На следующее утро Винус опять не пришла в школу. На этот раз я не собиралась ни с кем это обсуждать. Во время обеденного перерыва я поехала к ней домой.

На крошечном крылечке фургона бездельничали две девочки, покуривая сигареты. Одна – шестнадцатилетняя сестра Винус, другая была мне незнакома.

– Привет, я учительница Винус. Твоя мама дома?

– Не-а, – ответила сестрица.

– Где она? – спросила я.

– Наверно, ушла. Не знаю. Но здесь ее нет.

– Могу я увидеть Винус?

– Вам надо поговорить с маминым приятелем. Он за нами присматривает, когда ее нет дома.

– Хорошо. Ну а он где?

– Дэнни! – заорала она так громко, что я в удивлении отступила на шаг.

Спустя несколько минут в дверном проеме появился Дэнни, но он и не подумал открыть дверь. Глаза у него были припухшие, будто он только что проснулся.

– Чего? – спросил он, словно никогда меня не видел.

– Я пришла по поводу Винус. Я ее учительница. Ее сегодня не было в школе.

– Нам сказали, что ее снова переводят на домашнее обучение. Нам сказали не посылать ее в школу, – ответил он.

Я в изумлении глядела на него сквозь проволочную дверь.

– Впервые об этом слышу.

– Это сказали люди из Социальной службы. Сказали, что ее перевели на домашнее обучение.

– Социальная служба не может решать такие вопросы, не посоветовавшись с нами. А я ничего не знаю об этом. Почему ее перевели на домашнее обучение? У нее не было проблем с поведением.

– Сказали, что это обходится для них слишком дорого.

– Домашнее обучение гораздо дороже школьного.

– Я тут ни при чем. Это они так сказали. Сказали, что все их работники, которые присматривают за ней, стоят слишком дорого, поэтому мы не должны посылать ее в школу. Будет приходить учитель.

– Этого не может быть.

Он пожал плечами:

– Говорите с ними сами. А мы делаем то, что велено. Он вернулся в дом, захлопнув передо мной дверь.

Я потеряла дар речи. По дороге в школу я только и думала: могла ли Социальная служба так поступить? Разумеется, этого нельзя было сделать без ведома Боба. А Боб, конечно, не мог принять это решение, не поговорив со мной.

К сожалению, я вернулась в школу перед самым звонком, и мне не удалось поговорить с Бобом. Я поднялась в класс. Джули была там, она разбирала материалы, оставшиеся от утренних занятий. Я в первый раз увидела ее после той беседы с Бобом и испытала неловкость. В самом деле, после того как она нажаловалась Бобу, а Дэнни сообщил о том, что Винус перевели на домашнее обучение, я ощущала, что превращаюсь в параноика. Возможно, Боб знал о переводе Винус. Возможно, все об этом знают, кроме меня.

Занятия прошли ужасно. Я чувствовала себя неловко в одной комнате с Джули. Я опасалась, что Боб что-то знает, но не говорит мне. Я беспокоилась о Винус.

К счастью, прозвенел звонок на перемену.

После занятий я спустилась в кабинет Боба. Я пересказала ему свой разговор с Дэнни. Боб был поражен:

– Домашнее обучение? Не может быть. Я ничего об этом не знаю.

– Он сказал, что так распорядилась Социальная служба.

– Они никогда бы так не сделали, не поговорив с нами. Не представляю себе, откуда он взял эти сведения, но это не так.

– Ты уверен? – спросила я. – Дэнни говорил очень уверенно. А при том, что правая рука вечно не знает, что делает левая, а Социальная служба и полиция, и… ты абсолютно уверен?

– Да, уверен, – сказал Боб. – Не нравится мне этот парень. К тому же я не верю ни одному его слову.

На следующее утро, когда я приехала в школу, Винус уже была там. Я увидела, что она стоит, прислонившись к стене.

– Доброе утро. Ты сегодня рано. Не хочешь пойти вместе со мной?

Она посмотрела на меня темными печальными глазами, но ничего не сказала.

– Пошли. – Я протянула ей руку. Никакой реакции.

