Это был мой первый настоящий разговор с Винус. И только когда она замолчала, я поняла, что же произошло.

С одной стороны, я была удивлена. Этот разговор разрешил сразу множество проблем. Например, стало ясно, что Винус владеет речью. Хотя у меня и оставались сомнения в том, что у нее все-таки может быть отставание в развитии, этот разговор был вполне в пределах нормы для семилетнего ребенка. Это была положительная, чрезвычайно важная информация. С другой стороны, мне стало очень грустно. Из этого разговора стало ясно, что Винус чувствует себя подавленной, что она очень несчастна.

И конечно, на следующий день она не пришла.

Из всех учеников самого обнадеживающего прогресса добился Билли, хотя его успехи в учебе были далеки от того, какими они могли бы быть у мальчика с его способностями. Я придумала, как ему помочь. Чтобы дать ему возможность работать над проектами, способными его увлечь, мы с Джули записали на кассеты массу дополнительных материалов, например энциклопедию. Я давала Билли диктофон, чтобы он мог брать интервью. Я пыталась обнаружить, какие у него интересы, понимая, что, если он действительно одарен, они непременно обнаружатся. Но он занимался всем с одинаковым энтузиазмом, не останавливаясь на чем-то особенном.

Однако поворотным пунктом для Билли оказалась наша система светофора. Жесткие рамки программы помогли Билли развить внутреннюю дисциплину. Теперь он был способен усидеть на месте в течение двадцати минут, и это положило начало его заметным успехам в учебе. Но интересы Билли отличались от обычных увлечений девятилетнего мальчика.

Однажды он увлекся книгой о тюльпанах. Прекрасное, богато иллюстрированное издание большого формата. В книге были изумительные рисунки, и среди них луковицы и цветы в разрезе. Он был просто зачарован. Тогда я принесла другие книги. Я объяснила Билли, как в колледже мы учились делать разрезы цветов и зарисовывать их части, как заносили в блокноты рисунки и схемы того, что видели. Это заинтриговало Билли, ему захотелось попробовать самому. Джули принесла ему лилию, оставшуюся от выставки в ее церкви. Удивительно сосредоточенный, Билли «препарировал» цветок и сделал подробные рисунки всего, что там обнаружил.

Я почувствовала, что, если мы подыщем ему какую-то специальную программу, это поможет Билли на следующий год вернуться в обычную школу. Чтобы подготовить Билли, мы с Бобом решили разрешить ему часть дня заниматься в обычных классах нашей школы. Билли было девять, скоро исполнялось десять, значит, он должен был пойти в четвертый класс. По его оценкам его должны бы поместить в третий, но так как он был способным мальчиком, то в младшем классе ему не с кем было бы соревноваться. Я задумалась. В соседней школе был класс для одаренных детей. Я немного знала учительницу. Знала, что у нее два раза в неделю дети занимаются особыми, интересующими их проектами. Что, если Билли будет ходить туда?

Боб только головой покрутил – мысль показалась ему дерзкой. Тем не менее она его заинтересовала. Он связался с учительницей, мы встретились, и она согласилась включить его в свою группу.

Иногда все получается так, как надо. Как это было на этот раз. Вооружившись своей книгой о тюльпанах и блокнотом, Билли храбро отправился на первое занятие.

Все прошло гладко. Билли стал ходить два раза в неделю в класс для одаренных детей и прекрасно там занимался. Да, он был немного неуправляемым, слишком эмоциональным, но он ни с кем не дрался. Не сквернословил. Хотя ученики были свободны в выборе проектов, Кэрол Спранг, их учительница, оказалась человеком последовательным, придающим значение порядку и выполнению обязательств, и это шло на пользу Билли. Каждый раз он возвращался все более довольным и уверенным в себе.

В результате класс для одаренных детей очень скоро стал для Билли «своим». Он не отдавал предпочтения тому классу. Ему нравилось проводить время с нами, но он также полюбил свой «другой» класс и новых друзей, которых там завел. Поэтому, когда прошел март и в его другой школе объявили, что состоится ярмарка, Билли мог говорить только об этом.

– Знаете что? Мой класс собирается устроить свой стенд на ярмарке. Там будет игра в яичную скорлупу. Если заплатишь двадцать пять центов, можно попробовать угадать, какое яйцо целое. Понимаете, большинство яиц – это половина скорлупки. Там большой лоток с песком, и все они наполовину в него спрятаны. Кажется, что все яйца целые. А на самом деле только одно. Поэтому платишь деньги и можешь выбирать. А если не угадал, все равно получаешь приз. Конфетку. Но если угадаешь, какое яйцо целое, то получаешь большой приз.

