На улице стояла жара, но внутри дома Стефани Фаррел в Беверли-Хиллз все признаки подготовки к Рождеству 1992 года стали приятным контрастом весенней погоде снаружи. Играл компакт-диск, звуки красивого голоса певицы, исполняющей песню «Белое Рождество», разносились по дому из скрытых колонок, а в воздухе стоял запах аппетитного рождественского гуся, приготовленного Анной.

Стефани в изумрудно-зеленых брюках и черной шелковой блузке сидела в гостиной. На ее коленях лежал фотоальбом, который она не открывала годами. В нем было много фотографий ее и Гранта, когда они только переехали в Калифорнию. «Какими счастливыми и влюбленными мы выглядели тогда, — думала Стефани, скользя пальцами по фотографии Гранта в Санта-Монике. — Прекрасная маленькая семья».

Стефани резко захлопнула альбом. Что же происходит с их семьей сейчас? Зачем она открыла этот альбом, зная заранее, что это не улучшит ее состояния? Чтобы хоть как-то поднять свое отвратительное настроение, она взглянула на высокую голубую ель, которую они с Сарой украшали вчера вечером. Стефани почувствовала, как настроение немного улучшается. Сейчас не важно, что ее брак стал ненадежным. Она должна сделать все, чтобы Рождество прошло весело. Сара это заслужила. Да и сама Стефани, черт возьми, тоже.

Прошло уже десять лет с тех пор, как они перехали в Калифорнию. Предсказания Гранта сбылись: их жизнь стала блестящей, как и положено «звездам» их уровня. Тогда Рафферти мог написать сценарий за месяц и поэтому стал одним из самых плодовитых и пользующихся спросом сценаристов в Голливуде. На каминной полке стояли пять «Золотых Оскаров», подтверждающих его успех. Взлет славы Стефани, хотя и более медленный, был не менее ярким. Телефильм «Исчезающий акт» стал первым в целом ряду успехов. Но четыре года назад их прекрасный мир рухнул. Грант, вконец измученный изнурительным графиком, от которого он не хотел отказываться, начал испытывать опустошенность как писатель. К концу 1988 года он начал сильно пить и в своих несчастиях винил всех, в том числе и Стефани. Грант ревностно реагировал на ее успехи.

Чтобы муж не чувствовал себя отвергнутым, Стефани отказалась от многих контрактов и сократила число принятых предложений, потому что не хотела уезжать на съемки от Гранта. За исключением редких поездок к Трэси и Перри, Стефани почти никуда не уезжала. Но ничто не помогало, и в 1989 году Стефани заявила, что прекращает работать, чтобы посвятить больше времени семье, имея в виду, конечно, Гранта.

— Ты совершаешь профессиональное самоубийство, — предупреждал ее Бадди.

— Меня это не волнует. Грант нуждается во мне. Я не дам ему опуститься, Бадди, после всего, что он сделал для меня.

Но все усилия Стефани были напрасными. Грант продолжал пить, его уныние росло, переходя в долгие периоды депрессии, а иногда даже вызывало вспышки гнева.

— Я не знаю, что еще можно сделать, Трэси, — жаловалась Стефани пару недель назад, когда подруга приехала навестить ее. — Его все выводит из себя, включая и то, что он больше не в состоянии нас обеспечить материально. Я пыталась ему объяснить, что у нас достаточно денег, наших денег, но ты же знаешь, какой он гордый.

Трэси занималась брачным законодательством в процветающей адвокатской фирме в Филадельфии и прекрасно понимала, что алкоголизм разрушает семьи.

— Положение будет только ухудшаться, Стеф. Ты должна уговорить мужа лечь в реабилитационный центр. Знаю, Грант это не признает, но у него серьезные проблемы с алкоголем. Пока он не научится справляться с ними, он будет продолжать разрушать и твою жизнь.

— Я постоянно умоляю его обратиться к врачам за профессиональной помощью. Но он не соглашается.

— Тогда его пьянство уничтожит вас обоих.

Этим же вечером Стефани попыталась поговорить с Грантом еще раз. Его реакция была более яростной, чем обычно.

— Это все Трэси, не так ли? — закричал Грант. — Она опять кормит тебя своим ханжеским дерьмом, а ты его проглатываешь.

— Трэси не имеет к этому никакого отношения. Я сама вижу, что происходит с тобой… с нами.

— Я не алкоголик, черт возьми! Сейчас я докажу тебе! — Грант взял бутылку виски, которую всегда держал у себя в кабинете, пошел в ванную и вылил содержимое в раковину. Потом он стал ходить по дому, вытаскивая бутылки из бара, из буфета, даже из шкафа для одежды в своей спальне, и выливать их все.