Я не стала брать ее за руку. До начала занятий еще оставалось около получаса, и если она не хотела идти внутрь здания, то вполне могла остаться на площадке. Я подождала еще минутку, повернулась и направилась к школе. Она пошла вслед за мной к дверям. Помедлив, я открыла дверь. Не говоря ни слова, мы вошли и поднялись по лестнице в класс.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, вытаскивая ключи, чтобы отпереть класс. – Мне не хватало тебя вчера.

Она изучала мое лицо.

В классе Винус сняла и повесила пальто. Она была одета вполне по сезону, хотя одежки были мятыми и заношенными.

– Я приезжала вчера к тебе домой повидаться с тобой. Ты знала об этом?

Она покачала головой.

– Дэнни сказал, что тебя опять будут обучать дома. Я отодвинула свой стул и села.

Винус смотрела на меня очень внимательно, а потом на ее глаза набежали слезы.

– Что-то случилось? – спросила я. – Я начинаю думать, что у тебя дома не все в порядке.

Ее лицо сморщилось, и она расплакалась.

– Ну, иди сюда, моя радость. – Я посадила ее себе на колени.

Винус плакала, тяжело всхлипывая, как и в прошлый раз.

– Ты можешь мне сказать, что стряслось? Она не ответила.

У меня появилось нехорошее предчувствие.

– Важно, чтобы ты объяснила мне, в чем дело, Винус, чтобы я могла тебе помочь, – тихо сказала я.

Но она только плакала.

Как мне добиться того, чтобы она открылась? Мне приходилось тщательно подбирать вопросы, ведь если происходит что-то противозаконное, то, неверно поставив вопрос, я могла помешать судебному разбирательству. В самом деле, мне были известны два случая, когда люди, жестоко обращавшиеся с детьми, ушли от наказания только потому, что психологи или полицейские задавали наводящие вопросы их жертвам.

– У тебя что-то неладно дома, – тихо сказала я. – Иногда это очень серьезные проблемы, чтобы разрешить их самой. Иногда эти проблемы связаны с матерью или отцом. Или отчимом. Или мамиными приятелями. Когда такие вещи происходят, самое правильное – рассказать об этом другому взрослому. Взрослому, которому ты доверяешь. Вроде меня или мистера Кристиансона. Чтобы мы могли помочь тебе.

Винус вытерла слезы рукавом своей блузки.

– Иногда тебе могут сказать дома, чтобы ты никому ничего не рассказывала. Но это неправильно. Единственные секреты, которые стоит хранить, – это веселые секреты. Вроде того, что ты подаришь кому-нибудь на день рождения. Но если кто-то велит тебе держать в тайне что-то плохое, ты не обязана это делать.

Винус сидела тихонько, прижавшись головой к моей груди.

– А иногда тебе могут сказать, чтобы ты молчала, потому что, если ты расскажешь, они сделают тебе что-нибудь плохое. Но они только говорят так, чтобы напугать тебя. Они сделали что-то дурное и боятся, что кто-то узнает об этом и они понесут наказание, поэтому хотят напугать тебя, чтобы ты хранила их тайну. Но это неправильно. Ты не должна их слушать. Если кто-то говорит тебе такие вещи, ты должна рассказать взрослому, которому доверяешь, и он сможет тебе помочь.

Винус не проронила ни слова.

В очередной, наверное тысячный, раз за последние дни я спустилась в кабинет Боба.

– Я вижу, Винус вернулась, – сказал он.

– Мне как-то не по себе в связи со всем этим. Почему этот тип говорил о домашнем обучении, если это вранье? – спросила я. – Нутром чую, он пытается что-то скрыть.

– Возможно. Вопрос в том, что именно? – ответил Боб. – Он довольно подлый тип. И скорее всего, способен на что угодно.

– Нет, я думаю конкретно о Винус. Я хочу сказать, что по закону, если есть подозрение, что с ребенком жестоко обращаются, мы должны сообщать об этом.

– Винус рассказала тебе что-нибудь?

– Нет, но… – Я рассказала о нехарактерных для нее слезах. – И это в сочетании с ее отсутствием в школе, неподходящей одеждой и странными объяснениями Дэнни.