– Какой? – спросил Джесс.

Билли пожал плечами:

– Не знаю. Нам не говорили. Но, наверное, что-то хорошее. И знаешь, я буду стоять на этом стенде. Миссис Спранг сказала.

– А почему бы у нас в школе не устроить ярмарку? – спросил Джесс.

Тут появился Шейн. В этот день он постоянно дурачился. И сейчас напялил на голову старую спортивную шапку, натянув ее до самых глаз.

– А я знаю, какой стенд подошел бы нашему классу, – весело сказал Билли. – Угадай близнеца. Угадай, кто есть кто. Зейн или Шейн. – Он расхохотался. – Придете, ребята? Вечером в следующую пятницу. Я дам вам попробовать угадать бесплатно.

Джесс обрадовался.

– Еще бы! Я попрошу бабушку привезти меня. Скажи только, где находится эта школа. И может быть, выиграю большой приз. И даже два раза. Мне везет.

Я спросила Джули, не хочет ли она пойти со мной на ярмарку в школу Билли. Она поколебалась, затем кивнула и слегка улыбнулась.

– Да, хорошо, – сказала она. Она, казалось, была удивлена тем, что я ее пригласила.

Когда я заехала за ней, она вышла из дома, держа на одной руке малыша, а в другой детское сиденье для автомобиля. Она открыла заднюю дверцу машины и установила сиденье.

– Это мой сын, Джон Пол, – сказала она.

Я была поражена. Я понятия не имела, что у Джули есть ребенок. Она никогда не упоминала ни о муже, ни о приятеле, ни о сыне. Выходит, мы так мало знаем друг о друге!

Когда мы прибыли, ярмарка была в полном разгаре. В коридорах были расставлены стенды. Джону Полу понравилось царящее вокруг оживление. Это был трехлетний хорошенький мальчуган с коричневыми, как у лани, глазами. Когда мы нашли стенд класса для одаренных детей, Джесс был уже там. Билли разрешил ему заново расставить скорлупки в песок, и он явно был доволен. Там было еще четверо учеников из его класса и Кэрол Спранг. Она радостно приветствовала нас.

– Вижу, вы познакомились еще с одним моим учеником, – сказала я.

Кэрол кивнула:

– Билли сказал: вы не можете не принять моего друга. А когда Билли что-то говорит, мы обычно прислушиваемся. Так?

Она потрепала его по волосам.

– Да, – подтвердил Билли довольным тоном. Он схватил меня за руку. – Идите, попробуйте. Мы с Джессом все восстановили. Вы можете сыграть бесплатно. Я отдал миссис Спранг доллар, и все мои друзья могут попробовать.

– Это щедрое предложение Билли, но я с удовольствием расплачусь сама.

– Нет, я хочу, чтобы вы сыграли бесплатно. – Он улыбнулся мне. – Потому что здесь тоже мой класс. И я хочу, чтобы вам здесь понравилось. Я плачу.

– Что ж, спасибо.

Я указала на одно из яиц. Билли вытащил его, и оказалось, что это пустая скорлупа.

– Вы проиграли. Но не совсем, вот вам конфетка.

Мы побыли там еще несколько минут, купили еще две попытки для Джона Пола, который покинул стенд, весело помахивая конфетами в обеих ручках.

Когда мы уходили из школы, я спросила Джули:

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Я не могу, я ведь с ребенком, – ответила она.

– Я не имела в виду что-то алкогольное. Может быть, кофе.

Мы заехали в ближайший «Макдоналдс», где Джон Пол сразу же устремился на игровую площадку. Несмотря на то что было около девяти вечера, он был полон энергии.

– Моя сестра считает его гиперактивным, – сказала Джули. – Она говорит, что надо давать ему риталин. Она дает этот препарат своему сыну Люку и утверждает, что он прекрасно помогает.

– А ты что думаешь? – спросила я.

Джули долго молчала. Потом слегка пожала плечами:

– Не знаю. Мне не нравится эта идея с таблетками. Но мне с ним не легко. Иногда вечером я так устаю, а он полон энергии, и я думаю: «Господи, помоги мне…» Но это не причина, чтобы давать ему лекарства.

