу и легонько подтолкнул к нему Джеси.

Индеец, державший мальчика, неохотно передал его Люку, а тот положил ребенка у ног Джеси. Нога под коленом была перевязана куском кожи. Джеси сняла повязку, быстро осмотрела рану и обрадовалась, увидев, что пуля, судя по всему, прошла через мышцы икры, не задев кость. Если удастся остановить кровотечение, мальчик обязательно выздоровеет.

Выполняя ее указания, Люк развел костер и вскипятил воду. Джеси промыла рану и залепила ее растопленной сосновой смолой. Наложив повязку из лоскута, оторванного от одеяла, Джеси сказала Люку:

— Теперь его можно везти к шаману. Тот знает, что делать дальше.

Люк перевел. Индейцы забрали мальчика и уехали, кивнув Джеси на прощание в знак благодарности. Кроме того, они подарили Люку мешочек со свежим оленьим мясом.

В пути Люк и Джеси не разговаривали. Каждый был погружен в свои потайные мысли.

Вечером они остановились на ночлег около маленького водопада. В лучах заходящего солнца озерко под водопадом светилось розовыми и малиновыми отблесками. Кругом стояла благодатная тишина, но Джеси вся кипела от вида Люка, который готовил ужин, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Они молча поели. Затем Люк ушел за кусты и там лег спать, а Джеси постелила одеяло у догорающего костра.

Невидимая рука швырнула на бархатный полог неба тысячи бриллиантов. Где-то завыл койот. Джеси больше не пугали ночные звуки, но она чувствовала себя бесконечно одинокой, и на глазах у нее выступили слезы. Поскорее бы заснуть, молила она, забыть все эти горькие мысли. Ей уже начинало казаться, что Люк прав. Может быть, и в самом деле лучше прекратить поиски матери и вернуться домой.

Она попыталась думать о Майкле. Ее сердце так и не сказало ей, что она его любит, но это уже не представлялось важным. Главное — уехать подальше от Люка. Джеси надеялась, что, думая о Майкле и о той обеспеченной жизни, которую он ей обещал, она найдет успокоение от своих душевных терзаний.

Но о Майкле думать не хотелось.

Джеси снова и снова вспоминала, как ее с первой же встречи потянуло к Люку. Казалось, они знали друг друга всю жизнь. И то, что они принадлежали к разным мирам, как будто совершенно не препятствовало их слиянию — и телесному, и духовному.

И туг Джеси в голову пришла освежающая, как дуновение прохладного ветерка, мысль: если завтра им суждено расстаться, почему бы не провести последнюю ночь вместе, чтобы было что вспоминать всю оставшуюся жизнь?

Опасаясь, что если она промедлит, то у нее не хватит на это решимости, Джеси встала и пошла к Люку.

Она знала, что он тоже не спит. Он лежал на спине, глядя в темное небо и глубоко задумавшись.

Джеси села рядом с ним и потрогала его плоский твердый живот. Люк вздрогнул, но не издал ни звука.

И тогда она сказала ему о решении, которое приняла за секунду до этого:

— Я сдаюсь, Люк. Поеду домой. Я так и не узнаю, нашла бы я свою мать и что бы из этого вышло, но я заставлю себя думать, что она еще жива и что ей лучше там, где она есть, что ей лучше не знать обо мне.

— И ты выйдешь замуж за человека, который тебя ждет? — тихо спросил Люк.

— Он будет мне хорошим мужем. А я постараюсь стать ему хорошей женой. Это мой мир. Но сегодняшнюю ночь… — она помедлила и твердо проговорила: — я хочу провести в твоем.

Люк знал, что она этим хочет сказать, и он тоже этого хотел. Он сел, осторожно стянул ей через голову кожаное платье. Джеси помогла ему раздеть себя. Их взоры встретились в лихорадочном предвкушении.

Люк снял армейские брюки и притянул ее к себе на одеяло.

Он стал медленно гладить ее тело, а Джеси отвечала тихими вздохами удовольствия. Как ему хотелось броситься на нее, как пума на кролика, сожрать ее, утолить свой огромный голод. Но Люк сдерживался, наслаждаясь каждой частичкой ее тела, каждым прикосновением, каждой лаской.

Джеси гладила его грудь, разжигая в нем страсть, а когда ее рука спустилась ниже и стала нежно ласкать отвердевшую мужскую плоть, Люку пришлось напрячь всю свою волю, чтобы немедленно не овладеть ею.

Джеси чувствовала, как он ее хочет, чувствовала, как в ней тоже нарастает желание. Люк начал целовать ее грудь, сначала одну, потом другую. Обхватив ладонями ее ягодицы, он то прижимал, то отпускал ее и наконец проскользнул между ее ног. Не в силах больше терпеть, Джеси вдруг взяла в руку его горячий член и ввела внутрь себя.

Счастливо потрясенный, Люк перекатился на спину, и Джеси оказалась верхом на нем. И начала медленно двигаться вверх и вниз. Он не мешал ей устанавливать свой собственный ритм.

Выгнув спину, Джеси стонала от наслаждения. Каждый нерв в ее теле кричал от счастья.

Люк держал ее за талию, вонзаясь в нее все глубже, и, когда почувствовал содрогания внутри ее тела, понял, что она приближается к вершине. Он перекатил ее обратно на спину и приподнялся на вытянутых руках, чтобы видеть ее лицо в минуту божественного восторга.

Когда все кончилось, когда они лежали в объятиях друг друга, а голова Джеси покоилась у него на плече, Люк с любовью поцеловал ее в лоб и благоговейно прошептал:

— Сегодня небо на минуту поменялось местами с землей…