Боб задумался. Наконец он медленно покачал головой:

– Не думаю, что этого достаточно, чтобы обращаться к властям с официальным заявлением, Тори. Здесь одной интуиции мало. Если бы мы увидели следы побоев, или если бы она сама нам хоть что-то сказала… А пока я могу только предупредить Социальную службу о твоих подозрениях.

На фоне разыгрывающейся с Винус драмы я стала строить планы на конец года для остальных учеников. Билли, я считала, был готов вернуться в обычный класс, но все еще нуждался в серьезной помощи. Мы полагали, что он не в состоянии учиться полный день в классе для одаренных детей. Поэтому в конце концов решили поместить его на следующий год в обычный пятый класс, чтобы он приходил в мой класс для дополнительных занятий. Вдобавок он мог по-прежнему посещать класс для одаренных детей дважды в неделю и в перспективе перейти туда на полный день.

Джесс тоже очень сильно продвинулся за этот год. Он все еще был склонен «сорваться с цепи», как называл это Билли, но научился успокаиваться, понимал, что именно вызывает у него вспышки ярости, и знал, как выйти из этой ситуации, пока он снова не возьмет себя в руки.

Тик, который у него все еще случался, ставил под вопрос возможность Джесса вернуться в обычный класс. У него были стабильные успехи по чтению и математике, но он все же отставал от своих ровесников больше чем на год. Я чувствовала, что на следующий год ему будет лучше в более защищенной среде, поэтому мы решили оставить его в нашей школе. Ему предстояло ходить в обычный четвертый класс на половину занятий, а остальное время проводить со мной.

Близнецы оставались в моем классе. Мне нравились Шейн и Зейн. В самом деле, иногда они могли быть очаровательными маленькими мальчиками, оба они были ласковыми и старались угодить. Они просто не могли сосредоточиться надолго, поэтому приходилось постоянно проверять, выполняют ли они задание. Они овладели сложной системой со светофором, но, чтобы удерживать их в рамках, нужно было применять ее постоянно. Малейшее отклонение, и на следующий день им приходилось заново учить все правила этой системы, словно они вообще никогда о них не слышали. Пытаться обучать их в обычном классе было бы нереально. Поэтому мы решили оставить их здесь.

А Винус? Мы с Бобом даже не обсуждали ее будущего. Нам хватало забот с ее настоящим.

Погода изменилась. С севера надвинулся мощный холодный фронт. Температура, которая перед этим доходила до плюс 10–15 градусов, вдруг резко упала до минусовой. Все время шел снег. Его нападало полметра. Движение было парализовано. Вся жизнь вокруг замерла.

В пятницу школа не работала. Суббота ушла на расчистку снега. В воскресенье потеплело, и вместо снега пошел дождь, который тут же превращался в лед.

Я в жизни не видела ничего подобного. В городе было тихо и пусто, все было покрыто толстым слоем льда, так что передвигаться было практически невозможно. К вечеру у меня, как и у многих моих соседей, отключили электричество.

Ни в понедельник, ни во вторник занятия не состоялись. Во многих кварталах города все еще не было электричества. Мы пришли в школу только в среду, и то далеко не все. Джули отсутствовала. Не было и Винус, хотя этому удивляться не приходилось. Она почти всегда пропускала первый день после любого перерыва в занятиях.

Билли, как всегда, был полон энтузиазма и восторженно рассказывал:

– Угадайте, что мы делали! Мы катались на санках! Мы сами их сделали, потому что для всех санок не хватило. Моим братьям, мне и соседским ребятам, вот мы их и сделали. Из картона. И знаете что? Они ничуть не хуже купленных. Честное слово.

– Билли, этого не может быть, – проворчал Джесс. – Почему тогда люди платят деньги за то, чем можно пользоваться даром?

Близнецы, казалось, настрадались в заточении. Они перепрыгивали через стулья и играли в салочки между столами, казалось, они одновременно были повсюду.

– Да нет, они ничуть не хуже, – ответил Билли. – Мы прекрасно провели время. Если бы у нас были только наши санки, нам бы пришлось кататься по очереди, и выходило бы по десять человек на одни санки. А мы сделали каждый себе из картона и катались все время. И это было так здорово!

