Кейд хотел тут же броситься в форт, найти там Бэлларда и отделать его так же, как тот отделал Храброго Орла, но вовремя остановился, решив, что если он поддастся порыву, то окажется в военной тюрьме и, несомненно, лишится своей должности агента по делам индейцев.

Повстречав Храброго Орла, Рыжий Волк и Собачьи Глаза хотели отвести его к знахарю, но он настоял на том, что сначала поговорит с Кейдом.

– Бэллард приказал, чтобы всех индейских разведчиков доставили к нему для допроса. Он рвет и мечет.

– Их он тоже избивает хлыстами? – Глядя на исхлестанную в кровь шею Храброго Орла, Кейд едва сдерживал ярость.

Храбрый Орел сносил боль стоически.

– Не знаю. Меня он велел выпороть ночью, вне стен форта, чтобы никто не видел. Он знает, что я канза, и сказал мне, что если найдет доказательства того, что его женщину похитили мы, то перестреляет все племя. Еще он пригрозил мне смертью, если я расскажу кому-нибудь, что это он меня избил.

– Ты знаешь, где они ведут поиски?

– На юге. На индейской территории.

На это Кейд и рассчитывал, когда выбрал в качестве укрытия пещеру у реки. Земля, официально объявленная индейской территорией, лежала в другой стороне. Это была огромная дикая местность, состоящая из прерий и гор. Хотя после войны здесь иногда перегоняли стада на продажу, а по границам территории начали селиться скватеры, эта земля по-прежнему оставалась надежным убежищем для воинственных индейцев и разбойников.

– Надо ее отпустить, – неуверенно предложил Собачьи Глаза. – А то будет хуже.

Рыжий Волк кивнул в знак согласия, но Храбрый Орел тут же возразил:

– Нет, пока рано. Бэллард бесится, но он еще недостаточно страдал! Надо подождать, пока он будет вне себя от горя, думая, что она мертва.

Рыжий Волк и Собачьи Глаза посмотрели на Кейда в надежде, что он переубедит Храброго Орла. Но Кейд промолчал, хотя ему, как и им, тоже хотелось, чтобы эта история поскорее закончилась. Все пошло совсем не так, как он планировал, – не мог же он, черт возьми, предвидеть, что невеста Бэлларда разожжет в нем такое острое, неукротимое плотское желание.

Но эта женщина вызывала в нем не просто похоть – он начинал испытывать к ней нечто большее, и именно это беспокоило его больше всего. Именно поэтому ему хотелось как можно скорее отправить ее к жениху, но делать этого было пока нельзя – Бэллард еще недостаточно наказан.

– Проводите Храброго Орла к знахарю, – сказал Кейд. – И скажите Солнечной Птице, что я жду ее здесь, как только рассветет. Думаю, мне как агенту по делам индейцев пора навестить Бэлларда и выразить протест по поводу того, как он обращается с разведчиками-индейцами. Меня не будет несколько дней, и я хочу, чтобы Солнечная Птица побыла с пленницей, пока я не вернусь.

– У нее нет на это времени, – заметил Собачьи Глаза. – Женщины заняты приготовлениями к зиме. Сегодня, охотники, убили много оленей и несколько бизонов, Солнечная Птица должна дубить шкуры вместе с остальными женщинами. И вялить мясо.

– Тогда пусть она отведет белую пленницу в резервацию, чтобы та работала вместе с женщинами-канза. Солдаты ее уже там искали. Вряд ли они вернутся, а если даже и вернутся, их заметят заранее и вовремя уведут пленницу подальше.

– Когда мы ее отпустим, она может рассказать, где была. – Она не будет знать, в деревне какого племени находится. К тому же было бы неплохо еще больше позлить Бэлларда, вернув ему невесту не с такими ручками, как сейчас – белыми и мягкими, – а с грязными и покрытыми волдырями от тяжелой работы. А теперь поезжайте к знахарю.

Он смотрел им вслед, думая о том, что он всегда был против того, чтобы Храбрый Орел связывался с армией. Военные выгодно использовали многолетние распри между различными племенами, посылая индейских разведчиков разыскивать своих традиционных врагов, и Храбрый Орел счел, что ему предоставляется прекрасная возможность отомстить за прошлые обиды, нанесенные канза. Пришлось по всем правилам завербоваться в армию; правда, индейцы никогда не принимали участия в боевых действиях, а только занимались разведкой и угоняли лошадей противНика. В месяц индейскому разведчику платили тринадцать долларов…

Кейд не стал возвращаться в пещеру и лег спать под открытым небом. Лежа на земле и глядя в бархатное ночное небо, он не мог отделаться от воспоминаний о том, как сладко обнимать Селесту и целовать ее губы. Если бы не внезапное появление Храброго Орла и остальных, ничто не, помешало бы ему овладеть ею. Он был так заведен, что взял бы ее, как бы она ни сопротивлялась. Но весь вопрос в том, стала бы она сопротивляться? Действительно ли она готова была сдаться, или ему это только почудилось? Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Все закончилось. Он рад, что его вовремя остановили, и сделает все, чтобы такое больше не повторилось.

