Прочитав письмо, написанное переводчиком маркиза, Бэллард впал в безумную ярость.

Как же нагло его провели! Он чуть было не женился на какой-то проходимке, на особе, которую маркиз назвал дамой полусвета, женщиной с сомнительной репутацией!

Но по крайней мере теперь он может посмеяться над этими проклятыми индейцами. Они рассчитывали отомстить ему, но невольно помогли. Если бы не похищение, он скорее всего женился бы на той, кого считал Селестой, едва та сошла с поезда, и только потом пожаловался бы маркизу на скудность приданого. Но из-за своих подозрений о том, что сделали с ней индейцы, он повременил с женитьбой. И как оказалось, не напрасно.

Бэллард с грохотом швырял об стены вещи и мебель, громко проклиная при этом Сэмару Лабонт, маркиза и его жалкое приданое. Временами он останавливался, чтобы передохнуть, но затем мысль о том, как его унизили, возвращалась с новой силой, и, охваченный бешенством, он снова начинал крушить все подряд.

Остальные офицеры уже ушли на службу, так что шума никто не слышал. И только когда из окна квартиры капитана Бэлларда вместе с осколками стекол вылетел стул, солдаты на плацу сменили строй и пошли посмотреть, в чем дело. К тому времени когда явился вызванный ими дежурный офицер, Бэллард уже успокоился.

Лейтенант Боуман быстро оглядел царящий в комнате кавардак и велел всем выйти. Когда солдаты удалились и дверь за ними закрылась, он сказал:

– Сэр, я не знаю, что именно вас так огорчило, но поверьте, все мы вам очень сочувствуем. – Лейтенант на мгновение замолчал, не решаясь критиковать старшего по званию офицера, но потом решил, что при данных обстоятельствах у него просто нет другого выхода. – Но должен сказать: в последнее время в форте идут разговоры о том, что вы слишком много пьете. Боюсь, после того, что случилось сегодня, мне придется послать соответствующее донесение генералу Шофилду в Сент-Луис.

Бэллард расхохотался:

– Вы думаете, мне есть до этого дело? Через две недели я ухожу в отставку, так что мне на все наплевать.

Оттолкнув лейтенанта в сторону, Бэллард бросился вон из комнаты. Добравшись до конюшен, он оседлал свою лошадь и во весь опор поскакал к пансиону. Как бы не потерять голову от ярости и не задушить эту белобрысую сучку! Маркиз все ему о ней написал. Селеста уговорила ее занять свое место, чтобы отец не узнал, что сама она сбежала со своим тайным возлюбленным. Маркизу стало об этом известно лишь недавно, вскоре после того, как он получил письмо, в котором Джарман жаловался на недостаточное приданое. В своем ответном письме маркиз великодушно разрешал ему оставить себе те деньги, которые привезла Сэмара. «Тоже мне, благодетель, – подумал Бэллард, стискивая зубы. – Можно подумать, что я вернул бы ему эти его жалкие гроши!»

Когда Бэллард подлетел к пансиону и резко осадил лошадь, подняв густое облако пыли, Мод подметала ступеньки крыльца.

– Вы ведете себя как хулиган! – закричала она. – Я не для того подметала крыльцо, чтобы теперь начинать все заново.

– Где Селес… – Он осекся, чувствуя, как в нем опять поднимается волна гнева, и с трудом подавил желание назвать эту суку ее настоящим именем. Ни к чему, чтобы все узнали, как она его провела, ведь тогда он станет посмешищем. – …Селеста, – твердо закончил он. – Где она?

– Уехала.

Мод повернулась к нему спиной и снова начала мести крыльцо.

Он соскочил с лошади:

– Как это «уехала»? Она что, не сказала, куда и когда вернется?

– Она не вернется.

Бэллард преградил Мод путь, и она угрожающе подняла метлу. Он никогда ей не нравился, уж слишком он был высокомерен и самодоволен и к тому же чересчур смазлив для мужчины.