Джон Пол подбежал к столу. Он перелез через меня на другой стул с моей стороны стола.

– Джон Пол, что мы говорим в таких случаях? – спросила Джули. – «Извините». Когда хотим, чтобы нас пропустили, МЫ говорим «извините».

– Извините, – сказал Джон Пол. Он потянулся за своим стаканом, схватил его за край, стакан опрокинулся, и кока-кола разлилась.

– Ой, – спокойно сказала Джули, – все пролилось. Давай вытрем.

– Я хочу вот это, – закричал Джон Пол.

Он потянулся за стаканом Джули. Она дала ему стакан, затем пошла за салфетками. Пока Джули не было, Джон Пол попытался снова перелезть через меня, чтобы вернуться на площадку.

– Почему бы тебе не оставить свой стакан здесь? – предложила я и подняла стакан, прежде чем мальчик его схватил.

– Нет, – кратко ответил он. – Дай мне!

Джули вернулась. Она вытерла кока-колу и дала сыну мокрые салфетки.

– Поди брось их вон туда, пожалуйста. Хорошо? Это отвлекло его, и он побежал выбрасывать салфетки. Джули плюхнулась на сиденье.

– Вот так все время. Наверное, сестра права, нужно показать его врачу.

Я подумала, что здесь, возможно, могли бы помочь какие-то ограничения, но не стала ей этого говорить. Вместо этого я задала вопрос:

– А что думает его отец? Джули покачала головой:

– Его отец его и не видел.

Наступило молчание. Джули наблюдала, как Джон Пол бегает кругами по площадке.

– По правде сказать, – начала она тихим голосом, – я даже не знаю, кто его отец. Окончив колледж, я отправилась путешествовать по Европе на год. Но, прилетев во Францию, так там и осталась. Я долго жила в Париже. Какое-то время провела в Лионе. Потом в Нормандии. Потом снова вернулась в Париж. А потом забеременела. – Она слегка пожала плечами. – Все возвращаются из путешествий с фотографиями. Я вернулась с Джоном Полом.

Это меня удивило. Со своими скромно зачесанными длинными волосами, спокойными манерами Джули казалась олицетворением девушки из провинциального городка.

– Вот так в конце концов я стала работать в школе. Мама могла сидеть с Джоном Полом только по утрам, и это была единственная работа, которую я могла найти. В этом году стало легче. Он ходит в детский сад. Поэтому я могу работать целый день.

– Понятно. А раньше ты не собиралась стать учительницей?

– Нет, – ответила Джули. – Я хотела стать юристом. Может быть, заняться политикой. Работать в Сенате штата. Несколько лет назад моя мама была представителем штата. Я люблю политику. Но вот я поехала во Францию. Поехала посмотреть мир, а вернулась с собственным будущим.

Я слегка пожала плечами:

– Я тоже не собиралась стать учительницей. Я хотела стать биологом.

Ее глаза расширились.

– А как же вы стали учительницей?

– У меня не было денег. Пошла работать, чтобы продержаться в колледже, а это оказалась специальная программа обучения. Я вошла в эту дверь и больше из нее не вышла.

– Почему?

– В первый день моей работы директор сказал: «Вот ребенок, с которым ты можешь позаниматься». И показал на четырехлетнюю девочку, которая пряталась под роялем. Я была в панике. Я спросила: «А что я должна делать? Что, если я ошибусь?» А он ответил: «По крайней мере попытайся. Даже если ошибешься, для нее это будет лучше, чем всю жизнь сидеть под роялем». И я попыталась. И вскоре поняла, что нет ничего – ничего, – что доставляло бы мне большую радость.

– Вам повезло, – сказала Джули. – У большинства из нас жизнь сложилась не так удачно.

В следующий понедельник Винус снова не пришла в школу. Я рассердилась. Но другие дети были здесь, и у меня не было времени разбираться, почему она снова отсутствует.

После утренней перемены я раздала мальчикам задания по математике. Было около 10.40, я занималась счетом с Зейном, как вдруг в дверь громко постучали. Я поднялась и вышла.

В коридоре стояла Ванда, одетая совершенно не по погоде. Несмотря на середину марта, на улице стоял мороз, еще лежал снег. А Ванда была в ситцевом домашнем халате и кофте. Ни пальто, ни шапки, ни перчаток. На ногах розовые мягкие тапки. Но это все не шло ни в какое сравнение с тем, как была одета Винус. Пальто на ней было. Но под ним была красная синтетическая футболка размера на три больше, чем надо, из-под нее торчали байковые пижамные штаны. И все. На ногах ботики.