– Заткнись, – сказал Джесс и ссутулился на стуле.

– Я правду тебе говорю.

– Ты просто хвалишься, – огрызнулся Джесс. – Ты все время хвалишься. Тебе кажется, ты все знаешь.

– Джесс, – сказала я.

– Сделайте ему замечание. Это он всегда говорит без остановки.

– Билли, возьми-ка себе стул.

Этого Билли пропустить не мог. Он схватил стул и принялся крутить его над головой.

– Взял! – крикнул он.

Я схватила светофор и угрожающе помахала им. Но опоздала. Джесс вскочил со стула и стукнул Билли по плечу. Не сильно, но достаточно, чтобы Билли потерял равновесие и упал, а стул свалился на него. Шейн по каким-то одному ему ведомым причинам решил присоединиться к драке. Он перегнулся через стол и стукнул Билли по ноге.

– Эй! – крикнула я. – Да что это с вами сегодня? – Я оттащила Шейна и посадила его на ближайший «тихий» стул. – Что это за драки? Мы так не дрались уже вечность. Джесс, сядь вот на этот «тихий» стул.

Билли ревел, хотя трудно было сказать, из-за чего – от боли, неожиданности или от обиды. Я крепко обняла его.

– Ведь это глупость, правда, так крутить стул?

– Я не виноват. – Он рыдал, пожалуй, слишком уж нарочито. – Я бы его не уронил, если бы меня не толкнули. Он мог меня убить.

– Ну, слава богу, этого не случилось, правда? С тобой все в порядке?

– Не-е-ет. Я локоть ушиб.

– Ох, бедняжка, – сказала я и растерла локоть Билли. Но это оказался не тот локоть, и Билли повернулся ко мне тем, каким нужно. Я растерла и этот. – Ну, а теперь садись на свой стул. И оставайся здесь. У тебя есть работа.

Я посмотрела на остальных. Зейн сидел на своем месте.

– Я хорошо себя вел, – сказал он весело.

– Слава богу, хоть кто-то хорошо себя вел. Откройте свои папки и приступайте к работе, – сказала я и посмотрела на остальных двоих мальчиков, сидевших на «тихих» стульях. – Ну ладно, ребята. Если вы сумеете держать себя в руках, идите на свои места и выполняйте задание.

Шейн, все еще возбужденный, отправился на место. Джесс прошаркал к своему столу и уселся. Я подошла и опустилась на колени рядом с ним.

– Мне кажется, у тебя сегодня тяжелый день. Что-нибудь случилось до твоего прихода в школу?

– Нет.

Начавшийся тик выдавал его стрессовое состояние. Голова у него то и дело подергивалась.

– Сегодня ты ведешь себя как в те дни, когда вы с Билли постоянно дрались. А когда я вижу тебя таким сердитым, то думаю, что для этого есть причина.

– Нет.

Я молча ждала около его стула.

– Мне пришлось сидеть дома с утра до вечера, – пробормотал он.

– Ты хочешь сказать, когда был снегопад? – спросила я.

– Бабушка не разрешила мне выходить. Она сказала, что это слишком опасно.

– Должно быть, это очень обидно. Особенно если ты видишь, как другие ребята весело проводят время, – заметила я.

Джесс кивнул:

– Я вообще не мог выйти. Она говорит: вдруг у тебя начнется тик и ты упадешь на лед. А я говорю: не упаду. Но она говорит: один мальчик из Иллинойса катался на льду, стукнулся головой и умер. И мне пришлось сидеть дома.

– И поэтому ты рассердился, когда услышал, как весело Билли провел время?

Джесс пожал плечами.

– Черт возьми, мне очень жаль теперь, когда ты рассказал, – вступил в разговор Билли. – С утра до вечера? Это ужасно, Джесс. Понятно, почему ты так взбесился. Я бы тоже взбесился. Наверное, я пробил бы дыру в стене от бешенства.

– Ну вот, опять ты хвастаешь, – уколол его Джесс. Выпрямившись, я положила руку ему на плечо.