– А теперь убирайтесь и не мешайте мне работать, – сурово сказала миссис Кэммон.

Он схватился за черенок метлы.

– О чем вы говорите? Она не могла уехать. Ей просто некуда ехать.

– Бог ей поможет. А ну отпустите мою метлу и убирайтесь с моего крыльца!

– Я не уйду, пока вы не скажете мне, куда она уехала.

– Я скажу вам только одно – я считаю, что она правильно сделала, что бросила вас. Вам должно быть стыдно за то, как вы вели себя с этой бедной девушкой. Она не виновата в том, что с ней случилось. И вот что я вам еще скажу, капитан Бэллард: индейцы обращались с ней лучше, чем большинство здешних белых. Может быть, она решила, что будет жить с ними. – И Мод, фыркнув, воинственно вздернула подбородок!

Бэллард резко вырвал метлу у нее из рук и отшвырнул в сторону.

– Ну и черт с ней! – крикнул он и, вскочив в седло, во весь дух поскакал обратно к форту, обдав Мод новым облаком пыли.

Должно быть, Сэмара Лабонт поняла, что он вот-вот ее разоблачит, и решила сбежать. И правильно сделала, потому что один Бог знает, что бы он сотворил, если бы нашел ее в пансионе!

По дороге в форт ему в голову пришла неожиданная мысль. Возможно, не все еще потеряно и его мечта все же осуществится. Кто знает, может быть, судья Куигби согласится стать его компаньоном и вложить недостающий капитал? С этими деньгами и приданым, которое он, разумеется, не вернет, он все-таки сможет открыть свое казино. Что до Мириам Эпплби, то тут он ни за что не даст судье ни малейшего шанса: Куигби, конечно, будет очень стараться выдать за него свою уродину дочь, но в конце концов ему придется отступиться.

Воодушевленный надеждой, Бэллард решил, что больше не станет думать о Сэмаре Лабонт и о том, как она его обманула. Но если их дороги еще когда-нибудь пересекутся, ей несдобровать. Он не забудет ее предательства и отомстит за свою уязвленную гордость!

Сэм знала, что надо экономить, и купила самый дешевый из билетов, которые предлагались в кассе железнодорожной компании «Канзас Пасифик». Это означало, что ей придется ехать до Эбилина в вагоне для иммигрантов. Здесь были жесткие сиденья, а на полках вместо матрасов лежали мешки, набитые соломой. Из удобств в вагоне имелись лишь туалет да пузатая чугунная печь, которую топили углем.

Но Сэм была так поглощена своими мыслями, что не обращала внимания на недостаток комфорта. Если она не разыщет Белл, то скоро у нее совсем не останется денег. Для двухдневного путешествия в поезде Сэм облачилась в серое шерстяное платье, специально выбрав цвет, на котором будут не очень заметны паровозная копоть и пыль. Но в саквояже у нее лежала смена одежды, и в Эбилине она сошла на перрон в элегантном дорожном костюме из красной шотландки и такой же шляпке.

Проводник спросил, куда отправить ее багаж, и Сэм пришлось ответить, что она пока не знает, где остановится. Проводник, бросив на нее подозрительный взгляд, велел носильщику отнести ее сундуки и чемоданы в камеру хранения. Сэм решила, что не будет нанимать коляску и пойдет пешком, тем более что центр города, как оказалось, находился всего лишь в трех кварталах от вокзала. К тому же день уже клонился к вечеру, и для того, чтобы разыскать Белл до наступления темноты, придется заходить во все салуны, где играют в карты. Если нанять коляску и заставлять кучера ждать перед каждым заведением, где ищет игра, это обойдется очень дорого.

