— НЕ ОТКРЫВАЙ ГЛАЗА, мы почти добрались.

Рапсодия пыталась заставить себя успокоиться. Возбуждение в голосе Акмеда, настолько для него нехарактерное, подчиняло ее своему влиянию. Его силе она не могла противиться и бросала все дела, чтобы посмотреть на очередную находку или выслушать решение какой-нибудь проблемы. Впрочем, мысль о том, что утром придут болги, а еще не все готово к их встрече, никак не желала уходить и терзала Рапсодию.

— Это в последний раз, Акмед, — предупредила она, стараясь удержать равновесие на неровном полу. У нее кружилась голова, и она знала, что, когда откроет глаза, ее по-прежнему будет окружать мрак. Залы крепости Гвиллиама постоянно напоминали ей о путешествии по Корню. — Мне нужно привести в порядок помещения.

— Ладно, если не хочешь посмотреть Большой Зал, — хмыкнул Акмед, — мы можем повернуть на…

— Ты нашел Большой Зал? — вскричала Рапсодия, невольно открыв глаза.

— И кое-что поинтереснее, но если тебе необходимо срочно вернуться…

Рапсодия схватила его за руку:

— Покажи. Мои дела подождут.

— Я так и думал. Не отставай.

Рапсодия поспешила за ним, забыв о темноте. Постепенно туннели стали шире и выше, и вскоре дракианин и Певица вышли на большую площадку с мраморными стенами, на которых кое-где сохранились позолоченные украшения.

Акмед завернул за угол и остановился перед отверстием в стене, где когда-то находилась громадная дверь. Одна створка, украшенная золотой чеканкой, была распахнута и прижата к стене, словно здесь прошелся могучий ураган. Другая и вовсе исчезла.

— Большой Зал, — объявил Акмед и широким жестом показал на вход.

Рапсодия перешагнула кучу базальтовых осколков на полу и оказалась в круглом помещении. Его монументальность, характерная для всех строений Канрифа, подавляла. Столбы из сине-черного мрамора поддерживали белые каменные стены. Купол был выкрашен в голубую краску, потрескавшуюся и местами облезшую, но Рапсодия сразу поняла, что он представлял собой небо.

Плиты из прозрачного стекла, вставленные в верхнюю часть потолка, пропускали дневной свет. Рапсодия разглядела кусочек настоящего неба и тени гор и сообразила, что Большой Зал находится рядом с вершиной одного из пиков.

Усыпанный мусором пол когда-то был выложен цветным мрамором и украшен изображениями Земли, солнца, луны и огромной звезды. Рапсодия похолодела, увидев знак Серен, своей звезды.

— АРИА, — прошептала она.

И на нее нахлынули воспоминания, которых она совсем не ждала.

«…Если будешь внимательно смотреть на небо и сможешь найти свою путеводную звезду, ты никогда не заблудишься, никогда».

Она всхлипнула и тут же почувствовала, что Акмед обнимает ее за плечи.

— Что случилось?

Рапсодия быстро сморгнула слезы и, оглядевшись по сторонам, сделала еще один шаг. В дальнем конце помещения, на возвышении, стояли два громадных мраморных трона, засыпанных пылью прошедших веков. Троны украшала позолота и голубые орнаменты, на сиденьях лежали истлевшие подушки.

В самом центре звезды Серен зияла дыра — там раньше находилась маленькая дверь. Рапсодия наклонилась и заглянула внутрь, увидев длинный цилиндр с решеткой на дне, в котором когда-то горел огонь. Над решеткой, судя по осколкам, валяющимся повсюду, располагалось несколько круглых рам от зеркал.

— Я видела рисунки в библиотеке, — негромко проговорила она и посмотрела на Акмеда. — Гвиллиам изобрел это приспособление, чтобы одновременно обогревать пол в Зале и освещать потолок. По словам Гвиллиама, возникало впечатление восхода солнца, потом наступал день, и краски менялись, постепенно затухая к закату, когда огонь прогорал. Он даже приказал украсить небо хрустальными вкраплениями, похожими на звезды. Наверное, они сверкали и переливались, когда их касались последние лучи света. Жаль, что я не видела, как оно работает.

— Увидишь, — пообещал Акмед. — Я бы хотел посмотреть манускрипт, когда вернемся. Там что-нибудь говорится о колоннах? Их здесь ровно столько, сколько часов в сутках.