– Не думаю, что он хвастает, Джесс. Он сочувствует.

– Да. Я же твой друг. Пытаюсь быть твоим другом, когда ты не бьешь меня, – сказал Билли.

– Ну, ты мог бы заехать за мной и увезти меня. Если ты действительно мне друг, ты мог бы это сделать.

– Не мог. Ехать на машине было нельзя, – ответил Билли.

– Ты мог бы поговорить со мной по телефону.

– И ты мог бы поговорить со мной по телефону. Ты мог бы сказать мне, что случилось, и, может, моя мама поговорила бы с твоей бабушкой или что-то в этом роде. Не я один виноват.

На некоторое время воцарилась тишина.

– Мне жаль, что ты сидел взаперти, – сказал Билли. – Я думал о тебе, Джесс. Правда-правда. Я хотел, чтобы ты зашел. Мы бы повеселились вместе.

После занятий, когда я сидела за столом, готовя план уроков на завтра, вошел Боб. Он закрыл за собой дверь и сел.

– У меня есть для тебя хорошая новость, – сказал он. – Ты получишь новую помощницу.

Я широко раскрыла глаза.

– У меня была долгая беседа с Джули, – сказал Боб. – Она больше не может оставаться в классе. Она сказала, что ты ведешь себя с ней холодно и отчужденно и что между вами исчезло даже то взаимопонимание, которое было раньше.

– Я не вела себя холодно и отчужденно, – ответила я.

– Что ж, ей так показалось. Во всяком случае, я сделал несколько звонков, и вот результат. До конца года Джули перейдет в вашингтонскую начальную школу, где будет участвовать в дошкольной программе для детей, отстающих в развитии. А ты взамен получаешь их помощницу, Розу Гутьеррес.

В тот вечер, вернувшись с работы, я, удобно устроившись в кресле, смотрела «Звездный путь: новое поколение». И тут зазвонил телефон. Я встала и подняла трубку.

Это был Боб.

– Я просто хочу предупредить, – сказал он. – Тебе позвонят из полиции. – В его голосе чувствовалась напряженность.

– Что случилось? – с тревогой спросила я.

– Я не должен посвящать тебя в подробности, потому что тебе собираются задавать вопросы. Но это касается Винус. Я хотел тебя предупредить.

– Но что случилось?

– Тебе все расскажут. Просто будь готова. Это ужасно. И он повесил трубку.

Через несколько минут зазвонил телефон. Говорил сержант полиции Йоргенсен. Он сказал, что полиция проводит расследование по делу о жестоком обращении с Винус Фокс. Со мной хотели бы поговорить полицейские.

Вскоре, около половины восьмого, прибыли два полицейских. Высокий светловолосый мужчина по имени Миллуолл, приблизительно моих лет. И стройная, спортивного вида женщина-детектив лет сорока. Ее фамилия была Паттерсон, но она сказала, что можно называть ее Сам. Сокращенно от Саманты, пояснила она.

– Винус Фокс находится в больнице, – сказала Сам. – Ее положили туда рано утром. Насколько мне известно, на прошлой неделе вы сообщили директору школы о своих подозрениях по поводу жестокого обращения с Винус. Можете рассказать нам об этом подробнее?

– Сначала, – сказала я, – скажите мне, что с Винус.

– Она поступила в больницу в бессознательном состоянии. Я похолодела.

– Что с ней?

– Кажется, это переохлаждение, но врачи еще не провели полное обследование.

– Переохлаждение?

– Мисс Хейден, мы будем признательны вам за любую информацию.

Я задумалась. Попыталась припомнить все подробности прошлой недели, из-за которых я обратилась к Бобу.

– Это было скорее ощущение, – сказала я. – Я не заметила ни синяков, ни ушибов. Винус постоянно носит брюки и рубашки с длинным рукавом, поэтому трудно что-либо увидеть. И она почти не говорит. Не отвечает на вопросы и ведет себя практически как немая. Трудно догадаться, что с ней происходит, потому что она в основном не общается ни с кем.