– Она ходит в школу, – сказала Ванда. – Красавица сегодня ходит в школу.

– Спасибо, что привела Винус. – Положив руку на плечо Винус, я повела ее туда, где была вешалка для верхней одежды. – Ну, снимай пальто.

Винус стояла, не реагируя на мои слова.

– Помочь тебе? Вытяни руку.

Она не двигалась. Я выругалась про себя, поднимая ее руку, чтобы снять пальто. Вот так всегда. Только мне удается достичь хоть какого-то прогресса, Винус пропускает школу и все идет насмарку. Безнадежная ситуация.

Я опустилась на колени:

– Давай снимем ботики.

Мне пришлось самой поднять ее ногу и снять ботик. Снялся он очень легко, потому что она была босиком.

– О боже. Ты ушла из дома без ботинок. – Я посмотрела на нее. – Что случилось? Тебя Ванда одевала?

Впервые я задумалась над тем, как Винус собирается в школу по утрам. Если она так же безучастна дома, как и в школе, ее надо одевать, потому что сама она этого не сделает.

– Я думаю, тебе лучше остаться в ботах, – сказал я. – Босиком холодно.

Пока я говорила, Винус наблюдала за мной. Взгляд ее не был отсутствующим. Да, она мне не отвечала, но я видела, что взгляд у нее осмысленный, что она о чем-то думает, просто не хочет никого пускать в свой мир.

В обеденный перерыв я рассказала Бобу, что Винус опоздала на полтора часа, причем пришла не поймешь в чем. Куда смотрит Социальная служба? Отслеживает ли инспектор прогулы? Я была страшно расстроена. Я сказала ему, что уже почти апрель, а успехи Винус совсем незначительны, более того, я даже не могу понять, в чем ее проблема. Я не имею представления о ее способностях, не понимаю на самом деле ничего. Хоть что-то надо сделать для этой девочки.

Боб расстроился не меньше меня. Он сказал, что работа Социальной службы – это пример бюрократии, которая сама себе ставит палки в колеса.

Когда я спустилась по лестнице после обеда, возле дверей меня ждала Винус. Я открыла дверь и впустила ее. Она вошла охотно, топая своими ботиками.

Я достала фильм с Ши-Ра и протянула его Винус. Она стояла в дверном проеме и смотрела на меня, не двигаясь.

– Мне кажется, что-то случилось. Можешь сказать мне, в чем дело?

Неожиданно на ее глаза навернулись слезы и покатились по щекам, прежде чем я успела понять, что происходит.

– Иди сюда, моя хорошая. Что с тобой? – Я притянула ее к себе.

Тут она громко всхлипнула.

– Ты моя бедняжка, – сказала я.

Я села на пол прямо у двери. Посадила ее себе на колени и обняла. Винус разрыдалась. В первый раз я видела, что она так плачет. До этого она плакала только от злости, когда ее пытались обуздать во время ее приступов ярости.

– Что случилось, дорогая? Ты плохо себя чувствуешь? Она не отвечала мне, только всхлипывала.

Зазвенел звонок. Мы все еще сидели на полу у двери. Из коридора послышался топот. Винус вся напряглась. Она высвободилась из моих рук. Провела рукой по лицу, чтобы вытереть глаза и нос. И опять закрылась. Это было поразительно. Слезы исчезли. Взгляд сделался пустым. К тому времени как в дверях появились мальчики, она выглядела так, словно ничего не случилось.

После занятий Боб зашел ко мне в класс. Джули должна была пораньше забрать Джона Пола, поэтому ушла сразу же после звонка.

Я подумала, что он пришел поговорить со мной о Винус. Один из планов, которые мы придумали во время обеда, состоял в том, чтобы попробовать собрать что-то типа конференции с Социальной службой, полицией и остальными должностными лицами, занимавшимися этой семьей, чтобы договориться, как надо действовать.

– Относительно Винус… – начал он. Я посмотрела на него.

– Да нет, это не о том, о чем ты думаешь, – сказал он. – Есть еще одна проблема, связанная с Винус. Мне сказали… это связано с расовыми проблемами.

Я вытаращила глаза.

– Мне очень не хочется обсуждать это с тобой, Тори, но боюсь, это необходимо. Говорят, будто ты используешь неподходящий материал при работе с Винус – мультфильмы, видео.