Рапсодия кивнула, затем поднялась и стряхнула пыль с рук.

— Они расположены по кругу, в центре которого находится небесная обсерватория. Только ее, разумеется, отсюда не видно. На вершине самой высокой горы была установлена подзорная труба. Попасть в обсерваторию можно по лестнице из Большого Зала. — Она показала на дверь между двумя колоннами.

— Если там и была когда-то лестница, то сейчас она превратилась в груду мусора, — заявил Акмед. — Внесем ее в список восстановительных работ.

Он отошел от колонн и направился к тронам.

Рапсодия решила присоединиться к нему, но по дороге задержалась у изображения солнца на полу. Неожиданно в комнате резко потеплело, щеки Рапсодии запылали, и она почувствовала, что у нее кружится голова.

— Акмед, — позвала она, но ее голос прозвучал так тихо, что Акмед, стоявший к ней спиной, не услышал.

Рапсодии показалось, что Большой Зал покачнулся, а внутри у нее возникло ощущение, которому она знала название, но которое не имело никакого отношения к тому, что ее окружало. Страсть…

Она почувствовала легкое прикосновение к своей шее — поцелуй влюбленного, губы медленно двинулись вниз… На талию легла рука, начала подниматься к груди. Рапсодия отчаянно пыталась стряхнуть наваждение.

— Акмед, пожалуйста! — позвала она. — Помоги… — Ей самой собственный голос казался слабым и каким-то далеким.

Мир вокруг окутал мрак. Стало теплее, и она опустилась на пол, ее поддерживали чьи-то руки, которые продолжали ласкать тело. Она почувствовала, как они поднимают рубашку, попыталась сопротивляться, вернуться в настоящее, но потерпела поражение.

Мозг протестовал против насилия над волей, но более могущественная сила, связывающая ее со Временем, из которого была соткана ткань ее души, одержала верх. И Рапсодия сдалась под напором чужой страсти, ее поглотила похоть и гнев… нет, ослепительная ярость. А в следующее мгновение видение исчезло.

И Рапсодия поняла, что смотрит на Акмеда.

— Что с тобой? — спросил он, протягивая ей руку. Она ухватилась за нее и поднялась на ноги.

— С меня этих глупостей достаточно, — пробормотала она, стряхивая грязь с одежды и приглаживая волосы. — Лучше ничего такого не знать, уж можешь не сомневаться.

— Что ты видела?

Рапсодия покраснела.

— На самом деле я ничего не видела. Все происходило на чувственном уровне.

— В таком случае, что ты почувствовала? Возможно, это важно, — раздраженно настаивал Акмед.

— Ну, скажем так: на этом месте Гвиллиам и Энвин… ну… скрепили свой союз.

— Повезло тебе, — фыркнул Акмед.

— Как ты сказал? — смущение уступило место ярости.

— Тебе повезло, что мы не взяли с собой Грунтора. Будь он с нами, тебе не удалось бы… почувствовать все до конца, хотя его изысканные комментарии наверняка бы нас порадовали.

— Уж не сомневаюсь. Могу я рассчитывать на то, что ты не станешь болтать о случившемся?

— Возможно. В спальню пойдем?

Рапсодия сжала кулаки, несмотря на то что понимала — Акмед не всегда правильно выбирает слова.

— Ты хочешь сказать, что нашел королевскую спальню?

— Именно.

— Хорошо, — выдохнув, проговорила она. — Давай отсюда выбираться, пока еще что-нибудь не случилось. Энвин и Гвиллиам были женаты очень долго. Я предпочитаю держаться подальше от места, где они резвились после того, как придворные расходились по домам.

— Если хочешь избежать еще одного эфемерного сексуального переживания, тебе нужно посмотреть на их спальню.

Спальня была построена с таким же размахом, как и весь остальной Канриф, но состояла из двух абсолютно раздельных помещений, великолепно отделанных и украшенных, но холодных и безжизненных.

Одну из спален украшали камин и сводчатое окно, вырезанные в той же скале, что и внешняя стена Большого Зала. Окно потеряло форму и потускнело со временем, но по-прежнему оставалось целым. Из него открывался великолепный вид на степи, переходящие в Кревенсфилдскую равнину.