Сон все не приходил. Сэм ворочалась на бизоньей шкуре, браня себя за свои неподобающие чувства. Она не должна была себя так вести! Не должна была наслаждаться объятиями этого гнусного дикаря. Она должна была драться, брыкаться и кричать, защищая свою честь до последнего дыхания, а не таять от его прикосновений, чувствуя, что каждая ее жилочка настойчиво требует того, чего Сэм еще никогда не испытывала, но отчаянно желала.

Вчера вечером, услышав, что кто-то приближается, он торопливо втащил ее в пещеру, потом ушел и больше не вернулся. Сначала она собиралась украдкой выскользнуть вслед за ним, чтобы посмотреть, что происходит, но затем, решила, что лучше оставаться в пещере. Что, если между Буйным Духом и приехавшими, завязалась стычка и он погиб? Нападавшие, возможно, не знают о ее присутствии, но если она выйдет наружу, они могут убить и ее. Сэм почти не надеялась, что подъехавшие всадники – солдаты, ведь вокруг были расставлены наблюдатели-индейцы, которые наверняка заранее подняли бы тревогу. Поэтому она оставалась на месте, терзаемая стыдом и чувством вины. Только что она готова была покорно отдаться этому дикарю, и, если бы он внезапно не ушел, так бы оно и случилось.

Господи Боже, что же с ней творится? Должно быть, так на ней сказывается плен. Этот человек, Буйный Дух, – грубый дикарь, и она, должно быть, сходит с ума, если без всякого сопротивления позволила ему к себе прикоснуться. Да, положение пленницы явно действует на ее рассудок. Сколько дней она уже находится у индейцев? Сэм не знала, потому что потеряла счет времени. Господи помилуй, как долго еще будет тянуться это безумие?

В конце концов, Сэм забылась сном, а наутро с удивлением обнаружила, что по-прежнему находится в пещере одна. Она тут же сказала себе, что надо взять себя в руки и встретить Буйного Духа достойно, когда он вернется. Теперь уже ясно, что вчерашние посетители тоже были индейцы, которые, весьма вероятно, привезли с собой виски и вместе с Буйным Духом напились в стельку. Раньше или позже он вернется в пещеру с головой, тяжелой от похмелья, и тогда, хоть он и не понимает ничего из того, что она говорит, она найдет способ заставить его понять, что больше не позволит ему дотронуться до себя и пальцем.

Наконец Сэм услышала чьи-то шаги и с изумлением увидела перед собой Солнечную Птицу.

Она коротко рассказала индианке о вчерашнем визите и спросила, не случилось ли чего дурного.

– Ты задаешь слишком много вопросов, – раздраженно ответила Солнечная Птица и кивком показала на выход. – Иди за мной и молчи. Сегодня утром у меня нет настроения для болтовни.

Выйдя из пещеры, Сэм тут же оглянулась, ища глазами Буйного Духа, но его нигде не было. Неподалеку стояли два индейских пони. Солнечная Птица показала рукой на одного из них и велела Сэм садиться. Сэм научили ездить верхом, но на оседланных лошадях, на этой же лошади седла не было.

– Нам далеко ехать? – неуверенно спросила она. – Не знаю, насколько хорошо я смогу скакать верхом без седла.

– Я же сказала тебе – не задавай вопросов! Садись на лошадь, не то я свяжу тебя и потащу за собой на веревке. Я сделаю это и в том случае, если ты попробуешь сбежать.

– Почему ты так зло разговариваешь со мной? – ошеломленно спросила Сэм. – Я думала, мы друзья.

– Не тебе мне указывать. Здесь указываю я. Садись на лошадь и поезжай.

Солнечная Птица ударила своего пони пятками по бокам и помчалась во весь опор.

Сэм не оставалось ничего иного, как сделать то же самое и постараться при этом не отстать. Это ей удалось, хотя и с трудом – пришлось пригнуться к самой шее пони и держаться изо всех сил. Ее швыряло то вверх, то вниз, и она все время боялась, что свалится.