Через неделю фургон из магазинчика в Беверли-Хиллз доставил Рафферти новый запас виски.

— О чем ты задумалась, дорогая?

— Я просто жалела себя, Анна, — улыбнулась Стефани, услышав нежный голос няни, и отвлеклась от своих грустных мыслей.

— В этом нет никакого вреда.

— Жалость не поможет Гранту и не вернет нас назад к счастливым временам.

Анна не ответила. Ее сердце разрывалось на части, видя, как несчастна Стефани. Хотя ее девочка все еще оставалась красивой, на ее лице появился отпечаток страдания. Она похудела, побледнела, и веселый огонек в ее огромных серых глазах сменился выражением безысходности, что больно ранило Анну. Только в присутствии Сары жесткие линии вокруг рта Стефани смягчались и в глазах появлялся радостный блеск. В такие моменты она вновь превращалась в беззаботную молодую женщину, какой была в первые дни в Калифорнии.

— Почему бы тебе не поехать к Перри на несколько дней? — предложила Анна. — Ты давно уже не была у него. Смена обстановки пойдет тебе на пользу.

На какое-то мгновение Стефани воодушевилась. Действительно, она так давно не видела Перри. Теперь он стал главным модельером известного Дома моделей и все время разрабатывал новые коллекции, готовя их к показу в разных столицах мира. Прежде чем Стефани успела принять решение, послышался громкий треск из кабинета Гранта.

— Черт побери! Что случилось?

— Я сама проверю, — крикнула Стефани. Она уже бежала к лестнице. — Оставайся здесь, — добавила она, когда Анна поднялась. — Сара вот-вот придет домой, я не хочу ее беспокоить.

Не постучавшись, Стефани распахнула дверь кабинета. Уютная комната с обитой зеленой кожей мебелью, с полками от пола до потолка, заставленными книгами, сейчас напоминала место недавнего побоища: страницы напечатанного текста были разбросаны по ковру, некоторые из них смяты, другие разорваны на мелкие кусочки; сброшенные с полок книги и видеокассеты валялись на полу; под ногами лежали осколки люстры. Грант стоял у окна, спиной к Стефани. Под бежевым шерстяным джемпером его плечи тряслись от очередной вспышки гнева, которые он уже давно не скрывал.

— Грант? — Если он и слышал ее, то не подал вида. Наступая на осколки люстры, Стефани подошла к мужу и встала позади него. — Что случилось?

— А ты как думаешь, черт возьми? — Грант повернулся к жене, неестественно расхохотавшись. — Позвонил Бадди с ужасными новостями.

— Из компании «Ледук»?

— Да, «Ледук», — с сарказмом произнес Грант, нарочно усиливая французский акцент. — Шайка недотраханных лягушек. Они не заметят хороший сценарий, даже если он свалится им прямо на голову.

— Разрушая наш дом, ты ничего не добьешься.

— Нет? — Его губы растянулись в злой усмешке. — А что ты предлагаешь, о мудрец?

Стефани еле сдержалась. Такие вспышки гнева Гранта были довольно редкими, но каждый раз, когда они случались, стена между ней и мужем становилась все плотнее. «Никогда не спорь с пьяным, Стефани. Ты только еще больше разозлишь его», — учила подругу Трэси. Но Стефани надоело оставаться спокойной, притворяться, что ситуация изменится к лучшему, чувствовать себя такой беспомощной. Пришло время побороться за себя. На этот раз Гранту придется ее выслушать.

— Мне очень жаль, что так сложилось с «Ледуком», дорогой, — произнесла Стефани, когда Грант собрался было опять отвернуться. — Я знаю, как ты разочарован. Но ты должен взять себя в руки. Ты не можешь рвать и метать каждый раз, когда услышишь плохие новости.

— Тебе легко говорить. Ведь не тебя называют неудачником.

— Никто не называет тебя неудачником.

— Может, ты пойдешь и займешься чем-нибудь, Стефани? — произнес Грант. Морщины вокруг его рта углубились, состарив его сразу лет на десять. — У меня нет настроения разговаривать с тобой сейчас.

— Хорошо, я уйду. Но не раньше того, как мы добьемся понимания.

— Понимания чего? — поднял бровь Грант.

— Тебя и… — Стефани указала на беспорядок в комнате, — и всего этого. — Она сделала глубокий вздох. — Я мирилась со всей этой ерундой целых пять лет, Грант, и больше не собираюсь терпеть все это. Я устала от перепадов твоего настроения, от того, что ты пьешь, жалеешь себя, и от того, как ты обращаешься со мной, когда я стараюсь помочь тебе.