Над камином красовался фамильный герб, выполненный с мельчайшими подробностями и деталями. На переднем плане напротив друг друга располагались стоящий на задних лапах свирепый лев и грифон, над головами которых сияло две звезды. На заднем фоне была изображена Земля и дуб с могучими корнями. Рапсодия видела такой на монетах Серендаира.

— Герб сереннских королей? Акмед кивнул.

— Теперь я понимаю, почему они не слишком ладили, — проговорила Рапсодия.

— И почему же?

— Гвиллиам расположил символ своей власти на самом видном месте, прямо напротив брачного ложа, словно хотел продемонстрировать Энвин, что не слишком уважает ее происхождение. И ему плевать на то, что она по этому поводу думает.

— В соседней комнате над камином она поместила собственный герб. Дракон на страже своих владений.

— И тем не менее, если они делили постель, его герб постоянно оставался на виду, а ей приходилось на него смотреть. Выходит, они не использовали брачное ложе по назначению. Будь я гордым существом, наполовину драконом, который не слишком уютно чувствует себя в облике человека, вряд ли мне понравилось бы ночь за ночью заниматься любовью в комнате, где постоянно на глаза попадается фамильный герб, напоминая о том, что я не имею к нему никакого отношения.

Глядя в пол, Акмед улыбнулся и покачал головой, а потом повернулся к камину:

— Я рад, что прошлый опыт не повлиял на твое отношение к сексу, Рапсодия.

У противоположной стены они заметили изголовье кровати, вырезанное из сине-черного с золотистыми прожилками мрамора. Рядом, на полу, лежала лесенка, засыпанная кучей мусора и истлевшими тряпками.

— Как ты думаешь, кровать просто сгнила? — спросила Рапсодия.

— Ну, судя по тому, что ты сказала, — рассмеявшись, заявил Акмед, — она не могла воспламениться от их страстных объятий. Полагаю, она стала жертвой времени. А почему ты спрашиваешь?

Рапсодия начала тихонько напевать, пытаясь уловить необычное ощущение, которое у нее возникло, когда она смотрела на то место, где в былые времена стояла кровать. Через несколько мгновений она посмотрела Акмеду в глаза и спросила:

— Ты ничего не чувствуешь?

Он на секунду сосредоточился, но потом покачал головой:

— Нет. А ты?

Рапсодия снова перевела взгляд на пол:

— Кажется, кровь.

Лицо Акмеда потемнело, но голос продолжал звучать ровно:

— Ничего.

— Хочешь, я попытаюсь разобраться? — спросила она, и Акмед кивнул. — В таком случае, давай договоримся сразу. Если я буду не в силах выйти из транса, ты вмешаешься и остановишь меня.

— Я могу тебя отсюда вынести. Только не знаю, поможет ли это.

— Валяй, — серьезно проговорила Рапсодия. — Ты же знаешь, как я люблю, когда меня таскают на руках.

— Ладно.

Она снова закрыла глаза и сосредоточилась на мелодии-ключе, той самой, которая в музее помогла ей понять, что представляет собой кольцо. Перед ее мысленным взором возникла картинка: на постели лежит мужчина, у которого под необычным углом вывернута шея. Рядом с ним, закрыв лицо руками, сидит другой мужчина в льняном одеянии, украшенном золотым шитьем.

На лбу Рапсодии выступил пот, когда ее окатила волна чувств, пережитых здесь многие века назад, — одиночество, вина, предательство, гнев и боль. Они стиснули ее удавкой такого невыносимого страдания, что она начала задыхаться.

— Пойдем отсюда, — обратилась она к Акмеду. — Я не понимаю, что здесь произошло. Скорее всего, нам не дано узнать это никогда, но теперь я понимаю, почему сама гора источает вонь разложения. Животная страсть, утоленная прямо на полу Большого Зала, смерть на королевском ложе, король, ушедший из жизни в библиотеке, — какими же чудовищами были эти люди! Фирболги тут совершенно ни при чем. Канриф пропитан злом, рожденным деяниями намерьенов.

Акмед рассмеялся:

— Я мог бы и сам тебе это сказать. Но прежде чем мы отсюда уйдем, я хочу, чтобы ты еще кое на что взглянула.