Шагая по дощатому тротуару мимо фасадов зданий из некрашеной сосны, построенных на скорую руку, Сэм обратила внимание на мебельный магазин, ювелирную лавку и редакцию газеты «Эбилин кроникл». Были здесь и вывески кузнецов, жестянщиков, шорников, врачей, юристов, дантистов, имелись также бакалейные и мануфактурные лавки и несколько банков. Наконец Сэм увидела первый салун. Толкнув вращающиеся двери, она вошла и остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к царящему внутри полумраку. Она увидела идущую вдоль стены стойку бара с зеркальными полками позади, на которых были расставлены стаканы и бокалы разных размеров. Возле стойки расположились несколько мужчин. Другие сидели за ближайшими столиками. Когда Сэм вошла в салун, все головы повернулись в ее сторону.

– Вам что-то нужно, леди? – нахмурясь, спросил бармен. Эта женщина не походила на проститутку, и бармен решил, что она либо одна из тех религиозных дам, которые ходят по салунам, клеймя пьянство и азартные игры, либо жена, которая ищет своего бедного заблудшего мужа. В любом случае надо поскорее от нее отделаться.

Не обращая внимания на шушуканье и сдавленные смешки, Сэм подошла к стойке бара:

– Я ищу одну даму, профессионального игрока. Ее зовут…

– Ищите ее в той части города, которую называют Пристройкой Дьявола, – перебил ее бармен. – Это дальше по улице. Мой босс не пускает в свой салун игроков-женщин.

Кто-то из мужчин загоготал:

– Нам тут женщины нужны для других игр. Эй, детка, может, поиграем?

Ее ледяной взгляд заставил его замолчать. Затем Сэм с таким же презрением оглядела остальных мужчин в салуне. Она не собиралась терпеть их скабрезные шутки.

В следующем квартале она вошла в еще один салун, под названием «Аламо», более шикарный, чем первый. Двери здесь были не из дерева, а из стекла, на стенах висели картины под Ренессанс, изображающие обнаженных женщин. В многочленных зеркалах отражались ряды бутылок виски, бренди и рома, пирамиды из стеклянных стаканов, а также золото, лежащее на зеленом сукне игральных столов. Сэм медленно прошла мимо, поражаясь тому, что гуртовщики и ковбои, похоже, ставят на кон многие сотни долларов.

Подойдя к человеку, играющему на расстроенном пианино, Сэм спросила про Белл.

– Идите дальше по улице, – ответил пианист. – Если она в Эбилине, вы ее найдете. Но возможно, вам придется искать ее в Пристройке Дьявола, так что лучше поторопитесь. Даме не стоит появляться там с наступлением темноты, если, конечно, вы не ситцевая королева.

Сэм это выражение было незнакомо, но она сразу поняла, что оно значит, и не стала переспрашивать пианиста. Однако ей хотелось побольше узнать о том месте, которое жители города называли Пристройкой Дьявола.

– Вы второй человек в Эбилине, который говорит мне, что я могу найти ее там. Где это находится?

– В Пристройке Дьявола ничего особенного нет. Там вообще ничего нет. Одни шлюхи. Нет, есть еще немного игорных заведений, но тон задают шлюхи. Возмущенные граждане Эбилина выгнали их из этой части города, потому что контролировать этих баб потруднее, чем длинноногих коров в просторном загоне. На прошлой неделе одна шлюха прошлась по главной улице, имея на себе только пояс с двумя пистолетами, а вчера две ситцевые королевы при всем честном народе нагишом купались со своими клиентами в реке Смоуки-Хилл.

– Моя подруга не шлюха, – быстро проговорила Сэм. – Она…

Больше она ничего сказать не успела, потому что в эту минуту где-то рядом загремели выстрелы. Прежде чем Сэм поняла, что происходит, пианист схватил ее за талию, повалил на пол и накрыл своим телом. Все остальные посетители салуна тоже бросились наземь.

По улице на курчавых маленьких лошадках ехали два гуртовщика. Они палили в воздух и вопили во все горло, выпуская таким образом пар, накопившийся за долгое лето, проведенное в безлюдных прериях, по которым они перегоняли двухтысячные стада длинноногих коров. По мере их удаления от салуна звуки стрельбы становились тише. Когда они смолкли окончательно пианист поднялся на ноги и помог Сэм встать.