— Если бы ты искренне хотела помочь мне, то помогла бы продать хоть один сценарий. Ты же знаешь кучу людей в этом городе. Они бы прислушались к твоим словам.

— Я ведь пыталась, черт побери! Стучалась во все двери, которые знаю. Ответ всегда один и тот же: ты ненадежный, на тебя нельзя положиться.

— И еще я потерял свою оригинальность, — горько добавил он.

— Но продать сценарий — это не самое важное, Грант. Самое важное — ты сам. Самое важное — мы.

На губах Гранта появилась злая гримаса, он отвернулся к окну, все его тело застыло.

— Прекрасно, — сказала Стефани, едва сдержав вздох раздражения. — Не смотри на меня. Со мной не обязательно считаться. Но тебе придется выслушать меня. — Она сделала глубокий вздох, понимая, что на этот раз дороги назад нет. — С тех пор как я вышла за тебя замуж, ты всегда был для меня на первом плане. Я любила и поддерживала тебя, заботилась о тебе. Ради тебя я даже бросила карьеру. — Она подождала, какая последует реакция мужа. Грант никак не реагировал. — Но единственное, что я не позволю тебе сделать, это обижать Сару, — продолжала Стефани. — Твое поведение убивает ее, Грант. Она понимает все, что происходит. Иногда, поздно ночью, после твоей очередной вспышки раздражения, я слышу, как она плачет. Мне приходится идти к ней в комнату и уговаривать ее, что все образуется. Только ничего хорошего не будет, и Сара прекрасно понимает это.

Казалось, тело Гранта расслабилось. Он повернулся к Стефани, в его глазах была такая боль, что сердце Стефани заныло.

— Прости меня. Ты же знаешь, я не хотел обидеть ее. Я… поговорю с Сарой.

— Это больше не помогает, — покачала головой Стефани.

— Господи, Стефани. Я же извинился. Что еще ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты перестал пить. Я хочу, чтобы ты опять взял себя в руки. — Она помолчала и посмотрела на мужа пристальным взглядом. — Если ты не сделаешь этого, я уйду от тебя.

Грант сразу же переменился в лице. Ультиматум, которого он никогда раньше не слышал, подействовал на него, как холодный душ. В его налитых кровью глазах появилось выражение полного отчаяния.

— Ты ведь сказала это несерьезно, — покачал он головой. Подойдя поближе к Стефани, Грант взял ее руку и поднес к губам. — Ты не можешь уйти от меня. Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, сколько вы с Сарой значите для меня.

— Докажи это. Пойдем в реабилитационный центр.

— Я не могу, — резко замотал головой Грант. — Ты знаешь, я не могу сидеть под замком.

— Клиника «Бэтти Форд» не похожа на другие подобные больницы, и Палмдейльский центр тоже. Там ты сможешь свободно передвигаться, заниматься спортом, принимать участие в разных занятиях.

— Для меня это все равно означает быть запертым, — продолжал качать головой Грант. — Процесс восстановления не закончится успешно, я превращусь в зомби.

— Тогда каким образом ты собираешься изменить свою жизнь? — спросила Стефани, чувствуя, что все ее усилия напрасны.

— Давай уедем!

— Что?!

— Давай уедем. Только вдвоем. — Улыбка, такая редкая в эти дни, превратила мужа в прежнего Гранта. — Мне будет легче бросить пить подальше от этого проклятого города, от ежедневных стрессов.

Интуиция подсказывала Стефани, что надо отказаться. Гранту нужны не каникулы, а помощь. Но он выглядел таким нетерпеливым, полным надежд и уверенным в себе и в том, что именно смена обстановки ему необходима.

— Что… ты надумал?

— Я говорю о летнем домике Перри в Портофино. Он все время предлагает нам погостить там, а мы постоянно отказываемся. — Грант взял другую руку Стефани и прижал их обе к своей груди. — Мы можем уехать сразу же после каникул, как только Сара вернется в школу.

Стефани колебалась. Перри купил этот домик три года назад и проводил там часть лета каждый год. В остальное время дом пустовал или сдавался друзьям. Январь считался мертвым сезоном на итальянской «Ривьере»: спокойно, мало народа.

— Ну, что скажешь, малыш?

Стефани чувствовала слабость. Это первый раз, когда Грант сделал хоть какую-то попытку изменить свою жизнь. Конечно, она ожидала совсем другого решения, но что плохого, если попробовать его способ? Еще один, последний раз?

— Хорошо, — выдавила из себя улыбку Стефани. — Я позвоню Перри и узнаю, свободен ли дом.

— Ты не пожалеешь, дорогая, — произнес Грант, подняв Стефани и прижав ее к своей груди. — Клянусь, ты не пожалеешь.