– Джули? – ответила я вопросом на вопрос. Боб помолчал. Затем медленно кивнул:

– Она сказала, что уже говорила с тобой об этом.

– Да, она говорила со мной, но я думала, мы с этим покончили. Она видит то, чего нет.

– Я слышал, ты используешь героиню мультфильма, и это практически весь твой способ взаимодействия с Винус. Она проводит немало времени в школе, погрузившись в фантастический мир, что сомнительно как с образовательной, так и с культурной точки зрения.

– О боже, – сказала я сердито, – это слова Джули, ее манеры.

– Нет, нет, не сердись. Да, это Джули так сказала, но я тоже так считаю, Тори. Я отвечаю здесь за всех. Я должен обосновывать то, что происходит в моей школе, перед родителями или администрацией. И потому я должен присматривать за тобой тоже. Я знаю о мультфильмах и всем остальном.

– Потому что я ничего не скрывала. Потому что я не считаю, что делаю что-то плохое.

– Но правильно ли это?

– Да, если это помогает ей говорить, если это ей позволяет выйти из своей скорлупы. Боб, да ты же сам учил меня этому. Винус впервые проявила интерес к мультфильму, я только развила его. Мне нужно было зацепиться за что-то. А эта зацепка не хуже остальных.

– Но здесь можно оступиться, Тори. Мне не нравится, что ты с ней читаешь комиксы и смотришь мультфильмы. В книгах, которые стоят на полках в твоей классной комнате, можно найти сотни героев, которых можно было бы взять как пример для подражания. В нашей школе учатся дети с разным цветом кожи, я работаю здесь много лет и отношусь одинаково ко всем. Я не хочу, чтобы кто-либо мог выдвинуть против нас обвинения.

– Цвет кожи не имеет с этим ничего общего, – сказала я. – Винус проявила интерес к комиксу про Ши-Ра, который я принесла в класс, и я ухватилась за это. Точка. Ничего более глубокого за этим не стоит. Мне никогда и в голову не приходило, что меня могут обозвать расисткой из-за того, что кожа Винус другого цвета, чем у Ши-Ра. Мне и сейчас это кажется полной чушью.

– Я понимаю, – ответил Боб. – Это сложный вопрос, и мы часто не представляем себе, как такие вещи могут быть восприняты.

– Но так не должно быть, – сказала я. – Так можно дойти до того, что мы можем перестать помогать друг другу из-за боязни, что это может быть кем-то неправильно воспринято.

Винус важна для меня. Ее благополучие важно для меня. И наконец… наконец-то я нашла что-то, что позволяет мне установить контакт с этим ребенком. А теперь ты хочешь связать меня по рукам и ногам политкорректностью?

– Да нет, я тебе ничего не запрещаю, Тори. Пока продолжай. Я просто предупреждаю, чтобы ты отдавала себе отчет в том, что делаешь. Подумай об альтернативных вариантах. Если сумеешь, переключись на что-то еще.

– Знаешь, в чем здесь настоящая проблема?

– В чем?

– В Джули.

Боб кивнул.

– Я не знаю, что между нами разладилось, – сказала я, – но мы с ней как будто с разных планет. Все между нами… не так, как надо. Я думаю, что ей так же трудно со мной, как и мне с ней. – После паузы я спросила: – Нет никакой возможности перевести ее?

– Что, все так плохо?

До этого момента я до конца не отдавала себе отчет, что это так. Хотя ее методы работы с детьми были отличны от моих, они были не так уж плохи. Несомненно, она точно так же расценивала некоторые мои подходы. Я считала, что у меня гибкий, легкий характер, что я могу завоевать на свою сторону любого. Признать, что мы с Джули не сработались, означало также признать, что я ошибалась на свой счет.

– Она что-нибудь говорила тебе по этому поводу? – спросила я.

– Нет. Но она упоминала о ваших разногласиях достаточно часто, чтобы я понял, что вы не сработались.

– Ну так что, есть какой-то шанс?..

– Чтобы ее перевели на другую должность? Не знаю. Неизвестно еще, согласится ли Джули. Я не могу ее заставить, потому что, откровенно говоря, Тори, она выполняет свои обязанности. И даже если она захочет сменить место, остается вопрос, найдется ли для тебя другой помощник. Может оказаться, что ты останешься одна до конца года.

– Понятно, никаких вариантов, кроме плохих.