– Они никому не желают зла, просто празднуют возвращение к цивилизованной жизни, – объяснил он, но подчас и шальная пуля убивает, так что никогда не рискуйте. Несколько недель назад так погиб маленький мальчик. Ему не повезло – не вовремя оказался на улице. Между прочим, меня зовут Хэнк, – добавил он и протянул Сэм руку.

Сэм пожала ее и спросила:

– Неужели все они отмечают свой приезд в город стрельбой? Если таким образом убили ребенка, неужели закон…

– У нас тут практически нет закона. Судьи все время разъезжают туда-сюда, начальника полицейского участка в городе нет. Фермеры и некоторые бизнесмены хотели бы, чтоб тут были закон и порядок, но серьезно этим никто не занимается. Последним пробовал что-то сделать Джейк Узили, но большую часть времени он проводит в своем магазинчике на окраине города, так что… В общем, в сезон перегона скота у нас тут начинается полная вакханалия. Убийства, разбой, перестрелки, драки, разврат – за всем этим милости просим в Эбилин. И я хочу спросить вас, леди: что здесь делаете вы?

– Я же вам уже сказала: ищу свою подругу. Она сдает карты в каком-то из здешних салунов.

Пианист задумчиво почесал голову, потом улыбнулся и щелкнул пальцами.

– Сдается мне, я про нее слышал. Какое-то время назад в Эбилин приехала дама, зарабатывающая на жизнь игрой в карты, и стала работать на парня по имени Лайман Гатри. Он держит салун в Пристройке Дьявола. Если она все еще обретается в городе, вы ее там найдете. Когда выйдете из этого, салуна, поверните направо и идите все время прямо. В конце концов, вы увидите нужное вам заведение. Оно называется «Счастливый олень».

Сэм поспешила по указанному адресу. По обеим сторонам улицы на домах красовались вывески, предлагающие все, что только мог пожелать ковбой, приехавший в город после долгого перегона скота. Ванна и стрижка стоили пятьдесят центов, а стакан крепчайшего канзасского самогона можно было выпить всего за четвертак. Казино попадались на каждом шагу – так же, как и ярко размалеванные женщины. Одни, в кричащих, отделанных страусовыми перьями платьях, слонялись перед салунами, другие, в прозрачных, вызывающе раскрытых натруди халатиках, торчали в окнах второго этажа.

В конце улицы Сэм увидела вывеску «Счастливого оленя». Она ускорила шаг, когда вдруг услышала, что ее окликает проститутка, которая высунулась из окна.

– Эй, подружка, ты зря потеряешь время! – орала ситцевая королева. – Лайман не пускает в свое заведение шлюх. Мы все здесь работаем на Луретту. Она снимает второй этаж. Так что, если тебе охота тут работать, обращайся к ней.

Сэм поняла, что ее строгий, элегантный костюм ничего не меняет: любую женщину, бродящую по улицам Пристройки Дьявола, автоматически принимали за проститутку.

– Я не ищу такую работу, – крикнула она. – Но не могли бы вы сказать, работает ли еще у мистера Гатри женщина – профессиональный игрок в карты?

– А как же.

Сэм зашагала еще быстрее и почти бегом ворвалась в салун «Счастливый олень». Сердце колотилось так отчаянно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Не успела она осмотреться, как женский голос воскликнул:

– О Боже, да это Селеста! Не верю своим глазам!

В следующее мгновение Сэм очутилась в объятиях Белл Кули, таких крепких, что она едва не задохнулась.

– Не верю своим глазам, – повторила Белл, наконец отпустив ее и отступив на шаг. – Что стряслось? А я-то думала, что ты теперь уже замужем и ходишь вот с таким животом.

Сэм открыла рот, чтобы ответить, но тут к ним подошел худой мужчина и окинул ее вопрошающим взглядом:

– Кто вы?