Сам кивнула:

– Да, я занимаюсь этим делом не первый день. Мы связывались с Социальной службой по поводу семьи Фокс и знаем о проблемах Винус. И то, что она не разговаривает.

– Но она начала реагировать, – сказала я. – Приблизительно с февраля. Больше всего меня беспокоило, что она часто пропускала школу. Обычно два-три раза за неделю. Мы сообщили об этом в Социальную службу, и там сказали, что поставили вас в известность. Сказали, что туда направили сотрудника полиции.

Я рассказала о том, что Винус плакала и это было для нее нехарактерным. Рассказала, как она была одета. Я постаралась объяснить, почему я решила, что она расстроена, что с ней что-то не так, но мне пришлось признаться, что мои ощущения не были основаны на фактах.

Сам старалась поймать меня на слове. Что именно вызвало у меня это чувство? Ощущение, что с Винус что-то неладно.

– Не знаю, – ответила я. – Я все вам сказала. Я чувствовала это нутром.

– Вы говорите об интуиции? – вмешался Миллуолл.

– Да. Наверно, это можно назвать интуицией.

– Мы должны выражаться очень точно, – сказала Сам. – Вы, несомненно, согласитесь со мной, что интуиция не может служить основанием для задержания преступника. Я не хочу преуменьшить сказанного вами, но перед нами сложная задача. Мы ведем дело девочки, которая не говорит, у которой серьезные проблемы с поведением, к тому же сейчас она ничего не может нам сказать, даже если бы захотела, потому что находится без сознания.

Сам и Миллуолл поднялись, поблагодарили меня за помощь и пообещали связаться со мной. Мы пожали друг другу руки, и они ушли.

Сообщение о госпитализации Винус потрясло меня и рассердило. Мы сообщали в полицию о ее частых прогулах. Во всяком случае, так мне сказали. Не в силах избавиться от мыслей о Винус, я позвонила Бобу.

Мы обсудили случившееся. Боб сказал, что, судя по разрозненным сведениям, мать Винус обнаружила девочку дома без сознания и отвезла в приемную «скорой помощи». Ему сообщили, что у Винус переохлаждение, но он возразил, что из-за переохлаждения человек не может долго находиться без сознания – во всяком случае, если его согрели, что неизбежно, коль скоро она оказалась в больнице.

В ту ночь я не могла уснуть. Винус не выходила у меня из головы. С ней жестоко обращались. Как долго это продолжалось? Я вспоминала все происходившее в классе, пытаясь увидеть прежние события в новом свете. Единственный вывод, к которому я пришла, – мы ее упустили. Это было ясно. И в том числе я. Могла ли я предвидеть случившееся? Я лежала в темноте без сна, пытаясь найти ответ на этот вопрос.

Новости разлетаются быстро. На следующий день в учительской все только и говорили о Винус. Из-за ее агрессивного поведения на игровой площадке, а также из-за того, что ее братья и сестры в разное время учились почти у всех учителей, случившееся воспринималось всеми очень лично. Машина слухов набирала обороты. Один слышал, что Дэнни и Тери арестовали, а всех детей отдали на попечение. Другой говорил, что нет, Ванда по-прежнему бродит где-то рядом. На самом деле никто ничего не знал. И не мог знать.

Мне очень не хотелось, чтобы слухи дошли до детей. В какой-то момент они все равно узнают о Винус, но лучше бы не сейчас, когда мы сами еще ничего толком не знали.

Но это оказалось невозможным. Первым принес дурные вести мистер Большие Уши – Билли. Мы только что вернулись с перемены. Билли задержался у моего стола.

– Я слышал всякие разговоры. Среди учителей. Среди старшеклассников. Что случилось?

– О чем ты? – поинтересовался вошедший Джесс.

– Что ты слышал, Билли? – спросила я.

– Кто-то сказал, что Винус умерла. Попала под машину.

– Нет, – возразила я. – Это слухи. Все это неправда.

– Так сказал Девон, – ответил Билли. – Он друг Френчи, брата Винус. Я слышал, как он говорил это другому мальчику.

– Винус умерла? – спросил Джесс. От страха его голос звучал чуть слышно.