За час с небольшим они добрались до индейской деревни, где Сэм окружила небольшая группа индейских женщин, глядевших на нее со смесью враждебности и интереса.

– Не трать зря времени, пытаясь говорить с ними, – сказала Солнечная Птица. – Они не понимают по-английски, но даже если бы и понимали, ты все равно им не нравишься.

– Что ж, мне тоже не захотелось бы пригласить ни одну из них к себе на обед, – пробормотала Сэм, спешиваясь и потирая ушибленный зад.

Сегодня Солнечная Птица чувствовала к белой девушке особую неприязнь. Собачьи Глаза сказал ей, что вчера вечером, въехав в лагерь Буйного Духа, видел, как тот держал пленницу в своих объятиях. Солнечная Птица закричала, что он лжет, но Собачьи Глаза рассмеялся и ответил, что ей не хочется этому верить, потому что она влюблена в Буйного Духа, но без взаимности.

В глубине души Солнечная Птица знала, что Собачьи Глаза сказал правду о том, что видел, и теперь ненавидела Сэм всем сердцем.

– Ты будешь работать, – резко произнесла она, – а если не будешь, то не получишь еды.

– Я готова помочь твоему племени. Только скажи мне, что надо делать, – ответила Сэм, стараясь говорить как можно приветливее.

Солнечная Птица отвела ее туда, где женщины свежевали и рубили огромные туши. К горлу Сэм подступила тошнота, и она невольно сглотнула.

– Это бизоны, – объяснила Солнечная Птица. – Охотники убили их сегодня утром. Сначала мы будем обрабатывать шкуры, а потом поможем готовить еду.

Несколько женщин уже начали растягивать только что снятую бизонью шкуру на земле шерстью вниз и привязывать ее к колышкам. Солнечная Птица вручила Сэм скребок с рукояткой из лосиного рога и велела соскоблить им со шкуры мясо и жир.

– О Господи, – прошептала Сэм и, глубоко вздохнув, начала скрести.

Женщины отошли в сторону, чтобы растянуть еще одну шкуру, и Сэм осталась работать над первой шкурой одна! Тремя часами позже она с трудом встала на ноги, потирая ноющую поясницу. Пальцы ее были покрыты болезненными волдырями, колени саднило от долгого стояния на земле.

Подошла Солнечная Птица с полным ведром в руке:

– Вотри это в шкуру, чтобы сделать её мягкой.

Сэм посмотрела на красную от крови, дурно пахнущую смесь и, с трудом подавив тошноту, спросила:

– Что это?

– Бизоньи мозги. Печень. Жир. Ты должна как следует втереть все это в шкуру. Смесь будет впитываться всю ночь, а завтра ты вотрешь ее еще глубже.

К тому времени когда Сэм закончила втирать зловонную мешанину в бизонью шкуру, она не только вконец выбилась из сил, но и едва сдерживала рвоту.

– А теперь мы поедим, – сказала Солнечная Птица, ведя ее к группе женщин, собравшихся вместе для полуденной трапезы.

Мужчин в деревне не было – они опять ушли на охоту. Женщины установили над костром нечто вроде треножника, поместили на этом сооружении вертел с кусками бизоньего мяса. На другом треножнике Сэм заметила что-то похожее на кожаный мешок. В ответ на ее расспросы Солнечная Птица неохотно ответила, что этот мешок не что иное, как бизоний желудок. В него налили воды, в воду, чтобы она закипела, положили раскаленные камни размером с кулак, а затем добавили дикий горох, съедобные клубни растений и мясо. Несмотря на тошноту, Сэм заставила себя попробовать это рагу и с удивлением обнаружила, что на вкус оно очень даже недурно.

Оглядевшись, она увидела, что в дело идут абсолютно все съедобные части бизоньих туш. Даже кости разбивались камнями, а костный мозг кипятился в воде, чтобы вытопить из него жир. Очищенные кишки набивались мелко нарезанным мясом, смешанным с диким луком и шалфеем, а тонкие полоски бизоньего мяса развешивались для сушки. Сэм видела, как одна из женщин делает то, что Солнечная Птица называла пеммиканом: каменной колотушкой индианка измельчала сушение мясо в порошок, а затем добавляла молотые сушеные ягоды и жир. По словам Солнечной Птицы, готовый пеммикан мог храниться месяцами…

Сэм велели выскоблить и обработать еще две шкуры, и к заходу солнца она так устала, что уже не могла и думать о еде. Солнечная Птица дала пленнице тонкое одеяло и сказала, что та может переночевать в вигваме ее семьи.