За нее ответила Белл:

– Это мадемуазель Селеста де Манка из Парижа, и, если я правильно понимаю ситуацию, она как раз тот самый новый сдающий, который тебе нужен. Я права, Селеста? – И она снова стиснула Сэм в своих объятиях. – Ты ведь ищешь работу, потому что не вышла замуж?

– Все так, – подтвердила Сэм, – кроме одной маленькой детали.

– И какой же?

– Я не Селеста де Манка. Меня зовут Сэм.

– Как это? О чем ты говоришь?

Сэм улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Для того чтобы рассказать тебе эту историю, мне понадобится бутылка вина. Пока я буду рассказывать, а ты слушать, мы выпьем ее до дна. Как ты думаешь, здесь есть вино?

Обязанности Кейда в должности федерального агента по делам индейцев оказались не совсем такими, как он предполагал. Ему поручалось расследовать незаконные действия в отношении индейцев, однако делать это он должен был не в конторе, а непосредственно на месте, переодевшись в индейскую одежду. Он знал языки большинства племен и со своей бронзовой кожей и длинными черными волосами вполне мог сойти за индейца – правда, только издали: вблизи его голубые глаза могли вызвать подозрение. Впрочем, он не собирался подходить к злоумышленникам близко до тех пор, пока не докажет их виновность.

Всего за несколько недель он арестовал несколько белых, которые продавали индейцам вино и винтовки, и разоблачил шайку торговцев, которая похищала индейских девушек и продавала их в мексиканские бордели.

Кейду нравилась его работа. Во-первых, он делал нужное дело, а во-вторых, у него не оставалось времени думать о Селесте де Манка. Томиться по ней, если уж быть совсем точным. По правде сказать, он не мог ее забыть, и, сколько бы ни пускался во все тяжкие с другими женщинами, ему не удавалось вырвать ее из своего сердца.

Храбрый Орел был уволен из армии вскоре после того, как Селеста явилась в форт, так что сообщить он мог немногое. Пока он оставался в форте, она еще не вышла замуж за Бэлларда, но это было два месяца назад. Теперь они уже наверняка давно женаты, а раз так, то надо о ней забыть и жить дальше. Только как, черт возьми, это сделать?

Кейд разбил лагерь неподалеку от городка Макферсон, ожидая Храброго Орла, который расскажет ему, как прошло утреннее судебное заседание. Последнего арестованного Кейд передал в руки другого федерального агента, чтобы лишний раз не появляться в суде и не раскрывать своего истинного лица. Когда подъехал Храбрый Орел, Кейд по его лицу сразу увидел, что оправдались самые худшие его опасения: судья снова отпустил пойманного преступника на свободу.

– Ему плевать на индейцев, – негодующе сказал Храбрый Орел. – Если человек совершил преступление с применением огнестрельного оружия, он приговорит его к повешению не задумываясь. Говорят, он просто помешан на ненависти к винтовкам и пистолетам. Но если кто-то совершает преступление против индейцев, судья относится к этому как к какой-то несерьезной шалости и виновный отделывается лишь небольшим порицанием Кейда окатила горячая волна ярости.

– Тогда какого дьявола я рискую головой, ловя этих ублюдков, если потом их отпускают на все четыре стороны?

Храбрый Орел печально покачал головой:

– Не знаю, что тебе посоветовать, брат мой. Этот человек – судья. Его слово – закон. Ты ничего не сможешь сделать.

Кейд с силой воткнул в землю нож, которым обстругивал ветку.

– По-моему, пора напомнить этому судье, что он должен соблюдать все законы, а не только те, которые ему нравятся, – сердито произнес он.

– И как же ты собираешься это сделать?

– Сейчас мне надо опять ехать на индейскую территорию, чтобы выследить тех мерзавцев, которые на прошлой неделе украли припасы, предназначенные для резервации племени оседж. А когда вернусь, нанесу ему визит. Судье Куигби придется меня выслушать независимо от того, хочет он этого или нет.