– Нет, Джесс, – сказала я. – Иди сюда. Давайте сядем. И поговорим о Винус.

Наша беседа оставила близнецов равнодушными. Они заинтересовались, когда я сказала, что Винус попала в больницу, но через несколько секунд их внимание переключилось на что-то другое и они начали вертеться.

Я объяснила мальчикам, что сама многого не знаю и что правды не знает никто, даже Девон, приятель брата Винус.

– Мистер Кристиансон и я беседовали с полицейскими, и нам сказали, что Винус в больнице. Значит, Девон говорил неправду. Но кроме этого, я ничего не знаю. Нужно подождать, пока из больницы не поступит информация.

– Почему?

– Потому, что пока она не подлежит разглашению. Врачи не знают, из-за чего пострадала Винус, и ничего не станут говорить, пока не узнают больше.

– Девон сказал, что в дом Винус приходила полиция.

– Да, это так.

– Зачем? – спросил Джесс. – Кто-нибудь ворвался в их дом? – На его лице появилось встревоженное выражение. – Может быть, ее ранил грабитель?

– По-моему, никто не знает, что случилось с Винус, – сказала я. – А когда это неизвестно, на помощь обычно зовут полицию, чтобы та разобралась.

Билли отвернулся и посмотрел в окно.

– Интересно, что будет, если кто-нибудь из нашего класса умрет.

– Я не хочу об этом думать, – сказал Джесс. У него начался тик.

– Дети не должны умирать, – произнес Билли и помолчал. – Я ее не любил. Во-первых, она все время на меня кидалась. Потом она была очень странная. Она всегда молчала. Просто сидела и смотрела на меня. Но не любить кого-нибудь – не значит желать ему смерти.

– Дети умирают по многим причинам, – добавил Джесс. – Знаете, много детей умирает. Я был знаком с одним мальчиком, который попал под машину и погиб. Он выходил из школьного автобуса. Мы с его братом ходили в один детский сад.

– Ой! – воскликнул возбужденно Билли. – Что бывает с человеком, когда он умирает?

Я ласково улыбнулась:

– Мне тоже хотелось бы об этом знать, Билли, но я не знаю.

– Но вы должны знать. Вы учительница, – ответил он. Билли не подтрунивал надо мной, он честно смотрел мне в глаза.

– К сожалению, то, что я учительница, не значит, что я знаю ответы на все вопросы. Этого я не знаю. И никто не знает, – ответила я.

– Но вы могли бы где-нибудь про это посмотреть… – сказал он. – Разве нет какой-то особой книги для учителей?

Я снова улыбнулась:

– Нет, у нас у всех одни и те же возможности.

– Нет, должна быть такая книга. Что-то вроде огромного словаря, где есть ответы на все вопросы. – Он усмехнулся, потом повернулся ко мне. – Знаете, о чем я думаю? Не о том, каково быть мертвым, потому что, наверное, быть мертвым – это как быть живым, только по-другому. Я думаю о том, каково умирать. Что при этом чувствуешь. По-вашему, это страшно? Я думаю, что это наверняка страшно.

– Да, я боюсь умереть, – сказал Джесс.

– Я тоже, – сказала я. – Но мне кажется, что так природа заботится о том, чтобы мы старались остаться в живых как можно дольше. Иначе мы могли бы перестать о себе заботиться. Но я не думаю, что, когда умираешь, страшно. Если это случается со всеми людьми, значит, это естественно, как, например, расти. Поэтому мне кажется, что, когда настанет время умирать, мы будем к этому готовы.

По лицу Билли промелькнула довольная улыбка.

– Я понял! Да, вы, наверное, правы.

Джесса было не так легко успокоить.

– А как же маленькие дети? Как же с ними? Они не могут быть готовы к смерти.

Я посмотрела на него:

– Не знаю, Джесс.

– На многие вещи нет ответов, верно? – сказал Билли.

– Ты прав, – ответила я.

Джесс печально покачал головой:

– Это не должно случаться с маленькими детьми. Дети не должны умирать.

– Да, – вздохнул Билли. – С детьми многого не должно случаться. Не должно, и точка.