По взглядам, которые бросали на нее стряпавшие женщины, Сэм догадалась, что они говорят о ней. Наверняка индианок забавляло, что, обрабатывая шкуры, белая женщина то и дело давилась, а глаза у нее слезились. Они видели, что руки у нее все в волдырях, а колени опухли и покрыты синяками. Наверное, они думают, что в конце концов белая женщина сломается и запросит пощады. Но белая женщина не доставит им такого удовольствия! Сэм слабо улыбнулась своим мыслям.

Что касается Буйного духа… Если она когда-нибудь снова его встретит, то он у нее быстро уразумеет, что случившееся между ними вчера вечером не повторится никогда. Один раз она проявила слабость, но больше этого не будет!

Но если, бодрствуя, Сэм могла контролировать сознание, то над своими снами, как вскоре обнаружилось, она была не властна. Ночью, когда она заснула, разожженное Кейдом желание вновь нахлынуло на нее, мучая и дразня…

– Какого черта ты вваливаешься в мой кабинет? – Возмущенный Джарман Бэллард вскочил из-за стола, когда Кейд вошел без доклада. – Если у тебя есть какие-то вопросы, отправляйся с ними в Сент-Луис, к генералу Шофилду. Я не хочу иметь с тобой никаких дел.

Кейд пересек комнату и сел на стул. Потом непринужденно откинулся на спинку, сдвинул шляпу на затылок, сложил руки на груди и с намеренной наглостью положил ноги на письменный стол Бэлларда.

– Хочешь или не хочешь, а придется.

Бэллард смерил его презрительным взглядом:

– В мои обязанности не входит возиться с агентами по делам индейцев. И потом… Только посмотри на себя, Рэмзи – ты выглядишь так же неопрятно, как дикари, которых представляешь. Волосы висят до плеч, одет в оленью кожу. Для полноты картины тебе не хватает только головного убора из перьев.

Кейд криво усмехнулся:

– Что ж, возможно, мне придется его надеть, если ты будешь и дальше издеваться над индейскими разведчиками. Имей в виду, мне рассказали обо всем, что ты тут творишь. Так что либо мы поговорим сейчас, либо я обращусь с жалобой к генералу. Выбирать тебе, Бэллард.

Бэллард вскипел. Он отлично понимал, что Шофилд был бы крайне недоволен, узнай он, как в форте обращаются с разведчиками-индейцами, но единственным человеком, который мог сообщить об этом генералу, был Кейд Рэмзи. Солдаты не стали бы ничего говорить.

– Держись подальше от моих дел, – предостерегающе прошипел Джарман. – Они тебя не касаются.

– Касаются, поскольку имеют отношение к правам индейцев и весьма неблаговидны.

– А как ты об этом разнюхал? – подозрительно спросил Бэллард. – Наверное, один из этих краснокожих побежал плакаться тебе в жилетку? Я уверен, что мои солдаты не стали бы обсуждать дела форта с чужаком.

– Как я обо всем узнал, не твоя забота, Бэллард. Скажу тебе только одно – то, чем ты занимаешься, должно прекратиться.

– А если не прекратится?

– Тогда я поеду к Шофилду. Или… – глаза Кейда сузились, – положу этому конец сам.

Бэллард угрожающе потряс пальцем:

– Скажешь Шофилду хоть слово, и я тут же приведу ему причину, по которой тебя следует убрать с должности, Рэмзи. Так что лучше не раздражай маня.

Кейд усмехнулся:

– Если б у тебя и впрямь были такие возможности, меня вообще никогда не назначили бы федеральным агентом, и мы оба это знаем. Так что лучше послушай меня и оставь индейских разведчиков в покое.

– Ты говоришь так, будто и не слышал, что банда индейцев похитила мою невесту!

– Слышал, – спокойно произнес Кейд. – Но это не дает тебе права издеваться над армейскими разведчиками-индейцами. И потом, даже если они что-то и знают, они все равно ничего тебе не скажут.

– Зна-ают! – с ненавистью протянул Джарман. – Эти проклятые ублюдки отлично знают, что случилось с моей невестой. Все они одного поля ягода, хоть у них разные имена и они принадлежат к разным племенам.

Кейд не удержался от искушения подлить еще больше масла в огонь.

– Я вот думаю, Бэллард, а с чего это индейцам вдруг захотелось похитить твою невесту? Может, это месть? Например, за ту молоденькую индианку, которую изнасиловали твои солдаты? Ведь ты тогда, помнится, быстренько перевел их в другое место, чтобы их не наказали, потому что, по твоему мнению, она того не стоила, верно?