Спальня Энвин оказалась такой же громадной и пустой, как и спальня Гвиллиама, только изголовье ее кровати, сделанное из золота, крепилось к стене. Лесенки нигде не было видно — возможно, она стала добычей какого-нибудь счастливчика после того, как намерьены покинули Канриф.

Когда-то камин украшала позолота, но сейчас от нее осталось лишь воспоминание. Рапсодия принялась разглядывать каменный барельеф, изображавший сурового дракона, охраняющего свои владения.

Неожиданно она затосковала по дому.

«Что я здесь делаю? — грустно подумала она. — Знать бы, что, покинув Серендаир, я окажусь здесь, в мире, где царит вечный кошмар! Может, было бы лучше подчиниться Майклу?»

— Прекрати себя жалеть, — сказал Акмед, которому каким-то непостижимым образом удалось проникнуть в ее мысли.

Он стоял, положив руку на дверь между двумя спальнями.

— Что? — удивленно спросила Рапсодия. — Как ты догадался, о чем я подумала?

— А у тебя на лице всякий раз появляется одинаковое жалобное выражение. Прочитать твои мысли совсем не трудно. Возможно, благодаря твоей прогулке через огненную стену. Впрочем, насколько я помню, ты всегда была такой. Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.

Рапсодия подошла к двери и заглянула внутрь. Она вела в другую комнату, не похожую на все, виденное ею до сих пор.

Пол здесь был выложен маленькими плитками из полированного голубого мрамора. У внутренней стены стоял огромный каменный шестиугольный сосуд, похожий на чашу фонтана. На стенах располагались вертикальные металлические трубы, ржавые и дырявые от времени, которые сходились у желоба, нависшего над основанием сосуда.

У противоположной стены расположился диковинный мраморный трон с такими же трубами. Подушка давно порвалась или сгнила, и Рапсодия увидела в самом его центре довольно большое отверстие. Узкий желоб начинался у основания трона и терялся где-то в недрах стен.

Спинка трона с металлической цепочкой необъяснимого назначения, прямая и высокая, была отлита из того же блестящего металла, что и трубы вентиляционной системы.

— Очень странно, — пробормотала Рапсодия. — Зачем они соорудили такое приспособление у себя в комнатах?

— А как ты думаешь, что это такое? — пряча улыбку, поинтересовался Акмед.

— Понятия не имею. Та штука похожа на фонтан, а это трон. Только, по-моему, сидеть на нем не слишком удобно.

Акмед расхохотался:

— Сделай мне одолжение! Используй еще раз свою мелодию-ключ. Попытайся понять, что перед тобой.

— Ладно.

Рапсодия закрыла глаза и сосредоточилась, но уже в следующее мгновение густо покраснела.

— Боги, — смущенно пролепетала она. — Туалет. Кто бы мог подумать, что они построят его внутри комнаты! Какой ужас! А я решила, что разглядываю трон.

— Да перестань краснеть. Судя по тому, что мы про них узнали, другого трона они не заслужили, — проговорил Акмед. — Надеюсь, ты уже сообразила, что это не фонтан, а ванна.

— Я привыкла мыться в металлической ванне, установленной перед камином, в реке или в общественных банях. Никогда не видела такого большого сооружения, да еще шестиугольного.

— Ну, Гвиллиам обожал, когда всего много. Уж если ему что-то нравилось, он использовал свои идеи на полную катушку. Как, например, с его дурацким лозунгом насчет мира или сооружений с шестью сторонами, которые он использовал везде, где только можно. Разве ты не заметила? Чем больше я узнаю про намерьенов, тем хуже про них думаю.

Рапсодия потянула за цепочку, и в отверстие посыпались куски ржавчины.

— Здесь раньше была вода?

— Да. Как только мы сообразим, как работала система водоснабжения, мы все здесь восстановим. Но это потом, сейчас у нас другие приоритеты. Цистерны полны питьевой водой. А остальное подождет, пока мы не завершим первые две стадии нашего плана и не заключим весной союз с Роландом.

Рапсодия исподтишка посмотрела на Акмеда. Его глаза горели возбуждением, как и всякий раз, когда он говорил о своих планах на будущее. Его переполняли целеустремленность и чувство уверенности в собственной правоте. Он собирался получить ответы на все свои вопросы и построить для себя новый дом.

Рапсодия завидовала ему.