– Да, черт возьми, я это сделал и, если, понадобится, сделаю опять! Я не допущу, чтобы хороших, солдат отдали под суд за одну ночь пьяного весельях какой-то жалкой индейской тварью! А если эти дикари, осмелились мстить, я скоро докажу им, что они совершили большую, ошибку. Знаешь что, Рэмзи: твои подопечные – подлые трусы, если используют для своих целей беззащитную женщину.

Кейд едва сдержал смех. Это Селеста де Манка беззащитная женщина? Но нельзя показывать Бэлларду, что он что-то знает; надо просто гнуть свою линию.

– Трусом является тот, кто уклоняется от правосудия, Бэллард, как это сделал ты, когда убрал тех солдат из форта. Так что если кто и виноват в том, что случилось с твоей невестой, то это ты сам. А теперь я тебе вот что скажу. – Кейд встал со стула и, опершись руками о стол, наклонился к Бэлларду: – Оставь индейских разведчиков в покое, потому что я не собираюсь спокойно смотреть, как ты вымещаешь на них свою злобу. Когда индейцам надоест твоя женщина, ты получишь ее обратно, а до тех пор думай о том, что она страдает так же, как страдала та индейская девушка. И может быть, в следующий раз ты все-таки сделаешь все, что от тебя требуется, чтобы справедливость восторжествовала.

Под угрожающим взглядом Рзмзи Бэллард отпрянул назад. Но все же он не очень боялся – Рэмзи не дурак и не посмеет ударить вышестоящего офицера.

– Ты всегда симпатизируешь этим краснокожим дьяволам, всегда принимаешь их сторону!

– Но только не в тех случаях, когда они не правы.

Бэллард был изумлен.

– Так ты, стало быть, считаешь, что сейчас они правы?!

– Я пришел сюда не за тем, чтобы вести с тобой дискуссии, Бэллард, а для того, чтобы предупредить – не трогай разведчиков-индейцев.

– И как же, по-твоему, я должен поступить? Спокойно сидеть и ждать, пока этим сволочам не надоест насиловать её? Пока они не замучают ее до смерти? А что мне делать, когда мне привезут ее мертвое тело? Ты милостиво позволишь мне наказать их? Или будешь стоять у подножия виселицы и просить о снисхождении?

– Если они убьют ее и ты поймаешь тех, кто это сделал, я с радостью сам накину им петли на шеи, но если им нужна только месть, они скорее всего отпустят ее, не причинив вреда, когда сочтут, что отомстили.

Бэллард фыркнул:

– Это маловероятно, но не исключено. Может быть, она такая уродина, что на нее не польстились даже дикари. Может, они решат, что самой лучшей местью будет отдать ее мне обратно.

Кейд моргнул.

– О чем, черт возьми, ты толкуешь? Разве ты не знаешь, какова из себя твоя невеста?

Бэллард издал короткий смешок:

– Да я ее в глаза не видел! Нас сосватали друг за друга наши прадеды по материнской линии. Надеюсь, что ее похитители не позарились на приданое, которое она везла с собой. Поскольку ее сумочки в поезде не оказалось, они, видимо, забрали ее вместе с моей невестой.

Теперь Кейду стало понятно, что побуждало Бэлларда жениться. Но до чего же неприятно думать о том, как этот мерзкий тип обрадуется, обнаружив, что его невеста отнюдь не уродина. Что за дурацкие мысли, одернул себя Кейд. Все это затеяно для того, чтобы хоть как-то отомстить Бэлларду за Маленькую Лань, а не затем, чтобы заводить амуры с его женщиной. И вообще пора отсюда убираться.

– Помни: оставь индейских разведчиков в покое, – в последний раз предупредил Кейд и, уже стоя на пороге, добавил: – Надеюсь, с твоей невестой ничего не страшного не произойдет.

– Да уж, надейся! – крикнул ему в спину Бэллард. – Иначе всем твоим краснокожим друзьям сильно не поздоровится!

Кейд вышел из кабинета Бэлларда. Все, кто попадался на его пути в форте, поспешно отходили в сторону: с человеком, у которого такое мрачное лицо и так угрожающе сжаты кулаки, лучше не связываться.

Кейд не мог забыть того, что только что сказал ему Бэллард. Так, значит, жених и невеста никогда не любили друг друга и, весьма вероятно, никогда не полюбят. Но для него это не должно иметь никакого значения. У него есть дело, и он его сделает.

И к черту те чувства, которые начали заползать в его душу!